Трава - его изголовье

3

Постепенно стихли песнопения монахов в храме Тераямы, умолк возвещавший полночь колокол. Я удалялся прочь, следуя за новыми хозяевами – Кикутой Котаро и Муто Кенжи – вниз по крутой и заросшей тропинке, вьющейся вдоль ручья. Мы шли быстро, шум воды заглушал наши шаги. По пути не встретилось ни души.

Когда мы добрались до Ямагаты, уже светало, кричали первые петухи. Улицы города были пустынны, хотя комендантский час отменили, и люди из клана Тогана больше не патрулировали кварталы. В центре, недалеко от гостиницы, стоял дом торговца, где мы уже останавливались в день праздника поминовения предков. Когда-то мне довелось исследовать город по ночам, и я хорошо запомнил улицу. Казалось, с тех пор прошло полвека.

Дочь Кенжи, Юки, открыла ворота, словно ждала нас всю ночь, а мы ведь подкрались так бесшумно, что даже собака не залаяла. Она ничего не сказала, но я заметил в ее взгляде тревогу. Лицо, оживленные глаза, изящная стройная фигура напомнили мне об ужасных событиях той ночи в Инуяме, когда умер Шигеру. Я не удивился, увидев Юки в Тераяме, поскольку именно она ехала день и ночь, чтобы привезти голову Шигеру в храм и возвестить о его смерти. Мне хотелось узнать обо всем: о поездке в Тераяму, о восстании в Ямагате, о падении клана Тогана. Когда отец Юки и мастер Кикута прошли в дом, я задержался с девушкой на веранде. У двери горел тусклый свет.

– Не ожидала увидеть тебя живым, – сказала она.

– Чудом удалось уцелеть. – Вспомнив ловкость и отвагу Юки, я добавил: – Я в огромном долгу перед тобой. Мне никогда не расплатиться.

Она улыбнулась:

– Ты мне ничем не обязан. Я выполняла свой долг. Надеюсь, мы будем друзьями.

Юки принесла мне меч Шигеру – Ято и помогла отомстить. Это был самый важный и отчаянный поступок в моей жизни. Я проникся к ней благодарностью и восхищением.

Юки ненадолго вышла и вернулась с водой. Я умылся, прислушиваясь к разговору в доме. Котаро и Кенжи собирались отдохнуть несколько часов, затем мне предстояло ехать дальше вместе с Котаро. Я устало встряхнул головой: утомился вслушиваться.

– Идем, – сказала Юки и проводила меня в дом. Как и в Инуяме, там оказалась тесная, наподобие норы, потайная комната.

– Я снова пленник? – спросил я, оглядываясь на стены без окон.

– Нет, это для твоей же безопасности. Отдохнешь несколько часов, а потом отправишься в путь.

– Знаю, слышал.

– Ах, да, – произнесла она. – Забыла, ты же слышишь все.

– Слишком много, – отметил я, опускаясь на тюфяк, который уже постелили на полу.

– Таланты утомляют. Но лучше уж с ними, чем без них. Я принесу тебе поесть, чай готов.

Юки скоро вернулась. Я выпил чай, но не мог смотреть на еду.

– На сей раз горячей воды для ванны нет, – сказала она. – Извини.

– Ничего страшного.

Юки мыла меня уже дважды. Первый раз в Ямагате растирала мне спину и массировала виски, а второй раз – в Инуяме, когда я едва передвигался. Нахлынули воспоминания. Наши взгляды встретились, и я понял, что мы думаем об одном и том же. Она отвела глаза.

– Мне пора идти. Отдыхай.

Я положил нож около циновки и, не раздеваясь, скользнул под одеяло. Юки упомянула о талантах. Мне казалось, что я никогда не буду так счастлив, как в родной деревне Мино. Однако Мино я покинул ребенком, селение ныне разрушено, моя семья погибла. Я знал, что бессмысленно ворошить прошлое, и согласился стать членом Племени. Конечно, прежде всего этих людей интересуют мои необычные способности, но только Племя поможет мне научиться управлять ими.

Я подумал о девушке, которую оставил в Тераяме. Безнадежность сменилась щемящей грустью. Я никогда не увижу Каэдэ. Мне придется забыть ее.

Город постепенно просыпался. Наконец, когда за дверью забрезжил солнечный свет, я заснул.

Разбудили меня громкие голоса и топот конских копыт во дворе. В комнате стало светлее, наверное, солнце поднялось над крышей, но я понятия не имел, который теперь час. Кричал какой-то человек, ему сердито отвечала женщина. Я уловил суть слов. Это были люди Араи, они ходили из дома в дом и искать могли только меня.

Я отбросил одеяло и нащупал нож. Дверь отодвинулась, в комнату тихо вошел Кенжи. Потайная стена закрылась за ним. Он взглянул на меня, покачал головой и сел в позу лотоса на пол в узком закоулке между тюфяком и дверью.

Голоса показались мне знакомыми – воины появлялись в Тераяме вместе с Араи. Юки принялась успокаивать рассерженную женщину, предложила мужчинам чай.

– Теперь мы с вами заодно, – сказала она и рассмеялась. – Неужели вы думаете, что если бы Отори Такео находился здесь, мы стали бы прятать его?

Воины выпили чай и ушли. Когда шаги стихли, Кенжи фыркнул и одарил меня характерным для него уничижительным взглядом.

– В Ямагате не принято притворяться, будто ничего не слышали о Такео, – сказал он. – После смерти Шигеру стал божеством, а гибель Йоды сделала тебя всенародным героем. Люди без умолку говорят об этом.

Кенжи опять фыркнул и добавил:

– Не задирай нос. Положение крайне серьезное. Араи объявил всеобщий розыск. Он воспринял твое исчезновение как личное оскорбление. К счастью, ты никому здесь незнаком, и все же придется изменить твой облик. – Он хмуро осмотрел мое лицо. – Взгляд, как у Отори… надо будет поработать.

Послышался шум отодвигаемой двери. Вошел Кикута Котаро, а за ним молодой человек по имени Акио, один из тех, что захватили меня в плен в Инуяме. Следом появилась Юки с чаем.

Я поклонился мастеру Кикуте, тот ответил мне кивком.

– У Акио свежие новости из города.

Акио опустился на колени перед Кенжи и едва наклонил голову, приветствуя меня. Я ответил тем же. Во время похищения в Инуяме люди Племени старались усмирить меня, не причинив вреда. Я же дрался со всем неистовством, хотел убить Акио, но только ранил. На левой руке до сих пор остался не затянувшийся шрам, красный и воспаленный. Тогда мы успели перекинуться парой слов, Кенжи упрекал меня в отсутствии манер и обвинял в нарушении законов Племени. Симпатии он ко мне явно не питал. Я встретил его взгляд и прочел в нем открытую враждебность.

– Господин Араи вне себя от гнева. Некий человек покинул его без позволения и отказался вступить в желаемый брак. Господин Араи издал указ о его аресте и намеревается расследовать дела организации, известной как Племя, которую он считает незаконной и недостойной существования. – Акио снова поклонился Котаро и быстро добавил: – К сожалению, имя исчезнувшего человека мне неизвестно.

Мастер кивнул, поглаживая подбородок, однако ничего не сказал. Он как-то заводил разговор об именах и велел мне и далее зваться «Такео», хотя в Племени так детей не называют. Должен ли я теперь взять семейную фамилию Кикута? Я не хотел отказываться от имени «Такео», которое дал мне Шигеру, но если я больше не Отори, то какое имею на него право?

– Араи предложил награду за любые сведения, – сказала Юки, поставив чашки чая на циновку перед каждым из нас.

– Никто в Ямагате не посмеет выдать нас, – сказал Акио. – В противном случае мы быстро разделаемся с доносчиками!

– Мне не нравится, – обратился Котаро к Кенжи, – что Араи не хочет иметь с Племенем никаких дел. Похоже, его пугает наше могущество.

– Уничтожить Араи? – с готовностью предложил Акио. – Мы…

Котаро поднял руку. Юноша замолчал и снова поклонился.

– С уходом Йоды утрачена стабильность. Гибель Араи повлечет за собой полную анархию.

