Три майские битвы на золотом поле

Часть третья. «Извинения слишком медленны!»

Хмурое, ветреное весеннее утро двадцать девятого мая тысяча шестьсот пятьдесят второго года. Недавно прошел большой шторм. Громады парусов огромных, причудливо изукрашенных кораблей, потому свернуты больше, чем на половину. Полощутся по ветру широкие трехцветные флаги, играют длинные вымпелы. Эскадра господина лейтенант-адмирала (это было одним из высших званий в военно-морских силах Республики) Мартина Тромпа неторопливо проплывает через Ла-Манш. Далеко на севере в дымке видны скалы Дувра, французский берег пролива скрыт за горизонтом. Шторм вынудил голландцев подняться так высоко к северу, теперь они неторопливо спускаются на юг.

Тихая, мирная, спокойная картина. Не верится, что всего через час прозвучит первый залп «странной войны».

Прошло больше двадцати лет со времен блистательной победы под Герцогенбошем. Многое изменилось в мире за такой срок. Вот посмотреть хотя бы на корабли господина лейтенант-адмирала. Давно прошли те времена, когда основой флота Республики были легкие кораблики с, в основном, косыми парусами, да десятком скромных пушечек на борту, бравшие верх за счет количества и изворотливости. Ну и отчаянности моряков, разумеется. Ныне вдоль английских берегов проходят уже и огромные семидесяти пушечные линейные корабли, вроде флагмана самого Тромпа «Бредероде». Правда, «мелочи» все же больше: из всех семидесяти голландских кораблей только двенадцать имеют более сорока пушек на борту. Впрочем, для задачи, стоящей перед господином лейтенант-адмиралом это даже лучше — он послан сюда гонять обнаглевших пиратов. Для такого дела скорость и маневренность важнее веса залпа.

И — вот уж невероятно! — но Республика за эти двадцать лет так и осталась «хозяйкою морей». Кораблей, даже вот таких вот тяжеловооруженных громадин, у нее все еще больше, чем у всех остальных вместе взятых. Больше, чем у Франции, Испании, Англии… Кто может бросить вызов такой силе?!

На самом деле, конечно, все не так просто. Кораблей много, очень много… но и торговые маршруты растянуты по всему миру. Ведь Республика теперь одна из главных колониальных держав Европы. Маленькие Нидерланды уже владеют Индонезией и островами в Карибском море, землями в Индии и в Австралии, в Северной и в Южной Америке… Даже в Японии есть торговая фактория: Нидерланды — единственная страна, имеющая такое право из всех европейцев. А значит, что все европейское серебро и порох, идущие на японские острова, весь японский фарфор и шелк, требуемые в Европе — все это оседало прибылью в карманы голландских купцов. Ну а колонии и торговые суда надо беспрерывно охранять. Так что собственно у родных берегов флот Республики хоть и велик, но сопоставим с флотом французским или испанским. И даже по количеству кораблей слегка уступает английскому.

Не то, чтобы такое «отставание» особенно нравилось верхушке Республики. Только на протяжении сороковых годов несколько раз поднимался вопрос о том, что защиту родных берегов надо бы усилить. Надо бы, кто же спорит! Вот отзовем корабли из Индонезии… Как из Индонезии?! А наши чайные плантации?! Да и кто на нас нападать-то будет, право слово, все этим адмиралам враги кругом мерещатся!

Нападать на Республику охотников действительно, вроде бы, не было. Во всем мире еще гремела слава «Армии Принца», как именовали первого и главного реформатора и полководца страны принца Морица, и «Болотного Дракона». Война с Испанией была уже далеко в прошлом. Сама Испания сейчас переживала далеко не лучшие времена, пытаясь воевать сразу на несколько фронтов и сохранить хоть что-то от былого могущества. Франция, конечно, очень сильна. Король-Солнце Людовик XIV на троне, как-никак. Но умные министра светлейшего из королей задевать Республику опасаются. Победить-то, конечно, можно… Но воевать с такой страной — это как льва подстричь: шерсть-то, конечно, красивая… но можно и самому без головы остаться. Овчинка не стоит выделки. Или это уже «львинкой» надо называть? Ну, не важно, важно, что опасно.

Тем более, что сам оранжевый лев, клыкастый и когтистый зверь с герба Республики, сейчас притихший, торговлишкой занят, воевать не хочет. Вот пару лет тому назад…

А вот всего пару лет тому назад, в тысяча шестьсот пятидесятом году, Европа стояла буквально на пороге новой грандиозной войны. Оранжевый лев скалил зубы и готовился нападать. На кого же? На «извечного» врага — Испанию? На Францию? Может быть он решил отхватить земель за счет бесчисленных немецких королей и корольков? Нет. Лев готовился прыгнуть через море. На Англию.

Но с чего бы вдруг? В предыдущей части моего рассказа Нидерланды и Англия были, пожалуй, самыми близкими друг другу странами. Естественный союз. И вдруг за десять лет… Надо разобраться.

