Туркменский юмор

Кемине и пир[1]

Пригласили Эрали-ишапа разделить наследство между сыновьями умершего бая. Он взял с собою ученика-сопи Кемине. «Будет собеседником в дороге и за лошадью присмотрит», – решил пир. Оседлали ему породистую кобылу, а Кемине – захудалую клячу, и они поехали. На дороге пир увидел жука-навозника, катившего свою добычу. Желая отплатить Кемине за его насмешки, пир ядовито заметил:

– Не находите ли, молла Кемине, что этот навозник смахивает на текинского бедняка, который тащит домой мешок с объедками?

Кемине легонько стукнул жука прутиком; тот выпустил свою добычу и поднял передние лапки. Поэт рассмеялся:

– По-моему, он больше похож на ишана, мой тагсыр. Посмотрите, он поднял руки и читает молитву!

– Ну и язык у тебя, Кемине-сопи! – разозлился ишан. – Ни одно слово от тебя не укроется!

– Всё равно мне до вас далеко, святой отец, – признался Кемине. – Ведь от вас не укроется ни одно зёрнышко в чужом амбаре, ни одна монета в чужом кармане.

Некоторое время Эрали-ишан и Кемине ехали молча. Поглядывая на злое лицо пира, Кемине экспромтом сочинил стихи:

Ишан пуще разозлился.

– Сам дьявол говорит твоими устами! – крикнул он и хлестнул кобылу.

Кемине тоже заторопил свою клячу. Так они и ехали: впереди, мягко покачиваясь в удобном седле, – пир, сзади, трясясь на мослах почтенного одра, – Кемине.

– Как ты там едешь, молла Кемине? – оглядываясь, с усмешкой спрашивает пир.

– Разве я еду?

– А что же ты делаешь?

– Просто подпрыгиваю и опускаюсь.

– Значит, скоро разобьёшь свою ступку?

– Да, тагсыр, но не раньше, чем вы разотрёте свою молочную лепешку.

– Ты что? К женщине меня приравниваешь?! – снова рассердился пир.

– О нет, мой учитель. Говорят два ишана стоят одного человека, да и то женщины. Но ведь вы один!..

Путешествие, к удовольствию спутников, закончилось. После сытного обеда пир приступил к разделу наследства между сыновьями покойного бая. Себя он тоже не забыл.

Кемине, заметив мошенничество, с невинным видом спросил:

– Ишан-ага, умерший и вам приходится отцом?

Пир закончил раздел наследства. Съехались соседи-баи. Начался той. Время от времени кто-нибудь из гостей почтительно обращался к Эрали-ишану с вопросом на религиозные и житейские темы. Пир отвечал, раздуваясь от важности.

– Тагсыр, большой ли грех курить чилим? – спросил один.

– Если курить для леченья, то греха никакого нет, – ответил ишан.

– Вах, мой пир, – удивился Кемине. – Вчера вы говорили: «За курение ждет ад!». Чему же верить?

Зная по опыту, что с Кемине лучше не спорить, пир перевёл разговор на другую тему.

– Мусульмане, – сказал он, – если вы хотите быть достойными райской жизни – совершайте побольше богоугодных дел. Не скупитесь на жертвы в этом мире. На том свете предстоит переходить через мост, который тоньше волоса, острее меча. Под ним помещается ад, кишащий змеями и скорпионами. Чтобы удачно миновать мост, жертвуйте побольше баранов и коз в пользу бога и его служителей.

– Скажи-ка, чабан, – громко обратился Кемине к соседу, – когда легче провести через мост баранов и коз, когда их много, или когда мало?

– Чем меньше, тем легче, – ответил чабан.

– Вы слышали, люди? – воскликнул Кемине. – Если не хотите упасть в ад, не давайте баранов. Иначе они столкнут вас с моста!