– Не думаю, что Араи представляет собой большую опасность, – сказал Кенжи. – Одни угрозы, но ничего конкретного. Так получилось, что с ним связаны надежды на установление мира. – Кенжи взглянул на меня. – Именно мира мы добиваемся прежде всего. Для успеха начатого дела необходима определенная степень порядка.

– Араи вернется в Инуяму и сделает город своей столицей, – отметила Юки. – Замок в Инуяме легче оборонять, и он расположен ближе к центру, чем Кумамото. Араи заявил права на земли Йоды как победитель.

– Ох, – проворчал Котаро и повернулся ко мне: – Я планировал, что ты вернешься со мной в Инуяму. У меня там дела на несколько недель, а ты начал бы тренировки. Однако тебе на некоторое время лучше остаться здесь. Затем мы отвезем тебя на север, за пределы Срединного Края, в один из домов семьи Кикута, где никто не слышал об Отори Такео. Там ты начнешь новую жизнь. Умеешь жонглировать? Я покачал головой.

– Даю тебе неделю на учебу. Акио тебе поможет. Юки и другие актеры будут сопровождать тебя. Встретимся в Мацуэ.

Я молча поклонился и украдкой посмотрел на Акио. Тот хмуро уставился в пол, на лбу наметилась вертикальная складка. Акио всего на три-четыре года старше меня, но уже можно представить, каким он будет в старости. Так значит, он жонглер. Сожалею, что повредил проворную руку жонглера, но у меня есть оправдания. Все же между нами возникло напряжение. Взаимные претензии до поры остались невысказанными.

Котаро сказал:

– Кенжи, вы впутали нас в историю с господином Шигеру. Слишком многие знают, где вас можно найти. Араи, несомненно, не откажется от поисков, если вы останетесь здесь.

– Уйду на некоторое время в горы, – ответил Кенжи. – Навещу стариков, поиграю с детьми.

Он улыбнулся, и его лицо снова стало безобидным, как у старого учителя.

– Извините, но как называть новичка? – спросил Акио.

– Пока ему можно дать любое актерское имя, – ответил Котаро. – А то, как юношу будут называть в Племени, зависит…

В его словах скрывалось нечто мне непонятное, зато Акио сразу догадался.

– Отец этого человека отрекся от Племени! – выпалил он.

– А сын вернулся со всеми талантами Кикуты, – отметил мастер. – Однако ныне поручаю его тебе. Такео будет подчиняться Акио и учиться мастерству.

На губах Котаро заиграла улыбка. Видимо, он догадывался, какие трудности меня ожидают. Лицо Кенжи помрачнело, словно он предвидел неприятности.

– Акио одаренный юноша, – продолжил Котаро. – Но ты должен развивать свои способности.

Мастер дождался моего согласия, а затем отослал Акио и Юки.

Юки перед уходом наполнила чашки, и старшие мужи стали шумно прихлебывать напиток. Только теперь я понял, что уже несколько дней не ел. Напрасно я отказался от ужина прошлым вечером – так недолго и потерять сознание от голода.

– Я уже говорил, что прихожусь двоюродным братом твоему отцу, – сказал Котаро. – Должен признаться, он был старше меня и стал бы мастером после смерти нашего деда. Акио – мой племянник и прямой наследник. В связи с твоим возвращением вновь возникают вопросы о наследии и старшинстве. Как они решатся, зависит от твоего поведения в ближайшие несколько месяцев.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, о чем он говорит.

– Акио воспитан в Племени, – медленно сказал я. – И он, и многие другие обладают знаниями, недоступными мне. Я не хочу занимать чужое место.

– Да, претендентов хоть отбавляй, – согласился Котаро, – они покладисты, хорошо обучены и достойны самого высокого поста. Но из наследственных талантов Кикуты необычайная острота слуха досталась только тебе. К тому же никто из них не посмел бы войти в одиночку в замок Ямагата.

Казалось, события в Ямагате происходили в прошлой жизни. Я уже не помнил, что подвигло меня забраться в замок и помочь уйти в мир иной Потаенным, которых посадили в клетки и подвесили с высоких стен. Так я совершил первое убийство. Не стоило этого делать: я необдуманно привлек к себе внимание Племени, меня захватили в плен и лишили свободы выбора. Нет смысла распутывать нити, которые сплелись в узел после смерти Шигеру.

– Несмотря ни на что, – продолжил Котаро, – ты должен знать, что я не вправе относиться к тебе иначе, чем к остальным юношам твоего поколения. У меня нет любимчиков. Какими бы ты ни обладал талантами, нам от них не будет проку без твоего содействия. Вряд ли стоит напоминать, что ты поклялся служить Племени. Останешься здесь на неделю. Показываться наружу нельзя, никто не должен знать, что ты здесь. Все это время ты должен без устали тренироваться, чтобы приобрести навыки настоящего жонглера. Я найду тебя в Мацуэ до наступления зимы. От тебя зависит, как ты пройдешь испытание.

– Кто знает, когда мы увидимся снова, – сказал Кенжи, пристально глядя на меня. На долю секунды мне показалось, что он сожалеет о расставании и раздражен этим. – Моя часть работы закончена, – продолжал он. – Я нашел тебя, по мере сил обучил, позаботился о сохранности твоей жизни и привел к Племени. Боюсь, Акио окажется более строгим наставником. – Он улыбнулся, обнажив редкие зубы. – Но за тобой присмотрит Юки.

При этих словах я невольно покраснел. Мы даже не прикасались друг к другу, но между нами завязались теплые отношения, и Кенжи почувствовал это.

Оба учителя поднялись и обняли меня. Кенжи с улыбкой потрепал меня по плечу.

– Делай, что тебе велят, – сказал он. – И научись жонглировать.

Мне хотелось поговорить с Кенжи наедине – между нами многое осталось неразрешенным. Он попрощался со мной, как любящий учитель, которого я перерос, и, наверное, поступил правильно. К тому же мне предстояло учиться, а люди Племени не тратят времени на прошлое и не привыкли оглядываться назад.

После ухода наставников комната показалась мне еще более мрачной и душной. Я слышал, как они удалялись. Долгие сборы и прощания не для них. Кенжи и Котаро несли все необходимое в руках: легкие вязанки из грубой ткани, запасные пары сандалий, рисовые лепешки с подсоленными сливами. Я задумался о дорогах, которые они истоптали, путешествуя по Трем Странам. Племя сплело обширную паутину во многих деревнях и городах. Куда бы они ни пошли, везде найдутся родственники. Люди Племени никогда не останутся без крова и защиты.

Я слышал, как Юки пообещала проводить путников до моста, а женщина, которая недавно бранилась на солдат, крикнула им вслед:

– Будьте осторожны. Звуки шагов стихли.

Как невыносимо одиноко и тоскливо, а ведь мне предстояло провести здесь целую неделю. Плохо соображая, что делаю, я принялся строить планы, как выбраться отсюда. Я смирился с тем, что останусь в Племени, и не собирался спасаться бегством. Хотелось просто выйти наружу, посмотреть на ночную Ямагату, наконец, проверить, по силам ли мне обмануть бдительность сторожей.

Вскоре я услышал чьи-то шаги. Дверь отодвинулась, и внутрь скользнула женщина. Она принесла еду: рис, маринады, небольшой кусок сушеной рыбы, чашу супа. Незнакомка опустилась на колени и поставила поднос на пол.

– Вот, поешь. Ты, должно быть, голоден.

Я умирал от голода. От запаха пищи закружилась голова. Я набросился на еду, как волк. Она сидела и наблюдала за мной.

– Так значит, это ты доставил моему бедному мужу столько хлопот, – сказала она, когда я добирал последние зерна риса.

Жена Кенжи. Я поднял глаза и поймал ее взгляд. У нее была гладкая кожа, столь же бледная, как у него. Когда люди долго живут в браке, они становятся похожи друг на друга. Густые волосы сохранили черноту, только на макушке появилось несколько седых прядей. Она была коренастой и крепкой, настоящая горожанка с ловкими натруженными руками. Из рассказа Кенжи я запомнил только то, что она хорошо готовит. И правда, еда оказалась вкусной.

Я похвалил угощение, и ее лицо озарилось улыбкой. Я тотчас узнал в ней мать Юки. Тот же разрез глаз, та же форма губ.

