Ходячий парадокс
Миновав первый пост охраны, черный лимузин, как обычно, повернул налево к главному конференц-залу и спустился в подземный гараж. Там из автомашины вышел высокий, худощавый человек, поднялся в специальном лифте на седьмой этаж и, пройдя приемную, оказался в своем кабинете. Твердой походкой пересек устланную мягким ковром меблированную гостиную с мраморным камином и подошел к окну с видом на сквер и полоску деревьев, закрывавших собою речную гладь Потомака. Закурил сигарету "Честерфильд", несколько минут постоял у окна и тяжело опустился в кресло за рабочим столом.
Такого нервного разговора с президентом у директора ЦРУ еще не бывало. Вызвав к себе в Кемп-Дэвид, хозяин Белого дома попросил его подать прошение об отставке - нужно, мол, влить новую кровь в разведку, а посему заменить и директора. Сделал это сухо, даже пренебрежительно, пообещав взамен пост посла в Иране. Подобного исхода Ричард Хелмс не предвидел.
О действительной причине своей неожиданной отставки сам Хелмс мог только догадываться: скорее всего, от него избавлялись из-за нерешительности действий по спасению чести "президентской рати" и невыполнения им указаний замять уотергейтский скандал. А что он мог сделать, если этот процесс не поддавался уже никакому контролю? Любопытно, думал он, куда клонил президент в беседе, упоминая период интервенции в заливе Кочинос? Санкционировав высадку десанта, братья Кеннеди дрогнули, когда операция приняла непредвиденный оборот, но они же одобрили программу тайных операций "Мангуста", прямо пообещав кубинским наемникам подготовить новое вторжение на Кубу. Интуитивно Хелмс сознавал тогда опасность конфликта с Россией и в период Карибского кризиса не стал настаивать на массированной бомбардировке кубинских объектов перед новой интервенцией с участием регулярных частей американской армии: выбранный в то время путь карантина и морской блокады его устраивал больше, не мешая засылке на остров диверсионных отрядов и агентурных групп.
Намекая на тот период, быть может, президент имел в виду законтрактованных агентов из кубинцев в уотергейтской команде, а может, и их роль в убийстве Джона Кеннеди? В этом случае это просто шантаж! Кеннеди сам пал жертвой расставленной им же ловушки, спустив с поводка кубинских наемников. ЦРУ, во всяком случае кадровый состав, к его ликвидации не имело никакого отношения, ибо и не мечтало о более отзывчивом на нужды разведки президенте. Братья Кеннеди заинтересованно вникали в оперативные планы управления, пусть навязчиво, по-опекунски, но это лучше, чем откровенное издевательство Никсона...
Как ни старался Хелмс подобрать "ключик" к президенту, все было впустую. В первый же день пребывания Никсона у власти Киссинджер предупредил, что процедура заседаний Совета национальной безопасности будет отличаться от ранее принятой: если в прошлом директор ЦРУ выступал на них первым, знакомя с разведданными о развитии ситуации в отдельных странах и регионах, а затем присутствовал при обсуждении вопросов повестки дня, то отныне после зачтения своей сводки шеф внешней разведки должен удалиться. Директор негодовал - фактически его выводили из аппарата по выработке внешнеполитических решений.
Дальше больше. На заседаниях СНБ президент не только бестактно, но даже с издевкой третировал Хелмса, обрывал на полуслове, пренебрежительно поправляя по вопросам исключительной компетенции директора центральной разведки. И все это делалось с раздражением, в снисходительном тоне. Хелмс не мог даже свободно подойти к президенту и договориться с ним об аудиенции, приходилось направлять ему записки, которые частенько оставались без ответа. А в это время, под стать своему хозяину, Киссинджер вопил на весь кабинет, потрясая над головой разведсводкой: "Это все не то, что мне надо! Ваша осторожность в оценках непрофессиональна, окончательные выводы, по крайней мере, инфантильны".
Все президенты иногда переходили на грубый тон в разговоре с подчиненными, могли быть безжалостными и раздражительными, но у Никсона надменность выражалась резче - он был параноически подозрителен и даже в своем окружении усматривал заговорщиков. Хелмс же, которому приходилось регулярно общаться с конгрессменами и журналистами, блестяще контролировал свои эмоции, чему его научила работа профессионального разведчика и политика. Свои мысли он выражал ясно, внушительно, умел вовремя поставить последнюю точку. Даже звуки его речи производили впечатление. Он считался человеком компетентным, проницательным и дальновидным. Никогда не говорил "нет", старался с неизменной благожелательностью оперировать формулой "ну что ж, посмотрим", свои подлинные чувства научился умело скрывать под заслоном неистощимого оптимизма и бодрости. По натуре был скрытен, но от раздвоения личности не страдал.
При всех передрягах и неприятностях сохранять абсолютное спокойствие - таков был его стиль. Читая документы своего ведомства, он нередко видел понятный только ему одному подтекст. Президент этого видеть не мог. Киссинджеру же в ответ на мучившие того сомнения о доверии к нему разведки Хелмс направил личный меморандум, в котором весьма прозрачно намекнул на утечку информации, приведя в качестве примера десятки статей журналиста Джека Андерсона, основанные на данных секретных документов из аппарата Совета национальной безопасности...
Внешне директор ЦРУ ничем не выделялся, разве что своей элегантностью, мягким баритоном, пронизывающим взглядом и умением ловким движением катапультировать сигареты из пачки прямо в рот. Личные автомашины предпочитал черного цвета - они легко теряются в уличном движении и трудно обнаруживаются на стоянке. Выезжая из дома на работу, направлялся не прямой дорогой, а окольным путем - для конспирации. Но вот что у него было действительно неожиданным, так это смех - громкий, раскатистый, так не гармонировавший с его внешним видом.
Духовным отцом Хелмса являлся Аллен Даллес, научивший его, помимо тонкостей искусства разведки, заразительному, азартному интересу к жизни и людям. Хелмс тоже любил общество привлекательных женщин и, общаясь с ними, был внимателен и любезен, а в интересном разговоре не пытался подменить флирт бе-седой. Женат был дважды. Со второй женой жил в трехкомнатной квартире большого дома, где частенько проводил с супругой вечера за чтением вслух шпионских детективных романов.
Поистине ходячий парадокс - внутренняя собранность, поглощенность серьезными вопросами, внешне же раскован, мог с упоением участвовать в разговоре, касаясь совершенно тривиальных тем. Да и карьера разведчика у него началась не совсем обычно или, точнее, не совсем типично. После окончания университета он устроился в телеграфное агентство ЮПИ. В ходе своей корреспондентской командировки в Германию взял интервью у Гитлера сразу после съезда нацистской партии в Нюрнберге. Не утверждая, будто интервью было дано только ему одному, всегда напоминал о полученной в беседе с фюрером крупице разведывательной информации: глава рейха рассказал, что делегатов съезда доставили в специальных составах. По сути - прекрасная возможность проверки мобилизационной готовности железных дорог. Позднее, став директором ЦРУ, Хелмс иногда сравнивал себя с главным редактором "газеты для президента", который в приоритетном порядке дает разбросанным по всему миру корреспондентам задания для получения недостающих сведений.
Во время Второй мировой войны он служил во флоте и поначалу отклонил сделанное ему предложение перейти в разведку, не будучи уверенным в надежности этой карьеры. Тогда его перевели в Управление стратегических служб приказом. Одним из инструкторов в разведывательном учебном центре у него был английский полковник, бывший начальник полиции в Шанхае и крупнейший спец по части рукопашного боя. В будущем приемы этого боя ему так и не пригодились, но научили его быть уверенным и не терять контроля над собой. На службе в УСС он овладел основами новой профессии, преклоняясь перед секретностью и неумолимыми законами конспирации. Тайна и конспирация в разведке стали для него альфой и омегой жизни, и убеждение, что секретная информация бывает ценнее, если процесс добычи ее остается в тайне, проникло в него до мозга костей. Всем своим существом он впитал писаные и неписаные каноны разведки, из которых самое разумное - молчать обо всем, что касается ее деятельности. Выделяя одно из достоинств своего преемника, Даллес заметил: "Он может быть полезным и знает, как держать язык за зубами".
В Лэнгли, еще будучи на посту начальника Оперативного управления, он стал тем, кому положено знать о разведке все. Однако числились за ним и слабости - некоторая нерешительность и готовность идти на уступки. Высказывал Хелмс и свое особое мнение об отдельных операциях, прагматически исходя из необходимости обеспечения безопасности агентов, а если нельзя было полностью сохранить операцию в тайне, рекомендовал ее вообще не начинать.
Пятидесятые годы - особенно бурные для американской разведки. В иностранные государства, точнее, в их правительства агентура внедрялась "пачками", в головах руководителей ЦРУ каждые пять минут рождались идеи одна авантюристичнее другой. Хелмсу тогда ничего не оставалось, как следовать общей линии, но каждый раз он любил уточнять: "Давайте сделаем это грамотно, пра-вильно и тихо". Не выступая против рискованных операций в принципе, старался несколько сбить пыл их авторов, требовал доскональной проверки имевшихся данных. Для ведомства во главе с Даллесом он был нетипичен в том смысле, что не терпел безудержных авантюр и импровизаций. В остальном же предпочитал избегать конфликтов и умел "играть в команде", притом играть хорошо: когда решение было уже принято, подчинялся ему без колебаний, хотя до этого мог ставить под сомнение сам смысл операции. Одним словом, был надежным солдатом, всегда готовым даже нарушить букву закона.
Из экспресс-досье
Подобных нарушений в карьере Хелмса хватало. Именно под его началом стала осуществляться программа по контролю над психикой человека. Команду ведущих экспертов в этой области возглавлял некто Сидней Готтлиб, химик по образованию, до прихода в ЦРУ занимавшийся для подкрепления своего здоровья разведением коз у себя на ферме неподалеку от Вашингтона. Маленький, тщедушный человечек умел разбираться в сложнейших технических проблемах, долгое время, к примеру, работал над получением эффективного яда, который не оставлял бы следов применения.
Еще в период Второй мировой войны коллеги Готтлиба подготовили психологический портрет Гитлера, отразивший и полученные разведкой сведения о его сексуальной патологии. Предполагалось отпечатать миллионы порнографических открыток с изображением фюрера в эротических позах и сбросить их с самолетов над Германией. Расчет был на то, что тот, увидев столь компрометирующий его материал, впадет в "пароксизм сумасшествия" и будет деморализован.
Как явствовало из подготовленного разведкой секретного документа, первым объектом похотливой страсти Адольфа была Анджела Раубах, двадцатилетняя дочь его двоюродной сестры, еще до прихода нацистов к власти работавшей у него домохозяйкой. Назначив себя протектором смазливой брюнетки из Вены, Гитлер предоставил ей спальню по соседству со своей и окружил свой дом непроницаемым кольцом охраны. По наивности, венка обмолвилась не только об интимной связи с будущим главой рейха, но даже приоткрыла его некоторые, не совсем обычные сексуальные наклонности, по сравнению с которыми делаемые им зарисовки обнаженного тела Анджелы были цветочками. "Мой дядя - сущий монстр", - шептала она близкой подруге. Правда, терпя экстравагантные выход- ки Гитлера в постели, она с той же прытью забавлялась с его личным шофером и охранниками. Тело арийки рвалось на свободу к здоровым мужчинам, и, будучи уже не в состоянии переносить заточение, она застрелилась из личного пистолета своего любовника.
Взвешивая возможный эффект использования "порно-графических бомб", скептики сомневались в одном: "Все же открытки... вот если бы фотографии, тогда другое дело. Да и то нет уверенности, впадет ли фюрер при виде их в пароксизм сумасшествия, ибо не исключено, что это его перманентное состояние". И все же, полагали, что операция не безнадежна - на самого Гитлера, возможно, она и не произвела бы ожидаемого впечатления, но простых нем-цев и солдат на фронте могла деморализовать всерьез, так как речь шла о гражданах тоталитарного государства с зашоренным восприятием и культом вождя... И вдруг увидеть его самого при удовлетворении противоестественных для нормального человека потребностей. Однако замыслу операции не суждено было сбыться: когда о ней узнали летчики, они решили, что в разведке просто спятили и никто из пилотов ради этого жизнью своей рисковать не станет.
Коллеги Готтлиба внесли свой вклад и в технологию оказания психологического воздействия на допрашиваемого. Премудрость сводилась к тому, чтобы запугать и унизить его, лишить его возможности выспаться, вернуть его в состояние инфантильной зависимости от ведущих допросы, полностью дезориентировать, вселить чувство вины, побудить к измене самому себе, отречься от идеалов, почувствовать еще большую вину и растущее желание исповедоваться. Тем не менее, защитный механизм допрашиваемых действовал непредсказуемо и попытки сломить их или повлиять на их психику часто оказывались практически бесполезными.
