Три мести Киоре 2 (СИ)

Доран усмехнулся и вскинул голову к небу, на котором просматривались бледные крапинки звезд. Шорох слева показался странным, и он моментально скрылся за стеной дома. Шорох повторился, и он пошел на него, достав револьвер.

Возле очередной сточной канавы странно суетилась тень, пытаясь то ли выловить, то ли утопить кого-то. Похоже, выловить. Однако то ли сил не хватало, то ли что еще, но неподвижное тело только наполовину возвышалось над водой. Свет фонаря очень плохо достигал того места, и ничего не было понятно. Мешала темнота и человеку, поэтому вспыхнула спичка, а от нее бледно разгорелся фонарь в руках — Доран подкрался еще ближе, незамеченный увлеченным человеком. А тот, подняв фонарь, осветил бледное женское лицо, облепленное мокрыми волосами. Мертвенно-бледное.

Доран сорвался с места. Выстрел, и пуля угодила в фонарь повернувшегося на шум. Второй выстрел, и убийца уже петлял, убегая. Перемахнув через канаву, Доран зацепился за что-то плащом, упуская драгоценные секунды. Еще один выстрел, почти наугад, и — крик. Где-то залаяли собаки патруля. Доран, сбросив плащ, бежал, не чувствуя горящих легких, ведь он должен, должен нагнать убийцу! Шумно стучало сердце. Это единственная появившаяся зацепка! Улица резко повернула и оборвалась черной, бурлящей лентой реки. Доран не успел совсем немного: стоило выбежать на набережную, как человек спрыгнул в воду, на прощание нелепо взмахнув рукой.

Прибежали патрульные. Руки, потянувшиеся к нему для задержания, тут же козырнули, когда его осветили фонарем, и вскоре блюстители покоя бежали в разные стороны: кто искать лодку для поиска прыгнувшего, а кто обратно к трупу в сточной канаве, чтобы уже присматривать за ним в ожидании следователей.

Доран тоже вернулся к трупу. Ему принесли фонарь, осветили тело: молодая девушка, без глаз, со сломанной шеей.

— Опять… Что за урод это делает?.. — летел шепоток.

Двое мужчин в форме склонились друг к другу, и фонарь между ними подсвечивал сжатые губы, искрой выделял тревогу в глазах.

— Ваше сиятельство, выловили!.. — крикнули с набережной.

— Иду! — отозвался он.

Почти одновременно с ним к телу подошел прибывший следователь. Разбитый череп, мутные глаза, смотрящие в небо… Орлиный нос, грубое лицо, тщедушное телосложение. Таких мужчин в Тоноле — тьма и тьма.

Доран выпрямился и приказал:

— Узнайте о нём всё!

— Есть! — грустно отозвался следователь, пожалевший, что не остался вместо своего коллеги возле девичьего трупа, с которым все гораздо яснее, нежели с самоубийцей.

На востоке светлело небо — предвестие зари. Лаяла и не желала успокаиваться служебная собака. Усталость навалилась свинцовой тяжестью, сковала движения, они стали медленными, какими-то рваными. Доран поднял странно тяжелую руку, и оказалось, что он так и сжимал револьвер.

«Проклятье», — выругался он.

— Вы закончили с осмотром? — спросил он следователей.

— Да, ваше сиятельство! — отозвались ему два усталых голоса.

— Возвращаемся в управление.

В казенном экипаже пришлось потесниться, чтобы все влезли. Мелькали улицы, а он думал, что где-то в кабинете должна быть его запасная форма на такой случай… Работать весь день в старом костюме ему никак нельзя. Или же лучше послать кого-то домой за вещами?

Глава 7

Улицы города заполнили листовки «Народного вестника». Увольнение Вайрела Корте, столь громкое и скандальное, не могло пройти тихо. Какой позор! Какой плевок в простых людей!.. Одна из листовок попала в руки Киоре, и на обороте она написала послание, сложила лист в маленький квадратик. Осмотревшись, окликнула сидевшего у стены дома беспризорника:

— Эй, пацан, медяшку хочешь?

Он вытер сопли длинным рукавом свитера.

— А чо? — спросил, глядя исподлобья.

— Отдай это в шестнадцатую квартиру.

Двери в доме выходили на крытые галереи, и Киоре указала нужную на третьем этаже.

— Тьху, делов-то! Давай! — кивнул мальчишка и протянул руку.

Киоре положила на чумазую ладонь и монету, и записку. Пацан управился за минуту, взлетев на этаж и также быстро сбежав оттуда. Киоре видела, как открылась и закрылась дверь.

— А недоволен писулькой твой любовник-то! — крикнул пацан, убегая.

Киоре, опустив ниже широкополую кожаную шляпу, свернула в проулок. Подул холодный ветер, и она сильнее запахнула плащ, поправила шарф, скрывавший ее лицо до глаз. Весь день ее не отпускала тревога, казалось, звеневшая в воздухе колокольчиками на экипажах. В стуке каблуков по мостовым слышалась дробь предупреждений. Каждый взгляд, брошенный в ее сторону, казался подозрительным, и весь день чесалась спина, словно за ней пристально наблюдали… И теперь этот взгляд, ненадолго исчезнувший, снова впился в нее, вызвав жжение в затылке. Киоре нырнула в узкий проход между домами, где самую малость упитанный человек застрял бы, и вышла на соседнюю улицу.

— Хей, стой! — махнула пустой двуколке и запрыгнула в нее.

Назвав наобум адрес, обернулась: из того же прохода вылез некто высокий и тощий, с лицом, закрытым шарфом…

К месту, где она запиской назначила встречу Вайрелу, Киоре добралась за десять минут до условленного времени кружным путем. Сеял мелкий, противный дождь, капли гирляндой висели по краю шляпы, падали на плащ и скатывались по нему на землю, как с горки.

Киоре забежала в беседку, где уже ждал мужчина, и теперь они выглядели двумя незнакомцами, пережидающими ненастье в глубине парка.

— День добрый, господин Корте, — она оперлась о колонну.

— Не могу сказать того же. Премерзкая погода, — его слова клубами пара устремились ввысь.

Внешне он оставался спокоен, но Киоре чувствовала напряжение, готовность драться. Кто знал, какое оружие он прятал под своим пальто… Да и зонт-трость мог быть вполне грозным аргументом в споре.

— И премерзкая компания? — поинтересовалась она.

— Не самая желанная.

Сорвавшаяся с крыши беседки капля ударила по шляпе, и Киоре машинально поправила ее.

— Мы ведь даже незнакомы, — улыбнулась она.

— Знакомы. И мне очень интересно, как его сиятельство смог найти тебя и уговорить, Киоре.

— Интере-е-есно… — протянула она. — И что же привело тебя к такому выводу?

— Я помню сумасшедшую нищенку, пойманную во время облавы у Ястреба, которая еще ворвалась в кабинет его сиятельства. И я согласен со следователем, что это была ты, Киоре. Хоть ты меняешь говор, но у меня уникальный слух и отличная память. У вас одинаковый голос.

«А он слишком умен. Еще пара лет, и будет зубастее герцога!» — с восхищением подумала Киоре. Вайрел договорил:

— Но я не понимаю, как его сиятельству удалось найти тебя и уговорить на это дело.

— Что ж, буду знать, что рядом с тобой открывать рот не стоит вообще, — фыркнула она, скрывая за этим неловкость от того, как легко ее разоблачили. — Мои дела с герцогом тебя не касаются. Но нам придется временно поработать в, так сказать, тесном сотрудничестве, Вайрел. Учти, никаких угроз тюрьмой я не потерплю!

— А тюрьмой тебе никто не будет угрожать — таких, как ты, только казнят, — державшее мужчину напряжение ушло, он даже улыбнулся уголком губ.

Над деревьями среди хмари показался просвет — белый лоскут, но рваные серые тучи почти мгновенно его поглотили.

— Итак, Вайрел, его сиятельство поручил мне держать связь между ним и тобой, а также искать арену…

— Понятно, что нанимать тебя на роль простого курьера не стал бы никто, — хмыкнул он.

— Фу, как грубо перебиваешь!.. На, носи с собой, — она кинула мужчине черную бусину на длинной нитке.

— Что это? — покрутил он ее.

— Мой способ тебя найти. Как ты понимаешь, эта штучка может спасти тебе жизнь.

— Как мило. А после этого дела мне надо будет вернуть бусину тебе?

Спокойное лицо мужчины ничего не выражало, и только на дне зрачков притаилось нечто темное, вроде азарта.

— Оставишь себе на память, — отказалась она. — Не желаю встречаться с тобой, когда все закончится.

— Жаль… А могла бы выйти горячая встреча.

— Смертельная, я бы сказала.

«Какое хитрое чудовище», — хмыкнула Киоре.

— Пожалуй, начнем наш небольшой спектакль, Вайрел… Только мне нужно переодеться.

Договорившись, где и во сколько встретиться, они разошлись.

На перевоплощение в мужчину Киоре не претендовала, потому что из нее и юноша получался так себе. Но так и лучше — тощее, сутулое, безусое нечто с рваной стрижкой, в куцем свитере и длинном жилете из овчины не привлекало внимания.

Не узнал ее и Вайрел, пока не поздоровалась.

— А… Ты… — растерялся он, узнав Киоре.

— Я — Лим, и этим вечером мы с тобой напьемся! Меня тоже на улицу выкинули, прогуливаю последние! — она взмахнула тощим кошельком.

Спускалась ночь, пустели улицы, и везде загорался свет… А потом гас, его сменял бледный рассвет, и всё повторялось снова и снова под шорох моросящего дождя. Несколько дней они спускали деньги в кабаках и трактирах недалеко от дома Вайрела, и всякий раз на него только оглядывались — его портреты украшали первые полосы газет, о скандальном увольнении знали, казалось, даже стены домов, смотрели с сочувствием окна, отражавшийся свет в которых застыл слезами.

— Ну, чувствуешь себя героем? Подставился ради людей! Ха! — пьяно усмехалась Киоре, потягивая эль из кружки.

— Хорош герой… Пью с тобой тут, потому что не знаю, что делать. Я ничего не могу! — с грустью отвечал он.

Очередная ночь прошла впустую. Проводив Вайрела домой, Киоре зашла к нему в гости — простенькая квартира, обстановка сдержанная, но довольно дорогая.

— Не работает твой план, — констатировал факт мужчина, убирая пальто в шкаф.

Скрип дверцы. Скрип досок на полу.

— Хочешь ходить и заглядывать под каждый камень в городе? Думаешь, так быстрее справишься? — Киоре не проходила дальше условного закутка коридора, потому что не собиралась задерживаться.

— Нет, но можно было бы узнать у Ястреба… — мужчина прошел в комнату и зажег лампу на стене, и длинная тень пересекла коридор.

— Вайрел, забыл, что ты уже не состоишь в Тайном сыске? Во-первых, тебе у Ястреба ничего не расскажут, во-вторых, побьют у входа.

Мужчина замолчал и, заложив руки за спину, подошел к окну.

— Забыл. Но ты можешь спросить.

— Ага. Так и сделаю. Ты давай, отоспись, что ли… А я залечу к Ястребу и еще в пару мест. И к его сиятельству.

— Хорошо.

Бездействие угнетало мужчину — это чувствовалось и по его позе, и по отрывистым предложениям. Киоре и саму расстраивала ситуация, но разве обещал кто-нибудь, что все будет просто? Если бы заговорщики сразу же прилепились к ним, то что это за злодеи? Глупцы бы это были!

— Возможно, они хотят убедиться в том, что ты порвал с Тайным сыском.

— Повтори эту мысль Хайдрейку! Ему стоило бы отреагировать на недовольство людей, а не молчать и прятаться в кабинете!

— Дословно не передам, жить хочу. Ты не в духе, Вайрел, — Киоре, поправив шарф, убралась восвояси из его дома.

Рассвет блеклой краской лег на улицы, первые рабочие выползли из своих теплых домов в стылую хмарь серыми, молчаливыми тенями. Зацокали двуколки, заканчивали работу фонарщики.

Киоре ужасно хотела спать — ей даже пришлось ущипнуть себя за щеку, чтобы взбодриться. Она тенью скользнула через черный вход в свой дом. Часы, беспощадно отмерявшие маятником секунды, показали, что спать ей осталось от силы два-три часа…

Поэтому, когда старая графиня приехала за ней, Киоре едва сдерживала зевки.

— О, ты накрасилась ярче, чем обычно! Тебе идет, милая. Делай так почаще, — одобрила ее боевой раскрас женщина, когда они сели в карету.

Киоре выдавила улыбку.

День показался бесконечным: сначала они приехали к барону в гости, где его дочь так смотрела на Киоре, что она не решилась притронуться ни к чаю в изящной чашечке, ни к печенью, лежавшему на красивой подставке.

— Вы скупитесь!.. — настаивала старая графиня на увеличении бюджета на свадьбу. — Вы не землепашец, а все-таки барон, который берет себе новую жену! Поэтому я настаиваю на обряде благословения в Догире. В новом Догире, а не на окраине Тоноля! — она строго свела брови на переносице.

Барон вяло сопротивлялся и, наконец, стукнул кулаком по подлокотнику кресла:

— Хватит! Я итак оказываю милость вам, что беру в жены эту калеку! — проревел он, потрясая бутылкой вина.

— Вспомните, что молодую жену изначально пожелали вы, — отрезала старая графиня. — И Ниира больше не калека. Девочка ради вас перенесла тяжелейшее и опаснейшее путешествие на север, где получила награду за терпение — чудо, что исцелило ее! И вы после этого хотите лишить ее достойной свадьбы? Барон, это такая низость…

И уговоры, угрозы, взывания к совести — всё это повторилось еще много-много раз, как в паршивой пьесе сельского поэта.

— Хорошо. Благословение в новом Догире будет. Но свадебного торжества не ждите! Будет лишь небольшой ужин для родственников! Если моя невеста того желает, может пригласить своих родителей.

— Путь с юга в столицу труден и далек, мы не будем беспокоить их, — впервые за всё время сказала Киоре.

Барон и старая графиня посмотрели на нее с одинаковым удивлением, но вскоре вернулись к старым спорам, но в новых оттенках — теперь они пытались сойтись на конкретной сумме, которую можно будет потратить на грядущий праздник и всё, что для него необходимо…

Киоре так и не поняла, зачем требовалось ее присутствие — в это время она бы лучше поспала дома, но старая графиня после барона повела ее заказывать пошив платья для свадьбы…

Водоворот белых тканей кружился перед глазами, когда она кралась по темной улице уже вновь в обличье Киоре, и он же помешал ей вовремя учуять опасность.

