Третья Мировая война: нерасказанная история

ГЛАВА 16 ЛОВУШКА НА СЛОНА: ЦЕНТРАЛЬНАЯ АМЕРИКА

В последние три года перед мировой войной, Центральная Америка была ловушкой на слона и бомбой замедленного действия. Соединенные Штаты почти упали в ловушку и взорвали бомбу.

В начале 1984 года, продолжавшаяся на правой стороне южной части американского заднего двора война, шедшая в духе Вьетнамской, взорвалась с новой силой. Похоже было, что США проиграли, а коммунистическая Куба и Сандинистское Никарагуа выиграли, хотя экономические эксперименты на Кубе и в Никарагуа представляли собой доказанную катастрофу для их собственных народов. Это была война, начавшаяся в Сальвадоре, и затем распространившаяся на четыре другие некоммунистические страны Центральной Америки — милитаристские Гватемалу и Гондурас, проблемную Панаму и даже демократическую Коста-Рику.

Кризис внезапно обострился, так как союзная Америке христианско-демократическая Венесуэла была втянута в войну с союзной Кубе Гайаной. Была и абсурдная опасность того, что все важные страны Карибского бассейна (Тринидад и Тобаго, Антиколониалистская Гренада и Ямайка) могут в некоторой степени оказаться на стороне Гайаны.

Кризис этот был предотвращен самым неожиданным способом, отчасти потому, что Соединенные Штаты пошли на столкновение лицом к лицу с Кубой, но и потому, что в Венесуэле в декабре 1983 года (в первую очередь, к ужасу Америки) пришли к власти социал-демократы. После этого венесуэльско — мексиканский союз оказался важнейшим стабилизирующим фактором в регионе, в последний момент принеся мир и компромисс. Если бы этого не произошло, если бы Карибский бассейн превратился с советское «внутреннее озеро», западный альянс почти неизбежно оказался бы втянут в Третью Мировую войну.

Для всех «слонов» которым теперь предстоит ступать осторожно в послевоенном мире, в возможно, опасном и нестабильном 1987 году, те события поучительным уроком остались в живой памяти. Они также несут в себе надежду.

В течение восьмидесятых не все в Центральной Америке силы, требовавшие перемен, были революционными или поддерживаемыми Кубой. Существовали также умеренные и реформистские движения, пытавшиеся остановить революционную волну и начать реформы в своих странах, где многие поколения людей угнетались небольшим количеством богатых семей, где было слишком много военных и один из самых низких уровней дохода на душу населения в мире.

Левоцентристских умеренных реформаторов представлял Социалистический интернационал, тесно связанный с социал-демократическими партиями в Венесуэле, Коста-Рике, Мексике и влиятельными группами в Сальвадоре. В свое время он также имел влияние в Никарагуа, но с приходом к власти Сандинистов начал сползать под контроль коммунистов. Справа от центра находилась Organizacion Democrata Cristiana de America (ODCA) под председательством Венесуэлы (Аристид Кальвани) и влиянием президента Сальвадора Дуарте и нескольких политических партий в странах Карибского бассейна.

Кубинцы и Советы принятии решение в первую очередь заняться созданием проблем для ODCA (например, Сальвадора и Венесуэлы).

Уже в 1980 лидеры Кубы провели ряд тайных встреч с лидерами марксистских движений центральной Америки, чтобы обсудить планы по популяризации в регионе. У них в тот момент был повод для торжества.

Это была военная победа Сандинистского движения в Никарагуа, приведшая к свержению династии Самосы.

Соединенные Штаты оказались в полной изоляции в своей последней попытке сохранить «Самосим без Самосы». Это событие вызвало в американской администрации глубокое беспокойство по трем причинам. Оно показало, что партизанское движение в Центральной Америке может успешно бороться с подготовленной США, но политически деморализованной армией, такой, как национальная гвардия Самосы. Оно смогло установить собственное правительство в материковой части Центральной Америки и находилось под мощным кубинским влиянием. Прежде, чем превратиться в почти полностью коммунистическое движение, Сандинисты явно пользовались широкой поддержкой населения.

На встрече набирающие в Никарагуа силу марксистов в 1980-м звучал голос Фиделя Кастро, однако реальная власть находилась в руках президента Советского Союза Брежнева[142], который подпирал неэффективную экономику Кубы сорока миллионами долларов каждую неделю. В 1980 году советы привлекла возможность утроить Соединенным Штатам глубокую ловушку на их южном «заднем дворе», чтобы те безуспешно пытались бы решить проблемы и не смогли бы вмешаться в ход критически важных событий в другой части мира.

Советские стратеги считали, что и Центральная Америка и Карибский бассейн в настоящее время созрели для революции. Они убедились, что Куба может использоваться в качестве плацдарма для мощной политической и стратегической поддержки подрывных сил во всем регионе. Это обстоятельство могло сковывать сил США и снижать престиж Америки, что позволило бы Советскому Союзу наносить более решительные удары и развивать собственные инициативы в других регионах мира. Для США было бы затруднительно перевести вопрос о центральной Америке в плоскость конфликта восток-запад и таким образом, привлечь к его разрешению своих союзников. Советы были уверены, что американское общественное мнение будет истерически протестовать против задействования регулярной армии для борьбы с повстанцами в регионе, события в котором американское телевидение комментировало почти что ежедневно. Перспективы, видимые из кремля, были очень заманчивыми.

Несмотря на ужасное болото, в котором тонула его экономика, Фидель Кастро в начале 80-х находился в приподнятом настроении. Эмиграция более чем 125 000 кубинцев с острова после открытия весной 1980 порта Мариэль для всех, кто желал уехать, как ни странно, дал ему политическую передышку. Это позволило ему избавиться от нескольких тысяч злостных преступников и немалого количества психически больных. Почти все «Мариелотцы» поселились на юге Флориды, сделав Майами лидером страны по числу убийств и уровню торговли наркотиками. В политическом плане, позволив покинуть страну некоторому количеству оппозиционеров, Кастро снова сумел сплотить вокруг себя различные фракции политической элиты Кубы: военных, радикальных революционеров и всех остальных, вплоть до умеренных. Последних представлял министр экономики Карлос Рафаэль Родригес.

Кастро увидел возможность взять реванш в латинской Америке, на материке, вырваться из региональной изоляции, в которой Куба находилась на протяжении многих лет, дать выход энергии мощным кубинским вооруженным силам, участвовавшим в серии войн в Африке. Он рассказывал своим коллегам-марксистам из Никарагуа, что сейчас имеет в соединенных штатах мощный ресурс в виде национальных меньшинств. Если администрация в Вашингтоне сократит расходы на социальное обеспечение, а она наверняка пойдет на это, по стране прокататься беспорядки черного и латиноамериканского населения. В Центральной Америке главной целью была гражданская война в Сальвадоре, которая была, по крайней мере отчасти, реакцией на возвращение к власти христианских демократов в Венесуэле.

До декабря 1979 года у власти в Венесуэле находились социал-демократы, слишком осторожные, чтобы идти на конфронтацию с Кубой. После выборов в в этом месяце, к власти пришли христианские демократы, которые выступали на политику открытой конфронтации с Кубой и более тесные связи с США. Как следует из сведений, поступивших из Гаваны, где утечки информации были так же часты, как и в Вашингтоне, в 1981 году Кастро направил Брежневу в Москву меморандум, суть которого заключалась в следующем: «Правительство Венесуэлы является ключевым союзником США в регионе. Без Венесуэлы США могут оказаться в изоляции в Центральной Америке, и это могло бы способствовать революциям в Сальвадоре, Гватемале и Гондурасе, а радикализация Сандинистского правительства в Никарагуа пойдет гораздо быстрее. Правительство Венесуэлы заняло выражено антикубинскую позицию. Оно признает распространение коммунистического влияния в Центральной Америке и странах Карибского бассейна серьезной угрозой своей национальной безопасности. Оно способно поддержать другие страны Латинской Америки, которые также столкнулись с этой угрозой, в частности, Бразилию. К счастью, у нас есть два преимущества. Во-первых, это сильная внутренняя оппозиция политическому курсу Венесуэльского правительства. Во-вторых, это правительство проявило себя сборищем дураков, оказав решающее влияние на назначение ставленника христианских демократов президентом Сальвадора. Американцы полагают, что:

а) этот человек является адекватной фигурой для контроля над военной хунтой (в реальности он слишком слаб);

б) он выглядит как харизматичный умеренный, однако слишком неубедительно выступает на американском телевидении, особенно когда пытается говорить по-английски;

в) он будет поддержан Мексикой (чего не будет).

Именно в Сальвадоре революционные коммунистические силы должны теперь нанести удар».

Эта оценка не слишком отличалась от той, что была дана по другую сторону океана. Документ, который был положен на стол новому президенту США в то же время (и, как ни в чем не бывало, попавший в руки журналистов) звучал следующим образом: «оказавшись перед выбором между репрессиями и революциями в Центральной Америке, Соединенные Штаты должны найти третий путь. Осуществляя помощь военным режимам Сальвадора, Гватемалы и Гондураса, США должны:

а) оказывать давление на правительства, требуя реформ, направленных на уменьшение поддержки революционеров;

б) призывать к снижению уровня «официального терроризма»;

в) защищать нынешнее правительство Сальвадора от переворота крайне правых сил;

г) решительно выступать, при необходимости силовыми методами против прямого участия кубинских войск в партизанской войне в Сальвадоре;

д) пытаться разделись социал-демократов Сальвадора от коммунистов».

Первый пункт был направлен на социал-демократическое правительство Мексики.

Однако этот подход не удался. Специальный представитель США в Мехико, как теперь обнародовано, отправил обратно отчет следующего содержания: «мы столкнулись лбом с ужасной дилеммой. Мексиканская оценка ситуации в центральной Америке и странах Карибского бассейна принципиально отличается от американской. Мексиканцы предполагают, что подрывная деятельность в этом регионе является следствием социально-экономической отсталости и угнетения. Они считают, что военные режимы Сальвадора, Гватемалы и Гондураса долго не продержаться. Они утверждают, что стабильность в регионе усилиться, если эти диктаторские режимы будут заменены левоцентристскими народными правительствами, которые проведут аграрную реформу, установят демократические свободы и ликвидируют контролируемые правыми секретные армии[143]».

«Мексиканцы не отличаются от нас во мнении, что оптимальный выход из кризиса существует, но расходятся с нами во мнении о том, каким способом это произойдет. Мексика не поддержит новое правительство Сальвадора. Правящая партия в Мексике имеет тесные связи с социалистическим интернационалом. Она считает, что социальные перемены неизбежны и оппозиция военным режимам дает лучшие надежды на долгосрочную стабильность».

Вполне возможно, что посол США преувеличивал реальную позицию Мехико. В неофициальном разговоре с одним выдающимся американцем, президент Мексики задал вопрос: «Почему США допустили захват власти в Никарагуа коммунистическими Сандинистами?».

- Но, — ответил изумленный профессор — Ваше превосходительство выступили в поддержку Сандинистов!

— Да, сказал президент. — Этого требовали политические соображения.

Все это и позволило расставить ловушку на слона.

Первым этапом кризиса было усиление революционной войны в Сальвадоре. То, что началось как серия столкновений плохо обученной и плохо вооруженной армии с несколькими партизанскими отрядами переросло в серьезную войну, охватившую широкие слои сельского населения. Армия Сальвадора получила поддержку от США, партизаны — от Кубы.

Президент Сальвадора был хорошим, но проблемным человеком, и как все проблемные люди, он потерял власть. В выборах 1982 года принимали участи только те, кто резко выступал против партизан, решились баллотироваться или голосовать. Они проголосовали с незначительным перевесом за коалиционное правительство правоцентристских христианских демократов. Если бы эти выборы проводились среди протестантов Северной Ирландии, большинство в то время также не проголосовало бы за любого, кто пытался быть центристом или был «слишком мягок». Некоторые умеренные попытались на некоторое время присоединиться и поддержать новую коалицию — однако под ударом своих слишком принципиальных коллег и американской прессы, окрестившей их «украшением фашистской банды убийц» — позже вышли из нее. Оставшиеся в коалиции правоцентристы горько обвинили «так называемому умеренную оппозицию» в провале «демократического эксперимента» и обвинили левые американские газеты в поощрении гражданской войны.

Для ряда правых офицеров, уход умеренных был хорошей новостью. Военные и демагоги «жесткой линии» взяли власть в свои руки и поклялись вести войну против коммунистических партизан до тех пор, пока партизаны не будут полностью уничтожены. Начались жестокие убийства людей, даже отдаленно причастных к партизанскому движению. Многие из умеренно настроенных людей пошли на глупый шаг, присоединившись к коммунистам, и разрушительная гражданская война вспыхнула с новой силой.

Это возымело отчаянные последствия для крестьянского населения этой крошечной, но густонаселенной страны. К сожалению для США, теперь не оставалось места для притворства, будто они защищают демократию в Сальвадоре. Было необходимо прямое и твердое решение, поддерживать или нет военное правительство страны.

Администрация США решила поддержать его. С поддержкой американских военных советников и поставками значительного количества вооружений и техники, началась основная операция по борьбе с партизанами, которая не могла не сработать. Военные Сальвадора, воодушевленные лозунгом «Победа или смерть!» и американской поддержкой, подняли уровень насилия в этой войне настолько, что к настоящему времени обеспечили партизанам поддержку населения. Обе стороны, и партизаны и правительственные силы действовали с все большей жесткостью по отношению к мирному населению.

Либеральная оппозиция в США взорвалась. В 1981 году кубинцы подготовили планы организации демонстраций черного и латиноамериканского населения против снижения уровня жизни, которое ожидалось от администрации США, однако показали обычную неспособность организовать демонстрации (которые уже были проплачены) в нужное время. Эта неэффективность, однако, дала кубинцам больше преимущество. Подобно тому, как случилось в 1968 году, проплаченные демонстрации вызвали прокатившуюся по всей Америке волну насилия. Достойные молодые люди и другие политические силы, что было вполне очевидно, присоединились к акциям протеста против «Нового Вьетнама».

В конце 1983 война в Сальвадоре распространилась на всю Центральную Америку. На определенном этапе, она охватила все пять Центральноамериканских республик.

Еще до правого переворота в Сальвадоре, правительство Сандинистов в Никарагуа прошло печальной кубинской дорогой. Под давлением ухудшающейся экономической ситуации, правительство Никарагуа начало арестовывать и бросаться в тюрьмы местных и даже иностранных бизнесменов, так как она занимались «клеветой», вместо оказания помощи экономике страны. В ответ США заморозили экономическую помощь Никарагуа, Венесуэла последовала их примеру. Это подвигло про-кубинское Сандинистское правительство просить у Советского союза экономической и иной помощи. Куба громко и гневно осудила «Американскую интервенцию против Никарагуа» и начала утверждать, что «армии наемников» на деньги США и Венесуэлы в настоящее время обучаются в Коста-Рике для войны против Никарагуанской революции.

Все больше кубинских военных советников и оружия попадало в Никарагуа. Мексика не видела в этом пользы. Она заявляла, что отрезав экономическую помощь Никарагуа, США толкали ее в руки Советского Союза.

Некоторые гораздо более зловещие силы стали опасаться (или надеяться) того же самого. В Гватемале, хорошо организованная и оснащенная партизанская армия заставила военных опасаться, что полномасштабная революционная война может разразиться очень быстро. Проблема затрагивала и Коста-Рику, страну, у которой не было вооруженных сил — только полиция, которая гордилась своим внутренним спокойствием и пацифизмом на мировой арене. Снижение уровня жизни в до сих пор зажиточной и цивилизованной Коста-Рике, а также падение цен на кофе и другие продукты экспорта подготовили почву для появления чего-то неслыханного ранее — крошечных, но крайне эффективных террористических групп. То же самое произошло в Панаме, где смерть в 1981 генерала Торрихоса породила вакуум власти, способствовавший возрождению левой революционной деятельности. Беспорядки у панамского канала вызвали серьезную обеспокоенность среди высших офицеров ВМС США.

Гватемала приняла глупое решение вмешаться в конфликты в Сальвадоре, Гондурасе и Никарагуа. В конце лета 1983, военное правительство Гватемалы, столкнувшись с собственным крупным партизанским движением, отправило войска через границу, чтобы оказать поддержку Сальвадорской армии, ведущей ожесточенные бои с партизанами на севере страны.

Гондурас позволил силам бывшей национальной гвардии Самосы действовать против приграничный районов Никарагуа со своей территории. Пограничные столкновения превратились в острые кровопролитные бои, продолжавшиеся все сентябрь и октябрь 1983 года. Никто не объявлял войны. Гондурас обвинял Сандинистов в содействии революционным силам. Никарагуанское правительство осуждало гондурасское «вторжение» и мобилизовало народное ополчение «для защиты отечества». Организация американских государств (ОАГ) созвало в октябре совещание, которое закончилось вялым «осуждением всех актов агрессии». Война в Центрально Америке вдруг стала похожа на транснациональную борьбу левых против правых. Государственные границы вот-вот могли потерять всякое значение.

В этот момент вспыхнула Венесуэльско-Гайанская война.

Венесуэльские всеобщие выборы должны были состояться в начале декабря 1983 года. В период власти христианских демократов в Сальвадоре, Венесуэла выступала жестким союзником США. Но ее собственный народ не хотел этого. Опросы общественного мнения, даже на данном этапе показали, что лишь 10 процентов Венесуэльцев считали, что их страна должна вмешаться в ситуацию в Сальвадоре и помогать хунте. Почти 60 процентов считали, что Венесуэла должна возобновить оказание помощи Никарагуа.

Война с про-кубинской Гайаной была радостно встречена некоторыми крайне правыми политиками в Венесуэле, а также некоторыми Венесуэльскими военными, однако она была инициирована про-кубинсикими политиками в Гайане. Конфликт между двумя странами было просто разжечь, так как Венесуэльцы считали, что два трети территории Гайаны должны были принадлежать Венесуэле. Некоторые политики в Гайане хотели теснее интегрироваться свою страну с Кубой, чтобы продвинуться к верхушке. Они могли чувствовать уверенность в том, что действия вооруженных банд на спорных территориях, иногда переходящих границу, вызовет реакцию Венесуэльских генералов. Детонатор сработал, и реакция была запущена. На сей раз, замаячил призрак войны по всей Южной Америке.

Гайана запросила Кубинской военной помощи. Новые группы кубинских «советников» быстро появились в стране. Все остальные страны Карибского бассейна пытались убедить Венесуэлу и Гайану разрешить конфликт мирным путем. Общей настрой был против Венесуэлы. Вдохновленные левыми кампании против «венесуэльского империализма» распространились по Тринидаду, Тобаго, Антиколониальной Гренаде, Доминиканской республике и даже Ямайке. Испытывали неловкость и США, оттого, что их ключевой союзник в деле сдерживания подрывной деятельности в странах Центральной Америки и Карибского бассейна из-за территориального спора начал терять девяностолетние симпатии в преимущественно черных и англоязычных странах Карибского бассейна. Куба не упустила возможности продемонстрировать свой антиколониализм. Она подготовила к отправке на материк военные части «по просьбе дружественного правительства, которому угрожала иностранная агрессия».

В ноябре 1983 года положение Соединенных Штатов в Центральной Америки было наиболее плачевным. Администрация США, проводя политику сдерживания подрывной деятельности, но, в принципе, не возражая против умеренных реформ, уже почти отказалась от надежды найти некую альтернативную среднюю дорогу в странах, раздираемых правыми и левыми экстремистами. Мексика сохраняла антиамериканскую позицию, будучи готовой пойти на риск с левоцентристами и более радикально левыми движениями. Правительство Венесуэлы, в основном, потеряло способность действовать, так как приближались выборы, а ее пограничные споры с Колумбией и Гайаной вызывали недовольство на международном уровне. Советский Союз с радостью наблюдал за тем, как Соединенные Штаты попали в ловушку для слона и слабо пытались из нее выбраться, в то время как кубинские союзники Советского Союза восстановили свой политический престиж и получили возможность военного вмешательство по просьбе «дружественных правительств», как они уже делали в Африке.

Одним из примеров этого было то, что кубинские техники ускорили начатые в 1980 году работы над новым аэродромом в Гренаде, который явно был способен принимать крупные боевые самолеты. Соединенные Штаты должны были решить, предпринимать ли им военную операцию для недопущения появления «новой Кубы», лежащей на полпути между Центральной Америкой и Карибским островами.

Администрация США решила, что единственным выходом из ловушки будет старая политика Тедди Рузвельта, которую можно охарактеризовать как «Говори вежливо, но держи за спиной большую дубину». «Большой дубиной» оказались заголовки газет. США предупредили Кубу, что любая отправка дополнительных войск в другие страны будет рассматриваться как повод к войне. Корабли Атлантического флота США взяли на прицел объекты по всему острову. Вашингтон объявил, что любая атака на эти корабли повлечет удар с воздуха по выбранным объектам на Кубе. «Вежливым словом» было заявление США о том, что «в связи с кризисом, к которому сейчас явно движется Советский Союз, для стран Центральной Америки и Карибского бассейна, так далеко от его границ, не будет никакого смысла сохранять свой вассалитет. Мы будем готовы протянуть подлинную руку помощи тем странам, которых хотят отринуть вассальную зависимость. И мы не имеем никакой враждебности к лидерам, находящимся сейчас у власти».