Вернемся в год тысяча шестьсот двадцать девятый. Все шло своим чередом. Принц Оранский Фредерик-Генрих, штатгальтер Соединенных Нидерландов и «Болотный Дракон», празднует победу. Он на вершине славы. Он получил все, что только возможно… Кроме одного. Он — принц. Он — штатгальтер. Но не король. Его власть формально ограничена Генеральными Штатами. Сейчас, конечно, они забились под скамьи своих штатов и робко ему аплодируют оттуда. Но случись что — радостно покажут зубы, разорвут, растерзают. И тронуть их нельзя. Нет, увы, никак нельзя. Одного-двух еще может быть, а вот всех…

Республика Семи Соединенных Провинций была не простой республикой, а аристократической. Это значит, что выбирать всякого уровня советы да штаты мог не любой человек, а только имеющий определенный доход. Такая штука называется имущественный ценз, ну, это вы, наверное, знаете. Кроме этого, в выборах не могли участвовать католики. Потому что «паписты проклятые» и поддерживают испанцев. Второе утверждение было, мягко говоря, не совсем верным, но кто ж будет разбираться. Что занимательно, других ограничений не было, и будь ты хоть женщиной, хоть негром преклонных годов, а имеешь достаточно гульденов годового дохода — пожалуйста, выбирай и выбирайся. Такая вот интересная система в Европе семнадцатого века, где работорговля была вполне пристойным бизнесом, жену могли продать за долги мужа, а уж о правах людей вообще лучше помолчать.

Естественно, что самый верх властной пирамиды занимали самые богатые и влиятельные семьи. Было их не так уж много, понятное дело: сколько бы денег не было в стране, а на всех все равно не хватит. Эти аристократы сформировали… нет, не политические партии. Торговая республика, так уж насквозь торговая — страна по сути управлялась несколькими огромными компаниями, финансовыми и торговыми империями. Про две из них вы наверняка слышали — это голландская Ост-Индийская компания и зеландская Вест-Индийская компании. Третьей по размаху была фрисландская Арктическая компания, ну и парочка монстров пониже рангом. Такой вот неприкрытый «Наш дом — Газпром», то есть, конечно, Ост-Индийская компания.

И самый-разсамый «Болотный Дракон» со всей своей победоносной армией ничего сделать тут не мог. Во-первых, потому что сам являлся акционером Ост-Индийской компании и действовать против собственных интересов не стал бы. Но главное — его боевые генералы и адмиралы тоже входили в число акционеров и «уважаемых людей» разных компаний, так что еще неизвестно, кто кого арестовал бы.

Был ли выход из этого тупика, в котором видел себя Фредерик-Генрих? Был. Возложить на себя королевскую корону.

А зачем? Дело в том, что это сейчас «король» стало разменным словом, мы именуем королями всех, от «королей поп-музыки» до «королев красоты». А в семнадцатом веке королевская корона давала весьма весомые права прежде всего в народном сознании. Иными словами, королю можно было разгонять парламент или вешать не угодивших ему аристократов. Это было правильно, привычно и понятно. А вот сделай такое «простой» принц и штатгальтер — и никакой народ, никакая армия и пальцем не шевельнет в его защиту. Будь он хоть трижды герой. Тут уже будет не гнев господина, а спор равных. Совсем другие шансы получаются.

Ну так, собственно, в чем дело-то? Взял бы, да объявил бы себя королем, нет?

А вот не так-то просто, оказывается, это было сделать! Впрочем, вернемся на минутку на двадцать лет вперед и посмотрим, как там дела у нидерландского флота…

С севера, от близких меловых скал Острова, навстречу флоту Республики также неторопливо двигался другой флот. Английский, разумеется. Англичанами командовал Роберт Блейк, носивший экзотическое для нашего уха звание «генерал моря». Это было не случайно, конечно. Потому как господин флотоводец всего три года назад впервые на палубу корабля вступил. А до этого командовал кавалерийским полком. Но приказ есть приказ — Роберт Блейк встал на адмиральский мостик. Да как встал! Сразу же несколько громких побед: от Ирландии до Малаги. Ну а нынче господин генерал моря патрулирует воды Английского канала.

Две эскадры медленно сближались. Господин генерал моря разглядывал голландцев в подзорную трубу. «Ну, давай же!», наверняка шептал он про себя. Ему было, конечно, немного страшно. Но и азарт заставлял храброго флотоводца дрожать с ног до головы. В его руках была судьба мира. Только бы этот Тромп, проклятый сыроед (личный вымпел лейтенант-адмирала был прекрасно различим), не вздумал уступить! Пусть уж проявит себя как мужчина, а не как трус!

Вообще-то, желание господина генерала моря попахивало изменой. Английский парламент послал его патрулировать воды Ла-Манша… то есть, конечно, Английского канала, с целью контроля за выполнением нового, только что принятого закона. Закон был принят самим же английским парламентом и объявлял воды пролива английской собственностью. В связи с этим при встрече в проливе английского и иностранного кораблей, первым должен был салютовать флагами, «здороваться», гость. Англичане же могли вежливо «кивнуть» в ответ.

Французы, конечно, могли бы оспорить такой закон, но кого интересует мнение людей, которые питаются лягушками? Мнение же людей, употребляющих пиво и сыр (какой кошмар!) вместо пристойных нормальному человеку эля и баранины, англичан интересовало куда больше. Собственно, исключительно с целью «насолить» сыроедам этот закон и был принят. Пусть попробуют не подчиниться! У нас уже давно кулаки чешутся показать, кто на море хозяин.

Так что формально изменнические, мысли генера моря Блейка были фактически отражением настроя всей Англии. Только бы этот Тромп не струсил! Только бы дал повод к войне!

— Кажется, этот голландец думает, что закон ему не писан! — громко произносит Роберт Блейк, обращаясь к своим офицерам. Пусть все видят, что он пытался сохранить мир сколько мог, небеса свидетельствуют! — Готовьте пушки к предупредительному залпу!