Нож пролетел у самой шеи и отскочил от стены. Кто? Откуда? Убегать по освещенной улице — безумие, свернуть в темные переулки — безумие вдвойне, но именно его выбрала Киоре. Быстрее, еще быстрее! Еще один нож со звоном упал где-то за спиной, отскочив от другой стены.

Куда бежать? Где спасаться? Мысли скакали, она бежала, ориентируясь в темноте практически на ощупь. Казалось, что она дышала как тучный старик с одышкой — громко, хрипло, и этот звук глушил все остальные. Дома нависали черными громадами над ней. Отстали?

Вывернувший из-за угла силуэт Киоре чуть не снесла — вовремя уклонилась, рыбкой скользнула между наваленными ящиками и стеной дома, избегая выставленного ей навстречу ножа. Но ее везение закончилось — подсечка, удушающий захват, и она беспомощно болтается в руках какого-то громилы, способная лишь бить воздух.

Тишина. Тишина и темнота станут ее последним воспоминанием…

— Эй, что здесь происходит?! — громкий окрик разбил сонный паралич, сковавший улицу.

Выстрел в воздух.

Мгновения заминки Киоре хватило, чтобы выскользнуть, вывернуться ужом из хватки громилы и скрыться в темноте переулка и от наемников, и от патруля, появившегося так вовремя, что в это не верилось. За поворотом — тихая, пустая улица, и казалось, что ее шаги и дыхание оглушительным эхом отражаются от стен.

Киоре чуть не врезалась в распахнувшуюся дверь, ударилась о нее выставленными руками. Ее дернули внутрь, и дверь закрылась; повернулся с тихим щелчком ключ в замке.

— Тш! — едва различимый силуэт встал сбоку от окна, расположенного рядом с дверью.

Слева от Киоре из-под другой двери падала узкая полоска слабого света.

— Тш! — шикнули ей еще раз.

«Не шевелись!» — перевела она это предупреждение и замерла на месте.

По окну промчались неясные тени, и снова — тишина. Силуэт отмер, крадучись отошел к светящейся полоске и открыл дверь.

— Ну, привет, — Файрош улыбнулся.

В тесной, пыльной комнате едва-едва горела пухлая, низкая свеча. С потолка свисали клоки паутины, и воздуха, тяжелого, спертого, едва хватало для дыхания.

— Крупно ты кому-то насолила…

— Вижу, — отрезала она.

Файрош двинулся, словно чтобы ободрить, но вместо этого повернул подсвечник на стене, и пламя дрогнуло, чуть не потухнув.

— Хоть знаешь, кто за тобой охотится?

— Какая тебе разница? Хочешь и им меня сдать?

— Ой, давай без этого, — поморщился мужчина. — Ты меня тоже сдала бы при первом удобном случае.

— Но ведь еще не сделала этого.

— Так и я никому не сказал, кто такая баронета Таргери.

Она повела плечом.

— Твое слово против слова дворянки, — фыркнула Киоре. — Смешно даже. Тебе никто не поверит.

— Но этого слова достаточно, чтобы свадьбу отложили и пошли новые слухи. Кто знает, как долго продержится щит твоей легенды.

— Твоя привычка жужжать мухой неискоренима, Файрош, — Киоре прищурилась. — Хватит уже приветствий. Где письмо?

— Где часы, моя бесценная? — ответил он, приподняв бровь.

Одно ее движение, и в руке мужчины — револьвер. Сталь блестит победно, как глаза Файроша.

— Отдай мне часы, и мы мирно разойдемся.

— Мирно… — повторила Киоре, следя за покачивавшимся дулом. — Мирно — это хорошо. Но где письмо, Файрош, из-за которого я рисковала жизнью?

Из-за отворота пиджака он достал серый конверт, запечатанный черным сургучом.

— Личная печать первосвященника, — с каким-то даже трепетом заметил он, поворачивая предмет так, чтобы Киоре увидела оттиск.

— Я все равно не знаю, как она выглядит.

— Что поделать… Мы либо верим, либо нет. Так всегда и в жизни, не правда ли?

— Смотри, тебе паутина в рот набьется, если будешь дальше так молоть языком.

— А если ты не прекратишь язвить, уроню конверт в мышиный помет, его здесь много.

Настроение у обоих портилось — такие фарсы были в новинку для них двоих, привыкших работать плечом к плечу. Из кармана штанов Киоре достала часы, они качнулись на длинной цепочке, и Файрош проследил за ними, словно завороженный.

— Убери уже оружие. Давай одновременно положим вещи на стол… Если мы оба не боимся паутины и помета, конечно, — хмыкнула она, глядя на тени от маленьких шариков.

— Видели вещи и пострашнее, не так ли?

Воспоминания кольнули сожалением, но обмен состоялся — положив предметы, каждый схватил то, в чём нуждался…

— Ты куда?

Вопрос не успел прозвучать до конца, как Киоре уже повернула ключ в двери и выскользнула в темную-темную ночь — ей нужно убежать как можно дальше, пока Файрош не понял, что под умело подделанным корпусом и циферблатом нет ничего.

Письмо жгло руки, письмо тянуло к себе — любопытство сгубило многих в этой жизни, но Киоре всё же донесла его домой. Улицы темны, улицы полны опасностей…

Тари встретила ее, накормила поздним ужином (или уже ранним завтраком?) и оставила наедине с мыслями. Сидя в кухне, Киоре достала конверт, провела пальцем по шероховатой бумаге. Возможно, этот листок откроет ей тайну первосвященника, возможно, даст ключ к его уничтожению…

Печать сломалась легко, но лист она развернула медленно. Его почерк остался точно таким, как запомнилось девушке, оставил он и подпись, которую раньше красиво рисовал в уголке своих картин. Несколько абзацев текста, и Киоре смеется, но и недоверчиво перечитывает некоторые строки, пытаясь понять, не сошла с ума она. Или всё же с ума сошел он?

«Он влез в заговор с целью свергнуть императора Лотгара… Эстерфар хочет посадить на трон свою марионетку! Ну надо же!.. Что-что? Ужас посеян на улицах столицы… Южане ненавидят Каэр-Моран за бесконечную войну и готовы проливать кровь своих соотечественников…» — она перечитывала, посмеивалась.

«Нет, в этот заговор мне лезть не нужно… Значит, это письмо мы спрячем до лучших времен», — рассудила она.

И с рассвета баронета Таргери молилась в Догире. Крепко пахло благовониями, запах удавкой охватывал шею, мешая вдыхать. Мерцали огни свечей, и вдоль стен, таясь между колоннами, кругами ходил первосвященник, как загонявший добычу зверь. От его взгляда бросало то в жар, то в холод, их сменяла дрожь, и Киоре стискивала сложенные в молитвенном жесте ладони. Выждать, нужно выждать еще немного, еще чуть-чуть… Взгляд тяжелым прикосновением спустился от затылка до поясницы, будто он стоял в шаге от нее, будто его шершавая ладонь касалась голой кожи.

Почувствовав волну отвращения и тошноты, поднялась и обернулась — первосвященник замер в шаге от нее, его глаза пылали, и праведности в них не осталось ни грамма. Он подавлял, он напоминал, что ждал от нее решения.

— Всё будет, лао, — едва различимым шепотом выдавила она.

Порочная улыбка на миг коснулась ненавистных губ.

— Доброе утро, сэф, — поклонилась она кардиналу, вышедшему в зал из алтарной.

Поклонился и первосвященник, что стер с лица вожделение и похоть так быстро, как снимает с холста краску растворитель. Под взглядом кардинала, словно под защитой высшей силы, Киоре покинула Догир.

И снова дом барона, и снова недовольное лицо его дочери, и снова спор, повторявший предыдущий почти слово в слово — или же день правда повторился? Киоре не знала. Она хотела спать так сильно, что едва держала глаза открытыми.

Но это было так сложно, что у нее из памяти выпало, как она переоделась в Киоре и добралась до Дорана.

— Что с тобой?

Она тряхнула головой, и расплывчатый мир собрался в кабинет Дорана в его особняке.

— Снова яд? — он вышел из-за стола, но Киоре отшатнулась прежде, чем он коснулся ее плеча.

— Ничего, твое сиятельство. Наши поиски с Корте пока безуспешны. Возможно, никто не верит, что он порвал с Тайным сыском…

— Вероятно, это так. Попробуйте выйти на газетчиков. Пусть они расспросят Вайрела, расскажите, как плохо думают о народе за этими стенами. Потом будет мой ответ…

План был прост, но он мог сработать, и Киоре старалась не забыть детали — вернувшись домой, записала основные пункты и, наконец, провалилась в сон, которого тело настойчиво требовало.

Две статьи взорвали газеты. Первая обличала равнодушие Особого управления и Тайного сыска, а, значит, самого императора по отношению к жизням простых людей. Вторая отрицала первую и ссылалась на дела, необходимые и чрезвычайно важные для государства.

«Нас всех убьют, если император ничего не предпримет! Наша смерть ходит по улицам Тоноля!» — кричала первая статья с очередным портретом Вайрела.

«Если соблюдать требуемые меры безопасности, ничего не случится. Способы избавиться от проблемы ищутся», — отвечала вторая ледяным голосом герцога Рейла, но ее подкрепляла новая карикатура на него и виконта Оленского.

Вайрел и Киоре в образе Лима снова пили по кабакам.

— Вайрел Корте? У меня есть разговор к вам, — подсел к ним за столик некто в низко надвинутой шляпе.

«Наконец-то!» — переглянулся мужчина с Киоре.

— Слушаю вас, — ответил Вайрел заплетающимся языком.

— Не буду ходить вокруг да около… Вы хотите спасти город?

— Хочу! — мгновенно согласился он и для убедительности стукнул кружкой о стол.

— Встретимся здесь же завтра, — и незнакомец удалился.

«Проверка», — прошептал Вайрел.

«Успех!» — ответила также Киоре.

Часть вещей за две ночи она перенесла в съемную квартиру, в одно из тех мест, где никогда не спрашивают, кто ты и что нужно, а просто дают ключ. И теперь, войдя в квартиру, Киоре сбросила жилетку, поменяла парик на светлый, нарисовала себе веснушки, и получился совсем другой человек — не то юноша, не то страшная девушка в мужской одежде. Добавив к образу повязку на один глаз, она отправилась к Ястребу.

— Тебе письмо от Толстяка Бо!

Она показала мужчине конверт, оставшийся от письма первосвященника — печать она старательно отковыряла.

— Идем, — кивнул Ястреб, уводя ее в знакомую комнату.

— Сегодня ты натопил так, будто кости хочешь всем расплавить, — Киоре смахнула со лба испарину, выступившую за минуту пребывания в жарком зале.

— Я старик с ревматизмом, мне по вкусу, — усмехнулся мужчина. — Итак?

— За мной охотятся, Ястреб.

— Сочувствую. Но ты сама отказалась от метки, я не могу защищать тебя, как не могу приказать оставить в покое.

Киоре поморщилась. Да, не приняв метку, она избавилась от необходимости подчиняться Ястребу, но и поставила себя в положение одиночки.

— Ладно. Я хочу выяснить, что за наемники меня преследуют. Дай лист и карандаш, — Ястреб достал нужное из ящика стола. — В меня швырнули нож, и на его лезвии блеснул знак. Точно не помню, но примерно такой, — она нарисовала завитушку. — Вот. Узнаешь?

Ястреб посмотрел на девушку выжидающе, и она положила несколько золотых монет на стол, и они мгновенно исчезли в руке мужчины.

— Нужно бы увидеть точный рисунок знака, — покряхтел старик, склонившись над листом. — Но даже так он очень похож на символ личных наемников графа Соренора… Ему ты как дорогу перешла, позволь полюбопытствовать?

— Первым начал он, — отрезала Киоре. — Расскажи о графе.

Еще блеснули золотые монеты и исчезли в руке Ястреба.

— Старик, холостяк, чудак. Все, кто пытались его убить, отправились к праотцам. Его даже заказывать перестали — живучий, словно заговоренный, словно заколдовал его кто…

— Мне не нужны сказки. Не за них плачу, — зло перебила Киоре мужчину.

— А это и не сказка, — откинувшись на спинку кресла, он забросил за голову руки. — На моей памяти ни один наемник к нему и близко не смог подобраться. Все они умерли — кто по нелепой случайности, кто убит во время покушения на графа.

— Ладно. Оставим эту тему. Где он живет? Чем занимается? Кто его друзья, кто — враги?

— Слишком много вопросов! Живет в Тоноле, там же, где и все дворяне. Живет уединенно. Предпочитает продажных женщин из борделя «Милашки Агесты», помнится, на предпочтения графа мне жаловались Мотылек, Луна и Лилея. Кстати, ты чем-то похожа на последнюю. Это всё, что я о нём знаю.

Киоре кивнула и ушла. У стойки Ястреба ее за руку схватил Нож и дернул к себе на колени.

— Эй, Киоре, тут по твою душу пришли, — шепнул он. — Знаешь, я падок на женщин, что имеют успех у мужчин! Так и хочется быть первым, кто убьет!

— Полегче, а то умереть можно и самому! — ответила она на ухо мужчине, обнимая его. — Кто? Где?

— Трое сторожат у входа, на заднем дворе еще двое. Как будешь уходить, м?

— С твоей помощью? — она лукаво улыбнулась и погладила костлявое плечо Ножа, незаметно бросив в карман его куртки золотые.

— Только из любви к тебе я соглашусь на эту нищенскую плату! Уберу двоих с заднего двора.

Ссадив ее, шлепнул по заду и встал:

— Крошка, я вернусь через минуту! — громко сказал он и вышел из харчевни.

С молчаливого одобрения Ястреба Киоре через кухню подобралась к черному выходу. Задний двор пустовал, его от дороги и любопытных взглядов прикрывали раскидистые деревья, и потому Нож сработал быстро и без шума — два тела прилегли на вечный отдых под шумящими кронами, а Киоре сбежала, по пути послав воздушный поцелуй своему неожиданному помощнику.

Еще бы от туманных тварей ее кто защитил… Но, к счастью, тех она не встретила и благополучно добралась домой, разбудив шумом Тари.

