Дядюшка Лукас был на редкость уродлив. Таким он был всегда, а тем более теперь, когда возраст его приближался к сорока годам. И все же столь приятных и симпатичных людей на свете бывает немного. Покойный епископ, пораженный живостью, смекалкой и остроумием Лукаса, упросил родителей юноши, — а родители его были пастыри, но только не душ человеческих, а самых настоящих овец, — отдать Лукаса ему на воспитание. Не успел скончаться его преосвященство, как юноша поспешил сменить семинарию на казарму. Генерал Каро особо отличил Лукаса, приблизил его к себе, сделал его своим вестовым, доверенным слугой в походах. По окончании военной службы дядюшка Лукас столь же легко овладел сердцем Фраскиты, как в свое время завоевал благосклонность генерала и прелата. Наваррка, вступавшая тогда в свою двадцатую весну и являвшаяся предметом воздыханий всех юношей Эстельи (а некоторые из них были довольно богаты), не смогла устоять перед искрящимся остроумием, забавными шутками, веселыми подмигиваниями этой влюбленной обезьяны, перед его насмешливой улыбкой, полной лукавства и в то же время нежности, перед этим отважным, красноречивым, рассудительным, влюбленным, мужественным и обольстительным мурсийцем, который сумел вскружить голову не только своей желанной, но и ее родителям.
Как во времена ухаживания, так и в годы, о которых мы повествуем, Лукас был маленького роста (по крайней мере таким он казался рядом со своей благоверной), слегка горбатый, очень смуглый, безбородый, носатый, лопоухий и рябой. Зато рот у него был правильный, а зубы безукоризненные. Можно сказать, что только наружность этого человека была грубая и уродливая, но стоило проникнуть к нему хоть чуточку вглубь, как раскрывались его совершенства, и эти совершенства начинались с зубов. Затем шел голос, гибкий, выразительный и приятный; временами в нем слышались решительные и властные нотки, просил же он о чемнибудь голосом сладким и медоточивым, так что ему трудно было отказать. Далее — его дар речи: говорил он всегда к месту, умно, находчиво, убедительно… И, наконец, дядюшка Лукас отличался доблестью, честностью, верностью, здравым смыслом, любознательностью, многое чувствовал инстинктивно, многое знал по опыту, невежд глубоко презирал, к какому бы общественному слою они ни принадлежали, и был наделен даром иронии, шутки, сарказма, что в глазах почтенного академика делало его похожим на неотесанного дона Франсиско де Кеведо.[10]
Таковы были внутренний мир и наружность дядюшки Лукаса.