Трава - его изголовье

8

Каэдэ вернулась издалека, из багровой пустыни, омытой огнем и кровью, кошмарные видения отступили – она открыла глаза и ощутила знакомый свет родительского дома, В замке Но-гучи ей часто снился счастливый сон, будто она просыпается дома, но через несколько минут наступало подлинное пробуждение в жестокой реальности замка. Теперь она лежала недвижно, опустив веки, и ожидала повторного пробуждения. Острая боль внизу живота не отпускала. Откуда доносится запах китайской полыни?

– Она вернулась к нам! – раздался незнакомый мужской голос.

Каэдэ почувствовала руку на лбу – Шизука часто прикасалась к лицу больной, и ее ладонь служила единственной прохладной преградой между разумом и навязчивыми кошмарами. Больше она ничего не помнила. С ней что-то случилось, но сознание вытеснило последствия из памяти. Движение, падение. Должно быть, она упала с маленького серого коня Раку, что подарил ей Такео. Да, она упала, она потеряла ребенка.

Глаза наполнились слезами. Мысли перепутались, однако Каэдэ не сомневалась, что ребенка больше нет. Рука Шизуки исчезла, затем вернулась с теплой тряпкой, чтобы протереть лицо.

– Госпожа! – позвала Шизука. – Госпожа Каэдэ!

Каэдэ попыталась поднять руку, но снова почувствовала боль.

– Не шевелитесь, – сказала Шизука. – Вас лечил врач господина Фудзивары, доктор Ишида. Теперь вы поправитесь. Не плачьте, госпожа!

– Ничего страшного, – послышался голос врача. – Те, кто близко подходят к смерти, всегда тихо плачут по возвращении, то ли от радости, то ли от грусти, я никогда не мог понять.

Каэдэ сама не знала, отчего плачет. Слезы текли сами по себе, а когда иссякли, она заснула.

Она спала несколько дней: просыпалась, немного ела и засыпала снова. Затем просто лежала с закрытыми глазами и слушала, что происходит вокруг. Голос Ханы звучал уверенно, Аи говорила совсем спокойно, Шизука напевала и бранила Хану, у которой появилась привычка следовать за ней повсюду. Мужчины держались поодаль, а в доме хозяйничали женщины, недавно оказавшиеся на грани катастрофы. Опасность еще не миновала, но все пока были живы. Осень постепенно сменилась зимой.

Единственным мужчиной был врач, который поселился в доме для гостей и навещал Каэдэ каждый день. Низкорослый и ловкий, с длинными пальцами и тихим голосом, он непостижимым образом внушал к себе доверие. Каэдэ заметила, что врач избегает оценочных суждений. Он не считал ее ни плохой, ни хорошей и действительно не мыслил такими категориями. Он лишь хотел видеть пациентку здоровой.

Врач пользовался методами, которым научился на континенте: серебряными и золотыми иглами, лечебной мазью из протертой полыни, отваром ивовой коры. Среди знакомых Каэдэ он был единственным человеком, который путешествовал на континент. Иногда она лежала и слушала, как он рассказывает Хане о необычных животных, об огромных китах в море, о медведях и тиграх на суше.

Когда Каэдэ начала подниматься с постели и прогуливаться на свежем воздухе, доктор Ишида сказал, что нужно устроить церемонию в память о потерянном ребенке. Каэдэ доставили в храм на паланкине, и она долго стояла на коленях перед ракой Йизо, святого, кто заботится о детях, умерших до рождения. Каэдэ горевала о ребенке, зачатом и погибшем в мире жестокости. Жизнь его оказалась краткой, и все же это был плод любви.

Я никогда тебя не забуду, пообещала она в глубине души и помолилась, чтобы младенцу ничто не помешало родиться в следующий раз. Она чувствовала, что его душа в безопасности, пока он не начал обратный путь к жизни. Она прочла ту же молитву за ребенка Шигеру, ведь только ей и Шизуке было известно о его недолгом существовании. Снова полились слезы, но когда она вернулась домой, то почувствовала облегчение.

– Теперь вы должны жить дальше, – сказал доктор Ишида. – Вы еще молоды, выйдете замуж и нарожаете детей.

– Мне судьбой предначертано оставаться одной, – ответила Каэдэ.

Ишида улыбнулся, думая, что она шутит. Конечно, это шутка. Женщины столь высокого положения всегда выходят замуж, точнее, их выдают за того, кто предложит самый выгодный союз. Однако подобные браки устраивают отцы, главы кланов или иные повелители. Таких людей в окружении Каэдэ не оказалось. Отец умер, как и его главные вассалы. Клан Сейшу, которому принадлежали семьи Маруяма и Ширакава, поглощены собственными тревогами, вызванными падением клана Тогана и неожиданным возвышением Араи Даичи. Кто поможет ей в трудный час? Араи? Стоит ли вступить с ним в официальный альянс, признав своим владыкой? Каковы преимущества и недостатки такого шага?

– У вас такой серьезный вид, – отметил Ишида. – Могу я спросить, что вас заботит? Вам вредно беспокоиться.

– Мне надо решать, что делать дальше, – сказала она.

– Я советую не делать ничего, пока вы не окрепнете. Наступает зима. Вы должны отдыхать, хорошо питаться и следить за своим здоровьем.

А еще я должна объединить земли, связаться с Сугитой Харуки в Маруяме и сообщить ему, что намерена вступить во владение наследством, должна найти деньги и пропитание для моих людей, подумала она, но не произнесла вслух.

По мере сил Каэдэ начала подготавливать дом к зиме. Помещение вымыли, пол застелили новыми циновками, починили ширмы, заменили отвалившуюся черепицу. Преобразился сад. У Каэдэ не хватало денег на оплату работ, но многие трудились за обещание получить расчет весной. Она вырабатывала тон и взгляд, располагающий людей к преданной службе.

Она перебралась в комнаты отца, где, наконец, получила неограниченный доступ к книгам. Она часами читала и совершенствовалась в письме, пока Шизука, обеспокоенная ее здоровьем, не привела туда непоседливую Хану. Каэдэ затеяла игры с сестрой и начала учить ее читать и пользоваться кистью, как мужчина. Под строгим надзором Шизуки Хана избавилась от прежней необузданности. Она принялась за учение с таким же рвением, как Каэдэ.

– Нам обеим надо было родиться мальчиками, – вздохнула Каэдэ.

– Тогда бы отец нами гордился, – согласилась Хана, с высунутым языком корпя над иероглифами.

Каэдэ промолчала. Она никогда не заговаривала об отце, старалась не думать о нем и не вспоминала события того дня, когда отец умер, – в ее сознании реальность и видения беспамятных дней болезни утратили грань. Каэдэ не расспрашивала ни Шизуку, ни Кондо, побаиваясь их ответов. Она посетила храм, заказала поминальный обряд, приготовила надгробный камень, и все же опасалась кошмаров, которые не покидали ее во время лихорадки. Каэдэ убеждала себя, что ни в чем не виновата, однако при мысли об отце ее охватывал стыд, заглушаемый гневом.

От мертвого больше пользы, чем от живого, решила она и объявила, что хочет вернуть себе девичью фамилию Ширакава, поскольку отец завещал ей стать наследницей и оставаться в семейном доме. Когда закончился траур, вернулся Шойи и стал проверять под ее присмотром счета и записи. Каэдэ показалось, что его тяготит надзор, но она поставила ему в упрек катастрофическое положение дел с денежными средствами. Неужели в семье так бездарно распоряжались богатством? Не на что было запастись провизией даже для воинов и семей, состоящих на службе, не говоря уже о будущих наемниках. Это беспокоило девушку больше всего.

