Боря стоял перед толпой врагов, но втащить им никак не получалось. Так как стоял с завязанными за спиной руками. А ноги то ли колодки обязательств сковали, то ли на них цепи обстоятельств навешали. Сразу и не разобраться.
При этом нужно было идти в атаку, потому что враг должен быть разбит. И победа будет за нами. Они тут всё-таки не в бирюльки играют.
Правда, с кем играют и какие правила — тоже не сказали. По ходу дела дойти надо.
«Понять бы ещё что такое бирюльки? Видимо, что-то армейское», — ещё подумал Боря.
Прикинул, что противника, в конце концов, можно и обоссать. Раньше люди стрелялись, когда честь теряли и достоинство. Или хотя бы укусить с намёком на фатальный исход. Кровью враг изойдёт, ослабнет, а так выбор прост — добить или помирится, чтобы окреп. И снова в драку.
Поклацав зубами, чтобы враги не теряли, сантехник нахмурился. Нацелив «орудие превентивного мщения» в самый вражеский эпицентр, Боря даже приготовился действовать.
«Главное самого главного обоссать, остальные сами разбегутся», — ещё подумал Боря, хотя в Уставе об этом не было ни строчки.
Но додумать не дали. Тут из глубин собственного Я раздался голос Степаныча. Только вот разговаривал он почему-то совсем как Князь.
— Боря, не меньжуйся. Их же всего миллиард! Говно вопрос. Это такой миллиард, который вроде бы умный, но если присмотреться — дурак дураком. И не лечится.
— Миллиард? — тут же точно пересчитал всю толпу Глобальный и кивнул. — Ну да. Миллиард. Но это немало, Степаныч. Сам понимаешь, всех не обоссать. И не думаю, что их это сильно расстроит. Напротив, многим даже понравится.
— Против нас миллиард, — уточнил наставник уже голосом Леси и тут же добавил охрипшим басом Аполлинария. — Но за нас-то, сука, семь миллиардов! Если все соберёмся, то покажем им Федькину мать.
— А где Кузькина? — уточнил Боря.
— Занята на другом объекте, — ответил собеседник голосом Гусмана. — Помни о союзах, союзниках, но не забывай, что у нас есть только мы, а у тебя — только ты.
— Да? — спросил Боря и оглянулся. — А где все союзники?
Позади валялся конь, чтобы никто не мог сказать, что он не валялся. Но никаких семи миллиардов не обнаружилось.
— Видимо, дома сидят, — ответил уже голос Лиды.
И Боря понял, что скучает по этой маленькой девчушке в примёрзших джинсиках. Бодро он тогда их отодрал. «Отодрал» тогда — вообще глагол дня получился.
Боря присмотрелся к общей картине. Нет, конечно, были вдалеке какие-то люди, которые уже своего коня валяли. Хотя бы ради того, чтобы и им никто не мог сказать, что у них ещё тоже конь не валялся. Но пока ни во что определённое это не вытекало.
Они то давили какие-то кнопки на джойстиках, то махали игрушечными флагами, чем только того коня смешили.
Резко нос зачесался. И верхняя губа. А затем и нижняя. Затем рот у Глобального вообще зачесался так, что почесать его хотелось больше, чем идти убеждать тех, кто за нас.
Тех самых, которые хотя бы в теории против тех, кто против нас.
«Но у них пока конь и не думает валяться», — ещё подумал Боря: «А у нас уже валяется, но ещё не осёдланный. Тоже дело!».
Чесотка вдруг стала нестерпимой. Затем наступило резкое облегчение. Начался дождь. Целый ливень!
Чуть ранее.
Зоя Ивановна Похлёбкина пребывала в лёгком шоке. Сначала, значит, ей назначили сиделку. Потом та с грозным видом напялила перчатки, но вместо укольчиков или какой-нибудь жалкой клизмы, просто ушла, толком не поговорив.
— Куда же вы? — ещё спросила Зоя.
На что получила логичный ответ:
— Щас приду!
Зоя принялась ждать. Целую минуту. А может быть и две. А потом просто поднялась с дивана и пошла следом за сиделкой. Интересно же. Вдруг готовит для неё что-нибудь особенное? Да и на больничном бывший главбух никогда не сидела прежде. Пусть заботятся.
Полноватая коварства сиделка оказалась проворнее, чем можно было себе представить. Вместо клизмы она уже брила пах молодому человеку в душе, видимо занимаясь подработкой. А чтобы хорошо себя вёл, рассказывала ему про гонорею и сифилис.
