Твердый сплав

18

Весна, весна!.. Еле уловимые приметы ее угадывались во всем. Люди, выходя на улицу, с улыбкой подставляли лицо теплому, пахнущему талым снегом ветру. Пожалуй, только работники пылаевской группы не радовались весне: время шло, истекал срок следствия, предусмотренный кодексом, — а в руках следователей еще не было того, что они искали.

Черкашин был недоволен затяжкой расследования. Пылаева он вызывал часто, чаще, чем обычно, и тот всякий раз шел к нему так, будто его ожидали бог весть какие неприятности.

По особых неприятностей не было. Генерал просил его рассказывать — что нового, а потом шагал по кабинету: так легче думалось.

Как-то раз Пылаев предложил арестовать Савченко и вести открытое следствие. Генерал, круто повернувшись, остановился перед ним:

— Легкого пути ищете? А потом — кто вам разрешит арестовать его? У вас нет улик. Так что отпадает… Какие дополнительные меры приняты вами по наблюдению?

Пылаев нехотя перечислял: в соседней квартире поселился сотрудник, следит за теми, кто приходит к Савченко. Постоянное наблюдение ведут сотрудники оперативного отдела. Генерал ходил, слушал, кивал и ни к чему не мог придраться…

Савченко продолжал жить ровной, размеренной жизнью. Сейчас, с гибелью Тотера, оборвалась единственная нить, связывавшая его с другим миром. Рано или поздно, разумеется, эта нить будет восстановлена, к нему придут; не такие нынче времена, чтобы разведка легко разбрасывалась своей агентурой. Но только это случится позже, когда все успокоится.

Но связь пришла скоро и совсем неожиданно. В выходной день он гулял с дочкой, заходил в магазины, накупил ей игрушек. Они уже шли домой, когда с ними поравнялся высокий сухощавый мужчина. Он скользнул взглядом по Савченко и, поглядев на него еще раз, уже внимательнее, воскликнул:

— Господи, неужели это ты!

Затем он, широко и счастливо улыбаясь, обнял Савченко. Легким шелестом прозвучали слова:

— Твердый сплав. Константин Лаврентьевич. Из Нейска…

Савченко, чуть отстранившись, еще несколько секунд вглядывался в лицо незнакомца, а потом нерешительно спросил:

— Костя?

— Ну да! Не узнал сразу, а?

Они хлопали друг друга по спинам, ощупывали один другого, и Костя без умолку говорил, что он искал Савченко, но ему сказали, что того видели в последний раз в рабочем отряде, в Нейске.

— Я уже думал: тебя нет в живых. Ты что ж, с рабочим отрядом отступал?

— Нет, ушел в партизаны… Да это долгая история…

— Потом, потом, — замахал руками Костя. — А это, конечно, наследница? А ну-ка, покажись, дочка. Ох, какая она у тебя!

Константин Лаврентьевич, взяв Савченко под руку, пошел с ним, сияя от счастья. Каждый понимал — встретились старые, много лет не видевшиеся друзья. И теперь, по дороге к дому Савченко, Константин Лаврентьевич без умолку рассказывал о том, что работает он сейчас в Уфе, на одном из заводов, сюда приехал с профсоюзной делегацией — обмениваться опытом. Он говорил только о себе, упомянул вскользь свою фамилию — Королев и вспомнил какие-то подробности их совместной работы в Нейске, когда он, Королев, был диспетчером. У Савченко он не спрашивал ничего, и тот догадался, что Королев узнал о нем все, а сейчас, на всякий случай, сообщает сведения о себе — все-таки «друзья» еще с довоенных лет.

На лестнице Савченко шепнул Королеву: никаких деловых разговоров, возможно подслушивание, слежка. Тот кивнул и спросил: «Где Тотер?»

— Провалился. Я успел уйти. Кажется, вне подозрений. У вас все чисто?

— Все. Потом…

На лестничной площадке Королев уже басил:

— А ну, открывай, показывай свои хоромы… Погоди, а в магазин-то мы не зашли! Полагалось бы по такому случаю…

— У меня есть, — поворачивая ключ, ответил Савченко. — Настоящий ереванский, жена с гастролей привезла еще прошлым летом…

Пылаев читал донесение одного из оперативных работников и пытался представить себе — что это? Действительно ли встреча двух старых друзей или тонко разыгранная сценка?