Вместе с Кондо она провела учет доспехов и оружия, распорядилась о починке и заказе новых. Она полностью полагалась на его опыт и мнение. Кондо настаивал на повторном установлении границ владений, чтобы избежать незаконных посягательств и поддержать боевые навыки воинов. Каэдэ согласилась, интуитивно понимая, что мужчины должны чем-то заниматься и интересоваться. Впервые в жизни она была благодарна за годы, проведенные в замке, где много узнала о воинах и вооружении. Время от времени Кондо выезжал с пятью-шестью всадниками в разные концы феода, привозя обратно, помимо всего прочего, информацию.

Каэдэ велела Кондо и Шизуке рассказать людям о союзе с Араи, о походе за наследием Маруямы по весне, о предстоящем расширении границ и обогащении.

Она не встречалась с господином Фудзиварой, хотя он присылал подарки: перепелов, хурму, вино и теплую зимнюю одежду. Ишида вернулся в резиденцию, а значит, рассказал о ее здоровье и не утаил никаких секретов. Ей не хотелось видеть Фудзивару. Каэдэ стыдилась обмана и сожалела об утраченном уважении, но с другой стороны, радовалась, что теперь не нужно с ним общаться. Чрезмерный интерес соседа тревожил и вызывал отвращение, как и его белая кожа и пожирающие глаза.

– Фудзивара полезный союзник, – сказала ей Шизука в саду, наблюдая, как восстанавливают разбитый каменный фонарь. Стоял холодный ясный день, светило солнце.

Каэдэ смотрела на пару ибисов на рисовом поле за воротами. На фоне голой земли четко вырисовывалось их бледно-розовое зимнее оперение.

– Он был очень добр ко мне, – сказала она. – Я знаю, что обязана ему и доктору Ишиде жизнью. Но я не огорчусь, если больше никогда его не увижу.

Ибисы следовали друг за другом по лужам, которые натекли по краям поля, загнутыми клювами ворошили грязную воду.

– В любом случае, – добавила она, – теперь я для него не образец совершенства. Он презирает меня.

Шизука скрыла намерение Фудзивары жениться на Каэдэ и хранила это в тайне до сих пор.

– Ты должна принять решение, – тихо сказала она. – Иначе мы все умрем с голоду до наступления весны.

– Я не хочу обращаться за помощью, – ответила Каэдэ. – Мы не должны выглядеть отчаявшимися попрошайками. В конце концов придется обратиться за помощью к Араи, но думаю, это подождет до весны.

– Полагаю, стервятники слетятся раньше, – отметила Шизука. – Араи, скорее всего, пришлет в Ширакаву своего человека.

– А как же ты, Шизука? – спросила Каэдэ. Столб установили, фонарь снова вернулся на свое место. Сегодня она зажжет лампу, и та красиво засияет в покрытом инеем саду под ясным небом. – Какие у тебя планы? Ты же не останешься со мной навсегда? У тебя, должно быть, другие заботы. Как же сыновья? Ты, наверное, по ним соскучилась. Что приказывает Племя?

– По-прежнему блюсти твои интересы, – ответила Шизука.

– Они могут похитить ребенка, как Такео? – поинтересовалась Каэдэ и тотчас добавила: – Не отвечай мне, это уже неважно. – Она почувствовала, как накатывают слезы, и сжала губы. Помолчав, она продолжила: – Полагаю, ты держишь их в курсе моих действий и решений?

– Время от времени я посылаю донесения дяде. В частности, когда я думала, что ты близка к смерти. Я должна сообщать все новости: если ты решишь выйти замуж и тому подобное.

– Это в мои планы не входит.

Вечерний свет начал тускнеть, розовое оперение ибисов засияло еще ярче. Было так спокойно. Работники завершили ремонт, и в саду разлилась благодатная тишина. В царившей безмятежности Каэдэ услышала наставление Белой Богини. Потерпи.

Я выйду замуж только за Такео, снова поклялась Каэдэ. Я буду терпеливой.

Миновал последний солнечный день. Стало влажно и сыро. Вскоре вернулся Кондо, застигнутый в поездке проливным дождем. Быстро соскочив с коня, он выкрикнул женщинам в доме:

– На дороге чужаки, люди господина Араи, пятеро или шестеро, верховые.

Каэдэ велела собрать всех воинов и создать видимость, что по первому зову приедет намного больше.

– Вели готовить обед, – сказала она Шизуке. – Все, что у нас есть, чтобы выглядело роскошно. Пусть думают, что мы процветаем. Помоги мне переодеться и приведи сестер. И постарайся не попадаться на глаза людям Араи.

Каэдэ надела самое красивое платье, что подарил ей Фудзивара, вспомнив день, когда пообещала его Хане.

Сестренка получит его, когда подрастет, подумала она, а я обязательно буду рядом и порадуюсь за нее.

В комнату вошли Хана и Аи. Хана радостно болтала и прыгала, стараясь согреться. Аямэ внесла жаровню. Каэдэ вздрогнула, увидев, сколько там угля: после отъезда людей Араи придется померзнуть.

– Кто к нам едет? – встревоженно спросила Аи. После смерти отца и болезни Каэдэ она стала чрезмерно впечатлительной, словно ослабла от потрясений.

– Люди Араи. Мы должны произвести хорошее впечатление. Поэтому я надела наряд Ханы.

– Не замарай его, сестра, – сказала Хана, ойкнув, когда Аямэ начала расчесывать ей волосы.

Обычно она завязывала их сзади. Распущенными они казались длинней, чем сама Хана.

– Что им нужно?

Аи совсем побледнела.

– Полагаю, они нам скажут, – ответила Каэдэ.

– А мне обязательно присутствовать? – взмолилась Аи.

– Да, надень второе платье, что прислал Фудзивара, и помоги Хане. Когда гости прибудут, мы выйдем все втроем.

– Зачем? – спросила Хана.

Каэдэ промолчала. Она сама не знала, почему так надо. Она представила трех сестер в большом доме, трех дочерей господина Ширакавы, одиноких, красивых, опасных… Именно такими они должны предстать перед воинами Араи.

– Всемилостивая, всемогущая, помоги нам, – просила она Белую Богиню, пока Шизука завязывала ей пояс и расчесывала волосы.

Она услышала топот копыт за воротами, Кондо выкрикнул приветствие. Его голос уловил точную ноту на грани вежливости и самоуверенности, и Каэдэ поблагодарила Небеса за актерские способности Племени, надеясь, что у нее получится не хуже.

– Аямэ, проводи посетителей в дом для гостей, – велела она. – Предложи поесть и выпить чая. Лучшего чая из самых изысканных чашек. Когда они отобедают, пригласи старшего ко мне на разговор. Хана, если ты готова, спустись и сядь рядом со мной.

Шизука помогла Аи надеть платье и быстро уложила ей волосы.

– Я спрячусь так, чтобы все слышать, – прошептала Шизука.

– Открой ставни, – сказала Каэдэ. – Поймаем последние лучи солнца.

Дождь прекратился, солнце временами бросало серебристый свет в сад и комнату.

– Что мне нужно делать? – спросила Хана, встав на колени рядом с сестрой.

– Когда войдут мужчины, ты должна поклониться в тот же момент, что и я. Затем старайся выглядеть красиво и сиди недвижно, пока я говорю.

– И это все? – огорчилась Хана.

– Наблюдай за ними, изучай их, но так чтоб они не заметили. Потом расскажешь мне, что ты о них думаешь. Ты тоже, Аи. Скрывайте свои чуства, ни на что не реагируйте, сидите как статуи.