Изучая психодинамику поведения людей, аналитики разведки терялись в догадках по поводу странного для них явления. Не прошло и двух дней после взятия в плен первых американских солдат в Корее, как радиоэфир стали заполнять их голоса, обвинявшие правительство США в ведении кровавой войны "против свободолюбивого корейского народа". Да и можно ли было не растеряться, если по радио выступали типичные парни из глубинки, никогда не интересовавшиеся политикой, и, самое странное, после возвращения на родину многие из них продолжали вести антивоенную пропаганду. К загадочному явлению относили эксперты ЦРУ и происходившее на "московских процессах" конца тридцатых годов, когда обвиняемые публично признавались в несовершенных ими преступлениях: аналитики разведки могли лишь строить догадки о применении психотропных препаратов в сочетании с гипнозом.
В рамках той же программы проводились исследования в области сверхчувствительного восприятия, неопознанных летающих объектов, оккультизма. Делались "утечки" в прессу о будто бы секретных данных на эти темы, хранившихся в сейфах ЦРУ, распускались слухи, что "русские обходят Америку в разработке способностей человека видеть через непроницаемые преграды". Какие преимущества получают овладевшие в совершенстве сверхчувствительным восприятием, биологической обратной связью, психокинезом, видением на огромных расстояниях, инференциальным фокусом?.. Вот над чем билась мысль законтрактованных разведкой ученых.
Для определения роли секса в разведывательных операциях был осуществлен проект "Климакс". В Сан-Франциско сняли шикарную квартиру и превратили ее в бордель. Готтлиб лично отбирал подопытных проституток, три психолога занимались их подробным опросом уже по ходу экспериментов. О чем же рассказывали клиенты? Оказалось, большинство - о работе и семье. Тайно расставленные объективы запечатлевали на пленку сеансы "сексуальной терапии", бармен-агент подмешивал в напитки "стимулянты языка", психологи интересовались, можно ли сделать из профессиональных блядей разведчиц типа Мата Хари. Полученные результаты? Снова спорные...
Сотрудников возглавляемого Готтлибом отдела исследований и разработок преследовала навязчивая идея создать такую технику, с помощью которой электронные команды будут передаваться человеку на расстоянии и руководить его действиями. Они посещали известных по всей стране гадалок и ясновидцев, вербуя их для работы на некий "научный институт", исследующий якобы паранормальные явления. Рассматривались даже проекты, по которым ясновидцы должны были настраиваться на "вибрации" из Москвы. Правда, ничего из этого не получилось, поскольку стало ясно, что сначала их надо обучить хотя бы русскому языку.
Эксперименты с участием медиумов Хелмс отменил, но многие материалы "научной" деятельности ЦРУ Готтлиб пред своим уходом в отставку не уничтожил, а припрятал у себя.
Сам Хелмс не считал разведчиками сотрудников типа Готтлиба, для него они являлись просто вспомогательным персоналом, чтобы разрабатывать и внедрять чисто технические новинки. С целью придумать что-то новое в своей профессии он любил читать детективные романы, в которых многое напоминало его собственную жизнь: подозрения возникают, отпадают и снова возникают, клубок загадок остается не распутанным... В этих романах он находил нечто близкое душе своей - когда тайным агентам дают практически невыполнимое задание и, невзирая на риск, они выполняют его вдохновенно, самоотверженно, неортодоксально по канонам разведки. Больше всего ему нравились истории, сочиненные Яном Флемингом, где все настолько невероятно, что даже совсем бесспорные вещи кажутся фантастическими. С удовольствием почитывал и романы Говарда Ханта - одного из своих сотрудников, публиковавшегося под псевдонимом: хотя и не добился тот на литературном поприще мировой известности служивших одно время в разведке Дефо, Моэма, Грина, Киплинга, но все же сделал своему ведомству неплохую рекламу. Среди романов этого жанра, пожалуй, только один вызывал у Хелмса аллергию - "Шпион, пришедший с холода" Джона Ле Карре, насквозь пронизанный цинизмом, патологической жестокостью, предательством, духовным опустошением, бе-зысходностью и одиночеством человека, превратившего преданность в шутку. Хелмс же считал, что, если разведывательная служба не вызывает доверия, обманывает агентов и приносит их в жертву, она обречена на самораспад.
Разведчиков он делил на агентуристов, политиков и аналитиков; себя бесспорно относил к агентуристам, добывающим информацию традиционными методами от иностранных граждан. Его можно было убеждать бесконечно в том, что профессия разведчика - одна из самых разочаровывающих, в ней чаще приходится ощущать горечь провалов, нежели сладость побед, особенно при современных возможностях контрразведки, но наперекор всему он отстаивал обратное утверждение. К специалистам в области тайных политических акций и дезинформации относился с хорошо скрываемым скепсисом и настороженностью, остерегаясь их агрессивности, безбрежного энтузиазма и моральной неустойчивости. Мир для них, думал он, сделан как бы из пластилина, и из него они пытаются слепить все, что хочешь, наивно полагая, что нужны лишь идеи, куча денег и в подходящий момент использование агентуры влияния.
Когорта профессионалов высшего звена, с кем ему приходилось общаться, даже внешне походили друг на друга: солидные, представительные, высокие ростом, с приятными манерами. Из них Хелмс выделялся лишь чуть большей космополитичностью - сказывались школьное воспитание в Швейцарии и длительное пребывание в Западной Европе. Да и к подчиненным он всегда проявлял доброжелательность, не срываясь на грубый или оскорбительный тон. Стараясь думать о себе как о справедливом по природе своей человеке, поступал так и из чисто профессиональных соображений: личные неприятности, долги, любовные интриги, разочарования в работе и "жизненные пике", считал он, служат источником гораздо больших предательств, чем политические мотивы. Дать же разведчику дополнительный повод для недовольства - все равно что накликать неприятность. "Самое страшное, что может произойти в разведке, - рассуждал он среди своих, - это воцарение атмосферы отчая-ния, отчуждения сотрудников. Даллес понимал такую опасность, и я буду делать все, чтобы подобного не произошло, хотя от моей воли здесь мало что зависит. Очень хорошо, что все мы предпочитаем держаться вместе, небольшими компаниями, но вместе. Просто из соображений безопасности ограничиваем круг наших знакомых коллегами по работе, и приходя на службу в разведку, уже психологически готовы к такому образу жизни".
На сей счет имеются и жесткие регламентации, они не поощряют активные контакты с внешним миром и заставляют детально отчитываться о своих связях в отделе безопасности. В результате разведчики чаще всего дружат между собой, живут рядом и даже их дети ходят в одни и те же ясли и школы, а если разводятся, снова женятся опять же на своих. Уйдя со службы, держатся друг друга, звонят, посылают поздравительные открытки, приглашают домой на ужин и быстро могут собраться вместе, если ведомству грозит неприятность. Живым олицетворением такого понимания братства и долга Хелмс считал самого себя.
Виртуоз "проникающих ударов"
Ветераны из Лэнгли понимают, что, в силу неизбежных особенностей его положения, директор центральной разведки просто обречен на цинизм и двуличие. Не был в этом отношении исключением и Уильям Колби, назначенный президентом вместо Ричарда Хелмса, - сын эксцентричного военного и очаровательной ирландской католички.
Военная академия в Вест-Пойнте отвергла Колби из-за близорукости, пришлось поступать в Принстонский университет. В своей дипломной работе он страстно защищал Испанскую республику и осуждал страны, не оказавшие ей помощь в борьбе с франкистами. Неоднократно его забрасывали в тыл к немцам в Норвегии и во Франции для проведения диверсионных операций. После войны служил под дипломатическим прикрытием в Стокгольме и Риме, на ответственных постах в центральном аппарате разведки. Получил и охотно принял предложение возглавить отдел стран "советского блока", но вынужден был, подчиняясь назначению президента, отправиться в Южный Вьетнам и руководить там программой "Феникс". По завершению командировки стал начальником Оперативного управления.
Заняв кресло директора ЦРУ, он вскоре отправил в отставку шефа управления внешней контрразведки Джеймса Энглтона (по статусу соответствует тогдашнему генералу ПГУ КГБ Олегу Калугину). Их взаимную неприязнь многие объясняли тем, что, когда Колби работал в Сайгоне, Энглтон обвинил его в сокрытии личного контакта с французом, подозреваемым в сотрудничестве с "Оппозицией", другими словами, советской разведкой. Во всяком случае, так говорили на уровне исполнителей, для которых он был просто душевным человеком. Разговаривая с сотрудником, директор полностью переключал внимание на собеседника, отвечая на каждое слово понимающим, сочувствующим взглядом и вызывал к себе расположение. Когда же был раздражен, это внешне ни в чем не проявлялось, лишь голос становился тихим. За такими вот манерами скрывался человек, возглавлявший операции по "умиротворению", в которых уничтожались десятки тысяч вьетнамцев.
Его психологический портрет изобиловал, казалось, серыми, бюрократическими тонами. Но далекий от самодовольства, Колби был поистине виртуозом тактики "проникающих ударов" с использованием подкупающей искренности, особенно в беседах с конгрессменами. "За годы совместной работы, - вспоминает бывший сотрудник ЦРУ Ральф Макгихи, прослуживший там четверть века, - мне приходилось не однажды быть свидетелем того, как он говорит неправду, и ни разу не возникало на его лице даже тени смущения. Он всегда выглядел со-вершенно откровенным человеком, которому можно верить. Превосходный талант!"
Если же проанализировать его заявления, то получает- ся, что к тайным операциям он предъявлял три требования - законность, пропорциональность и морально-этическая приемлемость. Законность, в его понимании, означала одобрение таких операций правительством; пропорциональность должна делать риск соразмерным поставленной цели; морально-этическая приемлемость опиралась на традиционную доктрину "справедливой войны" с ее сугубо оборонительным назначением. Средства же Колби призывал соизмерять с целями и не допускать "эксцессов", под которыми можно подразумевать убийство: с ними, как и пытками, разведка не должна иметь ничего общего. Подобные вещи достойны осуждения и считались им недопустимыми при любых обстоятельствах.
- Технический гений Америки привнес революционные изменения в разведку, - говорил Колби своим коллегам. - Мы можем видеть предметы с огромного расстояния, проанализировать массу сведений, полученных электронными средствами, и, таким образом, идти в ногу с быстро меняющимся современным миром. Но о планах противника и намерениях его лидеров дать сведения такие средства не могут - требуются человек в нужном нам месте. Особенность разведки состоит еще и в том, что она позволяет нам успешно вести переговоры и улаживать споры еще до их перерастания в вооруженный конфликт. Информация, которую мы можем получить сегодня, должна способствовать сохранению мира. В данном случае разведка не менее моральна, чем создание систем оружия массового уничтожения...
После ухода в отставку Колби активно выступал за концепцию ядерного замораживания и в этом не видел отступления от своих прошлых взглядов, наоборот, - в этом призыве усматривал логическое продолжение своей работы по обеспечению безопасности Соединенных Штатов. По его мнению, Америка и Россия располагают ядерным арсеналом сверх всякой меры; учитывая же его характер, такое оружие может быть использовано лишь с губительными для всех последствиями. Ценность разведки сегодня в том и состоит, чтобы дать возможность решать разногласия мирным путем, не прибегая к уничтожению человечества.
Думается мне, что, посматривая иногда на фотографию своей покончившей жизнь самоубийством дочери, Колби считает это перстом божьим в наказание за его прошлые грехи. Наверное, поэтому стоит он каждое воскресное утро на коленях в католической церкви "Литтл Флауэр" неподалеку от своего скромного домика из белого кирпича.
Облава на "кротов"
Может быть, со стороны покажется странным, что деликатный начальник разведки не ужился с шефом своей контрразведывательной службы. Невольно напрашивается аналогия с почти совпавшей по времени "дуэлью" Крючкова с Калугиным. Но сейчас речь не об этом.
Считая себя "ферзем" внешней контрразведки, Энглтон не доверял чувствам и действиям всех без исклю- чения сотрудников ЦРУ; кроме собственных, ставил всегда под сомнение общепризнанные или кажущиеся таковыми мнения. Его метод работы напоминал коллаж: из известных фактов, а точнее данных о якобы фактах, соответствовать действительности могут только не противоречащие друг другу, хотя и это совсем не обяза- тельно. В любом случае надо сравнивать сообщаемое человеком с уже проверенным, а если обнаруживается расхождение, необходимо искать мотивы. Энглтон занимался этими поисками с упорством инквизитора, стараясь увидеть то, о чем не говорят, распознать скрытое в обыденном, и нередко находил, что мотивом внешне благопристойных действий являлся явный обман.
Собственно говоря, особого открытия здесь не было, ибо самой природой своей деятельности разведка подталкивается к обману, самообману или же соблазняет других обманывать ее. Поэтому и чувствует себя более защищенной, когда ей удается проникнуть в разведку потенциального противника, дабы определить для начала, не проник ли кто в ее ряды, - с целью порушить всю тщательную конспирацию, сделать бесполезными надежность замков и охраняемость помещений, ограничение и контроль за доступом к секретной информации. Если такое случается, разведслужба утрачивает свое предназначение, становится во многом бесполезной, а в наихудшем варианте позволяет манипулировать собой, как например, англичане, которые водили за нос гитлеровское командование, заставив агентуру рейха работать на Альбион.
