Третья дама

ГЛАВА 14 У КРОМКИ ВОДЫ

Почему их преследовали? Этот вопрос не выходил у Кохэй Дайго из головы все эти суетные дни, что начались после опубликования результатов новых лабораторных тестов конфет «Попико». Зачем полиция устроила за ними слежку? Разумеется, Дайго не был вполне уверен, что именно полицейские ломились в дверь, когда женщина выбежала из номера. И всё же в тот момент он интуитивно почувствовал, что это была полиция. Он сгрёб со стола книги, затолкал их в сумку, сорвал с вешалки плащ и удрал через сад.

Через прилегавшую к ресторану часть сада он проник в вестибюль отеля, а оттуда через главный вход на улицу. Там ему повезло — он прыгнул в только что освободившееся такси и велел водителю везти его к Токийскому вокзалу. Сначала он хотел добраться до аэропорта Ханэда и оттуда вылететь в Фукуоку, но, сообразив, что полиция может вести наблюдение за аэропортом, передумал и взял билет на «молнию» до Осаки. Там он переночевал в привокзальном отеле и на следующее утро вылетел в Фукуоку.

Поначалу он подумывал о том, чтобы заглянуть к своей престарелой тётушке в Тэннодзи и попросить её в случае прихода полиции сказать, что он навещал её восьмого марта. Но он был так физически и душевно измождён, что решил попросту отбросить в сторону все мысли о совершённом им убийстве. К тому же он не был уверен, что его почтенная тётушка не начнёт задавать вопросы.

Так, пребывая в полном смятении, он благополучно вернулся к работе в университете.

С тех пор как ещё прошлой весной началась вспышка раковых заболеваний у детей, принимавших в пищу конфеты «Попико», и с тех пор как благодаря его отчёту ответственность за это целиком легла на плечи «Минами фудз», история эта постепенно приобрела широкую известность по всей стране. Разумеется, средства массовой информации и общественность на все лады прославляли его достижение. Эта реакция оказалась гораздо более ошеломляющей, чем он ожидал, и даже в университете в вопросе, связанном с его назначением на должность Йосими, чаша весов склонилась в его пользу.

Телефон в лаборатории буквально разрывался на части от звонков, Дайго со всех сторон атаковали предложениями и просьбами дать интервью, произнести речь или написать статью. Когда занятия весной подошли к концу, этот шквал звонков и визитёров переметнулся к нему домой.

Однако, несмотря на такое повышенное внимание к своей персоне, внутри себя он чувствовал пустоту. Он даже сам замечал, что в последнее время стал рассеянным, забывал отвечать, когда к нему обращались его заместитель Ямада или жена Сихоко. Нервы его были на пределе. Он начал задумываться над тем, как выглядит для окружающих. Наверняка они уже заметили за ним эти странности.

Судьба словно посмеялась над ним. Всего каких-то полгода назад, ещё до поездки в Париж, он был совсем другим человеком — тщеславным и самонадеянным, — и, возможно, это как раз и привело его к приступам пессимизма. Он не мог отделаться от предчувствия, будто стоит на краю пропасти и времени у него осталось совсем мало. Теперь, перебирая в голове всю цепочку событий, он понимал, какой грандиозный и страшный план они с Фумико осуществили. Волновал его теперь только один вопрос — зачем всё это было нужно, если он не может снова встретиться с Фумико и спокойно, без помех, воссоздать атмосферу и настроение того вечера в Барбизоне?

Он опасался, не следят ли за ним до сих пор те детективы из отеля в Адзабу. Или, быть может, они взяли под наблюдение Юко? Впрочем, Дайго был уверен, что за ним они тогда не поехали. Он с ужасом думал о новой встрече с инспектором Фурукавой, о необходимости смотреть в эти злые, проницательные глаза, поблёскивающие за стёклами очков в роговой оправе. И какие бы секреты он ни хранил в своей душе, временами его посещало предчувствие, что Фурукава обязательно выудит их оттуда все до одного.

Он понимал, что за Юко проследили тогда до отеля, но никак не мог смириться с этой мыслью прежде всего потому, что теперь точно знал: Юко — это не его Фумико. Он пришёл к такому заключению по здравом размышлении, когда вернулся в Фукуоку. Фумико Самэхима, которую знал он, была выше ростом и определённо оставляла впечатление женщины более современной. А главное, если бы это была его Фумико, она бы узнала его по той «весточке» и не стала бы удирать от него в панике. И, идя на встречу с Дайго, она определённо не побоялась бы одеться на французский манер и уж точно не стала бы рядиться в традиционное кимоно и укладывать волосы в допотопную причёску.

И всё же сейчас он не мог отрицать того обстоятельства, что, глядя в прекрасные глаза Юко, искренне поверил тогда, что перед ним женщина, которую он искал. В тот волшебный вечер в Барбизоне он поделился с Фумико самыми сокровенными тайнами своей души, и вот теперь ему показалось, что настало время разобраться в этих чувствах. Тогда он испытывал к этой женщине поистине всеобъемлющую любовь. Но вот вопрос — во время встречи с Юко он осознавал, кто перед ним находится, или же это его громадное чувство было обращено к предмету любви попросту безотчётно?

Да, в ту волшебную ночь в «Шато Шанталь» он поведал этой женщине свои самые сокровенные чувства. И, даже не видев её лица, он знал, что они поняли друг друга и стали частью друг друга. В тот момент его пронизало чувство какого-то умиротворённого восторга, какого-то неведомого ему экстаза. А может, он просто обманывал себя? Нет! В такое он поверить не мог. Он не мог ошибаться относительно того сказочного, неповторимого вечера, когда оба они смогли прикоснуться к вечности. Да и нашлось бы в этом мире что-нибудь ещё, во что он мог бы так всецело поверить? Нет, он знал только одну веру — ту, что вложила в него эта женщина. Вот почему ему так важно было встретиться с ней снова. И как можно скорее.