Пир и Кемине возвращались домой. Навстречу показались два всадника. Издали завидев Эрали-ишана, они спешились и что-то спрятали в придорожных зарослях. Когда ишан приблизился, незнакомцы почтительно приветствовали его.

– Что это вы спрятали в кустах? – поинтересовался тот вместо ответа на приветствие.

Всадники пытались было отговориться, но ишан так пристал к ним, что они вынуждены были сказать:

– Мы бахши. Едем на свадьбу.

– Значит, вы спрятали дутары?

– Да, тагсыр, но мы сделали это из уважения к вам.

– Ах, вы, капыры, подлые нечестивцы, слуги шайтана, дети греха! – завопил Эрали-ишан. – Вместо того, чтобы направить свои помыслы на дела, угодные богу, вы бродите с дутарами и поганите землю!

Бахши стояли, смущенно понурив головы.

О мой пир, – вмешался Кемине, – помыслы этих людей чище наших. Они ходят по свадьбам, где веселье и радость, а мы с вами – по поминкам, где смерть и горе.

Как-то Кемине захотелось повидать семью.

– Разрешите, учитель, съездить домой, – обратился он к пиру.

– Поезжай, только возвращайся.

– А как же? – усмехнулся Кемине. – Сказано же: конь тысячу раз ступит туда, куда зарекался ступать.

– Обязательно возвращайся, – повторил пир и добавил: – Привези мне хорошего волкодава.

Уладив семейные дела, Кемине снова появился в Хиве. Не забыл он и о поручении пира – прихватил с собой какого-то бездомного щенка. Эрали-ишан возмутился:

– Я просил привезти овчарку, а это же дворняга какая-то!

– Не огорчайтесь, учитель, – сказал Кемине, – она поживёт у вас немного и станет настоящим волкодавом.

Эрали-ишан был очень жадным человеком. Получая плату за совершение молитв, он никогда не делился ею со своими учениками-сопи, помогавшими ему в богослужении. Больше того, вместо учёбы, он заставлял их работать на себя. Единственная премудрость, которую он постоянно вдалбливал им в головы, состояла в том, чтобы они во всём брали пример с него, с учителя.

Однажды сопи были посланы копать землю. Пошёл и Кемине. Заложив руки за спину, Эрали-ишан прохаживался среди работающих. Кемине поступил так же. Пир заметил лентяя.

– Кемине-сопи, – раздражённо сказал он, – если ты хочешь учиться – работай, как другие!

– Учитель, – смиренно проговорил поэт, – вы советовали брать пример не с сопи, а с вас.

Вспомнив своё назидание, пир взялся за лопату. Тогда и Кемине приступил к работе.

Вечером, после работы, все сели ужинать. По жадности своей, пир поставил перед каждыми десятью сопи по одной миске плова. Кемине рассмеялся.

– Ешьте, молла Кемине, – сердито проговорил Эрали-ишан.

– С удовольствием, – ответил Кемине, и раньше всех принялся за еду.

Ртов было много, и миска вскоре опустела. Пир удивился.

– Ты наверно не помолился прежде чем сесть за трапезу? – спросил он Кемине. – Что-то уж очень быстро поужинал!

– Наоборот, учитель, – ответил Кемине. – Было слишком много помолившихся. Бисмилла!

После плова был подан чал. Кемине пил, причмокивая от удовольствия.

– Молла Кемине, пей без шума, – строго заметил пир.

– А что, разве чал ворованный?

– Нет, нет, – успокоил пир. – Но это вовсе не означает, что надо пить, шлёпая губами, как верблюд.

– Хорошо, тагсыр, – согласился Кемине. – в следующий раз я буду пить по-вашему – процеживать сквозь зубы, как ишак.

Однажды пир за совершение духовного обряда получил много зерна и, по обыкновению, ни с кем не поделился.

– Мой пир, – обратился к нему Кемине во всеуслышание, – в какой год вы родились?

– В год крысы, – ответил ничего не подозревавший пир.

