Тревожное ожидание

1

От последнего гудка сирены только что остановившийся пароход завибрировал. На мокрые плиты мола Пешериа упали сходни. Сирена смолкла. Ей ответила другая, как раз с противоположной стороны Сан-Марко.

Стефан Мендель поднял воротник непромокаемого плаща, опустил поля шляпы и нагнулся, чтобы взяться за ручку маленького чемоданчика, составляющего весь его багаж.

Дождь лил с самого утра и наводил тоску своей равномерностью. Мелкий, пронизывающий, холодный дождь.

Собачья погода. Стефан Менцель ругнулся сквозь зубы, потом принялся грызть ногти на свободной руке. Он был встревожен без видимой причины. Может, всему виной была погода?

Ему хотелось бы в это верить.

Цепочка пассажиров, растянувшаяся по сходням, начала растекаться по пристани. Стефан Менцель в свою очередь ступил на шаткую поверхность трапа и воспользовался этим, чтобы повернуть голову.

Неизвестный по-прежнему был там. Их взгляды скрестились, и незнакомец сразу отвел свой.

– Проходите, синьор...

Стефан Менцель вздрогнул. Он непроизвольно остановился, загораживая проход другим пассажирам. Он ускорил шаг, нагоняя человека, идущего впереди, и внимательно следя за выражением своего лица и глаз.

Каким дурацким был этот комок, без конца поднимавшийся и опускавшийся у него в горле, и эта тяжесть вобласти желудка... И эта наэлектризованность, пронизывающая его влажное от пота тело.

Спустившись на пристань, он пошел вместе со всеми к зданию таможни.

Контроль не пугал Стефана Менцеля. Его документы были в полном порядке, а свою «легенду» он знал наизусть...

Нет, Стефан Менцель боялся не контроля.

Контроль не был опасен. Если случится что-либо непредвиденное, его в самом худшем случае посадят в тюрьму.

Из тюрьмы рано или поздно выходят, в дверь или через стену.

Но СМЕРТЬ?

Он вошел в здание и почувствовал облегчение от того, что дождь больше не хлещет в лицо. Ощущение было не из приятных.

Бюро международной полиции. Офицер наверняка британец... Только у англичан бывают такие физиономии.

Стефан Менцель протянул свой паспорт. Офицер осмотрел обложку, перевернул ее, прочел записи на первой странице, слегка повернул голову и бросил своему подчиненному, сидевшему перед огромной картотекой:

– Альбрехт... По буквам: Альберт, Луи, Бернар, Роберт, Елена, Хелен, Тереза... Имя: Франсис. Бельгийский подданный, родился четвертого мая тысяча девятьсот двенадцатого года в Льеже, Бельгия.

Он посмотрел на Стефана Менцеля и резко спросил:

– Откуда следуете? Менцель спокойно ответил:

– Я совершаю туристическую поездку по Италии. На пароход сел в Поле:

– Цель приезда в Триест?

– Туризм.

– Сколько времени собираетесь здесь пробыть?

– Максимум неделю...

Офицер повернул голову:

– Что картотека?

Служащий ответил:

– Ничего нет.

Печать. Паспорт возвращен. С этого момента ситуация могла ухудшиться.

Он вышел под дождь, бросил последний взгляд на пароход, с которого только что сошел, отскочил в сторону, чтобы не попасть под тяжело груженный грузовик, и ускорил шаг.

Длинная вереница такси. Несколько туристов вышли из стеклянного здания, застегивая плащи и раскрывая зонты. Стефан Менцель поднял воротник своего плаща. На шею стекла струйка воды, заставившая его вздрогнуть.

Он пропустил трамвай, подбежал к первому свободному такси, упал на сиденье и... замер, пораженный, с открытым ртом и протянутой, чтобы закрыть дверцу, рукой. Неизвестный, не перестававший следить за ним от Полы...

Хлоп! Шофер обернулся и сам закрыл дверцу.

– Куда поедем, синьор?

Стефан Менцель перевел дыхание и ответил:

– Пьяцца Карло Гольдини.

Машина тронулась с места. Урчание мотора стало тише, монотонное движение «дворников» по лобовому стеклу действовало успокаивающе. Стефан подождал, пока сердцебиение вернется в нормальный ритм, и глубоко вздохнул. Он был уверен, что неизвестный сел в следующее такси, чтобы проследить за ним, но не хотел оглядываться, чтобы сохранить надежду настолько долго, насколько возможно...