Если полиция Одавары взяла под наблюдение не его, а Юко, то тогда у него ещё есть время, прежде чем они выйдут на его след. А пока полиция всё ещё пытается установить личность таинственной женщины, ему следует поторопиться и, разыскав Фумико, дать ей знать, как далеко продвинулась полиция в своём расследовании. Полиция Фукуоки уже установила связь между незнакомкой на свадебном приёме и событиями в Хаконэ, в районе Пяти Озёр Фудзи. Если ему удастся ещё на какое-то время избежать встречи с полицией и увидеться с Фумико, то тогда он сможет вынести потом долгую разлуку. Разумеется, Фумико лучше всего тогда было бы скрыться на безопасное расстояние, где до неё не добрались бы японские власти.

Дайго был уверен, что сможет уворачиваться от лап полиции до тех пор, пока Фумико не окажется в безопасности. Ведь если его арестуют за бегство и уклонение от оплаты гостиничного счёта, то даже на самом жёстком допросе он и словом не обмолвится о смерти Мидори или о существовании Фумико, и тогда полиции ничего не останется, как отпустить его.

Впрочем, у него пока есть время, и его можно использовать с умом.

Стоило ему прогнать из головы все мысли о Юко, как её образ вытеснила Аканэ. Эта женщина почти идеально соответствовала сложившемуся в его мозгу образу Фумико. Он видел Аканэ всего один раз — вечером четвёртого марта. Когда он шёл по тропе за Мидори, Аканэ появилась на дороге внизу. Она высунулась в окошко машины, чтобы помахать, и даже в скудном свете Дайго сумел хорошо её разглядеть. Во всяком случае, от его цепкого взгляда не ускользнуло то обстоятельство, что у этой яркой, миловидной женщины была нежная золотистая кожа.

Фумико запомнилась Дайго не только своей хрупкостью и изящностью, но также смелостью и силой воли, и это целиком и полностью отвечало его представлениям об Аканэ. И пусть где-то глубоко внутри Фумико имела ранимую душу, но внешне её образ составляли сила и твёрдость.

Кроме того, ещё оставался голос. Когда Дайго звонил Мидори из Фукуоки, он разговаривал с Аканэ. Голос у неё был низкий и хрипловатый. Тогда в Барбизоне у Фумико тоже был низкий голос, хотя она и объяснила это простудой и больным горлом.

Только теперь возникал вопрос — зачем Аканэ желать смерти сестре? Единственное, что мог предположить Дайго, — это то, что Аканэ тоже была влюблена в Мичию Кумэ. Возможно, здесь-то и крылся ответ.

Он по-прежнему не был полностью уверен, что Аканэ — это его Фумико. Его интересовало, нельзя ли как-то узнать, была ли она в Париже прошлой осенью или нет. И узнать это нужно было сейчас, пока опасность не выросла до предела.

Новой неудачи он не мог себе позволить — на этот раз ему нужна была полная уверенность.

Минул День дурака, и второго апреля Дайго набрал номер Аканэ. К счастью, это был выходной день, и жена увезла детей к своим родителям за город.

Только после четвёртого гудка в трубке послышался молодой женский голос: «Алло!» Это, несомненно, была Аканэ. Но чтобы убедиться в этом окончательно, Дайго спросил:

— Это Аканэ Нагахара?

— Да, это я.

Дайго вдохнул поглубже и медленно, тщательно выговаривая слова, сказал:

— В своё время в «Шато Шанталь» в Барбизоне я познакомился с Фумико Самэхима. Если эти слова ни о чём вам не говорят, значит, я неправильно набрал номер и вы можете спокойно повесить трубку. Но если вы и есть Фумико, то я бы хотел, чтобы вы выслушали меня и односложно ответили на мои вопросы.

В конце концов Дайго принял решение.

Сказав это, он выжидательно замолчал. Прошла секунда, другая, но Аканэ не вешала трубку. Напротив, он почувствовал на другом конце провода возросшее напряжение и даже как будто бы ставшее тяжёлым дыхание — словно Аканэ ждала от него продолжения.

— У нас с вами осталось совсем мало времени, — сказал он. — Здешняя полиция уже установила связь между незнакомкой на свадебном приёме и событиями в Хаконэ. Теперь они обязательно свяжутся с тамошней полицией, это всего лишь вопрос времени. Поэтому, я думаю, вам лучше было бы уехать куда-нибудь подальше, где они не смогли бы добраться до вас, и сделать это вам нужно как можно скорее.

Женщина ничего не ответила, и Дайго торопливо продолжал:

— Правда, перед тем, как вы уедете, я бы хотел иметь возможность снова увидеться с вами. Когда, где и как произойдёт эта встреча, решать вам. Мы с вами оба находимся в большой опасности, поэтому будьте осторожны и удостоверьтесь, что за вами не следят. Так вы встретитесь со мной?

После недолгого молчания приятный голос Аканэ ответил:

— На горном склоне чуть пониже отеля «Эмеральд вью», примерно в четверти мили к северу вдоль побережья озера, есть маленький домик с красной крышей. Добраться до него вы можете, свернув с дороги, ведущей к отелю. Этот лесной домик единственный в округе, так что вы не ошибётесь.

— Хорошо. Я всё понял. Домик с красной крышей.

— Да. Раньше это был сарай для прогулочных лодок, но я переделала его в студию. Там всегда пустынно и нет ни души.

— Понимаю. И когда же?

— Может быть, завтра вечером в десять?

— Отлично. Я буду там. Только убедитесь, что за вами не следят.

Аканэ ответила ему весело и даже задорно:

— Можно и мне сказать вам кое-что? У полиции есть ваша фотография, и они показывают её всем в округе, когда ведут расспросы.

Аканэ Нагахара.

