Три слепых мышонка

Глава 7

Спортзал полицейского управления не уступал по размерам хорошему школьному залу, он был неплохо оснащен, вовсю работали кондиционеры, и сейчас, около пяти часов дня, там было малолюдно.

Во всем огромном гулком зале, помимо Мэтью и Блума, тренировались еще двое. Один без устали нанизывал круги на беговой дорожке, другой в темно-синих плавках занимался штангой. Палящее солнце пробивалось сквозь стекла высоких, широких окон, стояла ясная погода. Как, впрочем, и вчера. В городе поговаривали, что это проделки русских. А у них там гласность. Новые идеи с трудом приживались в штате Флорида.

Блум был в серых тренировочных штанах и такой же футболке, с эмблемой полицейского управления Калузы. Мэтью натянул черные спортивные брюки и белую тенниску. Оба были в кроссовках. Блум возвышался над Мэтью сантиметров на десять и был тяжелее его на несколько фунтов. Он предполагал обучить Мэтью таким приемам борьбы, которые сводили на нет это преимущество.

— Ты немного поправился, — покачал он головой.

— На десять фунтов, — ответил Мэтью.

— Многовато, приятель, у тебя даже живот наметился.

— Знаю.

— Походи сюда каждый день, побегай.

— Да, надо бы.

— Столкнись ты с теми двумя ковбоями теперь, они прокатили бы тебя по всей 41-й улице до самого Форт-Мейерса.

Этот кошмар до сих пор преследовал Мэтью. Двое парней из Ананбурга однажды здорово намяли ему бока в баре. Он их догнал и отделал по первое число. Но самое страшное состояло в том, что его охватил страх. Он боялся, что они нападут на его след и ему не поздоровится. Блум постоянно твердил, что успех заключается не в удаче, а в мастерстве. В умении опередить противника и проломить ему башку до того, как он доберется до твоей. Блум втолковывал ему, что поднять руку на человека можно лишь освободившись от страха. Вам никогда не научиться драться по-настоящему, если у вас нет злости на таких ковбоев, которые готовы поиздеваться над вами, прежде чем выпустить вам кишки. Эти парни стали воплощением страха. Для того чтобы их одолеть, придется понатореть в выдавливании глаз и ломке хребтов.

— Если хочешь, давай сначала разомнемся, хорошо? — предложил Блум.

Они подошли к матам. Блум двигался достаточно грациозно для человека его комплекции. Мэтью, с едва намечающимся брюшком, не таким уж пока и солидным, передвигался куда медленнее и был неловок в ближнем бою. Пыхтя и отдуваясь, он крутился около Блума, пока наконец не смог провести стоящий апперкот.

— Порядок, — дернул головой Блум.

Последовал резкий удар в плечо Блума. Борись они по-настоящему, Блуму пришлось бы нелегко.

— Ну что, мы с тобой опять по разные стороны баррикад? — спросил Блум, тяжело дыша, и, сделав ложный маневр, нанес два быстрых коротких удара в челюсть. Было очень больно. Мэтью отступил назад и принялся кругами обхаживать Блума.

— Ты ведешь дело Лидза?

— Да, пришлось взяться.

— Подтверждаешь свою репутацию?

— Какую же?

— Отбираешь самые верные дела. — Блум улыбнулся. Это он так шутил. Три последних дела Мэтью можно было назвать как угодно, только не верными.

— Мы стараемся, ловим преступников и считаем дело сделанным, — говорил Блум. — А тут заявляешься ты и путаешь нам все карты. Скажи, Мэтью, почему бы тебе не сделать мне подарок?

— Что за подарок?

— Стал бы ты прокурором. Мы бы работали в одной связке.

— Да? — удивился Мэтью. — А что, Скай уходит на покой?

В противоположном конце зала штангист занялся боксерской грушей. Ритмичные глухие удары сопровождали их бой. Правда, это нельзя было назвать настоящим боем, они пританцовывали друг против друга, то сближаясь, то расходясь, делая большие круги, и время от времени доставая другого кулаком, пот заливал им лицо, футболки потемнели от влаги.

— Скай метит на Север, в Талахасси, — ответил Блум.

— А что это за крупную дичь он собирается подстрелить, Мори?

— Крупную дичь? — состроил Блум невинные глазки.

— До меня слухи дошли, — сказал Мэтью.

— И кто этот осведомитель?

— Маленькая желтая пташка.

— Что до меня, так я глух, слеп и нем, — сказал Блум.

