Трон тысячной лжи

Мы были воспитаны на пути Света. Отдельно, но аналогично. И хотя я всё ещё сохраняла благосклонность к язычникам, я не понимала важности того, почему.

— Я не знаю, — прямо сказал Брам. — Здесь была замешана магия. Я почувствовал этот запах в воздухе, когда мы их нашли. Воздух был насыщен запахом ладана и серы. Но мы так и не нашли никаких следов злоумышленников. Никто из опрошенных нами людей не видел незнакомцев ни в деревне, ни даже в королевстве. Это было так, как будто они появились из ниоткуда.

Его объяснение заставило меня вспомнить о мужчинах прошлой ночью. Стрелы. Тайна, стоящая за их прибытием. Было ли это организовано одними и теми же людьми?

Были ли это язычники, охотившиеся за троном?

Или кто-то похуже?

Из темного коридора донесся крик охранника. Очевидно, они локализовали пожар и хотели знать, что довело заключенных до такого исступления. Пришло время уходить. К этому времени мои охранники уже подняли бы по тревоге армию. И мне нужно было переобуться, прежде чем я смогу сесть в карету с Раванной. Чтобы я не заставила всех страдать всю дорогу до Барстуса.

Я надеялась, что моя одежда не будет вонять этим подземельем, как только я выберусь из него.

— Еще один вопрос, — взмолилась я, наклоняясь еще ближе к камере. Зловоние было отвратительным, и я мельком увидела скорлупку человека, которым был Брам Могущественный. Даже всего несколько месяцев назад на суде он был крепким, устрашающим человеком, несмотря на свой возраст. Теперь от него остались только кожа да кости, его некогда ухоженные волосы на лице превратились в жидкий, спутанный беспорядок.

— Быстрее, девочка, — приказал он.

— Дружила ли моя мать с королевой Раванной из Блэкторна?

Он не ожидал этого вопроса. Как он мог ожидать? Даже я чувствовала себя глупо, спрашивая. В любом случае, какое это имело значение? Может быть, Раванна тогда была другим человеком. Может быть, моя мать пробудила в ней всё лучшее.

Может быть, моя мать была такой же, как она.

Эта мысль заставила моё тело содрогнуться от свирепой дрожи.

— Почему ты думаешь, что я знаю ответ на это? Я работал на твоего отца. Я почти ничего не знал о личной дружбе твоей матери.

Теперь я ухватилась за прутья и прижалась к ним лицом, встречаясь с ним глазами в темноте.

— Пожалуйста, ты, должно быть, что-то видел. Видел, как они взаимодействуют? Заметил что-то в том, как они разговаривали друг с другом? Они казались особенно близкими друзьями?

Достаточно близкими, чтобы вырезать их инициалы рядом.

Он резко выдохнул. Наконец, он сказал:

— При дворе они едва признавали друг друга. Твоя мать была печально известна тем, что называла её «Холодной королевой». Это заставило людей предположить, что она ненавидела Раванну. И я бы согласился с ними. За исключением раннего периода её брака с твоим отцом, твоя мать и Тирн, её брат, были особенно близки. Их часто видели выходящими из замка поздно ночью, направлявшимися в сады без охраны поблизости, — он сделал паузу, пытаясь разобраться в своих собственных воспоминаниях. — Я знаю это, потому что твой отец был осведомлен об их деятельности и попросил, чтобы я расставил людей по периметру. Он не хотел, чтобы они знали, но он хотел, чтобы они были в безопасности.

— В садах есть часовня, — сказала я, обращаясь больше к себе, чем к Браму. — Я думаю, что это язычество.

— Да, — согласился Брам. — Она древняя. Никогда не было короля, желающего вырвать её с корнем или снести с лица земли. Многие из них суеверны по этому поводу, — он вздохнул, и я почувствовала это до мозга костей. — Но твоя мать… ну, она всё ещё чтила многие языческие традиции. Я думаю, твой отец был очарован старыми обычаями. Она никогда не выходила туда часто. Может быть, на несколько языческих праздников, или, может быть, если была причина помолиться о чём-то особенно сложном. За исключением тех случаев, когда… ну, за исключением тех случаев, когда Раванна жила в замке. Тогда она почти каждую ночь уходила куда-нибудь. И не раз я мельком видел Раванну, которая тоже направлялась в ту сторону. Раванна, твоя мать и Тирн.

Инициалы действительно принадлежали им. Моя голова закружилась от множества возможностей. От вопросов. От замешательства. Зачем моей матери говорить о Раванне на публике одним способом, а потом бежать из замка, чтобы встретиться с ней? Вырезать её имя рядом со своим?

«Старый путь — это истинный путь».

Но что все это значило?

Голоса охранников становились всё громче, в то время как заключенные кричали о милых котятах. Моё время истекло.

— Я покидаю замок, — сказала я Браму, не уверенная в причине. — Но когда я вернусь, я приду к тебе снова. Что тебе нужно? Позволь мне принести это тебе.

Я не могла видеть его лицо достаточно хорошо, чтобы сказать, улыбается ли он, но я услышала, как в его голосе поднялось настроение.

— Твоего присутствия достаточно, чтобы помочь мне продержаться какое-то время, дорогая девочка. Не беспокойся о старом Браме. Я справлюсь.

Я прикусила нижнюю губу, пробуя на вкус грязь этого места. Я бы принесла ему свежее одеяло. И еды. И одежду. И, может быть, кусок мыла. И свечу. Я бы позаботилась о нём, даже если бы мой дядя этого не позволил.

— Будь в безопасности, Брам Могучий. Я найду способ освободить тебя.

Его руки скользнули поверх моих там, где они держали решетку его камеры.

— Они бы так гордились тобой, ты знаешь? Твои родители. Они бы так гордились женщиной, королевой, которой ты стала.

От его теплых чувств мои глаза наполнились слезами.

— Спасибо, — прошептала я ему, не уверенная, что он вообще мог меня услышать. — Спасибо тебе за добрые слова и помощь.

— Что там происходит внизу? — прогремел охранник. У него была палка или дубинка, может быть, меч, и он сильно ударил им о стену, и удар был достаточно сильным, чтобы эхо пробрало меня до костей.

— Иди, — приказал Брам. — Но приходи снова, когда сможешь.

Я отпустила перекладину и снова оказалась в центре коридора, где другие заключенные не могли протянуть руку и коснуться меня. Большинство из них поспешили вернуться в свои темные углы, боясь охранников и их наказаний.

Но я не была до конца уверена, почему они так боялись охранников. Их тюремщики казались напуганными больше, чем кто-либо другой, когда я снова вырвалась на свет. Они все закричали и отскочили назад. Я рванула к лестнице, в то время как они визжали от неподдельного ужаса и спрашивали друг друга, откуда я взялась.

Я услышала, как они встали из-за стола и направились за мной, когда ещё один факел упал со стены и приземлился на тлеющие угли, которые они только что потушили.

— Только не это! — крикнул один из них, когда я взбежала по лестнице.

— Оставь её! — крикнул кто-то ещё. — Это одно хуже другого. Мы все сгорим заживо, если не потушим это.

Я оставила их с их кострами и проклятиями. Наверху лестницы я сняла свои грязные туфли и оставила их в углу, чтобы горничная нашла их позже. Пока я бежала в спальню меня внезапно окружили телохранители.

— Где вы были? — потребовал Кертис.

— Я, эм, я, — я посмотрела вниз и сказала. — Я не могу найти свои туфли.

В коридор с грохотом ворвались еще стражники с обнаженными мечами. Они все сделали шаг назад и вздохнули с облегчением, когда увидели меня.

— Ваши туфли? — Кертис чуть не взвизгнул. Его лицо приобрело багровый оттенок, и у меня возникло ужасное видение того, что я была бы причиной того, что он внезапно упал замертво.

Я протянула руку и положила её ему на плечо.

— Ты беспокоился обо мне?

Его глаза выпучились.

— Принцесса, я…

— Я знаю, что они ждут меня, — спокойно сказала я. — Если вы проводите меня обратно в покои, я только надену пару туфель, и тогда я буду готова.

Рядом стоял новый охранник. Он выглядел таким же раздраженным, как и все остальные, и таким же запыхавшимся. Но он был моложе Кертиса и стройнее. Финч, я сразу поняла. Это был человек, который передавал мои сообщения Тейлону. Я не доверяла ему так, как Тейлон, но я надеялась, что он проявит себя.

Кертис не стал продолжать спорить. Вместо этого он сжал губы и кивнул в сторону моих покоев.

Оказавшись там, я забрала Шиксу у потрепанной на вид Клесты, новую пару туфель и какие-то дорожные перчатки. Быстро попрощавшись с Клестой, поскольку она поедет в отдельном экипаже, я позволила Кертису и остальным проводить меня к ожидающему экипажу.

Раванна и Катринка уже были внутри, и обе раздраженно вздохнули, когда я, наконец, забралась на своё место. Кертис неохотно отказался от своего надзора за мной, чтобы занять своё место в задней части впечатляющего транспортного средства, которое умудрялось быть одновременно роскошным и внушительным.

— Так мило с твоей стороны, наконец, присоединиться к нам, — усмехнулась Раванна. — Мы думали, ты убежала, чтобы избежать встречи с нами.

— О, нет, — поспешила я сказать ей. — Мне просто нужно было… попрощаться в последний раз.

— Это так волнующе! — Катринка внезапно взорвалась приливом оптимизма, которого я у неё ещё не видела. — Мне не терпится показать вам обеим мой дом.

Дверь кареты закрылась, и Раванна протянула руку и заперла её. Катринка открыла шторы на своём окне, стараясь не подпрыгивать на своём сиденье.

— Это твой дом, — сказала я ей, когда экипаж тронулся с места.

Она моргнула, глядя на меня, пытаясь осмыслить мои слова.

— Ну, да. Но ты знаешь, что я имею в виду. Барстус был моим домом так долго, что… что ж, я с нетерпением жду возможности показать его вам, вот и всё.

Я пожалела, что украла оптимизм из её голоса. Конечно, она была взволнована возвращением в столь знакомое ей место. Я бы чувствовала то же самое, если бы мы направлялись в Хеприн.

Попытавшись улыбнуться, я сказала:

— Я тоже с нетерпением жду этого, — я повернулась к Раванне. — И надеюсь увидеть Блэкторн, конечно.

Её ледяной взгляд скользнул по мне, и она сказала:

— У тебя черные пятна по всему лицу.

Моя рука взлетела к лицу, когда я поняла, что тюремные прутья оставили следы. Я потерла вслепую и попыталась представить, как моя мать наслаждается обществом этой женщины.

Слова Брама Хэвиша преследовали меня.»… когда Раванна жила в замке. Тогда она почти каждую ночь уходила куда-нибудь. И не раз я мельком видел Раванну, которая тоже направлялась в ту сторону. Раванна, твоя мать и Тирн».

Это не имело смысла. Зачем им троим проводить время вместе в языческом храме? И зачем моей матери лгать об их дружбе всем остальным? Или отсутствии таковой?

И если они были так близки, почему мой дядя и Раванна презирают меня сейчас?

Мне не хватало слишком многих деталей, чтобы хотя бы часть этой тайны обрела смысл. Я надеялась, что Брам даст мне ответы. Но у меня было только больше вопросов. И теперь я была оставлена на попечение Раванны до моей коронации.

Какие бы отношения у неё ни были с моей матерью, было ясно, что она не хотела продолжать их со мной. Даже сейчас, когда она устроилась поперек кареты, её губы скривились от едва сдерживаемого отвращения, а взгляд метался по небольшому пространству, глядя куда угодно, только не на меня. Следующие пару месяцев будут для неё такими же тяжелыми, как и для меня. У неё не было никакого интереса обучать меня. Или тренировать меня. Или даже проводить время со мной.

Действительно, Холодная Королева.

ГЛАВА 11

Мы приблизились к Серому Мысу, столице Барстуса, глубокой ночью. Мы путешествовали уже несколько дней, останавливаясь только тогда, когда это было необходимо. Большую часть путешествия я проспала, всё еще пытаясь прийти в себя после двух недель празднеств и ночи, проведенной на полу бального зала.

Пересечение границы между Элизией и Барстусом прошло более гладко, чем когда Тейлон пытался пройти через Мраморную стену на стороне Сораваля. Но стена была такой же ветхой и серой, как и раньше. Моё сердце упало, когда я увидела её грязный вид, гораздо более изношенный, чем когда я была ребёнком.

Я подумала о том, что Брам рассказал мне о язычниках, лишивших магии родословную Аллисанд. Не поэтому ли стена, казалось, сейчас так быстро стареет?

Мы не планировали надолго задерживаться в Барстусе, но мне было интересно, какой будет библиотека Бейла и может ли в ней содержаться информация о языческом восстании. Моя рука лежала на сумке, где по-прежнему была спрятана книга заклинаний. Может ли это что-нибудь сказать о мнении язычника о родословной Аллисанд и Месте Силы?

Как можно было познакомиться с язычником? Как вообще можно было найти язычника?

Я скучала по своей матери. По многим причинам, не только из-за ответа этот вопрос, но незнание того, у кого или как спросить кого-то об этой информации, сделало мою скорбь по ней острой болью, пронзившей мою грудь.

При взгляде на Раванну через карету, вопрос застрял у меня в горле. Почти ничего не потребовалось бы, чтобы нарушить напряженное молчание и задать ей достаточно простой вопрос. Вы знали мою мать? Ответ был даже очевиден. Конечно, она знала. Они правили королевствами в одно и то же время. Их пути пересеклись бы вольно или невольно. Такова была природа их власти и влияния.

Но мне не удалось выдавить ни слова из своих уст. Однако это было нечто большее, чем просто приближение к ледяному поведению Раванны. Дело было в том, что я не была уверена, что хочу знать ответ. Я отчасти подозревала Раванну в попытке убить меня шесть месяцев назад. Я отчасти подозревала, что она всё ещё желала моей смерти. Осознание того, что моя мать была её близким другом, поставило под угрозу саму мою память о ней. Всё, что я знала, было правдой о ней. И я не была готова к этому.

