Туркменский юмор

Батрак

Это случилось давно, а может, никогда не случалось. Жил у одного бая батрак. Бай ничего не платил ему – обещал отдать в жёны дочь. А так как парень был без ума от неё, то трудился не щадя себя, день и ночь. Девушка тоже любила батрака, и они иногда украдкой встречались.

Когда пришло время рассчитаться, бай продал девушку, несмотря на её протесты и слёзы, другому баю. Батрак побежал к хозяину:

– Бай-ага, ведь вы же мне обещали свою дочь!

– Работай, как прежде, хан мой, и я найду тебе не менее достойную жену, – ответил тот.

Батрак бросил всё и пошёл, куда глаза глядят. Долго или коротко он шёл, но пришёл в какой-то аул. Видит, собралась огромная толпа. Оказывается, это были любопытные. Они смотрели, как двое делили землю. Судьёй у них был знаменитый пир. Став между спорящими, он провозгласил:

– Пусть пыль с одного участка не попадёт на другой, – и пошёл по своим делам. «Совсем как мой хозяин, – сказал себе парень. – Впрочем, это всё-таки пир».

Вечерело. Батрак задумался о ночлеге. Знакомых у него тут не было, поэтому он отправился в мечеть и прилёг в уголке. В полночь проснулся от шума. В мечети оказались какие-то люди и среди них, за главного, тот самый пир.

– Идёмте туда, – указал пир вниз.

Загремели ключи, застучали засовы, открылась огромная дверь. Рядом с мечетью была мельница. Пир приказал остановить воду, и все спустились в какое-то подземелье. Батрак незаметно проскользнул за ними. Он увидел покои, в которых было множество женщин всех возрастов – от старух до совсем ещё девочек. Каждый из спустившихся выбрал себе наложницу. Самая красивая и нарядная досталась пиру. Потрясённый юноша чуть не вскрикнул, – ведь это была та самая дочь падишаха, за которую обещана большая награда, – но вовремя закрыл рот рукавом халата. Пятясь, он выбрался из подземелья и мечети, и поспешил во дворец.

– Мой повелитель, – сказал он молитвенно сложив руки на груди, – я берусь отыскать вашу дочь, если вы на три дня уступите мне трон.

Убитый горем падишах согласился, и бывший батрак стал править.

Юноша велел привести своего прежнего хозяина. Потом отправил нукеров за его дочерью и зятем. С остальными всадниками поехал к пиру.

– Набросьте верёвку на шею этому подлецу, – сказал он, – и ведите его в темницу.

Нукеры отказались исполнить приказ.

– Разве можно обращаться так со святым человеком? – А падишаху сказали: – Этот молокосос требует, чтобы мы связали почтенного пира!

– Сейчас он ваш повелитель, – ответил падишах.

Батрак велел объявить, чтобы пришли все, у кого пропали дочери. Когда все собрались, юноша повёл их к мельнице. Остановили воду, открыли вход в подземелье и увидели измученных женщин. Многие из них сейчас же бросились к родным, а те, кто был украден давно и не помнили матерей и отцов, – да и их узнать было очень трудно, так изменились, состарились они от горя, – стали расспрашивать, искать. Слёзы радости лились потоком. Когда освобождённые женщины рассказали, что их главным мучителем был пир, толпа пошла к темнице, вытащила и растерзала его.

Батрака, которому ещё вчера негде было переночевать, сегодня не знали куда посадить, чем накормить. Он велел казнить подлеца-бая, своего бывшего хозяина, а заодно и его зятя. Приказ был тотчас же исполнен. Влюблённые обрели друг друга и счастье.

Умная гелин

Жила-была у одного бая дочь, настоящая красавица. Полюбила она батрака, а тот давно мечтал о ней. Молодой человек знал, что отец девушки никогда не согласится отдать за него дочь. Тогда они договорились бежать. Взяли денег, сколько смогли унести, лучших коней из табуна и, едва наступила ночь, ускакали. Поселились они в большом городе и жили очень счастливо.

Беда пришла нежданно. Один из приближённых падишаха оскорбил бывшего батрака, и тот, защищая свою честь, поколотил его. Явились стражники и отвели его в темницу. Распустив волосы, целый день горько плакала жена о своём любимом, а потом осушила слёзы и поклялась не только вызволить его, но и отомстить тем, по чьей воле он попал в тюрьму.

Заплела она косы, одела свой самый лучший наряд, повесила самые богатые украшения и вышла из дому. Вначале она пошла к кази. Сластолюбивый судья давно приметил красивую гелин и был удивлён и несказанно рад её приходу.

– Входи, луноподобная, не стесняйся, – засуетился он. – Скажи, что тебя ко мне привело.