Безопасность в разведке связана с другим, не менее важным фактором психологическим или человеческим, его можно назвать как угодно. Разведчику приходится балансировать на канате между сомнением и доверием - и, если постоянно подозревать, легко теряешь равновесие, да без доверия и ничего не сделаешь. Профессионалы знают об этом, стараются доверять друг другу и своим негласным помощникам. Но это доверие особого рода напоминает акт воли и развитой жизненным опытом интуиции, когда, не до конца представляя себе другого человека, нужно ему довериться и решиться на это, взяв ответственность за последствия на себя.
Контрразведка в разведке для Энглотона была дантовым адом со всеми его кругами. От такой работы нервный износ, бессонница и язва желудка - и это еще не самые тяжелые потери. Мозг постоянно лихорадило: "Почему значительная часть операций ЦРУ в России оказывается неэффективной? Не проник ли в Лэнгли дьявольски коварный "крот", раскрывающий все мало-мальски значимые источники?" Невольно вспоминался ему полковник О. Пеньковский, о котором знала лишь горстка сотрудников американской и английской разведслужб. Что послужило причиной его провала? Неряшливая работа агента или тех, у кого он был на связи в Москве? Этот провал шеф контрразведки рассматривал в широком контексте, не исключавшим, что "утечка" пошла от англичан и к этому делу приложил руку Ким Филби, в свое время избежавший ареста явно по подсказке одного из его коллег в британской разведке. Или кого-то в верхнем эшелоне ЦРУ?
Однажды от перебежчика Энглтон получил данные о проникновении в руководящее звено американской разведки агента под псевдонимом "Саша". Большего узнать не удалось, но для него это было достаточным, чтобы усматривать в "Саше" лицо реальное. Словно наваждение, в его воображении возникал образ агента-двойника "Азефа" - именно таких типов ему и предстояло отыскать в самом ЦРУ. Как заведено в службе безопасности, он всячески отгонял от себя мысль об агентах-тройниках, они были слишком запутанным ребусом и не очень удобным для анализа, - тут уже мало глубокой чувствительности и готовности жить в мире непредсказуемости.
"Я напал на след ваших друзей из КГБ", - любил шутить Энглтон при встрече с кем-то из светского общества. От такого черного юмора на спине мог выступить пот. Когда же начинали оспаривать его подозрения, он многозначительно замечал: "У вас нет допуска к определенным источникам". И самозабвенно, как ал-химик, расставлял на доске по собственному усмотрению фигурки агентов-двойников, перебежчиков, подстав, провокаторов. Считая себя в контрразведке гроссмейстером международного класса, иногда даже хвастался сво-ими новыми "композициями" и "эндшпилями". Но были у него и партии, о которых он скромно умалчивал, ибо партнером оказывался человек проницательнее его. Один из них - Ким Филби; этого англичанина Энглтон так и не раскусил, хотя лично знал очень хорошо.
Чем больше задумывался "ферзь" контрразведки, как мог Филби перейти на сторону "Оппозиции", тем больше парадоксальных догадок приходило ему в голову. Филби - выпускник Кембриджа, потомок английских аристократов. Неужели на него повлияла первая жена-полячка, симпатизировавшая коммунистам? В годы войны Филби служил в пятом отделе британской разведслужбы и внедрял агентов-двойников в разведки противника - репутация его в этом деле была безупречной. Тогда же он осуществлял официальные контакты с советской разведкой и опять-таки вел себя безукоризненно. Но вот как умудрился Филби натянуть нос американцам, поддерживая в течение трех лет в Вашингтоне официальный контакт с ЦРУ и ФБР? Энглтон встречался с ним регулярно с глазу на глаз, но даже в мельчайших деталях не мог обнаружить ничего предосудительного...
Доскональную разработку всех имеющихся фактов, характерную для сотрудников сыска, шеф внешней контр-разведки ЦРУ довел до такой степени изощренности, что даже вещи очевидные в его воображении усложнялись и не укладывались в реальную действительность. Талант к запутанным и бесплодным интригам у него был поразительный. Он выдвигал серию абстрактных "рабочих гипотез", они обретали свою собственную, неподвластную ему жизнь и какую-то магическую защиту от ответственности. Со своими эзотерическими измышлениями он входил прямо в кабинет директора через дверь ванной комнаты. В Лэнгли у него хранилась самая секретная информация, в том числе и касающаяся сотрудничества с разведками западных стран.
Даже само происхождение Энглтона не было лишено парадоксов. Мать мексиканка, отец - американец, офицер, участвовал под командованием генерала Першинга в карательных операциях против Панчо Вильи. С детства увлекался поэзией, в Йельском университете редактировал литературный журнал и дружил с поэтами-авангардистами. Слыл любителем поэзии Данте и утиной охоты, но, как говорят, никогда не стрелял в птиц - чтобы не нарушать тишины. Рот его был настолько широк, что по обе стороны могли выражаться сразу две противоположные эмоции - неуверенность и твердость. Даже в жаркий день его видели в черном костюме, черном галстуке и белой рубашке промежуточных цветов не жаловал. Светской жизни чуждался, предпочитая уединение и свою всепоглощающую страсть - борьбу разведок.
Во дворе его дома стояли две огромные теплицы, где в подвешенных горшочках росли орхидеи. Он не просто ухаживал за ними терпеливо, а жил с ними, сопереживал им и знал их мир. Ему нравились странные цвета загадочных растений, похожих на животных, их сложные, невероятные формы и чудные запахи. Для него они были неземными существами из других галактик. Приводил в восхищение их хитроумный механизм западни, одурманивающий запахами и визуальными эффектами одновременно, являющихся олицетворением самой природы во всей красе ее естественности, разнообразия, соблазнительности и способности к размножению. И все чаще он приходил к мысли, что нет ничего в жизни прекраснее цветущих орхидей, приглашающих того, кто их обожал, в свой загадочный, неповторимый и почти божественный мир...
Энглтон и Хелмс оставались близкими друзьями и после ухода в отставку. Оба не любили романов Джона Ле Карре, и им было хорошо вдвоем, особенно в теплицах сказочных орхидей, где они продолжали гадать, кто же был тем очередным "кротом", на которого велась охота: резидент ЦРУ в Москве Пол Гарблер или его заместитель Хью Монтгомери. Или тогдашний начальник советского отдела Дэвид Мэрфи. В любом случае, главной мишенью специальных расследований оказывался именно советский отдел, в котором работало немало сотрудников "славянского" происхождения, а заодно - десятки оперативных работников, подпавших под категорию "подозреваемых". На одном их своих рандеву они посчитали, что фактически ничего не прояснил и "сомнительный" перебежчик из КГБ Виталий Юрченко, пусть и удостоенный аудиенции у директора ЦРУ Билла Кейси.
Вспоминая о днях минувших без сожаления, тем более угрызений совести, Хелмс и Энглтон старались не затрагивать лишь одну-единственную, весьма скользкую тему - как, в конечном итоге, попал под подозрение один из них. Тема эта была неприятна для обоих, ибо не возражал против проведения специального расследования в отношении Энглтона не кто иной, как его друг Хелмс.
А в это время вдали от Лэнгли, сидя в кресле на террасе своего дома в Нью-Мексико, бывший заместитель Энглтона "Скотти" Майлер рассказывал писателю Дэвиду Уайзу:
- Если идешь работать в разведку, надо быть готовым к подобного рода специальным расследованиям в отношении себя. Прискорбно, что жизни и карьере людей, которые были у меня в руках, нанесен непоправимый ущерб, но в разведке усваиваешь только одно: кто угодно может оказаться агентом противника. Сам же факт, что в результате расследований шпион не был найден, означает - нам просто не удалось его обнаружить...
У бывшего "пристяжного" Энглтона, как и у всех отставников, имелось свое хобби - на террасе Майлер оборудовал кормушки для колибри и частенько наблюдал за воздушными акробатами, восхищаясь их сноровкой и неописуемыми пируэтами. После смерти жены он остался в доме совсем один, если не считать пернатых, которым была совершенно безразлична судьба "кротов" и охотников на них.
Версия одиннадцатая
Трехпалый крючок вербовки
- В придачу ко всему ты и шпион?
- Я не всеведущ, я просто искушен.
Диалог Фауста с Мефистофелем
Добрый вечер, леди и джентльмены!
Надеюсь, вы не очень устали после рабочего дня, чтобы дружным храпом аккомпанировать моему спичу. Если это случится, я не обижусь, ибо не ведаю, в чем больше здравого смысла, как не в храпе спящего человека...
Руководство Центрального разведывательного управления попросило меня выступить перед молодыми сотрудниками и поделиться своими соображениями о том, чем нам волею Неба приходится заниматься. Так вот, я и намерен сейчас это сделать, опираясь на личный опыт работы, мое понимание ее смысла, особенностей нашего искусства и ремесла.
Выбрав вторую из самых древних профессий, вы можете облегчить свою душу, заглянув в Писание, согласно которому родоначальником первой в мире разведки был сам Создатель. Именно он велел пророку Моисею направить его людей "высмотреть" подаренную сынам Израилевым землю Ханаанскую, чтобы определить силу и слабость проживавшего там народа. С тех пор человечество неуклонно следует его советам.
В размышлении на грани паранойи можно поинтересоваться, кем был Иуда Искариот, в смысле - осведомителем или профессиональным сотрудником разведки Римской империи, ибо, по логике вещей, нельзя исключить, что император Тиберий внедрил своего человека в окружение Иисуса, дабы проведать о его намерениях. Эта догадка строится на том, что никого из сподвижников Христа не обвинили в нарушении римских законов, ни один из апостолов не пострадал. Информация к размышлению, не так ли?
Еще в пятом веке до Рождества Христова китайские философы в своих трактатах о военном искусстве призывали полководцев проявлять особое внимание к разведчикам, быть к ним почтительными и великодушными, допускать их к себе в любое время и руководить ими же- лезной рукой, но в бархатной перчатке. Кстати, если говорить о китайской школе разведки, ее служба и сейчас занимается зачастую вопросами, обычно не представляющими для нас никакого интереса. Когда выгодно, китайцы показывают свою якобы слабую информированность, полагая, что задача разведки - оставаться в тени; деятельность же западных спецслужб считают нелепой, экстравагантной, старомодной и во многом бесполезной. Рисковать жизнью агента решаются лишь в самых крайних случаях, предпочитая кропотливо действовать в относительно безопасных ситуациях с использованием преимущественно официальных каналов и источников. Наверное, поэтому отчасти, у китайцев практически не бывает провалов и очень редки предательства своих же разведчиков.
Краху третьего рейха, думается, способствовало и отсутствие надежной, эффективной разведслужбы. Если бы Гитлер, при всей его маниакальности, располагал достаточно взвешенной и объективной разведывательной информацией, то не пустился бы в авантюру на бескрайних просторах России, а напал бы на Англию еще летом 1940 года. С потерей туманного Альбиона у союзников не оставалось бы в Европе никакого плацдарма для оказания сопротивления вермахту с его мобильными танковыми армиями, всепроникающим подводным флотом, явным превосходством люфтваффе в воздухе. К такому выводу пришли и англичане, проана-лизировав после войны документы германской разведки.
Все это звучит парадоксально, если учесть колоссальные усилия главарей рейха по созданию гигантского аппарата внешней разведки. Однако его неповоротливость, бесчисленное количество разведорганов и руководящих сотрудников в них, излишнее внимание к мало значимым деталям, легионы закордонных и внутренних агентов, в конечном счете, сыграли пагубную роль. Чем может похвастаться германская разведка во Второй мировой войне? Провокацией на границе с Польшей, операцией "Цицерон", вылазкой команды Отто Скорценни, похитившей дуче?.. Да, безусловно, и у Германии были асы разведки - Вильгельм Канарис, Рейнхард Гелен, Вальтер Шелленберг. Но заброшенные ими в Англию агенты зачастую не могли даже толком объясниться по-английски, не говоря уже о знании местных обычаев и географии. В верхних же эшелонах разведки абвер и СД постоянно соперничали, в Анкаре их грызня дошла до того, что каждая из сторон выдавала турецкой полиции агентуру другой. После войны Шелленберг утверждал, например, что шеф гестапо Мюллер еще в 1943 году установил контакт с русской разведкой и в последние дни рейха перебежал к ним. Свою версию, правда, Шелленберг подтверждал, главным образом, лишь фактом загадочного для него исчезновения Мюллера.
Нам тоже было не безразлично, куда унес свое бренное тело генерал-лейтенант СС Генрих Мюллер. Репатриированные немецкие пленные рассказывали, будто видели его в России. Ветеран службы СД Лилль спустя двадцать лет после войны дал знать, что в свое время помогал Мюллеру устроиться в Албании. Имелись и сообщения о переброске бывшего шефа гестапо из осаж-денного Берлина в Рим, а затем в Мадрид и Аргентину. В семидесятых годах у нас нашел "крышу" перебежчик из чехословацкой разведки Иозеф Фролик, который на закрытом заседании сената утверждал, будто его служба в 1954 году отыскала Мюллера в Венесуэле, похи-тила баварца и тайно доставила в Прагу, где после нескольких лет заключения гестаповца расстреляли, предварительно вытряхнув из него все ему известное об оставшейся после войны агентуре. Достоверной же информации по данному поводу у нас в ЦРУ нет.
