Третья женщина

Глава шестая

Гора фолиантов, которую Джеффри Морхауз воздвиг на огромном столе в рыцарской зале, к середине дня понемногу начала оседать, приобретая обозримые очертания. Хозяин Челси-Саут с головой погрузился в работу. Усадив Джудит Рейли в удобное кресло за гигантским столом и поручив ей разбираться в книгах, он удалился в противоположный конец залы, где расположился за громоздким подобием парты, составленной из двух объемистых тумб, накрытых чудовищного размера дубовой доской. Восковые свечи по бокам освещали прямую спину Морхауза, склонившегося над рукописью. Его рабочее место находилось по правую руку от Джудит. Со стены напротив грозно оскалилась морда вепря; матово поблескивали щиты и доспехи, развешанные вокруг. Слабо потрескивал камин; угли мерцали, готовые вновь вспыхнуть. В комнате было тепло и уютно. Отсутствие электрического освещения, так и не исправленного, в избытке восполняли расставленные по углам канделябры и стенные свечи, отбрасывавшие мягкие полукружья на холодные плиты пола. Несмотря на непривычность обстановки, Джудит чувствовала себя превосходно. Для чтения и занятий эта исторгнутая из течения времени зала была идеальным местом. Каждая секунда под ее сводами отсчитывалась в глубь истории.

Письменные принадлежности, которыми хозяин Челси-Саут снабдил свою новую секретаршу, состояли из стопки линованной бумаги и полудюжины остро заточенных карандашей. Сам он вооружился старинным гусиным пером. Непостижимым образом это приспособление не выглядело архаичным в его тонкой, изящной руке, хотя в состоятельных кругах британской столицы уже входили в употребление чернильные ручки, изобретенные мистером Уотерманом. Разумеется, Джеффри Морхауз мог позволить себе тысячу таких ручек! И все же более естественным он выглядел при свете свечи с длинным гусиным пером, поскрипывающим в руке. Грозное окружение доспехов, газовые рожки и старинного вида приборы удивительно дополняли его облик. Как и роскошная обстановка дома, ее владелец также принадлежал ушедшей эпохе.

Инструкции, которые Джудит получила перед началом работы, были краткими и исчерпывающими.

— Мне нужно, чтобы вы подыскали один-два колоритных или, скажем, просто запоминающихся эпизода из жизни каждой монаршей особы. Это необходимо, чтобы составить сильное предисловие к первой из серии моих книг. Немного горячей крови оживит сухость изложения. Вы улавливаете мою мысль, мисс Рейли?

— Кажется, да. Вам необходимы сочные, но малоизвестные факты, — она позволила себе сдержанно улыбнуться. — Нечто вроде случая с Авраамом Линкольном, который отпустил бороду по просьбе маленькой девочки, написавшей ему письмо. Однако наши случаи должны быть из британской истории, разумеется.

Пролегшая между бровей морщинка на его лице разгладилась.

— Да, именно это от вас и требуется. Такой поиск займет львиную долю вашего времени. На случай, если потребуется моя помощь, я буду рядом, за своим столом. Не стесняйтесь спрашивать, если возникнут какие-нибудь затруднения.

— Обязательно, мистер Морхауз.

— Договорились. Прошу вас, приступайте.

Резко развернувшись на каблуках, он вернулся на свое место в углу залы, между тем как Джудит, в последний раз подумав о странной фигуре хозяина Челси-Саут, с жаром атаковала скопившуюся на столе груду фолиантов. Работа увлекла ее, и очень скоро она затерялась среди выцветших букв и пыльных страниц.

Разбираться в старинных книгах было нелегким занятием: ветхие тома слежались, некоторые потеряли переплеты, уголки страниц. Джудит осторожно просматривала их, отвлекаясь лишь для того, чтобы перенести на бумагу интересующие ее подробности. Прошло совсем немного времени, и перед ней лежал внушительный список карандашных набросков. Сумрачную тишину залы нарушало лишь потрескивание камина да царапающий звук пера, доносившийся из угла, где расположился Джеффри Морхауз. Время летело незаметно.

Благодаря давнему интересу к английской истории, задача оказалась несложной, даже захватывающей. Читать и разбираться в деяниях королевских особ для Джудит было таким же удовольствием, какое для многих пожилых леди, здравствующих ныне, представляет просмотр свежих сообщений газетной светской хроники. Работа углубляла ее собственные представления о прошлом, к тому же было приятно узнать, что, помимо ореола славы, британские монархи обладали чисто житейскими слабостями и привычками.