Мило смутившись, женщина сказала:

– Моего мужа посадили в тюрьму… О, по недоразумению!.. Говорят, нужна бумага от вас, чтобы его выпустили…

Кази схватился за карандаш, намереваясь сейчас же сделать всё, что надо, но гелин остановила его.

– Я не хочу отрывать вас от более важных дел, кази-ага. Вот мой адрес, я сейчас живу одна, может быть, заглянете ко мне вечерком, после намаза? Тогда и напишете бумагу…

Не стоит говорить, что кази с радостью согласился и с нетерпением ждал ночи.

Молодая женщина вышла от кази и направилась к визирю. Царедворец сидел один в большой комнате, когда она, приоткрыв дверь, заглянула туда.

– Заходи, заходи, – сказал как можно нежнее визирь. – С какими вестями ко мне, гелин?

– Ах, визирь-ага, мой муж по ошибке попал в тюрьму. Говорят, для его освобождения нужна ваша бумага. – И она подняла на него свои прекрасные глаза.

Не говоря ни слова, визирь взял перо.

– О, не сейчас, визирь-ага, – сказала гелин. – Может быть вы зашли бы после намаза к бедной женщине в гости. Там можно и написать.

– Великолепно! Замечательно! – воскликнул визирь.

Гелин пошла к падишаху.

Чтобы попасть во дворец, нужно было миновать стражу. Женщина подняла яшмак до самых глаз и подошла к часовому.

– Куда идёшь? – спросил тот.

– К падишаху, – ответила гелин. – У меня к нему дело. – И выразительно подмигнула.

«Кажется, это та самая красотка, что ходит к падишаху», – подумал стражник и пропустил.

Гелин подошла к внутреннему караулу.

– Куда идёшь?

– К падишаху. – И она будто невзначай приспустила яшмак.

– О-о-о! Вы подождите, я спрошу у его величества…

Войдя к падишаху, стражник сказал:

– Мой повелитель, вас хочет видеть одна очень красивая гелин.

– Что же ты стоишь, болван? – сверкнул глазами падишах. – Скорее впусти её! – И сам поспешил к двери. Увидев красавицу, он даже за бороду схватился.

– Входи, моя пери, – с умильной улыбкой сказал падишах, взял её за руку, усадил рядом с собой. – Откуда ты, кто такая и что тебе нужно?

– Я из страны Джам, дочь Нусрет-бая, имя моё Гульджехре, а муж мой Омар, сын Кайсар-хана. Не знаю, по какой причине ваши люди схватили его и посадили в тюрьму.

– Сейчас же напишу, чтобы его освободили, – сказал падишах.

– О мой повелитель, с этим не надо спешить, – остановила его гелин. – У ваших ворот стоит много бедняков, которым ваша помощь сейчас нужнее. Выслушайте их, а вечером, после намаза, я была бы счастлива видеть вас у себя.

Падишах принял приглашение. «Какая красавица и какая умница, – думал он. – Она из страны Шамов, дочь знатных людей. Провести с ней вечерок – блаженство…»

А Гульджехре ещё раз взглянула на него многообещающе и удалилась.

Из дворца гелин пошла на базар, нашла знаменитого плотника и заказала ему четыре больших сундука, попросив доставить их к ней домой.

– Простите, что я не могу вам сейчас заплатить, – сказала она. – Приходите вечером, после намаза, я рассчитаюсь.

Гульджехре расставила сундуки, расплатилась с амбалами. С мечети раздался голос муллы, призывая правоверных к молитве. Едва он умолк, в дверь постучали – пришел кази. Хозяйка захлопотала вокруг него, помогла снять халат, усадила на подушки. Кази попросил бумаги и чернил. Написал: «Освободить мужа этой гелин» и тут же захотел получить плату. Он протянул руку, имея намерение обнять ее.

– Не торопитесь, кази-ага! – ответила молодая женщина и легонько оттолкнула руку. – Сначала чай, чурек, а потом и… остальное.

Судья согласился неохотно. Наливая в пиалу чай, он глаз не сводил с красивой гелин. В дверь постучали.

– Кто это?

Кази боялся, что ему помешают насладиться.

– Не волнуйтесь, ага, – сказала хозяйка. – У меня есть слабоумный брат, это, наверно, он. Дам ему поесть чего-нибудь и выпровожу.

– Не нужно, чтобы он видел меня, – забеспокоился кази.

– Как же быть? – задумалась гелин. – Полезайте-ка вот в этот сундук.

