Трясина [Перевод с белорусского]

11

Дед Талаш снова остался один. Он пробирался сквозь лесные дебри, темные пущи, но не бродил бесцельно: он задумал найти ту красноармейскую часть, командир которой жил в его хате.

План деда простой: перейти в район, занятый Красной Армией. А там он разузнает, где находится командир батальона, стоявшего в их селе. К счастью, он знал и фамилию командира — Шалехин. Дед ему расскажет о постигшем его горе. Расскажет и о легионерах — он знает некоторые пункты, где расположены отряды захватчиков, и ему хорошо известно поведение этих бандитов. Разве эти сведения не заинтересуют командира батальона? И на большее пойдет дед: он предложит свои услуги в качестве разведчика — собирать нужные сведения о расположении легионерских частей. Кто, как не он, может показать дороги в лесу и проходы в болотах? А самое важное, что скажет дед Талаш, это о своем замысле поднять восстание крестьян против лютых врагов-захватчиков. И только попросит командира об одном — дать ему десять красноармейцев-охотников, чтобы произвести внезапный налет на уездного «комиссара» и на тюрьму, где страдает его Панас. И еще об одном попросит дед Талаш: дать ему настоящую винтовку. Когда ему удастся добыть себе ружье у легионеров, он вернет винтовку. Он расскажет и о своем плане нападения — этот план смелый и простой, потерь в людях не будет… Неужели он не убедит командира?

С такими мыслями пробирался дед Талаш сквозь лесные дебри. Он прошел уже большую часть пути. Оставалось еще километров шесть, чтобы выйти на Гударов лог. За этим логом находилось село Высокая Рудня, занятое частями Красной Армии. Туда и держал путь дед Талаш.

Долгое и трудное путешествие по лесному бездорожью утомило деда. Он остановился, смел рукавицей сухой снег с гладкого пня и присел отдохнуть и закусить — он изрядно проголодался. Сняв со спины ружье и охотничью сумку, куда заботливая бабка Наста положила хлеба и сала, дед зажал ружье меж ног, отрезал ломоть хлеба, кусок сала и принялся закусывать.

Кончил дед свой скромный завтрак и достал кисет с табаком — после еды не вредно и закурить. Но приглушенный шорох в лесу заставил его настороженно прислушаться. И видит дед Талаш: огромный дикий кабан медленно вышел из лесной чащи и побрел по снегу, не замечая деда. Кабан приблизился к аккуратному, словно выточенному рукой мастера муравейнику, ровно присыпанному снегом, и остановился. Потом начал разрывать кучу своим страшным, клыкастым рылом. При каждом движении кабана взлетали высоко вверх комья снега, смешанные с мусором, нанесенным сюда муравьями за долгие годы упорного труда. Вскоре две темные борозды вырисовались на чистом, нетронутом снежном покрове. Кабан рыл неторопливо и основательно, все более и более углубляясь клыками в землю.

Дед Талаш затаив дыхание следил за кабаном, который находился всего в сорока — пятидесяти шагах и так был увлечен своей работой, что ничего не видел и не слышал, как не видел и не слышал дед, что из лесной чащи крадется волк. И только тогда дед заметил волка, когда тот был уже совсем близко от кабана, ушедшего с головой в землю. Дед с еще большим любопытством стал ждать, что будет дальше. По мере того как кабан зарывался в землю, к нему, крадучись, приближался волк. Вдруг он молнией бросился на кабана, впился зубами в его брюхо и с такой же быстротой отскочил назад. Кабан дико зарычал, выскочил из рва и рухнул на снег с разорванным животом, корчась в страшных предсмертных судорогах. А волк стоял поодаль и жадными глазами следил за своей добычей.

Такой внезапной развязки никак не ожидал дед Талаш. Возмутила его и разгневала хищная волчья повадка. Прицелился дед Талаш, гулкий выстрел огласил лесную глушь, и волк, смаковавший свою добычу, так же вскинул ноги и грохнулся, как мешок, уткнувшись пастью в окровавленный снег.

Этот меткий выстрел доставил деду большое удовольствие, и первое, что мелькнуло в его сознании, была мысль о том, что хорошо бы так уничтожить всех хищников, пришедших на его родную землю — в полесские просторы. И вдруг дед спохватился, словно его что-то кольнуло, — у него возникло опасение, не следят ли за ним глаза какого-нибудь лиходея. Но в лесу царила невозмутимая тишина. Дед Талаш прежде всего зарядил ружье, не пожалев пороха, и на этот раз вложил в дуло круглую оловянную пулю. И только потом подошел к разрытому муравейнику, где лежали почти рядом разодранный волком огромный вепрь, с изогнутыми трехгранными клыками, и большой, но истощенный волк. Эта сцена навела деда на размышления об извечной борьбе в природе. Он вспомнил о сотнях тысяч маленьких мурашек. Их тут и не видно. Они уползли глубоко в подземные норы и даже, может быть, не знают, что дом их разрушен. Лишь весной, когда растает снег, а от вепря и волка останутся оголенные кости, они увидят варварское разрушение своего гнезда и дружно, не предаваясь горю, возьмутся за восстановление разоренного крова, на постройку которого они потратили годы труда. Глубоко задумался над всем этим дед, качая головой, — неожиданны и прихотливы превратности судьбы и у зверя, и у человека.