Флаг корабля — символ страны. Первым приспускает флаг более слабый. В чужих водах гость всегда слабее, это в порядке вещей. А если посреди синего моря, которое еще вчера было ничейным? Признать право другого устанавливать свои законы где хочется? Или…

Флаги флагманского корабля Тромпа дрогнули…

Ну, а что там с королями? Почему нельзя себя королем назначить? Дело в том, что я уже говорил, насколько король — «особая» фигура в понятиях того времени. Должно пройти еще полторы сотни лет, прежде чем Великая Французская революция поставит под сомнение идею «боговдохновленности» венценосной особы. И то, даже тогда, даже великий Наполеон посмел короновать себя императорской короной только после того, как занял парочку «настоящих» королевств в Италии. Он туда, в Италию, затем и полез — за легитимацией, за подтверждением легальности своего нового статуса. Императорской короной, кстати, не королевской. Императором может любой стать, кому пара-другая королей подчиняются. А вот просто королем — нет, нельзя. Потому что короли все подсчитаны и учтены, новых быть не может!

Должно будет пройти еще двадцать наполеоновских лет, перекроивших всю Европу, прежде чем на Венском конгрессе тысяча восемьсот пятнадцатого года державы-победительницы — Россия, Англия, Пруссия и Австрия — осмелятся «стукнуть кулаком весом в миллион серо-зеленых шинелей» по «европейскому столу» и грозно рыкнуть «цыц! теперь мы решаем, кто тут где король!». Наступит время иной дипломатии, дипломатии нового времени, дипломатии «сверхдержав». Но до той поры еще двести лет, так долго Фредерик-Генрих ждать не может.

Итак, просто так корону надеть нельзя. А как можно? Можно кого-нибудь коронного завоевать, присоединить к себе и взять его корону. Вполне нормальный подход. Будет какой-нибудь «король Чегототама и штатгальтер Соединенных Нидерландов». Уже не важно, что штатгальтер, главное, что король.

Так, кто у нас есть… Испания — ну, не серьезно. Франция… Хм, в принципе армия «Болотного Дракона» вполне в состоянии промаршировать по Франции и взять Париж, пока французы будут не спеша потягиваться, искать ружья в кладовках и собирать рекрутов по деревням. А дальше что? А дальше как в анекдоте про охотника и медведя. Поймать-то поймал, да привести не может — медведь не идет, и самому не уйти — медведь не пускает. Нет, с Францией связываться не стоит. Атаковать какую-нибудь Данию или Италию тоже бессмысленно — что потом, разорваться, что ли? Ага! Германские земли же под боком! И вот там куча маленьких королевств с гарнизоном в полтора инвалида! Тут даже напрягаться не придется!

Но и тут Фридриху-Генриху не повезло! Восточную границу Нидерландов занимала любопытная держава — Епископство Мюнстер. Да, самое натуральное епископство, с епископом во главе. Ничего особенного этот Мюнстер из себя не представлял, войска Республики могли бы промаршировать его насквозь и не заметить… Но увы! Мюнстер был не сам по себе, а являлся, фактически, французской колонией. И вся его политика диктовалась из Версаля. Даже деньги поступали из Версаля, в самом Мюнстере не хватало. Так что война с Мюнстером опять превращалась в войну с Францией, чего совсем-совсем не хотелось.

Делать было нечего. Воевать было нельзя. Надо было получать корону по другому. Что у нас есть сравнимого с войной по последствиям для всего мироздания? Женитьба у нас есть. На пристойной короне можно жениться!

Сам Фредерик-Генрих был уже к тому времени давно женат. Но необязательно же думать только о себе, это эгоизм получается! Можно подумать еще о детях. О своих детях, конечно. А у «Болотного Дракона» как раз был подходящий сын! А у короля Англии Карла Первого как раз была подходящая дочь!

Очень скоро все было решено и вот второго мая тысяча шестьсот сорок первого года единственный сын принца Фредерика-Генриха, Вильгельм, берет в жены принцессу Марию Генриетту Стюарт, дочь английского короля Карла I. Настоящую принцессу, Princess Royal, а не что-нибудь там! На момент свадьбы жениху было пятнадцать лет, а невесте — десять. Корона казалась уже делом совершенно решенным, она уже сияла вдалеке своим золотым блеском.

И тут случилась большая неприятность. Неприятность случилась с папенькой новоявленной принцессы Оранской, Марии — с английским королем Карлом I. У них там в Англии как-то вот произошла революция и Карлу отрубили голову.

Ух, как был зол Фредерик-Генрих! Корона, его корона, корона его сына сверкнула издевательски и пропала. В Англии теперь тоже республика, во главе с лордом-протектором Оливером Кромвелем. Слова «протектор» и «штатгальтер» означают одно и тоже. В английском и немецком языках (Фредерик-Генрих был голландцем, но русском языке принято немецкое написание носимого им титула, вместо нидерландского «статхаудер» — издержки переводческой традиции девятнадцатого века, ничего не поделаешь!). Слово «республика» вообще одно единственное. Страны стали похожи, как близнецы-сестры. И мало кого так ненавидел штатгальтер «старой» Республики, как протектора Республики «новой».

Ненависть к «выскочке, укравшем у него корону» была у принца Оранского настолько сильна, что войска получили приказ готовиться к десанту в Британию, а флот был приведен в боевую готовность. Могло ли получиться у «Болотного дракона» вторжение в Англию? Да, и довольно с весомыми шансами на успех. В условиях гражданской войны, когда республиканцы бьются с роялистами (так именовались сторонники восстановления монархии) на западе, севере, юге и востоке, появление приблизительно тридцати-тридцати пятитысячного прекрасно обученного и прекрасно снабжаемого войска да еще при поддержке стволов корабельной артиллерии, решало очень многое. Собственно, это даже не чистой воды домыслы — через еще полвека все так и получилось. Но вот это уже совсем-совсем другой рассказ.