Было поздно, и дорога была исключительно ухабистой. Мы покинули Алмазные горы три дня назад, но ранее этим вечером достигли подножия Ледяных гор. Снаружи шел непрекращающийся дождь, и в карету пробрался холод, несмотря на меховое одеяло, которое я положила себе на колени, а Шикса свернулась калачиком у меня под подбородком.

Катринка предупреждала об этом пробирающем до костей холоде, даже если она не знала, что я скоро познакомлюсь с ним.

Из-за постоянных дождей главные дороги были засыпаны гравием, чтобы их не размыло. Колеса кареты могли найти опору даже при подъеме по крутому склону, но это создавало трудности при движении.

Тем не менее, Катринка крепко спала справа от меня. Она растянулась поперек скамейки на своём месте, так что я села, прижавшись к окну. Если бы мы были более знакомы как сёстры, я бы положила её ноги себе на колени и подвинулась к центру скамейки, чтобы спастись от сырости, просачивающейся через окно и дверь. Но у нас ещё не было таких отношений, поэтому я старалась избегать прикосновений к ней, когда могла.

Я не знала, был ли это холод снаружи кареты или внутри, но это разозлило меня. Я потеряла родителей и братьев девять лет назад, но, как напомнил мне Брам, мою сестру тоже забрали у меня. Физически. Эмоционально. Оправимся ли мы когда-нибудь от разлуки, которую ни один из нас не выбирал? Перестанет ли она когда-нибудь ненавидеть меня за травму, с которой мы обе столкнулись?

— Это одно из моих наименее любимых королевств, — заявила Раванна Пресидия с другого конца кареты.

Я не знала, что она проснулась, поэтому её резкое заявление поразило меня.

— Барстус? — мне удалось пискнуть.

— Я никогда не видела такого постоянного дождя, как в этой проклятой стране. Весь день и всю ночь здесь нет ничего, кроме дождя и холода. Нам повезет, если мы уйдем без лихорадки и хрипов в груди.

Её жалоба удивила меня. Я ничего о ней не знала, но она казалась человеком, которому нравятся уныние и серость.

— Я никогда там не была.

Её голова откинулась на черное бархатное сиденье, и она закрыла глаза, но не от усталости. В ней чувствовалось раздражение, которое, казалось, поглотило весь воздух в карете.

— Ты не пожалеешь, что так долго ждала.

Я облизнула внезапно пересохшие губы и задала смелый, хотя и детский, вопрос.

— Какое ваше любимое королевство в державе?

Её глаза резко открылись, и она смерила меня суровым взглядом.

— Моё собственное.

— Я также никогда не была в Блэкторне, — сказала я ей, и это прозвучало ещё глупее, чем когда-либо.

Она снова закрыла глаза и тяжело откинулась на спинку сиденья.

— Да. Возможно, ты не помнишь, но твоя семья не раз навещала мою, когда ты была ребёнком, прежде чем… ну, раньше.

Моё сердце подпрыгнуло в груди. Это была та возможность, которую я так долго искала.

— Значит, вы знали моих родителей? Когда они были живы?

— Ты не можешь править королевством в этой державе и не знать его короля, — был её краткий ответ.

— О, да, конечно. Я просто имела в виду…

— Ты хотела спросить, дружила ли я с твоими родителями. Знала ли я их близко, — она не сдвинулась со своей расслабленной позы, ни один мускул. Но, несмотря на её непринужденный вид, голос её не казался спокойным. Инстинкт подсказывал мне, что она свернулась кольцом, как нападающая гадюка. Когда я промолчала, не в состоянии должным образом ответить, она коротко вздохнула и сказала. — Мы не были друзьями. Ни с твоей матерью, Ни с твоим отцом. Твой отец был не из тех, кто заводит подруг. Он с трудом терпел меня на расстоянии, так что нет, когда мы оказывались в непосредственной близости, мы не были дружелюбны. Хотя было несколько раз, когда я считала нас цивилизованными.

Ну, не самая блестящая рекомендация для их отношений. Но это было больше, чем ничего. Тем не менее, я должна была спросить:

— А моя мать? Я знаю, вы сказали, что вы не были друзьями, но вы знали её?

Её глаза снова открылись. Медленно, как будто трепеща наяву или погружаясь в сон. Только она не смотрела на меня, она смотрела в затемненное окно кареты на потоки дождевых капель и размытый пейзаж.

— Иногда я думаю, что она была единственным человеком, которого я когда-либо по-настоящему знала. Единственный человек, который когда-либо знал меня, — её голос был тихим, благоговейным. Мне было интересно, помнит ли она вообще, что я всё ещё здесь, всё ещё слушаю. — Мы не были друзьями. Какое глупое слово для обозначения того, что у нас было общего.

Мое бешеное сердце заколотилось. Я знала, что это такое… быть больше, чем друзьями, делиться чем-то, что выходит за рамки разговорного определения. У меня было это с Оливером. И это расстояние между нами, расстояние, которого мы не испытывали с того дня, как встретились, было наказывающим и жестоким. И прошло меньше недели.

Но голос моей матери эхом отдавался в моей голове. «Холодная королева». Я никогда не слышала, чтобы она говорила о Раванне с чем-либо, кроме презрения и раздражения.

Раванна, казалось, прочитала мои мысли.

— По крайней мере, когда мы были детьми. После того, как она стала королевой, мы были… не так дружны. Полагаю, тогда у неё был твой отец, и я ей была не нужна. Но я никогда не забывала девушку, которой она была раньше. Силу, которая была у неё.

Мои брови нахмурились, когда я прокрутила это в уме. «Силу, которая была у неё». Как у королевы? Когда она вышла замуж за моего отца? Или раньше?

Я знал, что она была иностранкой в Элизии. Это никогда не держалось в секрете от нас, детей. Но теперь, похоже, я не могла вспомнить, откуда она была родом. Я была Элизианкой только наполовину. В моей крови было что-то ещё, какое-то другое царство. Но какое?

Я хотела спросить Раванну и давить на неё вопросами, пока она не прикажет мне остановиться. Но карета резко остановилась, на расстоянии послышались перекрикивающиеся голоса.

Мы достигли внешних крепостных стен замка Бейл. Довольно скоро громкий скрип колес и щелканье шпинделей заглушили все разговоры, которые мы могли бы вести, поскольку подъемный мост был опущен, чтобы мы могли пройти в знаменитое место Барстуса.

Я никогда там не была, даже в детстве, я знала это. Моя мать неохотно отказывалась брать нас с собой в мрачное королевство, но я не могла вспомнить почему. Моя гувернантка однажды сказала мне, что это из-за горгулий. И теперь, когда мы медленно двигались к самому замку, а в небе сверкала молния, я могла понять, почему она так подумала. Статуи ужасных гоблинов стояли почти на каждом сооружении. Свисающие с решетки подъемного моста на колонны, которые тянулись вдоль подъездной дорожки к замку.

Они были укрыты в живых изгородях и выстроены вдоль зубчатых стен по внешнему краю. Охраняя крутые остроконечные крыши башен. И по всему периметру двора, как только мы оказались внутри. Некоторые были невысокими и толстыми. Другие были размером с взрослого мужчину. Они сидели в окнах парапета. И я не сомневалась, что они даже будут жить в храме замка.

Хотя они были сделаны из камня, так что я не уверена, какое предубеждение было бы у моей матери против них. Бельмо на глазу, конечно, но вряд ли опасное.

Катринка пошевелилась рядом со мной, окончательно проснувшись, как только мы приехали на очередную остановку. Она потянулась в деликатном зевке.

— О, мы дома.

Мы не были дома. Это было несомненно. Но вместо того, чтобы спорить, я спросила:

— Ты действительно жила среди хобгоблинов, сестра? Они довольно устрашающие.

Она легко рассмеялась.

— О, да. Но они вряд ли пугают, когда небо не прорезают молнии. Мы старые друзья. Я представлю вас утром.

Раванна нахмурилась и снова вздохнула.

— Золотовы — народ суеверный. Горгульи предназначены для отпугивания зла.

Катринка нахмурилась, ей, как я догадалась, не понравился резкий тон Раванны.

— Также довольно часто лорды и леди страны дарят их королю в день зимнего солнцестояния. Это стало чем-то вроде соревнования между ними, чтобы увидеть, кто может заказать самую уродливую, самую ужасающую.

Я улыбнулась. Это был конкурс, который я хотела бы посмотреть.

— Значит, они — шутка?

Раванна фыркнула от смеха, когда Катринка снова нахмурилась.

— Ну, нет, это не шутка. Они не предназначены для того, чтобы быть смешными. Просто… своего рода спорт.

Я хотела спросить, что они выиграли, но побоялась снова её обидеть.

Наконец, под портиком появились лакеи, чтобы спустить лестницу и помочь нам ступить на ковер. Мои ноги подкашивались подо мной, поскольку я боролась больше, чем мне хотелось бы при обычной ходьбе. Но несколько долгих дней, проведенных в карете, сделали меня одеревеневшей и болезненной.

Катринка рванулась вперед, явно воодушевленная возвращением в дом, который она только недавно покинула. Я нахмурилась, беспокоясь, что это возвращение к Элизии далось ей тяжелее, чем я предполагала.

Я также ненавидела покидать Хеприн и дом, который я знала в течение восьми лет. Но передо мной стояла цель, причина приспособиться к жизни в замке. Катринке не было дано той же цели, разве что отдаленно. Она не чувствовала того же призыва к власти, который я не могла отрицать. Ни того же чувства ответственности.

Она была счастлива здесь, безымянная.

Я устало вздохнула, не зная, что с этим делать.

За дверями нас ждала королевская семья в роскошных мехах, предназначенных для этой холодной погоды. Король Максим стоял рядом со своей женой Олеской. А рядом с ней были их дети. Шесть принцев выстроились в ряд по росту и боевым медалям.

Катринка поделилась их именами вскоре после того, как мы покинули Сарасонет, но сейчас я не могла их вспомнить. Я была удивлена, что некоторые были моего возраста и старше, но всё же они не присоединились к Катринке и королю с королевой на последние пару недель празднования.

— Добро пожаловать, — официально поприветствовал нас Максим. — Мы рады предложить вам кров.

Должно быть, они прибыли сюда раньше нас. Или они сами только что приехали. Максим и Олеска выглядели совершенно измученными.

— Спасибо, Ваше Высочество, — промурлыкала Раванна, и её голос звучал приятнее, чем я когда-либо слышала от неё. — Мы благодарны вам за гостеприимство, — она подошла к королеве, взяв её руки в свои и склонив к ним свой лоб. — Судя по тому, что мы видели, у вас прекрасный дом.

Королева выглядела шокированной её комплиментом, забыв скрыть широко раскрытые от изумления глаза. А затем она украдкой оглянула фойе и всех затененных горгулий, наблюдающих за нами.

— Спасибо вам, Ваше Величество, — сумела пробормотать она. — Позвольте мне представить вам наших сыновей. Наследный принц Алексей и его братья, принц Андретцо, принц Антон, принц Аким, принц Александр и принц Ашка.

— Нужно ли представлять нам нашу сестру? — спросил принц Антон. Он казался примерно ровесником Катринки, может быть, на год или два младше меня, с жесткими вьющимися черными волосами, которые торчали во все стороны. На нём были очки в проволочной оправе, почти идентичные очкам Катринки, и дразнящая ухмылка, которая сразу расположила его ко мне. — Неужели она уже забыла свою семью?

— Она не наша семья, — пожурил его старший брат Андретцо. — Она, конечно, не наша сестра.

— Андре, — увещевала его мать, но затем Катринка рассмеялась, и это заявление показалось не столько оскорблением, сколько чем-то другим.

— Андре никогда не называл меня своей сестрой, — объяснила Катринка Раванне и мне. — Он боится, что я испорчу линию Золотова.

Андре встретился со мной взглядом и застенчиво улыбнулся.

— Это потому, что она слишком красива, чтобы быть Золотовой. Никто бы нам не поверил.

Бледные щеки Катринки залились прелестным румянцем. И она отвернулась, чтобы поправить очки на носу.

— Нет, — согласился Алексей, наследный принц. — Очевидно, что она — Аллисанд, — он элегантно взял мою руку и прижался губами к её тыльной стороне. — Их красота известна не зря.

Шикса, сонно прижавшаяся к моей свободной руке, проследила за его жестом своим проницательным взглядом и двинулась вверх по моей руке к плечу, подальше от принца и его поцелуев.

Комплимент Алексея был добрым, но я знала, что сама измотана путешествиями и измождена недосыпанием. Я отдернула руку.

— Спасибо тебе, принц Алексей. Я не уверена в нашей красоте, но когда я смотрю на свою сестру, то отчетливее всего вижу лицо своей матери, — щеки Катринки залились более ярким румянцем, как будто она тоже не совсем знала, что делать с моим комплиментом. Я отступила от наследного принца и обратилась к его семье. — Но я должна поблагодарить вас всех за то, что вы так хорошо заботитесь о моей Катринке. Я вижу, что она была в хороших руках, пока была здесь.

— Нам было очень приятно, — сказал Максим. — Она была солнечным светом в нашем унылом королевстве с того дня, как приехала.

Катринка ерзала рядом со мной, и у меня сложилось отчетливое впечатление, что она делала всё возможное, чтобы не сбежать от этого неловкого рассказа о своих похвалах.

Раванна зевнула рядом со мной.

— Всё это замечательно, но я хотела бы знать, можно ли нам сейчас показать наши комнаты? Прежде чем я потеряю сознание от истощения, и меня придется отнести туда.

Олеска хлопнула в ладоши, и её мальчики выпрямились и бросились в бой.

— Мои сыновья покажут вам ваши комнаты сегодня вечером. Я знаю, что Катринка могла бы сделать это достаточно легко, но это кажется более формальным, — она с обожанием улыбнулась моей сестре, которая просияла в ответ.

Катринку, казалось, здесь действительно любили. Их привязанность к ней немного ослабила моё сожаление и беспокойство.