Но вернемся к предмету нашего разговора. Почему нападение японцев на Пирл-Харбор явилось для нас неожиданностью? Проведенное Конгрессом США расследование не вскрыло признаков предательства или непростительной халатности. Оказалось, имей мы централизованную разведывательную службу, которая могла бы проанализировать уже поступившие сведения о намерениях японцев, не было бы и никаких сюрпризов под Рождество 1941 года.
Не мне вас убеждать в целесообразности и значении разведки в современном мире, полном опасностей, балансирующем на грани ядерного, экологического и других предсказуемых и непредсказуемых катаклизмов. Как и века назад, тайные агенты в обществе неизбежны. Пока есть преступники, в том числе и международные, будут действовать и разведывательные службы, а мудрый государственный деятель всегда поддержит любые формы получения секретных данных из-за границы, не останавливаясь перед нарушением чужих законов...
Теперь пришло время поговорить о том, что я считаю в нашей работе ключевым.
Искусство разведки, по своей сути, опирается в значительной степени на интуицию, которая приобретается знаниями, опытом и подсказывает две главные вещи: как отличить факт от вымысла и где искать то, что нужно найти. Все остальное свершается с помощью интеллекта, умения разбираться в людях, успешно работать с ними в экстремальных условиях, выражать свои мысли ясно и интересно, быть постоянно и внешне незаметно настороже, морально и психологически переключаться на нужное настроение. Наиболее желательно для нас сочетание двух видов знаний - полученных из книг, газет, шифровок и накопленных опытом оперативной работы.
Имея богатую практику, можно "играть на слух" или действовать интуитивно в неожиданной, сложной обстановке, когда на раздумье не остается времени. Как и в любом бизнесе, в разведке надо быть агрессивным, но не менее важно - знать человеческую природу, обладать способностью "чувствовать" того, кто готов к негласному сотрудничеству с разведкой, видеть окружающее его глазами, идти к нему через его веру, а не свою. Тогда партнер сделает даже больше, чем от него ждешь, будет охотно и увлеченно работать.
Конечно, мы - не боги и всех этих качеств вместе взятых от нас требовать трудно, но именно они составляют ценнейшее в нашем деле умение оказывать воздействие на других. Тысячелетиями человечество накапливало опыт такого воздействия на личность, группу людей, нацию и даже сообщество наций. Язычество выдохнулось бы значительно быстрее без заклинаний и других культовых ритуалов. Да если лишить и нынешнюю церковь полумрака ее храмов, мерцающего огонька свечей, тончайшего влияния живописи, икон, запаха ладана, органной музыки, одеяния священнослужителей - скажу я вам, адептов религии поубавилось бы, а у многих колеблющихся пропал бы к ней интерес.
Приглядитесь к жестам, движениям, манерам священников, прислушайтесь к их мягкой речи и вы сразу догадаетесь, почему между ними и верующими возникает эмоциональная связь. Проповедь, милосердие, благотворительность церкви веками притягивали мирян к религии, заставляли верить в ее чудо, испытывать душевный подъем, чувствовать в себе умиротворение во время богослужения.
Наставники-иезуиты продолжают считать себя обладателями таинств "просвещенной любви", способной вернуть человека самому себе и Всевышнему. Завораживая вкрадчивостью речи, они научились мастерски влиять на людей, приспосабливаться к любому собеседнику, быть любезными, ненавязчивыми, нравиться и убеждать, не отталкивая от себя эксцентричностью образа жизни. Запугивание признано бесполезным методом, они предпочитают направлять и вдохновлять людей.
Подбрасывая поленья в костры святейшей инквизиции, церковники пытались избавиться не только от еретиков, но и наводнивших Европу магов, которые усвоили от древних религий Востока мистическое видение мира и эффективные способы психологического воздействия. Вместе с колдунами старались выжечь огнем и создавшийся веками богатейший опыт оказания такого влияния. Достаточно вспомнить шабаш ведьм и ведьмаков: стремление к новым физическим и духовным ощущениям преодолевало даже страх перед пытками и смертью.
В анализе поведения человека научные методы нередко бывают бессильны, ибо время от времени им овладевает страсть противоречить себе и тогда он поступает не по науке, а даже вопреки всякой логике. Вот здесь-то и предстоит поработать разведчику с помощью интуиции и рассудка. Он должен всегда оказываться в нужный момент и в нужном месте, быть проницательнее противника или партнера.
Встреча и беседа с человеком, к которому вы начинаете присматриваться профессионально, должны вызывать у него только положительные эмоции. И тут важна любая деталь, ибо никогда не знаешь, что может ему не понравиться. Выбранный вами ресторан с его обстановкой либо будет благоприятствовать конфиденциальной беседе, либо своим ярким освещением или какой-то иной деталью может загубить все дело. И даже то, как естественно, без вычурности вы поглощаете пищу, пользуетесь приборами, с каким достоинством и без заносчивости обращаетесь к официанту может ко всему иметь отношение. Даже выбор напитков и блюд влияет на произведенное впечатление.
В беседе с малознакомым объектом интереса желательно брать инициативу в свои руки, однако нельзя ставить себя выше, навязывать собственное мнение. Надо подводить "партнера" к самостоятельным выводам, давать ему возможность высказаться. Пусть он сам что угодно говорит без всяких с вашей стороны вопросов. Не убеждайте, а обсуждайте, направляя беседу в нужное русло. Удовлетворяйтесь тем, что он вам говорит сам, но подмечайте при этом выражение его глаз, мимику, жесты, интонацию голоса, позу, наблюдайте за его руками, выражением и цветом лица.
Для начала попытайтесь определить психологический тип этой личности. Что в ней главенствует - рассудок или чувство? Устойчив ли человек эмоционально? Каков его жизненный опыт и приоритетные духовные ценности? Может ли он испытывать угрызения совести и, если да, не носят ли они патологический характер? Есть ли у него стремление к социальной самоизоляции? Кто он - бунтарь, конформист, комбинатор, идеалист, ритуалист-рутинер? Что касается ученых, например, то они делятся на прометеев, аналитиков, описательщиков, скрупулезных исследователей, заурядных тружеников. Военные - на перестраховщиков, солдафонов, политиканов, честолюбивых администраторов, критиканов и прирожденных командиров.
Во внешности вашего потенциального партнера нужно обращать внимание прежде всего на призраки хронической усталости, депрессии, раздражительности, чрезмерную бледность лица, дрожь в руках, необыч-ные гримасы, чересчур энергичные или неуместные жесты. Опять же, не мне напоминать, что женщины с сочными губами обычно более сексуальны, а с тонкими - не очень, с морщинками у глаз - дружелюбны, а улыбающиеся, как правило, обладают развитым интеллектом...
Леди и джентльмены! Сейчас я перехожу к наиболее деликатным вещам, из которых сплетен гордиев узел агентурный разведки.
Пусть это прозвучит несколько банально, но каждый человек - это целая Вселенная, у людей разный жизненный опыт, а истинно лишь то, что совпадает между субъектом и объектом, которые воспринимаются каждым из нас по-своему.
Так вот, на мой взгляд, существует три "крючка", забросив которые, можно привлечь на свою сторону ино-странца: это воля, интеллект и страсть. Во всяком случае, такое убеждение у меня сложилось после почти тридцатилетней службы в разведке.
Итак... В кандидате на роль своего помощника мы хотели бы видеть прежде всего развитый волевой потенциал, ибо как не на воле могут быть основаны его пунктуальность, аккуратность, умение владеть собой, целеустремленность, дисциплинированность и решительность. Эти же качества он стремится увидеть и в нас, а их отсутствие считает признаком ненадежности. Для него очень важно, излучаем ли мы уверенность в себе, энергичность, собранность, и он начинает доверять, когда чувствует в нас крепкий интеллектуальный, нравственный и идейный стержень. Волей своей мы воздействуем на него, чтобы занять в уме и душе его необходимое место, установить прочные личные и деловые отношения на основе доверия, естественной по-требности и совпадения интересов. Лучший путь для овладения чужой волей - найти в личности принцип самоуважения и воздействовать на него, но если человеку наплевать на все, что зависит от нашей воли, и он не хочет воспринимать нас частью своей жизни, стараться влиять на него бесполезно: попытки успехом не увенчаются.
Того, кто решится иметь дело с нами, обычно мало волнуют отвлеченные понятия и абстрактные рассуждения. Вот здесь-то и понадобится ваш интеллект для ведения беседы с ним, чтобы он почувствовал себя комфортно и спокойно в мире конкретных вещей. Необходимо помнить, для него нет другой правильной точки зрения, кроме его собственной, и, если он выбирает что-то для срав-нения, то только сам. Ему импонируют люди, которые выражают свои мысли не туманно, и если же им это не удается, они становятся для него заурядны, неинтересны.
Теперь относительно страсти. При общении между людьми вспыхивают разного рода искры, одна из них - искра страсти. И если она бьет встречно, такой кон-такт становится глубоким и долгим. Агентурная же разведка потому и считается искусством, что воздействует не столько на разум, сколько на чувства и воображение наших партнеров. Хоть и в разной степени, все люди эмоциональны, к каждому можно подобрать свой психологический "ключик" с чувствительными нервными окончаниями. Такой "ключик" должен быть и в нашей речи, которая призвана вызывать у собеседника эмоциональную реакцию, снимать напряжение, побуждать к действию. Обаяние голоса не менее важно, чем обаяние вашей натуры. Гармоничное сочетание мягкости и твердости, правильно взятые тон, ритм, темп и сила звука - вполне адекватны музыкальному дару. Музыка же творит чудеса в душе человеческой. Наукой доказано, что даже коровы дают больше молока, если во время дойки рядом звучит музыка. Подобно актеру, разведчик оперирует фразами. Для усиления воздействия ему необходимо выражать свою главную мысль повышением голоса или его "укрупнением", тогда слова становятся как бы объемными. Звучание голоса должно соответствовать и целям словесного воздействия - удивить, попросить, предупредить, объяснить, ободрить, упрекнуть... Столь же важно и визуальное сопровождение - мимика, поза, жесты, взгляд - естественные, без экзальтации.
Если вы непреклонны, сосредоточены на себе, ваши усилия будут напрасными. Старайтесь быть щедрыми, сердечными, оптимистичными, проявляйте живой интерес к человеку, чтобы произвести впечатление чувствительных к его душевному состоянию, способных на сопереживание. Одновременно надо страстно, но без фанатизма верить в какую-то важную идею и вызывать тем самым уважение, без которого трудно рассчитывать на взаимное доверие.
Забросив этот трехпалый "крючок вербовки", можно ожидать "поклевки"; но человек не обязательно клюнет, если нет в нем предрасположенности к конспиративному образу жизни, морально-психологической готовности к тайному сотрудничеству вообще и с нашей разведкой - в частности. Это должно быть заложено в его геноме. И, поверьте, никакие политические или материальные мотивы не заставят его согласиться на такое сотрудничество, если он никогда не рисковал по-крупному, доволен собой и своим служебным положением, не конфликтует с окружающими, не стремится отомстить за принижение его достоинства. Все эти факторы работают в нашу пользу, и нам нужно лишь вовремя оказать человеку необходимую помощь.
В шахматах выигрывает, как правило, не только более способный, но и сосредоточенный игрок. В разведке к тому же - умеющий думать и действовать, оперируя двумя противоположными категориями одновременно. В игре классической срабатывает отождествление своего интеллекта с интеллектом партнера. В нашем деле все обстоит несколько сложнее: мы должны видеть в личности "беса противоречия", приспособиться к нему и заставить служить нашим интересам. Постараюсь объяснить, что я имею в виду.
Оставляя нечто большее и важное для него, с чем он не смог ужиться у себя на родине, человек в то же время сопротивляется тому новому, что ожидает его в предстоящей жизни. Никто еще не переходил к нам из личной привязанности или по идеологическим мотивам, поэтому не старайтесь внушать ему то, что он, может быть, знает и чувствует лучше вас, а лишь подогревайте, усиливайте, направляйте, основываясь на уже выраженных им чувствах и мыслях. Иногда обстоятельства складываются даже так, что вербовать лучше не "в лоб", а как бы вскользь, делая это крайне тонко, тактично и деликатно. Даже если вербовочное предложение отвергнуто с ходу, передайте человеку условия связи. На всякий случай. Любой, какое бы унижение не испытывал до этого, тем не менее, требует уважения к своему человеческому достоинству.
Говоря без ложной патетики, нужно признать и один не очень приятный для нас момент, точнее факт, проверенный еще во времена египетских фараонов и римских императоров. Вспомним, как работала первая в мире государственная разведка при Юлии Цезаре и та же служба при Святейшей канцелярии Ватикана. Из кого состояла агентурная сеть? Преимущественно из людей, по природе своей склонных к доносительству, интриганству и наживе. Что-нибудь изменилось за два тысячелетия тайных войн? Немного, но наметился известный прогресс: сегодня компроматом и деньгами можно завербовать разве только бесполезных и даже опасных для любой уважающей себя разведки полудурков. "Шанхайский" метод вербовки нам также вряд ли подходит. Знаете, что это за метод? Когда в портовом кабаке кого-то упаивают до чертиков, бьют бутылкой по голове и тащат к себе на судно. Протрезвев на следующее утро, он видит, что корабль уже в открытом море, и ему ничего не остается, как отрабатывать матросом до следующего порта.
