Тринадцать пуль

1

Рапорт о происшествии,

составленный особым представителем

Джеймсоном Аркли,

10/4/83 (аудиозапись)

Шел дождь, и видимость была паршивая. Ночная закусочная находилась на углу, на пересечении двух главных улиц. Свет, пробивающийся сквозь тонированные стекла окон забегаловки, едва освещал мостовую. Я передал бинокль Вебстеру, своему коллеге, и спросил:

— Видишь его?

Подозреваемый, о котором шла речь, некий Питер Байрон Лэрс (имя, возможно, вымышленное), сидел в закусочной, согнувшись над стойкой. Он был увлечен разговором с официанткой средних лет. Если бы он выпрямился, то показался бы высоким, но, согнувшись в три погибели, выглядел не столь внушительно. Лицо Лэрса было очень бледным, а черные кудрявые волосы торчали во все стороны в диком беспорядке. Огромный красный свитер висел на нем мешком: «Еще одна попытка скрыть свои габариты», заключил я. На его носу красовались очки с толстыми стеклами в черепаховой оправе.

— Не знаю, Аркли, чему вас там учили в школе федералов, но я никогда не слышал, чтобы кто-то из них носил очки, — с долей ехидства, возвращая мне бинокль, произнес Вебстер, мой связной из полицейского участка.

— Заткнись.

Неделей раньше, в Ливерпуле, Западная Виргиния, я обнаружил на чердаке шестерых убитых девушек. Похоже, там устроили вечеринку. Девушек разорвали буквально на куски, так что трое экспертов лаборатории мучились целые сутки, чтобы определить, сколько же всего было тел. Я чувствовал себя паршиво. Чтобы выяснить кличку этого мерзавца, я голыми руками стер в порошок одного из его прихвостней. И сбрасывать обороты не собирался.

Лэрс встал и, все еще не поднимая головы, достал из кармана кожаный бумажник и принялся отсчитывать мелкие купюры. Казалось, он о чем-то задумался. Наконец окинул взглядом кафешку, выпрямился в полный рост и глянул в окно на улицу.

— Он что, заметил нас? — спросил Вебстер. — В такую-то погоду?

— Не уверен, — ответил я.

В следующий миг на стеклянную витрину забегаловки выплеснулось около галлона ярко-красной крови. Что делалось внутри, я разглядеть не мог.

— М-мать т-твою! — взревел я, выскакивая из машины и бросаясь по тротуару к забегаловке. Дождь в мгновение ока промочил меня насквозь. Я ворвался в закусочную; звезда федерала сверкала у меня на груди, но нападавший уже смылся, а в помещении не осталось ни одной живой души, на кого мой значок мог бы произвести впечатление. Официантка лежала на полу, ее голова была практически оторвана от туловища. Начитавшись литературы, ждешь, что раны от укуса вампира — это изящные маленькие дырочки, ну, может, пара синюшных пятен. Лэрс же вырвал у женщины большую часть шеи. Ее яремная вена торчала наружу, напоминая обрывки горловины сдувшегося воздушного шарика.

Кровь залила стойку бара и забрызгала потолок. Я расстегнул кобуру с табельным оружием и обошел тело вокруг. Где-то чуть дальше должна быть уборная. Мне пришлось удержать себя, чтобы не броситься туда со всех ног. Если Лэрс в сортире, а я рвану за ним в полумрак мужских кабинок, моя неосмотрительность погубит меня. Поэтому я выскочил обратно под дождь. Вебстер уже завел машину. Мотор ревел, поднимая с постелей жителей близлежащих домов. Да еще и вертолет снижался над нашими головами с таким грохотом, что можно было не сомневаться: завтра утром на нас поступят жалобы. Прожектор вертушки разгонял сумерки вокруг закусочной. Вебстер слегка нажал на газ, и мы въехали в переулок позади ресторанчика Я внимательно разглядывал сквозь дождь мусорные контейнеры и разбросанные отходы. Все пока тихо. У нас было неплохое прикрытие: полицейские следили за территорией перед рестораном. Кроме того, на подходе ребята, вооруженные с ног до головы. Вертолет мог оставаться здесь хоть всю ночь, если потребуется. Я попытался расслабиться.

— Группа захвата уже совсем рядом, — сказал Вебстер, откладывая рацию.