Список подробностей из их жизни, казалось, можно было продолжать до бесконечности. Некоторые из них оказались неожиданными, и таким находкам Джудит радовалась особенно.

Генрих V торжественно оттачивал свой меч, прежде чем отплыть во Францию. Генрих II и Томас Беккет помимо теплых, дружеских отношений были известны и тем, что охотно уступали друг другу своих фавориток. Так продолжалось до тех пор, пока религиозные споры не развели друзей по враждующим лагерям: один из них так и остался королем, в то время как другой перешел в лоно церкви. Вильгельм Завоеватель получил венец в 1078 году, когда был воздвигнут лондонский Тауэр. Первоначально башня служила королевской резиденцией и крепостью, лишь позднее превратившись в легендарную тюрьму, где первой сложила голову на плахе такая знаменитая фигура, как Анна Болин. Анна допустила серьезный просчет, недооценив Генриха VIII. Елизавета I утратила большую часть волос еще до того, как ей минуло тридцать лет, и, чтобы скрыть это прискорбное обстоятельство, была вынуждена прибегнуть к помощи накладок и париков. Собранная ею коллекция была поистине впечатляющей. Королевская карета Эдварда VII перевернулась прямо напротив входа в Регентский парк. Леди Джейн Грей была обезглавлена в 1554 году после девятидневного царствования на английском престоле. Мария I, наследница дома Тюдоров, получила прозвище Кровавая Мэри…

Время неумолимо спешило вперед.

Странно, в студии отсутствовали часы. Хотя отсутствовала и необходимость сверяться с ними. Сосредоточенность Джеффри Морхауза, занятого рукописью, не потерпела бы вмешательства извне, будь то стук ходиков или любой посторонний шум. Он казался целиком поглощенным работой. Как и Джудит Рейли. Оба напоминали библиотекарей или архивариусов, чья жизнь посвящена единственной цели — чтению книг и поиску знаний. Сухо потрескивал камин в унисон поскрипыванию пера и карандаша, шелесту переворачиваемых страниц.

Едва уловимый, чужеродный звук нарушил гармонию: глухое постукивание возникло прямо над головой. Джудит подняла глаза к сводчатым перекрытиям. Звук повторился, на этот раз громче — знакомое томп-томп, — словно трость, постукивающая по доскам пола. Джудит покосилась в сторону Джеффри Морхауза. Он должен был слышать звук, однако его аристократический профиль оставался непотревоженным; склонившись над рукописью, он продолжал писать.

То, что вчера она приняла за постукивание трости Оливии Морхауз, было вызвано, очевидно, иными причинами. Комната хозяйки дома располагалась в восточном флигеле, и едва ли, даже если допустить такое, больная женщина могла так удалиться от своей спальни. Джудит вновь испытала прилив необъяснимой тревоги. Кто мог производить этот стланный шум? И было ли это постукиванием трости?

Рабочее настроение не возвращалось; затаив дыхание, она прислушивалась к ударам над головой. Томп, пауза, снова томп. Ритм подчинялся определенной закономерности.

Больше она не могла выдержать. Неужели, кроме нее, никто не замечает постукивания? Она сдержанно кашлянула. Кашлянула еще раз, чуть громче, и на этот раз действие возымело эффект. Джеффри Морхауз выпрямился в своем кресле, повернув голову; прядь черных волос упала на лоб. Его лицо, озаряемое камином, выражало недовольство.

— Да, мисс Рейли?

— Вы ничего не слышите? — с любопытством спросила она.

— Что именно я должен слышать?

— Ну… шум, — внутренне опасаясь, что может задеть болезненный для него предмет, она указала на треугольный свод готического потолка. — Кто-то ходит наверху с тростью…

Он поднял глаза к потолку. Джудит выжидающе смотрела на его лицо. На нем не дрогнул ни один мускул.

— Нет, это только кажется, — просто ответил он. — Здание очень старое; деревянные надстройки соседствуют с каменным основанием, и подобное соседство создает порой необъяснимые звуки. На крыше отстает черепица, скрипят половицы, сквозняк — в их шорохах можно вообразить что угодно, — он пожал плечами. — Как вы могли убедиться сегодня утром, Оливия не в состоянии покинуть восточный флигель без посторонней помощи. Мы же находимся сейчас в главной части дома.

