Троглодит

Глава V. Князь Багрятинский

На следующее утро я разоспался, да так, что дед не выдержал и разбудил меня.

– Вставай соня! А то Новый год проспишь. Тебе дама уже давно звонила.

Пулей я вылетел из кровати.

– Кто?

Дед улыбался в прокуренные усы.

– Не представилась она!

– Настя, кто же еще могла тебе звонить? – сказала бабушка, накрывая на стол. Не успел я привести себя в порядок, как на пороге появился Данила. Нюх у него, что ли особенный? Приходит обычно минуту в минуту к тому времени, когда мы садимся за стол. Раньше я никак понять не мог причину его пунктуальности, пока мой дружок не просветил насчет своих феноменальных способностей ясновидения:

– Бабка твоя звонит. Приходи говорит, через десять минут, за стол садиться будем. Беспокоится все о тебе, Макс. Хочет, чтобы ты, глядя на меня, обладал таким же аппетитом.

Данила быстро разделся и когда я присоединился к сидящим за столом, он уже развлекал стариков байками собственного сочинения. Рассказывал он о том, как мы вчера встречали Новый год.

– Представляете, – начал плести он словесные кружева, – пригласила Настя к себе на Новый год, обещала, что никого из родителей не будет, а там ее предки Сан Саныч с Анной Николаевной сидят и никуда не собираются уходить. А я так неловко себя за столом у них чувствую! Эти салфетки и приборы из нескольких вилок и ложек когда-нибудь сведут меня с ума. Никакого удовольствия от приема пищи. Вместо того, чтобы наслаждаться, ты все время должен помнить, что локти на стол ставить нельзя, злословить ни в чей адрес нельзя, говорить с полным ртом нельзя, бокал надо брать за тонкую ножку, нельзя вытирать салфеткой лоб, а можно ею промокать только губы. Сплошное нельзя. Тоска одним словом, а не Новый год. Вы ведь меня знаете, у меня тонкая артистическая душа, сильно я переживаю, если что не так. А тут сразу две причины испортили вконец мне настроение…

– Что за причины? – спросила бабушка.

Данила, почувствовав, что его внимательно и с удовольствием слушают, продолжал:

– Первая причина, то, что я пришел вообще без подарка. Макс им кота вон, какого здорового принес, сибирского, а я заявился, вообще с пустыми руками. Хотел я примазаться к его подарку, а потом подумал, не раздирать же кота на две части и оставил его Максиму. Пусть думаю, перед Настей покрасуется. А сам быстро сообразил, какой подарок им надо сделать. Они ведь люди светские, им надо все время на виду быть. Вот я их загодя к мэру на Новый год и пригласил. Пригласительные написал и по почте отправил. Подумал, не выгонит же он их, если они приедут. И правильно рассчитал. Так и получилось, они вырядились оба, как попугаи и ускакали счастливые, поздравлять его.

– А что тебе еще испортило настроение? – улыбаясь, спросила бабушка.

– Ну, как же! – возмущенно воскликнул Данила, – представляете, когда я заглянул в столовую и увидел праздничный стол, у меня просто слюни потекли. Прямо напротив того места, где я должен был сидеть стоял молочный поросенок. Я ведь такого румяного в жизни не пробовал, а только в книжках читал какой он вкусный и хрустящий. А Настя взяла и пригласила на Новый год еще Стаську с Васькой, Баранов! Вот я и подумал, что не мешало бы спровадить обоих братцев пораньше домой. Чего они будут у Максима под ногами путаться? Человек из Москвы приехал, может быть он объясниться с Настей хочет. Вот и думаю, спроважу братцев, мне поросенок достанется, а Максу – Настя! Конкуренты нам не нужны! Но мы предполагаем, а бог – располагает! Как я задумал, так и получилось, однако бог здесь ни при чем!

Этот оболдуй нес черт его знает какую чепуху и думал, что его приятно слушать. Я толкнул Данилу под столом ногой. А он как будто и не слышал меня, продолжал заливаться соловьем:

– А кто при чем? – моя бабушка одна поддерживала разговор с Данилой.