Аи подошла и опустилась справа от Каэдэ. Она дрожала, однако сумела быстро успокоиться.

Последние лучи солнца падали в комнату, купая пылинки и освещая девушек. Из сада доносился шум недавно отремонтированного водопада. С камня слетел зимородок, мелькнув синим пятном.

Из комнаты для гостей доносились мужские голоса. Каэдэ показалось, что она уловила незнакомый запах, и насторожилась. Она подняла голову, и сознание тотчас превратилось в лед. Сила воинов встретится с ее могуществом. Она будет помнить, что все они смертны.

Вскоре Каэдэ услышала голос Аямэ, которая сказала, что госпожа Ширакава готова принять посетителей. И вот старший среди них ступил на веранду в сопровождении одного из воинов. Аямэ опустилась на колени у входа в комнату, воин тоже остался снаружи. Старший переступил через порог, и перед ним предстали три девушки. Они поклонились, коснувшись головой пола. Хана и Аи с точностью повторяли движения Каэдэ.

Они поднялись одновременно.

Воин опустился на колени и представился:

– Я Акита Цутому из Инуямы. Меня послал к госпоже Ширакаве господин Араи.

Он поклонился и замер в таком положении.

– Добро пожаловать, господин Акита, – поприветствовала его Каэдэ. – Я благодарю вас за долгий путь и господина Араи за то, что прислал вас. Мне не терпится узнать, чем я могу служить ему. – Она добавила: – Поднимитесь.

Акита выпрямился и встретил прямой взгляд Каэдэ. Она знала, что женщины должны держать глаза опущенными в присутствии мужчин, но более не чувствовала себя никому обязанной. Интересно, станет ли она прежней. Она догадалась, что Хана и Аи тоже уставились на Акиту непроницаемыми холодными глазами.

Он почти достиг среднего возраста, волосы оставались черными, хотя начали редеть. Маленький нос слегка загибался вниз, будто клюв птицы, придавая ему хищный вид, который смягчался красивым ртом с пухлыми губами. Одежда испачкана с дороги, но хорошего качества. Широкие ладони заканчивались короткими крепкими пальцами. Каэдэ подумала, что перед ней практичный человек, заговорщик, который не гнушается мошенничеством. Внешний вид посланца никак не располагал к доверию.

– Господин Араи интересуется вашим здоровьем, – сказал он, переводя взгляд с одной сестры на другую. – Нам сообщили, что вам нехорошо.

– Я уже выздоровела, – ответила она. – Поблагодарите господина Араи за беспокойство.

Акита слегка наклонил голову. Ему было неловко, словно он привык находиться среди мужчин и не знал, как обращаться к женщине. Каэдэ терялась в догадках, известно ли ему о ее положении, о причине болезни.

– Мы скорбим по господину Ширакаве, – продолжил Акита. – Господин Араи заботится о ваших интересах. Он просит передать, что считает вас союзницей и дорожит вами как членом собственной семьи.

Хана и Аи обменялись взглядами, затем снова воззрились на Акиту. Это смутило его еще больше, но он постарался не подать вида:

– Поэтому он желает принять вас и ваших сестер в Инуяме, чтобы обсудить союз и будущее госпожи Ширакавы.

Исключено, подумала Каэдэ, однако промолчала. Затем добродушно ответила:

– С превеликим удовольствием. Однако я недостаточно окрепла, чтобы отправляться в путь, и мы оплакиваем отца, поэтому не можем покидать дом. Уже почти зима. Мы приедем в Инуяму весной. Передайте господину Араи, что я чту наш союз и благодарна ему за заботу. Я буду просить его совета и держать в курсе моих решений.

Хана с Аи снова обменялись взглядами, и между ними словно проскочила молния. В самом деле жутковато, подумала Каэдэ и чуть не рассмеялась.

– Я должен поторопить госпожу Ширакаву. Вам необходимо отправиться со мной, – сказал Акита.

– Это невозможно, – твердо ответила она, встретив его взгляд, и добавила: – Торопить меня не входит в ваши обязанности.

Его удивила такая грубость, краска залила шею и щеки.

Хана и Аи слегка склонили головы, вытаращив глаза. Солнце зашло за тучи, в комнате потемнело, по крыше забарабанил дождь. Бамбуковые колокольчики закачались от ветра и зазвенели глухой нотой.

– Простите меня, – извинился Акита. – Конечно, вы вольны поступать, как вам угодно.

– Я прибуду в Инуяму весной, – повторила она. – Так и передайте господину Араи. Останьтесь у нас на ночь, а утром вам лучше отправляться, если хотите вернуться до снегов.

– Госпожа Ширакава. – Акита поклонился до пола.

Пока он отступал на коленях, она спросила:

– Кто с вами приехал?

Каэдэ говорила спокойно, не выдавая нетерпения, она чувствовала, что одержала победу. Акита сделался кротким благодаря обстановке, присутствию сестер и ее манере держаться. В нем даже появилась какая-то робость.

– Сын моей сестры, Сонода Мицуру, и три моих вассала.

– Оставьте здесь вашего племянника. Он прослужит мне зиму, а весной сопроводит меня в Инуяму. Он будет гарантом вашей честности.

Акита уставился в пол, обескураженный просьбой. Любой мужчина на ее месте именно этого бы и потребовал. Если молодой человек останется в чужом доме, его дядя вряд ли посмеет представить хозяйку в ложном свете, докладывая Араи.

– Конечно же, доверие между нами – это символ моей преданности господину Араи, – настойчиво сказала Каэдэ, видя его колебания.

– Не вижу причин отвечать отказом, – признал Акита.

У меня есть заложник, подумала она и изумилась, насколько возросла ее сила.

Каэдэ поклонилась Аките, Хана и Аи склонились вслед за сестрой, воин ответил тем же. Когда он вышел, продолжал идти дождь, но сквозь тучи пробилось солнце, в лучах которого переливались капельки воды на голых ветках и последних осенних листьях. Она дала знак сестрам не двигаться.

Перед тем как войти в комнату для гостей, Акита обернулся взглянуть на них. Все сидели недвижно, пока он не скрылся из вида. Солнце зашло, полил дождь.

Аямэ поднялась из темного угла и закрыла ставни. Каэдэ повернулась и обняла Хану.

– Я все правильно делала? – спросила Хана, глаза ее восторженно сияли.

– Ты была великолепна, как в сказке. Но что это за обмен взглядами?

– Не надо было переглядываться, – засмущалась Аи. – Как дети. Мы посматривали друг на друга украдкой во время занятий с мамой или Аямэ. Хана придумала. Никто не мог понять, кажется им это или нет. Мы никогда не смели выкинуть такое в присутствии отца. А перед уважаемым господином…

– Ну и что, – рассмеялась Хана. – Ему это не понравилось, да? Он ведь занервничал и даже вспотел.

– Вряд ли он уважаемый господин, – добавила Каэдэ. – Араи мог бы послать кого-нибудь повыше чином.

– Тогда бы ты сделала то, о чем он попросил? Поехала бы в Инуяму?

– Я не соглашусь никуда уезжать даже вместе с Араи, – ответила Каэдэ. – Я заставлю их ждать.

– Знаешь, что я еще заметила? – сказала Хана.

– Ну же?

– Господин Акита испугался тебя, сестра.

– А ты проницательна, – отметила Каэдэ, улыбаясь.

– Я не хочу никуда ехать, – сказала Аи. – Я никогда не покину дом.

Каэдэ посмотрела на сестру с сожалением:

– Наступит день, когда тебе придется выйти замуж. Не исключено, что ты отправишься в Инуяму в следующем году и останешься там на некоторое время.

– А я? – спросила Хана.

