Транс

Глава 8

Комната для гостей – восемнадцать футов на восемнадцать с ванной и небольшой кухонькой – располагалась за гаражом на две машины. Этим совершенно изолированным помещением часто пользовалась прислуга.

Через раздвижные стеклянные двери можно было выйти на две террасы, примыкающие к комнате. Одна из них, южная, была обращена к горным кряжам Санта-Росы и Сан-Хасин-то, с восточной открывался вид на деревенский клуб "Айронвуд" и заповедник "Ливинг Дезерт".

Меблировка и интерьер комнаты были типичны для домов в долине: ничего лишнего и все ярких красочных тонов. Легкое покрывало, чехлы на креслах и драпировки на окнах традиционных цветов индейского племени навахо: кремовые, песочные, бирюзовые и терракотовые.

Драммонд открыл дверь. Стрелки часов уже приближались к полуночи. Он включил ночник у изголовья кровати и кондиционер, чтобы проветрить комнату.

Том Киган застыл в дверях, все еще не придя в себя после сна. Лицо его выражало восхищение, смешанное с неописуемым удивлением от того, что все это богатство теперь находилось в его распоряжении.

– Ну как? Подойдет? – улыбнувшись, спросил Драммонд.

– Подойдет? Да это просто великолепно.

– Тогда будь как дома, Том. – Драммонд положил на кровать чемодан Кигана. – Ванная там. Завтра мы набьем продуктами холодильник на кухне, чтобы у тебя всегда было что перекусить и выпить, пока я буду в офисе. Возле постели – радио... Телевизор вон там. – Пол отдернул плотные занавески, защищавшие от солнца, и показал на раздвижные двери. – Там, на верандах, есть шезлонги. Можешь позагорать и полюбоваться горами. Я хочу, чтобы ты просто расслабился и отдохнул: представь, что ты в отпуске. Ни о чем не беспокойся и прежде всего не думай о гипнозе. В свое время мы этим займемся, но я ничего не буду делать против твоей воли.

Киган тяжело вздохнул. Этот вздох выразил все: и физическую усталость, и умственное истощение.

– Все прекрасно, доктор. Не знаю, как вас и благодарить...

– Не стоит благодарности. А зовут меня Пол – запомни! Постарайся хорошенько выспаться. Если хочешь принять душ, есть горячая вода – нагревается электричеством. Захочешь посмотреть телевизор... ты когда-нибудь пользовался дистанционным управлением?

– Нет.

Драммонд взял лежавший на телевизоре пульт дистанционного управления и показал Кигану кнопки.

– Вот этими кнопками включаешь и выключаешь. – Аппарат зажужжал. – Эти кнопки нажимаешь, когда хочешь сменить программу.

Нажимая на кнопки, он быстро пробежал по каналам: здесь было и телешоу, и религиозная программа, кинофильм с участием Богарта, передача новостей.

Он остановился на канале, по которому передавали "Новости". На экране крупным планом появилось изображение Джека Крейна. Он стоял на трибуне и держал речь перед большой аудиторией.

"...его поддержка контролю за оружием. Неужели ему неизвестно, что охота – точно такая же американская традиция, как и любовь к яблочному пирогу? Разве Милтон Бёрн не знает, что охота как воздух необходима миллионам честных, трудолюбивых, богобоязненных американцев... И что именно в этом штате шестьдесят процентов взрослого населения имеют лицензии на охоту? А теперь я вот что скажу вам. Если этот Милтон Бёрн добьется своего, вы окажетесь в лесу, вооруженными... водяными пистолетами! Но, даю голову на отсечение, даже их у вас может не оказаться!"

Голос Джека Крейна ревел, перекрикивая оглушительный смех, насмешливое гиканье и свист. "Но вы можете биться об заклад, что ДЖЕК КРЕЙН НЕ ДОПУСТИТ ЭТОГО!"

