Трудный выбор

Глава 3

Меня скручивает в сильнейшем приступе кашля. Пыль и песок осели на волосах, коже, линзах очков, ресницах и одежде. Я даже чувствую их на языке. Отвратительное ощущение, хуже, чем волос, попавший в рот. По крайней мере, для меня. Горло горит.

Я сузила глаза до щелочек и постоянно моргаю, пытаясь разглядеть мелькающих вокруг людей: они помогают друг другу, кто-то нуждается в помощи. Я вижу лишь очертания и силуэты, но этого достаточно, чтобы понять, какой ущерб нанесла буря. Она обрушилась на нас так мощно и неожиданно, что никто не успел среагировать. Я оглядываюсь по сторонам в поисках Сьерры и Джесс, но нигде их не нахожу.

Замечаю несколько машин «Скорой помощи». Я не могу сказать, сколько их, они слишком далеко, но слышу сирены и наблюдаю, как песчаная завеса в некоторых местах окрашивается синим, отражая свет фар. Хорошо, медики помогут. Вместо того чтобы нырнуть в хаос, я разворачиваюсь, собираясь достать из багажника аптечку. Но через два шага останавливаюсь, потому что… об аптечке можно забыть.

Багажник моей старушки практически исчез. Капот другой машины, смяв его, застрял там. При виде этой картины я осознаю масштаб аварии, и это объясняет сильный толчок, который я ощутила. Боюсь представить, как выглядит чемодан Джесс, но честно говоря, это меньшая из проблем.

Я снова оборачиваюсь, и мне хочется громко позвать Сьерру и Джесс. Но это бессмысленно. Уверена, они меня не услышат.

Я решаю отправиться в сторону «Скорой» в надежде найти там Сьерру и Джесс или помочь кому-нибудь. Надо сохранять самообладание. Я должна хотя бы попытаться… Но тяжело не думать о подругах и не позволить хаосу захлестнуть меня.

Почему Джесс вышла из машины? Почему? И почему ни она, ни Сьерра не вернулись? Надеюсь, они в порядке – потому что я собираюсь свернуть им головы за то, что заставили так волноваться.

Хотя, если честно, я беспокоюсь не только за подруг. Люди вокруг паникуют и переполнены страхом, кто-то сидит в ожидании помощи в машинах, кто-то заперт там. Одни в шоке, другие помогают, чем могут, или заботятся о себе и своих семьях. Их так много, и всем нужна поддержка.

Столько автомобилей столкнулось, что не сосчитать! Я пробираюсь мимо одного перевернутого и слышу крик о помощи и плач. Я не могу сделать ни шагу дальше – чье-то отчаяние настолько ощутимо, что останавливает меня на месте.

Я врач. Людям требуется помощь, а я настолько хорошо себя чувствую, что могу стоять и ходить. Мне необходимо что-то сделать!

Я решительно протираю очки, чтобы стереть налет песка и грязи, и, хотя на стекле остаются разводы, я вижу немного лучше, чем раньше. Я морщусь от кашля и хватаюсь за горло. Но лучше от этого не становится.

Чем ближе я продвигаюсь к своей цели, тем больше деталей различаю. Двое мужчин и женщина стоят рядом с машиной, водительская сторона которой обращена к небу. Мужчина всхлипывает, зовет кого-то по имени и бурно жестикулирует. Они разговаривают друг с другом и…

– Сьерра? – недоверчиво шепчу я, делаю быстрый, глубокий вдох и проклинаю себя в следующую секунду, когда чувствую пыль в легких, и сильный приступ кашля скручивает мое тело.

Я бегу, чтобы преодолеть последнее расстояние между нами. Когда добираюсь до разбитой машины, мне хочется заплакать от облегчения, и я падаю в объятия подруги. Я слышу ее сдавленное «Уф-ф», когда крепко прижимаю ее к себе.