Не будет слушаться — заболеет.
— Нет, ну вы только подумайте, — прошептала сама себе Зоя и прикрыла ранее приоткрытую дверь в ванной. — Форменное безобразие! Могли бы и на кухне бриться. А то оставили одну.
К её сожалению, Зоя не обнаружила в душе ничего сексуального: член маленький и красный, разговоры антисескуальные, женщина вообще одета. И даже не в униформу. Совсем не как в порнофильмах.
И что с обстановкой? Мрак!
У входа стояли-лежали-застыли штаны-трусы-носки, благо эта конструкция представляла собой монолит вместе с зимней обувью. Повсюду в кабинке была волосня, а у самого хныкающего молодого человека красно всё так, как будто помидорами обмазался.
«Процедура, наверное, новая», — ещё подумала Зоя и решила поискать себе занятие поинтереснее, чем гольный вуайеризм.
Всё-таки ей больше нравился чернявый мужчина. Тот посерьёзней будет. Не хныкал никогда. Только улыбался. А раз все её оставили в покое, а сам он направился спать, то даже представлять его не придётся.
Пойду спать и сам приснится. Или можно поступить ещё проще. Хоть самой иди, да смотри», — ещё подумала Похлёбкина.
И идея ей понравилась.
Тогда Зоя пришла смотреть сразу в спальню, где Боря обнажённой гусеничкой в одеяло укутался. Сонный сантехник не учёл, что заворачиваясь в него сходу, так просто из него уже не выбраться.
С другой стороны, женщины на него во сне тоже не так часто нападали. Пару раз всего было. И то — приятно.
— О-о, так он уже разделся. Меня ждёт, — обронила довольная Зоя вполголоса себе под нос. И сама начала раздеваться, разбрасывая одежду по всей комнате. Всё, как по инструкции в душе. — Иду, иду, милый мой.
А что ещё было думать женщине, которую забрал к себе жить приятный молодой человек? С формулировкой «я это… это самое… сначала тут пожить можно, а потом что-нибудь придумаем».
Расплывчатая формулировка-то!
А она — не дура. Взяла сразу и придумала. И первой на него взобралась. Будет знать, как красивых одиноких соседок похищать, предлагая им всякие глупости. Женщины всё-таки не железные. Первые сорок лет если ещё и могут потерпеть, то дальше совсем тяжело приходится. Желание просыпается.
А вот Боря не просыпался. И предотвратить катастрофу не могу. Ни, когда Зоя залезла на кровать, ни, когда перекинула через него ножку, ни даже когда взобралась на него как ковбой на жеребца.
— Борис, у вас такие красивые губы, — тут же сделала комплимент своему похитителю пленница. — А на мои посмотреть хотите?
И вместо того, чтобы поплямкать губами верхними губами, приблизила к нему нижние, чтобы лучше видно было.
— Видите?
— Как же их всех обоссать-то? — как раз пробурчал во сне Боря, не в силах расправить руки.
Дискомфортно спать, не в силах победить всех врагов. Но то неудобства от мира реального происходило, где сильные женские ноги как бы замкнули одеяло прищепкой.
Дёргай не дёргай, а валяться тебе в ловушке.
Боря, сражаясь с обстоятельствами, как раз дёрнул головой и невольно одна из её губ коснулась его губы, отчего Зою как током прошибло.
— Это как это? — пробормотала она и только поближе подобралась, чтобы поймать при следующем движении на противоходе.
— Да где же мы вас всех хоронить-то будем? — снова пробормотал во сне Боря и опять головой дёрнул.
Ловушка сработал. И губы вновь губ коснулись. На этот раз основательно. Даже отлипать не захотели.
Стоило Зое посмотреть вниз, как протянула:
— А вы, Борис, знаете, как увлажнить женщину. Занятный вы человек, всё-таки. Давайте я вас ещё немного займу?
— Давай! Наступай уже! — снова пробормотал Боря, имея ввиду врагов, что пошли на него из леса с вилами, пока он на коне и красивый шашкой махал.
Дёргается голова, а Зоя только рада. Губы намокли, хоть салфетками протирай. Липкая субстанция. Но радости от неё Похлёбкиной столько, что больше только ощущений.
Она и рада бы слезть, но ведь тогда удовольствие прекратится. И выходило, что ничего не может с собой поделать. Вновь и вновь елозила губами по губам.
— Борис, мой кудесник! — восклицала между делом. — Ух, да я бы с вами каждый обед уединялась в кабинете! Вам так идут усы! Вы бы знали.