— Может быть, журналисты чего-нибудь раскопают. Я не теряю надежды.

— Возможно, мы тоже все ждем.

— Чего?

— Спроси у своей пташки. Ну что, на сегодня хватит?

— Вполне, — обрадовался Мэтью.

Они подошли к своим сумкам, вытащили полотенца и принялись вытирать лицо и шею. Оба тяжело дышали.

— Можно тебя кое о чем спросить? — произнес Мэтью.

— Только не об этом деле.

— Нет, про арест Лидза.

— Давай.

— Расскажи мне, как это было.

— Да ничего особенного. Мы пришли к нему утром с бумажником, тем, что обнаружили на месте преступления. Это был явно его бумажник. Он вышел к нам в пижаме и не стал отрицать принадлежность бумажника. По нашей просьбе он пошел с нами. В кабинете капитана мы его допросили, и когда поняли, что ему не отвертеться, подключили Ская.

— Когда это было?

— Ты спрашиваешь, когда появились улики?

— Да.

— Когда позвонил Тран Сум Линх.

— И что он сказал?

— Сказал, что видел человека, который убил его друзей.

— И что дальше?

— Мы устроили очную ставку. Он опознал Лидза и сказал, что уверен, что именно Лидз выходил в ту ночь из дома убитых.

— А когда появился второй свидетель?

— На следующий день. После того как Лидзу было предъявлено обвинение.

— В среду?

— Может быть.

— Пятнадцатого?

— Точно не скажу, но похоже на то, — старался ничего не упустить Блум. — 911-й принял вызов в шесть тридцать утра четырнадцатого августа, во вторник. Звонил их приятель — от этих вьетнамских имен можно сойти с ума, — они всегда ездили вместе на работу, он обнаружил трупы. Ты ведь знаешь, что эти убитые парни днем работали на фабрике, а вечером — в ресторане. В общем, диспетчер направил туда машину Чарли, тот позвонил и подтвердил, что произошло тройное убийство. Капитан сразу же позвонил мне домой, на месте преступления я встретился с Роулзом, было часов восемь утра или чуть позже. Обнаружив бумажник, мы тотчас отправились на ферму Лидза. Я еще не встречал таких богатых фермеров, а ты?

— Бывает и такое.

— Да… — протянул Блум и принялся натягивать оранжевый, с оранжевыми завязками и штампом на спине «Собственность службы охраны побережья США» спасательный жилет. — Короче, в тот же день Тран его опознал, и мы отложили допрос второго свидетеля на другой день. Да, точно, это было в среду, пятнадцатого. Знаешь, зачем я натягиваю этот жилет?

— Вероятно, в спортзале ожидается наводнение, — пошутил Мэтью.

— Очень остроумно, — сказал Блум, но не улыбнулся. — Я собираюсь прикрыть от твоих ударов плечи и шею, понял?

— Скажи, Мори, когда вы приехали на ферму, вы не заметили там следов какого-либо вторжения?

— У нас были иные цели, Мэтью.

— Но вы не заметили следов взлома на дверях или окнах?

— Я же тебе сказал: мы не искали ничего такого.

— Хочу туда кого-нибудь послать, чтобы проверить.

— Конечно, только не забудь доложить Пэт, если обнаружишь что-нибудь.

— Не называй ее так, Мори.

— Но послушай меня, Мэтью. Ты даром теряешь время. Я понимаю, куда ты клонишь. Ты предполагаешь, что кто-нибудь залез к ним и украл эту куртку и кепку, так, да? Но тогда бы ему пришлось вернуться и положить их на место в шкаф. А еще он должен был бы украсть ключи от машины миссис Лидз, подложить ей их снова в сумочку, она лежала на верхней полке шкафа. Конечно, он мог сделать дубликат ключей, которые хранились у Лидза, но тогда кто вернул их на туалетный столик в спальне? Разве не так? Тебе уже известно, что…

— Да, Чарли Стаббс видел…

— Он видел Лидза, подъезжающего к лодочной станции на «масерати» около половины одиннадцатого вечера.

— А если это был не Лидз?

— А кто же?

— Мужчина в желтой куртке и желтой кепке.

— Не забудь, они принадлежали Лидзу.

— Такие кепки в свое время раздавали всем подряд, а куртку он купил в универмаге «Сиерз». Мало ли у кого в городе могли оказаться подобные кепка и куртка.

— По твоей логике, у всех этих гипотетических преступников могли оказаться ключи от «масерати», на которой ехал твой человек в желтой куртке и желтой кепке?

