Три королевы

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Джулиан

— Они ответят? — спросила Жаклин, наблюдая, как мое перо летает по листу плотной льняной бумаги. Солнце взошло над венецианским горизонтом, и рассвет прокрался в комнату. Прошло уже несколько часов, а у нас не было никаких зацепок ни по Дрейку, ни по Мордикуму. Оставался только один выход — обратиться за помощью к источнику, который с наименьшей вероятностью согласится эту помощь оказать.

— Будем надеяться, — пробормотал я, складывая письмо втрое. Я не полностью следовал этикету, используя ее канцелярские принадлежности, но у меня не было выбора. Мне и в голову не пришло послать за фамильным знаком отличия до отъезда из Греции — не то чтобы мама согласилась бы. Она сочла бы мой план безрассудным и не захотела бы участвовать в этом. С другой стороны, моя лучшая подруга считала себя ответственной за исчезновение моей пары. И хотя я не собирался признаваться, что тоже так считаю, мне не следовало втягивать ее в эту историю. Я вложил письмо в кремовый конверт и замер.

— Ты уверена? Ты знаешь, что это может означать, если я отправлю его.

— Конечно. — Она закатила глаза. Не было и намека на ее обычную улыбку. Не было и признаков того, что она оправилась от нападения накануне вечером. Но отсутствие юмора было единственным подтверждением того, что она расстроена. Когда я попросил ручку и бумагу, чтобы написать записку Le regine, королеве вампиров, правящей лагунами, она не сомневалась.

— Будем надеяться, что мне все же удастся найти один из bocche di serpente⁴. — Я встал и потянулся за пиджаком, который бросил на спинку стула.

Эти почтовые ящики были спрятаны по всей Венеции, замаскированные под скульптуры и резные изображения змей и использовались Le regine для слежки за бессмертными и смертными жителями города. Идея оказалась настолько удачной, что Совет десяти перенял ее для своих целей. Но хотя львиные пасти, созданные венецианскими патрициями, были в основном удалены по приказу Наполеона, тайная сеть вампиров продолжала действовать. Оставалось только найти ее.

— Один из моих людей может это сделать. — Она повернулась и по-итальянски отдала распоряжение женщине, стоявшей ближе всех к ней. Через несколько мгновений та вернулась с двумя слугами.

Я с тревогой наблюдал, как смертные приближаются к нам по коридору палаццо. Я бы ни перед чем не остановился, чтобы вернуть Тею, но я не был чудовищем. Больше нет. Если мы пошлем кого-то другого, чтобы передать письмо, мы можем привлечь внимание одного из местных cavalieri — рыцарей, поклявшихся защищать королев.

— Это хорошая идея?

— Сейчас не семнадцатый век. Никто не следит за старыми ящиками. — Она передала письмо одному из слуг. Через секунду он исчез за дверью.

Столетия назад слежка за ящиками могла рассказать столько же, сколько и письма, оставленные в них. Но она была права, это было давно. В Венеции все изменилось, и послание должно было попасть к королевам почти мгновенно, благодаря заклинанию, наложенному задолго до того, как магия исчезла.

Она зевнула, опустившись в кресло у камина. Для вампиров усталость была необычной, но не редкой, особенно после смертельного ранения. Учитывая, что Жаклин свернули шею всего несколько часов назад, она быстро оправилась даже по вампирским меркам. Но я видел темные круги у нее под глазами и бледность кожи.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал я, не обращая внимания на урчание в животе.

— Кто бы говорил, — заметила Жаклин, уловив этот звук. — Тебе нужно поесть.

Она пыталась накормить меня с момента приезда, как будто могла успокоить мои переживания небольшим количеством свежей крови в желудке.

— Я не могу, — выдавил я из себя. — Я обещал Тее, что не буду питаться кем-то еще. — Просто произнести ее имя было все равно что вскрыть свежую рану. Я вздрогнул, представив, какие ужасы переживает моя пара, находясь в руках Уильяма.

— Это глупо, — сказала Жаклин к моему удивлению. Она подняла свои длинные ноги и поджала их под себя. — Что ты будешь делать, когда она…

— Умрет? — закончил я за нее, произнеся слово, которое никто из нас не хотел озвучивать.

— Или забеременеет. Это не очень хорошо для ребенка, если ресурсы матери истощаются папиным аппетитом. — Она была права, но я смог только кивнуть. Хуже, чем думать о Тее, было только думать о нашем совместном будущем, которое теперь висело на волоске, становящимся все тоньше, чем дольше она отсутствовала.