Мой дружок наверстывал сейчас за столом вчерашнее вынужденное говение.

– Ага. Родители значит, уехали. Я только собрался козни братьям устроить, столкнуть их лбами, как в дом ворвался зверь в шкуре, одетый под снежного человека и давай пугать Макса с Настей и братьев Баранов.

– Как снежный человек?

– Какой еще снежный человек?

Дед с бабушкой с недоверием смотрели на Данилу. Тот стал объяснять:

– Это не я подумал, что он снежный, это вот они! Га. га. га! – захохотал Данила и показал на меня пальцем, – приняли его за зверя. Увидели, что на нем шкура и полезли под кровати! Нет, чтобы меня позвать!

– Что ты врешь? – возмутился я насчет кровати.

– А ты где был в это время? – строго спросил Данилу дед.

– Данила! А не твои ли это были штучки? – спросила бабушка.

Мой дружок начал клясться и божиться:

– Чтобы я, да в том месте, где сам нахожусь… никогда. Не волк же я. И не думайте на меня. Я сам до сих пор голову ломаю, кто бы это мог быть?

Данила на время прервал свой рассказ и потянулся на другой край стола за грибным салатом. Бабушка его усадила на место.

– Я тебе сама подам. Ты дальше рассказывай, что было.

Мой дружок продолжал сдавать меня с потрохами.

– А дальше, когда я вышел, смотрю, он со стола уже все самое вкусное сгреб в мешок и моего поросенка еще прихватил. Тут я с этой волосатой скотиной и вступил в борьбу.

– Это йети был, снежный человек, троглодит, потомок неандертальцев! – жалобно пропищал я. Мне совершенно не нравилась версия Данилы.

– Ага! – поддакнул мне он! – Йети! Как же, сейчас! Держи карман шире! Я тоже шкуру завтра на себя напялю, и пойду грабить честной народ. Ты знаешь, что когда он дыхнул на меня, чем от него несло?

– Чем?

– Табаком! Какой снежный человек курит? Я, например, о таком никогда не слышал. Это вас он с Баранами провел на мякине, а меня не проведешь. Я все равно узнаю, кто ограбил в Новогоднюю ночь меня. Он, думает, я ему так спущу! Никогда!

– А как же босые ноги? – снова жалобно пропищал я. Уж очень в неприглядном свете он выставил меня перед дедом с бабушкой. Еще подумают, что трус я.

Дед я бабушкой молчали. Они не знали, как реагировать на рассказ Данилы. Этот артист ведь соврет и глазом не моргнет. Бабушка заахала, заохала, а дед серьезно сказал:

– Слышал я с месяц назад разговоры про снежного человека, да только не придал им значения, ушел. Подумал, что в наш просвещенный век слушать эти бредни мне не пристало. Однако…

– А что дальше было? – перебила Днаилу бабушка. Любила она смотреть фильмы ужасов и сейчас ожидала такого же продолжения. Только мой дружок не оправдал ее надежд.

– А ничего не было. Приехал обратно Сан Саныч с Анной Николаевной. Мы пошли посмотреть, куда ведут следы. Они уходили по озеру к лесу.

Данила успокоил мою бабушку.

– Сейчас с Максом мы сходим, посмотрим, куда он убежал. Ночью снег не шел, следы должны остаться.

– И даже не думайте. Никуда я Максима не отпущу! Он только из Москвы приехал!

Мне стало неловко перед приятелем. День уже, не ночь! А днем все видится совершенно в ином свете. Пожалуй, я готов был согласиться с Данилой, что никакого йети, снежного человека не существует в природе, это всего лишь чей-то грубый розыгрыш. Вот только чей и в чем его смысл? Дед тоже был согласен с моим приятелем. Он сказал:

– Кто-то по крупному начал хулиганить! В наше время тоже шкуру одевали, девок пугать, но козлиную с рогами!

