Оставив «технарей» снимать отпечатки пальцев, инспектор Фурукава из первого полицейского отделения Фукуоки вышел из гостиной. Он остановился в тёмной, уложенной каменной плиткой прихожей. Снаружи перед входом была разбита усыпанная песком парковочная стоянка, а сам двор отгорожен от внешнего мира аккуратно подстриженными зарослями камелий и миртов. Однако расстояние между крыльцом и воротами было довольно коротким. Чугунные ворота, судя по всему, днём никогда не закрывались.
Такие дома, как этот, не были уж столь огромными, чтобы их можно было назвать особняками. На противоположной стороне улицы два-три магазинчика, а за ними, чуть подалее, десятиэтажный многоквартирный дом. Это был район обитания среднего класса, и частный дом Йосими пока что был здесь самым большим.
За натянутой у ворот верёвкой топтались любопытные. Фурукава вдруг подумал, что обычно эта улица, должно быть, очень многолюдна. Днём здесь, наверное, снуют туда-сюда домохозяйки и распространители товаров, так что рано или поздно какой-нибудь очевидец всё же найдётся.
Фурукаве припомнилось выражение лица одного из полицейских, которого он посылал опрашивать жителей района. Фурукава велел парню во что бы то ни стало найти какого-нибудь очевидца — ведь за неимением каких бы то ни было улик на месте преступления подспорье в виде свидетеля могло сослужить следствию добрую службу.
Гостиная, в которой произошло убийство, была довольно просторной. Здесь умещались стандартный диван, солидные шкафы красного дерева и толстоворсый персидский ковёр. Когда Фурукава со своими людьми прибыл сюда, комната выглядела сумрачной и тихой, и на первый взгляд могло показаться, что здесь вовсе ничего не произошло. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было вкрадчивое урчание радиатора, но, хорошенько приглядевшись, Фурукава заметил на полу возле дивана распростёртое тело мужчины средних лет. На низеньком столике стояли чашечка с наполовину выпитым кофе и серебряный столовый прибор для сахара и сливок. Вот и всё, с чем им приходилось работать на месте преступления.
Вскоре следствие установило, что Акисигэ Йосими умер от принятой внутрь дозы цианида, подмешанной в кофе. Лёгкий запах миндаля и пятна на коже мертвеца были типичными признаками смерти, вызванной цианистым отравлением. Когда содержимое чашки прошло лабораторное обследование, источник яда только подтвердился.
Выходит, кто-то явился к Йосими, когда тот был дома один, и Йосими подал кофе в гостиную. Воспользовавшись случаем, убийца подсыпал цианид в чашку Йосими и дождался, когда тот выпьет и умрёт. Убийца скорее всего скрылся, прихватив с собой другую чашку. Чтобы не вызвать подозрения у Йосими, убийце пришлось тоже выпить кофе, а стало быть, оставить на чашке отпечатки пальцев и губ. Убийца предпочёл унести чашку с собой, а не смывать с неё водой уличающие его следы.
И убийца действительно не оставил никаких следов. Обследовав место преступления, полиция даже не смогла определить пол убийцы. Фурукава сильно сомневался, что они вообще найдут какие-нибудь отпечатки пальцев. Вот почему так важно было отыскать какого-нибудь очевидца, видевшего, как убийца входил или выходил из дома.
Фурукава заметил бегущих по лужайке репортёров и поспешил скрыться в доме. В передней, выходившей окнами на японский садик с фонарями, госпожа Киеэ Йосими беседовала с молодым человеком лет тридцати в синем костюме. Благодаря центральному отоплению в доме было тепло, однако Киеэ, бледная и дрожащая, постоянно зябко ёжилась. Это была аристократка с породистыми, правильными чертами лица, но в глазах её проглядывала жёсткость.
— Простите, — сказал Фурукава, вмешиваясь в их разговор.
Киеэ указала инспектору на пуфик и представила своему собеседнику.
— Это господин Ямада, ассистент-лаборант моего мужа.
Фурукава поздоровался с мужчиной за руку и сел, устремив взгляд на Киеэ.
— Я хотел бы, чтобы вы как можно более подробно описали мне, как обнаружили тело вашего мужа.