Младший сын, Ашка, шагнул вперед, чтобы взять её за руку. А Алексей и Андретцо вышли из ряда и махнули в сторону коридора, по которому мы должны были идти. Они шли впереди, в то время как остальные трое средних мальчиков последовали за ними, Антон прыгнул прямо на сторону Катринки. Они начали говорить приглушенным шепотом, в то время как Андретцо украдкой бросал на них взгляды через плечо.

Так много братьев и сестер напоминали мне мою собственную семью, моих собственных братьев. Я помнила, что они были закоренелыми воришками, вечно ввязывались в какие-нибудь пакости. И обычно обвиняли в этом меня. Не то чтобы моя мать когда-либо им верила.

Знание Раванны о моей матери заставило меня усомниться в том, что я знала о ней, заставило меня усомниться в том, что я вообще её знала. Но мои воспоминания не были ложными. У меня было очень счастливое детство и очень любящая семья.

Вот почему боль от их отсутствия сейчас была такой острой. Если бы я любила их чуть меньше, горе, которое я испытываю даже по сей день, тоже было бы меньше. Это было потому, что я так сильно любила их, что не могла вынести разлуки с ними. Даже девять лет спустя.

Хеприн и время, проведенное мной в храме, научили меня быть благодарной за горе и за тот груз, который оно на меня взвалило. Священники учили, что только великая любовь может принести сильную боль. И что глубина нашего горя была мерой нашей привязанности к тем, кто погиб. Жизнь, в которой было мало горя, не была хорошо прожитой жизнью.

Это была печальная душа, тоскующая душа, тяжелая душа, у которой было так много возможностей любить и быть любимой, что их жизнь превратилась в плач.

Жизни, наиболее прославленные в Хеприне, были отмечены трагедиями и потерями. Считалось, что именно эти скорбящие души испытали и отпраздновали лучшее, что мог предложить этот мир.

Я подумала об Оливере и о тех абсолютных страданиях, с которыми я столкнулась бы, если бы потеряла его. Или Тейлона. Я знала, что такое глубоко любить. Чтобы я всегда знала, каково это — глубоко страдать. Я бы написал письмо Финчу сегодня вечером. Я понятия не имела, как он передаст это кому-либо из них, но я доверяла Тейлону. Так что я бы также доверяла Финчу.

— Ваши комнаты, — объявил Алексей, взмахнув руками. Андретцо показывал Раванне её комнату. А Антон и Катринка, склонив головы друг к другу, украдкой перешептывались у её двери.

Я остановилась на пороге, чтобы понаблюдать за ними с минуту. Алексей взглянул на них и вздохнул. Но даже в моём усталом состоянии я могла сказать, что он был раздражен их близостью.

— Они всегда были проблемой вместе, — пробормотал он так, чтобы они не могли услышать. — Всегда пробираются туда, куда им не следует идти. Антон… не тот послушный сын, в которого хотели бы верить наши родители. Я думал, что уход Катринки сделает его более сговорчивым. Но из-за недавнего отсутствия моих матери и отца он стал ещё более диким, чем когда-либо. Если ты заботишься о своей сестре, ты будешь держать её рядом с собой, пока она здесь.

Андретцо вышел из комнаты Раванны, чтобы встать рядом с Антоном. Его глаза следили за движениями Катринки, её лицом, её смехом, как будто он был умирающим человеком, нуждающимся в спасительном глотке воды. Он улыбнулся, когда она улыбнулась. Смеялся, когда она смеялась. И я даже не была до конца уверена, что он понял, над чем она смеялась.

— Мне приятно видеть, насколько дружелюбны были к ней твои братья, — сказала я Алексею, игнорируя все остальные вещи, в которых он пытался её обвинить. — Она мне очень дорога.

Он придвинулся ближе ко мне, наши плечи соприкоснулись, когда мы наблюдали за ними через темный коридор, уставленный горгульями и канделябрами. Его голова наклонилась ещё ближе к моей, пока мы не стали неуютно близки.

— Как и она сейчас для нас. Похоже, теперь, когда твоя родословная восстановлена, наши семьи неразрывно связаны.

Он протянул руку, чтобы погладить Шиксу по макушке, но она отпрянула, карабкаясь выше по моему телу. Я засмеялась, чтобы скрыть своё беспокойство, вытаскивая её крошечные коготки из ткани моего дорожного платья.

— Элизии повезло, что у неё есть союзник в Барстусе. Я могу это видеть.

Я вспомнила Конандру. Максим слева от моего дяди. Блэкторн справа от него. Разве они уже не были близкими друзьями?

Алексей полностью встал передо мной, так что я была вынуждена смотреть ему в глаза.

— Я надеюсь, что мы сможем быть больше, чем союзниками, Ваше Высочество, — у меня пересохло во рту от его невысказанного намека и от того, как его карие глаза, казалось, горели чем-то, с чем я не хотела сталкиваться. Но он мягко закончил словами. — Друзья. Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями.

Я натянуто улыбнулась ему, а затем оставила свою сестру, нырнув в свою спальню. Камин был разведен, но совсем недавно, потому что он ещё не прогнал холод из комнаты. Или, может быть, холодное, болезненное чувство, охватившее меня, было больше связано с наследным принцем, чем с температурой.

Катринка казалась здесь такой родной, но после знакомства с этим королевством я поймала себя на том, что соглашаюсь с Раванной. Я была бы гораздо счастливее, когда бы мы снова были в пути.

ГЛАВА 12

Клеста разбудила меня утром, за что я была благодарна. Она всё ещё злилась на меня за сцену, которую я убедила её устроить накануне. Но это был не первый раз, когда она отказывалась говорить со мной.

И он не был бы последним.

Но всё же она выполнила свой долг и разбудила меня. Небо было всё еще слишком темным, чтобы я заметила солнечный свет, и я проснулась сама. На самом деле, постоянный дождь дезориентировал моё чувство времени. Я понятия не имела, который сейчас час. Проспала ли я до ужина. Или ещё было раннее утро.

Я ещё и дня не пробыла в Барстусе, а уже устала от дождя, пробирающего до костей холода и горгулий.

Ещё больше смотрели на меня со всех концов комнаты. Вырезанные на мраморном камине, свисающие с четырех балдахинов большой кровати, рычащие с ножек в ванной или вышитые на моих подушках.

Куда бы я ни повернулась, свирепый зверь смотрел на меня в ответ, широко разинув пасть, обнажая острые, как бритва зубы.

Сидя сейчас в постели, я задавалась вопросом, как Катринка смогла выжить в этом месте. Прошлой ночью, увидев её с сыновьями Золотовых, я почувствовала теплоту к ней и её убежищу. Но в сером свете дня я беспокоилась о том, каково было бы жить здесь постоянно.

— Они будут ждать вас, чтобы приготовить завтрак, если вы не поторопитесь, леди, — сдержанное предостережение Клесты одновременно сдержало её гнев и её долг.

Я вздохнула, зная, что она была права.

— Когда я стану королевой, я издам королевский указ о переносе завтрака на час позже. Тогда я никогда не буду опаздывать.

Она тихо фыркнула.

— Когда вы станете королевой, это будет вашей прерогативой. Хотя я бы хотела посмотреть, как вы заставите фермеров согласиться. Они должны встать вместе с солнцем. Я не думаю, что им понравится ждать почти до ужина, чтобы прервать свой пост.

Настала моя очередь фыркнуть. И чтобы скрыть свою улыбку. У неё не очень хорошо получалось долго держать на меня обиду. Полагаю, это было лучшее, что я могла пожелать от горничной.

Я, конечно, не перестала бы просить её отвлечь охранников ради меня. Или лгать ради меня.

— Ты проследишь, чтобы ванна была очень горячей этим утром, Клеста? Пожалуйста? Кажется, я не могу согреться, — я всё ещё была укрыта множеством меховых одеял и легла спать, накинув на плечи дополнительную шаль.

— Мне придется попросить лакея принести ещё горячей воды. Она здесь не идет прямо в покои. Они, должно быть, приносят её с кухни.

Её жалоба не могла тронуть меня. Я хотела розовую кожу и избавиться от мурашек по коже, прежде чем оденусь на день.

— Мне жаль причинять тебе неудобства, — искренне сказала я ей.

Она окинула меня оценивающим взглядом, прежде чем сказать:

— Служанки Барстуса верят, что это признак черной магии.

Её слова были настолько неуместны, что я не могла уловить в них смысла.

— Что ты имеешь в виду?

— Холод. Они называют его ветром гоблинов. Предполагается, что он вызван хранителями замка, — её голова склонилась к особенно отвратительно выглядящей статуе хобгоблина у порога ванны. — Предполагается, что это отгоняет тех, кто желает зла дому Золотовых.

Моё тело сотрясла дрожь, и я подняла Шиксу с того места, где она спала рядом со мной, чтобы прижать её к своей груди.

— Откуда ты это знаешь?

— Помещения для прислуги — это комнаты с двухъярусными кроватями, — сказала она с праведным раздражением в голосе. — Они верят, что твоя сестра одержима магией. Она страдала от холода всё то время, что жила с ними.

— А как насчет женатых семей? — спросила я, на данный момент игнорируя то, что она сказала о Катринке.

— Им не разрешается вступать в брак, — прямо сказала она. — Слуги в замке Бейл сохраняют целибат до тех пор, пока они находятся на службе.

Я изо всех сил пыталась переварить оба откровения. Первое, что Барстус заставлял своих слуг жить вместе друг с другом и не предоставлял им отдельных помещений. Или то, что не позволял им пожениться. Это казалось жестоким стандартом для того, кто всю жизнь мыл посуду и одевал избалованных членов королевской семьи.

Второе, что здешние слуги думали, что моя сестра одержима черной магией.

— Не обращай внимания на горячую воду, — сказала я Клесте, быстро вскакивая с кровати и оказываясь лицом к лицу с недостаточно теплой ванной в любом случае. Раванна также ненавидела находиться здесь, ненавидела холод. Верила ли я в то, что я одержима черной магией или меня преследуют каменные статуи демонов?

Нет, не особенно.

Старый путь — это истинный путь.

Но я действительно нахожу поразительным, скольким суевериям придерживались эти королевские дома. Магия была изгнана сто лет назад, так разве эти замки не должны были перейти на более современную идеологию?

Я приняла ванну и оделась так быстро, как только могла. К счастью, Клеста догадалась упаковать мои шерстяные чулки и подбитый мехом плащ. К тому времени, когда я была готова к завтраку, я была одета так, как будто на дворе была глубокая зима. Только от этого не теплее.

Сыновей Золотовых снова послали сопроводить нас на завтрак. Однако сегодня утром за моей дверью стоял Антон. Алексей ждал Раванну, а Андретцо — Катринку. Я была первой в коридоре, поэтому имела удовольствие наблюдать, как Андретцо нервно ерзал, пока моя сестра выходила.

— Я должен настаивать на том, чтобы знать, как обращаются с Катринкой в Элизии, — пробормотал Антон резким тоном, переводя моё внимание с другого конца зала на среднего Золотова. Он был выше меня, но всё ещё тощий по-юношески тощий. Я была уверена, что смогу одолеть его в бою.

Бросив на него всего один взгляд, я сказала:

— С ней обращаются как с принцессой. Как ещё, по-твоему, мы должны вести себя по отношению к ней? Она — одна из двух оставшихся Аллисанд. У неё есть всё, что она пожелает.

— Она многого не желает, — сказал Антон, защищаясь. — И она не спросит, нужно ли ей что-то, поэтому ты должна обратить на неё внимание.

— Конечно, я буду уделять ей внимание, — я старалась говорить более ровным тоном, чем он, но у меня это получалось с трудом. Антон Золотов не был её семьей, независимо от того, сколько лет она провела в его замке. Она была моей сестрой. Я бы отправилась на край света, чтобы защитить её. Сражалась бы с драконами ради неё. Взошла на Место Силы, чтобы обеспечить безопасность своей родословной и, следовательно, своей собственной династии.

Антон не был убежден.

— Однажды весной она разбила очки, случайно наступив на них. Вместо того чтобы попросить у отца новую пару, она притворилась, что переросла потребность в них. Она всех нас убеждала, пока не добавила в свой чай соль вместо сахара. Прошли месяцы, в течение которых она вслепую нащупывала дорогу, слишком расстроенная идеей обратиться за помощью, а не просто заменить очки.

Мой рот открылся и закрылся, пока я решала, продолжать ли раздражаться на этого мальчика, который явно заботился о моей сестре, или сделать его союзником. Наконец, полностью сосредоточившись на нём, я встретилась с ним взглядом и спросила:

— Правда?

Его губы дрогнули в ласковой улыбке.

— Правда.

— И ей действительно нужны очки?

— О, совершенно определенно. Без них она слепа, как двухголовая речная крыса.

Я не знала, что такое двухголовая речная крыса, но я ему поверила. Наконец она вышла из своей комнаты и сразу же приобрела цвет спелой клубники, когда обнаружила, что Андретцо ждет её.

— О, и она влюблена в Андре.

Его комментарий был настолько небрежным, что я почти не поверила ему. За исключением того, что я могла видеть свою взволнованную сестру прямо через коридор. Она нервно поправила очки на носу и попыталась встретиться взглядом с Андре, уставившись на свои ноги.

У меня вырвался тихий смешок.

— Ты не врешь?

— Мой брат тоже влюблен в неё, — продолжил он уверенным шепотом. — Но до тех пор, пока она оставалась с нами, она была обещана Алексею.

— Обещана Алексею? — выражение его лица говорило мне говорить потише, но он был богат информацией, которую я не знала, можно ли ожидать.

— Вот почему мой отец согласился взять её к себе. Я думаю, он считал, что сможет претендовать на Место Силы, если она выйдет замуж за его старшего сына. Но потом появилась ты, и мой отец понял, что ты лучший выбор, — он прочистил горло. — Насколько это возможно.

— Это было сделано официально?

Он покачал головой.

— Больше похоже на ожидание. Мой отец — не более чем оппортунист.

— А Алексей?

— Совсем как он.

— А как насчет Андре?

Его узкий рот расплылся в усмешке.

— Он похож на нашу мать.