Затем спросил нас с Данилой:

– А Сан Саныч с Анной Николаевной в милицию не заявляли?

– Нет! – сказал Данила. – они наверно не хотели стать посмешищем в глазах соседей. Сами понимаете, злорадствовать и насмехаться те станут. Скажут, сами, подхалимы поехали мэра поздравлять с Новым годом, а в это время хулиган их гостей загнал под кровати, а сам сел пировать за праздничный стол. Кому такое понравится?

Как же близок был к истине Данила в оценке Настиных родителей. Его слова подтвердились буквально через несколько часов, когда мы вышли погулять в город. А сейчас дед осудил Сан Саныча с Анной Николаевной.

– Зря они так поступили. Зло должно быть наказуемо!

– А в священном писании написано… – попробовала вставить нравоучительное слово бабушка, но ее перебили. Данила вылез из-за стола.

– Ну, так мы пойдем, погуляем?

Дед, отпустил нас.

– Пусть, сходят на озеро, глянут на следы! А потом придут расскажут, что видели, что народ говорит. Нечего им дома сидеть!

– А может быть они дома останутся?

– Нет!

В некоторых семьях правом вето и правом решающего голоса обладают женщины. Благодарение богу у деда с бабушкой голос деда был намного весомее голоса бабушки. Как скажет старый пень, так за глаза называла его бабушка, так и будет. Получив увольнительную, я не стал долго копаться, а быстро выскользнул на улицу. Это мой дружок стал разводить политесы, на дорожку нахваливать бабушкины кулинарные таланты и сговариваться с нею, насчет еды, которой она будет встречать нас после прогулки.

– На этот раз секрет! Секрет! – ответствовала она ему.

Мой дружок покладистый малый. Секрет, значит секрет. Через пять минут под нашими ногами хрустел искрящийся на солнце белый снег. Можно было бы зайти к Насте, заодно забрать забытые под елкой подарки, но осторожный Данила предпочел за версту обойти их дом.

– Эти прокуроры, адвокаты, – он имел в виду Анну Николаевну и Сан Саныча, – быстро сообразят, что я их провел с задачкой. Ну их! Пошли на озеро! Видишь, вон в двух местах мужики собрались!

Действительно, я увидел две кучки людей, одну недалеко от нас и вторую на плотине, Периодически от первой кучки раздавались взрывы хохота. Мы подошли ближе. Байки травил Варламыч, старый-престарый дед, который практически никогда не уходил с озера. Если был клев, Варламыч сидел в окружении других рыбаков, если клева не было, он сидел в гордом одиночестве. А сегодня было первое число, многие вышли просто поразмяться, подышать с утра свежим, морозным воздухом. Голос у деда был удивительно звонкий для его старческих лет, так что его хорошо было слышно в это солнечное, новогоднее утро.

– Давным-давно это было, теперь уж и не вспомнить, в решете ли, во соломе, кто-то мою люльку – скрип-скрип! – качал, был тогда я молодой, день и ночь, кричал!

– Варламыч, ты вроде про лесных людей начал! – перебили Варламыча из толпы окружившей его. Он не торопясь, ответил:

– Милок, если хочешь, я могу и про лесных рассказать, были такие сразу после войны, в Прибалтике, служил я тогда. А я вам хотел рассказать другое, про снежного человека, про диких людей, что у нас здесь, за Прорвой жили. Это болото километров тридцать отсюда, охотники должны знать его, сразу за деревушкой – Большие Кабаны начинается оно. Непроходимое болото. Вот за ним, на острове, и жили дикие люди. Местные, никогда туда не совались, да и как перейдешь это болото, если там трясина каждый год по три коровы утягивала. Гиблое место одним словом. Ненасытная Прорва!

Из толпы послышался недоверчивый возглас:

– А откуда дед, ты знаешь, что за болотом был остров, если оно было непроходимое?

– Гм…милок. Жить захочешь, узнаешь. Я ведь на том острове, сразу после революции десять лет прожил.

– Как?