Эта политика сработала. Корабли не подверглись атаке, а кубинские подкрепления не были направлены на материк или в другие страны Карибского бассейна. ЦРУ объявило это торжеством политики «большой дубины». Как сообщала «Нью-Йорк Таймс», ЦРУ было уверено, что «умеренные силы в кубинском руководстве озабочены ужасным экономическим положением страны и кризисом, назревающим в Советском Союзе. Они готовы свергнуть кубинское руководство, если то прибегнет к ракетным атакам на американские корабли». Предлог для отступления Кубы был более тонким. «Мы можем позволить себе быть терпеливыми, — говорилось в коммюнике кубинского премьера. — Революции против репрессивных режимов Центральной Америки уже необратимы. Если США попытаются помешать им, они проиграют. Если бы США переключились на поддержку менее фашистских режимов в странах, управляемых хунтами, было бы целесообразным пересмотреть наши отношения с ними. Но давайте не будем предпринимать усилий, пока христианские демократы не проиграют выборы в Венесуэле в начале декабря».

Он знал, о чем говорил. Социал-демократы (Accion Democratica) выиграли венесуэльские выборы со значительным перевесом. Администрация США, первоначально пришедшая в ужас от этого, позже нашла веские основания для удовлетворения.

Новый избранный президент Венесуэлы, который должен был вступить в должность в апреле следующего года в соответствии с конституцией страны, провел несколько ранних встреч с лидерами США и Мексики. Он ясно дал понять, что Венесуэла более не собирается следовать американской интерпретации конфликтов в Центральной Америке в категориях противостояния Востока и Запада. Он заявил, что собирается поддержать умеренные силы в правительствах Сальвадора и Гватемалы. Он также заявил специальным представителям США о принятии американской политики «тихого слова и большой дубинки» по отношению к Кубе. Однако, что касается «большой дубинки», Венесуэлы никогда не поддержит военное вмешательство иностранных держав в дела стран Центральной Америки и Карибского бассейна. Что же касается «тихого слова», Венесуэла, как и Мексика, рассматривала Кубу как латиноамериканскую страну, которую можно постепенно отучить от советского влияния при помощи политики осторожного сближения, такова была политика Мексики в течение двадцати лет, такова была политика Венесуэлы с 1973 по 1978 годы, и такова будет официальная позиция правительства Венесуэлы с 1984 года.

Новый альянс между Венесуэлой и Мексикой показал себя терпеливым, систематическим и достаточно эффективным. Изоляция военных режимов в Сальвадоре и Гватемале, которые в настоящее время пользовались поддержкой крошечного меньшинства, позволила Венесуэле и Мексике удивительно легко создать демократический союз против них.

Мексика и Венесуэла убедили ведущих Сальвадорских социал-демократов отделиться от наиболее радикальных элементов из марксистского «Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти» и примкнуть к «единому фронту» демократических сил, таких как Христианские демократы для создания временного правительства. США предложили созвать международную конференцию с участием всех Сальвадорских демократических сил под эгидой Мексики и Венесуэлы. Основной задачей США было убедить крайне правых членов военного правительства Сальвадора начать переход к демократии. Членам Сальвадорской хунты было предложено только отсутствие преследований за «военные преступления» и то, что это будет почетным концом их политической карьеры, после чего они останутся достаточно богатыми людьми.

Первоначальная реакция на эти предложения была одинаковой и со стороны правых военных и со стороны партизан-марксистов: полное неприятие. Марксисты также осудили «попытку украсть победу у народа Сальвадора».

Это склонило администрацию США к принятию Мексикано-Венесуэльского плана. Вашингтон поставил три условия:

а) никакого кубинского участия на любой стадии переговоров;

б) недопущение занятия марксистами и прокубинскими деятелями ключевых постов в новом правительстве Сальвадора;

в) проведение всеобщих выборов через шесть месяцев после установления временного правительства.

В США нашлись те, кто посчитал, что это приведет к изменению политики в сторону дружественного союза, подобно тому, как произошло с Тхьеу во Вьетнаме. Другие видели в этом просто мудрое решение, подобно достигнутому в Родезии-Зимбабве. Оптимизм подпитывало и то, что правительство Никарагуа под давлением экономического кризиса и разочарования из-за отсутствия дополнительной поддержки Кубы покачнулось обратно к центру. Новый президент Венесуэлы нанес государственный визит в Никарагуа в мае, всего через три недели после своей инаугурации. Он был с энтузиазмом встречен населением страны, которое не забыло о роли Венесуэлы в свержении Самосы в 1979 году и выразил надежду, что Никарагуа заслуживает лучшего и демократического будущего. Это послание не прошло мимо терявших поддержку масс левых лидеров Сандинистов. Они стремились избежать изоляции страны.

Кубинский лидер прибег к последним мерам, чтобы предотвратить волну спонсируемых Мексикой и Венесуэлой политических реформ. Он направился в Никарагуа в то же время, когда делегация Мексики начала разрабатывать планы по демократизации Сальвадора. Однако его усилия по созданию «фронта отказа» провалились даже в Никарагуа. США смотрели на его действия с настороженностью, хотя умеренным Сандинистам было известно, что они рассматривают вопрос о восстановлении дипломатических отношений и оказанию помощи в том случае, если Сандинисты освободят политических заключенных, установят гражданские свободы и снова разрешат выпуск оппозиционных газет.

Вследствие всего этого Кубе к началу 1985 году пришлось пересмотреть свою позицию и сделать это как можно быстрее.

Когда летом 1985 года началась Третья Мировая война, Сальвадор стал просто опасно демократическим. В Гватемале и Гондурасе все еще действовали военные диктатуры, но они держались уже менее прочно. К сожалению, президент Мексики был убит в январе, однако все предполагали, что Мексика и Венесуэла продолжат проведение программы «политического решения» в этих двух странах. Умеренные силы в Никарагуа имели все больше влияния в политическом руководстве страны (которое теперь надеялось на предоставление помощи США и Венесуэлой, а также Международным Валютным фондом). Однако никарагуанские военные все еще придерживались левого курса, так как систематически пронизывались влиянием Кубы. Аналитики МВФ по прежнему считали, что в Никарагуа имеется слишком много военных, считающих себя социалистами. По их мнению, это была не слишком благоприятная экономическая ситуация.

Кубе пришлось пересмотреть свои планы, когда советские танки вошли в Западную Европу. Приказ из Москвы был однозначен: «Начать полномасштабную войну против Соединенных Штатов». Кубинцы выполнили этот приказ частично. Американцы поступили глупо, слишком остро отреагировав на вялые действия кубинцев.

После отчаянного совещания на высшем уровне в Гаване после начала войны 4 августа 1985 года, кубинцы отправили в Москву длинное зашифрованное сообщение. Первые тридцать его страниц содержали подобострастное выражение одобрения советскому революционному правосудию. Шифровальщики в Москве, работавшие над декодированием сложным шифром «Атропа» сообщением, не могли скрыть своего нетерпения. В конце концов, сообщения ждали в Кремле, однако в нем содержалось не то, что Кремль хотел услышать. Важнейшая часть кубинского послания в Москву была предоставлена 5 августа. Оно гласило: «Угроза социалистической Кубе огромна, рассматривается возможность ответного ядерного удара со стороны США. Мы можем сделать очень немногое. Куба не имеет достаточных военных сил для вторжения в основные страны Латинской Америки. Воздушная атака на США слишком рискованна. О действиях на море не может быть и речи: кубинский флот способен лишь на ограниченные действия, направленные охрану границ и самооборону. Превосходство американского военно-морского флота в регионе является подавляющим. Серьезно рассматриваются лишь атаки на конкретные объекты в Карибском море (например, на Пуэрто-Рико). Однако согласно нашему единодушному мнению, они будут безрезультатны и лишь помешают советским планам на данном этапе конфликта».

«Мы, тем не менее, настроены на самые решительные действия в поддержку дела социализма. Наши действия будут происходить в трех формах. Во-первых, мы усилим воздушные поставки боеприпасов, снаряжения, а также направим некоторые силы в конкретные регионы материковой части Центральной Америки, уже находящиеся под контролем социалистических властей и партизанских движений. Во-вторых, мы приведем наши ракетные и военно-воздушные силы в готовность для атаки на американские корабли и конвои, идущие в Европу. Мы уверены, однако, что вы понимаете, что такой удар должен быть нанесен в подходящий момент, когда он сможет быть нанесен наиболее мощно и эффективно. Если мы нанесем его преждевременно, до того, как действительно важные силы выйдут в море, мы можем оказаться уничтожены американскими ядерными ракетами. И все усилия, которые мы сможем предпринять, как независимая социалистическая страна, находящаяся у самого сердца капитализма могут быть похоронены в течение пяти минут. В-третьих, нашим наиболее непосредственным вкладом будет то, что вся Куба будет мобилизована на эту войну. Наши вооруженные силы будут сосредоточены у американской военно-морской базы в Гуантанамо. Атака на базу будет начата в тот же момент, когда будет начнутся удары по американским конвоям».

Сообщение, зашифрованное шифром «Атропа» было прочитано после декодирования двумя очень разными генералами: одним в Москве, другим в Майами.

Генерал армии И.П.Серый из Второго главного управления Генерального Штаба (ГРУ) точно запротоколировал суть сообщения для советского Верховного главнокомандования: «Куба явно дезертировала также позорно, как Муссолини бросил Гитлера в 1939 году. Кубинцы вступят в войну только тогда, когда будут уверены, что мы побеждаем. После победы Советского союза мы должны относиться к этим предателям менее любезно, чем Гитлер относился бы к Муссолини, победи он в 1945».

Соединенные Штаты взломали шифр «Атропа» еще до того, как всепобеждающая японская компания «Фуджитсу» подписало соглашение с крупнейшей компьютерной компанией Америки в 1984 году. Еще до того, как генерал Серый получил расшифровку сообщения, ее получил генерал-лейтенант Генри Дж. Ирвинг, начальник штаба американский сил оперативного развертывания* (известный своим друзьям по прозвищу «Хэнк-парень-что-надо»). Согласно генералу Ирвингу «Как стало известно из перехваченного сообщения, силы кубинских коммунистов, делая вид, что заняли выжидательную позицию, готовятся атаковать американские конвои при помощи ракет и авиации, как только те выйдут в море, а также к атаке в нужный момент (возможно, с применением химического, биологического или ядерного оружия) на Гуантанамо. Представляется важным принять к исполнению план удара конвенциальными средствами[144] по Кубе задолго до удара кубинцев».

Американский план был принят для исполнения. С военно-воздушных баз во Флориде и авианосцев атлантического флота был нанесен удар разрушительной силы по военным и промышленным объектом на Кубе. Мощь атаки полностью подавила кубинскую ПВО и привела к многочисленным жертвам. Началась морская блокада острова, отрезавшая Кубу от остального мира. Американские войска (в том числе, кубинские эмигранты и филиппинские наемники) начали сосредотачиваться для высадки на остров.

Соединенные Штаты не ожидали острой реакции других стран Латинской Америки. Генеральный секретарь ОАГ направил президенту США срочное сообщение 10 августа: «Хотя все члены ОАГ, в общем, приняли сторону Америки в глобальном конфликте с Советским Союзом, я должен сообщить вам, что присутствует всеобщее возмущение и неприятие действия США, которые приведут к гибели еще большего количества мирных жителей Кубы. Кубинцы не предпринимали никаких военных действия против США, но вы бомбите их. Я прошу немедленно дать мне гарантии того, что американское ядерное оружие ни при каких обстоятельствах не будет использовано против Кубы, а жертвы среди гражданского население будут сведены к минимуму».

«Хэнк-парень-что-надо» воспринял это сообщение как ужасную наглость. К счастью, развитие событий в Европе охладили его пыл относительно вторжения на Кубу. В день, когда стало ясно, что Советский Союз распадается, министр экономики Кубы доложил премьеру: «наш великий советский союзник проиграл эту войну. Давайте проявим себя разумно, беря пример с генерала Франко после того, как Гитлер потерпел поражение в 1945. У нас есть преимущество, которого не было у Франко в денацифицируемой Европе в 1945. Многие из наших братских стран Латинской Америки являются союзниками США, но не являются слепыми проводниками американских интересов. Они воспримут поражение Советов со смешанными чувствами, потому что они опасаются, что США, оказавшись свободными от сдерживающего влияния Советского Союза, могут попытаться взять под жесткий контроль над своей Латиноамериканской «Зоной влияния». Прежние страхи перед «подрывной деятельностью Советского Союза и Кубы» сменяться страхами перед американским неоколониализмом.

«В течение следующих нескольких критически важных дней, мы должны приказать нашим добровольческим силам, которые все еще сражаются на стороне партизан в Центральной Америке сдаться местным правительствам, возможно, попросить защиты у Мексики и Венесуэлы. Но мы не должны принимать никаких американских ультиматумов о капитуляции самой Кубы и заявить, что против любого вторжения американских войск кубинские вооруженные силы будут бороться до последнего человека».

Это предложение было принято. Некоторые из оставшихся кубинских войск на материке были так или иначе изолированы и сдались, когда у них закончились припасы. Большинство же сдалось вместе с партизанскими силами до ноября 1985 года. Только небольшие отряды, численностью до взвода продолжали сражаться. Однако мирный договор между США и Кубой заключен не был.

Генеральный секретарь ОАГ направил другое срочное сообщение президенту США в конце ноября: «Позвольте быть предельно откровенным. Правительство и население кубы все еще ожидает вторжения со стороны победоносных США. Почти все члены ОАГ считают, что это вторжение будет большой ошибкой. Грубо говоря, я даю вам предупреждение. Если вы продолжите занимать агрессивную позицию по отношению к кубе, президент Мексики (а также, возможно, Венесуэлы) отправиться в Гавану, чтобы подписать с Кубой договор о помощи в обеспечении ее продовольствием и нефтью. В плане поддержки Кубы, такие страны как Мексика и Венесуэла будут отстаивать свою свободу действий».

«Многие члены ОАГ полагают, что США столкнулась с большой опасностью, но и большой перспективой. Опасность заключается в том, что США, оказавшись свободными от ограничений, которые ранее обеспечивал им Советский Союз, могут попытаться посягнуть на национальную независимость других американских стран. Перспектива же заключается в том, что имеется возможность создать единый фронт стран Латинской Америки, в том числе Кубу, который будут играть более активную роль в мировых делах».

Сторонники жесткой линии в США, по воспоминания генерала Ирвинга[145] были далеки от восторга по поводу этого послания. Но президент и его ближайшее окружение мудро приняли содержащееся в нем предложение.

Решающее влияние здесь приобретала Бразилия, которая в настоящее время является одним из главных проводников политики латиноамериканского единства. Эта страна — совместно с Аргентиной, Мексикой и Венесуэлой — вскоре заняла важное положение в поставках нефти и продовольствия, которые срочно требовались по другую сторону Атлантики. Это дало Латинской Америке рычаг влияния на правительство США, столкнувшееся в беспрецедентными изменениями международного порядка и хаосом. США согласились снять блокаду Кубы при условии, что немногочисленные остатки кубинских войск в Центрально Америке сдадутся, а Куба прекратит все военно-политические действия, направленные на поддержку подрывной деятельности в Латинской Америке. Это требование было быстро принято. В то время, когда писалась эта книга, на Кубе уже начались далеко идущие реформы во внутренней политике.

Решающим фактором укрепления нового латиноамериканского единства было стремление сохранить свободу действий на международной арене. США пережили войну против советской империи, однако это не решило структурных проблем стран Латинской Америки. Еще меньше это сделало для уменьшения социальных и политических волнений.

На международной арене складывалась новая ситуация. Правительства стран Латинской Америки действовали на основе единой политики по отношению к США. Куба в настоящее время оказалась включена в новую структуру и понимала, что ее внешняя и внутренняя политика будет коренным образом пересмотрена. Господству коммунистической партии пришел конец. Самой партии предстояло исчезнуть вместе с названием. Однако окончание Третьей Мировой войны не положило конец кризису в Латинской Америки. Ситуация могла вступить в новую фазу, которую можно назвать антиколониальной конфронтацией с передовыми западными странами-триумфаторами. Мы надеемся, что этого не случиться, так как нет признаков действительно глубоких изменений в США касательно политики в отношении Латинской Америки.

Мы остановились на некоторых фактах, касающихся борьбы США за то, чтобы выбраться из ловушки, в которую Советы глубоко желали им упасть потому, что это был глубоко поучительный и отрезвляющий процесс, последствия которого будут ощущаться далеко за пределами Америки. После опыта, полученного в начале 1980-х в Центральной Америке и странах Карибского Бассейна, восприятие, мышление, решения и методы внешней политики Соединенных Штатов никогда не будут прежними. Это особенно актуально для отношений США с другими странами Южной Америки. Этот опыт, вероятно, станет все больше и больше проявляться в политике США в других регионах мира — например, в странах АСЕАН и Юго-Западной Азии, а также в странах третьего мира в целом. Мир, вероятно, мог надеяться на то, что, в конечном счете, станет несколько более безопасным местом.

ГЛАВА 17: БЛИЖНИЙ ВОСТОК

Ближний Восток был регионом, где насилие и вражда не просто длительное время стояли на повестке дня. Это был крупнейший источник угрозы всеобщей войны, которая все-таки пришла в наш мир. Действительно, если бы не решительные и эффективные действия Организации Объединенных наций летом 1984 года, третья мировая войны могла бы начаться на год раньше, и причем начаться на Ближнем Востоке. Оглядываясь назад из нашего 1987 года, всего через два года после короткого, но катастрофического столкновения сверхдержав, напомним, что в начале 1980-х события в Аравии, Юго-Западной Азии, а также в Африке обстоятельства приближали ситуацию к открытой конфронтации, которой западные страны стремились избежать, или хотя бы ослабить. Среди этих обстоятельств были боевые действия в Афганистане, агония Ирана, война в Персидском заливе[146], экспансионизм Ливии, Израильские удары по Ираку и Ливану в сочетании со строительством поселений на Западном берегу реки Иордан и аннексией Голанских высот, действия Южно-Африканской республики в Намибии и Анголе, а также тревожная разность точек зрения на эти проблемы Соединенных Штатов и Западной Европы. В то же время, другие события сделали многое для достижения стабильности и международного взаимопонимания. Это были инициативы ООН и ЕЭС по проблемам Палестины и Намибии, гармоничного развития Зимбабве, а также попытки США и СССР начать переговоры по контролю над вооружениями, общая направленность на ослабление угрозы Третьей Мировой войны и развитие работы Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива

Эти события, негативные или какие бы то ни было еще, касались не только зоны, в которой имели место. Они самым наглядным образом демонстрировали, что как советская, так и американская борьба за влияние на Ближнем Востоке и в Африке могла вестись и велась в рамках договоренностей, исключавших возможность непосредственного и прямого участия в конфронтации и конфликтах. Эту политику было проще вести в южной Африке, чем на Ближнем Востоке. Хотя эти области имели многие общие черты, между ними было одно очень важное различие.

В обоих регионах была нация, охваченная страхом и с населением, отчаянно боровшимся за собственное выживание, нанося удары по тем соседям, которые угрожали им уничтожением, противостоя давлению резолюций Совета Безопасности ООН, призывающими их поступиться территориями, чтобы положить начало мирному урегулированию. Оба региона имели и продолжают иметь большое стратегическое значение, оба являлись обширным рынком для торговцев оружием, обе испытывались советской назойливостью и западной амбивалентностью. Ни в одном из них ни Советский Союз, ни Соединенных Штаты не могли позволить кому-то из них взять верх. Действительно казалось, что сверхдержавы рассматривают Ближний Восток и Южную Африку в качестве поля для конкуренции, а не сотрудничества. Это последнее сходство подчеркивало имеющиеся различие: тогда как в Южной Африке перспектива прямого советско-американского противостояния была весьма призрачной, на Ближнем Востоке она с каждым месяцем становилась все более вероятной. Для этого существовали четкие предпосылки — большие стратегические выгоды от Ближнего Востока. Его непосредственная близость к жизненно важным регионам обоих противников, с развернутыми, или могущими быть развернутыми военными силами, пожалуй, лучше всего подчеркивала огромную сложность ближневосточной проблемы.

В южной Африке ситуация могла рассматриваться в более простых категориях, если можно так выразиться, в категориях белого и черного. На Ближнем Востоке в начала 1980-х наблюдалась совсем другая ситуация. Там наблюдались не просто чаяния развивающихся стран пытаться влиять на политику и происходящие события на фоне противостояния сверхдержав. Исламский мир был расколот, несмотря на сильный мотив к единству — общую неприязнь к сионизму. Некоторые события проливали свет на этот центральный вопрос, в частности, политику Израиля по откалыванию от Египта Синая, колонизацию Западного Берега реки Иордан, аннексию Голанских высот и окружение Иерусалима высотными бетонными зданиями. Другие события наоборот затемняли проблему: Иран и Ирак, находившиеся в состоянии войны; поддержка Сирией и Ливией Ирана, не из-за симпатии к режиму Аятолл, но из-за вражды с другими арабскими странами; Иордания, вступившая в опасные связи с Ираком и начинавшая опираться, как и Сирия, на поддержку СССР; Египет, пытавшийся притушить непримиримость и наладить отношения с Израилем, США и умеренными арабскими странами; Саудовская Аравия, Оман и малые страны Персидского залива, стремившиеся приводить политику умеренности в регионе, охваченном экстремизмом; Организация Освобождения Палестины, расколотая и не настроенная на компромисс, два Йемена, пристально ищущих, с советами за спиной, свой шанс. Однако многие из этих аспектов возникли из очевидной неспособности любой силы, сверхдержавы или чего-то еще, разрешить центральный аспект ближневосточного конфликта: сдвинуть с мертвой точки палестинское урегулирование. Между тем, США придерживались трех целей: мира в соответствии с Кемп-Дэвидскими соглашениями, вытеснения из региона СССР и обеспечения непрерывных поставок нефти. Советский Союз в равной степени готов был воспрепятствовать достижению этих целей.