И весь день посвятила одному — сну. Старая графиня то ли успокоилась, то ли нашла себе иное занятие, а Афранья давно уже не появлялась. Блаженный покой! И, обняв подушку, Киоре перевернулась на другой бок.

— Тари! Разбуди меня к пяти! — крикнула шумевшей за дверью служанке.

Но, вспомнив о Вайреле, дотянулась до тумбочки и достала из нее карту Тоноля и черную бусину. Та, покатавшись по развернутому листу, приклеилась к дому Вайрела. Убрав всё, она крепко заснула.

Тари разбудила точно вовремя. Голова казалась чугунной из-за смены местами ночи и дня, но умывание ледяной водой отрезвило. Из предосторожности Киоре не ходила на съемную квартиру одним маршрутом, каждый раз выбирала новый, наиболее нелогичный и непредсказуемый, и после, переодевшись в Лима, шла к Вайрелу в гости.

— Готов? — спросила она мужчину, несколько бледного. — Эй, револьвер торчит.

— Быть совсем безоружным еще подозрительнее, — ответил он.

— Бусину взял?

Он вытянул из-за воротника рубашки нитку и показал ее.

В дождях настало затишье, и грязь под ногами подсохла, но вместе с тем на Тоноль опустились туманы, густые, непроницаемые, душные, как толстое шерстяное одеяло в жару; свет фонарей сквозь плотное марево едва пробивался — бледные желтые пятна висели в воздухе, словно блуждающие огни.

— Не нравится мне это всё, — проворчала Киоре.

— Идем, — упрямо повел подбородком Вайрел. — Не убьют же меня в кабаке…

Незнакомец, одетый, как в прошлую встречу, уже ждал их за столиком. Они подсели к нему, сделали заказ — выпивка, еда.

Незнакомец молчал и не шевелился.

— Добрый вечер? — спросил Вайрел.

Киоре дернула его за рукав и показала под стол — ног у незнакомца не было.

— Кукла? — спросила она мужчину.

— Похоже, это и есть проверка. Ладно, подождем… Должен же будет к нам подойти кто-то живой. Выпьем? — им поднесли кружки.

— Выпьем! — ответила Киоре.

Оба они сделали вид, что глотнули пива.

За весь вечер к ним никто так и не подошел, и они молча просидели за столиком с оставленной для них куклой.

«Надоело уже… Может, проще найти Мешагиль и спросить, где эта проклятая арена?» — подумала Киоре, когда Вайрел предложил им уйти.

— Стойте. Идите с нами, — за порогом из тумана выступили черные тени, окружили Вайрела и Киоре.

— Вы бы уж определились, — хмыкнул Вайрел. — Дружка своего заберете? — он кивнул в сторону кабака.

— Мы за ним попозже зайдем, он на редкость смирный, — хмыкнула самая низкая тень. — Идемте, идемте… Мы хотим всего лишь поговорить с тобой, Корте. Друг твой, если хочет, может уйти.

Тени возле Киоре расступились.

— Ну, нет, ничто интересное мимо меня не пройдет! — хмыкнула она.

— А я, значит, отказаться не могу? — усмехнулся Вайрел.

— Только после того, как выслушаешь наше предложение. Идемте, идемте, мы привлекаем ненужное внимание!.. — патетически воскликнула тень и, шустро развернувшись, засеменила вниз по улице.

— Как будто мы это представление устроили, — закатила глаза Киоре и пошагала следом за Вайрелом.

Их привели в какой-то плесневелый подвал, где краска на стенах облупилась, освещала его единственная свеча, а сидеть предлагали исключительно на полу или сундуках, так небрежно сделанных, что они должны были развалиться и от веса кошки.

— Кто вы и что вам нужно? — спросил Вайрел, скрестив руки на груди.

— Неправильный вопрос, Корте. Неправильный, — усмехнулся все тот же коротышка.

В помещении остались он, Вайрел, Киоре и еще четыре человека, закутанных так, чтобы не было видно ни лица, ни волос, ни кожи — они даже перчатки надели!

— Тут скорее вопрос, чего хочешь ты и насколько это будет интересно нам, — договорил коротышка, не дождавшись реакции.

— Я хочу, чтобы в городе стало безопасно. Чтобы не было этих чудовищ!

— И как же ты этого хочешь добиться?

— Я… я не знаю! Я ничего не смог, пока работал в Тайном сыске…

Руки Вайрела опустились, а на лице появился гневный румянец. «Неплохо», — отметила его игру Киоре.

— И ты решил сдаться? Считаешь себя беспомощным?

— Да, — с подлинной горечью признался мужчина.

— Мы предлагаем тебе помощь, но и ты нам поможешь… — наконец сказал коротышка, подаваясь всем телом в сторону Вайрела.

Глава 8

В дворцовом парке стригли кусты, высаживали новые цветы в клумбы, чистили фонтаны и фонари — суета, как в огромном муравейнике.

— Ваше сиятельство, пройдите, пожалуйста, по этой дорожке — ее уже привели в порядок, — кланялись садовники, указывая ему направление.

Прямой путь во дворец стал извилистым из-за суеты, но коридоры оставались по-прежнему тихими. Слуги и лакеи кланялись герцогу Рейла, но прежние почтение и трепет перед его титулом и положением заменило неодобрение, тщательно скрываемое негодование. Они, загустевшие, перебродившие, наполнили темные коридоры, сделав воздух едко-удушливым.

— Следуйте за мной, ваше сиятельство. Его Величество ожидает вас.

Даже спина старика, что вёл его, выглядела недовольно, но все вокруг оставались безукоризненно вежливыми — особое выражение презрения, отточенное поколениями слуг, то самое общественное неодобрение, которого кто-то боится, как огня. Доран смахнул его, как пылинку с эполет.

Старик остановился у дверей, постучался и распахнул их, услышав ответ.

— Герцог Рейла, князь, его сиятельство Доран Хайдрейк! — объявил он.

— Пусть проходит, — ответил Паоди.

И старик, опять поклонившись, жестом одновременно почтительным и издевательским предложил войти.

В кабинете, освещенном многоярусной свечной люстрой, громадный белый стол выделялся на фоне бордовых стен так сильно, что резал взгляд. Помимо императора за ним сидел, сложив руки на круглой столешнице, кардинал.

— Добрый день, Ваше Величество, сэф.

— Проходи, присаживайся, — Паоди указал ему на один из стульев за столом. — Я рад, что наконец-то ты прибыл во дворец. Мы хотели бы услышать тебя лично.

— Что вы хотите узнать, Ваше Величество?

Доран опустил ладони на столешницу, и холодная ее поверхность принесла успокоение, помогла сосредоточиться на разговоре.

— Мне не дают покоя северные деревни. Мне не верится, что людей уничтожила природа…

— Какой ветер может превратить человека в ледяную скульптуру? — добавил кардинал, дождавшись молчания императора.

— Если вы не верите мне, то что изменят мои ответы? — Доран приподнял брови, выражая легкое недоумение.

— Доран, перестань, — поморщился Паоди, бледный, уставший, словно не спал несколько дней. — Ты же знаешь, что говорят…

— Говорят, Ваше Величество, многие и многое, — резче, чем следовало, заметил он. — Факты таковы, что деревни пострадали от стихии. Жители утверждают, там всегда была непредсказуемая погода. На севере еще много месторождений, шахты можно оборудовать в другом, более безопасном месте.

За каждым его вдохом, за каждым жестом следили две пары глаз, желавшие уличить его в неправде, отыскать в его словах хоть тень сомнений.

— В свою очередь, Доран, я хотел бы узнать у вас о настроениях на севере. Там до сих пор процветает культ… прежних времен? Там до сих пор следуют суевериям, от которых в Тоноле избавились давным-давно?.. Так ли это?

— Так, сэф, — ответил он. — Старые поверья на севере живы, но, как я заметил, обряды, традиции, теряют свою ритуальную сторону и превращаются в праздники, объединяющие людей.

— Вы меня успокоили, — кивнул кардинал.

— А меня — нет, но я вынужден принять твои слова. Мне некогда самому ехать на север, — недовольство Паоди росло и крепло. — Эти шахты могли пополнить имперскую казну очень внушительной суммой!

— Деньги или жизни подданных, Ваше Величество. К тому же вы можете и потерять многое, пытаясь открыть там шахты. Раз найдутся смельчаки, два, а потом люди перестанут туда идти, если будут знать, что их ждет только смерть.

Паоди сверкнул недовольным взором.

— Смерть караулит людей везде, в том числе и в нашей славной столице, — заметил кардинал, меняя тему. — Что планируете делать с этим, ваше сиятельство?

— Я не ожидал предательства Корте, но что взять с простолюдинов… — Паоди постучал по столу пальцем.

— Расследование идет. Мы ищем и убийц девушек, и способы избавиться от туманных чудовищ.

— Ищете! Сколько вы уже ищете? — кардинал приподнял брови и замолчал, позволяя всем сосчитать. — Люди тревожатся, а это опасно. Очень опасно.

— Да. К тому же скоро к нам прибудут колдуны. Всё должно быть идеально, и прошлое не должно повториться. Разберись хотя бы с убийствами!

«То, что подняло меня на вершину, может и погубить», — подумалось Дорану. В каком-то смысле будет символично, если его карьера и начнется, и закончится из-за убийства колдунов.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — ответил он единственно верными словами. — Подумайте, пожалуйста, возможно, стоит просить колдунов о помощи. Они могут сказать, созданы ли туманные чудовища магией… Или же они рукотворны.

— Я думал просить их помощи или хотя бы совета. Но уверенности, что они нам помогут, нет. События семилетней давности не забыли ни мы, ни хаанат.

— Пока нам нужен ответ на вопрос, магические ли это чудовища или рукотворные, — повторил настойчиво Доран.

— О чём ты? — Паоди сложил руки на животе, копируя позу кардинала, который молча слушал разговор и, казалось, задремал.

— Об опытах Соренора. Возможно, не всё было уничтожено? Возможно, граф продолжил свои эксперименты в одиночку?

— Это невозможно.

Император поднялся, и встать следом пришлось и кардиналу, и Дорану — аудиенция закончена, Паоди не желает больше слышать их. Или это касалось только Дорана? Слуга закрыл за ним двери, и кардинал остался наедине с императором.

Все тот же старик проводил к выходу из дворца, где ждал автомобиль, вернувшийся из ремонта. Привычный комфорт личного транспорта приподнял настроение, но вот то, что крышу ему сделали из металла, опечалило, но, может быть, так и правильно — сложнее сломать.

— Домой али в управление, вашсиятельств? — спросил водитель, довольный возвращением к работе.

— Домой, — решил он.

Тоноль захватывали сумерки, подобные колдунам, — столь умело, столь ловко они меняли облик города, и свет фонарей лишь усиливал это впечатление. Сглаживались фасады домов, тени от предметов приобретали особую глубину и растворялись в темноте, сливаясь в единое черное море. Каждый становился чуточку симпатичнее — сумерки прятали глубокие морщины, чахоточный цвет лица, нездоровую красноту, и всё то, что беспощадно обнажал свет дня. Глубже звучали голоса и прочие звуки города — туман не спустился еще, его пелена не заглушала шум.

Горгульи моста, эти вечные каменные стражи, казалось, проводили автомобиль взглядом, словно не верили, что он просто так возьмет и уедет домой — Доран сам не верил, но ужасно, нечеловечески сильно не хотел возвращаться к работе. «Один вечер ничего не изменит», — сказал себе, то ли убеждая, то ли убеждаясь в истинности слов.

— У вас гостья, — прошептал ему дворецкий, стоило войти в дом. — Мать вашей невесты… — добавил он, выразительно поиграв бровями. — Мы подали ей чай и закуски. Изволите вместе отужинать?

— Ни в коем случае. Проводи меня к ней.

Женщина сидела в гостиной, без удовольствия читала какую-то книжку, которую служанка принесла из библиотеки.

— Добрый вечер, ваше сиятельство, — она поднялась, и Дорана атаковал, как вор из-за угла, навязчивый сладкий запах ее духов. — Не сочтите за грубость мое появление без предупреждения, но с вами сложно связаться.

— Добрый вечер. Произошло что-то плохое? — усадив женщину обратно, он сел на диванчик напротив.

Служанка принесла чай и блюдечко, поставила на стол — он и гостья наблюдали за ее движениями, пока молоденькая девчушка, смущенная вниманием, не убежала.

— У меня серьезный разговор к вам, ваше сиятельство. Свадьба близится, а у нас с вами… ничего не готово. Ни торжество, ни наряды… А столько всего нужно — пригласить гостей, определиться с местом, с украшениями…

Доран поднял руку, и женщина замолчала. Бриллиантовое колье на ее шее сверкнуло от обиды.

— Видите ли, мне совершенно некогда заниматься этими вопросами. Часть торжества организуют слуги Его Величества по его личному распоряжению. Могу ли я рассчитывать, что вы возьметесь за организацию остальных мероприятий? Деньги, слуги — я предоставлю необходимое. Всё мое время посвящено службе, и мне некогда отвлекаться на прочие хлопоты. Со своей стороны в вас я вижу и желание, и способность организовать торжество.

Она покраснела от похвалы и слабо улыбнулась:

— Ваша отстраненность от этого важного события огорчает меня, но я с радостью займусь организацией.

— Это мой второй брак, и брак этот вынужденный, — напомнил ей Доран. — Мне не нужно торжество, которого достойны принцы и принцессы, учтите это. Также я не намерен праздновать несколько дней — вечера после обряда в Догире будет достаточно. Бал это будет или праздничный ужин — решать вам. Свяжитесь с дворцом, узнайте там, что они организуют, и решите, что еще нужно будет устроить.

— Я поняла вас, ваше сиятельство. Но, прошу, сводите Паэту погулять куда-нибудь до свадьбы. Пускай люди думают, что между вами есть хотя бы добрые отношения.

— Не могу сказать, что мне это нравится, но хорошо. Надеюсь, Вы понимаете, что времени у меня не так много.

— Паэта прибудет на встречу в назначенное вами время, ваше сиятельство, — кивнула умная женщина.

Нужным временем оказался обед через несколько дней, и Доран со своей невестой встретились у парка. И только войдя под руку с Паэтой под кроны деревьев и увидев огромный фонтан, он вспомнил… Вспомнил, что именно здесь познакомился с Лааре.

— Ваше сиятельство? — осторожно спросила остановившегося мужчину Паэта.