Мусорный контейнер в переулке сдвинулся на дюйм; можно было подумать, что бомж, устроившийся внутри, почесался и перевернулся во сне. Мы с Вебером застыли на мгновение, которого хватило, чтобы убедиться: это не глюки, мы оба видели то, что видели. Я проверил оружие и начал методично заряжать его разрывными пулями, которые превращают плоть человека в безжизненные клочья, а сам не сводил глаз с контейнера. Сегодня нельзя дать этому психопату уйти, поэтому, если потребуется освятить ствол у священника, я так и сделаю.

— Возможно, особый представитель Аркли, нам следует слегка притормозить, — предложил Вебстер, — пусть им занимается группа захвата.

Обращение ко мне по званию означало, что он вел запись наших разговоров и хотел зафиксировать свои слова, мол, сделал все возможное, чтобы предотвратить кровавую разборку. Хотя, проще говоря, прикрывал себе задницу. Мы оба знали: Лэрс ни за что не выйдет добровольно.

— Да, ты, наверное, прав, — процедил я, хотя мои нервы буквально звенели натянутыми струнами. Я чуть расслабил руку, держащую пистолет, и со злостью пнул ногой коврик на полу.

Мусорный контейнер разлетелся на куски, и белое пятно понеслось по переулку. Оно столкнулось с нашей машиной, да так, что она перевернулась и встала на бок. Дверь с моей стороны вмялась и придавила к бедру руку, а вместе с ней и пистолет. Вебстер, едва машина грохнулась на все четыре колеса, а нас швырнуло на ремни безопасности так, что лично у меня едва дух не вышибло, все же мгновенно выхватил свой ствол.

Он потянулся через меня и трижды выстрелил. Мои руки и лицо обожгло пороховыми газами. Я чувствовал запах кордита,[1] но ничего не слышал: оглох на добрых полминуты. Окно с моей стороны вылетело наружу, но несколько крошечных осколков стекла застряли на моих коленях.

Я повертел головой, чувствуя себя так, словно был запаян в стекло — видел все нормально, но не мог пошевелиться. Ухмыляющееся окровавленное лицо Лэрса идеально вписывалось в расколошмаченный триплекс. Дождь смывал кровь с его рта, вот только внешность от этого лучше не становилась. Очки были сломаны, черепаховые дужки перекручены, а линзы покрылись паутиной трещин. Одна из пуль попала Лэрсу в правый глаз. Белый студень выплеснулся из него наружу, и я увидел красную кость глазницы. Остальные две пули прошли сквозь крыло носа и правую щеку. Раны были отвратительными, кровавыми и, несомненно, смертельными.

Но пока я смотрел, они затянулись сами собой. Это напоминало бег по ударопрочным мусорным бочкам: сначала они деформируются, а затем за пару секунд возвращают себе первоначальную форму. Клуб белого дыма в пустой глазнице Лэрса сгустился и превратился в новое, совершенно целое глазное яблоко. Раны на носу и на щеке затянулись. Можно было подумать, что эти исчезающие тени — обман зрения. Теперь, когда Лэрс снова был целым и невредимым, да еще и умытым дождем, он медленно снял с носа сломанные очки и швырнул их через плечо. Потом открыл рот и ухмыльнулся. Все его зубы заострялись на концах. Они не были похожи на киношные бутафорские челюсти. В реальности его рот больше всего напоминал пасть акулы, у которой десны в несколько рядов утыканы крошечными ножичками. Он дал нам вдоволь налюбоваться своей пастью, а потом вспрыгнул на нашу машину. Я услышал, как его ботинки застучали по крыше, и вот уже он с другой стороны. Он приземлился, не замедляя бега, и помчался в сторону Либерти-авеню.

Группа спецназовцев появилась на перекрестке, блокировав Лэрсу дорогу. Ребята выскочили из бронированного фургона, четверо агентов были вооружены MP5. На них были шлемы с пуленепробиваемыми защитными щитками и бронежилеты, причем не стандартные, а штурмовые Командовавший ими офицер настоял, чтобы я дал им время усилить снаряжение. «Мы все знаем, во что можем вляпаться, — сказал он мне. — Мы вдоволь насмотрелись фильмов».

Форма и бронежилеты спецназовцев были с ног до головы покрыты распятиями, прикрепленными с помощью термоклея. Распятия были самые разные — от больших резных римско-католических штуковин с окровавленной фигурой Иисуса, до грошовых никелированных крестиков, болтающихся на феньке, которые можно увидеть у любого подростка. Бьюсь об заклад, они чувствовали себя вполне безопасно и уверенно под всем этим хламом.

