Трасса смерти

Глава 1

Когда мне было семь лет, я мечтал стать автогонщиком. Когда мне исполнилось шестнадцать, мои родители, оказавшиеся к тому времени на разных континентах, заявили, что это не лучшая цель в жизни. Как выразился отец, это просто один из способов до срока покинуть этот мир.

К девятнадцати годам пришлось признать, что они были правы, но я уже ничего не мог с собой поделать. Мне нравилось крутить руль, резать ставки, отбивать чечетку на педалях и отрываться от земли на поворотах. Гонщики называют это «выкладываться». Посылаешь машину в вираж и ставишь на то, что вынырнешь на другом его конце целым и невредимым. Побоишься большого риска — проиграешь в скорости. Перегнешь палку — вылетишь с трассы. Для гонщика плохо и то и другое.

На дорожке я великолепно чувствую машину, владею собой, «режу углы» и, конечно, выжимаю скорость. За пределами трассы другое дело. Я мог за считанные доли секунды легким, как у танцора, нажатием ноги на тормоз сбросить скорость своей «ракеты» весом свыше полутонны со ста девяноста пяти до ста сорока пяти миль в час, перенести вес на наружные колеса, переключиться на пятую, «поцеловать» бордюр на повороте, дать газ и, выдерживая четырехкратную перегрузку, провести машину в полудюйме от кромки дорожки на скорости 180 миль в час.

Но тогда я, разумеется, не знал, что придется «выкладываться». Все, что я хотел, — это участвовать в гонках.

Я стою у окна своей лондонской квартиры на пятом этаже и смотрю на Холленд-парк. В воздухе кружатся хлопья первого снега и ложатся на стволы и ветки деревьев, одевая их в чернобелый мокрый наряд. Где-то внизу шелестят шинами такси и месят колесами слякоть. Хорошо бы, снег шел всю ночь и одел бы белым покрывалом город, но метеорологи, увы, предсказывают, что к утру все растает.

Почти в это же время год назад я очутился в Париже, выискивая шанс вновь принять участие в гонках «Формулы-1». Или, говоря по-другому, получить возможность «выложиться». Раздобыть деньги. Можно обладать лучшими в мире данными гонщика для «Формулы-1». Но если у тебя нет денег — «гуляй и дальше».

Год назад у «Шанталь» были деньги. Год назад Панагян, директор фирмы по маркетингу, опираясь о крышку стола длинными узкими пальцами с розоватыми ногтями, приблизил ко мне свежевыбритое лицо, излучавшее аромат то ли цветов, то ли конюшни и казавшееся бледным на фоне густых черных и блестящих волос. «Чего я хочу, — сказал он с французским акцентом, — так это превратить вас в самого сексуально привлекательного мужчину в мире».

На его толстых губах играла довольная улыбка торговца коврами, заполучившего покупателя, в то время как взгляд блуждал по комнате. Одет он был богато и броско, как принято у современных французских менеджеров; короткая стрижка, рубашка, застегнутая на все пуговицы, и кричащий галстук пурпурного цвета с золотым контуром Кинг-Конга, размахивающего красавицей Фей Рей в окружении бакланов, завершали портрет. Позади Панагяна на стеклянных полках, освещенных снизу, искрились и переливались хрустальные флаконы с баснословно дорогими духами, принесшие славу и богатство фирме «Парфюм Шанталь». Здесь «ФИКС» («Попробуй хотя бы раз», как гласила реклама), «ЛЮКС» («Самые естественные»), «КАЛМ» («Перед бурей»), «КЛИМА» («Конец. Начало»), И конечно же, классические «ШАНТАЛЬ» («Квинтэссенция успеха»). Маленькие памятники могуществу маркетинга и упаковки. Мечты в флаконах. Символы богатства и вожделения.

Там за окном Париж щурился от яркого солнца и дрожал от пронизывающего холода. Здесь в офисе «Парфюм Шанталь» все было освещено мягким светом, а воздух напоен ароматом цветов и секса.

— Я уже не участвую в гонках, — ответил я.

Панагян отмахнулся от моих слов с гримасой, какую делают французы, когда не желают слушать то, что не хотят слышать.

Он облокотился на стол и подпер подбородок волосатыми руками. Гримаса сменилась воодушевлением.

— Мы не будем это называть одеколоном для мужчин. «Мужской одеколон» — это слишком привычно, слишком уж по-женски. Да это и не одеколон, он почти без запаха. Если наши прогнозы оправдаются, то объемы производства вырастут, и за год по всему миру оборот составит 425 миллионов долларов. Знаете, что такое феромоны[1], как они действуют? Не важно. Просто примите к сведению, что этот сексуальный аттрактант для нас очень важный продукт.