– А… – сказал Кемине. – Тогда понятна ваша любовь к зерну.

Чтобы заработать побольше, Эрали-ишан читал длинную-предлинную проповедь.

– Помните, мусульмане, – поучал он, – ад страшен! Зато прекрасен рай! Но попасть в него трудно. Надо перейти через мостик тоньше волоса, острее меча. Преодолеть его может только тот, кто не печется о земных благах, кто делает много богоугодных дел… Ах, как сладко в раю! Кругом благоуханные цветы, множество ароматных плодов, всякие яства… – Тагсыр, – прервал пира Кемине, – если в раю так хорошо, за чем же дело стало? Чем жить в этом беспокойном мире, спешите в рай!.. А мы за вами!

Кемине жил в отдельной худжре при мечети. Однажды, после праздника курбанлыка, он вёл домой барана. Увидев, что можно поживиться за чужой счёт, Эрали-ишан приказал своим сопи догнать Кемине и отнять барана.

Сопи спрятались под мостом, который лежал на пути Кемине, и, когда он приблизился, выбежали. Баран испугался и вырвался из рук Кемине.

– Ах ты, капыр! – закричал Кемине и побежал вдогонку. Сопи за ним.

– Не троньте! – закричал Эрали-ишан из укрытия, откуда он подглядывал за тем, как выполняют его поручение сопи. – Он теперь стал поганым, как свинья.

Один из сопи наконец поймал беглеца.

– Вах, какой замечательный! – с восторгом сказал он, передавая барана Кемине.

– Услышав, что баран жирный, пир замахал руками и приказал:

– Тащи его сюда! Он снова стал бараном!

Задумал Эрали-ишан построить себе роскошный дом и мечеть, но никак не мог найти подходящего места.

– Кругом была война, – брюзжал он. – Вся земля опоганена кровью.

Наконец, его осенило. Он созвал тысячу бедняков и приказал им насыпать посредине озера Узынада остров.

Однажды пир приказал Кемине:

– Пойди понаблюдай за работой.

Кемине пришёл к озеру, увидел изнурённых работой дайхан и страшно рассердился. Подъехал сам Эрали-ишан. Быстро взобравшись на дерево, Кемине принялся обрубать сучья.

– Что ты делаешь? – спросил ишан.

– Хочу вот тут построить себе дом, – ответил поэт.

– Вах-вей! – удивился пир. – Неужели ты не нашёл более подходящего места?!

– Это место подходит для строительства не меньше, чем то, которое выбрали вы, – сказал Кемине.

Кемине житья не давал ишану своими насмешками. Раз как-то он сказал ему:

– Мой пир, какое зрелище я видел недавно!

– Какое же? – полюбопытствовал ишан.

– Большая собака гонялась за свиньёй.

– Что же это была за собака, если она не могла догнать поганую свинью?… – стал расспрашивать пир. – Большое между ними было расстояние?

– Нет, почти рядом, – ответил Кемине. – Если предположить, что вы свинья, то как раз такое, как между нами.

Все, кто приходил к Эрали-ишану, кроме пожертвований ему самому, должны были давать по одной монете каждому из двенадцати его сопи, которые бродили вокруг мечети.

Однажды ишан сам отправился в гости. Он пришёл к Кемине. Но в кибитку его не пустила собака. Кемине вышел на лай. Увидев ишана, он покачал головой и сказал:

– Ах, тагсыр, нам приходится давать по одной таньга каждой из двенадцати ваших собак. У меня только одна и ей вполне хватит куска чурека. Неужели вам жалко?

Несколько человек, среди которых были Эрали-ишан и Кемине, собрались есть дыню. Тронули её ножом, и она треснула.

– Осторожно! Как бы из неё не вышел Кемине в своей шубе! – сострил пир.

– Ну, вряд ли это возможно! – усмехнулся Кемине. – Вот, если бы вы сказали, что я выйду ограбленным из вашего дома… было бы похоже на правду.