Завороженный речью Крейна Драммонд все же успел заметить, какое действие эти выклики оказали на стоявшего рядом с ним Кигана. Том снова задрожал, не сводил широко раскрытых глаз с экрана телевизора. Начались судороги, лицо покрылось потом. У него был вид затравленного животного, Драммонд уже видел Кигана в таком состоянии во время гипнотического сеанса.

Пол взглянул на экран, потом перевел взгляд на Кигана, пытаясь уловить связь между этой реакцией и той, которую он наблюдал в машине, когда Киган, услышав голос Крейна, резким движением выключил радиоприемник.

– Том, что случилось? Что тебя беспокоит? Этот человек? Джек Крейн? – В голосе Драммонда звучали теперь повелительные ноты.

Словно пытаясь освободиться от того воздействия, которое оказывало на него изображение человека на экране, Киган резко отшатнулся, обхватил голову руками, рухнул на кровать и, скорчившись, стал кататься по ней, плотно закрывая уши руками, как будто не желая слышать голос Крейна.

Драммонд убавил звук, подошел к Кигану, присел на край кровати и требовательно, настойчиво сказал:

– Том, прошу тебя, поговори со мной. Это Крейн? Это его голос в машине вывел тебя из равновесия? Ты знаешь этого человека?

Почти на грани истерики, рыдая, Киган с трудом выдавил из себя:

– Не знаю. Что-то с головой. Со мной что-то... что-то происходит.

– Что происходит? Ты можешь описать это? Что-то физическое... похожее на боль? Или что-то с разумом... какая-нибудь мысль... страх?

Вместо ответа Киган замотал головой.

Драммонд выключил телевизор.

– Том, все в порядке. Страх прошел. Не думай об этом. Я сейчас принесу тебе лекарство, чтобы ты заснул. Ложись, я через минуту вернусь.

Когда Драммонд вернулся, Киган лежал на постели, уставившись в потолок, на лице выражение испуга и отчаяния.

Драммонд положил бумагу и ручку на столик у кровати, протянул Кигану две капсулы, затем сходил на кухню и вернулся со стаканом воды.

– Я принес бумагу, Том. Чтобы ты записывал все свои мысли, а не только сновидения. Записывай все, что покажется тебе важным: страхи, впечатления, ощущения, вообще все. Если я понадоблюсь тебе, набери девятку. И не стесняйся. Том, послушай, ты больше не одинок. Тебе стараются помочь. Здесь ты в безопасности. Мы будем работать с тобой вместе, чтобы докопаться до сути твоих проблем, так что воспользуйся предоставленной тебе возможностью и попытайся отдохнуть, хорошо?

Киган кивнул.

– Тогда спокойной ночи. Позавтракаем на террасе с видом на горы. Горы очень помогают представить все в перспективе.

Закрыв дверь, Драммонд по широкой дорожке прошел к кухне; гараж специально был построен в некотором отдалении от дома, чтобы не загораживать кухонное окно.

На кухне Пол заварил себе большую кружку кофе, прошел в гостиную и устало опустился в глубокое мягкое кресло.

– Ну, братишка, – он громко вздохнул, – поездочка была еще та.

Он последовательно перебирал в мыслях все, что произошло. Сеанс судебного гипноза, невероятная, непредсказуемая реакция Кигана, встреча с Карен Биил, приглашение ее к нему домой в Малибу – Боже мой! – затем в долину, чтение газетной статьи, деловые предложения, связанные с этой статьей, разговор с Диком Гейджем. Решение привезти Кигана в долину, квартира Кигана и стена в ней, вся обклеенная вьетнамскими фотографиями, и наконец, странная реакция Кигана – реакция на что? – по пути в долину.

Да, ничего себе поездочка!

Киган и Крейн.

Неужели есть какая-то связь между психически неуравновешенным псевдорабочим и преуспевающим губернатором из Калифорнии, республиканским кандидатом на пост президента?

Именно ли голос по радио и изображение самого Крейна на экране телевизора вызвали такую бурную реакцию у Кигана?

Или голос Крейна напомнил Кигану кого-нибудь или какое-нибудь событие из прошлого – и в ответ такая реакция?