Повернувшись к Ямаде, Киеэ сказала:
— Не будете ли вы так добры позвонить и узнать, когда Соичи выехал из Нагасаки?
Когда Ямада вышел из комнаты, Фурукава вновь выразил вдове соболезнования, после чего продолжал:
— Чтобы убедиться в правильности наших действий, я хотел бы, чтобы вы ещё раз рассказали, как было дело. Есть ли у вас какие-либо основания предполагать, почему ваш муж мог желать совершить самоубийство? Возможно, это никак не связано с проблемами в университете, а быть может, с ухудшением здоровья или с чем-нибудь в этом роде.
— Нет, никаких таких проблем у него не было. У него была хроническая астма, но этой осенью она его почти не беспокоила. У него вообще было неплохое здоровье. Когда я уходила сегодня утром, он сказал, что собирается пойти в крытый бассейн. Это здесь у нас по соседству. А ведь он уже очень давно этого не делал.
Уставшие красные глаза Киеэ контрастировали с бледной кожей лица, и она явно заставляла голос не дрожать, когда говорила.
— Насколько я понял, вы вышли сегодня из дома около девяти утра?
— Да. Я только убрала со стола после завтрака и вызвала такси.
— И потом ваш муж был дома один?
— Да.
В этом большом, выстроенном на западный манер доме супруги Йосими жили одни совсем недавно. Старший сын из их троих детей, Соичи, окончил факультет психологии в университете «J» и теперь работал в одной из больниц в Нагасаки — близкий друг Йосими был там главным врачом. Обе их дочери вышли замуж и имели свои семьи: старшая — в Хиросиме, младшая — в Токио. Конечно, всем троим сообщили о трагедии, но пока никто из детей домой не приехал. Уволившаяся от них в сентябре домработница время от времени заходила к ним, пока они подыскивали новую, но по большей части пожилые супруги были всё время одни.
— Значит, вы взяли такси до вокзала Хаката? Что потом? Вы сели в электричку?
— Да. Дочь собиралась приехать за мной на машине к вокзалу в Хиросиме.
Киеэ поехала утром в Хиросиму, где муж её старшей дочери работал в крупной сталелитейной компании. Киеэ отправилась туда посмотреть выступление восьмилетней внучки, учившейся классическому японскому танцу. Киеэ давно обещала девочке, что приедет на выступление, поэтому сегодня отправилась в другой город, оставив мужа приглядывать за домом.
— Ну что ж, а в Фукуоку вы вернулись, насколько я понимаю, около шести. Наверное, взяли на вокзале Хаката такси и поехали домой?
— Да. По-моему, было без пятнадцати шесть. Помню, я очень торопилась, чтобы успеть накрыть мужу ужин.
Вернувшись, Киеэ заметила, что входная дверь не заперта, но это её не удивило — Йосими часто оставлял дверь открытой, когда был дома один. В доме было темно, нигде ни одного огонька. Только радиаторы были включены. Поначалу она решила, что муж, куда-то задевав ключи, оставил дверь незапертой и уехал поиграть в гольф. Правда, она обратила внимание, что вся его обувь стоит перед входной дверью. Это слегка обеспокоило её, когда она вошла в дом и огляделась. Примерное 18.15 она обнаружила в гостиной на полу распростёртое тело мужа.
К тому времени руки и ноги Йосими сделались уже холодными, что со всей определённостью свидетельствовало о его состоянии. По словам Киеэ, она сразу поняла, что муж стал жертвой преступления, поэтому, вызвав доктора, она тут же бросилась звонить в полицию и старалась ни к чему не прикасаться.
— Понятно. В таком случае не упоминал ли он о каких-нибудь гостях, которых ждал сегодня?
Этой темы они уже касались во время первого опроса вдовы, и теперь, когда вернулись к ней снова, на лице Фурукавы появилось сочувственное выражение. Macao Фурукаве исполнился сорок один год, у него было круглое румяное лицо и очки в тёмной оправе. По этому делу он был назначен главным следователем.
— Я не припомню, чтобы он говорил о каких-нибудь гостях. Об этом и речи не было.
