Трапезундская империя и Западноевропейские государства в XIII–XV вв.

Глава II. Трапезундская империя и Венеция в конце XIII–XV вв.

Не приходится доказывать, что из стран Западной Европы итальянские торговые республики имели наиболее прочные, постоянные и устойчивые связи с Трапезундской империей. Но, начиная историю отношений государства Великих Комнинов и Запада именно с Венеции, следует пояснить мотивы такого выбора: ведь граждане республики св. Марка обосновались «а берегах Понта позже генуэзцев, а значение венецианской фактории в Трапезунде во всяком случае сопоставимо со значением лигурийской. Дело в характере связей, их отражении документами. Венецианская республика направляла торгово-предпринимательскую деятельность своих купцов во всем бассейне Средиземного моря, организовывала, контролировала и обеспечивала охрану регулярных конвоев галей на всех основных маршрутах Верхней и Нижней Романии. Причем (в отличие от Генуи) делала это централизованно, в масштабе государства. Поэтому экономические связи Венеции и Трапезунда имели более регулярный характер, хотя подчас по масштабам и уступали черноморской торговле Генуи и генуэзских колоний. Равным образам и все вопросы, относившиеся к венецианским факториям, их управлению, связям с государствами, на территории которых они находились, были сконцентрированы в ведении Сената и отчасти Большого Совета. Принятые ассамблеями постановления фиксировались со всей тщательностью. Прекрасная сохранность этих документов дает возможность почти погодно (особенно с 30-х годов XIV в.) проследить развитие отношений между Трапезундской империей и Венецией, а также в известной мере и вообще определить политическую и юридическую основу пребывания итальянцев на Понте, ибо только венецианские архивы сохранили тексты договоров, оформивших отношения Трапезундской империи и с Венецией, и с Генуей: знаменитые хрисовулы, данные венецианцами в 1319, 1364 и в последующие годы, составлялись на основе практики и документов, определявших условия торговли и пребывания генуэзцев во владениях Великих Комнинов. Совокупность экономических и политических связей Трапезундского и итальянских государств более полно отражена в венецианских источниках. Отдавая себе отчет в том, что общие закономерности развития венецианской и генуэзской торгово-политической активности были сходными, предпочтительно первоначально обратиться к венецианскому материалу, позволяющему нарисовать более полную картину.

Необходимо также учитывать, что в отношениях между Трапезундской империей и итальянскими морскими республиками последним зачастую принадлежала более активная роль. Малочисленность и фрагментарность собственно трапезундских источников, кроме того, заставляют исследователя рассматривать и саму политику государства Великих Комнинов в отраженном свете постановлений и дипломатических реляций Венеции и Генуи. Неизбежным следствием этих двух обстоятельств является некоторое смещение акцента в сторону Адриатической и Лигурийской республик.

Вопрос о времени проникновения венецианцев на территорию Трапезундской империи был поставлен давно. Однако определение хронологических рубежей было весьма несогласованным прежде всего в силу нечеткости критерия и совмещения двух разных вопросов: о появлении венецианцев на берегах Понта и организации устойчивого поселения, фактории. Очевидно, возникновение фактории, имевшей определенный политический и правовой статус, не является этапом зарождения связей и не совпадает с началом колонизации (как предполагалось), а скорее есть уже итог определенных отношений, возникших в предшествующий период.

Первые исследователи проблемы уделяли главное внимание хрисовулу 1319 г. Проанализировав его, Я- Фальмерайер и В. Гейд лишь отметили, что венецианцы обосновались в Трапезунде позже генуэзцев[268]. М. М. Ковалевский, допуская возможность раннего (еще в XII в.) проникновения итальянцев в Черное море[269], создание особого венецианского баюльства в Трапезунде объяснял усилением позиций генуэзцев после падения Латинской империи и поисками Венецией новых путей, морей и рынков. Возникновение этого баюльства несколькими годами ранее образования консулата в Тане было следствием единого процесса перемещения торговли в сторону Азовского моря[270]. Н. Йорга считал, что трапезундско-венецианские связи зародились непосредственно перед 1300 г.[271] Д. Закитинос, отметив, что такое суждение недостаточно обоснованно, предложил в качестве датировки последнюю четвери XIII в. Но вопрос, почему венецианцы при их «практическом духе» не обосновались в выгодном эмпории ранее, Закитинос оставил открытым, предположив противодействие им генуэзцев[272]. Лишь Г. Каро, а затем Г. Брэтиану впервые привлекли документ, доказывающий присутствие венецианцев в Трапезунде до 1319 г.: в 1291 г.[273] Кроме того, в некоторых исследованиях в последние годы появились попытки, расширительно истолковывая хрисовулы, данные венецианцам и генуэзцам в XII в. византийскими императорами, доказать, что итальянцам было разрешено плавать в Черное море, но без права заходить в Азовское[274]. Сомнительность такой трактовки хрисовулов очевидна, тем более, что мы не располагаем документальными подтверждениями обоснования венецианцев и генуэзцев на Черном море до XIII в.

С образованием в 1204 г. Латинской империи Венеция, самая большая и сильная торговая нация[275] периода развитого феодализма, получила потенциальную возможность посылать свои суда в любой район Черного моря. В документах отражены факты венецианской навигации в 1206 г. в Солдайе (Судак), в 1212 г. — Симиссо (визант. Амис, соврем. Самсун) в пределах уже собственно Трапезундской империи. В 1232 г. зафиксировано плавание венецианцев в Черное море, правда, без указания портов[276]. На этом основании иногда считают, что именно в первой половине XIII в. у Венеции возникли там серьезные коммерческие интересы[277]. Однако уже сами издатели вышеупомянутых документов (например, Дж. Соранцо) отмечали, что подобные сведения единичны в большом числе нотариальных актов первой половины XIII в. Необходимо также учитывать, что именно в эти годы основные усилия республики св. Марка были направлены на закрепление новых приобретений в Восточном Средиземноморье, что требовало значительных сил и средств. Г. Брэтиану указал на то, что политическая раздробленность и отсутствие стабильности на Черноморском побережье и на путях к нему препятствовали установлению благоприятных экономических связей итальянского купечества с этим регионом[278]. Добавим, что до изменения магистральных путей левантийской торговли в середине XIII в. и Трапезунд и Крым лежали в стороне от основного потока товаров., Показательно, что среди оффициалов, управлявших венецианскими колониями и факториями в период до 1282 г., венецианский источник — Liber officiorum — не упоминает чиновников в Трапезунде и в каком-либо порту Черного моря[279]. Равным образом их нет и в книгах Большого Совета до 1319 г.[280]

В последней трети XIII в. Трапезунд являлся наиболее удобным пунктом посреднической торговли, началом караванного маршрута к столице нового государства ильханов — Тавризу и, кроме того, удобной морской пристанью на путях к Крыму и в Азовское море. Поддерживать факторию в Трапезунде, не имен опорных баз в Черном море и на Босфоре, было нельзя. Поэтому условия для установления регулярных связей и образования там итальянских сеттельментов возникли в связи с общим изменением континентальных путей левантийской торговли (после разрушения монголами Багдада в 1258 г.); с началом обоснования итальянцев в Крыму (Каффа, Солдайя и т. д.) и на Азовском море (Тана); с укреплением внутреннего положения в самой Трапезундской империи в конце XIII в.; с завоеванием итальянскими республиками более или менее устойчивых позиций на проливах и в Константинополе; с образованием централизованного государства ильханов, поддерживавшего открытыми и безопасными караванные дороги вплоть до Средней Азии и Китая.

Первый стимул к бурному развитию венецианская торговля на Черном море получила после заключения договора с Византией в 1268 г. Тогда в Италии свирепствовал голод, и венецианские купцы закупили в портах Черного моря большое количество хлеба, получив высокие прибыли[281]. К 1291 г., как уже отмечалось, относится первое документальное подтверждение пребывания венецианцев в Трапезунде. К началу венецианско-генуэзской войны (1294–1298) венецианцы уже располагали в Трапезунде небольшой станцией. Завещание венецианского купца и путешественника Маттео Поло свидетельствует, что в это время им приходилось сталкиваться не только с враждебностью занимавших более прочные позиции на Понте генуэзцев, но и с притеснениями со стороны трапезундской администрации. В 1295 г. Маттео Поло, его брат Никколо и сын Марко, будущий автор знаменитой «Книги путешествий», возвращались через Трапезунд в Венецию и потерпели ущерб «как от самого императора (Иоанна II), так и от других лиц в пределах его империи» на сумму около 4000 иперперов[282]. Во время знаменитого нападения на Каффу в 1296 г. венецианский флотоводец Джованни Соранцо захватил в Крыму имущество трапезундцев (видимо, купцов) также на 4000 иперперов. По решению Большого Совета в 1301 г. эти деньги были распределены по квотам между венецианцами, чье имущество было захвачено (или секвестровано) в Трапезунде[283]. Венецианцы рассчитывали на более полное возмещение ущерба новым императором Алексеем II, но к 1309 г. упомянутый Маттео Поло смог получить лишь 1000 иперперов[284]. Перед нами неясные упоминания первых столкновений на Понте, история которых лишь начиналась. Но примечателен один факт. В хрисовуле 1319 г., оформившем права венецианской колонии в Трапезунде, Алексей II называет упомянутого Джованни Соранцо, ставшего в 1312 г. венецианским дожем, старым и сердечным другом (condam amicus intimus Imperii mei)[285]. И это не просто форма дипломатической вежливости: она никогда более не была повторена в последующих хрисовулах трапезундских императоров венецианцам. Уже Д. Закитинос предположил, что дружественные отношения могли зародиться в конце XIII в., когда Соранцо командовал 25 галерами и вел боевые действия против генуэзцев[286]. С именем Алексея II связаны существенные изменения во внешней политике Трапезундской империи: она уходит из-под византийской опеки, завещанной Иоанном II (1280–1297) сыну. Алексей II (1297–1330) более не ищет поддержки у Андроника II Палеолога, а ориентируется на военный союз с правителями соседних государств, и прежде всего с мтаваром Самцхе Беком Жакели, с дочерью которого он вступает в брак. Основные усилия теперь направлены на отпор возросшему натиску тюркских кочевников[287]. Находясь в орбите византийской политики, Иоанн II, по всей видимости, разделял антивенецианские настроения своего шурина Андроника II Палеолога, который в 1296–1303 гг. вел с Венецией настоящую (и притом бесплодную) войну[288]. Та группа господствующего класса, которая стояла за спиной Алексея II, как мы видели, проводила иную политику. Изменениям могли подвергнуться и отношения к венецианцам, особенно после разгрома ими генуэзской твердыни — Каффы. В войне с генуэзцами и Джованни Соранцо был заинтересован в поддержке со стороны Трапезундской империи. Совпадение интересов могло привести к установлению более тесных отношений, тем более, что нарастание трапезундско-генуэзских антагонизмов уже ощущалось и проявилось вскоре в ходе крупного конфликта 1304 г. Свидетельством сближения с венецианцами могло быть и обещание Алексея II компенсировать ущерб, нанесенный им при Иоанне И, о чем говорится в упомянутом документе Большого Совета от 4 июля 1301 г.

