Тщеславная мачеха

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Спираль – особый способ очищения апельсинов и лимонов. Этот термин искусства означает срезание кожуры очень тонкой и узкой полоской с помощью маленького ножа, специально для этой цели предназначенного; нож идет по кругу, начиная с верхушки лимона или апельсина, так чтобы кожура тянулась одной непрерывной лентой.

Элпью пришла к графине вскоре после рассвета. Проведя ночь на полу в пустующей комнате, та уже проснулась и вернулась к себе.

– Кошмар, Элпью! – воскликнула графиня, после того как они обменялись рассказами о своих ночных приключениях. – Вместо того чтобы раскрыться, дело с каждой минутой все более запутывается. Теперь у нас три пары и одиночка. – Печально зазвонил колокол. – Сейчас начнется служба. Нам лучше не задерживаться. Уверена, похороны Изабеллы что-то прояснят насчет местной конгрегации, хотя одному Богу известно, что именно. – Она накинула на плечи мантилью. – Идем.

– О, мадам, – Элпью постучала себя по голове, – в спешке я забыла накидку. Без нее меня не пустят в часовню.

– Быстро! Сейчас найдем что-нибудь подходящее. – Графиня порылась в комоде. – Так, а это что? – проговорила она, копаясь в ящике для чулок. – Леди Анастасия достала маленькую тетрадку. – По-моему, это почерк Изабеллы.

Элпью вытаскивала чулки и китовый ус, надеясь найти замену своему головному убору.

– Положите в карман, посмотрим после похорон.

Графиня схватила пару черных шелковых чулок и закрутила их вокруг головы Элпью.

– Сделаем тебе чалму, как у мусульман в пьесах. Стой смирно, дитя. Будет похоже на шляпу, а концами чулок прикроем уши. – Она переломила о колено кусок китового уса и укрепила сооружение. Отступив на шаг, леди Анастасия полюбовалась своим творением. – Господи, Элпью, в другой жизни я могла бы стать модисткой. Идем же.

Чувствуя себя очень неловко из-за бьющих по щекам чулок, Элпью спускалась следом за графиней по лестнице. После ночных откровений мадемуазель Бонтем она решила не спускать глаз с Леоноры Смит. Графиня, еще раз оглядев головной убор своей напарницы, теперь уже сомневалась в нем, но ничего не сказала.

Часовня еще хранила тепло всех тех людей, что набились сюда во время ранней мессы, которую почтили присутствием король и его придворные. В лучах солнца, проникавших сквозь высокие окна, клубились густые облака ладана; плыли звуки органа – играли траурную службу, сочиненную Перселлом.

Графиня и Элпью сели в последнем ряду.

В центральном проходе, у подножия ступеней, ведущих к алтарю, стоял гроб Изабеллы, убранный пурпурной и черной тафтой и усыпанный белыми лилиями.

Гораздо ближе к сиденьям, на высоком черном столе, стояли три урны.

– Что это? – шепотом спросила Элпью.

– Погребальные урны, – ответила графиня. – Французский обычай. Их закапывают отдельно.

– Отдельно от чего?

– От самого тела.

Элпью задумалась.

– А что в них? Ее любимая пища, книги или что-то еще?

– Господи, нет! – У графини свело желудок, когда она вспомнила об их содержимом. – В одной урне мозг Изабеллы Мердо-Мактавиш, в другой – ее сердце, а в последней – внутренности.

– Какая гадость! И зачем я только спросила? – Элпью обмахнулась листком с текстом службы и снова недобрым словом помянула свой головной убор. Из-за него она уже обливалась потом. – Где их закопают?

– Не знаю, но, наверное, она оставила завещание. Мозг – в Шотландии, например…

Элпью украдкой взглянула на Уэкленда, севшего рядом с ней. Интересно, заметил он ее, когда она убегала прошлой ночью? Непроницаемое выражение его лица никак не объясняло странной связи шеф-повара с леди Прюд.

Держась за спинку передней скамьи, графиня подалась вперед и, скосив глаза, разглядывала ноги проходивших. Мужчин с красными каблуками не было, равно как и женщин в атласных туфельках.

В проход ступила Леонора Смит, бледная как полотно, с застывшим взглядом. Девушка озиралась по сторонам, словно высматривала кого-то, спрятавшегося среди собравшихся. Она медленно продвигалась вперед, хватаясь за спинки скамей, чтобы удержаться на ногах. Элпью заметила, что у нее неудержимо дрожат руки.

Перед самым началом службы, когда мальчики-служки закончили зажигать свечи, двери часовни снова открылись и вошла леди Прюд. На руках у нее были кандалы, сопровождали ее два сурового вида стражника. Троица уселась в первом ряду, и все, как один, преклонили колена.

По ступенькам алтаря поднялся священник и начал службу.

– Очень жарко! – Элпью оттягивала на себе платье, слушая невыразительный голос священника. Она чувствовала, как по спине у нее стекают струйки пота. – Нельзя ли открыть окно?

Графиня пыталась отвлечься от тягостной атмосферы происходящего, разглядывая великолепное полотно Пуссена «Тайная вечеря», висевшее на стене рядом с ними.

– Это комнатная собачка? – спросила она, прищурившись. – Что за мысль изобразить собаку рядом с Иисусом! А кто это положил голову на стол? Или это голова Иоанна Крестителя? Картина отсвечивает.

Элпью видела, что все страдают от духоты. Уиппингем, например, побагровел до свекольного цвета. Доктор вынул часы; в этот момент дверь опять отворилась, тихо вошла Вирджиния и примостилась в последнем ряду. Слабо улыбнувшись ей, Роджер подвинулся, освобождая место. Он был очень бледен, а его лоб покрыт испариной.

Слушая монотонные, произносимые на латыни слова богослужения, графиня нервничала. Она опять устремила свой взор на картину. Поразительно – все эти мужчины в длинных одеяниях ели, лежа за столом. И кто из них, интересно, Иуда Искариот? Возможно, та таинственная фигура в красном, исчезающая в дверях.

Леди Анастасия обрадовалась, когда герцог де Шарм нетвердой походкой прошел к ступенькам, чтобы произнести надгробную речь.

Разодетый в черное с золотом, герцог встал рядом со столом, на котором возвышались три урны.

– Изабелла Мердо-Мактавиш была красивой, элегантной, остроумной femme galante. [109] – Он говорил твердо, время от времени заглядывая в свои записки. – И это чудовищная трагедия, что женщина, столь полная жизни, лежит теперь передо мной мертвая.

– Сколько горечи! – Графиня смотрела на жену герцога. Та стояла на коленях, закрыв свое чудное лицо руками, плечи ее содрогались.

– Изабелла, – продолжал герцог, – всегда была олицетворенным дружелюбием, une femme vraiment belle. [110] Мы часто проводили время вместе. Рядом с ней дни пролетали, как минуты…

Элпью и графиня переглянулись.

– La mort nous fait penser de la vie. [111] Изабелла-писательница обладала гениальной способностью выискивать таинственное и необычное. Ее ум и образ жизни значительно опередили наше время. Что до ее сердца, то оно было самым нежным, самым добрым, самым любящим…

Герцог умолк. С глубоким вздохом он сморгнул слезы, несколько раз судорожно сглотнул и прикусил губу. Посмотрел на свою жену, и окрашенная сурьмой слеза покатилась по его набеленной щеке. Стоявшую в часовне тишину нарушали только рыдания герцогини и взмахи листков с текстом службы.

– Она была звездой, ярко сверкавшей среди нас. Женщиной, которая шла своим путем, ничего не страшась, в том числе и людского суда.

Графиня видела профиль леди Прюд. Та не мигая смотрела на катафалк.

Льющийся в высокое окно яркий солнечный свет, казавшийся сверхъестественным из-за все еще висевшей в воздухе дымки фимиама, упал на черный стол, озарив три урны таинственным сиянием.

Звякнув серьгой, герцог достал черный носовой платок и утер слезу, стараясь при этом не размазать тщательно наложенный макияж.

Оглушительный треск, громкий, как пистолетный выстрел, нарушил благоговейную тишину.

Стикуорт и Уиппингем, ветераны ирландской кампании, инстинктивно пригнулись, увлекая за собой на пол всех сидящих рядом.

Озадаченный герцог приложил руку к кровоточащей щеке и нетвердым шагом спустился к жене, пытаясь найти взглядом источник неожиданного взрыва.

Собравшиеся распластались на полу, и в этот момент часовню заполнила невыносимая вонь.

Священник, поняв, что произошло, схватил с алтаря кружевной покров и набросил на урны.

От жары и прямых солнечных лучей одна из запечатанных урн взорвалась. По всему помещению разлетелись черепки и части забродивших внутренностей погибшей шотландки.

В первом ряду рвало леди Прюд. Закованными руками она вытаскивала части останков Изабеллы Мердо-Мактавиш из-за выреза платья.

Герцогиня встала и, воздев руки, завывала, как мифологическая сирена; лицо ее было искажено от ужаса,

– In nomine Patris, – начал священник, часто крестясь, – et Filii et Spiritus Sancti… [112]

Служки ползали у его ног, собирая осколки фарфора и кусочки внутренностей.

– Кто-нибудь, откройте дверь! – крикнул Стикуорт, вылезая из своего укрытия между рядами. – Впустите воздух, пока мы все не попадали в обморок.

Уэкленд уже открывал тяжелые двери. Роджер, едва сдерживавший тошноту, махал своим камзолом, нагоняя в часовню свежий воздух.

– Это все ты виноват, Стикуорт, осел! – кричал Уэкленд. – Плохо набальзамировал! Тебе даже труп доверить нельзя!

– Изабелла, покойся, моя дорогая, покойся с миром, – причитала герцогиня, двинувшись вперед словно в трансе. – Я снова обрету твое добрейшее сердце. Наши сердца будут жить вместе. – Она откинула ткань, взяла одну из неповрежденных урн и прижала к груди. Потом поцеловала ее, бормоча:

Жить двум сердцам в одной груди,

В одно не сочетаясь…

Не знаешь жалости, любовь,

Коль грудь нам так терзаешь.

Прижавшись щекой к урне, герцогиня разрыдалась.

Пока она читала стихи, Уиппингем подошел к растерявшемуся герцогу, схватил его за пышный галстук из черных кружев и повернул к жене:

– Ты что, не понимаешь, какого свалял дурака, расфуфыренный и напомаженный фат! – Он указал на герцогиню. – Посмотри на свою жену! И посмотри на себя, обабившийся сибарит. Да какая женщина вышла бы за такого паяца, как ты, если бы не собиралась надувать его во всех смыслах этого слова! Ты хоть понимаешь, в какое посмешище превратил себя? – Изумленный герцог молча слушал, потом пожал плечами на галльский манер. – Мне по слогам тебе объяснить, жирный французский осел? – рявкнул Уиппингем. – Твоя жена и эта шотландка – они были трибадами, милорд герцог. Лесбиянками. Как хочешь назови. Они были любовницами, приятель.

– Сам ты осел. И грязный осел к тому же. – Герцог оттолкнул Уиппингема. – Думаешь, я не знал? Я люблю свою жену и хочу, чтобы она была счастлива. И тебя это не касается, жалкая дворняга. – Он надвигался на Уиппингема. – Жена рассказала мне, как ты пытался изнасиловать Изабеллу. А еще хотел оскорбить меня своей тирадой! – Уиппингем сделал шаг вперед, но герцог, покачиваясь, продолжал наступать, отталкивая обидчика пальцами, унизанными тяжелыми перстнями. – Я не буду кричать всему миру, как ты унижаешь свою жену, обманывая ее со всеми служанками и судомойками, какие есть в этом городе. И где теперь Люси? Она бросила тебя, потому что ты развратен и мерзок. Или ты убил ее в припадке ревности, а тело бросил в Сену? Моя жена любила Изабеллу. Я рад, что моя жена, которую я очень люблю, хотя бы ненадолго обрела такое счастье. А теперь убирайся с дороги. – И герцог ударом кулака свалил Уиппингема с ног.

– Полегче, старина. – Стикуорт удержал герцога от нового удара. – Лежачего не бьют.

В этот момент с грохотом упала и забилась в конвульсиях Пайп.

– О Господи! – завопил Роджер. – У Пайп припадок.

Лорд Уиппингем с расквашенным носом на четвереньках пробирался к двери.

Стикуорт схватил молитвенник и сунул его между зубами Пайп.

Своей нетвердой походкой герцог направился по проходу к жене и остановился рядом с графиней.