— Тогда, быть может, кто-нибудь звонил ему?
— Нет, ничего подобного не припоминаю. Сегодня утром, пока я была дома, вообще никто не звонил.
Время от времени вдова прикладывала к уголкам рта безукоризненно чистый белый платок, но продолжала отвечать на вопросы Фурукавы со стоической решимостью.
— В таком случае мы можем предположить только два варианта: либо кто-то позвонил и назначил встречу уже после вашего ухода, либо сразу заявился сюда и совершил преступление.
— Должно быть, так. — Киеэ прищурила глаза, пытаясь сосредоточиться, но, по-видимому, больше никакая версия не приходила ей в голову.
— На столике мы нашли чашку кофе. Как по-вашему, можно предположить, что ваш муж приготовил себе кофе сам?
— Думаю, скорее всего так и было. Кофеварку мы всегда держали на плите, и муж пил очень много кофе, особенно с прошлой весны, когда он бросил курить. Он часто сам готовил кофе, когда у него были гости. Конечно, если я бывала дома, я подавала его сама, но если нет, то муж мог сделать это и сам. О Боже! Как только подумаю, что всего этого могло не произойти, останься я дома сегодня!.. — Впервые за всё время Киеэ, казалось, готова была потерять самообладание. Она принялась утирать платком глаза, а из груди её вырвался сдавленный стон.
— Как давно вы знали, что поедете одна в Хиросиму сегодня?
— Э-э… дайте-ка припомнить. Дата выступления была назначена ещё летом… Ну вот, с тех пор, думаю, я и знала, что поеду туда одна.
— А часто вы обсуждали с вашей семьёй это событие?
— Ну… между собой мы говорили об этом, но не с посторонними.
— Как по-вашему, можем мы исключить такую вероятность, что кто-то посторонний знал об этой вашей предстоящей поездке?
— Даже и не знаю, можем ли мы исключить такую вероятность. Ведь мы могли упоминать о поездке в присутствии других людей, или кто-то просто мог слышать наш разговор. Вот хоть бы и вчера вечером на свадебном торжестве муж упомянул о ней невзначай в чьём-то присутствии.
— Ваш муж вчера вечером был на свадебном приёме?
— Да. Один из выпускников моего мужа, работающий теперь на нефтехимическом комбинате, женился на дочери банкира. Вчера в одном из отелей у них был торжественный приём, начавшийся в шесть. Событие праздновали на широкую ногу, одних гостей было более двухсот человек.
Сама Киеэ не ходила на торжество, куда был приглашён даже ассистент Йосими Ямада, с которым Фурукава уже успел познакомиться. Фурукава решил, что чуть позже обязательно задаст несколько вопросов об этом свадебном приёме.
— Давайте теперь вернёмся к тому самому кофе. Вы уверены, что другая чашка так нигде и не нашлась?
— Да, уверена — ведь мы обыскали весь дом. — Киеэ сердито наморщила лоб.
Кофейная чашечка с рисунком японской хурмы, составлявшая пару чашке Йосими, найденной на столе, бесследно исчезла вместе с блюдечком. У Киеэ было всего шесть таких чашек, но теперь осталось только четыре, не считая той, что обнаружили на столике в гостиной. А вот ещё одну так и не нашли, хотя обыскали весь дом.
Таким образом, напрашивался вывод — убийца, оставив на чашке отпечатки пальцев и губ, унёс её с собой. Означало ли это, что посетитель был всего один?
— Вернувшись домой около шести, вы не заметили возле дома каких-нибудь подозрительных машин или людей?
Киеэ опустила голову, закусив губу. Казалось, она изо всех сил старалась откопать что-нибудь в памяти.
— Нет, ничего такого не припоминаю. Свет на крыльце не горел, так что вокруг дома было темно. Даже если бы там и было что-нибудь подозрительное, я бы всё равно не заметила. — Глаза её снова наполнились глубокой печалью.
В этот момент один из полицейских, получивших задание опросить жителей по соседству, жестом позвал Фурукаву с порога. По выражению его лица было ясно, что ему удалось что-то выяснить. Извинившись, Фурукава вышел в коридор.