В общем, опасность мировой войны между сверхдержавами по причине из неспособности просчитать намерения и действия друг друга на Ближнем Востоке опасно возросла. И действительно, новый этап миротворчества, начавшийся в 1982 году, поставил СССР и США на грань войны. Порой их соперничество скорее создавало трудности их политике, нежели помогало в их разрешении. Некоторые действия США, спланированные, чтобы сдерживать советское влияние на Ближнем Востоке, оказали прямо противоположный эффект. Американо-израильские соглашения, оказавшиеся к тому же нестабильными, подтолкнули даже умеренные арабские страны к более тесному сотрудничеству с Советским Союзом. В конце концов, было фактом, что как советское, так и американское участие в арабских делах скорее создавало проблемы для их собственных интересов, укрепления мира и стабильности в регионе.

В 1982 наконец наметился реальный прогресс в деле выхода из палестинского тупика. До этого времени сохранялось статус-кво, не столько потому, что это было желательно, сколько из-за того, что, казалось, были непреодолимые препятствия на пути любых изменений. Однако если бы эти препятствия были ослаблены или устранены, выход из тупика мог бы быть найден. Проблем, без разрешения которых был невозможен выход из этого тупика, было много, но, вероятно, все их можно было свести к четырем основным. Во-первых, независимо от стратегических интересов Соединенных Штатов в странах Ближнего Востока, в частности Арабских, их военная и экономическая поддержка Израиля — как показало неровное стратегическое соглашение между ними — была такова, что делала превосходство Израильской армии над армиями противостоящих ему арабских стран более или менее гарантированной. Во-вторых, намерение Израиля аннексировать весь Западный берег реки Иордан и сектор Газа, а также Восточный Иерусалим и Голанские высоты, вероятно, навсегда останется совершенно неприемлемым для Арабов и всего исламского мира. В-третьих, стойкая разобщенность арабских стран, особенно тех, что непосредственно соседствовали с Израилем, означала, что они попросту не смогут представлять собой угрозу для Израиля, пока не объединятся. В этой связи одержимость Египта возвращением всего Синая задерживала движение к единству и, в то же время, делала переговоры по палестинской автономии каким-то мошенничеством. В-четвертых, нежелания ООП разыграть то, что обычно называют «последней картой», то есть признать право Израиля на существование, исключала возможность переговоров между палестинскими лидерами, представляй они ООП или Национальный Совет, и Израилем. Это были основные препятствия. Их удаление или хотя бы ослабление оказало бы огромное значение. Именно этот процесс начался в 1982 году и в 1986 привел к появлению автономного Палестинского государства и получению Иерусалимом нового статуса.

Девятнадцатью годами ранее, в 1967 году, Совет Безопасности ООН принял резолюцию 242. Следует помнить, что, подчеркивая «недопустимость приобретения территории путем войны», резолюция призывала «к выводу израильских вооруженных сил с территорий, оккупированных в ходе недавнего конфликта… имея безопасные и признанные границы» и «подчеркивая необходимость гарантировать территориальную неприкосновенность и политическую независимость каждого государства данного региона». Были, конечно, и другие вопросы, касающиеся беженцев, демилитаризованной зоны и свободы судоходства на международных водных путях, однако архитектор резолюции, лорд Карадон, сформулировал два основных требования: Израиль должен получить безопасность, а палестинцы — свободу. В начале 1980-х годов набирали силы определенная вариация по этому вопросу в виде «восьми пунктов наследного принца Фадха». Они были выдвинуты в 1981, но в том же году отклонены на саммите в Фезе. Они предусматривали:

1. Уход Израиля с арабских территорий, оккупированных в 1967 году.

2. Создание независимого палестинского государства со столицей в Восточном Иерусалиме.

3. ООН берет под контроль Западный берег реки Иордан и сектор Газа на время переходного периода, продолжающегося не более нескольких месяцев.

4. Признается право палестинцев на репатриацию, тем, кто не пожелает вернуться, выплачивается компенсация.

5. Ликвидируются все израильские поселения, созданные на арабских территориях после 1967 года.

6. Гарантом любых соглашений выступает ООН или отдельные ее члены.

7. Всем религиозным группам гарантируется возможность посещать Святую Землю.

8. Гарантируется право всех государств региона на жизнь в мире.

Хотя были и те, кто возражал против Восточного Иерусалима в качестве столицы Палестины, надеясь найти иное решение, а целесообразность компенсаций невозвратившимся палестинцам была поставлена под сомнение, предложения принца Фадха получили столь широкую и существенную поддержку, в том числе со стороны авторов Венецианской декларации ЕЭС и наследного принца Иордании Хасана, что приобрели свою «мантию власти» и получили общее признание в качестве мирного плана по Ближнему Востоку. Это признание было облегчено одновременным прогрессом с планом по будущему Ливана, который был разработан, чтобы позволить этой стране взять на себя ответственность за собственную безопасность и восстановить свой политический статус. Во-первых, христианские фалангисты, отказавшиеся от поддержки Израиля, склонились к поддержке идеи ливанской национальной автономии. В то же время, палестинские вооруженные формирования отводились из всего южного Ливана, как и Израильские силы. Их место занимал контингент ООН в Ливане (UNIFIL). Бейрут, ранее занятый как палестинским силами, так и сирийскими войсками, переходил под ответственность недавно созданной ливанской армии. Все это делало возможным вывод сирийской армии со всей территории Ливана, за исключением долины Бекаа, граничащей с самой Сирией.

Это процесс военной санации был направлен на обеспечение политической перегруппировки таким образом, чтобы могло быть установлено центристское и национальное ливанское правительство, включающее все партии, кроме Палестинской. Приверженность и спонсирование этой идеи Саудовской Аравией продвигало вперед общую позицию арабского мира, оставляя надежду, сто зависимость Сирии от Советского Союза и ее враждебное отношение к восьми пунктам Фадха могут быть уменьшены. Хотя в этих приходах и уходах было мало пользы для самих Палестинцев, они могли утешать себя мыслью о том, что взаимосвязь между Саудовской Аравией и планом по Ливану могла оказать общую поддержку их национальным чаяниям.

Все это было замечательно в теории. Но пока что это были лишь теории и все еще нужно было найти какой-то способ реализовать эти международные инициативы не могли дать выход из тупика. Ключом к нему оказался Египет.

В 1981 и 1982 годах недавно назначенный новый президент Египта[147], как и ожидалось, продолжил мирные переговоры в Кемп-Дэвиде, направленный на то, чтобы вернуть весь Синай, что требовало сотрудничества с США и Израилем, а также вернулся в умеренный арабский лагерь. В то же время Израиль испытывал соблазн затянуть передачу Синая, чтобы выиграть время и выработать будущую политику. Это искушение, однако, было подавлено интенсивным давлением со стороны США и Западной Европы. Соединенные Штаты уже продемонстрировали свои намерения о дальнейшей военной помощи Саудовской Аравии после сделки по АВАКС в 1981 году, дав понять, что главное направление военной поддержки могло сместиться с Израиля на Саудовскую Аравию, если Синай не будет возвращен в срок. Но в Кемп-Дэвиде не было достигнуто прогресса в вопросе об пересмотре как ООП, так и Израилем своей позиции и признанием прав друг друга, что могло бы положить начало переговорам по линии плана принца Фадха. Однако после того, как весь Синай был передан Египту и созданы силы по поддержанию мира, в состав которых вошли американские и европейские войска, а также силы стран третьего мира, открылся новый набор обстоятельств.

В 1982 году, когда Синай был возвращен Египту, и так называемая нормализация египетско-израильских отношений все еще продолжалась, аравийский шейх Фейсал Абдулла, давно работавший над сближением между Египтом и своей страной, смог добиться встречи наследного принца с президентом Египта. Она прошла в Женеве и запустила цепь событий, которая, в отличие от всех предыдущих инициатив, начала процесс разрушения палестинского тупика. В сущности, эта линия строилась на то, что арабское единство должно быть восстановлено настолько, насколько это возможно. Подрывные сил, такие как исламский фундаментализм и авантюризм в Сахаре будут контролироваться путем дружественного или, если потребуется, недружественного убеждения. Учитывая текущую степень арабского единство, непреклонное давление должно было быть направлено на две силы: сначала через Соединенные Штаты на Израиль, чтобы заставить его сесть за стол и вести переговоры о Палестинской автономии, во-вторых, на Организацию Освобождения Палестины, чтобы обязать ее признать право Израиля на существование и тоже сесть за стол переговоров. Оружием, которое будет использовано против США и, следовательно, их западных союзников, будет, конечно, нефть. Говоря простым языком, не будет Палестины, не будет нефти. Это положение должно было быть принято всерьез и сделано базой переговоров. Но все еще должны были быть услышаны голоса тех, кто не присутствовал на встрече в Женеве. Основными голосами, которые имели право и требовали быть услышанными, были Соединенные Штаты, Израиль, Ливия, Иордания, Сирия и Советский Союз.

В оставшиеся месяцы 1982 и первые месяцы следующего года эти голоса заявили о себе в ходе различных двусторонних и многосторонних встреч и помогли согласовать конечный результат. Мы должны наскоро рассмотреть, каким образом Соединенные Штаты поддержали формулу мира, оказавшуюся в целом приемлемой для большей части арабских стран и обязали Израиль ее принять. Мы также рассмотрим, как Советский Союз заявив о себе в этой игре, едва не приведя к прямому столкновению сверхдержав в регионе, который они стремились успокоить. Но сначала мы должны осветить преодоление двух препятствий, которые препятствовали решению основной задачи. Первым были Ливия, вторым — Иран.

Ливийский лидер, чье нелепое поведение давно вызывало недовольство во множестве стран, наконец перехитрил сам себя в том же году — 1983 — когда переговоры по палестинскому урегулированию начали набирать силу. Он действительно подвел свою страну, с обещанной помощью Пакистана (который, согласно своим капризам то переставал, то снова начинал обеспечивать финансово) к созданию ядерного арсенала. В это же время, его дальнейшее вмешательство в дела Судана и Нигера, которое будет подробнее описано в следующей главе, привело в такую ярость умеренные арабские страны во главе с Саудовской Аравией и Египтом, что выбрав время, когда ливийские вооруженные силы активно участвовали в подавлении очередного восстания в Чаде, Египет принял решение покончить с ливийским лидером раз и навсегда.

Египетские вооруженные силы нанесли удар, и он был тяжелым. Ливийские военно-воздушные силы были уничтожены на аэродромах. Относительно небольшое число исправных танков ливийской армии было выбито закупленными Египтом в Великобритании противотанковыми вертолетами. Сотни неисправных танков был захвачены на базах. Остатки ливийской пехоты, не задействованные в сахарской авантюре, оставшись без поддержки бронетанковых и военно-воздушных сил, потеряли боеспособность после того, как египетские войска начали наземную операцию. Становилось совершенно ясно, что египтяне вели кампанию против Ливии в стиле Уэйвелла и О'Коннора, а не Монтгомери или Александера[148]. Операция отличалась скоростью, неожиданностью и решительностью.

В день «Д» египетские ВВС уничтожили все ливийские самолеты в Бенгази, в то время как парашютные и вертолетные десанты захватили оазис Аль-Куфра и расположенные там ракеты советского производства. Пока бронетанковые и механизированные дивизии при мощной поддержке с воздуха двигались к Бенгази, отряды спецназа захватили Тобрук. В течение недели египтяне закрепили свои достижения, пленив или уничтожив основные силы ливийской армии, дислоцированные в восточной Киренаике. В этом они были поддержаны Сенусси[149], который уже давно выступал против властей в Триполи. В то время, как механизированные части продолжали двигаться на запад по прибрежным дорогам, авиабаза в Триполи была выведена из строя египетскими бомбардировщиками, а последовавшие морские и воздушные десанты захватили Эль-Агейлу, Сирт и Хорн. Основные нефтедобывающие районы между Джиало и Дахрой были заняты силами второго эшелона, а центры связи, такие как Аль-Фукаха и Дарадж были взяты под контроль парашютными группами и легкими разведывательными силами. Наконец, острие копья основного бронетанкового наступления вошло в Триполи после последнего боя с войсками гарнизона.

Вся операция имела нечто общее с тем, что Роммель однажды назвал «молниеносным броском по территории противника». Таким образом, Ливия была покорена и целиком присоединена к Египту. Но это была война против Ливийского лидера — который нашел прибежище в Эфиопии — а не против ливийского народа. Новое правительство было сформировано в виде триумвирата, все члены которого возвратились из ссылки. Это были бывший командующий гарнизоном Торбука, премьер-министр Ливии довоенного режима и человек, который был серым кардиналом последнего короля Ливии Сенусси Идриса.

Протесты советского союза против этих действий Египта имели не больше значения, чем протесты Запада против советского вторжения в Афганистан. Поскольку шестой флот США патрулировал Центральное и восточное Средиземноморье, Пятой эскадре было приказано оставаться на рейде и избегать конфронтации. Советское верховное командование было гораздо сильнее обеспокоено свободным проходом через Дарданеллы, чем ливийскими портами или судьбой ливийского лидера. Удаление последнего и смена его режима умеренными арабскими политическими силами рассматривалась многими как почти полностью полезное дело. Остановилось вмешательство в дела Судана, Чада и Нигера. Уменьшилось финансирование международного терроризма. Был отложен в сторону его соблазн устроить в мире переполох просто так. Арабское единство усилилось. Мусульманский фундаментализм потерпел неудачу. Прекратилось поощрение менее доброжелательной политики Южного Йемена, Эфиопии и Сирии. Однако — в глазах Запада это едва ли было полезно — арабское «нефтяное оружие» стало более мощным, учитывая, что ливийская нефть в настоящее время попала под контроль Египта. В этой части ближнего востока не было одних преимуществ.

Падение Ливийского военного режима облегчило для Ирана избавление от безжалостного правления мулл, которые также вызывали недовольство Cоветского Cоюза, расстраивая его надежды на установление контроля над страной. Советской Союз уже давно отправлял в Иран оружие и агентов для Революционной Гвардии, одновременно пытаясь разрушить армию. Они также помогали Ливии субсидироваться фанатичную группу левых офицеров иранской армии. Для иранских умеренных, стремившихся свергнуть аятоллу, коалиция между этой группой фанатиков, просоветскими коммунистами Туде и революционной гвардией казалось весьма непривлекательной альтернативой муллам. Теперь, однако, влияние иранских умеренных, анти-революционных офицеров армии и военно-воздушных сил росло, и проникновение в Иранский Азербайджан было прекращено. Попытки революционной гвардии заменить армию в качестве основной военной силы в стране ни к чему не привели. Кроме того, нужный человек оказался в нужное время в нужном месте.

Генерал Ахмед Бахрам, бывший командующий армией, сосланный аятоллой, создал штаб своей контрреволюционной армии в Турции в 1982 году. Он получил на руку две сильные карты. Первая была достигнутым согласием с арабскими странами и, особенно, новым военным режимом в Багдаде о признании необходимости общего с Ираном использования реки Шатт-эль-Араб и гармонизации политики в Курдистане. Второй и еще более важной было то, что он пользовался тайной поддержкой генералов, командующих основными силами Иранской армии и лидерами «Моджахедов Иранского народа» — Иранского народного ополчения.

Захват генералом Бахрамом власти в Иране был относительно бескровным. Кровь, которая все же пролилась, относилась, в основном, к Корпусу Стражей Исламской революции. Коммунисты Туде оказались недостаточно вооружены и организованы, чтобы противостоять альянсу армии и нерегулярных сил, осуществивших переворот с такой точностью и силой.

Создание более умеренного и прозападного режима в Иране, а также прекращение войны в персидском заливе еще больше укрепили ось Египет — Саудовская Аравия и придало еще больший импульс арабскому единству. Война в Персидском заливе сделала многое, чтобы разделить арабские страны и отвлечь их от главного вопроса — Палестинского — для которого единство целей и согласованность действий были необходимы. Нестабильная ситуация и насилие в Иране, учитывая советские войска, находившиеся на его восточной границе, всегда вызывала опасения прямого советского вмешательства. Теперь, когда военное правительство приняло решение восстановить экономические, социальный и политический порядок, эти опасения в значительной степени рассеялись. Это было не возвращением к своего рода альянсу с Западом, как это было при шахе, но, по крайней мере, предлагало некоторую дополнительную защиту от советского экспансионизма. Таким образом, западные страны имели все основания быть довольными событиями в Ливии, Ираке и Иране. Ложкой дегтя в бочке меда оставалось лишь очень сильные позиции, которые арабские страны приобрели благодаря «нефтяному оружию».

Как и следовало ожидать, они применяли его не прямо и жестко, но с терпением и утонченностью. Саудовцы дали понять, что знали, когда воспользоваться преимуществом и, самое главное, когда отказаться от него. Всегда должны были быть рассмотрены все возможности, прежде, чем прибегать к силе. Преимуществами, которые мог дать такой подход, следовало воспользоваться прежде, чем они окажутся упущенными.

На Арабском саммите в Таифе в середине 1983 года проявились некоторые признаки продолжающихся разногласий, вместо выражения единой позиции, которая позволила бы арабским лидерам убедить США еще сильнее надавить на Израиль. Казалось, было мало шансов на изменение позиций фронта отторжения. Несмотря на вынужденное принятие Ливией Египетского образа мышления, Сирия, Южный Йемен и Алжир по-прежнему выступали против любого соглашения с Израилем. Также казалось, что не было надежды на общее принятие Египта в арабский лагерь, хотя по настоянию Саудовской Аравии Египет был представлен на конференции. Ирак и Иордания, похоже, до сих пор оставались не в ладах с Сирией. ООП, хотя она была признана в качестве силы, имеющей право говорить за палестинцев, сохраняла приверженность интриганскому способу мышления и до сих пор представлялась своим бывшим противникам боязливым и подозрительным другом. Можно было даже подумать, что они проводили тайные встречи с Израильтянами в Вене. Тем не менее, представитель Национального совета Палестины — так стал называть парламент ООП — начал играть более позитивную и конструктивную роль в руководстве ООП.

Такие выступления, будучи неблагоприятными, были обманчивыми. Саудовская Аравия, как хозяйка саммита, имела большие возможности для контроля повестки дня, чем кто бы то ни было другой, пользуясь преимуществом своей целеустремленности и не давая переговорам увязнуть. «Восемь пунктов» наследного принца Фадха, несмотря на неодобрение на саммите 1981 года в Фезе, оставались общим направлением для обсуждений и согласований. Этот план, конечно, был респектабельным и значимым не как Арабский, но как Саудовский. Саудовская Аравия уже давно пользовалась особым положением хранителя святых мест ислама. Теперь, имея на своей стороне Египет и пользуясь плодами последовательно умеренной государственности и неисчерпаемой экономической мощи, подкрепляющие политические, а также религиозные претензии на лидерство среди арабских стран, которое было трудно оспорить. Кроме того, она оставалась неизменной в своей решимости добиться участия Соединенных Штатов в оказании эффективного давления на Израиль. В этом ей оказывали поддержку (которая была необходима для ее целей) основная часть арабских стран, в том числе поставщиков нефти. В сущности, несмотря на продолжавшуюся неопределенность со стороны Сирии, Алжира и Южного Йемена, джихад, или священная война, которую принц Фадх тремя годами ранее объявил единственным средством реализации арабских прав на Иерусалим и путем выхода из палестинского тупика, стала реальностью. Кроме того, нежелание Сирии содействовать было в некоторой степени компенсировано продолжившимся отдалением от Сирии ООП и ее готовности сыграть роль «последней карты» в фактических переговорам по нерешенным вопросам.

В хорде Таифского саммита специальный представитель президента США на Ближнем Востоке был проинформирован обо всем этом эмиссарами в Таифе и всех местах, которые он выбрал для посещения. Внешне он остался спокоен, и его депеши президенту были составлены нейтральным дипломатическим языком. Однако в реальности, все варианты свелись ровно к двум: заставить замолчать или успокоиться еврейское лобби в Нью-Йорке, Вашингтоне и остальной части США или оставить западный мир на голодном пайке ближневосточной нефти.

В то же время проявили активность европейские правительства. Бывший британский председатель совета министров ЕЭС приложил все собственное влияние и влияние Западной Европы к решению двух задач, которые бы значительно повысили вероятность новых международным мирных инициатив. Одна из них заключалась в том, что признание права Израиля на существование, подразумевающаяся в «восьми пунктах» принца Фадха как «гарантия права всех государств региона жить в мире» должно быть каким-то образом четко прописано. Вторая заключалась в том, что участие ООП в миротворческой программе должно быть признано всеми заинтересованными сторонами, в том числе Израилем, при условии, что четко прописанное право Израиля на существование в мире и безопасности будет в свою очередь признано ООП. Во время саммита в Таифе в середине 1983 года эти задачи, казалось, были выполнимы.