Ясно одно, в любом случае причиной, заслуживающей расследования, был Вьетнам. Стена в доме Кигана, увешанная фотографиями военных действий... Джек Крейн, глубоко почитаемый герой этой войны...

Драммонд пожалел, что не рассмотрел повнимательнее те вьетнамские фотографии, обязательно нужно было это сделать. Ладно, он ведь попросил Дика Гейджа проверить, не служил ли Киган в армии. Возможно, тогда и станет ясно, существует ли связь между состоянием Кигана и личностью Крейна.

Допивая кофе, Драммонд размышлял: не лучше ли оставить пока в покое больную, расстроенную психику Кигана и посмотреть, что даст ему тот материал.

Четверг.

Драммонд проснулся в семь, принял душ, надел рубашку с короткими рукавами, темно-синий костюм, который обычно надевал в дни консультаций (один из восьми костюмов синего и серого цветов, висевших в его гардеробе) и прошел на кухню. Там он приготовил завтрак – свежий апельсиновый сок, овсяную кашу, яичницу, ветчину, кофе, тосты и на задней террасе дома сервировал металлический, покрытый стеклом столик, яичницу с ветчиной поставил на небольшую тележку столика.

Теперь оставалось пригласить Кигана. Драммонд постучал к нему и открыл дверь. Киган, в джинсах и голубой рубашке, сидел на террасе, выходившей в сторону "Айронвуда". Драммонд присмотрелся к нему. В позе Кигана, выражении его лица чувствовалось беспокойство человека, перенесшего страшный психический удар, утратившего нечто столь важное для всего его существования, что он до сих пор не может поверить – неужели все это произошло именно с ним.

Драммонд приветливо окликнул его и прошел через комнату к открытой двери.

Киган обернулся. На лице его засияла улыбка, хотя он и не мог скрыть некоторую нервозность из-за непривычной для него обстановки.

– Доброе утро.

– Любуешься природой?

– Да. Я наблюдал за восходом солнца. Знаете, в Лос-Анджелесе мне ни разу не приходилось видеть восход солнца.

Драммонд улыбнулся.

– Похоже, наша пустыня преобразовывается. Вон там – видишь? – деревенский клуб "Айронвуд", за ним заповедник "Ливинг Дезерт". Есть зоопарк, можем туда сходить, если ты любишь животных. Это воистину край деревенских клубов. В долине их около дюжины. Истинный рай для игроков в гольф. Есть несколько потрясающих домов. Мы могли бы взглянуть на них, если это, конечно, тебя интересует.

Драммонд приступил к легкому прощупыванию пациента, пытаясь определить круг его интересов. Но Киган продолжал не открываясь смотреть куда-то вдаль через бесконечно широкую, плоскую долину, словно и не слышал обращенных к нему слов.

Потом он спросил:

– Что это за горы?

– Сан-Бернардино. Весь этот район называется Национальный Памятник Йошуа. Место довольно гористое. Его просто обожают туристы, приезжают сюда на автофургонах. Бывает и много других, разного рода путешественников.

– Киган обернулся к горам, возвышавшимся сразу за домом.

– А это что за горы?

– Официальное название первого горного кряжа – Национальный живописный район Санта-Роса. А самый высокий горный кряж за ним – это горы Сан-Хасинто. Ты любишь горы, Том?

Киган не отрываясь смотрел на пики, поднимающиеся на пять тысяч футов над уровнем моря, на их застывшие отвесные грани, вонзавшиеся в голубое утреннее небо. Потом кивнул:

– Да. Они такие... монолитные.

– А это имеет значение?

– Конечно. Они ведь и завтра здесь будут, верно?

Продолжая внимательно разглядывать Кигана, Драммонд кивнул.

– Да, на них можно положиться. Пошли, завтрак стынет. Надеюсь, ты проголодался, а то ведь я приготовил гору яиц и ветчины – прямо под стать нашей местности.

Киган ел много, но с каким-то безразличием, словно не замечая вкуса пищи.

