Третий рейх

12 сентября

День пасмурный. С четырех часов утра льет дождь, а в сводках говорят об ухудшении погоды. Тем не менее не холодно, и с балкона можно наблюдать детишек в плавках и купальниках, которые носятся по пляжу — правда, недолго, — наперегонки с волнами. Атмосфера в ресторане, оккупированном постояльцами, которые играют в карты и уныло поглядывают в запотелые окна, наэлектризована донельзя, насыщена подозрительностью. Не успел я сесть и заказать завтрак, как сразу же вижу вокруг себя осуждающие лица; они никак не могут примириться с тем, что существуют люди, встающие в первом часу. У входа в гостиницу вот уже несколько часов стоит экскурсионный автобус (шофер давно его покинул), поджидающий группу туристов, чтобы отвезти их в Барселону. Автобус серо-жемчужного цвета, такого же, как линия горизонта, где появляются едва заметные (впрочем, это, должно быть, оптический обман) вихревые облака, они напоминают взрывы, пробивающие щели в крыше непогоды. Позавтракав, выхожу на террасу, но по лицу тут же начинают стекать холодные капли, и я отступаю. Собачья погода, сетует старик немец, он сидит в телевизионном салоне в коротких штанах и курит сигару. Автобус ждет в том числе и его, но он, похоже, не торопится. Со своего балкона я смог убедиться, что единственные велосипеды, сиротливо застывшие на пляже и, как никогда, напоминающие груду хлама, — это велосипеды Горелого; для остальных летний сезон закончен. Я запер балкон и снова спустился вниз; там мне сказали, что фрау Эльза покинула гостиницу рано утром и не вернется до вечера. Я спросил, одна ли она уехала. Нет, не одна. С мужем. Расстояние от «Дель-Map» до «Коста-Брава» я преодолел на машине. Пока доехал, весь вспотел. В «Коста-Брава» сразу наткнулся на сеньора Пере, который читал газету. «Дорогой Удо, как я рад вас видеть!» Он и в самом деле выглядел радостным, и я подумал, что он хочет втереться мне в доверие. Для начала мы обменялись дежурными фразами по поводу погоды. Потом сеньор Пере сказал, что пришлет ко мне своего врача. Это меня встревожило, и я отказался. «Примите хотя бы таблетки!» Я попросил коньяку и выпил его одним глотком. Потом попросил второй. Когда хотел расплатиться, сеньор Пере сказал, что отель меня угощает. «Вы и так уже расплачиваетесь своим мучительным ожиданием, и этого достаточно!» Я поблагодарил и через какое-то время откланялся. Сеньор Пере проводил меня до дверей. Перед тем как попрощаться, я обронил, что веду дневник. Дневник? Да, дневник моих каникул, моей жизни здесь, ну, как это обычно делается. А, понимаю, сказал сеньор Пере. В мое время этим увлекались молодые девушки… и поэты. Я уловил насмешку в его словах: тонкую, усталую, далеко не добрую. Расстилавшееся перед нами море, казалось, того и гляди, выплеснется на бульвар. Я не поэт, улыбнулся я. Меня интересуют повседневные вещи, пусть даже они не всегда приятны; так, например, мне бы хотелось отразить в своем дневнике события, связанные с изнасилованием. Сеньор Пере изменился в лице. С каким изнасилованием? С тем, которое произошло чуть раньше, чем погиб мой друг. (В этот момент, возможно, из-за того, что я упомянул Чарли, я ощутил приступ тошноты, и меня всего передернуло.) Вы ошибаетесь, пролепетал сеньор Пере. В последнее время у нас здесь не было случаев изнасилования, хотя в прошлом и нам не удалось избежать подобных позорных происшествий, в которых оказались замешаны главным образом лица, не принадлежавшие к нашему обществу. Вы же понимаете, до сего момента главной проблемой для нас было снижение уровня приезжающих сюда туристов и тому подобное. Тогда я, должно быть, ошибся, признал я. Несомненно, несомненно. Мы пожали друг другу руки, и я бегом бросился к машине, чтобы не попасть под ливень.

Зима сорок первого. Мне хотелось поговорить с фрау Эльзой, побыть с ней немного, но Горелый появился раньше ее. Стоя на балконе, я раздумываю над тем, как избежать его визита. Единственное, что я должен сделать, — это не выходить к главному входу в гостиницу; увидев, что меня нет, Горелый не станет заходить внутрь. Хотя он наверняка видел меня с пляжа, когда я торчал на балконе. Уж не специально ли я вышел туда для того, чтобы Горелый меня заметил или чтобы показать себе самому, что не боюсь быть обнаруженным. Удобная мишень: я открыто стою за мокрыми от дождя стеклами, чтобы меня видели Горелый, Волк и Ягненок.

Да, дождь не перестает; всю вторую половину дня гостиницу покидали отдыхающие, за которыми приехали голландские туристские автобусы. Интересно, что сейчас поделывает фрау Эльза? Ждет приема у врача, в то время как ее гостиница быстро пустеет? Прогуливается под руку с супругом по центральным улицам Барселоны? Направляется с ним в маленький кинотеатр, почти незаметный за деревьями? Вопреки ожиданиям, Горелый переходит в наступление в Англии. Но терпит неудачу. Нехватка BRP не позволяет мне дать ему сокрушительный отпор. На остальных фронтах изменений не произошло, хотя советские войска укрепили свои позиции. Честно говоря, игра уже не захватывает меня целиком (иное дело Горелый, он всю ночь расхаживает вокруг стола, делая подсчеты в тетрадке, которую я вижу у него впервые); дождь, постоянные думы о фрау Эльзе, смутная, вялая тоска заставляют меня сидеть, прислонившись к спинке кровати, курить и листать ксерокопии, которые я привез с собой из Штутгарта и которые, подозреваю, останутся здесь, в каком-нибудь мусорном ведре. Кто из авторов этих статей действительно думает о том, что пишет? Кто руководствуется при этом подлинными чувствами? Я с легкостью мог бы работать в The General; мне не составило бы труда опровергнуть их всех даже в сонном состоянии — не зря портье фрау Эльзы назвал меня сомнамбулой. Кто из них заглянул в пропасть? Один Рекс Дуглас что-то в этом смыслит! (Ну еще, может, Бейма, он очень точен в исторических деталях, и Майкл Анкорс, чудаковатый и полный энтузиазма, своего рода американский вариант Конрада.) Остальные же — на редкость унылая и несостоятельная публика. Когда я сообщаю Горелому, что в бумагах, которые я читаю, содержатся планы, как его победить, все возможные действия и контрдействия, все безукоризненно подсчитанные расходы и выверенные стратегии, его лицо искажает (думаю, против его воли) уродливая улыбка; таков его ответ. Напоследок он делает несколько шагов, склоняется над столом с пинцетом в руке и перемещает войска. Я не слежу за его действиями. Знаю, что он не подстроит мне ловушку. Его BRP тоже на исходе, составляя тот минимум, который только-только позволяет его войскам перевести дух. Похоже, дождь разрушил его бизнес? К моему удивлению, Горелый говорит, что нет. Еще будут солнечные дни. Ну а до тех пор? Так и будешь жить среди велосипедов? Продолжая спиной ко мне передвигать на доске фишки, он беззаботно отвечает, что это для него не проблема. Не проблема спать на мокром песке? Горелый насвистывает песенку.