Лэрс оглушительно захохотал и рванул на себе красный свитер. На его торсе рельефно выделялись мышцы. Белая кожа, безволосая, без пор, обтягивала позвоночник. Без свитера он лишь отдаленно напоминал человека. Скорее — медведя-альбиноса. Дикого зверя. Убийцу людей.

2

Рапорт о происшествии,

составленный особым представителем

Джеймсоном Аркли,

10/4/83 (продолжение)

— Стой, где стоишь, мать твою! — закричал один из облепленных крестами спецназовцев.

Остальные трое опустились на одно колено и нацелили на Лэрса оружие.

Лэрс рванулся вперед, широко раскинув в воздухе руки, словно собирался схватить ребят с автоматами на таком расстоянии. Это был агрессивный жест, подчеркнуто агрессивный. И спецназовцы сделали то, чему их учили. Они начали стрелять. Их оружие выплевывало в дождь огненные полосы, и пули рассекали ночной воздух, посвистывая возле нашей машины, которую в ночной мгле они просто не замечали. Вебстер рывком открыл дверцу и шлепнулся в большую лужу. Я последовал за ним. Если нам удастся подставить этого ублюдка под перекрестный огонь, тогда, возможно, мы сможем дырявить его быстрее, чем он будет восстанавливаться.

— Сердце! — заорал я. — Вы должны размолотить его сердце!

Спецназовцы были настоящие профессионалы. Они попадали чаще, чем промазывали. Огромное тело Лэрса крутилось под дождем во все стороны. Вертолет наверху взревел и осветил его прожектором, чтобы мы могли лучше видеть, во что стреляем. Я трижды, раз за разом, попал ему в спину. Вебстер опустошил свою обойму.

Лэрс качнулся вперед, словно падающее дерево, и полетел прямо в сточную канаву. Он вытянул руки, пытаясь остановить падение, но не смог. Он лежал неподвижно, даже не дыша, сжав в ладонях пригоршню крошечных желтых листочков акации, которые забили решетку водостока.

Спецназовцы обменялись безмолвными жестами. Один из них двинулся вперед, нацелив оружие Лэрсу в затылок. Он приготовился вышибить ему мозги — выполнить классический контрольный выстрел. Не туда он целился, но я не думал, чтобы это имело хоть какое-нибудь значение. На Лэрсе не было ни одного мало-мальски заметного следа от пуль — должно быть, они моментально затянулись. Однако он не двигался. Спецназовец шагнул ближе и пнул носком ботинка одну из мускулистых ног.

Лэрс мигом перевернулся на бок, намного быстрее, чем это смог бы сделать человек. Подтянув под себя одно колено, он схватил спецназовца за руку и рывком поднялся, без вреда для себя дотрагиваясь до крестов.

Спецназовец начал было приседать, чтобы попытаться выстрелить в положении «согнувшись», но Лэрс обеими руками обхватил его шлем. И сорвал его вместе с головой.

Какое-то мгновение обезглавленный спецназовец стоял в идеальной позе для стрельбы, вот только кровь фонтаном била из его разорванной шеи. Лэрс подался вперед и наклонился над трупом, так что кровь окатила его лицо и грудь. Он насмехался над нами. Он, черт его дери, просто над нами глумился.

Командир подразделения спецназовцев заорал в рацию: «У нас потери! У нас потери!» Лэрс тут же встал и направился к нему. Двумя-тремя движениями он разбросал, сдирая с них бронежилеты, строй бойцов, и вот уже его пасть сомкнулась вокруг шеи командира. Акульи зубы вонзились в плоть, сминая воротник-дутыш и разнеся в щепки деревянный крест. Я отметил для себя в уме, что кресты — не более чем миф.

Спецназовцы гибли один за другим, но все, что я мог сделать, так это смотреть. Наблюдать. Когда Лэрс повернулся и прыгнул на нас, я вскинул свое оружие. Я бы выстрелил, если бы не побоялся зацепить Вебстера Лэрс же оказался намного проворнее. Он увернулся, чтобы пригнуться и обхватить Вебстера за пояс. Тот все еще безуспешно пытался перезарядить пистолет.

Лэрс зубами впился Вебстеру в бедро и, резко дернув головой, оторвал ногу. Кровь была повсюду, и вампир пил ее столько, сколько позволяла его ненасытная глотка. Прошла долгая, ужасная секунда, затем еще одна, но Вебстер так и не начинал кричать. Он лишь смотрел на меня, и лицо его не выражало ничего, кроме удивления.