Глаза, столь похожие на глаза его Лааре, посмотрели снизу вверх с кротостью и легким испугом. «Фальшивка. Не замена», — отметил Доран.

— Вы прекрасно выглядите, — сменил он тему. — Давайте я покажу вам аллею розовых кустов.

Нераскрывшиеся бутоны прятались среди веток, и аллея пустовала. Они медленно шли по дорожке… Дул прохладный ветер.

— Скажите, если замерзнете.

— Да, ваше сиятельство, — отозвалась ему Паэта, и голос ее растворялся в шорохе листьев.

Они вышли к центру парка с фонтаном, где прогуливались пожилые франты и их дамы, получившие право ходить по городу без сопровождения юноши из дворян, семейные пары, надоевшие друг другу за много лет и глазевшие на окружающих, чтобы хоть как-то развеяться.

На них смотрели, но, поскольку Доран ни с кем не спешил заводить беседы, проходили мимо, кланяясь и кивая. Знакомую фигуру он различил издалека — Ниира шла под руку с бароном навстречу ему. Девушка не выглядела ни расстроенной, ни довольной — никакой. Она шла, словно отбывала такой же долг показаться на людях. Неопрятно одетый барон шатался, а баронета словно удерживала от падения и его, и осколки собственной репутации.

Там, где от фонтана вглубь парка отходила тенистая аллея, сейчас, в пасмурную погоду, мрачно-серая, словно одетая в траур, их пути пересеклись. Пара поклонилась герцогу. Короткий взгляд из-под ресниц, и в нём не отчаяние юной девушки, а спокойствие взрослой женщины. Они бы разошлись, пошли бы каждый своим путем, если бы откуда-то, словно из-под земли, рядом не возникла старая графиня.

— Добрый день, ваше сиятельство! Вижу, вы тоже прогуливаетесь с вашей невестой? — улыбнулась она ему, отодвинув одним движением бедра барона от Нииры.

— Да, вышли ненадолго, — коротко ответил он.

Взгляд с лица с избытком краски снова перешел на Нииру — та смотрела куда-то в сторону, придерживая барона. Ему показалось, что выглядела она очень устало, либо же свет так лег, сделав ее кожу сероватой и бледной.

— А мы выбираем платье для Нииры на свадьбу. Такая суета, такая суета… Вы меня должны понять.

Старая графиня выразительно посмотрела на его невесту, и Паэта, как дрессированная собачка, бледно улыбнулась:

— Конечно. Так много забот… Но все они приятны.

— Разумеется-разумеется! Не будем вам больше мешать!..

И старая графиня, словно военачальник маленькой армии, увела барона и баронету.

— Я замерзла, ваше сиятельство, — услышал он Паэту.

— Я найду вам экипаж, — кивнул он, сворачивая к выходу из парка.

Отчего на сердце стало тяжело, Доран так и не понял. Спешно расставшись с невестой, вернулся к работе — и стало еще тяжелее, потому что дела выглядели так, что он уже мог прощаться с должностью.

— Сложно, ваше сиятельство, — докладывал ему следователь в клетчатом шарфе. — Девушки все разные, одна с другой не знакомы, как и их семьи. Статус, возраст, воспитание — всё разнится! Разве что все они из простых, не из дворян…

Доран листал папку с документами по убийствам девушек. Фотокарточки, схематичные выводы, вопросы — и ни одного ответа. Но должно же быть хоть что-то… Хоть что-то…

Слова перед глазами сливались в черных змей, что свивались кольцами, путали, распадались на отдельные буквы, из которых складывались совершенно разные слова.

— Подожди… Что-то здесь есть…

Доран всмотрелся в змей, и они, разделившись обратно на слова, принесли ответ.

— Все они бывали в юго-западном районе. Одна работала, другая навещала родственников, третья… — Доран сверился с основными данными по ней, — она определенно ходила на работу через этот район, другой дорогой было бы неудобно… Посмотри по остальным, может, найдутся совпадения.

— Да, ваше сиятельство! — и, собрав папки, он покинул его кабинет.

Незаметно подкралась ночь, и Истиаш принес ему лампы.

— Как ты ходишь домой?

От вопроса мальчишка замер в нелепой позе, но тут же вытянулся, приняв солидный вид.

— Матушка мне свечи и зажигалку дает. Я тут рядышком живу, ваше сиятельство, так что недалеко мне идти.

— С завтрашнего дня уходишь домой до заката, какие бы ни были дела, понял?

— Да, ваше сиятельство!

Домой Доран вернулся к рассвету, когда особняк спал глубоким сном, тем самым, что дает больше всего сил для будущего дня. Черной, согбенной заботами тенью он поднялся по лестнице, оставляя за собой следы грязи, но ушел не в спальню — в кабинет. Брошенный на пол мундир, и он падает в кресло. Яркий блик фонаря ловит фотокарточка на столе. Внутри что-то глухо заворочалось, когда он потянулся и повернул рамку, чтобы увидеть портрет.

Знакомая боль, заставлявшая его цепенеть, не пришла. На него смотрела родная, любимая им женщина, он помнил каждую черточку ее лица, ее осанку, линию плеч, ее улыбку, но одержимость вернуть ее в свою жизнь не перехватывала дыхание — не возвращалась.

Пятнадцать лет прошло… Его знакомые, кто овдовел, как один создавали семьи по второму, по третьему разу, и самое долгое вдовцом был один граф в течение шести лет, но потом он сдался юной рыжей бестии, к ногам которой бросил все свое состояние.

Вдох, и легкие вместе с запахом сырой ночи словно наполнила новая жизнь. Она подкралась к герцогу, как волк в глухом лесу, и пока только нежно прикусила шею добычи — не отпустит, будущее неизбежно. И глаза у того волка — светло-зеленые. А у Киоре — оскал дикого животного. У Нииры — упорство хищника, преследующего цель.

Кто есть кто? Как не запутаться, как разобраться? Как понять себя и другого человека? Север словно убрал из его жизни всё лишнее, наносное. «Я ведь занимаюсь всем этим, потому что императорскому приказу не возражают и друзья. Мне это не нравится. Я устал», — признаться, пускай лишь в мыслях, в своих слабостях, в своих желаниях подобно тому, чтобы взойти на эшафот. Доран дернул воротник рубашки.

Почему Ниира так похожа на Лааре? И не выдумал ли он это? Не важно. Там, под северным небом, полным летящих огней, он впервые за долгое время почувствовал себя и живым, и не одиноким — одна улыбка, один взгляд девушки словно воскресили его из мертвых.

Таким же живым он чувствовал себя рядом с Киоре. Что он будет делать, если эти двое — один человек? И кого из них он больше хотел бы видеть рядом?

Доран не знал. Не хотел знать. Пока он связан с императором Тайным сыском, его долг — соблюдать закон и ставить оный выше любых своих желаний.

Но, пока ничего точно неизвестно, он может быть спокоен — закон не карает за подозрения. Пока нет доказательств, всё в порядке.

«Не в порядке, — не согласился он сам с собой. — Я хочу знать правду. Мне нужно ее узнать!»

Потянуло сквозняком — открылось окно, и в него забрался тонкий, гибкий силуэт, и Доран застыл, смотрел на гостью, не веря глазам. Зачем она пришла именно сейчас? Почему не завтра или через день?

Сердце ухнуло и провалилось в желудок, он часто задышал, словно охваченный лихорадкой. Киоре наклонила голову к плечу, рассматривая его — опять этот уродливый костюм головастика, скрывавший ее целиком! Злость, какой он давно не испытывал, захлестнула волной.

— Эй, твой Корте теперь возглавляет толпы заговорщиков. Просил не ругаться, это вынужденно. Жив, цел, активно вливается в новое общество, — говорила она, а Доран не слышал слов.

Киоре подошла близко — опасно близко, и он, бросившись, дернул ее на себя. «Запястье!» — стучала мысль в голове, но увы, он перепутал руку и дернул не тот рукав, а дальше его ударили в грудь и челюсть, очень сильно и очень больно. Он разжал руки, и девушка выскользнула из захвата.

— Спятил? — проворчала Киоре, опуская рукав на место.

— Я не в себе, — признал герцог, когда вернулась возможность дышать. — В лицо можно было и не бить.

— Претензии не принимаются!

И Киоре сбежала, оставив его в одиночестве.

Проснувшись, Доран несколько минут щурился, глядя в окно. Затекла шея, болела спина, но даже бледный свет пасмурного дня ободрял, он растворил ночные страхи, депрессивные мысли. Душ, бритье, завтрак с принесенной дворецким газетой, и стальной герцог Хайдрейк твердой, уверенной поступью вышел из дома.

В приемной его уже ждали.

— Доброе утро, ваше сиятельство, вести есть, — поднялся следователь и тут же наклонился за упавшим с колен шарфом.

— Рассказывай, — кивнул он, занимая кресло в кабинете.

— Ну, сошлось, ваше сиятельство, все девушки так или иначе регулярно бывали в том районе, примерно даже определили ту часть улиц, по которым все они ходили! Стало быть, там что-то таится, что мы пока не нашли.

Доран взял ручку. Нечто общее для всех убитых нашлось, но это было зерно, крупица того, что следовало узнать.

— Район большой, даже если сузить до указанных тобой улиц. Слишком большой. К тому же мы по-прежнему не знаем, что нужно искать, — следователь, шмыгая носом, уныло кивал в такт словам. — Но вы все молодцы. Я верю, что скоро найдете убийцу.

— Так конечно, ваше сиятельство! Как иначе?.. У самого дочь, а как представлю, что с ней такое сделают… С работы не уйду, пока мерзавцы под суд не пойдут!

Следователь ушел, а вместо него на пороге появилась тучная фигура виконта Оленского.

— Вам следует знать, что сделала эта ошибка воспитания.

Он брезгливо скривился и положил на стол уличную листовку с портретом Вайрела, где тот с фанатичным видом вещал из-за сколоченной из ящиков трибуны перед нищенски одетой толпой.

— Он обещает очистить город от туманных чудовищ и призывает людей всё брать в свои руки, потому что помощи от нас нет и не будет. Пока император лебезит перед колдунами, люди решили устроить самосуд чудовищам. Каково, ваше сиятельство?

Доран нахмурился, вчитываясь в неровные строчки — печатный станок подвел, но виконт пересказал всё верно.

— И это только начало! Все-таки нельзя простолюдинам давать образование. Они совершенно не ценят такой дар.

И, сделав подобный вывод, виконт удалился.

— Ваше сиятельство, пришло напоминание из дворца — вас ждут сегодня на выставке, — заглянул к нему в кабинет Истиаш.

Доран посмотрел сквозь него, еще пребывая в мыслях, перевел взгляд на часы.

— Тогда мне пора ехать… А ты, Истиаш, передай это…

Картонная карточка с извещением о визите легла в детскую ладонь.

«Жив. Цел. Активно вливается в новое общество», — слова Киоре звучали теперь насмешкой. «О таком я точно не просил! Глупец! Это же ударит по императрице!» — Доран сжал руки, глядя в окно. Машина ехала, водитель молчал, и он мог свободно думать.

Сплетни даже в огромном Тоноле распространялись с ужасающей скоростью. На выставке научно-технических достижений, под которую отвели павильон неподалеку от дворца, шептались не о новых двигателях, не об огромных чертежах дирижаблей, не о новых эффективных насосах, а о листовках…

Паоди поддерживал бледную Саиру, прямой взгляд которой Доран не вынес и отвернулся. Однако бежать от разговора было бы ужасно стыдно, и, когда императорская чета подошла к Дорану, казалось, замерли все и вся — люди, механизмы, ветер.

— Я не знаю, что сказать, Доран… — начал Паоди. — Твой бывший помощник, похоже, возомнил себя новой властью.

— Мне прискорбно было узнать об этом, Ваше Величество.

— Дворяне негодуют, Доран, — прошептала бледная Саира, поддерживаемая мужем под локоть. — Мой указ…

— Его нельзя отменять, — качнул он головой, — иначе недовольны будут абсолютно все. И нельзя судить обо всех простолюдинах по одному человеку. Дворяне тоже предают, — закончил он и обвел взглядом жадных до слухов людей, которые мгновенно сделали вид, что случайно проходили мимо.

Далее они разошлись, и Доран обошел всю выставку — он порой финансировал некоторые разработки, которые казались ему интересными. Двое мужчин нашли его и горячо благодарили за вложенные деньги. Доран кивнул и покинул их.

Мелькнула знакомая фигурка… Доран обернулся — возле чертежей с дирижаблями крутилась дочь виконта Оленского и восторженно щебетала, а ее, молча внимая, слушала Ниира — уставшая, бледная. Афранья позвала ее, и девушка что-то ответила, повернувшись спиной к герцогу.

И он ушел с выставки.

— Куда, вашсиятельств?

Он назвал водителю адрес.

Особняк Соренора, как и его владелец, производил впечатление чего-то нечеловеческого, жуткого. Не потому ли, что сложен он из черного камня? Или дело в кустах без листвы? И тучи над крышей дома, словно соответствуя хозяину, выглядели особенно темными и тяжелыми.

Дверь открыл сам граф, одетый, как и в прошлый раз, в мягкий халат, скрывавший его чрезмерную худобу. Черно-белые волосы рассыпаны по плечам и выглядят так, словно на него паутина упала.

— Вы не оставили мне ни одного шанса избежать вашего визита. Это невежливо, ваше сиятельство, — черные брови-галочки взлетели, собрав лоб мелкими морщинками. — Проходите, но не ждите от меня особенного гостеприимства.

— Какое неприятное приветствие. Этот разговор не терпит отлагательств, — пояснил Доран, заходя внутрь дома и крепче сжимая найденную в машине трость, забытую там когда-то. — Должен ли я благодарить за то, что вы никуда не уехали?

— Куда я могу уехать? Этот дом — и моя крепость, и моя тюрьма. Этот дом — моя жизнь. Итак, слушаю вас, ваше сиятельство.

Снова тот же жуткий кабинет, где в этот раз нестерпимо пахло формалином — на дальнем столе лежало нечто темно-бордовое в окружении покрытых кровью инструментов, и Доран отвел взгляд. Граф опустился в кресло, сложил руки на животе — Доран отметил обломившийся ноготь на указательном пальце.

— Хоть вы и редко покидаете свой дом, но, думаю, знаете о происходящем в городе?