Один из русских разведчиков как-то в приватной беседе со мной заметил, что для умного человека измена родине всегда хуже смерти. Я с ним согласен: в чисто утилитарном смысле она не выгодна. Решив пойти на негласное сотрудничество с иностранной разведкой, человек плюет на все, в том числе и собственную жизнь, становится своего рода камикадзе. По сути измена родине, в отличие от других видов измены, чужда большинству из нас, связанных со своей страной глубокими этническими, культурными, социальными и родственными узами. У объекта же вербовки страх, ненависть, отчаяние, мстительность, социальные и психические отклонения приобретают острый конфликтный характер, доходят до критического предела. Разные люди, впрочем, по-разному переживают конфликты внутренние: одни даже в экстремальных ситуациях находят в себе силы преодолеть противоречия и трудности; у других теряется уверенность в себе, падает жизненный тонус, рождается пессимизм в отношении перспектив. В любом случае, кандидат на вербовку должен быть социально не адаптирован, с завышенной самооценкой и уровнем притязаний, не удовлетворен собой и своим положением, морально подавлен, не в состоянии преодолеть в самом себе внутреннего разлада.
Когда речь заходит о какой-то конкретной, интересующей нас личности, мы должны ясно представлять себе, насколько ее эгоистические интересы противоречат общественным, развит ли в этой личности коллективистский дух. Или, напротив, в ней живет неверие и цинизм в отношении законов, идеологии и морали общества. Необходимо знать его служебное положение досконально, характер конфликтных противоречий с окружающими, особенно с вышестоящими по работе. Помимо явных, существуют ли у него и скрытые конфликты - стремление сохранить поставленный под угрозу статус, опасение лишиться привычных привилегий, нереализованные амбиции, жизненные неудачи. Если же стало известно, что он постоянно не ладит с руководством, таит на него обиду, презирает за некомпетентность, грубость, расходится в оценках, тогда можно обоснованно повышать к нему интерес. Конфликтность "по горизонтали", с другой стороны, обычно перерастает во враждебность, месть или желание расквитаться. Дабы свести счеты и устранить соперника, человек подчас готов на все, и эту готовность в нем нам нужно всячески культивировать.
Разумеется, не всегда этого бывает достаточно для успешной вербовки. Надо глубже разобраться в личной жизни человека, насколько волнуют его трения с женой, друзьями, какой характер они носят. Неустроенные в личном плане люди для нас очень интересны. Опираясь, например, на свой опыт, считаю весьма перспективной работу с женщинами, глубоко обеспокоенными одиночеством, которые всячески стремятся доказать свою желанность для окружающих, готовы терпеть даже унижение. В психологическом плане такие женщины особенно уязвимы - деловые контакты им надоели, они нуждаются в более глубоком эмоциональном общении, сочувствии, сопереживании.
Ищите и лиц с авантюристической жилкой, не удовлетворенных своей скучной, бесцветной жизнью, готовых нарушить закон и пойти на рискованное дело ради того, чтобы доказать, на что они способны. В своей практике я испытывал истинное наслаждение, работая с людьми, которые считают, что ты предлагаешь им нечто, во что посвящен исключительно узкий круг лю- дей нечто, весьма романтическое, близкое к тайнам самой жизни. И доступное только немногим знание каких-то скрытых для других вещей доставляет человеку глубокое удовлетворение, он чувствует себя причастным к чему-то очень престижному, большому и важному, становясь более значимым в собственных глазах. Признайтесь, не эти ли соображения владели и вами в тот момент, когда вы решались - идти ли на службу в разведку?..
Неосуществленная мечта к сорока годам приводит людей к естественному кризису, когда возрастает опасность эмоционального и умственного расстройства, начинается спуск с "физиологической вершины", и впереди маячит мрачная перспектива старости. "Жизнь не удалась, - думают в таких случаях многие, - а выбирать другой путь уже поздно". Потерпевший кру-шение легче повернется спиной к семье, друзьям, родине.
Характер - это стиль человека. Обратное же утверждение не всегда верно, ибо можно быть и бесхарактерным. Привлечь к сотрудничеству с разведкой ино-странца с хорошо развитыми волевыми качествами - дело почти безнадежное. Слабовольные часто меняют свое мнение, непоследовательны, занимаются постоянным самокопанием, закомплексованы, не уверены в себе, впечатлительны и легко ранимы. Нужные разведке находятся где-то посередине, исключая психопатов, патологических интриганов и лжецов.
Думается, что разведку больше устраивает такое общество, где люди мало раскованы, болтливы, склонны к умственным занятиям, где скука и пресыщение мелкими наслаждениями чередуется с кратковременным желудочно-половым возбуждением. Хотя распущенность нравов нам на руку, но, как ни парадоксально, вербовке благо-приятствует в тех странах, где обожествляется спокойствие, где перестали спорить, а вся энергия устремлена на тщательное ведение ежедневных финансовых расчетов. В такой рутине рождаются романтики и авантюристы, наши потенциальные клиенты.
Беря на себя роль тайных наставников, мы должны обладать глубокими знаниями в той области, где приходится действовать. Если же у сотрудника резидентура, кроме виски на уме и кипучей энергии в теле, ничего нет, он произведет на окружающих действительно "неизгладимое" впечатление - ничто так не пугает, как вид человека некомпетентного, растерянного, который невнятно бормочет что-то нечленораздельное, касающееся его профессиональной деятельности...
Я проработал почти десять лет в нашей московской резидентуре и мог бы рассказать вам еще одну историю о стране антропофагов, где жить цивилизованному человеку якобы просто невозможно. По традиции, мы так и привыкли делать и, быть может, когда-то это было оправдано. Но сейчас настали другие времена, и надо видеть вещи такими, какими они есть на самом деле, а не какими бы нам хотелось их видеть.
Начну с космополитизма русских. Не смею ничего утверждать категорически, могу лишь строить предпо-ложение в отношении определенного круга людей, с которыми чаще всего приходилось иметь дело. Так вот, многие из них действительно космополиты, но совсем не в полезном нам смысле: они просто из породы наиболее завистливых и падких на красивый товар. Их космополитизму чужд какой-либо политический оттенок, речь идет не об идейных мотивах, а о потребности пообщаться с иностранцами, о типах обычно жизнерадостных, похотливых и плотоядных. В целом же космополиты российские начинают занимать все более заметное положение в своем обществе, и, если искать разведывательный контингент, то, конечно, среди людей, способных подняться выше своей личной выгоды, преодолеть страх, падких к слухам о легкой и красивой жизни на Западе. Другое дело - умный, образованный, интеллигентный человек. Ему никогда не придет в голову мысль стыдиться своего национального происхождения, чувствовать себя лишним в своей стране. У него существует крепкий морально-этический стержень; чего у него нет так это умения жить свободно, ибо на каждом шагу с детства по любому поводу его мучают проповедями, как и что нужно делать.
В России живут талантливые, трудолюбивые люди, однако продуктивность их работы нередко зависит от ситуации, и, когда их действительно прижмет, они спо-собны творить чудеса. С искусственным спутником Зем- ли и первым космонавтом так и получилось. Русские искренне верят в свою прирожденную талантливость и считают, что для ее полного выражения не создано пока еще благоприятных условий. В результате появляется множество всезнаек, не способных на практике ни к чему большему, кроме как давать сомнительные советы или разрабатывать новые утопические реформы общества и экономики.
В русской литературе есть очень колоритный образ - Митрофанушки из пьесы-комедии XVIII века. Этот человек никогда ни в чем не укоряет себя, в хмельном забвении может забыть все нанесенные ему обиды, не способен анализировать даже крохотный житейский опыт, движим лишь сиюминутными легкомысленными потребностями, невменяем, словно новорожденный... Своим умом думать не желает, мало знает и еще меньше стремится знать. Но не такие типы составляют ядро русской интеллигенции. Ядро же это сегодня словно расколото на две части. Одна склонна негодующе рассуждать о моральном разложении Запада, бесплодии нашей фундаментальной науки, лживости политики и отсутствии у нас реальных свобод. Особую неприязнь вызывают у таких людей стриптиз и порнография, которыми многие не прочь при этом и сами побаловаться втайне. Другая состоит из просветителей и наставников в национально-патриотическом духе. Наставничество проникло во все поры общества, отсутствие же у просветителя действительно научных и непредвзятых взглядов никого серьезно не настораживает. Откройте наугад русские учебники, школьные или университетские, они сплошь заумны, оттого и становится ясным, почему классическое образование с ходу выветривается, не откладывается в умах и сердцах на всю жизнь: трудное, мудреное изложение текста этих учебников приходится зазубривать, а не постигать логически.
Многое становится на свои места, если рассматривать характер русского человека сквозь призму его собственного видения самого себя, - тогда удается лучше понять и реальные мотивы его поступков. Дайте ему почувствовать вашу объективность и он будет искренен в отношениях с вами. Попробуйте - здесь нет большого риска - но будьте осторожны с контрразведчиками, они особенно располагают к себе свой парадоксальной эмоциональностью, потрясающий самоконтроль у них в крови, и, как ни удивительно, они могут быть даже нежными и ласковыми, и где тут искреннее, где профессиональное, сам черт не разберет...
Как лучше всего ладить с русскими, завоевывать их доверие и расположение? Терпением и еще раз терпением при общении с ними. Отстаивая свое мнение, не стойте насмерть и лучше избегайте споров. И у американцев, и у русских шаблонность мысли вызывает настороженность, но, в отличие от нас, сторонников близких и реально достижимых перспектив, их больше заботят цели отдаленные.
Вы будете безнадежно блуждать в потемках загадочной русской души, если не почувствуете в ней личность, вобравшую в себя сгусток национальной психологии, культуры, традиций. Да, в массе своей русские выносливы, недоверчивы, склонны к преувеличениям и преклонению перед сильной властью. Но не следует доверять тем, кто из всей богатой классической литературы прочитал одного Достоевского и думает, что русские способны совершать лишь немотивированные убийства, не соблюдать обязательств, верят в Бога и дьявола, готовы каяться публично и плакаться в жилетку. С буддийским спокойствием, считая боль души человеческой естественным явлением, Достоевский описал людей с расшатанными нервами и отвращением к устоявшемуся укладу жизни. Сам же он олицетворял тип анархически мечтательного русского интеллигента, обиженного на все человечество.
Вспомните братьев Карамазовых. Убийца и судья в одном лице, биологическая брутальность и душевность, законченные эгоисты, охотно жертвующие собой... Людям на Западе воспринять это трудно. Не случайно же Черчилль советовал: если хотите разучиться логически мыслить, займитесь русскими делами... Его совет можно принять на веру, но думать, что Россия живет сего-дня более, чем Запад, в период бессознательного матриархата, было бы глубоким заблуждением. Матриархата беспорядка - возможно, однако одновременно и человечности, простоты, интуитивного ощущения того, что главное в жизни - понять своих товарищей по счастью или несчастью.
Нам, американцам, требуются огромные усилия, чтобы прочесть до конца "Братьев Карамазовых" и "Бесов". Мы иногда думаем, что там нет юмора и здравого смысла, есть душа, но она как бы неуловима, не поддается логической оценке, кружит голову и одновременно вызывает тошноту. Тем не менее, романы Достоевского захватывают многоцветной палитрой человеческих чувств, сознания и подсознания без твердой границы между добром и злом, красотой и безобразием. От их чтения у занимающегося русскими делами разведчика, несомненно, должно возникнуть интеллектуальное удовольствие. Чтобы нагляднее представлять себе русскую точку зрения на тот или иной предмет, мотивы поведения русского, составить представления о его добродетелях и пороках, своекорыстии, страхах, наклонностях, любимой стихии, надо суметь ощутить, как под пером этого классика все это уживается в одном индивиде.
Казалось, не обладают русские самоконтролем, одна лишь страсть руководит всем и может свести на нет уважение к самому себе, теряется порой представление о чувстве приличия, что смягчает инстинкты и удерживает человека от самобичевания; действия их часто сумасбродны, побуждения противоречивы. Но всегда ли русские таковы в жизни?
Лично я не верю тем, кто, прочитав Солженицына, видит в русских только клеветников, доносчиков, издевающихся над собой и ближними. В далеко не безобидном восприятии этого писателя Россия пропитана темным, лукавым, византийским духом. К сожалению, у нас традиционно принято отбрасывать всякую информацию о русских, если она не подгоняется под общепринятые стереотипы. Даже наши дипломаты в Москве еще не избавились от допотопных представлений - русские, мол, иррационально мыслят и действуют, необузданны, импульсивны, чрезмерно жестоки... и прочее и прочее из того же "банка информации".