Но его философские размышления вскоре сменились сугубо практическими. И кабан и волк — ценная добыча. С волка можно содрать шкуру, а кабана освежевать и доставить домой — сколько было бы хорошей пищи! Мысли деда потекли по другому руслу… Эх, некогда этим заниматься! Но вскоре мелькнуло в голове: содрать шкуру с волка, пока он не окоченел, — это будет трофей деда, а кабана он подарит красноармейцам. Неплохая мысль! И он живо принялся за работу. Содрал с волка шкуру, вымыл руки, снегом, вытер их о полы тулупа, положил шкуру на плечо и с гордым видом удачливого охотника побрел дальше, держа путь на Высокую Рудню.

Наконец лес кончился. Дед вышел на опушку и остановился, чтобы разглядеть окрестности. Перед ним расстилалось просторное поле, окаймленное высокой стеной леса, а посреди поля белели хаты небольшого села, высились тонкие, стройные клены и вязы, а на выгоне маячили ветряки и овины. От стены густого леса разбегался вдоль опушки низкорослый кустарник.

Дед внимательно оглядел кусты. Среди них мелькнула фигура человека и тотчас же скрылась. Зоркие глаза деда разглядели в ней военного, только он не успел различить — свой это или чужой. На всякий случай дед немного отошел назад к лесу и вдруг услышал грозный оклик:

— Стой! Кто идет?

Дед остановился. Голос и слова, произнесенные по-русски, успокоили его, и он очень обрадовался — ему стало ясно, что тут красноармейский пост. Это значительно облегчило его задачу.

— Свои! — откликнулся дед Талаш.

Из кустарника показался молодой красноармеец с винтовкой, патронной сумкой и двумя гранатами на поясе. Вид его был довольно внушительный и грозный, но серые глаза добродушно глядели на деда и на его трофей, свисавший чуть ли не до пят и придававший своему обладателю вид первобытного человека.

— Документ! — сказал красноармеец.

— А какой, голубь, может быть документ у такого бродяги, как я? Я не здешний: от легионеров прячусь. Кто же мне даст документ?

— А куда идешь? — тем же официальным тоном спросил красноармеец.

— К вам, товарищ, иду. Специально.

Дед Талаш решил, что он говорит рассудительно, как полагается, особенно удачно это «специально». Красноармеец, видно, убедился, что перед ним человек полезный, от него можно кое-что разузнать.

— Я сейчас позову начальника заставы. У нас такой порядок.

Резкий свисток пронзительными высокими трелями разнесся по воздуху и затих.

Несколько минут они оба стояли молча, прислушивались и ждали. Красноармеец обдумывал, как и что он доложит начальнику заставы, и когда в кустарнике показалась фигура командира, красноармеец спросил деда:

— Волка сам убил?

Дед знал, что ему придется рассказать всю историю, но поскольку перед ним был только один слушатель, а времени было мало, так как уже подходил начальник заставы, дед ограничился коротким ответом:

— Ну да!

Начальник заставы, бывалый воин, уже не первой молодости, с мужественным, обветренным лицом, внимательно оглядел деда Талаша. Красноармеец доложил:

— Документа у него нет. Заявляет, что идет из района, занятого противником, специально к нам.

Начальник заставы еще пристальнее посмотрел на деда.

— Что вас заставило, отец, идти к нам?

— Нельзя мне больше жить дома, товарищ начальник, по лесам брожу: за мной легионеры гонятся…

— Почему?

— Да вот, товарищ начальник, приехали они забирать мое последнее сено. Просил их, умолял, а они еще начали меня толкать. Ну, я и бросился на них с топором. Если бы не сын, зарубил бы того гада. Они навалились на меня, хотели связать. Я вырвался и убежал. Стреляли вдогонку. Потом начали допытываться у жены и сына, почему командир большевистский у меня жил. Сына арестовали. Вот я и надумал найти этого командира…

— Из какого вы села?

Дед Талаш сказал.

— А какой командир у вас жил?

— Так что командир товарищ Шалехин, — на старинный солдатский манер ответил дед Талаш.

Красноармеец и начальник заставы взглянули друг на друга. Их подозрительность к деду рассеялась.

— Откуда эта волчья шкура? — полюбопытствовал начальник заставы.

Дед рассказал историю про волка и кабана и закончил так:

— Я, товарищи, решил подарить кабана вам. А кабан подходящий. Пудов на восемнадцать. Давайте повозку, поеду с вами, покажу, где он лежит. Здесь недалеко.

Зашли на заставу. Начальник послал двух бойцов в село за подводой.

В сумерки торжествующий дед Талаш ехал вместе с красноармейцами в Высокую Рудню, а на розвальнях красовалась огромная туша кабана. Прославился дед Талаш на всю Высокую Рудню. Для пущей важности он иногда надевал волчью шкуру, а когда его спрашивали, зачем он это делает, многозначительно отвечал:

— О-о! Я еще буду выть по-волчьи!

Люди смеялись, а дед думал свою думу.