— Сегодня днём в четырнадцать двадцать некая домохозяйка зашла в магазинчик на той стороне улицы купить катушку ниток. — Щёки молодого детектива горели от возбуждения, когда он скоропалительно выкладывал свои сведения.
Суть их сводилась к тому, что вышеупомянутая домохозяйка вроде бы видела какую-то молодую особу, когда та шла через ворота к дому Йосими. На тот момент вокруг не было ни машин, ни пешеходов. Улица вообще словно замерла в причудливо бледном свете предзимнего солнца.
— Домохозяйка стояла у прилавка, выбирая катушку ниток. Продавец убежал в подсобку за нужным товаром, и женщина, пока ждала его, посмотрела в окно.
Она интуитивно почувствовала, что кто-то идёт по пустынной улице, а когда глянула в окно, увидела в воротах дома Йосими женщину, направляющуюся к крыльцу. Средней полноты, среднего роста, она была одета в чёрное пальто. Домохозяйке показалось, что волосы у девушки были завязаны в пучок. Она не приняла её за какую-нибудь распространительницу товаров — то ли потому, что девушка несла в руке какой-то свёрток, возможно, подарок хозяевам дома, то ли из-за слишком беспечного вида девушки. В общем, у домохозяйки сложилось впечатление, что это девушка из хорошо обеспеченной семьи. В этот момент к прилавку вернулся продавец, и покупательница переключилась на выбор ниток. Большего она рассказать не могла, так как, живя достаточно далеко отсюда, совсем ничего не знала о семье Йосими.
— А она уверена, что всё это произошло именно в четырнадцать двадцать? — спросил Фурукава, стараясь не отклоняться от сути дела.
— Да. Она это хорошо помнит, потому что подсчитала, во сколько вышла из дома. И всё же, для уточнения, я это проверил в магазине. Там мне сказали, что покупательница пришла к ним примерно в четырнадцать пятнадцать и пробыла в магазине до половины третьего. — Молодой детектив докладывал со всей серьёзностью и был уверен в своих словах.
Если бы им удалось установить точность этого факта — что девушка зашла к Йосими в четырнадцать двадцать, — то это стало бы важным шагом в расследовании. Это помогло бы установить время самого убийства.
После обнаружения преступления было приблизительно установлено, что его совершили между четырнадцатью тридцатью и пятнадцатью тридцатью. Имея возможность провести экспертизу тела сразу вскоре после наступления смерти, следствие смогло довольно точно определить её приблизительное время. Оно как нельзя лучше увязывалось с тем обстоятельством, что свет в доме не горел.
В Фукуоке солнце садится примерно на сорок минут позже, чем в Токио. В это время года здесь обычно темнеет в половине пятого, то есть дни бывают самыми короткими.
В этой связи немаловажным был тот факт, что окна гостиной в доме Йосими выходили на восток и к тому же были заслонены кроной большого дерева, поэтому в комнате уже днём ощущался недостаток дневного света. Более того, Йосими неоднократно говорил жене держать свет включённым даже днём и всегда сам заботился об этом, обходя дом и зажигая свет.
Таким образом, незажженный свет в гостиной наводил на мысль, что либо убийца выключил его, либо, что более вероятно, учитывая отсутствие света на крыльце и на кухне, где готовился кофе, убийца явился или явилась в дом ещё до наступления сумерек, то есть до четырёх часов дня.
Все эти косвенные улики отнюдь не означали, что девушка, посетившая дом, обязательно должна была быть убийцей.
Фурукава выслушал отчёт порывистого и эмоционального молодого полицейского с убедительной решимостью. Вернувшись в переднюю к госпоже Йосими, он всем своим видом постарался дать ей понять, что готов раскрыть это преступление во что бы то ни стало. Он поставил себе цель выудить из неё имена всех, кто мог ненавидеть Акисигэ Йосими или быть его врагом.
— Я довольно часто бываю по субботам дома, но вчера мне нужно было кое-что выяснить для исследований, и я отправился в городскую библиотеку. — Дайго говорил громче обычного, так как пытался совладать с нервным тиком, от которого дёргался глаз. Нервничать его заставляли отсвечивающие стёкла очков сидящего напротив инспектора Фурукавы.