Похоже, что так оно и было. Меня доставили сюда из Лондона на самолете, принадлежавшем компании, сняли номер в «Георге V». Все, чем могу их пока отблагодарить, подумал я, — это выслушать его до конца. В наше время уделять внимание становится все труднее и труднее. Кругом горит земля, а господа в смокингах все еще рассуждают о маркетинге. Я оторвался от созерцания смога за окном, ставшего неотъемлемой частью большинства городских пейзажей, и пробежал взглядом по флаконам «Пьюрели Примитив», которые выстроились на полках вдоль стены кабинета Панагяна. А тот продолжал говорить.

— Поэтому мы и придаем названию такое значение. Оно должно быть новым, современным и немного таинственным, как название секретного оружия, — он понизил голос, как будто раскрывал строжайшую тайну, — должно отражать назначение продукта, которое заключаются в том, что перед ним совершенно не могут устоять женщины.

— Неужели?

— Что «неужели»?

— Что этот ваш лосьон… или как его там называют… неотразим для женщин?

— Пока с уверенностью можно утверждать только то, что он их привлекает. Он определенно привлекает. — Панагян подарил мне снисходительную улыбку. — Мы провели маркетинговые исследования по всем названиям, которые только можно придумать. Это были «Мучо»[2], «Хит»[3] «Болле»[4], «Эрекшн»[5], которые, кстати, хорошо пошли в Германии, «Магнум»[6], «Хантер»[7], «Бритиш рэйсинг грин»[8]. Да, он может быть и зеленым, тут нет проблем — что-то вроде «назад к природе» в сочетании с первобытной агрессивностью, если вы улавливаете мою мысль. Но похоже, «Бритиш рэйсинг грин» не пошел среди холостых мужчин в возрасте до тридцати. Даже в самой Британии, — продолжал он, упиваясь своим красноречием. — «Эмфэзис»[9], «Вайв Ленгф»[10] составила несколько партий и заглохла. — Последовала пауза, чтоб дать мне возможность оценить шутку. — Затем, после войны в Персидском заливе, мы обратили внимание на военные ассоциации, такие как «Мис-сайл»[11], «СКАД»[12], «Файр пауэр»[13]. И все они имели свой шанс. Но мы испытывали моральный дискомфорт оттого, что наша продукция могла как-то ассоциироваться с оружием. Наконец удалось найти чуть ли не идеальное название, отвечающее всем нашим требованиям. Не сомневаюсь, что вы уже догадались, что это такое.

Я недоуменно пожал плечами. Он воздел руки, как бы сдаваясь перед величием этой идеи.

— Мы собираемся назвать его «Формула-1».

— Какое отличное название, — без всякого энтузиазма откликнулся я. — Но это не имеет ко мне никакого отношения. И я уже не имею ничего общего с «Формулой-1». Повторяю снова. Я не участвую в гонках.

Он улыбнулся так, как будто услышал от меня, что его ожидает пожизненная пенсия на кругленькую сумму.

— Вы — рискованный человек, Эверс. Противоречивый, но все же популярный. Вы были бы удивлены, узнав о своем рейтинге популярности на Дальнем Востоке, да, пожалуй, в Штатах и Европе тоже. К тому же, слава Богу, вы не женаты. Вас ожидает серьезный успех. Ну, а внешне, если позволите воспользоваться фразой из нашего проекта, вы похожи на ходячую каменную глыбу.

Я скорчил гримасу, подобающую каменной глыбе.

— Вы выглядите вполне реально, — продолжал он, — в вас нет ни капельки от осточертевших штампов. Нам вовсе не нужен джентльмен типа гомика, но нам не нужен и эдакий Том Крус, который так чертовски красив, что совершенно не нуждается в нашем снадобье. Нам необходимо показать, что это средство работает. Пожалуйста, не делайте такое лицо! С небольшим добавлением ретуши мы можем сделать вас вполне симпатичным. Но вы и так нам подходите, Эверс! Идеально подходите. В вас определенно что-то есть. Похоже, вам пока не везет после недавнего скандала, не так ли? Тем упорнее вы ухватитесь за шанс стать звездой, если он у вас появится. И мы намерены дать вам этот шанс. И не просто дать, но еще и заплатить при этом.

Он сделал большой глоток темного крепкого кофе из маленькой фарфоровой чашечки. Посмаковал, сложил толстые губы бантиком и аккуратно поставил чашку на хрупкое блюдце.