Часу в седьмом в кабинете Пылаева зазвонил телефон:

— Товарищ подполковник? Это Мызников говорит. Поехали на машине втроем: он, гость и девочка. Кажется, в сторону Северного шоссе.

— Хорошо, — ответил Пылаев.

Он тут же набрал другой номер: в ОРУДе машина Савченко была на учете, сейчас Пылаев только сообщил, чтобы посты усилили наблюдение на пригородных шоссе.

— Видишь, что получается, — сказал он Шилкову. — Все мило и мирно: друзья встретились, выпили, поехали кататься, взяли с собой малыша. Все хорошо! А ведь только в машине они гарантированы от того, что их могут услышать. Да, много бы я отдал, чтобы быть сейчас там…

— Но девочка…

— Пустое. Они найдут способ отвлечь ребенка. Одна шоколадка — и ей будет ровным счетом все равно, о чем шепчутся взрослые.

Шилков промолчал. Конечно, никто не будет спорить с тем, что враг хитер. Но неужели нельзя за длинный ряд долгих — очень долгих недель уличить по сути дела уже обнаруженного врага, схватить его? Может быть, они просто чего-то не додумали?

— Что невесел? — пошутил Пылаев.

— Да так. Все ли мы сделали, товарищ подполковник?

— Нет, не все.

Шилков оживился:

— Я тоже так думаю.

— Вот и позвони домой Трояновскому и узнай, как старик себя чувствует. Он будет очень доволен. Любит поговорить. Кстати, проверь, как охраняется его квартира. Сейчас нельзя ручаться ни за что. И, возможно… — он не договорил.

Шилков видел перед собой прежнего Пылаева, веселого, с лукавой усмешкой, — такого, каким Шилков не видел его давно и каким он бывал всегда, когда дело шло хорошо.

— Вы что-нибудь знаете, товарищ подполковник?

— Что-нибудь да знаю, — ответил тот. — Таблицу умножения например, грамматику… Тебя еще знаю.

— Нет, я серьезно.

Пылаев, все еще продолжая посмеиваться, положил локти на стол и перегнулся к помощнику:

— Будто бы ты сам не знаешь того же, что знаю я.

— Но этого еще мало!

Подполковник взглянул на часы:

— Недолго ждать, увидим. Ты понимаешь — сейчас это и для него решающие часы.

Еще вчера в своем «BMW» Савченко рассказал Королеву все, кроме того, что он сам выдал Тотера.

— Откуда же вы знаете, что он провалился? — спросил Королев, косясь на заднее сиденье, где спала девочка.

— Он назначил мне встречу и не пришел. Он должен был передать мне все для взрыва. Не пришел он и потом…

Королев долго молчал, и Савченко начал злиться: время дорого, не могут же они кататься так до бесконечности и мозолить глаза ОРУДу. Их тут на каждом шагу, как грибов после дождя, понаставлено.

— Вот что, — тихо сказал Королев. — Давайте обсудим все до мелочей. Вы попали в поле розыска. Скажу вам больше: мне в Уфе тоже делать нечего, нас там прижали, за последнее время — два провала. Хорошо еще, не я вербовал… Сейчас нас, разведчиков, вызывают в Гамбург — поедем вместе.

— На «BMW»? — усмехнулся Савченко. — В какую сторону прикажете ехать?

— Не паясничайте, Савченко, сейчас не до шуток. Не сегодня-завтра вы сможете оказаться в таком месте, откуда путь один — на тот свет. Надеюсь, вы туда не очень торопитесь.

Савченко думал: этот Королев так напуган чем-то, что готов, наверно, вплавь добираться до Гамбурга. Что же произошло? Почему он так торопится удрать? И надо ли бежать с ним — конечно, в том случае, если он предложит реальный план.

— Через границу идти — бессмыслица, — заметил он.

— А мы и не пойдем через границу. Есть более… современные способы. Но один я ничего сделать не смогу. Вы сможете достать образец сплава?

