Тринадцатая
Как же тяжело жить, когда ждёшь неприятностей в любой момент… Зачем незнакомец появился в моих снах? Нет, это всё же не сны. Теперь я в этом уверена. В последний сон я поняла, что умею проваливаться куда-то глубже. Что это? Я не знаю. И почему у меня получается — тоже не знаю. Это что-то очень ненормальное.
Наверное, когда меня клонировали последний раз, что-то сделали не то или, наоборот, в попытке улучшить меня слишком преуспели. Но теперь я буду бороться за себя, за свою жизнь. И… я хочу увидеть в реальной жизни того, чьи губы и руки могут дарить такое наслаждение. Хочу в реальности задыхаться от жадных поцелуев и чувствовать, что кого-то свожу с ума…
Забравшись с ногами на полку, я запросила у искина фильм о космических путешествиях. Как оказалось, все мы почти не помним Землю. С кем бы я ни разговаривала, все помнили что-то отрывками, но никого это не беспокоило. Только меня. Мне пришлось постараться и расспрашивать очень аккуратно, так, чтобы искин ни в чём меня не заподозрил.
Искин развернул огромный экран и запустил какой-то фильм. Что-то очень старое. Технологии, показанные в фильме, вызывали снисходительную улыбку. Но зато в голове стали всплывать сведения, которые, словно, покрылись пылью.
Я чётко вспомнила, как выглядит родная планета из космоса, сколько планет в нашей системе, кое-что о центральной звезде и даже название галактики.
Быть может, я не дам моему странному сталкеру координаты станции, но я смогу дать ему описание места, откуда нас отправили. Может, это ему как-то поможет. Я хочу, чтобы он меня нашёл. Как же я этого хочу! Немного поколебавшись, после фильма, я всё же решилась задать вопрос. Сейчас он будет выглядеть вполне нормально.
— Искин, а мы далеко от Земли?
— Тоскуешь, Тринадцатая?
— Нет. — я равнодушно пожала плечами. — Эта станция давно наш единственный дом. И нам хорошо здесь. Просто жаль тех, кто остался там, на Земле.
— Время отбоя, Тринадцатая. Выпей таблетку.
Чёрт! Да чтоб тебя! Послушно пью таблетку и ложусь спать. Не повезло.
Утром всё, как всегда, только я стараюсь удержать в памяти конструкцию Солнечной системы. За обедом, к моему столику вдруг подошёл Р-двадцать седьмой. Лицо его было каменным, а в глазах мелькнула растерянность.
— Приятного аппетита, Тринадцатая. — он поставил поднос на стол и придвинул стул.
— Взаимно. Что-то случилось? — я просто стараюсь быть вежливой.
Р-двадцать седьмой качнул головой и вдруг спросил:
— Хочешь мои овощи?
Что? Я так и не донесла ложку ко рту, медленно вернула её в тарелку. Мне пришлось прочистить горло, чтобы задать вопрос.
— Почему ты спросил?
— Не знаю. Я… просто помню, что хотел заботиться о тебе… — Р-двадцать седьмой потёр лоб длинными пальцами.
— Что ты ещё помнишь? — в душе едва затеплилась надежда, что он вспомнит его отношение ко мне.
Р-двадцать седьмой едва заметно пожал плечами.
— Всё.
— Это вряд ли. — я усмехнулась.
— Неважно. — теперь в глазах Р-двадцать седьмого появилась решимость. — Я хочу заботиться о тебе. — он решительно сгрёб половину своей нормы овощей в мою тарелку. — Ешь.
— Спасибо. — я опустила глаза и подавила улыбку. Что-то явно сбоит в системе клонирования.
Я подождала, пока он доест обед, и мы вместе понесли подносы в помоечную.
— Слушай, пошли после работы в развлекательный центр. Хочу тебя кое о чём спросить. Пойдёшь?
Р-двадцать седьмой серьёзно кивнул:
— Хорошо. Я зайду за тобой. — и он, подхватив свой серебристый чемоданчик, ушёл.
Я знаю, что искин контролирует всех и всё. Эта станция и есть искин. Значит, мне нужно придумать способ, как поговорить с Р-двадцать седьмым так, чтобы искин ничего не понял, или понял не всё.
До конца дня я ломала голову, как мне провернуть задуманное. И решила затащить парня в имитационную капсулу. Их на станции несколько — с полным погружением в выбранную атмосферу, даже с генерацией запахов и ощущений. Это тебе не то старое дерьмо, что меня пичкал искин в каюте.
Казалось, что Р-двадцать седьмому всё равно, куда идти. Он помнил что-то, но не испытывал ко мне тёплых чувств того Р-двадцать седьмого, чьё изменённое сознание внедрили в клонированное тело.
В капсуле я выбрала прогулку по весеннему парку. Р-двадцать седьмому было всё равно, а мне хотелось красоты и лёгкости. Каждый раз удивляюсь этой технологии. Вот только что мы были на орбитальной станции, а через секунду уже шли по красивейшему парку. Воздух, напоённый ароматами цветов и сладковатой липы, кружил голову. Лёгкий тёплый ветер касался волос. Под ногами пригибалась молодая, зелёная трава.
Мне всё время хотелось взять Р-двадцать седьмого за руку… Наверное, это чувство вины. Я потянулась к самому его уху.
— Послушай… только не выказывай эмоций. Я не знаю, слышит ли нас искин здесь. Мне нужна помощь. — прошептала так, чтобы только он мог слышать.
Он чуть шевельнул губами:
— Какая?
— Ты знаешь, где мы?
Р-двадцать седьмой повернулся ко мне. В его глазах было столько искреннего удивления:
— А разве ты не знаешь?
Я покачала головой и улыбнулась.
— Мы в… — начал он и запнулся, свёл брови к переносице, явно стараясь вспомнить, растерянно потёр высокий лоб, и как-то беспомощно признался. — Я тоже не помню. Как так-то?
— Пойдём. — я всё-таки взяла его за руку.
Мы вышли к небольшому пруду и уселись прямо на тёплый песок рядом с водой. Надо же, ощущение прохладной воды, в которую я опустила ступни, было таким настоящим… Надо отдать должное — наш искин бесподобен.
— Послушай, Тринадцатая, я узнаю. — голос парня звучал решительно.
Я кивнула и улыбнулась ему:
— Узнай. У тебя больше возможностей, чем у меня. Мои растения со мной не разговаривают. Главное, чтобы ты помнил наш разговор после погружения.
Мы ещё долго гуляли. Мне совсем не хотелось возвращаться в тесные коридоры станции. Как, должно быть, хорошо было на Земле, как уютно и беззаботно.
Но всему приходит конец. Р-двадцать седьмой проводил меня до каюты, но заходить не стал. Да и я бы не позволила. Когда Р-двадцать седьмой прощался со мной, вдруг сказал:
— Я помню. — и впервые искренне мне улыбнулся…