Судью упрашивать не пришлось. С ловкостью кота он забрался в сундук, а гелин закрыла его на замок, и побежала отворять дверь. На пороге стоял визирь. Он уже начал сердиться, что его так долго не впускают, но хозяйка подарила его такой улыбкой, что он тут же пришёл в хорошее настроение. Гульджехре старалась изо всех сил угодить высокому гостю. Она постелила ему самые красивые ковры, подложила самые мягкие подушки. Визирь, чтобы на заботу ответить заботой, тут же сел и написал распоряжение, которое хотела получить от него гелин. Окончив писать, он заговорил о своей любви.

– Ох, вы и нетерпеливы, – игриво повела бровями хозяйка. – Успеете. Поужинаем, а потом будем о любви говорить.

Она расстелила сачак, подала вкусные яства. Едва визирь протянул руку к блюду, раздался резкий стук в дверь. Визирь забеспокоился, а гелин стала его уговаривать и повторила версию о слабоумном брате. Но сановник не больше судьи хотел, чтобы кто-то увидел его здесь, и Гульджехре спрятала его во второй сундук.

Быстрее птицы выпорхнула она из комнаты, что бы встретить падишаха. Всё повторилось в том же порядке. Так же хозяйка позаботилась об удобствах гостя, так же обещала после ужина вознаградить повелителя за распоряжение об освобождении мужа и опять помешал стук в дверь. Это пришёл за деньгами плотник.

– Нет уважаемый, – ответила сердито хозяйка, – денег я тебе не дам. Я предупреждала тебя, чтобы сундук был вместительный. А что же оказывается? В него даже человек не умещается.

– Как это так? – не поверил мастер и влез в четвертый сундук. Гульджехре быстро захлопнул крышку и повернула ключ в замке.

С помощью бумаг она без труда освободила мужа. Придя домой, супруги составили сундуки друг на дружку, потом уложили свои вещи и уехали в соседнюю страну, где стали жить-поживать.

А что ж с пленниками? Плотник, как попал в сундук, стал ругаться.

– Если б я не был дураком, то сделал бы этот ящик подлиннее, чтобы можно было лежать, вытянув ноги! – И он стал бить ногами в стенку.

– Эй, кто здесь? – закричал кази.

– Идите сюда! – подал голос визирь.

– Немедленно выпустите меня! – приказал падишах.

Гвалт поднялся невообразимый. На крики сбежались соседи. Они подумали, что после отъезда хозяев дом их облюбовали под жильё джины и теперь безобразничают. Кто-то посоветовал облить кибитку керосином и поджечь.

– Откройте, люди! – донесся из кибитки истошный вопль. – Я ваш падишах!

– Нечего тут делать нашему падишаху, – сказали соседи, не переставая лить керосин. Но один решился:

– Э, будь что будет – открою.

Из ящика выскочил падишах, борода его тряслась, как овечий хвост. Не дав людям опомниться, он побежал прочь. Открыли остальные сундуки. Пленники, жалкие, насмерть перепуганные, бросились врассыпную и догнать их не смог бы даже ветер.

Разве кончилась мука?

Старик-мулла, обучавший мальчиков грамоте, влюбился в мать одного из них и называл того – «сын красивой матери». В конце концов мальчуган пришёл домой и спросил:

– Эдже, правда, что ты красивая?

– Откуда ты взял? – удивилась мать. – Я самая обыкновенная.

– А почему же наш мулла называет меня «сын красивой матери»?

Женщина поняла всё и решила проучить старого сластолюбца.

– Передай своему наставнику, пусть зайдёт сегодня, – сказала она.

Мальчик пошёл в школу. Мулла, как обычно, встретил его:

– Входи, входи сын красивой матери.

– Мулла-ага, – сказал мальчик, – мама приглашает вас в гости.

Когда гость заявился, хозяйка сказала ему, что муж уехал по делам и не скоро вернётся, потому-де она и решилась пригласить любезного гостя.

Старик рассыпался в благодарностях. Он похвалил её за красоту и ум и, подложив под себя мягкую подушку, удобно расположился на кошме. Хозяйка расстелила сачак и стала готовить угощение.

Со двора послышался скрип арбы и понукания верблюда.

– Муж! – вскрикнула женщина.

– Что же мне делать? – заметался в страхе мулла.

– Стойте, я придумала, – улыбнулась хозяйка. – Накиньте на голову мой халат и садитесь в угол молоть зерно.

Мулла так и сделал. В кибитку вошёл хозяин с мешком пшеницы.

– Что за женщина? – спросил он у жены.

– Рабыня нашего соседа. У них мельница поломалась, вот она и пришла пшеницу перемолоть.

– Тогда пусть и нашу заодно перемелет, – хозяин пнул принесённый мешок.

