Было не слишком много людей в Западной Европе или Соединенных Штатах, которые сильно удивились, узнав по телевидению или радио, что утром 4 августа 1985 вооруженные силы обоих блоков, США и их союзников с одной стороны, и Советской России и ее союзников с другой, вступили в войну. Подготовка к этой войне, в том числе мобилизация вооруженных сил, шла уже около двух недель на Западе (и, конечно, в два раза дольше в странах Варшавского договора), прежде, чем вылиться в открытое столкновение. Тем не менее, сила этого нападения, обрушившегося лавиной, и его ярость оказались поразительными, особенно для тех, кто в Западном мире (а их оказалось большинство) обращал внимания на прошлое, предзнаменовывавшее такое будущее. Бомбы сеяли смерть и разрушения на земле, самолеты взрывались огненными шарами в небе. Суда тонули в море, люди на них давились, поражались током, горели заживо или тонули. Другие гибли ужасной смертью в пылающей, грохочущей неразберихе поля боя. Еще одна мировая война обрушилась на человечество. И хотя за эти три недели не было времени на то, чтобы человечество радикально пострадало, как случилось за две предыдущие, длившиеся по несколько лет, эта война, вероятно, будут иметь более далеко идущие последствия, чем любая другая.
Мировая война действительно стала неизбежной после советского вторжения в Югославию 27 июля, события, которое привело к первому в истории прямому вооруженному столкновению между советскими и американскими войсками. Москва давно искала благовидный повод для реинтеграции Югославии в Варшавский договор после смерти Тито, будучи уверенной, что слабость этой страны, только что лишившейся своего создателя, предоставляет подходящий повод для вмешательства. Поскольку в Югославии начал назревать раскол, в частности, между Словенией и федеральным правительством в Белграде, спонсируемый СССР так называемый «Комитет обороны Югославии» совершал неудачный карательный рейд в Словении. Затем Комитет запросил советской помощи, и такую возможность нельзя было проигнорировать. Через несколько дней советские войска столкнулись с базирующимися в Италии американцами. Опасаясь, что данный кризис может выйти из-под контроля, Вашингтон старался замять конфликт и скрыть его, но тщетно, так как запись, сделанная службой ENG (видеожурналистики) была вывезена в США контрабандным путем предприимчивым итальянским оператором. Кадры уничтожения советских танков в Словении американским управляемым оружием появились на экранах телевизоров по всему миру. Некоторые зрители на Западе даже не знали, где находиться эта Словения. Но еще меньше сомневались в том, что обе сверхдержавы все быстрее скатываются к мировой войне.
Вопрос, что где будет находиться центр любого столкновения армий двух великих блоков не стоял. Это была Федеративная Республика Германия, где Группа советских войск в Германии (ГСВГ), в основном, расположенных в так называемой Германской Демократической Республике (ГДР) столкнулась за значительно более слабыми силами Объединенного Европейского командования (ОЕК) в зоне, называемой в НАТО «Центральным регионом». В ГДР силы Варшавского договора до последнего времени проводили учения настолько впечатляющих размахов, что они сперва вызвали сильные подозрения на Западе, а затем было окончательно подтверждено, что они в действительности являлись скрытой мобилизацией. Другие страны были уведомлены об учениях в соответствии с «Заключительным актом» Хельсинкской конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе. Некоторые меньшие по масштабу, но значимые учения происходили и в Южной группе войск в Венгрии. Именно к ней принадлежали десантная и две мотострелковые дивизии, вторгшиеся в Югославию.
Операция в Югославии дала Советскому Союзу широкий простор для маневра. Если Запад не предпримет ничего, чтобы противостоять ей, быстрое и легкое «возвращение» страны будет само по себе не решающим, но полезным в качестве грубого предупреждения союзникам по Варшавскому договору. Если же Запад ответит силой, то это будет нападением на мирную социалистическую страну, и это бы оправдало полномасштабные «оборонительные» действия против НАТО, агрессивного инструмента западного империализма, к чему Варшавский договор уже был готов. Боевые действия между советскими и американскими войсками в Югославии были очень легко представлены в качестве доказательства империалистической агрессии.