Инспектор Фурукава твердил про себя это имя и мысленно представлял себе четыре фотографии, присланные ему из Одавары инспектором Сасаки. Все эти уличные снимки были сделаны, судя по всему, тайком — с дальнего ракурса и явно с помощью увеличительной техники. Однако, сложив вместе все четыре снимка, Фурукава, как ему показалось, сумел составить себе впечатление об этой женщине. Кроме того, ему был известен её возраст и рост — двадцать пять лет и сто пятьдесят восемь сантиметров. Помимо этого, у него имелись отпечатки её правого большого и указательного пальцев, а также сведения о её группе крови. Эту информацию получили все полицейские, подключённые к расследованию дела.

Они показали фотографии множеству людей, видевших женщину за беседой с профессором Йосими на свадебном приёме вечером в канун его убийства, и все эти люди как один признали сходство с подозреваемой, хотя и не могли утверждать точно, что это была та же самая женщина. Между тем Фурукава понимал, что единственным человеком, способным пролить свет на этот вопрос, была Киеко Сакагучи — дама, столкнувшаяся с подозреваемой в туалетной комнате, — но и она не была до конца уверена, с этой ли женщиной тогда столкнулась.

«Сначала она очень удивилась, увидев эти снимки, и вроде бы признала в изображённой на них женщине ту, с кем столкнулась в туалете, но, изучив снимки внимательнее, утратила эту уверенность. Она видела подозреваемую вблизи и чем больше разглядывала фотографии, тем больше убеждалась, что в них что-то не так». Таков был доклад полицейского офицера, командированного в Токио снять показания у свидетельницы.

Та утверждала, что обнаружила сходство, но на женщине, с которой она столкнулась, были солнцезащитные очки, поэтому в конечном счёте свидетельница так и не смогла с уверенностью опознать подозреваемую.

Ни отпечатки пальцев, ни группа крови в данном случае ничего не дали следствию. В гостиной, где был убит Йосими, были сняты отпечатки пальцев со всех предметов. Полиция сразу же отделила те из них, что не имели отношения к убийству, но среди оставшихся не нашлось ни одного, который совпадал бы с отпечатками Аканэ.

Помимо этого, полицейским удалось найти на ковре волосы и кусочек нити, однако после экспертизы на группу крови выяснилось, что волосы не могут принадлежать Аканэ. И вообще подобные улики заранее казались неубедительными — уж если отравительница предусмотрительно унесла с собой кофейную чашку, то вряд ли она проявила бы такую небрежность и оставила бы после себя отпечатки пальцев, а волосы на ковре могли принадлежать кому угодно. Судя по всему, женщина, совершившая это убийство, провела в гостиной очень мало времени. Подтвердить причастность Аканэ к убийству можно было, пожалуй, лишь одним способом — если бы удалось как-то установить, что Аканэ и Дайго встречались гораздо раньше совершённых убийств.

Инспектор Фурукава поднимался по крутой улочке, и дувший с моря тёплый влажный ветерок подгонял его в спину. По обе стороны улицы там и сям возводились новые дома, вид недостроенных зданий, на которые то и дело натыкался взгляд, вызывал у Фурукавы смутное раздражение. Шагая, он отсчитывал подъезды — через два после салона красоты был поворот на улицу, где жил Дайго. Несмотря на довольно поздний час, салон был ещё открыт, что облегчало ориентировку.

Фурукаву мучил один вопрос — когда и где двое подозреваемых могли встретиться и заключить своё соглашение? Детектив Эда из одаварской полиции тоже считал этот вопрос ключевым. Поначалу-то Фурукава слушал этого молодого офицера только из вежливости да ещё потому, что у того, похоже, были трудности с выражением мыслей, но теперь Фурукава был полностью согласен с тем, что сказал этот парень. И всё же очевидным оставался факт — сколько бы они ни копались в прошлом Дайго, им так и не удалось найти конкретного подтверждения тому, что этот человек побывал в Хаконэ.

Им удалось узнать лишь, что он окончил один из провинциальных колледжей на Кюсю, некоторое время работал в университете лаборантом, а потом был приглашён в университет «J» на должность заместителя заведующего кафедрой. Насколько им теперь было известно, Дайго никогда не менял места жительства и не покидал Кюсю. Правда, жена его сказала, что они проезжали через Хаконэ, когда были в свадебном путешествии, — только и всего. В то же время не обнаружилось ничего, что связывало бы Аканэ Нагахара с Фукуокой. Таким образом, практически сводилась на нет возможность подтвердить версию о том, что Дайго и Аканэ тайно договорились совершить убийство, что называется, по доверенности.

Вынув руку из кармана, инспектор Фурукава нажал на кнопку под табличкой «Дайго».

Ему ответил нежный женский голос, и, когда Фурукава представился, замок на воротах щёлкнул. Жена и дочки Дайго с двадцать девятого марта по второе апреля гостили у бабушки с дедушкой за городом. Они вернулись вчера вечером и сегодняшний день, судя по всему, провели дома.

Дайго выехал из дома около двух часов дня на своей машине. Он не взял багажа и был одет в нарядное тёмно-синее пальто. Куда он отправился, Фурукава пока не знал, потому что ещё не получил отчёта от своих людей, приставленных наблюдать за Дайго. Фурукава пошёл домой к Дайго сразу же, как только узнал, что тот уехал.

Сихоко пригласила его пройти в дом, и её веснушчатое лицо при этом осветилось улыбкой. От взгляда Фурукавы не укрылись морщинки, разбежавшиеся в стороны в уголках глаз и по бокам носа. Фурукава наведывался в этот дом уже четвёртый или пятый раз со дня убийства Йосими, и всякий раз он воздерживался от резкости лишь благодаря обаятельной улыбке Сихоко. Впрочем, сегодня эта улыбка куда-то быстро исчезла — Сихоко, похоже, чувствовала себя неуютно, словно нервничала из-за чего-то.