Когда Лэрс закончил свою кровавую трапезу, он выпрямился и улыбнулся мне. Его обнаженный торс был покрыт запекшейся кровью; глаза были красные, а щеки пылали румянцем и здоровьем.

В нем было добрых семь футов, но он невероятно легко согнулся и уставился на меня, а я не мог отвести взгляда. Рука, в которой я держал оружие, безвольно повисла. Я чувствовал, что он каким-то образом забирает у меня силу. Мозг мой одновременно зудел и гудел — Лэрс гипнотизировал меня, но я не знал, каким образом он этого добивается. Он мог убить меня в любой момент. Почему же он тратил время на подобные манипуляции?

Вертолет злобно заурчал в воздухе над нашими головами. Прожектор осветил спину Лэрса, отчего его волосы заблестели. Он сощурился, словно свет причинял ему боль. Он обхватил меня за пояс и подбросил вверх, перекинув через плечо. Я едва мог пошевелиться. Я попытался пнуть его, ударить, вырваться, но Лэрс лишь сжимал меня все крепче, пока я не почувствовал, как мои ребра трещат, словно связка петард. Единственное, что я мог сделать после этого, так только судорожно дышать.

Он не убил меня. В его руках была такая сила, что он с легкостью прикончил бы меня, просто сжав так, чтобы кишки вылезли через горло. Но он оставил меня в живых. Как заложника, решил я.

Лэрс пустился бежать. Мое тело подскакивало и болталось у него на плече. Я мог видеть лишь то, что было позади нас. Он бежал к Стрип Дистрикт,[2] по направлению к реке. Когда я планировал эту операцию, я убедил дорожное управление Питтсбурга перекрыть большой участок города, чтобы оставить улицы безлюдными. Мне хотелось получить безопасный район, в котором я разыграл бы свой решающий бой. Должно быть, Лэрс почуял необычайное затишье на улицах и бросился вон из моей безопасной зоны в самую гущу уличного движения, где машины лавировали вокруг нас, а испарявшаяся влага от прошедшего дождя поднималась в свете фар, словно пар из ноздрей разъяренных быков. Вокруг нас ревели клаксоны, и я запаниковал и воззвал к Господу: если бы одна из этих машин врезалась в нас, Лэрсу она не причинила бы вреда, зато я наверняка был бы изломан и раздавлен.

Я плохо видел вокруг себя из-за боли, слезящихся глаз и слепящих фар. Я с трудом понял, что Лэрс выбежал на мост на Шестнадцатой улице. Я каким-то образом ощущал, что в небе кружит вертолет, следовавший за нами, его лопасти стремительно вертелись в темноте. Я почувствовал, как Лэрс согнулся, напружинил ноги, а затем вдруг… ощутил свободное падение. Этот урод прыгнул с моста.

Мы вонзились в ледяные воды реки Аллегейни с такой силой и скоростью, что я, наверное, переломал себе полдюжины костей. Холод пронзил меня, как будто во все части тела вонзились тысячи сосулек. Сердце екнуло в груди, и я почувствовал, как моя кровь замедляет бег. Лэрс тащил меня все ниже и ниже в темноту. Я едва видел его молочно-белое лицо, обрамленное черными волосами, которые шевелились в воде, будто мертвые водоросли. Остатки воздуха покинули мои легкие, и я начал захлебываться.

Кажется, мы находились под водой всего несколько секунд. Дольше я бы не протянул. И тем не менее я помню, как он работал ногами, проталкиваясь сквозь воду. Я помню косой луч прожектора вертолета, рыскающий во мраке то здесь, то там, но уже слишком далеко. А потом я вообще перестал видеть что-либо. Воздух ударил мне в лицо, и словно ледяная маска прилипла к моему черепу, но, по крайней мере, я мог дышать. Я вдыхал полные легкие холодного-холодного воздуха, пока тело не начало гореть. Лэрс перебросил меня через фиберглассовый борт небольшого судна, закачавшегося и слегка накренившегося под нашим общим весом. А затем швырнул меня, полуживого, в трюм.

3

Рапорт о происшествии,

составленный особым представителем

Джеймсоном Аркли,

10/04/1983 года (окончание)

Медленно, с болью тепло возвращалось в кончики пальцев рук и ног. Мысли кружились в голове, и я не мог понять, где нахожусь. В ушах звенело. Я чувствовал себя так, словно смерть прошла в нескольких дюймах от меня.

