В дверь снова постучали.
Сначала совсем тихо, потом громче...
Стефан Мендель, словно парализованный, замер в позе, в которой его застали первые удары: сидя на кровати и бессильно свесив руки.
Его расширившиеся бледно-голубые глаза уставились на ручку двери.
Ручка дрогнула. Взгляд Менцеля быстро поднялся на задвижку, чтобы проверить, закрыл ли он ее. Закрыл.
Взгляд Менцеля снова опустился на ручку.
Тихо, без рывков, ручка опускалась. Уже опустилась наполовину. Рука Менцеля инстинктивно поднялась: его охватило безумное желание выключить свет. Он тут же опомнился. Нет, темнота была страшнее всего... Лучше видеть...
Ручка медленно двигалась, опустилась до самой нижней точки и остановилась в этом положении на несколько секунд... Дерево двери хрустнуло под чьим-то нажимом. Менцель почувствовал, как по его лбу струится пот. Если задвижка не выдержит... Ее легко можно вышибить ударом плеча...
Ручка поднялась, но без щелчка.
Конец?
Нет. Человек стоял за дверью... Менцель это чувствовал. Ему казалось, что он слышит спокойные удары его сердца... Сердца хищника, уверенного, что выбранная жертва никуда от него не уйдет.
Менцелю показалось, что он просидел неподвижно несколько часов, хотя с того момента, как неизвестный постучал в первый раз, прошло не больше двух минут. Он хотел поднять руку и вытереть пот, стекавший по лбу, но сил не хватило даже на это. Он почти не удивился. Он понял, что вся его энергия сосредоточена на двери... На двери, за которой стоит враг...
Враг? Почему враг?
В конце концов, Стефан Менцель ничего не знал об этом человеке...
Вдруг до него донесся шепот:
– Я знаю, что вы там, Менцель. Я понимаю, что вы боитесь... Но вы заблуждаетесь на мой счет... Я вам не враг, Менцель... Я ваш друг... Я был другом Франца Халлейна...
Менцель вздрогнул. Сердце перестало биться... Он затаил дыхание...
– Они прикончили Франца Халлейна и доберутся и до вас тоже, если вы не доверитесь мне... Они знают, что вы должны приехать в Триест. Они ждут вас, Менцель. И убьют в тот момент, который выберут сами. Убьют без церемоний. Вы знаете, почему...
Менцель нахмурил брови, его взгляд стал более осмысленным. Он панически боялся смерти, но никогда не думал всерьез, что его могут убить. Похитить – да... Но убить... Зачем его убивать? Он мог оказать неоценимые услуги тем, кто захотел бы взять его на работу... точнее, тем, кто стал бы его использовать...
Менцель явственно услышал немного свистящее дыхание неизвестного. Тот начинал нервничать.
– Послушайте, Менцель... я видел Франца Халлейна перед его исчезновением... и разговаривал с ним. Он знал, что в любую секунду может умереть, и объяснил мне кое-что относительно вас. Вам могу помочь только я, Менцель.
Менцель задрожал. Как поверить в то, что рассказывает этот незнакомец? Наверняка это ловушка... Да если бы Халлейн говорил с ним, как он утверждает, то рассказал бы об условном сигнале в рубрике объявлений в газете. Этот человек врет. Это совершенно очевидно.
– Отвечайте, Менцель... Скажите хоть что-нибудь. В любой момент сюда могут прийти, я рискую. Говорите.
Главное не отвечать. Менцель чувствовал себя почти в безопасности, пока молчал. Ему казалось, что, если он вступит с неизвестным в контакт, если скажет хоть слово, рухнет какая-то преграда и опасность станет стократ острее.
В голосе зазвучало разочарование:
– Тем хуже для вас, Менцель. Я сделаю все, что смогу. Я оставляю вам мою карточку с именем и номером телефона... Сожгите ее, как только прочтете. Так вы сможете проверить, кто я такой...
Взгляд Менцеля машинально опустился на пол. Из-под двери выскочил белый картонный прямоугольник, наверное, выброшенный вперед сильным щелчком.
Менцель не шевелился. Он ждал, пока тот человек уйдет. Прошло несколько тревожных секунд, послышалось легкое поскрипывание паркета. Наверняка звук шагов. Менцель догадался, что человек ушел, и ощутил способность свободно дышать.
Не вставая с кровати, он нагнулся и прочитал, повернув голову:
Артур ЛАММ
Журналист
Триест, виа Г. Маркони, 19
Тел.: 95.124
Он поднял карточку кончиками пальцев, словно боясь обжечься, перевернул ее и внимательно осмотрел. Она была напечатана не вчера...
Виа Г. Маркони... Менцель попытался вспомнить, где находится эта улица, но не смог. Впрочем, это не имело никакого значения.
