С тех пор немало воды утекло...
Кольбай был не в духе. Битый час сидел он, склонившись над очагом, и дул изо всех сил, пытаясь разжечь огонь. Сырые кизяки тлели, и трехстворчатая прокопченная кибитка кузнеца медленно наполнялась дымом. После вчерашнего проливного дождя в доме и нитки сухой не осталось. Сколько уже дней пытается он привезти из оврага давно нарубленную таволгу, но разве выпросишь подводу у бая?.. Раздраженный Кольбай ложится у очага, снова и снова дует на кизяки. От горького дыма дерет в горле, из глаз неудержимо катятся слезы. Но огня, как назло, нет как нет.
- Эх, жизнь собачья!- Кольбай в сердцах отшвырнул ручные кузнечные мехи, взял из очага несколько кусков кизяка и, отвернувшись от удушливого сизого дыма, стал крошить их пальцами.
- И эта напасть, оказывается, все еще тут валяется!-Он с досадой отвел взгляд от двери, где лежал дырявый казан,
присланный на заре из байской юрты. Кольбаю было приказано починить его и принести хозяину до обеда.
- За все лето и ломаного гроша заработать не дал! Каждый божий день находит работу то у себя, то у родственников. Ну почему я должен делать все задарма?- спросил Кольбай сам у себя и надолго задумался.- Видно, потому, что живу рядом с ним. От бая никуда не денешься...
- О аллах, ведь это же издевательство! Сегодня дырявый казан, вчера девяностолетней давности стремя со сломанным упором, а там арба с перегретой осью,- ворчал Кольбай, не в силах остановиться.-Дегтя, видите ли, пожалели, за все лето ни разу не смазали колеса. А трухлявый сундук с сорванными петлями, со сломанным замком? Правда, когда-то он открывался с певучим звоном, когда это было? Сорок лет назад вместе с байбише пришел этот сундук в байский дом...
- Что за нескончаемая рухлядь?- сокрушенно вздохнул Кольбай.- Кончится ли она когда-нибудь? И хоть бы материала
давали на обшивку или жести на заплату, так нет же - ни тебе инструмента, ни ржавого гвоздя. Находи все сам, не спи ночами, мучайся. И все это за то, что бай дает тягло при откочевках. «Без меня ты бы по миру пошел. Ни разу не оставил тебя без помощи. Все лето таскал за собой, кормил». Кормил... Одна-единственная чашка кумыса в день да ложка супа, требуха, когда для байского гостя овцу заколют...
Сырые кизяки не загораются, сколько он ни крошит их. Хотя тундук откинут, дым не выходит наружу, вьется неторопливыми синими космами, опускается ниже, все плотнее окутывая его. А Кольбай и не замечает, что становится труднее дышать... Вечная копоть и объедки... Вся его жизнь, все его труды и стремления вдруг представились ему похожими на это еле заметное тление очага. И показалось, что не едкий дым, а горькая жизнь выдавливает из глаз слезы и душит, не удручающие тяжелые мысли, а трудности жизни гнетут и клонят его молодое крепкое тело... Кольбай горько усмехнулся, бросил кизяки, поднял
голову. Неся вскипевший чайник, покрытый толстым слоем сажи, вошла его жена Жамал. На плечах еще совсем юной женщины ее единственный наряд - до дыр изношенное платье. Через прорехи на плече и на боку проглядывает худое смуглое тело. Кольбай печально и долго смотрит на изможденное хмурое лицо Жамал.
- Те двое, твои родичи, опять ругаются у коновязи,-с досадой сказала она, присев у очага. Взяв щипцы, быстро засыпала золой дымящиеся кизяки.- Чтоб тебе пусто было, в этом угаре и чаю спокойно не попьешь! И чего они не могут поделить?- продолжала она, устанавливая чайник на головешки.- В угоду баю грызутся между собой... Хоть бы за что-нибудь свое, а то...
- Что еще там?- недовольно буркнул Кольбай.
- Талпак увидел, что лошади сгрудились у колодца, и кричит Сарыаузу: «Почему не напоишь? Тебя это не касается?» Тот огрызнулся: «А у тебя что, живот болит, не можешь? Видишь, я кобыл привязываю!» Разве они могут разговаривать как люди?
Изругали друг друга на чем свет стоит, а теперь, наверное, уже дерутся...