Ну а пока идет год тысяча шестьсот сорок второй и голландская армия готовится к десанту в Англию. Все испортил сын и наследник Карла Первого, Карл II. Он ринулся просить убежища у короля Франции, каковое ему с радостью и предоставили. И теперь получалось, что возьми даже Фредерик-Генрих Лондон штурмом, а все плюшки достанутся французам. Ну уж нетушки, на такой расклад «Болотный дракон» был не согласен.

Но главное было сделано. Англия стала стремительно превращаться из друга во врага. И чем больше она походила на свою «старшую кузину» с Континента, на Республику, тем отчетливее была вражда.

Ведь приязнь или неприязнь отдельных людей, даже если они именуются «штатгальтерами» и «протекторами», значит, на самом деле, мало. Куда важнее в новый век, наступивший век капитализма, дела торговые да денежные. А тут английские интересы были прямо противоположны интересам голландских, зеландских да фрисландских компаний. Иными словами, англичанам тоже хотелось снимать все сливки со всей торговли мира.

И теперь у них были веские основания. В первой части этой книжки я описывал технический прогресс, который привел Нидерланды в Золотой век. Прогресс этот никуда не делся, но стал играть и дурные шутки. Скажем, голландские да зеландские корабли. Они строились сотнями, тысячами. А это значит, что неизбежен был брак, грубые просчеты конструкций, просто неумение и нежелание пользоваться такой странной и умозрительной штукой, как «математика» для вполне реального кораблестроения. Корабль перевернулся сразу при спуске на воду? Ну так судьба, значит. Легче еще десяток построить, чем разобраться, сколько именно пушек можно засунуть на верхнюю палубу. И так сойдет, обороты, главное, не уменьшать. А то со всякими этими вашими расчетами, подсчетами сколько времени потеряешь! Да еще и производство, небось, останавливать на переделку придется. Чего тут думать, прыгать нужно!

А в Англии десятков тысяч мельниц просто не было… зато были эксперименты с моделями корабликов в корыте и в озерце, где впервые поддавались учету и расчету такие сложные понятия, как «остойчивость» и «полезная нагрузка». Так что английские корабли получались куда как лучше… правда, сильно-сильно дороже и в куда как меньшем количестве.

Могли ли голландцы перенять островной опыт? Да им сами изобретатели и математики все приносили на блюдечке с голубой каемочкой! Но… но господ акционеров интересовала прибыль сейчас, а не смутные закорючки в формулах, обещавшие что-то там потом. Что там доказывать, если кораблей у Республики все равно больше всех, а надо — еще настроим! Жареный петух… то есть, молодой и голодный британский лев еще не укусил своего зажиревшего оранжевого собрата за то место, откуда хвост растет. Шевелиться люди начинают только когда другого выхода уже нету, а так — ну, может оно и обойдется. Как-нибудь.

Но обходиться как-нибудь не торопилось. Наоборот. Становилось только хуже. Голландцам запретили торговать в Англии порохом. Зерном. Шерстью. Железом. Запретили свободный проход кораблей Республики севернее Острова, между Шотландией и Фарерскими островами. А ведь это основной путь в Исландию и Канаду, а также основной маршрут китобоев. И, как вершина, знаменитый Навигационный акт, запретивший иноземцам торговлю с английскими колониями. Этот акт еще аукнется Американской революцией, но до нее еще сто пятьдесят лет, не будем забегать вперед.

Республике стало плохо. Бизнес начало лихорадить. Это были уже не личные мечты какого-нибудь принца, это было уже серьезно. Все это случилось, конечно не сразу. Это от любви до ненависти один шаг, а в делах серьезных, денежных, торопиться не нужно.

Пять лет спустя после неудавшейся попытки достичь желаемого королевского звания, в тысяча шестьсот сорок седьмом году, умирает принц Фредерик-Генрих. Его сын Вильгельм принимает титул штатгальтера под именем Вильгельма Второго. Ему двадцать один год, он молод, силен, решителен, он вполне готов к драке за английскую корону. За свою корону. Войну он желал бы начать хоть завтра… да вот не получается.

Но пока юный штатгальтер и капитан-генерал принимает дела в государстве. В качестве первой задачи он проводит новую реформу армии, вводя целый новый род войск — морскую пехоту. Она еще сыграет большую роль в предстоящих событиях.

А вообще-то дела обстояли… Ну, Вильгельм II был очередным королем-реформатором, который постиг самую главную армейскую тайну: какая бы ни была бы непобедимая и легендарная армия при отце и деде, а свои же собственные боевые генералы и прапорщики доведут ее до ручки в два счета, только волю дай. В случае Нидерландов в связи с условностью земли и наличием моря вместо генералов шуровали адмиралы.

Флот Республики был болен системной болячкой всех торговых республик всех времен — постоянной путаницей своих интересов с государственными. Умельцы в независимых адмиралтействах Соединенных Республик ловко пользовались особым положением военного флота. Проверка тысяча шестьсот сорок восьмого года показала, что из списочного состава в семьдесят девять больших кораблей, почти половина — тридцать пять! — были адмиралтействами… попросту проданы, а еще треть числилась кораблями только на бумаге — плавать они не могли.

Да и плавающие линкоры и фрегаты выглядели… интересно. Так, если на флагмане флота вероятного противника, Англии, значит, «Sovereign of the Seas» насчитывалась сотня орудий, то на сильнейшем нидерландском корабле, «Бредероде», только пятьдесят четыре. Несмотря на практические одинаковые размеры. Почему? Половина пушек голландского флагмана была… ага, продана! А пушечная палуба использовалась как грузовая. Флагман флота ходил с грузовыми рейсами. Коммерция-с, рынок, знаете ли, чего без дела стоять.