– Кто бы мог подумать, что ты появишься после столь долгих лет, – продолжила она с материнской болтливостью. – Я хорошо знала Исаму, твоего отца. Никто не подозревал о твоем существовании до происшествия с Шинтаро. Невероятно, как тебе удалось перехитрить самого опасного наемного убийцу в Трех Странах! В семье Кикуты обрадовались, когда узнали, что Исаму оставил сына. К тому же мальчика с такими талантами! Мы все были очень довольны.

Я ничего не ответил. Она казалась добродушной пожилой женщиной, но ведь и Кенжи некогда выглядел безобидным стариком. Во мне проснулся отголосок того самого недоверия, которое я ощутил, впервые увидев Кенжи на улице в Хаги. Я старался наблюдать незаметно, а она открыто рассматривала меня. Жена Кенжи словно бросала мне вызов, но я не собирался вступать в противоборство, пока не узнаю больше о ней и ее возможностях.

– Кто убил моего отца? – вдруг спросил я.

– Доподлинно установить не удалось. Прошли годы, пока мы убедились, что он мертв. Он скрывался в уединенном месте.

– Это сделал человек из Племени?

Она рассмеялась, что меня изрядно разозлило.

– Кенжи сказал, что ты никому не доверяешь. Это правильно, но на меня ты можешь положиться.

– Как и на него, – пробормотал я.

– Замысел Шигеру привел бы тебя к гибели, – кротко сказала она. – Для Кикуты, для всего Племени важно сохранить тебя живым. В последние годы очень редко встречается такой кладезь талантов.

Я усмехнулся, пытаясь уловить тайный смысл слов сквозь завесу лести. Она налила чаю, и я выпил его одним глотком. От духоты разболелась голова.

– Ты напряжен, – сказала она, забирая из моих рук чашку, отодвинула поднос в сторону и подошла ко мне вплотную.

Опустившись на колени, жена Кенжи начала массировать мне шею и плечи сильными гибкими пальцами. Она размяла мне спину, затем сказала:

«Закрой глаза» и перешла на затылок. Ощущение было необычайным. Я едва не застонал от удовольствия. Пальцы словно жили собственной жизнью.

С шорохом скользнула дверь. Я резко открыл глаза. В комнате никого не было, но я все еще чувствовал прикосновение рук. По спине пробежала дрожь. Безобидная на вид женщина обладала не меньшей силой, чем сам Кенжи.

Она унесла мой нож.

Мне дали имя Минору, но продолжали называть по-разному. Когда мы оставались наедине с Юки, она обращалась ко мне «Такео», словно преподносила великий дар. Акио свысока бросал: «ты». Наверное, он имел на это право. Акио был старше меня, лучше тренирован и обучен, к тому же мне велели подчиняться. Поведение Акио раздражало, ведь я привык, что ко мне относятся с уважением, как к воину Отори и наследнику Шигеру.

Тренировки начались сразу после обеда. Я и не знал, что мышцы рук могут так сильно болеть. Правое запястье еще не окрепло после первой схватки с Акио. К концу дня в нем пульсировала каждая клеточка. Мы начали с упражнений для развития реакции. Даже с поврежденной рукой Акио без труда опережал меня. Мы сидели друг против друга, и он снова и снова шлепал меня по рукам, а я не успевал убрать ладони.

За стремительными движениями Акио мне не удавалось даже уследить. Терпеливый сначала, с приближением вечера, устав от моей неловкости, он рассердился не на шутку.

Вскоре к нам присоединилась Юки.

– Если ты наставишь Такео синяков на руках, дело быстрей не пойдет, – тихо заметила она.

– Пожалуй, стоит украсить синяком его лицо, – пробормотал Акио, и, не успел я опомниться, как он стиснул мои ладони правой рукой, а левой двинул в челюсть.

Это был настоящий удар, от которого брызнули слезы из глаз.

– Не такой уж ты и смельчак без ножа, – отметил он, отпуская мои руки.

Юки промолчала. Во мне все кипело. Просто возмутительно, он позволил себе ударить наследника клана Отори. Заточение, намеренное издевательство, безразличие Юки – чаша терпения переполнилась, и я потерял контроль над собой. Акио моментально повторил тот же трюк, на сей раз правой рукой. Удар получился еще сильней, а уклониться я не сумел. В глазах потемнело. Во мне закипела ярость, как уже было в случае с Кенжи. Я бросился на Акио.

Лет до семнадцати меня частенько охватывало неуправляемое бешенство. Я до сих пор помню те приступы, когда на свободу вырывались самые низменные чувства. Словно что-то ослепляло, делая меня безразличным к опасности, и я твердо знал лишь одно: терпеть насилие или издевки я не буду.

После короткого замешательства я схватил Акио за горло, но силы были неравны. Вдвоем они с легкостью усмирили меня. Юки сдавила мне шею так, что я начал терять сознание. Сильнейший удар в живот окончательно добил меня. Я согнулся, хватая ртом воздух, а подоспевший Акио скрутил мне за спиной руки.

Мы сидели в обнимку на тюфяке и тяжело дышали. Наверное, со стороны нас можно было принять за приятелей. Схватка длилась не больше минуты. Я думал, что Юки на моей стороне, и никак не ожидал, что она нанесет мне такой сокрушительный удар. Я злобно уставился на нее.

– Ты должен научиться контролировать свои чувства, – спокойно сказала она.

Акио отпустил мои руки и опять присел на колени:

– Давай начнем заново.

– Не смей бить меня по лицу, – заявил я.

– Юки права, синяки на руках тебе ни к чему, – ответил он. – Так что будь проворней.

Я поклялся, что не позволю снова ударить себя. Мы приступили к тренировке. Отомстить не получилось, но я увернулся и спрятал руки до удара. Наблюдая за Акио, я начал ловить любой намек на движение. В итоге мне удалось задеть кончики его пальцев. Акио молча кивнул, и мы перешли на шары.

Так шли часы: шары перелетали из одной ладони в другую, изредка падали на циновки. К концу второго дня я жонглировал тремя шарами в древнем стиле, а к вечеру третьего дня – четырьмя. Акио иногда заставал меня врасплох и шлепал по рукам, но в целом я делал успехи в изысканном танце с шарами.

На четвертый день шары стали мерещиться мне, как только я закрывал глаза. Занятия жонглированием невыразимо наскучили. Необъяснимая одержимость или стремление достичь совершенства заставляют фанатиков вроде Акио усердно развивать мастерство. Я быстро понял, что не принадлежу к подобному типу людей. Жонглирование меня не интересовало, я не видел смысла в этом искусстве и ненавидел тренировки. Приходилось стараться по простой причине – чтобы избежать побоев. Акио обращался со мной грубо, но я ничего не мог поделать. Дважды его провокации приводили меня в ярость, но они с Юки научились предвидеть мои вспышки и успевали связать меня, пока никто не пострадал.

На четвертую ночь, как только дом погрузился в сон, я решил совершить вылазку. Все надоело, я не мог заснуть, очень хотелось вдохнуть свежего воздуха, но прежде всего проверить, сумею ли я выйти отсюда. Чтобы убедиться в справедливости закона Племени, необходимо его хотя бы раз нарушить и посмотреть, что будет. Покорность по принуждению бессмысленна, как и жонглирование. Они могли с тем же успехом посадить меня на цепь, как собаку, я бы рычал и кусался по команде.

Я изучил планировку дома: в свободные часы мысленно рисовал схемы и внимательно вслушивался. Я узнал, где кто спит. Юки с матерью – в дальней комнате вместе с двумя женщинами, которых я никогда не видел, но слышал. Одна из них работала в лавке, разговаривала на местном наречии и громко шутила с покупателями. Юки обращалась к ней «тетушка». Другая была служанкой. Она убирала дом, занималась приготовлением пищи, вставала раньше всех и ложилась последней. Говорила очень мало, тихим голосом, с заметным северным акцентом. Служанку звали Садако. Все в доме поддразнивали Садако и отдавали ей распоряжения, она же всегда отвечала робко и почтительно. Я ни разу не видел этих женщин, но узнал о них довольно много.