— Смотря о чем вы говорите. Тоноль — та еще яма, и в ней бурлит самая разная жизнь… И обо всех ее гранях я не могу и не хочу знать, — он театрально взмахнул рукой и заправил за ухо волосы.

— Я приехал поговорить с вами о туманных чудовищах.

Доран повернул трость, и отблеск набалдашника клеймом лег на лоб старика.

— Не могу сказать, что ожидал подобного, хотя и ничего удивительного в вашем визите по этому поводу нет, если задуматься…

— Думаю, это так, — кивнул Доран. — Вы слышали об этих чудовищах?

— Положим, — Соренор наклонил голову и прищурился.

— Что вы можете сказать о них?

— Спрашивайте прямо, — он прищурился, дернулись крылья носа.

— Эти чудовища не могли затаиться где-то… скажем, внутри закрытой лаборатории и со временем сделать себе выход на поверхность?

Граф молчал, и острый взгляд его буравил Дорана. Наконец, он тяжело вздохнул и с мукой в голосе произнес:

— Если корона хочет обвинить меня, я бессилен оправдаться. Когда мне приходить на казнь?

— Нет никаких обвинений.

«Пока, по крайней мере», — добавил Доран про себя, но и Соренор услышал неозвученное.

— Я рад, — неискренне улыбнулся он.

— Я пришел спросить совета, ваша светлость. Мы не можем понять, рукотворны ли эти существа или созданы магией, как не можем найти и способ избавиться от них.

— Вы их поймать не можете, — уколол его Соренор. — Я не видел этих тварей, и не могу ничего вам рассказать, ваше сиятельство. Могу только предложить открыть заново мою лабораторию, и тогда… Тогда можно будет выпустить ловцов, и они уничтожат вашу небольшую проблему.

Улыбка разрезала лицо старика, внимательно наблюдавшего за гостем. Герцог Хайдрейк даже при теплом, уютном свете камина выглядел серой, неприступной скалой, стражем закона и порядка и городе. «Третья горгулья Тоноля», — подумалось графу, когда огонь особенно причудливо исказил светом и тенью черты этого каменного лика.

Зевнув, Соренор отвернулся — пауза затянулась.

— Вы знаете, что это невозможно, ваша светлость.

— Придете ко мне, когда это станет возможным. Думаю, через пять-шесть новых жертв… — Соренор усмехнулся, погладив подбородок.

— Как верному подданному короны, вам стоило бы посодействовать решению проблемы.

— Я не отказывался, герцог, запомните это. Но не буду же я, граф, бегать по городу и собственноручно ловить чудовищ? Предоставьте мне объект, лабораторию, и я изучу его. Либо дайте мне право оживить ловцов. Это условия моей помощи, ваше сиятельство.

— В таком случае хорошего вечера. Я еще приду к вам, — Доран поднялся. — Будут ли это обвинения или просьба о помощи — время покажет.

— Да, время покажет. Время всё покажет… — ответил он эхом.

Из особняка Доран вышел под мелкую, противную морось, гнавшую с улиц быстрее ливня.

— Помоги!.. — раздался шепот, и кто-то дернул его за рукав.

Хрупкий силуэт в знакомой маске… Вдалеке раздался топот шагов. До машины Доран добрался тремя рывками и помог Киоре забраться на заднее сиденье.

— Трогай! — приказал водителю, и с секундным запозданием автомобиль сдвинулся с места.

В темноте было не разобрать, пропала ли погоня или увязалась за ними.

— Ранена? — спросил он девушку, свернувшуюся на сидении комочком.

— Д-да… — простучали ответ зубы. — Б-бедро!..

— Терпи. Мой дом рядом.

Приказав слугам покинуть коридоры, Доран отвел Киоре в свой кабинет.

— Не боишься за книги? — ехидно спросила она, падая на стул и вытягивая ногу, из которой капала кровь.

— Уже нет. Тебя надо зашивать? Или хватит тугой повязки?

— Второе, — Киоре, вспоров ножом с его стола ткань костюма, осмотрела рану у лампы. — Фу-у-ух!

Не щадя костюм, она его порезала и, обработав рану, перевязала — Доран сходил за всем необходимым.

— Что ты делала у дома Соренора?

— Попала в неприятности? — Киоре повела плечом.

— И совершенно случайно оказалась у его особняка?

— Ага. Эй, этот чудак может узнать меня! Я не горю желанием увидеться с ним и предаться общим воспоминаниям!

Доран поморщился.

— Где Вайрел? Куда он попал вместо арены?

— Все сложно, твое сиятельство. Мы думали сначала, что люди, которые сделали ему предложение, и есть держатели арены, но… Вайрел стал лицом оппозиции, а арену так еще и не видел. Либо же видел, но я не в курсе — меня не везде пускают, я же не символ народных настроений, — хмыкнула она. — Но ведь у нас нет обратного пути, верно?

— Верно, — кивнул Доран. — Мне потребуется всё мое красноречие, чтобы после убедить императора в том, что таков был план.

— И правда. Плана-то не было, — хихикнула она.

Безликий силуэт на фоне окна выглядел гротескно, фантастически. Доран мог забыть, как Киоре выглядит, но расклеенные везде портреты не позволяли, и каждый раз, проходя мимо них, он задерживал взгляд, сопоставляя два знакомых ему лица.

— Ладно, пора мне, твое сиятельство…

— Стой. Кто на тебя напал?

— Ой, твое сиятельство, варианты будем до рассвета перебирать!.. — и она исчезла, растворилась в ночной тиши, невидимая и неслышимая.

В сомнениях, в пустой суете куда-то пропала еще неделя, и Доран очнулся вновь в знакомом парке, на знакомом маршруте. Также под руку с ним шла Паэта.

И также у фонтана они столкнулись с Ниирой и бароном. Еще бледнее обычного, с тенями под глазами, она тащила за собой мужчину, словно отбывая повинность. Ни кивка, ни слова — они молча разошлись, как незнакомцы…

А после этого была только работа. Лица следователей слились в одно встревоженное; отчеты патрулей фиксировали новые и новые недовольства в городе: гневные толпы, шумевшие на улицах; стихийные ночные патрули из горожан с факелами… Новые листовки рисовали Вайрела героем, предводителем, который покажет всем если не лучшую, то более безопасную жизнь, и эта честность уличных бумаг подкупала многих, кто устал бояться.

Свадьба? Ниира и Киоре? Доран забыл обо всем, мотаясь между домом, работой и дворцом, где от него требовали невозможного и кардинал, и император.

Что ему нужно жениться, вспомнил, когда к нему домой постучался портной, присланный матерью Паэты, чтобы подогнать костюм.

— Подождите. Я три дня не видел нормальной еды и хочу поужинать.

Портному оставалось только согласиться и ожидать с помощниками в гостиной.

— Что это такое? — спросил Доран после еды, когда увидел, что ему принесли на примерку.

Портной, демонстрировавший модный костюм, гордо приосанился:

— Ее светлость выбрала, как наиболее подходящий к свадебному платью невесты.

Искрившееся темно-синее чудовище с отложным воротником и каскадом кружев у рубашки издевалось и насмехалось над вкусом герцога. Как будто добивая его чувство прекрасного, пиджак заканчивался сзади ласточкиным хвостом и к нему прилагались брюки настолько тесные, что Доран подозревал: в них он не влезет без сторонней помощи.

— Графиня явно мало играла в куклы…

Портной остался живым и без заикания лишь потому, что Дорана уравновесил вкусный ужин.

— Я оплачиваю ваши расходы, а вы это сжигаете. Я женюсь в форме.

— Но черный — цвет траура! — попытался возразить портной, собравшийся защищать свое детище.

— Предложите Его Величеству реформировать обмундирование Тайного сыска. С радостью выслушаю от вас его ответ.

Портной побледнел, потом — позеленел. На звонок пришел дворецкий и вежливо выпроводил гостя, а потом вернулся с недовольным видом, спросив, чего желает господин.

— Что тебе не нравится? — прищурился Доран.

— Не по-человечески, ваше сиятельство. Пощадите невесту вашу. Она, как увидит жениха в черном, чувств лишится. Это прилюдная пощечина, мол, покойную супругу вы любите больше. Хоть это правда, но девочка не виновата…

— Мне давно плевать на общественное мнение, а она, если внимательно слушала меня, поймет, что ценить надо не обертку, а человека.

— Воля ваша, ваше сиятельство. Идите спать. Завтра… Вернее, уже сегодня трудный день.

Стоило герцогу лечь в кровать, как все последующие события для него стали таким же сном: после долгого недосыпа нескольких часов забытья отчаянно не хватало для полноценного восприятия реальности. Он успел съездить в управление и разобраться со срочными бумагами, прежде чем пришлось возвращаться и собираться к свадьбе. Поддавшись уговорам дворецкого, для церемонии выбрал свой старый костюм, темно-зеленый, с коротким пиджаком, клетчатым жилетом.

— Как девицу собираешь! — пожурил он дворецкого, любовно завязывавшего шейный платок.

— Один из князей и герцог Рейла не имеет права выглядеть плохо. Никто не должен усомниться в вашем благородстве и утонченном вкусе!

Старому слуге претила сама мысль, что его господин может выглядеть не идеально, а Доран не чувствовал совершенно ничего. Когда он брал в жены Лааре, не мог спать от волнения, весь день ждал встречи, возможности поговорить, коснуться… Сейчас он ждал окончания суеты, чтобы вновь вернуться к работе.

Когда он вышел из дома, солнце теплом погладило щеку — вечные тучи куда-то исчезли, и глаза резала непривычная синь небес.

— Смотрите, ваше сиятельство, даже распогодилось к вечеру! — заметил довольный дворецкий. — Ну, ждем вас с супругой!..

И, наконец, его повезли в Догир, где следовало до заката очищать душу в отдельной комнате, а потом пройти обряд благословения. Каменные ступени вели наверх, словно предупреждая о тяготах будущего, которые нужно терпеливо преодолеть, как этот подъем. Это был отдельный вход, где его встретил поклоном монах, что, зачерпнув воды из стоявшей на подставке чаши, нарисовал Дорану на лбу круг, а другой монах повел его дальше.

— Да очистит помыслы ваши мудрость Ги-Ра, — поклонившись, монах оставил герцога в одиночестве.

Крохотную комнату Доран, сняв пиджак и укрывшись им, использовал для сна, и это были самые блаженные часы за последнее время! Читать священную книгу, оставленную ему на подставке, он не собирался.

— Ваше сиятельство, проснитесь, — над ним склонился монах. — Ваша душа спокойна, если Ги-Ра даровала вам сон на это время…

Доран потянулся, поправил одежду.

— Не бойтесь, во сне я вспомнил все псалмы священной книги, — немного с издевкой ответил, следуя за проводником.

Закатный свет через витражи сине-зелеными пятнами лег на каменный пол, на стены, на статуи святых. Пахло маслами, приятными, ненавязчивыми, погружавшими в расслабленное состояние уверенности в будущем дне.

— Прошу, ваше сиятельство, — монах открыл огромную, гладкую дверь, потянув за большое медное кольцо.

Доран шагнул, успел рассмотреть ложе прямо по курсу, а потом дверь закрылась, оставив его в полной темноте. На ощупь он добрался до кровати, забрался на нее и лег, закинув руки за голову. Спать не хотелось, а вот звенящая тишина помещения бесила. Бесило, что его ждут потерянные часы, за которые можно было сделать многое.

В чудо он не верил, так что, когда слева полился свет, Доран сел и недоверчиво присмотрелся. Окутанная белоснежным сиянием, к нему шла хрупкая фигурка, укрытая таким количеством слоев вуали, что даже контуры тела расплывались. И шла она медленно, боясь наступить на наслоения ткани, и Доран поспешил помочь несчастной, пока та не упала — подошел, протянул руку, и в него тут же вцепилась маленькая ладошка.

— Что-о-о?!

И вновь проклятая темнота.

Глава 9

Никто не мог представить, чем закончится авантюра Вайрела. Не мог этого предсказать и он.

— Тш! — Киоре дернула мужчину, пряча их двоих в густой темноте переулка, куда не падал свет фонарей.

Десяток человек с факелами прошли мимо — молчаливая процессия, где одно лицо суровее другого. Голоса вдалеке — городская стража. Патрульные приказывали всем разойтись по домам и соблюдать приказ Особого управления, но… Говоривший тут же отхватил тычок в зубы и завопил.

— Проклятье… — выдохнул Вайрел.

— Что поделать, ты стал главой напуганных до смерти людей, — с легким сарказмом ответила Киоре.

— Это уже не люди, а животные, — отрезал мужчина.

— Тогда ты — главный зверь, — хмыкнула она, уводя Вайрела подальше от шумной улицы, куда спешило подкрепление к патрульным.

— И ведь мне так и не показали проклятой арены… Но теперь за мной следят, я едва скинул хвост сейчас, и не уверен, что надолго. Так что встречаться будем иначе… — шепотом быстро рассказал он, и Киоре ничего не оставалось, как принять новые условия встреч.

Теперь баронета Ниира приходила в условленное место в условленные дни, чтобы находить записки в дупле старого дерева, написанные столь иносказательно, что и она не с первого прочтения понимала мысль Вайрела.

Не запутаться бы ей, где и кем она должна быть!

Забрав очередную записку и переодевшись, Киоре, продрогнув, устав до ужаса, топала в гости к Дорану. Его лицо — такое же, как ее, уставшее, бледное. Он следит за ней, не сводит взгляда, и взгляд этот против воли напоминает о севере.

— В общем, ничего конкретного найти пока не удалось, они очень хорошо скрывают свои личности, — признала Киоре. — И скрывают, зачем им это нужно. Ведь никто просто так не будет возиться с людьми и настраивать их против… власти, скажем так.

— Против власти… — Доран повел плечом, погружаясь в раздумья. — В этом есть логика, если кто-то затеял переворот. Вопрос, относятся ли к этому делу убитые девушки или нет.

Знание о письме первосвященника жгло Киоре, но отдать его Дорану — немыслимая глупость, которая нарушит все её планы.

«Прости», — мысленно сказала она ему, когда уходила.

Вернувшись в дом Нииры, Киоре замерла у черного входа. В воздухе витал знакомый запах цветочных духов старой графини… Но дома — тишина и безлюдье, Тари спала в своей комнатке. Значит, здесь были гости.

