И после этого также утекло немало воды...
Тысяча девятьсот двадцать первый год. Кольбай, Талпак и Сарыауз втроем возвращались с областного съезда союза «Косшы». По всему было видно, что в их жизни произошли большие перемены. Под седлами у них уже не слабосильные клячи, еле ноги переставляют, а ладные крепкие кони. Да и одеты всадники не в прежнюю рвань.
За плечом Талпака старая почерневшая берданка. Она не стреляет, но Талпак не расстается с ней, ему кажется, что с ружьем он выглядит внушительнее. В эти дни оба - и Талпак, и Сарыауз - совсем лишились покоя.
Уж очень большой перед ними выбор, глаза разбегаются...
- Вот возьму и милиционером стану.
- Посыльным в волисполкоме лучше!
- А может, прямо в помощники судьи или следователя махнуть?- похвалялись они друг перед другом.
Кольбай, прочно обосновавшийся в союзе, смотрел на них с огорчением.
Давно им не приходилось собираться вместе, и Талпак с Сарыаузом решили, видимо, показать себя перед Кольбаем в этой поездке. Они многозначительно переглянулись между собой, словно о чем- то договариваясь.
- У Студеного ключа,- небрежно заметил Талпак,-находится аул бая Жамана. Давайте остановимся у него, передохнем...
- Верно, пусть Кольбай на нашу теперешнюю жизнь посмотрит,- добавил Сарыауз. Нетерпеливо заерзав в седле, он словно подталкивал своего коня.- Айда, поехали! - И он решительно дернул поводья, подхлестнув своего гнедка.
- А вам все еще мало?- уронил Кольбай с безразличным видом.- Не пора ли кончать обивать байские пороги?
- Как это - обивать пороги?- вскинулся Талпак. - Как эти твои слова понимать?
- Обивать пороги - теперь баям черед. Оставим им это дело. А мы ничего не потеряем, если остановимся у Жамана,- возбужденно подхватил Сарыауз.
Возможность свободно ночевать и угощаться в байских юртах представлялась Талпаку и Сарыаузу признаком независимости, равноправия и даже неким возмездием на былые лишения. И пользовались они этими своими правами при каждом удобном случае.
Сегодня они решили показать свое новое положение и Кольбаю.
Кольбай слушал не перебивая, опустив голову, как делал всегда, когда не хотел спорить или считал, что возражать бесполезно. Со стороны можно было подумать, что он внимательно рассматривает щетки на ногах своего коня, а ноздри у него так и дрожали от беззвучного смеха.
- Да нет, я просто...- ответил он на недоуменный взгляд Талпака.- Хотел сказать, что надо бы вообще отмежеваться от баев.
Слова его, конечно, пролетели мимо ушей Талпака.
- Что, хочешь запретить нам сводить с ними счеты?- закричал тот, распаляясь.- Забыл, как они измывались над нами?
Сарыауз тоже сдвинул брови и, пригнувшись, исподлобья, пристально глянул на Кольбая, будто спрашивая: «Уж не собираешься ли ты защищать баев?» Его массивные плечи приподнялись настороженно, словно у волка, заметившего охотника.
Кольбай не спешил с ответом.
- Значит, рассчитываться с баями будем таким способом... Гм... Ну что ж, посмотрим,- промолвил он через некоторое время, глядя куда-то в сторону.
Солнце перевалило за полдень. Стояла жара.
На огне в старом казане варилось мясо. Три бывших батрака Жамана, вдоволь напившись кумыса, успели уже и основательно почаевничать. Кольбай, почти
не принимавший участия в беседе, после чая и вовсе замолчал. Вскоре он прилег, отвернулся к стенке и, свернувшись калачиком, притих. Талпака и Сарыауза по старой привычке потянуло к коновязи и к колодцам.
Бай пошел с ними, сопровождая их, словно почетных гостей. Угодливость и страх чувствовались сейчас в его словах. Слишком подробно отвечал он на вопросы, подобострастно двигал бровями, рассказывая о заботах и трудностях своего хозяйства. И о чем бы ни говорил, неизменно кончал одним и тем же:
-Родичи мы, предки у нас одни... Вы стали большими людьми, слава аллаху... рад за вас...
Кольбай лежал, пока не услышал голос байбише:
- Мясо сварилось, пора снимать котел с огня. Зовите гостей,- распорядилась она, входя в юрту.
Кто-то побежал к колодцам.
Кольбай приподнял голову, огляделся.
Женщины вносили казан.
- Байбише! Это угощение вы приготовили нам?-спросил Кольбай.
- Милый, да кому же еще?- удивилась старуха.-Конечно, вам.