– Полагаю, вы нашли свою расписку, мадам? Вчера я сам спрятал ее в комнате вашей служанки.

Графиня недоуменно улыбнулась. А какое отношение к этой расписке имеет герцог де Шарм? Она почла за лучшее не расспрашивать его и молча смотрела, как он выводит из часовни плачущую жену.

– Confiteor deo. – Уводимая стражниками леди Прюд публично каялась. – Peccavi nimis cogitatione, verbo et opera, – голосила она, ударяя себя в грудь кулаками скованных рук. – Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa. [113]

Мадемуазель Смит поднялась, созерцая царивший хаос. Затем начала нараспев декламировать высоким печальным голосом:

– Жила-была одна шотландка – поэтесса и затейница, столь же умная, сколь и пленительная, столь же прекрасная, сколь и розовая…

– Господи, мадам, ни за что не поверила бы, что такое возможно. – Положив ноги на стол, Элпью чинила свое старое, видавшее виды перо. – Прямо бенефис в театре «Друри-Лейн».

– Знаешь, Элпью, если бы драматург вставил такую сцену в свою пьесу, публика решила бы, что он сошел с ума, и, подобно несчастному великому барду Натаниэлю Ли, его немедленно отправили бы в Бедлам. – Графиня сидела у окна в комнате Элпью, раскладывая рядом на стуле детали своей маски, чтобы собрать и склеить ее. – Мне так жалко бедную маленькую герцогиню. Никогда не видела более грустной сцены.

– А каков Уиппингем? Ну и свинья! – Элпью бросила ножичек и перо. – Это не годится, придется пойти купить новое.

– Никогда он мне не нравился, – заметила графиня. – Судя по припадку Пайп, она одна из его любовниц. Интересно, он и впрямь разделался с Люси?

– Зачем ему… у него и так было все, что он пожелает. Вряд ли Люси мешала ему наслаждаться жизнью.

– И как во все это вписывается девица Смит? Не представляю, зачем она встала и начала молоть всю эту чушь.

– Я вернусь через десять минут. – Элпью направилась к двери. – Еще куплю хлеба и немного пива.

– И вкусного французского сыра. – Графиня огляделась. – Элпью, дорогая, а где кастрюля с клеем?

– В шкафу. – Элпью вышла на лестницу. – Мистеру и миссис Кью понравилась бы эта история, только как переслать ее, чтобы не перехватили шпионы его величества, ума не приложу. – Она закрыла дверь.

Графиня услышала, как Элпью сбежала вниз по лестнице и выскочила на улицу. Отобрав последнее украшение, леди Анастасия подошла к гардеробу и открыла дверцу. И вскрикнула от неожиданности, потому что откуда-то из-за плаща Элпью и ее ночной сорочки навстречу графине вывалилась в облаке винных паров Люси Уиппингем.

– Вы правы, мой муж – свинья, – невнятно пробормотала леди Уиппингем, выбираясь из шкафа и икая. – Я рада, что вы это понимаете. Нет ли у вас чего-нибудь выпить, а? Я бы уговорила стаканчик.

– Почему вы прячетесь в гардеробе Элпью? – Графиня отдувалась, оправляясь от шока. – Давно ли вы здесь находитесь?

– Значит, на похоронах этот негодяй показал себя во всей красе, да? – Люси плюхнулась в кресло графини. – Самое время. У вас что, правда нечего выпить?

– Зачем вы здесь, леди Уиппингем? – Графиня наклонилась над ней с угрожающим, как ей казалось, видом. – Все думают, что вы мертвы.

– Отлично. Я и хотела, чтобы так думали. – Люси рассмеялась. – Я надеялась, что обвинят моего мужа или этого ублюдка Стикуорта.

– Что за причуда, леди Уиппингем! Зачем вам это понадобилось?

– Стикуорт убил эту девчонку Браун, ясно как божий день. И я подумала, что в моем исчезновении заподозрят его.

– И куда же вы уехали? – Графиню все это очень удивило, но она не хотела, чтобы Люси заметила ее изумление. – Я видела, как вы тащили вниз сумку. Мертвые обычно не берут с собой вещи.

– А! Вам не следовало этого видеть. – Люси осмотрелась. – Так есть у вас что-нибудь выпить? – Закинув руки за голову, она поудобнее устроилась в кресле. – В городе, знаете ли, очень легко спрятаться. Почти в каждом доме сдаются комнаты, множество людей приходит и уходит. Ночь там, ночь здесь… Сюда я пришла, потому что, по моим расчетам, из этого дома должен открываться хороший вид на замок. Я не знала, что это ваша комната.

– Она не моя. Это комната Элпью.

– Да? – подняла брови леди Уиппингем. – Какая необычная ситуация.

– Так вы воскресли, леди Уиппингем? Вы снова живы?

– Еще не знаю, – кашлянула та. – Но я умираю от жажды. – Она хмыкнула. – Значит, бедняжку Изабеллу убили? Одну из нас должны были прикончить. Таким образом, теперь я уже дважды избежала смерти. Понимаете, мы с Изабеллой получили одинаковые записки в один и тот же день: «Тебе не избежать мести». Кстати, это произошло в день вашего исчезновения. – Прищурившись, Люси посмотрела на графиню. – Думаю, это не вы их написали, верно? – Она обвела взглядом комнату. – Я умираю от голода. Есть у вас еще какая-нибудь еда?

– Еще?

– Я съела суп, стоявший в гардеробе. Довольно безвкусный, да и без этих отвратительных розовых комочков он, на мой взгляд, только выиграл бы, но, видимо, после стольких лет я привыкла к французской снеди, которую без меры сдабривают всякой гадостью. В любом случае та девушка умерла во время ужина, и я решила не оставаться в замке, чтобы проверить – серьезная это была угроза или чья-то достойная сожаления шутка. Я и Изабелле предлагала уйти. Но она имела причины остаться: о них вы теперь знаете. Ну вот я и собрала свои вещи и покинула это отвратное местечко. – Люси причмокнула. – Поскольку людей отравляют прямо у вас на глазах, не удивляюсь, что вы сами стряпаете, графиня, даже если не обладаете особым кулинарным талантом. Однако на вашем месте я совсем уехала бы из Сен-Жермена. – Люси Уиппингем взяла игральные карты – валета бубен и даму пик. – А зачем вам две эти карты отдельно от колоды? – Графиня шарила в гардеробе, желая посмотреть, не осталось ли клея, но кастрюля была вылизана почти дочиста. – Делаете крапленую колоду? К вам по наследству от Изабеллы перешла роль придворного шулера? Вот бедолага. Если б она только обратилась к герцогу, я уверена, он обеспечил бы ее. Герцог очень щедрый человек, несмотря на его увлечение модой. Видимо, Изабелла была слишком горда.

Графиня поставила пустую кастрюлю на стол.

– Что вы говорили, Люси?

– Ничего особенного, – ответила та, кладя карты. – Я говорила о вашем carreau valet и вашей pique dame.

– О ком, о ком? – Графиня надеялась, что беседа не выйдет за рамки приличия.

– Carreau valet… – Люси подняла валета. – И pique dame… – Она подвинула вперед даму. – Так они называются по-французски. Как дорогой доктор воспринял весть о моем побеге? Не скучает обо мне?

– Доктор Стикуорт?

– Да, мой старый Стики. Я думала, доктор присоединится ко мне, но он, по существу, мерзавец, как все мужчины. – Люси недовольно вздохнула. – Полагаете, это он отравил ту девушку? Я бы не удивилась. – Заглянув в пустую кастрюлю, она пальцем собрала со стенок остатки. – У кого еще в наши дни есть доступ к ядам?

– Леди Уиппингем, зачем вам понадобилось, чтобы все считали доктора Стикуорта вашим убийцей?

– Я дала ему возможность сбежать со мной, но он отверг меня, свинья. А теперь я узнаю, что он едва заметил мое отсутствие. – Люси облизнула палец. – По-моему, он слишком поглощен своей новой пассией, чтобы обратить внимание на мое исчезновение.

– Новой пассией? – Графиня придвинула к столу стул, на котором лежали детали маски, и села прямо на них.

– Дражайший доктор, мой любовник, нашел себе юную девушку.

– Да что вы говорите? Вы поражаете меня.

– Мы со Стики уже не один год вместе. – Люси захохотала. – Неужели вы считаете, что я сплю со своим жирным, гнусным муженьком? Да вы только посмотрите на него. У него пороков не меньше, чем достоинств, но мужской доблести ему явно не хватает. Короче говоря, он жирная, ленивая свинья. А Стики, напротив, душка. Стоило ему поманить меня пальцем, как я уже со всех ног бежала к нему, дура я, дура. Но в конце концов он ко мне охладел. Я поняла это. Я пробовала разные ухищрения, чтобы вернуть его расположение, но ничего не добилась. Новая пассия гораздо моложе меня. Почти школьница.

– Мадемуазель Смит? – предположила графиня.

– Откуда мне знать? Вы же не думаете, что он скажет мне? Поначалу я подозревала эту скучную Аурелию. Но ее смерть ничуть не взволновала его, верно? Значит, это кто-то другой. Та, что работает с моим мужем и его отвратительными сосальщицами.

– В этом городе много молодых женщин, леди Уиппингем. И врач всегда может найти повод для посещения на дому.

– Да. – Люси Уиппингем рыгнула и откинулась в кресле. – Видимо, да. Все равно что искать иголку в стоге сена.

– Скажите мне, – забросила удочку графиня, надеясь, что Люси Уиппингем выболтает что-нибудь еще, – все ли обитатели замка так озабочены амурными делами?

– Доктор способен найти предлог для чего угодно. – Не обращая внимания на графиню, леди Уиппингем скорчила гримасу. – Вы же не считаете, что он занялся телом девушки из любви к некрофилии? Хотя к тому моменту Аурелия уже не могла отказать ему. – Люси презрительно усмехнулась. – Мужчины! – вскричала она, вскидывая руки драматическим жестом. – Они меня уже ничем не удивят.

– Дело, думаю, в любви, а не в мужчинах, – заметила графиня. – Так что насчет вашего мужа? Вы сообщите ему, что живы?

– Упаси Бог. Пусть поволнуется. Сомневаюсь, что он вообще заметил мое отсутствие. Он предпочитает служанок, да и с мужчинами занимается какими-то странными делами, как мне кажется.

– Правда? И в каком смысле странными?

– Так и не удалось от него добиться. Но он встречается с Уэклендом, а иногда и с другими мужчинами, и днем они чем-то там заняты. С этих встреч он всегда возвращается весьма возбужденным. А в иных случаях и более возбужденным, чем обычно.

– Вы не любите мужа?

– Больше не люблю. Когда-то любила, когда наша страсть имела прелесть новизны, но теперь осталась только привычка. У меня была возможность внимательно понаблюдать за ним, и это погубило его в моем мнении. Он довольно хорошо обеспечивает меня, но, полагаю, нечестными путями.

– Насколько нечестными?

– Например, он облапошил вас. Он платил Изабелле, чтобы та обыгрывала людей в карты. Она выигрывала для него их владения, а он взамен платил ей жалкие гроши, на которые она и жила. Хотя Изабелла нуждалась в деньгах, чтобы оставаться здесь, рядом со своей забавной маленькой возлюбленной – герцогиней.

– Вы хотите сказать, что все расписки попадали к вашему мужу? – Внезапно стычка в комнате на чердаке между герцогом и лордом Уиппингемом на следующий день после смерти Изабеллы обрела смысл. Герцог отбирал у него расписку. – Какая грязная игра. Понимаю, почему вы больше не любите его, – сказала графиня. – Eclaircissement [114] в отношении моего мужа произошло у меня лишь несколько месяцев назад. А вы действительно любите доктора?

– Не знаю. Если бы я знала, что он… – Люси глубоко вздохнула. – Возможно.

– Конечно, Люси. Для рождения любви требуется лишь толика надежды.

– О да, графиня. И как вы наверняка знаете, идеальная почва для взращивания любви – скука. В замке все томятся от скуки, следовательно, все влюблены. И неизбежно влюбляются в того, кто не всегда им доступен. Но объясните ли мне, графиня, что вызывает эту любовь, перед которой мы все так унижаемся?

– Приток крови к мозгу. Расстройство нервной системы, зарождающееся безумие?

– И неужели этого достаточно, чтобы побудить человека к убийству?

– О да, – промолвила графиня. – Безусловно, достаточно.