Мое глубокое убеждение - подобно всем другим народам, русским не чуждо человеческое, слишком человеческое и подчас совсем не человеческое. Для наших же целей из этих людей нам надо подбирать типы личности, для которых полное риска путешествие в неизвестное заманчиво, и пытаться обнаружить в них тщеславие, зависть, злопамятство. Именно таким был полковник Пеньковский, пославший к чертям собачьим все и даже собственную жизнь - иначе не рисковал бы передачей нам секретных сведений, чувствуя, как контрразведка постоянно дышит ему в затылок. Нам нужны и бизнесмены, для которых страсть к наживе затмевает все остальное. Не безынтересны для нас и карьеристы, настолько озабоченные своим продвижением по служебной лестнице, что в случае неудачи и ради сохранения в тайне своих аморальных действий, могут пойти и на предательство. К тому же, они трусливы, их можно при случае и припугнуть.
Небольшое число ученых пользуется громадным влиянием в российском обществе; они, и сами того не сознавая, могут поднять выгодную нашей стране волну. При минимальном количестве завербованных агентов важно располагать максимумом недовольных идеалистов, особенно среди ученых и специалистов, доводить до них мысль, что "общество, не признающее их заслуги, прогнило и не стоит того, чтобы служить ему". В России живет очень много искренне сочувствующих другим народам, и в наших интересах убеждать их, что они - не последняя надежда цивилизации, развивать в них сомнение, беспокойство и даже чувство вины, ибо их страна, Россия, тоже располагает огромным арсеналом разрушительного оружия, способного нанести удар вслепую по всему человечеству.
Главное для нас - это терпение, последовательность, настойчивость и скрытность, дабы желаемые в выбранных нами людях изменения казались им самим естественными, нормальными и даже неизбежными. Гибкие в тактике и твердые в стратегии, мы должны мастерски владеть приемами психофизического дзюдо: используя силу оппонента, заставить его потерять равновесие и свалиться на землю. И помнить - чем сильнее и отчаяннее он борется, тем скорее упадет...
Леди и джентльмены! Пусть наш труд продлится десятилетия, но мы будем упорно убеждать в превосходстве американских ценностей - всех и повсюду, где бы нам ни приходилось работать. Нужно только не забывать, что деятельность эффективно работающего агента влияния не менее прибыльна, чем агента-информатора. Планы тайных операций по оказанию влияния на политику иностранных государств требуют серьезного знания не только истории страны пребывания, ее языка, традиций, культуры, но и таких категорий, как на-дежды и идеалы народа. Подобные операции немыслимы без предварительного подбора наиболее влиятельных ключевых фигур, без тщательного изучения стремлений, амбиций, предрассудков, слабостей этих фигур. Одними можно манипулировать с помощью их непреклонного идеализма, другими - используя властолюбие, желание отомстить за реальную или воображаемую обиду. В любом случае необходимо знать желания, чтобы подтолкнуть к действию сознательно или бессознательно в выгодном для нас направлении. Наиболее серьезную проблему в этом отношении представляют личности, ведомые высокими идеалами, сознающие, что у них отсутствуют слабости, которые можно было бы использовать для шантажа. По словам одного поэта, сердце даже самого могущественного тирана трепещет перед человеком, не желающим чего-либо для себя. Но таких людей, к счастью, не так уж много...
В странах пребывания наших легальных резидентур под прикрытием посольств местная опытная контрразведка может и не предпринимать гигантских усилий, чтобы установить вероятную связь должностных лиц США с разведкой. Мы занимаемся также и деятельностью, которую трудно осуществить с позиций правительственных учреждений, для чего существует "глубокое" прикрытие оно используется при проведении долгосрочных акций типа проникновения в высшие круги иностранных правительств, армии, оппозиции. Такое прикрытие требует немало времени для выполнения сотрудником разведки своих официальных обязанностей, обходится дорого и оправдывается лишь уникальностью добываемых сведений.
На стиль работы разведчика неизбежно накладывает отпечаток его национальная принадлежность. Поляки, скажем, романтичны и любят рисковать. Англичане дьявольски изощренны в методах, но крохоборничают в деньгах. Французы циничны. Немцы методичны до одурения. Русские дотошны, неиссякаемы на идеи, но бывают иногда грубы. У нас же свои особенности, одна из них ставка на магическую технику, с помощью которой можно преодолеть все препятствия. В пятидесятых годах мы не случайно начали эксперименты с использованием фармакологических препаратов...
Несколько слов о разведке и дипломатии. В этих областях человеческой деятельности не так уж много жестких правил, и успех может зависеть от настойчивости, игры случая, самостоятельности суждений в рамках разумного... Личная репутация разведчика и дипломата обязана быть безупречной, внушать полное доверие правительству, привлекать к себе людей, не впадать в эйфорию при успехе и остерегаться поспешности в любом случае. Другие их добродетели: выдержка, осмотрительность в окончательных оценках, точность и правдивость в сообщаемой информации, хотя и те и другие, увы, склонны при составлении донесений делать двусмысленные прогнозы. И, конечно, идейная убежденность в правоте своего дела. Разведчик и дипломат должны чувствовать всем своим существом колебания риска преднамеренного или несанкционированного вооруженного конфликта: их ошибки в ядерный век могут повлечь за собой фатальные последствия.
Леди и джентльмены. В выбранной вами карьере, если позволите сделать такую рекомендацию, не ищите малых выгод ценой больших опасностей. Время от времени вспоминайте, как объяснял русский шахматист Александр Алехин свою победу над Раулем Капабланкой: он хорошо изучил слабости и достоинства противника, изучил самого себя и был одержим идеей, что противника победить можно... В жизни бывают моменты, когда нужно хватать судьбу за горло, у вас этих моментов будет вполне достаточно. Вам предстоит войти в передовой отряд американцев, добывающих нужную нашей великой державе информацию. И вы справитесь, черт возьми, с этой трудной работой.
Желаю вам удачи в нашем, казалось бы, безнадежном деле. Благослови вас Бог!
Где прозвучали эти наставления? В восьмиэтажном железобетонном здании с наглухо закрытыми окнами на правом берегу Потомака в тринадцати километрах от Белого дома. Там на одной из стен главного вестибюля выбиты слова из Библии: "Познайте истину, и истина сделает вас свободными", а на другой - желтые звездочки в честь сотрудников, погибших при исполнении служебных обязанностей. Рядом бюст Аллена Даллеса с надписью: "В память о нем - все, что нас окружает". Здесь же начинается широкий коридор, где развешены портреты директоров Центрального разведывательного управления, объявления различных клубов, авторские картины и любительские фотографии. Чуть поодаль - библиотека, страховое агентство, кафетерий и медпункт. Четыре эскалатора доставляют служащих на верхние этажи.
К полуночи охранники начинают обходить свои владения, проверяя надежность замков в кабинетах, небольшая группа во главе с дежурным располагается на ночлег неподалеку от главного пульта телефонной связи. Шифровальщики продолжают направлять кодированные послания не менее чем в сотню резидентур. В три часа ночи заступает на вахту бригада сотрудников информационного подразделения, готовящая ежедневную сводку для президента страны. Но в большей части здания безлюдно, все двери заперты, столы в кабинетах освобождены от бумаг. Государственные тайны спрятаны там, где по-ложено. Америка и ее сокровенные секреты - в надежных руках. Так, во всяком случае, кажется...
Когда я мысленно возвращаюсь памятью ко всему, что мне довелось узнать, увидеть и прочувствовать за годы службы в разведке, передо мной возникает образ того ветерана-наставника, с которым читатель только что познакомился.
Он презирает дилетантов, некомпетентность в разведке его раздражает, как и те, кто получает там высокие звания, не будучи знатоком своего дела. Его кумир - основатель американской разведки, генерал Уильям Донован, который еще при Аллене Даллесе начал осваивать премудрости "великой тайной науки", как египтяне называли разведку за сотни лет до Иисуса Христа. Постигая ее тонкости, пришел к выводу, что на измену родине идут преимущественно из страха, ненависти, потребности чувствовать свою востребованность и значимость, из зависти и мести. Богатая практика убедила его: подчиняясь указаниям в форме просьб, агенты берут на себя роль актеров, которые должны сыграть строго по предлагаемому сценарию, но у них есть свое, особое чувство гордости. "Пусть я буду на услужении иностранного государства, - рассуждают они, - но дайте мне войти в игру, где делаются высокие ставки". Игра же эта без четко обозначенных правил ставится ими выше общепринятых морально-этических норм. А столь ли уж грешно обманывать других, когда обманул самого себя?
Кадровый сотрудник разведки великой державы, он считает себя человеком чести и долга, который осознает свою правоту и действует ради общего блага. Не болтун, не тихий чинуша, а прирожденный флибустьер без страха и упрека, умеющий парировать любой выпад. Истинный джентльмен, как он привык думать про себя, всегда полон достоинства, не допускает наигранной эмоциональной горячности, молчалив, интеллект свой не выставляет напоказ, дабы не раздражать окружающих, внешне выглядит несколько безразличным. Ему хорошо известно, кстати, что в обществе отдают достойную дань натурам не столь остроумным, сколь проницательным и дальновидным, один вид которых вызывает почтение и обезоруживает: они словно берегут себя для какого-то большого, стоящего дела.
Не жалуя приспособленцев и карьеристов, себя он относил к типам честолюбивым, требовательным к другим, упорно добивающимся результатов в конкретном деле. На его рабочий стол ежедневно ложились дюжины шифротелеграмм, записок, меморандумов, требовавших безотлагательных действий. В результате вечной спешки он привык полагаться на интуицию, здравый смысл, либо откладывать решение из-за отсутствия убедительных аргументов, дабы не потерять лица перед руководством. Вместе с разведывательными сводками иногда просматривал и гороскопы, считая их дополнением к уже имевшейся у него информации.
За границей в списках членов дипломатического корпуса фигурировал сначала как атташе, а со временем стал первым секретарем своего посольства. Об официальных своих обязанностях в кругу иностранцев говорил весьма туманно, что у дотошного собеседника рождало сомнения, чем же ему приходилось заниматься на самом деле. От излишних кривотолков спасала выработанная манера общения с людьми, независимо от их национального происхождения и социального по-ложения, основой которой служили вежливость, доброжелательность и безукоризненный такт. Своим же коллегам признавался, что в разведывательной работе постоянно искал возможности использования человеческих слабостей, не теряя при этом бдительности и чувства реальности. Из одной командировки в другую перевозил с собой коллекцию любимых книг Моэма, Теккерея, Киплинга, Достоевского и фотографию любимой женщины в серебряной рамке.
Пребывание на командных постах в Лэнгли повлияло и на стиль его поведения. В беседе с подчиненными появилась слегка заметная снисходительность, в речи - чеканные фразы, стало более крепким короткое рукопожатие, в мягком, ровном голосе проскальзывали стальные нотки. И как бы в довершение - не допускавший никаких вопросов взгляд. Манеры типичного резидента в стране, представляющей интерес для разведки. В служебных аттестациях на него постоянно отмечалось: "В работе методичен, целеустремлен и в высшей степени надежен".
Однако более тридцати лет такой работы подорвали здоровье, и он ушел в отставку, продолжая эпизодически оказывать службе консультативную помощь. Молодые сотрудники управления, несмотря на пафос его речи, обращенной к ним, вселяли в него мало надежды - слишком рано они становились циниками. Их постоянное сидение в кафетерии, активный обмен слухами о делах ведомства или комментариями по поводу последнего бейсбольного матча стали уже неписаным правилом. Отбыв положенные часы на службе, они стремились побыстрее вернуться в свой загородный домик с лужайкой под окном, а то и просто припасть к рюмке мартини. Научившись избегать комплекса самоанализа, их жены проникали во внутренний мир мужей столь проворно, что прекрасно осведомлены даже о некоторых служебных тайнах. Вроде бы все на месте отлаженный механизм разведки, квалифицированные кадры и компетентное руководство, но насколько большинству сотрудников не хватало упорства и хотя бы чуть-чуть идеализма.
Для многих американцев, думал он, разведка ассоциируется с делом, требующим мужества и решительности, вроде убийства, государственного переворота или парашютного десанта в тыл противника. Реальность же такова, что разведывательная служба фактически является лишь одним из бюрократических ведомств, все больше работающих на себя, поэтому разведчики в резидентурах предпочитают набирать очки в первую очередь за счет количества направленных ими в Вашингтон информационных телеграмм, а не их содержания, не рисковать и не брать на себя ответственность, плывя по течению, лишь только слегка подгребая. Отказываясь поддакивать начальству, некоторые увольняются, из оставшихся же ветеранов многие относятся к работе с прохладцей или вообще без особого интереса. Если куплен домик в рассрочку, дети учатся в частной школе, а старшая дочь на выданье, остается лишь тянуть лямку, пока не набежит пенсия со льготами. Находятся и такие, кто ушел так глубоко под "крышу" где-то в Европе или Латинской Америке, что в Вашингтон вообще не заглядывает.
В заколдованном круге
Ловлю скептический упрек в свой адрес проницательного читателя: "Можно подумать, советская, теперь уже российская разведка обходится без агентов-иностранцев". И он прав, других надежных средств пока не придумано, а потому любое уважающее себя государство всегда старается оставить на челе своей разведки, если не свет, то хотя бы тень целомудрия. Будем называть вещи своими именами - мне тоже приходилось склонять людей к юридическим наказуемым в их странах, а порой и этически неприглядным действиям. Печально, но факт.