— Образцы охраняются… Требуется время.

— Вам это даст толику денег. Потом придется перебираться обратно. Надеюсь, вы это понимаете?

Савченко кивнул. Его раздражала королёвская манера разговора: точно так же, с чувством явного превосходства, с ним разговаривал Тотер. По всей видимости, Королев — тоже немец: у них есть эта черта — смотреть на других свысока, Хотя чего теперь-то важничать — не они теперь хозяева: за «PN и К°» Савченко видел другую силу, тщетно пока пытаясь представить себе, какие они, те люди.

Словно издалека доносился голос Королева:

— Сейчас другие времена… От нас требуется иное, чем во время войны. Мы становимся разведчиками мирных лет, а это значит, что методы меняются. Вы в общем-то верно угадали дух времени: сверхосторожность. Мы еще пригодимся, когда начнется война. Но тогда мы будем действовать иначе. У наших нынешних хозяев размах куда больший, чем у второго отдела генштаба.

Савченко все кивал, удивляясь одному: этой разговорчивости. Какого дьявола понадобилось Королеву читать политграмоту? Что он, Савченко, газет не видит в конце концов? А Королев продолжал все так же ровно и тихо:

— Перед агентурой будут в скором времени поставлены необычайно серьезные задания. Мы должны будем ослабить эту страну так, что она рассыплется от первого же удара. Наш шеф говорил, что Россия перед третьей мировой войной должна быть похожа на стол, который источен жучком. С виду вроде бы крепкий, а толкнуть — и он рассыплется в труху… Вы пройдете в Мюнхене соответствующую политическую подготовку, и многое для вас станет более ясным.

Он сообщил Савченко о своем проекте, и тот пришел в восторг. В самом деле — как просто! Закупить в аэрофлоте билеты на самолет для делегации, а сесть вдвоем! Он не сомневался в том, что под дулами двух пистолетов летчики повернут и поведут самолет хоть на Северный полюс. Оставалось одно: в ближайшие же дни добыть образец сплава…

Когда Савченко увидел, что возле обочины шоссе стоит, подняв руку, офицер-орудовец, он невольно вздрогнул. Ему показалось, что вот сейчас все кончится, и не будет завтрашнего дня, когда он сможет вздохнуть свободно, впервые за много лет почувствовать себя вне опасности.

Но орудовец нагнулся к нему и, заглядывая в глубь машины, принюхался: не пахнет ли спиртным, — потом посмотрел права и, козырнув, отступил обратно, к обочине.

— Я думал — придется стрелять, — вытаскивая руку из-за борта пальто, выдохнул Королев. — Но он, кажется, всего-навсего милиционер.

Но они не видели, что, подойдя к столбику, спрятанному в кустарнике, сотрудник ГАИ Фролов вынул из кармана трубку, размотал шнур и вставил вилку в розетку.

— Коммутатор госбезопасности… Двадцать седьмой. Товарищ подполковник? Фролов говорит. Да, все в порядке, поехали обратно. Нет, скорость нормальная, но лица взволнованные. Второй держал руку за отворотом пальто, пока я проверял права…

Поздно ночью Савченко вышел из гостиницы от Королева. Мучительные раздумья о том, как достать образец сплава, кончились: Королев внезапно предложил другой план, опять удививший Савченко своей простотой.

Образец доставать не надо. Пройдет немного времени, новый сплав широко пойдет в производство, и тем легче будет достать образец. Ну, месяц, два, три — и в лабораториях на Западе такие образцы появятся. Так даже лучше: не надо рисковать хорошим агентом (Савченко при этих словах внутренне содрогнулся: как примут меня там — ведь по сути ничего не сделано! Может, не бежать? Нет, бежать обязательно, конспирация уже нарушена…).

— Значит — надо попробовать сделать то, с чего и предполагалось начать операцию: завербовать Трояновского.

Савченко сначала замахал руками:

— Что вы! Этот человек нам не по зубам.

Королев усмехнулся:

— Надо достать записку от его сына. Мы ему предложим выбор — формулы или жизнь сына.