Элпью за несколько минут обежала рынок, и теперь ей оставалось только заглянуть к пивовару за маленьким бочонком пива.

Ее не оставляло странное чувство, что за ней следят.

Элпью шла вдоль ряда лавок, внезапно останавливаясь и делая вид, что выбирает товар, а сама украдкой оглядывалась, но ничего не замечала. Увернувшись от хлопающего на ветру края полотняного навеса, Элпью покинула рынок и нырнула в узкий проулок. Если кто-то следует за ней, здесь это сразу станет ясно. Она прошла три четверти проулка, свернула в еще более узкий проход и, затаив дыхание, обернулась.

Проулок был пуст.

Элпью выдохнула, но не успела сделать и шага вперед, как из-за спины у нее вынырнула рука в перчатке и зажала рот, не дав крикнуть.

Сыщицу затащили назад в проход. Кто бы это ни был, держал он ее очень крепко. Элпью вырывалась, бросив пакеты с покупками, содержимое которых рассыпалось по проулку. Она пыталась укусить затянутую в кожаную перчатку руку, но незнакомец держал Элпью, пока та не выбилась из сил.

Наконец ее завели в темный заброшенный дом с выбитыми стеклами и ободранной дверью и толкнули на грязный, выложенный плиткой пол.

Не успела Элпью повернуться, как ей завязали глаза черным шарфом.

– Что вам известно о пришествии Альфы и Омеги? – К ней обратился мужчина, говоривший как образованный человек, двое других держали ее.

– Ничего, – ответила Элпью. Как бы мало она ни знала, сыщица не собиралась сообщать эти сведения похитителю. – А что это?

– Кто такие три короля?

– Волхвы, – сказала Элпью.

– Кого они посещали?

– Они отправились увидеть младенца Иисуса в яслях.

Мужчина засмеялся.

– Что еще?

– Они принесли золото, ладан и смирну.

– В какой день?

– Шестого января. В день Богоявления. [115]

– Вижу, вы хорошо изучили Библию, – заметил мужчина. – Ну а теперь хватит играть. Кто такие три короля? – Элпью промолчала. – Хорошо, я скажу вам, кто они. Есть король Яков, законный король Англии, надеющийся на возвращение; есть король Франции Людовик, его великодушный хозяин; и есть нынешний король Англии, Вильгельм, ныне правящий в Лондоне. Три короля – и две страны. Не очень удачное соотношение, а? Особенно когда есть множество недовольных, и все они хотят повернуть по-своему. – Элпью пыталась сопоставить это с загадкой или списком, данным ей в Версале. – Мы оба знаем, что вот-вот случится какое-то зло. И что из-за этого уже погибли люди. Надеюсь, мы предотвратим следующий удар. – Элпью не проронила ни звука. – Три короля. Это могут быть Людовик, Яков и Вильгельм, как вы думаете? Есть еще мальчик, принц Яков, явный наследник. Здоровье у Вильгельма неважное, а детей у него нет. Между тем его невестка, принцесса Анна, как видно, не в состоянии произвести на свет здорового младенца мужского пола, способного унаследовать корону Стюартов в Англии. Поэтому очаровательный одиннадцатилетний мальчик, проживающий через дорогу, в замке, – ценный груз, вы не находите? Дороже золота для одних и отчаянная угроза для других. – Мысли Элпью неслись вскачь. Здесь явно кроется разгадка по крайней мере части загадки. Кто-нибудь из анти-якобитов, вероятно, планирует убить принца Уэльского. – Кто убил Изабеллу Мердо-Мактавиш? И почему? Что вам известно? Есть ли здесь связь? Наши соглядатаи полагают, что это возможно.

– Я ничего не знаю, – произнесла Элпью.

Рука в перчатке мягко ударила сыщицу по щеке. Даже ничего не видя, Элпью почувствовала, что пощечина несла в себе угрозу.

– Где Люси Уиппингем? Что задумал ее муж теперь, когда она исчезла? Он участник анти-якобитского заговора? Возможно, она вестница Апокалипсиса? Английские девушки, – продолжал бросать вопросы ей в спину мужчина, – кому из них вы доверяете? Кого боитесь? Наверняка одна из них замешана в этом. – Элпью продолжала хранить молчание, даже когда ее толкнули в спину. – Орден святого Дэниса… кто в Сен-Жермене входит в него?

– Спасибо, что вернули кошелек моей госпожи, – сказала Элпью. – Вы, называющий себя Джоном. Не будете ли вы столь любезны сообщить мне, это ли ваше настоящее имя, ворюга? Или мне следует называть вас виконт Вентнор? – Теперь замолчал мужчина. – Я могла бы напомнить вам, сэр, что видела вас нагим, развлекавшимся с подопечной моей госпожи. – Спутники мужчины зафыркали от смеха. – Кроме того, вы все еще должны нам несколько гиней золотом.

– Снимите повязку, – приказал мужчина.

Когда шарф сняли, Элпью увидела, что находится в комнате с занавешенными окнами. Над Элпью возвышался Джон, бывший грум, с головы до ног одетый в черное.

– Вы не так уж глупы, как кажетесь. – Сняв кожаную перчатку, он швырнул ее на шаткий столик, заваленный бумагами. – Я действительно Джон, так уж вышло.

– Зачем такому титулованному аристократу, как вы, работать грумом у лондонского олдермена?

– Мне нужно было знать, что я убедителен в этой роли. Если бы мне удалось провести одного из этих лондонских выскочек, то я легко убедил бы и здешнюю публику. И мне повезло, что, находясь там, я встретил девушку, которая станет виконтессой Вентнор. – Он присел на край стола и сердито посмотрел на Элпью. – Вам этого достаточно? Сегодня вечером будет маскарад. У меня есть сведения, что также планируется и некая катастрофа.

– Катастрофа для кого?

– Это мы и должны выяснить. – Подавшись вперед, Джон заговорил, глядя Элпью прямо в глаза: – Вы с графиней будете на маскараде. Я тоже, вместе с моими друзьями Гастоном и Пьером. Вместе мы сделаем то, что должны сделать. Сегодня вечером произойдет убийство, а возможно, и политическое убийство. Вам следует помнить, что вы присланы сюда присматривать за Вирджинией. Если начнется паника, вы отвечаете за ее спасение. И если с ней что-нибудь случится… – Он взял Элпью за подбородок и ударил по нему пальцами. – Спаси вас Бог от моего гнева. А теперь идите.

Гастон и Пьер открыли дверь.

– А как же мои покупки? – спросила Элпью. – Они, между прочим, денег стоят.

Гастон подал ей сумку, из которой все так же косо торчал багет.

– Вот. – Джон опустил в сумку бутылку бордо. – Выпейте за мой счет.

Когда дверь захлопнулась у нее за спиной, Элпью поправила свою одежду.

И почему этот глупый мальчишка не остановил ее на улице и не задал там свои вопросы, непонятно. Видимо, он жить не может без подобных фокусов – напугал же он их до полусмерти на большой дороге только для того, чтобы сообщить Вирджинии о своем приезде во Францию.

Элпью заглянула в сумку – как будто все на месте. Однако после такого потрясения ей захотелось как-то побаловать себя, поэтому она зашла в кофейню напротив фонтана, где на витрине всегда были выставлены необычайно аппетитные пирожные.

Пока продавщица заворачивала два потрясающих пирожных с кремом, Элпью окинула заведение взглядом. За столиком в углу сидела дрожащая и бледная мадемуазель Смит. Рядом с ней, успокаивающе положив руку на трясущееся плечо девушки и с тенью улыбки на губах, расположилась мадемуазель Бонтем.

Элпью подошла к ним. Лицо мадемуазель Бонтем выразило озабоченность.

– Мистрис Элпью, – указала она на свободный стул, – не хотите ли присоединиться к нам?

– Остаться я не могу, – сказала Элпью. – Меня ждет моя госпожа. Вы хорошо себя чувствуете, мадемуазель Смит?

– Она немного напугана.

– Как и все мы. – Вспомнив об отвратительном происшествии во время похорон, Элпью вздрогнула.

– Леонора уже до этого перенесла потрясение, по ее словам. – Элпью не знала точно, но ей показалось, что мисс Бонтем сейчас расхохочется. – Она почти всю ночь не спала.

– Это было ужасно, – всхлипнула мадемуазель Смит. – А когда я убедила себя, что все это сон и уже почти заснула снова, она вернулась.

– Кто? – спросила Элпью.

– Привидение. Оно прошло мимо моей кровати.

– В спальне для слуг?

– Да. – Леонора Смит обхватила обеими руками чашку шоколада и сделала глоток.

– Призрак Изабеллы Мердо-Мактавиш? – Элпью заподозрила, что Леонора Смит тронулась умом.

Леонора расплакалась. Бонтем закатила глаза, давая понять Элпью, что та совершила большую ошибку.

– Я никогда не боялась Изабеллы. Она любила меня. Я знала, что любила.

– Тогда кто был этим зловещим призраком?

– Аурелия.

Что на самом деле затевают эти девицы? – с недоумением подумала Элпью.

– Аурелия вернулась, чтобы навестить тебя? Она сообщила что-нибудь интересное?

– Нет. Она молчала. Просто проплыла по комнате, с высоко подобранными светлыми волосами и в том же самом платье из светлого муслина, что и в день, когда… – Леонора Смит застыла.

– Продолжай. – Бонтем слегка сжала ее руку. – Расскажи мистрис Элпью.

– Примерно полчаса спустя Аурелия так же молча прошла в обратную сторону, не глядя ни направо, ни налево. Она ничего не сказала, – повторила Смит, – но я знаю, чего она хотела.

– Правда? – заинтересовалась Элпью. – И чего же?

– До своей смерти она говорила мне, что ищет мать. Ну, она так прямо не сказала, назвала ее женщиной своего отца. Должно быть, Аурелия хочет, чтобы я продолжила поиски.

– Она сказала тебе, кто ее отец?

– Нет. Сказала только, что он лжец и мошенник и она разоблачит его перед людьми, которые верят его притворству.

– Призрак оставил рядом с ней вот это… – Мадемуазель Бонтем передала Элпью кружевной платочек, лежавший перед ней на столе. – На полу рядом с постелью Леоноры.

Элпью осмотрела платок и положила его. Потом снова схватила и стала подробно рассматривать. Она не поверила своим глазам.

– Могу ли я взять его?

Мадемуазель Бонтем пристально посмотрела на Элпью.

– Лучше не надо. – Она убрала платок в карман. – А зачем он вам понадобился?

– Так просто, – ответила Элпью. – Моя госпожа – большая поклонница сверхъестественных явлений. Уверена, она с интересом посмотрела бы на осязаемое подтверждение существования привидений.

– Как же мы забыли про тетрадку? – выкрикнула Элпью, врываясь с покупками в свою комнату. – Мы должны немедленно ее прочесть.

Увидев Люси Уиппингем, Элпью остановилась и поставила сумку на стол.

– Леди Уиппингем! Рада вас видеть в добром здравии. – Она стала вынимать еду. – Надеюсь, вы проголодались. Я тут купила разных лакомств. – Элпью выставила на стол вино.

– Открывай! – Люси указала на бутылку. – Я умираю от жажды.

– Вы уже видели мужа после вашего возвращения, леди Уиппингем?

– Я еще по-настоящему не вернулась. Я всего лишь призрак, так что не рассказывайте обо мне. – Люси Уиппингем схватила кружку и протянула ее к Элпью за порцией вина. – Я все еще нахожусь в царстве мертвых, во всяком случае, для этих двух мужчин.

– Миледи, вы не забыли, что сегодня днем у нас встреча?

– Ах да! – Графиня понимающе подмигнула Элпью.

– Портной! Парикмахер! – в унисон воскликнули они.

– Перед маскарадом необходимо заняться всеми этими мелочами, – пояснила графиня. – У нас осталось лишь несколько часов.

– Сегодня вечером будет маскарад? Так-так. – Люси Уиппингем плеснула себе еще вина и откинулась в кресле. – Если его не отменили в знак уважения к Изабелле, это может означать только одно.

– А именно?

– Что нас ждет неожиданное посещение самого Солнца.

– Солнце взойдет среди ночи? – спросила Элпью, жалея, что у нее нет телескопа. – Какой планетарный феномен!

– Простите, графиня. Я не понимаю, о чем толкует ваша девица. – Люси икнула. – Вы-то меня поняли, надеюсь?

– Людовик?

– Инкогнито, разумеется.

– Ну это же маскарад, – заметила графиня. – Переодевание obligatoire. [116]

– Не объясните ли мне простым английским языком?