— Мне не нужна кровь, — тихо сказал я. Мой желудок снова заурчал, словно опровергая мою ложь, но на этот раз мы оба проигнорировали это.

— Если ты не хочешь питаться нормально, то хотя бы перекуси. — Она подняла миску с фруктами, которую один из слуг принес нам ранее, и я нахмурился, отщипывая виноградину.

Я положил ее в рот, прожевал и проглотил.

— Теперь ты счастлива?

— В восторге, — спокойно ответила она, возвращая миску на место. — Джулиан, мы найдем ее.

Я уже сбился со счета, сколько раз она мне это говорила. Сначала, чтобы успокоить меня. Потом, чтобы успокоить себя. А теперь это стало просто привычкой.

— Я не чувствую ее.

— Возможно, он наложил на нее чары, — мягко сказала она. — Королевы что-нибудь узнают, а я могу послать весточку своим…

— Нет, — оборвал я ее. — Никто больше не должен знать об этом. Пока нет.

— Даже королевы? — Ее взгляд упал на дверь, через которую вышел ее слуга с письмом в руках.

— Я только попросил их об аудиенции.

Она глубоко вздохнула и кивнула, уловив смысл моих слов.

— Ты им не доверяешь. Почему?

— Я не знаю, могу ли им доверять, но знаю, что я здесь нежеланный гость.

— Ты действительно доставил столько хлопот? — Она откусила от блестящего красного яблока. После нападения еда помогла бы ей больше, чем мне.

— Меня попросили уйти, — напряженно сказал я.

— Попросили — это лучше, чем изгнали.

— Настойчиво попросили, — поправился я.

Жаклин покачала головой.

— Мне не следовало привозить ее сюда. Я не подумала.

— О моем прошлом?

— Ни о чем, — сказала она. — Я не могла сказать ей «нет». Я не хотела говорить ей «нет». Это было почти как…

— Магия, — хрипло сказал я. — Нам нужно узнать все, что возможно, о сиренах.

— Нам нужно найти ее маму.

Я знал, что она права, но поиски Келли Мельбурн опускались все ниже и ниже в списке моих приоритетов.

— Нам нужно найти Тею.

— Послушай. — Жаклин поерзала в своем кресле, приблизившись ко мне. — Ты прав, но что, если Келли может нам помочь? Она мать Теи.

— А я — ее пара, — прорычал я.

Жаклин замолчала, когда я поднялся и начал расхаживать по комнате.

— Я должен быть в состоянии найти ее, почувствовать ее! Но она как будто просто исчезла. Она была, а потом… — Я сглотнул и повернулся к каминной полке, делая вид, что изучаю старинные часы, все еще тикающие над огнем. — Я больше не чувствую ее.

На другом конце моей привязанности было пусто. Ее аромат — лепестки, обугленные в пепле, и специи, — теперь полностью исчез. Словно ее никогда не существовало.

— Зачем Уильяму причинять ей боль? — Спросила Жаклин, приводя меня в чувство. — Он мог сделать это и раньше. Он мог сделать это в тот день на Корфу, но не сделал. Она ему зачем-то нужна.

— Хотел бы я, чтобы мне от этого стало легче. — Но этого не произошло. Я подумал о Камилле и о том, что она мне рассказала. — Для женщин есть вещи похуже смерти.

— Я знаю, — тихо сказала Жаклин, и я услышал в ее голосе боль, о которой не осмелился спросить.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Только если ты это сделаешь, — возразила она.

— Хорошо. — Я протянул руку, чтобы помочь ей встать со стула.

Она моргнула, как будто мой ответ удивил ее. Не то чтобы я хотел спать — я даже не думал, что смогу. Мои причины были слишком личными, чтобы делиться ими даже с ней.

— Я попрошу Марию отвести тебя в комнату Теи. Я полагаю, вы будете спать в ее постели, когда она вернется. — Она слабо улыбнулась мне. Это было жалкое подобие шутки, но смелая попытка выразить оптимизм.

Мы пошли по залитому солнцем коридору, который был таким темным и тихим, когда я приехал. Но даже с наступлением утра я чувствовал себя потерявшимся во тьме. Я пожелал Жаклин спокойной ночи у ее комнаты и последовал за Марией к следующей двери.

— Если кто-то принесет мне послание, немедленно сообщи, — приказал я ей.

— Конечно. Могу я принести вам что-нибудь еще? — спросила пожилая женщина, положив иссохшую руку на ручку и открыв дверь.