— Глупости. — Савченко уныло отвернулся. — Покойники записок, по-моему, не пишут.

— За них пишут другие, — пожал плечами Королев. — У вас есть хоть несколько строчек, написанных рукой младшего Трояновского?

Он был немногословен теперь. В квартиру они войдут после предварительной подготовки. Нельзя, чтобы в это время там были посторонние, — это важно, так как, возможно, беседа будет шумной. Потом — если старик не согласится, его надо убрать. Все это — за час, ну, от силы полтора до вылета. Билеты на самолет заказаны и будут у них завтра.

…Савченко не ходил теперь на завод — взял отпуск. Когда сотрудники отдела сообщили об этом Пылаеву, тот задумался: зачем ему это?

Теперь подполковник почти не выходил из своего кабинета. На столе перед ним лежала бумага, и на ней росла колонка записей — донесения о том, что делают Королев и Савченко.

А они вроде бы не делали ничего лишнего. Королев с утра был на заводах со своей делегацией, а вечером гулял по городу.

Королев, правда, явно сбивал со следа. Он пересаживался с одного автобусного маршрута на другой, делал вид, что собирается сесть в трамвай, — и оставался на остановке, колесил по городу на такси. Два раза ему удавалось уйти из-под наблюдения, но ненадолго.

Пылаев, изучая донесения, все больше и больше убеждался в том, что все это — старые и давно изученные уловки.

Но вот еще одно донесение… Шилков сообщает, что Королев зашел в магазин медицинских товаров и купил фонендоскоп. Зачем ему понадобился этот фонендоскоп? А хотя, быть может, для жены: в сведениях, присланных из Уфы, говорилось, что он женат на враче заводской поликлиники. Утром Пылаев из дому позвонил в управление и передал дежурному: «Буду у профессора Трояновского. Его телефон 2-41-78. Жду донесений».

…Трояновский спал. Подполковник, укоризненно показав Глаше на телефон, снял с дивана несколько подушек и «закутал» ими аппарат. Потом на цыпочках он вышел в кухню и, повинуясь Глаше, сел на табурет.

Далекий звонок словно бы подбросил его: звонил телефон, закрытый подушками. Осторожно Пылаев вошел в комнату; Трояновский не проснулся. Подполковник снял трубку и опросил почти шепотом:

— Кого вам?

— Товарищ Пылаев? Говорит Громов.

— Я слушаю.

— Только что звонили с вашего объекта. Возле него появился первый.

— Пусть следят, — прошептал в трубку Пылаев. Так, это уже определеннее: «наш объект» — дом профессора Трояновского, «первый» — Савченко.

Значит, хорошо работают ребята, выделенные на охрану Трояновского. Видимо, Шилков сейчас с ними, мерзнет в какой-нибудь подворотне…

Королев и Савченко, прежде чем приступить к делу, тщательно выверяли «подходы» — то есть изучали, нет ли западни около дома Трояновского.

Мысль войти к Трояновскому под видом врача пришла Королеву не случайно. В самом деле — как удобно получается: он входит к больному, и пока идет процедура осмотра — выясняется обстановка. Савченко приходит на несколько минут позже. Если почему-либо неудобно будет начать разговор с Трояновским — они уйдут; у Глаши это не вызовет подозрений. В самом деле, какие подозрения — врач пришел к больному, и тут же — старый знакомый, пришел проведать.

Но когда настало время идти, Королев занервничал. Черт его знает, что это за старик. Если поверить Савченко — профессор сам отлит из этого твердого сплава. Королев, проживший в России немало времени, хорошо знал такую породу людей. Там, в Уфе, двое квалифицированных агентов провалились на вербовке: сопляки, мальчишки, любители выпить и пошуметь оказались хитрее воспитанников Орденбургской школы[2]…

В подъезд он вошел, держа руку в кармане, спустив предохранитель пистолета. На лестнице никого не было. Он позвонил у дверей Трояновского и поглядел на часы: до отлета оставалось час пятнадцать минут; Савченко придет через десять минут. За ним никто не следил, это точно: Королев, прежде чем идти сюда, пустил в ход все меры предосторожности. Он пробегал через дворы, стоял за выступами стен, за поленницей, чтобы столкнуться с чекистами лицом к лицу, — но никаких чекистов не было. Он успокоился окончательно…

За дверью раздались старческие, шаркающие шаги; Глаша спросила: «Кто там?» — и Королев ответил, стараясь говорить как можно деловитее: «Из районной поликлиники».