Многое, однако, оставалось в зависимости от готовности и способности Соединенных Штатов изменить позицию и политику Израиля. В 1983 году правительства крупнейших европейских членов НАТО выступили с предложением, которое не могло не быть привлекательным для Соединенных Штатов и в то же время, позволяло значительно снизить некоторые из их собственных тревог. Если вкратце, оно заключалась в том, что европейские члены НАТО, наконец, решили уменьшить их реальную уязвимость путем более эффективного сотрудничества в своей оборонной политике и меньше полагаться на американские войска в Европе. Это позволяло надеется, что США смогут проводить более энергичную ближневосточную политику, направляемую из Кемп-Дэвида, вплоть до полного урегулирования. Это была существенная особенность, которая позволяла бы обязать Израильтян признать необходимость привлечения палестинцев и арабских стран к процессу мирного урегулирования на основе плана принца Фадха, возможно, с изменениям. Это европейское предложение прибавило много веса более-менее единому арабскому давлению на Соединенные Штаты, тем более, что оно сопровождалось сознание рабочих органов — западного политического штаба — для рассмотрения совместных действий государств-членов НАТО в регионах за пределами зоны ответственности НАТО, в которых возникали их общие интересы. Это США нашли особенно приятным. Столкнувшись с перспективой выбора — или выступить против еврейского лобби или оставить западный мир без достаточного количества нефти — и утешившись пониманием, что ему не придется бороться за второй срок, президент выбрал первое. Он постарается поставить еврейское лобби в безвыходное положение.

На этот раз президент направил своего специального представителя в Тель-Авив. На этот раз его миссия была доведена до общественности путем тщательно спланированных «утечек» в СМИ. Говоря по-простому, послание Соединенных Штатов лидерам Израиля было таково: либо Израиль должен перейти от Кемп-Дэвида к переговорам по Палестине и Иерусалиму, либо американская военная и экономическая помощь будет урезана.

Реакция израильского правительства было столь же капризной, сколь и само разрушительной. В отчаянной, но бесплодной попытке демонстрации своей силы, которая могла разрушительна сразу, но бесплодна в конечно счете, оно объявило о намерении аннексировать Южный Ливан и немедленно начало воздушные удары по аэродромам вблизи Дамаска и местам скопления сирийский войск в долине Бекаа, а также начало вытеснять войска ООН из южного Ливана. Сирия ответила артиллерийскими, ракетными и авиационными ударами по Голанским высотам. В то время как реакция США, возможно, была предсказуемой, весь мир оказался захвачен врасплох тем фактом, что Соединенные Штаты и Советский Союз оказались солидарны в том, что Израиль следовало приструнить. В ходе беспрецедентно теплой и продуктивной встречи между госсекретарем США и министром иностранных дел СССР в Лондоне в конце 1983 года было решено, что если Израиль немедленно не примет условия мирных переговоров на основе плана Фадха, против него немедленно будут введены экономические санкции вплоть до полной блокады портов. В связи с этим правительство Израиля подало в отставке и было заменено одной из главных оппозиционных партий, заявившей своей программой политику мирных переговоров с арабскими странами по решению проблемы Палестины и Иерусалима.

Препятствия для переговоров устранялись одно за другим. Арабское единство в значительной степени было восстановлено. ООП и арабские лидеры выразили готовность признать право Израиля на существование. Давление на Соединенные Штаты со стороны как арабских стран, так и Западной Европы позволило совершить непростой скачок от Кемп-Дэвида к реальному определению Палестинской автономии. Новое правительство Израиля, совершив предоставленный ему Соединенными Штатами и Советским Союзом выбор, решило ответить взаимностью, официально отказавшись от прежней политики аннексии и колонизации. Путь переговорам на международной мирной конференции был, наконец, открыт. Реально началось то, что сейчас признано действующей формулой, позволяющей вести реальные переговоры. В декабре 1983 года работа была в разгаре. Наконец, после интенсивных международных дебатов в Совете Безопасности ООН было достигнуто соглашение и принята новая резолюция Совета Безопасности.

Ее главным отличием от Резолюции 242 было, конечно, то, что основным ее содержанием было право палестинцев на самоопределение. Она была результатом самостоятельного анализа ситуации и путей ее реализации, в то же время следует отметить, что она не полностью соответствовала «восьми пунктам принца Фадха». Новая резолюция содержала пять основных положений:

1. Прекращение любых форм насилия и строительства Израильских поселений на оккупированных территориях.

2. Создание комиссии по установлению границы, которая заслушает обе стороны и выработает рекомендации по постоянной «безопасной и признанной» границе;

3. Над Восточным Иерусалимом, Западным берегом реки Иордан и Сектором Газа (а также над Голанскими высотами) устанавливается период международной опеки, в течение которого палестинцы смогут реализовать свое право на самоопределение, избрать своих лидеров и решить вопросы относительно своей конституции и своих отношений с соседями.

4. Предоставляются международные гарантии (включая создание демилитаризованных зон, а также ограничений на размещение некоторых вооружений, особенно ОТРК и ЗРК) на сохранение права каждого государства региона жить в мире «без угроз и насилия»;

5. Заключительная мирная конференция пройдет в Женеве под совместным председательством Соединенных Штатов и Советского Союза (с участием палестинцев в лице избранных представителей) прежде, чем будут подписаны мирные договоры. Единодушная поддержка Резолюции 242 1967 года была замечательной. Поддержка новой резолюции была не меньшей. В частности, была отмечена готовность Советского Союза действовать в направлении, которое явно соответствовало интересам США. Наблюдатели, однако, отмечали, что между двумя Резолюциями прошло шестнадцать лет, в течение которых для реализации первой было мало что сделано, если оставить в стороне Кемп-Дэвид. В любом случае, в этот момент Советский Союз не был намерен неумолимо противодействовать умеренным арабским государствам во главе с Саудовской Аравией, так как СССР полагал, что просоветские арабские страны, такие как Сирия и Южный Йемен смогут, когда начнутся фактические переговоры по новой резолюции защитить его интересы под видом своих собственных. Так в действительности и случилось.

Прежде, чем мы рассмотрим ситуацию, когда реальные переговоры обернулись опасной конфронтацией между сверхдержавами, необходимо сказать несколько слов о Иерусалиме. Всегда было ясно, что на Ближнем Востоке не может быть мира без мира в Иерусалиме. Тем не менее, реальный мир в Иерусалиме был недостижим путем установления чьей-то власти; он был достижим только через свободу для всех. Иерусалим должен был стать своего рода воротами мира. Дипломатическая активность в Совете Безопасности ООН с европейской инициативой, возглавляемой Великобританией привела к принятию резолюции по Иерусалиму, реализация которой должна была разворачиваться параллельно с более широкой резолюцией Совета Безопасности. Ее положения, направленные на превращение Святого Города в символ свободы и мира, принимаемый и уважаемый всем человечеством, были следующими:

1. Будут существовать Израильский Иерусалим и Арабский Иерусалим. Каждый из них будет иметь полный суверенитет над своей частью города, однако не будет никаких барьеров и ограничений свободы перемещения между ними;

2. Генеральным секретарем ООН назначается беспристрастная комиссия по границе, которая заслушает предложения и подготовит рекомендации для Совета Безопасности по вопросу, где будет проходить граница между Израильской и Арабской частями Иерусалима;

3. Святой Город полностью демилитаризуется;

4. Генеральный секретарь назначает верховного комиссара (и его заместителя), которые будут размещены в Иерусалиме, представляя Организацию Объединенных наций и работая со всеми заинтересованными сторонами над путями укрепления и обеспечения действия резолюции, и предоставляя доклады Генеральной Ассамблее и Совету Безопасности.

Таким образом, было не только выработаны международные действия, обеспечивающие постоянный мир в Иерусалиме и на Ближнем Востоке, но и созданы необходимые механизмы их реализации. В настоящее время мы не будет касаться детального рассмотрения реализации этих механизмов в последние месяцы 1983 и в начале 1984 года. Это вне наших задач. То, на что мы должны обратить внимание теперь, произошло в Сирии летом 1984 года и едва не положило конец всем миротворческим инициативам, поставив две сверхдержавы на грань войны на Ближнем Востоке за год до того, как началась война на Центральном фронте в Европе.

Стало ясно, что наряду с миротворцами действовали и мироломцы. Поначалу казалось, что целый ряд действий, направленных на слом мирных инициатив был совершен непримиримыми экстремистами. Учитывая их нестандартность и многочисленность, как не парадоксально, можно было говорить о том, что они были результатом действия организованной международной сети, такой как Черный Интернационал или даже объединенных Красного и Черного Интернационалов. Эта связь так и не была надежно установлена. Западные источники предполагали, что эти многонациональные силы концентрировались вокруг Палестинского фронта Отказа и были, конечно, вооружены Советским Союзом, и — как теперь следует из некоторых источников — направлялись из Москвы. Было неудивительно, что Советский Союз и его приспешники заняли иную позицию, обвиняя во всем ЦРУ. Все подобные заявления окрашивались политическими установками тех, кто их выражал. Первоначально, однако, эти ужасные действия имели не столь выраженную направленность. Эффект они оказали сами по себе.

Взрыв в аэропорту Каира, при котором погибли или получили увечья более 350 человек, был сам по себе чудовищен. За ним последовало убийство специального представителя Президента США в Тель-Авиве. Некоторые циники отметили, что это был самый сильный удар ООП по миру из всех, нанесенных ею ранее. Убийство шестнадцати военнослужащих американского контингента в составе миротворческих сил ООН на Синае было тут же приписано Палестинскому фронту Отказа — пули, извлеченные из тел убитых, были выпущены из советского оружия. Все это поколебало мнение США относительно приверженности Советского Союза миру. Советский Союз с не меньшим скептицизмом задумался об истинных намерениях американцев, когда бывший советский представитель на мирной конференции был похищен, подвергнут пыткам и убит. Возможно, существовали доказательства, что это было делом рук итальяно-нацистско-маоистской группы, однако это не помешало советскому союзу обвинить во всем ЦРУ. Эти обвинения и недоразумения вряд ли сделали что-то для обеспечения нормального хода мирных переговоров в Женеве.

Наихудшие события разворачивались в Сирии, и сирийские власти не промедлили обвинить во всем радикальные израильские силы, которые, как они утверждали, действовали в Сирии при поддержке Моссада. Офис президента в Дамаске был взорван во время совещания на высшем уровне. Хотя некоторые легкомысленные политические комментаторы поспешили заявить, что теперь встреча продолжиться на еще более высоком уровне, реальностью было то, что президент, его брат, другие министры и некоторые старшие офицеры были убиты. Одновременно последовали диверсии на десятке военных баз, были разрушены топливные склады, электростанции и телекоммуникационные центры, что заставило сирийское правительство ввести военное положение. Если бы это действительно последним отчаянным нападением на Сирию тайных израильских сил, оно было успешным.

Затем еще два акта насилия потрясли весь мир. На сирийской военно-морской базе в Тартусе два тральщика и зашедший с визитом советский фрегат были уничтожены минами, убив и ранив много сирийских и советских моряков, а в Эль-Рияде самолет ДРЛО, который должен был быть передан ВВС США в королевские ВВС Саудовской Аравии, взорвался в полете. Все на борту погибли.

Страх, помноженный на неопределенность, охватил миротворцев. Советский Союз обвинял США в саботаже мирного процесса, чтобы сохранить стратегическое господство на Ближнем Востоке через своего союзника — Израиль. Соединенные Штаты в ответ обвинили Советский Союз в намерении создать военные базы в Сирии, чтобы распространять свое влияние на восток и юг.

Для последнего обвинения, как представлялось, были некоторые основания. Сирия, либо под влиянием паники, либо в результате манипулирования ею, приняла решение никогда не идти на компромисс с Израилем и еще раз обратилась к Советскому Союзу с просьбой о быстрой и существенной демонстрации дружбы и готовности к выполнению договора о безопасности. Просьба не осталась без внимания.

Советская средиземноморская Пятая эскадра перебазировалась на военно-морскую базу в Сирийской Латакии, а подкрепления с Черноморского флота проходили Дарданеллы так часто, что турецкой правительство позволило бы это, в соответствии с конвенцией Монтре. Надводные корабли советской эскадры Индийского океана в составе ракетного крейсера, двух фрегатов и трех вспомогательных судов, вернулись в Аден. Между тем поток «Антоновых» доставил оружие, оборудования и войска в Дамаск через воздушное пространство Турции, дав минимальное предупреждение по обычным дипломатическим каналам. Турция в сильных выражениях заявила протест и получила невежливый и угрожающий ответ от Советского Союза. Несмотря на угрозу, Турция переместила воздушные и наземные силы к границе с Сирией, а также Ираком и Иорданией, в то время как турецкий флот развернул несколько подводных лодок, а также минных и торпедных катеров в Дарданеллах. Египет перебросил дополнительные авиационные и танковые силы на Синайский полуостров. США приняли решения продемонстрировать готовность поддержать своих союзников, заявив предупреждение Советскому Союзу. Подразделения быстрого развертывания были направлены в Египет и Сомали. Даже Иордания приняла некоторых американских военных советников и самолеты АВАКС. Шестой флот США занял выжидательную позицию на юго-востоке от Кипра. Два американских эсминца действоваших в Красном море совместно с Египетскими силами с базы Рас Банас, отошли на юг, чтобы встретиться с авианосной ударной группой.

Ситуация казалась столь серьезной, что командование НАТО приняло решение издать определенное предупреждение в Европе, в то время как Варшавский договор проводил длительные и усиленные учения в Болгарии. В Великобритании началась ограниченная мобилизация резервистов, а палата общин поставила на обсуждение вопрос о создании территориальной армии. Франция и Италия провели совместные военно-морские учения в западной части Средиземного моря.

Худшее все же случилось. Произошло несколько резких морских и воздушных столкновений между сирийскими и американскими войсками в восточной части средиземного моря, а также между советскими и израильскими силами. Все они, естественно, были замяты и в то время замалчивались. По счастливой случайности, там не присутствовало никаких телеоператоров. И американские и советские войска получили строгий приказ избегать прямого столкновения с главным антагонистом, но было лишь вопросом времени, когда стороны случайно или спланировано откроют огонь друг по другу. Сверхдержавы действительно оказались на пороге войны. И из-за чего? Из-за сирийской непримиримости. Горячая линия между Москвой и Вашингтоном стала действительно горячей. Эо придало больше веса призывам генерального секретаря ООН о немедленном проведении в Женеве международной конференции по урегулировантю разногласий и возобновлению мирного переговоров под его председательством. Все заинтересованные стороны согласились на это.

Так вышло, что в последние месяцы 1984 года переговоры относительно будущего Иерусалима и создания автономного палестинского государства, совместно с международными гарантиями, направленными на сохранение права всех государств региона жить в мире «свободном от угроз и насилия» возобновились и, можно сказать, увенчались успехом. К весне 1985 года была созвана конференция под председательством Соединенных Штатов и Советского Союза, заложившая основы для подписания мирных соглашений всеми заинтересованными сторонами.

К тому времени был достигнут значительный прогресс. Насилие прекратилось. Израильские поселения были выведены с оккупированных палестинских и арабских территорий. Комиссия по пограничному урегулированию выдала свои рекомендации, которые были одобрены всеми заинтересованными сторонами. Будущее Иерусалима было обеспечено новой резолюцией Совета Безопасности ООН. Палестинцы согласились на проект будущей конституции и создание Палестинского Национального Совета, в котором совместно с членами Организации Освобождения Палестины присутствовали представители большинства партий вновь избранного палестинского парламента. Основными гарантами новых соглашений должны были стать Советский Союз и Соединенные Штаты, а также миротворческие силы, развернутые на ранее спорных участках бывшей линии противостояния. Эти силы должны состоять, в основном, из подразделений стран третьего мира и не включать ни советских, ни американских войск. Оставалось лишь окончательно подписать договоры и приступить к их реализации.

Этого так и не случилось, по крайней мере, не таким образом. Прогресс на Ближнем Востоке обогнала начавшаяся Третья Мировая война.

Сверхдержавы оказались очень близки к войне на Ближнем Востоке, поэтому будет интересно рассмотреть военный потенциал как различных стран региона, так и внешних сил, имевших интересы в этих странах.

Если бы количество само по себе определяло военное превосходство, баланс бы однозначно склонился в пользу арабских стран. Египет, Сирия, Ирак, Саудовская Аравия и страны Персидского залива, не говоря уже о Судане, Алжире и Марокко, имели под ружьем более миллиона человек, не считая резервистов, тогда как вооруженные силы Израиля насчитывали всего 170 000, хотя мобилизация, которая была бы быстрой, позволяла удвоить этот показатель. Были, конечно, и миротворческие силы Организации Объединенных Наций, развернутые поблизости от спорных участков границ — на западном берегу реки Иордан, Секторе Газа, Синае, Голанских высотах и Иерусалиме — но эти силы были небольшими и легковооруженными. Что же касается Соединенных Штатов и Советского Союза, то их присутствие в центре событий — в новом палестинском государстве и странах, граничащих с Израилем — было представлено, в основном, советниками и инструкторами. Правда, Советский Союз все еще имел почти 100 000 контингент в Афганистане, но эти силы были связаны. Морские и воздушные силы, которые обе сверхдержавы периодически направляли в дружественные арабские порты и авиабазы были, после прекращения прежнего противостояния, довольно скромных размеров.

Но игру делали не только цифры. Когда напряженность в Европе возросла, а Варшавский договор и НАТО начали мобилизацию, передислокацию и усиление своих войск, сопоставимые процессы наблюдались и на Ближнем Востоке. Но затем стало ясно, что арабские страны, во главе с Саудовской Аравией и Египтом не намеревались использовать военную силу против Израиля, но были полны решимости применить ее, чтобы оставить открытыми пути к миру. В то же время, Израиль также должен был сохранять спокойствие. Соединенным Штатам пришлось помочь ему в этом. Арабские страны, отказавшись от того, что, казалось, могло дать временное преимущество, смогли провести свою политику с великодушием, плоды которого вскоре пригодились в ходе успешного завершения мирного урегулирования на Ближнем Востоке вскоре после того, как военные действия между сверхдержавами закончились.

Египет, чьи новые отношения с Ливией позволили значительно сократить силы, патрулировавшие границу с ней, не смог усилить свою группировку на Синае из двух танковых и двух механизированных дивизий, однако укрепил гарнизоны на юго-востоке вблизи Рас-Банаса, оставив сильный резерв неподалеку от Каира и Суэца. Египетское Командование ПВО имело 200 перехватчиков и зенитно-ракетные бригады, прикрывавшие центральные стратегические базы и подходы с северо-запада и юго-востока. 300 боевых самолетов ВВС были примерно равномерно распределены для поддержки армии. Флот сохранил обычное распределение подводных лодок, эсминцев и катеров между восточной частью Средиземного моря и Красным морем.

Основной проблемой Саудовской Аравии были Северный и Южный Йемен. Две Саудовские бригады, с силами поддержки и самолетами оставались на северо-западе страны, остальные четыре бригады с мощной авиационной поддержкой и патрульными силами Пограничных войск находились на юго-западе. Корветы и патрульные катера Саудовского военно-морского флота базировались как в Красном море, так и в Персидском заливе.

Иракская армия имела примерно двенадцать дивизий, в основном, разделенных между силами на новой границе с Ираном, группировкой, противостоящей Сирии и центральным резервом. Она имела поддержку 350 боевых самолетов Иракских ВВС и морские ракетные и патрульные катера, находящиеся в готовности на реках и в Персидском заливе.

Иран, как и Ирак, в значительной степени оправился от потерь, понесенных в войне между ними. Иранская Армия, насчитывавшая десять дивизий, половина из которых были танковыми, была разделена между северо-восточным сектором, противостоя Афганистану, и западным фронтом, а также имела сильные резервы в центре страны и в основных нефтеносных районах на юго-западе. Иранский флот патрулировал Персидский залив. Примерно 200 боевых самолетов обеспечивали поддержку как армии, так и военно-морским силам.

Вооруженные силы Сирии — ни одно из подразделений которых уже не было развернуто в в Ливане (где разместилась небольшая армия миротворческих сил ООН) располагали двумя танковыми дивизиями в северном и восточном командованиях, а также двумя механизированными дивизиями, оставшимися в районе Дамаска. Сильные военно-воздушные силы и командование ПВО Сирии, включавшие 450 МиГ-ов, были развернуты, чтобы бросить вызов атакующим с любого направления.

Четыре Иорданские дивизии, все механизированные или танковые, были сосредоточены в северных и восточных районах при поддержке почти 100 F-5 и небольших военно-морских сил в Акабе. Относительно небольшие, но мощные вооруженные силы Омана численностью до 15000 человек были развернуты для противостояния дальнейшим вторжениям из Южного Йемена и охраны выходов к морю. Оба Йемена имели вооруженные силы почти одинаковой численности, причем у Южного они были оснащены преимущественно советским вооружением, а у Северного — смесью советского и западного. Каждый располагал танковыми и пехотными бригадами, истребителями «МиГ» и патрульными катерами. Оба могли угрожать Саудовской Аравии. Аден фактически был советской военно-морской базой.