Надежда?

Это слово звучало фальшиво в сером и мокром городе, похожем на декорации для триллера.

Стефана Менцеля сотряс короткий смешок – реакция слишком туго натянутых нервов. Он снова с яростью принялся грызть ногти...

Виа дель Театро Романо. Интенсивное движение, сейчас замедленное дождем. Троллейбусы – большие блестящие гусеницы. Справа развалины.

Стефан обернулся.

Сзади слишком много машин. Как узнать, едет ли в одной из них неизвестный?

Узнать невозможно.

Тем не менее Стефан Менцель был уверен. Он ЧУВСТВОВАЛ присутствие того человека сзади, словно тяжесть между лопатками.

Красный свет. Такси остановилось за троллейбусом. Внезапно Стефан решился. Взглянув на счетчик, он вынул из кармана купюру, положил ее на переднее сиденье рядом с шофером и открыл дверцу:

– Спасибо, я выйду здесь.

Он пробежал несколько шагов, вскочил в троллейбус и прислонился к задней стенке, совершенно задохнувшись и с сильно бьющимся сердцем.

Зеленый свет. Троллейбус мягко тронулся. Стефан Менцель с трудом подавил желание обернуться: нельзя показывать лицо. К нему подошел кондуктор.

– Пьяцца Карло Гольдини.

Он заплатил, сунул полученный билет в карман и машинально снова стал грызть ногти. Стоявшая перед ним некрасивая женщина с темными кругами под глазами с любопытством смотрела на него. Он уставился ей прямо в глаза, чтобы заставить отвести взгляд. Она покраснела и стала смотреть на улицу.

Он вышел на площади и вошел в кафе, шумное и полное народу. Стефан Менцель ненавидел толпу, но сейчас, находясь среди такого количества людей, испытывал смешанное чувство страха и безопасности. С одной стороны, вряд ли здесь с ним может что-либо случиться, с другой – следить за ним невероятно легко.

Он выпил поданный ему обжигающий кофе и сразу почувствовал себя намного лучше. Его организм очень быстро реагировал на любой стимулятор. Это было одновременно и хорошо, и плохо...

Он расплатился и вышел. Теперь, после духоты кафе, было приятно почувствовать холодные капли дождя на горящем лице. Глубоко вдохнув прохладный воздух, он пошел к стоянке такси.

Было уже пять часов. Смеркалось. При таком сером небе скоро совсем стемнеет.

Он взял чемодан в другую руку, остановился на краю тротуара, словно не зная, в какую сторону идти, погрыз ноготь на большом пальце, потом бросился вперед и вскочил в машину.

– Пьяцца Обердан.

Менцель откинулся на спинку сиденья и впервые с того момента, как ступил на землю Триеста, подумал о Франце Халлейне.

Этот Франц Халлейн был хорошим парнем. Менцель был его начальником в гамбургском «Физикалише Арбайтсгемейншафт». Франц отказался поехать вместе с Менцелем в Каир, куда Нахас-паша пригласил его вместе с десятком других немецких ученых, и в общем-то оказался прав... Затея с Египтом закончилась плохо: Стотцера, Фуллнера и еще двоих арестовали. Менцелю удалось спастись и добраться до Тель-Авива, а потом связаться с Халлейном, который назначил ему встречу в Триесте.

Чем мог Халлейн заниматься в Триесте? Что он собирался ему предложить?

Погрузившись в эти мысли, Менцель снова принялся грызть ногти...

Пьяцца Обердан.

Он расплатился, вышел из машины и зашагал в сторону виа Филци. Пройдя сотню метров, он неожиданно развернулся и пошел в обратном направлении, следуя за огромным американским моряком. Под прикрытием этого живого щита он вернулся к пьяцца Обердан, внимательно следя за идущими ему навстречу людьми.

Ничего.

Он оторвался от неизвестного.

Менцель вздохнул свободнее и снова развернулся. Пьяцца Сан Антонио: слева церковь, справа Большой канал. Он повернул на виа Россини.

Гостиница «Гарибальди». Облупившийся фасад, грязные стекла, смытая дождями вывеска, которую невозможно прочесть. Кричащая, действующая на нервы музыка.