На другом конце коридора Андре дергал себя за воротник, пока мы ждали появления Раванны.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? Конечно, твой отец был бы недоволен, если бы узнал, какая ты… открытая книга.

Он улыбнулся шире, и я почувствовала укол нежности.

— Катринка это лучшее, что когда-либо случалось с моей семьей. Мой отец — очень серьезный король. И это королевство не менее сурово. Своей любовью к книгам и грязным прогулкам по вересковым пустошам Катринка нарушила естественный порядок вещей.

— Ты любишь её, — я не могла в это поверить. — Действительно.

— Нет, — возразил он, вскидывая руки в воздух и украдкой бросая взгляды на своих братьев.

Настала моя очередь улыбаться.

— Не так как, — я понизила голос, — Андре. Но ты любишь. Как сестру. Может быть, друга? Но да, это явно любовь.

Он закатил глаза и одернул подол своей туники, поправляя что-то, что не нуждалось в поправке.

— Любовь — это не та концепция, которую мы продвигаем в Барстусе. На случай, если ты еще не поняла это по нашим декоративным демонам. Страх, да. Ненависть, конечно. Но мы не любим.

Только разве он только что сказал мне, что Андре влюблен в мою сестру?

— Конечно. Очевидно.

Он недовольно промычал что-то себе под нос.

— Кстати, о твоих, эм, декоративных демонах. Они действительно прокляты?

— Прокляты? — он фыркнул от смеха. — Возможно, прокляты быть уродливыми.

— Я не имела в виду уродство. Я имела в виду… буквально. Или заколдованы?

— А, ты имеешь в виду гоблинский ветер. Это миф. Ничего больше.

— Ваши горничные, похоже, думают, что это правда.

— Да, горничные. Но разве не все горничные суеверны? Всё, что угодно, лишь бы увековечить сплетни.

Я обнаружила, что это правда. Но всё же я почувствовала озноб в тот момент, когда мы пересекли границу Барстуса. Даже сейчас я мечтала о своём самом теплом плаще и горячих камнях для ног.

— Значит, ты не веришь, что Катринка полна черной магии?

Он снова откровенно рассмеялся. Это был легкий, беззаботный звук для человека, выросшего без любви.

— Катринка? Ты серьезно? Однажды она упала с лестницы, просто пытаясь спуститься по ней, — должно быть, у меня было испуганное лицо, потому что он быстро добавил. — Это была небольшая лестница. И у неё был всего лишь вывих лодыжки. Ничего серьезного.

Ничего серьезного. Он говорил серьезно?

— Значит, ты не веришь в гоблинов?

Его улыбка превратилась в усталый вздох.

— Я полагаю, что мой отец использует их, чтобы играть в игры с аристократами. И я верю, что Катринка слишком милая и добросердечная, чтобы поддаваться черной магии. И я думаю, что ты слишком умная принцесса, чтобы верить сплетням служанок.

В этом он был прав.

Но…

Наконец, дверь Раванны открылась, и она вышла в холл, действительно закутанная в черный меховой плащ, который выглядел почти таким же тяжелым, как и она сама. Заметив удивленные взгляды из коридора, она ещё выше вздернула подбородок и плотнее запахнула плащ на плечах.

— Я никогда не выживу в этой сырой земле, — сказала она нам в качестве объяснения. — Во всем этом королевстве нет достаточно горячего огня, чтобы прогнать этот холод.

Я оглянулась на Антона и увидела, как его глаза расширились. Возможно, было бы неправдоподобно, чтобы Катринка была наполнена черной магией. Но было гораздо легче поверить, что это могла быть мрачная и холодная Раванна Пресидия.

Дрожь пробежала по мне при этой мысли, и я пожалела, что не была такой храброй, как Раванна, и не надела плащ на завтрак.

Так что же это говорит обо мне?

Была ли я слишком полна черной магии? Неужели ветер гоблинов проник мне под кожу и пробрался сквозь кости?

Старый путь — это истинный путь.

Эти слова непрошено пришли мне в голову. Каким именно был старый путь? Черная магия? Или что-то большее? Что-то, что было не таким уж отвратительным?

Антон наклонился вперед и прошептал:

— Мой отец никогда не позволит Андре жениться на ней. Не без подсказки кого-то могущественного.

Он имел в виду меня.

Мы начали идти тем же путем, которым пришли прошлой ночью, но мы с ним задержались, чтобы продолжить наш тайный обмен наедине.

— Почему ты не приехал в Элизию? Если твой отец хочет, чтобы Алексей попробовал себя в качестве супруга?

Антон фыркнул.

— Мой отец — жадный человек, но в то же время он гордый. Он считает, что выставлять напоказ своих сыновей перед тобой — это ниже его достоинства.

— Ах. Поэтому вместо этого он привел нас сюда, чтобы выставить меня напоказ перед ними.

Он снова ухмыльнулся.

— Сначала я не думал, что из тебя получится хорошая королева. Но, может быть, я начинаю менять своё мнение.

Я не ожидала, что мне кто-нибудь понравится в Барстусе. Я была рада, что Антон изменил моё мнение. Я также начинала понимать, почему Катринка не хотела покидать это место ради неизвестности в Элизии. После нашей трагедии она была окружена братьями-защитниками, с которыми разделяла искреннюю привязанность.

Возможно, последние девять лет она также страдала от проклятия гоблина, но это была небольшая неприятность по сравнению с тем счастьем, которое ей было даровано.

Моё пребывание в Хеприне было в равной степени наполнено притворством. Но, может быть, в нём было не так много счастья.

Я вспомнила долгие часы, проведенные в библиотеке, и суровые уроки, которым меня учил отец Гариус. Он и не думал выдавать меня замуж за богатого дворянина. Он всегда знал, что я предназначена для трона, и сделал всё возможное, чтобы подготовить меня.

Теперь, оглядываясь назад, я была невероятно благодарна ему за время и усилия, которые он вложил в моё обучение. Но моё первое впечатление о Хеприне было мрачным. Привыкшая к шумным братьям и постоянным спутникам, тишина Храма резко контрастировала с моей жизнью с семьей.

Дело было не только в том, что я потеряла самых дорогих мне людей и внезапно осталась одна. Это было из-за того, что я оставила жизнь, наполненную любовью и громкой привязанностью, и была выброшена в неизвестный и безмолвный новый мир.

Монахи всегда были добры, но они не проявляли особой любви ко мне. И хотя меня в Храме не обижали, я также не была избалована, изнежена или не нянчилась с детьми. Я научилась делать всё, что мне было нужно, самостоятельно. И более того, я научилась нести общую долю бремени.

Я не бросала одну семью ради другой. У меня украли мою семью и моё счастье. И мне пришлось вырываться и бороться за возвращение к каким-либо значимым отношениям с другими людьми. К тому времени, как я покинула Храм, я знала, что те, кто там жил, были любимы. Но это был долгий, трудный путь от одиночества к дружбе. Из простой помехи превратилась в драгоценную сестру.

Но это путешествие также дало мне Оливера.

И он стоил гораздо больше, чем целое королевство любящих, но фальшивых братьев.

В зале для завтраков Максим и Олеска уже сидели во главе длинного железного стола, уставленного посудой для завтрака. Горгульи украшали и эту комнату — от ножек стола до спинок железных стульев, до ручек на карнизах, где шторы были отдернуты, открывая темное утро с непрекращающимся дождем и раскатами грома.

Глашатай объявил о нас, но мы в основном проигнорировали его и заняли места за столом. Еда пахла рыбой. И выглядела такой же серой, как пейзаж за мокрым оконным стеклом.

Мы снова перепутались. Алексей сидел справа от меня. Младший из братьев, Ашка, сидел слева от меня. Его голова едва доставала до края стола, и ему приходилось постоянно убирать с лица свои растрепанные золотистые волосы, пока он ждал, когда еду подадут, с вилкой в одной руке и острым на вид ножом в другой.

Рассматривая Максима на другом конце стола, я должна была поверить, что непослушные локоны достались им от матери. Этим утром она заплела свои длинные светлые волосы в косы, но были признаки того, что её грива будет такой же неукротимой, как у её сыновей. Здесь выбившийся локон. Ореол вьющихся волос. Она была поразительной женщиной, но королева Барстуса следила за тем, чтобы оставаться сдержанной и в основном молчаливой.

Несмотря на то, что волосы Катринки были скорее каштановыми, чем ониксовыми, было легко понять, почему её все эти годы принимали за дочь Максима и Олески. В одинаковых очках у Антона создавалось ложное впечатление схожести черт лица. И её более упругие кудри, казалось, были такими же, как у её приемных братьев и матери. Неужели Брам выбрал для неё Барстус именно с этой целью? Или это сходство было даром Света?

— На чем это ты так сосредоточилась? — спросил Алексей приглушенным тоном.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него, ища признаки того, что он за человек. Мне не доставило удовольствия разговаривать с ним прошлой ночью, но я была в отвратительном настроении и совершенно измотана. Может быть, я была невежлива.

— Твоя мать, — призналась я. — Она прекрасна.

Он улыбнулся в ответ на мой комплимент, став похожим на неё еще больше, чем раньше. Его собственные волосы были подстрижены короче, чем у братьев, его вьющиеся светлые локоны были несколько укрощены при такой короткой длине. Вместо короны он носил чешуйчатую бронзовую ленту, напоминающую змеиную, с головой, расположенной в центре его лба, и аметистом вместо глаз. Серый и пурпурный были цветами Барстуса, и они считали себя защитниками Змеиного моря. Максим носил похожую корону. А королева Олеска носила более изящную бронзовую диадему с большим аметистом в центре. Она не была похожа на змею.

— Спасибо тебе, принцесса Тессана, — ответил Алексей. — Ты также делаешь комплимент моему отцу, поскольку он выбрал её за красоту, — он обвел рукой стол. — И её воспитание.

Как раз в этот момент слуги шагнули вперёд, чтобы приподнять крышки с блюд для завтрака, открыв вареных морских змей и фаршированных осьминогов. Мне пришлось прижать пальцы к сомкнутым губам, чтобы удержаться от рвотного позыва. Но я не была уверена, было ли это из-за морепродуктов или из-за оценки Алексеем брака его родителей.

— Значит, это не брак по любви? — мне удалось спросить, пока слуга отрезал толстую голову морской змеи, чтобы предложить мне часть тела.

— Тебе повезло, — сказал мне Алексей, пока я в ужасе наблюдала, как ломтик мяса ложится на мою тарелку, размазывая черные чернила по всей ширине. — Шея — это лучшая часть, — я кивнула и попыталась улыбнуться. — Отвечая на твой вопрос, нет, это не брак по любви. Я не думаю, что многие королевские дома сочетаются браком по любви, — он рассмеялся над этой нелепостью. — В конце концов, они правят королевствами, а не резвятся в полях, как влюбленные юнцы.

Он был прав. Я знала, что он был прав. Но всё же его полное неверие в возможность любви заставило меня почувствовать к нему то же, что я чувствовала к всё еще истекающему кровью морскому змею, превратив всё остальное на моей тарелке в мелово-серый цвет.

— Мои родители были влюблены друг в друга, — настаивала я. Когда стало ясно, что он не знает, как реагировать, потому что они были мертвы, я добавила. — Хьюго и Анаталь влюблены друг в друга. Очень даже.

Он ловко разрезал щупальце осьминога, разделав его на филе так, словно делал это сотни раз до этого. Я утешала себя и бедного осьминога тем, что, по крайней мере, если я выйду замуж за этого человека, мы будем жить в Элизии, где еда не похожа на морских чудовищ из глубин.

Говоря о гигантском куске щупальца, он сказал:

— Возможно, теперь они испытывают привязанность друг к другу. Но не тогда, когда они впервые поженились. Скольких членов королевской семьи ты знаешь, которые разговаривали со своей невестой или женихом более нескольких раз до дня свадьбы? Не так уж много.

В его словах был смысл. Тем не менее, я хорошо знала Тейлона раньше… ну, когда мы были помолвлены. Мой отец изо всех сил старался включать Трескинатов как можно чаще из-за нашей будущей свадьбы и отношений наших стран.

Тогда, когда я еще не была наследницей трона или будущей королевой державы. Тогда, когда я была всего лишь дочерью короля, искавшего надежных союзников. Тогда, когда Тейлону нужна была умная пара, которая помогла бы ему править своим собственным королевством. Тогда, когда ожидалось, что я покину Элизию. Не диктуя и не требуя, чтобы я управляла ей.

Тем не менее, уже тогда я знала, что мне повезло с Тейлоном. Я подумала о Каспиане в детстве, когда он бросил щит в своего старшего брата, надеясь убить его. Мой жених мог бы быть намного хуже.

Если бы отец любил меня хоть немного меньше, вся моя жизнь могла бы быть лишена эмоций.

Алексей продолжал:

— Я хочу сказать, что когда ты король, — он наклонил ко мне голову, — или даже могущественная королева в твоём случае, любовь — это скорее проклятие, чем благословение. Королевство и сфера деятельности должны быть превыше всего остального.

Он был прав, но моё сердце всё еще сжималось в груди. Я не слишком часто по-настоящему думала о любви или о том, чтобы полюбить кого-то другого. Были и другие вещи. Но я действительно знала, каково это — испытывать сильную привязанность к кому-то другому, зародыши любви. И эти чувства были важны для меня. Но они не затмевали державу, которой я хотела править.

Он продолжил, кивнув в сторону, где Раванна сидела рядом с Максимом.

— Возьмем королеву Блэкторн, она предпочла своё королевство мужу, и это сослужило ей хорошую службу. Блэкторн никогда не видел той власти, которой они обладают сегодня, пока она не взошла на трон.

Я откусила кусочек обжаренного гриба, которому каким-то образом удалось избежать соленых чернил морского змея.

— У Раванны был муж? — я ахнула, стараясь говорить тихо.

Алексей бросил на меня странный взгляд.

— Как, по-твоему, она стала королевой? До неё ни одно королевство не допускало королеву на трон, — его голос понизился до ехидного шепота. — Хотя теперь, похоже, это обычная практика.