Таким образом были расположены основные силы, когда миротворческий процесс на ближнем востоке временно прекратился. Было ясно, что когда два основных гаранта мирного процесса сами оказались в состоянии войны в 1985 году — войны, вызванной событиями, далекими от Ближнего Востока — стратегическими целями арабских стран, за исключением Сирии и неизбежно пребывающих в разногласиях Северного и Южного Йемена — были две. Первой была сохранение целостности и безопасности своих стран, вторая — сохранение политических и военных условий, которые позволили бы возобновить процесс мирного урегулирования как можно скорее. Походе, именно поэтому Саудовская Аравия и Египет, вместе со своими союзниками — Иорданией, Ираком, Оманом, другими странами Персидского залива, Ливией и Суданом — настаивали, что их политика должна быть направлена на то, чтобы изолировать Израиль, предотвратить любое вмешательство их Северного или Южного Йемена, поддержку Ирана в деле сохранения его внутренней безопасности и противостояния возможному советскому вторжению из Азербайджана и вдохновляемых советами подрывных действий в Белуджистане, а также поддержании или восстановлении контроля над Восточным Средиземноморьем, Красным морем и Персидским заливом при содействии США и НАТО.

Мы не будем подробно останавливаться на том, как эти цели были достигнуты. Действительно, на Ближнем Востоке и в юго-западной Азии было, за двумя основными исключениями, очень мало военных действий за несколько недель Третьей Мировой войны. Основные бои развернулись в Европе, на море и в воздухе. Достаточно сказать, что перспектива военных действий со стороны Ирака, Сирии, Иордании и Египта, а также четкое предупреждение со стороны США удержали Израиль под контролем. Сирия запретила переброску любых советских сил по воздуху, проявив большую сознательность, чем когда-либо ввиду близости Турции, которая вместе с остальной НАТО вступила в войну с Советским Союзом, закрыв Босфор минами, подводными лодками, наземными системами и другими средствами. Первая цель общей Арабской политики была достигнута без кровопролития.

Вторая цель потребовала некоторого кровопролития. Северный Йемен, под сильным давлением со стороны большинства Арабских стран, согласился принять совместные Египетско-Саудовские силы, чтобы помочь своей армии в подавлении раз и навсегда вооруженных советами боевиков, проникающих из Южного Йемена. Сана, Таиз и Ибб были успешно очищены. Вдоль границы между Северным и Южным Йеменом была налажена эффективная борьба с партизанскими силами.

Третьим пунктом была поддержка Ирана — не в форме войск или вооружений, а в форме гарантии сотрудничества в контроле границ, защите судоходства в Персидском заливе и экономическую помощь. Иран, таким образом, получал возможность для повышения своего экономического благосостояния и внешней безопасности, не опасаясь угрозы со стороны любого из своих западных соседей. Наибольшая угроза для Ирана исходила с севера. Необходимость устранения этой угрозы была одной из причин, приведших к войне на ближнем востоке. Другая состояла в контроле над морем.

Те, что ранее скептически оценивал эффективность и даже сомневался в возможности развертывания Соединенными Штатами сил быстрого реагирования с возможным усилением из Великобритании, Франции и Италии, были приятно удивлены тем, насколько быстро эти силы были развернуты. Боевая группа ВМФ США в индийском океане, несмотря на повреждения авианосца «Нимиц» торпедами, сумела нейтрализовать советскую эскадру. Подкрепления ВВС США из Египта и Саудовской Аравии, вместе с отборными силами воздушно-десантной дивизии, высадившейся недалеко от Каира, обеспечила возможность противодействия любым советским попытками сухопутного вмешательства. Совместные силы в составе английских и французских фрегатов, а также десантные силы и воздушное крыло морской пехоты США обеспечили безопасность Персидского залива. Четыре стратегических пункта арабской политики были выполнены.

Снятие угрозы Ирану с севера было задачей не западных союзников или арабских стран, и даже не самих Иранцев. Это было задачей афганского партизанского движения. Масштабная программа его перевооружения, в которой наметился прогресс с 1982 года, достигла своего пика в 1985. К этому времени в их распоряжении оказалось много значимого оружия и боеприпасов, в том числе ПЗРК SAM-7[150], которые были очень эффективны против вертолетов, а также пулеметы, минометы, автоматы и противотанковые ракетные комплексы. Еще важнее была централизация командования и контроля над силами партизан со стороны грозного и уважаемого лидера, основной сферой деятельности которого были провинции Нангархар и Пактиан. Ему представился большой шанс, когда советский Союз начал выводить часть своих танковых и вертолетных подразделений из Афганистана в связи с началом боевых действий на Центральном Фронте в Европе. С учетом вывода этих мощных бронетанковых и механизированных подразделений, он выбрал момент, объявил Джихад и начал скоординированную атаку на каждое советское подразделение, оставшееся в Афганистане.

В 1842 году британская армия потерпела «знаковую катастрофу», уходя из Кабула. От нее остался единственных выживший, военный хирург Брайдон, сумевший добраться до Джалаллабада. Редьярд Киплинг передал рассказ о некоторых жутких подробностях того, что случилось с британскими солдатами, которые были ранены и остались в афганских долинах — «женщины приходили резать тех, кто выжил» — но ничто из этого не было применимо к советской катастрофе. Женщинам не было кого резать. В живых не осталось никого. Однако Советский Союз, в течении того короткого периода, что он еще существовал под этим названием, не предпринял никаких попыток повторно вторгнуться в Афганистан или вмешаться в Иранские дела.

Одним из наиболее удовлетворительных итогов мирной конференции в Женеве, которая продолжалась с перерывами в течение всего 1986 года, стала экспедиция, в ходе которой были пересмотрены прежние мирные договоры на Ближнем Востоке. Соединенные Штаты оказались способны заручиться согласием Израиля и обеспечить ему право на существование. Гарантом мира стала Организация Объединенных наций, прежде всего США и арабские страны. Иерусалим стал символом всеобщей свободы, Палестинцы получили автономию и приняли собственную конституцию. Израиль получил безопасность. Была достигнута гармония между большинством арабских стран.

Утверждалось, что как мир в Аравии зависел от урегулирования в Палестине, так и мир в Африке зависел от урегулирования в Намибии. Мир на Ближнем Востоке обещал быть прочным, возможно потому, что стал результатом переговоров, ставших результатом конфронтации. Если мир в Африке, в особенности в Южной Африке, которой мы должны уделить внимание, оказался менее прочным, то потому, что оказался результатом переговоров, которые оказались способны породить лишь дальнейшую конфронтацию.

ГЛАВА 18: ЮЖНАЯ АФРИКА

Палестинский вопрос, являвшийся центральным для Ближнего Востока решался и был решен. Центральная проблема Африка, заключавшаяся в том, что делать с Южно-Африканской республикой, не решалась вообще и уж тем более не была решена. Это не было простым различием в делах двух регионов. На Ближнем Востоке, необходимость мирного урегулирования в Палестине и Иерусалиме получила поддержку почти всех соседних наций и более или менее сплотила арабские страны. Ничего подобного нельзя было наблюдать в Южной Африке. Тамошняя главная проблема заключалась не в том, чтобы создать независимое государство на территориях, которые были оккупированы в результате войны. Проблема заключалась в том, чтобы убедить суверенное и независимое государство, обладающее большой экономической и военной мощью изменить свою политическую систему, что привело бы к немедленным негативным последствиям для тех, кто создал эту систему и пользовался плодами своей власти и привилегий.

Заявления со стороны наций «черного фронта» о том, что власть большинства должна прийти на смену апартеиду, в принципе были очень неплохи. Но, казалось, все складывалось согласно знаменитому наблюдению Бисмарка — «если вы говорите, что в принципе согласны на что-то, вы не имеете не малейшего намерения осуществить это на практике». На практике, не оказалось ни одной структуры — ни у этих государств, ни Организации Африканского Единства (ОАЕ) ни любого другого органа, способного вызвать в ЮАР изменения политической системы. Кроме того, достаточно понятным приоритетом черного населения было обеспечение себе некоторого экономического благосостояния и политической безопасности. Тем не менее, в начале 1980-х годов там наметились две обнадеживающие тенденции. Одна из них было связана с Намибией, другая — с самой Южно-Африканской республикой.

Нам, возможно, следует оглянуться на четыре года назад и с удовлетворением проследить за появлением независимой Намибии в 1983 году, когда, несмотря на большие трудности в согласовании противоречивых позиций ЮАР с одной стороны и Организации Народов Юго-Западной Африки (СВАПО) с другой были наконец, преодолены благодаря неустанным усилиям пяти западных держав — Великобритании, США, Канады, Франции и Западной Германии, известных как Западная группа. Следует напомнить о резолюции Совета Безопасности ООН № 435, которая без обиняков потребовала прекращения огня. Выполнение резолюции контролировалось силами Организации Объединенных Наций. Затем последовали выборы, также под надзором ООН, а затем была провозглашена независимость. Возражения ЮАР против этого плана были связаны с тем, что в условиях признания его большинством других африканских государств и ООН в целом, СВАПО, фактически, было единственным представителем народов Намибии. В этих условиях, беспристрастность наблюдателей ООН, по заявлениям ЮАР, была гарантирована. И если СВАПО воспользуется этой беспристрастностью для того, чтобы выиграть выборы с подавляющим преимуществом, что сможет предотвратить создание однопартийного социалистического — а в африканских условиях коммунистического — государства и направить Южную Африку по пути международного коммунизма? СВАПО само приветствовало резолюцию 435 просто потому, что возможность свободного запугивания населения может обеспечить себе возможность свободно вносить изменения в конституцию после того, как она одержит убедительную победу. Чтобы преодолеть разрыв между этими точками зрения и обеспечить гарантии для Намибийских политических партий наравне со СВАПО, ЮАР и другие африканские страны представили во второй половине 1981 года альтернативный план.

Ни одно новое предложение не могло одинаково приветствоваться всеми заинтересованными сторонами, однако новый план получил достаточно широкую поддержку всех, кто был в состоянии повлиять на колеблющихся, что послужило прекрасной опорой для реализации резолюции 435. В сущности, новый план состоял в том, что прекращение огня будет сопровождаться выборами в Учредительное собрание; этот огран должен будет двумя третями голосов принять основные положения конституции; выборы должны будут быть проведены в соответствии с конституцией, что, в свою очередь, откроет путь к независимости страны. Система власти в соттветсвии с предполагаемой конституцией должна будет иметь три ветви власти: исполнительная власть избирается законодательным собранием, законодательное собрание избирается всеобщим голосованием. Судебная власть является независимой. Избирательная система, основывающиеся на участии всех избирателей и политических партий, должна обеспечить надлежащее представительство в законодательном собрании всех политических сил, представляющих интересы всех народов Намибии. Конституция также содержит декларацию основных прав, чтобы гарантировать личную и политическую свободу и отсутствие расовой дискриминации.

На протяжении первой части 1982 года усилия международной дипломатии и интенсивные переговоры в самой Африке постепенно устраняли препятствия для принятия пересмотренного плана ООН, соглашение по которому было окончательно достигнуто на конференции в Женеве в 1982 году. Государственная мудрость премьер-министра Замбабве сделала многое для решения самого спорного вопроса о прекращении огня — кто будет контролировать его исполнение и куда должны будут быть отведены силы СВАПО и ЮАР? Его предложение отличалось простой и мудростью. В целом, международный контингент, который будет контролировать прекращение огня и служить гарантом проведения выборов, будет состоять из сил черных и белых стран Британского содружества (включая саму Зимбабве, Нигерию, Канаду и Новую Зеландию), а также стран Скандинавии, Филиппин, Венесуэлы, Ирландии, Финляндии и Швейцарии. Он будет находиться под командованием Индийского генерала, репутаций которого была убедительность, беспристрастность и подкреплялась опытом командования предшествующими операциями по поддержанию мира. Лагеря, в которые должны будут выведены силы противоборствующих сторон, в целом, располагались на севере страны для сил СВАПО и на юге для армии ЮАР. Так было выбрано с целью соединить простоту контроля за ними и уверенности в невозможности их запугивать или оказывать давление на местное население. Двумя чувствительными и сложными проблемами оставались во-первых, фактические методы обеспечения безопасности выборов, во-вторых — будущая интеграция сил СВАПО с существующими силами полиции Юго-Западной Африки[151] и Территориальными Силами. Она должна была быть осуществлена примерно таким же образом, как ранее гладко и успешно была осуществлена в Зимбабве.

Это была далеко не единственная демонстрация того, как практический трудности, стоящие на пути стремящихся к миру, могли быть решены. Были и многие другие. В первую очередь, они касались будущего самой конституции. Главным препятствием, которое должно быть преодолено в первую очередь, была необходимость примирения СВАПО и Национальной Партии Намибии, которая опиралась на 100 000 африканерское население (вне самой Намибии, их численность доходила до миллиона), а также имела поддержку Претории. Конституционные гарантии могли обернуться разным положением для разных групп, и только гарантия прав меньшинства, в которую можно было бы поверить, могла удовлетворить Национальную Партию Намибии и Демократический Альянс Турнхалле. Конференция по конституции и разработкам основы независимого правительства Намибии было созвана в Женеве в конце 1982 года и сопровождалась рядом соглашений, с участием Соединенных Штатов, Южно-Африканской республики и черных африканских стран, в частности, Анголы.

В обстановке, когда умеренные силы начали получать прежде недостающую поддержку, две радикальных политических линии, к счастью, потеряли прежний авторитет и были отложены. Одна из них состояла в попытке Африканской группы добиться от Организации Объединенных Наций соглашения о введении экономических санкций против ЮАР из-за отказа этой страны принять первоначальный план, предусмотренный Резолюцией 435. Эта попытка была блокировано правом вето Франции, Соединенных Штатов и Великобритании. Более важным было то, что Африканская группа осознала, что только соглашения с ЮАР могут, в конце концов, привести к независимости Намибии — вместо продолжающейся борьбы с бесконечно превосходящей силой. Невмешательство Соединенных Штатов означало, что условием этого должен стать поиск поддержки со стороны Советов или просоветских сил.

При условии отказа от санкций, прогресс мог был быть достигнут в другой области. Здесь был опять же важен отказ от радикализма. В свое время Соединенные Штаты выдвинули любопытную идею о том, что урегулирование в Намибии может быть связано с выводом кубинских войск из Анголы. Действительно, один из документов Госдепартамента содержал предположение, что африканские лидеры понимали, что будут не в состоянии противостоять оси Ангола-Намибия, как только та будет установлена, и понимали, что урегулирование в Намибии возможно только через Соединенные Штаты и что США всерьез готовы за него взяться. Это странное понимания было одним из проявления реализма. Африканские государства поняли важность роли США в обеспечении урегулирования в Намибии, но это не имело никакого отношения к Анголе. Это касалось, по существу, отношений Америки с ЮАР.

Убеждение, что США получили возможность влиять на ЮАР, сделали многое для того, чтобы на продолжавшихся в первые месяцы 1982 года серии встреч между госсекретарем США и последним премьер-министром ЮАР открыть «новую главу» в отношениях двух стран, которые ныне были установлены и становились все крепче. Наиболее непосредственным результатом этих встреч было то, что ЮАР согласилась поддержать план Западной группы по независимости Намибии и обязалась убедить внутренние политические партии Намибии сделать то же самое.

Параллельно с этим достижением, лидеры черных африканских стран во главе с Нигерией, Зимбабве и Анголой оказались способны убедить лидера СВАПО, что западный план, несмотря на конституционные гарантии для меньшинств, является лучшим и, в действительности, единственной основой для того, чтобы будущее Намибии определялось самостоятельно и собственными силами. В конце концов, указывали они, СВАПо оправдала себя в своем стремлении быть единственным представителем народа Намибии, чтобы бояться требования многопартийной демократии, выборов в заданные промежутки времени и билля о правах, направленного на защиту меньшинств. Условия, касающиеся отсутствия экспроприации частной собственности или гарантированного представительства белых в парламенте также не должны были быть сдерживающими факторами. Они не мешали жить Зимбабве. Конечно же, лучше идти к доминированию черных законными, хотя и медленным и поэтапным путем, нежели более быстрым, более драматичным, но все же остающимся спорным путем триумфа Народного Движения за Освобождение Анголы (МПЛА).

Положение в Анголе по-прежнему оставалось бедственным. Там правили бал отсутствие порядка, коррупция, конкуренция и неэффективность. Недостатки транспортной системы сами по себе делали невозможным надлежащее распределение продуктов питанция. Война против сил ЮАР лишила гражданскую инфраструктуру половины автотранспорта. Партизаны УНИТА, Национального союза за полную независимость Анголы продолжали разрушать железные дороги в центре и на юге страны. Засады сил Национального фронта освобождения Анголы (ФНЛА) мешали налаживанию жизни на севере. Если Ангола собиралась выбраться из собственной ямы некомпетентности и раздора, вряд ли этому могло способствовать поощрение СВАПО в продолжении борьбы против ЮАР и обещание поддержки. К счастью, лидер СВАПО нашел этот аргумент убедительным.

Женевская конференция по независимости Намибии принесла свои плоды. Соглашение о прекращении огня было объявлено, поставлено под контроль и окружено почетом. Выборы состоялись в начале следующего года — и их результаты не были неожиданными. Как и ожидалось, СВАПО получило большинство в учредительном собрании, но его перевес был незначительным. Другие силы, в частности, Демократический Альянс Турнхалле и Национальная Партия Намибии получили большинство в две трети голосов, необходимое для гарантии включения в новую конституцию гарантий, относительно которых ЮАР, Намибийские Африканеры и Западная группа выражали озабоченность. И таким до изумления мягким и мирным образом, история Зимбабвийского успеха повторилась в 1983 году в Намибии. Как мы увидим позже, этот успех продлился не слишком долго. Тем не менее, в 1983 году были и другие основания для воодушевления.

Прогресс в самой ЮАР был, возможно, менее ярким, но наиболее примечательным из всего, что было достигнуто. Наряду с давно заявленным Преторией намерением программы по постепенному внедрению реформ, еще одной из причин принятия некоторых политических уступок был рост уверенности в вооруженных силах ЮАР как силы, способной противодействовать ощущению небезопасности, которое ранее испытывали многие южноафриканские белые. Эти ощущения были понятны. В Мозамбике имелось около 300 советских танков наряду с наиболее продвинутыми средствами ПВО. Советские, Восточногерманские и кубинские военные советники оказывали помощь путем поставок оборудования и обучения, и, хотя вооруженные силы Мозамбика насчитывали не более 30 000 подготовленных солдат, они стали более эффективны как сами по себе, так и как сила, поддерживающая боевиков Африканского Национального Конгресса (АНК).

Зимбабве, подписавшая секретный оборонительный договор с Мозамбиком, после первых неудач, сумела, наконец, успешно интегрировать регулярные и партизанские формирования, и теперь располагала хорошо оснащенными и подготовленными Силами Обороны, насчитывающими 50 000 человек, имевших большой опыт войны, который был бы целесообразен в любом возможном конфликте с ЮАР. Армия Ботсваны была очень маленькой, всего несколько тысяч человек, однако также получала советские танки и другую технику, оружие и боеприпасы. Ангола имела регулярные вооруженные силы примерно такой же численности, как и Мозамбик — около 30 000, которых поддерживали 20 000 кубинских, 3 000 восточногерманских и несколько сот советских военных советников. Между тем, именно они управляли самолетами и тяжелой техникой, обучая вооруженные силы Анголы и могли, при необходимости, быть привлечены к реальным боям. Их поддерживала Ангольская Организация Народной Обороны, военизированное формирование численностью до полумиллиона человек.

Таким образом, обычные вооруженные силы государств «черного фронта» отнюдь нельзя было назвать незначительными. В прошлом, ЮАР пыталась защитить свою как внешнюю, так и внутреннюю безопасность, предпринимая рейды через границу — в частности, из Намибии на Анголу, не говоря уже о рейдах на Мапуто. Хотя было ясно, что вооруженные силы ЮАР, имея превосходящее оснащение и подготовку, всегда могли обеспечить себе локальный успех в рейдах через границу, не могло быть и речи о военных операциях, направленных на захват соседней страны. В действительности, эти рейды часто проводили неправительственные Южноафриканские черные подразделения во главе с белыми офицерами. Руководимые Южноафриканцами рейды на Анголу, например, осуществлялись силами бывших чернокожих боевиков ФНЛА, выступавших против МПЛА. Они также поддерживали силы УНИТА в борьбе с партизанами СВАПО. Аналогичным образом, ЮАР использовала боевиков Мозамбикского национального сопротивления (РЕНАМО) для рейдов на базы партизан АНК поблизости от Мапуто. В Анголе, эти рейды нарушали экономику и служили наказанием, которое приходилось нести за укрывательство южноафриканских диссидентов. В Мозамбике они нарушали деятельность боевиков АНК и давали понять тем, кто их поддерживал, что эта поддержка не останется безнаказанной. Также предпринимались рейды на Замбию и Зимбабве, до того, как переговоры по будущему Намибии начали восприниматься всерьез. Даже относительно безвредная поддержка, оказываемая беженцам из ЮАР Ботсваной и Лесото, ни одна из которых не поддерживала военную деятельность АНК не оставалась безнаказанной.

Южноафриканские Силы Обороны были существенными, имея в своем составе около полумиллиона человек, из которых 200 000 находились в действующей армии, а оставшиеся составляли легко мобилизуемый резерв. Помимо обычных вооруженных сил и национальной гвардии, насчитывавшей до 100 000 человек, имелись также «Гражданские силы» численностью до 50 000 человек и местное ополчение аналогичной численности. Кроме того, полиция ЮАР насчитывала 40 000 человек, причем половина от этого числе опять же находилась в резерве. Важным обстоятельством было то, что лояльность находящихся под ружьем сил вызывала сомнения, притом, что реальная угроза безопасности ЮАР исходила изнутри.