- А бай что?
- Глядит на них и смеется...
Жамал расстелила небольшой полосатый мешочек, служивший дастарханом, бросила на него несколько кусочков курта и стала разливать чай.
Значит, опять натравил? Подзадоривает небось: «Ты сильный, ты непреклонный, ты непобедимый?..»
- И не говори!- с готовностью подхватила Жамал.-С утра до вечера только и забавляется ими, а тем и невдомек. Ведь кто они? Талпак - табунщик, Сарыауз, сам знаешь, приставлен помогать дояркам, за кобылами смотреть, а бай величает одного батыром, другого не иначе как силачом. Каждый день ссора, родичи называются...
- Проклятье на ваши головы!- не выдержал Кольбай.- Надоели до смерти! Подождите, я отобью у вас охоту драться!.. На всю жизнь запомните!..
Кольбай все еще грозился, когда в кибитку вошел Талпак. Он был взбешен, дышал тяжело. Жамал встревоженно
оглянулась на мужа и застыла от удивления: Кольбай, улыбаясь, торопливо готовил Талпаку место.
- Э, Талпак! Дорогой батыр! Пришел? Проходи на тор!..- От его недавнего хмурого настроения, казалось, не осталось и следа. В одно мгновенье Кольбай превратился в радушного хозяина.
Талпак был удивлен еще больше. Это был парень в расцвете сил, великолепно сложенный, но туповатый. Двумя широкими шагами прошел он на почетное место. Сел, огляделся вокруг. Родич встречал его сегодня необычно. Расспрашивая о здоровье, суетливо ухаживал за ним: пододвинул дастархан ближе, подал чашку с дымящимся чаем. Это внимание придало Талпаку уверенности. Всегда молчаливый и независимый, Кольбай слыл среди родичей человеком себе на уме, далеко не простым. К тому же ремесло кузнеца - редкое в степи, а Кольбай был известен как искусный мастер. И если он так радушно встретил гостя и выказывает ему свое уважение, значит, есть за что! Талпак и вправду возомнил себя высоким
гостем. Подбоченился, стал даже посматривать на Жамал свысока.
- Чтоб и детям твоим, и внукам...- раздалась в это время снаружи непристойная брань Сарыауза. Ругался он без особого азарта, хотя и во все горло,- видно, шел один. Голос приближался. Сарыауз как будто тоже направлялся к дому кузнеца.
Кольбай замолчал, наморщил лоб, посерьезнел и, наклонив голову, краем глаза стал следить за Тал паком. Услышав Сарыауза, тот сначала беспокойно заерзал на месте, потом гордо выпрямился, уселся плотнее и громко прокашлялся, как бы предупреждая соперника, я, мол, здесь.
Сарыауз уже подошел к кибитке, когда Кольбай неожиданно и громко воскликнул:
Да!.. Говорят, они сегодня повздорили, не дай бог, схлестнутся опять. Этого было достаточно, чтобы огромный Сарыауз, не долго думая, вломился в двери. Но слова Кольбая подхлестнули и Талпака.
Эй, мать твою...- яростно встретил он соперника.-Как ты смеешь лезть в дом, где сижу я! - Ах, туда твоих предков...- не остался в долгу Сарыауз.- Святой ты, что ли, что сюда и входить даже нельзя?- И он злобно уставился на Талпака.
Кольбай глянул на одного, на другого и сокрушенно покачал головой:
- Эх, говорил же я,- подерутся...
- Ты кому это угрожаешь?- Талпак стал подниматься на ноги.
До драки было уже недалеко, и Кольбай, не давая им опомниться, ткнул жену в бок.
- Эй, жена, собирай свои чашки! Не видишь, мешаются под ногами?- и, быстро отодвинув в сторону посуду и еду, приготовил родичам небольшое поле брани.
Соперники бросились друг на друга.
- Ишь какие силачи, разве таких разнимешь! Да еще сам, как на грех, обезножел,- шага сделать не могу-Кольбай, виновато кряхтя, проковылял к выходу, с трудом взоорался на старенький деревянный сундук с короткими ножками и уселся на нем с видом постороннего зрителя.
Жамал, которая до самой драки сидела молча, ничего не понимая, подняла отчаянный визг.
