Товарищ Джедай

Глава 4 Гол как сокол, а остёр, как топор. Часть III

Слушаю: Glenn Miller — In the Mood (музыка из фильма «Серенада Солнечной долины», 1941), Марина Ладынина и Владимир Зельдин — Песня о Москве (песня из фильма «Свинарка и пастух», 1941).

Управление Белостокского управления НКГБ БССР. Начальник управления Бельченко Сергей Саввич. И неизвестный задержанный, притворяющийся сумасшедшим.

— …Браслеты не снимай. Иди… — отправил подчинённого начальник облуправления вдогонку тому —… кормили задержанного?

— Отказался, товарищ майор государственной безопасности!

— Ладно…

Руки задержанного, приведённого конвоиром, были скованы БР (браслеты ручные) сзади и Сергей Саввич счёл безопасным оставить того в кабинете наедине с собой, несмотря на демонстрируемую задержанным самоуверенность.

— Почему отказались от пищи? — начал Бельченко разговор, попробовав мягкий подход к тому, кто очевидно, скорее всего не был сумасшедшим, а лишь симулировал.

Цирк с валянием в пыли был неизвестно кем устроен (может, и, действительно, подельниками задержанного), но слишком независимый взгляд говорил о многом.

В нём не чувствовалось страха. Или пока очень хорошо скрывал.

Бельченко много кого успел повидать за свою жизнь. Погранслужба в Средней Азии, борьба с басмачами. Настоящие бандиты и диверсанты, обычные контрабандисты и ловчилы. Упёртые враги, запутавшиеся люди и просто невиноватые. Там. И здесь, на новой западной границе СССР… и не таких по косточкам разбирали. А этот… очень любопытный тип попался. Вон как форсит, с самого начала. Доложено было, что весь день просидел, не шелохнувшись («глаза в одну точку, товарищ майор государственной безопасности!») ни о чём не попросив и вот как только что узнал майор — задержанный отказался от еды.

— …Перловка с селёдкой, которой чрезмерно много. Наверняка и каша пересолена. И мизерная кружка кипятка… — не те блюда, которые я привык употреблять в пищу. Да и пить захочется очень сильно после такого… — прямо глядя в глаза Бельченко, дал исчерпывающий ответ «сумасшедший».

— Вот как…

Намёк задержанного был понятен. И то, что один из способов приведения в податливое состояние был известен тому, ещё более укрепило Бельченко во мнении, что у того с головой всё было в порядке.

Может, понял, что играть больше смысла нет и просто держится хорошо, с достоинством?

— Садитесь… — разрешил задержанному Бельченко.

Не отрывая взгляда от майора, молодчик, слегка приседая на одной ноге, ловко подтянул стопой вытянутой другой стул, стоявший чуть поодаль. И сел на него.

Наблюдательный. Приметил, где стул стоял, когда входил. И циркач какой-то. Вот к чему это? Продолжает форсить? По идее — никаких ориентировок на этого типа не было и надо бы его отдать соседям, чтобы отработали как положено. Но вот взгляд его, такой… оценивающий очень не понравился майору Бельченко. Цеплял и заставлял отрывать время на того.

— Представьтесь.

— Белов. Андрей Белов. Имя и фамилия — настоящие. Всё…

— «Всё» что?

— Что вам нужно знать… пока.

— Вы забываетесь, задержанный.

— С вашей точки зрения — несомненно.

Майор слегка откинулся на спинку стола. Вот почему всегда так? Не понимают хорошего отношения… почему нужно прищемлять?

— Вы можете быть задержаны на больший срок, если будете что-то скрывать.

— А за что? За то, что был… в неподобающем виде?

— Да. Хотя бы за то. До выяснения вашей личности и обстоятельств. Если не обнаружится за вами ещё что-то.

— Ну, пробуйте. Я могу долго голодать…

— Угрожать нам не надо. Если будет необходимость — накормим насильно.