Я проигнорировала его бесцеремонный выпад. Неужели он действительно таким образом добивался моей руки? Я удержалась от того, чтобы закатить глаза, и сказала:

— Я не знаю.

— Блэкторном правили Пресидии с тех пор, как была возведена Мраморная стена. Говорят, они находились у власти так же долго, как и Аллисанд. Итак, Раванна выходит замуж за… эм… как там его звали. Король, эм…

— Минот, — вставил Ашка. Я была удивлена, обнаружив, что он вообще слушает.

— Да, верно. Минот. Она из какой-то влиятельной семьи из Блэкторна. Не дворянка, а из семьи богатого купца или что-то в этом роде. Он соблазнен её красотой и богатством. Она хочет власти. Итак, они женятся. Она полна решимости расширить власть Блэкторна и сделать их уважаемыми в державе. Минот доволен тем, что его оставили в покое и по большей части игнорирует другие королевства. Она начинает ходить на заседания совета вместо него, используя свой вес и деньги, используя связи, чтобы продвинуть Блэкторн. Ты знаешь, что я имею в виду, — я этого не знала, но он точно не ждал, что я что-то подтвержу или опровергну. — Ну, Минот узнает, чем она занимается, и пытается вернуть себе власть. Говорит ей, что она должна оставаться дома, пока он разбирается с советом и всем остальным, — он делает паузу, чтобы откусить от вилки внушительный кусок щупальца острыми зубами, испачканными чернилами морской змеи. — Тогда он умирает.

Рядом со мной Ашка издает горловой звук, проводя большим пальцем по шее. Я вздрагиваю от жестокости этого ребёнка, чьи ноги едва свисают с подлокотника стула, на котором он сидит.

Алексей наклоняется ещё ближе.

— Ну, мы, конечно, не можем доказать, что она его убила. Но все так думают.

— Все — это…

— Остальные члены совета. Честно говоря, старайся не отставать. Всё это общеизвестно.

Может быть, это общеизвестно, но было ли хоть что-то из этого правдой?

Я посмотрела через стол, где Раванна сидела, погруженная в беседу с Максимом. Её лицо было гордо поднято, перед ней стояла почти нетронутая тарелка с едой, и она сбросила с плеч свой черный плащ с перьями, обнажив бледный участок кожи.

Могла ли я поверить, что она была способна убить своего мужа-короля, чтобы заполучить его трон? Абсолютно. Но верила ли я, что она это сделала?

Трудно было сказать.

— Как ей удалось взойти на трон? — спросила я, вспомнив, как я сама старалась обезопасить себя. — Ведь он наверняка перейдет к наследнику?

— Ах, ты умнее, чем я думал, — я проигнорировала его грубый комментарий и терпеливо ждала, когда он выложит больше информации. — У неё не было сына. Или ребёнка, если уж на то пошло.

— У неё не может быть детей, — сухо произнес Ашка. — Ведьмы не могут иметь детей.

— Это неправда, — сказала я ему. Хотя я не была уверена, утверждала ли я, что у ведьм могут быть дети, или что Раванна не была ведьмой. В любом случае, его, казалось, не волновало, что я собираюсь сказать.

— И в Блэкторне нет ни совета знати, ни армии, которые могли бы проголосовать или остановить её. Раванна просто взяла верх. Никто не мог запретить ей это сделать. Что ж, я полагаю, твоему отцу пришлось бы вмешаться. Но я никогда не слышал, чтобы он хотя бы пытался вмешаться, — он откинулся на спинку стула, надменно ссутулившись. — Счастливая ведьма. Представь, что ты могла бы сделать, обладая неограниченной властью в качестве королевы державы? Если бы никто не попытался тебя остановить? — он осознал, что говорит, и добавил. — Представь, какого прогресса ты могла бы добиться, не нуждаясь в одобрении совета.

Что ж, если бы я до сих пор не была убеждена, что он не тот супруг, которого я могла бы терпеть, жадного взгляда в его глазах, когда он говорил о неограниченной власти, было бы достаточно.

— Совет важен с точки зрения подотчетности. Неограниченная власть становится проклятием, если её не держать в узде.

Он рассмеялся, тихо и снисходительно.

— Я обязательно спрошу твоё мнение еще раз, как только тебе действительно придется иметь с ними дело. Они все старые, оторванные от жизни и слишком счастливы сидеть сложа руки и толстеть, чем добиваться реального прогресса для державы. Они даже не могут остановить Кольцо Теней. Что, если гражданская война в Каше распространится? Или голод в Ворестре? Что, если Арамор когда-нибудь признается в том, что их золото на исходе? Не стоит недооценивать, на что пойдут эти члены совета, чтобы гарантировать, что их спокойствие не будет нарушено.

— И что бы ты сделал? Неограниченная власть и голод распространяются по всей державе. Каково твоё решение?

— Полегче, — усмехнулся он. — Корона закупает продовольствие в каждом королевстве и распределяет его в зависимости от стоимости. Если тебе есть что предложить, твою семью можно накормить. Если ты никчемный мужлан, то очень быстро научишься работать. Справедливое распределение, основанное на заслугах, создаст державу трудолюбивых работников и мотивированных соседей.

Может быть. Если бы коррупция не была такой же человеческой чертой, как дыхание.

— А как насчет детей? Твоего брата, например? — я указала на Ашку. — Что он может предложить короне, чтобы заслужить пропитание? Инвалиды? Пожилые люди? Как они будут добывать пропитание, если не могут встать с постели?

Мои вопросы, казалось, его не беспокоили.

— О детях, конечно, позаботятся. Однажды они станут рабочими, поэтому им понадобятся силы. Что касается остальных, то что нам нужно от инвалидов и пожилых людей, если они не могут работать? Какая от них польза, если они ничего не делают?

От его слов у меня по спине пробежала острая дрожь. Это было не просто предположение. Алексей думал об этом. И поскольку я не хотела брать его в качестве своего супруга, однажды он будет заседать в совете вместе со мной. То небольшое количество завтрака, которое я съела, сгнило у меня в животе. Меня затошнило.

Каким-то образом мне удалось сохранить самообладание.

— Что ж, у тебя определенно много мыслей о державе.

Он улыбнулся мне. Я видела, что где-то там был красивый мужчина. Но это было перечеркнуто его гордыней и извращенными идеалами жизни.

— Тебе определенно этого недостаточно. Но не волнуйся. Мне будет приятно просветить тебя.

Я отвернулась от Алексея, чтобы он не мог видеть выражение моего ужаса, и мой взгляд встретился с Раванной, которая выглядела так, словно была на грани смеха. Это было настолько странное выражение для её обычно безмятежного лица, что я потеряла всякий контроль над своими лицевыми мышцами. Я не смогла бы сказать, как я выглядела, но, казалось, я позабавила её еще больше.

Слегка наклонив голову, она взглянула на Алексея, а затем закатила глаза. Слышала ли она, как он предложил просветить меня? Раздражало ли это её так же сильно, как и меня?

Я закрыла глаза и изобразила вздох. Она опустила голову, чтобы скрыть улыбку, затем повернулась к Максиму, когда он снова потребовал её внимания, совершенно невозмутимая.

Неужели я только что разделила мгновение понимания с Холодной Королевой? Я с трудом могла в это поверить. Но если кто-то и понимал бесполезность мужских советов, чтобы прийти к моему собственному мнению, то это, несомненно, была ведьма, которая убила своего мужа, чтобы взойти на его трон и завладеть его королевством.

Завтрак вскоре закончился, избавив меня от более напряженного разговора с наследным принцем Барстуса. И вскоре после этого Катринка попрощалась с семьей, которую она так нежно любила, и мы вообще покинули королевство.

Был момент, когда я забиралась в экипаж и застала её вцепившейся в шею Антона, когда я пожалела об её обществе. Может быть, для неё было бы лучше остаться с семьей, о которой она так сильно заботилась. И которая явно заботился о ней так же сильно.

Но, оставшись всего на минуту наедине с Раванной в экипаже, я была благодарна ей за компанию. И не только потому, что мне не хотелось оставаться с РП наедине. Я хотела того, что было у Катринки с её братьями. Я хотела этой близости. Этой привязанности. Я хотела сестру, которая вела бы себя как моя сестра. Которая любила меня как сестру.

Я потеряла свою семью много лет назад, и теперь у меня был шанс вернуть хотя бы часть её. И я отказалась упускать этот шанс ради простого решения.

Точно так же, как я боролась за своё безбедное существование с монахами Храма, я бы боролась зубами и ногтями, чтобы снова наладить прочные отношения с Катринкой. Это может занять годы, это может даже занять много лет, но однажды мы будем благодарны друг другу. И я не могла этого дождаться.

Я молчала, погруженная в свои многочисленные мысли, пока наш караван королевских экипажей Блэкторна ехал по ярко-зеленым вересковым пустошам Серого мыса, которые возвышались вдоль всей южной границы королевства. Прежде чем мы добрались до границы, мы провели ещё две ночи в гостиницах Барстуса и, в конце концов, увидели Змеиное море. Шоссе вилось прямо рядом с пляжами, которые были такими же влажными и грязными, какими они всегда были из-за постоянных дождей.

Когда мы, наконец, пересекли границу Блэкторна после нескольких дней продрогших страданий, солнце пробилось сквозь облака и, наконец, прогнало холод.

И мне оставалось только гадать, была ли это смена ландшафта или проклятие гоблина.

ГЛАВА 13

Блэкторн был таким же разнообразным, как и все остальные королевства, в которых я побывала. Но там, где большинство других королевств постепенно менялись с течением времени, королевство Раванны резко отличалось от сумрака и зелени Барстуса.

Пейзаж сразу же сменился с моросящего и унылого на солнечный и ярко-голубой. Как и ландшафт. От зеленого и яркого до сурового и пустынного.

Шоссе было неровным и вымощено битым камнем. И на многие мили в обе стороны простирались остатки того, что раньше было полями и лесами.

Обугленная земля и сломанные деревья. Серая, черная и бесцветная.

Блэкторн славился своими Белыми Дубами. Так же знаменит, как Теновия своими Черными Кедрами. Но особенно захватывало дух от вида Белых Дубов. Чисто-белая кора с бледно-розовой сердцевиной. И прозрачные листья, которые блестели на солнце. Я видела их в садах Элизии и была поражена их потусторонностью.

Но здесь… они были полной противоположностью красоты. Это была демонстрация смерти и разрушений. Что-то случилось, пока Раванны не было? Было ли это причиной того, что она не могла заниматься со мной раньше? Потому что её королевство подверглось нападению?

Катринка была первой, кто нашел способ выразить свою озабоченность.

— Что случилось? — она ахнула, прижимаясь лбом к окну кареты.

Раванна выглянула в окно.

— Это старый шрам. Старше вас двоих. Старше даже меня.

— Война? До стены? — догадалась Катринка.

— Война, да. Но гораздо позже Мраморной стены. Это произошло благодаря Столетней войне, произошедшей пару сотен лет назад.

— Когда у короны отняли магию, — сказала Катринка, явно указывая на свое более полное образование.

Либо отец Гариус намеренно опустил Столетнюю войну, либо мы еще не доросли до неё. Возможно было и то, и другое.

Я почувствовала на себе холодный взгляд Раванны.

— Я не так уж уверена, что магия всё-таки была украдена. Возможно, скрыта. Но как ещё Тессана оказалась здесь и всё еще жива, после всего случившегося?

— Ты думаешь, Корона Девяти имеет какое-то отношение к моей Конандре?

Она рассмеялась, но в её смехе не было ни капли юмора.

— Конечно, судебный процесс. Твой побег много лет назад в маленькое забытое королевство, где никому и в голову не пришло бы искать тебя. Твоё путешествие обратно к Месту Силы. Пережила несколько покушений на свою жизнь. Даже сейчас земля поёт о твоём прибытии, Тессана Аллисанд. Корона защищала тебя всё это время, — её взгляд метнулся к лисе, свернувшейся калачиком у меня на коленях. — Даже твой питомец мурлычет с какой-то большей связью.

Я вспомнила о проклятии гоблинов, но решила, что лучше не поднимать его сейчас.

— Я не пытаюсь ничего из этого получить.

— Но в этом-то всё и дело, не так ли? Несмотря на твою неуклюжесть, размахивание руками и полную неумелость, ты остаешься невредимой. Это волшебство, моя дорогая, если я когда-либо его видела.

Неуклюжесть? Размахивание руками? Полная неумелость? Скажи мне, что ты на самом деле чувствуешь, Холодная Королева. Было ли это целью «Короны девяти»? Защитить королевскую семью? Мою семью?

— Но что с моим отцом? Если бы корона всё еще хранила изначальную магию, разве это не спасло бы его много лет назад?

Она снова отвернулась, освобождая меня от безудержной интенсивности своего взгляда.

— Вот этого я никак не могу понять. Либо корона заметила, что ты была бы лучшим правителем, чем твой отец, и действовала таким образом, чтобы сохранить свою долговечность, либо твой отец каким-то образом предал её, что освободило её от службы ему.

— И тогда она пропустила всех моих братьев? — мой голос был хриплым шепотом, дрожащим и слабым. Как она могла даже предположить, что меня пощадили из-за мистической силы короны?

Что за чушь.

Раванна глубоко нахмурилась, а затем вздохнула. Снова отвернувшись к окну, она сменила тему.

— Эта земля была проклята. Язычники, которые каким-либо образом манипулировали короной, прокляли страну, чтобы остальная часть королевства не последовала за ними в Блэкторн. Это была их последняя линия обороны от приближающихся армий.

— Эта земля проклята? — Катринка ахнула. — Каким образом?

— Смерть, дитя моё. Единственное проклятие, которое имеет значение.

— Извините, у меня есть еще вопросы. Зачем язычникам скрывать магию? Почему бы не избавиться от неё?