Усталость давила на плечи, но выбора не оставалось. Переодевшись обратно в баронету, со второго раза она накрасилась и, подавляя зевоту, вышла вновь в ночной холод.

Две улицы до Догира Киоре преодолела, вздрагивая от каждого шороха. Двери в здание были открыты, мерцали свечки, освещая целиком крохотное помещение с алтарем и всего-то тремя лавками. Здесь не ходили монахи молчаливыми тенями — появлялись время от времени; здесь никто не задавал вопросов случайным путникам.

Сидя на лавке с молитвенно сложенными руками, Киоре, наверное, заснула, поскольку, когда открыла глаза, сквозь крохотные витражи падал бледный утренний свет. Свежий воздух взбодрил, а, принюхавшись, она убедилась, что достаточно пропиталась специфичными благовониями.

И, вернувшись домой, как и ожидалось, Киоре застала в дверях рассерженную старую графиню.

— Ниира! Тебя не было дома всю ночь! Где ты была?! Ты понимаешь, что подобное поведение может сорвать твою свадьбу?! — и бордовые пятна проступили под слоями пудры на лице.

— Я молилась.

Старая графиня принюхалась.

— Зачем? — с подозрением спросила она.

— После исцеления я порой ощущаю тягу к Догирам. Мне остается только молиться с искренней благодарностью за чудо.

Поворчав еще немного о непредсказуемом поведении юной особы, старая графиня удалилась, напомнив все планы на ближайшие дни. Удалилась, но не сдалась и стала появляться в ее доме по поводу и без.

И вскоре Киоре прокляла и свадьбу, и бдительную дуэнью: дело Дорана требовало постоянных отлучек, но разве можно отделаться от старой графини, уверенной, что то ли жених сбежит, то ли невеста? Вот и оставалось только смириться и терпеть постоянные — даже ночью! — визиты женщины, которая по бодрости и скорости организации торжества могла дать фору кому угодно.

— Ваша светлость, жуткое платье! — ныла Киоре, кутаясь в плед, чтобы ее не засунули в очередное произведение портновского искусства.

— Тихо мне тут! Барон в последний момент отказался оплачивать тебе новое платье, поэтому я нашла мое. В нём я замуж выходила!

Легкое, цвета фуксии, платье имело нескромное декольте и глубокий вырез на спине, а тело облегало, как перчатка, благодаря шнуровке — графиня выходила замуж на пятом месяце беременности, потому такая регулировка была необходимостью, ведь шилось одеяние заранее.

— И его перешили под современные каноны. Раньше на нем были перья и оборки!

За это настойчивую модистку Киоре была готова расцеловать. Однако платье лишало ее последней возможности сохранить истинную фигуру в тайне: нижних юбок к нему не полагалось, как и корсета. Если только распустить шнуровку и превратить платье в балахон…

Для обряда благословения старая графиня раздобыла густую вуаль, да еще приказала сделать к ней целых пять покрывал для невесты, ведь традиции требовали скрывать фигуру и лицо. В итоге Киоре махнула рукой, мол, будет как будет.

В нужный день и час она сидела в комнате Догира, очищала свои помыслы. Тесное помещение угнетало, но Киоре успокаивала себя тем, что в нём нужно продержаться несколько часов. Каких-то несколько часов. Однако вопреки законам ее уединение нарушила старая графиня, прокравшаяся к ней.

— Дорогая! — она буквально лучилась счастьем. — Моя совесть чиста. Знай, я устроила тебя наилучшим образом! Жду после обряда от тебя самых горячих благодарностей!

Киоре покивала, и старая дуэнья убежала чуть ли не приплясывая. Уж не радовалась ли она так сильно освобождению от долга перед чужой семьей?

Молчаливый монах, пришедший за ней, отвел коридорами Догира в другую комнату, где полагалось ждать благословения, и она даже освещалась. Зря. Одна-единственная на всё помещение кровать посреди голых каменных стен смотрелась дико. Отбросив покровы, она легла, и совсем не удивилась, когда посреди ночи в стене открылась потайная дверка. Поднявшись и закутавшись в вуаль, пошла навстречу судьбе…

Сквозь кучу слоев ткани Киоре видела только искаженный, размытый силуэт человека, который быстро поднялся и подошел к ней — слишком быстро для упитанного барона. Она приподняла вуаль и увидела протянутую руку с шрамом-крестом…

Удивленное восклицание вырвалось у нее одновременно с тем, как закрылась потайная дверь, оставив соединенных по ошибке людей в темноте. И вот это — «устроила наилучшим образом»?! Киоре готова была рыть подкоп. Сквозь камень. Руками. Лишь бы сбежать немедленно!

— Ниира? — очнулся Доран.

Нащупав шрам на ее руке, Доран спросил с изумлением:

— Как?..

— Самой бы знать, — горько выдохнула она, не спеша навлекать сиятельный гнев на старую графиню. — У меня сегодня был назначен обряд с бароном. Похоже, меня проводили в зал для вашей невесты.

Доран засмеялся так громко, что эхо подхватило этот смех.

— Прекратите! Да прекратите, мне страшно! — использовала самое действенное средство Киоре, тормоша герцога за плечо.

Он поднял ее на руки. Покровы спеленали, как младенца, и не было никакой возможности освободиться.

— Плевать мне, как так получилось, но ты же понимаешь, что отсюда мы выйдем мужем и женой?

— То есть вас не смущает опороченная жена, которая вполне могла оказаться коварной охотницей за деньгами? Может, я все это подстроила?

— Плевать, — выдохнули ей в шею, садясь. — Для всего мира мы будем благословлены богами.

Киоре замерла, почувствовав, как задергался глаз. Нет, к такому повороту она совершенно не готовилась! Одно дело барон, который забудет о женушке сразу после брачной ночи, и совсем другое — Доран Хардрейк! Этот точно не даст жене целыми днями шататься не пойми где! Ущипнув герцога, она сперва уползла от него неловкой гусеницей, сорвала вуали и наконец-то встала.

— Нет-нет! Мы должны заявить, что это ошибка, что в стене был тайный ход, что он случайно открылся, что меня нечаянно проводили не в тот зал! Ну, ваше сиятельство, какая из меня герцогиня? Вы сами говорили, что в отцы мне годитесь!

— Но это не помешало мне сделать тебе же предложение.

Киоре с досады закусила губу. Не травить же ей герцога! Но и жить с ним — как? Голова раскалывалась, пульсировала, и все мысли метались, как раненые звери, и попадали в капканы, уничтожавшие их.

— Здесь прохладно. Иди сюда.

Видимо, сопела она слишком громко, поскольку Доран без труда нашел ее и поднял на руки, прижав к груди. И против воли Киоре глубоко вдохнула. Странно, ведь Эртор говорил, что вдовца можно растопить только искренними чувствами и лаской. Но ведь не было ни того, ни другого. Была кухня, был сказочный север с ночью в библиотеке, и всё. И если она знала мужчину и как Киоре, и как Ниира, то что склонило герцога в сторону несчастной баронеты, оставалось загадкой.

— Ваше сиятельство, это ошибка. Ведь будем потом жалеть. Я — не герцогиня, так, баронета из провинции. Почти ребенок. А вы уже взрослый мужчина. И обидела я вас уже не раз.

На губы ей легла ладонь.

— Этикет ты легко освоишь, характер есть. А обиды… Ты была права, я не имел права приказывать.

Киоре прикрыла глаза, благодаря темноту, которая не требовала контроля над лицом. Доран забрал у нее кусочек сердца, оставшийся от отца, вдохнул в него новую жизнь и вернул ей. Непреклонный, странный, непонятный, слишком ответственный и мрачный — Киоре узнала его всяким, и всяким он ей нравился.

Чтобы прекратить разговоры и осуществить собственную мечту с самого бала-маскарада, она положила руки ему на плечи и потянулась за поцелуем. Не было фейерверка перед глазами от одного касания губ, не сжалась внутри тугая пружина страсти. Одна лишь нежность, волна тепла по телу и странное чувство безопасности и спокойствия. Ее берегли от страсти и натиска, как хрустальную вазу от проказливого ребенка, и от этого становилось еще больнее, невыносимее. Киоре знобило от перепада чувств: нежность и та самая голодная боль, симпатия и отчаяние; нежные касания горячих рук и быстрый стук сердца в груди.

И Киоре сказала самой себе, что это не безумие, что этоединственная ночь, продолжившая северную сказку для нее и Дорана. Когда поцелуи закончились, Киоре положила голову на плечо, не позволила Дорану коснуться волос, опустив его руку на талию, погладила пальцы.

— Скажи, что ты не сможешь простить человеку?

— Неожиданно, — пробормотал герцог. — Трудно сказать.

— Обман? Предательство? Тщеславие? Может быть, гордыню?

— Последнюю я просто ненавижу, — усмехнулся он, коснувшись губами виска Киоре. — Обман… Годы службы научили, что он бывает и вынужденным. Но это обидно. Предательство, наверное, если и смогу простить, то никогда не забуду. Сложные это вопросы. Заранее о них лучше не думать, а действовать по ситуации.

Киоре сорвала еще один поцелуй, уже страстный, жгучий, болезненный.

— Что нас ждет?..

— Безмерное удивление, — усмехнулся герцог. — Не бойся, никто не будет обсуждать тебя. Не позволю.

Была бы Киоре в самом деле Ниирой, разрыдалась бы от облегчения, а так… Ее роль будет сыграна, план — исполнен, но через день, чуть позже, прежде она насладится этим покоем, уютом для двоих.

Рассвет наступил непозволительно быстро, и им открыли дверь. Сине-зеленый свет из витражного коридора проник в зал, и Доран лично возложил все вуали на голову своей жены, шепнул ей что-то милое, предложил локоть. Вцепившись в него, Киоре сглотнула, расправила плечи и подняла подбородок: вся жизнь — игра!

Пятьдесят шагов до двери, за время которых покров за покровом снимались мужем с головы. По традиции из зала выйти она должна простоволосой, но Доран поступил хитрее. Через порог они переступили, когда на ней оставался последний слой вуали. Их приветствовала смутно различимая толпа. Доран театральным жестом сорвал покров с головы Киоре, и гул радости сменила звенящая тишина.

Император наклонил голову, зло сверкнув глазами. Брови Саиры вздернулись, кто-то ахнул, астарая дуэнья прятала за раскрытым веером улыбку победителя. Один кардинал стоял спокойно и неколебимо, словно произошло то, что ожидалось. Открывший дверь монах елозил и вообще ощущал себя странно, как будто свершилось нечто ужасное.

— Такова воля судьбы, — прервал затянувшееся молчание кардинал. — Согласен ли ты, Доран, разделить с Ниирой радость и горе, пока смерть не разлучит вас?

— Согласен, — без колебаний отозвался мужчина.

— Согласна ли ты, Ниира, взять в мужья Дорана и разделить с ним радость и горе, пока смерть не разлучит вас?

— Согласна… — робко ответила она.

— С этого дня Ниира Таргери, баронета Шайра, становится Ниирой Хайдрейк, княжной, герцогиней Рейла! — завершил речь кардинал.

Простоволосая, в расшнурованном платье, она стояла перед огромной толпой людей. Рядом размеренно дышал Доран, и Киоре чувствовала его удовлетворение и торжество над ситуацией, ведь он и женился на симпатичной девушке, и, можно сказать, отомстил императору. И она тоже злорадствовала: знал бы кто, что на самом деле так высоко взлетела простолюдинка, воровка и убийца!

— Для нас это стало неожиданностью и хорошим уроком… Приветствую новую герцогиню Рейла и выражаю надежду, что вы станете Дорану достойной супругой, — поздравил их император и его супруга.

Киоре покорно опустила глаза в пол. Далее потянулись князья, обязанные выразить почтение, за ними — несколько герцогов, пара виконтов, один из которых откровенно зло смотрел на Дорана, далее их поздравила старая графиня, невероятно довольная собой, за ней следовала группка из четырех женщин в дорогих, но простых платьях. Светловолосые, они счастливо улыбались Дорану и оказались сестрами Лааре.

— Не могли же мы пропустить такое событие, — улыбнулась самая старшая. — Загнали пару лошадей, так спешили! Поздравляем, Доран, — наперебой поведали они.

Естественно ни о каком торжестве речи и быть не могло: подготовленные праздники рассчитывались на совершенно другие пары. Доран, поняв, что рискует получить много проблем, сослался на службу и, прихватив Киоре, сбежал из Догира, не желая участвовать в разборках по поводу сорванных торжеств.

— Всё, домой, — приказал он водителю.

— Ваше сиятельство, я бы хотела вернуться к себе. Я не ожидала, что всё будет столь… быстро. Мне надо собрать вещи, подготовить Тари к переезду — я с ней не расстанусь! — и проследить, чтобы дом привели в порядок — он арендованный, не выкупленный. Боюсь, в вашем особняке я смогу поселиться недели через две-три, не раньше…

Киоре прощупывала предел свободы, хотя понимала, что герцог был бы последним дураком, если бы согласился на столь наглое предложение. Он ожидаемо мотнул головой:

— Можешь обращаться ко мне по имени. Я пришлю слуг в твой дом, чтобы они навели порядок и забрали Тари и вещи. И с арендатором я сам договорюсь обо всем.

— Но Доран! — она вскинулась и сникла, тяжко вздохнув. — Я хотела бы попрощаться с домом, тем более тебя ждет служба, а мне будет… неуютно одной в особняке.

Герцог задумался, но теперь согласился, дав отсрочку до вечера и пообещав лично забрать ее, если не обнаружит в своем особняке ровно в девять вечера. Киоре порадовалась маленькой победе, но в то же время ей стало плохо от одной мысли, что куда-то надо прятать все вещи, все ее приспособления, прятать от слуг, от Дорана, от случайного обнаружения! Утешало, что неделю они могли пролежать в ее домике: уборка — дело небыстрое, а там она что-нибудь придумает! Обязана!

— Тари, у нас будет новый дом! — провозгласила Киоре с порога, закрывая дверь.

На кухне громыхнуло, и бледная служанка вышла в коридор.

— Я теперь супруга Дорана Хайдрейка. Подготовь мне синее платье, вечером мы поедем в дом моего мужа.

Киоре поднялась в спальню и сменила платье на просторную сорочку, потом залезла на чердак. Двадцать париков разной длины и цвета, столик с завалами косметики на любой вкус, несколько красок для волос, и всё это богатство надо было спрятать. И придумать, как сбегать из дома Дорана… Киоре прислонилась лбом к шершавой стенке.