А Талпак и Сарыауз изо всех сил тузили друг друга кулаками,- они то отскакивали в стороны, то яростно сходились вновь, словно вырвавшиеся на волю бараны.
Кольбай, невозмутимо любуясь зрелищем, потянул жену за рукав.
- В нашем ауле разнять их никто не сможет. Сбегай в соседний аул, приведи длинноногого Мусу. Да поворачивайся быстрей!- прикрикнул он в ответ на недоуменный взгляд жены.- Думаешь, они сами разойдутся? Никогда! А от меня, сама видишь, никакого толку, и так еле сижу...
Отослав жену, Кольбай вынул из кармана табакерку, неторопливо отправил за обе щеки по щепотке табаку. Звучно и длинно сплюнул сквозь зубы и стал снова спокойно наблюдать за парнями, как будто они не дрались, а затеяли легкую безобидную игру. Время шло. Соперники молча колотили друг друга, тишина нарушалась только тяжелым дыханием и топотом ног дерущихся. Силы у них были равны, никто никого не мог одолеть, и, чуть погодя, они начали уже просто толкаться,
норовя ухватить один другого за воротник. В тесной кибитке все было перевернуто вверх дном. Кольбай оберегал только чашки - единственную ценность в доме. Больше он ничего не жалел, и лежащий у дверей байский казан тоже.
Между тем обессилевшие драчуны стали исподтишка оглядываться на Кольбая. Воротники у них были изорваны в клочья, глаза заплыли, посоловели, на исцарапанных скулах выступила кровь. Явно наступил момент, когда обычные драки подходят к концу. Стоило Кольбаю промолвить: «Хватит»,- чтобы ребята остановились, но он, видно, решил иначе.
- Ба! А говорили, что ты батыр!- как ни в чем не бывало отвечал он на красноречивый взгляд изнемогающего Талпака.
Умоляюще оглядывался другой.
- И это все, на что способен непобедимый?- тотчас следовала «поддержка».- А рассказывали про тебя невесть что...
Конечно, после таких слов соперники снова поднимали возню, неуклюже и слабо
тыкая кулаками в воздух. Но хватало их теперь ненадолго. Прошло еще полчаса... Казалось, Кольбаю и самому надоела собственная затея. Он сидел, опустив голову, словно размышляя о чем-то. А измученные Талпак и Сарыауз уже не сводили с него глаз. Кольбай же лишь изредка окидывал их хмурым взглядом и тогда крылья его ноздрей начинали трепетать, он беззвучно смеялся.
Наконец вернулась запыхавшаяся Жамал.
Мусы дома нет, будь он неладен! Талпак и Сарыауз стояли посреди юрты, вяло упираясь друг в друга. Когда вошла Жамал, они все же не ударили лицом в грязь, еще разок взмахнули кулаками. Если бы Жамал знала, как они ждали сейчас Мусу...
Ах, да, верно. Он ведь в город поехал,- спокойно откликнулся Кольбай. Мусу, за которым он посылал жену, сам же Кольбай вчера проводил в дорогу. Тяжелый горький вздох вырвался у обоих драчунов.
Давно не обращавший на них внимания Кольбай проворно спрыгнул с сундука и, подойдя к ним вплотную, резко бросил:
- Ну, теперь хватит! Кончайте!..
Талпак и Сарыауз не заставили его повторять.
- Мразь проклятая!- Лицо кузнеца пылало от гнева и долго сдерживаемого негодования. Даже Жамал видела Кольбая таким впервые. Глаза его так и впились в растерянные лица парней.- Вознеслись до небес, и есть отчего: байскими сторожевыми псами заделались.
Вы когда-нибудь над своею жизнью задумывались? Чье богатство, чей покой охраняете? Кому это нужно?.. Хозяева смеются над вами, издеваются, а вы и рады! Уходите отсюда!..
И Кольбай стал выгонять родичей из
дома.
Измученные парни не выдержали, заплакали от стыда. Глядя на них, прослезилась и Жамал. Талпак и Сарыауз давно ушли, а она все еще не могла успокоиться, не могла понять мужа.
Прибирая разгромленную во время драки кибитку, она спросила сквозь слезы:
- Что с тобой сегодня? С чего ты это все затеял?..
- Темные мы еще...- ответил Кольбай глухим голосом.- Блуждаем в потемках...
Он уже тащил к очагу кузнечные мехи, собираясь приняться за работу.