Акио и другие мужчины спали в комнате наверху, под крышей. Каждую ночь один из них присоединялся к тем, кто охранял дом. Акио дежурил прошлой ночью, а досталось опять мне, потому что он не выспался и пришел на тренировку в дурном расположении духа. Когда служанка отправилась спать, еще горели лампы, и я слышал, как кто-то из мужчин помогал ей закрывать двери и ставни. Деревянные панели скользили, производя порой глухие удары, отчего неизменно начинали лаять собаки.

Собак было три, каждая с особым лаем. Ночью один и тот же человек подзывал псов свистом и кормил. Я учился подражать ему, когда оставался один. К счастью, никто вокруг не обладал способностями Кикуты, и меня не слышали.

На ночь засов опускали на парадные двери, а задние охраняли, но одна дверца слева оставалась незапертой. За ней находился узкий коридор между домом и внешней стеной, который вел к отхожему месту. Меня водили туда три-четыре раза в день. Я даже выходил во двор после наступления темноты: пару раз мылся в небольшой бане, которая стояла поодаль, между дальним углом дома и воротами. Меня прятали, по словам Юки, для моей же безопасности. Насколько я понял, никто не ожидал, что я попытаюсь сбежать, меня не сторожили.

Я долго лежал, прислушиваясь к звукам в доме, различал дыхание женщин внизу и мужской храп под крышей. За стенами постепенно стихал город. Наконец пришло знакомое состояние. Не могу его описать, но знаю, как свои пять пальцев. Я не ощущал ни страха, ни возбуждения. Сознание словно отключилось. Я весь обратился в слух и продолжал действовать по наитию. Казалось, время замедлило свой ход. Какие-то секунды ушли на то, чтобы открыть дверь потайной комнаты. Я знал, что выберусь из помещения бесшумно и дойду до внешней двери неслышно. Вот я уже стою у выхода, ловлю каждый звук вокруг, и вдруг слышу шорох шагов. Жена Кенжи проснулась, вышла из своей спальни и направилась к потайной комнате. Скользнула дверь, прошло несколько секунд. Она появилась с лампой в руке и быстро, но спокойно зашагала ко мне. Мне пришло в голову применить еще один фокус и стать невидимым, но в этом не было смысла. Она наверняка сразу же разглядит меня и поднимет шум на весь дом.

Не промолвив ни слова, я направился в сторону туалета, а затем вернулся в потайную комнату. Проходя мимо женщины, я чувствовал на себе пристальный взгляд. Она молча кивнула мне, но, похоже, обо всем догадалась.

В комнате стало совсем душно. Заснуть не удавалось. Я вновь погрузился в состояние обостренной интуиции и попробовал уловить чужое дыхание. В конце концов я убедил себя, что она уже заснула. Я встал, медленно открыл дверь и вышел. Лампа еще горела. Рядом сидела жена Кенжи. Она открыла глаза и увидела меня прямо перед собой.

– Опять в уборную? – спросила она тихо.

– Не могу уснуть.

– Сядь. Я заварю чаю.

Плавным движением она поднялась на ноги и положила мне руку на плечо. Несмотря на возраст и полноту она была гибкой, как девочка.

– Не сбеги! – предупредила она с насмешкой.

Я сел на циновку и попытался собраться с мыслями, Я все еще был полон решимости выбраться на свободу. Зашипел чайник – это жена Кенжи раздула угли. Зазвенел чугун, звякнула керамика. Она вернулась с чаем, опустилась на колени, наполнила чашку и передала мне. Нас разделял тусклый луч света. Сделав глоток, я пристально посмотрел ей в глаза и увидел в них задор и насмешку. Нетрудно было догадаться, что она не верит в мои способности, но с какой-то целью продолжает мне льстить. Вдруг ее веки задрожали и опустились. Я выронил чашку, подхватил пошатнувшуюся женщину и усадил на циновку. Жена Кенжи крепко спала. В свете лампы поднимался пар от пролитого чая.

Я не ожидал такого поворота событий, но остался доволен. Унаследованные от поколений Племени способности пригодились как нельзя кстати. Жаль, что я не догадался усыпить ее раньше, хотя мне и в голову не приходило померяться силами с женой мастера Муто. Во всяком случае, больше ничто не мешало выбраться из дома.

Скрипнула боковая дверь, ведущая в сад, и сразу же зашевелились собаки. Я тихонько посвистел, так, чтобы услышали только они. Один из псов завилял хвостом и подбежал ближе. Я всегда нравился собакам, и этот пес не стал исключением. Он обнюхал протянутую руку и уткнулся в нее мордой. Месяц опустился низко, мягкий свет отражался в глазах пса. Мы несколько мгновений смотрели друг на друга, потом он зевнул, показав большие белые зубы, лег у моих ног и заснул.

Меня преследовала навязчивая мысль: собака – это одно, жена мастера Муто – совсем другое, но я предпочел не думать о плохом. Присев на корточки, я погладил пса по голове и поглядел на стену.

Перебраться через ограду оказалось непросто. Навес крыши над стеной столь широк и крут, что без захвата за него не зацепишься. В конце концов я влез на крышу бани и прыгнул на навес. Я стал невидимым, пробрался поверху прочь от охраняемых задних ворот и спрыгнул на улицу. У стены ненадолго задержался, чтобы прислушаться. Охранники мирно беседовали. Собаки молчали. Город спал.

Как и раньше, в памятную ночь в замке Ямагата, я окольными путями двинулся по направлению к реке. Ветви прибрежных ив слегка колыхались на осеннем ветру, пожелтевшие листья плавали на поверхности воды.

Я затаился под покровом ветвей. Интересно, в чьих руках теперь находится город? Союзник Йоды, которого навещал покойный Шигеру, свергнут вместе с кланом Тогана. Вероятно, Араи поставил какого-то временного правителя. Нигде не слышно шагов патруля. Я взглянул на замок, пытаясь рассмотреть на стенах головы Потаенных, которых я освободил от мук, отправив на тот свет. Память подводила: то ли все это приснилось, то ли мне рассказали о чужом подвиге.

Пока я предавался воспоминаниям, кто-то незаметно приблизился к берегу. Сырая земля смягчала шаги, и незнакомец подошел почти вплотную. Мне следовало бы уйти, но взыграло любопытство. Человек появился у реки в необычно поздний час, к тому" же он мог меня увидеть.

На берегу стоял мужчина среднего роста, очень худой – единственное, что я рассмотрел в темноте. Он огляделся украдкой и опустился на колени у самой воды, словно для молитвы. Ветер дул с моря, донося резкий смрад от сырости, грязи и от человека.

Запах показался знакомым. Я втягивал воздух, как собака, пытаясь вспомнить, где ощущал подобное зловоние раньше. Наконец до меня дошло – это запах кожевни. Мужчина на берегу, должно быть, кожевник, а значит, неприкасаемый. Я вспомнил, что разговаривал с этим человеком, когда покидал стены замка. Среди растерзанных Потаенных был его брат, которому я даровал свободу через смерть. Я принял другой внешний облик и оставил у реки своего двойника, а кожевник решил, что увидел божество, и распространил в городе слух об Ангеле Ямагаты. Я догадался, почему он молится здесь. При первой нашей встрече у меня не поднялась рука уничтожить опасного свидетеля. Теперь я смотрел на него с тревожной симпатией, как на жертву, которую пощадил.

Я почувствовал боль утраты и тоску по далекому детству, по словам и ритуалам, которые утешали меня в те годы. Мирное существование казалось столь же незыблемым, как смена времен года и движение Луны и звезд по небосклону. Судьба прервала спокойную жизнь среди Потаенных в тот день, когда Шигеру спас меня в Мино. С тех пор я скрываю свое происхождение, ни с кем не могу поделиться тайной, никогда не смею открыто молиться. Но иногда ночью я читаю молитвы той веры, в которой меня воспитали, обращаюсь к Тайному Богу, как и моя мать. Мне захотелось подойти к человеку у берега и поговорить с ним.

Однако господин клана Отори и представитель Племени должен избегать кожевников, потому что они убивают животных и считаются грязными. С другой стороны, Потаенные верят, что Тайный Бог создал всех людей равными. Так учила меня мать. Все же осторожность удерживала меня поодаль, под ивой. Вскоре я услышал его шепот и различил знакомые слова молитвы.