– Мы предполагаем, что на бал приедет сам французский король, Элпью. Так что нужно выглядеть достойно. Нам незачем снова получать письма, которые он так любит подписывать.

– Конечно, нет, мадам. – Элпью схватила пустую сумку; мысль, что над ней нависла угроза провести остаток жизни в монастыре, побудила ее к действию.

Отломив сыра и хлеба, графиня устремилась к двери. Заметив пирожные, она схватила одно, прежде чем Элпью вытащила ее на лестницу. Сыщицы буквально скатились вниз и выбежали на улицу. Солнце палило нещадно, и графиня заметно поникла, ступив на мостовую.

– Фу! Жарковато для меня.

– Скоро будет гроза. Чувствуете, как душно? – Поддерживая графиню под локоть, Элпью перевела ее через улицу. – А я-то как время провела! Меня похитил наш старый друг Джон, разбойник с большой дороги. Он говорит, будто сегодня на маскараде что-то произойдет.

– Господи, Элпью, он сказал что?

– Нет, но все встает на свои места. Хорошо, что леди Уиппингем цела и невредима, несмотря на свое призрачное состояние. Кроме того, я узнала, что такое Альфа и Омега.

– Рассказывай! – Графиня чуть не угодила под копыта лошади – всадник в последнюю секунду свернул в сторону.

– Когда мы сядем. – Элпью посмотрела в обе стороны и снова стиснула локоть графини. – Мне нужно это нарисовать.

Они обошли сзади повозку, заставленную клетками с курами – ряды хохлатых голов торчали между прутьями, – и едва не угодили под другую, большую по размерам, нагруженную ящиками с пометкой «Pois».

Элпью ахнула.

– Это что, сокращение от слова «яд»? [117]

– Только по мнению барона Люневиля, – сказала графиня, наблюдая, как повозка въезжает на кухонный двор. – Это означает, что сегодня на ужин в замке подадут горошек. Кстати, от души надеюсь, что соус месье Бешамеля ждет более удачная судьба, чем мой клей. – Графиня достала из кармана тетрадку Изабеллы Мердо-Мактавиш. – Давай найдем укромный уголок на террасе и прочитаем. Где-нибудь в тени.

Они пришли в обсаженную деревьями аллею.

– Я уже видела эту книжицу раньше. – Графиня перелистала ее. – Этот дневник в шагреневом переплете был у Изабеллы, когда мы вместе ходили в лес.

– Как же он оказался в вашей комнате?

– Да, это ее тетрадка. – Графиня раскрыла дневник на какой-то странице. – Смотри-ка: «Жла-бла одн жнщ…» Должно быть, это означает «Жила-была одна женщина», я так думаю… «и бло у нее стлк дтй, склк дыр в ршт».

– Она по-французски, что ли, писала? – Элпью в недоумении уставилась на страницу.

– Нет. Это способ скорописи. – Графиня перевернула несколько страниц. – Вот, посмотри, последняя запись.

– Ее пел зпе, вы хотите сказать, – уточнила Элпью. – А это что? – Она указала на последнее слово. – «Грф».

– Гриф? – предположила леди Анастасия.

– Графиня?

– Да? – отозвалась та.

– Да нет. Графиня! «Грф» – это сокращенно «графиня».

– Ага, понятно. – Графиня, щурясь, изучала остальные пометки. – «Смт в пек?».

– Это ясно – «Смит в поиске», – сказала Элпью. – Господи, миледи, а и правда, зачем нам все эти гласные?

– Глупости, Элпью! – Графиня расшифровывала записи.

– Смотрите… – Водя пальцем по скорописи, Элпью стала читать: – «Герцог – все понимающий человек, но я боюсь Смит и ее домогательств. Застала ее в своей комнате, когда она купалась…»

– Это «копалась», Элпью.

– Да, конечно, «копалась в моем комоде. Нужно найти новый тайник для дневника».

– Вот оно, Элпью. За этим Изабелла и приходила в мою комнату. Уверена, именно про эту тетрадь она и говорила. Изабелла не хотела, чтобы Смит или кто-то другой пришел в ее комнату и прочел дневник, пока мы будем в лесу. Поэтому она и спрятала его в моей комнате.

– «Не могу позволить Смит расстроить Флору», – продолжала читать Элпью. – Кто такая Флора?

– Должно быть, герцогиня.

– «Флора уверена, что я сбегу и брошу ее в этом Богом забытом месте. Не верит в мое заточение в Бастилии. Думает, что я была со Смит. Как мне разубедить ее?»

– Господи, Элпью. Все были влюблены в Изабеллу. Ты же не думаешь, что милая мадемуазель Смит убила ее в припадке ревности, а?

– М-м-м, «в прпд рвнс». Все возможно.

– Итак? – Графиня захлопнула дневник. – Альфа и Омега?

– Хорошо. – Элпью достала из кармана мятый обрывок бумаги и что-то нацарапала на нем. – Что вам это напоминает?

– Строчные альфу и омегу. – Графиня задумалась. – Или, если вырвать их из контекста, это может быть AW.

– Ну так вот, AW, или Альфа и Омега, фигурирует как монограмма на платке, который прошлой ночью обронил у кровати Леоноры Смит призрак.

– Прости, Элпью… – Графиня в тревоге посмотрела на свою компаньонку. Не перегрелась ли та на солнце, отчего беседа приняла столь неожиданный оборот. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Леонора Смит и эта Бонтем заявляют, что минувшей ночью призрак Аурелии Браун прошел по комнате для слуг и оставил после себя носовой платок с вышитыми на нем буквами AW.

– Но зачем, скажи на милость, призраку Аурелии Браун носить платки с инициалами AW? – Графиня поразмыслила. – Призраки выходят замуж?

Колокола пробили три часа.

– Идемте, мадам. Посмотрите, сколько времени – середина дня. Надеюсь, мы успеем в самый раз, чтобы разоблачить тайные мужские махинации.

– Я что-то подзабыла. Что именно?

– Секретные собрания в комнате лорда Уиппингема.

– Глупости, Элпью! Наверняка после ареста леди Прюд все развлечения и игры будут отменены.

– Нам в любом случае следует узнать, чем занимаются эти так называемые инженеры. В присутствии или в отсутствие их повелительницы.

– Только ничего слишком волнующего, Элпью. – Графиня сунула дневник в карман и проверила состояние пирожного, прежде чем тронуться в путь. – Мне бы не хотелось потерять аппетит до того, как я съем пирожное с кремом.

Сыщицы тихо поднялись по лестнице, ведущей в мансарду. Из комнаты Уиппингема донесся свист и треск. Элпью с расширившимися глазами повернулась к графине:

– Что это было? Я уже слышала эти звуки, когда пришла сюда в ту роковую ночь.

Закусив губу и подобрав юбки, она на цыпочках поднялась на верхнюю площадку лестницы. Беззвучно отдуваясь, графиня приникла ухом к замочной скважине.

– Кто-то хнычет, – прошептала она.

– Соберись! – Женский голос звучал сдавленно. – Давай быстрее. С такой скоростью мы до маскарада не кончим.

Графиня нахмурилась и покачала головой.

– Давай уйдем. Мне страшно даже подумать…

Снова щелкнул хлыст, за которым последовал пронзительный крик.

– Простите, леди Прюд. – Голос Уиппингема.

Ритмично заскрипела кровать.

– Боже мой, – прошептала Элпью. – Должно быть, ее выпустили из тюрьмы.

– Держите этот ритм, ребята. – Звонкий голос дико расхохотался, когда снова просвистел удар хлыста.

– О-ох! – крикнул мужчина. – Больно! – Сыщицы узнали голос лорда Уэкленда.

– Чего ты боишься, великовозрастное дитя? – спросил странный женский голос. – Подумаешь, не туда попал.

– Фу, Элпью! – Развернувшись на каблуках и подобрав юбки, графиня собралась спускаться. – Пойдем отсюда.

Элпью хихикнула.

– Зато теперь нам известно другое лицо леди Прюд, мадам. – Элпью прижалась ухом к двери. – Но разве от возбуждения голос не становится ниже?

Графиня уже занесла ногу над ступенькой, но Элпью удержала ее за рукав.

– Прошу вас, леди Прюд. – Элпью узнала голос доктора. – Мое орудие застряло в дырке.

– Тогда вытащи его, – рявкнула женщина, – и сунь снова.

– Какая гадость, Элпью! – Графиня несколько раз подряд судорожно сглотнула. – Сейчас мы увидим эту сцену своими глазами.

– Воткнуть, вынуть, воткнуть, вынуть, – командовала начальница, ритмично щелкая хлыстом под скрип кровати. – Так держать, ребята. Я не хочу, чтобы вы слишком быстро достигли кульминации. Воткнуть, вынуть, воткнуть, вынуть. Придерживайтесь естественного ритма.

Элпью распахнула дверь.

Лицом к двери, на деревянных стульях сидели лорд Уэкленд, доктор Стикуорт и лорд Уиппингем. Все трое в рубашках и брюках.

На кровати стоял Роджер, лакей Шарма, в полном макияже, с хлыстом в затянутой в атласную перчатку руке. На нем было одно из платьев леди Прюд.

На коленях у мужчин лежал богато вышитый камзол. Уэкленд замер, держа иголку в воздухе. Уиппингема застали за подготовкой к аккуратному стежку на воротнике. Стикуорт выполнял сложный стежок.

– Что? – изумилась Элпью. – Но это же…

– Кружок вышивания, – сказала графиня, с улыбкой входя в комнату. – Как мило! И какое прекрасное изделие у вас получилось, джентльмены. – Она поднесла край камзола поближе к глазам и стала разглядывать вышивку с лица и с изнанки. – Боже, что я вижу? Вышивка крестом, ирландский стежок, французские узелки, а этот очаровательный кусок позумента – просто филигранная работа… я всегда думаю, как трудно это выполнить. Обожаю серебристое фризе. А какая чудесная подкладка. Индийская саржа, если не ошибаюсь. – Она отступила и серьезно посмотрела на мужчин. – Позвольте задать вам, джентльмены, личный вопрос?

Все четверо смиренно кивнули.

– Сколько вы возьмете с меня за новое платье?

Все еще пересмеиваясь по поводу своего открытия, графиня и Элпью пришли в комнату Вирджинии.

Девушка сидела у открытого окна, и на губах ее играла самодовольная усмешка.

– Полагаю, твой дружок снова показал себя в деле, – заметила графиня, придвигая стул и садясь рядом. – Потому что сегодня твой барометр, как я вижу, показывает «ясно».

– Да, мы встречались днем. И он пообещал, что завтра заберет меня отсюда.

– А что же Дениза?

– Думаю, я сглупила. Когда я заговорила о ней, он посмеялся надо мной. – Вирджиния потупилась и покраснела. – Я считаю, что молодость и красота взяли верх над морщинистой старухой и мой благородный лорд наконец пришел в чувство. – Она продемонстрировала руку, на которой сиял в кольце огромный бриллиант.

– Значит, принимаются поздравления? – Вирджиния застенчиво улыбнулась. Элпью подавила зевок. – И полагаю, ты пойдешь на сегодняшний маскарад?

– Джон будет там, поэтому – да, конечно.

– У тебя есть костюм и маска?

– Мой отец проследил, чтобы слуги упаковали все необходимое для успешного пребывания в Сен-Жермене. – Вирджиния усмехнулась. – У меня самый модный костюм – пастушки, да еще и с полной маской.

– Тогда нам следует поторопиться. – Графиня направилась к двери. – Иначе мы с Элпью придем, как Адам и Ева, прикрывая свою наготу лишь листьями.

К тому времени, когда они вернулись в комнату Элпью, Люси Уиппингем, прикончив бутылку вина, ушла. Поэтому сыщицы доели хлеб. Элпью одновременно намазывала картон и ткань клеем, купленным в писчебумажной лавке, а графиня соединяла и склеивала части масок.

– Я, между прочим, Элпью, не шутила. – Графиня второпях разглаживала переднюю деталь своей маски. – Времени у нас мало.

– Чтобы разгадать тайны, мадам? У нас время до послезавтра. До пятницы.

– Вообще-то я имела в виду нашу подготовку к сегодняшнему маскараду. – Графиня положила ткань на смазанный клеем картон и прижала. – Таким образом, мы знаем, что сегодня вечером должны не спускать глаз с…

– Со всех.

– Со всех?

Элпью мысленно пробежалась по собранным ими сведениям, размышляя, можно ли исключить хотя бы одного человека.