Аккуратно подстриженная щётка, которую условно можно было считать интимной причёской, надевала на межножного любовника усы по факту.
— Некоторые очки надевают, — откровенно веселилась Похлёбкина. — А я вот такие усы на мужчину надела!
Это так её разволновало, что прыснула. Но когда совсем хорошо стало, перестала бормотать и сосредоточилась. Отчего внизу всё больше и больше жидкости образовывалось. Часть даже по щеке потекло.
Зоя, как человек воспитанный даже в депрессивном состоянии, тут же начала стирать это безобразие. Но края одеяла не дотягивался до лица. А руками сколько не три, только растираешь.
И что толку? От эмоций всё новые и новые порции снизу прибывают.
— Борис… вы так… намочились, — посетовала Зоя, елозя голой попой из стороны в сторону как будто хотела освоить танец живота.
Бёдра, честное пионерское, сами подключались.
Затем вовсе что-то пошло не так. Живот заплясал, но скорее конвульсивно. Дёрнулся раз, другой. И волной накрыло.
А затем по телу такой жар пошёл, что Похлёбкина, забыв все приличия о том, что нельзя будить спящего человека и тем более громко при нём стонать, кричать и радоваться, как раз начала радоваться на всю катушку.
Ведь так хорошо с мужчинами ей ещё не бывало!
К удивлению самой Зои, белёсой жидкости в ней так много скопилось за годы воздержания, что вся она в ней больше не помещалась при контакте с мужчиной.
И как давай на спящего выплескиваться.
Боря глазами только захлопал, выплывая из реки сна и как давай прямо в неё кричать, пытаясь от захвата губ избавиться:
— Ебать-спасибо-нахуй!
Этот набор слов Боря выдал по пробуждению, толком не зная, как реагировать на дождь во сне, что вдруг сменился дождём наяву. Руки были по-прежнему связаны. И хоть врагов уже не миллиард, а всего один, зато хитёр. Мало того, что обнажён и на лице столько эмоций написано, что сразу видно — так просто не слезет.
Пока чернявого брата топила нежданная-негаданная любовь к женщинам, его рыжий родственник также страдал от последствий такой любви.
— Я умру? Нет, скажи, я умру?
Поглаживая его по подтянувшимся и отныне гладким как лягушка на ветру яичкам, Леся успокаивала своего нового пациента:
— Рома, ну чего ты сразу расстроился? Может и не сифилис. Как мне без анализов понять-то? Но не вздумай их прямо тут выдать.
— Я… прости, — растерялся рыжий, ощущая первый холодок в паху за последнюю четверть часа.
Неудивительно, что расслабился.
— Страшно пиздец.
Василькова уже смывала пену с бритвенного станка. Продолжая держать его прибор уже без особой надобности, продолжила более спокойным голосом:
— Волноваться бесполезно. У половины людей сифилис не даёт никаких симптомов. Он просто даже в скрытой форме влияет на здоровье. И если не лечить, повреждает нервную и сердечно-сосудистую системы, кости, суставы, вызывает психические расстройства и слепоту. Ты… хорошо видишь?
— Хорошо, — с вновь появившимся слезами на глазах ответил Рома и вдруг понял, что мир расплывается.
Очевидно, что не стоило тереть руками глаза, когда ранее ими же тёр пах с перцем. Но сам рыжий пленник даже не представлял, что имеет с ним дело. И сразу воспринял симптом как тяжкие последствия.
— Леся… мне пизде-е-ец, — снова законючил Рома, ничего не видя, плача и с перепугу подпустив струю в душе.
Васильковой оставалось только удержать и направить.
Так её бабушка воспитала. Если уж вся взяла в свои руки, то передавать некому. Человек всё-таки страдает!
— Слушай, ну не расстраивайся, — сказала она, уже понимая, что сухой остаться не удастся.
Поднялась и приблизилась к нему в душе. Это душу сложно высушить, а одежду — запросто.
— Болезнь может привести к появлению симптомов, — сказала она почти на ухо, как будто работала в сексе по телефону. — На первом этапе на половых органах появляется язва, затем сыпь на ладонях и ступнях ног. Те проходят сами собой. Но может ты… успел заметить что-то подобное?
Рома, реагируя скорее на тембр и стиль подачи, чем на информацию, покачал головой под струёй душа. Лейка выдавала хороший напор. Мини-массаж целый.
— Ну значит, не сифилис, — успокоила его Леся, хотя сама не была ни в чём уверенна. — Может… хламидоз?
Она сказала это скорее как шутку. Если не глупый, уже сам обо всём догадается.