Война, которая, как многие считали, уже началась на польских верфях, шахтах и заводах в ноябре прошлого года[3], в стала очевидной и не могла быть отменена. Союзники по НАТО пытались ускоренно завершить мобилизацию, начавшуюся в ФРГ 20 июля, в США — 21, в Великобритании (где сказывалось противодействие профсоюзов — под руководством ведущих английских луддитов) 23 июля, а затем их примеру последовали и другие союзники. Кроме того, в Великобритании начала формироваться Территориальная армия, пополняясь добровольцами, целью которой является как защита от вторжения извне, так и от внутренней подрывной деятельности.
Неохотно принятое, но необходимое решение об эвакуации из Германии членов семей американских и британских военнослужащих и других гражданских лиц была объявлено правительствами 23 июля, а сама эвакуация началась 25. Подкрепления для вооружённых сил США в Европе (USAREUR) начали прибывать по воздуху из соединенных Штатов в тот же день вместе с первыми резервистами для 1-го и 2-го[4] британских корпусов. К счастью, последний корпус, сформированный в Великобритании в 1983 году, в основном, по счастливой случайности имел большинство своих сил (но не все) развернутыми для учений в Германии в начале месяца.
Утром 4 августа 1985 года, во многих европейски городах люди (многие достаточно пожилые, чтобы помнить это), услышали то, что они услышали в сентябре 1939, во многом теми же средствами, за исключением телевизоров: началась мировая война. Люди в Соединенном Королевстве в обязательном порядке получали противогазы и каски, если это требовалось для выполнения их обязанностей, находясь в полном убеждении, что конец близок. В 1985 начали готовить противоатомные бомбоубежища, или, по крайней мере, проверять их, убеждаясь, что они были в порядке и там имелись подготовленные запасы. В то же время были и те, кто с мрачным видом не задавался подобными вопросами, а был достаточно мудрым, чтобы игнорировать любые советы по выживанию при ядерном ударе. В Европейских городах в начале обеих мировых войн готовились к наихудшему. Этого так и не случилось — по крайней мере, не сразу.
В некоторых городах западной Европы не заставили себя ждать нерегулярные громовые, оглушительные раскаты советских бомбардировок. Появилась мучительная неопределенность относительно того, кто в доме остался в живых, и существовал ли дом вообще, когда целые улицы превращались в руины. Первыми подверглись удару места, имевшие значение для переброски подкреплений НАТО на европейский континент. Порты на Ла-Манше в Великобритании, Бельгии и Нидерландах, в меньшей степени во Франции подверглись в первый же день войны массированным ударам ракет большой дальности, запускаемых с советских самолетов. Прибрежные аэродромы, особенно центры военных перевозок и управления движением в Вест-Драйтоне близ Лондона, оказались в числе целей первого удара. Командование противовоздушной обороны Великобритании (UKAD) с самого начала действовала на пределе возможностей. Они были ошеломлены масштабом первого удара, отражение которого еще никогда не отрабатывалось в войне нового типа, в которой компьютеры и ракеты сменили зенитные прожектора и наводимые вручную орудия, как это было прежде.
Операции на севере, вплоть до Полярного круга, начались сразу же по причине значимости для переброски подкреплений через Атлантику. Удары по атлантическим портам последовали очень быстро. Тишину, нарушаемую лишь потрескиванием огня в каминах, разрывали вспышки ужасающего грохота, обломки металла портовых сооружений пылающими снарядами обрушивались на небольшие соседние дома. Когда Советы захватили аэродромы на западе, это ощутила и Франция. Брест и другие порты на канале попали в список городов, подвергшихся ударам, к которому вскоре добавились Шлазго, Бэнтри, Бристоль и Кардифф.
Это дало Советам почти целый день чтобы понять, что вопреки их надеждам и ожиданиям, они получили военного противника в лице Французской республики. Москва твердо верила в то, что французы, как всегда преследующие собственные национальные интересы с привычной целеустремленностью, найдут более благоразумным не вступать в войну. Тем не менее, несмотря на все препятствия, порожденные на пути оборонного сотрудничества западных стран Де Голлевским разрывом с НАТО и всю ставку, которую Советский Союз сделал в последние несколько лет на левое правительство Франции, Французская республика неуклонно придерживалась своих обязательств по Североатлантическому договору.