— Да, тут надо подумать…

— А ключи от лодки?

Мэтью вздохнул.

— Да, — твердо сказал Блум, — что касается двух твоих предыдущих дел, я, положим, ошибся. Но на этот раз у тебя не выгорит. Брось ты эту канитель. Мэтью. У Демминг это первое дело в нашем городе, она полностью выложится, чтобы одолеть тебя. Сделай мне одолжение, а? И тебе не придется отмахиваться от неприятностей. Ну, пожалуйста, а?

Мэтью промолчал.

— Ладно, — смирился Блум. — Сейчас я покажу тебе, как меня можно парализовать.

Дома Мэтью на автоответчике ждало два сообщения. Первое было от Уоррена Чамберса о том, что он разузнал номер машины.

— Черт, — не сдержался Мэтью.

И Джессика Лидз просила его перезвонить ей как можно скорее. Он не успел даже переодеться, и самым его страстным желанием сейчас было залезть под душ. И все-таки он отыскал в телефонном справочнике нужный номер и позвонил. На третьем звонке трубку подняла Джессика.

— Миссис Лидз, — сказал он. — Это Мэтью Хоуп.

— А, здравствуйте. Я так рада, что вы позвонили. Сегодня днем я разговаривала со Стивеном, он был так взволнован.

«Да, эти проклятые номера», — вспомнил он.

— Вы знаете, — начал он, — видимо, мы несколько поторопились.

— Что вы имеете в виду?

— Эти номера не зарегистрированы в штате Флорида.

— Не может быть, — воскликнула она.

— Мне очень жаль.

— Это удар для меня.

— Я понимаю.

— Может быть, это машина из другого штата?

— Тринх уверен, что номера флоридские.

— Стивен этого не перенесет.

— Он сказал вам, что это был за номер?

— Да.

— Вам никогда не случалось видеть эту машину?

— Мне?

— Не могла ли она проезжать мимо вашей фермы… или неподалеку… или что-нибудь в этом духе?

— К сожалению, не могу припомнить.

— Представьте себе, если кто-нибудь действительно проник в ваш дом…

— Да, я понимаю, о чем вы говорите. Но мы так уединенно живем, я бы наверняка заметила. Если бы машина проехала мимо дома…

— Да.

— Или повернула бы к нему.

— Да.

— Но нет, ничего подобного не было.

— Кстати, — сказал Мэтью. — Я пришлю к вам своего человека, чтобы он проверил окна и двери. Его зовут Уоррен Чамберс. Я попрошу, чтобы он сначала созвонился с вами.

— Наши окна и двери?

— Да, на предмет следов вторжения.

— Ах да, хорошая мысль.

— Он вам предварительно позвонит.

— Пожалуйста.

Она помолчала некоторое время. Потом произнесла:

— Даже не знаю, как сказать об этом Стивену.

Мэтью тоже не знал, как это сделать.

— Не беспокойтесь, — утешил он ее. — Я попробую позвонить сам.

Фотографическая память Уоррена Чамберса была ему крепкой подмогой на протяжении всей его жизни. Учась в школе, а потом недолгое время в колледже, он отлично справлялся с экзаменами. В то время как его соученики пыхтели над шпаргалками, исписывая манжеты и ладони, он без труда воспроизводил целые страницы книг. Дословно. Казалось, у него перед глазами возникала фотография и он просто считывал текст. Феноменальная память. У него была и абсолютная память на лица. Будучи на службе в департаменте полиции Сент-Луиса ему хватало одного раза взглянуть на фотографию преступника, и она навсегда откладывалась в его памяти. Заметив однажды такого фраера на улице спустя два года, он шел за ним несколько кварталов, пока не выяснил, какую пакость тот замышляет.

Случись Уоррену в ту ночь увидеть номера машины преступника, уж он-то запомнил бы их непременно. Он щелкнул бы своим фотоаппаратом, который устроен у него в мозгу. Оранжевые цифры флоридских номерных знаков отпечатались бы навечно.

Уоррен Чамберс вполне заслужил звание Мистера Память.

Но сегодня с ним случился конфуз.

Он никак не мог вспомнить номер телефона Фионы Джилл.

«Уверена ли я, что мой домашний телефон — его, кстати, нет в справочнике — 381–2645?»

Так она сказала.

Или нет?