Ночной цветущий жасмин, обожженный в огне. Миндаль, растертый с лепестками роз и гвоздикой, чтобы заварить чувственный чай.

Меня обдало запахом Теи, и я поборол желание упасть на пол и найти место, где она была в последний раз.

— Я бы хотел побыть один. — Я проскользнул в комнату и закрыл дверь, прежде чем рухнуть на нее.

Я уже заглядывал в это помещение и знал, что ее тут нет. Ее запах был слишком слабым, но я приказал не трогать комнату, пока мы продолжаем поиски. Не только потому, что это никак не могло помочь нам, но и потому, что мне нужно было сохранить все, что осталось от нее. Ее вещи были разбросаны по всей комнате. Одна из ее туфель выглядывала из-под кровати. На стуле у камина лежал неразобранный чемодан. А на тумбочке…

Я взял ее обручальное кольцо, и меня охватил новый приступ страха. Она сняла его — скорее всего на ночь, — но что, если…

Я положил его на стол, не позволяя себе думать о том, как сильно я все испортил между нами. Она пропала не из-за Жаклин, а из-за меня. Эта мысль была почти невыносима. Вместо этого я опустился на черные шелковые простыни и сжал в руках ее подушку. Никто из тех, кто увидит меня сейчас, не догадается, какой ужас я наводил на этот город столетия назад. Никто не подумает, что я представляю угрозу.

И они будут очень неправы.

Потому что, упиваясь ее слабым ароматом, я пробуждал в своей крови жестокость и магию, погребенную внутри меня. Я не разваливался на части, я готовился к тому, что будет дальше, — к тому, что я заплачу любую кровавую цену, чтобы снова держать ее в своих объятиях.

Некоторое время спустя меня разбудил тихий стук в дверь. Я стряхнул с себя сон и, подойдя к двери, обнаружил там Жаклин. Она переплела пальцы и отступила в сторону.

— Пришло сообщение.

— Где оно?

— Ждет у боковой двери, — сказала она.

Я уже направлялся туда. Двое из людей Жаклин ждали у двери, которая оставалась открытой на улицу. С другой стороны молча стояла женщина в красном плаще, держа в руках большую коробку. На ней была muretta — черная маска, закрывавшая все, кроме глаз.

— Она отказывается говорить, — сказал мне один из мужчин, — но мы предполагаем, что она здесь из-за вас.

— Она не может говорить, — поправил я его, кивнув ей. Маска, надетая на ней, была старомодной и предназначалась для защиты личности ее владельца, вплоть до звука голоса. Она держалась на месте, если прикусить бусину, вшитую с другой стороны. Только одна группа людей до сих пор носила такой покров — le vergine, личные фрейлины королевы.

Похоже, мое письмо было получено.

Она сделала шаг вперед и протянула мне коробку.

Это был их ответ? Подарок?

— Что это? — спросила Жаклин, подойдя ко мне сзади, когда я поднял крышку. — Зачем они прислали тебе это?

Я взглянул на то, что было внутри, и понял, что это не подарок. Это был приказ.

Я закрыл крышку и кивнул женщине.

— Это приглашение, — тихо сказал я Жаклин, когда нахлынули неприятные воспоминания. — Королевы желают видеть меня.

Мне оставалось только гадать, какую цену они потребуют.

Мое сердце бешено колотилось, когда я кивнул женщине, что вернусь, а затем закрыл дверь и направился в свою спальню. Я смутно осознавал, что Жаклин следует за мной, но мой взгляд, казалось, застыл на коробке в моих руках. Было ли это испытанием или наказанием за то, что моя жизнь прошла полный круг? Что мое будущее зависит от кровавых тайн моего прошлого? Я едва мог вынести вид коробки и то, что она собой представляла. Я должен был знать, какую цену они потребуют. Le regine не окажет одолжение из сентиментальности. Тени заволокли глаза, словно взывая к моей низменной натуре. Впрочем, именно этого они и хотели. Королевам не нужен был чистокровный вампир-джентльмен. Им нужен был зверь. Они хотели, чтобы я снова стал чудовищем. И я стану. Я твердо знал, что сделаю все, чтобы вернуть Тею.

Но захочет ли она меня, если я снова стану зверем?

Теплая кровь покрыла мои руки, и я выронил коробку, прежде чем понял, что это мой разум играет со мной. На смятые простыни высыпалось содержимое: треуголка, черный плащ, кожаная маска баута⁵ и сложенный листок бумаги. Взяв записку, я почувствовал еще большее беспокойство, когда прочитал сообщение, написанное изящным почерком.