– Когда-нибудь и ты, – сказала Каэдэ. – Немало мужчин хотят на тебе жениться.

Ради союза со мной, подумала она, опечаленная, что придется использовать сестер.

– Я поеду только вместе с Шизукой, – заявила Хана.

Каэдэ улыбнулась и снова обняла ее. Не было смысла уверять девочку, что Шизуке опасно появляться в Инуяме, пока там Араи.

– Позови ко мне Шизуку. Аямэ, посмотри, чем мы можем накормить гостей.

– Я рада, что вы велели им отправляться завтра, – отметила Аямэ. – Нам нечего предложить. Они привыкли хорошо питаться. – Она покачала головой. – Должна сказать, госпожа Каэдэ, отец не одобрил бы вашего поведения.

– А вот это уже излишне, – тотчас возразила Каэдэ. – Если хочешь работать в этом доме, не смей со мной так разговаривать.

Аямэ вздрогнула, услышав столь резкий тон.

– Госпожа Ширакава, – уныло произнесла она, пала на колени и попятилась из комнаты.

Вошла Шизука с лампой. Каэдэ велела сестрам идти переодеваться.

– Ты все услышала? – спросила Каэдэ, когда они ушли.

– Достаточно. Кондо передал мне, что сказал господин Акита, возвращаясь в дом для гостей. Он решил, что в этом доме действуют сверхъестественные силы. Ты привела его в ужас. Он называл тебя осенним пауком, золотым и смертоносным, который вьет паутину красоты, чтобы пленять мужчин.

– Поэтично, – отметила Каэдэ.

– Да, Кондо тоже нашел, что звучит неплохо!

Каэдэ представила ироничный блеск в глазах Кондо и поклялась, что наступит день, когда он посмотрит на нее без усмешки. Он отнесется к ней со всей серьезностью. И не только он: все мужи, которые считают себя столь могущественными.

– А мой заложник, Сонода Мицуру, сильно напуган?

– Твой заложник! – рассмеялась Шизука. – Как ты осмелилась такое заявить?

– Я поступила неправильно?

– Нет, напротив. Они подумали, что ты намного сильней, чем представлялось сначала. Молодой человек слегка опасается здесь оставаться. Где ты его разместишь?

– Шойи может взять его домой и присмотреть за ним. Здесь он мне, конечно, не нужен. – Каэдэ замолчала, затем с горечью добавила: – С ним будут обращаться лучше, чем со мной. А как же ты? Он ведь не опасен?

– Араи знает, что я до сих пор с тобой, – ответила Шизука. – Я не вижу в этом юноше угрозы. Его дядя, господин Акита, теперь постарается не огорчать тебя. Твоя сила защищает меня, всех нас. Вероятно, Араи ожидал, что ты будешь отчаянно молить о помощи. Ему предстоит услышать совсем иное. Я же говорила, стервятники слетятся.

– Кого мне ждать еще?

– Думаю, кто-нибудь приедет из Маруямы до начала зимы, в ответ на сообщение, которое послал Кондо.

Каэдэ тоже на это надеялась, вспоминая последнюю встречу с родственницей и данное ей обещание. Отец сказал, что за наследство придется бороться, но она понятия не имела, кто соперники и как объявлять войну. Кто этому научит? Кто поведет армию от ее имени?

На следующий день Каэдэ попрощалась с Акитой и его вассалами, обрадованная, что их пребывание оказалось столь кратким, и, поприветствовав племянника, передала юношу на попечение Шойи. Она заметила, какое впечатление произвела на него: юноша не мог отвести взгляда и весь дрожал в ее присутствии. Однако он интересовал Каэдэ только как заложник.

– Займите его чем-нибудь, – велела она Шойи. – Относитесь к нему с уважением, но не посвящайте в наши дела.

В течение следующих недель у ворот стали появляться люди. Распространился слух, что Каэдэ набирает воинов. Они приходили в одиночку, по двое или по трое, только не большими группами. Это были жалкие остатки долгих лет войны, люди, чьи повелители погибли или лишились имущества. Каэдэ с Кондо придумали для них испытания, чтобы не набрать мошенников или глупцов. Никто не отказывался, почти все оказались бывалыми бойцами, им и предстояло образовать весной ядро армии. Однако Каэдэ переживала, что не сможет кормить воинов всю зиму.

За пару дней до солнцестояния Кондо явился к ней с долгожданными вестями:

– Прибыл господин Сугита из Маруямы в сопровождении нескольких людей.

Этим гостям Каэдэ оказала радушный прием. Они чтили память о госпоже Маруяме и привыкли видеть во главе рода женщину. Она особенно обрадовалась встрече с Сугитой, которого запомнила со времен путешествия в Цувано. Тогда он оставил женщин и отправился домой проследить за имениями во время отсутствия госпожи Маруямы. Потрясенный ее смертью, Сугита был готов исполнить любое желание госпожи. Будучи практичным человеком, он привез с собой рис и другое продовольствие.

– Не хочу добавить вам забот, – объяснил он.

– Мы всегда рады угостить старых друзей, – ответила она.

– Этой зимой всем придется нелегко, – мрачно отметил он. – Грозы, смерть Йоды, походы Араи: урожай ничтожен.

Каэдэ пригласила его отобедать вместе с ней, хотя раньше она передавала гостей на попечительство Кондо или Шойи. Они кратко обсудили события в Инуяме и перешли к наследию Маруямы. Сугита отнесся к Каэдэ с уважением, украшенным нежной фамильярностью, словно он ей дядя или кузен. Она чувствовала себя непринужденно, он, в свою очередь, воспринял ее серьезно.

Когда они закончили обед и были убраны блюда, Сугита сказал:

– Моя госпожа поручила вам заботиться о ее владениях. Я с радостью получил ваше сообщение о том, что вы намерены вступить в права наследства, и сразу же приехал уверить в своей готовности помочь. Оказать поддержку готовы и многие другие. Надо наметить план действий до весны.

– Да, я так решила, и мне понадобится любая помощь, – ответила Каэдэ. – Я представления не имею, что нужно делать. Смогу ли я просто забрать земли? Кому они сейчас принадлежат?

– Они принадлежат вам, – сказал он. – Вы прямая наследница, наша госпожа завещала домен вам. На земли претендует также приемная дочь госпожи Маруямы, жена двоюродного брата господина Йоды. Араи не смог одержать победу, поскольку ему противостояли немалые силы: воины Тогана, бежавшие из завоеванного дворца Ногучи, и люди Сейшу, которые не видят причин уступать власть Араи. Они зимуют далеко на западе, но отправятся в Маруяму весной. Если вы не предпримите быстрых и решительных мер, домен будет захвачен.

– Я обещала госпоже Наоми, что не допущу этого, – сказал Каэдэ, – но не знала, какую беру на себя ответственность, и теперь не в силах выполнить свой долг.

– Многие хотят вам помочь, – уверил он, наклоняясь вперед, и добавил шепотом: – Меня послал к вам совет старейшин с просьбой приехать как можно раньше. При правлении госпожи Наоми домен процветал: всем хватало пропитания, и даже самые бедные могли прокормить своих детей. Мы вели торговлю с континентом, добывали серебро и медь, построили много ремесленных мастерских. Благодаря союзу между господином Араи, господином Отори Шигеру и кланом Маруяма, процветание могло бы распространиться на весь Срединный Край. Мы хотим сохранить прежние отношения.

– Я намерена нанести визит господину Араи весной, – сказала Каэдэ. – Тогда получу формальное подтверждение нашему союзу.