Он набрал номер 381–2645 и в ответ услышал рычание, как будто зверя забыли в клетке. Мужской голос бесновался в трубке: почему его разбудили посреди ночи, хотя было половина девятого. Он решил, что произошло неправильное соединение, безупречная память не могла подвести его, и он снова набрал тот же номер. В трубке по-прежнему рычало чудовище, посылая проклятия тем, кто не дает людям спать по ночам…

Уоррен поспешил отключиться.

Он был уверен, что правильно заполнил первые три цифры. Все телефонные номера в Калузе начинались с тройки: 349, 342, 363. Значит, 381. Но как он мог перепутать остальные четыре цифры? Может быть, он запомнил их в неверном порядке? Если так, то сколько существует комбинаций цифр 2, 6, 4 и 5?

Он вспомнил главу по комбинаторике из школьного учебника математики. В памяти всплыла формула 4×З×2×1 = Х, и, применив ее в комбинации 4×3 = 12×2 = 24×1 = 24, он перемножил цифры и получил 24 возможных комбинации с цифрами 2, 6, 4 и 5. Он уже дважды набирал 2645. Значит, оставалось проверить всего 23 варианта.

Он начал с номера 2654, потом набирал поочередно 2564, 2546, 2465 и 2456.

По этим номерам Фионы Джилл не было.

К девяти часам он окончил следующий ряд, поэкспериментировал с шестеркой: 6245, 6254 и так до конца, до 6542, но Фионы Джилл не было и там.

Он подсчитал, что на проверку одного номера он теряет около тридцати секунд, обычно трубку поднимали после четвертого гудка, он спрашивал Фиону Джилл, выслушивал отрицательный ответ и вешал трубку. В каждом ряду было по шесть комбинаций номеров. На них уходило 180 секунд. То есть три минуты или около того, в зависимости от продолжительности разговора.

В пять минут десятого он проверил все номера, начинающиеся с цифры 5. Фионы нигде не было. Он взялся за последний столбик.

381–4265.

— Алло?

— Можно попросить Фиону Джилл?

— Здесь таких нет.

Потом 381–4256.

И 381–4625.

И так до последнего сочетания 381–4562, телефон беспрерывно звонит…

— Алло?

Негритянка.

— Фиона?

— Кто?

— Мне нужна Фиона Джилл.

Ошиблись номером.

Отбой.

Он совершенно упал духом, его хваленая память так его подвела. Он решил, что вкралась ошибка. Она могла также дать неправильный номер. Вполне вероятно, она из-за волнения перепутала собственный номер телефона. Но как же он теперь узнает ее номер, если тот не помечен в справочнике? Он поднял трубку и вызвал оператора. Послышался один гудок, второй.

— Оператор.

— Детектив Уоррен Чамберс, — представился он. — Департамент полиции Сент-Луиса.

— Да, мистер Чамберс.

— Мы расследуем убийство, ищем сестру убитого.

— Убийство, Боже мой, — сказала она.

— Да, ее имя Фиона Джилл, видимо, ее номер…

— Она жертва?

— Нет, сестра. Она живет здесь, в Калузе. Я хотел бы узнать…

— Как у вас там с погодой?

— Замечательно. Просто отличная погода. Прекрасная летняя погода. Фиона Джилл. Д-ж-и-л-л. У меня нет ее адреса.

— Одну минуту, сэр, — сказала она. Через десять секунд она вернулась. — Извините, сэр, этот номер не помечен.

— Да, я знаю.

— Нам не разреша…

— Речь идет об убийстве, — настаивал Уоррен.

Обычно это срабатывало.

— Простите, сэр, мы не имеем права давать эти номера.

— Да, я понимаю. Могу я поговорить с начальником подразделения?

— Да, пожалуйста, сэр, одну минуту.

Уоррен подождал.

— Мисс Кадмен, — произнес женский голос.

— Детектив Уоррен Чамберс, — представился он. — Мы расследуем убийство в Сент-Луисе, мне необходимо узнать телефон женщины по имени Фиона Джилл, она живет в вашем городе. Вы не могли бы попросить вашего секретаря…

— Где произошло убийство?

— В Сент-Луисе.

— Вы, наверное, шутите, — сказала она и повесила трубку.

Уоррен уставился на телефон.

Да, все-таки не всегда это срабатывало.

Он опустил трубку на рычаг, задумался на секунду и полистал свою записную книжку. Для последнего дела, которое вел Мэтью, Уоррен нанимал двух ребят из пригорода, им вменялось следить за одним домом. Одного из них в тот раз убили, а с другим Уоррен до сих пор поддерживал отношения, но негласные, другие невозможны между белым и черным в этом городе. Он отыскал в книжке домашний телефон Ника Олстона, глянул на часы — двадцать минут десятого — и набрал номер.