— Видите ли, мы не хотим, чтобы у покупателей складывалось впечатление, что наше средство предназначено для сексуально неполноценных людей. Нам надо, чтобы наши потенциальные потребители считали себя настоящими мужчинами, как вы, например, который как магнитом притягивает женщин, а вам самому вообще-то оно и не нужно. Мы предпочли бы, чтобы люди считали, что просто брызгают им на себя для моральной поддержки. Извините, но мне пора уже называть его настоящим именем. Они просто поливают себя «Формулой-1» ради удовольствия.

— И поэтому вы хотите заставить меня пользоваться этой штукой и твердить о ней на каждом углу?

— Как вам будет угодно. Естественно, для нас, как для фирмы-производителя, более подошло, если бы вы пользовались «Формулой-1» каждый день, но тут мы настаивать не будем. Думаю, это сделало бы вашу жизнь более интересной. Лично мне, — сказал он, отгоняя эту мысль, — совершенно наплевать, будете ли вы этим пользоваться или нет.

Мы хотели бы задействовать вас для рекламы «Формулы-1» в каждой из шестнадцати стран, когда там в течение недели будут проходить гонки «Гран-при». Старт будет дан в марте в Южной Африке, а финиш намечен на начало ноября в Аделаиде. В течение месяца, предшествующего недельному «Гран-при» в Южной Африке, мы накрутим в Киалами для кино и телевидения два коммерческих ролика на шестьдесят секунд. Кроме того, мы издадим рекламную газету и журнал в сорока восьми странах, но в основном будем использовать местные средства массовой информации. Поэтому просим вас принять во всем этом участие. Должен добавить, в компании с самыми желанными женщинами в мире. Вам это понравится, уверяю вас. И женщинам тоже. С вашим менеджером мы ведем переговоры об оплате, выражающейся шестизначным числом, в фунтах стерлингов, которая будет поступать в банк по вашему выбору на ваше имя каждый понедельник после очередной гонки «Гран-при». Он просит, и нет сомнения, что он вам об этом скажет, для вас что-то вроде «Феррари-40», плюс дорожные и медицинские расходы, отчисления в пенсионный фонд, гарантии под договор, страховку — вообще-то довольно много. Но я уверен, что мы сможем договориться.

Меня всего передернуло. Хватит и того, что я весь год не участвовал в гонках. Сама мысль о том, чтобы корчить из себя перед всем миром «плейбоя» во французском варианте, излучающего сексуальный аттрактант, вызывала у меня отвращение, увы, дипломат из меня никудышный. Я ответил:

— Это ошеломляющее предложение, но вас кто-то самым серьезным образом ввел в заблуждение. Мне неизвестно, насколько вы осведомлены о гонках «Формулы-1», поэтому позвольте сообщить вам, что бывший участник автогонок «Гран-при» не более популярен, чем погонщик верблюдов.

— Что скажете о Джеке Стюарте?

— Три раза становился чемпиона мира и отработал все, что ему заплатили.

— И еще женат и работает на одного из наших конкурентов. Все же, мистер Эверс, я абсолютно согласен с вами. Но нам не нужен бывший гонщик. Мы ищем гонщика. И предварительную работу мы проделали достаточно тщательно, чтобы выяснить, что у вас все еще водительские права суперкласса и что в вашем последнем сезоне, который был чуть больше года назад, у вас был шанс на победу в чемпионате мира. Нам также известно, что в прошлом году вы дважды пытались создать свою команду для «Формулы-1», впрочем, чем меньше мы будем говорить об этом, уверен, вы со мной согласитесь, тем будет лучше.

Панагян отодвинул свое желтое шикарное кресло и встал, раздумывая, что же сказать дальше. И очевидно, эти слова в данный момент витали где-то на улице. Он повернулся спиной ко мне и стал смотреть в окно.

— Как я вам уже говорил, в своих расчетах мы делали ставку на того, у кого есть шанс стать звездой, а не того, кто уже был ею. Этот шанс мы вам даем. Оставляем за вами право — выбрать машину и команду. Здесь вам и карты в руки. Мы полностью полагаемся на вас. — Он повернулся ко мне, зная, что купил меня. — В нашем распоряжении три месяца, до того как команды заявят гонщиков. Отправляйтесь и отбирайте все лучшее из того, что имеется. Мы выделяем шесть миллионов долларов на то, чтобы написать «Формула-1» на борту вашей машины. На крыльях. Мы хотим, чтобы нас видели.