Кемине вырастил дыни. Оказалось, хлопот с ними полон рот: то ежи портят, а то – пир придёт и заберёт сколько ему нужно.

Как-то Эрали-ишан зашёл к Кемине, чтобы поживиться за счёт своего ученика, и увидел, что тот сидит, уставившись в одну точку.

– О чём задумался, мой хан? – спросил пир.

– Да вот, пытаюсь понять, для чего аллах среди прочих животных создал ежей, а среди людей – пиров.

У Кемине кончились запасы, и семья стала голодать. Он поспешил к пиру:

– Тагсыр, помогите! Жена, дети три дня крошки во рту не держали…

– Я помогу тебе перейти мостик в рай… – важно начал пир.

– Если вы имеете в виду конец света, – перебил его Кемине, – то в моей кибитке он уже наступил. Дайте мне немного хлеба.

Пир не дал.

– Правду в народе говорят, что лучше подружиться с дьяволом, чем уповать на ангела, – сказал Кемине.

Уйдя ни с чем от пира, Кемине обратился к знакомому человеку по имени Мамедсалык и попросил у него взаймы пять-десять батманов зерна. Тот дал без разговоров пятьдесят.

– О, да здесь течёт Аму-Дарья! – воскликнул поэт. – А я не знал и столько времени провозился у затхлого источника!

Бай пригласил Эрали-ишана в гости. Пир с радостью согласился и взял с собою Кемине. По дороге им встретился большой арык, полный воды. Как быть?

– Иди вперёд, молла Кемине, – сказал пир.

– О, тагсыр, разве я посмею сделать хоть шаг впереди вас! – смиренно возразил Кемине.

Пиру ничего не осталось, как лезть в воду. Когда он был уже посредине арыка, Кемине разбежался и с криком: «О мой пир!» прыгнул ему на спину. Ишан с головой окунулся в воду.

– Что ты делаешь?! – вскричал он, отфыркиваясь.

– А помните, тагсыр, – спокойно ответил Кемине, сидя у того на загривке, – на мою просьбу ссудить пшеницы вы обещали мне помочь перейти мост на том свете. Вот я и подумал: коль вы готовы оказать мне большую услугу в будущем, то с удовольствием сделаете меньшую сейчас. Не правда ли?

У Кемине разболелось ухо: покраснело, распухло. Увидел его пир и съязвил:

– Молла Кемине, ты что, у ишака взял ухо?

– Да, тагсыр, – потупив глаза ответил поэт. – Ведь ум его взяли вы, а мне только и досталось…

– Попадёте в рай – там всего будет вдоволь: яблоки, гранаты, инжир, хурма, – говорил пир своим сопи и держал их впроголодь.

Кемине до смерти надоели подобные речи и он решил его проучить.

– Сегодня у меня на обед пельмени из свежей, жирной баранины с луком и перцем, – однажды сказал он. – Не окажет ли тагсыр мне честь?…

– Отчего ж, охотно! – обрадовался пир.

В назначенный час он был уже у Кемине. Тот возился с собакой и не спешил приглашать гостя в кибитку.

– Кем тебе доводится эта собака, что ты так ласкаешь её? – нетерпеливо спросил ишан. – Отцом? Матерью?…

– Это наш пир, – ответил Кемине.

Надеясь на вкусное угощение, тот пропустил намёк мимо ушей. Вошли в кибитку. Никаких приготовлений к обеду пир не заметил.

– Где же твои пельмени? – не выдержал он. – Мы уже слюнки глотаем.

– Мой пир, – смиренно произнёс Кемине, – в ожидании райских яблок, инжира и хурмы вы уже семь лет нас заставляете не только слюнки глотать, но и носить для вас воду, рубить дрова, копать землю, сеять и убирать. И всё-таки мы не ропщем. Потерпите и вы.

