Третий шимпанзе

Эпилог

Теперь обобщим рассуждения, которым посвящена эта книга, проследив восхождение человека на протяжении последних трех миллионов лет, а также начавшийся в более поздний период процесс — движение, обратное предшествовавшему прогрессу человечества.

Первыми проявлениями того, что наши предки в каком-то отношении выделялись среди животных, были очень грубые каменные орудия, которые начали появляться в Африке около двух с половиной миллионов лет назад. Количество этих инструментов заставляет предположить, что они постепенно играли все более важную роль в поддержании жизни человека. И напротив, среди наиболее близких к нам видов карликовые шимпанзе и гориллы орудий не используют, тогда как шимпанзе обыкновенные время от времени применяют своего рода рудиментарные инструменты, но само их существование от применения орудий практически не зависит.

Тем не менее эти грубые инструменты не вызвали никакого квантового скачка в успешности нашего вида в целом. В течение последующих полутора миллионов лет мы не выходили за пределы Африки. Около миллиона лет назад нам удалось расселиться по теплым районам Европы и Азии, в результате чего мы стали наиболее распространенным из трех видов шимпанзе, но все же намного уступали по численности львам. Наши орудия совершенствовались бесконечно медленно, и из крайне примитивных стали очень примитивными. Уже сто тысяч лет назад по крайней мере, в человеческих популяциях Европы и западной Азии, неандертальцы регулярно пользовались огнем, но в остальных отношениях мы оставались ничем не примечательным видом крупных млекопитающих. У нас не возникло ни малейшего подобия искусства, сельского хозяйства или высоких технологий. Неизвестно, появились ли уже тогда язык, пристрастие к наркотическим веществам или странные современные сексуальные привычки, а также необычный жизненный цикл, но неандертальцы редко жили более сорока лет, и, следовательно, менопауза у женщин возникнуть попросту не могла.

Явные подтверждения «Большого скачка» в нашем поведении неожиданно появляются в Европе около 40 000 лет назад, одновременно с прибытием из Африки, через Ближний Восток, Homo sapiens, анатомически подобного современному человеку. В этот момент у нас начали возникать искусство и технологии с применением орудий специального назначения, культура различных регионов стала развиваться неодинаково, а со временем проявились и культурные нововведения. Этот поведенческий скачок состоялся, без сомнения, за пределами Европы, но развитие явно шло быстро, поскольку популяции Homo sapiens, анатомически не отличавшихся от современного человека и живших в южной Африке 100 000 лет назад, были всего лишь слегка усовершенствованными шимпанзе, судя по находкам, обнаруженным при изучении их пещерных стоянок. Что бы ни явилось причиной этого скачка, он затронул лишь малую часть наших генов, поскольку у человека и шимпанзе и по сей день различается всего 1,6 процента генов, и это различие по большей части успело сложиться задолго до скачкообразного изменения нашего поведения. Я могу только предположить, что скачок состоялся благодаря совершенствованию наших языковых способностей.

Рассуждая о кроманьонцах, мы обычно представляем их первыми носителями самых благородных черт человека, но у них проявлялись и те две черты, которые лежат в основе наших сегодняшних проблем: склонность к массовому убийству себе подобных и к разрушению своей среды обитания. Даже в местах обитания человека докроманьонского периода обнаруживаются окаменелости со следами черепов, пробитых острыми орудиями и расколотых для извлечения мозга, что свидетельствует об убийствах и каннибализме. То, насколько быстро исчезли неандертальцы после появления кроманьонцев, указывает, что уже в те времена человек научился осуществлять геноцид. О нашей способности уничтожать собственную материальную базу говорит истребление почти всех крупных животных Австралии после заселения человеком, случившегося 50 000 лет назад, а также некоторых крупных млекопитающих Евразии и Африки, уничтоженных человеком при помощи усовершенствованных технологий охоты. Если возникновение развитых цивилизаций столь же тесно связано с саморазрушительным поведением и в других солнечных системах, то легко понять, почему Землю до сих пор не посетили никакие «летающие тарелки».

В конце последнего ледникового периода, около 10 000 лет назад, темпы нашего прироста ускорились. Мы заселили обе Америки, где одновременно с этим произошло массовое вымирание крупных млекопитающих, причиной которого мог стать человек. Вскоре возникло и распространилось сельское хозяйство. По прошествии нескольких тысячелетий появились письменные тексты, фиксировавшие развитие нашей технической изобретательности. Они также показывают, что уже в те времена люди употребляли вещества, вызывавшие зависимость, и что геноцид стал привычным явлением, причем одобряемым в обществе. Разрушение окружающей среды начало подрывать основы существования многих сообществ, а первые полинезийские и малагасийские поселенцы принялись за истребление видов, которое можно считать блицкригом против животного мира. С 1492 года началась всемирная экспансия европейцев, и письменность позволяет подробно проследить наше восхождение и падение.