– В таком случае вы должны поставить условие и добиться поддержки ваших притязаний на Маруяму. Только Араи обладает достаточной мощью, он способен заставить приемную дочь и ее мужа сдаться без борьбы. А если дело дойдет до битвы, то армия Араи достаточно многочисленна, ее трудно разгромить. Вы должны действовать без промедления; когда дороги снова откроются, поезжайте в Инуяму и возвращайтесь к нам с ручательством Араи.

Сугита посмотрел на Каэдэ, улыбнулся и сказал:

– Извините, я не хотел отдавать приказы. Я лишь надеюсь, что вы воспользуетесь моим советом.

– Непременно, – сказала она. – Я именно так и намеревалась поступить, а ваша поддержка только придала мне уверенности.

Они продолжили разговор о том, сколько людей может собрать Сугита, и он поклялся передать домен только Каэдэ. Сугита сообщил, что отправится в путь на следующий день и вернется в Маруяму до нового года. Затем он между делом упомянул:

– Как жаль, что Отори Такео мертв. Если бы вы вышли за него замуж, имя и связи с Отори сделали бы вас еще могущественней.

Сердце Каэдэ словно остановилось, душа ушла в пятки.

– Я не слышала о его смерти, – сказала она, борясь с дрожью в голосе.

– Так говорят люди. Подробности мне не известны. Полагаю, это очевидное объяснение его исчезновению. Возможно, всего лишь слухи.

– Пожалуй, – согласилась Каэдэ, думая про себя: «Возможно, он лежит мертвый в открытом поле или среди гор, а я ничего не знаю». – Я устала, господин Сугита. Простите.

– Госпожа Ширакава. – Он поклонился и встал. – Мы будем держать связь, пока позволяет погода. Я жду вас в Маруяме весной: клан поддержит ваши притязания. Если что-то изменится, я постараюсь оповестить вас.

Каэдэ пообещала то же самое, с нетерпением дожидаясь, когда он уйдет. Убедившись, что Сугита в комнате для гостей, она в смятении позвала Шизу-ку. Когда та вошла, Каэдэ тотчас стиснула ее руки:

– Ты что-то от меня скрываешь?

– Госпожа? – удивилась Шизука. – О чем вы? Что случилось?

– Сугита сообщил мне о смерти Такео.

– Это всего лишь слухи.

– Но до тебя они тоже дошли?

– Да, но я не верю. Мы бы узнали о его смерти. Вы побледнели. Вам нельзя переутомляться, иначе снова заболеете. Я приготовлю постель.

Шизука отвела ее в спальню. Каэдэ опустилась на пол, сердце тревожно билось.

– Я боюсь, что он умрет до того, как я его увижу. Шизука села рядом, развязала пояс и помогла снять одежду для приема гостей.

– Я сделаю тебе массаж. Не шевелись.

Каэдэ беспокойно вертела головой, хваталась за волосы, сжимала и разжимала кулаки. Даже руки Шизуки не могли ее успокоить, они лишь напомнили о невыносимом вечере в Инуяме и о последовавших событиях.

– Ты должна все выяснить, Шизука. Мне нужно знать наверняка. Пошли кого-нибудь к своему дяде. Пошли Кондо. Пусть отправляется немедленно.

– Я думала, ты стала его забывать, – пробормотала Шизука, не прекращая работать пальцами.

– Я не могу забыть Такео. Я пыталась, но как только слышу его имя, ко мне возвращается память. Помнишь тот день, когда мы впервые встретились в Цувано? Тогда я его полюбила. Я была околдована, это болезнь, от которой мне никогда не излечиться. Ты сказала, что мы с ней справимся, но это не так.

Лоб горел под пальцами Шизуки.

– Может, послать за Ишидой? – встревоженно спросила она.

– Я томлюсь от вожделения, – тихо произнесла Каэдэ. – Доктор Ишида здесь бессилен.

– Вожделение очень просто утолить, – спокойно ответила Шизука.

– Я хочу только его. Ничто, никто не сможет мне помочь. Я знаю, придется жить без него. У меня обязанности перед семьей, которые я непременно выполню. Но если он мертв, то скажи мне.

– Я напишу Кенжи, – пообещала Шизука. – Завтра пошлю Кондо, хотя он нам так нужен…

– Прошу тебя, – взмолилась Каэдэ.

Шизука заварила ивовые ветки, которые оставил Ишида, и подала Каэдэ. И все же девушка плохо спала и проснулась вялой, в поту.

Приехал Ишида, наложил китайскую полынь и взялся за иглы, ругая Каэдэ за то, что она не следит за своим здоровьем.

– Ничего серьезного, – сказал врач Шизуке, когда они выходили из дома. – Скоро пройдет. Госпожа слишком чувствительна и предъявляет к себе высокие требования. Ей следовало бы выйти замуж.

– Каэдэ согласится выйти только за одного человека, а это невозможно, – сказала Шизука.

– За отца ребенка?

Она кивнула:

– Вчера до нее дошел слух, что он умер. Поднялась температура.

– Ах…

Врач сидел с отсутствующим взглядом.

– Я боюсь за нее, – призналась Шизука. – Как только снег отрежет нас от всего мира, она начнет грустить.

– У меня есть письмо от господина Фудзивары. Он хотел пригласить Каэдэ в гости на пару дней. Смена обстановки поднимет ей настроение.

– Господин Фудзивара так добр к нам и столь внимателен, – механически высказала формальную благодарность Шизука, забирая письмо.

Она явственно ощущала присутствие рядом мужчины, чувствовала, как они на мгновение коснулись руками. Его задумчивый взгляд зажег в ней искорку. Пока болела Каэдэ, они проводили вместе долгие часы, и Шизука восхищалась терпением и мастерством врача. Он был добр, в отличие от остальных мужчин, которых она знала.

– Вы придете завтра? – спросила она.

– Конечно. Вы передадите мне ответ госпожи Каэдэ. Вы ведь поедете вместе с ней к господину Фудзиваре?

– Конечно! – игриво произнесла Шизука, подражая манере Ишиды.

Он улыбнулся и снова дотронулся до ее руки. Она задрожала от прикосновения. Шизука очень давно не была с мужчиной. Ей неожиданно захотелось ощутить его руки на своем теле, возлечь с ним, обнять его.

– До завтра, – сказал он, его взгляд был нежен, словно он догадался о ее чувствах и разделял их.

Шизука надела сандалии и побежала за слугами, чтобы приготовить паланкин.

У Каэдэ упала температура, к вечеру почти вернулись силы. Она весь день лежала, не вставая, согревшись под кипой теплых одеял, рядом с жаровней, которую решила разжечь Аямэ. Каэдэ думала о будущем. Не исключено, что Такео умер, и его ребенка больше нет. Сердце рвалось последовать за ними в иной мир, но разум подсказывал, что она проявит лишь слабость, если лишит себя жизни и бросит на произвол судьбы тех, кто от нее зависит. Так может поступить женщина, но не мужчина ее сословия.

Шизука права, думала Каэдэ, мне сейчас может помочь только один человек. Надо попытаться договориться с Фудзиварой.

Шизука принесла письмо, которое передал Ишида. Фудзивара прислал подарки на новый год: рисовые пироги особой формы, сушеные сардины и сладкие каштаны, морскую капусту и рисовое вино. Хана и Аи готовились на кухне к празднику.

– Он мне просто льстит – использует мужскую манеру письма, будто я должна ее понимать, – сказала Каэдэ. – Но здесь так много незнакомых иероглифов. – Она глубоко вздохнула. – Мне надо учиться и учиться. Хватит ли одной зимы?

– Ты поедешь к господину Фудзиваре?

– Думаю, да. Он мог бы обучать меня. Как считаешь, возьмется?