Вторая четверть XIV в. явилась благодатным временем для становления венецианской черноморской торговли[289]. Закреплению венецианцев в портах «Великого» моря содействовало то, что их основные конкуренты и противники (генуэзцы) были вовлечены в борьбу, которая велась между центральной администрацией и колонией Перы[290]. Это облегчало венецианцам устройство своего фондако рядом с генуэзской факторией.

Хрисовул Алексея II (июль 1319 г.) был основным документом, оформившим отношения между сложившимся венецианским поселением и императорской администрацией. Хрисовул явился ответом на просьбы Венецианской республики и ее дожа Джованни Соранцо (1312–1323) и был дан венецианскому послу Микеле Панталеоне. Венецианцам разрешалось устроить в Трапезунде пристань, посещать все города и крепости империи, беспрепятственно вести торговлю и основать факторию, избрать байло и иметь административный аппарат «по обычаям Романии»[291]. Для венецианского поселения отводился участок земли у Леонтокастрона площадью около 17 689 кв. м[292]. В хрисовуле не говорилось о какой-либо выплате за него. Зато венецианцы, как и генуэзцы, обязывались вносить в казну торговые подати-коммеркии, состоявшие из таможенной ввозной (или транзитной) пошлины, налога с оборота, таксы за взвешивание товара. Первая фиксировалась в денежных единицах и составляла 20 аспров с любого тюка товаров, привозимого морем, и 12 аспров — с каждого тюка из внутренних областей[293]. Если в Трапезунде совершалась торговая сделка венецианца с невенецианцем, продавец уплачивал пошлину 3%, а при взвешивании товара — еще особый сбор — 1,5% от его стоимости. Такую же сумму платил и покупатель[294]. В том же случае, когда товар и продавали и покупали венецианцы, платился лишь «чистый» налог за взвешивание (ежели таковое имело место). Сама же сделка фактически рассматривалась как внутреннее дело фактории[295]. Непроданный товар полностью освобождался от обложения. При торговле драгоценными металлами и камнями, дорогими видами тканей платили только ввозную пошлину. В этом проявилась заинтересованность трапезундского правительства и господствующего класса империи в притоке ценных товаров. Когда венецианские купцы продавали в Трапезунде товары, привезенные из Персии и Великой Армении («с суши — к морю»), пошлина с продавца снижалась до 1%, но она уплачивалась и в том случае, если сделка совершалась внутри колонии при реализации златотканых, шелковых и тонких тканей: их стоимость была слишком значительной, чтобы освободить купцов от уплаты за них коммеркия[296]. Все предусматриваемые налоги считались привилегией. Но, несмотря на это, они представляют разительный контраст по сравнению с полной финансовой свободой венецианцев в Константинополе[297]. Трапезундскому правительству удалось с самого начала добиться более выгодных для себя условий пребывания иностранных купцов на своей территории. В этом Трапезунду помогло отсутствие прецедента полного иммунитета иностранной торговли на Понте. До 1204 г. Черное море было закрыто для венецианцев и генуэзцев. Полученные ими в 1084, 1126, 1148, 1169, 1187, 1198 гг. хрисовулы не касались прав торговли в его бассейне. Венецианцы и генуэзцы очень ревниво охраняли уже имевшиеся привилегии и практически никогда не соглашались на их редуцирование[298].

Венецианцы положительно расценили заключенный договор[299] избрав уже в 1319 г. на собрании Большого Совета главу своей администрации в Трапезунде — байло[300] и начав интенсивное строительство венецианского поселения. В 1320 г. на эти цели было ассигновано в общей сложности 2000 дукатов[301]. Но обоснование в Трапезунде, в соседстве с уже прочно чувствовавшими себя здесь генуэзцами, не было легким делом. В этих условиях многое зависело от отношений с правящей верхушкой Трапезундской империи, и Венеция принимала все меры для поддержания мирных и дружественных связей[302]. В 1328 г. венецианский байло передал в дар императору и его «баронам» 100 дукатов[303]. Значительная сумма — 200 дукатов (помимо традиционного подношения по случаю прибытия торговых галей) — была выделена в 1330 г. Андронику III при вступлении на престол[304]. С 1319 г. специально в Трапезунд из Венеции регулярно направлялись большие конвои торговых галей[305]. Трапезундский фиск начал получать крупные доходы от окрепнувших экономических связей[306]. Однако почти сразу же начались и столкновения с генуэзцами. В 1327 г. они напали на венецианские суда, идущие в Трапезунд, и нанесли им урон[307]. В 1328 г. венецианская администрация дала капитану талей Романии после совещания с патронами право решать вопрос о том, стоит ли заходить в Черное море. Опасности плавания в Трапезунд были вызваны неприятельскими действиями генуэзцев[308]. Там происходили и торговые тяжбы граждан двух республик[309]. Венецианцы испытали некоторые трудности в налаживании караванного и морского пути в Персию, где их купцы подвергались частым ограблениям[310]. Из-за этого в 1325, 1335 и 1338 гг. Сенат даже был вынужден под угрозой высокого штрафа резко ограничивать или вовсе запрещать своим гражданам торговать в Персии[311]. Специальные комиссии для рассмотрения дел Трапезунда и Тавриза создавались в 1327 и 1328 гг.[312] В итоге было решено отправить через Трапезунд в Персию посольство, расходы на содержание которого в виде особого налога обязали оплатить самих венецианских купцов, торговавших в тех районах[313]. Вероятно, до конца 1331 г. спорные вопросы еще не были урегулированы, а члены венецианского посольства и некоторые купцы даже оказались в плену в Тавризе. Для их освобождения венецианские байло Марино Сагредо (1328–1330) и Никколо Нани (1330–1332) прибегали к помощи трапезундского протовестиария, обещая ему за помощь денежное вознаграждение. Именно это посредничество привело в конце 1331 — начале 1332 г. к заключению договора Венеции с державой ильханов, определившего условия взаимной торговли персидских и итальянских купцов в Тавризе и Трапезунде на паритетных началах и с взаимной гарантией безопасности[314]. В 1334 г., после длительной дискуссии из-за того, что обещания венецианских оффициалов в Трапезунде не были письменно зафиксированы, Сенат все же принял решение об уплате трапезундскому протовестиарию от 100 до 150 дукатов, по усмотрению байло[315].

В этой связи важно отметить, что трапезундское правительство придавало большое значение посреднической торговле, проходившей через города Понта, и всячески заботилось о сохранении караванной торговли с Тавризом и о создании для нее благоприятных условий. И несмотря на то что полной безопасности передвижений так и не удалось добиться, венецианские и генуэзские купцы при содействии Великих Комнинов успешно развивали свою торговую деятельность как в Трапезунде, так и в Тавризе, особенно с 20-х годов XIV в. и до распада державы ильханов в 1335 г. После этого венецианская торговля в самом Тавризе сохраняла свое значение и развивалась примерно до середины 40-х годов XIV в.[316], но поездки из Тавриза на большие расстояния в глубь Азиатского материка, как правило, уже были невозможны для итальянских купцов.

Основным спорным вопросом между венецианским купечеством и трапезундской администрацией была проблема коммеркиев. Венецианцы всегда очень болезненно реагировали на всякую, даже малейшую попытку нарушить их привилегии, стремились избегать создания любого прецедента повышения налогов, добивались все более благоприятных для себя условий торговли. Императорская же власть, нуждаясь в значительных средствах, стремилась получить их как от интенсификации торгового оборота, так и за счет прямого увеличения нормы обложения. Правда, в указанный период такие попытки супертаксации имели единичный характер. В 1322 г. по поводу какого-то фискального нарушения новому трапезундскому байло было поручено обратиться с увещеваниями к правительству Трапезундской империи[317]. В 1333 г., вопреки обычаям и договорам, с венецианцев начали взимать особый налог — миссетерию в тех случаях, когда товары не подлежали такого рода взысканиям[318]. Поводом было то, что конвой венецианских галей нe сделал традиционного дара императору[319]. Инцидент рассматривался в 1334 г. специально учрежденной комиссией «мудрых»[320], и Сенат в конечном счете вынес решение: уплачивать ежегодно по прибытии в Трапезунд галей сумму до 50 дукатов, но избегать оформления новой пошлины[321]. Тогда же капитану галей Романии было поручено в качестве посла республики передать императору Василию поздравления (и, вероятно, денежный подарок) по случаю коронации[322]. В следующем, 1335 г. вопрос о повышенном коммеркии был поднят вновь из-за взыскания с купцов при всех родах сделок 3-процентного коммеркия. По хрисовулу 1319 г. он признавался законным при продаже товаров невенецианцам. Для устранения супертаксации Сенат направил трапезундскому императору, а также высшим должностным лицам империи (протовестиарию, великому дуке и великому доместику) письма с просьбой восстановить прежний порядок налогообложения, предлагая за это денежный дар императору[323]. Весь конфликт протекал в мирных формах, с соблюдением всех норм дипломатической вежливости. Сенат лишь просил устранить несправедливость ради «сердечной дружбы», которую Венеция питает к императору, и развития обоюдных торговых отношений, основанных на договорах. Продолжение несправедливостей, как отмечало постановление Сената от 18 июня 1334 г., вынудило бы венецианцев покинуть трапезундский рынок, что было бы весьма невыгодно для обеих сторон[324].

7 июля 1339 г. высший орган Венецианской республики — Большой Совет специально рассматривал вопрос о положении венецианского купечества в Тане и Трапезунде. Отмечалось, что имевшиеся убытки в торговле (начинавшей идти на спад) были в значительной мере связаны с малочисленностью самих венецианских купцов в тех районах. Для расширения коммерции там требовался более постоянный состав купцов-резидентов. Большой Совет разрешил консулам и байло применять «натурализацию» местных жителей, связанных с венецианской факторией, предоставляя им венецианское подданство, охрану и привилегии в торговле в том случае, если они состояли под опекой байло не менее 5 лет[325]. Этим путем венецианское правительство стремилось расширить свою социальную базу на заморских территориях, развивая сотрудничество с торгово-ремесленным населением Трапезунда, правда, не без ущерба для трапезундского фиска, так как предоставление венецианского подданства вело к налоговым послаблениям.

В целом до начала гражданской войны (1340–1355) в Трапезундской империи положение там венецианского купечества было стабильным. Выгоды от торговли намного превышали ущерб от разного рода конфликтов и неурядиц. Это проверяется и данными о навигации венецианских галей в Трапезунд. Обстановка менялась с 40-х годов XIV в. После смерти императора Василия 6 апреля 1340 г. к власти пришла его жена, дочь византийского императора Андроника III Палеолога, Ирина. Давно назревавшие противоречия между разными группировками трапезундского господствующего класса приняли в это время особенно яркие формы[326]. Уже 5 июля 1340 г. венецианский Сенат должен был принимать меры для охраны безопасности своих купцов в Трапезунде. Последним предписывалось под угрозой штрафа в 50 лир гроссов (500 дукатов!) не выходить за пределы укрепленного караван-сарая. Байло поручалось изыскать дополнительные средства, если караван-сарай не сможет вместить всех венецианцев[327]. В правилах о навигации на 1341 г. предусматривалась отправка не менее двух галей Романии в Трапезунд. Их капитану было разрешено продлить срок обычной 8–10-дневной стоянки в городе еще на 10 дней ввиду возможного прибытия каравана из Персии[328]. Увеличение сроков имело место и в последующие годы, но как мера чрезвычайная и не более чем на 3–4 дня[329]. Прямая торговля с персидскими купцами в Трапезунде была, конечно, делом важным и прибыльным для венецианцев, особенно в условиях надвигавшегося кризиса, но не одна она заставила Сенат пойти на очевидное нарушение традиционных ограничений в навигации. Посылкой галей, каждая из которых насчитывала не менее 185 человек экипажа, обеспечивалась безопасность и жизнедеятельность далекой венецианской фактории. О принятии необходимых мер предосторожности говорит и предписание, данное патронам судов, неотлучно находиться на галеях в течение трех последних дней перед их отплытием из Таны и Трапезунда[330]. Однако, в то время как галеи Романии еще собирались отправиться в Трапезунд в июле 1341 г., сам этот город пережил нападение туркменов-амитиотов. Вспыхнувший пожар уничтожил и венецианский караван-сарай[331].