В воскресенье утром, на следующий день после убийства Йосими, инспектор неожиданно заявился к нему домой чуть позже десяти. День выдался ясный и безоблачный, как и вчера, и только пронизывающий до костей ветер напоминал о приближении зимы. Гостиная в доме Дайго выходила окнами на юг и, хотя она была менее просторна и более дёшево обставлена, чем гостиная в доме Йосими, за неимением под окнами сада с высокими деревьями наполнялась благодатным солнечным светом в погожие дни. Этот солнечный свет сейчас, казалось, исходил от стёкол очков инспектора и от его здорового румяного лица.
— Вчера вечером мы назначили следственную группу для расследования этого дела и провели летучку с целью выяснить, насколько мы приблизились к раскрытию. Летучка длилась до двух часов ночи. Выйдя от вас, я сразу поеду в полицейское отделение западного округа Фукуоки, где ведётся это дело. Сам я живу недалеко от вашего дома, вот и решил заодно заскочить к вам, раз уж это мне по пути. — Так объясняя причину своего появления, Фурукава прошёл в гостиную Дайго.
Пристальный интерес Фурукавы к персоне Дайго был очевиден хотя бы потому, что он уже во второй раз одолевал Дайго вопросами об убийстве. Судя по характеру его вопросов, он явно узнал от госпожи Йосими и от ассистента Ямады об антагонизме, имевшем место между Йосими и Дайго. Услышав вчера вечером новость от Ямады, Дайго сразу же поехал к Йосими домой. Когда он явился туда, там уже вовсю работала полиция и беспрестанно сновали репортёры. В конце концов ему удалось в общих чертах выяснить у Ямады, что произошло, и, ответив на какие-то вопросы одного из полицейских, он вернулся домой.
Полицейские, несомненно, уже были наслышаны о том, что антагонизм между Йосими и Дайго не был делом личной неприязни, а являлся следствием разительной полярности мнений относительно скандала с «Минами фудз». Они также, несомненно, уже знали о грозящем Дайго переводе на Аляску. Только узнав об убийстве Йосими, Дайго сразу же понял, что теперь ему придётся выступить перед полицией как можно убедительнее и постараться описать им свою жизнь как монотонную череду обычных, ничем не нарушаемых серых будней. Постепенно ему всё-таки удалось заставить себя говорить об отношениях с Йосими в довольно беспристрастной манере, даже во время беседы с самим Фурукавой.
Однако Фурукава под предлогом необходимости выяснить кое-какие детали не преминул спросить у Дайго, имеется ли у него алиби на промежуток времени между двумя и пятью часами вчерашнего дня. Тогда-то Дайго и почувствовал, что начинает терять самообладание. И вовсе не потому, что у него не было алиби, а, напротив, потому, что оно было слишком уж безупречным. Поскольку до этого момента он в точности не знал, когда было совершено убийство, то мысль об алиби даже не приходила ему в голову. С другой стороны, он теперь уже осознавал, что его идеальное алиби не было какой-то счастливой случайностью. Его алиби было заранее кем-то тщательно спланировано.
— Значит, вы говорите, что находились в библиотеке с двух до четырёх и даже чуточку больше? Вы были там один? — спросил инспектор Фурукава с вызывающим тревогу спокойствием.
— Да, я был один и провёл всё время в архиве местной истории.
— Да, знаю. Это маленький зальчик сразу слева от входа, не так ли? Я тоже бывал там раза два или три — мне иногда требуется статистика и информация для занятий с нашими новобранцами. — Фурукава задумался, видимо, пытаясь поточнее вспомнить, как выглядит архив. — А после библиотеки вы сразу отправились домой?
— Нет, я зашёл в бар в одном из отелей в центре и немного посидел там. — Тут Дайго не мог сдержать усмешки — настолько забавным показалось ему его собственное поведение, так сильно уведшее его в сторону от кем-то тщательно подготовленного идеального сценария. Поскольку всё происходило днём, то в баре, кроме него и нескольких иностранных парочек, не было никого, поэтому он теперь был почти уверен, что услужливый бармен вспомнит его лицо. Вот уж воистину повезло с алиби!