Марксистский АНК был не единственной черной оппозиционной группой, но, конечно, наиболее значимой. Наибольшую поддержку ей оказывала Москва. АНК получил международное признание в силу своей дисциплинированности и реализма. Его военное крыло, «Умконто ве сизве»[152] имело, вероятно, до 10 000 обученных боевиков, и, хотя в самой ЮАР не было никаких баз АНК, он располагал далеко идущей поддержкой чернокожего населения и создал свою подпольную сеть. Его подпольная деятельность была направлена, в основном, на промышленный саботаж, включавший такие цели как нефтеперерабатывающие заводы и электростанции в Капской провинции, Натале и Оранжевом Свободном государстве. Были в движении, однако, и те, кто выступал за расширение списка целей, чтобы усилить среди белых чувство незащищенности и привести в замешательство западных инвесторов и заставить их отказаться от участия в экономике ЮАР.

Другие оппозиционные силы, многие из которые предпочли присоединиться к более мощному и эффективному АНК, включали Южноафриканский Революционный Молодежный совет, имевший сильную опору в Ботсване, «Движение черного самосознания Азании» и «Организацию народов Азании», которая была особенно успешна в установлении контроля над некоторыми черными профсоюзами и нарушении работы международных промышленных концернов. АНК быстро приветствовала такую деятельность. Он находил деятельность профсоюзов важнейшей силой в борьбе за освобождение, не в последнюю очередь потому, что она позволяла вести эту борьбу, оставаясь в рамках закона.

В рамках закона оставалась и Инката, крупнейшая черная организация ЮАР, основанная в Зулулэнде и возглавляемая вождем Квазулу. Квазулу, прямой потомок великого царя-война Зулусов Кечвайо, всегда был противоречивой фигурой[153]. Он дистанцировался как от Претории, так и от АНК, но продолжал занимать конструктивную позицию, оставаясь в центре южноафриканской политики. Однако, на этой опасной земле именно он действительно предоставлял некоторую надежду на компромисс в коррекции конституции Южно-Африканской республики, призванной сделать ее более соответствующей расовому составу страны.

Подобно тому, как умеренность и компромисс на данный момент одержали победу в Намибии перед лицом двух противоположных крайностей, сопоставимый курс мог привести к ненасильственным изменениям в самой ЮАР. Предложения Квазулу о разделении власти предполагали, по сути, создание «белого» государства Натал и объединение соседних черных областей, населенных Зулусами. Хотя АНК без колебаний осудил в 1977 году предложение Квазулу об ограниченном самоуправлении, они нашли, что от его новых предложений трудно отказаться. В действительности, они признали, что в то время, как поддержка АНК в черных городах была по-прежнему большей, чем у Инкаты, все большее число боевиков АНК присоединялись к Инкате, поскольку, по их собственным словам, «она была законным наследником АНК». Реализация предложений Квазулу по Наталю, с акцентом на раздел власти с черными, была вполне более предпочтительной программой действий, нежели освободительная война. Независимо от того, насколько широкую поддержку военных действий могли бы обеспечить себе АНК среди своих членов и других молодых чернокожих, полномасштабная война против белых в это время могла привести только к массовой гибели чернокожего населения, дальнейшим репрессиям и сохранению господства белых и режима апартеида для следующих поколений.

Однако, насколько бы АНК не готов был бы подождать и посмотреть, разумные предложения Квазулу не могли привести ни к каким реальным преобразованиями без реформы самой правящей Национальной Партии. На на выборах в начале 1980-х, Национальная Партия не получила мандата на реформы. В действительности, гораздо большую поддержку получила более экстремистская «Возрожденная национальная партия», хотя она и не получила ни одного места в парламенте. Тем не менее, в стране наблюдалась устойчивая поддержка постепенной программы либеральных реформ. Именно поэтому, вместе с желанием ЮАР открыть «новую главу» в отношениях с США (которая принесла бы большие экономические выгоды) премьер-министр заявил о намерении приступить к реализации программы реформ в 1983 году. Были и другие причины не откладывать ее на потом. Он хотел воспользоваться плодами значительного прогресса, достигнутого в Намибии. Он также учитывал, что к концу столетия белое население ЮАР уже не сможет обеспечить потребности в квалифицированных рабочих. Но прежде всего, премьер-министр желал избежать конфликта.

Он примирился с созданием черного среднего класса через повышение образованности, дабы заполнить высшие посты в промышленности и руководстве страны, децентрализовать региональное развитие ради повышения благосостояния страны, предоставить больше политического влияния черному населению, начать процесс сотрудничества и переговоров, которые в дальнейшем могли привести к ответственному разделу власти. В этом настроении, он, по крайней мере, был готов заслушать предложение вождя Квазулу. К сожалению, премьер-министерской программе верлифхейда[154], которая могла стать дорогой к подлинному либерализму, помешала Война. Сдержанность, так превосходно проявленная арабскими государствами по отношению к Израилю, не была проявлена фронтом черных государств по отношению к ЮАР. Когда началась война, армии Мозамбика, Зимбабве и Ботсваны одновременно с Ангольскими войсками и силами СВАПО в Намибии начали вторжение в Южно-Африканскую республику[155].

Нежелание отказываться от преимуществ отложило решение проблемы апартеида на многие годы. Когда же время пришло, решение сопровождалось насилием.

Насилие в Африке не было чем-то непривычным, если мы рассмотрим события, происходившие здесь в начале 1980-х. Многие конфликты были вызваны попытками Ливии установить Сахарскую гегемонию, включающую Судан, Нигер и Чад, таким образом, соединившись с Эфиопией, что могло означать окружение и изоляцию Египта. К счастью для Ливии, да и вообще для этой части Африки в целом, события развивались не так, как планировало Ливийское руководство. В первые годы 80-х, однако, революционное рвение, крупные доходы от нефти, слабость, нерешительность и занятость собственными проблемами соседей и неограниченные поставки оружия из Советского Союза, были хорошими стимулами для ненасытного ливийского честолюбия и давали ей неплохие шансы его реализовать. Армия Чада состояла всего лишь из трех пехотных батальонов и нескольких орудий и минометов. Армия Нигера была еще меньше, и страна была богата ураном. Судан имел вооруженные силы приличных размеров, однако основная их часть была размещена на проблемном юге страны и на востоке у границы с Эфиопией, чтобы поддерживать безопасность и пристально следить за Эритрейскими партизанами. В любом случае, армия Судана, имевшая 250 танков и сорок боевых самолетов, выглядела крайне жалко по сравнению с приблизительно 3 000 ливийских танков и более 400 МиГ-во и «Миражей». Кроме того, воздушную мобильность двадцати пяти ливийским пехотным батальонам, Пан-Африканскому легиону и «Мусульманской молодежи» придавала эскадрилья транспортных самолетов «Геркулес» и более 100 транспортных вертолетов, что обеспечивало легкость концентрации превосходящих сил против Судана.

Ливия быстро оправилась от временной неучали в Чаде в начале 1982 года, когда миротворческие силы ОАЕ сменили там ливийские войска. Ливийские власти оказались в состоянии убедить тех, кто контролировал основные арабские племена в Чаде создать альянс с лидером основных сил повстанцев, действующих в восточных провинциях страны у границы с Суданом. Таким образом, имея две их трех основных повстанческих армий на своей стороне, Ливия все еще была в состоянии держать некоторые войска в Абеше и продолжать диверсии, направленные на подрыв власти президента Судана. Эти диверсии управлялись не только из Чада, но и из Эфиопии. К западу же от Чада, спонсирование Ливией Туарегов привело к продолжению боевых действий между так называемым Исламским легионом и армией Нигера.

Всем этим маневрам, направленным на изоляцию Египта и установление гегемонии над Сахарой был положен конец в 1983 году в результате боевых действий между Египтом и Ливией, приведших к свержению Ливийского военного режима раз и навсегда. Его падение оказало общее позитивное влияние. Ливийские солдаты, которые отнюдь не наслаждались перспективами быть ужасно и мучительно изувеченными дикими племенами Нигера и Чада смогли вернуться домой к гораздо более приятной гарнизонной службе в родной стране. Суданско-Чадский пограничный конфликт был улажен, граница взяты под охрану силами ОАЕ. Ситуация в Нигере была улажена военным правителем с оглядкой на Алжир и Францию как источник дальнейшей безопасности и экономической помощи — вмешательство Ливии способствовала некоторой степени сближения между этими двумя странами. Судан смог сосредоточиться на своих проблемах на юге, продолжая оглядываться на Эфиопию и налаживать хорошие отношения с Египтом. Создание оси Египет-Ливия способствовало укреплению положения Сомали и, как мы видели в предыдущей главе, дало мощный импульс растущему арабскому единству и Палестинскому урегулированию.

Большая игра между сверхдержавами, которые заверяли как своих союзников, так и самих себя в том, что в случае опасности или кризиса они могут полагаться друг на друга, все еще заметно проявлялась в Африке в 1983 году. Некоторое спокойствие в Сомали и Судане обеспечила дальнейшая подготовка Сил Быстрого Реагирования США, проводимая как ответ на аналогичные советские маневры в Южном Судане и Эфиопии. Гораздо серьезнее было продолжающееся наращивание присутствия советского вооружения и военных советников в Мозамбике, Ботсване и Анголе. Поддержка последней была столь велика, что некоторые ресурсы явно предназначались для Намибии. К 1984 году в Мозамбике находились 10 000 кубинцев вместе с постоянно растущим штатом военных советников из СССР и ГДР. Ботсвана ограничилась принятием технических и тактических советников из этих двух стран, чтобы помочь в подготовке своей постоянно растущей армии, однако также создала на северо-востоке страны ряд лагерей для подготовки боевиков АНК, которые также были вооружены советским стрелковым оружием, гранатометами, минометами, а также переносными зенитно-ракетными комплексами. Число кубинского и восточногерманского персонала в Анголе увеличилось почти в два раза. Помимо традиционных задач по комплектованию сложного оборудования и обучения ангольских военных, они также участвовали в создании из бывших партизан СВАПО, нашедших прибежище в Анголе после того, как переговоры о независимости Намибии сошли с мертвой точки, в общевойсковое формирование численностью до бригады для будущего использования в Намибии. Этот зловещий рост как вооруженных сил, так и партизанских формирования «прифронтовых государств» — в то время, как Национальная Партия в ЮАР столкнулась с большими трудностями в реализации своей программы и ростом саботажа со стороны АНК — не предвещало ничего хорошего для южной части Африки.

С другой стороны, Зимбабве — и это подкрепляло положительные инициативы в Намибии — оставалось амбивалентным по отношению к Советскому Союзу. Возможно, причин этого было две. Одной из них были тесные экономические связи с западом, которые Зимбабве продолжала наращивать. Другой были связи с Китаем. Китай был готов поддержать любое движение, которое способствовало борьбе против апартеида, но в то же время желал ограничения советского влияния в Южной Африке в целом. Совершенно независимо от особых отношений с Зимбабве, Китай также был дружен с Мозамбиком и Анголой, предлагая им ограниченную помощь в разрешении неизбежных трудностей и ограничений, обусловленных советским и восточногерманским присутствием в этих странах. В Танзании и Замбии, Китай также смог рано наладить дружеское сотрудничество, в тоже время поддерживая западные инициативы, направленные на урегулирование в Намибии. Однако, несмотря на все усилия Китая, советское влияние продолжало доминировать в черных странах юга Африки.

То же самое можно сказать и о Западной Африке. В 1981 году Экваториальная Гвинея дала отпор попыткам Советского Союза обосноваться в стране и, более того, пригласила бывших колонизаторов — Испанцев — вернуться и помочь в деле реорганизации армии, экономики и конституционного порядка. СССР также потерпел аналогичную неудачу в двух бывших португальских колониях — Гвинее-Бисау и Кабо-Верде. Франция тем временем, оказалась в состоянии проигнорировать свое несколько социалистическое возмущение наиболее деспотичными и диктаторскими режимами среди франкоговорящих стран Западной Африки и заверила Кот-д'Ивуар и Центрально-Африканскую республику в сохранении экономической и военной поддержки. Самые, пожалуй, обнадеживающие изменения происходили в Западной Сахаре. Прекращение ливийской поддержки фронта Полисарио, экономическая поддержка Марокко Саудовской Аравией и отказ ОАЕ признать Сахарскую Арабскую Демократическую республику подготовили почву для компромисса. В 1983 годы было, наконец, достигнуто соглашение между Марокко, Мавританией, Алжиром и фронтом Полисарио. Идея суверенного и независимого сахарского государства была забыта или, по крайней мере, отложена. Вместо этого, победила идея вхождения большей части спорных территорий на правах федерации в состав Мавритании.

Еще двумя странами западной Африки, которые тревога за собственную стабильность и управляемость заставила примириться с неизбежной ценой — существенными внешними займами — были Нигерия и Заир. Проблемы в Нигерии были одним из следствий сокращения экспорта нефти и, следовательно, доходов. Это сделало импорт продовольствия, который составлял более половины всего импорта, очень затруднительным. Сокращение импорта в прошлом приводило к катастрофическому повышению цен. Необходимым условием успеха избранного в 1983 году гражданского правительства было не допустить ни нехватки продовольствия, ни повышения цен. Его широкая программа, направленная на это сводилась к одному — сокращению государственных расходов, задержку выплат по внешним займам, строгость в области федеральных и государственных пособий и отказ от новых проектов. Сами по себе эти меры были недостаточны, однако в сочетании с разумным прогрессом на пути установления разумной нефтяной политики и надлежащих гарантий по кредитам сделали многое, чтобы получит необходимые займы на международном рынке.

Политическая нестабильность в Заире была обусловлена не только потребностью во внешних валютных займах — на самом деле, эта потребность была временно удовлетворена огромным грантом МВФ в размере 1 миллиард долларов в течении трех лет. Она была обусловлена неудовлетворенностью тираническими методами бывшего президента[156] и его неспособностью справиться с беспорядками в Шабе и, что еще хуже, в провинции Киву, где Народная Революционная Партия продолжала партизанскую войну против центральных властей. Новому президенту, однако, удалось уверить президента Франции и премьер-министра Бельгии до такой степени, что они оказались в состоянии более полно сотрудничать с ним в и военном и в экономическом плане.

Таким образом, когда Соединенные Штаты и Советский Союз стали на путь, ведущий к войне во второй половине 1984 и начале 1985 года, наибольшую опасность эта война представляла не для Арабских стран на северо-востоке, ни в Сахаре, ни в Западной Африке, ни даже в относительно спокойном центре и на востоке. Наиболее опасными были Африканский Рог и Юг. Как было сказано в главе 17, обстановка на Африканском роге была частично разряжена поразительной быстротой и силой, с которой Соединенные Штаты и их союзники укрепили свое положение в Египте, на Красном море и в Персидском Заливе. Южный Йемен был связан действиями на море и мощным сдерживанием со стороны Северного Йемена и Омана. Аналогичным образом, Эфиопия была связана американскими подкреплениями, переброшенными в Судан и Сомали. Боевые действия в южной Африке, однако, были длительными и жестокими. Они были более подробно описаны в нашей предыдущей книге[157] и мы не намерены описывать их вновь, как и военные операции и постепенный вывод вооруженных сил черных государств и боевиков АНК из ЮАР. Мы также не считаем нужным останавливаться на огромных усилиях ООН по оказанию помощи, восстановления и репатриации. Стоит также отметить, что кубинцы, восточные немцы и то, что осталось от советских военных советников, были репатриированы, во многих случаях после длительного содержания в «лагерях» ЮАР, и обращение, которому их подвергли собственные соотечественники после этого, было намного лучшим, чем оно могло быть. Теперь следует обратить внимание на то, что война в южной Африке непосредственно касалась центральной проблемы — будущего Южно-Африканской Республики.

Одним из итогов короткой, но катастрофической войны между Варшавским договором и НАТО было то, что она продлила существование с результатами, тяжесть и разрушительность которых пока еще не была очевидна, несправедливого и репрессивного режима, лежащего в основе господстве белых в ЮАР. Казалось, в первые дни после окончания последней мировой войны, лидеры ЮАР, столкнувшись как с внешним, так и с внутренним давлением, направленным против реформ, решили рискнуть пойти на подавление черных ради сохранения власти белых. Когда началась война, деятельность армий стран Черного фронта, совместно с боевиками АНК сделало немного, чтобы заставить африканеров полюбить своих северных соседей, тогда как успех Южноафриканских Сил Обороны, остановивших и выбивших обратно всех захватчиков укрепил их убежденность в собственном превосходстве. Действительно, слабый результат, которые показали партизаны АНК, когда дело дошло до реального сражения, усилил убежденность сторонников жесткой линии в правительстве ЮАР в том, что они могут увековечить собственное политическое господство. Власть белых была тем, что они понимали и они полагали, что знали, как бороться за нее. Последствия программы реформ и преобразований были не поняты и в результате оказались окутаны страхом и забыты. Относительно этого было достаточно опасений еще до начала войны. В Намибии в 1985 было свергнуто конституционное правительство и установлена диктатура СВАПО. В Зимбабве постепенный отход от демократии был более или менее оформлен в том же году, значительно расширившаяся поддержка Ботсваной боевиков АНК только обеспечила дополнительные страдания ее собственному народу. Мозамбик оказался беспомощным в попытке выбраться из рвущего страну на части противостояния коммунистических наемников и национально-освободительных движений.

Возможно, были и некоторые дивиденды для тех, кто выступал за политику постепенных реформ и разделения власти в ЮАР. Одним из них было отвращение, которое и черные и белые в ЮАР испытали в беспорядочной жажде крови, проявленной некоторыми боевиками АНК в тех редких и случайных случаях, когда в их руках оказывались безоружные гражданские. Другим была позиция, которую заняли черные местные территориальные формирования, такие как Силы Обороны Транскея, Национальная Гвардия Бопутатсваны и, прежде всего, армия Инкарты, которая столь яростно и успешно оказало сопротивление попыткам кубинских и Мозамбикских войск вторгнуться на родину Зулусов. Но такие примеры верности республике сделали мало или вовсе ничего для того, чтобы примирить тех, кто ранее поставил под сомнение либеральные реформы как средство политики верлифхейда. Более того, они еще придало новый импульс политике веркрампте[158], направленной на использование экономики ЮАР для удержания ее превосходства в области производства продовольствия, товаров, транспорта и технологий над соседними черными странами, создавая непреодолимый буфер между властью белых и АНК и отказа от программы реформ, на которую в начале 1980-х возлагалось столько надежд.

Политика черных резерваций также продолжилась. Так называемые «независимые национальные государства» по-прежнему будут полностью зависеть от Претории в финансовом, экономическом и административном аспектах. Мульти-расовый Президентский Совет, который ранее рассматривался как аппарат проведения конституционных реформ, был ликвидирован. Вопроса о едином парламенте с представителями всех рас не стояло. Этническое «самоуправление» продолжало существовать. Не могло быть никакой ограниченной системы привилегий для местных советов и не стояло вопроса о представительстве цветных или индийцев[159] — не говоря уже о чернокожих — в центральных органах власти. Продолжало существовать четкое разделение власти между различными расовыми группами. Короче говоря, режим апартеида продолжил свое существование. Как и Возрожденная Национальная Партия.

Таким образом, ЮАР встала на путь, ведущий к крови, насилию и революции. Аргументы относительно будущего этой страны будут еще раз неизбежно рассмотрены всеми несогласными: черными «прифронтовыми государствами», начавшими восстанавливать некоторую степень политической, экономической и военной сплоченности; находящимся в изгнании АНК, вместе со всеми другими черными революционными движениями; профсоюзами в самой ЮАР; почти всеми остальными черными странами Африки, способными поддержать из оружием, агентами и деньгами; всем Третьим миром в целом. И если дипломатия Организации Объединенных Наций, сделавшая возможным мирное решение по Ближнему Востоку не найдет путей давления на Преторию, достаточно невыносимого, чтобы заставить мудрость взять верх, Южно-Африканская Республика однажды обнаружит, что несправедливость системы апартеида ведет ее к битве еще более кровавой, чем она увидела за время недолгой Третьей Мировой войны.

ГЛАВА 19: ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

С крушением колониальной системы в юго-восточной Азии три империи — Британская, Французская и Голландская, небрежно развалившиеся на карте, оставили регион без достижения в нем согласия, несмотря на отчетливую необходимость в этом. Падение Сайгона в 1975 году, в конце Второй Индокитайской войны, положило конец кратковременному периоду американского доминирования и вообще внешнего вмешательства. Соединенные Штаты, захлестнуты внутренними разногласиями из-за дорогостоящей и, в конечном итоге, неудачной войны во Вьетнаме, с огромным облегчением отказались от присутствия войск в Индокитае в пользу сугубо морской стратегии, основанной на использовании островов и островных государств в Тихом Океане.