– От брешет старый кобель!

– Чего же ты раньше молчал?

– Расскажи!

Дед неторопливо вытащил кисет с махоркой, свернул козью ножку и лишь после того как ему дали прикурить, сказал:

– Причина была. Там ведь клад остался, закопанный в землю, и не один, а целых два. Одни моего отца – князя Багрятинского, а второй хранился еще со времен татаро-монголькой орды, темника Эльчибея. Думал я, наведаюсь туда когда-нибудь за ним, да видно больше не судьба. Время, как вода течет. Стар стал, ноги не ходят. Да много ли нам со старухой надо? Жизнь прожита, на вечный покой пора. Не хочу уносить я в могилу тайну моего происхождения.

Заинтриговал слушателей дед дальше некуда и замолчал на самом интересном месте. Мужики вокруг него столпились плотнее. Недоверчивые возгласы перебивались – льстивыми:

– Варламыч, ты оказывается еще и князь?

– О…хо…хо!

– А мы не знали!

– Варламыч, дорогой, как ты насчет пятидесяти грамм, кристалловская! Уважь!

– Или коньячок предпочитаешь? Шустовский!

Дедок не заставил себя долго упрашивать.

– Ну, если Шустовский!

Пропустив за здоровье окружающих небольшую стопку, он озорно блеснул глазами.

– Вас, я так понимаю, клады заинтересовали. Только не торопитесь вострить лыжи, если хотите остаться живыми, а послушайте сначала мой рассказ до конца!

Дед поискал глазами чашника, налившего ему небольшую стопку, и попросил повторить приятную процедуру. Его распоряжение моментально выполнили. Варламыч вытер усы и начал свой диковинный сказ:

– Петушок пропел, курочка снеслась, так моя история, брате началась. Давным-давно это было, когда у меня в спине еще не ныло. Году в девятнадцатом, когда красные стали повсеместно побеждать, мой отец с матерью решили навсегда уйти за границу, только подались не на юга, а на северо-запад. Решили под видом крестьян пробраться лесами на Запад. Купили телегу, сложили драгоценности в большую корзину, положили в деревянную люльку меня, младенца, посидели на дорожку, и тронулись в неблизкий путь. Выбирались они не Стромынским трактом, а предпочитали малоезженые глухие дороги. И нужно же было так случиться, за Большими Кабанами им встретился продотряд. Шесть подвод, десять бойцов, комиссар в кожаной куртке. Мимо проехали уже почти бойцы, когда с последней подводы на которой сидел комиссар, кричат:

– А ну стой! Кто едет?

Ну, мой отец их и спрашивает:

– Чем обязан?

Белую кость разве спрячешь в лохмотья? Спесь и барские замашки, холеное лицо, прямой взгляд, они так и прут наружу. Да еще мой отец постукивает вместо стека кнутом по голенищу сапога.

– Чем спрашиваешь, князь обязан? Да ничем! Наряд уж больно странный у тебя! Неужто, в коммуну записался?

Узнал моего отца спрыгнувший с телеги комиссар. Да только не на того напал. Через пол минуты и комиссар, и красноармеец барахтались в кювете, а мой отец погонял лошадей и отстреливался. Сзади тоже раздались выстрелы, все шесть телег развернули в обратную сторону, и началась погоня. Нынешние гонки на автомобилях разве можно сравнить с тем временем? Мать держит люльку чтобы я не выпал, отец, как Ганнибал встал на передке, ветки хлещут по лицу, над головою свищут пули.

Ушел бы от погони отец, хорошие кони у него были, да только на развилке свернул не туда. Повернул он по ошибке налево, к Большим Кабанам. А там тупик. Когда влетел в село, то спросил аборигена, куда дальше дорога ведет? Тот отвечает: «Никуда! В Прорву, в болото. Гиблое место там».