Но Рома тёр глаза и ничего толком не видел. А при известии невольно взвыл:
— Какой ещё хламидоз? И почему он созвучен с дихлофосом? Меня теперь дустом потравят, да? Как тараканов?
Леся перестала держать опухший член и добавила тёпленькой воды. Затем сняла намоченную кофту и оставшись в майке, продолжила:
— Он просто чаще встречается, Ром. За развитие хламидиоза ответственна бактерия
Chlamydia trachomatis. У половины мужчин вообще проходит бессимптомно. Болезнь диагностируется только тогда, когда начинаются осложнения.
— Какие ещё осложнения?
— Это эпидидимит у мужчин или воспаление придатков у женщин.
— Чего-о-о? — протянул мокрый пленник, устав тереть глаза и даже попытался вырваться из душевой кабинки.
Но Леся всё ещё держала за корень его проблем.
— Самое опасное, что заражение может происходить не только при половом контакте, но и через поврежденную кожу и слизистые оболочки, — спокойно добавила Леся, снимая следом и майку одной рукой.
Всё равно не видит.
Она даже улыбнулась, продолжая смотреть на него и оголяться. Слова уже лились сами, как вода из душа:
— Без лечения хламидиоз приводит к проблемам с фертильностью.
Это слово он знал.
— В том смысле, что я не смогу стать отцом?
— Ага, — ответила она, сражаясь с желанием накинуться на его обнажённое, худощавое, но отлично сложенное тело. — Одно радует, у тебя точно не язва, вызванная хламидией трахоматис.
— Какие ещё трахо…маты?
— Заболевание, вызванное бактериями Chlamydia trachomatis, — спокойно сняла следом и штаны Леся. — Ранее встречалось в основном в тропических и субтропических странах. Но теперь распространилось и в Европе. А ты же в Германии был. Мог и привести. Кто вас, носителей трахоматиса, знает.
— Я…я не ношу! А если ношу, то брошу. Обещаю!
— Проявляется она в виде язв, везикул или папул на половых органах, — спокойно рассказывала она, впервые ощущая своё полное превосходство рядом с мужчиной. — Вызывает воспаление лимфатических узлов, боли в суставах, абсцессы.
— Да нет у меня такой хрени и никогда не было!
— Это хорошо, — ворковала она, замечая лишь то, что член набрал форму. — Значит из бактериальных болезней остались только венерическая язва, которой у тебя не вижу. И Негонококковый уретрит.
— Чего, блядь? — обронил Рома и устало сполз по стенке душа. Отчего пришлось его отпустить. — А что, может быть и это?
— Не переживай. Венерическую язву чаще в развивающихся странах находят. Её симптомов я у тебя не нашла. С уретритом тоже всегда всё ясно. Гной течёт из… Короче, у тебя такого нет.
— Да? — Рома, устав тереть глаза, даже слабо улыбнулся, немного обрадовавшись. — То есть из всего перечисленного у меня может быть только сифилис?
— Не похож ты на сифилитика, — хихикнула Леся и расстегнула бюстгальтер обеими руками.
Массивные груди вывалились, ощутив свободу. Рома, промыв глаза, невольно рот открыл. Не часто медсёстры себя так ведут.
Леся подвела тяжёлую артиллерию ЗППП.
— Переходим к вирусным заболеваниям. СПИД я тебе с ходу не определю, но им сейчас довольно сложно заразиться. Крепко за него взялись. Лечат. Есть даже полностью излечившиеся. Это уже не приговор, хоть и до полного забвения болезни пока далеко.
Сняв перчатки, Василькова выбросила их за пределы душа и закрыла кабинку. Вода стекала по её голой спине и чёрным трусам, довольно внушительным на вид. Простым, без ажуров и узоров. Хлопчатобумажные, удобные и мягкие.
Глядя на них снизу-вверх, Рома немного успокоился. Было что-то настолько прочное и нерушимое в этих широких трусах на прочной резинке, что сразу понимаешь — бывает дружба между мужчиной и женщиной.
— Опасаться лучше вирусного гепатита. Заражение гепатитом В происходит главным образом через кровь, но также возможно инфицирование при половом контакте. Опасен не только половой акт, но и прямой контакт со спермой или выделениями из влагалища больного человека. Надел презерватив — избежал заражения. Понимаешь?
Роман действительно понимал несколько моментов.
Во-первых, что стоит завести свой или ограбить чужой склад презервативов, раздавая их всем желающим, раз никто почему-то этого не делает в рамках программ по здоровью.