Эрали-ишан заболел. Сопи решили его навестить. Кемине условился с товарищами, как и о чём говорить. Один сопи долго расспрашивал пира о здоровье и под конец сокрушенно промолвил:

– О, тагсыр, вы похудели, как собака!

Пир обиделся, но промолчал.

Второй сопи тоже начал с расспросов о здоровье.

– Сейчас один сопи сказал, что я стал худым, как собака, – пожаловался ему Эрали-ишан.

– Да плюньте вы на этого глупого человека, – утешал его сопи. – Бог даст, поправитесь и снова станете толстым, как свинья…

Пришёл Кемине. Пир кипел от злости и сразу стал изливать свою желчь на неблагодарных.

– Ты знаешь, молла Кемине, – с горечью сказал он, – один сопи сравнил меня с собакой, другой – со свиньей.

– Успокойтесь, тагсыр, я их пира в землю закопаю! – пообещал Кемине.

Кемине и окружающие

Многие сопи завидовали находчивости и остроумию, с которым Кемине отражал нападки пира.

– Где ты прячешь мешок со своими шутками и меткими словечками? – спрашивали они у Кемине. – Мы бы хотели похитить его.

– Вам придётся украсть мою шубу, – рассмеялся поэт. – Всё дело в ней. В каждом шве – шутка, под каждой заплатой – острота.

Большую часть своей жизни Кемине работал на баев. Как-то по поручению одного из них он поехал за песком. На обратном пути повстречал другого бая.

– Молла Кемине, что за груз везешь? – спросил тот, увидев туго набитые чувалы.

– Белый песок, – ответил Кемине.

– А зачем он нужен?

– Разве вы не знаете, бай-ага? Это же превосходное средство против блох и москитов.

Кто не страдает летом от блох и москитов? Бай сразу же пристал к Кемине, не продаст ли тот свой белый песок.

– Продать?! Что ж, пожалуй…

– Сколько стоит?

– Тридцать таньга за всё.

– Дорого, – стал торговаться бай.

– Видите ли, бай-ага, не всякий песок помогает. Надо знать место.

– Получай тридцать таньга! – после раздумья, решил бай Видимо, здорово донимали его москиты и блохи.

Через некоторое время Кемине снова встретил этого бая. Тот набросился на нею чуть ли не с кулаками.

– Ты меня обманул! – завопил он. – Твое средство не помогает!

– Вы, наверное, неправильно им пользовались, бай-ага, – спокойно ответил Кемине.

Бай растерялся.

– А… как им надо пользоваться?…

– Очень просто, – сказал невозмутимо Кемине. – Надо поймать блоху и насыпать ей песок в глаза.

– Вах, если я её поймаю, то просто убью! – вскричал бай.

– Вы правы, бай-ага, – ответил поэт. – Это, пожалуй, даже лучше.

Всю жизнь Кемине проходил в одной и той же шубе. Она была так стара, что, казалось, состояла ид

одних заплат.

Как-то вокруг него собралась молодёжь. Один парень спросил:

– Молла Кемине, когда была сшита ваша шуба?

– Юноши, – ответствовал поэт, – не затрудняйте меня туманными вопросами. Моя шуба создавалась не в один год. Вот эта заплата, например, была пришита пять лет тому назад, а вон та – десять. В другой раз показывайте, какая именно часть шубы вас интересует.

Однажды вечером, набросив на плечи свою знаменитую шубу, Кемине отправился к соседям. И надо же такому случиться: у самого их порога он поскользнулся и упал. Едва он вошёл в комнату, его спросили:

– Молла Кемине, ты что, упал?

– Нет, шуба свалилась… – небрежно ответил поэт.

– Почему же такой грохот был? – удивились соседи.

– Наверное, потому, что внутри шубы был я.

Кемине долго шёл пешком и очень устал. Его нагнал на осле какой-то добрый человек и предложил сесть сзади. Кемине проехал немного, облегчённо вздохнул и сказал:

– Оказывается, рай не так уж далеко от земли – всего лишь на высоте ослиного роста.