Не успел он подумать, что делать дальше, как на край села вылетают красноармейцы. Отец и погнал лошадей к болоту. Спрыгнул с телеги, приказал матери затаиться в кустах, а сам схватил люльку и с нею по кочкам. Мать не хотела меня отдавать, но он ее убедил, что я своим криком ее выдам. А меня действительно так растрясло на ухабах, что я орал не переставая. Отец может быть, далеко и не забрался бы, но ему постоянно приходилось перепрыгивать с одной уходящей под ногами кочки на другую. Когда часа через два он выбрался на относительно сухой берег, и упал в траву, то увидел, что из кустов на него смотрят раскосые человеческие глаза, человек одет в шкуру и целится в него из лука.

Отец, потом говорил, что от смерти его спас я. Дикие люди, живущие на острове посреди непроходимых болот, никого из пришельцев не оставляли живым. Но когда они услышали крик младенца, то подумали, что отец не лихой человек, а сам гонимый и не может сделать им ничего плохого. Так, в младенческом возрасте, я попал к одичавшим людям.

Дед, почище телевидения на самом интересном месте делал рекламную паузу. Даже мы с Данилой, чтобы не пропустить ни одного его слова из дальнейшего рассказа, постарались протиснуться вперед. Тысячи вопросов зароились у слушателей в голове.

– Варламыч, так это были дикие люди, или случайно, вроде вас с отцом туда попавшие, и потом одичавшие?

– А как ты смог оттуда выбраться?

– Да, помолчите вы ради бога!

– Варламыч! Мы слушаем тебя!

Насладившись всеобщим вниманием, старик стал дальше рассказывать.

– Рожа за кустами исчезла. Отец постоял, подумал и двинулся вглубь острова. Смотрит, посередине острова стоит длинная изба, по архитектурным достоинствам больше похожая на сарай. Вход в нее занавешен пологом из лосиной шкуры. Изба наполовину ушла в землю, а внутри разделена на две части, одна – женская, куда имели доступ только матери с детьми, и вторая – общая, где толокся остальной народ. Все это отец узнал потом, а пока он стоит на поляне перед этим почернелым от времени строением, а на него, вооруженные луками и рогатинами враждебно смотрят несколько особей мужского пола с раскосыми глазами.

– Честь имею, князь Багрятинский! – в шутку сказал мой отец, который понял, что попал из огня в полымя.

– Конязь! Конязь! – обрадовано воскликнули охотники, опустили оружие, поклонились и залопотали с ним на непонятном языке. Отец обрадовался тому, что они не первобытные каннибалы, а волею случая оторвавшиеся от человеческой цивилизации вполне разумные люди. Он немного успокоился и показал на меня, жестами предлагая напоить и накормить меня. На крик одного из мужчин, из избы-сарая вышла Гульчатай.

– Ну, ты дед и заливаешь на старости лет!

– Скажи еще, в шелковых шальварах вышла!

Варламыч совершенно не обиделся на ехидную реплику.

– Представьте себе, – ответил он, – Гульчатай вышла в шароварах, только не в шелковых, а в кожаных. Глянула она на моего отца долгим, долгим, продолжительным взглядом и забрала меня вместе с люлькой. А потом у них начался пир. Охотники убили оленя, зажарили его, и стали угощать отца самыми лакомыми частями оленьей туши – печенью и сердцем.

Варламыч на минуту замолчал.

– Дед! А почему ты там прожил только десять лет?

– Варламыч! Ты про клады, обещал рассказать!

– А что это за люди были?

Нетерпеливые возгласы остались без ответа. Дед пропутешествовал по времени и потерялся в своем далеком прошлом. То ли порыв ветра, то ли ностальгия по далекому детству, выжали из старческих глаз скупую слезу. Варламыч не стал стесняться ее, а просто сказал:

– Спрашиваете, что это за люди были? Отец узнал у них. Это были потомки баскака Эльчибея, который собирал на Руси дань во времена татаро-монгольского ига. Побил их и загнал на этот остров пьяный воевода Борис Рваное Ухо. Женку у него увели.

– Неужто Гульчатай?