И так во всем. Республика лила самые лучшие в мире бронзовые пушки… и продавала их в Швецию, Данию и ту же Англию. А на собственные корабли ставили что попроще да подешевле — чугунные. Система госзаказов для армии, знаменитое нововведение дяди и отца юного Вильгельма, тоже оказалась не без изъяну. Наше русское слово «откат» переводится на нидерландский таким же емким и коротким словечком, прекрасно известным уже в те времена.

Вильгельм II взялся за дело крутенько. Некоторые весьма уважаемые люди поменяли скамьи в Генеральных Штатах на скамейки в тюремном замке Лувенштай. Республика встряхнулась и принялась за работу. Война с Англией становится все ближе, все явственнее.

Пользуясь наследным, опять же, титулом капитан-генерала (то есть командующего сухопутными силами Республики) и адмирал-генерала (то есть, командующего силами, понятно, морскими) Вильгельм II решительно ведет перевооружение армии и флота, имея ввиду скорую и неизбежную войну. К войне все готово, каперы обеих сторон уже вовсю ведут настоящие боевые действия, целые сражения с использованием десятков кораблей в Карибском и Средиземном морях, у Мадагаскара, Канарских островов, в Яванском море и у берегов Индии.

Вильгельм II весь в делах и замыслах. Он начинает массированную пропагандистскую компанию против Англии (нужно же и простой народ убедить, что по ту сторону пролива засели враги рода человеческого!), перевооружает флот, назначает адмиралами опытных или просто искусных капитанов, верфи Заандама трудятся без перерыва, увеличивая число пригодных к бою кораблей.

Оранжевый лев скалит зубы и готовится к прыжку на своего островного собрата.

Европа, по горло занятая своими собственными бесконечными войнами, все-таки внимательно следила за двумя соперницами. Решался вопрос, кто будет собирать самое вкусненькое, а проще говоря — грабить всех подряд, на законных основаниях хозяйки морей. Ничто уже, казалось, не могло помешать схватке хищниц, но…

В конце октября тысяча шестьсот пятидесятого года по пути в свой родовой дворец принц Оранский Вильгельм II почувствовал легкий жар. Через неделю, шестого ноября, он умер от оспы. Ему было двадцать четыре года.

Принц умер. Лев замер, не успев прыгнуть. Он был уже готов, мускулы уже напряжены, кисточка на хвосте дрожит от нетерпения. И на противоположной стороне моря лев британский уже присел в ожидании схватки, уже готов вцепиться в горло слишком много о себе возомнившего оранжевого хищника.

Но прыжка нет! Вот уже два года абсолютно готовые к войне страны стоят друг против друга, крепко сжимая оружие, но не решаясь его применить. Впрочем, применяют… но исподтишка, делая вид, что ничего такого нет.

Странный мир. Ведь и эскадра господина лейтенант-адмирала Тромпа защищает в водах Ла-Манша голландские и зеландские корабли не от неких абстрактных пиратов. От вполне нормальных, английских. Которые приводят захваченные нидерландские суда в английские порты и пропивают нидерландские денежки по английским кабакам. И сам Тромп, чего уж там, совсем не против захватить какого ротозея с Острова в качестве дополнительного заработка.

Странный мир. Эскадры Тромпа и Блейка встретились утром двадцать девятого мая. Они вполне могли не встречаться тогда, а встретиться полу годом ранее или позже — большой роли это уже не играло.

Генерал моря Роберт Блейк готовит пушки к предупредительному залпу. Флаги на мачтах лейтенант-адмирала Тромпа дрогнули и медленно поползли вниз, выполняя все-таки сумасбродный закон английского парламента. Нехотя, но исполняя.

— Извинения слишком медленны! — произнес тогда Блейк свою знаменитую фразу и английские орудия открыли стрельбу, выпустив три снаряда. Уж очень хотелось повоевать!

В чем там было дело — сейчас сказать невозможно. Историки про-английские уверяют, что была допущена простая ошибка. Историки анти-английские настаивают на злом умысле «Черного Блейка», как его именовали в кругах роялистов. Но так или иначе, а одно из британских ядер угодило в корабль Тромпа и убило сигнальщика. Лейтенант-адмирал немедленно приказал открыть ответный огонь изо всех орудий.

Странный мир закончился. Странная война началась. И началась она со странной битвы.

Обе эскадры, английская и нидерландская, словно заскучавшие в покое пацаны, рванули друг на друга без всякого порядка или соблюдения хотя бы видимости строя. Корабли лезли вперед, толкались бортами, не уступая друг другу дорогу, яростно разряжали орудия кто куда. Доходило до того, что отстрелявшись из пушек одного борта, флагманам не хватало места для разворота на другой борт, и они сходились вплотную, обстреливая друг друга из мушкетов и пистолетов! На корабле почти сотня орудий, а они из пистолетов стреляют, кто бы такое представил. Ей-ей, еще чуть-чуть — и англичане с голландцами полезли бы друг на друга с кулаками. Заждались, что называется…

Но почему, почему замер в прыжке нидерландский лев? Чего ждала Республика эти два года?

А Республика наконец увидела шанс остаться республикой. Наполеоновские планы Фредерика-Генриха и Вильгельма II (хотя сами они, конечно, Наполеона не знали и представить себе не могли, это еще будет сто лет тому вперед) сильно напугали те самые богатые и влиятельные круги, что заседали в Генеральных Штатах. Это был для аристократов враг опаснее сотен англий.