— Наверное, вы правы… — Джудит запнулась, смущенная, непроизвольно напрягая слух и пытаясь снова различить постукивание. Удивительно, звук исчез. Наступившая тишина плотно впиталась в уголки здания. — Мне следует привыкнуть.

— Несомненно.

— Извините, что отвлекла вас, мистер Морхауз.

— Ничего. Как продвигается ваша работа?

— О, — она просияла, радуясь перемене темы, — на мой взгляд, очень неплохо. У вас обширная библиотека, так что, несмотря на мое знакомство с историей, я узнала много нового о дворцовых курьезах. Как ни печально, все короли и королевы прежде всего были простыми смертными.

— Да, — он кивнул с грустным видом. — Отважные сюзерены и преданные вассалы…

Он устало откинулся на спинку кресла, устало прикрыл ладонью глаза. Помедлил, собираясь с мыслями. Джудит с интересом наблюдала, как из внутреннего кармана пиджака он извлекает золотой хронометр с крышкой, откидывающейся при нажатии пальца. Одна из загадок Джеффри Морхауза была разрешена: он обходился без наручных часов. Вероятно, хронометр был фамильной реликвией. Такой массивной цепочки и обильной россыпи бриллиантов, сверкавших, словно капли росы в лучах солнца, ей еще не доводилось видеть. Спрятав часы, Джеффри Морхауз коротко улыбнулся.

— Четверть первого. Мы потрудились изрядно. Как вы смотрите на чашку горячего чая?

— С удовольствием.

— Отлично. Тогда загляните на кухню и поторопите Диккенс. Не задерживайтесь. Диккенс сама принесет чай, когда приготовит. Прошу извинить мне отсутствие звонка для вызова слуг, но я предпочел ничего не менять в этой комнате.

Джудит поднялась со своего места, чувствуя, как от долгого сидения затекли ноги. Можно было надеяться, что хозяин Челси-Саут останется доволен ее работой. Словно угадав, о чем она думает, он задержал ее взмахом руки.

— Могу я взглянуть на ваши заметки, мисс Рейли? Мне будет полезно удостовериться, что вы на верном пути. В такой работе нам не следует пересекаться.

— Конечно. Я буду польщена, мистер Морхауз…

— Хорошо. Давайте их сюда и отправляйтесь распорядиться насчет чая.

— Сейчас.

Собрав непослушными руками бумаги, она прошла в противоположный угол студии, протянула ему исписанные листки. Легкая дрожь пробежала по телу, когда тонкие пальцы Джеффри Морхауза коснулись ее ладони. Трудно было противиться магнетическому воздействию этого человека, одновременно чарующего и загадочного. Передав стопку бумаг, она повернулась и, пока за ней не закрылась дверь, явственно ощущала, как его глаза провожают ее. Гордо выпрямив спину, она покинула рыцарскую залу с грацией, подобающей настоящей леди. Из головы совершенно вылетело воспоминание о постукивании, мешавшем во время работы.

В мечтательном настроении она прошла коридором до кухни. Радостные предчувствия теснились в груди, сердце волновали доселе неведомые струны. Странно, она даже не догадывалась, что происходит с ней. Ее жизнь переменилась так быстро и неожиданно, что не осталось времени принять новое чувство: ощутить состояние, которое называют влюбленностью.

Дом притих, словно кладбище. Диккенс была занята на кухне. Стоя на каменном полу, она отчищала разделочную доску, которую оперла о стол и, периодически окатывая ее горячей водой, с ожесточением натирала намыленной щеткой.

— Добрый день, Диккенс. Мистер Морхауз просил подать чай в студию.

— Хорошо, мисс. Полагаю, на вас тоже готовить?

— Если… да. Сегодня было много работы.

— Умм-ф. Хозяин превращается в черта, когда усаживается за свои книжки. Вам можно только посочувствовать, мисс. Сейчас все будет готово.

— Спасибо, Диккенс.

Протянулась небольшая пауза. Запах грубоватого хозяйственного мыла, желтый брусок которого лежал на полке, и пар, поднимавшийся от горячей воды, приятно щекотали ноздри, принося ощущение чистоты и благополучия.

— Вы хорошо себя чувствуете, мисс?