– Нет! Устиньюшку! Поняли тогда несколько оставшихся в живых монгольских воинов, что если уйдут отсюда, то перебьют их на обратном пути окончательно. Дороги везде перекрыты, воевода трезвый, злой! Да и стимул у них был остаться. Собранная дань с ними была, можно было подождать, пока Мамай в ящик сыграет, и по-тихому приватизировать ордынское добро. Кто их станет искать? И в то время ушлые и вороватые были. Только сами себя перехитрили. Застряли на двадцать поколений на этом острове, пока с ними беда не приключилась.

– А что там было в этой дани?

Наступила поразительная тишина. Сейчас Варламыч должен был начать развешивать самую отборную клюкву на уши слушателям.

– Что было в дани, спрашиваете? А вот что там было. В дальнем, холодном конце избы-сарая был погреб, куда летом пряталось мясо. Это было единственное место, которое закрывалось опускной дверью. Один раз и я туда попал. Мешки с данью видно давно сгнили и золотые монеты кучей лежали на земле. Много монет было.

– А кубки, чаши были там?

– Где в подполе? – спросил Варламыч. – Нет, в подполе их не было, мы их использовали как посуду за столом. Там была лишь огромная куча золотых монет. Золотые монеты к нашему приходу особенно никто не берег. Чаши, да, ценились, а монеты нет. Детишки ими играли в пристенок. Смутно островитяне представляли их ценность, там другое ценилось. У отца, когда он появился на острове, за поясом был охотничий нож, немецкой стали. Так на него как на полубога смотрели. Конязь одним словом, выгнанный собственным племенем.

В любом сообществе всегда найдется недовольный диссидент. Вот и у нас в плотной толпе окружившей деда-рассказчика, объявился свой собственный критик. Он непочтительно перебил дедка.

– Варламыч, а Варламыч, за то время что ты прожил с этими потомками татаро-монгол, ты должен был выучить их язык. Правильно?

– Правильно. Я его и выучил!

Очередной раз наступила напряженная тишина.

– Скажи, что-нибудь!

– Что?

– Обругай его! – раздалось из толпы.

– Пожалуйста! Тонгуз малай тукта!

– Что это означает?

– Дословно – великовозрастный сын свиньи умолкни!

Классно Варламыч уел молодого невежу. Послышались одобрительные крики:

– Не нравится, не слушай!

– А ведь верно сказал, – кто-то радостно воскликнул, как будто сделал мировое открытие, – тонгуз – это свинья!

Диссидента непочтительно вытолкали за круг. Вокруг Варламыча столпились еще сильнее, чтобы выслушать историю про клады до конца. Забулькала сорокоградусная жидкость, подогревая пыл рассказчика. Дедок прокашлялся и спросил притихшую толпу:

– Ах, сбили! На чем я остановился, напомните?

Естественно все в один голос закричали, что он остановился на золотых монетах, огромной кучей сваленной в подполе.

– Ага! Только один день я смотрю, отец мой кожаной сумой стал переносить золотые монеты на дальний конец острова. «Зачем это делаешь, кому они нужны»? – спрашиваю я его. А он мне отвечает, что нельзя все яйца держать в одном лукошке. Взял и выпорол меня прямо над ямой, где закопал вторую половину татарской дани. На всю жизнь я запомнил это место. «Пригодится еще тебе в жизни, когда отсюда выйдем», сказал он. Многое я позабыл, а как порол меня отец, помню, и то место помню. В тот последний год, тревожно стало у нас по вечерам. Наши мужчины ходили хмурые. Уходить наше племя собралось зимой с этого острова. Дикие люди рядом появились.

– Да уж куда дичее вас? – раздался тот же обиженный голос местного диссидента. Варламыч коротко ответил.