Трудно сказать, в какой мере Венеция вмешивалась в ход гражданской войны в Трапезундской империи. Мы не располагаем прямыми данными, изобличающими республику св. Марка. Правда, в 1341 г. мятежные феодалы Схоларии и Митцоматы отправились в Константинополь на венецианской катерге[332]. Подобные примеры имелись и позднее, но вряд ли они показательны. После пожара 1341 г. фактория влачила жалкое существование. В 1342 г. Сенат решил не направлять туда своего байло[333]. И хотя организуемая республикой регулярная навигация в Трапезунд предпринималась в 1342 и 1343 гг.[334], условия местного рынка были плохими, часть товаров даже не была разгружена в Трапезунде и возвратилась в Константинополь[335]. В 1344 г., получив новости, позволявшие надеяться на «reformatione viagii Trapesunde», Сенат приказал двум галеям, из числа совершавших навигацию Константинополь — Кипр, при благоприятной обстановке идти в Трапезунд. Решение об этом надлежало принять Большому Совету венецианских граждан в Константинополе[336]. Полученные новости, вероятно, касались временного прекращения гражданской войны в Трапезундской империи. В тот период возобновление экономических связей с Трапезундом было для венецианцев важным делом, тем более, если учитывать общее плохое состояние их черноморской торговли[337]. В 1343 г. была полностью прервана связь с Золотой Ордой: хан Джанибек на 5 лет изгнал всех итальянцев из Таны[338]. «Светлейшая» республика изыскивала средства удержать позиции в «Великом» море.

Патроны галей, шедших в Трапезунд в 1344 г., вместе с послами республики должны были просить у Иоанна III (1342–1344) предоставить венецианцам караван-сарай и подтвердить их привилегии. Для дара василевсу было ассигновано 200 дукатов[339]. Навигация в Трапезунд в 1344 г. была осуществлена[340], и в том же году венецианцы начали сбор средств для восстановления домов и укреплений[341], получив на это разрешение императора, а в 1345 г. — и согласие генуэзского дожа, необходимое потому, что генуэзцы оспаривали их права[342]. В июле 1345 г. Сенат разрешил отправить в Трапезунд с галеями Романии необходимое вооружение и байло, а также начать строительство нового караван-сарая и починку домов[343]. Но возникали очередные осложнения. Несмотря на письменное разрешение генуэзского дожа, генуэзцы в Трапезунде продолжали чинить венецианцам всяческие препятствия в их строительной деятельности, что вызвало повторный протест Сената правительству Генуи и трапезундскому императору[344]. В 1346 г. была сделана последняя попытка посылки галей в Трапезунд, причем срок навигации был отодвинут до ноября[345]. В 1347 и 1348 гг. Сенат запретил вооруженным га леям плыть из Константинополя в Черное море[346]. Там свирепствовала эпидемия чумы[347]. Регулярные связи оказались прерванными на долгий срок: с 1347 по 1364 г.[348] Не исключено, что и сама венецианская фактория была наряду с генуэзской разгромлена в 1348/49 г. Во всяком случае место венецианского байло в Трапезунде было не замещено долгие годы[349], Пандемия «Черной смерти» (1347–1349), которая захлестнула Италию и сократила само население Венеции почти вдвое, а затем война Венеции с Генуей (1350–1355), когда Трапезунд был свидетелем морской победы венецианцев над соперниками в 1354 г.[350], помешали возобновлению отношений. По Миланскому мирному договору 1355 г. Генуя и Венеция обязались не отправлять своих судов в Тану и Азовское море в течение трех лет[351]. Препятствием в развитии торговли был и разбой на торговых путях, ведущих в Тавриз в травление преемников Абу-Са'ида (ум. в 1335 г.)[352]. С 50-х годов в левантийской торговле наступил кризис, охвативший с небольшими перерывами всю вторую половину XIV и начало XV в.[353]

В 1360–1362 гг. сохранившаяся напряженность в отношениях между Венецией и Генуей препятствовала успешному развитию черноморской навигации. И вместе с тем росло стремление Венеции укрепить свои позиции на Черном море, особенно в Тане и Трапезунде, компенсировав торговые потери прошлых лет. Одновременно падение Адрианополя в 1361 г. и завоевания османов во Фракии ставили перед республикой св. Марка новые задачи по организации отпора туркам и защите своих владений в Восточном Средиземноморье. С этими целями и была предпринята попытка создать антитурецкую коалицию в составе Византии, Венеции и Генуи[354]. В поручении венецианскому послу в Константинополе 24 марта 1362 г. подчеркивалось желание Венеции видеть в составе коалиции также трапезундского императора, болгарского царя, короля Кипра и магистра госпитальеров Родоса[355]. Возможно, что переговоры в Константинополе (не приведшие, впрочем, к заключению военного союза) имели какой-то резонанс в Трапезунде. Вскоре вслед за этим Алексей III снарядил посольство, возможно, сначала в Венецию[356], а затем, в 1363 г., в Константинополь, к венецианскому байло. Основная цель миссий заключалась в восстановлении торговых отношений. Сенат. поручил байло в Константинополе направить в Трапезунд сведущего человека, чтобы он попытался расширить коммерческие привилегии или хотя бы закрепил новым договором прежние пожалования. Он должен был позаботиться и о получении нового места для караван-сарая, так как старый был разрушен[357]. Посольство Гульельмо Микеля было успешным. В марте 1364 г. венецианцы получили хрисовул, закрепивший их право торговать во всех городах и гаванях империи с гарантией безопасности, если венецианцы будут оказывать императору всякое подчинение (δουλοσύνην)[358]. Сравнивая статьи хрисовулов 1319 и 1364 гг., можно увидеть, что изменяются налоги с оборота и за взвешивание, при сохранении стабильной величины ввозной (транзитной) пошлины. Новым хрисовулом было предусмотрено снижение на 1% величины коммеркия (вместо 3% теперь надо платить 2) в том случае, если товар подлежал взвешиванию. Но сам налог за взвешивание фактически повышался на 1% и вместо 1,5%, как в 1319 г.[359] составлял 2,5, а общая сумма коммеркия, как и в 1319 г., равнялась 4,5%[360]. Если же товары не взвешивались, то платили по-старому 3% (а не 2, как следовало ожидать, исходя из представления о строгом разграничении налогов с оборота и за взвешивание)[361]. Итак, интересы трапезундского фиска были полностью соблюдены. Если же имел место прецедент, когда оба контрагента являлись венецианцами, а товар взвешивался, платили только налог за взвешивание–2,5%, а не 1,5, как в 1319 г.[362] Имело место реальное повышение величины налога. В остальном старые условия были сохранены. Как видим, нет оснований считать что хрисовул 1364 г. снижал фактическую величину коммеркия[363], напротив, он подчас повышал ее на 1%.

В 1364 г. венецианцы получили также новый участок — вблизи монастыря св. Феодора Гавра. Максимальная площадь его составляла 3510,6 кв. м[364] (в 1319 г. было–17689 м²: уменьшение впятеро!). Даже если предположить, что новый участок имел более выгодное географическое расположение, чем первый (что не соответствует действительности, ибо венецианцы затем добивались его замены), такое резкое сокращение площади свидетельствует о том, что Трапезундская империя существенно ограничила позиции венецианцев, а сама венецианская фактория, видимо, значительно уменьшилась в численности.

(Несмотря на то что венецианцам не удалось существенно улучшить свое положение в Трапезунде, Сенат, как только получил известия из Константинополя о заключении договора, принял решение возобновить viagium Trapesunde пока с несколько сокращенной, трехдневной стоянкой в городе[365]. Одновременно принимались меры для внутреннего упрочения венецианской колонии в Трапезунде: ассигновывались специальные суммы на расходы служб трапезундского баюлата, на подарки императору и оффициалам[366]. В качестве традиционного подношения императору по случаю прибытия галей было решено направить 2 колокола, которые Алексей III просил у республики, израсходовав на эти цели до 100 дукатов[367]. В 1366 г. обсуждалась возможность восстановления практики посылки в качестве главы администрации в Трапезунде байло с расширенными полномочиями. Принятое постановление об этом было затем сочтено преждевременным, и нового вице-байло предписывалось избрать на Большом Совете в Константинополе[368]: в Трапезунде, по-видимому, для такой процедуры еще не хватало численности нобилей и вообще венецианских граждан. Предусматривая тем же решением от 20 июля 1366 г. стоянку торговых галей в Трапезунде сроком до 4 дней, Сенат вместе с тем предполагал возможность того, что купцы не станут сгружать товары и производить торговлю в городе. В этом случае галеи должны были сразу же или на следующий день отплывать из Трапезунда. Эти указания говорят о значительном снижении торгового интереса Трапезунда и нестабильном состоянии самого рынка, который зависел от прибытия купцов с Востока и не имел еще достаточного количества венецианских купцов-резидентов. Хрисовулом 1364 г. не были урегулированы также территориальные споры венецианцев и генуэзцев: уже в апреле 1365 г., в день Пасхи, на Майдане (торговой площади) в присутствии императора вспыхнула ссора глав двух факторий[369]. Венецию не удовлетворяли и слишком высокие коммеркии. Для заключения более благоприятного договора Сенат решил направить в Трапезунд торжественное посольство. Ему придавали большое значение, что видно из решения о его составе и содержании. Послу за исполнение возложенной на него миссии был определен очень высокий оклад–3000 дукатов за три первых месяца и по 500 — за каждый из последующих. В состав более пышной, чем обычно, свиты входили 8 слуг, socius и переводчик. Кроме оклада на ежедневные расходы посольства выделялось по 3,5 дуката, его проезд со всем имуществом до Трапезунда осуществлялся бесплатно на вооруженных галеях. В распоряжение посла выделяли 6 лошадей. Если посол достигал поставленной перед ним цели, он становился байло с повышенным окладом–1000 дукатов в год[370]. На подарки императору и его «баронам» было ассигновано 250 дукатов[371]. Чрезвычайность и спешность миссии вызвали ее отъезд ранее сроков, определенных для отплытия регулярного конвоя вооруженных галей в Черное море. Посол должен был на специальной галее достигнуть Крита или Модона, затем пересесть на вооруженную патрульную галеру Гольфа и с ней прибыть непосредственно в столицу Великих Комнинов[372]. Послу поручалось предварительно ознакомиться со всеми предыдущими договорами, чтобы требовать соблюдения всех имевшихся льгот и привилегий. венецианцев. Подробная инструкция (синдикат) послу сохранилась в составе документов венецианского Сената. Послу предписывалось добиваться заключения нового договора с максимальным расширением прав и преимуществ венецианцев в Трапезундской империи в рамках тех возможностей, которые был должен оценить и реализовать сам посол. Ограничения уже имевшихся привилегий воспрещались. Синдикат определил основные пункты проекта нового соглашения: 1. Гарантия безопасности для всех венецианских купцов в пределах Трапезундской империи. 2. Снижение коммеркиев. 3. Обеспечение автономии венецианской фактории, управляемой байло, избранным из венецианцев по венецианским законам; сохранение судебного и административного иммунитета, наличие у венецианцев их собственного весовщика (ponderator). 4. Предоставление венецианцам нового места для их фактории и возведения укрепления. В случае, если император согласится дать такой участок, выбрать его поручалось совету всех венецианских патрициев в Трапезунде. 5. Охрана императором венецианской фактории и отчисление части денег от коммеркиев с венецианских купцов на укрепление венецианского поселения. 6. Так как венецианцам была выгодна введенная в Трапезунде мера для взвешивания товаров — gabanum, послу поручалось добиваться ее закрепления в качестве постоянной при определении величины налога. 7. Выражалась просьба к императору не назначать сборщиком налогов (коммеркиарием) купцов или лиц, причастных к торговле. Этим делалась попытка устранить препятствия в конкуренции с местным купечеством.