В ту ночь я вел себя опрометчиво, и на сей раз решил отсидеться в тени, как вдруг неподалеку послышались шаги. На ближайшем мосту появился патруль, вероятно, люди Араи. Солдаты остановились посреди моста и стали смотреть вниз на реку.

– Опять этот сумасшедший, – произнес один из них. – Болтается здесь каждую ночь.

– Всыпь ему как следует. Тогда он тут больше не появится.

– Уже пробовал. Не действует.

– Приходит за новыми тумаками?

– Давай запрем его на пару ночей.

– Лучше просто утопим в реке.

Патрульные рассмеялись. Шаги стали громче, ускорились, затем ненадолго пропали, пока солдаты обходили дома. Расстояние оставалось приличным, кожевник на берегу ничего не слышал. Я не собирался безучастно смотреть, как стражники скинут человека в воду. Моего человека – он уже принадлежал мне.

Я выскользнул из-под веток ивы, подбежал к берегу и похлопал кожевника по плечу.

– Быстро прячься! – прошептал я.

Он сразу же узнал меня и, громко охнув от изумления, бросился в ноги. Вдалеке на параллельной улице показался патруль, но бедолага продолжал бессвязно причитать. Я встряхнул его, приставил палец ко рту и, стараясь не смотреть в глаза, потянул под покров деревьев.

Оставлю его здесь, подумал я. Меня стражники не заметят. Но тут же услышал громкий топот за углом и понял, что слишком поздно.

Бриз трепал листья ивы и поднимал рябь на воде. Где-то прокричал петух, в храме зазвонил колокол.

– Исчез! – раздался голос в десяти шагах от нас.

– Паршивые неприкасаемые, – выругался второй стражник.

– Кто, по-твоему, хуже – неприкасаемые или Потаенные?

– Самое противное, когда в одном человеке и то, и другое!

Послышался скрежет вынимаемого меча. Один из солдат хлестнул им по камышу, потом по иве. Мужчина рядом со мной напрягся, задрожал, но не издал ни звука. От него разило паленой кожей, я боялся, что стражники учуют его, однако вонь с реки, видимо, перебивала все запахи.

Я мог бы отвлечь внимание и увести патруль от неприкасаемого, но тут спавшие в камыше утки вдруг вспорхнули с громким кряканьем, разбередив водную гладь и нарушив ночную тишину. Стражники вскрикнули от удивления, затем посмеялись друг над другом. Они отпустили еще пару шуток, поворчали, покидали камни в уток и ушли в противоположном направлении. Я долго слышал эхо шагов по городу, постепенно они утихли. Пришла пора отругать кожевника.

– Что ты делаешь здесь так поздно? Тебя запросто могли утопить.

Он снова бросился к моим ногам.

– Поднимись, – попросил я. – Расскажи все по порядку.

Он сел, мельком взглянул на меня и тотчас опустил глаза.

– Я прихожу сюда почти каждую ночь, – пробормотал он. – Я молился Богу, чтобы увидеть вас еще раз. Мне никогда не забыть, что вы сделали для моего брата, для всех них. – Он замолчал на мгновенье, а затем прошептал: – Я думал, вы ангел. Но люди говорят, что вы сын господина Отори. Вы убили господина Йоду, чтобы отомстить за смерть отца. Теперь у нас новый хозяин – Араи Даичи из Кумамото. Стражники прочесывают город – ищут вас. Я догадался, что вы здесь, и пришел снова повидаться с вами. Не прогоняйте меня. Я узнаю вас в любом обличье, ведь такой подвиг мог совершить только ангел божий.

Слова кожевника помогли мне осознать, в какой опасности я нахожусь. Пора было уходить.

– Иди домой. Никому не говори, что видел меня.

Кожевник, кажется, не услышал моих слов. Он был крайне возбужден: глаза сверкали, на губах поблескивали капельки слюны.

– Останьтесь, господин, – попросил он. – Каждую ночь я приношу сюда еду и вино. Я должен разделить их с вами, потом вы благословите меня, и я умру счастливым.

Он достал маленький сверток. Разворачивая еду и раскладывая ее на земле между нами, он произносил первую молитву Потаенных. От знакомых слов на глаза навернулись слезы, и когда он закончил, я в ответ тихо прочитал вторую молитву. Мы вместе начертали в воздухе священный знак над пищей и приступили к трапезе.

Угощение оказалось прискорбно скромным – пирог из проса с запеченной в него рыбьей кожей, однако в еде содержались все составляющие ритуальной пищи моего детства. Неприкасаемый принес небольшую флягу и налил в деревянные чашки домашнее вино, очень терпкое. Мы сделали по глотку, не более, и вкус напомнил мне о доме. Показалось, что рядом мама, и стало нестерпимо грустно.

– Ты священник? – прошептал я, дивясь, как ему удалось скрыться от преследования клана Тогана.

– Мой брат был священником. Тот, которого вы милосердно спасли. После его смерти я делаю все что могу для нашего народа – для тех, кто выжил.

– Много людей погибло за время правления Йоды?

– В Восточном Крае – сотни. Мои родители бежали сюда много лет назад, Отори не трогали нас. Однако последние десять лет, после битвы на Егахаре, даже здесь небезопасно. Теперь у нас новый правитель – Араи, и никто не знает, как он себя поведет. Говорят, у Араи сейчас другие заботы. Нас, вероятно, оставят в покое до тех пор, пока он не разделается с Племенем. – Последнее слово кожевник произнес почти шепотом, словно одно упоминание могло повлечь возмездие. – И это будет справедливо, – продолжил он, – потому что они убийцы и наемники, а наш народ – безобидные люди. Религия запрещает нам убивать. – Он смущенно посмотрел на меня. – Конечно же, господин, ваш случай – совсем другое дело.

Бедняга представления не имел, как далеко я ушел от того, чему учила меня мать. Вдалеке лаяли собаки, петухи приветствовали новый день. Я должен был идти, хотя и не хотелось.

– Тебе не страшно? – спросил я.

– Я часто цепенею от страха. Бог не наделил меня храбростью, но моя жизнь в его руках. У меня своя миссия. Бог послал нашему народу вас.

– Я не ангел.

– Откуда же Отори может знать наши молитвы? – Не сдавался он. – Кто, как не ангел, разделит пищу с таким человеком, как я?

Я знал, какому риску себя подвергаю, но все же сказал ему:

– Господин Шигеру спас меня от людей Йоды в Мино.

Мне не пришлось объяснять, что это за деревня. Он благоговейно хранил молчание. Затем прошептал:

– В Мино? Мы думали, там никто не выжил. Как удивителен замысел Господа! Вас пощадили во имя великой цели. Если вы и не ангел, то все равно избранник Божий.

Я покачал головой.

– Я самый ничтожный человек. Я не хозяин своей жизни. Судьба, которая увела меня от родного народа, забрала меня теперь и у Отори.

Я не хотел говорить ему, что стал одним из Племени.

– Вам нужна поддержка? – предположил он. – Мы всегда готовы вам помочь. Приходите к мосту неприкасаемых.

– Где это?

– Там, где мы обжигаем кожу, между Ямагатой и Цувано. Спросите Е-Ана.

Затем он произнес третью молитву, в благодарность за пищу.

– Мне пора идти, – сказал я.

– Пожалуйста, благословите меня сначала, мой господин.

Я положил правую руку ему на голову и начал молитву, которую когда-то читала мать. Я чувствовал себя неловко, зная, что не имею права произносить эти слова, но они рождались сами собой. Е-Ан взял мою руку и коснулся пальцев лбом и губами. Я понял, насколько искренне он верит мне. Он отпустил мою руку и поклонился до земли. Когда Е-Ан поднялся, я уже перешел на другую сторону улицы. Светало, утренний ветерок веял прохладой.

Я возвращался перебежками, прячась за углами строений. В храме звонил колокол. Город просыпался, открывались первые ставни, по улицам разносился запах дыма из кухонных печей. Я провел с Е-Аном слишком много времени. Ни разу за ночь не воспользовался двойником и все же ощущал себя расколотым надвое, словно часть меня навсегда осталась под ивой с неприкасаемым.

Когда я подошел к дому Муто, всплыла тревожная мысль, которая давно не давала мне покоя. Как перебраться через навес над стеной со стороны улицы? Белая штукатурка, серая черепица светились в лучах утреннего солнца. Я присел на корточки в тени крыльца дома напротив, горько сожалея о собственной глупости и опрометчивости. Пропали концентрация и сосредоточенность, слух остался острым, как прежде, но внутренняя уверенность и интуиция покинули меня.

