Три пути (СИ)

Узел третий

Хиттер, прищурясь, наблюдал за господином со стены.

«К посланнику ехал как на битву. А возвращается — будто на казнь, — думал он, глядя на опущенную голову рыцаря. — Не к добру».

Впрочем, с той поездки в Вайдбриг всё не к добру. Тогда наёмник понял, что насторожило его в Гийоме де Лере при первой встрече. Отблеск безумия. Точно такой же, как в тёмных глазах Теобальда… Арангиец поёжился, в груди неприятно кольнуло. Хватит воспоминаний — пора вниз, встретить господина. Вдруг какие распоряжения будут.

Распоряжений не последовало. Парзифаль, гордо задрав морду, прошествовал мимо наёмника. Рыцарь ссутулился в седле и водил перед собой невидящим взглядом. Левая рука прижимала к боку сверкающий шлем отличной работы. Подарок?

Альфред, стоявший неподалёку, смотрел на господина раззявив рот.

— Нечем заняться, Knecht? — сурово спросил его Хиттер.

Тот замотал головой и припустил в сторону донжона. Фрай же помянул Ночных и проследовал за Гийомом до конюшни. Убедившись, что рыцарь покинул её на своих двоих, зашёл к Снежку и долго чистил его, приговаривая всякие глупости. Тревога отступила. Но ненадолго.

— Мастер Фрай! Мастер Фрай!

Мариса — горничная госпожи. Та, что ухаживала за ним во время болезни. Чернявая, пышная, с тёмными озорными глазами. Но сейчас в них плескался страх.

— Госпожа… Ох, Создатель Милосердный! Вы нужны! Скорее!..

Хиттер пошёл за ней без раздумий. Да, сэр Гийом выразился однозначно: к Анабели не приближаться. Но Фрай был должен госпоже. Не приставь она к нему Марису, вряд ли бы пережил зиму. А долг платежом красен, как любил повторять папаша.

Натужно пыхтя — паскудная болезнь наградила его одышкой — арангиец мерил шагами узкие ступени. Мариса семенила впереди, охая и причитая. При этом не забывала бесстыдно раскачивать бёдрами.

Ох, бабы, бабы…

Ещё зимой полногрудая горничная всем видом намекала, что не прочь покувыркаться с бравым хатеманом. Фрай и сам был не прочь, но благоразумно изображал тупого варанга. Он помнил, какими глазами на него смотрела госпожа. Когда узнает — именно когда, а не если; у влюблённых женщин потрясающее чутьё на соперниц — не поздоровится ни Марисе, ни ему. Хиттер сглотнул и усилием воли оторвал взгляд от аппетитного зада.

Вовремя. Горничная привела его в людскую, к закутку, отгороженному занавесками. Фрай вошёл туда — да так и застыл столбом. Анабель, растрёпанная, простоволосая, сидела на деревянном сундуке, прижав к лицу сырую тряпку. Левая скула отливала синевой, щека вспухла. Девушка подняла на арангийца покрасневшие глаза, полные боли, непонимания и детской, искренней обиды.

— …я ничего не… я просто… спросила…

Слёзы хлынули летним дождём.

Хиттер шагнул вперёд, не зная, куда деть руки. Они сами тянулись к ней — обнять, утешить — но это же госпожа… Или…

Она решила за него. Вспорхнула с сундука, прильнула к широкой груди правой, здоровой щекой. Ладони Фрая легли на тонкую, гибкую, как деревце, талию. Скользнули вверх, поглаживая, успокаивая.

— Ru’ig, Mädschi, ru’ig…

Анабель всхлипнула, прижалась к нему всем телом. Подняла заплаканное, распухшее лицо. И посмотрела.

Томно. Зазывно. Жадно.

Арангийца бросило в жар. Ночные… как давно он не знал женщины! Его солнце мигом взлетело в зенит, коснулось её бедра через штанину… Он чувствовал её всю. Сердце девушки билось, как птичка в плетёной клетке. Огромные глаза блестели страстью и недавними слезами. Каштановые волосы отливали золотом, ждали прикосновений…

Анабель обхватила шею Хиттера. Осы́пала его подбородок, губы и щёки неумелыми поцелуями. Фрай очень хотел ответить, но лишь крепче прижал её к себе. Сквозь ткань платья ощутил два твёрдых соска. «Великий Сол!»

Будто муравей пробежал по затылку. Арангиец вздрогнул и повернул голову.

На него в упор взирал Лотар. Бледный, напряжённый, ошарашенный. Анабель тоже его заметила и гордо вздёрнула опухший нос. Глаза ветерана расширились, челюсть поползла вниз. Он неуклюже развернулся и исчез в темноте коридора.

Фрай отпустил Анабель. Отстранился — мягко, но решительно. Не замечая молящего взгляда. И ушёл, оставив за спиной тихое хныканье.

