Тустеп вдовца

Глава 10

Я въехал на холм Сан-Джеронимо и увидел внизу «Индиан пейнтбраш». Металлическое сооружение, в котором помещался бар, по всей длине заливал пронзительный белый свет, словно это был гигантский ангар для НЛО. Его фирменный знак — неоновый цветок — вспыхивал сначала один лепесток за другим, потом все сразу.

Перед входом стоял дорожный знак, гласивший: «Сегодня поет Тэмми Вон!», и внизу более мелкими буквами, которые очевидным образом не переписывали долгое время: «Мир нда Д ниэлс каждую сб».

Видимо, Тэмми Воэн пользовалась большим спросом. На засыпанной гравием парковке почти не осталось свободных мест, но с дороги продолжал вливаться длинный поток грузовиков и легковушек. По парковке метались служители, пытавшиеся руководить движением. В пересекающихся лучах фар клубились тучи сверкающей пыли высотой в половину человеческого роста.

Пристроив свой «Фольксваген», я купил входной билет и зашагал по коридору, в котором пахло, как в загоне для скота. Громила в футболке, явно сшитой из флага Конфедерации, приклеил маленькую зеленую звездочку на тыльную сторону моей ладони и отправил меня в главный зал.

Он был огромным. Если бы кто-то выпустил пулю небольшого калибра у входа, она, наверное, не долетела бы до неоновых вывесок, рекламирующих пиво с обеих боковых стен. Попасть в потолок тоже вряд ли удалось бы.

У дальней стены я разглядел пустую сцену примерно пятидесяти футов шириной и пяти футов в высоту. Колонки размером с гробы свисали с потолка, и из них лилась записанная на магнитофон музыка, слегка напоминавшая мелодии Алабамы.

Барную стойку, протянувшуюся на целых сорок ярдов, обслуживала армия барменов в одинаковых красных рубашках в стиле «вестерн». Часть из них записывала заказы, но большинство ничего не делали. Я прошел вдоль стойки, пока не увидел женщину с особенно скучающим видом, которую звали Лина, судя по бейджику у нее на груди, заказал «Шайнер» и порцию текилы «Куэрво».

— Шек сегодня здесь?

Лина уже собралась поморщиться от отвращения, но остановилась на полпути, неожиданно охваченная подозрениями на мой счет.

— Вы его друг?

— А у Шека есть друзья?

— Аминь, — улыбнувшись, сказала Лина.

Я сообщил ей, что занимаюсь поиском талантов, сейчас провожу рекламную акцию и рассчитываю протащить демонстрационные пленки под носом у Шека. Я не очень понимал, что говорю, впрочем, Лина тоже, но она с радостью показала мне на Тилдена Шекли, который примерно в сорока футах от нас стоял у края танцпола и яростно спорил с рыжеволосой женщиной в небесно-голубом комбинезоне.

— Не думаю, что вам удастся заполучить его в ближайшее время, — сказала Лина. — Они обсуждают права на передачу.

— Что?

Лина кивком показала на женщину в комбинезоне.

— Это администратор Тэмми Воэн. Она собирается потребовать права на выступление по радио и намерена обвинить агентство в том, что те просмотрели данный пункт, когда подписывали контракт. Шекли ее пошлет. Тэмми все равно будет выступать, потому что ей необходимо, чтобы ее начали узнавать. А контракт отправится псу под хвост.

В этот момент Шекли вытащил листок бумаги и сунул его своей собеседнице под нос с таким видом, как будто предлагал найти там строчки, подтверждающие правомерность ее требований. Администратор отмахнулась от бумаги и продолжала спорить с Шекли.

— И так каждую неделю, — сообщила мне Лина. — Он полночи спорит с ней, а в оставшееся время пытается затащить в постель.

— Может, я оставлю записку у него в кабинете? — спросил я.

— Наверху, в пристройке, рядом со студией, но сначала нужно пройти мимо арены для боя быков. — Она показала на двойную дверь, в дальнем конце справа, где вспыхивал и погружался в темноту неоновый наездник верхом на неоновом быке. Лина наклонилась ко мне через барную стойку и добродушно улыбнулась. — Тебе придется купить еще что-нибудь, дорогой, или я прекращаю все разговоры.

Я поблагодарил ее, положил доллар в кружку и уже собрался уйти, когда Лина вздохнула и сказала:

— На сегодня все хорошее закончилось.

На арене для боя быков царила темнота. Семнадцать или восемнадцать рядов для зрителей амфитеатром спускались к пустой яме, если не считать нескольких красных пластмассовых бочек, реквизита матадоров и двух металлических ворот на северной стене, печально висевших на петлях. На земляном полу остались следы каблуков сапог и копыт. Никто не позаботился о том, чтобы привести его в порядок. Какие неряхи!

Мужчина и женщина сидели на самом верхнем ряду и спорили о ком-то по имени Саманта. Увидев меня, они замолчали и с недовольным видом встали со скамейки, решив перенести свой разговор в зал для танцев.

Звуки музыки и разговоры отсюда казались далекими и едва различимыми, словно отражались эхом от дна нефтеналивного танкера. Я обошел арену по периметру, направляясь к металлической двери с боковой планкой и белой табличкой с надписью «Только для персонала», и поискал провода сигнализации, но ничего не обнаружил. Камеры тоже не было, и я толкнул дверь.