Несмотря на заверения, транслируемые на весь мир из Москвы о том, что Франция не подвергнется атаке, если останется нейтральной и что карательные и превентивные действия, предпринимаемые СССР против НАТО в этом случае не распространяться дальше Рейна, 2-й французский корпус уже без лишнего шума был переброшен в Германию и передан французским правительством под полный контроль Верховный Главнокомандующего вооруженными силами НАТО в Европе (SACEUR) в ночь с 3 на 4 августа. Вскоре к ним присоединились еще три дивизии и штаб армии, а также французское тактическое авиационное командование для воздушной поддержки французских наземных сил. Французские порты, железные дороги и другие военные объекты, в первую очередь аэродромы, а также французское воздушное пространство были переданы в распоряжение западных союзников. Бомбардировки советскими самолетами Булони, Кале, Дьеппа, а затем Бреста и других портов последовали очень скоро.
Огромное количество советских наземных и военно-воздушных сил было сосредоточено в наступлении на Центрально-Европейском театре военных действий ОВС НАТО в Европе (АСЕ). SACEUR, Верховный командующий войсками НАТО в Европе, американец, стал ответственен за операции от северной Норвегии до юго-восточной Турции, от Кавказа на востоке до Геркулесовых столбов — «ворот» Средиземного моря на западе. Центральный регион, находящийся под командованием немецкого верховного командующего (CINCENT) простирался от южной оконечности Шлезвиг-Гольштейна до Швейцарии, имея на левом фланге Объединенные Силы Северной Европы (AFNORTH) под командованием Британского генерала на левом фланге и Объединенные силы Южной Европы (AFSOUTH) под командованием американского адмирала на правом. Глубоко за центральным регионом находилось зона ответственности Верховного главнокомандующего объединёнными вооружёнными силами НАТО на Атлантике (SACLANT) — американского адмирала на командном пункте в Норфолке, штат Виржиния, а между ними находилось вновь созданное Объединенное командование в зоне западных проливов (JACWA).
Гибель богов обрушилась на Германию. Но войны — это прежде всего люди. Это столь прописная истина, что ее вряд ли стоит повторять — не было бы людей, не было бы и войн. Более того, люди сражаются и умирают в войнах, ранят и убивают других людей, страдают от них и все же, похоже, до сих пор не в состоянии предотвратить их, что подталкивает достаточно умных мужчин и женщин к инфантильному выводу, что если уничтожить все оружие, ведение войн станет невозможным. Поскольку войны — это отражение людей и, в первую очередь людей, принимающих в них непосредственное участие, мы должны отложить общие рассуждения о войне и мире и перейти от созерцания сцен, порожденных этой колоссальной трагедией к знакомству с одним незначительным действующим лицом, чья жизнь до самого своего конца была поглощена войной, чье сознание было полностью поглощено ею, чьи способности и энергий были полностью брошены исключительно на участие в ней, и который не мог иметь не малейшего влияния на ее исход.
Андрей Некрасов родился 13 августа 1961 года в Ростове-на-Дону в семье военного. Его отец был офицером Красной Армии, но проблемы со здоровьем вынудили его уйти на пенсию. После этого он вел тихую жизнь вдовца в родном Ростове. Мать Андрея умерла, отец не женился снова. С детства Андрей и его старший брат мечтали стать офицерами. В 1976 году старший брат Андрея поступил в Рязанскую академию ВДВ и, четыре года спустя, стал офицеров 105-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, и очень скоро попал в Афганистан.
В 1978 году Андрей окончил школу, показав определенные способности в математике, а еще большую склонность к литературе и философии. Однако, он также поступил в военное училище в Омске.
Он был по натуре необщительным и даже замкнутым молодым человеком. В действительности он был несколько застенчив и не легко заводил друзей. К счастью, во время обучения в академии он встретился с таким же по характеру парнем, Дмитрием Васильевичем Макаровым, единственным сыном преподавателя из университета имени Ломоносова в Москве, и между ними сложилась глубокая и прочная дружба.
Перед выпуском, на четвертом году обучения, Андрей узнал о гибели своего брата в Афганистане, в ходе операции против моджахедов, о которой не сообщалось никаких подробностей. Он скорбел по брату, но особенно тяжелым ударом это стало для его отца, которого он так редко видел. В семье без матери они трое, отец и два сына, были очень близки. Отец сейчас был особенно одинок.
По окончании училища в 1982, Андрей получил офицерское звание и был направлен в дислоцированную в Венгрии Южную группу войск министерства обороны, где стал командиром взвода в мотострелковом полку 5-й танковой дивизии[5]. Советские войска за рубежом, как правило, относились к силам первой категории готовности, это же касалось и офицеров. Молодые офицеры начинали службу за границей с самого низкого уровня. Большинство сокурсников Андрей стали командирами не только взводов, но и рот, сразу после окончания академии. По счастливому стечению обстоятельств, Дмитрий также был направлен в 5-ю танковую дивизию и стал командиром взвода в другой роте того же полка.