Как-то Кемине шёл по дороге и встретил нескольких парней.

– Молла Кемине, почему вы пешком? – спросил один из них. – Раньше вы всегда ездили на осле.

– Вам лучше не спрашивать, а мне – не отвечать, – сказал Кемине. – Ишак мой потерялся… Я так благодарен судьбе. Ведь если бы я сидел на нём, то потерялся бы вместе с ним.

Как-то Кемине мимоходом заглянул к знакомым. В казане варилось мясо, и они готовились обедать. Но хозяйка была на редкость скупа, и ей не хотелось кормить гостя обедом.

– Коза такая старая, такая старая, – затараторила она, – что и через месяц не сварится.

– Гость тоже не молод, – спокойно заметил Кемине. – И уж если сел, то поднимется не раньше, как через полгода.

В это время в кибитку забежал козлёнок. Повертелся, покрутился, подошёл к Кемине и принялся жевать заплату на его шубе.

– Вах, как странно! – воскликнул тот, – Обычно гостя угощают козлёнком, а тут козлёнок норовит съесть гостя.

Ещё раз довелось Кемине попасть к богатым, но скупым людям.

Пришёл он усталый, голодный и видит: стоит на огне казан, а из него валит ароматный пар.

«Тут я пообедаю и отдохну», – подумал поэт. Но хозяевам не хотелось разделить трапезу с гостем. Посовещавшись, они решили предложить ему чёрствый чурек и выпроводить, а потом самим поесть. Кемине не захотел портить аппетит, хотя был смертельг но голоден. Да и уходить не собирался.

Хозяйка принесла целую гору свежего, только что испечённого чурека, положила его в хурджум и повесила на стену. А казан сняла с огня и отставила в сторону.

– Теперь пора и спать ложиться, – сказала она и стала готовить постель.

Кемине пришлось лечь с пустым желудком. Сон к нему не шёл. Когда хозяева уснули, его ноги будто сами собой встали, руки тихонько подняли крышку казана и стали шарить в поисках съестного. В казане оказалась пара жареных гусей. Со всеми предосторожностями он вытащил их. А чтобы посуда не пустовала, положил в неё пару чарыков, оказавшихся под рукой. Достать из хурджума чурек тоже не составило труда. Поэт устроил пир горой.

Крепко закусив и набравшись сил на дальнюю дорогу, Кемине решил примерно наказать жадных хозяев. Он взял из птичника петухов, посадил их за пазуху и, растолкав храпевшего хозяина, сказал:

– У меня неотложное дело, я должен уйти… Счастливо оставаться.

– Куда так рано, подожди хоть, пока петухи запоют, – лицемерно упрашивал хозяин.

– Петухи пропоют в дороге, – ответил Кемине.

– Ах, как жаль! – стал сокрушаться хозяин. – Мы даже не посидели с тобой, не поговорили как следует, я даже не знаю кто из нас старше, а кто моложе?

– А сколько тебе, дорогой? – спросил Кемине.

– Два раза по двадцать и десяток. А тебе?

– Точно не знаю, – сказал поэт, – но помню, когда я ещё был мальчишкой, еле-еле достававшим чурек из хурджума, что висел на стене, тогда Чарык-батыры совершили набег на Казан-кала и изгнали оттуда Гусей-ханов.

Кемине попрощался и ушёл.

– Слава аллаху, – сказал хозяин, проснувшись утром. – Наконец-то отвязались от непрошеного гостя. Вот уж поедим в своё удовольствие… Жена, ставь казан.

Хозяйку не пришлось упрашивать. Она быстро разожгла очаг, водворила на него казан и оба – муж и жена – стали глотать слюнки в ожидании гусятины.

В котле зашипело, запищало, показался дым.

– В чём дело? – удивился муж.