— Алло, — отозвался кто-то на том конце.

— Ник?

— Ну?

— Уоррен Чамберс.

— Как дела, Чамберс?

Обрадовался звонку старика Уоррена.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал Уоррен.

— Ну?

Без сомнения, он в восторге.

— Я разыскиваю телефон, — продолжил Уоррен. — По делу, которым сейчас мы занимаемся.

— Где?

— Здесь, в Калузе.

— Я имею в виду, телефон где.

— В том-то и дело. Его нет в справочнике.

— Ты не шутишь? Когда он тебе нужен?

— Сейчас.

— Ты позвонил мне домой.

— Попроси кого-нибудь разузнать!

— Попробую. Ты где?

— Дома.

— В Ньютауне?

Это был район Калузы, где жили цветные.

— Нет, я живу в Гибикусе.

— Давай номер, — сказал Олстон.

Уоррен назвал.

— Как зовут того человека?

— Фиона Джилл, — ответил Уоррен.

— Она из Налоговой комиссии, да? — спросил Олстон.

— Правильно.

— Транспортные средства, да?

— Именно. Мне срочно требуется по номеру машины узнать владельца.

— Для этого будешь звонить ей домой?

— Придется, — вздохнул Уоррен.

— Ну ладно, черт с тобой, я перезвоню.

Он перезвонил через десять минут.

— Ее номер 381–3645, — сообщил он.

— Ах ты черт, — воскликнул Уоррен.

— Да, — сказал Олстон. — Что-нибудь не так?

— Три, а не два.

— Я тебя сразу раскусил, Чамберс, надеюсь, ты понимаешь, что я не занимаюсь сводничеством.

— Очень тебе благодарен.

— Само собой.

— Я этого не забуду. Большое спасибо, Ник, я очень тебе обязан.

— А ты помнишь моего приятеля? — спросил вдруг Олстон. — Чарли Маклина? Помнишь, мы с ним следили за домом?

— Да, помню, — ответил Уоррен.

— Знаешь, мне так его не хватает, — вздохнул Олстон.

Они помолчали.

— Давай-ка выпьем как-нибудь пива, — предложил Уоррен.

— Давай, — согласился Олстон.

Говорить было не о чем.

— Я тебе перезвоню, — сказал Уоррен. — Спасибо тебе.

— Да ладно, — ответил Олстон и повесил трубку.

Уоррен положил трубку и прикинул, не поздно ли звонить Фионе — было тридцать пять минут десятого. Пока он размышлял, зазвонил телефон. Он поднял трубку.

— Алло!

— Уоррен?

— Да.

— Привет, это Фиона Джилл.

Пляжи Калузы меняются в зависимости от времени года. В мае ослепительно белый песок лежит широкой полосой, а в ноябре узкая лента пляжа покрывается ракушками, водорослями и деревянными обломками. Ураганы наводили страх на жителей не только в силу возможного ущерба городу и окрестностям, но и из-за боязни потерять драгоценное прибрежье Мексиканского залива. В районе Калузы было пять островов, но только три из них тянулись вдоль берега, с севера на юг — Стоун-Крэб, Сабал и Уиспер. Два других — Фламинго и Люси — напоминали внушительную гряду камней, пересекающую залив и упирающуюся одним концом в материк, а другим — в Сабал и Стоун-Крэб. Самый большой урон по осени неистовые штормы наносили Стоун-Крэбу, наиболее уязвимому из них.

Десятилетия разгула воды и ветра разорили и смыли некогда великолепные пляжи Стоун-Крэба. Узкая отмель была стиснута с двух сторон бухтой и Мексиканским заливом, войти в нее можно было лишь на шлюпке. За всю историю побережья Бог оказался милостив только к пляжу Сабал, сохранив его в целостности. С недавнего времени этот пляж был отдан нудистам, в результате чего строгим офицерам полиции Калузы приходилось на многое смотреть сквозь пальцы.

Но вольности дозволялись не всем.

Женщины на пляже Сабал могли загорать и купаться без верхней части купальника. Но стоило хоть кому-нибудь даже на мгновение обнажить гениталии, как словно из-под земли возникала голубая полицейская машина и страж закона в полной амуниции гордо дефилировал по песку, опустив голову ниже плеч, изучая береговую полосу, и хватал нарушителя общественного порядка на основании указа, принятого еще в 1913 году, до обретения Калузой статуса города.