Когда «рабыня» перемолола всю пшеницу, муж сказал жене:

– Мне она давно уж приглянулась, сегодня ночью я не лягу с тобой.

Мулла подскочил как ужаленный и опрометью выбежал из кибитки, забыв про свой халат.

Прошло несколько дней «сын красивой матери» снова передал своему наставнику приглашение в гости. Мулла сердито посмотрел на него и спросил:

– Разве у твоей матери мука уже кончилась?

Умнее визирей

Жил на свете старик. Единственным его достоянием был ослик. Старик любил его и часто говорил:

– Мой ишак умнее визирей падишаха.

Достигли эти слова ушей визирей, и разозлились они несказанно.

– Пресветлый падишах, – стали жаловаться они, – какой-то нищий старик позорит нас, уверяя, что мы глупее его осла.

Падишах приказал позвать деда, столь низко оценившего умственные способности его сановников.

– Яшули, почему вы всюду говорите, что ваш ишак умнее моих визирей?

– Действительно, мой падишах, я иногда говорю так, – лукаво усмехнулся старик, – и вот почему: как-то я ехал на своём ишаке через мост. Он возьми и провались одной ногой в дыру. С трудом я его вытащил. С тех пор, когда мне случается перебираться через этот мост, он осторожно обходит то место. Видишь, какое умное животное?! А твои визири, сколько ни наказываешь ты их за преступления, при первой возможности делают то же самое. Суди теперь, кто умнее: мой ишак или они?

Падишах признал справедливость слов и выдал мудрому старику награду, а визирям сказал:

– Берите пример с его ишака!

Девяносто торб

Одной страной правил падишах. Был он богат, могуществен, мудр, но стар. Ему уже перевалило за девяносто. В том же городе жил бедняк, у которого была красавица-дочь. Однажды престарелый падишах увидел эту девушку и восплылал любовью. Сказано – сделано. Посылает он сватов к её родителям. Растерявшийся бедняк попросил три дня отсрочки, чтобы посоветоваться с домашними. – Падишах слишком, стар, чтобы жениться на нашей голубке, – сказала жена, – но он всесилен. Как противиться его воле? – И заплакала.

– Всё будет хорошо, дорогие, – успокоила их дочь. – Только, когда сваты явятся снова, скажите им, что я сама назначу калым за себя.

Падишах нетерпеливо ожидал назначенного срока. Он уже считал девушку своей женой. Визири и сваты-векили пришли за ответом.

– Мы согласны, – сказали родители, – но калым пусть она сама назначит.

– Слава богу, казна нашего повелителя полна, – ответили они. – Ну, девушка, ждём твоего слова.

– Моя цена будет такая, – сказала невеста, – десять ягнят, двадцать волков, тридцать верблюдов, сорок почтенных людей, пятьдесят отборных жеребцов, шестьдесят скопцов, семьдесят недоуздков, восемьдесят пут для лошадей и девяносто торб.

– Вай, только-то?! – обрадованные сваты поспешили к падишаху.

– Ну и сделали дело! – схватился за голову падишах, когда ему всё рассказали. – Нечего сказать хороши сваты.

– А что, разве плата велика? – удивились визири и векили.

Падишах сердито объяснил им, что десять ягнят – это значит, что в десять лет человек подобен ягненку, в двадцать – волку, в тридцать – верблюду, в сорок – он становится почтенным, в пятьдесят – буйным жеребцом, в шестьдесят – скопцом, в семьдесят – его водят на поводу, сам он уже не в состоянии ходить, в восемьдесят – он подобен спутанной лошади, а в девяносто – для него наступает пора прятать свое бренное тело в торбу и готовиться к смерти.

– Вот, что хотела сказать девушка этим калымом, – закончил он. – У нее одной оказалось ума больше, чем у всех вас, вместе взятых!

Падишах пожелал увидеть девушку, чтобы задать ей несколько вопросов. Послали за ней ясаула.

– Вас зовет падишах! – сказал он.

– Зачем? Я уже дала ему ответ.

– Не могу знать, уважаемая…

Девушка пошла во дворец вместе с матерью. Падишах позволил им сесть.

– О, падишах, – смело сказала девушка, – у нас нет времени, чтобы сидеть! Если хотите что-то сказать – говорите, а нет – позвольте нам уйти.

Падишах задал ей два вопроса: какое животное тяжелее всех, и что слаще всего на свете?

– Но ведь это так просто! Зачем же спрашивать? – удивилась девушка.

– Все-таки ответь, красавица, – попросил падишах.

– Самое тяжелое животное, – сказала она, – конь, и слаще всего на свете – любовь.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовался падишах.