– Всё радуется уходу гостя, – ответила жена. Сняли крышку с казана, а там – чарыки. Кинулись к хурджуму – и он пуст.

– Ведь он же намекал мне! – простонал муж, и тут же пустился в погоню.

Вывернув наизнанку шубу и став неузнаваемым, Кемине шёл не торопясь.

– Куда так рано собрался? – остановил он своего негостеприимного хозяина.

– Ай, у меня ночевал гость по имени Кемине… – отвечал тот запыхавшись. – Знаешь, что он сделал? – И он рассказал всё как было.

– Подумать только! – возмутился Кемине. – То aie самое он сотворил со мной! Я ведь, как и ты, ищу его.

Они пошли вместе. Но вот дорога раздвоилась.

– Мы не знаем по какой он пошёл, – сказал Кемине, – поэтому нам лучше разделиться. Ты иди по одной, а я – по другой. Кто-нибудь из нас обязательно поймает этого нечестивца и накажет за двоих.

Несколько молла пошли в гости к баю. Кемине присоединился к ним.

– Куда ты в таких лохмотьях! – стали они уговаривать его. – Ты позоришь нас. Иди домой.

– Вершины гор не бывают без тумана, а мужчина – без своей цели, – ответил Кемине.

К баю он, конечно, не попал – слишком неприглядной на нём была одежда.

Кемине постучался в кибитку бедняка:

– Примете гостя? – спросил он.

– Заходи, заходи. Угостить нечем, а место всегда найдётся, – ответили ему.

– Мне бы переспать.

Кемине заметил, что хозяйка что-то варит в котле, но подать не спешит. Дети похныкали-похныкали и улеглись спать. Поэт не утерпел и спросил, почему она не покормила их.

– О гость, ты коснулся самого больного. У нас ничего нет, а они просят. Вот и приходится их обманывать. Ставлю казан на огонь, кладу в него камни, а их уговариваю: «Ложитесь спать, ягнята. Когда обед сварится, я вас разбужу».

Защемило сердце у Кемине. Когда все уснули, он потихоньку вышел и привёл байского барана. – Вот, сестра, жарь и покорми их. Когда детвора наелась и снова улеглась спать, Кемине, взяв кумган, влез на кибитку и через отверстие в крыше стал брызгать на детей. «Дождь идёт», – подумали, проснувшись, малыши, и снова сон смежил их веки.

Утром бай заметил пропажу. «Это дело рук того нищего, которого я не впустил», – решил он и отправился к кибитке, где ночевал Кемине.

У кибитки возились ребятишки.

– Ели вы мясо? – спросил у них бай.

– Да! – в один голос ответили они.

– Когда?

– В ту ночь, когда шёл дождь, – сказал самый маленький.

«Это они вспомнили про весну», – успокоился бай.

Кемине был уже в годах, когда у него умерла горячо любимая жена. Трудно жить, если в доме нет хозяйки. Поэт погоревал и решил вторично жениться. Вдовцу, к тому же небогатому, выбирать не приходилось. Попалась ему женщина немолодая и с детьми.

В первую же ночь она сказала Кемине:

– Ты – молла, значит, я теперь тоже буду в почёте… Скажи, кому мне можно показывать лицо, а кому нельзя?

Жену привезли вечером и поэт её ещё не разглядел.

– Поговорим об этом завтра, женушка, – ответил он осторожно.

Проснувшись поутру, он увидел, что аллах даровал ему в спутницы жизни настоящую каргу: старая, зубы жёлтые, глаза слезятся…

– Показывай своё лицо кому хочешь, – воскликнул поэт в сердцах, – только не мне!

Новая жена больше всего любила ходить по соседям. Однажды Кемине собрался в город. Жена подала ему на дорогу чурек.

– А ещё есть? – спросил поэт.

– Последний, – ответила она.

Кемине разломил чурек пополам и одну половину протянул ей.