— Так-так, это интересно. И часто вы так вот ходите куда-нибудь выпить один?
— Нет. Этот случай был редким исключением. Просто вчера я почувствовал себя ужасно усталым после работы в библиотеке. В сущности, я и взял-то всего одну порцию виски с содовой, которую, кстати, недопил.
— Ну конечно, ведь у вас не было особой причины напиваться?
На это, не скрывая резкости тона, Дайго ответил вопросом:
— А в какое время вчера Йосими был отравлен? — В газетах он так и не нашёл более или менее точного определения момента смерти, очевидно, потому, что временные рамки, указанные репортёрами, были довольно размыты.
— Мы склонны наиболее серьёзно рассматривать промежуток между четырнадцатью тридцатью и пятнадцатью тридцатью. На мой взгляд, самое позднее, когда убийца мог совершить своё деяние, это четыре часа, и никак не позже.
— И всё это время жены Йосими не было дома?
— Совершенно верно. Она ездила в Хиросиму проведать свою замужнюю дочь. И тут никаких вопросов не возникает. Кстати, это является только лишь подтверждением нашему предположению, что убийца знал о том, что Йосими будет дома один, и воспользовался возможностью посетить его.
— Выходит, тут велик шанс, что это был кто-то из знакомых Йосими. Кто-то, хорошо осведомлённый о передвижениях и поездках членов его семьи.
— Да, но накануне вечером профессор Йосими был на свадебном банкете. Существует большая вероятность того, что в течение вечера он мог случайно обмолвиться о своих планах на следующий день, и кто-то мог услышать эти слова. Или, если уж на то пошло, преступник мог позвонить ему в день убийства и, таким образом выяснив, что Йосими один, прийти к нему домой.
Инспектор Фурукава замолчал и пристально уставился в лицо Дайго, отчего у того снова нервно задёргался глаз.
Было абсолютно ясно, что Дайго не находился даже поблизости от Йосими позавчера вечером. И столь же прочным было его алиби на вчерашний день. В крошечном зальчике библиотечного архива ему негде было затеряться, и он легко мог доказать, что пробыл там всё время. Но тогда казалось странным, почему у следователя Фурукавы не пропадает к нему интерес.
В любом случае инспектор, похоже, зашёл в тупик в том, что касалось возможности двигать дело с другой стороны — свадебного банкета. Но это и неудивительно, ведь туда было приглашено порядка двухсот человек, к тому же многие то и дело выходили прогуляться во внутренний садик отеля. Единственной полезной вещью оказалась информация, полученная им от лаборанта Ямады. Тот припомнил, что перед самым закрытием банкета, часов около восьми, он видел Йосими стоящим у края веранды и беседующим с молодой женщиной. В общем-то в этом не было ничего особенного или необычного, но Ямаде тогда показалось, что девушка явно не принадлежит к учёному кругу. У него сложилось смутное впечатление, что она была на этой вечеринке словно бы не в своей тарелке. Но тогда Ямада не придал этому особого значения и теперь не мог вспомнить каких-нибудь конкретных деталей во всём, что касалось черт лица женщины, её причёски и всего остального.
Фурукава уже отправил своих людей побеседовать с теми, кто рассылал приглашения, — так он надеялся хоть как-то установить личность той самой девушки.
Когда Фурукава упомянул о том, что Йосими присутствовал на свадебном торжестве, Дайго тотчас же вспомнил, как он сам провёл тот пятничный вечер. Как раз в это самое время Дайго в компании торговца недвижимостью и водителя ехал из «Эмеральд истейтс» смотреть дом, который вовсе не собирался покупать. Теперь вдруг он припомнил нечто такое, что заставило его внутренне остолбенеть. Вся эта череда событий с участием «Эмеральд истейтс», так озадачившая его в своё время, была от начала и до конца тщательно срежиссирована заранее. У него просто не было возможности провести вечер пятницы и субботний день как-то по-другому. В обоих случаях им манипулировали как куклой.
Фурукава чуть шевельнулся, и стёкла его очков вновь сверкнули. Где-то в глубинах памяти Дайго вдруг блеснули вспышки барбизонской молнии.