– Он об этом только и мечтает, – сухо ответила Шизука.

– Я боялась, что он видеть меня не захочет, а он, оказывается, ждал моего выздоровления. Мне уже лучше, мне очень хорошо, – с сомнением в голосе произнесла Каэдэ. – Надо заботиться о сестрах, о землях, о людях.

– Повторяю, Фудзивара – лучший союзник.

– Нет, не лучший – единственный. Я не доверяю Фудзиваре. Что ему от меня нужно?

– А что тебе нужно от него?

– Все очень просто. С одной стороны – учиться, с другой – получить продовольствие и деньги, чтобы собрать армию и кормить ее. Но что предложить взамен?

Рассказать о намерении Фудзивары жениться Шизука не решилась, испугавшись, как бы у Каэдэ вновь не поднялась температура от переживаний. Фудзивара наверняка сам сделает предложение, рассудила она.

– Фудзивара обращается ко мне «госпожа Ширакава». Мне стыдно смотреть ему в глаза после обмана.

– Видимо, ему доложили о завещании твоего отца относительно имени, – сказала Шизука. – Всем известно, что перед смертью он назвал тебя своей наследницей. Мы оповестили соседей.

Каэдэ испытующе посмотрела на Шизуку, но лицо женщины было серьезным.

– Конечно, мне пришлось выполнить просьбу отца, – согласилась она.

– Тогда господину Фудзиваре ничего более знать и не нужно. Долг дочери перед отцом превыше всего.

– Так пишет и Конфуций, – сказала Каэдэ. – Ему ничего знать не нужно, однако, полагаю, он потребует объяснений, если сохранил ко мне интерес.

– Несомненно, – уверила Шизука, подумав, что Каэдэ прекрасна, как никогда.

Болезнь и горе лишили ее лицо последних черт детской незрелости и придали глубину и таинственность.

Они отметили новый год дарами Фудзивары, ели гречневую лапшу и черные бобы, которые припасла Аямэ в конце лета. В полночь пошли в храм слушать пение священников и звон колоколов по угасанию человеческих страстей. Но не молитвы об освобождении от мирских чувств и очищении, произносила Каэдэ, она просила самое желанное: лишь бы выжил Такео, а у нее появились деньги и власть.

На следующий день все женщины в доме взяли свечи, ладан и фонари, мандарины, сладкие каштаны и сушеную хурму и пошли к пещерам, где река Ширакава вытекала из-под земли. Они исполняли церемонии перед камнем, из которого вода выточила статую Белой Богини. Сюда запрещали приходить мужчинам, иначе, согласно поверью, гора упадет, а клан Ширакава исчезнет с лица земли. За святилищем у входа в пещеру жила пожилая пара, женщина вошла внутрь отнести приношения Богине.

Каэдэ опустилась на колени на влажные камни и стала слушать, как старуха бормочет незнакомые слова. Она подумала о матери и госпоже Маруяме, попросила у них помощи и заступничества. Здесь в этом святом месте, Каэдэ обретала особый настрой души и ощущала, что за ней наблюдает Богиня.

На следующий день Каэдэ поехала к господину Фудзиваре. Хана обиделась, что ее оставляют дома, и расплакалась, когда вышла прощаться с сестрой и Шизукой.

– Нас не будет всего несколько дней, – успокоила ее Каэдэ.

– Почему мне нельзя с вами?

– Господин Фудзивара не пригласил тебя. К тому же тебе там не понравится. Требуется хорошо себя вести, говорить правильно и сидеть прямо почти весь день.

– А тебе там будет хорошо?

– Вряд ли, – вздохнула Каэдэ.

– По крайней мере, там много вкусной еды, – сказала Хана и с тоской добавила: – Перепелки!

– Зато вам больше достанется дома, – ответила Каэдэ.

Она действительно радовалась, что уедет на некоторое время, поскольку часто проверяла запасы провизии и считала дни: выходило, что продовольствие закончится еще до наступления весны.

– Кто-то же должен развлекать вашего Мицуру, – добавила Шизука. – Иначе он заскучает по дому.

– Пусть Аи развлекает, – возразила Хана. – Мицуру она нравится.

Каэдэ это тоже заметила. Сестра не проявляла ответной симпатии, но ведь она такая робкая, и в любом случае, ее чувства не имеют значения. В ближайшем будущем Аи будет помолвлена. В новом году ей исполнилось четырнадцать. Сонода Мицуру неплохой жених, особенно если дядя усыновит его, а Каэдэ не отдаст сестру дешево.

Через год все выстроятся в очередь, чтобы породниться с семьей Ширакава, подумала она.

Аи в ответ на замечание Ханы залилась легким румянцем.

– Будь осторожна, Каэдэ, – проговорила она, обняв сестру. – Не беспокойся о нас. Я присмотрю за домом.

– Мы недалеко уезжаем, – ответила Каэдэ. – Пришли за мной, если я понадоблюсь. Если получишь вести или вернется Кондо, сразу дай мне знать, – не удержалась она.

Они добрались до резиденции господина Фудзивары уже после обеда. День выдался пасмурный, задул северо-восточный ветер, резко упала температура.

Гостей встретил Мамору, поприветствовал и отвел не в комнаты для гостей, где они останавливались в прошлый раз, а в другой павильон, не так богато украшенный, но, на взгляд Каэдэ, более уютный благодаря изысканной простоте и приглушенным краскам. Она осталась довольна, поскольку боялась встретить злого духа отца в той комнате, где открылась правда.

– Господин Фудзивара счел, что госпожа Ширакава захочет отдохнуть с дороги, – тихо произнес Мамору. – Он примет вас завтра, если не возражаете.

– Спасибо, – поблагодарила Каэдэ. – Передайте, пожалуйста, господину Фудзиваре, что я полностью в его распоряжении. Я поступлю так, как он пожелает.

Каэдэ сразу заметила некоторую напряженность. Мамору без колебаний назвал новое имя, взглянул мельком, словно пытался увидеть реакцию, и больше не смотрел на нее. Однако она знала, что равнодушие напускное. Каэдэ выпрямилась и встретила его взгляд с легким презрением. Пусть уж лучше рассматривает ее с головы до пят и учится изображать женщин на сцене. Все равно искусство Мамору останется не более чем подделкой. Какая разница, что он о ней думает. Каэдэ больше заботило мнение Фудзивары.

«Он должен проявить желание, – убеждала она себя, – но если он хоть бровью это покажет, я тотчас уеду навсегда и забуду о всякой помощи».

Она обрадовалась, что встреча отложена до завтра. В павильон зашел Ишида, проверил ее пульс и глаза. Сказал, что заварит особый чай, чтобы очистить кровь и укрепить желудок, и попросил прислать за ним Шизуку на следующий день.

Приготовили ванну, и Каэдэ бросило в жар не только от горячей воды, но и от зависти, что тут так много дерева для топки. Потом молчаливые служанки принесли в комнату ужин.

– Это традиционные зимние блюда для дам! – воскликнула Шизука, когда увидела деликатесы. Свежий лещ и кальмары, жареный угорь с зеленой судзой и хреном, маринованные огурцы и соленый корень лотоса, редкие черные грибы и листья салата – все выложено на лакированных подносах. – Такое едят в столице. Интересно, сколько еще женщин во всех Трех Странах едят сегодня на ужин столь изысканные яства!

– Здесь все изысканно, – ответила Каэдэ.

Как просто, подумала она, окружать себя роскошью, иметь хороший вкус, когда есть деньги!

Они поели и собрались ложиться спать, когда раздался стук в дверь.

– Служанки пришли готовить постель, – сказала Шизука и открыла дверь.