Я не мог долго здесь находиться. Вдалеке слышался топот копыт, тяжелые шаги. Приближалась группа мужчин. Они переговаривались, и мне показалось, что я уловил западный диалект. Значит, это люди Араи. Если они поймают меня, то придется распрощаться не только с Племенем, но и с жизнью. Судя по разговорам, Араи действительно готов разделаться со мной.

Оставалось только броситься к двери и умолять охранников впустить меня обратно, но тут я услышал голоса за стеной. Акио вполголоса отчитывал кого-то из наших стражников. Раздался скрип, и ворота распахнулись.

В конце улицы показался патруль. Я стал невидимым и проскользнул внутрь.

Охранники ничего не заметили, в отличие от Акио, который, помнится, ухитрился разглядеть меня в Инуяме, после чего я попал в руки людей Племени. Он преградил мне путь и схватил за руки.

Я приготовился к неизбежному удару, но Акио не стал тратить время даром и сразу потащил меня к дому.

Кони патруля, трусцой спускавшиеся по улице, двигались быстрей. Я споткнулся о пса, и тот жалобно заскулил во сне. Один из всадников замешкался у ворот дома.

– Что случилось? – спросил стражник.

– Не твое дело!

Пока Акио тянул меня по лестнице, я успел бросить взгляд вдаль. В узком пространстве между баней и стеной виднелась часть ворот и улица за ними.

Вслед за всадниками двое пеших тащили пленника. Я не разглядел его, но услышал голос. Услышал молитву. Это был мой неприкасаемый, Е-Ан.

Должно быть, я попытался рвануть к воротам, потому что Акио втолкнул меня в дом с такой силой, что чуть не вывихнул плечо. Затем он молча с силой ударил меня по шее. Комната закружилась, подступила тошнота. По-прежнему не произнося ни слова, он притащил меня в гостиную, где служанка подметала циновку. Она не обратила на нас никакого внимания.

Акио крикнул что-то в сторону кухни, открывая дверь потайной комнаты, и запихнул меня внутрь. Вошла жена Кенжи и закрыла за собой дверь.

Женщина выглядела хуже, чем обычно. Бледное лицо, опухшие глаза, словно она продолжала бороться со сном. Такой разъяренной я ее еще не видел. Жена Кенжи дважды ударила меня по лицу.

– Жалкий щенок! Недоносок! Как ты посмел сотворить такое со мной!

Акио повалил меня на пол, но рук не выпустил. В знак раскаяния я склонил голову. Возражать не было смысла.

– Кенжи предупреждал меня, что ты попытаешься выбраться. Я не поверила. Зачем ты это сделал?

Я промолчал. Тогда она опустилась рядом на колени, подняла мне голову, чтобы посмотреть в лицо. Я отвел глаза в сторону.

– Отвечай! Ты с ума сошел?

– Просто хотел проверить надежность охраны.

Она раздраженно вздохнула, в точности, как ее муж.

– Не люблю сидеть взаперти, – пробурчал я.

– Это безумие, – сердито сказал Акио. – Он представляет опасность для всех. Нам следует…

Она быстро оборвала его:

– Такое решение может принять только мастер Кикута. А пока наша задача сохранить его живым и уберечь от Араи.

Она отвесила мне подзатыльник, но уже помягче.

– Кто тебя видел?

– Никто. Только один неприкасаемый.

– Что за неприкасаемый?

– Кожевник. Е-Ан.

– Е-Ан? Умалишенный? Тот, который видел ангела? – Жена Кенжи тяжело вздохнула. – Неужели он опять тебя встретил?

– Мы разговаривали, – признался я.

– Люди Араи уже схватили кожевника, – сказал Акио. – Надеюсь, ты понимаешь, какую глупость сморозил! – крикнула она.

Я снова опустил голову. Я думал о Е-Ане, сожалел, что не отвел его домой, если у него вообще есть дом в Ямагате. Удастся ли ему спастись? Какую же миссию приготовил для него Бог? Я часто цепенею от страха, сказал он. Жалость и угрызения совести пронзили мое сердце.

– Акио, узнай, что наболтал неприкасаемый, – приказала жена Кенжи.

– Он не выдаст меня, – вмешался я.

– Под пытками расколется любой, – резко ответил Акио.

– Придется ускорить события, – продолжила она. – Возможно, ты отправишься сегодня.

Акио все еще стоял на коленях позади, держа меня за запястья. Я почувствовал, что он кивнул.

– Наказать мальчишку? – спросил он.

– Нет, ему вскоре предстоит трудный путь. К тому же физические наказания, как ты уже, кажется, заметил, на него не действуют. Однако расскажи ему в деталях, что предстоит пережить неприкасаемому. Может быть, его голова и тверда, зато сердце мягкое.

– Мастера сказали, что это его самое слабое место, – отметил Акио.

Да, в противном случае у нас появился бы новый Шинтаро.

– Мягкие сердца поддаются закалке, – пробормотал Акио.

– Вы, Кикуты, знаете лучше всех, как это делается.

Я все еще стоял на коленях, пока они хладнокровно обсуждали мои достоинства, словно я игрушка или бочка вина, в которой может оказаться недурственное содержимое или же, наоборот, непотребное варево.

– Что теперь? – спросил Акио. – Связать его до отъезда?

– Кенжи сказал, что ты сам принял решение присоединиться к Племени, – обратилась она ко мне. – Если так, то зачем ты пытаешься бежать?

– Я же вернулся.

– Попытаешься снова?

– Нет.

– Ты поедешь в Мацуэ с актерами и не будешь подвергать опасности их и себя?

– Да.

Жена Кенжи на минуту задумалась и приказала Акио на всякий случай связать меня. Затем они оставили меня и пошли готовиться к отправлению. Вскоре появилась служанка с едой и чаем, она молча помогла мне поесть и напиться. Служанка унесла чашки, и больше никто не подходил ко мне. Я слушал мелодию дома и улавливал непримиримую беспощадность, которая звучала в каждой ноте. На меня обрушилась невыносимая усталость. Со связанными руками я дополз до тюфяка, кое-как устроился на лежанке, задумался о несчастном Е-Ане, о собственной глупости и вскоре заснул.

Неожиданно я очнулся, сердце громко стучало, в горле пересохло. Кошмарные видения терзали меня всю ночь, тонкий комариный голос нашептывал внушающие ужас слова, доступные только моим ушам.

Должно быть, Акио прислонился к внешней стене и рассказывал жуткие подробности того, как люди Араи истязают Е-Ана. Монотонная пытка продолжалась бесконечно, мой желудок выворачивался наизнанку, мурашки пробегали по всему телу. Иногда наступала пауза, и я с облегчением думал, что все закончилось, но неумолимый голос возникал снова.

Я тщетно пытался заткнуть уши. От кошмара не было спасения. Жена Кенжи оказалась права, она придумала для меня худшее из наказаний. Я проклинал себя за то, что не убил неприкасаемого во время первой встречи на берегу реки. Тогда жалость остановила меня и привела к роковому исходу. Я даровал бы Е-Ану быструю и милосердную смерть. А теперь он терпит из-за меня ужасные муки.

Когда голос Акио наконец стих, я услышал шаги Юки. Она вошла в комнату с чашей, ножницами и бритвой. За ней следовала служанка Садако с охапкой одежды. Она положила свертки на пол и молча оставила нас. Я слышал, как Садако пригласила Акио к обеду, как он встал и отправился на кухню. По дому распространялся запах съестного, но у меня не было аппетита.

– Я должна остричь твои волосы, – сказала Юки.

Раньше я носил строгую прическу воина, как настоял Ихиро, мой первый учитель в доме Шигеру: лоб полностью открыт, волосы зачесаны назад и связаны в узел на затылке. Я не стригся уже несколько недель, не удавалось и побриться, хотя лицо мое пока не отличалось густым покровом. Юки развязала меня и усадила перед собой.

– Ты глупец, – сказала она, приступив к работе.

Я ничего не ответил. Для меня это давно не новость. Однако не исключено, что когда-нибудь я повторю безрассудство.