— Простите, что докучаю вам, но я хотел бы знать, дома ли ваш муж.

— Нет. Он, знаете ли, только что куда-то ушёл.

— Ах вот оно что… А я-то думал, что в воскресный день он будет где-то неподалёку от дома.

— Вообще-то он и был дома — ушёл всего несколько минут назад.

В прихожей стоял аромат цветов, исходивший от букетика на полке. Откуда-то из глубины дома доносились детские голоса.

— Прошу прощения за этот вопрос — а куда же отправился ваш муж?

— Ему срочно пришлось выехать в Осаку. У него там живёт тётушка, которая с марта находится в больнице. А тут нам позвонили и сказали, что ей внезапно сделалось хуже.

Когда был этот телефонный звонок, Сихоко в точности не знала, а вот голос её, кажется, дрожал, несмотря на внешнее спокойствие. Возможно, причиной тому была обычная семейная ссора. Фурукава решил всё-таки надавить посильнее. Когда один из детективов, приставленный наблюдать за домом, доложил, что Дайго отбыл на своей машине без багажа, Фурукава предположил, что тот отправился куда-то неподалёку в пределах города, но, разумеется, это могло быть вовсе и не так.

— В таком случае, надо полагать, он останется в Осаке на ночь?

— Очень может быть. Он только сказал, что позвонит сразу же, как приедет туда. У него был расстроенный вид, когда он уезжал.

Сихоко также призналась, что понятия не имеет, в каком отеле муж собирается остановиться.

— Понятно. Ну что ж, очень плохо. Хотя, как я разумею, тут мы ничего не можем поделать.

— Что вы имеете в виду?

— Видите ли, мы, кажется, нашли нашу таинственную незнакомку, ту самую женщину, что проходит в качестве главной подозреваемой в деле об убийстве профессора Йосими. В кои-то веки мы, похоже, приблизились к раскрытию дела.

Инспектор говорил возбуждённо. Сихоко кивала, потом с лёгким оттенком неприязни спросила:

— И что же это за женщина?

— Видите ли, я хотел обсудить этот вопрос с вашим мужем, а также попросить его немножечко помочь нам. Есть подозрение, что какое-то время назад эта женщина работала в лаборатории у профессора Йосими. Вот мы и хотели обратиться к вашему мужу с просьбой опознать её поскорее, но раз его нет дома, то тут уж ничего не поделаешь.

Фурукава разочарованно пожал плечами и достал из кармана сигарету. Сихоко, похоже, пребывала в нерешительности, не зная, пригласить его в дом или нет.

— Как бы то ни было, но, полагаю, ваш муж был очень занят в последнее время. — Фурукава пока так и держал сигарету, не прикуривая. — Наверное, он порядком устал от этой истории с конфетами «Попико». Я-то, разумеется, просто восторгаюсь его достижениями в этом деле.

— Спасибо.

— Кажется, у вашего мужа всё это время было своё мнение относительно случившегося. Насколько я понял из газет, ему ещё в самом начале поручили исследовать образцы. А потом, когда Йосими пытался чинить ему препоны, он всё же продолжал стоять на своём до тех пор, пока правда не вышла на поверхность.

— Да. — Сихоко озадаченно приложила палец к щеке.

— А я, знаете ли, и не сомневаюсь, что ваш муж проявил в этом деле великую мудрость и недюжинные знания. За его учёной наружностью и аристократическими манерами кроется железная воля и непреклонная честность. Даже находясь под давлением профессора Йосими, он был полон решимости сделать правду достоянием общественности. И внезапная смерть Йосими не заставила его дрогнуть.

— Мне очень приятно слышать от вас такие слова.

Пока Фурукава пел эти дифирамбы Дайго, Сихоко, похоже, порядком расслабилась. Только теперь он достал из кармана зажигалку и закурил.

— Ну а вы-то, госпожа Дайго, наверное, с самого начала знали, что вашего мужа ждёт триумф?

Сихоко снова опустила глаза в пол, но Фурукава чувствовал, что его похвала попала в точку. После недолгого замешательства она наконец ответила в типичной для неё невинной манере:

— Видите ли, начиная где-то с прошлой осени, после поездки в Париж на конференцию, мой муж чуточку изменился. Я вот только не знаю, связано ли это как-то со скандальной историей «Минами фудз» или нет.

— Изменился, говорите? В чём же?

— Уж и не знаю, как объяснить, но после возвращения из Парижа он стал прямо-таки каким-то одержимым. По-моему, другого слова тут и не подберёшь. Временами его одолевает апатия, а иной раз непомерно кипучая энергия. Я уж даже как-то подумала, не завёл ли он себе другую женщину. — Сихоко вдруг перестала тараторить и, снова опустив глаза в пол, слегка покраснела.

Дайго чувствовал, как усиливается ветер. Он пробирался через мелкий кустарник, сплошь заполонивший берег озера. Ветер завывал в верхушках деревьев и гнал тучи. Небо заволокло белёсой молочной хмарью, скрывшей и звёзды, и луну. Колодцем чернело озеро. О его близости можно было догадаться только по плеску волн, лизавших берег у самых ног.

Один раз он даже наступил в воду, сразу почувствовав, как намок левый ботинок. Теперь нога в этом ботинке противно хлюпала и стыла, от чего неприятное зябкое ощущение вскоре пронизало всё тело. И всё же благодаря низкому давлению вечер был тёплый и влажный. А дрожь в теле была вызвана скорее нервным напряжением.

Придерживаясь инструкций Аканэ, он без труда нашёл дорожку, ведущую к лодочному сараю. Она ответвлялась от главного шоссе, пролегавшего мимо озера и отеля «Эмеральд вью», сокрытого в гуще гималайских кедров. Постепенно эта землистая дорога пошла под уклон и вскоре упёрлась в озеро. Здесь она кончилась, а до сарая оставалось ещё примерно с четверть мили ходьбы к северу. Дальше пришлось пробираться по тёмным зарослям у кромки воды.