– Да, со всех.

– Леди Прюд предостерегла нас от puella pulchra. Поэтому мы должны следить за мадемуазель Бонтем и Смит…

– И Вирджинией.

– Не говоря уже о призраке Аурелии Браун. Что это было, Элпью? Кошмар мадемуазель Смит?

– Я видела носовой платок. Возможно, ее подруга мадемуазель Бонтем надела светлый парик. Кто ночью различит черты лица?

– Затем три джентльмена-вышивальщика и их дама-наставница. – Графиня отложила маску и посмотрела на Элпью. – Герцог должен избавиться от соперницы в любви, герцогини или мадемуазель Смит, потому что… кстати, мистер Конгрив очень хорошо изложил это в своей прошлогодней пьесе:

Любовь, что ненавистью стала,

Гнев неба превзойдет и ярость ада.

– Можно не продолжать перечень, миледи. Исключить некого. Мы просто должны постоянно держать ухо востро.

– Повтори-ка мне этот список-загадку.

– Он звучит так… – Элпью прикусила губу. – «Т. в.; Воскресение; вечер пятницы; Богоявление; Апокалипсис: смерть великой блудницы».

– Не в том порядке расположено, ты не находишь? Кроме «Т. в.», все взято из Нового Завета. Но не в том порядке.

– Смерть великой блудницы? – уточнила Элпью, приклеивая на свою маску бусины вокруг прорезей для глаз.

– Это из Апокалипсиса. – Графиня положила локоть на кисточку с клеем, и Элпью поспешно отодвинула ее. – Должно быть так: Богоявление; вечер пятницы – Иисус же в пятницу умер; Воскресение… Затем Апокалипсис, включая смерть великой блудницы. – Она во все глаза смотрела на Элпью, надеясь на вдохновение. – Жаль, что нам не из чего сделать костюмы. А так все поймут, кто мы. – Прищурившись, графиня оглядела одежду Элпью. – Может, нам поменяться платьями?

– Это уж точно вызовет переполох. – Положив кисточку, Элпью сердито посмотрела на графиню. – Ваше платье едва прикроет мне колени, а вам нечем будет заполнить мой корсаж.

– Я и сама не плоскогрудая, мисс. – Графиня измерила взглядом свой бюст, потом бюст Элпью. – Хотя я действительно вижу… – Элпью провела ладонями по бокам и поправила грудь. – Ну вот! – вскрикнула графиня, взяв со стола свою маску. – Я приклеила к ней наши карты. – Потянув валета, она оторвала половину. – Леди Уиппингем называла их по-французски: пик дам и каро вале.

– Вале? Это, по-нашему, кажется, лакей. Тогда Роджер обязательно остается в списке.

– Да и дамы, живущие через дорогу, все, как одна, в пиковой ситуации. Ну как тебе? – Графиня приложила первую маску к лицу и завязала на затылке коленкоровые ленты. – Белые перья я оставила. По твоим словам, леди Прюд говорила тогда Уэкленду, что в ту ночь преследовала Изабеллу?

– Я сама видела, как она спускалась по лестнице. – Элпью возилась с перьями, связывая их ниткой. – Вид у нее и правда был полубезумный.

– А как же еще выглядеть, если только что убила Изабеллу? – Графиня сдвинула маску на лоб. – Посмотри, какая у нас теперь складывается картина. Она имеет смысл. Думаю, леди Прюд действительно поднялась наверх. Заглянула в комнату Изабеллы, но там никого не было, потому что Изабелла уже лежала мертвой в моей комнате. Решив, что мы сидим и болтаем у меня, она постучала ко мне, но ответа не последовало, и тогда пошла вниз посмотреть, не с герцогиней ли Изабелла, – леди Прюд откровенно не одобряла их отношений.

– А герцогиня, обеспокоенная и взволнованная поведением Прюд, отправилась наверх поискать Изабеллу. – Элпью откусила нитку и осмотрела результат своих трудов. Графиня снова опустила маску на глаза. – Бедняжка. – Элпью надела маску. – Ты похожа на статистку в плохой постановке «Индийской королевы», – заметила графиня из-под зеленой муаровой маски, расшитой бирюзовыми и пурпурными блестками.

Не замеченный ими, мужчина в черном открыл дверь и теперь молча стоял на пороге.

Позади него высились два дюжих молодца, одетых с необычайной изысканностью: шелковые камзолы, пышные кружевные галстуки, парчовые брюки по моде и большие коричневые сапоги с отворотами.

– Monsieur Jacques et Monsieur Gilles, mousquetaires du Roi, [118] – провозгласил мужчина в черном, и его сопровождающие исполнили ритуальный танец, включающий подметание пола шляпами со страусовыми перьями, энергичное вращение ими в воздухе и такие низкие поклоны, что роскошные локоны кавалеров коснулись пола.

Графиня охнула и опять надвинула маску на лоб, как козырек.

– Ла-ла! – произнесла Элпью, и ее увенчанная перьями маска дрогнула.

Какое-то мгновение все стояли неподвижно – двое мужчин, замерев в важных позах, а графиня и Элпью с открытыми ртами, – пока леди Анастасия, приветливо улыбнувшись, не спросила:

– Что нам с ними делать, сэр?

– Pour vous! – пробормотал мужчина в черном с широким жестом. – Un cadeau. Pour le mascarade.

– Элпью! Ты поняла, что он сказал? – Графиня по-прежнему не двигалась и говорила сквозь зубы. – Нам их подарили! В качестве сопровождающих на сегодняшний вечер.

– Разрази меня гром! – воскликнула Элпью.

– Вот именно, – подтвердила графиня.

В сопровождении эскорта графиня и Элпью пришли в Большой зал рано. Мушкетеры довольно поспешно увели их из комнаты Элпью, а женщины не слишком хорошо владели французским, поэтому не могли объяснить, что не хотят явиться на маскарад первыми.

Так и вышло.

Музыканты, сидевшие в дальнем конце помещения с красными кирпичными стенами, еще только настраивали инструменты.

Деревянные люстры были опущены, и два мальчика, вскарабкавшись на стремянки, зажигали свечи. Вдоль одной из стен слуги носили деревянные подносы и блюда с едой, накрытые крышками.

Графиня, Элпью и двое их спутников, нервничая, остановились у огромного камина и стали любоваться затейливо украшенным экраном, которым в летнее время загораживали пустовавший очаг.

– Эти Жак и Жиль не такая уж хорошая идея, как показалось вначале. – Элпью смерила мушкетеров взглядом. Они, несомненно, выглядели очень декоративно: стояли, глядя прямо вперед, одна рука на бедре, вторая вытянута вдоль тела, одна нога слегка согнута в колене, чтобы продемонстрировать силуэт роскошных сапог. – Пара самовлюбленных павлинов. Думаю, для них нет большего счастья, чем стоять перед зеркалом. И заметьте, при всей их роскошной экипировке у них могут быть свиные рыла. Кто увидит под маской? – Элпью вздохнула. – И как нам вести с ними светский разговор? – Она покачала головой. Лицо под маской чесалось. – Они не говорят по-английски, мы не понимаем по-французски.

– Подозреваю, что в беседах они не сильны, Элпью. Tres bon. Delicieux, – тщательно выговаривая слова, произнесла графиня, указав при этом на грандиозный буфет и причмокнув. – Очень напоминает стол с картины «Тайная вечеря», накрыто, как там. Не хватает только мужчин в длинных одеяниях, возлежащих за ним.

– Тайная вечеря! – воскликнула Элпью. – Т. в.!

Мушкетеры мрачно кивнули друг другу и как по команде сменили позу.

– Господи, Элпью. Так в каком порядке там все идет?

– Сейчас вспомню. – Элпью лихорадочно соображала. – Т.в. – Тайная вечеря; Воскресение; Богоявление; вечер пятницы; Апокалипсис; смерть великой блудницы.

– О Боже! – Графиня заметно приуныла. – Даже с Тайной вечерей это полная абракадабра.

Смотревшие друг на друга мушкетеры кивнули.

– Думаете, они просто подыгрывают нам или понимают каждое наше слово? – внезапно встревожилась Элпью.

– Есть только один способ проверить, – сказала графиня. Жеманничая, она повернулась к мушкетерам и игриво произнесла: – Фу! Чума на вас, замшелые, гнусные, блудливые, отвратительные тупицы! – Мужчины застенчиво поклонились. Один из них подмигнул в прорези маски, другой послал воздушный поцелуй. – Нет, они ни слова не понимают. – Графиня бросила взгляд в сторону буфета. – Посмотри на эти яства, Элпью. Скорей бы до них добраться.

– Полагаете, сегодня вечером здесь можно есть, графиня? Тайная вечеря была последней трапезой, не забывайте. Это может означать, что последняя трапеза ждала не Аурелию, а кого-то другого.

В зал влетел невысокий толстяк в отделанном блестками атласном костюме и такой же маске. Он размахивал руками и кричал:

– Jamais! Jamais! Jamais!

Маркиз де Бешамель пришел проверить поданные блюда. Бежавшая за ним по пятам пастушка была, видимо, Леонора Смит.

– Наша Вирджиния огорчится, узнав, что она не единственная пастушка на балу.

– И маска точно такая же! А она так гордилась своим самым модным костюмом. И не знала, что здесь таких по два на пенни!

– Возможно, покупками занимался вовсе и не отец Вирджинии. – Элпью засмеялась. – Скорее сундук укладывала ее мачеха.

Заиграли музыканты. По залу поплыли лирические звуки чаконы.

Следующим в зал вошел высокий стройный мужчина в маске персонажа комедии дель арте. На нем был изумительно расшитый камзол, в котором графиня мгновенно узнала продукцию инженерного общества. Мужчина окинул взглядом комнату и подошел к графине.

– Bonjour, mesdames, – сказал он и тут же с невероятной быстротой заговорил с мушкетерами по-французски. Сыщицы узнали его голос. Это был барон Люневиль.

Бешамель между тем снимал крышки со всех блюд и вдыхал их аромат.

Смеясь, вошла группа гостей в маскарадных костюмах, оркестр заиграл джигу, и атмосфера уже не казалась такой напряженной.

– С этими ребятами, – Элпью кивнула в сторону мушкетеров, – мы хотя бы не останемся без танцев. – Она зевнула.

– Здравствуйте, графиня, – проговорила мадемуазель Смит, направляясь к ним от стола. При ближайшем рассмотрении ее маска, раскрашенная в телесные тона, очень напоминала живое лицо, и когда голос девушки шел из неподвижного отверстия на месте рта, эффект получался потрясающий. – Как я поняла, сегодня вечером здесь будет особый гость. Строго неформальный визит, однако маркиз несколько возбужден.

– Гость, случайно, не королевских кровей и не француз? – Графиня в предвкушении захихикала.

Мушкетеры сделали шаг вперед и осмотрелись, положив руки на рукоятки своих шпаг и готовые к бою.

– Боюсь, я не могу ничего сказать. – Мадемуазель Смит склонила голову в сторону мушкетеров. – Поскольку все неофициально. Очень жаль, что его величество король Яков неважно чувствует себя сегодня вечером. Он не придет. А королева, разумеется, останется ухаживать за ним.

– Ничего серьезного, надеюсь? – Графиня не могла решить, расстроилась она или испытала облегчение, узнав, что после стольких лет так и не познакомится с королем Яковом.

– Кашель, как я слышала. В любом случае это означает, что маркизу не удается блеснуть перед созвездием монархов, но он все равно надеется получить столь вожделенный им орден Святого Духа.

Стоявший у стола Бешамель вдруг запрыгал и бешено зажестикулировал, подзывая одного из слуг. Мадемуазель Смит побежала успокаивать его.

Зал заполнялся гостями.

Затем, позвякивая шпагами, щеголяя шляпами и перевязями и оглядываясь по сторонам, в зале появились мушкетеры в масках. Следом за ними вошел высокий господин в огненно-красном бархатном костюме и красной атласной маске, закрывающей все лицо. Его длинный пышный черный парик казался рогатым.

– Это он. – Элпью ткнула графиню в бок. – Тот тип, что смеялся за ширмой в Версале. Посмотрите на рожки его парика.

Графиня присела в глубоком реверансе, но приставленные к сыщицам мушкетеры заставили ее выпрямиться, подхватив под руки, а один из них понес палец к губам своей маски.

– Понимаю. Ком прон. [119] – Она кивнула. – Он здесь, разумеется, инкогнито, Элпью. Мы должны притворяться, что считаем его простым смертным.

