Трамвай желанiй

В РАЮ, ГДЕ ОБИТАЛА РИТКА.

Проснулся он оттого, что кто-то лег с ним рядом.

Да не просто лег, но залез к нему под одеяло.

И не только под одеяло. Но и в его…

В его…

К нему в трусы залез.

Он подумал было, что это Анька.

Вернее, не подумал, а, не разлепляя глаз, определенно решил, что это Анька – разве мог быть какой-то иной вариант?

– Ну что там еще? – недовольно промычал Антон. – Нашла время тоже, иди гостей своих занимай.

Он был в досаде. Ни к чему ему были эти неожиданные женины приставания. Он перед тем как заснуть уже согрешил рукоблудием, помечтав о Ритке, побывав с нею в РАЮ

– М-м-м… А почему сам гостей не занимаешь? – прошептал во тьме явно не Анькин голос.

Антон разом проснулся.

Анька так сроду не делала.

Легкие нежные пальчики и влажные губы там, внизу, колдовали над его полунапрягшимися чреслами.

– Ты кто? – спросил еще не отрезвевший Антон.

– М-м-м, – промычала гостья и, оторвавшись от его начавших активно наполняться пульсирующей силой органов, сказала ласково: – Ты лежи и не мешай работать.

Это была Катька.

Ее еще только не хватало.

А если Анька войдет?

Он подумал об этом, и пульсирующее поступление крови к напрягающимся гениталиям вдруг заметно ослабело.

Катька оторвалась от низа Антонова живота, распрямилась, сорвала с себя ти-шортку, заменявшую ей robe de nuit, и, взяв безвольные Антоновы руки, наложила их себе на груди и снова принялась влажным горячим ртом поднимать "проклятьем заклейменного" на непримиримую классовую борьбу.

– А если Анька войдет? – шепнул Антон как-то совершенно беспомощно.

– Лежи спокойно, расслабься и получай удовольствие, – ответила Катька и вдруг гибким и бесконечно сладким движением спины оседлала его, ловкой ручкой своей направив кончик эссенцированных Антоновых нервных окончаний в разгоряченную себя.

Вообще, если не считать Ритки, что вечно жила в РАЮ ЕГО СОБСТВЕННЫХ ГРЕЗ, женщин у Антона было только три.

Марина – студентка, с которой на втором курсе, будучи на так называемом "трудовом семестре", Антоша расстался с невинностью. С нею был только один раз, да такой непонятно короткий, что Антон ничегошеньки так и не понял. Потом Элеонора Максимовна – замужняя скучающая женщина, с которой у него был короткий курортный роман в Сочи, в первый год после окончания института и еще до женитьбы… Ну, и жена – Анька, наконец!

А так, каждую ночь у него была Ритка…

Ритка в РАЮ ЕГО СОБСТВЕННЫХ ГРЕЗ.

И теперь вдруг эта…

Сама прилезла.

И никто ее не звал.

А незваная Катька вовсю расстаралась.

Она даже не просто старалась.

Она как бы это сказать – РАДЕЛА…

Всепоглощающе отдаваясь процессу ради процесса.

А у Антона, сбросившего до этого напряжение в РАЮ ЕГО СОБСТВЕННЫХ ГРЕЗ, теперь вдруг понизилась чувствительность его фиолетового любовного органа… И Катька, проявившая неутомимо-спортивную подготовку и поперву бросившаяся было в спринт, не подозревая, что он обернется стайерской дистанцией, уже обессилившая и уже отчаявшаяся, что Антон наконец когда-либо будет ею побежден, уже трижды замерев на нем, трижды обмерев, в четвертый раз вдруг не удержалась и заорала.

– Ты что? Ты что? С ума сошла? – зашипел Антон, зажимая Катьке рот.

Он так и не кончил.

Она ушла, а он, разгоряченный и испуганный, попытался снова войти в РАЙ СОБСТВЕННЫХ ГРЕЗ и отыскать там Ритку, чтобы с нею закончить то, что начала незваная, оголодалая в разводе Катерина…

Наутро Антон старался на Катьку не смотреть.

– Как спалось, Антоша? – участливо спросила гостья, когда он в майке и пижамных штанцах вышел к обществу.

– Людей бы постеснялся, – с укоризной глядя на мужа, сказала Анька, – рубашку бы надел, дуралей.

– Неужели ни о чем не догадывается? – испуганно подумал Антон.

И вдруг еще больше испугался.

– А вдруг они договорились, Анька с Катькой? Договорились, и в этом есть какой-то скрытый смысл, направленный против него, Антона?

Поспешно выпил кофе, съел полбутерброда с яйцом и шпротой и убежал.

На работу.

А там вечером его ждал Интернет с девушками.

И его пьеса, с которой он, может быть, когда-нибудь прославится…

Все они теперь прокляты, наверное.

Но у кого-то еще не исчерпана инерция шарика китайского бильярда. И кто-то еще катится…

Катится, пока с небес не крикнут СТОП.

– Зачем тут была эта Катька? – думал он по дороге, раскачиваясь и вися на своем поручне вагона метро…

– Зачем она тут была? Зачем?

– Вы выходите на следующей? – кто-то дотронулся до его плеча.

– Нет, – машинально ответил Антон, чуть-чуть посторонясь и пропуская за спиной чью-то по-змеиному извивающуюся спину.

– Потому что не надо было себя проклинать, – отчетливо шепнули ему в ухо.