Во время завтрака Драммонд пытался вовлечь Кигана в беседу, непринужденно рассказывая о долине и ее жителях, изредка подбрасывая вопросы, с помощью которых он надеялся выяснить некоторые моменты из биографии пациента, но ничего не добился.

В конце концов он решил идти напрямик.

– Мой офис находится недалеко отсюда, примерно на расстоянии мили, в Эль-Пасео. Том, сегодня утром я принимаю больных. Вернусь к обеду. А во второй половине дня я хотел бы, чтобы ты поехал со мной. И мы проведем сеанс. Не возражаешь?

Киган занервничал, дрожащей рукой вытер губы бумажной салфеткой и скатал ее в шарик.

– Конечно. Прекрасно. Хочу начать. Хочу поправиться, Пол. Эта... штука...

– Какая именно "штука", Том? Попытайся ее описать. Просто расскажи мне о ней, о себе, о своих мыслях, чувствах, снах. Мы так или иначе вернемся к этому во время гипнотического сеанса, но я хотел бы услышать это сейчас, чтобы иметь возможность сравнить. Ночью тебе что-нибудь снилось? Ты успел что-нибудь записать?

Киган кивнул.

– Мне снова снился дом...

– Снова? Он снился тебе раньше?

– Да.

– И часто?

– Много раз.

– Расскажи мне этот сон. Все, что ты записал, я потом прочитаю.

– Будто я нахожусь в этом самом доме. Дом старый. Точнее, часть дома старая, а часть новая. Это какое-то очень таинственное место. Новое снаружи, старое, обваливающееся изнутри. Я нахожусь в здании, иду вниз по лестнице. На чердаке начинается пожар. Весь верхний этаж превращается в кромешный ад. Я знаю, что мне надо бежать, но не могу этого сделать. Я в ловушке. И чувствую, что пламя скоро охватит меня, я умру, но никак не могу найти ключ от двери.

– А дальше?

Киган пожал плечами.

– Дальше я просыпаюсь. Во сне пламя не доходит до меня. Оно там, наверху, но огонь охватывает и лестницу. Это ужасно. В этом есть какой-нибудь смысл, Пол, или это просто сон сумасшедшего?

– Думаю, в нем очень большой смысл, но об этом поговорим позже. Прежде всего, Том, мне хотелось узнать нынешние пределы твоей памяти. Я полагаю, она у тебя постепенно нормализуется. В полицейском участке Лос-Анджелеса и у себя в квартире ты говорил, что ничего не помнишь. Я думаю, ты имел в виду, что ничего не помнишь до того, как очнулся в госпитале?

– Да. С того момента я все помню.

– И в то же время ты сейчас сказал мне, что сон о пожаре снился тебе много раз. Значит, и до того, как ты очнулся в госпитале. Верно?

Киган уставился на него.

– О да. Мне... мне он не снился с тех пор... значит, он снился мне и раньше.

– Очень хорошо. Просто здорово! Ты уже кое-что вспомнил. Я же говорил, память начнет к тебе возвращаться, едва ты окажешься в привычном месте. И теперь я хочу, чтобы ты привык к этому месту, чувствовал себя здесь как дома и в безопасности. Просто расслабься, Том, наслаждайся солнцем, видом на горы, а мы сделаем так, чтобы ты сумел все вспомнить. Обещаю тебе.

Внутренняя растерянность и беспокойство Кигана наконец вырвались наружу.

– Это так, будто стараешься вспомнить чье-то имя... чье-то, кого ты очень хорошо знаешь... и даже смешно, что оно вылетело у тебя из головы. Знаешь, как зовут человека, а вспомнить, черт возьми, не можешь. Вот так и у меня в отношении всей моей жизни – до того как я очнулся в госпитале. Ничего не могу вспомнить, Пол... вся моя прошлая жизнь как огромная черная дыра. Я не помню, кто я... что я делал... была ли у меня семья...