Наверное, когда-то здесь была дорога, но она заросла с тех пор, как по ней перестали ходить люди.

Дайго мысленно порадовался сообразительности Аканэ. Молодец, что выбрала для свидания такое нелюдимое место, куда не забредёт даже случайный путник. Да и погода, к счастью, не располагала к прогулкам.

Когда Аканэ предложила для встречи воскресный вечер, Дайго первым делом подумал об опасности, но, вспомнив о свойственной ей осторожности, решил не возражать. Заканчивался сезон весенних отпусков — горячая пора для отеля, — но при таком наплыве постояльцев вряд ли кто-то заметит, чем занята Аканэ.

Дайго преодолел уже знакомый путь из Фукуоки до Хаконэ, как обычно, за пять часов и был абсолютно уверен, что ему удалось оторваться от возможной слежки. Жене он сказал, что едет в Осаку к тётушке, и даже купил в аэропорту билет до Осаки. Возможно, это просто шалило воображение, но ему показалось, что средних лет мужчина в крошечной машинке ехал за ним к подъезду аэропорта, а потом, уже внутри, к нему присоединился ещё один мужчина, и они как будто бы наблюдали за Дайго.

Когда объявили рейс на Осаку, Дайго поднялся на второй этаж в зал регистрации. Краем глаза он видел, как двое мужчин, якобы следивших за ним, направились к стойке купить билеты на осакский рейс. Пока они приобретали билеты, он нырнул в какую-то служебную дверь и по пустынному коридору перешёл в другой зал, где шла регистрация пассажиров на Токио. Не мешкая, Дайго оплатил заказанный заранее билет и поднялся на борт переполненного самолёта. Точно такой же маневр он проделал потом на вокзале в Токио. На этот раз он не поехал до Одавары, а сошёл в Атами, где взял такси до Хаконэ. Добравшись до пункта назначения, он был абсолютно уверен, что за ним не следят.

В Хаконэ он прибыл в восемь сорок вечера и ещё час провёл в ресторане отеля. Потом, на дороге, он тоже не терял бдительности — одёргивал себя, чтобы не перейти на бег, и старался двигаться прогулочным шагом. На дороге его обогнало несколько машин.

Дайго чувствовал в теле мелкую дрожь. На этот раз его знобило не от холода и не от страха, а потому что впереди за деревьями замаячили очертания маленького домика со слабо светящимися окошками. Аканэ говорила о красной крыше, но разве в такой темноте он может разглядеть её цвет? Чтобы обрести уверенность, Дайго начал вспоминать, что говорила Аканэ. Что это единственная постройка в округе и что он не может ошибиться. Ему даже показалось, что слабый оранжевый свет в окнах, наверное, является своеобразным знаком.

Он попытался сообразить, что тот может означать, но мысли его были заняты совсем другим — он думал о том, что там, внутри домика, сейчас находится Фумико. Его Фумико! И теперь, уже не одёргивая себя, Дайго побежал. Споткнувшись о поваленное дерево, он упал, а потом ещё несколько раз наступал в воду.

Домик стоял на сваях над водой. Прямо под ним хранились лодки. Дайго сразу заметил, что дверь закрыта. Взобравшись по ступенькам, он остановился перед ней, дрожа всем телом. Из предосторожности он огляделся. Лес на берегу нависал чёрной качающейся стеной, по небу мчались тучи. Глаза теперь уже привыкли к темноте и могли различить в ней волны, бьющиеся о сваи.

Дайго слышал только шум ветра и плеск прибоя. Эти звуки навевали чувство одиночества. Ну точно как в ту грозовую ночь в «Шато Шанталь»! Новый приступ дрожи пронзил тело и уже не покидал его. Ну что ж, обычная реакция человеческого организма на такие крайние ситуации, как страх или удивление, восторг или печаль.

Дрожащей рукой Дайго постучал в дверь. Дважды. Наконец изнутри послышалось: «Войдите!» Этот спокойный низкий голос, казалось, вобрал в себя всё многообразие звуков окружавшей Дайго природы и был для его слуха как родной. Дайго отворил дверь.

Внутри домик освещала оранжевая напольная лампа, стоявшая в дальнем углу. Дайго вошёл и затворил за собой дверь, опустив тяжёлую деревянную щеколду. Мебель домика составляли самые что ни на есть разношёрстные предметы: деревенский стол и стулья, каменная статуэтка и ещё какой-то высокий предмет — должно быть, мольберт. Дайго обвёл взглядом всю комнату, ища в ней фигуру Аканэ. У стены напротив окон подобие каминной полки, напротив камина диван — на нём-то Дайго и различил наконец смутные очертания сидящей фигуры. Возможно, он и заметил-то этот силуэт лишь потому, что тот шевельнулся. Со своего места он мог видеть только профиль Аканэ. Она сидела неподвижно, но, пристально вглядываясь, Дайго всё же увидел, как колышется её грудь. Её длинные волосы ниспадали на плечи, платье из какой-то тонкой материи — должно быть, шёлка или крепа — облегало тело.

— Фумико! — позвал Дайго шёпотом.

Он повторил это имя ещё раз и пошёл к ней. В тот же момент она протянула руку и выключила лампу. Комната погрузилась во мрак, разбавляемый лишь слабым отсветом туч за окном. Дайго без колебаний двигался вперёд.

Аканэ не вставала с дивана. Она сидела к Дайго спиной, однако он чувствовал, что она готова принять его.

Словно в каком-то трансе Дайго положил руки ей на плечи. Под тонкой тканью он почувствовал мягкое, но упругое тело. Нагнувшись, он уловил нежный аромат её духов. Только теперь он заметил, что она слегка дрожит. И эта дрожь отозвалась в его сердце сладкой, щемящей болью.

— Фумико, наконец-то мы снова встретились!