Вернись к нам, il flagello, прежде чем просить об услугах.

Il flagello — бич. Именно так меня запомнили на узких улочках и каналах Венеции. Прошло несколько жизней с тех пор, как я носил эту маску и это имя, но мои грехи так и не были прощены. Стыд скрутил мое нутро, когда я вспомнил клятву, данную при отъезде. Не потому, что я собирался нарушить ее, а потому, что даже не колебался, прежде чем сделать это.

— Может, это плохая идея, — сказала Жаклин, прислонившись к дверному косяку.

— Это чертовски ужасная идея, — проворчал я, поднимая шляпу, — но у меня нет выбора.

— Есть и другие люди, которых мы можем попросить о помощи, например, твоя мать, — предложила она. — Le regine, возможно, охотнее выслушает ее.

— Маловероятно. — В моих словах прозвучала горечь. Было время, когда королевы, возможно, и послушались бы мою мать, но по мере того, как их влияние на мир вампиров ослабевало, они все крепче цеплялись за контроль над Венецией. Я перестал служить им после того, как они поссорились с моей матерью и меня вызвали домой для решения семейных вопросов, а затем запретили возвращаться в город. Моя мать не только не могла повлиять на параноидальных королев, но и была бы в таком же бешенстве от моего возвращения, как и они.

— Мне это не нравится. — Жаклин обхватила себя руками. — Я должна пойти с тобой.

— Нет. — Я повернулся к ней, бросив шляпу обратно в коробку. — Кто-то должен оставаться здесь на случай, если он выйдет на связь.

— Джулс… — Ее зубы впились в нижнюю губу, и она замолчала. Жаклин сдерживалась, и я знал почему.

Вероятность того, что Уильям Дрейк свяжется с нами, была невелика. Если он рассматривал Тею как заложницу, то такая вероятность существовала. Но он подходил к ней на Корфу. Гораздо вероятнее, что ему нужна была именно она. Никакого сообщения не будет, и мы оба это знали.

Правда заключалась в том, что я не хотел втягивать в это Жаклин. Ни с королевами, ни с Дрейком. Моя лучшая подруга могла постоять за себя в драке, но это было похоже на войну.

— Я не собираюсь просто сидеть и ждать…

— Именно это ты и сделаешь! — Я взорвался, и мир вокруг почернел, когда я направился к ней. — Ты и близко не подойдешь к королевам.

Она продолжала упорствовать, раздраженно нахмурившись.

— Но я не могу просто ждать. Я должна быть полезной. Это моя вина.

— Ты не можешь преследовать Дрейка. Он уже доказал, что может справиться с тобой, — холодно сказал я. — Я потерял сестру из-за этого психопата. Теперь у него моя пара. Больше я никого не потеряю.

— Камилла жива…

— Камилла — чудовище, — прорычал я.

Жаклин захлопнула рот. Она не смела возразить. Она не могла.

— Отлично! — Она вскинула руки вверх. — Это как-то связано с матерью Теи. Я сосредоточусь на том, чтобы найти нее.

— Позвони Камилле. — С этим придется смириться. Мордикум был опасен, но моя сестра могла помочь.

— Я думала, Камилла — чудовище, — холодно сказала она.

— Да, — пробормотал я. — Может, нам нужны монстры на нашей стороне.

Возможно, так я пытался оправдать то, что собирался сделать сам.

— Хорошо.

— Не делай глупостей. — Я накинул на плечи плащ. Груз прошлого, которое он олицетворял, сделал его еще тяжелее.

— Я могла бы сказать то же самое, — сухо произнесла она.

Но мы оба знали, что я сделаю все возможное, чтобы вернуть Тею, будет это глупостью или нет.

— Держи. — Она протянула мне бауту.

Я изучал ее знакомые черты — выступающие углы подбородка, округлые щеки и увеличенный нос. В отличие от большинства масок такого типа, здесь не было позолоченных краев или завитушек. Она была полностью сделана из гладкой потертой кожи, которая и сейчас сохраняла свою форму. В прошлом я носил ее, когда мои глаза становились черными. Люди считали, что в прорези для глаз вставлены осколки темного стекла. Вампиры знали, что не стоит переходить мне дорогу.

Я надел ее, и, хотя плащ был тяжелым, я испытал облегчение. Как il flagello, я не подчинялся никому, кроме королев. Какие бы группировки ни враждовали в этом городе, это все равно что-то значило. Их влияние могло не распространяться за пределы Венеции, но здесь власть королев была почти абсолютной.