На пороге стоял Мамору, волосы его припорошил снег.

– Простите, – сказал он, – но пошел первый снег. Господин Фудзивара приглашает госпожу Ширакаву. Из павильона открывается самый чудесный вид.

– Это дом господина Фудзивары, – ответила Каэдэ. – Я его гостья. Мне доставит удовольствие все, что угодно ему.

Мамору вышел и что-то шепнул служанкам. Скоро они вернулись с теплой стеганой одеждой красного цвета и помогли Каэдэ одеться. В сопровождении Шизуки она вышла на веранду. На подушки положили шкуры животных. С деревьев свисали фонари, освещая падающие снежинки. Земля уже побелела. Под двумя соснами лежал сад камней. Деревья окаймляли вид причудливыми узорами. Хлопья кружащего снега скрывали горы. Каэдэ молчала, зачарованная красотой пейзажа, его тихой чистотой.

Неслышно ступая, приблизился господин Фудзивара. Женщины опустились перед ним на колени.

– Госпожа Ширакава, – произнес он. – Я так вам благодарен. Прежде всего за то, что вы удостоили своим присутствием мое скромное жилище, и за то, что не отказали мне в прихоти насладиться вместе первым снегом.

– Поднимитесь, – добавил он. – Вам нужно укутаться, иначе простудитесь.

Вошли слуги, поставили жаровни, фляги с вином, чашки и меха. Мамору взял одну из меховых шкур и положил себе на плечи, затем покрыл другой шкурой Фудзивару, который сел рядом с Каэдэ. Она погладила мех с восторгом и в то же время с отвращением.

– Поставки с континента, – сказал Фудзивара после того, как они обменялись приветствиями. – Шкуры привозит Ишида, возвращаясь из поездок.

– Что это за животное?

– Разновидность медведя, полагаю.

Каэдэ никогда не видела медведя такой величины. Она попыталась представить земли, где он обитает – далекие, чужие страны. Там бродит могучий, яростный зверь, а люди все же убивают его и снимают шкуру. А вдруг его дух сохранился и не захочет делиться с ней теплом? Она задрожала.

– Доктор Ишида смел и умен, если не боится отправляться в столь опасные путешествия.

– Судя по всему, он страдает неутолимой жаждой знаний. Конечно, награда этому – выздоровление госпожи Ширакавы.

– Я обязана ему жизнью, – тихо произнесла она.

– Что делает его еще более ценным в моих глазах. Каэдэ заметила в словах Фудзивары иронию, но не презрение. Он тонко льстил.

– Как прекрасен первый снег, – отметила Каэдэ. – А в конце зимы мы будем с нетерпением ждать, когда он сойдет.

– Я люблю снег, – сказал Фудзивара. – Мне нравится его белизна, то, как он обволакивает весь мир. Под снегом все очищается.

Мамору налил вина и исчез в тени. Слуги ушли. На самом деле Каэдэ и Фудзивара не были одни, но создавалась иллюзия уединения, словно на свете никого не существует кроме них, горящих углей, тяжелых шкур и снега.

Некоторое время они молча наслаждались, потом Фудзивара велел слугам принести еще ламп.

– Я хочу видеть ваше лицо, – сказал он, наклоняясь вперед, и стал изучать Каэдэ тем же голодным взглядом, каким одаривал свои сокровища.

Каэдэ подняла глаза и посмотрела мимо него на снег, который стал валить сильней, кружил в свете фонарей, закрывая вид на горы, затуманивая внешний мир. Девушке показалось, что в голосе Фудзивары есть некое облегчение. Если бы болезнь обезобразила ее, он бы вежливо удалился из ее жизни. А если в имении Ширакава все начнут умирать от голода, от него не дождутся ни сострадания, ни помощи.

Как же он холоден, подумала Каэдэ, и почувствовала, как в ответ откликнулось собственное тело, но не подала виду, лишь продолжала смотреть мимо него. А снег падал и слепил глаза. Она останется холодной, как лед, как селадон (Селадон – вид китайской фарфоровой керамики.). Если он захочет овладеть ею, то заплатит самую высокую цену.

Фудзивара выпил вино, наполнил чашу и снова выпил до дна, не отводя от нее взгляда. Оба молчали. Наконец он неожиданно отметил:

– Конечно, вам придется выйти замуж.

– Я не намерена выходить замуж, – ответила Каэдэ и испугалась своей прямолинейности.

– Я предполагал, что вы скажете нечто подобное, поскольку вы всегда придерживаетесь необычных взглядов на мир. Однако с практической точки зрения вы должны вступить в брак. Выбора нет.

– У меня не лучшая репутация, – напомнила Каэдэ. – Слишком многие погибли, связавшись со мной. Я более не хочу быть причиной смертей.

Она заметила, как обострился интерес Фудзивары, как дрогнули уголки губ. И все же это было не вожделение. Похожее чувство Каэдэ уловила совсем недавно: жгучее любопытство, тщательно замаскированное желание познать все тайны.

Фудзивара подозвал Мамору и велел ему удалиться и забрать с собой слуг.

– Где женщина, что вас сопровождает? – спросил он Каэдэ. – Попросите ее подождать в доме. Я хочу поговорить наедине.

Каэдэ выполнила его просьбу, и он продолжил:

– Вам не холодно? Остерегайтесь простуды. Ишида сказал мне, что вы склонны к неожиданным всплескам температуры.

Конечно, Ишида докладывает ему все, подумала Каэдэ и ответила:

– Спасибо, мне пока тепло. Но пусть господин Фудзивара простит меня, если я не смогу остаться здесь надолго. Я быстро устаю.

– Мы не будем увлекаться, – уверил он. – Впереди достаточно времени, надеюсь, вся зима. Однако есть нечто особенное в этом вечере: снег, ваше присутствие… Память о нем останется с нами на всю жизнь.

Он хочет на мне жениться, вдруг поняла Каэдэ. Изумление сменилось неловкостью. Если он предложит выйти за него замуж, как тут отказать? Как он говорит, «с практической точки зрения» это вполне логично. Фудзивара окажет ей честь, какой она не заслуживает, он решит все ее проблемы: денег и еды. Весьма выгодный союз. Однако она знала, что он предпочитает мужчин, не любит ее и не желает. Каэдэ молилась, чтобы он молчал, потому что понятия не имела, как отказать. Она страшилась силы воли, с помощью которой он берет все, что захочет, и сомневалась, что у нее хватит смелости противостоять. Отказ будет немыслимым оскорблением для человека его сословия. К тому же Фудзивара привлекал ее не меньше, чем тревожил, и это давало ему власть над ней.

– Я никогда не видела медведя, – сказала она, пытаясь сменить тему, и натянула повыше тяжелую шкуру.

– Здесь в горах обитают небольшие медведи. Как-то один забрел в наш сад после долгой зимы. Я поймал его и посадил в клетку, но он затосковал и умер. Совсем мелкий зверь. Как-нибудь Ишида расскажет нам о своих путешествиях. Хотите послушать?

– С удовольствием. Это мой единственный знакомый, который бывал на континенте.

– Через море плыть опасно. Помимо штормов, можно наткнуться на пиратов.

В этот момент девушке показалась, что лучше уж встретить дюжину медведей или сотню пиратов, чем еще немного задержаться в обществе самоуверенного Фудзивары. Она не знала, что еще сказать, не могла пошевелиться.

– Мамору и Ишида говорили мне, какая о вас ходит молва. Якобы любой возжелавший вас обречен на смерть.

Каэдэ промолчала.

Мне нечего стыдиться, думала она. Я не сделала ничего плохого.

Она подняла глаза и посмотрела на него в упор спокойно и хладнокровно.