– Когда конь бежит – вся земля дрожит. Что же касается сладости любви, то вот доказательство: когда я была маленькой, меня посадили у огня и я упала на угли, но мать с отцом даже не заметили этого, так как были заняты поцелуями. Любовь для них была важнее родного ребёнка. И второе: вам, ваше величество, девяносто лет, а вы всё ещё мечтаете жениться.

Падишах был восхищён умом девушки и отпустил её с миром.

Сорок небылиц

дин честолюбивый бай надумал женить своего сына на дочери падишаха и заслал сватов. Падишах ответил, что отдаст её только за того, кто научится хитростям у дэва. Бай повел сына к дэву.

– Салам алейкум, дэв-ага! – сказал он, войдя в пещеру.

– Если бы ты не поприветствовал меня, – ответило чудовище, – я бы тебя проглотил. За чем пожаловал?…

– Я привёл к тебе сына, чтобы он научился твоим хитростям.

– Хорошо! – ответил дэв.

У него был большой сундук. Он сказал, что запрячет в него юношу и продержит сорок дней.

– Если выживет, будет твой, если помрёт – мой.

Бай согласился и ушёл.

Сына положили в сундук и заперли. Юноша умер бы непременно, но дэв имел обыкновение каждый, день уходить на охоту, а у него была дочь, очень добрая и хитрая девушка. Когда отец охотился, она выпускала паренька из сундука, поила и кормила его. В первый день, когда юноша поел, она разожгла костёр и спросила:

– Ты понял?

– Нет, ничего не понимаю, – ответил тот.

Девушка снова уложила его в сундук. На второй день повторилось то же самое. А на третий – юноша ответил, что он понял.

– Тогда лежи ещё, – сказала дочь дэва и заперла его.

Настал сороковой день. Девушка вместо обычного обеда дала юноше кисть винограда.

– Сегодня придёт твой отец, – сказала она. – Что же касается моего отца, то он уже точит зубы, так как уверен, что ты давно мертв. Когда он спросит тебя, чем ты питался, скажешь, что каждый день сверху к тебе падала вот такая кисть винограда.

Всё случилось так, как предсказывала девушка, Дэву ничего не оставалось, как вернуть сына отцу – ведь уговор дороже денег.

Пошли бай с сыном домой. Сорок дней, проведённых парнем у дэва не прошли для него даром. Об этом позаботилась добрая дочь чудовища. Сын решил показать отцу своё уменье. Он слегка отстал и сразу же сделался откормленным бараном. Бай оглянулся, ища сына.

– Вах, какой баран! – вскричал он и принялся ловить его. Но – не поймал.

Юноша снова принял человеческий облик » пошёл рядом с отцом. Идут они, идут, и снова юноша отстал и превратился в великолепного скакуна. «Бай-бой!» – восхитился бай, увидев коня, и бросился ловить его, но конь не дался в руки. А сын уже снова оказался рядом.

В третий раз он сделался сильным и буйным верблюдом и погнался за отцом. Бай – бежать, но громадина вот-вот его настигнет. Бай, не помня себя от страха, бросился в колодец. В тот же миг верблюд снова стал юношей. Подойдя к колодцу, он спросил:

– Что вы там делаете, ата?

– Жду тебя, – глухо донеслось снизу.

– Разве для этого обязательно спускаться в колодец? – спросил сын.

Бай рассказал, что три раза ему являлось чудо: один раз – превосходный баран, второй – конь-красавец, а потом какой-то бешеный верблюд за ним погнался. И откуда они брались?

Юноша, усмехаясь, вытащил отца из колодца и сообщил, что всем этим чудесам он научился у дэва и сейчас проверил свои способности.

– Завтра я опять обращусь в откормленного барана, – сказал он отцу. – Сведи меня на базар и продай, но не дешевле, чем за сто тюменов. Только верёвку, на которой меня поведёшь, ни в коем случае не отдавай.

Бай так и сделал. Люди, купившие барана повели его на площадь, где устраивались бои животных. Байский сын победил всех, а потом забежал в толпу и обратился в человека. Искали, искали его, но так и не нашли.

На следующий день юноша превратился в резво-то скакуна. Отец снова продал его за сто тюменов, а уздечку, как велел сын, забрал с собой. Новый хозяин посадил на коня своего мальчишку. Проехали они немного, конь осторожно сбросил ребёнка, принял человеческий облик и удалился.

В третий раз парень сделался большим упитанным верблюдом и отец повёл его на базар. Там же оказался и дэв. Увидев его, верблюд сделался тощим и жалким, но дэв всё равно его купил. Впопыхах бай забыл снять верёвку, и сыну пришлось следовать за дэвом. Тот пригнал его к своему жилью и крикнул дочери:

– Неси сюда нож!

Но та уже узнала юношу. Закинув нож подальше, она сказала отцу:

– Никак не могу его найти.

– Тогда подержи верблюда, я сам поищу, – сказал дэв.

Девушка немедленно отпустила пленника, шепнув ему: «Беги!» Когда тот был уже далеко, она закричала:

– Вай, этот верблюд оборвал верёвку и удрал!

Дэв помчался в погоню. Бежали они до самого дворца падишаха. Когда чудовище почти настигло верблюда и готовилось уже схватить его, тот обернулся птицей и сел на плечо гулявшему по саду падишаху.

– О, падишах, отдай мне эту птицу! – попросил дэв.

Но падишах сказал, что не даст в обиду птаху, посланную ему всевышним. Дэв удалился в великом гневе, а птица слетела с плеча падишаха и превратилась в прекрасного юношу.

– Повелитель, вы обещали отдать замуж свою дочь за того, кто научится хитростям у дэва, – сказал юноша. – Не я ли её достоин?

– Хитрости дэва – ещё не всё, сын мой, – ответил падишах. – Я отдам тебе дочь, если ты расскажешь мне сорок небылиц.

Юноша помолчал, собираясь с мыслями, и начал:

– В те времена, когда мой отец ещё не был женат на моей матери, а я ещё не родился, у моего дяди была кобыла. Я пас её, и однажды она ожеребилась. Взяв жеребёнка на руки, я сел на кобылу, но она не смогла нас везти. Тогда я взял на руки кобылу и сел на жеребенка, и он повёз нас. Я был единственный сын у матери, все дети умирали, остались только мы, трое братьев. Один из нас был слеп, другой – безрук, а третий – гол. Как-то мы пошли на охоту. Под невыросшей полынью слепой увидел неродившегося зайчонка, безрукий убил его, а голый завернул в полу своего халата и понёс. В зайчонке было шестьдесят батманов мяса и семьдесят – сала. В одном месте мы нашли целый казан, а в другом половину. Положили мясо и сало в целый казан – не поместилось; положили в половинку – тоже осталось. Тогда я сунул в рот все шестьдесят батманов мяса и семьдесят батманов сала. На одну сторону хватило, а на другую – не осталось ничего. Семьюдесятью батманами сала я смазал сапоги, вернее один сапог, потому что на второй не хватило. Я поставил сапоги у изголовья и лёг спать, но скоро проснулся от шума: это подрались мои сапоги, смазанный и сухой. Я дал пощёчину смазанному, оттаскал за уши сухой и снова уснул. А утром увидел, что стоит только один сапог – смазанный. Сухой сапог обиделся на меня и ушёл. Что делать? Моя умершая мать дала мне иглу, я воткнул её в пол, залез на неё и обнаружил на другом конце земли свой сапог. Он что-то там ел. Подойдя, я увидел, что у него был большой арбуз. Сапог больше не сердился на меня и угостил арбузом. Когда мой нож вонзился в арбуз, из него потекла большая река, в которую я упал вместе с ножом. Сейчас там лежит один волос и седло…

Падишах не выдержал.

– Всё до единого слова ложь! – крикнул он.

– Если так, то ваша дочь – моя! – сказал юноша.

Как бедняк ходил за черкезом

Это случилось давно, а может быть, никогда не случалось. Жил бедняк с, женой и дочерью, и ничего-то у них не было: ни овцы, ни курицы, ни собаки, ни даже кошки, только один ишак. Дочь нянчила байских детей, а жена, большая искусница, нанималась ткать ковры. Так они и сводили концы с концами.

Однажды бедняк сел на ишака и поехал в степь за черкезом. Нарубил он немного хвороста и почувствовал боль в животе. Кряхтя, прилёг он под куст. Полежал-полежал, да и крепко заснул. Вдруг видит он, что кто-то поджёг нарубленный им черкез. «Вай, кто палит мои дрова?» – вскочил он и увидел, что дрова лежат целёхоньки, а солнце уже садится. Связал он хворост и хотел навьючить его на ишака. Вдруг видит, что-то блестит под ногами. Взял в руки – оказался огромный, с кулак, кусок золота. Бедняк едва не умер от радости. У него не хватило даже сил, чтобы пойти домой, и он решил заночевать в песках.

Рано поутру он навьючил ишака хворостом и пошёл домой, не чуя под собой ног.

– Напои-ка меня чайком, – сказал он жене, когда вернулся, – да покрепче, – а сам никак не может скрыть свою радость, она так и льётся через край.

– С чего это ты в таком настроении? – удивилась жена.

– Вах, почему же мне грустить? – самодовольно сказал он. – Я пью крепкий чай со свежим чуреком…

– Ты каждый день это делаешь, но раньше из тебя улыбку и вытянуть нельзя было.

Больше бедняк не мог скрывать свою тайну.

– Знаешь, женщина, – понизил он голос почти до шепота, – вчера я нашел в песках кусок золота.

Та не поверила.

– Брось, отец, такое не про нас. Аллах знает, кому давать золото.

Муж не спеша вытащил самородок и протянул его ошеломлённой жене.

К кибитке подошёл ишан. Бедняк любезно пригласил его войти и велел жене вскипятить ещё чаю, а пока поставил перед гостем свой чайник. Ишан выпил пиалу чаю и обратился к хозяйке:

– Гелин, когда я вошел, у тебя в руках было что-то блестящее.

Зная повадки и загребущие руки ишана, хозяин сказал, что ничего такого не было. Но от ишана не так-то просто отвязаться. Он приставал до тех пор, пока бедняк не сказал в сердцах: «На!.. Смотри…» – и бросил ему свою находку.

– Где ты взял? – глаза ишана загорелись, как у волка.

Пришлось рассказать, как всё было. Ишан попросил позволения отломить на пробу кусочек. Хозяин рассердился.

– У тебя горсть пыли не выпросишь, хотя в доме всего полно, а ты у бедняка последнее норовишь ополовинить.

Но ишан всё же отломил кусочек.

– Пошли аллах тебе сыновей, а сыновьям – прекрасных дев, подобных пери, – пробормотал он на прощанье.

– Чтоб глаза мои тебя не видели! – крикнул ему вслед бедняк, но тот уж ничего не слышал.

Прибежав домой, ишан взял осла и поехал в степь. Нарубив немного хвороста, он сделал вид, что у него заболел живот и лёг под куст. Но сон не приходил,

сколько ни зажмуривал он глаза. Тогда он вскочил и снова стал работать. Рубил до тех пор, пока не устал.

«Уж теперь-то усну», – подумал он, ложась опять под куст. И правда, сразу задремал. Вдруг он почувствовал, что под рубашку заползла змея. Вначале он подумал, что это во сне, но, открыв глаза, увидел её наяву.

– Ты зачем приползла ко мне? – в испуге вскрикнул он.

– А зачем ты притворяешься, что у тебя болит живот, и пытаешься увидеть сон? – проговорила змея человеческим голосом.

– Вах, змея, послушай, – сказал ишан, – вчера один человек вот так же нашёл здесь золото.

Змея сердито зашипела:

– Тот человек беден, и у него действительно болел живот. У тебя же дом валится от приношений, и ты всех обманываешь. А ну, убирайся отсюда, пока цел!

Ишан в величайшей досаде и злобе поплёлся домой.

– Что случилось с тобой, отчего ты такой? – спросила его жена.

– Женщина не должна расспрашивать мужа! – ещё больше озлился ишан.

С лицом чернее тучи шагал он из угла в угол и жена, не утерпев, спросила снова:

– Что же всё-таки случилось?

– Сейчас узнаешь! – взорвался ишан, схватил палку и стал колотить ни в чём не повинную женщину.

Проходила мимо старушка и сказала:

– Разве можно так избивать жену? Она ведь не животное, а человек.

– Уходи отсюда, старая карга! – рявкнул ишан. – Это я должен учить женщин, а не они меня! – И продолжал бить свою жену, пока не обессилел.

Через некоторое время он подошёл к лежавшей без движения женщине и хотел поднять её, но она была бездыханна. Вытащив из чувала коран, он принялся читать его над телом умершей, в надежде оживить её. Но молитвы не помогли. Тогда он выскочил на улицу и стал звать на помощь. Сбежались люди.

– Отчего скончалась бедная женщина? – стали они спрашивать.

– Ах, у неё было больное сердце, – лицемерно скорбя, отвечал ишан.

Но когда женщины стали обмывать покойную, они увидели на её теле следы побоев и всё поняли.

Через месяц после этого печального происшествия ишан позвал к себе старика и старуху и поручил им высватать себе какую-нибудь девушку. Но куда ни приходили сваты, им всюду отказывали, даже в отдалённых аулах: и туда дошёл слух о том, что ишан убил свою прежнюю жену.

Так он и состарился в одиночестве, а добро его после смерти перешло к чужим людям.

Бедняк, нашедший золото, жил с тех пор счастливо. Дочь он выдал замуж за хорошего человека и жене не нужно было ткать ковры для чужих людей.

Словарь

Ага – господин, уважаемый. Употребляется при обращении к старшим.

Азан – призыв к молитве.