Он раз десять повторил чуть слышным голосом текст визитки и убедился, что запомнил его совершенно точно. Удостоверившись в этом, он встал и подошел к столу, на котором стояла большая желтая пепельница. Достав зажигалку, он сжег карточку, тщательно раздавил пепел, потом отнес пепельницу к крану и включил воду.
«Девяносто пять – сто двадцать четыре».
Он снял трубку с рычага старого телефонного аппарата, висевшего на стене, и набрал номер. Долго слышались лишь длинные гудки... Менцель уже собрался повесить трубку, когда на том конце провода раздалось:
– Алло, слушаю. Кто говорит?
Менцель остолбенел. Этот голос... Необыкновенно нежный и мелодичный женский голос... Волшебный голос... Он сразу попытался представить себе ту, кто говорила таким голосом.
– Я слушаю... Кто говорит?
Он вздрогнул и быстро произнес:
– Девяносто пять – сто двадцать четыре?
– Да, синьор...
– Я бы хотел поговорить с Артуром Ламмом.
– Его сейчас нет, синьор, и я не знаю, когда он вернется. Вы можете передать мне то, что хотели сказать ему?
Менцель перестал бояться. Женщина с таким голосом не может знаться с убийцами. Это невозможно... Он пробормотал:
– Ваш муж действительно журналист?
Пауза. Несомненно, удивление. Волшебный голос зазвучал снова, но с ноткой сдержанности:
– Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат. Но он действительно журналист. Что вы хотели?
Менцель с трудом проглотил слюну.
– На какую газету он работает?
Новая пауза. В голосе прибавилось сдержанности:
– На какую газету? Ни на какую. Он работает в крупном агентстве печати... Но вам лучше поговорить об этом с ним самим при встрече. Хотите, я назначу вам время?
Менцель медленно повесил трубку на рычаг, чтобы до последней секунды слышать очаровавшие его звуки голоса этой женщины... Она должна быть блондинкой с большими голубыми... нет, с зелеными глазами; скулы немного выступающие, очень длинные ресницы, восхитительный рот, томный вид. Тело должно быть прекрасным, гибким и волнующим; ноги... Менцель совершенно ясно видел ее ноги... Это было нечто необыкновенное...
Значит, этот Артур Ламм действительно журналист. Но что он хотел от Менделя?.. Возможно ли, чтобы Франц Халлейн, даже зная, что за ним идет охота, открыл репортеру такую опасную тайну?
Чудесный голос молодой женщины – а она могла быть только молодой, не больше тридцати – все еще звучал в ушах Менцеля. Комната показалась ему менее мрачной, а жуткие обои и убогая обстановка – не такими безобразными.
Сегодня вечером никуда выходить нельзя. Менцель был уверен, что днем ему будет грозить куда меньшая опасность, чем сейчас, когда уже стемнело.
Ему захотелось есть. После ужина он примет снотворное и завтра утром проснется свежим и отдохнувшим. А там будет видно; возможно, он сходит на виа Г. Маркони...
Он снова снял трубку телефона и попросил подать ему ужин в комнату. Матрона, вершившая судьбами гостиницы, немного поломалась, но в конце концов согласилась, правда, перед этим громко спросила мнение Антонио.
Менцель подошел к умывальнику, где горячая вода почти остыла, быстро развязал галстук, стащил через голову рубашку и стал умываться.
Он энергично вытирался, а в ушах у него продолжал звучать чудесный голос...
В дверь постучали.
Артур Ламм почти закончил редактировать свою статью, когда услышал шаги в коридоре. Шаги приблизились к его двери и замерли перед соседним номером. Он услышал стук и отложил ручку.
Ламм бесшумно встал, обошел стол, выключил свет, отодвинул задвижку и без звука приоткрыл дверь...
Антонио стоял перед дверью номера Менцеля, держа в руке полный поднос. Чуть наклонив голову, чтобы лучше слышать, служащий гостиницы простоял так несколько секунд, потом постучал снова.
Шаги за стеной, приглушенный голос:
– Кто там?
– Антонио, синьор.
Сухой щелчок задвижки. Дверь приоткрылась, пропуская Антонио, и закрылась снова.
Артур Ламм секунду стоял неподвижно, потом поднял руку и почесал затылок. У него было сильное искушение воспользоваться случаем и ворваться к Менцелю. И что из этого выйдет? Артур Ламм совсем не хотел, чтобы их знакомство произошло при свидетелях. Он закрыл дверь. Ждать дольше бессмысленно. Менцель велел принести ужин, следовательно, твердо намеревался не покидать свою комнату этим вечером...
Артур Ламм включил свет, снова сел за стол и продолжил прерванную работу.
Прислонившись к двери, Стефан Менцель смотрел не на Антонио, расставлявшего на столе тарелки, а на черную кошку, незаметно проскользнувшую в номер, и спрашивал себя, выгнать ему кошку или оставить?..
Если Антонио ее заметит, вопрос будет сразу решен... А если не заметит?