На вечернем шоссе, ведущем к пляжу, старый «бьюик» Уоррена был единственной машиной. До основной стоянки было далековато, там, около большой беседки, тусовалась местная молодежь, совершая свои немыслимые племенные обряды. Где-то в стороне звучала акустическая гитара. Тихая мелодия неспешно лилась по округе. Природа, казалось, оцепенела. Уоррен нервничал.

Подобное волнение он ощутил как-то в Сент-Луисе, когда ему с четырьмя товарищами пришлось выбивать с крыши снайпера, тогда они, облаченные в бронежилеты, снесли пожарную дверь и оказались под шквалом огня. Животный страх охватил Уоррена. Навстречу им поднялся совершенно безумный человек. Волосы его вздыбились на макушке, он походил на разбушевавшегося идиота. Но глаза у него были небесно-голубые, пустые глаза, которые блестели на солнце. Страшнее существа в человеческом облике ему тогда видеть не случалось. С тех пор разные типы встречались на его пути, он осознал, что мир перенаселен безумцами, от одного вида которых кровь стынет в жилах. Но случись ему определять ужас, он сразу вспомнил бы того голубоглазого идиота, который поливал огнем залитую солнцем крышу.

Сейчас он не был напуган, просто нервничал.

Потому что…

Ну, в общем…

Фиона извинилась за поздний звонок, сообщила, что ей приятно было с ним познакомиться, и посетовала на невыносимую духоту.

— Я даже не припомню такой жары.

— Я тоже, — согласился Уоррен.

— За два дня ни капли дождя, — усмехнулась она. — Не иначе как русские нашкодили.

— Наверное.

Он не мог понять, зачем она позвонила.

— Хорошо бы в такую ночь искупаться, у вас случайно нет бассейна? — наконец решилась она.

Уоррен не стал скрывать, что живет в однокомнатной квартире на втором этаже в районе Гибикуса без бассейна. Она посетовала на отсутствие в их жилищах бассейна, как славно было бы в такую чудную ночь выкупаться, правда, уже поздновато…

— Да нет, совсем не поздно, — возразил он, взглянув на часы. — Всего лишь двадцать минут десятого.

— Вот бы поплавать при лунном свете, — мечтательно произнесла она.

— Да, неплохо бы, — согласился он.

— Вы тоже так считаете? — поинтересовалась она.

Они помолчали.

Точно так же сегодня днем в офисе Налоговой комиссии шанс витал в воздухе, но его не использовали…

— У меня есть предложение, — собралась с духом Фиона. Уоррену даже в голову прийти не могло, сколько мужества ей для этого понадобилось. — Я подумала, что, может быть, вы заедете за мной…

— Да, — с ходу согласился он.

— Захватите меня…

— Да, конечно, — сказал он.

— И мы поедем на Сабал.

Сабал, мелькнуло у него в голове.

Сердце заколотилось в груди, и взмокли ладони.

Фиона могла предложить любой другой пляж для купания при лунном свете — благо луны хватало на всех, — но она предложила Сабал. Единственный нудистский пляж на побережье.

На ней были сандалии и спортивный костюм на «молнии». Пока Уоррен закрывал машину, она сняла обувь и держала сандалии в руках за ремешки. Он был в джинсах, хлопчатобумажной спортивной куртке и мокасинах на босу ногу. Он подошел к багажнику, открыл его и вынул оттуда полотенца, одеяло и флягу с охлаждением. Во фляге он поставил на лед бутылку из-под апельсинового сока с мартини и банку с деревенским паштетом, которую успел купить во французском магазине на Гайнез-стрит. Он вынул из багажника еще и коробку печенья, бумажные тарелки, пластмассовые стаканчики и кольт 38-го калибра.

— Помочь тебе? — вызвалась Фиона.

— Возьми, пожалуйста, полотенца, если не трудно.

— Конечно, — сказала она. — Давай я захвачу одеяло.

— Нет, не надо, — возразил он и протянул ей полотенца. Захлопнув багажник, он, казалось, впервые внимательно посмотрел на номер машины: ДТЮ 89Р.

Три буквы, две цифры и еще буква. Так она сказала.

Он на минуту опустил флягу на землю, сбросил мокасины и перекинул одеяло через плечо. Флягу он пристроил на другом плече и пошел вслед за Фионой по пляжу. Было время прилива. Ни ветерка, волны тихо бились о берег и ворча отступали. Метрах в трех от воды они расстелили на сером песке одеяло. Уоррен окинул взором безлюдный пляж.