И тем не менее я вынужден до сих пор сомневаться, что повсюду у власти стоят наичестнейшие политики, что межгосударственные противоречия отошли в прошлое, что международные террористы и аферисты мирового класса сошли со сцены и нет никакой угрозы международной безопасности. Если все это не может служить оправданием, мне тогда нужно не только исповедоваться, но и каяться, ибо мое занятие, попросту говоря, выглядит кражей собственности у другого государства, хотя и с санкции моего отечественного. Пока же я не тороплюсь с покаянием, продолжая мучиться вопросом - чему служила и служит моя разведка? Укреплению международной безопасности или больше безопасности стоящих у власти, закамуфлированной под государственную? Я тщательно взвешиваю все аргументы и контраргументы не для оправдания, для объяснения хотя бы самому себе. И получается вот что.
Работать во внешней разведке я начал в конце шестидесятых, когда наш МИД, отягощенный пропагандой "побед советской дипломатии", многих сведений о подлинных реальностях внешнего мира получить не мог, да и задача такая перед ним не ставилась. Что требовалось от разведки? Ее предназначение было - определить, насколько публичные заявления западных лидеров отвечали действительному положению дел. В результате картина получалась далеко не однозначной: одновременно с ведением переговоров по сдерживанию гонки вооружений лидеры эти стремились затруднить эффективное использование нашей страной внешнеэкономических связей путем запрета на поставку высоких технологий, повышения расходов на создание новейших технических средств ведения войны. Прибегали и к ядерному устрашению: пусть, мол, в Москве гадают о реальной возможности военного столкновения, хотя сами прямого конфликта старались избегать. Все это нашей разведке надо было подтверждать или опровергать достоверной, документальной информацией, которую на дипломатическом рауте не получишь и в газете, купленной в киоске на Бродвее за двадцать пять центов, не найдешь. Из "траншей закордонного поля" сотрудники разведки с тревогой следили и за попытками Советского Союза произвести впечатление своей "мускулатурой", распространить влияние на мировые процессы в духе требований "бесспорной" доктрины. Короче, стремились показать Москве, и не сквозь розовые очки, реальность складывавшуюся на западе и на востоке от наших границ.
Сумели бы сориентироваться без разведки в Кремле и на Старой площади в хитросплетениях западной стратегии с ее двусмысленным содержанием? Проверить теперь это трудно. Гораздо важнее другое: отвечая на брошенный вызов и подавляя любое несогласие с принятым курсом внутри страны, там избрали свой "двойной путь" - сокращать расходы на социальные нужды, науку, культуру, образование, отпуская одновременно колоссальные средства на производство новых вооружений и помощь союзникам и с не меньшим упорством двигая процесс международной разрядки, поиска компромисса по сокращению ядерных арсеналов. Такая политика срабатывала до той поры, пока не возвратился бумеранг и не ударил по экономике нашего государства, да так ощутимо, что вслед стало рушиться все остальное.
Разумеется, не можешь не спрашивать себя сегодня, зачем были нужны усилия твои собственные и многих других, подобных тебе, если Союз распался, военно-стратегический паритет нарушен, в мире осталась лишь одна сверхдержава. И находишь ответ: да хотя бы для того, чтобы избавиться сегодня от наивности, будто вся жизнь крутится вокруг тайных козней разведок, осознать, что может произойти с обществом, где власти не думают о справедливом социальном партнерстве, и не столько из-за подрывных действий внешних сил и "агентов влияния", сколько из-за бюрократического маразма и интеллектуального бессилия высших эшелонов государства.
Я наблюдал изнутри, как чума бюрократии одолевала "кремлевских мечтателей", поражала партийно-правительственные структуры, не делая исключения и для разведки. И все же, не пытаясь возвести в ранг святых ее сотрудников, не вижу резона умалять результатов деятельности по добыче идеологически непредвзятой информации, которая остужала горячие головы домо-рощенных отечественных алармистов1. Взвешенное представление об окружающем мире подтверждало, что начавшиеся в Союзе дезинтеграционные процессы порождены внутренними проблемами. Одновременно трудно представить себе, как без веры в большую идею мирных и справедливых отношений между государствами, предотвращения мировой войны многие из нас вообще пошли бы в разведку, как стали бы заниматься этически сомнительным делом и могли бы заручаться поддержкой иностранцев, симпатизировавших не партии и правительству, а нашей стране и ее народу, которые спасли цивилизацию от фашизма.
Но как тогда вписывается в мою схему арестованный за сотрудничество с нашей разведкой высокопоставленный сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс? Сделанное им можно и в самом деле назвать парадоксом - решиться на измену, чтобы разоблачить измену. Из личного опыта знаю, что подобные люди предлагают свои услуги, когда считают это оправданным не только по материальным соображениям. Думается, подтолкнул его и моральный пресс атмосферы в ЦРУ, где процветают карьеризм, интриганство, наушничество. Поверить же исключительно в поиск Эймсом легкой наживы не позволяют мне многие годы тесного общения с американцами: на более выгодном поприще он, наверное, смог бы заработать гораздо больше и, на худой уж конец, не пожизненное тюремное заключение.
Не стану скрывать своего отношения и к бывшему офицеру разведки КГБ О. Гордиевскому, удостоенному теперь "пособия" от британских спецслужб. Трудно мне поверить, что он стал перебежчиком по политическим или идеологическим мотивам: причины если и были, то несколько иного свойства. Крайне обеспокоенный своим медленным продвижением по служебной лестнице, человек непомерного честолюбия, он болезненно воспринимал упреки начальства в отсутствии у него "конкретных результатов" работы. Попав в жесткие тиски английской контрразведки, дабы избежать огласки его оперативной деятельности, Гордиевский в отчаянии пошел на "джентльменское соглашение" с ее сотрудниками при условии, что те помогут получить нужные "результаты" в обмен, естественно, на ответные услуги. Однако переиграв самого себя, он оказался перед угрозой ареста нашей службы. Его же исповедальные измышления о "борьбе с тоталитарной системой" появились позднее, когда нужно было придать вес собственной деятельности и отрабатывать фунты на пропагандистском поприще. Короче, для меня этот человек остается, в отличие от Олдрича Эймса, к тому же и беспринципным циником.
Возможно, у кого-то на Западе есть другие суждения по поводу Эймса и Гордиевского. Ну что же, это ведь не партийное собрание, на котором совсем еще в недавнем прошлом необходимо было вырабатывать единое мнение.
Никому не навязываю и свою версию "похищения" в Риме капитана 1-го ранга КГБ Виталия Юрченко. По общепринятым международным стандартам и даже с учетом специфики жизни Америки, Италии и России, описанные им события, включая "побег из вашингтонского плена", звучат правдоподобно лишь для богатых воображением создателей шпионских романов, которые не проверяли на собственном опыте описываемые страсти-мордасти и никогда не были резидентами и разведчиками. Поэтому ни я, ни мои коллеги ему и по сей день не верим, считая его субъектом, который избежал заслуженной кары благодаря изворотливости тогдашнего руководителя нашей разведки, решившего "не выметать сор из избы". А жаль!..
Однако я несколько отвлекся, и замысел книги снова возвращает меня к избранной теме. Внутренний голос назойливо допытывается: "Служил ли для тебя олице-творением разведки ее бывший начальник и председатель КГБ Владимир Крючков?" Конечно, я покривил бы душой, если бы стал утверждать, что человек этот пренебрегал интересами безопасности нашей страны, тем более использовал свое положение для личного обогащения. Во всяком случае, приказа стрелять по зданию парламента он не отдавал. Но мне кажется, вряд ли Крючков задумывался над тем, что процветание и благополучие государства зависит не только от его безопасности. Волею времени и судьбы, как и все, оказавшиеся на такой вершине власти, он в умении бюрократического лавирования стал мастером высшего пилотажа, пока беспомощно не завис в сетях паутины кремлевской интриги, сотканной перехитрившим его президентом. В по-нимании же ветеранов разведку олицетворяли работавшие "в поле" офицеры, которые присягают лишь один раз и одному знамени, имеют морально-волевой стержень и не ищут личной выгоды в угаре страстей "тотального рынка", где все и вся продается по договоренной цене. Сохраняя веру в высокие идеалы, они видели, во что превращалась наша страна в руках негодяев, фанатиков и идиотов, коих хватает и среди сторонников коммунизма, и среди тех, кто органически не приемлет даже саму эту идею.
Может быть, я и сам все еще живу в мире иллюзий? Простым смертным, похоже, приходится сегодня мириться со многим, расставаться с иллюзиями, легендами, мифами и утопиями, но вся разница в том, что одни при этом спят спокойно, другие не могут избавиться от кошмарных наваждений.
Если уж разговор зашел об иллюзиях, то с точки зрения сегодняшнего дня не иначе как "буффонадой плаща и кинжала" не назовешь выполнение сотрудниками резидентур внешней разведки поручений международного отдела ЦК по передаче некоторым зарубежным партиям и движениям финансовой помощи. Но тогда давайте признаемся начистоту и без нового фанатизма - кто из наших политиков ставил под сомнение правомерность поддержки антиядерной кампании на Западе и всех, пытавшихся серьезно осаживать имперские амбиции Вашингтона? Или американская разведка не подпитывала свою "клиентуру" в интересующих США правительствах, партиях и движениях? Давайте признаем и то, что заколдованный круг международной конфронтации и сейчас еще вертится, подталкиваемый национальными интересами, как раньше идеологией, хотя теперь мы стараемся об этом меньше говорить.
Не мудреное это дело быть крепкими "задним умом", придумывать теперь версии на потребу новых веяний сверху, выдавать желаемое за действительное, не оставляя камня на камне от советской внешней политики. Знаю не понаслышке, как некоторые тогдашние советники ЦК пытались сдерживать авантюристические наклонности кремлевских старцев, не забывая о здравом соизмерении непомерных политических амбиций с реальными возможностями. Однако когда бывшие "ответработники" центрального партийного аппарата утверждают нынче, будто Фалин, Загладин и Арбатов "не питали никаких иллюзий относительно шансов на соперничество переживавшего "терминальный" кризис режима с развитыми индустриальными демократиями Запада", тут сразу надо бы уточнить: когда именно они отрешились от иллюзий - до того как стало нечем поддержать это соперничество или после, и что им приходилось чувствовать, когда они все еще продолжали ставить свои подписи под документами с грифом особой важности и под негласным девизом: "Авось выдюжит государство, не надорвется!" Застольные же или кулуарные беседы с их откровениями о развеявшихся иллюзиях для истории так же важны, но, при всей их значимости, не являются индульгенцией.
Для политического деятеля, желающего слыть про-фессионалом в своем деле, своевременное признание в крахе собственных иллюзий или сделанных ошибках требует от него огромного мужества. Наверное, поэтому многие либо отмалчиваются, либо под влиянием складывающейся конъюнктуры начинают охаивать все и выгораживать себя, не ведая, что тем самым они выдают сокровенную тайну о собственном двуличии.
Сегодня и военным трудно уйти из-под огня крити- ки - они тоже не безгрешны и нет у них иммунитета от самообмана и коррупции. Теперь кое-кто из высоких военных чинов решаются даже признать, что Генеральный штаб был в свое время принципиально против афганской авантюры и не занимался развалом американской армии, а также США в целом. Так, бывший командующий сухопутными войсками Валентин Варенников в своей книге "Судьба и честь" решился на это признание, правда, не упомянув о попытках наших политиков расшатать в свое время блок НАТО. Мне же остается только подтвердить и уточнить, что в НАТО мы были заинтересованы не больше, чем западные страны в Варшавском Договоре. В моей памяти еще живы эпизоды, когда наше государство и разведка пытались предотвратить дальнейшее кровопролитие во Вьетнаме и после ухода оттуда последнего американского солдата тем не менее воздерживались от желания сыпать соль на совсем еще свежие раны. В Вашингтоне же вели себя иначе, когда начался вывод советских войск из Афганистана: всячески пытались затянуть его, заставить нести еще большие экономические, политические и человеческие потери. Не говоря уж о том, что мы считали бесовской идею натравливания Калифорнии на Нью-Йорк, Японии - на США, Бельгии - на Францию, а в тогдашней политике Белого дома подобные призывы являлись и началом самих действий...
Даже сейчас, в отставке, мне далеко не безразлично, окажется ли перспективным сотрудничество между российской и американской специальными службами. Искренне хочу верить в полезность такого сотрудничества в борьбе с наркобизнесом, международным терроризмом, организованной преступностью. Во всяком случае думаю, что на нашу мафию оно должно оказать отрезвляющее действие. В то же время потенциальное партнерство служб внешней разведки обеих стран мне представляется пока смутно: не очень-то уживаются логика обеспечения безопасности источников секретной информации и немыслимое без доверия друг к другу сотрудничество. Возможно, я заблуждаюсь, но вот один лишь наглядный пример, и он не вселяет в меня большого оптимизма.