Она тяжело задышала, потом сказала:

— Да, профессор Дайго, мы наконец снова встретились.

Она произнесла вслух его имя! В её хриплом, но нежном голосе звучали одновременно и грусть, и удовольствие.

— К чему эта печаль? Нам обоим пришлось столько вынести, и вот теперь мы снова вместе. В прошлый раз мы хоть и были вместе, но так и не увидели друг друга. Ты сказала, что нам лучше больше не встречаться, и ушла, оставив меня в одиночестве. Мы сумели поделиться друг с другом своими намерениями, и оба твёрдо верили, что сможем исполнить свою задачу. Ты оставила мне полную свободу выбора. Мы сумели идеально понять друг друга, а разве это не доказательство тому, что нашим судьбам суждено было переплестись?

Аканэ молчала, потом тихо произнесла:

— Та тёмная гостиная… — Клубок щемящих воспоминаний, казалось, буквально пронзил её тело. Дайго чувствовал, что она действительно любит его. — Всё верно. Наши отношения с самого начала были окутаны чернотой ночи, как сейчас.

— Нет, в той гостиной в «Шато Шанталь» было даже ещё темнее. Из-за грозы и поломки электричества, казалось, вся деревня погрузилась в кромешный мрак. И всё же я благодарен судьбе за эту неожиданную встречу. Разве мог бы я поверить другому человеку свои самые сокровенные помыслы где-либо, если не в такой кромешной тьме? Да и когда люди могли позволить себе такое — разве что в очень древние времена, когда большая часть их жизни проходила в темноте…

Дайго говорил, не раздумывая над словами, а руки его тем временем ласкали тело Аканэ.

Теперь она уже повернулась к нему и охотно принимала эту нежность. Дыхание её участилось.

— А я тоже ждала. И верила, что настанет день, когда я смогу открыться вам. Вы же поделились со мной своей сокровенной тайной.

— Да. Но ты первая перешла к действиям и своей решительностью воодушевила меня. Только ты многое утаила от меня. Всё, что мне было известно, — это имя Мидори Нагахара и отель «Эмеральд вью». — И Дайго со всей отчётливостью припомнил сейчас, как Фумико предложила тогда не обсуждать больше их обоюдные откровения, а только надеяться, что они помогут им обоим заглянуть в лицо будущему. И вот сейчас вместо слов образовалась какая-то пустота. Фумико, несомненно, тоже ощущала её.

После той судьбоносной ночи они не нуждались в словах, они одинаково мыслили и умели читать мысли друг друга мгновенно. Нет, они могли говорить — ведь любые слова ласкали их слух, словно музыка.

— Ты с самого начала знала не только имя профессора Йосими, но также и многое обо мне. Но знаешь ли ты, с каким трудом мне пришлось разыскивать тебя? — С этими словами Дайго расстегнул молнию на платье Аканэ. — И всё же ты посылала мне весточки. С момента смерти Йосими я следовал твоим инструкциям. А потом я обнаружил среди новогодних поздравлений открытку с видом отеля и понял, что пришло моё время действовать. И всё же меня мучили сомнения.

Он уткнулся лицом в её пышную грудь. От неё тоже исходил сильный аромат духов. Как и в ту памятную ночь, его пальцы сейчас ласкали её шею, как ласкают дитя материнские руки.

— Тебе лучше было бы уехать отсюда куда-нибудь подальше. И чем скорее, тем лучше. Куда-нибудь, где до тебя не доберётся японская полиция.

— Понимаю. Но и вам тоже следует быть осторожным. Я уже говорила вам по телефону, что у полиции есть ваша фотография.

— Со мной всё будет в порядке. Я сумею позаботиться о себе, как только узнаю, что ты в безопасности. Какое-то время будет трудно, но нам придётся перенести разлуку. Но в конце концов настанет миг, когда мы сможем снова встретиться. Обещания, что мы дали друг другу, навсегда останутся в силе.

Губы Дайго нежно скользили по её плечам и шее. Аканэ сидела у него на коленях спиной к нему. Потом наконец губы их встретились, и в тот момент тела их стали словно единым целым.

Дайго снова слышал шумные порывы ветра, бьющего в стёкла и оживившего воспоминания о буре, некогда сотрясавшей окна «Шато Шанталь».

К ним уже вернулось ровное дыхание, но руки его всё ещё ласкали её грудь. Маленькие твёрдые соски, венчавшие мармеладно-упругую плоть, напоминали нераскрытые бутоны, и это придавало её телу обворожительную свежесть.

Дайго отвёл назад её волосы и принялся нежно покусывать ушко. Вскоре он заметил, что почему-то никак не может нащупать языком прокол для серёжек. Он как-то совсем упустил из виду эту деталь, и вот сейчас, держа у себя на коленях Аканэ, он вдруг с ужасом осознал всю правду. В ту ночь в Барбизоне, когда он точно так же покусывал ушки Фумико, на них были дырочки для серёг.

Потрясённый этим открытием, Дайго даже на мгновение застыл. Аканэ спокойно расправила на себе одежду и пересела на прежнее место. Вероятно, белёсая мгла за окном сгустилась, потому что проникавшие в комнату отблески света стали ярче. Дайго старательно всматривался в темноту, пытаясь разглядеть точёный профиль Аканэ. Она казалась ему таинственной и очень изящной. И всё же он теперь был во власти горького разочарования, к которому примешалось ещё и чувство неизбывной усталости. Странно, но ни злости, ни прилива энергии он не испытывал. Ему не верилось, что во второй раз он сможет справиться с разочарованием, постигшим его после новой попытки найти Фумико.

Он заставил себя говорить, но голос его почти не слушался:

— Аканэ, ты должна мне объяснить, что значит вся эта шарада. Ты должна рассказать мне всё. Зачем ты пришла сюда под видом Фумико Самэхима? И где настоящая Фумико?