Фиона расстегивала «молнию» на костюме.

— Я собирался тебе позвонить, — сказал он. — Но ты меня опередила.

— Обманщик, — не поверила она.

— Нет, правда.

Она расстегнула «молнию» и повела плечами, освобождаясь от костюма, он соскользнул к ее ногам, и она переступила через него. Она была в узком купальнике-бикини зеленого цвета.

— Я хотел пригласить тебя на ужин, — добавил он.

Она показалась Уоррену ослепительно красивой.

— Это уже что-то, — расплылась она в белозубой улыбке, потом развернулась и побежала к воде. Он проводил ее взглядом. Какая красивая, еще раз отметил он. Интересно, сколько часов занимается аэробикой? Он расстегнул ремень, скинул джинсы и куртку. Оказавшись в боксерских трусах, ощутил неловкость. Хорошо бы было надеть что-нибудь более сексуальное, скажем, огненно-красные итальянские плавки с черными и голубыми переливами. Но у него таких плавок не было.

Она наблюдала за ним из воды.

Высокий мускулистый атлет.

Просто красавец, подумала она.

Длинными прыжками одолев пляж, он с разбегу врезался в воду.

— Вода еще теплее, чем воздух, — сказал он.

— Да, — согласилась она.

— Просто здорово, — сказал он, думая о ней.

— Еще бы. — Она имела в виду его.

— Я не мог позвонить, потому что перепутал твой телефон, — продолжал Уоррен.

Они стояли в воде друг против друга. Лунный свет дрожал на поверхности воды, вокруг на воде словно поблескивали серебряные монетки.

— Стыдно, — пожурила она.

— У меня хорошая память.

— Скорее всего тебе захотелось его забыть.

— Зачем мне этого хотеть?

— Не знаю. Возможно, ты меня боишься.

— Нет, нет.

— Я ведь старше тебя — поопытнее.

— В этом ты права, — согласился он.

— Несомненно. — Она загадочно улыбнулась.

— Ты очень красивая, — не сдержался он.

— Ты тоже.

Они нежно коснулись друг друга губами. Она удовлетворенно вздохнула.

Он был счастлив.

Они пробыли в воде минут десять, ощущая на губах вкус единственного поцелуя. Ночь томила ожиданием.

— Как бы ты смог мне позвонить, если забыл мой телефон?

— У меня приятель работает в полицейском управлении, он мне помог.

— Сколько хлопот!

— Да.

— Напомни-ка мне его, — попросила Фиона.

— 381–3645, — выпалил он.

— Нет вопросов.

— Теперь-то не забуду, — произнес он, проведя пальцем по лбу.

— Сколько хлопот, — повторила она, притронувшись губами к его щеке.

Они стояли почти у берега. Уоррен обнял ее и привлек к себе. Она обвила его руками за шею. Крепко поцеловала. Его руки скользнули вниз. Она еще крепче прильнула к нему.

— Господи, — выдохнула она.

Держась за руки, они шли по безлюдному пляжу. Ярко светила луна на усыпанном звездами небе. Они были одни, окутанные ночью, одни во всей вселенной.

— Я захватил мартини, — признался он.

— Очень предусмотрительно, — похвалила его Фиона.

Он отвинтила крышку фляги, достал паштет. Она с удовлетворением наблюдала за его жестами. До чего же ему идут боксерские трусы и модная стрижка! Она было потянулась снять верх купальника, все одно они на нудистском пляже, но решила предоставить это мужчине.

Он открыл коробку печенья, достал белый пластмассовый нож и пару пластмассовых стаканчиков.

— Я налью мартини, если ты сделаешь бутерброды, — сказал он и протянул ей белые бумажные тарелки.

Он любовался ее длинными изящными пальцами, лунными бликами, играющими на ее высоких скулах и безупречном носе. Она так старательно размазывала паштет на печенье, склоняясь над тарелкой.

— Красивее тебя женщины я не встречал, — сознался он.

— Ты очень милый, — подняла она на него свои томные глаза.

— Пластмассовые стаканы не очень подходят для мартини, — смутился Уоррен.

— Сойдут, — успокоила его Фиона.

— Я забыл про оливки, — вспомнил он.

— А кому здесь нужны оливки? — спросила она.

Он разлил вино.

— Я очень люблю мартини, — призналась Фиона.

— Я тоже.