Но вот, Вильгельм II умер. Умер принц, обещавший стать одним из самых сильных правителей страны. Умер принц, обещавший стать королем.

Принц Оранский умер — да здравствует принц Оранский! Через восемь (или девять по другим источникам) дней после смерти отца родился новый Вильгельм, Вильгельм III. Он был немедленно объявлен носителем титула принца. Тут все в порядке. А вот дальше…

Штатгальтер умер — да здравствует… э-э-э… да здравствует… да здра… да… Да-а, тут надо подумать.

Да здравствует Первая Бесштатгальтерная Пауза, вот!

Да, впервые в истории Республики Семи Соединенных Провинций шесть провинций решили обойтись без штатгальтера. Пост штатгальтера ведь был хоть и формально, но не наследуемым, а выборным. И хотя Вильгельм II и его отец об этом почти забыли, теперь сей неприятный факт напомнили вдовствующей принцессе Оранской (а заодно и английской) Марии Генриетте, маме малыша-принца.

Именно шесть провинций решили обойтись безо всяких там, возомнивших себя королями, потому как в седьмой провинции, провинции Фрисландия, этот пост еще со времен Фредерика-Генриха занимает представитель боковой ветви графов Оранских-Нассау — Нассау-Дитц. Это мы еще потом вспомним. А пока стоит сказать, что Фрисландия, активно поддерживавшая Вильгельма II в его планах, после его смерти отдаляется от остальных провинций и уже до самого вторжения Наполеона сохраняет практически независимость, слегка припудренную мелкими уступками. Нечто подобное тому было в положении Финляндии в Российской Империи.

Но пока Фрисландия в сущности ничего не значит: на сцене Соединенных Нидерландов правит бал Голландия, самая сильная, самая коммерческая, самая населенная часть Республики. Самая, самая, самая… Зеландия покорно тащится в хвосте голландской политики, а мнение какого-нибудь там Утрехта или Гронигена если кого и интересует, то только для раздела курьезов в свежей прессе.

Итак, принц умер.

Вообще говоря, эту жизнь и смерть надо в учебники истории вставлять, как кристаллизованный идеал отдельно взятого мироустройства — монархии. Государства с сильным и практически неограниченным правителем во главе. Потому как при жизни он показал наиболее привлекательную и выигрышную сторону монархического устройства: решительность в кризисных ситуациях, стратегическое планирование с учетом очень долгих перспектив, возможность направлять на выделенные цели почти всю мощь страны.

Но вот он умер. И его смерть так же моментально показала самую слабую сторону монархии: вообще никакой реакции и решительности без правителя или с правителем слабым. После смерти лидера партия сильной власти, «партия принца», неформальная еще, совершенно растерялась.

Зато партия противников монархии воспрянула духом. Республиканцы быстро протаскивают через обленившиеся за время единоличного командования Вильгельма II Генеральные Штаты ряд законов, которые наверняка заставили того вертеться в гробу.

Во-первых, сами Генеральные Штаты снова разбиваются на части и из единого парламента страны, превращаются, как это было давным-давно, при Вильгельме I, Молчаливом, в объединение парламентов отдельных республик-провинций. Зачем это было надо? Дело в том, что эта партия, партия противников единоличной власти, была сама по себе объединением разных и политических, и, самое главное, финансовых интересов. И если в Голландии закон о торговле шелком был первостепенной проблемой, то в том же Гельдерне (при всей его незначительности в политическом и военном плане, совсем сбрасывать со счетов эту провинцию было бы глупо) гораздо острее стоял вопрос угля и границ по Маасу. И все эти вопросы ну совершенно не волновали Фрисландию, которой важен был рынок китового уса.

Во-вторых, теперь уже отдельные парламенты шести провинций голосуют за не предоставление новорожденному принцу титула штатгальтера. Голосует, собственно, только Голландия, остальные пожимают плечами и решают, что раз та большая — ей и видней. Забавный момент: против этого закона в Голландии голосует только один город (парламент провинции состоял из представителей городов) — Лейден. Ему потом это припомнили изощренным способом.

Кроме того, на всякий случай, серьезно урезаются полномочия самого поста штатгальтера, дабы ни у кого, кто может этот пост занять, даже в мыслях не было бы повторить затеи Вильгельма II. Отныне штатгальтер не может быть капитан-генералом и адмирал-генералом, то есть армия выводится из-под его непосредственного подчинения. Он также не может более вмешиваться в дела казначейства и весовой палаты, то есть и деньги ему не подконтрольны. Суд и юстиция тоже теперь не подчинены штатгальтеру… Короче, пост этот стремительно превращается во «власть английской королевы» века XX-го, только что та хоть на монетах собой полюбоваться может.

Чтобы подсластить пилюлю, вдовствующей принцессе Марии Генриетте, ее свекрови, бабушке малолетнего принца, вдове «Болотного Дракона» Амалии ван Солмс, которая сыграет большую роль в воспитании будущего Вильгельма III, и, конечно, самому крошке-принцу были созданы ну просто райские условия для жизни. Забавно, но именно этот принц, которому были, казалось, накрепко заказаны все возможности стать королем, был первым из принцев Оранских, который жил как… ну как принц! С его семейства не брались налоги, дворцы и даже слуги содержались за счет государства (слуги, конечно, подрабатывали на это самое государство и ценились им не только за быструю смену полотенец, но и за острый глаз и тонкий слух, ну это такое дело… привычное)…

Сам принц с малолетства получал чуть ли не все, чего желал: от огромного фрегата в качестве личного кораблика для покатушек на озере, до степени бакалавра в Лейденском университете без посещения нудных лекций и экзаменов. Так вот тонко унизили снобствующую лейденскую профессуру, отомстив за сопротивление интересам «уважаемых людей».