— А? Да, спасибо, просто превосходно, Диккенс. Почему вы спрашиваете?

— Не знаю. Мне показалось, у вас странный цвет лица. Может быть, вы заболели? Ближайший доктор живет в миле от дома, телефона нет. А это значит, случись что, и старая добрая Диккенс полезай на облучок и кати улаживать неприятности. Кстати, вы напомнили мне, что после обеда я должна забрать и привезти ваши вещи.

— Мне очень неприятно, что вам приходится беспокоиться. Вы могли бы привезти их, когда вам будет удобно.

— Гм. Значит, с вами все в порядке?

— Абсолютно. Мне пора возвращаться. Он такой удивительный человек, ваш хозяин, и миссис Морхауз…

Было так естественно доверить Диккенс свои мысли и чувства. Разговаривая с этой полной, добродушной женщиной, которая столь сердечно приняла ее с момента первой их встречи, Джудит могла не задумываться над сказанным.

— Говорите, мисс. Вы что-то хотели сказать.

— …она такая замечательная. И красивая. Настоящая леди. Я влюбилась в нее с первого взгляда.

— Она достойна вашей любви, мисс Рейли. Но сейчас мне пора готовить чай. Поговорим попозже.

На обратном пути, отойдя от кухни, Джудит не могла устоять перед искушением. Тихий коридор со старинными ходиками все еще скрывал свою тайну. Овальный портрет под стеклом в рамке. Контуры его тускло отсвечивали в нескольких шагах от входа в рыцарскую залу. Затаив дыхание, Джудит на цыпочках прокралась по ковру, устилавшему каменные плиты, и остановилась перед портретом. По традиции тех лет украшения располагали почти под самым потолком, оставляя большую часть стен свободными, и рассмотреть изображение можно было лишь вблизи. Из комнаты, где находился Джеффри Морхауз, не доносилось ни звука. Повинуясь обжигающему любопытству, Джудит подняла глаза.

Красота изображенной женщины казалась невероятной. Краски и кисть неизвестного художника передали ее с поразительной точностью. Розовая свежесть лица, темные локоны, улыбка, напоминавшая улыбку Джоконды, — все это могло принадлежать живому существу. Пыль веков еще не успела потеснить краски. Платье на женщине было обычным для начала века, когда в моде еще оставались викторианские кружевные воротнички и пышные манжеты. Стекло, закрывавшее холст, выглядело необычно для масляного письма. Портрет был четырех футов высотой и почти трех шириной: темные краски приковывали внимание. Джудит с изумлением рассматривала изображение.

Леди перед ней ничем не напоминала Оливию Морхауз, госпожу Челси-Саут.

Неуловимая угроза, исходившая из темных глаз, принадлежала недавнему прошлому. Это казалось невероятным, странным. Если бы она могла доверять своим чувствам… Портрет обладал поразительным сходством с призрачной гостьей: лицо, искаженное свечным пламенем, полночные страхи… Джудит тряхнула головой, прогоняя воспоминания.

Нет, нет. Это невозможно.

И все же портрет принадлежал загадочной незнакомке.

Чем объяснить это совпадение?

Безнадежны попытки проникнуть в тайну, где уликами предстают сны и призрачные видения в окнах. Мысли возникали, путались, сбивались. Новые предчувствия тревожно вползали в сердце. Джудит поежилась, словно от холода. Для размышлений было, не самое подходящее время. В студии ожидал Джеффри Морхауз, и задерживаться дольше было бы неразумным.

Оставив в полутемном коридоре портрет, она поспешила к двери в рыцарскую залу. Загадки рано или поздно разрешаются, иногда сами собой — необходимо только терпение.

— А, мисс Рейли.

— Диккенс сейчас принесет чай. — Запыхавшись, она опустилась на свое место за гигантским столом. Джеффри Морхауз повернулся от камина, где длинной кочергой перемешивал угли. Его мужественное лицо казалось отлитым из бронзы в сверкании огня. Джудит почувствовала, как подпрыгнуло сердце; на столе перед креслом лежали ее заметки, аккуратно сложенные стопкой. — Надеюсь, вы нашли интересными мои поиски…

— Отбросьте дурные предчувствия, мисс Рейли. Пока вы отсутствовали, я еще раз возблагодарил собственную проницательность, позволившую мне дать вам работу.