— Да… насильно вы можете… попробовать… а как же насчёт…

— Насчёт чего? — резче, чем хотелось, вырвалось у уставшего и раздражённого Бельченко, который имел большой опыт контрразведывательной работы и умел убеждать (и переубеждать!) в разговорах очень многих упёртых. В том числе и здесь, на западной границе, с осени 1939-го, после назначения заместителем нового управления по вскоре образованной (после Освободительного польского похода РККА) новой области в составе БССР.

— …Отпустите меня, товарищ начальник. Я вам и советской власти — не враг. Можете даже санитаров вызвать. Вам скоро будет не до меня…

Потрясение, которое мгновением спустя испытал Бельченко, было велико.

Целую секунду он был уверен, что задержанного нужно освободить и пусть тот катится прочь, с глаз долой.

Но тот всё испортил(?) своим «вам скоро будет не до меня».

Какой-то… Мессинг провинциальный. Бельченко чертыхнулся про себя. Видимо, вымотался капитально, раз молодчик разжалобить так сумел. Тот эстрадный артист, говорят, тоже чем-то подобным балуется. Гипнотизёр чёртов.

Никогда подобного не было. Старею, что ли?

— Это почему нам скоро будет не до вас? — вкрадчиво и слегка понизив тон голоса поинтересовался Бельченко у задержанного.

Тот громко вздохнул.

— Фокус не удался. К сожалению… потому что вам будет не до меня. Сами знаете, что творится по ту сторону границы…

— Я вас сейчас тем более не отпущу. Перебежчик!? — повысив тон, резко бросил майор.

— С чего вы так решили? То поляком обзываете, то в немцы записываете… как скоро к… физическим мерам воздействия перейдёте?

Наглость, с которой разговаривал представившийся «Беловым», не была чем-то совсем уж непривычным. Бельченко довелось видеть многих упрямцев. Те, которые были готовы стрелять сами и стреляли в пограничника в Туркменской ССР, бывало, даже угрожали, кидали оскорбления ему, либо замыкались в себе и упрямо молчали. Да и здесь, на освобождённых от панской Польши землях, не всё было гладко. Особенно пока не был налажен агентурный аппарат. Пилсудчики, местные националисты, подстрекаемые вражескими разведками легко переходили от распространения листовок, тех же поджогов к стрельбе и прямым бандитским нападениям на колхозные активы. Ему лично пришлось видеть, что сделала с людьми брошенная врагами граната в помещение, где происходило собрание членов только что организованного колхоза. В поисках и схватках с буржуазно-националистическими элементами за менее чем два года на подотчётной Бельченко территории пограничниками и чекистами десятки раз пришлось вступать в вооружённые схватки с вражеской агентурой, диверсантами и обычными правонарушителям границы.

Но этот задержанный, помимо наглости, непривычного внешнего вида ещё чем-то неуловимо отличался от всех, виданных ранее.

Пристально глядя на «Белова», предпочитавшего отвечать вопросом на вопрос и позволявшего себе такое, чего не позволяли практически все ранее побывавшие на допросах, Бельченко через мгновение сообразил, что было не так!

— «Белов», помимо беспардонной самоуверенности, не считал себя в чём-то виноватым, и всё время норовил спровоцировать его!

Майор, уже собиравшийся просто вызывать конвоира и отправить наглого задержанного, который отнимал время, на денёк в карцер, где тот получше бы «выдержался» в не самых приятных условиях, передумал. И, будучи очень уставшим, раздражённым, просто решил припугнуть задержанного.

Всю свою службу он старался не мараться подобным. Предпочитая воевать с настоящими врагами. Старое разрешение 37-го года ЦК ВКПб «о применении мер физического воздействия» принесло, по его убеждению больше вреда, чем пользы…

За последние два года было много случаев, когда на освобождённых территориях агентура германской разведки старалась внедряться на любые, самые простые обслуживающие должности — конюхов, сторожей, уборщиц. В милицию, в РККА, в погранвойска и даже в госбезопасность.

Таких старательно выслеживали и ловили с поличным.

С контрабандистами тоже было всё понятно.

Но с этим… он просто вёл себя беспардонно и нагло. Может, действительно обычный панский сынок, не замешанный особо не в чём, но с гонором и своими понятиями «о чести»?