Они прикрыли флягу крышкой. Получился маленький столик, на котором стояла тарелка с бутербродами и бутылка с остатками мартини. Лунный свет играл в ее волосах, касался ее груди, чуть прикрытой купальником. Он вдруг ощутил, что умрет, если она снимет купальник. Он мысленно молил, чтобы она не делала этого дешевого жеста. Но Фиона Джилл была не из дешевых женщин.

— Ты смотрел «Отсюда к вечности»? — прервала она молчание.

— Кажется, да. Ты имеешь в виду фильм? Да, смотрел по телевизору.

— Нет, я не имею в виду сериал…

— Нет, нет, фильм. С Бертом Ланкастером и Деборой Карр.

— Какое крепкое, но хорошее вино.

— Спасибо.

— Мне оно напомнило этот фильм.

— Да?

— Вернее, один эпизод из фильма.

— Какой, Фиона?

— Волны накатываются на берег, и они на пляже занимаются любовью, — сказала она.

Его сердце усиленно забилось.

— Волны накатываются на берег, — повторила она и посмотрела в сторону моря. — А ты не обратил внимание, что в кино почти не показывают любовных сцен с неграми. Разве что иногда по телевизору. Ты можешь представить себе Билла Косби в любовной сцене?

— Мне кажется, я видел такие сцены, — сказал Уоррен.

— Да, и в каких же фильмах? — спросила она.

— Вроде бы Грегори Хайнз снимался в таких сценах.

— Я не видела ни одной сцены с целующимся Эдди Мерфи.

— А в том фильме, где он играет вождя африканского племени и отправляется за невестой? Вот с ней-то он и целовался.

— Ты уверен?

— Да.

— А почему бы тебе не поцеловать меня? — спросила Фиона.

Отставив стакан, он опустился на одеяло и страстно поцеловал ее.

— Мне нравится, когда ты целуешь меня, — прошептала она.

— Я без ума от твоих губ, — тихо произнес он.

Уоррен оттянул купальник и дотронулся до ее обнаженной груди. Соски затвердели. Вероятно, от воды, решил он, хотя вода была теплой.

— Они боятся, — ухмыльнулась она.

— Чего же? — не понял он.

— Показать, как негры занимаются сексом, — сказала она.

— Это точно, — согласился Уоррен.

— Они боятся, что разразится буря, — переливчато рассмеялась она.

Он поцеловал ее в смеющийся рот. И потянулся к купальнику. Ее грудь обнажилась.

Она откинулась назад.

Он поцеловал ее соски.

Ее рука нежно скользнула вниз по его бедру.

— Как ты думаешь, то, что говорят о нефах, правда? — спросила она.

Это могло значить лишь то, что она не знала белого мужчину и не могла сравнить. Он надеялся, что так оно и есть. Ему хотелось верить, что она вышла замуж девственницей и принадлежала одному мужу. Это, конечно, фантазии, но он чуть было не решился спросить ее об этом. Вместо этого он погладил ее по животу и положил руку под узенькие бикини.

— Я думаю, они правы, — сказала она.

— Да, — согласился он.

— Я говорю о темнокожих мужчинах, — уточнила она.

— Да, — повторил он, поглаживая ее пальцами.

— Они трусят показать настоящую любовную сцену, — произнесла она.

— Да, — сказал он, прерывисто дыша.

— Они боятся, что сексуальные негры заполонят улицы и… — В подтверждение своих слов она крепко прижалась к нему, — …насладятся всеми белыми женщинами в этой стране.

— Так оно и будет, — сказал он. От возбуждения у него перехватило дыхание.

— Разве ты не хочешь меня поцеловать? — спросила она.

Он поцеловал ее.

От предвкушения наслаждения у него закружилась голова.

— Эй, поаккуратнее на поворотах, — попросил он ее.

— Нет, — возразила она.

— Что ты делаешь? — воскликнул он.

— Ничего особенного, — отозвалась она.

— Разве так…

— Они показывают только любовные игры белых, — ее рука действовала вполне недвусмысленно, — и черный секс — им не по зубам. Ну вот, малыш, теперь порядок. Показывают невинные поцелуйчики, от них никогда не дождешься настоящего секса, о нет, да-да, вот здесь, о Господи, они не знают, что такое настоящий секс, Боже мой! — вскрикнула она и приподняла бедра. Он снял с нее трусы и бросил их на песок, расслабленная, она откинулась на одеяло, отдавая себя в его власть. Он молниеносно скинул трусы и взял ее.

— Никогда им не видать ничего подобного, — выдохнула она. — Никогда, Господи.