– Том, послушай меня. Иногда действительно не удается вспомнить имя хорошо знакомого человека. Или номер телефона. Или сон. Что мы обычно делаем в таких случаях? Усиленно стараемся припомнить. Да? Но чем больше мы об этом думаем, тем труднее нам вспомнить. Если же перестать напрягать память, расслабиться, тут же появляется подсказка из подсознания. Всегда доверяй своему подсознанию. Его цель и назначение – служить тебе. Не пытайся усиленно думать, Том. Таким способом ты загоняешь свою память. Расслабься, и через какое-то время, без особых усилий, внезапно вспомнишь, что происходило с тобой до госпиталя. Раз это случилось один раз, то непременно произойдет и в следующий. Итак, дай этому свершиться. Просто жди.

На лице Кигана засияла улыбка.

– Хорошо. Спасибо, Пол.

Драммонд взглянул на часы.

– Мне пора. Можешь вымыть посуду. Дом в твоем распоряжении, делай все, что хочешь. Я вернусь к часу.

По дороге в офис Драммонд думал о сне Кигана. Психоаналитику необходимо достаточно осторожно подходить к сновидениям пациента. Все сновидения представляются в сознании человека в виде символов. Их толкование, естественно, является субъективным, однако в психиатрии и психологии некоторые символы считаются общепризнанными. Драммонд испытывал особую гордость за то, что ему оказалась открытой символика снов Кигана.

Сновидение о доме – это сновидение о самом себе. Любой рисунок дома, сделанный, например, рукой ребенка, принимает характер антропоморфной символики[6], где окна – это глаза, дверь – рот, дорожка к дому – язык. Дом, приснившийся Кигану, был новым снаружи и обветшалым изнутри. Вот так воспринимал себя и Киган: внешне молодой, физически сильный, а внутри дряхлый, изношенный человек.

В его сне пламенем был объят чердак, верхний этаж. Под чердаком следует подразумевать голову, мозг. Разум. Разум Кигана был объят пламенем и не поддавался контролю, угрожая всей его жизни. Киган знал это и пытался убежать, но не смог... никак не мог найти ключ, потому что не знал, что с ним происходит.

Но для Драммонда гораздо большее значение имел не классический вариант интерпретации сна, а то обстоятельство, что это случилось с Киганом до момента его госпитализации, до получения травмы головы от удара грабителей в Map-Виста. Иными словами, умственная нестабильность Кигана и, возможно, потеря памяти были вызваны какими-то предшествующими событиями. А в момент похищения, видимо, произошло обострение.

Вот это уже доказательство, это важнейший ключ к разгадке. Теперь Драммонд мог попытаться установить временные рамки, в пределах которых следовало искать источник заболевания Кигана. Сейчас, по крайней мере, он мог пренебречь случаем в Map-Виста и сконцентрировать все свое внимание на прошлом Кигана.

Конечно, военная кампания во Вьетнаме – чересчур обширное поле для исследования, которое Драммонд собирался предпринять. Но стена, обклеенная вырезками и фотографиями о Вьетнаме! Просто какая-то одержимость, которая, как и сны, является симптомом, указывающим на источник беспокойства.

Итак, это мог быть Вьетнам.

Вьетнам... и герой войны во Вьетнаме.

Джек Крейн.

Губернатор Джек Крейн.

Кандидат в президенты Джек Крейн.

Посмотрим, что произойдет седьмого ноября. Вероятнее всего, Джек Крейн станет президентом.

В январе Джек Крейн – президент Соединенных Штатов.

Вырулив "даймлер" на стоянку за офисом, Драммонд выключил двигатель и несколько минут сидел неподвижно, размышляя, казалось бы, о самом невероятном – о связи между Томом Киганом и будущим президентом Америки.

Невероятно, но вполне возможно.

В жизни не бывает ничего невозможного. Даже когда речь идет о президентах.

В принципе, невозможным казался и "Уотергейт". Жизнь доказала, что это возможно. Ведь это было!

Драммонд нахмурился. Его охватило чувство тревоги и беспокойства. Почему вдруг пришел ему на память "Уотергейт"? Что натолкнуло его на это?

Он отбросил эти мысли, напомнив себе, что научный анализ не допускает никаких импульсивных предположений, запер автомобиль и направился к своему офису.