– Он и есть простой смертный, – отозвалась та, заглядывая в каминную трубу. – Я хочу сказать, посмотрите сюда… – Она указала на большой камень с вырезанными на нем языками пламени и ящерицей посередине. – Это феникс?

– Нет, Элпью, это саламандра. Феникс, погибнув в огне, воскресает из пепла. А саламандра живет в огне и прекрасно себя там чувствует. – Леди Анастасия оглянулась на полный людей зал. – Смотри, ЕВ направляется к столу.

– ЕВ?

– Его величество.

– Величество? – Мужчина с длинными седыми волосами, выбивающимися из-под маски сатира, подтолкнул графиню. – Кто этот человек? – спросил он, указывая на гостя в красном. – Вы знаете?

Графиня прошептала ему на ухо, чтобы не волновать мушкетеров.

– D'accord! [120] – Седой мужчина воздел руки. – Тогда мне следует исполнить свой долг!

Не тронулся ли он слегка умом? – подумалось графине.

– Правда, он очень высокий и стройный? – Леди Анастасия восхищалась мужчиной в красном – видом со спины. – Непременные качества для монарха.

Маленький сатир переместился поближе к буфету. Августейший гость накладывал себе на тарелку различные блюда, включающие горошек.

– Идем, Элпью, давай поедим.

– Я рада, что его величество наполняет свою тарелку. – Пастушка Смит снова появилась рядом с ними. – Мы надеемся, что к концу сегодняшнего вечера маркиз будет щеголять голубой лентой. Вы любите горошек, графиня?

Леди Анастасия окинула взглядом огромный стол, уставленный блюдами, в каждом из которых был зеленый горошек под различными соусами и в разном исполнении – пирожки с горошком, оладьи с горошком, горошек под белым соусом, салат из горошка, горошек, приготовленный с мятой и весенним луком, – и ответила не сразу.

– Умеренно, – наконец, произнесла она.

– Non! Non! Non! Оu suis-je? – Стоявший рядом с ней барон Люневиль также обозрел стол и издал негромкий стон. – C'est 1е purgatoire! Je suis en enfer! [121]

Седовласый сатир в полумаске пробовал понемногу все блюда, продвигаясь вдоль стола следом за королем. Сатир что-то прошептал на ухо мушкетеру, тот подбежал к трем другим мушкетерам, и один из них зашептал на ухо королю.

– Посмотри, Элпью, это, должно быть, придворный, который пробует все блюда короля, – сказала графиня. – Прежде чем приступать к еде, надо понаблюдать, не упадет ли он замертво от яда.

Король пальцем поманил к себе Бешамеля. Последовал быстрый обмен фразами, после чего Бешамель с угрожающими криками бросился к мадемуазель Смит.

– Помогите мне, мадам. – Мадемуазель Смит повернулась к графине. – По словам маркиза, его величество утверждает, будто соус главного блюда не тот, что он готовил вчера вечером на здешней кухне и который был представлен его величеству за ужином в Версале.

Маркиз снова забрызгал слюной, словно водяной фейерверк.

– Кажется, его величество сказал, что во вчерашнем соусе не было петушиных гребешков. По словам короля, он был простым, белым и идеальным. Вы были там, когда мы готовили его. Вы же видели, как Пайп резала петушиные гребешки. Где произошло нарушение? Что случилось до того, как соус покинул кухню и был подан на стол короля?

– Силы небесные! – Элпью вздрогнула. – Где именно находилась кастрюля маркиза?

– Висела над огнем, – ответила Смит. – Я оставила котелок месье Бешамеля над огнем, кучеру следовало только взять его и отвезти в Версаль.

– Он не стоял на подставке рядом с огнем?

– Нет. Это был клей графини. – Ладонь Смит непроизвольно взлетела к прикрытому маской рту. – О нет! Боже, спаси нас! Только не говорите, что его величеству подали к горошку клей!

– Как угодно. Только ему, похоже, понравилось, – заметила графиня. Она обрадовалась возможности спрятаться за маской – щеки ее пылали.

– Вы помните, как готовили клей, графиня?

– Я… э… м-м… – промямлила леди Анастасия.

– Идемте… – Мадемуазель Смит схватила графиню за руку. – Мы должны воспроизвести то блюдо, иначе маркиз погиб.

В кухне толпилось много народу, все указывали друг на друга и смеялись. Здесь были лиса, пес и орел, стайка хихикающих пастушек – все в одинаковых масках и платьях.

Ворвавшись в кухню, графиня и мадемуазель Смит сдвинули маски на лоб. Сорока тоже подняла маску, здороваясь с ними. Это оказалась Пайп.

– Быстрей, Пайп! Кастрюлю и муки!

Пайп побежала за мукой, а графиня достала из-под лавки кастрюлю.

– Что происходит? – Мужчина в костюме пса сидел на боковой лавке и шпиговал гвоздикой луковицу, он тоже поднял свою маску. Это был Роджер. Увидев графиню, он вернул маску на место, испугавшись, как бы леди Анастасия не упомянула о том, что видела днем. – Моя держава, – сказал он, поднимая луковицу, перевязанную белой коленкоровой лентой. – Кто слышал о собаке с державой? Я предпочел бы кость, но подумал, что всю ночь таскать за собой эту кошмарную окровавленную штуку будет не слишком весело, то ли дело приятно пахнущая гвоздикой держава.

Пайп насыпала в кастрюлю муки.

– Подожди! – взвизгнула графиня. – На дне кастрюли было топленое масло, помнишь?

– Потом вода? – крикнула мадемуазель Смит.

– Нет! – воскликнула графиня. – Молоко.

– Потом?

– На огонь, – скомандовала леди Анастасия, пытаясь поднять чугунную кастрюлю.

– Позвольте мне. – Роджер бросился на подмогу, зажав в зубах свою луковицу-державу. Взялся за ручку кастрюли, сделал шаг вперед, и маска его съехала, совсем закрыв глаза. Роджер споткнулся, вскрикнул и уронил наполовину утыканную гвоздикой луковицу в кастрюлю. Обернувшись и убедившись, что никто ничего не заметил, он поставил кастрюлю и поспешил к винтовой лестнице.

Элпью снова вздохнула. Маскарад в ее представлении был сущим адом, особенно когда рядом с тобой торчит пара мускулистых тупоголовых фанфаронов, ни слова не понимающих по-английски.

К Элпью приблизилась пастушка. Сыщица решила, что это вернулась из кухни мадемуазель Смит, но из отверстия в маске раздался голос Вирджинии.

– Я этому не верю, Элпью, – всхлипнула девушка, и Элпью приготовилась услышать жалобы на многочисленность пастушек на балу. – Видишь? Посмотри вокруг. Джона здесь нет.

– Но он… – Элпью прикусила язык. Она не собиралась рассказывать Вирджинии о своей сегодняшней встрече с ним. – Не волнуйся, я уверена, он придет.

Краем глаза Элпью увидела герцога де Шарма в венецианской маске; нетвердой походкой он вошел в зал. Даже не потрудился переодеться, подумала Элпью, но внезапно сообразила, что и ей, тоже оставшейся в своей обычной одежде, лишь дополненной самодельной пунцовой маской и головным убором из белых перьев, особо похвастаться нечем.

Следом за герцогом вошли еще две пастушки.

– Они что, объединились, чтобы оптом купить партию этих костюмов? – вслух осведомилась Элпью.

– Что?! – воскликнула Вирджиния.

– Здесь все женщины – пастушки. Взгляни!

Одна рослая пастушка подошла к Вирджинии.

– Не хотите ли потанцевать? – спросила она сиплым голосом.

– Конечно, нет! Я не из этих. – Вирджиния отвернулась. – Знайте, мисс, я жду своего жениха. Мы обручены.

Сиплая пастушка вразвалочку направилась в другую сторону, но Элпью могла бы поклясться, что сначала она подмигнула ей в прорези маски.

– Какая темпераментная девушка эта Вирджиния, – произнес рядом с ней маленький разбойник. Он посмотрел на Элпью в белых перьях, оглядел ее платье. – Я, конечно, помню, что графиня обещала мне волан из перьев, но эти превзошли все мои ожидания. Кстати, вам больше пошло бы переодеться миской с дынями.

– Я тебе сейчас покажу, мистер! – Элпью замахнулась. Но желание врезать обидчику быстро улетучилось, когда по росту маленького бандита она поняла, что это может быть только принц Уэльский. – А вам, как мне кажется, больше пошел бы к лицу костюм хитрой, проказливой обезьянки.

Элпью заметила, что ее мушкетеры ощетинились и снова схватились за свои шпаги.

– Руки вверх! – крикнул принц, выхватывая игрушечный пистолет.

Элпью подняла руки.

– Да, видите, такая поза увеличивает выпуклость обеих грудей.

Элпью опустила руки.

– Если бы вы не были тем, кто есть…

– Вы бы увели меня в другую комнату и изнасиловали, я знаю. – Мальчик убрал пистолет в кобуру и вздохнул. – Не очень веселый праздник, да?

– Да нет, если любишь горошек, пастушек и мушкетеров.

– Эти два шута с вами? – Принц кивком указал на мушкетеров. – Ну и болванчики!

– Боюсь, вы правы. – Элпью заметила, как в зал почти бегом вошел мужчина в костюме пса и, подхватив одну из пастушек, присоединился к веселой джиге.

Герцог де Шарм танцевал с другой пастушкой, держась на ногах еще менее твердо, чем обычно. Выпил лишнего? – подумала Элпью. Герцог здесь, флиртует с женщинами, но где же его жена? Если только она тоже не нарядилась пастушкой. Где и спрятать большой нос, как не под маской.

– Ваше королевское высочество, – пропыхтела вернувшаяся к Элпью графиня и присела в реверансе перед принцем.

– Эшби! – Принц топнул ножкой по деревянному полу. – Если вы не хотите называть меня моим разбойничьим именем – а меня, к вашему сведению, зовут Джек Карманник, – прошу не забывать, что мы с вами перешли на прозвища.

– Вы грабитель наподобие доброго Робин Гуда? – спросила графиня. – Или жестокий бандит, Джек?

– Робин Гуд! Не смейте сравнивать меня с этим зеленым юнцом, – отрезал принц. – Никто не увидит меня одетым в яблочно-зеленый камзол и чулки. Я имею понятие о стиле. Однако раз уж я воришка… – Он сунул руку в кожаной перчатке в карман и достал браслет из розового жемчуга. – Посмотрите, что я добыл сегодня днем!

Графиня взяла вещицу в руки. Это была не дешевая побрякушка, а дорогое ювелирное украшение. Принц выхватил браслет и опустил в карман.

– Дамы и господа, – объявил старший из музыкантов, – следующий танец – «Джек Пудинг».

Внезапно они оказались в окружении озиравшихся по сторонам мушкетеров, из гущи которых выступила царственная фигура в алом и протянула затянутую в перчатку руку графине.

– Dansons, madame! [122]

Графиня колебалась. Элпью подтолкнула ее вперед. Когда пара повела танец, Элпью посмотрела на принца.

– Кого ты обчистил, Джек Карманник? Ты вор или хвастун?

Принц заюлил.

– Эй, вы! – обратился он к мушкетерам. – Принесите, пожалуйста, перекусить для меня и мистрис Элпью.

– Они не говорят по-английски.

Принц повторил свою просьбу по-французски, и мушкетеры отправились выполнять ее.

– Я ничего не вынюхиваю, – сказала Элпью, – но предполагаю, что у тебя есть подельники. Я права, Джек?

– Я… э… – Принц наклонился вперед и прошептал Элпью: – Я не очень хорошо владею жаргоном, миссис. Скажите простым языком, о чем вы спросили?

– Ну, парень… – Элпью театрально оглянулась по сторонам. – Думаю, ты состоишь в какой-то шайке. Я права?

Мальчик серьезно кивнул.

– И кто же получает хабар? – Наклонившись, она прошептала: – Добычу. Другими словами, кто получает деньги?

– О, понимаю! – Мальчик просиял. – Бедные.

Элпью подумала, что мальчик наверняка не понял, о чем она его спрашивает. Она снова наклонилась к нему.

– Ты крадешь драгоценности, так? Потом сбываешь краденое через придворных и слуг – твоих сообщников, затем получаешь наличность – деньги, но куда они идут?