Для скорейшего устройства нового поселения Сенат ввел 1-процентный налог на товары и собственность купцов, торговавших в Трапезунде. Из собранной суммы половина должна была пойти на укрепление территории и строительные работы, другая — на погашение посольских расходов[373].

Что же заставило венецианцев идти на значительные финансовые траты и так детально разрабатывать условия соглашения с Трапезундской империей, рассчитанного на долгие годы? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо оценить те позиции, которыми располагала Венеция в бассейне Черного моря. Здесь систематическая навигация венецианских торговых галей осуществлялась лишь в два порта — Тану и Трапезунд. Только укрепленные фондако венецианцев этих двух городов противостояли целой сети генуэзских владений, центром которых был большой населенный город, окруженный мощными стенами, — Каффа. Генуэзцы имели свои поселения и в Тане, и в Трапезунде, и во многих других городах Анатолийского, Кавказского и Балканского побережий «Великого» моря, не говоря уже о том, что Крымский берег представлял собой полосу генуэзских торговых станций. Венецианцы же не имели никаких позиций в Каффе и почти никаких — в Крыму. «Закрытие» портов Таны и Трапезунда означало для Венеции утрату всей черноморской торговли. Именно такая угроза привела к двум крупнейшим войнам Венеции с Генуей — в 1350–1355 и в 1376–1381 гг. В межвоенный период враждебность двух республик не ослабевала. В источниках встречаются постоянные упоминания о тайном и явном (подчас и военном) противоборстве и конкуренции. В середине 60-х годов XIV в., как мы видели, обострение венецианско-генуэзских отношений имело место и в Трапезунде. И в Золотой Орде, на территории которой находилась Тана, тогда шла «Великая замятия» (1360–1380), регулярное плавание в Тану прерывалось. Очевидная нестабильность положения заставляла венецианцев с неослабным вниманием следить за изменениями в политической ситуации Черноморья. И постепенно все более зрела решимость как можно прочнее обосноваться в Трапезунде. Выражением этого и были посольства и договоры 1364 и 1367 гг. с Алексеем III Великим Комнином, несомненно, усилившие позиции республики на Понте. Примечательно, что в апреле 1367 г., когда обсуждался вопрос о синдикате послу, уезжавшему в Трапезунд, Сенат рассмотрел также просьбы венецианских купцов, находившихся в Константинополе с товарами, которые они собирались перевезти в Тану, но не сделали этого из-за упадка торговли в эмпории. Купцы желали доставить эти товары в Трапезунд и как можно скорее, ибо терпели большие убытки. Сенат сначала разрешил перевезти эти грузы на специальной военной галере Гольфа, которая везла в Трапезунд венецианского посла [374]. Принятие подобного решения в преддверии отправки регулярного конвоя галей в Черное море показывает степень заинтересованности венецианских купцов в эмпории на Понте, остроту сложившейся ситуации.

Посольству, возглавленному Пьетро Дальмером, был дан хрисовул 1367 г. Подтвердив все прежние права венецианцев и дав гарантии их безопасности, Алексей III снизил на 0,5% налог с оборота, оставив неизменной пошлину за взвешивание. Появилось и новое условие: за товары, которые покупались венецианцами у невенецианцев, первые платили 1,5% (вместо 2)[375]. Для фактории венецианцы получили более удобный участок — на мысе Св. Креста (Санта Кроче). Его площадь составляла примерно 4692 кв. м (увеличение на ⅓ по сравнению с площадью, предоставленной хрисовулом 1364 г.)[376]. На новом участке венецианцы имели право строить дома, церкви, укрепление, и сам император обязался воздвигнуть на свои средства часть стены и башни общей протяженностью около 35 м[377]. Хрисовулом подтверждалась административная автономия венецианского поселения, право иметь в Трапезунде своих байло, священников, оффициалов и торговых чиновников (весовщиков и сансеров). Был закреплен юридический иммунитет венецианцев, и разрешена проблема территориальных споров с генуэзцами, которые более не велись.

Укрепление территории затянулось с 1368 по 1372 г. Венецианский байло в Трапезунде не имел достаточных средств для строительства крепости, и Сенат поручал консулу Таны и байло Константинополя ассигновать на эти цели деньги, полученные от налогов с каравана галей «Романии — Черного моря»[378]. В 1371 г. работы по укреплению замка близились к концу, и Сенат выделил трапезундскому байло 20 комплектов доспехов для воинов и различное вооружение для защиты фондако[379].

В то время появились новые возможности и перспективы для развития торговли — в связи с укреплением государства Джалаиридов, правитель которого хан Увайс I (1356–1374) обращался к венецианским байло в Трапезунде с предложением наладить постоянную караванную торговлю между Тавризом и Трапезундом[380]. В ответе байло содержалась просьба направить в Трапезунд купеческий караван из Тавриза, чтобы убедиться в открытии торговых путей, чего венецианцы ждали уже два года, находясь в Трапезунде с товарами, предназначенными для отправки в Персию. Байло сообщил также Увайсу I о том, что в Трапезунд должны прибыть 6 венецианских торговых галей[381]. Торговля постепенно налаживалась, и венецианцы уже начали отправляться и в Западный Иран, но здесь их подстерегал немалый риск, а гарантии, данные Увайсом I, не всегда соблюдались. В ответ на ограбление венецианских купцов в Персии в декабре 1371 г. венецианцы, не получив обещанной компенсации, прибегли в ноябре 1372 г. к секвестру товаров тавризских купцов в Трапезунде, решив таким образом компенсировать ущерб[382]. Но подобные акции могли быть проведены лишь в том случае, когда венецианцы обладали значительной силой в столице империи Великих Комнинов и с согласия последних. В 1368 г. в подарок Алексею III был послан колокол стоимостью до 320 дукатов[383]; сохранялся обычай ежегодных подношений императору по случаю прибытия галей, причем в 1372 г. на эти цели вводился фиксированный сбор с купцов — до 20 соммов[384]. Республика принимала меры, чтобы обеспечить оптимальные условия для сооружения новой укрепленной фактории. Однако уже к 1374 г. появились первые симптомы разочарования: торговля не достигла того высокого уровня, которого ожидали венецианцы после получения хрисовула 1367 г. и переговоров с Тавризом. Поэтому 15 апреля 1374 г. Сенат принял решение провести реформу управления венецианской колонией в Трапезунде и сократить расходы на ее содержание. Наполовину (со 100 до 50 лир гроссов в год) был снижен оклад байло; сокращался административный персонал[385].

Политика Алексея III по отношению к венецианцам заключалась не только в том, чтобы получать максимум материальных выгод от их пребывания в столице, но и чтобы противопоставлять их генуэзцам, чье влияние усиливалось. Однако правящие круги Трапезундской империи стремились устранить прямой конфликт между двумя республиками в пределах своего государства: этим объясняется постоянное уравнивание коммеркиев с граждан двух ведущих морских держав. Проводя такую «политику эквивалентов», Алексей III, как и его дед, всегда настаивал на признании своего высшего суверенитета. В частности, в 1372 г. он потребовал, чтобы трапезундский стяг развевался над венецианской факторией рядом со знаменем св. Марка[386]. Широко истолковывая свои верховные права, императоры делали попытки вводить произвольные изменения в существующие уже нормы налогообложения, исходя из роста потребностей фиска. При взыскании налогов с итальянских купцов также имели место злоупотребления, а городское местное население не раз наносило венецианским гражданам материальный ущерб, усматривая в них конкурентов, схизматиков, а иногда и угнетателей[387]. Совокупность этих причин и стремление Венецианской республики расширить свои торговые преимущества на Понте привели в конечном счете к крупнейшему конфликту между Трапезундом и Венецией в 1374–1376 гг.[388]. С самого начала он принял более резкие формы, чем в 1334–1335 гг. Теперь венецианцы могли опираться на собственную крепость. Повод к столкновению был обычным: «дурное обращение» с венецианскими купцами в Трапезундской империи и нарушения пожалованных привилегий, кражи товаров, привезенных на венецианских галеях в Трапезунд, злоупотребления в таксации венецианских купцов со стороны императорского коммеркиария — некоего Досси (возможно, генуэзца) и его сыновей. Все жалобы венецианских купцов и просьбы получить компенсацию от императора за причиненный им урон остались без ответа, а сам байло Франческо Джустиниан был подвергнут оскорблениям (pessime videtur et male tractatur)[389]. Получив известия об этом, Сенат оживленно дискутировал, какие меры следует принять против Великого Комнина. Одни поддерживали предложение советника — Джованни Миани и четырех членов комиссии «мудрых» направить императору письмо от Светлейшей республики, указав, что она не собирается терпеть оскорбления и убытки ее представителей и граждан. Франческо Джустиниану поручалось выразить протест императору (или заместителям в случае отсутствия государя) и потребовать полного удовлетворения претензий венецианцев. Если таковое не будет получено, байло должен был воспрепятствовать высадке в Трапезунде купцов, прибывших на галеях, и своего преемника и эвакуировать венецианскую колонию. В этом случае вся венецианская торговля в Трапезунде подлежала строжайшему запрещению под угрозой секвестра товаров нарушителя. Если же император согласится пойти на уступки, но ему будет трудно произвести выплаты в полном объеме, Франческо Джустиниану разрешалось поступить по своему усмотрению, чтобы удовлетворить купцов, потерпевших ущерб. После обсуждения этого варианта и двух туров голосования, отвергнувших его, Сенат склонился к более нейтральной резолюции, предложенной двумя советниками — Пьетро Морозини и Бернардо Бригадином и двумя главами Кварантии — Лукой Валарессо и Паоло Фальером. Сенат предписывал вновь избранному байло Андреа Дандоло после тщательных консультаций со своим предшественником относительно всех событий, имевших место в Трапезунде, потребовать от императора выплаты суммы ущерба, расходов и процентов по ним, угрожая, что в случае отказа Венецианская держава, осведомленная обо всех нарушениях своих прав, не потерпит этого, но позаботится о том, чтобы употребить необходимые меры для достижения справедливости. Вместе с тем было сочтено несвоевременным всякое более радикальное вмешательство, и соответствующие инструкции должны были быть переданы всем венецианским гражданам в Трапезунде[390]. Отметим, что оба проекта не предусматривали переговоров о каком-либо изменении вотированных хрисовулами коммеркиев.