За последние десятилетия человечество научилось посылать радиосигналы к звездам, а также создало оружие, позволяющее за один день уничтожить самое себя. Даже если мы не допустим этого стремительного конца, растрачивание природных ресурсов Земли, истребление других видов и ущерб, наносимый окружающей среде, ускоряются такими темпами, что нам не продержаться и одного столетия. Кто-то возразит: мол, если оглядеться вокруг, нигде не разглядеть никаких очевидных признаков того, что печальная развязка истории человечества наступит скоро. В действительности, эти признаки станут очевидны, если результаты наблюдения экстраполировать. Нарастают такие проблемы как голод, загрязнение окружающей среды и разрушительность технологий, и при этом сокращаются площадь земель, пригодных для земледелия, число пригодных в пищу обитателей моря, а также других природных продуктов, и способность окружающей среды поглощать отбросы. Поскольку все больше людей, располагающих все большими технологическими возможностями, стремятся воспользоваться постоянно сокращающимися ресурсами, что-то где-то обязательно не выдержит.

Таким образом, чего же следует ожидать?

Есть много оснований для пессимизма. Даже если все ныне живущие люди завтра умрут, ущерб, который мы нанесли окружающей среде, все равно заставит разрушительные процессы продолжаться многие десятилетия. Бессчетное число видов уже можно считать «живыми мертвецами», пусть погибли еще не все представители вида: их численность уже снизилась до уровня, когда восстановление невозможно. Несмотря на то, что мы могли бы извлечь уроки из саморазрушительных последствий нашего поведения в прошлом, многие люди по-прежнему не соглашаются с необходимостью ограничивать рост населения, а также продолжают уничтожать окружающую среду. Другие же присоединяются к этим атакам в эгоистичной погоне за прибылью, или же по невежеству. Еще больше людей слишком заняты отчаянной борьбой за выживание, чтобы взвешивать последствия своих действий. Все эти факты приводят к мысли о том, что разрушительная машина набрала обороты, остановить ее невозможно, и мы тоже «живые мертвецы», будущее которых столь же безрадостно, как и у двух других видов шимпанзе.

Эта пессимистическая позиция передается в презрительном высказывании Артура Вихмана, голландского профессора-исследователя, по иному поводу, в 1912 году. Вихман посвятил десятилетие своей жизни написанию монументального трехтомного труда по истории исследований Новой Гвинеи. На 1198 страницах он рассматривает все источники информации о Новой Гвинее, которые ему удалось найти, — от наиболее ранних описаний путешествий в Индонезию и до великих экспедиций XIX и начала XX века. Его постигло разочарование, когда он понял, что исследовательские экспедиции вновь и вновь повторяли одни и те же глупые ошибки: все так же необоснованно гордились своими преувеличенными достижениями, отказывались признать чудовищные промахи, игнорировали опыт предыдущих исследователей, повторяли ошибки прошлого, и результатом становились страдания и смерти, которых вполне можно было избежать. Окидывая печальным взором эту долгую историю, Вихман предсказывал, что исследователи будущего повторят те же самые ошибки. Последний том труда Вихмана заканчивался горькими словами: «Ничему не научились и все забыли!»

Несмотря на вышеупомянутые основания относиться к будущему человечества с таким же цинизмом, я считаю, что ситуация небезнадежна. Мы — единственные, кем вызваны наши проблемы, так что справиться с ними вполне в наших силах. Пусть наши язык, искусство и сельское хозяйство не являются полностью уникальными, мы все же отличаемся от остальных животных такой особенностью как способность учиться у других представителей собственного вида, живущих далеко от нас или в далеком прошлом. Среди других обнадеживающих признаков можно назвать многие реалистичные и часто обсуждаемые программы действий, которые могут помочь избежать катастрофы; такими мерами являются, например, ограничение роста численности населения, сохранение естественной среды обитания и реализация других природоохранных программ. Некоторые из очевидных мер уже принимаются многими правительствами.

Вдобавок все более широко распространяется осознанное отношение к экологическим проблемам, а экологические движения набирают политическую силу. Строительные компании выходят победителями далеко не из всех противостояний, и не всегда споры решаются на основе недальновидных экономических соображений. Во многих странах в последние десятилетия снизились темпы роста населения Геноцид не исчез, но распространение коммуникационных технологий способно, по крайней мере, уменьшить традиционную для человечества ксенофобию, а также помешать считать живущие в далеких странах народы людьми более низкого сорта, чем «мы». Мне было семь лет, когда на Хиросиму и Нагасаки сбросили атомные бомбы, так что я хорошо помню ощущение надвигающейся угрозы ядерной катастрофы, сохранявшееся в течение нескольких десятилетий. Но с тех пор прошло почти полвека, и за это время ядерное оружие ни разу не применялось в военных целях. Ядерная катастрофа сейчас представляется намного менее вероятной, чем в любой период прошлого после 9 августа 1945 года.