– Что? – переспросил Антон.

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция "Технологический институт", выход на правую сторону, потому что не надо было себя проклинать… – послышалось в динамиках.

– Что? – Антон оглянулся налево, направо…

Слева – женщина лет сорока читала роман в мягкой обложке. Справа – студент с пирсингом в нижней губе играл в свой тетрис на мобильном телефончике…

– Не надо было себя проклинать? – повторил Антон.

– Вы мне? – переспросила женщина, оторвавшись от романа.

– Нет, извините, я… Вы выходите сейчас?

Ему было душно.

Ему было плохо.

Гвоздь.

Гвоздь в голове.

Не рай из собственных грез, но гвоздь.

Огромный.

Огромный ржавый гвоздище.

Такой четырехгранный, кованый.

Гвоздь.

Из записок литературного критика А.Е. Баринова:

Армейские старожилы, те, кому довелось пережить многих из своих товарищей (в буквальном смысле пережить, так как тех, кто не был искушен в мудрости выживания, убили или сослали куда Макар телят не гонял, где они потом и сгинули), так вот, армейские старожилы любили всегда повторять простую мудрость как первую заповедь желающего остаться живым и невредимым в армии вообще, и на войне в частности: "Держись поближе к кухне и подальше от начальства".

Ту часть, где говорится про кухню, можно отнести к практическому армейскому юмору… А вот в той части, где насчет того, чтобы держаться подальше от начальства, содержится мудрость глубочайшего порядка. Как и все армейские инструкции и наставления, основывается эта мудрость на море крови, пролитой теми, кто нарушал это правило армейской жизни.

Люди риска…

Те, кто ходит по лезвию.

Те, кто по краю ходит, это правило хорошо знают.

Не надо светиться.

Или: не буди лиха, пока тихо.

Не надо заигрывать с чертом.

Не надо будить те силы, с которыми потом не сможешь совладать.

Так и в армии – держись подальше от генерала, так как, скорее всего, если он тебя заметит, сделает он это не для того, чтобы наградить тебя, а, скорее, для того, чтобы тебя наказать. Или послать на верную смерть.

Так и с любой иной силой, что может сломать тебя. Будь то бывшая ОБХСС или нынешняя НАЛОГОВАЯ. Или… или сама НЕЧИСТАЯ!

Не след заигрывать с ней!

Не стоит привлекать к себе ее внимание.

И когда проклинаешь кого-либо, когда призываешь темные силы покарать своего врага, не забывай, что силы эти, к которым ты по глупости своей апеллируешь, могут прежде всего заинтересоваться тобой… А не тем, кого ты хочешь наказать.

Так что держись лучше подальше от всякого лиха.

Трогать мистику – это бравада неведения?

Мальчик решительно и деловито развинчивает найденную в поле мину.

Он делает это от своей природной храбрости?

Скорее – от незнания, каковы будут последствия его неверных действий.

Так и писатель, что берется писать о Судьбе.

В "Княжне Мери" Михаил Юрьевич Лермонтов удивительно точно описал свою собственную гибель на дуэли.

Эдгар Ален По и Николай Васильевич Гоголь писали о заживо погребенных, и сами были похоронены с румянцем во все их еще нестарые щеки: одному было сорок, другому сорок три… Разве это возраст для писателя? А большой мастер мистической новеллы – автор "Большого Мольна" Ален Фурнье и его русский коллега Гаршин, написавший знаменитый "Красный цветок", не дожили и до сорока.

Проспер Мериме, Йоган Вольфганг Гете дожили до старости: один до шестидесяти трех, а другой до семидесяти… Но счастья в их жизни не было. Как и не было счастья в жизни Ивана Сергеевича Тургенева – большого мастера писать о девушках, к которым потом так и прилипло это странное определение – "тургеневские"…

Создавая, как теперь принято говорить, "виртуальную" реальность, писатель изменяет реальность собственную и, активно выступая в роли вершителя судеб своих героев, вызывает определенную ревность у Реального Вершителя – его собственной Судьбы.

Не буди лиха, пока оно тихо…

Вот то нарушенное писателем жизненное правило, за которое потом приходит неминуемая расплата.

И чем талантливее писатель, и чем изощрение ткань его виртуальной реальности, тем сильнее ревность у вызванного им на соревнование Истинного Творца и Вершителя.

Высоцкий писал:

"С меня при цифре тридцать семь в момент слетает хмель…" Да! Он пережил Пушкина, но именно настолько, насколько пережил Пушкина его малороссийский коллега, автор "Ревизора" и "Мертвых душ".

Писатель!

Не буди лиха, пока оно тихо!!

Не трогай мистику…

Гете… Когда писал своего "Фауста" – знал ведь это правило!

И верно показал, что желая получить прекрасную Маргариту не "на общих основаниях традиционного ухаживания", а с помощью дьявольского ходатайства, привлекая черта в качестве сводника и свата, Фауст погубил прекрасную девушку. Да и любовь свою к ней – погубил. Маргарита и мать свою задушила, и ребенка, от доктора Фауста рожденного, утопила, и сама в тюрьме угасла. А доктор Фауст – остался один. Один навеки наедине со своей тоской.

Но ведь это еще не все!

Никто не знает, какую вину предъявили автору "Фауста" ТАМ – на той стороне реки Стикса. За то, что посмел писать об этом. За то, что разбудил лихо.