До февраля 1375 г. переговоры не дали каких-либо существенных результатов, и в решении от 15/11 1375 г. Сенат продолжал настаивать на осуществлении трапезундской стороной всех выплат, направив специальное послание Алексею III. Это делалось с целью изучить намерения трапезундского императора накануне посылки на Понт галей Романии. Андреа Дандоло, уже приступившего к своим обязанностям байло, Сенат просил сообщить полную информацию о ситуации в Трапезунде в Венецию и в Константинополь — капитану галей Романии[391]. Для навигации в Трапезунд в 1375 г. была снаряжена большая галера типа буцентавр[392], а 24 июля решили послать еще и специальную патрульную галеоту Гольфа. Супракомитам галей — Витале Ландо и Донато Станерио было запрещено высаживать купцов на берег в Трапезунде до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение с императором. Основное требование, как и ранее, состояло в получении компенсации за ущерб, а также в подтверждении всех привилегий венецианцев в Трапезунде. Кроме этого супракомиты могли настаивать на возмещении трапезундской стороной расходов на посылку военной патрульной галеры. В том случае, если соглашения не удалось бы достигнуть в течение трех дней, названные оффициалы должны были выразить протест и приступить к тайной эвакуации на корабли всех жителей венецианской колонии (как видим, их число было невелико), оставив для охраны замка некоего сера Марко. К этому плану, одобренному Сенатом, было внесено дополнение (при голосовании не получившее большинства голосов), чтобы галеры после эвакуации на них венецианских граждан открыли настоящую пиратскую войну, нанося ущерб местным жителям и их имуществу, со специальной целью захватывать в плен лиц знатных и состоятельных (personas notabiles), которых следовало привезти в Венецию, а менее известных заставлять платить выкуп или (при бедности) отпускать. Эти действия имели целью вызвать обострение борьбы внутри господствующего класса империи, возродить династическую оппозицию. Авторы предложения специально оговаривали, что ущерб должен быть нанесен только подданным императора, опасаясь, видимо, вызвать столкновение с генуэзцами. Всю конфискованную собственность предусматривалось привезти в Венецию или продать. Если же и после этого император не согласится на мировую, га-леи должны были вернуться назад. Такой проект едва ли оставлял надежду на достижение скорейшего урегулирования и был сопряжен с определенным риском. Ощущая недостаток средств для столь дерзкого вмешательства, Сенат обязал супракомитов не прибегать к насилию, но только эвакуировать купцов из Трапезунда в Константинополь. На все предприятие отводилось 12–15 дней, а конкретный план действий надлежало согласовать в Константинополе, с учетом информации, своевременно посланной туда трапезундским байло[393].

Намеченная экспедиция состоялась, так как «прибывшие в Венецию из области Трапезунда» Витале Ландо и Андреа Дандоло упомянуты в решении Сената от 15 ноября 1375 г. Но позитивных результатов опять не было; колония не была эвакуирована, и Витторе Барбариго остался в Трапезунде в качестве вице-байло, будучи и сам неудачливым кредитором императора[394]. В то же время товары, отправленные на торговой галее, очевидно, не были выгружены в Трапезунде[395].

13–15 ноября 1375 г. Сенат создал специальную комиссию, включавшую Ландо и Дандоло, для детального изучения создавшегося положения[396]. Постепенно в Сенате все более росло влияние сторонников более жестких мер. В марте 1376 г. было решено прибегнуть к открытому военному вмешательству. В качестве предлога использовались династические притязания сына Иоанна V Палеолога деспота Михаила, а также Великого Комнина Андроника на трапезундский престол[397]. Для руководства операцией был назначен знаменитый венецианский флотоводец капитан галер Моря Марко Джустиниан да Сан Поло. В его распоряжение поступало 10 вооруженных галер, с 6 из которых он был должен идти из Константинополя в Трапезунд. Напомним, что в 1375 г. в такую экспедицию посылалось лишь 2 галеры. До прибытия в Трапезунд Джустиниану предстояло еще выполнить довольно сложную дипломатическую миссию в Византии и при дворе султана Мурада. Но ее разрешалось прервать, если развитие событий в Трапезунде потребовало бы скорейшего вмешательства[398]. Предлагалось свергнуть Алексея III с трона и заменить его одним из названных претендентов, кто был бы готов предоставить гарантии и широкие привилегии венецианской фактории, а также уплатить расходы по снаряжению экспедиции[399]. Появилось и новое требование — снизить в 2 раза размеры коммеркиев (с 4 до 2%)[400]. После получения необходимой информации капитан и провведиторы Романии — Пьетро Корнер и Марино Мемо могли выдвинуть и дополнительные условия[401]. Отправку галер намечалось провести в глубокой тайне, так, чтобы ни гонец, ни корабль не поспели ранее их в Трапезунд: обеспечивался эффект внезапности. Одновременно предполагалось укрепить венецианский замок в Трапезунде и усилить его охрану. Венецианцы опасались нового погрома их фактории. Несмотря на выделение столь крупных сил, Сенат учитывал вероятность возникновения препятствий либо из-за сопротивления местных жителей перевороту, либо из-за того, что претенденты откажутся (или не смогут) участвовать в экспедиции, либо из-за изменения положения в самом Трапезунде. В первом и втором вариантах капитан и провведиторы должны были добиваться удовлетворения своих требований от самого императора Алексея, а в случае его отказа — начать военные действия и наносить ущерб Трапезунду и другим приморским населенным пунктам империи, а также судам в портах и в открытом море, захватывая корабли и ценности как можно в большем количестве, но не рискуя без нужды безопасностью вверенных им людей. Для экспедиции был предусмотрен максимальный срок: от 15 до 20 дней. В случае, если в пути или в Константинополе капитан и провведиторы получили бы новость об изменении обстановки в Трапезунде, им предписывалось действовать по своему усмотрению в духе инструкций Сената. Под изменением положения, вероятно, подразумевалось достижение соглашения между императором и венецианской факторией либо укрепление позиций трапезундской стороны (например, вследствие заключения императором союза с сильной морской державой — Генуей или же с османами). Один из «мудрых», Фантино Аримундо, предлагал еще более дерзкий проект: если положение в Трапезунде будет неустойчивым, то самим венецианцам следует взять власть в свои руки, установив прямое правление своего «ректора» при согласии трапезундских «баронов». Из-за нереалистичности этот проект был отклонен.

В Венецианском государственном архиве хранится неизвестный до сих пор исследователям синдикат, данный трем руководителям экспедиции 1376 г. Этот документ датирован 12 марта и был поручением, составленным от имени Малого Совета, Сената, Кварантии и Дзонты[402]. Синдикат давал весьма широкие полномочия послам и главам экспедиции на ведение переговоров и заключение юридически оформленного соглашения. Военные действия в синдикате не упомянуты, и от капитана и провведиторов требовали мирных переговоров с императором для урегулирования кризиса. В документе предусматривалось лишь одно специальное условие для включения в договор — полное возмещение всех убытков, причиненных венецианцам в Трапезунде. В остальном высшие органы Венецианского государства полагались ^ на инициативу своих оффициалов, которым предписывалось действовать сообразно обстоятельствам. На первый взгляд удивляет расхождение поручения Сената с текстом синдиката, принятого в тот же день. Умеренность второго может быть объяснена тем, что этот документ предназначался для широкого циркулирования. А поскольку военная экспедиция готовилась тайно, то истинный смысл действий скрывался. И все же синдикат отчетливо показывает, что мирные переговоры являлись важным начальным элементом борьбы за получение венецианцами наиболее благоприятного для них соглашения с трапезундской стороной.

Ход экспедиции не отражен непосредственно в источниках: о ней не упоминает хроника Панарета, регистрировавшего все серьезные военные столкновения на Понте в тот период. Поэтому единственный историк, изучавший эти события, Н. Йорга, счел, что экспедиция не состоялась[403]. Мы пришли, однако, к противоположному заключению. Действительно, уже 5 июня Сенат обсуждал возможность отправки каравана торговых галей в Тану и Трапезунд и отложил решение относительно Трапезунда до 17 июля, в ожидании новостей, которые должны были поступить оттуда[404]. 22 июля Сенат создал комиссию из трех «мудрых»[405] (для изучения результатов экспедиции), а 24 пригласил только что возвратившихся Пьетро Корнера и Марино Мемо на свои заседания и утвердил оклад вице-байло в Трапезунде Витторе Барбариго в сумме 30 лир гроссов в год[406]. В решении Сената от 28 июля есть прямое свидетельство того, что договор в Трапезунде был заключен. В нем сказано, что трапезундский император постоянно просил в письмах «и через наших провведиторов, чтобы из сострадания ему был отпущен долг — 8000 дукатов, которые причитались Венеции по случаю расхода на галеры (occasione expensarum galearum)». Сенат постановил простить половину долга и возвратить императору его драгоценности (іосаіе), находившиеся в руках вице-байло в Трапезунде Витторе Барбариго. И это было сделано по совету вышеуказанных провведиторов[407]. Заметим, что в Трапезунд посылались экстраординарные чиновники-провведиторы, не находившиеся в штате венецианских должностных лиц в этой фактории. Ими являлись как раз руководители морского похода 1376 г. Значит, экспедиция состоялась и закончилась мирной уступкой трапезундской стороны: в залог исполнения обязательств в руки вице-байло были переданы императорские драгоценности. Подобный прецедент уже имелся, ибо венецианцы с 1343 по 1371 г. в виде залога за долгов 30 000 дукатов удерживали коронные драгоценности византийского василевса[408]. Итак, в Трапезунде свергнуть императора не удалось, зато он согласился уплатить часть долга и снизил размеры коммеркпев, как того добивались венецианцы. Именно в 1376 г. и был пожалован им хрисовул трапезундского императора, который ранее датировали 1391 или 1395 г.[409].

По хрисовулу 1376 г. все виды коммеркиев были снижены ровно вдвое. Неизменной осталась лишь ввозная пошлина, практически также девальвированная в связи с уменьшением серебряного содержания аспра[410]. Скорейшему урегулированию конфликтов способствовали действия генуэзцев. Почти одновременно с указанным решением, 26 июля, Сенат обсуждал вопрос о маневрах генуэзского флота в районах Романии. Учитывая возросшую опасность мореплавания, он передал вопрос о возможности навигации конвоя галей из Константинополя в Трапезунд и Тану на рассмотрение генеральному капитану галей Моря, который был должен экскортировать торговые суда до Негропонта и даже до Константинополя. В виде чрезвычайной меры капитану разрешалось послать в Трапезунд одну из военных галеотт, находившихся в его распоряжении, чтобы в случае опасности для конвоя поддержать навигацию в Трапезунд («pro поп perdendo illud via-gium»)[411]. Вскоре началась самая тяжелая венецианско-генуэзская война (1376–1381), когда все связи между Трапезундом и Венецией оказались вновь прерванными. Попытка Сената в 1377 г. послать в обычное плавание в Тану и, возможно, Трапезунд конвой из трех вооруженных галей не нашла поддержки у патронов и не была реализована[412].