По инициативе последнего председателя КГБ В. Бакатина послу США в Москве была передана техническая документация системы негласного прослушивания в новом здании американского посольства. Высокопарные призывы бывшего секретаря обкома - "Хватит лгать, надо строить отношения взаимного доверия" - не смутили, однако, посла Ричарда Страусса, и он неожиданно предал гласности сей факт в вашингтонской печати, выразив сомнения, обладает ли сейчас американская сторона нужной информацией в полном объеме. Почувствовал ли тогда новый хозяин Лубянки, каким посмешищем себя выставил? Какие гарантии он мог дать в этом деле? Инициатива оказалась без взаимности и стала выглядеть еще смешнее, когда год спустя в своих мемуарах Бакатин усматривал ее "здравый смысл" в совсем уж удручающей аргументации система, мол, не представляла секрета для США, считалась устаревшей, неработоспособной и невосстанавливаемой. Короче, получилось по принципу: вот вам мешок с дохлой кошкой и давайте избавляться от недоверия.
Да и мой разговор сейчас на столь деликатную тему, наверное, далеко не всем покажется убедительным, хотя бы потому, что за любой разведкой традиционно тянется шлейф "активных мероприятий" по распространению направленной информации. Впрочем, тем же занимаются все государственные ведомства, дабы оправдать свое существование: идут на приписки, ложную отчетность и прочие уловки из арсенала бюрократо-творчества. Верить или не верить мне - каждый, кто читает эту книгу, решит сам, потому и не хочу клясться в своей откровенности. Не желаю, как кулик, хвалить свое "болото", цинично поплевывать в его сторону тоже не стану и всякий раз хочу быть далеким от намерения ставить под удар тех, кто с риском для себя помогает нашей стране за рубежом - слишком много пережито вместе тревог, радостей и сомнений, чтобы легко от них отмахнуться. Если кто-то из сегодняшних мемуаристов из КГБ или ГРУ поступает иначе, объективность и порядочность их не могут не вызывать у меня больших сомнений.
Даже для видавших виды профессионалов разведки многое в самом этом искусстве и ремесле остается "за кадром", независимо от их желания. Претензии же высшего руководства разведывательной службы на "знание всех фактов", включая существенные детали своих собственных операций за границей, отношу больше к иллюзиям, нежели к реальности, ибо посылать людей выполнять приказ или идти на это самому - две разные вещи.
Одно дело - руководить из надежно защищенного кабинета, и совсем другое - когда после успешной вербовочной беседы сам трясешься в полуночном вагоне нью-йоркской подземки и чувствуешь, как одинокие пассажиры избегают встречного взгляда, состав шарахается из стороны в сторону, а в голове еще свербит последний заданный тебе вопрос: "Если меня арестуют, хотя бы о дочери моей ваша служба позаботится?.." И честного ответа на него дать не можешь.
Трудно выразить словами доверие и взаимопонимание между двумя людьми в подобные моменты их жизни. А если попытаться проникнуть в таинство того явления, то здесь мне уже надо начинать целый блок новых версий.
IV
Страсти вокруг Святого Антония
Версия двенадцатая
Репутация целомудренной грешницы
Не беспокойся о том, что люди тебя не знают; беспокойся о том, что ты не знаешь людей.
Конфуций
Вот уже более семи столетий в мире ином, если таковой существует, витает над нами дух этого чудотворца христианской церкви. Родом из знатных португальских дворян, он оставил мирскую суету и принял обет монашеского ордена францисканцев. В своих проповедях, на которые обычно стекались толпы простого люда, слуга божий убеждал в благости Евангелия и одновременно возводил хулу на священников, обиравших паству, чтобы вести легкую и праздную жизнь. Прихожане благоговели перед человеком в рясе за его смелость угрожать богатым бездельникам.
Пережив возраст Иисуса Христа на три года, неистовый подвижник умер, сидя в кресле и напевая литургический гимн. Папа Римский канонизировал его в святые. Верующие и сейчас считают св. Антония покровителем влюбленных. Говорят, если на ладанке с его изображением прикрыть ладонью сидящего у святого на коленях Иисуса-младенца, можно обрести утерянное.
Не скрою, мне хотелось бы связаться с духом этого человека, потому как мы оба являлись проповедниками и каждый искренне верил в правоту своего дела, хоть и проповедовали мы разное. Тешу себя надеждой, что у св. Антония хватит терпения выслушать мои откровения, а если нет, может, когда-нибудь нам доведется встретиться, хотя понимаю, что я жизнью своей на Земле не заслужил ни вечных мук, ни вечного блаженства.
***
В своих разведывательных донесениях из резидентур, где пришлось работать, мне, естественно, доводилось рассказывать о людях других стран, их заботах, тревогах, мечтах и сомнениях. В этих сообщениях для "узкого круга" людей моей профессии сейчас я вижу нечто, отмеченное печатью времени. Но хотя работа требовала договаривать все до конца, многое неизбежно оставалось "за кадром" переданной в Центр непроявленной пленки.
Не попали в досье оперативного архива и материалы об одной американской семье. С отцом знакомство состоялось в ООН, где он служил в Секретариате, с его дочерью и женой я встретился чуть позже у них дома, на Манхэттене.
Известие об убийстве Джона Кеннеди, неожиданном и трагическом финале столь популярного президента, застало дочь Кристину в школе и запомнился ей как глубокий шок, поразивший тогда всех взрослых. Девочка едва входила в жизнь, а мир уже представал перед ней пронизанным насилием, всегда не предсказуемым превращением живого в мертвое, стабильного - в неустойчивое. Жизнь учила Кристину и ее сверстников двойственности восприятия всего сущего, ошеломляющей противоречивости.
Закончив университет, девушка устроилась на работу репортером одной из вашингтонских газет и вскоре начала вести колонку - комментарий о жизни местного светского общества, публиковала статьи о феминистском движении, стала заместителем редактора отдела новостей, а позднее корреспондентом, аккредитованным на Капитолийском холме...
- Кому нужна эта политическая борьба, если в результате к власти всегда приходит правительство, которое тут же начинает разрабатывать тайный план по нейтрализации своих политических оппонентов, - рассуждала она как-то поздно вечером. - Нет, я не совсем равнодушна к политике, приходится интересоваться происходящим, чтобы не стать слишком наивной и легковерной. Мне тоже хочется изменить мышление людей, но настоящая политическая борьба, основанная на принципах, а не на "правилах игры", требует отдачи всего себя. На это я не могу решиться, питая сильное предубеждение к политическим деятелям. И всякий раз, когда рядом заговаривают о Ленине, мне кажется, что речь идет о Ленноне...
- Ну и парадоксальные же все вы, - удивлялся отец. - Никто еще не говорил в нашей стране так громко об ответственности и не отказывался столь же упорно взять ответственность на себя. Удивительное сочетание кипучей энергии с апатией и бездельем! Жалуетесь на потерю индивидуальности, а сами сколачиваете массовые движения, кричите повсюду о "демократии участия" и не хотите участвовать даже в президентских выборах.
- Возможно, нам только кажется, что наши дети разительно отличаются от нас,- деликатно вмешался я в беседу.- Ведь им передаются и наши стремления и наши сомнения. Просто дети говорят обо всем более открыто, выглядят естественнее и правдивее нас. В чем отличие, если они так же взрослеют, покидают отчий дом и женятся, только очередность в этом не всегда сохраняется прежняя.
- Что верно, то верно. Мы тоже искали высшее предназначение в жизни, усматривая его не только в материальном благополучии, но и в стремлении найти работу, полезную для общества, - согласился отец. - И нам хотелось жить с верой в людей, правда, редко что-либо получалось из этого. Жить без свинства морализаторства - вот что ты, Крис, не приемлешь прежде всего и тут права абсолютно - ведь вся наша политика основана на этом морализаторстве, самонадеянности и чувстве превосходства над другими нациями. Кстати, как так случилось, что от вашего кумира, президента Джона Кеннеди ни в умах, ни в сердцах уже ничего не осталось? Может быть, я не прав, но для меня он по-прежнему действительно выдающийся президент.
- После его гибели многое прояснилось, о чем мы даже не догадывались, - уже не так темпераментно продолжала Кристина. - Мы вдруг узнали, что его политический талант был преувеличен, он совершил немало грубых ошибок, особенно во внешней политике. Когда все это вместе складываешь, видишь в нем лишь авантюриста международного класса.
- Но ведь ты помнишь его динамизм и энтузиазм передавались тогда нам всем независимо от возраста. Сколько молодого задора он олицетворял в нашем сознании! Поддержал ведь Кеннеди и движение за гражданские права...
- Да, он заставил всех почувствовать угрызение совести от расизма, но его самонадеянность поставила нас на грань ядерной войны во время Карибского кризиса, а отправленных за океан наших парней доставляли оттуда уже в цинковых гробах. Для меня Джон Кеннеди не герой, ибо власть коррумпирует любого, обличенного ею, а президентская власть тем более. Не могу я поверить в моральное и нравственное совершенство тех, кто хозяйничает в Белом доме.
- Согласен, наша государственная система не здорова, но она не бессильна. Будь уверена, левых радикалов рано или поздно заставит считаться с реальностью и приспособиться.
- Не знаю, какая судьба их ждет, - заметила Кристина, смешивая джин с тоником, - но я предпочитаю просто любоваться цветами, наблюдать за облаками и видеть, как люди отвечают на твою улыбку. Получать истинное наслаждение от свежего, холодного молока без искусственных добавок, от чтения Шекспира и Сэллинджера, музыки Баха и Леннона, носить мягкие, протертые джинсы и кроссовки, а не лакированные туфельки. Сидеть у костра на берегу озера в компании единомышленников... Мне ненавистна бездеятельность, однако изматывающего физического труда я тоже не приемлю. Когда вижу огромную пропасть между словами и делами взрослых, меня выворачивает наизнанку. Неужели именно так вы понимаете "честную игру", свободу и смысл жизни?
- Когда тебе стукнет тридцать, ты увидишь, насколько все сложно и неоднозначно, идеализм уступит место реализму и можно предвидеть, как уже ты будешь объяснять своим детям, почему не удается решить вечные проблемы бытия. Посмотри вокруг, недовольны не вы одни. Почтальоны, полицейские, пожарники, рабочие - все требуют перемен. Члены профсоюзов смещают своих руководителей, солдаты дезертируют или не подчиняются приказам, священники отрекаются от своих архиепископов. Все больше людей не признают лояльности государственных институтов и не подчиняются законам. Не только молодые обеспокоены качеством жизни.
- Не хотите ли вы просто примирить нас с большим бизнесом, правительством и законами, которые нельзя оправдать? - усмехнулась Кристина.
- Нелегко изменить существующий порядок, но возможно, и сегодня даже легче, чем раньше. Сейчас люди делают то, что не осмеливались в прошлом. Никто не обязан иметь работу, которая его не удовлетворяет, ты сама - тому свидетельство. Важные изменения в обществе всегда происходят постепенно, в результате сложного взаимодействия сил и интересов. Твое же поколение должно найти свое место в обществе, не изменяя себе и своим принципам. Трудно сохранить независимость личности, участвуя в делах государства, но сделав нужное усилие, вы станете частью пирамиды власти и сможете влиять на ход событий.
- Я и мои друзья никогда не станем бороться за власть! - парировала Кристина, словно давая понять, что тема исчерпана.
Отец пожал плечами, обратился ко мне:
- Если верить классикам русской литературы, а недавно я с интересом прочел Ивана Бунина, то выходит, что, в отличие от европейцев, русским присуща страсть к самоистреблению, которая и послужила одной из причин крайнего дворянского оскудения в царской России. Одновременно с этим алчность купеческого стяжательства перемежалась с диким мотовством, а затем проклятиями тому и другому и горькими пьяными слезами о своем окаянстве. Вашим соотечественникам приписывают и склонность упиваться собственными страданиями, заниматься самоистязанием, гордо успокаивая себя тем, что они живут якобы особой, скромной жизнью, лучше которой нет и не может быть, ибо считают ее проявлением исконного духа России. Похвально, конечно, но не слишком ли много показного в проявлении такой гордости?
- Наверное, всего названного вами, в том числе и по-казного, у нас на душу населения приходится ничуть не больше, чем в любой другой стране. Разве есть в мире народы, слова которых всегда в ладу с делами их, а чувства подчиняются лишь здравому смыслу? Русские же и американцы, насколько позволяет судить мой опыт, во многом дополняют друг друга: отцветающее у вас - у нас идет в рост и наоборот. А показуха везде одинакова, только повсюду со своим собственным национальным оттенком. Что касается нашей литературной классики, ее полезно знать тому, кто хочет понять нас. И все-таки, для познания национального характера гораздо важнее, на мой взгляд, живое общение.
- Я не хотел подчеркнуть свое национальное превосходство, - пояснил отец Кристины, - просто имел в виду, что обоим нашим народам нужно постоянно от-стаивать свое достоинство, видеть собственные недостатки и пороки, не успокаиваться на достигнутом, чувствовать новые знамения времени - иначе обе наши нации ждут паралич воли и духовное вырождение. Тысячелетия мировой истории дали нам хороший урок мудрости - не ждать еще одного пришествия Христа, а найти в себе силы и мужество загнать вглубь гены варвара.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги