Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

Опыт, труд, талант

Свое короткое предисловие к однотомнику Алексея Кулаковского хочу начать с общеизвестного утверждения, старого правила, которое тем не менее иногда игнорируется критиками при анализе творчества того или иного писателя. Понять и объяснить истоки таланта, основу творческого вдохновения, особенности композиционные, стилевые можно, только изучив жизнь самого художника, — от условий того времени и среды, в которой он рос и формировался как человек, гражданин, до отличительных черт его собственного характера, темперамента, а также жизни того социального пласта, из почвы которого выросли герои его произведений.

Будь я критиком — при изучении творчества Алексея Кулаковского я очутился бы в довольно выгодном положении именно благодаря знанию его биографии и прототипов его многочисленных героев.

Когда-то в молодости, в самом начале нашего писательского пути (мы начинали в одно и то же время — сразу после войны), в годы, когда Кулаковский писал романы «Расстаемся ненадолго» и «В добрый час», я ездил в Кулаки — небольшую деревушку в полевой части Старобинщины, где родился, провел детские и юношеские годы Алексей Кулаковский. Кулаки — типичная деревенька центральной Белоруссии, однако весьма своеобразная — с очень характерным бытом, обычаями, сочным, образным народным языком, довольно близким к литературным нормам. Многие детали этого быта, не говоря уже о языке, приметно отличались тогда от всего того, что я видел, слышал на своей родной Гомельщине. И колхоз был в Кулаках самый типичный для тех первых послевоенных лет.

Близкие родственники Кулаковского — люди трудолюбивые, веселые и остроумные. Особенно глубокое впечатление произвела на меня мать писателя — женщина умная и, я сказал бы, во многих отношениях талантливая, с тонким чувством юмора и в то же время с очень реалистичным взглядом на все явления жизни и, безусловно, с неисчерпаемым богатством жизненного опыта, которым она щедро делилась со своими сыновьями, внуками и соседями. Я не сомневаюсь в том, что многие ситуации, детали крестьянского быта, необыкновенно свежие, правдивые и меткие народные выражения подсказала Алексею Кулаковскому его мать. Это нисколько не умаляет таланта писателя, наоборот — возвышает его: писатель никогда не отрывался от родной деревни, от своих земляков, родных и близких людей — основного источника своего творчества. Именно оттуда, из Кулаков и окружающих деревень, черпались сюжеты и образы первых рассказов. И Микита Минович из одноименного рассказа, и Павел Куцула из рассказа «Немой», и Грись Вечера из «Дорогами жизни», и Нестер из рассказа «Сад», и самобытные персонажи из других рассказов, которые иногда напоминают героев классика белорусской литературы Кузьмы Чорного, — это характеры очень знакомых и близких Кулаковскому людей. Иные из них вошли в книги просто из жизни, может быть, даже без особенной выдержки, своеобразного созревания, шлифовки и подгонки в так называемой творческой лаборатории. В этом сила героев первых рассказов А. Кулаковского, но этим же, возможно, обусловлены и некоторые недостатки ранних произведений.

У Алексея Кулаковского нелегкий жизненный путь. На его долю выпало немало физических ран во время минувшей войны, душевных ран и переживаний от потерь близких людей у него тоже было больше, чем у других его сверстников. Но писатель этот из числа людей мужественных, неудачи и тяготы не сломили его: он никогда не отступал от своих принципов, от своего жизненного и творческого кредо, не поддавался влияниям литературной моды. Даже некоторые близкие друзья Кулаковского считают его за такое «упрямство» немного архаичным, консервативным. Однако я убежден, что это как раз хорошая и нужная черта человека, коммуниста, писателя.

Алексей Кулаковский по своей творческой манере — бытописец. Жизненный факт для него — первооснова произведения.

В основу многих сюжетных ситуации одного из наиболее крупных произведений А. Кулаковского — дилогии, состоящей из романов «Расстаемся ненадолго» и «Встречи на росстанях», положены факты биографии самого писателя, фронтовика, солдата, офицера пехоты, неоднократно тяжело раненного. Даже «партизанская», часть дилогии известным образом связана с биографией автора, но уже творческой: несколько лет добросовестного и напряженного литературного труда Алексей Кулаковский отдал записи и редактированию воспоминаний командующего Минским партизанским соединением, секретаря подпольного обкома КПБ, Героя Советского Союза В. И. Козлова. Само собой разумеется, что совместная работа с одним из прославленных партизанских вожаков, близкое знакомство с живыми однополчанами его, их рассказы, многочисленные документы, которые пришлось использовать для книги «Люди особого склада», дали Кулаковскому-художнику богатый материал для собственной книги.

В романах раскрылся эпический талант писателя, его умение создавать широкое полотно, в котором любимая автором детализация быта не заслонила социальные конфликты эпохи. Но драматизм в жизни и драматизм в искусстве — вещи разные, в произведении остроконфликтность достигается определенной организацией материала, идейным его освещением, построением сюжета. В дилогии А. Кулаковский достиг значительных успехов в построении «романных сюжетов». Этим и объясняется большой успех романов «Расстаемся ненадолго» и «Встречи на росстанях» у широкого читателя.

Дилогия писалась более десяти лет. Но за это время в промежутках между романами вышло из-под пера Кулаковского немало рассказов, повестей, в том числе — повести «Невестка» и «К восходу солнца».

«Невестка» — самая «сюжетная» вещь; жизненный факт в ней надлежащим образом драматизирован, ситуации заострены. И это, между прочим, ни в какой море не повредило так называемому «бытовизму» автора. В такой же степени и характерное для творческой манеры писателя внимание к быту не помешало сюжетности. Наоборот, сочетание этих двух качеств сделало произведение занимательным, интересным и психологически глубоким. Не случайно повесть «Невестка» заинтересовала такого остросюжетного драматурга, как Андрей Макаёнок: по этой повести он написал киносценарий, а студия «Беларусьфильм» сделала хорошую киноленту «Счастье надо беречь».

Свои творческие достижения, наиболее ярко проявившиеся в «Невестке» и дилогии, Алексей Кулаковский развивает в последнем по времени создания крупном произведении — романе «Тропы хоженые и нехоженые». К особым новациям в стиле, к формальным поискам писатель здесь не стремится. Он все тот же: обстоятелен и в то же время лиричен и глубок.

В новом романе Кулаковский обратился к темам, давно и прочно закрепленным в белорусской литературе. Я уж не говорю о классиках, многие современные писатели — и среди них сначала М. Лобан, а затем И. Мележ — обращались к событиям первых лет советской власти, коллективизации. Впрочем, действие романа охватывает не только эти периоды, оно развивается дальше — до Великой Отечественной войны, трагического, горестного периода нашей истории, который явился в то же время и проверкой социальных, этических, морально-политических завоеваний, накопленных за двадцать лет советской власти.

Вообще понятие тематической исчерпанности не существует для настоящего художника — и эту истину доказывает Алексей Кулаковский.

Реален до осязаемости неизменно-тягучий быт глухой белорусской деревни Арабиновки. Первые страницы романа связаны, по-видимому, с воспоминаниями детства писателя. Введен в канву повествования и лирический герой — рассказчик. Итак, начало романа — начало 20-х годов, первые годы советской власти, преобразования которой еще мало сказываются на бытовом укладе жителей села, во взаимоотношениях между людьми.

Драматизация коллизии нарастает постепенно — она связана с глубочайшим социальным переворотом в деревне — коллективизацией сельского хозяйства. Ритм жизни героев романа заметно убыстряется, меняются их взгляды, устремления, противоречия становятся острее — все меньше внимания автор уделяет быту, все больше человеческим страстям, человеческим характерам, сложностям ситуаций, связанных с организацией колхозов.

Сложные проблемы того времени глубоко и серьезно вскрываются писателем. Одна из этих проблем — злоупотребления и ошибки первых шагов коллективизации. Как правило, нажим сверху вызывал в первую очередь повышенную активность карьеристов и приспособленцев, таких, как Никон Лепетун. Подобные типы «активистов» были известны белорусской литературе и раньше — их можно найти в произведениях М. Зарецкого, К. Крапивы, А. Макаёнка. Но Кулаковский по-своему, во многом по-новому исследует подобное социальное и психологическое явление, анатомирует, расщепляет его, поворачивает разными сторонами. Наглый, нахрапистый, цепкий, Лепетун ненавидит всех и вся, но не показывает этого, обладая даром втираться в доверие.

Но не Лепетун определяет лицо романа. Определяют его лицо честные труженики. Их много, каждый индивидуален и интересен, а все вместе — это народ, созидатель социалистического сельского хозяйства, строитель новой жизни. И нельзя здесь не сказать о Климе Бегуне. Председатель сельсовета, затем — колхоза, затем — один из руководителей партизанского движения республики в годы Великой Отечественной войны, принципиальный, честный, мужественный человек, Бегун тоже оказался не застрахованным от ошибок. Введенный в заблуждение Лепетуном, он согласился на раскулачивание и высылку середняка Ничипора Самошвайки. Положительный характер не лишен внутренних противоречий. Богатство палитры в обрисовке этого образа не меньшее, чем при создании образа Лепетуна. Эти два антипода — большая удача автора.

Кулаковского всегда привлекали простые, на первый взгляд совершенно обыкновенные люди. Вот Богдан Хотяновский, один из главных героев произведения, — добрый, молчаливый, будто постоянно погруженный в никому не ведомые думы, деревенский скрипач-самоучка. Он ожил, приободрился с рождением сына, много работал — для сына. Но это не единоличник типа чорновского Михаила Творицкого. Он едва ли не первым записался в колхоз, стал бригадиром, в войну помогал подпольщикам сплачивать людей в противостоянии «новому порядку» оккупантов.

Радости Богдану сын не принес. Еще в детстве Пантя был замечен в воровстве. Во время войны Пантя становится предателем и в конце концов, осознав всю глубину своего падения, кончает жизнь самоубийством. В обрисовке Богдана, в исследовании формирования характера Панти проявились лучшие черты Кулаковского-психолога.

Не все герои романа раскрыты так же глубоко и ярко, как, скажем, Лепетун, Богдан, Бегун. Многие очерчены эскизно, что совершенно естественно для многопланового романа, но и они интересны, правдивы.

Эпически широкий по замыслу и сюжету, лирико-патетический по пафосу, роман «Тропы хоженые и нехоженые» выдержан в целом в едином стиле, знакомом по предыдущим произведениям Кулаковского. Таким образом, успех ожидал писателя как на хоженых, так и на нехоженых тропах…

Когда я с Алексеем Николаевичем был в его родной деревне первый раз, никто тогда — ни мы, молодые писатели, ни ее самые седые старожилы не думали и не представляли, какие перемены могут вскоре произойти здесь. Через несколько лет около деревень Кулаки и Чижевичи геологи нашли огромные залежи калийных солей. Началось строительство гигантов белорусской химии. На околицах этих деревень быстро росли многоэтажные строения нового города, который люди назвали Солигорском. Быстро изменялся окружающий пейзаж, изменился труд людей, ритм жизни, менялись и сами люди.

Алексей Кулаковский — это делает ему честь — держал постоянную связь с родной деревней, с ее людьми, бывал там почти каждый месяц, подолгу жил, чтобы быть поближе к новому строительству. На его глазах вырастал Солигорск, а также крупные химические комбинаты. И писатель, естественно, не мог не отозваться на такие события, которые происходили на отцовской земле и очень волновали его. В печати появляются сначала очерки А. Кулаковского о своих земляках — строителях калийного комбината и нового города, в частности: «Звезды солигорские», «Солигорцы», «Солигорские этюды», потом циклы рассказов и впоследствии большая повесть «Здесь я живу».

Конечно же, ни одна большая новая тема не дается с ходу, она требует известной коллективной разработки, коллективного опыта. Кулаковскому же в те годы приходилось как бы распахивать этот безграничный целинный простор почти одному, ему по существу не на что было опереться. Писатель настойчиво и упорно, как и подобает настоящему первопроходцу, шел своей дорогой, не считаясь со всякими «теориями дистанции». Неутомимый труженик, коммунист, он живет той жизнью, какой живет народ, постоянно чувствует пульс этой жизни. Он пишет новые рассказы, новые повести. Одна из них — «Растет мята под окном» — отображает жизнь действительно новых людей — по своей психологии, морально-этическим взглядам, взаимоотношениям. Не производственные процессы, а судьбы людей, столкновения их характеров лежат в основе этой мягкой, как весенний вечор, спокойной, как течение реки Случь, ароматной, как мята под окном, повести. Этим произведением Алексей Кулаковский доказал, что о людях индустриального труда, о тружениках большой стройки можно писать с таким же глубоким лиризмом, как и о людях, которые сеют и жнут.

Иван Шамякин