– Сьерра! Если бы не была так рада тебя видеть, я бы тебя задушила, – бормочу ей в шею, издавая что-то похожее на ворчание.

– Прости, что не вернулась, – выдавливает она сквозь стиснутые зубы, слегка отстранившись. – Ингалятор от астмы у тебя? – она внимательно смотрит на меня, и я киваю. Но… выглядит подруга неважно. И я имею в виду не грязь на ее лице и одежде и не всклокоченные черные волосы, а ее бледную кожу, тяжелое дыхание и пятна крови на подбородке и майке.

– Где Джесс? С тобой что-то случилось? Давай, пойдем к машине «Скорой помощи» и…

– Нет, пожалуйста! – перебивает меня мужчина и берет за руку. На его лице читается отчаяние, когда я смотрю на него. – Вы сказали, что поможете нам. Я слишком большой, я не смогу до нее добраться, – он переводит взгляд с Сьерры на меня и обратно. Его паника напоминает мне о том, что я хотела сделать: помочь.

– Ладно, что случилось? – я наклоняюсь вперед.

– Его дочь в машине, дверь сверху не открывается, и машину не получается перевернуть, мы пытались. Она напугана.

Я вижу, как другой мужчина, гораздо старше, с седыми волосами, стоит у лобового стекла и пытается успокоить испуганного ребенка, а на лице Сьерры отражается боль. Как бы она ни старалась ее скрыть, я это замечаю. Ее зацепило, вот же черт.

– Сьерра… – но я даже не успеваю спросить, где она поранилась.

– Ей одиннадцать лет. Ее зовут Алия. Пожалуйста, пожалуйста, – умоляет он. – Вы сказали, что вы врач, пожалуйста, помогите нам.

– Я в порядке, – подтверждает Сьерра, заметив, что я наблюдаю за ней, будто знает, что мне надо это услышать, независимо от того, поверю ли ей.

– Что ж, хорошо. Чего мы ждем? – спрашиваю Сьерру, и она слегка усмехается, словно этого и ждала. Чем быстрее мы все сделаем и поможем, тем скорее Сьерру осмотрит врач.

– Вероятно, нам придется разбить боковое стекло и удалить все осколки. – Сьерра начинает с главного, а как может быть иначе?

Я смотрю на отца девочки, который невероятно за нее волнуется.

– Снимите рубашку. Пожалуйста, – требую я вежливо, но твердо, переходя в рабочий режим. Я бы и сама сняла топ, но, оказавшись в одном тонком бюстгальтере, работать было бы неловко. Я слышу тихий смех Сьерры.

– Прекрасно командуете, доктор Джонс.

Только тогда я осознаю двусмысленность своих слов и, как это часто бывает, не могу остановить жар, который заливает лицо и, скорее всего, делает его темно-красным. Если повезет, никто не заметит это в подобных обстоятельствах.

Сьерра уверена в себе, когда речь идет о темах, связанных с сексуальностью. А я – нет. Не знаю, почему, но мне сложно говорить о подобном или относиться к этому легкомысленно. Я не то чтобы чувствую себя неловко, просто не могу подобрать слов. Может, это потому, что я нечасто сталкивалась с темой секса, и мне странно это признавать, потому что в свои двадцать с небольшим я, наверное, уже достаточно взрослая.

Неопытность.

Нет ничего плохого в том, чтобы стесняться темы секса. Или осторожничать с ней. Особенно если вы не в постоянном поиске любви или постоянного партнера. И нет ничего страшного в том, что ваши свидания можно сосчитать на пальцах одной руки. Особенно если у вас были лишь одни серьезные отношения, но они не протянули долго, всего несколько месяцев, и это потому, что вы не были готовы к сексу.

Ничего страшного. Знаю, что большинство людей смотрят на это по-другому, и, возможно, это непрямое давление, невидимый отпечаток, который накладывает общество, и стало причиной того, что с каждым годом секс для меня становится все более запретной темой. Будто время уходит. Будто у меня есть срок годности, который я смогу продлить только после первого секса.