«Ночь и Смерть! Какой же я болван!» Всё ведь ясно как Сол. Они поругались — господин в припадке отвесил ей пощёчину. И девчонка, чтобы досадить брату, решила соблазнить приблудного язычника. А тот и рад соблазниться…

Хиттер шумно выдохнул через нос. «О чём ты думал, Фрай?» И чем… Истину папаша рёк: «Wirden brieg, gnädíger Herr, Mädsch ut Kneipen zuv Kerkér!» Право слово, хоть сам себе шары отрезай…

Хорошо, всё кончилось ничем. Хотя… Что помешает Лотару рассказать господину? Уж кто-кто, а ворчливый кастелян точно не пылает к арангийцу любовью. Особенно после того, как лишился должности, которую занимал годами.

Ладно. Зови Ночь, лишь когда невмочь… тьфу, прицепилось! Зажарь тебя Сол, папаша, с твоими прибаутками! Фрай, отбросив терзания, пошёл привычным маршрутом. Оружейная, плац, посты. Везде нашлось, к чему придраться, но он не стал. Арангиец чувствовал, что может легко перегнуть палку, а бойцы — разве они виноваты, что сегодня его припекло?

В самом конце решил навестить караульную. И не прогадал.

Там его ждал Лотар. Коренастый, крепкий для старика. Сумрачное лицо иссечено шрамами. Вислые, как у степняков, усы. Бледно-голубые глаза мечут молнии. Серьёзный предстоит разговор…

— Он ударил её? — гавкнул кастелян, словно пёс.

Фрай, поборов смятение, кивнул.

Старик выругался и махнул на дверь — мол, закрой. Скрипнули петли.

— Я растил его с детства…

Глаза Лотара повлажнели, в тоне сквозила горечь.

— Они с сестрой были не разлей вода. Мелкие сорванцы! Ги всегда защищал её. Ни разу не поднял на неё руку! Ни разу!..

Наёмник хмыкнул.

— Это — не Ги! — прошипел кастелян, злобно уставившись на него.

— Война меняет, — пожал плечами Фрай. — Тебе ли не знать.

Лотар сморщился как от зубной боли.

— Не-ет, не война. Та шомрова охота! Приехал бледный, как мертвец… С тех пор всё скрытничает, готовится…

Он снова вцепился взглядом в наёмника и спросил, раздувая ноздри:

— Ты ездил с ним — расскажи, откуда деньги?

— Нечего рассказывать. — Помолчав, Фрай добавил: — Мы просто забрали две бочки.

— Угу, — покивал ветеран. — Таинственные друзья… И могущественные враги. Маркис де Волор, например…

— Плохой пример.

— Ты даже не представляешь, насколько, — бросил старик, утирая лоб. — На всём Севере нет мерзавца опаснее!

Фрай тоскливо глянул в потолок. Безумный мальчишка, колотящий сестру, умышляет против первого рыцаря Марки… Не надо мозги́ горстями жрать, чтоб понять, чем всё закончится.

Лотар будто читал по глазам.

— Ты неплохой человек, арангиец, — молвил он негромко. — Я узнал это тогда, у ворот. Ты мог решить всё быстро, но не стал калечить моих парней. Поэтому дам тебе совет: уходи.

«Хороший совет», — подумал Хиттер. Скоро подсохнет слякоть, и граница опять запылает. Наёмник вроде него легко найдёт работу. Зиму в Хэмптуне он скоротал, деньжат подкопил — пора бы и честь знать. Но…

— Что будет с девушкой?

— Я позабочусь, — Лотар склонил голову. — Забудь её. И уходи.

Арангиец задумался. Тогда, во дворе отцовской усадьбы, он встал против Дитера с его громилами не ради Эльзы. Она-то знала, на что шла, отчаянная сука. Но в доме, в своей колыбельке, плакал малыш Йоганн. Потому что хотел внимания и молока. И ведать не ведал ни о каком наследстве…

…

— Я не воюю с детьми. И тебе не дам.

— Попробуй, щенок. Бей его!..

Хиттер схватился с двумя бандитами сразу — они опали подобно озимым. Бросил в третьего свой кинжал. И пошёл на родного брата с голыми руками…

…

Что ж, долг платежом красен. Фрай, скрипнув зубами, вспомнил, чем отплатила ему Эльза на суде. Так он очутился здесь.

Но был ещё один суд.

Взору явился Слепой. Под мрачным дубом, в неровном свете костра. Алые блики скакали по морщинистому лицу. Вязкая кровь, срываясь с ножа, красила чёрным опавшие листья.

«Спасибо, старик. Теперь мой черёд быть упрямым слепцом».

— Я остаюсь.

Кастелян разочарованно дунул в ус. Но глаза его улыбались.