Конечно, так было раньше. Теперь, когда Мордикум и Дрейк здесь, они могли почувствовать угрозу своей власти, или, что еще хуже, опасались потерять контроль.

— Люди подумают, что ты в карнавальном костюме, — предупредила меня Жаклин, когда мы подошли к двери. Фрейлина молча ждала меня там.

Я закатил глаза.

— Я позабочусь о том, чтобы они отметили меня в социальных сетях.

Я был в шаге от двери, когда Жаклин поймала меня за запястье.

— Серьезно, будь осторожен.

В ее голосе слышалась паника, и я знал почему. Я больше не был любимым мясником королев. Я был другим человеком. Я бросил их. Я изменился. По крайней мере, я верил в это до того, как надел старую маску. А теперь…

Казалось, я погрузился во тьму. Зверь, который бился во мне, — магия, которую я скрывал даже от Теи, — выпустил когти и приготовился к убийствам.

Но я кивнул и бесшумно выскользнул на улицу, сопровождаемый фрейлиной. Даже при свете дня улицы Венеции оставались окутанными тьмой, высокие здания заслоняли солнце. Дом Жаклин находился на окраине самого жилого района города, поэтому, мы ни с кем не сталкивались, проходя мимо булочных и магазинов. Почти никто из встреченных нами людей не обратил на нас внимания. Она шла впереди, хотя каждый шаг был мне знаком. Сколько раз я крался по этим переулкам в темное время суток, вызванный королевами? Я мог найти дорогу с закрытыми глазами, но все равно медлил, обдумывая, как изложить свою просьбу.

Королевы в лучшем случае были скользкими сучками. Одно неудачно сказанное слово могло определить мою судьбу на века — если не дольше. Заключенные сделки скреплялись магией, и старшая из королев, в отличие от многих из нас, никогда не скрывала, что в ее жилах течет магия. Вместо этого она использовала ее, чтобы делать из отчаявшихся собственных рабов. Если она была благосклонна, то могла исполнить твои желания. Но чаще она наказывала, чем вознаграждала. Моими договоренностями с ними занималась моя мать, и она тщательно следила за тем, чтобы я сохранил самостоятельность. Большинству тех, кто служил им, повезло меньше.

Но раньше я не был в отчаянии. Я жаждал крови, помогал подавить растущее сопротивление власти. Потом Венецию охватила страшная чума, принесенная вампирами, которым надоело правление Le regine. Не поэтому ли они призвали меня сейчас? Неужели город снова оказался на грани разложения?

Следом за своей молчаливой спутницей я свернул за угол и едва не налетел на нее, когда обнаружил, что она резко остановилась. Перед нами сгрудилась группа из двадцати или около того туристов, которые фотографировали нас, перекрикивая друг друга.

Им нужны были фотографии.

— Черт, — пробормотал я, и моя спутница кивнула — наше единственное взаимодействие за все время. По крайней мере, мы были согласны насчет гребаных туристов.

Один из подростков ухмыльнулся и направился к нам, показывая на свой телефон. Теперь они хотели, чтобы мы позировали? Я уже всерьез подумывал, не уничтожить ли их всех до единого, когда фрейлина подняла руку и сделала легкое движение кистью руки. Воздух вокруг нас замерцал, на мгновение ослепив туристов. Затем они повернулись и продолжили путь по другому переулку.

— Ты ведьма, — пробормотал я, удивленный и впечатленный одновременно. Это была не простая семейная магия или магия земли. В ней были признаки истинной магии. Неудивительно, что королевы наняли ее.

Она снова кивнула и показала жестом, что нужно идти дальше.

Не похоже, что она могла дать мне другие ответы. Маска, которую она носила, держалась на месте благодаря единственной выпуклости, зажатой между зубами. Давным-давно некоторые утверждали, что это придавало женщине загадочность и очарование. Для тех, кто работал на Le regine, она означала совсем другое. Это был символ верности, но также и власти. Фрейлины подчинялись только королеве. Никто другой не мог задавать им вопросы или даже приближаться к ним. Женщин выбирали за их умения и таланты. Столетия назад они могли служить при дворе. Но если эта женщина была ведьмой, ее не стали бы использовать для такой ерунды. В Венеции все изменилось. Была ли эта фрейлина особенной или были и другие? Я смотрел на ее красный капюшон, пока мы шли ко двору. Она не могла быть обычной прислугой. Не с такой силой. Было только одно предназначение, достойное ее — то, которое я знал слишком хорошо.

Похоже, у королев появилась новая убийца, и если это так, то что они запланировали для меня?