Менцель вошел, закрыл за собой дверь. В нос ударил удушливый запах жареной рыбы и табачного дыма. За несколькими столами моряки торгового флота играли в карты и кости. Старик в морской фуражке спал в углу, зажав в зубах короткую трубку.

Неторопливой походкой бегемота ему навстречу двинулась хозяйка. Стефан попросил комнату на несколько дней. Женщина, не переставая рассматривать клиента своими маленькими поросячьими глазками с красными прожилками, позвала:

– Антонио!

В глубине зала появился тощий тип с блестящей лысиной, сутулый, со слишком длинными руками и бегающим взглядом.

– Посели синьора в шестой номер... и дай ему заполнить карточку...

Антонио взял чемодан Стефана и пошел впереди него под равнодушными взглядами моряков.

Грязная лестница со скрипучими ступеньками. Мерзкий запах стряпни. Темная площадка, чуть освещаемая одной слабой лампочкой. Еще более темный коридор.

Антонио поставил чемодан, открыл дверь, внес чемодан в комнату и поставил на стол.

– Вот, синьор.

Серый дневной свет с трудом проникал в квадратное помещение, еще более неуютное благодаря ужасным обоям гранатового цвета. Менцель сдержал гримасу и сумел улыбнуться, протягивая служащему чаевые, которых тот ждал.

– Грациа, синьор. Не торопитесь насчет карточки. Можете спуститься за ней попозже.

Стефан Менцель подошел к фаянсовой раковине, висевшей в углу у окна.

– Горячей воды нет?

– Нет, синьор.

– Вы можете мне ее принести?

– Да, синьор. Кастрюлю...

– И принесите также «Коррьере ди Триесте».

– Хорошо, синьор.

Когда дверь закрылась, Стефан Менцель сразу же проверил надежность запоров. Он запер дверь на задвижку, снял плащ и шляпу и повесил их на вешалку. Он был весь в поту; рубашка прилипла к телу. Менцель снял свой измятый пиджак, бросил взгляд на грязные внизу и пузырящиеся на коленях брюки и на поношенные грязные ботинки.

Он вдруг почувствовал себя очень усталым. Комната показалась ему удручающе мрачной: эти темные стены и мебель, этот жалкий свет... Есть от чего стать неврастеником...

Он провел влажной рукой по поредевшим и начинавшим седеть растрепанным волосам, посмотрел по сторонам, и его губы скривились...

Стук в дверь. Он вздрогнул и почувствовал, что пот на теле стал ледяным, а сердце замерло, но сразу же взял себя в руки. Он вел себя совершенно глупо...

– Кто здесь?

– Антонио, синьор.

Он отодвинул задвижку, осторожно приоткрыл дверь, впустил служащего, взял у него газету и посмотрел, как он несет к умывальнику кастрюлю горячей воды.

– Грациа, Антонио.

Протянув столировую бумажку, Менцель движением руки остановил поток благодарности и снова закрыл дверь на задвижку.

Недолго поколебавшись в выборе между горячей водой и газетой, он выбрал газету и лихорадочно развернул ее. Халлейн должен был ждать его уже несколько дней...

Найдя рубрику «Частные объявления», Менцель подошел к окну, чтобы разобрать мелкий шрифт.

На последней строке он машинально поднес руку к горлу и почувствовал, что что-то тяжело забилось в груди. Не может быть... Халлейн обещал, а он такой человек, что на него можно положиться.

Он перечитал еще раз, медленнее...

Ничего.

Он стал читать всю страницу в надежде, что произошла ошибка и условное сообщение попало в другую рубрику.

Ему потребовалось добрых десять минут, чтобы прочитать все от первой до последней строчки.

Ничего.

Франц Халлейн нарушил свое обещание.

Стефан Менцель ощутил, как его охватывает паника. Что он будет делать в этом враждебном городе один, без знакомых? Он свернул газету, и его взгляд машинально упал на первую страницу. Господи Боже!

Он подскочил. Рот с толстыми губами остался открытым, глаза расширились от ужаса, руки затряслись.

На первой странице, на видном месте, был снимок Франка Халлейна.

МЕРТВОГО.

Лицо трупа было распухшим, но тем не менее легко узнаваемым.