Все же заключенный в 1376 г. договор выдержал испытание на прочность. Сразу после окончания Кьоджской войны, 27 октября 1381 г., Сенат поручил послу в Константинополе Панталеоне Барбо отправить в Трапезунд подходящего человека, чтобы выразить императору «искреннейшую и совершеннейшую любовь» и сообщить о том, что задержка в посылке галей произошла только из-за военных действий и что в следующем году навигация в Трапезунд будет возобновлена. Алексея III просили при взимании коммеркиев не превышать норм, установленных в 1376 г., и предусмотреть возможность поездки купцов в Тавриз и Наран[413]. Несмотря на то что Туринским мирным договором 1381 г. на 2 года запрещалось плавание венецианцев в Тану[414], в 1382 г. венецианская коммуна снарядила 2 торговые галеи Романии, которые шли в Константинополь — Провато — Трапезунд (правда без захода в Тану)[415]. В 1383 г. подобная навигация была повторена, но уже с заходом в Тану[416]. Конвой был также уполномочен передать трапезундскому императору традиционный дар республики — колокол, истратив на это до 100 дукатов[417]. Сенат намеревался стабилизировать венецианскую торговлю в Трапезунде и укрепить администрацию фактории. Хотя положение во всем Восточном Средиземноморье было критическим, в Сенате тем не менее дебатировался вопрос о назначении после длительного перерыва байло в Трапезунде[418]. Длительные дискуссии закончились постановлением от 14 июля 1384 г., когда было решено приступить к избранию байло, но сократить его оклад с 500 до 300 дукатов в год[419].

Однако, несмотря на все принятые меры, в конце XIV в. венецианская торговля в Трапезунде продолжала идти на убыль. В значительной степени это было результатом кризиса в торговле с Востоком, нестабильности вследствие соперничества туркменов Кара-Коюнлу, захвативших Тавриз, с Джалаиридами и другими эмирами Восточной Анатолии, затем — завоевательных походов Баязида I Йылдырыма против Карамана, Кастамона и других тюркских самостоятельных княжеств, а также борьбы османов с Тимуром. С другой стороны, сказывались тяжелые результаты Кьоджской войны[420]. С 1385 г. вновь наступает перерыв в регулярных торговых связях Венеции и Трапезунда. Еще 27 мая 1385 г. возможность посылки вооруженных галей в Трапезунд была поставлена под серьезное сомнение[421], а 10 июля Сенат уже прямо рекомендовал своим купцам в Трапезунде направить их товары в Константинополь, чтобы их смогли забрать вооруженные га леи Таны, или же грузить эти товары на невооруженные суда для поэтапной транспортировки в Венецию[422]. В марте 1386 г. Сенат постановил отозвать из Трапезунда венецианского байло, оставив там для охраны замка и небольшого венецианского поселения его заместителя с окладом не выше 10 соммов (около 150 дукатов)[423]. С 1385 по 1395 г. регулярная венецианская навигация в Трапезунд была прервана, и вооруженные галеи республики плавали исключительно в Тану[424]. Связи трапезундской фактории венецианцев с Константинополем и Таной поддерживались при помощи частных невооруженных галей. Товарооборот сокращался[425], и это заставляло трапезундский фиск в поисках поступлений вновь прибегать к более высоким нормам обложения, чем предусмотренные хрисовулом 1376 г. На это Сенат жаловался императору в 1392 г., прося снизить коммерции и обещая восстановить навигацию[426]. Возможность ее возобновления была предметом долгих дискуссий в Сенате. Сторонники посылки вооруженных торговых галей на Понт указывали на важность Трапезунда как торгового центра и опасность сосредоточения почти всей венецианской торговли в странах «Нижней Романии», и прежде всего Египте и Сирии. Для восстановления «viagium Trapesunde» предлагалось направить на одной из галер Гольфа специальное торжественное посольство в Трапезунд и Тавриз, а также к правителям соседних к ними земель, если будет необходимость, дабы, наладить сообщение с Понтом и Персией и заключить выгодные торговые договоры. Несмотря· на четыре тура голосования, проект был отклонен незначительным большинством голосов[427]. Такое же предложение было вновь вынесено на обсуждение Сената в 1394 г. «ввиду небезопасности венецианских купцов в землях мамлюкского султана» и вновь отвергнуто[428]. Постоянное возвращение к вопросу о Трапезунде показывает интерес определенной группы венецианского патрициата и купечества к этому эмпорию, несмотря на опасности пути и коммерческие трудности. Очевидным препятствием была блокада Константинополя османами, а также пиратские действия турецких кораблей в Дарданеллах и в целом в Восточном Средиземноморье с угрозой венецианскому Негропонту и Афинам[429].

Вопрос о Трапезунде приобрел особую актуальность после того, как Тимур в 1395 г. взял и разрушил Тану[430]. Венеция стояла теперь перед угрозой утраты всех своих позиций в Азово-Черноморском бассейне. С целью не допустить этого были приняты прежде всего дипломатические меры и отправлены послы к османскому султану Баязиду, «татарскому императору» и трапезундскому василевсу. Было решено, несмотря на большие расходы, возобновить «viagium Trapesunde», послав в Трапезунд и Тану 2 вооруженные галеи[431]. 23 декабря 1395 г. Сенат постановил вновь избрать в Трапезунде байло (им стал Якопо Гуссони), дав ему посольские полномочия и ранг главного венецианского оффициала на Черноморье[432]. Венеция учитывала также и желание трапезундской стороны возобновить связи, выраженное через венецианского байло в Константинополе[433]. В поручении Гуссони подчеркивалась прежде всего необходимость обеспечения полной безопасности венецианских купцов в Трапезунде, восстановления всех привилегий и пожалований хрисовула 1376 г. (его копия была передана Гуссони), и в первую очередь 2-процентного коммеркия. Сенат прямо указывал трапезундскому императору, что желание венецианских купцов участвовать в торговле на Понте находится в прямом соответствии с двумя основными требованиями — безопасностью и прибыльностью. Для обеспечения первой нужны гарантии хрисовулов, для второй, кроме того, — открытие путей «ad partes superiores». Поэтому надо сообщить купцам Восточной Анатолии о прибытии в сентябре конвоя венецианских галей в Трапезунд и пригласить их туда для торговли. Венецианцы пытались также восстановить свое право иметь собственных чиновников-сансеров. Гуссони поручалось добиться от императора возведения незавершенной части стены в замке фактории, позаботиться о ремонте укреплений и жилищ, пришедших в упадок из-за сокращения числа обитателей венецианских кварталов. Ремонта требовал и долго пустовавший дом байло. На все эти цели было ассигновано 200 дукатов и, кроме того, 120 дукатов — для подарка императору и его придворным, чтобы как можно быстрее подтвердить новым хрисовулом императорские пожалования венецианцам[434].

Гуссони получил от Мануила III новый и последний известный нам хрисовул, полностью подтвердивший условия предыдущего договора. В нем примечательно лишь особое выделение административного и судебного иммунитета фактории[435]. Но, несмотря на большие льготы венецианцам, кризис проходил крайне медленно, возникали его новые рецидивы. Даже в год получения хрисовула купцы не выражали активного желания ехать в Трапезунд и Тану, а патроны не желали брать дважды выставленные на аукцион галеи для навигации по этому маршруту[436]. Потребовались особые меры Сената: снижение сумм фрахта, расширение категорий товаров, разрешенных к перевозке на галеях, и т. д.[437], чтобы навигация наконец состоялась[438]. Упадок фондако в Тане сказывался неблагоприятно на всей черноморской навигации, и для восстановления торговли венецианцы должны были прежде всего заручиться соглашением с татарским ханом[439]. Определенные сложности возникали и на территории самой Трапезундской империи, где полунезависимые местные феодалы, опираясь на собственные замки, контролировали торговые пути в глубь Малой Азии, прибегая к поборам и конфискациям товаров у немногочисленных венецианских и генуэзских купцов[440]. В 1398 г., когда Гуссони уже завершал свою миссию, Сенат еще отмечал слабый коммерческий интерес Трапезунда[441], а затем разрешил байло возвратиться в Венецию, не дожидаясь преемника: в 1398 г. не планировался заход галей Романии в Трапезунд. Гуссони должен был оставить в Трапезунде в качестве вице-байло патриция с очень низким окладом — 100 дукатов в год или пополана (с 50 дукатами)[442]. Очевидно, что полномочия этого оффициала носили сугубо временный характер. Избранный же Большим Советом в 1398 г. новый байло Джованни Лоредан в течение года не мог отправиться в Трапезунд из-за кризисной ситуации в Верхней Романии и отсутствия навигации[443]. Поэтому в 1399 г. было решено вновь избрать вице-байло на совете в самом Трапезунде с окладом 200 (патрицию) или 100 (пополану) дукатов в год[444]. Лишь в 1400 г. Сенат вернулся к регулярной практике избрания байло с обычным содержанием в 500 дукатов[445].

Одновременно вводился особый налог на венецианских купцов для починки венецианского замка в Трапезунде и содержания должностных лиц[446]. Император Мануил III со своей стороны обращался вновь к правительству республики с предложениями наладить торговые отношения[447].

По наблюдениям Ж. Эрса, в масштабе всей восточносредиземноморской торговли кризис второй половины XIV в. сменился стабилизацией примерно к 1404 г.[448]. Но для Трапезунда, да и для Черноморья в целом упадок продолжался и позднее, чему способствовали и конфликты Трапезундской империи с Генуей, нарушавшие нормальное плавание галей и создававшие угрозу для безопасности венецианцев на Понте. Показателем кризиса была малочисленность самой венецианской фактории в Трапезунде: докинувший его в 1398 или 1399 г. байло Дж. Гуссони оставил для охраны венецианского замка всего 7 венецианцев; с 1396 по 1407 г. шли долгие переговоры между венецианским Сенатом и его представителями в Трапезунде, с одной стороны, и императором — с другой, о постройке обещанной еще в 1367 г. части стены вокруг венецианского замка. Сделанные было Мануилом III ассигнования из поступлений в палату коммеркиев были истребованы обратно с отъездом Гуссони, и его преемник А. Фосколо тщетно добивался возвращения строительных материалов. Трения по поводу взимания коммеркиев приняли характер личных ссор коммеркиариев и байло; последний подвергался оскорблениям со стороны чиновников трапезундского налогового ведомства. Направив в 1407 г. в Трапезунд нового байло, Микеле Сориано, Сенат просил императора принять все необходимые меры для устранения конфликтов и исполнить обещания о постройке стены[449]. В 1414 г. ограблению в Трапезунде подвергся венецианский купец Пьетро Моранте. Ущерб не был возмещен до 1420 г., когда императору было сделано соответствующее представление Сената. Поручение добиваться компенсации было дано Тома Дуодо патрону галеи Романии, следовавшей в Трапезунд[450]. Из-за нестабильности политического положения и торговли венецианские граждане-армяне из Трапезунда, Сиваса и других районов Малой Азии в 1414 г. покинули их, добились от Сената разрешения поселиться на Крите или Негропонте[451]. Столкновение между Генуей и Трапезундской империей в 1415–1418 гг. почти полностью прервало систематические торговые связи Республики св. Марка с Понтом[452]. В 1417 г. байло Маттео Квирини был отозван из Трапезунда, не дождавшись, вопреки обычаю, своего преемника — Андреа Капелло[453], который не смог попасть в 1417 г. в Трапезунд, потому что галеи Романии туда не пошли, и был вынужден остаться в Константинополе[454]. Венеция, очевидно, поддержала трапезундского императора в начале его конфликта с генуэзцами, ибо генуэзский дож потребовал от Светлейшей республики разъяснения по поводу того, что супракомит Гольфа с галеей, плававшей в Трапезунд в 1415 г., «оказал прямую помощь господину императору Трапезунда» против генуэзцев[455]. Видимо, ободренный такой поддержкой, Алексей IV направил специальное посольство в Венецию, прося добавочной помощи и предлагая заключить против Генуи военный союз[456]. Заверив императора в дружеских чувствах, Сенат воздержался от. этого шага, указав на мирный характер своих отношений с Генуей в данное время, и заявил о своем благожелательном нейтралитете[457].