— Вы считаете… — она не смогла сдержать охватившей ее радости. Теплой волны, захлестнувшей все ее существо.

— Я считаю, что вы идеально подходите к той задаче, которую я поставил перед собой. Быстрота восприятия, свежесть мысли позволяют вам без труда вникнуть в суть дела. Ваши заметки превосходны. Да, превосходны.

— Очень рада слышать это, мистер Морхауз.

— Я ничего не преувеличиваю. У вас талант настоящего исследователя. Думаю, скоро мы будем понимать друг друга с полуслова.

— Я уверена в этом!

Ее излишняя горячность, кажется, удивила Морхауза, однако он ничем не проявил своих чувств.

— Хорошо. После чая мы вновь приступим к работе. Вам придется дополнить список королевских причуд. Вы не утомились?

— Нисколько. Я готова работать хоть всю ночь.

— Этого не потребуется, во всяком случае сегодня. Любопытно, я всегда думал, что американцы склонны отдать пальму первенства кофе перед чаем. У вас, я вижу, чисто британские привычки.

— Нет, я всегда предпочитала чай. Кофе мне не нравится. Мистер Морхауз…

— Да?

— Я не могла не обратить внимание на этот чудесный портрет в прихожей. Восхитительные краски. Эта женщина приходится вам… я хочу сказать, что, очевидно, портрет написан…

Она не могла удержаться, чтобы не спросить о картине, так поразившей ее мысли. Но еще поразительнее была метаморфоза, происшедшая с лицом Джеффри Морхауза. Мертвенная бледность сделала бесстрастными, словно маска, его черты; подбородок потяжелел; темные глаза стали глубже. Его голос звучал ровно, почти механически:

— Это Торелли. Итальянская школа. На континенте сходят с ума от его полотен. Картина написана несколько лет назад. Нет, я не знаю, кто изображен на ней, хотя должен признать, что именно из-за красотки я и попросил Торелли уступить портрет мне. Боюсь, я переплатил старому мошеннику… — он неожиданно замолчал, на его губах появилась неуверенная улыбка. — Интересно, вы так же хорошо разбираетесь в живописи, как и в английской истории, мисс Рейли?

Джудит виновато рассмеялась.

— К сожалению, за исключением карикатур в «Панче» и шедевров великих, мои познания в европейской живописи весьма ограниченны.

— Это даже неплохо, — коротко проговорил он. — Европейцы — неисправимые романтики. Старый, радующий глаз реализм похоронен, и лучше не встречаться с их новыми творениями.

Склонив голову, он снова повернулся к камину. Джудит приняла этот жест как окончание дискуссии. На счастье, в этот момент в студию вошла Диккенс с серебряным подносом, на котором стояли чашки с блюдцами и большой дымящийся чайник, накрытый узорчатой салфеткой. Джудит приветливо улыбнулась ей, однако в голове беспрестанно кружились одни и те же мысли, сталкивались и рассыпались, не получая ответа. Удастся ли когда-нибудь приподнять завесу тайны, окружавшей Джеффри Морхауза? Возможно, что нет. Какие-то черты его облика навсегда останутся скрытыми мраком, необъяснимыми, мучительными…

Мучительными. Это было именно то слово. Та сторона его характера, которая вновь и вновь проскальзывала в разговоре.

Джеффри Морхауз производил впечатление измученного человека.

Измученного своим прошлым. Или, быть может, неотвратимым будущим?

Какие воспоминания терзали его, и кто был повинен в непрекращающейся пытке? Женщина на портрете?

Возможно, это было единственным напоминанием об утраченной любви, об умершем чувстве.

Вполне вероятно, что незнакомка промелькнула в его жизни задолго до того, как он повстречал Оливию Морхауз. Сейчас было нелегко об этом судить, и покров тайны не станет яснее, если этого не пожелает сам Джеффри Морхауз. Как бы то ни было, не следовало злоупотреблять его терпением.

Несмотря на внешнюю холодность, он очаровывал Джудит.

— Вы предпочитаете чай с сахаром? — голос Джеффри Морхауза, словно магнит, вырвал ее из водоворота грез.

По комнате плыл душистый аромат, тихо позвякивали блюдца.

Сидя возле камина, Джудит с благодарностью приняла предложенную чашку. Обстановка, комфорт — все казалось чудесным сном.

От которого она не желала пробуждаться.