В 1984 Некрасов был переведен в Белорусский военный округ, где принял командование мотострелковой ротой в 197-ю мотострелковой дивизии 28-й армии. Все дивизии 28-й армии относились к Группе Советских войск в Германии, хотя в мирное время дислоцировались, в основном, в Белоруссии[6]. Помимо обычной боевой подготовки, 28-я армия находилась в постоянной готовности к быстрой переброске в Восточную Германию, где, даже в мирное время находились ее запасы и большая часть тяжелой техники.
В Венгрии Некрасов командовал взводом из тридцати двух человек. В Белоруссии он получил роту, состоящую из трех взводов, в которой, однако, было не более тридцати солдат. Как и большинство таких рот, он была укомплектована только ключевым составом: младшими командирами, водителями БМП, и солдатами с тяжелым оружием. «Пушечное мясо» — автоматчики, пулеметчики, гранатометчики и т. п. поступали в роту только по мобилизации. Уровень подготовки таких резервистов был крайне низким, но, казалось, это никого не волновало. В конце концов, были неисчерпаемые запасы таких солдат.
В июне 1985 в Белоруссии начались крупные учения. Под видом них, как выяснилось позже, Красная армия была частично мобилизована и дивизия была доведена до списочной численности. Резервисты прибыли из мусульманских республик — узбеки, таджики, киргизы. После двух месяцев подготовки (они уже почти забыли, как обращаться с оружием), подразделения были развернуты. Даже когда сборы были завершены, резервисты не были отпущены. Напротив, поступил приказ продолжить подготовку.
Старший лейтенант Некрасов, личный номер Р341266, начал беспокоиться. В качестве одного из лучших офицеров полка он был выдвинут в качестве кандидата на поступление в военную академию имени Фрунзе. Для младших офицеров это означало возможность вырваться из удушающего однообразия службы в качестве младшего офицера и перейти к более интересной и творческой штабной работе. Некрасов уже прошел медкомиссию и был рекомендован командованием, в том числе командиром дивизии. Он получил приказ готовиться к вступительным экзаменам и прибыть в Москву 10 августа. Но сборы затягивались. Некрасов опасался, что если он пропустит эти экзамены, в следующем году может повезти другим офицерам полка и ему придется ждать своего шанса еще год, или в роте что-нибудь случиться и все равно придется ждать. Если так будет продолжаться, он может не попасть в академию никогда. Важно было помнить это. Некрасов, приближавшийся к своему двадцать четвертому дню рождения, очень хотел попасть туда. До вступительных экзаменов оставалось всего две недели, но он так и не получил разрешения присутствовать, и не было никакого признака того, что сборы подходят к концу. Единственным утешением было то, что в дивизии было еще много других офицеров, тоже подавших заявление в академию, и тоже остававшихся в подвешенном состоянии.
Одним из них был никто иной, как его старый друг Дмитрий Васильевич Макаров, который только что был направлен в другой мотострелковый полк той же дивизии.
26 июля началась погрузка тяжелой техники на железнодорожные платформы. На следующий день двое друзей слышали, что в штабе полка работают над обеспечением скрытной переброски сил на дальнее расстояние. Вскоре 197 дивизия совершила ночной двухсоткилометровый марш, и к утру заняла скрытые позиции большой площади в густом лесу. Офицеры знали, что дивизия была на территории Польши. Солдаты не знали. Им не позволялось иметь карты, и они не знали, как их читать. В этом, как учили Некрасова, было преимущество системы: советская армия должна быть готова вступить в бой без подготовки и необходимости точно знать, где именно. Тысячи замаскированных позиций для техники были заранее подготовлены на полянах в дремучем лесу. Это было удивительно удобно.
На следующую ночь, в хорошую летнюю погоду, дивизия предприняла еще один марш на запад, вновь оперативно заняв позиции дивизии, что занимала из накануне.
Некрасову было известно, что многие другие подразделения были вовлечены в грандиозное перемещение войск. Учения? Конечно. Но кое-что было необычно. Беспрецедентный уровень идеологической работы. Политические комиссары[7] всех рангов приводили сотни индивидуальных и групповых занятий о «зверином оскале» капитализма и его паразитической природе, о безработице, инфляции и агрессивной политике капиталистических стран. Такое, конечно, было на любых учениях, но не в таком объеме. Было и нечто более необычное. Во время учений танки, артиллерия, минометы, БМП и другая техника оснащалась только учебными боеприпасами. А дивизия двигалась с боевыми.