– Это дело моей матери. – Мальчик встал на цыпочки, чтобы сказать Элпью в самое ухо: – Я ворую, передаю вещи Пайп, а она – дальше, а там еще дальше, пока их не продает настоящий француз, из Версаля, так что ему дают хорошую цену и не связывают с нами. Потом деньги – простите, наличность – возвращаются по цепочке ко мне, а я отдаю их своей матери.

– Твоя мать знает об этом?

– О да, – ответил принц. – С их помощью она пытается облегчить жизнь бедняков. Если кто-то обращает на это внимание, она выдает эти деньги за небольшой выигрыш в лотерею.

– А что это за бедные люди?

– Вы не представляете, в какой нужде живут люди в окрестных лесах и деревнях. – Оглядевшись, принц убедился, что их не подслушивают. – Моя мать передает им еду и деньги. Но – тс-с. Никто не должен знать. Особенно король Франции. У мамы уже были из-за этого неприятности.

У Элпью голова пошла кругом от такого открытия. Все эти кражи драгоценностей оказались тайной королевской благотворительностью.

– А если кого-нибудь арестуют? Разве его не повесят?

– Если такое случится, моя мать во всем сознается. Она не допустит, чтобы кого-нибудь повесили, я в этом уверен. Она следит за местной тюрьмой, чтобы никто из слуг не пострадал из-за нее.

– Почему твоя мать не может просто продать свои драгоценности?

– Потому что очень скоро все об этом узнали бы. И таким образом выяснилось бы, что она крайне не одобряет окружающую нас бедность. И тогда французские власти, вероятно, положат конец ее деятельности. И еще это воспримут как критику нашего великодушного хозяина, Людовика. А знаете еще что, мистрис Элпью? – Та покачала головой. – Под таким углом я могу заглянуть вам глубоко за вырез.

– Ах ты, негодник! – Элпью тут же выпрямилась и разгладила платье. – Но не волнуйся, Джек. Я сохраню твою тайну.

– Вы так хогошо танцуете, Эшби.

Из-за комплимента графиня чуть не испортила все дело. Она сделала порывистый шаг вперед, потом слишком резко повернула ногу, отчего пошатнулась, но мужчина в алом держал ее крепко, и Анастасия не упала.

Графиня не знала, о чем говорить, как вести светскую беседу с самым могущественным монархом мира, особенно если он явился на маскарад инкогнито.

Поэтому леди Анастасия сосредоточилась на танце и с энтузиазмом начала выделывать следующее па.

– Как вам понгавилось ваше пгебывание в Бастилии? – спросил мужчина в алом костюме.

«О Господи, – подумала графиня. – Вот так головоломка».

– Оно оказалось, – графиня решила проявить осторожность, – не совсем таким, как я ожидала.

Ответом ей был скрипучий смех. Но ведь французы – другая порода людей.

– И по-моему, вы оставили свою стагую подгугу багахтаться во гву!

– Ох! Пигаль! – Графиня ощутила укол совести. – Но я сказала об этом, сир. Бедная, дорогая Олимпия. Надеюсь, с ней все в порядке. Вы знаете, что с ней случилось?

– Разумеется. – Выполнив поворот, мужчина устремился вперед в сложном танцевальном па. – Скажем так, она выжила.

Элпью села рядом со старым сатиром с длинными седыми волосами. Она заметила, что мушкетеры сбились в кучу в углу. Графиня ловко отплясывала в центре бального зала.

– Да, дела, – промолвила Элпью. – Подумать только: моя госпожа выделывает антраша с королем Франции. – Старик, не поднимая глаз, уплетал горошек. – Вы должны любить свою работу. А кстати, вы не боитесь, что однажды вам не посчастливится – вы отведаете неудачное блюдо и получите то, что предназначалось господину в красном? – спросила она. Поскольку мужчина не обращал на Элпью внимания, поглощая горошек, она продолжала: – Вы живете в Версале? – Мужчина кивнул. Элпью подумала, что высокомерный маленький рот, видневшийся из-под полумаски, придает мужчине сходство со старой декоративной собачкой. – Красотища там, правда? Боже, что за место! Золотая крыша! А сколько зеркал! Королю, похоже, нравится пугать им людей.

– Пгавда? – Мужчина положил себе еще ложку горошка. – Каким же обгазом?

– Находясь там, преисполняешься благоговейным ужасом. Дворец так огромен и красив, и все там кажется чудом. Имея такие владения, король, по-моему, еще больше чувствует себя королем. – Элпью взяла с тарелки мужчины горошину и отправила в рот. – Хотя я считаю ужасным, что король красуется среди такого великолепия, когда меньше чем в миле отсюда умирают от голода люди. – Старик кивнул и съел еще ложку горошка. – А потом, эта его диковинная старая тюрьма.

– Бастилия?

– Угу. Просто фарс какой-то. Все вокруг думают, что это огромная сырая темница, в сто раз хуже, чем Ньюгейтская тюрьма, однако же нет. Там начинаешь понимать, что тюрьма не такое уж плохое местечко. И что за блестящая мысль – держать там этого страшного узника в маске. И никто не знает, что натворил бедняга. Но всем известно: он так прогневал короля, что тот будет держать его там вечно, без друзей, без лица, без суда! Одно слово, бедняга. Подумаешь, и волосы дыбом встают.

– Пгавда? – Мужчина перемешал горошек и съел еще.

– Скажем так, это заставит меня дважды подумать, прежде чем огорчить короля… – Элпью умолкла и пристально посмотрела на собеседника. – Вы не донесете на меня, а?

– Вы не любите гогошек? – спросил старик, поворачиваясь к столу, чтобы в очередной раз наполнить свою тарелку.

– Люблю. – Элпью смотрела, как мужчина накладывает для нее на отдельную тарелку горошек, приготовленный с луком-шалотом и латуком, и горошек под белым соусом.

– Alors… скажите, что вам понгавится больше, – попросил он, подавая Элпью тарелку. – Le pois a la franchise [123] или под бешамелью?

Элпью дегустировала, глядя на танцующих. Графиня, судя по всему, вполне освоилась с королем. Пастушки рассыпались по всему залу. Черный пес по-прежнему кружился в танце с одной из них, маркиз танцевал с другой, герцог де Шарм, опасно покачиваясь, – с третьей. Чуть поодаль две пастушки танцевали друг с другом. «Не две ли это барышни – Смит и Бонтем?» – подумала Элпью.

– Ну? – спросил мужчина. – Котогый? Бешамель или а la franchise?

– Оба блюда восхитительны, – ответила Элпью. Рядом с ней уселась еще одна пастушка. – Но я удивлена изысканным вкусом белого соуса.

– Вчега мы тоже пгобовали его, – сказал сатир. – Но сегодня он еще лучше. Мне нгавится легкий пгивкус лука.

– С меня довольно, – заявила Вирджиния, перебивая разговор без всякого почтения к собеседнику Элпью. – Джон не придет. Он самый обычный обманщик и прохвост.

– Он сказал тебе, в каком будет костюме? – осведомилась Элпью. – Может, он здесь, а ты не узнаешь его.

– Не говорите глупостей, – фыркнула Вирджиния. – Если б Джон пришел, он сейчас бы танцевал со мной.

Герцог покачнулся совсем рядом и взмахнул для равновесия рукой, чтобы не налететь на скамью. Изумруд в его кольце сверкнул на свету, и зеленый отблеск упал на лицо Элпью.

– Он снова с этой Денизой, – запричитала Вирджиния. – Я знаю. Свинья.

Герцог казался Элпью все более странным. Она знала: обычно он не очень уверенно чувствует себя на каблуках, но этим вечером де Шарм, вероятно, выпил лишнего, поэтому ему требовалась опора, чтобы пройти даже самое маленькое расстояние, и он тяжело опирался на свою партнершу в танце – пастушку.

– А не переоделся ли Джон герцогом? – предположила Элпью. – Возможно, он принял ту пастушку за тебя.

– Джон – настоящий мужчина, – оскорбилась Вирджиния. – Он никогда не выставил бы себя на посмешище, нарядившись французским модником.

Еще одна пастушка присела на край скамьи, обмахиваясь веером и тяжело дыша.

– По-прежнему не хочешь потанцевать? – обратилась она к Вирджинии.

Та молча вскочила и убежала.

Графиня исчерпала все попытки завести светскую беседу. Погода, бальный зал, костюмы, обилие пастушек – все было подробнейшим образом обсуждено, и теперь леди Анастасии хотелось, чтобы музыка умолкла и ей наконец удалось отведать той заманчивой еды, которой наслаждались все остальные.

– Вы знаете, кто я такой, да, Эшби? – спросил мужчина в алом.

– Ведь это маскарад, милорд. – Графине не хотелось выглядеть дурой или нарваться на неприятности. – Вам же известно, что маски, как правило, не снимают до последнего танца.

– Это вегно. – Мужчина в алом костюме выполнил пируэт и, поскольку прозвучал заключительный аккорд, поклонился. Графиня сделала реверанс.

– Еще один танец, ггафиня. – Мужчина в алом не отпускал руки леди Анастасии. – В память о пгошлых вгеменах.

Дирижер объявил следующий танец.

– Дамы и господа, следующий танец «Вечер пятницы».

Графиня и мужчина в алом костюме взялись за руки и встали лицом друг к другу.

Элпью улыбнулась, заметив, как ее госпожа украдкой отбросила ногой в сторону подол платья.

– Просим выбрать партнеров для «Вечера пятницы»!

Что-то насторожило Элпью. Вечер пятницы? Вечер пятницы! Это был танец, а не крайний срок. Что бы ни произошло – Армагеддон, Богоявление, – это случится сейчас.

Элпью вскочила и обвела взглядом зал.

Герцог отступил на шаг и распахнул свой камзол. Именно в этот момент Элпью заметила выпуклость в его штанах. Со своего места она ясно увидела, что за поясом у него пистолет – заряженный, со взведенным курком.

Музыканты поднесли смычки к инструментам, чтобы взять первый аккорд, герцог выхватил пистолет.

Элпью метнулась вперед и толкнула графиню и мужчину в алом на пол как раз в тот момент, когда прогремел выстрел.

Пары кинулись врассыпную, мушкетеры бросились к королю и вывели его из зала, двое из них оттащили Элпью и наставили на нее шпаги. Герцог сбежал.

Мужчина в костюме мавра и могучая пастушка бросились в погоню. По всему залу распростерлись вопящие пастушки.

– Зачем ты это сделала, Элпью? – спрашивала лежавшая на полу графиня. – Мы только-только начали знакомиться. А теперь его увели.

– Вы слышали выстрел? У герцога был пистолет, мадам. Вы точно не ранены? – Элпью вырывалась из рук державших ее мушкетеров. – Он целился в вас. Да не меня надо арестовывать! – крикнула она мушкетеру, приставившему шпагу к ее горлу. – Это герцог. Он стрелял. Вы же видели. – Элпью повернулась к седовласому сатиру, чтобы он подтвердил ее слова, но его как ветром сдуло. – Куда подевался этот человек? Он же видел, что произошло. – Элпью крикнула во все горло: – Вирджиния! Ты должна была видеть. Герцог направил пистолет на графиню и ее партнера.

– Я знаю только то, что мое сердце разбито, – плакала та. – А теперь вечер окончательно испорчен и Джон не придет.

Пока графиня поднялась с пола и добрела до скамьи, мушкетеры связали руки Элпью за спиной.

– Элпью нельзя забирать, слышите? – пробормотала она. – Мы обе на вашей стороне. – Графиня потянула за рукав одного из уводивших Элпью мушкетеров. – Мы выполняем приказы его величества.

У дверей группа мушкетеров преградила графине дорогу, но Элпью все же успела прошептать ей:

– Никому не доверяйте. Это был не герцог.

Остановившись, графиня смотрела вслед своей напарнице, пока за той не заперли дверь.

– То она говорит, что это герцог, а через минуту – что не герцог. – Графиня вздохнула. – Ничего у нее не поймешь.

– Вы целы, графиня? – Сзади подошла мадемуазель Бонтем, подняв свою маску. – У вас на руке небольшой порез. Подождите на скамье, я схожу за доктором.

– Я даже и не заметила. – Графиня посмотрела на сочившуюся из пальца кровь и перевязала руку льняной салфеткой. – А мой партнер невредим? Ко… мужчина в алом костюме? Его не ранили?

– Играйте! – крикнул с пола один из мушкетеров.

И музыканты, рассевшись по своим стульям, грянули веселый мотив.

– Вы позволите? – В нескольких футах оттого места, где сидела графиня, черный пес, он же лакей Роджер, протянул руку Вирджинии.