Она лишь едва шевельнулась и задышала чаще, однако ответила в свойственной ей элегантной и прямолинейной манере:

— Я пришла сюда, потому что хотела узнать правду. Я хотела выяснить, каковы истинные отношения между вами и Фумико Самэхима.

— Но откуда тебе известно о наших отношениях с Фумико?!

— После смерти сестры я много думала о её делах, и, мне кажется, я теперь имею кое-какие представления о её поступках.

— Но ты знала моё имя, ты назвала меня по имени! Когда я вчера звонил, я умышленно не назвал себя. Неужели Фумико рассказала тебе о наших отношениях?

— Нет. Она никогда ни о чём таком не говорила. Если бы она рассказала, мне бы не пришлось пускаться на такие приключения. А ваше имя, профессор Дайго, я вообще-то узнала от детектива Эды.

— Пусть так, но ты всё равно явно близко знакома с Фумико. Расскажи мне, пожалуйста, что такое происходит? Где она сейчас? Каково её настоящее имя? До сих пор ты успешно морочила мне голову. Я выдал тебе свою тайну, поэтому имею право попросить тебя рассказать всё, что тебе известно.

Некоторое время Аканэ молчала, потом дважды отрывисто кивнула и начала рассказывать. Но на вопросы Дайго она ответила не сразу.

— Два с половиной года назад, когда загадочным образом умер Мичия Кумэ, моя сестра попала под подозрение полиции. Дело в том, что она была любовницей Кумэ, поэтому её и заподозрили в убийстве на почве ревности. Такое и впрямь было возможно, особенно если учесть время и способ убийства. Криминалисты вычислили, что Кумэ умер около шести часов вечера двадцать восьмого октября в результате отравления газом в своей квартире в Йоцуя. Судя по всему, он провёл весь день за рабочим столом после того, как его жена ушла из дома утром. Он трудился не покладая рук, намереваясь закончить перевод, и даже не ложился спать предыдущей ночью. Моя сестра пришла к нему в тот день часа в четыре или в пять. Она вошла в квартиру и нашла его спящим в кабинете. В приступе ревности она решила убить его. Она погасила огонь на плите, открыла газовую конфорку, не зажигая, и ушла. Когда в семь часов Юко вернулась домой, он был уже мёртв. Посмертное вскрытие не обнаружило никаких признаков снотворного в его организме. Разумеется, у моей сестры на тот день не имелось убедительного алиби.

Дайго хранил молчание и внимательно слушал рассказ Аканэ.

— Следует также принять во внимание тот факт, что убийство такого рода было бы как раз в её духе. Она любила Кумэ всем сердцем и именно поэтому не могла смириться с ролью третьей стороны в этом любовном треугольнике. Ей нужно было владеть своим любовником полностью — и его телом и его душой. А когда это оказалось невозможным, она убила его собственными руками. На такой поступок она как раз была способна в силу свойственной ей холодности.

Дайго припомнились слова Фумико: «Она не имеет права жить, эта надменная гадина с ледяным сердцем. Два года назад своим высокомерием и гордостью она убила человека».

— Вы… вы хотите сказать, что… — Голос Дайго понизился до шёпота, и он так и не смог вымолвить до конца свой страшный вопрос.

А между тем Аканэ продолжала:

— По правде говоря, в то время я разделяла подозрения полиции, только вот доказательств никаких не было. Однако время шло, и за два года я всё же узнала правду. Моя сестра благополучно пережила это расследование, но внутренне она, похоже, перенесла настоящий крах.

Какая-то неизбывная грусть слышалась теперь в голосе Аканэ.

— Моя сестра и впрямь была холодная гордячка, но в её характере были и другие стороны. Она была яркой личностью и умела без страха смотреть правде в лицо. Сейчас я уже не сомневаюсь, что она убила Кумэ. Только с тех пор её мучило сознание собственной вины. Мы с ней жили в одном доме эти два года, и, хотя мы не родные сёстры, её душевные страдания и внутренний разлад не могли укрыться от меня.

Аканэ умолкла и тихонько заплакала.

— Вы хотите сказать… — Дайго осёкся на полуслове и глухо застонал. Однако он всё же нашёл в себе силы продолжить: — Неужели вы хотите сказать, что Мидори Нагахара и Фумико Самэхима — это одна и та же женщина? Что Фумико, так ненавидевшая Мидори и желавшая ей смерти, была не кем иным, как самой Мидори?

— Когда вчера во время телефонного разговора вы упомянули имя Фумико Самэхима, мои былые смутные подозрения только усилились. Дело в том, что под псевдонимом Фумико Самэхима моя сестра однажды выпустила томик своих стихов.

— Значит, Мидори ездила в минувшем октябре в Европу одна?

— Да. И я поняла, что в этой поездке с ней, видимо, что-то произошло. Она вернулась оттуда совсем другой. Прежде всего она перестала пользоваться своими любимыми духами. Но первое серьёзное подозрение у меня возникло, когда она не смогла прочесть в газете заметку об убийстве профессора Йосими. Должно быть, упомянув при Мидори имя Йосими, вы также объяснили ей, что по его вине случилась вспышка раковых заболеваний среди детей.

— Разумеется, я рассказал ей об этом. И она негодовала вместе со мной, она разделила мою ненависть к Йосими. Думаю, именно это стало главным звеном, соединившим наши сердца.

— Да, теперь понимаю. — Аканэ по-прежнему плакала. — Прошлым летом, за три месяца до поездки Мидори в Европу, неожиданно выяснилось, что одна очаровательная маленькая девочка, которой Мидори давала уроки фортепьяно, больна раком. Бедняжка ужасно мучилась и в конце концов умерла. Моя сестра, даже будучи человеком посторонним, была глубоко потрясена смертью девочки и сильно переживала.