Вечером первого августа, когда боеприпасы были уложены, а все машины оснащены и проверены, офицеры генерального штаба провели проверку. Были отмечены некоторые недостатки, которые надлежало исправить в течение ближайших нескольких дней, но в целом, они были удовлетворены результатами проверки.
В 23.00 3 августа дивизия была приведена в полную боевую готовность. Это снова был теплый летний вечер. Происходило нечто важное. Батальоны и роты застыли на лесных полянах. Было зачитано сообщение правительства Советского Союза. Войска НАТО вероломно атаковали вооруженные силы социалистических стран. Все солдаты, сержанты, прапорщики, офицеры и генералы должны выполнить свой долг до конца, отразить капиталистическую агрессию, уничтожить зверя в его логове. Только так народы мира смогут освободиться от капиталистического рабства. Солдаты с энтузиазмом закричали «Ура-А-А!!!», как от них и ожидалось. Некрасов смотрел на серо-зеленый строй и задавался вопросом, сколько еще продлиться этот порыв энтузиазма. В подготовке советских войск были недостатки, которые всплывут наверх в первом же бою. Например, станет очевидным слабое взаимодействие между родами войск. Большая часть пехоты, несмотря на всю подготовку, было немногим более чем стадом. Уровень подготовки младшего командного состава также был недостаточным.
Некрасов находил утешение в размышлениях о мудрости, интуиции и дальновидности советского верховного командования. Наши враги только начали подготовку к войне, а наши войска уже были мобилизованы и развернуты. Наши войска пополнились резервистами, мы получили боеприпасы и выдвинулись на важнейшие направления. Но как наши лидеры смогли рассчитать и предвидеть участки вероломного нападения противника настолько точно, чтобы развернуть там свои силы в тот же день? Это давало богатую пищу для размышлений…
Было еще темно, когда Некрасов выбрался из-под навеса, спешно сооруженного из веток елей, под которым провел последние несколько ночных часов. Летняя погода ухудшилась. Похолодало. Он завернулся в шинель и порадовался, что не было дождя. Тем не менее, он не выспался.
Существовало много пищи для размышлений. 197-я мотострелковая дивизия в настоящее время была рассеяна к северо-западу от Касселя и сегодня утром двинется в бой. Эта мысль свинцовым грузом лежала в глубине души, и он всеми силами старался удержать ее там. Хотя он уже пережил боевое крещение ударом с воздуха, он никогда не был в бою и не был уверен, что сможет управлять своей ротой. Однако пока все было хорошо. Потом уже не будет другого шанса исправить положение, прежде, чем они столкнуться с противником, которым, как ему сообщили, будут британцы. Обходя позиции вместе со старшиной роты, дородным украинцем по имени Остап Беда, недавно прибывшим в роту, Некрасов смотрел, что еще можно было сделать.
Мотострелковая рота под командованием Некрасова в настоящее время полностью укомплектованная, имела 105 солдат, которые пойдут в бой на десяти боевых машинах пехоты (БМП). В первом свете поднимающегося из облаков августовского солнца он видел темные очертания машин, расположенных с интервалами 30 метров на опушке леса. Вокруг кипела деятельность, так как вскоре они должны были вступить в бой. Солдаты старались не слышать доносящиеся с запада гул стрельбы. Они производили укладку оборудования в машины, будучи благодарны, что по крайней мере пока им не было приказано надеть чрезвычайно неудобные костюмы химической защиты.
Каждая БМП несла четыре противотанковые ракеты «Малютка-М», автоматическую 73-мм пушку, два пулемета ПКТМ калибра 7, 62 мм, ПЗРК «Стрела-2М» (аналог американского «Рэд Ай»), противотанковый гранатомет РПГ-16 и десять одноразовых гранатометов «Муха», которые выбрасывались после использования. У солдат каждого отделения была снайперская винтовка и пять автоматов Калашникова[8]. Это была целая маленькая армия. Старшему лейтенанту Некрасову пришлось приложить немалые усилия, чтобы обучать личный состав — задача не из легких, учитывая, что они говорили на полудюжине разных языков, все из которых он не знал, и почти никто не говорил на русском.