– Представь, что бывают и дичее, слышал про йети? Я уже большой был, десять лет. Белке в глаз из лука попадал. Отец мне потихоньку и говорит, пора мол нам отсюда выбираться. Если кого убил или поранил десять лет назад, то амнистия должна быть, простят, на войну спишут. А план у него был такой. Пусть племя идет в одну сторону, а мы пойдем в другую, к людям. Так мы с ним и порешили. Готовил меня отец к встрече с большой жизнью. Рассказывал про большие города, про многоэтажные дома, про четырехколесные самоходные тележки, про лезвия для бритья. Азбуку мы с ним выучили и даже решали арифметические задачи. Мысленно я все мог представить, только одно непонятно мне было, как наш сарай может быть многоэтажным? Только мысленно сооружу я его, как он у меня тут же разваливается.

Нас вместе с отцом десять человек всего было в племени. Четыре взрослых мужчины, три женщины и трое детей. Я думаю, ничего бы с нами не случилось, если бы у нас были собаки. Они бы давно учуяли врагов. Только собак не было, проспали мы беду.

Как сейчас помню, весь день и всю ночь мела поземка, племя наше блаженствовало в тепле, и прошляпило опасность.

Дикие люди напали на нас под утро. Их тоже немного было. Но это были звери, под два метра ростом, глыба мускулов и шерсти, злобный взгляд и неестественная жестокость. Когда они ворвались в нашу избу-сарай, началось натурально побоище. Наши стрелы они выдергивали из себя и становились еще свирепее. Крушили все подряд. Предводитель их шел сзади, а впереди бились молодые звери. На их стороне была внезапность – они побеждали.

Отец схватил меня сонного в охапку и поволок в дальний конец избы. Там был прорублен небольшой выход и складированы наши небольшие запасы. Пока я оделся, скоротечная битва закончилась. Наших побили. Предводитель-зверь протрубил победный клич! – Аб-баб-ба!

Мы с отцом в последнюю минуту успели выскользнуть из сарая. Только недалеко мы убежали. Наше ордынское племя лыжами не пользовалось, оно умело плести лишь снегоступы. Однако отец, готовясь к этому походу, выстрогал мне в прошлом году широкие охотничьи лыжи, на них я и стал. А сам он пошел рядом со мной на снегоступах плетеных из ивовых прутьев. Мы шли зимним болотом. В какую сторону идти к людям, отец знал.

Минут через двадцать, я увидел, что нас догоняет предводитель зверей. Под ним проминался свежевыпавший снег, а вчерашний затвердевший наст его держал. Широкая босая ступня его не знала никакой обуви. С головы у него ниспадали длинные, черные волосы, а вот волосяной покров на груди был рыжим. Еще я успел рассмотреть нос картошкой и вывернутые ноздри. Он быстро нагонял нас. Свернуть или убежать от него мы не могли. Под нами была замерзшая равнина болота, а впереди маячила чахлая поросль леса. Отец остановил меня и сказал, чтобы я шел дальше один, держась одного направления, на восход солнца. Если повезет мне, он сказал, то я пройду болото и выйду к людям. Там твое спасение. Там утерянная Родина.

– Иди! Ты на лыжах, он не догонит тебя! Хода – световой день!

Он обнял меня и подтолкнул вперед. Потом крикнул:

– Помни, наш род Багрятинский!

Я быстро уходил с места предстоящей драки. Ничем я отцу помочь не мог, потому, что был безоружный. Обычно, наши луки висели в парадной части сарая, чтобы на зов охотников можно было сразу схватить их и выскользнуть наружу. А нож свой охотничий, отец недавно подарил Бабаю, тому самому предку монголов, что первым встретил его на острове.

– Когда к людям выйдем, он мне больше не пригодится! – сказал отец. Сейчас, оставшись один посреди болота, он должен был встретить человека-зверя черной игрушкой, у которой крутился барабан и была всего одна желтая желудевина. «На один выстрел хватит», говорил мне отец. Он, эту черную игрушку, называл наганом, тысячу раз объяснял мне его действие, но я так понять и не мог, за счет чего желудевина должна вылететь быстрее стрелы и поразить зверя или врага.