Таких он тоже видел. Правда, они были постарше, всё же более осторожными. Националистическое польское подполье никуда не делось. Часть его действовала предельно жестоко — занималась убийствами советских военнослужащих и представителей партийно-советских органов. С теми было всё ясно — только беспощадное истребление подобных. Но была и вторая часть — которая не предпринимала активных действий, удачно маскировалась и часто была идеологически очень преданной антибольшевистским идеям.

У этих людей были свои убеждения. С ними было нелегко. Как та молодая и красивая польская девушка Марыся, как тот ксендз из одного костёла Белостока. Они были убеждёнными антисоветчиками, но всё равно сотрудничали с нами. Правда переубеждать их пришлось долго и за ними проглядывала возможность выйти уже не на низовые звенья подполья, а на его руководство. Которое ныне часто сотрудничало и с немцами и с британцами, чему имелись доказательства.

Может, «панский молодчик» (как по прежнему называл про себя Бельченко задержанного, несмотря на заявления того о принадлежности к русской национальности), был из таких? Просто самоуверенный и гонористый?

Да и всё же… Сергей Саввич очень устал и возится с этим не хотелось. Просто нужно было припугнуть…

— Я сейчас вызову конвой, тебя отведут в карцер и малость поучат уму-разуму. А затем ты напишешь всё про себя.

Окончательно сочтя задержанного просто «гонористым панчиком», он и перешёл в разговоре с тем на «ты». Иногда подобных просто надо ставить на место. Достаточно просто припугнуть…

— …А как же… — начал снова «вопросом на вопрос» наглец, но Бельченко не дал тому договорить:

— Как же «что»!?

— Ну там… «права и свободы личности», «презумпция невиновности», «человеческое отношение» и прочие… эфемерные вещи? Пустая формальность… сейчас всё будет у вас, как в гестапо? Избивать будете, может, даже подвесите где-нибудь на крюк, да?

Как запел, однако!

Бельченко встал, обошёл свой стол и подошёл к сидящему задержанному, слегка наклонившись над тем и свистящим и злым шёпотом уточнил:

— Что ты знаешь о том… «как в гестапо»?

— Знаю.

— Откуда? Встать! — рявкнул он.

Сработало.

Задержанный замолк и поднялся. Как гонор то с него слетел… или нет?

Теперь уже «Белов» сам смотрел на майора сверху вниз. И он добавил такое, от чего майор едва уже не пошёл урабатывать наглую тварь кулаками самолично, наплевав на свои же принципы.

— …Дурак ты, чекист ху: в! И не лечишься. Вас фашики с послезавтрашнего утра в дерьмо стирать будут, а ты тут со мной возишься. Иди, жопу от стула оторви, не щёлкай клювом и не жди команды от Москвы, работай, Советскую Родину защищай.

Бельченко испытал жгучее желание врезать поддых в брюхо, а затем разбить самодовольную рожу ухмылявшегося ему типа об колено, обрушив кулаки сверху по затылку согнувшегося провокатора! А затем добавить ногами, чтобы знал своё место…

Всё таки вывел из себя. Шляхтич недобитый… никакой он не «Белов»! Или эмигрантская сволочь недобитая. Точнее, сынок подобных? Только такие так себя ведут. Свои советские так с представителями органов не разговаривают? Никогда! Даже блатные по иному общаются. Ишшь — слова то какие знает! «Права и свободы личности»…

— Стоять! Провокатор… — снова рявкнул он на задержанного, чрезмерно расслабленно, по мнению Бельченко стоявшего перед ним —…ты мне сейчас всё повторишь про что ты там про послезавтра болтал! Запоёшь, ух запоёшь…

— Пошёл нах№й, еблан совковый.

Каким-то обострённым чутьём Бельченко понял, что слово, вроде бы относящееся к инструменту, означает иное…

В него плевали за принадлежность ко всему советскому! А матерное оскорбление майора госбезопасности было тут уже вторым делом.

Волна ненависти застила ему глаза и он резко выбросил руку вперёд, в эту наглую ощерившуюся ответной ненавистью холёную морду.