– Однако, по словам Ишиды, один из них миновал смерти.

У Каэдэ подпрыгнуло сердце, точно рыба, в чью живую плоть вонзился нож повара. Фудзивара заморгал и перевел взгляд на снег. Нервно дернулась щека.

Он интересуется тем, о чем спрашивать нельзя, подумала она. Я скажу, но он за это заплатит.

Заметив его слабость, Каэдэ ощутила в себе силы. К ней постепенно вернулось мужество.

– Кто это был? – прошептал он.

Ночь стояла безмолвная, лишь тихо опускался снег, шумели на ветру сосны, текла вода.

– Господин Отори Такео, – ответила она.

– Да, кто же, как не он, – отметил Фудзивара, и Каэдэ задумалась, насколько осведомлен собеседник. Он наклонился вперед, на лицо пал свет фонаря. – Расскажите о нем.

– Я многое могу вам поведать, – медленно произнесла она. – О том, как предали господина Шигеру, о его смерти, о мести господина Такео, о том, что произошло в ту ночь, когда погиб Йода и пала Инуяма. Что вы готовы дать мне взамен?

Он улыбнулся и спросил с видом заговорщика:

– А что желает госпожа Ширакава?

– Мне нужны деньги, чтобы нанять людей и вооружить их, а еще провизия для домашних.

Фудзивара чуть не рассмеялся:

– Большинство женщин вашего возраста попросили бы новый веер или платье. Вы снова и снова удивляете меня.

– Вас устраивает моя цена? – Каэдэ чувствовала, что нет смысла скрывать наглость.

– Да. За Йоду – деньги, за Шигеру – бушель риса. А за живого – полагаю, он до сих пор жив, – чем платить за информацию о Такео?

Его голос изменился, когда он произнес последнее имя, словно пробовал его на вкус языком. Каэдэ никак не могла понять, что Фудзиваре известно о Такео.

– Будьте моим учителем, – ответила она. – Мне так много нужно узнать. Обучите меня, как если бы я была юношей.

Он кивнул:

– Мне будет приятно продолжить дело вашего отца.

– Но наш уговор останется в секрете. Пусть все будет скрыто, как ваши сокровища в сундуках. Я открою тайны только вам. Никто не должен их узнать.

– Это делает их только ценней, только желанней.

– В тайны не посвящена ни одна душа, – прошептала Каэдэ. – Пожертвовав их вам, я никогда не заговорю о них вновь.

Поднялся легкий ветерок, на веранду посыпался снег, снежинки шипели, ударяясь о лампы и жаровни. Каэдэ почувствовала, как ее обволакивает холод, соединяясь с железным сердцем и твердым духом.

Хотелось убежать, но она не могла пошевелиться, пока холод ее не отпустит.

– Вы замерзли, – предположил Фудзивара и хлопнул в ладоши.

Из тени появились слуги и помогли Каэдэ подняться и раскутать тяжелый мех.

– Я с нетерпением буду ждать ваших рассказов – сказал он, пожелав спокойной ночи с необычайным радушием.

Каэдэ подумала, что заключила сделку с дьяволом. Она ни за что не позволит Фудзиваре запереть себя в роскошную клетку, спрятать, как сокровище, на которое смотрит только он сам.

В конце недели она собралась домой. Первый снег растаял и подмерз, дорога была скользкой, но проходимой. С карнизов дома свисали тающие на солнце сосульки. Фудзивара сдержал свое слово: сразу же послал продовольствие для семьи Ширакава и воинов. Он оказался строгим и требовательным учителем, дал задание на дом.

Дни проходили в занятиях, а вечера в рассказах. Женским чутьем Каэдэ понимала, что он хочет услышать, и выдавала подробности, которые случайно запомнила: запах цветов, пение птиц, изменение погоды, прикосновение руки, цвет одежды, лица в свете ламп. Истинные мотивы поступков и заговора, которые она знала словно подсознательно, а теперь начинала понимать до конца. Она поведала Фудзиваре все, отчетливо, неторопливо, не испытав ни стыда, ни горечи, ни сожаления.

Фудзивара не хотел отпускать Каэдэ домой, но она сослалась на то, что ее ждут сестры. Он хотел оставить ее навсегда. Каэдэ чувствовала это и молча сопротивлялась. Даже слуги стали относиться к ней особенно, будто она больше чем желанный гость. Они спрашивали ее разрешения, интересовались мнением. Каэдэ знала, что стоит ей приказать, и слуги выполнят любую просьбу.

Каэдэ ощутила невероятное облегчение, когда отправилась в путь, но боялась, что придется вернуться сюда снова. Дома она увидела еду, дрова и деньги, посланные Фудзиварой, и поняла, что он спас семью от голода.

Той ночью Каэдэ лежала и думала, что она в ловушке. Мне никуда от него не деться. Что же мне делать?

Она долго не могла заснуть, а на следующий день рано проснулась. Шизуки в комнате не было. Каэдэ позвала ее, но тут вошла Аямэ с чаем. Она налила чай в чашку:

– Шизука с Кондо. Он вернулся вчера поздно вечером.

– Позови ее ко мне, – сказала Каэдэ.

Она посмотрела на чай таким взглядом, будто не знала, что с ним делать. Отпив глоток, она поставила чашку на поднос, взяла снова. Руки заледенели, она покрепче обхватила чашку.

– Этот чай прислал господин Фудзивара, – сообщила Аямэ. – Целую коробку. Очень вкусный, правда?

– Сходи за Шизукой! – рассерженно крикнула Каэдэ. – Скажи, чтобы поднялась ко мне сейчас же!

Через несколько минут в комнату вошла Шизука и опустилась на колени перед Каэдэ. Лицо ее было крайне серьезным.

– Что случилось? – спросила Каэдэ. – Он мертв?

Чашка задрожала, чай пролился. Шизука взяла чашку и крепко сжала девушке руку.

– Ты не должна отчаиваться. Тебе нельзя болеть. Он жив. Однако он покинул Племя, и против него издали эдикт.

– Что это значит?

– Помнишь, что он сказал тебе в Тераяме? Такео пришлось присоединиться к Племени, иначе его не оставили бы в живых. То и значит.

– Почему? Почему? Я не понимаю.

– Таков обычай Племени. Послушание для них главное.

– Тогда зачем он ушел?

– Точно не известно. Произошла какая-то ссора, разногласие. Его послали на задание, с которого он не вернулся. – Шизука замолчала. – Кондо считает, что Такео может находиться в Тераяме. Если так, то до весны он в безопасности.

Каэдэ высвободила руки и встала:

– Я должна поехать в Тераяму.

– Невозможно, – сказала Шизука. – Храм уже занесен снегом.

– Я должна увидеть его! – воскликнула Каэдэ, глаза вспыхнули на бледном лице. – Если он ушел из Племени, значит, снова станет Отори. Если он Отори, то мы можем пожениться!

– Госпожа! – Шизука тоже встала. – Что за безумие? Вы не можете вот так просто гоняться за ним! Даже если бы дороги были проходимы, это невероятно! Если вам хочется замуж, то куда лучше пойти к Фудзиваре. Он только о том и мечтает. Каэдэ пыталась не терять контроль над собой: – Меня ничто не остановит. Я поеду в Тераяму. В самом деле, мне следует отправиться туда… в паломничество… поблагодарить Просветленного за спасение моей жизни. Я обещала Араи приехать в Инуяму, как только сойдут снега. По пути заеду в храм. Даже если господин Фудзивара желает жениться на мне, я не могу ничего предпринимать, не посоветовавшись с Араи. О, Шизука, когда же наступит весна?