Ключевые должности, как правило, занимали русские, или, по крайней мере, владеющие русским языком. Механик-водитель БМП Некрасова был Борис Иваненко, молчаливый и осторожный парень из Полтавы. Конечно, никогда нельзя было знать, кто может оказаться доносчиком, да и в любом случае Некрасов вряд ли стал откровенничать с механиком, но старший лейтенант проникся уверенностью к этому тихому и компетентному человеку, который, зачастую, знал, чего от него хотят еще до того, как это было сказано. В бою хорошо было иметь его поблизости.
Еще одним человеком в роте, которого Некрасов знал лично, был занятный солдат из Казани на Волге, по имени Юрий Юсупов, бывший стрелком в БМП командира роты. Некрасов встретил его добрым словом, когда он прибыл в роту резервистом, и это так поразило простого и одинокого парня, оказавшегося очень далеко от дома и совершенно сбитого с толку происходящим вокруг, что он ответил Некрасову почти собачей преданностью. Младшие офицеры Красной армии не имели адъютантов, но было обычным делом привлекать кого-нибудь из рядовых для исполнения мелких поручений, чтобы самому на них не отвлекаться. В третьей роте Юрий, таким образом, стал личным ординарцем старшего лейтенанта, стараясь, чтобы тот был обеспечен едой и имел возможность поспать в своем простом стремлении сделать добро одному из немногих людей, которые, так далеко от его семьи и друзей отнеслись к нему как к человеку.
В настоящее время рота Некрасова пополнилась шестью новыми солдатами, хотя ей не хватало еще восьми до нормативной численности личного состава. Три таких роты вместе с батареей автоматических минометов с максимальным темпом стрельбы 120 выстрелов в минуту прямой наводкой либо навесным огнем[9], образовывали мотострелковый батальон. Три таких батальона, а также танковый батальон, артиллерийский дивизион и шесть отдельных рот — разведывательная, ПВО, батарея реактивных систем залпового огня, связи, инженерная и транспортная формировали полк. Два других полка 197-й мотострелковой дивизии имели ту же структуру, но вместо боевых машин пехоты (БМП) были укомплектованы бронетранспортерами — БТР, в результате чего дивизия состояла, фактически из одного тяжелого и двух легких мотострелковых полков. Кроме того, в дивизии был танковых полк, полк самоходной артиллерии (в составе которого имелся также дивизион реактивных систем залпового огня БМ-27), зенитно-ракетный полк и несколько отдельных батальонов — разведывательный, батальон связи, ракетный (с установками «FROG-7»)[10], противотанковый батальон (ИТ-5), инженерный, химической защиты, транспортный, ремонтный и медицинский. Также, дивизии будут приданы два или три батальона КГБ.
197-я мотострелковая дивизия вступила в бой утром 7 августа, чтобы сменить 13-ю гвардейскую мотострелковую дивизию, которая в течении трех дней медленно наступала, пробиваясь через оборону 1-го британского корпуса.
До того, как она пересекла границу между двумя Германиями, чтобы вступить в бой на территории ФРГ, 197-я мотострелковая дивизия, находящаяся еще в 50 километрах в тылу во втором эшелоне, подверглась мощному удару авиации НАТО, понеся весьма значительные потери. Фиксация потерь личного состава, как обычно, не отличалась ни оперативностью, ни точностью. Утренние рационы для 3-й роты старшего лейтенанта Некрасова, потерявшей больше солдат, чем все другие в ходе авиационного удара, были выданы из расчета на полную роту.
Старшина выдал Некрасову двойную 100-грамовую порцию водки, установленную в летнее время и две галеты, а не положенную одну.
- Еще водки, товарищ старший лейтенант? — Спросил заботливый старшина.
- Нет, к черту. Выпьем вечером, если живы останемся.
- Точно, — сказал старшина, опрокидывая двойную порцию в хорошо тренированное горло. Ему хотелось бы еще больше, но он не решался сделать этого без разрешения офицера.
- Как личный состав?
- Голодные, товарищ старший лейтенант. И поэтому очень злые.
- Злые это неплохо. Все готовы? — Некрасов приладил ларингофон.
- Так точно!
- Тогда вперед, — отдал он приказ.
Третья рота ожила, запустив двигатели десяти БМП, и двинулась в рассветный туман и свое неясное будущее, в котором никто из них не видел ничего хорошего.