С отчего-то пожелтевшими глазами…

Выпад ушёл в пустоту, странно звякнувшую металлом и в которой уже не было молодого панчика, а затем время и пространство извернулось и ударило его чем-то тяжёлым и одновременно мягким, странно облегавшим — как ладонь… по затылку. Отчего гаснущим сознанием майор успел отметить приближавшийся пол своего кабинета…

Приход в сознание был не менее странным, чем выпадение из него. Ему на голову вылили воды. Из его же стеклянного графина на собственном столе!

А ещё… он висел в воздухе. Примерно там же, где и потерял сознание в момент удара сзади по голове.

Он мог еле-еле дышать, но говорить и позвать на помощь не получалось. Лишь сипеть, едва-едва вытолкнув себе под нос то, что должно было быть криком «Сержант!».

Перед глазами на полу лежали разорванные неведомой силой наручники БР.

Так вот какой звякнул металл…

Рядом возникла голая ступня и брючина от тряпья, выданного, чтобы прикрыть его постыдную наготу тому, кого они задержали.

«Белов», присевший на подставленный стул крепко взял за подбородок по прежнему висевшего в воздухе Бельченко, не способного пошевелить ни руками, ни ногами, ни нормально говорить и, загибая голову майору кверху, заявил странное:

— Внешность обманчива… да, чекист? Впрочем ты не поймёшь… отсылочки… никто тут не поймёт. Да и не важно… Кстати, ты не представился, это не хорошо. Ты знаешь, как меня зовут, а тебя то как? Будем… нормально общаться, или продолжишь… своих клевретов звать? А я ведь тоже когда-то был… клевретом кое-кого… с определённой точки зрения. Блин, и тут шуточки не поймёшь… трудно мне с вами будет.

Жуткие, жёлтые зрачки глаз «Белова» медленно возвращающие, похоже, свой естественный цвет, пристально смотрели на висящего в воздухе сотрудника госбезопасности, в стены черепной коробки которого била, подобно молоту, волна паники.

Как он это делает?

Кто он такой?

Как звать на помощь?

Что ему надо?

С трудом вернувшись к происходящему, он услышал окончание загадочной фразы не менее странного задержанного, который ныне, по сути поменялся с Сергеем Саввичем ролями:

— …было весьма прикольно косить под шизу. Я даже получил немного удовольствия, но представление пошло не по плану…

Вторая фраза «Белова» была совсем не риторической и более понятной:

— Будем говорить по нормальному или как? Что скажете?

С исчезновением желтизны из глаз «Белова» он снова вернулся к обращению на «вы».

Поколебавшись мгновение — может, поднять тревогу удастся позже, Бельченко прохрипел, выдавив изнутри себя.

— Д-дда…

«Белов» ещё мгновение внимательно удерживал взгляд майора, а затем, убрав пальцы с подбородка того, повторил:

— Вы — за своим столом, я — на стульчике. Нормально сидим, нормально говорим, нормально будет! Без вот этих ваших пистолетиков, тревог, сержантиков и командно-приказного тона, ясно-понятно?

В следующее мгновение та же неведомая сила перевернула Бельченко из подвешенного горизонтального состояния а удавка на шее ослабла. Принятие вертикального состояния отдалось лёгким головокружением, а рука «Белова» неожиданно подхватила его за локоть.

— Садитесь. Говорим.

Бельченко, который разрывался между желанием поднять тревогу, пусть и ценой чего-то страшного лично с собой и желанием выплеснуть содержимое желудка наружу, буквально запихнули на его собственный начальственный стул.

В голове билась мысль — а если в кабинет кто-то зайдёт, что тогда?

Замолчавший «Белов», оказавшийся на том же стуле, на котором сидел раньше, по прежнему пристально смотрел на начальника областного управления НКГБ.

Смотрел и молчал, вопреки своему предложению.

Бельченко осознал простую вещь — наблюдая всё это время за задержанным, он сам был объектом наблюдения!

А сейчас «Белов» просто ждал… неважно чего — разговора, поднятия тревоги и даже… попытки выхватить по прежнему находящееся при Бельченко личное оружие.

Самоуверенность задержанного… бывшего задержанного(?) зашкаливала.