- Тогда позвольте сегодня мне и гостей рассаживать.- Кольбай, улыбаясь, вскочил на ноги.
Удивленная байбише согласилась.
Кольбай так и забегал по юрте. Еще совсем недавно молчаливый и недовольный, он стал неузнаваемым.
Бешбармак был уже приготовлен в двух больших деревянных чашах, когда Сарыауз, Талпак и Жаман вернулись домой и просто опешили, увидев, как сияющий Кольбай на цыпочках носился по юрте, что- то переставлял с места на место, что-то перестилал, словно готовясь к радостной встрече долгожданных гостей.
- Проходите, проходите!.. Проходите на тор, дорогие гости!- пригласил он вошедших.
Но тор выглядел удручающе. Там вместо богатого ковра и шелковых одеял лежали пестрая от дыр кошомка, старый закоптелый тундук да облезлая воловья
шкура. Ковер же и одеяла перекочевали к порогу и переливались цветами, с правой стороны от входа, куда обычно садятся бедные родичи, самые захудалые гости.
- Сегодня пусть будет день нашей мести, джигиты!-торжественно провозгласил Кольбай, обращаясь к замешкавшимся у порога Талпаку и Сарыаузу.-Проходите же!..- и сам прошел вместе с ними.
Раз сводить счеты, так уж как следует. Эй, хозяева! Вы отсидели свое на торе, садитесь теперь у дверей... А мы, прогнившие у вашего порога, посидим на почетном месте!.. Все присмирели и послушно выполняли указания Кольбая, с недоумением ожидая, что будет дальше.
Байбише, опустившись на одеяла, беззвучно зашамкала губами. Талпаку и Сарыаузу попросту не хватило времени для размышления: все происходило слишком быстро для них. Сбитые с толку, они сели рядом с Кольбаем.
Несчастная кошомка и облезлая шкура, вот и вы добрались до красного угла,- весело заметил Кольбай, устраиваясь поудобнее. - Голова барана, вырезка, все лучшие куски пусть останутся у входа,- продолжал он.- Хватит! Я покажу им, как красоваться перед гостями!.. Подайте нам сюда блюдо с костями, требухой, легкими, селезенкой...
Получив одно из заранее приготовленных им самим глубоких блюд, Кольбай поставил его перед своими спутниками и стал ровно нарезать мясо, не забывая отправлять себе в рот кусок за куском. Проголодавшиеся Талпак и Сарыауз тоже потянулись к еде.
- И ты рассчитывайся с баем, тонкая кишка. Никогда ты не оказывалась так высоко в этой юрте.- Уплетая за обе щеки жирную толстую кишку, Кольбай свертывал горькую тонкую кишку и потчевал ею «почетных гостей».
Растерянные Талпак и Сарыауз ели молча, не зная, сердиться им на Кольбая или смеяться. Слушая его слова, они то краснели до корней волос, то бледнели. Но блюдо перед ними опорожнялось быстро.
- Сидеть в доме бая на почетном месте еще не значит мстить ему за прошлые обиды. Смешаем порог с торем, так, друзья?
Джигитам эти слова были знакомы. Кольбай говорил их вчера, выступая на съезде бедноты. И сейчас он произнес их со спокойной рассудительностью, словно бы подавая Талпаку и Сарыаузу добрый совет. Они снова пытливо посмотрели на Кольбая. Нет, на лице его не видно даже подобия усмешки. Жаман и байбише сидели тише воды, ниже травы...
Сели на коней. Аул Жамана остался позади. Помолчав немного, Кольбай обратился к товарищам, ехавшим по обе стороны от него.
- Какая может быть месть, пока у бая все еще целы и дом, и богатство...- усмехнулся он.- Какая глупость! Это похоже на победу годами лежавшей у порога шкуры и требухи, оказавшейся сегодня на торе. Вот так!
Он замолчал и некоторое время ехал, по привычке опустив голову, словно сам размышлял над своими словами. А может, кузнец вспоминал долгие, безрадостные дни своей былой жизни?
- Нет, друзья, уж если сводить счеты с баями, так не путем сегодняшних забав,- продолжал он.- Вы поняли? Это должно быть
не спором порога и почетного места. Пора выходить на настоящую, дальнюю байгу.
И только теперь рассмеялся, окинув спутников довольным взглядом.
Сникшие, словно им налили холодной воды за шиворот, Талпак и Сарыауз обиженно пробормотали:
- Что же ты не дал нам поесть как следует?
- Сколько времени не видели доброго мяса...
- Мы все еще относимся к баям с лаской, слишком терпимо,- ответил Кольбай, не обращая внимания на их слова.- Только глаза продрали,- что поделаешь! Но свет уже разгорается...
Кони неспешной рысью шли к перевалу.