Помутившимися глазами Менцель прочитал текст, сопровождавший фотографию. Это было сообщение полиции. Тело были извлечено из канала Гранде вчера, рано утром. Никаких документов, с одежды спороты все метки. На трупе следы многочисленных ударов, по утверждению медэксперта, в воду он был сброшен уже мертвым. Лиц, способных помочь в установлении личности погибшего, просили связаться с управлением полиции.

Значит, Франц Халлейн умер. Вне всяких сомнений, его убили. Очень вероятно, что перед этим его пытали...

Заговорил ли он? Услышали от него палачи о приезде в Триест Стефана Менцеля, немецкого инженера, или нет?

Газета выскользнула из рук. Он быстро нагнулся, поднял ее и положил на стол, стоявший между дверью и окном.

Тот человек, что следил за ним от Полы... Менцель с раздражением встряхнулся. В конце концов, почему он так решил? На пароходе было пятьдесят пассажиров, и если этот смотрел на него больше, чем другие, это еще ничего не доказывало. Ведь Менцель не видел его с того момента, как покинул морской вокзал...

Он поднял плечи, подошел к умывальнику и посмотрелся в висевшее над ним зеркало. В сумерках собственное лицо показалось ему еще более некрасивым. Слишком большая голова, оттопыренные уши, тоже слишком большие, грязно-светлые волосы, острый кривой нос, слишком толстые губы, слишком сильные челюсти... Да еще зарождающаяся лысина... И шрам на левой щеке – воспоминание о студенческих годах, – которым он когда-то очень гордился, а теперь проклинал, потому что шрам лишал его надежды остаться незамеченным...

Немного смущаясь, он попытался поправить узел своего бесцветного и бесформенного галстука. Бесполезно... Чтобы привести себя в порядок, надо было раздеться. Он вытер рукавом зеркало, запотевшее от шедшего от кастрюли с горячей водой пара.

Было уже совсем темно. Надо было зажечь свет, но сначала закрыть ставни и задернуть шторы, чтобы его не увидели снаружи.

Он открыл окно, высунулся, чтобы достать ставень, и замер.

На противоположной стороне улицы, на тротуаре, шедшем вдоль канала, стоял, прислонившись к фонарному столбу, человек.

НЕИЗВЕСТНЫЙ, СЛЕДИВШИЙ ЗА МЕНДЕЛЕМ ОТ ПОЛЫ.

Теперь сомнений не было: этот человек следил за ним. Странно, но эта уверенность принесла Менцелю некоторое облегчение. Теперь он знал, чего опасаться, и мог действовать соответственно обстоятельствам.

К нему почти вернулось хладнокровие. Он неторопливо закрыл ставни и прильнул глазом к одной из косых щелей.

Человек на улице сунул в рот сигарету, чиркнул спичкой, и на короткое мгновение его круглое лицо стало видно очень четко. Он погасил спичку, энергично тряхнув ею, и бросил через плечо в канал.

В тот самый канал, из которого извлекли безжизненное тело Франца Халлейна...

Стефан Менцель, словно зачарованный, не мог отвести от незнакомца глаз.

Неизвестный, канал, Франц Халлейн.

На улице зажглись фонари, золотистые отблески забегали по мокрому от воды тротуару. Человек сдвинул шляпу на затылок, поднял голову, посмотрел на фасад гостиницы, вынул изо рта сигарету, выпустил длинную струйку дыма, посмотрел налево, потом направо и пошел через улицу к входу в гостиницу.

Стефан Менцель отступил на шаг, чтобы закрыть окно. Руки дрожали. Он задернул занавески и пошел включить свет.

Идя наощупь, он наткнулся на стол, в панике отскочил, наткнулся на кровать, добрался наконец до двери и добрых десять секунд искал выключатель. Свет отчасти вернул ему спокойствие. Сердце сильно колотилось, лоб был мокрым. Он мысленно обругал себя, пытаясь собраться, но натянутые до предела нервы уже никак не реагировали.

Он опустился на кровать, пружины которой противно заскрипели. Свесив руки между расставленными ногами, опустив голову на грудь, он попытался размышлять.

Смерть Франца Халлейна рушила все его планы. Теперь надо было принимать решение...

Главное, не допустить ошибку.

В дверь постучали.