Последний подъем торговой жизни венецианского фондако в Трапезунде начался в 20-е годы XV в. Это был период нового расцвета всей венецианской коммерции, напоминавшей подъем накануне «Черной смерти», в 1320–1346 гг.[458]. Республика св. Марка укрепилась теперь на терраферме, добилась присоединения Далмации (1409–1420), Коринфа (1422), устранила опасного противника в лице Милана, который переживал кризис после смерти Джангалеаццо Висконти, более прочно утвердилась на рынках Египта и Сирии[459]. О росте венецианского могущества и кораблестроения говорит политическое завещание дожа Томмазо Мочениго, определившего (возможно, с некоторыми преувеличениями) общий доход Венеции в 1423 г. в 774 тыс. дукатов, из которых 376 тыс. (или 48,6%) поступали от заморских владений и морской торговли. В ежегодной навигации участвовало 45 галей с экипажем 11 тыс. моряков[460]. Именно в этот период Венеция с максимальной выгодой воспользовалась ослаблением Генуи.

Первым проявлением оживления торговли с Трапезундом была регулярность с 20-х годов организованной государством навигации[461]. Вплоть до 60-х годов XV в. стабильными оставались и размеры коммеркиев, вотированных хрисовулами 1376 и 1396 гг. Для определения их реальных величин во второй половине 30-х годов, в частности, мы использовали данные книги счетов Джакомо Бадоера. Коммеркии находились в соответствии с установлениями хрисовулов 1376 и 1396 гг.[462]. Политические отношения Венеции с Трапезундской империей укрепились в первой половине XV в. и развивались равномерно[463]. Во время переворота 1429 г., когда был свергнут трапезундский император Алексей IV и престол захватил его сын Иоанн IV, Венеция заняла нейтральную позицию, отказавшись от помощи тому или иному сопернику[464]. Конфликтная ситуация назрела лишь к 1444 г. Возвратившись из Трапезунда, венецианский байло Николо Марчелло (1442–1444) представил Сенату письменный доклад о нарушениях прав и привилегий венецианцев в Трапезунде. Они выражались в незаконном изъятии у венецианских купцов уже купленных товаров, в попытках ввести налог (manzaria) на ценные металлы, монету, что противоречило всем предшествовавшим соглашениям, а также в произвольном повышении Иоанном IV «силой» (per forza) некоторых видов коммеркиев[465]. Уже в мае 1445 г. Сенат направил в Трапезунд патрона торговой галеи Романии в качестве посла республики[466]. Он (получив текст доклада Марчелло) должен был после консультаций с купцами в Трапезунде и с байло Лудовико Бокассио отправиться к императору и, известив его обо всех злоупотреблениях, просить их устранения, выразив уверенность республики в добрых намерениях василевса. В случае отказа он был обязан лишь представить в Венецию донесение об этом, не предпринимая никаких враждебных акций, но сделав заявление, что при существующих добрых отношениях, такой шаг является неожиданностью для республики[467]. В поручении послу отмечалась также необходимость добиваться, чтобы венецианцы имели в Трапезунде собственных торговых чиновников-сансеров, а байло — более легкий доступ к императору. Указывалось, что император не имел права применять силу по отношению к кому-либо из венецианцев, но ему следовало прибегать к посредничеству байло[468]. Упоминался также обычай беспошлинной торговли бедных моряков, прибывших на галеях в Трапезунд, и традиционный дар императора вступавшему в свою должность байло — конь[469]. Надо полагать, что конфликт был быстро разрешен мирным путем, как и предполагалось в цитированном выше документе. Постановления Сената и других ассамблей более не касаются возникших неурегулированностей.

Полностью восстановившаяся и окрепшая торговля с Трапезундом была настолько выгодна для Венеции, что ее талей посещали Трапезунд даже в период нарастания турецкой угрозы, перед падением Константинополя[470]. Байло Трапезунда — Паоло Фосколо получил разрешение возвратиться в Венецию, не дождавшись преемника, лишь после захвата византийской столицы в 1453 г.[471]. Регулярная ежегодная навигация в Трапезунд прекратилась. Правда, в 1457 г. была предпринята попытка отправить 1 галею в Тану и Трапезунд[472], а в 1460 г. в такое плавание собирались послать 2 галеи. Однако большинством голосов проект был отвергнут, и в 1460 г. Сенат постановил отложить аукцион галей[473]. Закат империи Великих Комнинов был одновременно закатом итальянской торговли на Понте, агонизировавшей, впрочем, до 30-х годов и даже до конца XVI в.[474].

Для того чтобы четче выделить этапы и закономерности связей Трапезундской империи и Венеции, необходимо дополнительно обратиться к вопросу о навигации венецианских торговых талей.

Характерной чертой экономики Венеции было широкое участие государства в торговых операциях, в организации судоходства. С начала XIV в., т. е. одновременно с установлением регулярных связей с Трапезундом, в венецианскую навигацию был введен новый тип судна, так называемые большие галеи. Их размеры и водоизмещение колебались в зависимости от назначения и дальности маршрута: самыми грузоподъемными были галеи Фландрии, Таны и Трапезунда — от 150 (в XIV в.) до 250 (к середине XV в.) тонн[475]. Они строились государством, которое организовывало их регулярную навигацию, составляя конвои (mudae), строго регламентируя маршруты, график движения и время стоянки в портах. Традиционно, как показывают материалы Сената, в Трапезунд и Тану галеи отправлялись из Венеции во второй половине июля, иногда — с небольшими задержками из-за погрузки. В редких случаях (когда этого требовала обстановка) по решению Сената галеи и кокки могли плыть в Черное море в конце февраля — марте. Но всегда зимовка в черноморских портах воспрещалась. Весь путь от Венеции до Таны или Трапезунда составлял около трех месяцев, а целый viagium — полгода.

В венецианской навигации Ф. Лэйн выделяет 5 типов: 1) навигация частными лицами судов, состоявших в частной собственности; 2) регулируемая государством навигация частных судов;. 3) навигация частных судов по специальной лицензии; 4) навигация судов, которые принадлежали коммуне и сдавались ею в аренду патронам на специальных аукционах; 5) навигация судов коммуны за ее же счет[476]. С самого начала в черноморской навигации преобладали два последних типа: пятый — до 30-х годов XIV в., а затем — четвертый, который удобно комбинировал издержки государства и предпринимателя — патрона, снижая долю риска каждой стороны в операции[477]. Все виды навигации (за исключением первого, который также контролировался) регулировались государством, а относительно двух последних типов ежегодно принимались решения Сената. Путешествие на специально оснащенных вооруженных галеях в составе организованного конвоя, под прикрытием военных судов, со строго продуманным и регламентированным маршрутом и ритмом движения было намного безопаснее. На каждой из торговых талей, входивших в состав mudae, имелись отряд лучников-баллистариев, специальные защитные приспособления. Всем членам экипажа и купцам полагалось иметь вооружение[478]. Естественно, что фрахт за провоз грузов в этом случае повышался: взималась плата за безопасность и скорость движения[479]. Значительность суммы вводила ограничения в категории товаров, подлежавших перевозке на судах такого типа, и не препятствовала развитию частной навигации. Однако нам трудно судить о масштабах последней, так как комплекса документальных материалов, регулярно освещавших историю мореплавания на частных судах, у нас нет. Необходимо также отметить, что с середины XIV в. в венецианскую навигацию внедряются тяжелые «круглые» суда — кокки, которые имели большое водоизмещение и обладали свободой в выборе времени для плавания (хотя делались попытки и из них составлять конвои). Кокки везли менее дорогие грузы (зерно, соль, лес и т. п.)[480]. С учетом навигации кокк и частных галей интенсивность всей навигации была, разумеется, значительно выше той, которую осуществляли только вооруженные галеи[481].

Ежегодно, по решению Сената, у моста Риальто в Венеции патронам предлагалось взять с аукциона оснащенную государством галею для проведения навигации по заранее определенному маршруту[482]. Плата, за которую патрон получал галею с торгов, называлась инканто и регистрировалась документами Сената, что дает возможность следить за ее эволюцией. Эта цифра опосредованно выражает величину ожидаемой патроном прибыли, зависевшей от фрахта, взимаемого с купцов, а в конечном счете от объема, прибыльности и условий торговли в тех местах, куда направлялась галея[483]. Правда, сказывались и побочные факторы: величина самой галеи, степень ее оснащенности, сроки навигации и т. д., — но они в значительной мере нивелировались тем, что имелась устойчивая традиция посылки галей одного типа по данному маршруту. Как отмечал Ф. Тирье, по сумме инканти можно судить о состоянии торговли в том или ином регионе. Однако Η. П. Соколов выдвинул иную точку зрения: большую, если не решающую, роль в венецианской навигации играло частное судоходство, и увеличение сумм инканти на аукционе государственных галей — свидетельство сокращения торговли и возрастания ее опасности[484]. Для выяснения реального положения дел надо сопоставить величину инканти с развитием торговли и общей ситуацией в данном эмпории, например Трапезунде, в один и тот же период. При этом следует учесть, что путь из Венеции в Трапезунд и Тану был одним из самых трудных, продолжительных и опасных, он шел мимо пиратского гнезда — Синопа, рядом с торговыми станциями и факториями главных соперников — генуэзцев. И это неминуемо уже само по себе выдвигало организуемую государством навигацию на первое место. Частные галеи преимущественно осуществляли плавание на более короткие, промежуточные расстояния и в определенных случаях могли присоединяться к конвою венецианских вооруженных судов. Но их систематическое плавание от Венеции до Трапезунда или Таны вряд ли могло иметь место. Именно поэтому отсутствие организуемой, государством навигации так волновало купцов и жителей далеких венецианских факторий в Трапезунде и Тане.

По всем известным нам источникам, и прежде всего по материалам Сената, мы выделили 2 основных типа viagum Тгареsiinde: 1) галеи посылаются непосредственно в Трапезунд; 2) плавание галей в Тану и Трапезунд объединяется. В этом случае галеи Романии посещали Трапезунд или по пути из Венеции в Азовское море, или, чаще, возвращаясь обратно. На основании постановлений Сената о такой навигации (серии Senato. Misti; Senato. Mar, lib. 1–6) и материалов Большого Совета и Коллегии (имеющих корректирующее значение) мы составили график инканти[485], учитывая принципы, разработанные в трудах Ф. Тирье[486] и других исследователей[487], и вводя ряд модификаций… Ввиду того, что 1–14 книги постановлений Сената (Senato. Misti) не сохранились, количественные данные об уровне инканти можно привести лишь с 1332 г. Еще раз подчеркнем, что показателям инканти не следует придавать абсолютизирующее значение; необходимо всегда контролировать их, исходя из общего состояния навигации[488]. Показатель инканти не может дать точную картину уровня торговли именно в данный год; в нем заключены и исторический опыт прошлых лет, и тенденция в развитии экономических связей, и, наконец, конкретный случай снаряжения патронами арсенала более или менее подходящей для мореплавания галеи, степень и сроки ее подготовки. Но сумма показателей, когда конкретные эпизоды взаимно нейтрализовались, способна в целом верно охарактеризовать состояние торговли и экономических связей с данным эмпорием.