Но все это дела внутренние. А что у нас с Англией-то?

С Англией немедленно заключается «вечный мир» заодно с его, мира, разделом, как водится. Сначала о разделе.

Еще в конце штатгальтерства Фредерика-Генриха и все «почти царствование» Вильгельма II в самих Нидерландах шла отчаянная и яростная война. Война коммерческая, но оттого не менее упорная. Между собой дрались два хищника, запустивших зубы чуть ли не в половину мира, две огромнейшие финансовые империи: голландская Ост-Индийская компания и зеландская Вест-Индийская компания. Первой принадлежала Индонезия, куски современных Бирмы, Таиланда, Вьетнама, Филиппин и даже Австралии. Вторая владела огромными территориями в Бразилии (откуда вышибла португальцев), островами в Карибском море, на севере Южной Америки и на Атлантическом побережье Америки Северной. Война шла не на жизнь, а на смерть, эти два гиганта ворочали такими деньгами, что даже не снились большей половине дворов Европы, исключая разве что Францию и Испанию.

Но постепенно, год за годом, Вест-Индийская компания начала сдавать свои позиции. Тут сказалось много чего — и возвращение множества купцов из Зеландии обратно в родную Фландрию, где испанцы вроде как поуспокоились и не мешали жить, и жестокая конкурентная борьба на американских рынках с Англией и той же Испанией… Даже география с геологией сказались: построенные в мелководных гаванях Зеландии корабли обладали меньшей мореходностью, чем голландские и английские. Плавали медленнее, тонули чаще… В итоге уже к концу тысяча шестьсот пятидесятого года Бразилия была потеряна, Новый Амстердам стал Манхеттеном, а Новый Харлем — Гарлемом. Звезда Вест-Индийской Компании почти закатилась. Потом она еще переживет новый рассвет, в девятнадцатом веке, но это будет потом.

Да, так о разделе. Разделить договорились сразу весь мир, как было принято. Чего мелочиться-то? Поскольку от имени всех Соединенных Нидерландов выступала Голландия, то голландцы с легкостью отдали в руки англичан весь Новый Свет — пусть добивают Вест-Индийскую Компанию, не жалко. Нидерландам же, а вернее — Ост-Индийской компании, досталась Юго-Восточная и (на будущее) восточная Азия, даже Японию за собой закрепили — ну, так… под помидоры. Индию и Африку решили делить потом, как руки дойдут. Крайний Север остался открытым для всех — на этом настояла Фрисландия, грозившая иначе обидеться совсем и уйти к Франции. Голландцы рассудили, что на севере кроме снега ничего полезного нет, а вот англичане хотели бы, конечно, под себя подмять торговлю с Архангельском и Исландией, но сил еще и на это уже просто не было.

В вопросе же «вечного мира» дела складывались не столь обоюдовыгодно. То есть нет, мир был выгоден обеим сторонам, чего уж там. Война хороша для растущих и рисковых предприятий… ну, или когда она за океаном при налаженном транспортном сообщении. Для дел же обстоятельных, на долгую перспективу, война уже не так выгодна. Войны не хотелось ни Англии, ни Нидерландам.

С другой стороны, обе стороны понимали, что война необходима. Даже не так: обе стороны понимали, что соперники «наглеют» и что крайне надо «поставить их на место». Представление о месте были, понятно, у каждого свои. Также адмиралы и генералы с обеих сторон были весьма решительно настроены подраться. А надо учесть, что были они не просто солдатиками на службе, но весьма важными людьми, с деньгами, связями и положением в обществе. Так что просто отмахнуться у властей возможности не было. Да очень часто адмиралы в эту власть и входили. Нужна была маленькая победоносная война, исключительно для того, чтобы все помнили, кто же на море хозяйка. Желательно бы еще и без отрыва от торговли… Но даже самые глупые купцы понимали, что это уже совсем фантастика.

Тем не менее, договор о «вечном мире» подписан. Обеим странам очень, ну очень не хочется воевать. У обеих — сложное политическое внутреннее положение, у обеих — коммерческие дела на первом месте, обеим, наконец, просто страшно. Очень страшно. В Европе еще гремит слава «Армии Принца» и «Болотного Дракона» — это страшит Англию. Но сами-то Нидерланды знают, что положение в армии не смотря на все реформы Вильгельма II мягко говоря… плохое и что, самое главное, улучшать это положение нельзя — тогда получится, что принц-штатгальтер-«почти-король» был прав, а он не может быть прав, потому что не может быть прав, узурпатор несчастный! А в Англии активно строится флот, английские чертежи точнее голландских, английские верфи, не располагая столь безбрежными ресурсами, активнее применяют технические новинки…

Но и в Англии все совсем не так хорошо. Даже совсем не хорошо. Продолжает тлеть гражданская война, оппозиция все чаще заявляет, что лорд-протектор совсем уж зарвался в собственных амбициях… Наконец, просто-напросто не хватает денег! Денег в казне нет от слова «совсем», тот же Роберт Блейк, новоназначенный генерал моря, гонялся по миру за пиратами вовсе не из чувства справедливости, а чтобы разжиться золотишком, рабами да кораблями — родная страна своим морякам уже давным-давно ничего не платит.