Лэрс склонился надо мной, ощупал уши и рот. Он разорвал мою рубашку на шее и плече, потрогал вены, похлопал по ним, наполняя кровью. Потом оставил меня, даже не связав, и словно забыл обо мне. Он не произнес ни единого слова. Я понял, что мне уготована участь не заложника, а банального ужина. Я задал ему достаточно перца, и он, видимо, решил, что ему пора домой, под землю. Но это не означало, будто он собирался уходить голодным.

Глаза в конце концов привыкли к практически абсолютной темноте трюма, и я начал различать некоторые детали. Это было тесное, маленькое помещение, в котором пахло дизельным топливом и плесенью. Было холодно, хоть и не так, как под водой, но все равно холод был леденящим. Понятно, что коль скоро ты мертвец, то центральное отопление тебе не нужно. Большая часть помещения была завалена обычным корабельным барахлом — спасательными жилетами, похожими на огромные оранжевые леденцы, алюминиевыми веслами, свертками парусины и брезента. Пять гробов были прислонены к полкам и фальшбортам или лежали ровно на полу. Это были относительно простые, темного дерева штуковины, продолговатая шестиугольная форма которых всегда подразумевает определение «гроб», где бы вы его ни увидели, хотя не думаю, что кто-то за последние пятьдесят лет еще мастерит такие гробы. У них были бронзовые ручки, и все они стояли открытыми, так что я мог видеть пышную шелковую обивку. Один из них был пуст. Это был самый большой гроб, он был бы как раз впору Лэрсу. Оставшиеся четыре были заняты.

Тела в гробах разложились до неузнаваемости. Это были, по сути, кости, связанные друг с другом уцелевшими полосками кожи. На некоторых были видны старые коричневые пятна, там, где их омывала кровь. У одного трупа голова была почти цела, с длинными белыми волосами, напоминавшими нечесаный хлопок. У другого на лице остался только один глаз, сморщенный и высохший, словно белая слива. Но ни один из черепов не был человеческим. Челюсти были мощными и крепкими, полными сломанных зубов. Как раз по зубам я и понял, что все они были вампирами. Наверное, в некотором извращенном смысле это была семья Лэрса. Может быть, здесь, в чреве маленькой лодки, лежал весь их клан.

Было в них нечто, отчего у меня по телу побежали мурашки. Чтобы понять, что именно это было, ушло много времени. Кости в этих гробах не были мертвыми. Они двигались. Всего чуть-чуть, практически незаметно, но тянулись костлявые руки. Шеи клонились вперед. Они чего-то хотели. Они жаждали этого, жаждали так, что изо всех сил напрягали свои высохшие мускулы, дабы достать это что-то. Разложившиеся и развалившиеся, эти трупы все еще были живыми и все еще воспринимали окружающий их мир. Известно, что вампиры живут вечно, если их не убить. Но думаю, они не могли оставаться вечно молодыми. Наверное, нельзя получить все и сразу.

Лэрс снова привлек мое внимание, когда стал двигаться в маленьком помещении. Теперь он выглядел иначе. Я напряг зрение и увидел, что его кучерявая шевелюра была париком — который сейчас отсутствовал, голова же была белой и круглой, словно поверхность луны. По обеим ее сторонам торчали треугольные уши. Уши были не человеческие. Наконец-то я увидел, как на самом деле выглядят вампиры. Это было мерзко.

Лэрс встал на колени у одного из гробов, опершись руками о его деревянные края. Он склонил голову над трупом и затрясся. Одним из своих смеющихся глаз он все время смотрел на меня. И с ужасным рвотным звуком выблевал в гроб полпинты крови, прямо трупу на лицо. Обхватив себя руками, он блевал снова и снова, пока череп не стал купаться в запекшейся крови.

От горячей крови в холодном трюме поднялся пар. Он окутал череп и грудную клетку трупа. Словно жидкий свет, он сливался с костями, облачая вампира в призрачную плоть и кожу. Тело начало распирать, и, когда кровь потекла в мертвый рот, стало принимать форму, сходную с человеческим телом.

Лэрс передвинулся к другому телу. Он закашлялся, и кровь выступила у него на губах. Словно птица, кормящая свой выводок, он снова вызвал у себя рвоту, пока кровь не полилась у него изо рта тягучими струями. Там, где она коснулась трупа, стал подниматься пар и началась вторая трансформация. Кожа, похожая на старую заплесневелую бумагу, затрещала, натягиваясь на останки второго тела. Темная кожа, иссеченная шрамами. У этого на бицепсе была татуировка «SPQR»,[3] выполненная неряшливыми, неровными буквами.

