Так ты меня боишься? <…> она у нас царица… — В Р1:
Дочь. Полно, ты не бойся.
Потешь меня. Мне говорила мать,
что ты прекрасен, ласков и отважен.
Восьмой уж год скучаю без отца,
а наши дни вместительнее ваших
и медленнее кровь у нас течет.
В младенчестве я все на дне сидела
и вкруг остановившиеся рыбки
дышали и глядели. А теперь
я часто выхожу на этот берег
и рву цветы для матери ночные…
Замечание, которое Кончеев высказывает по поводу этих строк в конспекте заключительной части продолжения «Дара» («К.: мне только не нравится насчет рыб. Оперетка у вас перешла в аквариум. Это наблюдательность двадцатого века» — цит. по: А. Долинин. Загадка недописанного романа. С. 218), вызывает в памяти образы стихотворения Ходасевича «Берлинское» (1922): «А там, за толстым и огромным / Отполированным стеклом, / Как бы в аквариуме темном, / В аквариуме голубом — / Многоочитые трамваи / Плывут между подводных лип, / Как электрические стаи / Светящихся ленивых рыб» (Х96. С. 258).