В первый период (1320–1340) навигация в Трапезунд отличалась устойчивостью и регулярностью. В 1322–1326 гг. галеи снаряжались непосредственно государством (за исключением 1325 г.) и в 1322–1330 гг. отправлялись прямо в Трапезунд. Число их весьма велико: 6–8. Это говорит о значительном торговом обороте и интенсивности связей (следствие хорошего состояния караванных путей в Тавриз и Персию). Навигация прерывалась лишь в 1327–1328 гг. из-за враждебных действий генуэзцев. С 1329 г. доминировала навигация «аукционных» галей, причем до 1340 г. их число еще более возросло, достигая временами 10. В связи с открытием навигации в Тану (с 1332 г.) их маршрут в 1332–1333 гг. удлинился до Таны, а затем, с 1334 г., караван галей разделялся на две группы в Константинополе: одна шла в Трапезунд, другая — в Азовское море. Величина инканти довольно стабильна, хотя и не очень высока, и колебалась от 50 до 120 лир гроссов. Отчасти это объясняется большим числом галей в черноморской навигации. Тогда торговля Венеции с Романией преобладала над ее торговлей с Кипром, Арменией, Сирией, составляя 57,6% всего объема инканти[489].

Стабильность связей резко нарушилась после распада державы ильханов и особенно с началом гражданской войны в Трапезунде, сопровождавшейся набегами туркменов. Число «аукционных» галей Романии, шедших в Трапезунд, сократилось до 2 (1342–1346), а в 1341 г., в разгар гражданской войны, галеи посылались полностью за счет коммуны. В связи с сокращением числа галей их инканти сначала увеличились до 106–115 лир гроссов (1344–1345), а затем опасности и упадок торговли на Понте снизили эту цифру до 41,5 лиры (1346), хотя сам вопрос о возможности навигации в Трапезунд оставался открытым и передавался на усмотрение совета в Константинополе[490].

С 1347 до 1364 г. навигация отсутствовала. Попытки ее возобновления в 1349, 1357–1358 гг. не увенчались успехом, да, вероятно, и не касались собственно Трапезунда. Перерыв в навигации отмечен и хрисовулом 1364 г. Предпринятый в 1364 г. аукцион галей в Трапезунд дал номинальные величины: от I гросса до 1 дуката. После получения венецианцами хрисовулов 1364 и 1367 гг. и до начала 70-х годов XIV в. в результате мер Сената по регулированию мореплавания в Трапезунд[491] торговля начала стабилизироваться, что проявилось и в величине инканти. Галей (обычно 4) посылались совместно сначала — в Тану, затем — в Трапезунд. Помимо аукционных галей, в 1367–1372 гг. туда же направлялась 1 галея, снаряженная государством. В 1373 г. число «галей коммуны» возросло до двух, при двух аукционных, а в 1374–1375 гг. в Трапезунд направлялась только 1 галея коммуны. С 1371 г. плавание в Трапезунд было отделено от навигации в Тану. Наблюдение за характером навигации показывает нарастание кризисной ситуации в торговле Венеции с Трапезундом. С начала 70-х годов произошло сокращение сумм инканти и числа судов в навигации, а с 1376 по 1381 г. прямое сообщение между Венецией и Трапезундом вновь прервалось. Но и после его восстановления неблагоприятная общая ситуация и застой в торговле с Персией приводили к тому, что в последней четверти XIV в. навигация была спорадической, а «паузы» между рейсами становились угрожающе большими. Не спасали и новые привилегии, полученные от трапезундских императоров: торговая активность шла резко на убыль, и патроны, даже на льготных условиях, не желали брать с аукциона галей, которые Сенат настойчиво предлагал посылать в Трапезунд. Например, в 1384 г. инканти дали чисто номинальную сумму–1–2 денария, а с 1385 по 1395 г. навигация вновь прекратилась. Известная стабилизация 1396–1416 гг. также не отличалась устойчивостью и проходила на фоне продолжавшегося упадка венецианской фактории в Трапезунде. Ради поддержания экономической жизни последней Сенат существенно варьировал условия навигации в Трапезунд. В 1400–1402 гг. туда посылались не галей, а кокки за счет коммуны[492]. В 1403–1404 гг. 2 галей отправили в совместное плавание в Тану и Трапезунд[493], в 1406 г. навигация в Трапезунд не состоялась вовсе[494]; в 1409, 1412–1413, 1416 гг. патроны отказывались брать с аукциона галеи, так как не рассчитывали получить достаточные прибыли. Сенату приходилось либо отправлять галеи в Трапезунд за свой счет (в 1409, 1413 и 1414 гг.)[495], либо проводить раздельный аукцион для галей Таны и Трапезунда[496], либо отказываться от навигации вовсе (в 1412 и 1417 гг.)[497]. Попытка возвращения в 1415 г. к практике сдачи всех галей Романии с общего аукциона, чтобы затем по жребию определить, какой из патронов поведет свой корабль в Трапезунд, дала низкие инканти для всех галей: 12 сольди, 10 лир 2 сольди и 5 сольди[498]. Весьма показателен аукцион 1416 г. Первоначально, 11 июня, Сенат принял предложение направить в Трапезунд одну галею на тех же условиях, что в 1415 г.[499]. Однако не нашлось патрона, желавшего взять ее с аукциона, и 13 июня было решено вновь повторить аукцион. Результат остался прежним. 14 июня в качестве дотации патрону, который согласился бы отправиться с галеей в Трапезунд, было назначено 300 дукатов, затем, 16 июня (когда желающего вновь не оказалось), эта сумма была повышена до 800 дукатов плюс инканти галей Таны, а 19 июня — до 2000 дукатов. После четырех аукционов 20 июня галея была взята за символическую сумму — 1 денарий[500].

Укрепление государства Тимуридов и налаживание торговли и торговых путей в Восточной Анатолии и Персии создавали новые предпосылки подъема навигации. Первые симптомы преодоления кризиса появились в 1418 г.: купцы сами просили правительство вместо планируемой отправки снаряженной государством галеи назначить ее аукцион[501]. И установленный Сенатом минимум инканти — 100 лир гроссов — был значительно превзойден: аукцион дал 150 лир 3 сольди[502]. Однако тревожные новости, полученные венецианцами из Таны, заставили республику изыскивать способы обеспечения дополнительной безопасности для каравана своих судов. Первоначально планировалось даже отменить плавание одной галеи в Трапезунд и передать ее в ведение капитана военных галер Гольфа в Константинополе[503]. Затем было решено, чтобы галеи Таны шли также в Трапезунд со стоянкой до 8 дней и поручением, как можно быстрее выйти из Черного моря[504].

Новый, самый стабильный период в навигации (1419–1452) характеризовался высоким уровнем инканти. Некоторые спады происходили лишь в 1425–1428 гг. (война Венеции с османами), в 1430–1432 гг. (падение Фессалоники, а также борьба с генуэзцами в бассейне Черного моря[505]), в 1445 г. (последствия разгрома объединенных сил крестоносцев при Варне). Все эти спады связаны с общей обстановкой в Восточном Средиземноморье, а не конкретно с условиями трапезундского рынка. Однако стабилизировавшаяся торговля, вероятно, не достигла того уровня, который был в первой половине XIV в. Об этом, в частности, говорит сокращение числа галей, плававших в Черное море, с 8–10 (30-е годы XIV в.) до 2–3, одна из которых шла в Трапезунд (вторая четверть XV в.). Увеличение грузоподъемности галей в это время примерно со 150 до 200 т не компенсировало общих потерь в объеме перевозок[506]. Серьезным препятствием в развитии навигации для венецианцев было противоборство с Генуей, а с 30-х годов ХV в. — турецкая экспансия. При этом особые меры для защиты от османов на море принимались Сенатом с 40-х годов XV в.[507]: специальная охрана конвоев осуществлялась преимущественно в бассейне Средиземного моря, не распространяясь на Черное, где османы не имели значительного флота. Но задержки на пути к Константинополю вызывали затруднения и в черноморской навигации. Например, в 1442 г. из-за задержки на Негропонте всего каравана галея Трапезунда смогла войти в Черное море лишь в декабре того года, в крайне неблагоприятный для навигации период. Караван, напрасно прождав ее в Константинополе в течение 130 дней, не имея никаких о ней сведений, направился в Венецию и прибыл туда 7 марта 1443 г. Испытав большие опасности и перезимовав в Черном море (что обычно запрещалось галеям Романии), корабль возвратился в Венецию, когда его уже не ждали, 27 июля 1443 г.[508].

Итак, абстрагируясь от деталей, можно выделить два периода интенсивных морских связей и высокого уровня торговли между Венецией и Трапезундом: 1322–1340 и 1419–1452 гг.; три периода отсутствия регулярной навигации: 1347–1363, 1377–1381 и 1385–1395 и периоды временной стабилизации, часто имевшей тенденцию сменяться упадком: 1341–1346, 1364–1376, 1382–1384, 1396–1416 гг. В целом вторая половина XIV в. была неблагоприятна для развития регулярных экономических связей Трапезунда с Венецией. Сделанные на материале инканти выводы поясняют те общие закономерности в экономико-политических взаимоотношениях, о которых мы писали выше. Наблюдения над уровнем инканти, их сопоставление с регулярностью навигации и реальным положением рынка свидетельствуют о том, что высокие инканти скорее говорят о высоком уровне развития торговли и навигации. Величина инканти — косвенный показатель степени заинтересованности купцов в данном направлении левантийской торговли, закономерности развития которой были определены Ф. Энгельсом: «Если Александрия давала большую прибыль…чем Кипр, Константинополь и Трапезунд, то венецианцы направляли больше капиталов в Александрию, изъяв часть их из обращения на других рынках»[509]. Прилив и изъятие капиталов опосредованным образом проявлялись в инканти[510].

Заключая главу, хотелось бы указать, что в широкой экономической деятельности венецианцев на берегах Южного Черноморья вместе с итальянцами активное участие принимали греки, армяне, славяне и другие народы. В их числе были и купцы Дубровника (Рагузы), который с 1205 по 1358 г. управлялся Венецией, а затем, получив автономию, находился под номинальной юрисдикцией венгерской короны. Дубровник в течение всего исследуемого периода имел теснейшие экономические связи с республикой св. Марка и ее заморскими факториями. Участие его жителей в венецианских торговых предприятиях в Трапезунде зафиксировано в документах с 1336 г.[511]. В 1415 г. в Дубровнике были хорошо осведомлены о событиях на Понте[512]. Данные об отправлении венецианских галей в Трапезунд, приведенные в связи с делами Рагузы, также свидетельствуют об интересе далматинских предпринимателей к черноморскому эмпорию[513]. Б. Крекич справедливо указывает, что рагузанцы часто посылали свои суда вместе с венецианским конвоем или принимали прямое участие в венецианских предприятиях[514].