Мои собственные взгляды сложились под влиянием деятельности в качестве консультанта индонезийского правительства по вопросам создания системы заповедников в индонезийской Новой Гвинее (провинция Ириан-Джайя) с 1979 года. На первый взгляд, Индонезия не кажется страной, способной добиться больших успехов в деле сохранения сокращающейся естественной среды обитания видов. Индонезия является примером острейшего проявления тех проблем, которые стоят перед тропическими странами третьего мира. Страна имеет более чем 180-миллионное население, занимая по данному показателю пятое место в мире, и при этом входит в число беднейших. Население быстро растет; почти половина жителей Индонезии — в возрасте до пятнадцати лет. Происходит переселение жителей тех провинций, где плотность населения чрезвычайно высока, в менее населенные (такие как Ириан-Джайя). В стране нет многочисленной армии наблюдателей за птицами, отсутствуют масштабные местные движения по защите окружающей среды. Правительство не является демократическим в западном смысле слова, а коррумпированность властей кажется повсеместной. Второе место в экспорте Индонезии, после нефти и природного газа, занимает древесина, получаемая путем вырубки девственных джунглей.

По всем вышеназванным причинам трудно рассчитывать, что в Индонезии сохранение видов и естественной среды обитания является государственным приоритетом и что правительство настойчиво стремится к этой цели. Когда я впервые приехал в Ириан-Джайя, у меня, честно говоря, были сомнения по поводу того, что удастся осуществить программу по защите природы, которая принесет результаты. К счастью, действительность не подтвердила моих скептических предположений в духе Вихмана. Благодаря тому, что во главе проекта стояли индонезийцы, убежденные в важности сохранения природы, в Ириан-Джайя сейчас заложены природные заповедники, охватывающие двадцать процентов территории провинции. И заповедниками они являются не только на бумаге. Я занимался своей работой, и, к моей радости, мне встречались закрытые лесопилки там, где рубка леса была запрещена правилами заповедника; я видел патрули, следящие за соблюдением правил в парках, и наблюдал, как руководство страны готовит природоохранные планы. Все эти меры принимались не из идеалистических побуждений, а из практичного, верного понимания государственных интересов Индонезии. Если на такое способна Индонезия, то сподвигнуться на это смогут и другие страны, где охране окружающей среды мешают сходного рода барьеры, а также намного более богатые страны, в которых существует масштабное экологическое движение.

Для решения наших проблем не потребуются сверхсовременные, пока не изобретенные технологии. Нужно лишь, чтобы правительства в большей степени предпринимали те простые меры, которые в настоящее время осуществляются, но только выборочно. Неверно и то, что обычный гражданин в этом отношении бессилен. Вымирание животных, связанное с определенными многочисленными причинами, было приостановлено в последние годы усилиями групп активистов, — например, китобойный промысел, охота на больших кошек, из шкур которых шили шубы, и импорт отловленных в дикой природе шимпанзе; это всего лишь несколько примеров. В действительности, именно в этой области скромные пожертвования обычных граждан могут привести к значительным результатам, поскольку бюджеты природоохранных организаций в наши дни весьма скромны. К примеру, совокупный годовой бюджет всех проектов по сохранению приматов, реализуемых Всемирным фондом дикой природы во всем мире, составляет всего несколько тысяч долларов. Дополнительная тысяча долларов позволит осуществить еще один проект по оказанию помощи находящемуся под угрозой исчезновения виду обезьян или лемуров, который без этих денег мог бы остаться без поддержки.

Таким образом, пусть я и вижу, что нельзя сказать наверняка, насколько успешно человечество разберется со своими серьезными проблемами, я все же испытываю робкий оптимизм. Даже циничное последнее предложение книги Вихмана оказалось неверным: исследователи, посещавшие Новую Гвинею во времена после Вихмана, учились на ошибках прошлого и старались не повторять чудовищных ошибок своих предшественников. Таким образом, для нашего будущего стоит найти девиз, более уместный, чем высказывание Вихмана; предлагаю цитату из мемуаров государственного деятеля Отто фон Бисмарка. Когда Бисмарк, в последние годы своей долгой жизни, размышлял об окружающем мире, у него также были причины быть циничным. Бисмарк, с его пытливым умом, много десятилетий находился в центре европейской политики и был свидетелем того, как в истории повторяются ошибки, которых можно было бы избежать, такие же грубые, как ошибки, совершенные на ранних этапах исследования Новой Гвинеи. И все же Бисмарк посчитал нужным написать мемуары, дабы воспользоваться уроками истории, а книгу мемуаров посвятил «[моим] детям и внукам, для понимания прошлого и руководства в будущем».

С той же надеждой я посвящаю эту книгу своим маленьким сыновьям и их поколению. Если мы воспользуемся уроками прошлого, которые я представил в этой книге, наше собственное будущее может все-таки оказаться более ярким, чем у двух других видов шимпанзе.