Во-вторых, что женщина должна быть постоянной и одной единственной. И если ты для неё один и единственный тоже, и вы оба сдали анализы, проверившись, то вряд ли придёт что-то неожиданное в семью.
А в-третьих, что трусы Леси намокли и начали отваливаться.
Резинка уже не справлялась. Но это лишь проявление фона. Основная картинка сместилась повыше.
Леся стояла над ним и глядя прямо в глаза, мыльной губкой тёрла груди. Соски напряглись. Пена летела в разные стороны от усилий, а он, продолжая смотреть снизу-вверх сквозь туман воды и резь в глазах, вдруг понял, что зрелище прекрасное.
«Вот же! Можно просто смотреть», — даже подумал Новокуров.
И вдруг понял, что уже не чешется, и тем более, не жжёт. Он словно помылся и исцелился в этом душе. Без пышных кудрей снизу непривычно, конечно. Но и лобковой вше не за что зацепиться.
«Отличная мода на бритые лобки. Полезная».
— Что ж, если ты не хочешь слушать дальше про генитальные бородавки, контагиозных моллюсков, генитальный кандидоз и про венерические заболевания, вызванные паразитами, то можем подытожить, — улыбнулась Леся, продолжая заниматься грудью.
— Подытожить? — повторил тупо Рома, завороженный этим зрелищем.
— Да, сначала я решила, что у тебя просто чесотка в интимных зонах. Это бывает из-за клеща. Тоже, своего рода, паразит. Паразиты невидимы невооруженным глазом и размножаются, живя и плодясь в канальцах эпидермиса, где они откладывают яйца. Но я не видела, чтобы с утра ты чесался. И в машине. Да и лечение чесотки лечится легко. Смазал заражённое место и готово. Так что я думаю, что у тебя…
— Что у меня? — спросил он, глядя на неё снизу-вверх, как на панацею от всего-всего в мире.
— Перчинка в штанах, — улыбнулась Леся. — Мы всё сбрили, отмыли, теперь только немного смазать кремом, и ты… здоров. Так что закупайся презервативами и трахайся в своё удовольствие. Секс это… это прекрасно.
Глаза её хищно блеснули, голос упал на последних словах, прикусила губу.
Он замедленно кивнул.
И Василькова решилась. Она коснулась резинки трусов и не отводя от него гипнотического взгляда, потянула вниз.
Наудачу. Наугад. Ставя на карту всё.
Глаза на миг показались ему змеиными. Роковыми. Но между ног стало заметно тяжелее. Рома невольно склонил голову вниз. Его одинокий боец среди стриженного газона казался гигантом.
Он гордо поднялся, намекая, что «один в поле воин», а всё остальное — враки. Богатырь выглядел красным, раздражённым, потёртым в боях. Но в то же время как бы поправил шлем и намекнул, что «нахуй эту дружбу!».
Причём, буквально.
Что-то щёлкнуло в голове. Припомнив Свету, уже хотел выскочить из душа, но стоило снова поднять голову от спущенных трусов, как взгляд зацепился за вагину. А она такая манящая. С губами в мыльной пене. С таинственным треугольником, который оставили едва-едва. Лишь тёмный контур, чтобы просто обозначить себя.
А прямо на него смотрела небольшая кнопочка, которую вдруг до безумия захотелось нажать, вдавить, а то и попробовать.
И Рома понял. Уже не богатырь, но дубина, что способна всё разнести в округе. Он — дикий орк. Рычащий, грозный, безумный.
«Хватать!»
Сердце бешено застучало. Рома подскочил, тяжело задышал.
Она смотрела на него пристально секунду-две. Он не отводил глаз, как будто кто первым уберёт взгляд — проиграет.
Не проиграли… но малейшая искра превратилась в буйное пламя, которое не в силах затушить и один душ.
Оба устремились навстречу друг другу. Дикая, необузданная животная страсть породила саму Тягу. Разогнанная глубинными страхами, та кивнула и повторила тихо: «нахуй эту дружбу!».
Губы слились в поцелуе на миг, соски коснулись мягкого тела. Затем он просто коснулся рукой её жерла и руки обожгло.
Поражаясь её жару, Рома вдруг понял, что уже входит в неё жадно, страстно, в превеликом желании, которому он не хотел, не мог и не пытался искать объяснений.
Леся обняла его, принимая вторжение и прошептала только одно:
— Даже не думай останавливаться.
И Рома кивнул, весь превратившись в одну философскую мысль:
«Если не им покоряться, то для кого покорять?»