За это пришлось уплатить свою цену: стало невозможно оказывать влияние на события на континенте. Правительства можно было свергнуть или поставить на место силами небольших, но суровых и жилистых людей, переходящих сухопутные границы, а не кораблями в море или гладкими обтекателями ракет. Но решение было принято. Рычаги внешней политики будут только такими. Это не означало, что Соединенным Штаты уходили из Азии. Это было далеко не так. США были полны решимости сохранить свою власть в бассейне Тихого океана, самой быстро развивающейся экономической зоне в мире. Однако центр американского присутствия отныне сместился в Северо-восточную Азию, сконцентрировавшись вокруг Японии и, как выяснилось позднее, все большего взаимопонимания с Китаем. Для морской стратегии США по-прежнему были необходимы морские и воздушные базы на Филиппинах, и Вашингтон поспешил возобновить их аренду. Манила первоначально поддержала это, однако в первую очередь для того, чтобы получить инструмент жесткого торга, несмотря на то, что ослабление американской мощи и влияния создавало атмосферу неопределенности. Действия Вьетнама в Индокитае скорее положили конец региональным надеждам на стабильность, так что АСЕАН (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии) готовилась надавить на Филиппины, чтобы позволить американцам сохранить мощное военное присутствие в регионе. Юго-восточная Азия вновь нуждалась в Вашингтоне. Этим странам были необходимы влиятельные друзья. В январе 1979 года, новое соглашение об использовании американцами баз на Филиппинах было заключено.

Причиной тому были люди, находившиеся у власти в Ханое. Северный Вьетнам, вынесший одну из самых героических войн за независимость, которую видела юго-восточная Азия и которая объединила всю страну, теперь по военной мощи превосходил своих соседей и был полон фанатичной решимости продолжать прибегать к ней в случае необходимости, вне зависимости от возражений. В послевоенный период надежды АСЕАН на то, что Вьетнамцы направят свою энергию на объединение до сих пор разделенной нации и восстановление разрушенной войной экономики сменились опасениями, что коммунистический или националистический пыл начинает преобладать, а Ханой, следуя давним амбициям Хо Ши Мина преследует цель контролировать весь Индокитай. А что будет дальше? Всю Юго-Восточную Азию?

Лидеры АСЕАН протянули Ханою руку помощи, намекая на свое стремление к стабильности и готовности содействовать восстановлению экономики. Япония предложила Вьетнаму экономическую помощь. Это был, пожалуй, лучший способ направить Вьетнам по пути мира и сотрудничества с Западом и отвернуть его от Советского Союза, который в настоящее время был главным покровителем Вьетнама. Соединенным Штатам пришлась не по душе идея вознаграждения непримиримых. Тем не менее, очень скоро они сами начали сдержанные переговоры с Ханоем, чтобы направить отношения в сторону нормализации, когда старые раны уже несколько затянулись. Вьетнам, казалось, был готов к переговорам, но все замерло, когда в ноябре 1978 он заключил договор с Советским Союзом и вскоре вторгся в Кампучию (Камбоджу), свергнув ненавистный и, по общему признанию, запятнавший себя геноцидом режим Пол Пота, приведя к власти свою марионетку Хенга Самрина.

Таким образом, война в Юго-Восточной Азии вспыхнула с новой силой, щедро подпитываемая и ставшая возможной только благодаря военной помощи, оказываемой Вьетнаму Советским Союзом. Китай, традиционно чувствительный к амбициям Вьетнама, среагировал на свержение Пол Пота, начав кратковременную войну против Вьетнама в феврале 1979. Хотя это нападение, безусловно, обнажило недостатки китайской армии, не в последнюю очередь на высшем уровне, он тем не менее оказало большое давление на Ханой, оттянув большую часть вьетнамской армии на север в приграничные районы, где они и остались, удерживаемые угрозой возобновления военных действий.

Таиланд столкнулся с действиями партизан-сторонников Пол Пота, вытесненных за границу Кампучии, обратился к США за помощью и немедленно получил ее в виде военных поставок. АСЕАН объединилась в борьбе против Советской и Вьетнамской экспансии, обратившись за помощью к внешнему миру, в частности за помощью потоку беженцев, который вновь хлынул из Индокитая. Больше всего обращений за помощью было к Вашингтону, который имел больше всего сил, чтобы противодействовать военной мощи Советского Союза. Таким образом, через несколько лет после ухода из Вьетнама США оказались втянуты в дела региона, и не только на политическом уровне. На этот раз целью не было сдерживание Китая, которое прежде формировало политики США в отношении Юго-Восточной Азии. Сближение с Пекином сняло потребность в этом. Теперь усилия были направлены против деятельности Советского Союза. Его политика в Юго-Восточной Азии была частью его программы в странах третьего мира — такой же напористой, разъединяющей, антизападной, антикитайской, одним словом — просоветской, и проводилась в традиционно русском стиле.

АСЕАН, в которую входили Малайзия, Сингапур, Таиланд, Индонезия и Филиппины долгое время были наиболее перспективной группой стран в истории этого региона, однако преследовала, в основном, политические и экономические цели. У каждой из ее стран-участников были свои проблемы или заботы, некоторые из которых были серьезными, но все из них были своими. АСЕАН не признавала любой общей внешней угрозы своим участникам, между ними не было достигнуто никаких соглашений по вопросам безопасности. По-видимому вопрос национальной безопасности не имел особой актуальности для АСЕАН и она не предполагала никакой структуры ее обеспечения.

Территория стран АСЕАН имела некоторое стратегическое значение, однако, не столько только как источник природных ресурсов, сколько из-за проходящих через нее водных путей. Среди сотен судов, ежедневно проходящих через Малаккский пролив в начале 1980-х, были те, что обеспечивали Японии основную часть импортной нефти и железной руды. Она также имела значение для Советского Союза и Соединенных Штатов как проход между Тихим и Индийским океанами. Доступ к торговле с регионом и сохранение стабильности для ее поддержания, представлял общий интерес для всех сторон. Советский Союз с некоторым недовольством попытался привлечь государства АСЕАН и — после некоторых болей — признал АСЕАН и начал искать с ней более тесных связей. Для Москвы пришло время предложить свой проект Договора о Коллективной Безопасности в Азии, но, поскольку он имел определенную направленность против Китая, он не был поддержан в регионе, где осознавали, что должны найти способ ладить с этой огромной и непредсказуемой страной. Поскольку Советский Союз продолжал поддерживать Вьетнам, становилось понятно, что эти две политические линии будут несовместимы.

АСЕАН резко отвернулась от Советского Союза после Вьетнамского вторжения в Кампучию. Некоторые из ее членов начали налаживать более тесные связи с Китаем. Советский Союз оказался в изоляции в Азии, так как единственными его союзниками были Вьетнам и Северная Корея, которая осторожно поддерживала связи с Китаем. Советские войска, тем не менее, продолжали извлекать выгоду из поддержки Ханоя в виде морских и военно-воздушных баз во Вьетнаме, советский военно-морской флот начал использовать Камрань, которая, занимая превосходное положение на полпути между советским Дальним Востоком и советскими силами в Индийском океане, в частности, давала обеспечивать слежение за деятельностью Седьмого флота США в южной части Тихого океана.

Было почти неизбежно, что АСЕАН, в соответствии с новыми обстоятельствами начала уделять больше внимания вопросам безопасности. К 1980 году военные расходы стран-участников достигли 5,47 млрд. долларов США, на 45 % больше, чем годом ранее и почти в два раза больше по сравнению с 1975. Таиланд, находясь в непосредственной близости от Кампучии, в которой разворачивались Вьетнамские операции, уже направил на военные расходы 20 процентов своего бюджета. Все страны стремились закупать современные вооружения. Сингапур, Малайзия и Таиланд приобретали новые танки, намекая на готовность противостоять любым актам агрессии со стороны Вьетнама. Важной особенностью было растущее принятие на вооружение американского оружия. Все эти страны эксплуатировали те или иные модификации истребителей F-5 «Тигр» и истребителей-бомбардировщиков А-4 «Скайхоук». Американская штурмовая винтовка М-16 стала стандартным оружием пехоты. Американские советники присутствовали во многих странах, сотни офицеров стран АСЕАН обучались в Соединенных Штатах. Американская военная поддержка стран АСЕАН за пять лет выросла на 250 процентов, составив примерно 7,5 миллионов долларов в 1980 году и увеличилась еще вдвое в течение четырех последующих лет.

Были и военные связи с другими странами. Индонезия, территория которой представляла собой цепь островов, сосредоточилась, в основном, на морских и военно-воздушных силах, приобретя в 1980 году три ракетных корвета в Нидерландах, четыре ракетных катера в Южной Корее и две подводные лодки в ФРГ, а также закупив истребители у Великобритании и Соединенных Штатов. Малайзия закупала фрегаты в Германии, а также минные тральщики в Италии. Малайзия также расширила свою сеть военных объектов. Новая военно-воздушная база с видом на Сиамский залив была построена в штате Перак в 1983 и начала действовать в 1984 году.

Таким образом, военная сила АСЕАН возрастала вследствие осознания потребности в этом, и вместе с этим медленно происходила ее трансформация в военный блок. Взаимодействия штабов, обмен разведывательными данными и военные учения постепенно приводили к наращиванию военных связей. Таиланд, подвергавшийся наибольшей угрозе и Сингапур, наиболее консервативный и обладающий наиболее реалистичным видением мира возглавляли эту линию, в то время как изменения в Малайзии происходили более медленно. Индонезия испытывала нежелание сближаться с Китаем, поминая его прошлую роль в деятельности Индонезийской Коммунистической партии, которая, надо сказать, была жестоко подавлена. Но ни одна страна, в конце концов, не могла быть уверена в целях Китая. Пекин не собирался отказываться от поддержки коммунистических движений в Юго-Восточной Азии, несмотря на свое желание иметь хорошие отношения с их правительствами. Так как откровенно коммунистическое государство стремилось управлять Третьим миром, такой отказ был по чисто идеологическим причинам немыслим для Пекина, даже если их более прагматичные коллеги видели, что на данный момент гораздо большее значение имеет другое.

К началу 1985 года, АСЕАН прошла некоторый путь на пути к неохотному, но тем не менее реальному военному союзу. Тем временем война в Индокитае продолжалась. Различные партизанские движение пытались выжить и даже процветать силой оружия и другой помощи, поставляемой им Китаем через Таиланд. Вьетнам имел примерно 250 000 солдат привязанными к Кампучии и еще больше людей было задействовано в попытке сохранить контроль над Лаосом, куда Китай снова начал активно поставлять помощь. Вдоль общей границы происходили постоянные столкновения с китайскими войсками, что положительно воспринималось Пекином, так как позволяло сковывать большую часть лучших сил Вьетнамской армии и предотвращало их использование против кампучийцев и лаосцев.

В общем, Вьетнам увяз в конфликтах. Нагрузка на экономику была огромной. Москва, которую начало раздражать общее нежелание Вьетнама не только прислушиваться к советам, но даже признавать факт наличия проблем, стала стремиться держать его на голодном пайке в качестве рычага давления. Военные поставки стали тщательно нормироваться под конкретную задачу; запасные части для почти полностью советской техники стали ограничиваться и доставляться медленно. Советский Союза был разочарован отсутствием успеха в Юго-Восточной Азии и был особенно встревожен тем, что АСЕАН объединилась, заняв позицию, открыто направленную против. Возможно, только возможно, советское давление в конечном итоге могла Ханой сменить курс или вынудить пойти на некоторый компромисс политическое руководство — суровых людей, которые не знали никакой другой жизни, кроме вооруженной борьбы ради достижения своих интересов. Но потом разразилась война в Европе. Советские поставки практически мгновенно сошли на нет, советские войска покинули страну, корабли поспешили прочь из Камрани. Политическая ситуация кардинально изменилась.

Когда началась война в Европе, страны Азии сразу же стали опасаться, что конфликт, расширившийся до уровня мирового, перекинется и на них. Американские и советские военные корабли вышли в море. Торговые суда укрылись в ближайших безопасных портах. Повсюду были начеку. Дипломаты лихорадочно работали. Никто не знал, чего ждать. Все просто по человечески опасались худшего.

Советский Союз столкнулся с самыми серьезными проблемами. Хотя Европа была основным театром, на котором будет выиграна или проиграна война с НАТО, СССР должен был оставаться в готовности и в Азии. Там было вероятно столкновение с Китаем, непримиримым врагом, неуклонно совершенствовавшим свои вооруженные силы. Китайская армия была не сравнима с советской, но ее численность была огромной. В Советском Союзе, привыкшем воевать числом, находили глубоко тревожным значительное превосходство в численности. Малонаселенные советские дальневосточные территории была в долгосрочной перспективе уязвимы для китайского экспансионизма. В Москве были немало осведомлены и о политической и культурной привлекательности, которую Китай может оказать для народов советских азиатских республик, если обстановка в СССР ухудшиться.

Советская внешняя политика в Азии давно базировалась на необходимости сдерживания Китая. С 1969 года значительные силы были размещены вдоль 4000-мильной границы, составляя около 50 дивизий или четверть всей Красной армии. Они находились там, чтобы просто защищать границу и не допускать попыток Китая изменить ее силой (многие участки были спорными), а также показать, что в случае конфликта СССР возьмет над ними верх. Однако не существовало планов вторжения в Китай: инициатором войны предлагалось быть Пекину. Китайцы же рассчитывали заманить нападающих вглубь своей негостеприимной страны и исчерпать его силы атаками неисчерпаемого запаса отважных защитников. Все это не было идеей Москвы.

Существовало также беспокойство о США. Американский седьмой флот оправился от сокращений времен войны во Вьетнаме и пополнился новыми кораблями. Он имел преимущество в гибкости, имея возможность действовать с передовых баз в западной части Тихого океана, а советский Тихоокеанский флот, в условиях практически полного отсутствия союзников, только со своих собственных баз. Новые американские подводные лодки с ракетами «Трайдент-II» могли действовать у западного побережья США, заставляя советские лодки распылять свои силы для борьбы с ними. У США также были союзники, в частности, Япония, имевшая в настоящее время довольно сильную армию.

В том, что Япония в конце 1970- начале 80-х годов начала менять свою оборонительную политику, была очень большая доля вины Советского Союза. Советские войска на Дальнем Востоке усилились настолько, что Япония не могла этого игнорировать. Советские гарнизоны были построена на Северных Территориях[160], островах, которые Япония считала своими, советские самолеты нарушали воздушное пространство Японии, стала заметной деятельность советского военно-морского флота. Открытая поддержка Вьетнама и заметное игнорирование советской дипломатией Токио после подписания Китайско-Японского мирного договора в августе 1978 года были очевидными признаками недовольства, создавшими в Японии ощущение, что обстановка вокруг них не была дружественной. Общественное мнение медленно начало принимать увеличение военных расходов, чего столь недоставало в прошлом. Была начата программа модернизации, особенно морских и воздушных сил самообороны, которая быстро набирала обороты, опираясь на широкие возможности Японской промышленности. Национализм, прежде находившийся под угрозой, начал набирать силу. Как всегда бывало в Японии, как только согласие было достигнуто, изменения были стремительны. Морские силы самообороны приобрели противокорабельное вооружение и взяли на себя контроль над Японским морем и торговыми путями в океане, освобождая ВВС США для решения наступательных задач. Воздушные силы самообороны, переоснащенные на истребители-перехватчики F-15 «Игл», оснащенные новыми ракетами «Воздух-воздух» и «Воздух-земля», а также самолеты ДРЛО и новые радары, оказались в состоянии взять на себя защиту японского воздушного пространства и оказание поддержки военно-морским силам. Американские самолеты, опять же, были освобождены для наступательных действий.

К концу 1984 года, когда острая напряженность в отношениях Востока и Запада встала на путь, неизбежно ведущий к мировой войне, обстановка в Азии складывалась отнюдь не в пользу Советского Союза, несмотря на все попытки расширения своего присутствия. В то время, как советское лидеры могли ощущать, что события на Ближнем Востоке шли своим чередом и могли испытывать уверенность в итогах войны в Европе, Азия вызывала у них реальные сомнения. Советская стратегия строилась просто: вести себя в этом регионе тихо. Китай и Япония должны были пребывать в уверенности, что в их интересах было держаться подальше от любого конфликта между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Если же это было невозможно, Китай нужно держать в стороне, пока война в Европе не будет выиграна. Это нужно было сделать со всей жесткостью. Но любой ценой нельзя было допустить войны на два фронта.

С другой стороны, Москва могла быть счастлива, что Соединенные Штаты испытывают подобные трудности. В начале 1985 года — когда именно, остается не до конца известно — советский эмиссар прибыл в Северную Корею, чтобы надавит на ее руководство, которое должно было быть готово начать как минимум некоторые военные действия против Южной Кореи, а в лучшем случае — в нужный момент начать полномасштабную войну. Идея был гениальной. Она позволяла оттянуть в Корею американские войска, силы, которые могли быть нужны в Персидском заливе или в Европе. Большое число американских самолетов было бы скованно в Корее и Японии. В качестве бонуса, Китаю подкладывалась дилемма: следует ли ему оказать помощь Северной Корее, коммунистическому государству и старому союзнику, но в результате чего выступить против Соединенных Штатов и таким образом помочь Советскому Союзу или же отказаться от помощи и сделать Северную Корею советским сателлитом? Японии также предстояло решить, следует ли ей позволить Соединенным Штатам неограниченное использование баз в стране. Если бы так и сложилось и Китай оказал помощь Северной Корее, это столкнуло бы его с Японией и принесло большую пользу Советскому Союзу. Если Япония откажется разрешать использование своих баз, это подорвет снабжение американских сил в Южной Корее и пошатнет отношения США и Японии. Если конфликт на Корейскому полуострове будет запущен, советский союз в любом случае выиграет многое.

Пекин, однако, имел высокопоставленных друзей в Пхеньяне, которые по идеологическим причинам или вследствие личных амбиций поддерживали фракцию, которая колебалась между ориентацией на Китай или Советский Союз и не всегда была в этом последовательна. Китайское руководство узнало об этих намерениях и не имело не малейшего желания позволить событиям развиваться так, как планировали в Москве. Один из старших членов Политбюро и, что не менее важно, заместитель председателя Центрального Комитета Коммунистической партии Китая (КПК) по военным вопросам (высшее военное командование), принял меры. До сведения Северной Кореи было тихо, но очень твердо доведено, что если они начнут войну, ни один «китайский доброволец» на их сторону не встанет и они будут предоставлены сами себе[161]. В обеих странах знали и то, что никакой помощи Советского Союза, за исключением некоторых поставок оружия, не предвидится, советские войска буду слишком заняты, заботясь о защите собственной территории на границах с Китаем и в других местах.

Это до крайности просто предупреждение, произвело впечатление не только по политиков в Пхеньяне, но и на северокорейских генералов, так как было озвучено лично китайским генералом из Комитета по военным делам, которого они знали лично по Корейской войне 1950-53 годов, который, как сначала казалось, вернулся домой. В любом случае, Северная Корея сделал очень мало, когда пришло время, ограничившись несколькими незначительными инцидентами. Северокорейцы явно не рисковали злить растущий Китай, а Китай не собирался рисковать, позволяя Пхеньяну попасть в недружественные руки — Северная Корея находилась слишком близко к Маньчжурии. Возможно, Северяне решили также, что в любом случае еще не пришло время — в конце концов, советские эмиссары были осторожны на переговорах и не исключали действий позднее, когда обстановка будет более благоприятной. Лучше было подождать и сначала посмотреть, что выйдет у Советов.

Рейды, в основном, легкими военно-морскими силами, вызывали у американцев и японцев некоторое беспокойство, так как было не вполне ясно, не предвещают ли он что-то большее. Южная Корея, однако, объявила полную мобилизацию и обратилась за помощью к Вашингтону, описывая угрозу в как всегда полных драматизма терминах. Вашингтон был в этом не так уверен, однако отправил две эскадрильи истребителей для спокойствия Токио. Были начаты приготовления к отправке на Корейский полуостров сухопутных сил, однако Советский Союз распался раньше, чем они прибыли туда. Поэтому войска были перенаправлены во Владивосток, чтобы контролировать сдачу части советских сил на Дальнем Востоке.

Как Советский Союз, так и Соединенные Штаты желали избежать полномасштабной войны в Азии, чтобы иметь руки развязанными в другом месте. Китай также не хотел войны либо бы к ней не готов, кроме того, если бы Советский Союз вышел из войны ослабленным, Китай мог бы поддаться искушению воспользоваться, в марксистской терминологии «новым соотношением сил». Япония не желала войны вообще, несмотря на свой новый внешнеполитический курс. Для нее ситуация виделась как опасность, которая подошла совсем близко, а затем к ее радости, отступила, хотя обновленные японские силы могли бы утяжелить западную чашу весов, если бы было необходимо. Япония также воспользовалась возможностями, которые позднее открыл перед ней распад Советского Союза.

В Азии, таким образом, имело место большое напряжение, но не часть глобальной войны Востока и Запада. Тем не менее, там имели место значительные сражения на Тихом океане, некоторые из которых уже были описаны в главе 13. Советский тихоокеанский флот вышел в море под прикрытием регулярных учений прежде, чем началась война в Европе. Это добавило проблем американским и японским военным кораблям и авиации. Подводные лодки с обеих сторон начали охоту друг на друга. Советские самолеты продолжали обычные разведывательные полеты над южным Китаем, советские корабли проявляли активность во Вьетнамских территориальных водах. Но все это было, пока не началась война в Европе. Когда она началась, все это было отброшено. Вьетнаму придется некоторое время самому о себе позаботиться. Между советскими и американскими военно-морскими силами имело место несколько столкновений, но небольших. Возможно, война закончилось слишком быстро для этого. Оба флота были слишком заняты на других театрах военных действий. Японские корабли оказались вовлечены в одно незначительное сражение, когда эскорт японского конвоя к северу от острова Цусима был обстрелян неизвестным ракетным катером. Как выяснилось позднее, он был из состава небольших северокорейских сил, возвращавшихся из молниеносного рейда на порт Пусан в Южной Корее. Ракета «Стикс»[162] была перехвачена, а японский эсминец под командованием капитана Ноды — деятельного и агрессивного офицера — выпустил в ответ одну из новых японских ракет[163]. На радаре было отмечено попадание, цель исчезла с экрана. Это был первый боевой пуск Морских сил Самообороны Японии в войне, он же оказался и последним.