Метров через сто я достиг леса и спрятался за небольшой, мохнатой елью. Когда я оглянулся, зверь-человек и отец стояли напротив друг друга. Я еще подумал, что может быть это косматое, двухметроворостое чудовище повернет назад, но моим надеждам не суждено было сбыться. Зверь осторожно двинулся вперед. Когда между ним и отцом осталось расстояние вытянутой руки, послышался негромкий хлопок. Зверь-человек рыкнул, сделал невероятный скачок и смял отца. С минуту, оттуда разлетались в разные стороны комья снега, а потом все затихло.

Я долго стоял под елью, вслушиваясь в мертвую тишину лежащего передо мною замерзшего болота. На соседнем дереве прыгнула белка. Над местом единоборства пролетели две вороны и даже не полюбопытствовали, что там? Хозяйка болота, Прорва, по-своему видно распорядилось двумя жизнями.

Я повернул обратно. В том месте, где недавно стоял отец, чернела темная вода. По обычаю нашего племени, когда кто-нибудь зимой тонул в болоте, я посыпал на воду снегом. Пора было уходить, потому что от острова в мою сторону двигался другой человеко-зверь, только поменьше ростом. Встреча с ним не сулила мне ничего хорошего. Торжествующие вопли неслись из его волосатой груди. Рано он начал радоваться. Когда человеко-зверь подошел к полынье, над болотом разнесся его протяжный, жалобный вой. Он бросился в погоню за мною, а когда добежал до ели, за которой я прятался, то вырвал ее с корнем. А потом, убедившись, что ему не догнать меня, повернул обратно.

Варламыч повел глазами по притихшей толпе, помолчал и спросил:

– Знаете, почему я вам про золотые клады рассказал?.. Чтобы вы дослушали до конца и кое-что намотали себе на ус. Мой предыдущий сюжет, имеет непосредственное отношение к тому заявлению, что я сейчас сделаю. Но сначала ответьте мне, пожалуйста, слышали ли вы о том, что в окрестностях нашего города появился снежный человек?

– Знаем!

– Слышали!

– Го. го. го! Топчет кто-то босые следы на снегу!

– Топчет! Смешно им! – заворчал Варламыч, – А я вам ответственно заявляю, что он, тот, кто пришел босиком по снегу, из племени тех диких людей. Зверь-человек. Он злобен и невероятно силен. Я его видел издалека и хочу всех предупредить, что встреча с ним крайне опасна. Смертельно опасна!

В это время Данила за рукав вытащил меня из толпы.

– Пошли быстрее?

– Куда?

– Сам не понимаешь?

Я попробовал его остановить, утверждая, что самое интересное в рассказе Варламыча начнется именно сейчас, когда он, как представитель одичавшего племени вышел в современную цивилизацию. Интересны его первые впечатления.

Я догадался куда меня тянет Данила. Он первым хочет оказаться на острове. Клады, они кого хочешь с ума сведут. Ошибся я. Данила и в мыслях не имел ничего подобного.

– Дед, тень на плетень наводит! – заявил он. – Это – не «йети», а это – «эти», наши местные олигархи. Помнишь, как по телевизору показывали, их ночные бдения в могиле. Вот и со снежным человеком то же самое. Я думаю, они устроили себе на Новый год развлечение, в шкуру снежного человека влезли и еще подзужили того, кто натянул ее на себя, а не слабо ему будет в дом к прокурору наведаться? Адреналин знаешь, как сразу поднимется! Пошли следы хорошо рассмотрим, пока их не затоптали эти легковеры. Посмотрим, к кому из богачей он потом завернул!

– А мне кажется Варламыч правду рассказывает! – задумчиво сказал я.

– Слушай ты его больше!

– Значит, мы за золотом не идем?

Крупно озадачил я своего дружка. Он даже остановился и внимательно посмотрел на меня, проверяя, не разыгрываю ли я его. Потом пробормотал:

– Золото! Его не так просто взять, как тебе кажется. Там до нас уже побывал один герой и вернулся ни с чем.

– Кто?

– Брехунец.