– Моя мать вне себя от ярости. Ты смог усыпить ее и посмел это сделать. Даже не знаю, что разозлило мать больше.

Вокруг падали клочки волос.

– В то же время она в восторге, – продолжила Юки. – Говорит, что ты напоминаешь ей молодого Шинтаро.

– Она знала Шинтаро?

– Открою секрет: она была страстно влюблена в него и мечтала выйти замуж, но это не устраивало Племя, в итоге на ней женился мой отец. Во всяком случае, моя мать не из тех, кто с легкостью признает чужое превосходство. Шинтаро был непревзойденным мастером кикутского сна: никто не мог ему противостоять.

Сегодня Юки болтала больше, чем когда-либо. Я ощущал трепет ее рук, когда холодные ножницы касались кожи. Я вспомнил, как пренебрежительно отзывался Кенжи о жене, и с каким оживлением рассказывал о встречах с другими женщинами. Их брак не был исключением из правил – обычный расчет для союза двух семей.

– Если бы она вышла за Шинтаро, моя судьба могла сложиться по-другому, – задумчиво произнесла Юки. – Полагаю, в глубине души мать до сих пор любит его.

– Несмотря на то что Шинтаро был убийцей?

– Он не был убийцей. Не больше, чем ты.

Судя по ее тону, разговор принимал опасный характер. Юки казалась мне очень привлекательной. Я знал, что она питает ко мне сильное чувство. Но я не испытывал к ней того, что к Каэдэ, и мне не хотелось размышлять о любви.

Я попытался сменить тему.

– Я думал, что погружать в сон могут только Кикута. Разве Шинтаро не из семьи Курода?

– По отцовской линии. Мать принадлежала к роду Кикута. Шинтаро и твой отец были двоюродными братьями.

У меня кровь застыла в жилах. Оказывается, человек, в чьей смерти я повинен, на которого я, как все говорят, похож, на самом деле мой родственник.

– Что именно произошло в ночь смерти Шинтаро? – с любопытством спросила Юки.

– Я услышал, что кто-то проник в дом. Стояла жара, и окно на первом этаже было распахнуто. Господин Шигеру хотел взять непрошеного гостя живым и уже схватил его, но мы втроем упали в сад. Незнакомец ударился головой о камень или принял яд за мгновение до падения. Он умер, не приходя в сознание. Твой отец подтвердил, что это Курода Шинтаро. Позже мы узнали, что родственники Шигеру, господа Отори, наняли его, чтобы убить Шигеру.

– Как странно, – отметила Юки, – что никто не узнал тебя.

Я совсем забыл об осторожности, вероятно, погрузившись в воспоминания той ночи:

Ничего странного. Шигеру разыскал и спас меня в Мино. Он уже знал о моем существовании и о том, что мой отец – наемный убийца.

Господин Шигеру признался в этом во время разговора в Цувано. Я спросил, зачем он спас меня, и он ответил, что во мне течет кровь Кикуты, и это основная причина, но не единственная. Я так и не узнал, чем еще он руководствовался, и уже никогда не узнаю.

Юки затаила дыхание:

– Отец ничего не знал.

– Нет, его убедили, что Шигеру действовал спонтанно, что он спас мне жизнь и привез в Хаги случайно.

– Шутишь.

Откровенная заинтересованность Юки вызвала во мне подозрение, но было уже слишком поздно.

– Так ли это теперь важно?

– Как мог господин Шигеру раскопать то, что не было известно даже Племени? О чем он еще рассказал?

– Шигеру поведал о многом, – раздраженно ответил я. – Он и Ихиро научили меня практически всему, что я знаю.

– Я имею в виду Племя!

Я покачал головой, словно не понимал, о чем идет речь.

– Ничего. О Племени я знаю со слов твоего отца и из личных наблюдений.

Юки пристально глядела на меня. Я старался не смотреть ей в глаза.

– Тебе предстоит узнать немало нового, – наконец сказала она. – Я расскажу по дороге. – Она пробежалась пальцами по моим подстриженным волосам и выпрямилась одним движением, прямо как мать. – Одевайся, а я принесу поесть.

– Я не голоден, – ответил я и протянул руку за одеждой.

Когда-то яркие краски ткани выцвели, стали тускло-оранжевыми и коричневыми. Интересно, кто носил это платье до меня, и что с ним случилось в пути?

– Впереди долгое путешествие, – настаивала Юки. – Возможно, сегодня поесть не удастся. Выполняй все наши распоряжения. Прикажем заварить грязь из-под ногтей и выпить – пей. Прикажем есть – ешь. Больше ничего не предпринимай. Послушанию учатся в детстве. Тебе приходится постигать все взрослым.

Мне хотелось спросить, где осталось послушание Юки, когда она принесла мне в Инуяму меч Шигеру, но мудрей было промолчать. Я переоделся в актерский костюм, и когда Юки принесла еду, съел все без споров.

Она наблюдала за мной, а когда я закончил, сказала:

– Неприкасаемый умер.

Они намереваются закалить мое сердце. Я не поднял глаз и ничего не ответил.

– Е-Ан не выдал тебя, – продолжила Юки. – Никогда не думала, что неприкасаемый способен проявить такую храбрость. У него не было даже яда, чтобы избавиться от мучений. И все же он ничего не сказал.

Я в сердце поблагодарил Е-Ана, поблагодарил Потаенных, которые уносят секреты… куда? На небеса? В иную жизнь? В огонь, в могилу? Мне захотелось помолиться, как это делает мой народ. Или зажечь свечи и ладан, как научили меня Ихиро и Шийо в доме Шигеру в Хаги. Я представил, как Е-Ан идет один в темноте. Что станет с его людьми?

– Ты кому-нибудь молишься? – спросил я у Юки.

– Конечно, – удивленно ответила она.

– Кому?

– Просветленному, во всех его проявлениях. Повелителям гор, лесов и рек – древним богам. Утром я отнесла рис и цветы в часовню у моста, чтобы попросить благословения на дорогу. Я рада, что мы сегодня отправляемся в путь. Хороший день для начала дел, много благоприятных знаков. – Она посмотрела на меня, словно обдумывая сказанное, и покачала головой. – Старайся не задавать подобных вопросов. Это слишком бросается в глаза. Никто бы не спросил такого.

– Никто не жил моей жизнью.

– Теперь ты человек Племени и должен вести себя соответственно.

Она достала из рукава и протянула мне небольшой мешок.

– Вот. Акио просил передать.

Я развязал тесемку и вывалил содержимое на пол: пять гладких и твердых шаров для жонглирования, набитых рисовыми зернами. Несмотря на неприязнь к ремеслу циркачей, я невольно поднял их и приступил к делу. Шары, актерская одежда уже превратили меня в другого человека.

– Твое имя Минору, – сказала Юки. – Тебя научил жонглировать отец. Акио – твой старший брат. Я – сестра.

– Мы не очень-то похожи, – заметил я, подбрасывая шары.

– Мы станем достаточно похожи, – ответила Юки. – Кенжи говорил, что ты умеешь менять внешность.

– А что стряслось с нашим общим папой? Шары прошли за спиной, крут, фонтан…

– Он умер.

– Как удобно!

Юки не обратила на реплику внимания.

– Мы едем в Мацуэ на осенний фестиваль. Если не помешает непогода, дорога займет пять-шесть дней. Люди Араи продолжают поиски, но уже не так активно. Сам он отправился в Инуяму. Мы поедем в противоположном направлении. Ночью будем останавливаться в безопасных местах. Однако днем дорога не принадлежит никому. Если встретим патруль, придется доказывать, что ты артист.

Я уронил шар и нагнулся поднять его.

– Ошибок допускать нельзя, – сказала Юки. – В твоем возрасте никто не теряет шары. Отец утверждал, что ты умеешь вживаться в роль. Не навлекай на нас опасность.

Мы покинули дом через черный ход. Жена Кенжи вышла на улицу попрощаться. Она оглядела меня, проверила стрижку и одежду.

– Надеюсь, мы еще увидимся, – сказала она, – хотя, зная твое безрассудство, сильно сомневаюсь.

Я молча поклонился в ответ. Акио ожидал во дворе с ручной крытой тележкой, вроде той, в которую меня как-то запихнули в Инуяме. Он приказал мне залезть внутрь, и я забрался меж театральных декораций и костюмов. Юки вернула мне нож. Я обрадовался и засунул оружие под рубаху.

Акио взялся за ручки и покатил тележку вперед. Я трясся по городу в полутьме, прислушиваясь к звукам вокруг и к голосам актеров. Я узнал среди них еще одну девушку из Инуямы – Кейко. Нас сопровождал какой-то мужчина: я слышал его голос в доме, но пока не видел воочию.

Последние дома остались позади. Акио остановился, открыл повозку сбоку и велел мне вылезти. Подходил к концу час Козла. Воздух был теплым, несмотря на начало осени. Кожа Акио блестела от пота – перед тем как взяться за тележку, он скинул почти всю одежду. Я видел, как он силен: высокий, мускулистый. Акио напился воды из ручья у дороги, поднимая брызги, ополоснул лицо и голову. Юки, Кейко и незнакомый мужчина сидели на корточках у обочины. Я с трудом узнал попутчиков. Они в точности походили на циркачей бродячей труппы, которые едва сводят концы с концами, переезжают из города в город и выживают благодаря изворотливости и ловкости рук, всегда находясь на грани голодной смерти и преступления.

Мужчина, который отзывался на имя Казуо, улыбнулся, показав редкие зубы. Худое выразительное лицо показалось мне слегка зловещим. Кейко на меня даже не взглянула. Как у Акио, на руке у нее остались недавно затянувшиеся шрамы – следы моего ножа.

Я дышал полной грудью. Пусть жарко, но все же лучше, чем в наглухо запертой комнате или в душной повозке. Вдали раскинулся город Ямагата, белый замок в горах, до сих пор покрытых зеленой и пышной растительностью, с яркими мазками там, где листья начали желтеть. Приближалась пора сбора урожая на рисовых полях. На юго-западе виднелся крутой склон Тераямы, но крыши храма скрывали заросли кедра. Далее сменяли друг друга горные хребты, переходя вдалеке в мерцающую синеву, затянутую вечерним туманом. Я мысленно попрощался с Шигеру и кланом Отори. Последняя связь с прежней жизнью обрывалась навсегда. Акио ударил меня по плечу:

– Хватит мечтать, – проговорил он с грубым акцентом на незнакомом диалекте. – Твоя очередь толкать тележку.

К ночи я затаил глубочайшую ненависть к повозке. Она оказалась невероятно тяжелой и громоздкой, у меня разболелась спина, руки покрылись волдырями. При подъеме вверх по склону колеса попадали в ямки и рытвины, приходилось вытаскивать всем вместе, но катить ее вниз, чтоб не умчалась вперед, было еще трудней. Я бы с радостью отпустил ручки и разбил злосчастную колесницу о дерево в лесу. С тоской вспоминал моего коня, Раку.

Казуо шел рядом. Он обучал меня новому произношению и словам, которыми пользуются в обиходе актеры. Некоторые – уличный диалект Племени – я уже знал от Кенжи, другие слышал впервые. Я повторял их, как когда-то за Ихиро, моим учителем в клане Отори. Здесь я преследовал совсем иные цели и пытался вжиться в образ Минору.

К концу дня, когда начало смеркаться, мы спустились по склону к деревне. Дорога выровнялась, почва под ногами стала плотнее. Нас поприветствовал возвращавшийся домой крестьянин.

В воздухе разносился запах дыма и аромат готовящейся пищи. Трудовой день подходил к концу: земледельцы плескались в ручье, дети с криками носились по улице, женщины сплетничали на кухнях. До меня доносились звуки ударов топора по бревну, треск огня, колокольный звон из часовни – целая паутина жизни, в которой я вырос.

Я уловил нечто еще: приглушенный топот копыт и звяканье уздечки.

– Впереди патруль, – сказал я Казуо. Он поднял руку и тихо обратился к Акио:

– Минору говорит, что впереди патруль.

Акио прищурился, глядя на меня, – ему пришлось смотреть в сторону заходящего солнца:

– Ты слышишь голоса?

– Я слышу лошадей. Кто еще это может быть?

Он кивнул и пожал плечами, словно хотел сказать: «Вот всегда так».

– Возьми тележку.

Я занял место Акио, а Казуо затянул шумную веселую песню. У него оказался хороший голос. Звуки мелодии далеко разносились в безветренном вечернем воздухе. Юки порылась в тележке, достала маленький барабан и бросила его Акио. Поймав барабан, он начал отбивать ритм песни. Юки вынула однострунный инструмент и присоединилась к аккомпанементу. Кейко извлекла на свет крутящиеся волчки, которые привлекли мое внимание еще в Инуяме.

С песнями и плясками мы повернули за угол и предстали перед патрулем. Перед первыми домами деревни стояли бамбуковые паланкины. Носильщики, около десяти человек, расположились прямо на траве, поглощая пищу. На походных платьях – герб Араи с изображением медвежьей лапы. На берегу установлены знамена клана Сейшу – с заходящим солнцем. Рядом паслись четыре коня.

Вокруг резвилась стайка детей. Заметив нас, они побежали навстречу с визгом и звонким смехом. Казуо прервал свою песню, чтобы загадать им пару загадок, а затем дерзко прокричал солдатам:

– Что тут такое, парни?

Командир поднялся на ноги и направился к нам. Мы тотчас пали на землю.

– Встаньте, – сказал он. – Откуда вы?

К нам было обращено скуластое лицо с густыми бровями, тонкими губами и тяжелой челюстью. Он стер остатки риса со рта тыльной стороной ладони.

– Из Ямагаты.

Акио отдал Юки барабан и протянул деревянную табличку с нашими именами, названием труппы и разрешением на выезд из города. Командир долго рассматривал надписи, расшифровывая имена, временами поднимая оценивающий взгляд на одного из нас. Кейко кругила волчки. Мужчины наблюдали за ней с нескрываемым интересом. Для них актрисы мало чем отличались от проституток. Один из солдат сделал Кейко шуточное предложение, она рассмеялась в ответ.

Я прислонился к тележке и вытер пот с лица.

– А что умеет ваш Минору? – спросил командир, возвращая Акио табличку.

– Мой младший брат? Он жонглер. Это наше семейное призвание.

– Давайте посмотрим, – сказал командир, и тонкие губы разомкнулись в подобии улыбки.

– Эй, малыш! Покажи господину, на что ты способен, – ничуть не колеблясь, крикнул Акио.

Я вытер руки о ленту и обвязал ею голову. Достав из мешка шары, ощутил их гладкую поверхность и вес и в одно мгновенье превратился в Минору. Это моя жизнь. Другой я не знал: дорога, новая деревня, подозрительные враждебные лица, Я забыл об усталости, о головной боли и волдырях на руках. Я – Минору и занимаюсь тем, чему учился с пеленок.

Шары взлетели в воздух. Сначала четыре, потом пять. Я закончил вторую последовательность фонтана, когда мне кивнул Акио. Шары направились к нему. Он с легкостью ловил их, подкидывая заодно и табличку. Затем он вернул предметы обратно. Острый угол таблички задел волдырь на руке. Я рассвирепел. Зачем Акио это сделал? Чтобы разоблачить меня? Предать? Я сбился с ритма. Табличка с шарами попадали на землю.

Улыбка сошла с лица командира. Он сделал шаг вперед. Мне в голову пришла безумная мысль: сдаться на милость Араи, бежать от Племени, пока не поздно.

Ко мне подскочил Акио:

– Идиот! – провизжал он, отвесив мне оплеуху. – Отец бы в могиле перевернулся!

Получив затрещину, я моментально обрел прежний облик. Ни один актер не посмел бы поднять руку на воина клана Отори. Удар превратил меня в безропотного жонглера Минору.

– Прости меня, брат, – сказал я, поднимая шары и табличку.

Я жонглировал, пока командир не засмеялся снова и не отпустил нас взмахом руки.

– Приходите посмотреть на нас вечером! – крикнула Кейко солдатам.

– Да, обязательно, – ответили они.

Казуо опять запел, Юки застучала в барабан. Я бросил табличку Акио, убрал потемневшие от крови шары и взялся за ручки тележки. Опасность миновала, и мы отправились в деревню.