На Корейском полуострове, несмотря на мощную концентрацию войск, также ничего не происходило. Северокорейские лидеры решили прислушаться к Пекину больше, чем к Москве, показав, что они себе на уме. Незначительные набеги производили эффекта не больше, чем оборонительные действия Южной Кореи, которая была обескуражена отсутствием у Соединенных Штатов малейшего желания перевести боевые действия на новый уровень. В то же время Сеул и Вашингтон получили предупреждение со стороны Китая (конфиденциально переданное в свое время послу США в Пекине) и знали, что реакция Китая вполне может быть совсем иной, если Южане начнут полномасштабную войну.

Таким образом, столкновение между Востоком и Западом не распространилось на Азию, чего так опасались страны этого региона. Но это не значит, что там не происходило ничего. Это было далеко не так. Дальше произошло то, что можно назвать «приборкой» политической карты. Когда произошло своевременное (так сказать), крушение советского режима, открылись возможности для того, чтобы несколько расплатиться за некоторые обиды и свести старые счеты.

В первую очередь это коснулось Индокитая. Как уже было описано ранее, затянувшиеся войны подорвали ситуацию в Ханое. Советские поставки были сокращены, а когда началась война в Европе, полностью прекратились. Советские военные советники, которые уже оказались собраны вместе в Хайфоне на ежегодном совещании, оказались удобно размещены в более безопасном месте 3 августа. Этим местом стал «Иван Рогов», большой десантный корабль, который обычно размещался там. Он был потоплен через несколько дней в результате атаки американской подводной лодки. Капитан подводной лодки коммандер Дэвид Редферд, давно ждал такой возможности и упорно трудился ради ее реализации. Ему помог, надо сказать, патрульный самолет, терпеливо взаимодействовавший с лодкой, который, к сожалению, в дальнейшем был сбит.

В Пекине, Политбюро и Комитет по военным делам заседал практически непрерывно с начала августа. Ежедневно они утверждали, часто сгоряча, планы, которые позволяли извлечь некоторую выгоду из войны между сверхдержавами. Они обсуждали, что можно сделать для поддержки волнений в Казахстане, о чем они получили некоторые сведения, не в последнюю очередь от Казахов на своей стороне границы. В конец концов, они решили начать крупномасштабные военные учения у границы, однако не успели сделать это раньше, чем Казахстан отделился от Советского Союза после уничтожения Минска ядерным ударом 20 августа. Учения также были запланированы на границе с Узбекистаном[164], в обоих случаях с целью убедить Советский Союз воздержаться от карательных действий. Учения меньших масштабов были начаты и в Манчжурии, однако, с осторожностью. Китайцы осознавали собственную слабость, и в Манчжурии прежде всего. Они решили проявить благоразумие, подождать и посмотреть, что произойдет. В отношении Монголии, однако, они решили, что стоило послать несколько жестких сообщений, из которых следовало, что, по мнению Китая, монгольскому руководству пришло время попросить советские войска вернуться домой. Если же они этого не сделают, дальнейшая жизнь может стать весьма неудобна для него, когда народы Китая неизбежно воссоединятся.

В отношении Вьетнама представлялся шанс сделать что-то, что могло бы принести выгоду Китаю прямо сейчас. Мэй Фенг, престарелый, но опытный председатель Комитета по военным делам не имел в этом никаких сомнений. Китай сделал выводы из неудачного вторжения в 1979 году. Народно-Освободительная армия Китая (НОАК) находилась сейчас в гораздо лучшей форме, а Вьетнам — нет. Мнение Мэй Фенга заключалось в том, что китайским войскам следовало войти туда, и на этот раз дойти до Ханоя. Как только они войдут туда, Советский Союз не сможет ничего сделать, даже если он выиграет войну. Сезон дождей также не станет препятствием и затрудник действия авиации и бронетехники противника, но китайские солдаты справятся со всем этим и двинуться по воде, словно пекинские утки[165].

Идея Мэй Фенга вязала верх. Китайское наступление против Вьетнама, долго готовившееся и нуждавшееся только в сигнале, было начато 19 августа. НОА старательно стремилась показать результат смены руководства, системы обучения и тактики, происходившие в основных силах китайской армии с 1979 года. Однако вторжение все еще напоминало события 1979 года, так как НОА все еще была в какой-то степени привержена старому мышлению и убеждениям. Кроме того, войска вошли также и в Лаос. Целью этого было заставить обороняющихся разделить свои ресурсы между несколькими фронтами, каждый из которых мог перерасти в нечто большее. И, конечно же, они задействовали лаосских повстанцев, с которыми уже давно работали китайские «советники» и различные группировки, борющиеся с Вьетнамскими силами в Кампучии. В этом не было идеально координации действий, но в условиях партизанской войны в джунглях ее ждать не приходилось. Радиоприемники партизанских отрядов трещали сообщениями, что Китай напал на Вьетнам, и в результате, в течение одного-двух дней на всех фронтах, если такой термин, конечно, можно применить к боевым действиям в диапазоне от засад до атаки одной дивизии, начались активные действия.

На этот раз НОА изначально добилась успеха. В наступлении было задействовано около двадцати дивизий, которые ударили по Вьетнамским оборонительным позициям вдоль границы, а также через джунгли Лаоса. Атака на некоторое время увязла после того, как регулярные Вьетнамские подразделения выдвинулись на поддержку пограничных сил. Прорыв стоил китайцам значительных потерь. К тому времени за разрушением Юирмингема и Минска быстро последовало крушение Советской Империи. Некоторые сообщения об этом передавались китайским радио, хотя нельзя сказать, что это значило очень много для массы мокрых и усталых крестьян, составлявших основную массу войск обеих сторон. Новость прокатилась, словно лесной пожар по Ханою, хотя произвела не меньший эффект в странах АСЕАН. Мужчины на вьетнамской стороне линии фронта — да и женщины тоже, так как и они участвовали в боевых дейтсвиях, которые стали смыслом их разрушенной жизни — не могли получить большой радости от этих новостей, но часть вьетнамского руководства ее получило. Про-китайские фракции, которые всегда существовали на подпольном положении начали проявляться, так как их выживание зависело от того, поставят ли они на правильную лошадь. Было ясно, какая лошадь лидирует, по крайней мере, в данное время. И чем раньше они сделают ставку, тем лучше будет для них.

Вьетнамское Политбюро без сомнений непрерывно заседало все это время, однако в последнее время стало ясно, что сторонники жесткой линии, находившиеся у власти в течении нескольких лет с момента заключения договора с Советским Союзом в 1978 году, медленно сдают позиции. Пекин возлагал большие надежды на прокитайские элементы в руководстве Вьетнама, в течение нескольких лет подавленные, но никогда не устраненные полностью. Теперь же, их влияние возросло, в первую очередь через нескольких южных Вьетнамцев, находящихся на ответственных постах в руководстве и армейском командовании. Война шла плохо, все надежды на поддержку со стороны Советского Союза рухнули. Произошел переворот, которому, над понимать, содействовали один-два «сердечных приступа» или смерти от «неизлечимой болезни» вызванной пулевым ранением в нужную часть тела. В течение нескольких дней начались переговоры с Пекином через посредников, почти все из которых были вернувшимися из ссылки прокитайскими вьетнамскими деятелями.

Как стало ясно в дальнейшем, боевые действия прекратились, когда силы НОА находились на грани прорыва на Ланг Сон и Куанг Нинь и готовились вывести свежие дивизии на шоссе 1 и 18, идущие на Ханой и Хайфон. Новое правительство было установлено — или установилось само собой, как бывает в таких случаях — и очень скоро было достигнуто официальное соглашение о прекращении огня. Однако не все было гладко. Китай не просто требовал полного разоружения вьетнамских войск, но и передачи их боевой техники НОАК. Пекин был однозначен и в том, что вьетнамские войск должны быть выведены из Кампучии и Лаоса. Новая администрация в Ханое была более чем счастлива согласиться на большинство этих требований, но сделать это в определенном порядке, плавно передавая ответственность. Передача вооружения была проблемой, но было решено оставить часть его вьетнамским силам, чтобы позволить им гарантировать безопасность от недовольных промосковских диссидентов. Тяжелая техника была собрана в специальных центрах под охраной китайцев, а затем переправлена в Китай в распоряжение НОА. Тем не менее, некоторые вооружения в южных районах страны, несомненно, попали в нетерпеливые руки Кампучийских партизан. В самой Кампучии было создано временное правительство, в которое вошли фракции, приемлемые и для Китая и для АСЕАН. Также, по инициативе АСЕАН была созвана конференция (которая не начиналась в течение нескольких месяцев из-за разногласий относительно того, кто из претендентов станет новым лидером страны) по установлению нового правительства, которое будет иметь поддержку мирового сообщества.

Так закончилось то, что с китайской точки зрения было началом удовлетворения за прежние проблемы. Это было несколько грязное в военном отношении, политически несложное и аккуратно достигнутое устранение Советского Союза из Вьетнама. Оно привело к власти правительство, которое, скорее всего, будет находиться в гармонии с Пекином, по крайней мере, какое-то время. Учитывая все трения между Китаем и Вьетнамом за последнюю тысячу лет, время от времени, перерастающие в войны, было, пожалуй, слишком ждать достижения гармонии за несколько недель — или ожидать, что она продлиться долго. Государства АСЕАН приветствовали изменения, когда новые люди в Ханое пообещали перейти в мирной политике. Как видно из нашего, 1987 года, так и случилось. Была достигнута стабильность, даже в Кампучии, чему, к счастью, способствовали хорошие урожаи и щедрая помощь со всего мира. Возможно, так и будет продолжаться, и пример процветания государств в бассейне Тихого океана распространиться на всю Юго-Восточную Азию. На это можно надеяться. Признаки этого есть.

Когда Пекине решил использовать силу во Вьетнаме, война в Европе не достигла своей кульминации и советская власть не рухнула. Когда же этот момент наступил, китайское руководство получило множество проблем, помимо усмирения Ханоя.

Простейшей задачей оказалась Монголия. Ее лидерам в Улан-Баторе и в других местах были направлено сообщение, что с этого момента им следует считать себя находящимися под китайской защитой. Советские войска должны сдаться. Однако советских войск в Монголии уже не было, хотя не было понятно, согласно чьему приказу. Эти дивизии во-видимому, были выведены в хорошем состоянии, забрав все свое оружие и технику. Это, конечно, было отнюдь не то, на что надеялся Пекин, однако он был не в силах повлиять на ситуацию. Правительство Монголии отправило в Китай сообщение с залогом своей братской верности, хотя этот вопрос обещал занять много времени.

Все еще было не известно, имели ли место перестановки любого масштаба в Улан-Баторе, хотя некоторые люди не выходили на контакт. В любом случае, для укрепления верности Монголии Китай сделал ее лидерам намек, что Монголия буде защищена от любой угрозы извне — базами НОАК. Точнее, в сообщении указывалось, что казармы, покинутые тремя советскими дивизиями, будут заняты тремя дивизиями НОАК из состава «главных сил». «Правительство Монголии, будьте так добры, подготовить их». Это нужно, конечно, сделать сразу, так как иначе это будет неполитично. Некоторое время спустя, монгольские лидеры были с почестями встречены в Пекине. Ни для кого не было сюрпризом, что они согласились с тем, что судьба Монголии всегда была неразрывно связана с Китаем, что она действительно была частью Китая. Таким образом, был образован Монгольский Автономный Регион. Другая часть «приборки» была успешно завершена.

Но мы забегаем вперед. Драматические события конца августа 1985 года не всегда приводили к подобным весьма приемлемым решениям. Когда правительство в Москве было свергнуто, Вашингтон проявил большую дипломатическую активность по всему миру. Американские послы в различных азиатских столицах были одновременно проинформированы о случившемся, и быстро становились, порой единственным источником информации для местных правительств. Посол США в Пекине внимательно следил за происходящим во Вьетнаме, с которым он был в целом согласен, хотя и не мог ничего сделать, даже если бы не был. Он намекнул Председателю, что Вашингтон понимает Китайские амбиции в Монголии. Это было лишь подсластителем, так как он также дал понять, что сдача советских войск на Дальнем Востоке, которая с уверенностью ожидалась со дня на день, будет происходить американским силам. В конце концов, Соединенные Штаты участвовали в войне. Китай не имел определенного мнения по этому вопросу, однако заявил, что «его интересы, естественно, будут тщательно отслеживаться, для чего будут приняты любые надлежащие меры».

Посол США в Токио похожим образом допустил тщательно подготовленную оговорку, что в курсе японских взглядов на проблему Северных Территорий, но если они верны, он, по крайней мере официально, знать о них не будет. Он также сообщил, что американские войска, находящиеся на пути в Корею, теперь, по всей вероятности, будут отправлены во Владивосток, чтобы принять капитуляцию советских войск. Сроки этого, однако, не определены, и он сделал официальный запрос, о возможности их размещения в Японии в случае необходимости в соответствии с японо-американским договором о безопасности.

Намек относительно островов был воспринят. «Северные территории» — четыре острова неподалеку от восточного побережья Хоккайдо, самого северного из четырех главных японских островов — считались в Японии своей территорией, но были оккупированы Советским Союзом после Второй Мировой войны. Советское присутствие на них было значительно усилены в начале 1980-х. Япония очень хотела получить их обратно, однако Советский Союз был непреклонен. Москва никогда не вела переговоров о возвращении территорий, которые она когда-то приобрела[166]. Этот вопрос объединил всех японцев, даже самая мягко настроенная часть прессы выступала с яростно националистическими материалами об островах.

Кабинет министров в Токио, естественно, пристально следил за этим вопросом. Независимо от аргументов, касающихся советских прав на эти острова (и других нерешенных правовых аргументов), в Токио не было сомнений в том, что если советские войска покинут острова, они будут так или иначе возвращены в состав Японии. Японские самолеты-разведчики пристально следили за островами, и 22 августа, или около того поступило сообщение, что советские десантные корабли покидают их. Осталось еще несколько артиллерийский орудий и самолетов, но казалось, что советский гарнизон покидает острова.

Как мы знаем теперь, так происходило на самом деле. Невезучий советский командующий Дальневосточным военным округом, к которому относился и гарнизон островов, несколько дней не получал никаких приказов из Москвы. Большая часть его войск не участвовала в войне, которая, по сути, ограничивалась действиями Тихоокеанского флота и морской авиации. Маршал Р.Я. Павловский имел все основания быть озабоченным своим положением, но также и тем, что новые люди в Москве были ему явно не дружественны. Он явно не мог продолжать войну своими силами — независимо от мнения своих подчиненных, которые были обязаны продолжать бороться при любых обстоятельствах. Но он рассматривал не эту идею, а возможность сдачи китайским войскам. Но они не помогли бы его людям. Гораздо лучшей была идея сдаться американцам или даже японцам, хотя эта мысль также не доставляла ему особенного удовольствия.

Именно тогда он решил, по крайней мере некоторые проблемы, решить которые он был в состоянии. Он должен вернуть все войска в свои отдаленные гарнизоны, чтобы все они были под его командованием. Поэтому он приказал дивизиям, расположенным в Монголии[167] вернуться на советскую территорию, а также покинуть Курильские острова. Он не хотел их сдачи японским силам, которые почти наверняка появятся там в ближайшем будущем.

Возвращение Северных территорий не заняло много времени. До конца августа Японские силы Самообороны заняли их. Это было очень радостное событие. Флотилия во главе с премьер-министром Японии на борту флагмана (его слова «Премьер-министр Сато Эйсаку добился возвращения Окинавы, мне же выпала великая честь добиться возвращения Северных территорий») прибыла на острова. Были созданы гарнизоны. Японская пресса сходила с ума[168]. Вместе с тем был некоторый ропот в кулуарах ООН о преждевременных и, как говорили некоторые, «незаконных» действиях, однако Токио не столкнулся с какими-либо трудностями. Послу Кунихиро в Нью-Йорке это не доставило проблем.

Но вернемся к маршалу Павловскому, находившемуся в штабе Дальневосточного военного округа в Хабаровске с группой советских офицеров, в том числе заместителем командующего советским Тихоокеанским флотом. В это время, в первые дни сентября, когда многие вещи начали нормализоваться, другие наоборот падали в пропасть.

Несколько дней назад маршал получил предельно четкие инструкции от американцев, намеренных принять сдачу его сил эмиссарам, которые должны прибыть в ближайшее время. В то же время, он пока несет ответственность за хорошее поведение своих войск и так далее. Командующий Тихоокеанским флотов также получил приказ вернуть все свои корабли во Владивосток, Советскую гавань, Магадан и Корсаков. Этот приказ также поступил от американцев. Они оповестили об этом Москву и получили простой ответ «соблюдать». Стало ясно, что проблем не будет. Но кто принимал решения в Москве? И почему? Павловский также получил известие, которое в целом оказалось для него более тревожным и пьянящим: в Омске генерал-полковник Червинский, которого он ненавидел, который был, признаться честно, человеком не без некоторой доли клоунады, объявил себя своего рода независимым военным лидером и взял власть в регионе. Американцы восприняли это спокойно — они, должно быть, идиоты — сочли, что он сможет поддержать с своей области закон и порядок. Если бы они знали Червинского получше, они бы поступили по-другому. Тем не менее, это была интересная идея.

Павловский размышлял над этим последние несколько дней и принял решение. Теперь он должен был убедить других. Он последует примеру Червинского. Это не продлиться долго, но он сможет добиться, чтобы Дальний Восток попал под администрацию США в любой форме, а не под Китай. Он был совершенно уверен, что убедить подчиненных по этому конкретному вопросу не будет проблемой. Гораздо труднее будет убедить американцев оставить им все оружие. Он холодел от мысли, что его войска будут разоружены и брошены китайцам с их миллионами. В таком случае у них не будет будущего.

На деле маршал оказался удивительно успешен. Вашингтон также боролся с проблемой, как уберечь советское вооружение и технику от китайцев. Конечно, не все оно было на месте. Многие солдаты бросили свои части и разошлись по домам с оружием. Самолет также улетели на аэродромы подальше от китайцев. Два военных корабля были затоплены и было крайне сложно поставить охрану на остальные. Американцы решили, что Павловский может сохранить большую часть своих сил и действовать как своего рода военное правительство в прибрежных регионах Дальнего Востока — по лицензии Червинского, так сказать. Вся тяжелая техника и важные военные корабли находились под сильной охраной американских войск, переброшенных из Южной Кореи. Несколько последних подводных лодок были отбуксированы ВМС США.

В этой связи возникал вопрос — имеющий жизненно важное значение — о ядерных боеголовках наземных и воздушных сил на Дальнем востоке. С военно-морскими силами было меньше проблем — было ясно, где они находились — но боеголовки наземных и военно-воздушных сил было не так легко найти и вывезти. Острое беспокойство вызывал вопрос о несанкционированном их использовании. Пекин срочно направил в Вашингтон запрос о том, что стремиться заполучить боеголовки себе. В реальности вопрос о судьбе бывшего советского оружия вызывал большие трения с Китаем. Союзники США в Азии однозначно не хотели, чтобы Китай получил больше, чем небольшую его часть, и никакого ядерного вооружения. Готовность Китая ко второму вторжению во Вьетнам была нарушением. Некоторые виды оружия американцы, естественно, хотели заполучить сами.

Пекин получил однозначный отпор Вашингтона: Китай не находился в состоянии войны с СССР, но некоторое количество бывшего советского вооружения ему будет передана. В то же время Китаю нечего бояться: советские войска лишены тяжелого вооружения и постепенно будут расформированы. Ядерное оружие охранялось специальными подразделениями США и в дальнейшем будет передано агенству ООН по контролю за расщепляющимися материалами (UNIFISMATRECO). Маршал Павловский и офицеры штаба Тихоокеанского флота работали действительно превосходно и смогли найти большую часть боеголовок и организовать их передачу.

Таким образом, советские солдаты и матросы на Дальнем Востоке первоначально оставались под собственным командованием, которое, в дальнейшем будет демилитаризовано. Павловский, человек жесткий и эффективный, остался у власти даже тогда, когда постепенно начала формироваться гражданская администрация. Он все еще недобро смотрел на китайцев, как и они на него, однако, по существу он подчинялся Союзной Комиссии по Демилитаризации, состоящей, в основном, из американцев. С Китаем работали, в основном, контактные группы. Но американский глава Комиссии провел большую изнурительную работу с китайцами, так как хотя их цели и не совпадали, интересы были очевидны.

Таким образом, в результате всех этих событий политическая карта Азии несколько «прибралась». Некоторые проблемы были решены, некоторые, вероятно, просто отошли на второй план. Что произойдет в регионе в ближайшие десятилетия предсказать трудно, поскольку в основном это зависит от политики Китая, сила и уверенность которого неуклонно растет, больше не встречая советской конкуренции.