– Зачем это? – удивилась она. – Возьми весь, ты же проголодаешься в дороге.

– Ну, тебе предстоит не меньший путь, – ответил Кемине.

Усталый возвратился Кемине из поездки, а супруга, как он и предполагал, ещё не вернулась.

«Врут люди, когда говорят, что моя жена обходит все кибитки, – подумал поэт. – Если бы она обходила все кибитки, то заглянула бы и в мою!»

Аул откочёвывал на новые места. Кемине верблюдов не имел и попал в затруднительное положение. Еле-еле выпросил у богатого соседа.

У Кемине было двое взрослых сыновей, тоже молла. Не в пример своему отцу, они не умели даже верблюда нагрузить. Старому поэту пришлось всё делать самому. Окончательно выбившись из сил, он крикнул:

– Меняю двух молла на одного дайханина!

Перегонять на новое место кур Кемине тоже пришлось самому. Поэт сбился с ног, собирая их в кучу.

– Проклятые! – возмущался он. – Вы ведь просто издеваетесь надо мной! Во мраке ночи вы можете разглядеть приближение рассвета. Кто же поверит, что вы не видите дороги средь бела дня!

Как-то один купец, удачно торговавший в Хиве, подарил Кемине верблюда с грузом товаров. Кемине пригнал его к кибитке и крикнул:

– Эй, народ, подходи, бери кому что надо!

Сбежались люди и поделили между собой всё, что было в тюке. Тогда поэт сказал жене:

– Возьми и ты свой пай!

Всю жизнь Кемине был беден. Однажды сын спросил его:

– Отец, говорят, что ты всё знаешь. Скажи, почему от нас не уходит бедность?

– А зачем ей уходить? – усмехнулся Кемине. – Вы учитесь, мать ваша добрая женщина, я тоже делюсь с людьми всем, что имею. Чем же мы обидели бедность, чтобы она ушла от нас?

Как-то поздним вечером жена попросила Кемине нарубить дров. При первом же ударе топор слетел с топорища. В темноте Кемине никак не мог отыскать его и начал уже сердиться.

– Хоть бы аллах помог найти, – проворчал он, Продолжая шарить по земле. – За меру пшеницы…

В этот Момент он нащупал, окара.

– Посмотрите только на этого аллаха! – вскричал поэт. – Когда просишь помочь – его нет, а стоит пообещать что-нибудь – он тут как тут. Не успел заикнуться про пшеницу, как он уже явился со своим окара!

Однажды соседи услышали, что Кемине на чем свет стоит бранит свою жену.

– В чём провинилась эта бедняжка? – спросили они.

– Я ругаю её, чтобы она завтра, когда пойдёт за водой, кувшин не разбила, – ответил Кемине, и, заметив недоумение на лицах соседей, пояснил: – Завтра я, возможно, буду занят, а сейчас у меня свободное время.

До уборки урожая оставалось ещё месяца три, а в семье у Кемине уже нечего было есть. Взял Кемине сына и отправился с ним к баю. Там уже толпилось много других бедняков. Каждого, кто просил, бай доводил до полного изнеможения и только тогда насыпал ячменя или пшеницы, когда отчаявшийся дайханин соглашался на неслыханные проценты. Пришла очередь Кемине.

– Ты слишком беден, чтобы расплатиться, – сказал бай.

– Мне и двух батманов хватит, – не обращая внимания на его слова, сказал Кемине. – Соберу урожай – принесу… четыре!

Бай охотно согласился на такую выгодную сделку.

– Уф! – сказал по дороге домой сын. – Он выжал из нас все соки.

– Когда он придёт за своим долгом, мы выжмем из него гораздо больше, – засмеялся Кемине.

Когда шуба Кемине износилась настолько, что её уже невозможно стало латать, он зарыл её в землю в местечке Порсыкала, близ Мары. После этого он всем людям говорил:

– В Порсыкала я закопал свою бедность, пусть там никто не роется.