— Может быть, они не смогли бы, — предположила она. — Магические предметы — хитрая штука. Тем более, проклятые предметы. Или даже благословенные, — её взгляд ни на секунду не отрывался от окна. — Возьмем, к примеру, эти земли. Блэкторн неустанно трудился со времен падения язычников, чтобы восстановить эту землю. Мы зашли так далеко, что наняли новых язычников, чтобы снять проклятие и вдохнуть жизнь обратно в землю. Но никто не добился успеха. Ни одно животное не может пробежать по ней. В неё нельзя посадить ни одного семени. Ни один человек не сможет пройти по ней. Всё увядает и умирает, — она глубоко вздохнула и продолжила. — Но подумайте об этом шоссе. Ни одна карета на нём не сломается. Ни человек, ни зверь не устают слишком сильно, чтобы путешествовать по нему. Ни одно существо, которое станет на него, не встретит своего конца. И никакая плохая погода никогда не помешает кому-либо или чему-либо пользоваться дорогой. Оно было благословенно, и благословенным оно останется навсегда.

— Твоя защита от окружающих проклятых земель, — догадалась Катринка.

— Мы очень долго не могли покинуть нашу землю. Ведьмы прокляли землю таким образом, что никто другой не смог проникнуть внутрь. Но также это удерживало жителей Блэкторна внутри. Мы называем это время Тьмой, потому что жители Блэкторна едва пережили это. Во времена, когда свобода и путешествия были мифами прошлого, люди начали объединяться в небольшие группы, некоторые вообще покидали общество. Таким образом, вы не найдете городов, подобных тем, которые вы себе представляете, в других королевствах. Или даже процветающего общества. Но вы найдете жизнерадостных людей, которые сделают всё, чтобы защитить свои дома и свои семьи, чего бы это ни стоило.

И всё же это было любимое царство Раванны. Так странно. Чем больше я узнавала о ней, тем больше удивлялась, как это они с моей матерью когда-то были подругами.

В карете воцарилась тишина, пока мы с Катринкой осмысливали всю тяжесть случившегося. Возможно, до Хеприна никогда не доходили новости об этой войне между языческими ведьмами и Короной Девяти. Жаль, что я не могу спросить об этом своего отца. Хотела бы я прочесть по его лицу и увидеть, был ли он так же убит горем из-за гибели людей и разрыва отношений, как я чувствовала себя сейчас.

Я подумала о том, как сильно, должно быть, страдали жители Блэкторна, будучи пленниками в своей собственной стране. И сколько жизней было унесено не только во время битвы, но и за прошедшее с тех пор время? Сколько семей вымерло за это время, положив конец своей родословной?

За пределами Хеприна магия становилась вполне реальной вещью. Даже в безопасности замка Экстентии я выросла, зная, что магия запрещена. Но не знала почему. Ни какой ценой.

— Ты чувствуешь боль этой земли, — заметила Раванна, когда начала появляться зеленая трава и вдалеке стали видны деревья с бледной корой. — Для тебя это не просто предположение. Ты чувствуешь это здесь.

Её рука была прижата к сердцу, бледная, фарфоровая кожа выделялась на фоне черного корсета с перьями. И её черные глаза были устремлены на меня.

— Как я могу не согласиться? В такой войне, как эта, не было победителя. Независимо от того, убрали ли ведьмы магию или просто спрятали её, слишком много жизней было потеряно из-за погони за жадностью.

— Ты думаешь, что Место Силы должно было отказаться от Короны Девяти? — впервые за всё время нашего знакомства в её тоне прозвучал неподдельный интерес к моему мнению.

Поэтому я тщательно подбирала слова.

— Я думаю, что никогда не было причин оправдывать такое большое кровопролитие. И я думаю, что неограниченная власть полезна только тогда, когда она полезна для всех людей. Я не знаю всех фактов, но я точно знаю, что мои предки обратили свою силу против людей, которых они должны были защищать и руководить. Какой бы ни была причина, по которой языческие ведьмы использовали магию, она должна была быть достаточно значительной, чтобы развязать войну.

— Ты на стороне ведьм? — голос Раванны звучал так, словно она не могла мне поверить.

— Я встаю на сторону тех, с кем, по моему мнению, поступили несправедливо, — я указала в окно. — С вашим королевством поступили несправедливо. Никто не должен так жить. Никто не должен бояться земли, из которой он родом.

Раванна повернулась к Катринке.

— А что ты об этом думаешь?

Катринка прикусила нижнюю губу и сдвинула очки на переносицу, обдумывая свой ответ. Бросив на меня нервный взгляд, она сказала:

— Моя сестра права. Нам не хватает фактов. Но Корона была выкована не просто так. Много, очень много людей уже погибло, чтобы построить Место Силы. Ведьмы, похоже, стремились свести на нет всё хорошее, что было сделано. Я не могу сказать наверняка, но, несомненно, они сами навлекли на себя часть этого. Невинные жизни потерянные как тогда, так и с тех пор, находятся в руках язычников. Только не Аллисанд.

Губы Раванны скривились в усмешке.

— Ты права, Катринка. Ведьмы действительно принесли сюда войну. И это они прокляли свою собственную землю, — её внимание переключилось на меня и осталось там. — Но ты тоже права, Тессана. Место Силы заболело жадностью. И так остается по сей день. Неограниченная власть может только развращать. И это твой первый урок того, как быть королевой. Ты должна столкнуться с коррупцией лицом к лицу и решить, работать с ней или поддаться ей. Твои дни добрых дел и мыслей подходят к концу. В мире существует множество проблем, подобных этой, и ни у одной из них нет четкого, счастливого решения. Властвовать над многими — значит знать, что некоторыми ты должен пожертвовать. Так что спроси себя сейчас, Тессана Аллисанд, будущая королева державы, скольким язычникам ты готова дать мученическую смерть ради общего блага? Скольким королевствам ты готова позволить проклинать себя, когда они пытаются защититься от тебя? Когда ты решишь, что с тебя хватит? Когда мир будет раздавлен твоим сапогом? Или когда кто-то вежливо спросит тебя передать ему власть? Вряд ли между ними есть какая-то золотая середина. Как тебе хорошо известно.

Я оторвала от неё взгляд и посмотрела в окно, наблюдая, как пейзаж меняется и превращается во что-то неземное и дикое.

Остаток пути до дома Раванны, крепости Фенвик, Катринка задавала Раванне вопросы о народе Блэкторна, но я не могла отвести глаз от великолепия этой земли. Благословенная дорога, которая, как сказала Раванна Катринке, была официальным названием шоссе, не проходила мимо каких-либо поселков, как она говорила. Вместо этого земля покрылась нетронутыми лесами из белых дубов и сверкающими озерами. Цветы, такие же пурпурные и розовые, как самые яркие ткани, стелились по земле вместо травы или посевов, создавая контрастное красивое покрывало на фоне ослепительной белизны низкорослых, извилистых побелевших деревьев.

Дорога оставалась неровной и ухабистой, но я перестала обращать внимание на то, как моё тело подпрыгивало в экипаже, поскольку отчаянно пыталась впитать в себя как можно больше Блэкторна.

Раванна объяснила, что здешние люди жили вместе на территориях, а не в деревнях. Ей, как королеве, всё еще было нелегко заставить их общаться. Между территориями часто возникали стычки, и её вызывали в качестве посредника.

Это было то, что заставило её уехать несколько месяцев назад. Фракция из внутренних районов страны начала использовать земли близ Змеиного моря для сбора водорослей, известных своей целебной силой. Но территория, которая контролировала пляж, хотела продавать их, а не просто отдавать. Ни одна из сторон не была готова к компромиссу и оказалась на грани войны. Раванна вмешалась и помогла внутренней территории образумиться. Теперь они обменяли водоросли на редкий цветок, который не растет рядом с ледяным морем с его бурной погодой.

Когда мы приблизились к замку Фенвик, пейзаж снова изменился. От чистых озер и стремительных рек с белыми шапками до болот и топких земель. Вьющиеся цветы, росшие ближе к границе Барстуса, увяли, и вместо них пейзаж покрыли бледно-розовыми виноградными лозами. Мне показалось увлекательным находиться в месте, к которому люди по-настоящему не прикасались. Дикая природа была повсюду. Даже здесь, на дороге, теперь, когда это больше не была проклятая земля. Неровная, плохо проложенная Благословенная дорога стала почти невыносимой, поскольку виноградные лозы тянулись по самому шоссе. Не раз нам приходилось замедлять ход до полной остановки, и охранники выходили, чтобы поднять экипажи над особенно толстыми препятствиями.

А потом появилась Крепость, возвышающаяся над выровненным ландшафтом. Это был шокирующий обсидиан в мире белого и бледно-розового.

Наружные стены и зубчатые стены были такими же гладкими и блестящими, как когда-то мраморная стена. Бурлящий ров с мшистой болотной водой оставлял широкий проход между замком и остальной территорией. И когда мы проезжали по подъемному мосту, как только его для нас опустили, я заметила тишину в доме Раванны.

Когда мы прибыли, не было никакой суеты со стороны слуг. Ни королевской стражи, ни военные не поприветствовали нас, когда мы подъехали к самому массивному замку с его остроконечным центром и внушительными внешними башнями. Это напомнило мне корону, идеальный круг с равномерно расположенными точками.

И всё же нигде не было видно людей.

Теперь, когда я подумала об этом, я поняла, что с Раванной не было никого из её людей. Никаких служанок или придворных. Даже лакеев, которые помогли бы ей выйти из экипажа, не было.

Мы путешествовали в её экипаже, но именно элизианские стражники сопровождали нас и вели караван. Единственные горничные принадлежали Катринке и мне.

Дверца экипажа открылась, и лакеи высвободили лестницу. Я ждала, что слуга или советник поприветствует нас, проведет внутрь, но Раванна шла впереди. И пока мы шли прочь от кареты, поднимаясь по бесконечной обсидиановой лестнице, такой крутой и гладкой, что я боялась поскользнуться на ней и разбиться насмерть, наши собственные слуги и охранники приступили к своим обязанностям, так что мы с Катринкой остались с Раванной наедине.

Шепот страха скрутился у меня в животе. Моя голова всё еще болела после того, как Каспиан повалил меня на землю, чтобы спасти мою жизнь. Неужели его храбрость была напрасной?

Более того, здесь даже не было мебели. Никаких буфетных столиков с зажженными канделябрами. Никаких мягких стульев или элегантных ковров. Никаких картин старых, умерших людей, украшающих стены. Или гобеленов, свисающих с потолков. Внутри замок Фенвик был таким же суровым и черным, как и снаружи. Единственный свет проникал внутрь через длинные узкие окна, расположенные на равном расстоянии друг от друга.

Раванна ничего не стала объяснять. Она просто быстрым шагом двинулась вперёд, предоставив нам с Катринкой поспешать за ней. Я начала беспокоиться, что нам придется спать на полу и самим готовить ужин, когда Раванна толкнула гигантские черные двери, в четыре раза превышающие размеры любого входа в Экстентии, и провела нас в тронный зал.

Я с облегчением обнаружила в комнате трон. Хотя он стоял один, в центре шестиугольного пространства. Под ним был коврик, украшенный перьями, как и всё остальное, что носила Раванна. А над головой в широкой люстре той же формы, что и комната, стояли наполовину сгоревшие свечи, засохший воск стекал по железным стенкам.

Раванна остановилась в центре комнаты, вспомнив, что мы были с ней. Медленно повернувшись, она взглянула на люстру над нашими головами и сказала:

— Вы можете воспользоваться вечером, чтобы освежиться. Ваши вещи должны быть у ваших горничных в комнатах. Я позову вас на ужин, но ожидайте, что это будет после захода солнца. Дни в Блэкторне длиннее, а ночи намного короче. Это потребует некоторой адаптации, но я не сомневаюсь, что вы, девочки, справитесь.

Катринка откашлялась и сказала:

— Прошу прощения, королева Раванна?

— Что? — пробормотала Холодная Королева, уже раздраженная нашим присутствием.

— Я не видела никаких слуг. Или других людей в Замке, — Катринка заложила руки за спину и отвела взгляд от королевы.

— Я не слышу вопроса, — огрызнулась Раванна.

— Здесь есть слуги? Я имею в виду, в замке?

Если раньше Раванна и не была раздражена, то теперь очень сильно.

— Конечно, здесь есть слуги. Что это за вопрос? Мы просто предпочитаем, чтобы они оставались вне поля зрения в Блэкторне. Я знаю, что в других королевствах слуги расхаживают вокруг, как будто они одни из вас, но здесь они знают своё место и придерживаются его. Вот почему ты их сейчас не видишь. Они проявляют уважение к вашему рангу.

Я обменялась с Катринкой взглядом, полным ужаса, прежде чем она сказала:

— Конечно. Я просто еще никого не видела и…

— Вот миссис Блайт, она проводит вас в ваши покои, — её тон был таким снисходительным и пренебрежительным, что я почувствовала, как моё лицо вспыхнуло от стыда.

Катринка ни на кого не смотрела, даже на меня или миссис Блайт.

Миссис Блайт была пожилой женщиной с суровым выражением лица и белоснежными волосами, собранными сзади в тугой пучок на затылке. Я сразу же испугалась её.

Но Раванна ещё не закончила с нами.

— И сестры Аллисанд, — позвала она. Мы одновременно повернулись, чтобы посмотреть на неё, и я не сомневалась, что мы обе дрожали в наших дорожных ботинках. — Только потому, что Блэкторн — самое бедное королевство в державе, это не значит, что я не могу позволить себе содержать прислугу. Даже несмотря на то, что мы платим самые высокие налоги Месту Силы.

Катринка практически подбежала к миссис Блайт. Я быстро последовала за ними. Как нам удалось узнать о Раванне больше, чем я предполагала, и привести её в бешенство в течение одного дня?

Как раз перед тем, как выйти из тронного зала в холл, я отважилась оглянуться и обнаружила, что все свечи на канделябре были зажжены. Но когда?

И кем?

Я подумала о языческих ведьмах. Магии в Короне Девяти. Война из-за магического предмета. И проклятые земли, и благословенные дороги.

Магия всегда существовала в моём мире как нечто из прошлого. Устаревшая конструкция, которая больше не имела никакого авторитета. Но вот она вернулась. Живая и дышащая. Всё еще пережиток прошлого, но достаточно сильный, чтобы по-прежнему влиять на происходящее сегодня. И не просто что-то использовавшееся сотни лет назад, что до сих пор имело силу в современных вещах, но что-то активно используемое и управляемое сейчас.