За ней оказался пустой кабинет с дрянными панелями из орехового дерева, розовым ковром на полу и тремя металлическими столами. На стене висели афиши в рамках, изображавшие вышедших из обращения второсортных артистов Тилдена Шекли, среди них была и Джули Кирнс. И оставалось еще полно свободного места для Миранды Дэниелс и, возможно, кого-то еще.

В комнате имелось две двери, одна вела направо, другая — налево. На левой было написано «СТУДИЯ», на правой — «ШЕК». Я поискал на его двери камеру наблюдения или что-нибудь в таком же духе, но ничего не нашел.

Отлично.

Ручка легко повернулась.

Мне хватило одного взгляда на кабинет, чтобы испытать почти непреодолимое желание закрыть дверь и попробовать вернуться снова, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают.

Он выглядел как нечто среднее между палаткой охотника во время сафари и кафе, где играют хард-рок. Громадный ковер, имитирующий шкуру зебры, занимал большую часть пола. Со стены за письменным столом злобно пялилась голова тигра. С потолка, точно сталактиты, свисали оленьи рога. У восточной стены я заметил закрытую на замок и подсвеченную изнутри витрину с оружием, где были выставлены винтовки и пистолеты. Точно такая же витрина с музыкальными инструментами занимала западную стену — скрипка, две акустические гитары и черная электрическая. Я присмотрелся внимательнее и увидел, что на скрипке перламутром выложено имя Боба Уиллса.[26]

Подойдя к столу, я покопался в нем пять минут, но ничего особенно интересного не узнал. Несколько личных бумаг, которые Шекли в нем держал, были написаны от руки, почерком третьеклассника с наклоненными назад буквами «b» и «d» и «i» без точек. Он просто обожал разрисовывать свои бумаги, маленькие звездочки и завитки украшали поля.

В последнее время Шекли сделал несколько звонков касательно компании грузоперевозок, которая ему принадлежала и, судя по всему, перестала приносить доход. Кроме того, я нашел заметки о его телефонных разговорах с Лесом и другими агентами, посвященных обсуждению условий контрактов с певцами, чьи выступления должны были состояться в баре «Пейнтбраш». Еще я обнаружил подтверждение словам барменши Лины о том, что администраторы и агенты пытались опротестовать не обозначенные в договорах права Тилдена на выступления по радио некоторых певцов. Не вызывало сомнений, что те ничего за них не получали и не имели права голоса в подборе репертуара.

Мне на глаза попались корешки авиабилетов в Европу, датированные несколькими годами ранее — в основном в Германию и Чехию; часть из них на имя Тилдена Шекли, другие на какого-то Александра Бланксигла. Один раз вместе с Бланксиглом летала Джули Кирнс. Я взял корешки с собой.

Последней оказалась папка с расписанием выступлений артистов за последние два года. Около одних имен стояли галочки, рядом с другими — звездочки. Я не нашел ничего, что имело бы отношение к Миранде Дэниелс. И не обнаружил фотографий Сент-Пьера со следами дротиков на лбу.

Я вернулся в главный офис, подошел к двери с надписью «СТУДИЯ», нажал на ручку, и она легко открылась. За ней я увидел ярко освещенное помещение размером примерно двадцать на двадцать, где царила почти абсолютная тишина. Стены и потолок были выложены белой звукопоглощающей плиткой, на полу лежал самый обычный коричневый ковер. Тут и там стояли скопления микрофонов на штативах, похожих на скульптуры из громадных зубочисток. Около левой стены валялись ящики из-под молока, невероятное количество дорогой стереоаппаратуры и микрофоны, причем многие из них украшали композиции из стаканчиков из-под содовой, которые продают в «Макдоналдсе».

Около правой стены стоял микшерный пульт длиной примерно футов десять, за которым в потрепанном кресле боком сидел мужчина, двигал туда-сюда ручки и что-то слушал в наушниках. Он показался мне довольно необычным — мускулистый, но неуклюжий, худое лицо, которому придавали глуповатый вид веснушки, рассыпанные по носу и ушам, причем эти уши могли бы быть идеальными радиолокаторами, если бы их не прижимали наушники. В общем, типичная деревенщина. Единственное, что не было смешным в его внешнем виде, это выпуклость под бежевой ветровкой как раз в том месте, где должна находиться подплечная кобура.

Я сразу понял, что он пьян в стельку. Почти пустая бутылка «Капитана Моргана» стояла рядом с ним на консоли, глаза то и дело закрывались, пальцы с трудом находили ручки настроек.

Я вошел в комнату.

Когда Деревенщина наконец меня заметил, то несколько секунд моргал и хмурился, пытаясь понять, что я такое — может, еще одна куча музыкальных инструментов, — потом выпрямил спинку кресла, потратил некоторые усилия на то, чтобы найти ногами пол, и, нашарив на голове наушники, снял их.

— Добрый вечер, — поздоровался я.

Он посмотрел на меня внимательнее, и его уши стали пунцовыми.

— Проклятье, Джин…

Он произнес «Джин» на французский манер, совсем как Клод Ван Дамм. Я уже собрался его поправить, когда тот встал и, спотыкаясь, направился ко мне, одновременно пытаясь дотянуться до пистолета, который я уже отлично мог рассмотреть.

Именно это заставило меня отказаться от дипломатического подхода к решению проблемы.