Румянец, который я заметил у Лэрса на щеках, пропал. Он снова был бел как полотно. Если он собирался накормить всех своих предков, то ему понадобится новый донор, и скоро.

Такая перспектива была мне не по вкусу.

Третий труп ему удалось целиком заблевать кровью, всей, какая только была у него внутри. Он выхаркивал смерть. Смерть официантки из закусочной. Смерти спецназовцев, которые, как мы глупо надеялись, были в безопасности под дюжиной фунтов крестов. Он выхаркивал куски Вебстера, хорошего полицейского, куски его плоти.

Лэрс повернулся и в упор посмотрел на меня. Все его тело сотрясалось, дрожало, даже билось. Кормление предков потребовало всей крови, которая была у него в желудке. Так ли он трясся до того, как закусил в ресторанчике официанткой? Он старался заглянуть мне в глаза, но я не мог позволить ему загипнотизировать меня снова.

Я посмотрел на свою правую руку. Я все еще сжимал пистолет. Как мне удалось удержать его, когда Лэрс нес меня на плече, после шока от погружения в реку, после того, как он втащил меня в лодку, было загадкой. Должно быть, холод сковал пальцы и сделал хватку мертвой.

Лэрс шагнул ко мне. Стремительности в движениях как не бывало. Координация пропала. Но он все равно оставался пуленепробиваемым вампиром.

Я знал, это бессмысленно. Спецназ бил по нему в упор автоматными очередями, но пули даже не попортили ему шкуру. Они ни разу не задели его сердце — наиболее уязвимую часть его тела. Но в этот момент мне ничего больше не оставалось, кроме того как выпустить в него все до одной разрывной пули, которые в нем были.

Я разрядил оружие прямо ему в грудь. Я стрелял в него снова и снова, пока не оглох от грохота и не ослеп от вспышек выстрелов. Круглые дырки от пуль разорвали его, заляпав трюм клочками белой кожи. Он попытался засмеяться, но вместо голоса раздалось слабое шипение, словно воздух выходил из пробитой покрышки.

Я увидел его раздробленные, незащищенные, сломанные ребра. Я увидел вялые и безжизненные легкие в его груди. Он шагнул ближе. Ближе. Ближе. Совсем близко. И тут я вытянул левую руку и схватился за темный перекрученный мускул, который был его сердцем.

Он взвыл от боли. Я тоже. Его тело уже восстанавливало причиненный мной вред, его клетки разрастались вокруг пулевых ранений. Ребра сходились, словно лезвия ножниц, захлопываясь на хрупких костях моего запястья, захватывая мою руку внутри его тела. Его кожа нарастала вокруг моей руки и облепляла ее, втягивая меня внутрь его.

Я рванул его сердце наружу, словно персик с ветки.

Лицо Лэрса потемнело от ужаса, взгляд стал диким, рот распахнулся, словно он не мог больше управлять им, кровь и слюна потекли по подбородку. Ноздри раздулись, и вонь, словно из канализации, хлынула из всех отверстий в его теле. Его сердце дергалось у меня в руке, пытаясь вернуться туда, где оно должно было быть, но из всех мизерных остатков сил, которые еще были у меня, я стиснул его, удерживая в кулаке. Лэрс ударил меня руками, но в его мышцах больше не было настоящей силы. Он упал на колени и выл, выл, выл. Через какое-то время вой превратился в скулеж. У него даже не было сил кричать.

И все же он не мог просто умереть. Он держался за эту странную разновидность не-жизни, которая была в нем, как наркоман за пустой шприц, всей своей волей противясь смерти.

Его глаза встретились с моими, и он попытался высосать из меня силу. Он снова старался загипнотизировать, ослабить меня. Но у него ничего не вышло.

Когда он наконец перестал двигаться, уже почти рассвело. Я держал его сердце в своем стиснутом кулаке, и оно больше всего напоминало камень. Другие вампиры, разложившиеся, стали выползать из своих гробов и тянуться к нему, ко мне. Они не понимали, что произошло. Они были немы, слепы и глухи, они чувствовали лишь запах крови. Я отпихивал их, стараясь не обращать внимания на боль, пытаясь подняться на ноги.

В котельной я нашел канистру бензина. Спичечный коробок отыскался на заброшенном камбузе судна. Я сжег их всех и, спотыкаясь, под холодным дождем, бросился вперед на узкий деревянный причал и стал ждать, когда взойдет солнце, размышляя, найдет ли меня местная полиция или же переохлаждение, раны и шок успеют доконать меня.