Глухой стон вырвался из горла Дайго. Он сидел, низко опустив голову и заткнув уши руками, но в них всё равно звучал голос Фумико. Страсть, достоинство, изящный аромат шелковистой кожи — ну что это была за женщина! И подумать только, он задушил её своими собственными руками! Уткнувшись лбом в колени, Дайго продолжал стонать. Сознание его помрачилось.

Когда Дайго впервые увидел Мидори в отеле «Эмеральд вью», его охватил страх и какое-то жуткое ощущение того, что судьбы их связаны. И потом, в ту роковую ночь в гараже, Мидори не оказала особого сопротивления. Дайго, помнится, был немало озадачен этим обстоятельством уже после того, как убил её. Он тогда всё пытался понять, что же связывало их судьбы. Сам того не ведая, он из убийцы превратился в жертву. Он не знал, как выяснилось, ровным счётом ничего! Зато теперь ему стало ясно, что она всё спланировала заранее — с той самой первой ночи.

Как сказала ему тогда Фумико? «Может быть, эта женщина наложила на меня какое-то проклятие, но я даю вам слово, что моё сердце не узнает покоя, пока она не умрёт».

Когда Дайго спросил, любила ли она того мужчину, что был убит, она не ответила, а только кивнула. И почему ему тогда не пришло в голову, что человек, исполненный столь жгучей ненависти к убийце и снедаемый страстным желанием мести, не стал бы просить кого-то совершить убийство вместо него? Тому, кто действительно жаждет мести, важно, чтобы жертва осознала происходящее и в полной мере испытала мучения. Сколько раз Дайго размышлял над словом «смелость», произнесённым тогда Фумико! А ответ, который он искал, оказывается, был всё это время перед ним — смелостью для Фумико было решение объявить смертный приговор самой себе.

Волей судьбы случилось так, что Фумико избрала Дайго своим палачом. Она убила ненавистного ему Йосими как бы в награду за то, что ему, наивному и ничего не подозревающему, предстояло сделать. Сначала она придумала для Дайго надёжное алиби, а уж потом совершила убийство. Кроме того, в ту ночь в Барбизоне она дала ему знать, какое время дня и недели будет удобным алиби для неё самой, и, конечно, эти дни и часы полностью совпали со временем, когда Юко Кумэ уходила на работу. Даже готовясь встретить смерть, Мидори позаботилась о том, чтобы ни малейшего подозрения не пало на Юко, — возможно, таким своеобразным способом она пыталась загладить свою вину перед ней.

Она постаралась максимально облегчить «работу» Дайго. Должно быть, она догадывалась, что впоследствии Дайго попытается найти её, и устроила всё так, что, не сумев разыскать её, он всё равно верил в существование Фумико. Да, похоже, она предусмотрела всё.

Не осознавая, что делает, Дайго вскочил на ноги и бросился к двери.

— Постойте, профессор Дайго! Подождите! — Аканэ схватила его за руку. — Пожалуйста, подождите. Нельзя ли нам повторить всё с самого начала?

— С самого начала?

— Да. Повторить сегодня. Сейчас. Ведь мы здесь совсем одни и могли бы вдвоём пережить подобное снова. Разве вы не видите? Мне ведь тоже этого хочется. Я тоже искала такой вот незыблемой любви, тоже мечтала вступить в союз с человеком, способным проникнуть в глубины моей души и поселиться в ней навсегда. Я хочу пережить то же, что пережила моя сестра. Ради этого я не побоялась встретиться с вами наедине. С вами, с убийцей! Вы только подумайте об этом. Что мы имеем в виду, когда говорим о любви? И в какой мере нашими эмоциями руководит рассудок? Ведь часто бывает, что человек влюбляется в другого, не зная о нём ровным счётом ничего. И какой таинственный и романтичный образ принимает такая вот встреча в темноте с абсолютно неизвестным тебе человеком! Ведь только в такие моменты люди могут открыть друг другу самые потаённые глубины своей души, поделиться тем сокровенным, в чём никогда не признались бы вслух на обычном любовном свидании. Нет ничего удивительнее и восхитительнее такой любви.

Дайго не отвечал, и Аканэ продолжала:

— А может быть, всё это только иллюзия. Вот вы любили Фумико, которая оказалась Мидори, и вы не колеблясь убили Мидори, которая на самом деле и была вашей Фумико. Убивая, вы, наверное, испытывали любовь к Фумико, хотя не имели для этого никаких оснований. И тогда же вы, вероятно, испытывали ненависть к Мидори, также не имея для этого никаких оснований. Так зачем вам было душить безропотную жертву, к которой вы не питали ненависти?

Воспоминания снова зашевелились в голове Дайго, внезапный страх сковал душу.

— Любовь и ненависть и все побуждения, что движут людьми, на самом деле только иллюзии. Раньше я этого не понимала и поэтому смела надеяться, что получу шанс сделать это снова.

— Сделать это снова? Вы о чём? — не понял Дайго.

— Видите ли, человеческая жизнь иллюзорна и непрочна, как морская пена. И если мы хотим ухватиться за что-то вечное, нам нужно во что-то верить. Я вот теперь поняла, что, оказывается, способна верить. Мы с вами, профессор Дайго, могли бы попробовать это вместе сегодня, здесь, и нить, связующая наши души, помогла бы нам в поисках чистой любви.

Глубоко задумавшись, Дайго понял, что она права: единственная вещь, способная дать ему силы жить дальше, — это вера. Неосознанно для себя он погладил Аканэ по волосам и пробормотал:

— Конечно, я верю в тебя.

Он обнял её за плечи, потом повернулся и направился к выходу. Отбросив засов и распахнув тяжёлую деревянную дверь, он увидел, что туман сгустился, дождь усилился и ветер, завывая, уже бушевал вовсю. В белёсой небесной мгле стремительно мчались тучи. Издали доносились раскаты грома. Скрипя и постанывая, качались на ветру деревья. Клокочущие воды озера взбивались в пену.