Может, я ханжа.

Нет, мне не нравится слово «ханжа». Оно предполагает, что сдержанность, небольшой опыт секса – вообще интимного контакта с другим человеком – или отсутствие инициативы в этом отношении – нечто принципиально плохое. В этом часто винят женщин.

Не хочешь, чтобы тебя поцеловали на первом свидании? Не будь такой ханжой! После месяца свиданий все еще не собираешься заняться сексом? Ты ханжа!

Ты не готова заниматься сексом каждый день? Тебе нужно больше времени? Ты в своем возрасте все еще не имеешь опыта?

Ты ханжа!

И ирония заключается в том, что если ты хочешь секса слишком часто или готова заняться им на первом свидании, то ты шлюха. А грань между «ханжой» и «шлюхой» слишком тонка… Не понимаю, почему все вокруг озабочены чужой жизнью, все люди разные, и это нормально. Не должно быть ограничений, пока это законно и происходит по обоюдному согласию.

Я часто размышляю о подобном, но сейчас не время и не место. Отвешиваю себе воображаемый подзатыльник, откашливаюсь и концентрируюсь на происходящем здесь и сейчас. Это гораздо важнее.

– Рубашка нужна, чтобы выбить стекло, – наконец бормочу я, оправдываясь, хотя Сьерра лишь дразнила меня. Чтобы успокоиться, еще раз протираю очки.

– Знаю, – кажется, в эту секунду она осознает, что я чувствую. Ее взгляд наполняется сочувствием и пониманием, но затем она сердито смотрит на мужчину, словно это он виноват в аварии и песчаной буре:

– Снимай рубашку, иначе мы тут до завтра простоим. А мне нужно в туалет.

Скорость, с которой ее мягкость сменяется решимостью, всегда поражает меня: Сьерра похожа на луковицу. Луковицу, в которой очень много слоев…

Пусть кажется, словно ей нет дела до девочки в машине, но это не так. Я знаю Сьерру лучше, чем ей хотелось бы. Она постоянно бросает взгляд на девочку, морщит лоб, будто пытается придумать, как быстрее освободить ее. Сарказм и жесткие замечания – это лишь способ справиться со стрессом и страхом. Защитный механизм, я уверена.

Мужчина без лишних колебаний снимает рубашку и передает ее мне, но вмешивается Сьерра.

– Эй! – кричу я, но поздно.

– Не лезь, я сама.

– Почему?

– Я пришла раньше, и боковое стекло уже разбито. Нам просто нужно вытащить обломки. Кроме того, твои легкие могут не выдержать.

– Ерунда. Я меньше, и мне легче пролезть в окно, если понадобится.

Сьерра не настолько выше меня, чтобы это имело значение, но я не намерена отступать и не дожидаюсь ее ответа. Она ранена и должна беречь себя.

Сьерра и отец девочки следуют за мной к автомобилю, и пока мужчина подсаживает меня, чтобы я могла забраться на машину, Сьерра продолжает бороться с собой. Но потом стонет, сдаваясь, и помогает мне сохранить равновесие.

– За каждую царапину, которую ты получишь, он вынесет мне мозг, – бормочет Сьерра сквозь стиснутые зубы, а я понятия не имею, о чем она говорит.

– Что? – спрашиваю я, но она отворачивается, отмахиваясь, словно и не разговаривала со мной. Я снова сосредоточиваюсь на задаче и молюсь, чтобы все получилось. Чтобы девочка выжила. Чтобы мы скорее выбрались отсюда…

Не так-то просто забраться на перевернутую машину, когда ты полностью вымотана: после долгой смены в больнице, поездки в аэропорт и автомобильной аварии. А тут еще недостаток кислорода и то, что мне страшно хочется выбросить очки, хотя я их очень люблю. Единственное, что меня останавливает, – после этого я буду видеть еще хуже, чем сейчас, и к тому же испорчу одну из самых любимых оправ.