Корона Девяти так долго пряталась, а потом попала ко мне в руки.

Проклятие гоблина.

Благословенная дорога.

Люстра, которая не была зажжена, а затем была зажжена после того, как Раванна Пресидия просто взглянула на неё.

Магия не была мифом. Магия была реальной. А холод, исходивший от Барстуса, означал нечто такое, с чем я пока не могла столкнуться лицом к лицу. Что-то, что связывало мою мать и Раванну вместе. Что-то, что изменило бы мир, если бы я села у власти.

Был ли старый путь истинным путём?

И если да, то, что это значило для меня?

ГЛАВА 14

Стук в дверь заставил меня вскочить с места, где я сидела, скрестив ноги, на кровати с Шиксой, свернувшейся калачиком у меня на коленях, и книгой заклинаний, разложенной передо мной. Клеста отправилась искать кого-нибудь, кто мог бы помочь ей разыскать Финча. Мне нужно было передать ему письмо, но его не было рядом с тех пор, как мы приехали в Блэкторн.

Я беспокоилась о нём, но отчаянно старалась не привлекать к нему слишком много внимания. Другие мои охранники, Кертис и Довер, казалось, совсем не беспокоились о нём. Но, конечно, если бы что-то случилось, они бы уведомили меня.

Кроме того, Клеста не стучала.

Прежде чем я успела спрятать книгу заклинаний или встать с кровати, чтобы открыть дверь, Катринка протиснулась внутрь. Она выглядела взволнованной и бледной от беспокойства, так что я сразу же забыла о попытках расшифровать книгу и забеспокоилась о ней.

— Что такое? — спросила я, напрягаясь в ожидании чего-то ужасного.

Она оглядела мою спальню. Несмотря на довольно строгий декор крепости Фенвик по сравнению с остальной частью замка, наши комнаты были прекрасно оборудованы. Они по-прежнему были простыми и практичными в соответствии с остальным стилем замка, но в то же время выполнены со вкусом.

Я позаботилась о том, чтобы Катринка ни в чём не нуждалась. И я нашла, что моё собственное пребывание здесь прошлой ночью было прекрасным. Я спала крепче, чем когда-либо в своей жизни. Никаких снов о том, что вороны преследуют меня повсюду или убивают мою семью. Никакого ледяного холода, который заставлял бы меня ворочаться с боку на бок, чтобы согреться. Я не была в дороге, ни пешком, ни в экипаже, и у меня не кружилась голова от всего того, что нужно было сделать, обнаружить и раскрыть. Я просто погрузилась в глубокий сон без сновидений, который оставил меня хорошо отдохнувшей.

На самом деле, единственные случаи, когда я чувствовала себя неуютно в этом замке, были во время трапез, которые мы с Катринкой делили с Раванной.

Королева явно не привыкла к постоянным гостям в доме или другим людям, разделяющим с ней трапезу. Она всё время забывала, что мы сидим за столом, только поднимала глаза и вздрагивала каждый раз, когда её взгляд останавливался на нас.

Вероятно, что мы с Катринкой вели себя как можно тише, чтобы не раздражать её, не меняло ситуацию. Вчерашний ужин был мучительным. И завтрак этим утром был мучительным еще больше. Настолько, что я предложила миссис Блайт, чтобы мы с Катринкой могли поесть раньше или позже королевы, чтобы не беспокоить её. Но миссис Блайт только посмотрела на меня, как на дуру, и продолжила идти.

— Мне думала… — начала моя сестра дрожащим голосом. — Может быть, ты согласишься со мной прогуляться. Я знаю, что ты любишь осматривать окрестности. И я просто… я просто не могу больше оставаться внутри, ожидая, что она накричит на нас.

— Или поговорит с нами как нормальный человек, — добавила я, теперь понимая её бледность. Катринка кротко улыбнулась. — Я бы с удовольствием прогулялась. Нет ничего, что не могли бы вылечить немного солнечного света и свежего воздуха.

Я сунула книгу заклинаний под одеяло и спрыгнула с кровати. Шикса резко села, стряхивая с себя дремоту. Она была беспокойна с тех пор, как мы прибыли в Замок прошлой ночью, но, по крайней мере, она могла перестать расхаживать взад-вперёд, когда была со мной.

Очевидно, когда я уходила перекусить, она мерила шагами комнату и скреблась в дверь. Клеста беспокоилась, что она каким-то образом забеременела. И мне приходилось постоянно уверять её, что это невозможно, поскольку мы не видели ни одного лисенка-самца с тех пор, как я нашла её малышкой.

Подхватив Шиксу, я решила взять её с собой. Она не ушла бы далеко, если бы я позволила ей идти самой. И ей было бы полезно размять лапы после стольких путешествий.

— Мы должны кому-нибудь сказать что ушли? — спросила я, когда мы шли по извилистым коридорам крепости Фенвик к тронному залу. Ни одному из наших охранников не разрешалось находиться на этой стороне замка, потому что Раванна настаивала, что её охрана не нуждается в их помощи, поэтому нашим пришлось охранять вестибюль. Они были недовольны обстановкой, но я наслаждалась свободой.

Или, по крайней мере, видимостью свободы.

Все работники Раванны научились так хорошо держаться вне поля зрения. Единственными людьми, которых мы видели после Барстуса, были миссис Блайт и наши горничные.

Однако мы где-то заблудились по дороге и оказались в другой части замка. Когда мы попытались развернуться и вернуться тем же путем, каким пришли, то обнаружили танцевальный зал. Катринка вошла внутрь первой, улыбаясь мне.

— Бальные залы всегда ведут в сады, — прошептала она.

Я знала, что она права, поэтому последовала за ней. Мы обе ахнули при виде бального зала, даже при свете дня. Было похоже на ночное небо, но как будто мы были в нём высоко. Тот же самый черный мрамор, из которого, казалось бы, состояла вся крепость, был здесь более пестрым. На блестящем обсидиане виднелись вкрапления золота, серебра и белого цвета. Всё вокруг нас искрилось в солнечном свете, привнося нотку причудливости в мрачное существование.

И действительно, вдоль задней стены были стеклянные панели, через которые открывался вид на сад.

Мы поспешили к дверям, которые были оставлены открытыми для послеполуденного ветерка, и выскользнули наружу, глубоко дыша. Я не осознавала, как туго сжалась моя грудь, пока солнце снова не коснулось моей кожи. Даже Шикса потянулась в моих объятиях и подняла мордочку к небу.

Катринка счастливо вздохнула рядом со мной.

— Спасибо, что присоединилась ко мне. У меня такое чувство, будто моя голова кружилась месяцами, и это… это место — слишком много для меня, чтобы понять. Мне казалось, что я там схожу с ума.

Я улыбнулась про себя её признанию. Это было немного, но это был маленький шаг к доверию. Конечно, другими вариантами её общения были Раванна Пресидия или миссис Блайт — старая служанка, которая отказывалась с нами разговаривать, но я бы дорожила этой маленькой победой. Это крошечное приглашение стать чем-то большим, чем просто знакомыми.

Мы прошли по ониксовой брусчатке и ступили на садовую дорожку со шпалерами по обе стороны, увитую великолепными вьющимися цветами. Шикса извивалась до тех пор, пока я не позволила ей выпрыгнуть из моих рук. Она грациозно приземлилась на тропу и радостно затрусила перед нами, показывая дорогу.

Мы с Катринкой несколько минут молчали, но этот вопрос о магии не давал мне покоя. Мне нужно было ещё одно мнение. В глубоких врезных карманах моего платья лежало письмо для Тейлона, но пока я не смогла найти Финча, эта тема, казалось, кружилась во всём моём теле, как рой рассерженных пчел.

— Что в Барстусе тебе рассказали по поводу магии?

Она быстро повернула голову в сторону, чтобы оценить серьезность моего вопроса. — Я совершенно серьезна, Катринка.

— Ну, я уверена, что, как и монахи в Хеприне, мне рассказали то же самое. Магия когда-то процветала в нашей державе, но после войны и постройки Мраморной стены, Место Силы и так далее, она использовалась всё реже и реже. И, в конце концов, был запрещена, — она сорвала цветок с живой изгороди, осторожно перекатывая его между пальцами. — Я слышала о Столетней войне, но то, что я прочитала, было размытым по сравнению с тем, чем Раванна поделилась по дороге сюда. И я никогда не слышала, чтобы магия была связана непосредственно с Короной Девяти. По большому счету, сотни лет не кажутся таким уж большим сроком.

— В точности мои мысли.

Она задумчиво промурлыкала что-то себе под нос, затем оглянулась через плечо.

— Не показалось ли Раванне, что в Короне девяти всё еще может быть магия? Она казалась… я не знаю, смущенной или особенно задумчивой по этому поводу.

— Да, ты права. До сих пор я об этом не задумывалась. Я полагаю, если бы ты верила в магию, было бы очень важно, была ли она взята с короны или просто спрятана. Разница была бы огромной.

— Но почему, Тессана? Почему это должно быть важно для того, кто никогда бы её не надел?

Я вспомнила свой судебный процесс и сказала:

— Хотя она почти справилась. До того, как я прибыла в Элизию, совет должен был провести голосование по вопросу о новом Месте Силы. Они собирались перенести его из родословной Аллисанд. Я думала, это предназначалось дяде Тирну. Но неужели ты думаешь?..

Она плотно сжала губы и задумалась. Это было самое большее, о чём мы говорили друг с другом, не прерывая друг друга, и моё сердце забилось сильнее при мысли о возможности более близких отношений.

— Ты знаешь, я винила тебя за то, что ты отослала меня в Барстус? Ну, не конкретно тебя. Но нашу семью. Я по глупости обвинила их в том, что их убили, потому что это так усложнило мою жизнь. В ранние годы, когда мне было так холодно и так одиноко, я думала о чём-то вроде: «Почему они не любили меня настолько, чтобы взять с собой? Почему они бросили меня в этом ужасном месте? Почему они так поступили со мной?», — она тихо рассмеялась и поправила очки на носу. — Я знаю, это ужасно эгоистично, но я не могла представить себе жизнь без семьи, которую я так сильно любила. Я не могла примириться с тем, почему их у меня отняли, и почему я осталась одна в этом жестоком, суровом мире. Но потом, ну, потом я познакомилась с Золотовыми. Они были добры ко мне, приняли меня как одну из своих и стали семьей, которую я потеряла. Когда Максим предложил мне стать членом его семьи, я ухватилась за этот шанс. Я… Меня не волновала потеря Элизии, или королевства, или Места Силы. Всё, о чём я заботилась — это оставаться дома, — она прочистила горло и добавила. — Хотя я действительно никогда не ожидала, что он будет иметь в виду Алексея. Я думала…

— Андре, — закончила я, когда она замолчала. — Антон сказал мне.

Она покраснела так же, как роза, которую держала в руке.

— У него такой длинный язык.

Толкнув её плечом, я не смогла удержаться от смеха.

— Он заботится о тебе. Он хотел посмотреть, что я могу сделать, чтобы это произошло.

— Конечно, он это сделал.

— И я сказала ему, что ничего не могу сделать. По крайней мере, пока. Но он свяжется со мной еще раз через пару месяцев.

— Тессана, ты этого не делала!

Я ухмыльнулась ей.

— Почему я должна быть единственной, кто женится на втором сыне? Они кажутся намного милее своих старших братьев. Может, Андре и не наследник трона Барстуса, но он искренне заботится о тебе. И, на мой взгляд, это важнее, чем потенциальная власть, которой он может обладать в один прекрасный день.

— Разве это не правда? — она бросила быстрый взгляд в мою сторону. — Ты тоже на это надеешься? Брак по любви?

Я подумала о суровых убеждениях Алексея в том, что членам королевской семьи не разрешаются браки по любви. А потом я подумала о Тейлоне и обо всём, от чего я бы отказалась, чтобы быть с ним. И всё, от чего я бы не отказалась, например, Корона Девяти.

— Я не думаю, что мне позволено надеяться на брак по любви. У меня даже не будет короля. Супруг. Вот как они его называют. Супруг королевы, — я содрогнулась. — По-моему, это звучит до смешного возбуждающе.

Она хихикнула в ладонь.

— Значит, это не брак по любви, а любовник.

У меня вырвался удивленный смешок.

— Драконья кровь, Катринка! Нет!

Она захихикала ещё громче.

— Королева державы и назначенный ей любовник.

Я не могла удержаться от смеха.

— Меня от тебя стошнит. Теперь я навсегда останусь одна, просто чтобы никто не называл его так.

— Ты не будешь одинока вечно, — сказала она ласково, но искренне. — И я не думаю, что тебе придется беспокоиться о том, чтобы отказаться от любви, чтобы найти кого-то достойного. Слишком многие уже влюблены в тебя, чтобы это было так. Подходящий мужчина сам даст тебе о себе знать, Тессана. Любовь и власть. Я верю, что ты можешь получить и то, и другое.

Её слова были на удивление глубокомысленными. И я почему-то стала более оптимистично смотреть в своё будущее. Даже когда я задавалась вопросом, имела ли она в виду Тейлона. Или она ошибочно приняла Оливера за потенциального мужа?

Я снова задрожала. Стрелы и убийцы, возможно, ещё не смогли бы меня прикончить. Но еще большего количества разговоров об Оливере как о моём любовнике, несомненно, было бы достаточно, чтобы я упала замертво на месте.

Мы начали, как бы следовать за Шиксой, когда она вела нас по извилистому лабиринту из цветов и булыжников. Солнце грело в синем-синем небе. И это казалось идеальным днём для прогулки.

— Ты знаешь, наша мать часто говорила о магии. На самом деле часто.

— Я помню, — сказала она. — И я мало что помню, но это… это я могу представить так ясно, как если бы она была всё еще жива сегодня. Все мы сидели у её ног, пока она сочиняла сказки и рассказывала истории из этой огромной книги.