Графиня поймала ее за локоть – девушке не стоит совершать столь опрометчивого шага.

– Он же всего лишь лакей! – напомнила она.

Вирджиния вскочила со скамьи.

– Графиня, если помните, последний раз я остановила выбор на груме, и он оказался лордом. Кто знает, кем обернется этот человек. – И она направилась в центр зала.

Упав на пол у стола, рыдал и бормотал что-то по-французски Бешамель, поблескивая своим расшитым костюмом. Мадемуазель Смит и Пайп, наклонившись над ним, гладили его по спине.

– Его величеству все понравилось, – говорила Пайп. – Вы же видели, мисс Смит. Скажите ему. Я видела. Ему понравилось.

Бешамель разразился потоком французской брани.

– Он утверждает, что король и ложки не съел до того, как пошел танцевать с… – Девушка посмотрела на графиню и решила не переводить слова маркиза. – И теперь, когда его величество увели, говорит он, все погибло. Он считает, что соус бешамель всегда будет вызывать в памяти короля выстрел этого изнеженного безумца на ходулях.

– Видимо, из-за своей истерики маркиз даже не подозревает, что его драгоценный соус – всего лишь мой самодельный клей.

– И никогда не узнает. – Наклонившись, мадемуазель Смит прошептала графине: – Я постараюсь убедить маркиза, что это он его изобрел.

– Где мой проклятый муж? – Графиня повернулась и оказалась лицом к лицу с Люси Уиппингем, как обычно, основательно набравшейся. На ней не было ни костюма, ни маски, и она покачивалась из стороны в сторону, сжимая в руке недопитую бутылку вина. – И любовник мой где, если уж на то пошло? – Люси качнулась в сторону Вирджинии и Роджера, которые, танцуя, оказались рядом. – Мужчины – сволочи. Все они такие. – Она наклонилась к графине, чтобы подчеркнуть интимность своего замечания, но продолжала говорить во весь голос. – И мужчины так плохи сами по себе, что им незачем рядиться женщинами. Посмотрите на них! Половина женщин здесь – это мужчины, вы не заметили? Взгляните на эту могучую пастушку, пожирающую взором вашу подопечную. Это не женщина. У нее же волосатые руки! И если это женщина, то помоги нам, Боже, я лучше отойду подальше. Но я-то предпочитаю, чтобы мужчины были мужчинами, а женщины – женщинами. – Люси икнула и, покачиваясь, направилась к танцующим.

Графиня повернулась к столу с яствами и взяла ложку, собираясь щедрой рукой положить себе всех кушаний. Но едва она запустила ложку в первое блюдо, как вернулась мадемуазель Бонтем.

– Доктор здесь, в комнате поблизости. Я отведу вас.

– Со мной все в порядке. Это лишь царапина. – Однако увидев, что на ткани проступила кровь, леди Анастасия неохотно поставила тарелку и пошла за пастушкой.

– Я увидела, как этот человек выхватил пистолет. Было ясно, что он прицелился в мою госпожу или в этого типа, с которым она танцевала. Любой на моем месте поступил бы так же. – Мужчина, который беседовал с ними в Версале, сидел напротив Элпью в освещенной свечами комнате рядом с бальным залом. – И, между прочим, к вечеру пятницы, как я теперь понимаю, было бы слишком поздно. Как только танец начался, герцог – или лучше сказать, тот, кто выдавал себя за него, – прицелился. Он не ранил его, нет?

– Не ранил кого?

– Мужчину в алом костюме, танцевавшего с моей госпожой?

– Кражи драгоценностей… вы приблизились к разгадке?

– Я выяснила, что произошло, сэр. Это была обычная кража, совершенная неизвестными людьми. Я считаю, что они находились в замке временно. Леди Прюд уволила их.

Мужчина искоса глянул на Элпью.

– И взяла вину на себя? Не слишком правдоподобно.

– Она придерживается своеобразных религиозных убеждений, сэр, основанных на самоуничижении. – Мужчина сделал пометку. – А теперь мне бы хотелось вернуться к моей госпоже, сэр, если вы не возражаете.

– Мы арестовали герцога де Шарма. Он не сопротивлялся, когда мы забирали его. Преспокойненько сидел у себя в комнате, одетый для маскарада. С ним была его жена, герцогиня. Она выла как животное, когда мы уводили его.

– Я же сказала: это не он. Это не герцог. Это был человек, выдававший себя за герцога, в его одежде. Что было на герцоге? Я знаю: он не тот, кто стрелял.

– Пистолет лежал в коридоре рядом с его комнатой. Можно сказать, еще дымящийся.

– Предупреждаю вас, – заявила Элпью, – вечер еще не закончился. И если вы арестовали герцога, то очень скоро увидите, что он невиновен. В вашем списке значится Т. в. – последняя трапеза Аурелии; затем Богоявление – собрание трех королей: двух королей и одного наследника, но один из них заболел и не пришел на маскарад; затем «Вечер пятницы» – танец; и у нас по-прежнему остаются Апокалипсис и Воскресение. Поверьте мне, затевается что-то еще.

Графиня вошла в темную комнату. На подоконнике горела единственная свеча, ее пламя металось и колебалось. Доктор Стикуорт сидел за столом у окна и писал письмо.

– Спасибо, мисс Бонтем. – Он положил перо и поднялся. – Давайте посмотрим на рану. – Он взглянул на Бонтем. – Вы можете вернуться на маскарад. Я справлюсь. – Графиня размотала запачканную кровью салфетку. Доктор осмотрел ее руку. – Нам понадобится вода. – Он подал леди Анастасии свечу. – Идемте, я отведу вас в другое место, и там мы быстро все уладим. – Открыв дверь, доктор повел ее через анфиладу странных комнат, потом вниз по каменной винтовой лестнице, затем по длинному узкому коридору и снова вниз. – Это кладовые, графиня. Здесь я держу свой инструмент.

В сыром каменном коридоре стоял нежилой дух.

– Надеюсь, король не ранен. – Графиня заслонила кровоточащей рукой огонь свечи. – Вы осмотрели его?

Доктор издал непонятный звук, доставая огромный ржавый ключ, отомкнул дверь и посторонился, пропуская графиню. Графиня прошла мимо него, и последнее, что она заметила перед тем, как он задул пламя и захлопнул дверь, было блеснувшее кольцо с изумрудом.

Когда Элпью вернулась в бальный зал, все было в порядке. Вот только ушли все мушкетеры.

Мужчина в мавританском костюме сидел у стола, а принц-разбойник вел Пайп в торжественной куранте.

Заметив нехватку пастушек, Элпью спросила себя, не отправились ли они на поиски стада овец, за которое стоило бы сразиться.

Одинокая пастушка танцевала с Роджером в несколько вызывающей манере.

– Полагаю, вы не видели моего вонючего мужа? – Люси Уиппингем плюхнулась на скамью рядом с Элпью. – Наверное, обрабатывает какую-нибудь девицу, если она способна вытерпеть вонь нюхательного табака.

– Вы не видели мою госпожу?

– Она порезала руку. – Схватив Элпью за локоть, леди Уиппингем так и покатилась со смеху. – Эта ваша подопечная вот-вот спарится с лакеем Шарма, не заметили?

Их движения действительно напоминали скорее то, что можно увидеть в банях Ковент-Гардена, чем фигуры куранты, которую танцевали все остальные.

Стройный мужчина в лисьей маске грубо вытащил Элпью танцевать.

– Где ваша госпожа? – Элпью тотчас узнала голос Уэкленда. – Она в смертельной опасности. – Сжав руку Элпью, он тянул сыщицу за собой. – Ради Бога, притворитесь, что танцуете. Тут есть одна пастушка…

– Здесь множество пастушек, лорд Уэкленд. Вы их не видели?

– Одна в особенности. Моя плоть и кровь, но я… – Он замолчал. Элпью была уверена, что Уэкленд плачет под маской. – Она переполнена злобой. И направляет ее не на тех людей. Она убила Изабеллу и Аурелию, а теперь охотится на вашу госпожу. Но ей нужна…

– Леди Прюд, – сказала Элпью. – Я знаю. Но почему, милорд?

– Пятнадцать лет назад, когда я работал помощником повара в Лондоне, у меня родилась дочь. Я бросил работу и поступил на службу в семью леди Прюд. Она была высокого происхождения. Я же – низшим из низших… – Соблюдая фигуры танца, они повернулись и, продолжая держаться за руки, сделали несколько шагов, потом каждый отставил в сторону ногу. – Моя жена умерла в родах. Поэтому четыре года я воспитывал девочку один. Затем ее светлость обратила на меня внимание, и мы бежали, а затем поженились. Именно в то время произошла так называемая «Славная революция», и тысячи английских католиков бежали во Францию, поэтому мы сделали вид, что тоже исповедуем эту веру, и надежно укрылись в толпе. Я увез дочку с собой, но леди Прюд заявила, что мы никогда не сможем начать жизнь заново с такой обузой, как ребенок, особенно темнокожий ребенок. Поэтому мы отдали ее…

– В монастырь ордена дочерей Богоматери.

– Да. А когда несколько лет назад леди Прюд бросила меня, чтобы выйти за лорда Прюда, я осознал свою ошибку.

– Но вы же были женаты, лорд Уэкленд… как же она могла выйти за другого? Особенно в католической Франции?

– Я не Уэкленд и никакой не лорд, а мистер Смит, живший рядом с Тауэром. Выйдя за меня, леди Прюд потеряла свой титул и стала обыкновенной миссис Смит. – Уэкленд презрительно усмехнулся. – Так продолжаться не могло. Через несколько лет она оставила меня, чтобы вернуться в общество, куда потеряла доступ, выйдя за меня замуж. Я поехал в монастырь за своей дочкой, но монахини сказали, что она умерла. – Уэкленд всхлипнул. – Она была такой милой. Похожая на мою мать, но смуглая, как ее мать, она напоминала цыганку.

– А она была жива, да?

– Но я не знал этого. Если бы знал, я бы… – Уэкленд кивнул, ухмылка на лисьей маске резко контрастировала с его рассказом. – Я скитался по Франции, а потом оказался здесь, в Сен-Жермене, куда в конце концов попадают все изгнанники. Леди Прюд, теперь уже сама вдова, сразу узнала меня. Придумав мне имя и фальшивый титул, она дала мне работу в обмен на мое молчание о ее двоемужии.

– А ваша дочь?

– Она выследила меня, угрожая убить женщину, которая помогла мне…

– Уничтожить ее?

– Да, так она говорила. Я никогда не видел ее с тех пор, как оставил в монастыре. Но несколько недель назад получил письмо; она сообщала, что знает, кто я такой, и пришла вернуть мне мое имя – простого мистера Смита – и совершить правосудие над женщиной, которая отделалась от нее. Я думал, что это Аурелия, поскольку письмо пришло за день до ее появления, но теперь сомневаюсь. Это может быть любая из здешних молодых женщин… Леонора Смит например. Ведь у нее такая же фамилия, как у меня.

– Леди Прюд оставила для этой таинственной девушки записку в исповедальне приходской церкви, верно? – торопливо заговорила Элпью. Она хотела располагать полной информацией, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. – Леди Прюд сказала вашей дочери, что мачеха, обидевшая ее, была писательницей, после чего леди Мердо-Мактавиш, графиню и меня отправили в Бастилию ради нашей же безопасности?

– Да, таков был план.

– Затем, после того как леди Мердо-Мактавиш встретила свой страшный конец, леди Прюд охватила паника. Она сообразила, что события выходят из-под контроля. И тогда сделала так, чтобы ее арестовали?

– Я дал ей знать, что она ошиблась с Аурелией и Изабеллой. – Уэкленд плакал под маской лисы. – Затем я оставил в исповедальне еще одну записку для нее, где написал всю правду, но она за ней так и не пришла.

– Значит, девушка все еще полагает, что графиня ее мачеха?

Когда они сделали разворот на носочках, в бальный зал вошел доктор Стикуорт. К нему направилась пошатывающаяся Люси Уиппингем, и доктор круто развернулся.

– Вернись, Стики! – воскликнула Люси, устремляясь за ним. – Ублюдок! – Остановившись на пороге, она запустила ему вслед пустой бокал. – Хотя мать и назвала тебя Гектором, это не означает, что ты можешь трахать все попадающееся тебе на глаза, надутый мерзавец.

Гектор!

Так французы называют валета бубен. Оставив Уэкленда, Элпью подхватила юбки и бросилась в погоню за доктором.