– Еще немного! – кричу я и пытаюсь подтянуться, чтобы залезть на дверь.

Надо больше заниматься спортом, мои руки слабее, чем переваренные спагетти. Но я стараюсь, чтобы Сьерра не заметила дрожи, иначе она заставит меня поменяться ролями быстрее, чем я досчитаю до трех. А это неправильно. Не только потому, что она мне нравится, но прежде всего потому, что я уверена: ее состояние хуже, чем она говорит, и я не хочу, чтобы подруга продолжала изнурять себя.

Когда мне, наконец, удается взобраться и лечь животом на дверь машины, я выдыхаю с облегчением. Теперь, стоит прислушаться, и я слышу свист в легких. Это правда, за песчаными бурями хорошо наблюдать, когда сидишь дома и не нужно выходить. Хотя нет, даже так…

– Получилось, – задыхаюсь я и кашляю. Затем сажусь на дверь, рядом с боковым стеклом, которое разбито вдребезги. Я заглядываю внутрь, наскоро собирая волосы в пучок, чтобы не мешали, и вижу внизу девочку. Она скрючилась у пассажирской двери и дрожит, обхватив руками ноги.

– Алия? – спокойным голосом спрашиваю я и улыбаюсь. – Меня зовут Мэйси. Я здесь, чтобы вытащить тебя.

– Где папа? – ее вопрос звучит четко и требовательно, но я слышу в нем страх.

– Он здесь, рядом с машиной. Он все время был с тобой.

– Я здесь, моя маленькая! – доносится до нас его крик.

– Вытащите меня, – говорит она срывающимся голосом. Дети – моя самая большая слабость. Когда они попадают в беду, им причиняют или могут причинить боль – это хуже всего. Потому что дети не могут защитить себя.

– Рубашка! – кричу я и, наклоняясь, протягиваю руку, чтобы забрать ее у Сьерры.

– Будь осторожна, иначе я собственноручно задушу тебя, – ворчит подруга. Она ненавидит свой мягкий характер, я в этом уверена.

Я снова поворачиваюсь к Алии.

– Теперь, пожалуйста, слушай меня внимательно. Я хочу выбить остатки стекла, чтобы ты не порезалась, когда полезешь через окно. Но несколько осколков могут упасть на тебя, поэтому тебе нужно прикрыть лицо. Спрячься под приборную панель, насколько сможешь, закрой голову руками. Если хочешь, можешь закрыть глаза и петь какую-нибудь песенку. Представь, что ты дома, – инструктирую я девочку.

Алия смотрит мне в глаза и серьезно кивает, а я сбрасываю ей рубашку.

– Какого черта ты делаешь? – кричит Сьерра.

– Девочке нужно защитить лицо. Со мной все будет в порядке, – отвечаю я и слышу, как Сьерра чертыхается.

Сначала я хотела использовать рубашку, чтобы обмотать руки, но, осмотрев стекло, поняла, что не смогу вытащить осколки – только выбить их ногой. А я не хочу причинить девочке вред.

Внезапно меня сотрясает сильный приступ кашля, а глаза жжет все сильнее. Нервно вытираю пот со лба тыльной стороной ладони – в конце концов, я только врач на стажировке, а это не отделение неотложной помощи, не палата и не операционная. Это автострада после сильной песчаной бури. Я сижу на перевернутой машине и пытаюсь вытащить из нее попавшего в беду ребенка. Внизу беснуется Сьерра, которая первая из Уайтстоун узнала о моей астме. И мы до сих пор не нашли Джесс.

Хотелось бы мне чувствовать себя так же уверенно, как я стараюсь выглядеть.

– Готова? – нервно спрашиваю я, и девочка кивает.

Давай, Мэйси. Ты справишься.