Договор о мире заключен, это верно. Но… Любой договор заключается до тех пор, пока одна из сторон не осмеливается его нарушить. «Вечный мир», как договор равных или почти равных по силе, нарушается еще быстрее — для сильных игроков достаточно и малого перевеса. Если же договор заключают два сильных труса…

Да, лев умер не успев прыгнуть. Но мускулы страны, то есть флот и армия, уже напряжены, и прыгать надо, иначе судорогой сведет.

На том берегу пролива английский лев присел, ощетинясь, в боевой позе, готовый встретить своего нидерландского собрата. Так тоже долго не простоишь.

А тем временем каперы, которым, к слову, никто приказа еще трехлетней давности не отменял, вовсю мутузили и друг друга, и попадающихся под руку купцов.

Май тысяча шестьсот пятьдесят второго года. Все нидерландские эскадры, равно как и их английские коллеги вышли в море. Официально — для обуздания распоясавшихся пиратов. Мускулы напряжены до предела.

Война, странная война, в которой никто не хотел участвовать и от которой никак нельзя было отказаться, стояла на пороге.

И она началась. Началась, разумеется, также бессмысленно и странно, как до того соблюдался «вечный мир».

Если начинаешь читать материалы про Дуврское сражение, как именуется эта майская битва эскадр Тромпа и Блейка, то в глаза сразу лезут несуразности.

Вот несуразность первая: число участвовавших кораблей. Семьдесят у нидерландцев, двадцать пять у англичан. С такими силами голландцы должны были просто размазать противника по родным тому меловым скалам Дувра! А между тем, бой начали англичане. Что-то тут не так.

Конечно не так. Разгадка в слове «корабль». Ибо в английском флоте такого названия удостаивался только настоящий, большой корабль с минимум сорока пушками на борту. Их делили на «фрегаты» и собственно «корабли», часто именуемые уже «линейными кораблями» или «линкорами». Остальные именовались «кечами», «бригами» и прочими «корветами». Вспомогательные силы, короче. А во флоте Республики кораблем именовалась любая посудина, могущая хоть как-то плавать и стрелять хоть из десятка пушечек. Посмотрев же на поименный список нидерландских кораблей в эскадре Тромпа, можно легко увидеть, что собственно «настоящих» кораблей там набиралось чуть больше десятка, остальное — мелочь на подхвате. Тут уже решительность британцев становится понятна. С таким соотношением можно и повоевать.

Несуразность вторая: за время битвы, а продолжалась она с утра до самого вечера, у голландцев было несколько отличных возможностей победить. Прижать Блейка к берегу, лишить ветра, а значит — обездвижить (вспомогательных дизельных моторов на корабли тогда, почему-то, не ставили) — и спокойно расстрелять. Но нет, Тромп раз за разом оттягивается на юг, мористее. В чем дело?

Разгадка опять проста. Война, не смотря на всю ожидаемость, началась неожиданно. Ну так всегда бывает: думаешь, что успеешь еще до завтрака разочек пробежать в «героев», а тут уже как-то неожиданно обедать пора. Так и Тромп, выходя в море воевать, воевать вот именно сейчас никак не собирался. Он ждал большой торговый караван из Зеландии, который должен был охранять до Ирландского моря. Потому и забирал постоянно на юг, чтобы не пропустить караван. Связаться-то и предупредить о начавшейся войне он не мог — радио еще не изобрели. Ведь война-войною, а если в его зоне ответственности тот караван пострадает, то господина лейтенант-адмирала не спасут никакие победы, пусть он хоть Лондон штурмом возьмет в оправдание. Свои же засудят и штраф в пару сотен тысяч гульденов припаяют, за всю жизнь не расплатишься.

И у Блейка тоже свои проблемы были — он хоть и считался главным по английской эскадре, а своих собственных кораблей у него только четырнадцать насчитывалось. Остальные десять — дуврская эскадра, командир которой Блейку подчинялся… когда тот на него впрямую орал. А так норовил все больше в стороне отсидеться и посмотреть, как «большие парни» дерутся. У него свои резоны — Блейк победит, так награду получит, а если корабль из дуврской эскадры пострадает, так чинить его за чей счет? Генерал моря и пенса не даст, это точно.

Все хорошее когда-нибудь кончается, все остальное кончается тоже. Битва при Дувре после приблизительно восьмичасовой безобразной свалки завершилась формальной ничьей. Тромп лишился двух малых двадцати пушечных кораблей, один из которых сначала пытался еще выплыть, но чуть позже затонул совсем, а второй попал в плен. Блейк едва-едва смог довести до близкого порта свой флагман, где и стал на трехмесячный ремонт — так тот был избит.

Тромп все-таки встретил свой караван и провел его куда положено, оставив снующих вокруг пиратов щелкать в бессилии зубами. Блейк на вырученные за продажу пленного «голландца» деньги смог заплатить своим людям жалование и даже отпустить их прогулять те денежки, не боясь, что матросы разбегутся, как оно частенько тогда бывало.

Интересно, что по возвращению на родину оба боевых адмирала были вынуждены под давлением собственных парламентов принести друг другу извинения. Воевать все-таки очень не хотелось ни Англии, ни Нидерландам. И только десятого июня, почти через две недели после битвы при Дувре, английский парламент посылает своим нидерландским коллегам формальное объявление войны. Ответ голландцев был краток: «Давайте, чего уж там!»

Так началась странная война, названная потом историками Первой Англо-Голландской, началась со странной битвы, которая была даже не первой. А нулевой.

К счастью, отнюдь не все битвы были столь бестолковы. Об одной из самых интересных и «правильных» битв (хотя курьезов и там хватало) я расскажу в следующей части.