Антонио обернулся. Кошка проворно нырнула под кровать.
– Вам больше ничего не нужно, синьор?
– Нет, – ответил Менцель. – Спасибо, Антонио.
Он посторонился, пропуская его, и снова запер дверь на задвижку.
Кошка составит ему компанию.
Он опустился на колени и заглянул под кровать. Кот попятился и зашипел.
– Кис-кис-кис...
В ответ еще более грозное шипение. Да, ласковым этого зверя не назовешь, Менцель, улыбаясь, встал. Присутствие кошки, пусть даже шипящей, было приятно. Это как-то успокаивало... Он уже был не один...
Он открыл чемодан, несколько секунд покопался в нем, ища пузырек со снотворным. Найдя его, вынул две таблетки и пошел к умывальнику.
Он налил в стакан воды, сунул таблетки в рот и сделал большой глоток. Потом допил воду, поставил пустой стакан и посмотрел в зеркало. Бледное лицо, широкие круги под глазами... Эти волнения не шли ему на пользу. Ничего, ночь спокойного сна придаст ему сил.
Он обернулся. Кошка, взобравшись на стол, пожирала макароны с томатным соусом.
– Черт возьми! А ну, брысь!
Ему пришлось ее ударить, чтобы согнать со стола. Животное спрыгнуло на пол, метнулось в угол и обернулось, облизываясь и глядя на Менцеля зелеными глазами.
– Грязная тварь!
Стефан Менцель сел за стол, отодвинул начатые кошкой макароны и принялся за закуски.
Он замер от ужасного хрипа и обернулся с вилкой в руке и с полным ртом.
Кошка, вздыбив шерсть, извивалась на полу в конвульсиях, жалобно крича и глядя безумными глазами. На ее морде выступила пена.
Ошеломленный Менцель окаменел. Он увидел, как животное несколько раз судорожно дернулось, свернулось в клубок, вытянулось, выпустив когти, и замерло.
Кошка сдохла.
«Черт!»
Его горло сжалось, не давая проглотить пищу, оставшуюся во рту. Он неуверенно встал, отодвинув стул в сторону, и подошел к кошке.
Сдохла.
И вдруг в мозгу Менцеля блеснул яркий свет: она сдохла от яда!.. Отравилась макаронами. Теми самыми, которые должен был есть он сам, Стефан Менцель...
Господи!
Он страшно побледнел, подбежал к умывальнику, выплюнул все, что оставалось во рту, прополоскал рот водой, опять выплюнул...
Отравить! Его пытались отравить!
Он медленно повернулся и снова посмотрел на кошку. Она лежала так же неподвижно.
Он не мог в это поверить: его пытались отравить!
Однако надо было признать очевидное, признать то, что противник хотел убрать его, убить хладнокровно и без колебаний.
И признать то, что в гостинице у его врага был сообщник.
Может быть, на его врагов работал Антонио?
Охваченный паникой, Менцель не мог сидеть здесь и безучастно ждать незаслуженной смерти...
Почему те, кто пытались его убить, не подумали, что он может быть им полезен?
Почему? Ну почему, черт бы их побрал?
ЕГО ПЫТАЛИСЬ ОТРАВИТЬ!
Он резко отвернулся, чтобы не видеть больше труп кошки. Если бы не случайность, если бы все прошло так, как было задумано, сейчас кошка смотрела бы на его, Стефана Менцеля, труп...
Что же это могло значить? Кто?..
Он подумал о журналисте или о том, кто выдавал себя за журналиста. Как его зовут?
Ах да. Артур Ламм.
Он горько засмеялся, в памяти всплыло эхо волшебного голоса: «Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат...»
Сестра! Такая же шпионка, как и он; грязная шпионка, использующая свой голос, чтобы заманивать несчастных, вроде Менцеля, в смертельные ловушки. Сука!
Его охватила неожиданная ярость. Он не заслужил такой участи. Он пойдет к этой девке и выскажет ей все, что думает о ее голосе и гнусной роли, которую она играет...
Да, он ей все выскажет!
Он перестал бессмысленно размахивать руками и, смутившись, посмотрел по сторонам, словно испугавшись, что за ним следят.
Ему уже не было страшно.
Теперь, когда опасность стала реальной, он чувствовал себя лучше. Больше всего на свете Менцель боялся неопределенности. Его математический мозг требовал четких решений и однозначных формул.
Вдруг он вспомнил о выпитом снотворном. Нет! Не может быть и речи о том, чтобы заснуть, провести ночь в этой гостинице, в руках врагов. Надо бежать, замести следы, найти укромное место, где можно будет спокойно подумать...
Он вернулся к умывальнику и сунул два пальца в рот. Надо было вызвать спасительную рвоту.
От мучительных, судорожных спазмов из глаз потекли слезы...
«Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат».
Сука!
Он ей это выскажет. Обязательно выскажет.