С чердака она спустилась, одетая, как рыночная торговка — подходящие блузка, шаль и юбка завалялись среди вещей. Парик серо-русый, нарисованные под глазами мешки — все хитрости. Служанке она отдала записку, в которой сообщалось, что новоиспеченная герцогиня отбыла в Догир, молиться о втором чуде в ее жизни. На самом же деле, взвалив на себя мешок с вещами и взяв еще по два узла в руки, Киоре отправилась к Ястребу. Проклятье, а ведь за ней еще головорезы бегают! К харчевне подошла с черного входа, осторожно, оглядываясь, прижалась к стене, выжидая. Кликнула повара и попросила позвать хозяина, и вскоре к ней вышел Ястреб, сонный, нацепивший только порты.

— И чего тебе?

— На схрон, — указала на поставленные на землю узлы. — Если не вернусь за ними, то продай или используй. Но не раньше, чем через месяц от моей пропажи!

— Принимаю, — вздохнул он. — А ты бедовая все-таки. Воровала бы спокойно и тихо, приняла бы метку моих людей… Чем тебе этот путь не угодил?

— А ты представляешь Эши с меткой и в качестве собачки? Я слеплена из ее теста, — с вызовом ответила Киоре. — Ну, бывай!

Когда она вернулась в дом, Тари закончила укладывать вещи, которых набралось-то два чемодана да мешок обуви. В спальне лежало подготовленное платье вместе со всеми нижними юбками и корсетом.

К девяти вечера она со служанкой приехала на наемном экипаже к особняку Дорана Хайдрейка. Стояла недалеко от ворот: столь дико было честно входить через них, всё привычней через кусты, тайком мимо стражи, потом — в окно. Ветер трепал подол, заставляя от прохлады переминаться с ноги на ногу. Усмехнувшись и представив застрявшую из-за юбок в ветках герцогиню, подошла к воротам. Стража тут же появилась, протягивая свечу к ее лицу. Не успела Киоре представиться, как ворота распахнулись. Кто-то бросился за ее вещами, кто-то подивился Тари, а Киоре уже вели в дом.

Дворецкий подпирал дверь и почтительно кланялся. Шаг через порог, и она застыла, разглядывая обстановку при свете, спокойно, не на бегу. Сдержанно, но красиво.

— Проходите в гостиную. Или желаете познакомиться с домом? Я не могу сказать, когда приедет его сиятельство и приедет ли вообще…

— Я понимаю, служба, — оборвала речь Киоре. — В гостиную, пожалуйста. Я подожду мужа. И принесите мне поесть.

Гостиная, как и кабинет, была выдержана в двух тонах, и это неожиданно расслабляло, вселяло некую уверенность. Служанки торопливо сервировали перед ней стол, а Киоре сидела вполоборота к ним, смотрела в темное окно с изящно подобранными гардинами. Наконец, ее оставили одну. Вкусно пахло мясом с пряностями, к нему прилагался теплый и легкий гарнир, вместо вина или чая — стакан молока. С невольной улыбкой приступила к трапезе, потом походила по просторному помещению.

А вот в душе была самая настоящая ночь. Разум подсказывал, что правильнее всего сбежать, исчезнуть и никогда больше не появляться перед глазами герцога. Уже можно заглянуть к первосвященнику, убить его и исчезнуть. Уже можно добраться до Соренора. Она прошлась взад-вперед, размышляя. Киоре не скрыться от головорезов. Она слаба и беспомощна перед лучшими ищейками и убийцами. Ее учили обманывать и сбегать, но не сражаться с помощью грубой силы. Выходило, что одновременно из столицы должны были исчезнуть и Киоре, и Ниира. И если с первой это решалось легко посредством новой маски, то со второй… Она остановилась напротив картины, изображавшей шторм в море. Темно-синие, почти черные волны вздымались в лунном свете, и где-то в их глубине вертелся крохотный корабль с поломанными мачтами.

На другой стене висели портреты герцогов, Киоре скользнула по ним равнодушным взглядом, потом замерла и щелкнула пальцами.

— Осваиваешься?

Она повернулась к вошедшему Дорану, измученному целым днем на ногах. От него пахло грязью и кровью — мерзкий, противный запах, несший тонкий флер тлена.

— Да…

— Я приказал подготовить тебе отдельную спальню, вещи будут там, — он опустился на диван и вытянул ноги. — Проклятье, чувствую себя последним следователем, а не главой.

Служанки снова сервировали стол.

— Привыкай. Это мое обычное состояние, — усмехнувшись, он принялся за еду.

— Доран, я хочу съездить к родителям.

Герцог отложил нож и вилку, повернулся к ней с несчастным лицом:

— Мне сейчас не дадут уехать из Тоноля.

— Зачем? Если помнишь, на север я ехала в одиночестве. Тем более до юга можно добраться на дирижабле.

— Нет. Одна ты больше ездить никуда не будешь. Слишком опасно.

— А если нанять охрану? — Киоре зашла за диван и ласково провела по плечам мужа, потом надавила, ощутив напряженные мышцы.

— И отпустить тебя одну с толпой мужиков? — иронично ответили ей.

— Доран, я могу уехать и без разрешения.

— Тогда в это же день вся империя будет знать, что девушек твоей внешности надо останавливать до выяснения личности.

— Но я хочу увидеться с семьей! — жалобно воскликнула Киоре.

В крови снова струился азарт: удастся обмануть, убедить или нет?

— В ближайшее время это не получится. Либо напиши им, чтобы они приехали в столицу.

Киоре поморщилась. Даже если она напишет такое письмо, барон ответит отказом. Хотя, если его достали собственные отпрыски, может и приехать, но тогда вместе с ним прибудут и большие проблемы, начинающиеся с полного отсутствия сходства между ней и родственниками и заканчивающиеся тем, что они друг друга просто не знали.

— Я напишу им. И если я не могу поехать, тогда я хочу на неделю отлучиться в монастырь святой Алатарины, чтобы помолиться за свое счастье и свершившиеся со мной чудеса.

Интересно, скрип зубов Киоре показался или нет? Доран жестом велел ей выйти из-за дивана. Смотрел недовольно, настороженно.

— Ниира, твое религиозное рвение пугает. Ты точно не хочешь уйти в монастырь?

— Не хочу!

— Тогда как мне понимать твое желание сбежать?

— Нет такого желания. Понимаешь… Я год провела вдалеке от родных, и теперь могла принести им радостную весть… А чудес вокруг меня стало слишком много… Нога, благословение…

Доран вздохнул.

— Хорошо. В монастырь отпускаю. В названный тобой.

Киоре опустила глаза и улыбнулась.

— Но через некоторое время, — подпортил триумф Доран. — Не забывай, что мы счастливые супруги. Осваивайся в доме. Да, к тебе сейчас будут приходить со всякими заверениями — можешь принимать, можешь отказываться от визитов. Мне хуже не станет. А теперь доброй ночи. Устал.

Киоре кивнула, соглашаясь, но прежде чем уйти Доран легко поцеловал ее в лоб. Коснувшись кончиками пальцев места, она долго смотрела в закрытую дверь. Стряхнув наваждение, отправилась в спальню в сопровождении служанки. Отослав ее, пригласила Тари, которая помогла раздеться и молча ушла. Не разглядывая спальни, Киоре быстро натянула костюм и маску: визит к герцогу откладывать не стоило, тем более кое-какие вести у нее для него завалялись. К тому же теперь она могла просто пройти по коридорам дома!

— Вставай, твое сиятельство, к тебе почтовый голубь прибыл, — сказала она, закрыв за собой дверь.

Доран дернулся, но, узнав Киоре, только устало потер переносицу — в спальне у него горела одна лампа.

— Что это? Ты, как ребенок, боишься спать в темноте? — и она без стеснения устроилась на широкой постели.

— Уснул. Сморило, — мотнул он головой.

— Поздравляю, твое сиятельство, с новой женой. Во всех смыслах новой. Не на ней ли ты хотел жениться, м?

— Говори, ради чего пришла, — он снова поморщился, пресекая ее насмешки.

— Весточка от Вайрела. С ним всё хорошо. Приносит извинения за будущие проблемы в городе, но иначе не получается. Вскоре ему обещали показать нечто новое и удивительное. Я думаю, это и будет арена.

— Спасибо. Если я что-то и ненавижу, так это неизвестность.

— О, тогда я понимаю, почему сыск так хорошо работает. Преступники, заговоры — это ведь всё неизвестные.

— Какая глубокая мысль… — протянул герцог, косивший красными от недосыпа глазами на лампу.

Ворот рубашки распустился, открыв половину груди. Интересно, как долго он продержится вдали от молоденькой женушки? Хотя… Это же Доран Хайдрейк! Наверняка десятилетие выдержит! Киоре фыркнула, но отвечать на удивленный взгляд Дорана не стала.

— Я колдунью видел. Мешагиль, — неожиданно признался он.

— И… где она?

— Ты хотела спросить, что я с ней сделал? — язвительно переспросил Доран. — Ничего. Мы только поговорили.

— И что она тебе сказала?

— Много странного, — покачал он головой. — Я даже не запомнил всего. Неужели все колдуны говорят только загадками? А еще она что-то сделала. Тело горело, но после стало необъяснимо легче. Меня даже Тоноль не душит, как раньше. Усталость осталась, но стала какой-то… другой, что ли.

Киоре застыла — неожиданная откровенность удивила ее, и от растерянности ей понадобилась целая минута, чтобы найти ответные слова:

— Мешагиль можно верить. Она не сделает ничего плохого, — кивнула Киоре. — Ну, отдыхай, твое сиятельство, мне пора. А у тебя будет, я так думаю, очередной тяжелый день.

— Это и без колдовства известно, — проворчал он, забираясь под одеяло. — И да, будь любезна, не навещай меня в спальне.

— Боишься, с женушкой застану? Так я, думаю, ваш досуг услышу на подступах!

Киоре закрыла дверь, в которую врезался домашний ботинок и, улыбаясь, перебежала в свою спальню, где у кровати стояла бледная Тари со свечой.

— Что такое? — забеспокоилась она.

Тари же подошла к ней и обняла, стиснула ее, придавив к своей впалой груди, и на макушку Киоре упали слезы.

— Ты пришла и испугалась, не увидев меня? Тари, ну что ты, разве я могу тебя оставить? — она шептала, обняв служанку в ответ.

Странная, болезненная привязанность соединила ее с этим несчастным существом. И — самое ужасное — ведь однажды Киоре придется оставить ее одну в этом жутком мире. Срочно, срочно надо найти ей хороший дом! Либо… Либо набраться наглости и отправить к княжне Торвит. Киоре хотелось верить, что наставница не прогонит несчастную.

Бесконечно долгий, богатый на события день завершился. А время-пуля полетело по прямой, разжалась скручиваемая до этого пружина событий, но Киоре еще не знала этого, ласково гладила по костлявой спине Тари, шептала ей слова утешения и думала о своих планах.

Ночь Киоре провела без сна: мысли ковыряли голову не хуже коновала, препарировали ее, доставали все страхи из глубины души, разжигали ту самую голодную боль, о которой говорила Мешагиль.

Измучившись, Киоре села. Дом хранил безмолвие, и даже охраны за окном не было слышно. Она сжала виски, крепко зажмурившись. Чего боится? Что ее мучит так, выпивает и изводит? Страх разоблачения? Страх, что Доран от нее отвернется? Она тихо рассмеялась, сжав кулаки на мягком одеяле. О чём она думает? К чему эти ростки надежды?

На севере казалось, что ей всё по плечу, что она играючи одолеет и Соренора, и первосвященника, и Файроша, и Доран простит ее… Но теперь, в серости Тоноля, каждая гонка от преследователей, каждая встреча с тенью чудовищ, да что там — каждый день, забирали у нее уверенность в счастливом исходе. Разве можно думать о будущем трупу? Убийцы Соренора достанут ее. Не они — так разъяренный Хайдрейк или император. Будущего нет, есть лишь настоящее, где Киоре продолжит играть и молоденькую герцогиню, и отчаянную воровку, потому что так нужно, потому что только так достигнет цели.

Хотелось плакать и бросаться посудой, но она только лежала в постели, с укрытыми жарким одеялом ногами, и беззвучно тряслась в истерике. Успокоившись, обнаружила, что дышать стало легче: странные чувства, непонятные и ненужные, оказались заперты глубоко внутри, а Киоре готова была хоть сейчас играть молоденькую герцогиню или отчаянную воровку.

Будущее? Нет, будущее у нее будет, и такое, какое она захочет! Но его она выберет потом, когда разберется с местью. Тогда Киоре умрет, навсегда исчезнет ученица Кровавой Эши, а у нее начнется новая, чистая жизнь, свободная и светлая! С новой судьбой. И — будь всё проклято! — она сумеет добиться чувств от Дорана!

Тари разбудила ее чуть позже рассвета, как привыкла, и покачала головой, увидев синеву под глазами госпожи. Она принесла теплой воды в тазике, и Киоре умылась. Оставив служанку сторожить вход, сняла парик и с наслаждением вымыла волосы, расчесалась и накрасилась. Слушавшая шаги за дверью Тари всполошилась, и Киоре спешно нацепила парик. Служанка показала жестами, что всё хорошо.

Услышав короткий стук в дверь, Киоре набросила халат и велела впустить пришедшего. Тари открыла дверь, и в комнату с поклоном вошел дворецкий:

— Его сиятельство приглашает вас на завтрак через полчаса.

— Я спущусь, — кивнула она, и дворецкий ушел.

Тари принесла вещи. Нижняя рубашка, пара нижних юбок, корсет, и, наконец, она застегнула на себе очередное платье с длинными рукавами и высоким воротником, темно-коричневое в полоску. Когда она спустилась в столовую, Доран сидел, задумчиво листая газету, над тарелкой с какой-то кашей.

— Доброе утро. Я не подумал, что получаса может быть мало.

— Мне обычно хватает и двадцати минут, — отозвалась она, присаживаясь за стол и расстилая на коленях салфетку.

— Ваши сиятельства, осмелюсь напомнить, что сегодня вам нанесут визиты многие люди, чьи карточки мне прислали еще вчера с указанием времени, — дворецкий взмахнул, и служанки резво поставили перед Киоре тарелку каши и разложили приборы.