У меня вертелось на кончике языка сказать ей, что это была книга заклинаний. И что теперь я обладаю ей. Но что-то удерживало меня. Боюсь, что она подумает, что я такая же сумасшедшая, как Раванна. Или была неуверенность в том, что она расскажет нашему дяде.

— Я рада, что ты здесь, Катринка. Это совсем не то, что я себе представляла. И я не знаю, как бы я справилась с этим без тебя.

— Я тоже рада, что я здесь. Ты права, что так думаешь. Я тоже не знаю, как бы ты справилась с этим без меня, — её улыбка была такой озорной, какой я никогда её не видела, и это заставило меня рассмеяться. — Она ужасающая. Не так ли? На секунду мне кажется, что я в безопасности, что обо мне заботятся. В следующий момент я испытываю желание обхватить себя за шею, чтобы она не перерубила её, потому что моё дыхание беспокоит её.

— Ты в этом не одинока. Я ни разу не слышала, чтобы миссис Блайт говорила. Вероятно, из страха, что ей отрежут язык.

Мы подошли к концу лабиринта из живой изгороди. Черные булыжники закончились, и начался лес белых дубов с трепещущими прозрачными листьями. Там, где опавшие листья покрывали почти каждый лес, из-за их полупрозрачности казалось, что эта лесная подстилка блестит на солнце. Это было слишком очаровательно, чтобы удержаться от исследования.

Я вспомнила огромный ров, который мы пересекли, чтобы попасть на территорию замка, так что я знала, что мы всё еще находимся под надежной защитой Цитадели.

— Может, нам стоит прогуляться по лесу? — Шикса уже начала шарить лапами по земле, убеждаясь, что это безопасно. — Мы не будем заходить слишком далеко.

Моя сестра неуверенно огляделась по сторонам.

— Я помню, отец учил нас любить долгие прогулки.

Я улыбнулась и сделала неуверенный шаг вперёд. Земля была не слишком рыхлой для наших элегантных туфель.

— Ты права. Он оставлял свои обязанности всякий раз, когда была хорошая погода, и забирал нас с уроков, чтобы мы могли исследовать новую часть территории замка.

Катринка последовала за мной с тропинки на дикую землю.

— Мама всегда была так зла на него, — она рассмеялась, а затем передразнила голос нашей матери. — Они никогда не научатся читать, Фредрикс, если ты всегда будешь убегать с ними.

Я присоединилась к ней, пока мы бесцельно бродили по красивому лесу.

— Я помню, как они спорили из-за этого, — я рассмеялась вместе с ней, потому что это была не настоящая ссора. Я не могла припомнить, чтобы они когда-нибудь серьезно ссорились. Но это был сильный маркер моего детства.

Катринка прижала руку к сердцу.

— Клянусь Светом, я и забыла, как сильно скучала по ним. Просто быть с тобой открыло дверь, о существовании которой я и не подозревала, что она всё еще живет внутри меня.

Я знала, что она имела в виду.

— Приятно это помнить, Кэт. Даже если это больно.

Я ещё не называла её «Кэт» с тех пор, как мы воссоединились. Я ждала, что она упрекнет меня или пожалуется на детское прозвище, но вместо этого она обхватила меня рукой за сгиб локтя и положила голову мне на плечо.

— Мне не нравится боль, — призналась она. — Это слишком больно, режет слишком глубоко. Я бы предпочла снова заткнуть всё это и больше не думать об этом, — я только открыла рот, чтобы возразить, когда она добавила. — Но я любила их больше, чем хотела избежать горя. Нам тогда так повезло. Нас так любили. Чего бы я только не отдала, чтобы почувствовать это снова. Чтобы иметь возможность заползти к папе на колени. Или посмотреть, как мама снова заплетает волосы в косу. Пойти за папой в лес, пока он выкрикивает приказы искать фей и драконов. Или послушать одну из маминых историй о язычниках, пока мы растягиваемся перед камином. Я научилась любить свою жизнь в Барстусе, но ничто не может заменить те счастливые дни дома.

Мои глаза защипало от слёз, поэтому вместо того, чтобы что-то сказать, я просто кивнула. Как часто на протяжении многих лет я мечтала просто снова услышать голоса своих родителей. Слышать их смех. Чувствовать их влюбленное прикосновение к своим щекам. Снова попасть в беду из-за гнусных планов моих братьев. Чтобы они ещё раз подразнили меня. Чтобы они были рядом со мной. Несколько слезинок скатилось по моим щекам, но моя улыбка была неослабевающей.

Но ещё сильнее, чем острое чувство горя и потери, была эта новая, хрупкая связь с моей сестрой. Я разговаривала о своей семье с другими людьми в течение долгого промежутка между потерей их и воссоединением с Катринкой. Особенно я делилась с Оливером, рассказывала ему истории и запоминала их. Но он мог только посочувствовать. С Катринкой мы разделяли это горе. Эту трагедию. Когда мы говорили о наших родителях, наших братьях, это были воспоминания, которые были у нас обеих и которыми мы дорожили. Я и не подозревала, что могу упустить эту связь. И если бы я это сделала, мой траур был бы в геометрической прогрессии сильнее. Но теперь, когда у меня было это с Катринкой, я бы навсегда отказалась от этого.

Катринка была нужна мне для будущего, для всего, что ждало меня впереди. Но теперь я знала, что она нужна мне и в прошлом тоже. За всё, что уже произошло.

Оглянувшись через плечо, я заметила, что Крепости больше не было видно. Как и сада. Мы бродили, не особо задумываясь о том, куда направляемся. Шикса шла чуть впереди, осторожно переступая через упавшие ветки и большие камни. Она прижала нос к земле, как будто уловила запах, который требовал всего её внимания. И мы бездумно последовали за ней в её погоне.

— Как ты думаешь, мы зашли достаточно далеко? — спросила я, когда меня пронзила волна беспокойства.

Катринка тоже подняла голову. Она была так же сосредоточена на том, куда ступала, как и я.

— Я… я не знаю.

Деревья в этой части леса начали меняться. Их было не меньше, но они были более обнаженными. Не так, как если бы их листья опали, а так, как если бы у них вообще не было листьев и не было уже долгое время.

Земля тоже была менее захламлена. Без сверкающих листьев, которые служили бы ковром, земля представляла собой смесь сухой и потрескавшейся земли с влажной, размокшей грязью. Мы начали перепрыгивать с сухого места на сухое, спеша за Шиксой, которая набирала темп.

— Она часто убегает? — спросила Катринка, хватаясь за низко свисающую ветку дерева для равновесия, когда перепрыгивала через особенно широкую лужу. Сухая ветка подломилась под её весом, и она дико покачнулась, прежде чем практически прижаться к стволу дерева, чтобы уравновесить инерцию и не шлепнуться прямо в грязную лужу.

Когда я убедилась, что она не собирается ударить лицом в грязь, я сказала:

— Нет, никогда. Она всегда остается рядом со мной. Если только она не в Экстентии. Тогда она предпочитает сама добыть себе ужин. Но она всегда возвращается.

— Может быть, она сейчас это и делает? Охотится?

Я наблюдала, как пушистый белый хвост моей любимой лисички взволнованно подергивался, когда она запрыгивала на поваленное дерево и аккуратно перебиралась по мху и зарослям мушмулы на другую сторону.

— Шикса! — позвала я. Но она лишь мельком оглянулась на меня.

— Давай заберем её, а затем вернемся, — голос Катринки звучал так же обеспокоенно, как и мой.

— Хорошая идея, — мы поспешили за лисой, надеясь, что она, в конце концов, образумится.

Но она этого не сделала. Местность становилась всё более труднопроходимой и гораздо менее красивой. Весенний ветерок тоже усилился, проносясь сквозь голые деревья и обдавая холодом мои руки.

Я звала её по имени снова и снова, пока мы с Катринкой высоко поднимали юбки и пытались избежать попадания в грязь, прыгая и карабкаясь по теперь уже голым деревьям. Однако это становилось всё более бесполезным. Мы обе наступили в грязь столько раз, что наши туфли, чулки и подолы теперь были густо покрыты черноватой жижей. Я понятия не имела, как мы собираемся объяснить это Раванне.

— Они мертвы, — наконец воскликнула Катринка. — Эти деревья мертвы.

Болезненное осознание этого омрачило моё хорошее настроение. Я держала ветку дерева и отпустила её как можно быстрее. Тогда я задалась вопросом, не было ли проблемой не дерево, а земля. Поэтому я снова ухватилась за ветку, на этот раз двумя руками, и попыталась удержать свой вес, опираясь ногами на ствол.

Вместо этого ветка хрустнула, и я приземлилась кучей на землю, в грязь. Теперь грязными были не только моё платье и шелковые тапочки, но и мои руки и задница. Клеста отчитает меня, как только мы найдем дорогу обратно в Крепость.

Если мы найдем дорогу обратно в Крепость.

Если мы просто не умрем от хождения по проклятой земле. Потому что это было то, чем это должно было быть — проклятая земля. Леса умирали не просто так.

— Как ты думаешь, сколько у нас времени? — спросила Катринка сдавленным шепотом. Её мысли были точно там же, где и мои.

Но всё равно, я прикинулась дурочкой.

— Времени для чего? Прежде чем Раванна придет искать нас. Надеюсь, всего несколько минут.

Она выглядела такой раздраженной, какой я её еще никогда не видела.

— Нет, не Раванна. Проклятая земля. Мы умрем, Тесса?

Я глубоко вздохнула и обыскала свой разум и тело в поисках признаков боли или болезни. Я чувствовала себя настолько нормально, насколько и должна была чувствовать. Но опять же, я не была до конца уверена, что влечет за собой смерть от проклятия.

— Это не проклятая земля, — произнес бестелесный голос.

Мы огляделись в поисках человека, которому он принадлежал. Это был незнакомый голос, так что я не знала, друг это или враг. Но это действительно звучало… по-старому. Так что я не была уверена, что мне нужно быть настороже.

— Кто это сказал? — потребовала ответа Катринка, и её голос звучал смелее, чем я когда-либо от неё слышала.

Но потом она поправила очки на носу и оставила грязное пятно на скуле, испортив эффект.

В ветвях над головой что-то затрепетало. Это было резко и агрессивно, настолько, что вокруг нас замигал свет. Мы закружились по кругу, выискивая признаки жизни, как вдруг появилась пожилая женщина. Она появилась позади нас, поэтому, когда мы обернулись, почувствовав её, было невозможно сказать, появилась ли она просто из воздуха или вышла из-за угла.

— Кто ты такая? — потребовала я ответа прежде, чем она успела ответить на вопрос Катринки.

Она выглядела такой же старой и скрипучей, как звучал её голос. Она была вся в морщинах и одета в тонкую черную ткань, которую я могла видеть насквозь. Хотя она была закутана в несколько слоев одежды с головы до ног, так что в ней не было ничего неприличного. На самом деле, даже её голова была покрыта черной тканью.

Её кожа была темно-коричневой, а на щеках и лбу виднелись полосы белой пудры. Её губы были накрашены в темно-бордовый цвет с единственной белой линией, отмечающей центр как верхней, так и нижней части. В проколы по всей длине ушей и вдоль бровей были вставлены маленькие колечки. Тонкие волоски, поседели и завивались, выглядывая из-под откинутого головного убора. Туго завитые локоны выбивались из-под её виска. Я могла бы сказать, что она была старой. Но от неё исходило ощущение власти, которое посрамило всех членов королевской семьи, которых я встречала до сих пор.

— Это моя земля, — сказала женщина, вздернув подбородок. Несмотря на свои годы, она не сутулилась и не горбилась, а стояла прямо, как шомпол. — Итак, я задам вам тот же вопрос. Кто это вторгся в моё болото?

— Твоё болото? — я сделала глубокий вдох и огляделась вокруг, снова увидев всё с другой точки зрения.

Это был не настоящий лес рядом с Замком, с его похожими на лепестки листьями, покрывающими землю. На самом деле это была топкая трясина. Как мы могли забрести так далеко от замка за такое короткое время?

— Это… эм, болото — твоя территория?

— Я Болотная ведьма, дитя моё. Конечно, это болото — моя территория.

Мы с Катринкой обменялись еще одним взглядом. Болотная ведьма? Что это значит?

— Я спрошу вас ещё раз, — холодно сказала она. — Кто вы такие?

На этот раз я не стала порывисто раскрывать свою личность. Но моя сестра.

Кэт взорвалась:

— Мы принцессы из Элизии. Гости твоей королевы.

Если это было возможно, Болотная ведьма задрала нос ещё выше.

— Она не моя королева.

Катринка потянулась и схватила меня за руку.

— Что касается роли принцесс… Я исходила из предположения, что в Элизии нет принцесс. С тех пор, как они убили королевскую семью. Так что вы либо лжете мне, либо обманываете себя, заставляя думать что-то совершенно неправдивое.

ГЛАВА 15

Я сразу поняла, что мы столкнулись с врагом. И если не врагом, то кем-то, кто мог бы быстро им стать. Я не была уверена, на что была похожа подготовка Катринки и была ли она когда-либо подготовлена к бою, но всё моё тело напряглось в ожидании того, что было впереди.

Мой меч остался в комнате. Упакован благодаря Клесте, которая всегда настаивала на том, что мне это не нужно. Что ж, мы с Катринкой оказались посреди территории ведьм без оружия и охраны. Мне хотелось, чтобы Клеста была здесь и стала свидетелем этого, просто чтобы я могла доказать свою точку зрения.

— Мы истинные принцессы Элизии, — сказала я Болотной ведьме настолько уверенным голосом, насколько смогла. — Наша семья была убита почти девять лет назад. Но мы с сестрой были спасены. Мы выросли вдали от столицы, но мы вернулись домой, чтобы заявить о своих правах по рождению, — я прочистила горло и добавила. — У нас нет причин лгать тебе. Мы гости королевы Раванны. У нас не было намерения вторгаться на твою территорию. Уверяю тебя, мы оказались здесь совершенно случайно.

Её пристальный взгляд скользнул по нам, словно оценивая нашу ценность и взвешивая правдивость наших слов. Шикса исчезла. Но движение за окружающими мертвыми стволами деревьев заставило меня насторожиться, ожидая нападения.