Аламанщик – бандит, участник разбойничьей шайки.

Алдаркосе – буквально: Алдар – обманщик, косе – безбородый, хитрый.

Амбал – грузчик.

Ата – отец.

Бай – богач, кулак.

Батман – мера веса. В разных районах колеблется от 20 до 40 кг.

Батыр – силач, богатырь, храбрый воин.

Бахши – певец-музыкант, сказитель-импровизатор.

Бисмилла – мусульманское восклицание: «Во имя аллаха».

Борык – головной убор замужней женщины.

Векили – доверенные, сваты.

Визирь – ближайший советник государя.

Гелин – невестка, молодая женщина.

Гурии – согласно мусульманской религии, девы, обитающие в раю и предназначенные для услады праведников.

Дестан – сказание, поэма на лирико-эпическую тему.

Джины – злые духи.

Дутар – двухструнный музыкальный инструмент.

Дэв (див) – бес, демон, циклоп.

Ёлбарс – тигр.

Ишан – духовное лицо у мусульман.

Кази (казий) – духовный судья у мусульман.

Калым – выкуп за невесту, ее цена, вносимая либо женихом, либо его родственниками. В наши дни запрещен законом.

Кала – крепость.

Камча – плеть.

Кaпыр (кяфыр) – неверный, иноверец.

Кемине – литературный псевдоним поэта Мамедвели (род. в 70-х гг. XVIII в. – умер в 1840 г.). Документальных данных о его жизни не сохранилось.

Кибитка – переносное жилье у туркмен-кочевников, войлочный шатёр, юрта.

Коран – книга, считающаяся у мусульман священной.

Кран – металлическая монета.

Кумган – металлический сосуд для воды, вроде кувшина.

Курбанлык – мусульманский праздник с жертвоприношением животных, обычно баранов.

Кяды – тыква. Пустотелая и высушенная, она ранее использовалась в качестве сосуда для воды.

Mазар – гробница, могила.

Маиса – зеленые стебли зерновых культур, зеленя.

Maры (Мерв) – город, ныне областной центр Туркменистана.

Мектеб (мекдеп) – ранее начальная мусульманская школа. В настоящее время всякая общеобразовательная школа.

Мечеть – мусульманская церковь, где совершается богослужение.

Мирали – Алишер Навои (1441–1501) – великий узбекский поэт, мыслитель и государственный деятель.

Mолла (мулла) – мусульманское духовное лицо; иногда обозначает учителя или просто грамотного человека.

Намаз – молитва, совершаемая пять раз в день. Последний намаз – вечером, после захода солнца.

Окара – небольшая деревянная миска, которой в быту пользовались, как мерой сыпучих тел.

Падишах (шах) – государь.

Пальван – богатырь, силач.

Пир – духовный наставник, священник, руководитель общины верующих мусульман.

Салам-алейкум – здравствуйте.

Сачак – обеденная скатерть.

Сопи – ученик духовной школы при мечети.

Султан – государь.

Тагсыр (таксыр) – господин. Служит обращением к духовным лицам.

Тагма – железное клеймо, тавро. Обычно служит для пометки скота.

Таньга – металлическая монета.

Текинцы – одно из туркменских племён.

Тельпек – большая шапка из овчины с длинной шерстью и мехом на верх.

Той – праздник, пиршество, свадьба.

Тюйдук – пастушья свирель из тростника.

Тюмен (тумен, туман) – десять тысяч; чаще крупная сумма.

Тюйнук – круглое отверстие в крыше кибитки, дымоход.

Хан – государь. Иногда ласкательное слово при обращении к младшим.

Хива – столица ханства. Ныне районный центр Хорезмской области Узбекистана.

Хорасан – область, включавшая в себя современные Иран и Афганистан.

Хум – большой глиняный кувшин для жидкостей: воды, масла и т. п.

Хурджум – переметная сума, чаще всего ковровая, или вытканная из шерсти.

Xуджре – жилище учеников духовной школы при мечети. Род кельи.

Xушьюр – обязательная дань мусульманской церкви от каждой семьи религиозной общины.

Чал – прохладительный напиток из верблюжьего молока, подобный кумысу.

Чарыки – кожаная обувь, похожая на глубокие галоши.

Челек – небольшой, плоский бочонок для воды.

Чилим – прибор для курения, род кальяна, изготовляемого из оболочки водяного ореха – чилима, а также вообще курение.

Шурпа – бульон с мясом.

Эдже – мать.

Эртеки – народные сказки.

Ясаул – стражник.

Яшулы – уважаемый. Применяется при обращении к старшим.

Яшмак – платок, которым женщина закрывает рот и часть лица при разговоре со старшими мужчинами.