— У меня служба, а моя супруга, если не хочет, может не принимать никого, — пожал плечами Доран. — И, Ниира, тебе нужен новый гардероб. Твои платья… — он качнул головой, не желая грубить.

— Хорошо, — кивнула она, не собираясь выполнять просьбы.

Портные сошьют платья по фигуре, и им не объяснить желания добавить лишних юбок и сделать застежки спереди. А еще они могут сделать столь ненужные декольте и короткие рукава.

Позавтракав, Доран отбыл, а Ниира, доев, попросила дворецкого познакомить ее с особняком. Уложились они в час, а после, как предсказывал верный слуга, потянулись гости. Пришлось переселяться в гостиную и с улыбками принимать поздравления, смешанные с ядом. Ей льстили, расточали патоку лжи, говорили ничего не значаще фразы и уходили, почитая долг вежливости выполненным. Зато, увидев вплывшую в гостиную старую графиню, Киоре приказала слугам оставить их наедине.

— Какая ты суровая, а вроде только вчера стала герцогиней, — улыбнулась та, опускаясь на диван.

— Как и зачем вы это сделали? — не стала Киоре тянуть с вопросом.

— Ниира, девочка моя! — всплеснула руками старая дуэнья. — Я не слепая! И, хоть ты отрицаешь, я догадываюсь, что между тобой и герцогом в Ройшталене что-то произошло! Поверь, в моем возрасте легко читаешь по любому лицу все тайные мысли, — она покровительственно улыбнулась. — Да и герцог, как ни посмотри, партия гораздо лучшая, чем барон-развратник. А как я это сделала… Узнав, что в один вечер с тобой обряд проходит Доран, я немножко поскандалила, — она улыбнулась. — И мне разрешили увидеться с выбранной ему невестой. Милая девушка настолько не хотела замуж, что согласилась занять предназначенный тебе зал, уступив свой вместе с благословением, которое ей обещали устроить. О, она была такой бледной, такой отчаявшейся! Как я могла не помочь ей?

— Всё это прекрасно, но как священники согласились на эту авантюру?!

— А кто из них рискнет проверять слова графини о том, что девушек следует поместить в другие залы? — усмехнулась она. — Вот и они не стали. И, разумеется, будут молчать об этом, поскольку дорожат жизнями.

— И что же стало с невестой герцога?

Киоре ощущала вину, ведь первосвященник обещал благословение и ей, а это значило, что трепетную невесту Дорана ждал брак с бароном.

— Ничего. Они с бароном отказались сочетаться браком и тихо уехали каждый в свою сторону. Что ж, дорогая, твое будущее безоблачно и прекрасно, и теперь я считаю свой долг выполненным. Будь счастлива, — и она поднялась, улыбаясь так тепло, будто была родной матерью. — Меня ждет поместье.

— Спасибо вам за все и счастливого пути, — Киоре обняла на прощание старую графиню.

Коварная, глазастая старуха! Но долго злиться не вышло — у входа раздался шум, и она поспешила спуститься. Двое дюжих мужчин в форме внесли бессознательного Дорана.

— Что случилось?

— Горячка, — ответил один, высокий настолько, что голову приходилось задирать до ломоты в шее.

Не успела она ничего сказать, как дворецкий отправил слуг устраивать хозяина в спальне. Поднялась суета: послали за лекарем, служанки грели воду и готовили куриный бульон… Подумав, Ниира поднялась в комнату к мужчине.

— Госпожа, вам лучше найти себе занятие, — сказал старый слуга, сидевший у кровати. — Господин тяжело переносит болезни, да и вы заразиться можете.

Кивнув, удалилась, решив после визита лекаря непременно заглянуть к герцогу и осмотреть его: вдруг не просто болезнь? Однако прибывший лекарь выдал самый ожидаемый диагноз: переутомление вызвало простуду. Порекомендовав покой и выписав микстуры, он удалился, шаркая по коврам, а из спальни она уже слышала командный голос Дорана:

— …ни за что не останусь дома! Или ты за меня возглавишь Тайный сыск?! Он остался и без главы, и без заместителя, а это недопустимо!

Киоре вошла в спальню, где красный не то от гнева, не то от жара Доран пытался вырваться из кровати, а дворецкий мешал ему, всем своим видом выражая покорность и сожаление.

— Доран, тебе стоит хоть сегодня отдохнуть, иначе ты можешь слечь на месяц и больше, а этого ты хочешь еще меньше, верно? — проворковала она, приближаясь к кровати.

Мужчина хотел огрызнуться, все еще занятый противостоянием со слугой, но в последний момент узнал голос и только зло глянул на жену.

— Если ты уедешь сейчас, тебе может стать хуже. Выпей лекарства и отдохни сегодня, пожалуйста.

Он нахмурился, стал еще краснее, но потом упал на кровать.

— Я присмотрю за ним, идите и приготовьте лекарства, — сказала она дворецкому.

Доран лежал, смотрел в потолок и не моргал. Около кровати на тумбочке стоял тазик с тряпкой, и, отжав ее, Киоре положила на лоб мужчине. А ведь горячий, как печка! Вспомнив ночь, Киоре поджала губы: могла и догадаться, что неспроста в ответ на ее шутку в дверь прилетел ботинок.

— Меня ждут дела, — занудно повторял больной. — Мне некогда нежиться в постели!

— Похвальное рвение, но за один день ничего не рухнет, — покачала она головой, снова смачивая раскалившуюся тряпку и возвращая ее на лоб.

— Да что ты понимаешь, — вздохнул герцог. — Заместителя я уволил, меня подменить некому …

— Насколько я знаю, у виконта Оленского три выходных в неделю, а кроме того каждый день в шесть вечера он ужинает с семьей, какой бы аврал ни случился.

— Угадай, кому достаются его дела? — язвительно спросил Доран, сбрасывая тряпку. — Перестань со мной нянчиться. Я не ребенок.

Киоре не удержалась и рассмеялась:

— А ведешь себя именно так. И наверняка ты слаб настолько, что мне придется кормить тебя с ложечки, — возмущенный взгляд Киоре проигнорировала. — Все больные мужчины такие невыносимые?

— Надеюсь, тебе не придет в голову искать больных по городу и проверять на личном опыте? — какая-то тень прошлась по его лицу. — Достань из кармана кителя кристалл эстера и принеси мне, — Киоре поднялась, пригладив юбку. — Нет, твои платья совершенно не годятся! Это жуткое тряпье!

Хмыкнув, осмотрела комнату: китель нашелся небрежно брошенным на небольшой письменный стол, а в его внутреннем кармане действительно лежал искомый кристалл на тонкой цепочке. Отдав его Дорану, Киоре отошла к окну. То ли герцог из-за болезни упустил ее присутствие из вида, то ли не имел ничего против, но как только заполучил эстер в свои руки, принялся вызывать разных людей и требовать у них отчетов. Киоре со скукой выслушала досье на некоего Астора Мендоро, юношу девятнадцати лет, недовольного существующим режимом власти.

— Выйди, — опомнился герцог, и она подчинилась.

— Его сиятельству скажете, что у меня разболелась голова, и я ушла спать.

Выслушавший ее дворецкий с подносом удивленно поднял брови, но других объяснений не получил: новоиспеченная герцогиня скрылась за дверью своей комнаты.

Уложив Тари в свою кровать, переоделась в костюм, поверх него натянула платье, взяла и шаль — на улице было тепло, но ветрено, и ушла — днем охрана расслаблялась, и аккуратно обойти их было довольно просто. Отперев дверь в дом Нииры, выдохнула: нетронутые помещения, всё на старых местах. На чердаке сменила платье герцогини на одежды Лима.

«Найди меня», — гласила последняя записка Вайрела, которую она получила. Амулет показывал, что он дома.

— Давно не виделись, Лим, — улыбнулся ей мужчина, открыв дверь. — Заходи!

В его квартире — завешены окна, бардак.

— Они обещали отвести меня на арену. Пойдешь со мной?

Мужчина стоял к ней спиной, прямой, напряженный. В ожидании ответа он чуть повернул голову, и свет, проникавший сквозь щель между шторами, подсветил щетину на подбородке — Вайрел выглядел неопрятно, мягко говоря.

— Пойдем, — кивнула она, — а то ты в обморок хлопнешься. Боишься злобных дяденек?

Обернувшись, мужчина посмотрела на нее со смесью презрения и досады:

— Мне просто мерзко от всего этого. Хотя… Убийце не понять.

Киоре пожала плечами:

— Ты лучше заранее подыщи себе надежных людей в охрану. Когда вернешься в Тайный сыск, люди тебя не поймут. Особенно те, которые ходят по ночам с факелами в поисках чудовищ и бьют патрули.

— Слушай, вали отсюда! — он сжал руки в кулаки.

— Тихо, тебе же нужна моя компания. И еще. Что герцогу передать?

— Гайэ, Томис Слепыш, Астор Мендоро, — продиктовал он имена. — Пусть он обратит внимание на этих людей.

Больше она не трогала Вайрела, последовала за ним молча.

— Эй! Какого с тобой приперлось это недоразумение?! — спросил кто-то незнакомый Киоре, когда они добрались в нужное место на юго-западе Тоноля.

— Он помогает мне, а значит, тоже имеет право здесь быть, — ответил Вайрел, и человек, поколебавшись, пустил их.

Теперь, будучи в сознании, Киоре внимательно разглядывала всё вокруг: и коридоры с факелами, и людей в плащах, и земляной пол под ногами, и саму арену, где точь-в-точь повторялось представление, столь ей запомнившееся. Но теперь, пробравшись к краю, она всмотрелась в чудовище — и правда, как настоящее! Стон удивления вырвался и у Вайрела, когда он увидел тварь внизу.

— Мы должны, мы обязаны защититься от них! Нет колдунам! Нет императору! — звучали громче и отчаяннее призывы. — Мы должны взять всё в свои руки!

Скосив взгляд, Киоре оторвала застывшего Вайрела от ограждения и утащила его подальше от арены.

— Ну, как тебе зрелище? Идеально, не правда ли? — спросил черный плащ знакомым голосом коротышки.

— Смотря для чего. Слишком радикальный призыв менять власть, — нахмурился Вайрел.

— Поговорим об этом не здесь, — тряхнул он головой и увел Киоре и Вайрела коридором в отдельную комнату-пещеру, где стояло несколько кресел.

Пламя факелов плясало.

— Не боитесь угореть? — кивнул на них Вайрел.

— Что ты, мы всё продумали. Вентиляция есть, — ответили ему.

— И кем вы хотите заменить императора? Беззаконием? Народной властью? — снова сменил он тему.

— Уверен ли ты, что этот мальчик имеет право нас слышать?

— Так я уже услышал всё, — оскалилась Киоре.

— Совсем не всё, — фыркнул коротышка. — Иди отсюда! — добавил грубее. — Усы не выросли лезть во взрослые дела!

— Иди, Лим, — кивнул ей Вайрел.

— Ладно, — буркнула она, подчиняясь.

Как ни присматривалась Киоре на обратном пути, слежки за собой не обнаружила, но вернулась все равно кружным путем, посетив и съемную квартиру, и домик Нииры.

Пробираться в собственную спальню в особняке Дорана пришлось через окно, чудом не попавшись охране. Ввалившись внутрь, Киоре вздохнула и жестами успокоила подхватившуюся Тари, тут же освободившую постель. Облачившись в образ Нииры, Киоре решила проведать больного.

Середина ночи — все спят. Под ее ногами не скрипит пол; легкий сквозняк холодит руки и лицо. У двери в спальню Дорана она замерла, положив пальцы на латунную ручку, повернула ее резко и вошла.

Газовая лампа, приглушенная до минимальной яркости, освещала лишь небольшой участок стола; сквозь окно, пронзая туман, заливала всё серебром луна. Выбелила она и уставшее лицо мужчины, что сжимал в руке кристалл эстера, словно сон застиг его в перерыве между вызовами. С груди его сползли бумаги, помялись под боком. Скулы заострились, и тени лишь подчеркнули это, горячечный румянец побледнел — стальной глава Тайного сыска во сне выглядел обыденно, выглядел просто уставшим человеком, и это казалось до жути непривычным, даже в чем-то неправильным.

Киоре подошла к кровати на цыпочках, кончиками пальцев подхватила бумаги, сложила их стопкой на столе. Доран тяжко вздохнул, и она замерла, испугавшись, что разбудила, но он, глухо покашляв, продолжил спать.

Переложила на стол она и кристалл эстера, накрыла мужчину одеялом, легонько коснулась лба — еще горячий, но уже не раскаленный, как печка. Кончиками пальцев провела вдоль волос, не решаясь погладить. Что зацепило ее в этом человеке? Почему она не смогла задавить эти чувства? Но, приняв их, Киоре решила испить до дна чашу горечи, ведь Доран непременно узнает, кто она есть на самом деле… Через это надо будет пройти им двоим. А пока…

Пока она украдет у судьбы эту ночь, сделает своей тайной, спрячет глубоко в сердце. Этой ночью она будет просто женщиной, просто женой этого мужчины.

— Откуда ты здесь? — вопрос закончился кашлем, а на нее снизу вверх посмотрели светлые глаза, еще подернутые пеленой дремы и усталости.

— Ухаживаю за тобой, — с легкой улыбкой ответила она. — Хочешь воды?

Он кивнул. Она принесла стакан, вложила в мужские руки. Два глотка — кашель, еще глоток — снова кашель, и часть воды проливается на одеяло.

— Проклятье, — ругается Доран.

— Ты болеешь, а значит, это нормально, — ответила Киоре, забирая стакан.

— Уходи, ты тоже можешь заболеть, — говорит он, отодвигаясь на другой край постели.

— Я болела простудой всего раз в жизни. Спи, Доран. Тебе нужны силы.

Какой он видит ее, когда смотрит так пристально? Что думает? Киоре многое бы отдала, чтобы узнать мысли этого мужчины.

— Да, верно… Завтра я должен быть на службе… — вздыхает, падая на подушки и закрывая глаза.

Киоре укрыла его одеялом до самого носа и, не удержавшись, провела рукой по лбу, будто измеряя температуру. Доран моментально заснул и не заметил этого, а Киоре нашла в комнате листок и ручку, на котором быстро написала несколько имен.

Подтащив к кровати стул, она села. Хотелось спать, но еще больше — продлить этот момент тишины, покоя, когда не нужно быть кем-то, а можно быть собой…