Войдя в прихожую, он сразу же закрыл дверь: не стоит ли за ней кто-нибудь?

— Как чувствует себя больной?

— Что?

Пришлось спрашивать громче. Домработница замахала руками:

— Да неважно, неважно. Динама у него, говорит, ослабела.

Королев улыбнулся — вежливо, как и полагается врачу. К Трояновскому он вошел, на ходу доставая из кармана фонендоскоп.

— Здравствуйте.

— Добрый день. Но… Обычно была врач… женщина…

— Да, да. Она захворала сама — грипп, знаете ли. Когда она вас смотрела? Кажется, позавчера?

— Да.

— Она была недовольна вами.

Королев придвинул к дивану, на котором лежал Трояновский, свой стул и сел, опустив руку в карман: он успел переложить пистолет в пиджак еще там, на лестничной площадке. Внезапно он спохватился: «Простите, одну минутку, совсем забыл…»

Он вскочил и, быстро подойдя к портьере на Дверях, отделяющих кабинет от столовой, рывком откинул ее и заглянул в соседнюю комнату. Пусто.

— Простите, мне почему-то казалось, что телефон у вас там. Обычно телефон не держат в одной комнате с больным. Разрешите позвонить?

— Да, да, пожалуйста.

Королев набрал номер и досадливо поморщился: занято. За эти минуты он прислушивался, не подошел ли кто-нибудь к дверям. Нет, все было тихо в квартире. Глаша на кухне что-то жарила: пахло топленым маслом. В ванне заурчала вода… Королев, снова сел рядом с диваном, скомкал фонендоскоп и сунул его в карман:

— Ну-с, а теперь поговорим о деле. Для начала, профессор, уговор — не волноваться и в обморок не падать. Вот письмо от вашего сына. Он жив, здоров, и его счастье зависит от вас…

Сутки назад, придя к Трояновскому, подполковник Пылаев не предполагал, что развязка, к которой он упорно шел, наступит так быстро. После сообщения Громова Пылаев, подумав, позвонил в управление:

— Снять группу охраны. Всю группу давайте на квартиру. И Шилкова обязательно.

Профессор не понимал — что же произошло. В квартире было пятеро чекистов, они тихо сидели в соседней комнате, выходили на цыпочках покурить на кухню. Трояновский убеждал Пылаева: места в квартире много, пусть люди поспят. Пылаев только улыбнулся ему одними глазами: нельзя.

— Со мной что-нибудь должно произойти? — спросил Трояновский.

— С вами — нет.

— Больше вы ничего и не скажете, — шутливо согласился профессор. — Поэтому давайте-ка играть в шахматы…

Прошли сутки. И вот — этот звонок в прихожей.

Все места были уже заранее распределены. Комната, где лежал профессор, имела две двери — в коридор и в столовую. В самой комнате, между стеллажом и кафельной печкой, был неширокий простенок, закрытый спинкой вольтеровского кресла: это место выбрал себе Пылаев. Оно было и наиболее опасно: в случае чего, он появлялся раньше других, и если Королев выстрелит — с трех метров промахнуться трудно.

…Звонок раскидал всех по местам. И когда Пылаев, подняв на уровень груди пистолет, замер и услышал незнакомый голос, он понял, что сегодня все должно кончиться.

Все случилось так быстро, что потом Пылаев так и не мог вспомнить деталей — как же это произошло. На Королева навалилось трое. Сильный человек, он, пожалуй, долго бы сопротивлялся, но когда щелкнули наручники, сообразил, что теперь уже все кончено.

В свалке пострадал маленький Мызников: шпион оттолкнул его так, что, падая, Мызников разбил себе подбородок о ножку стола.

Савченко взяли уже совсем спокойно, едва тот вошел. Он даже не сделал движения, чтобы защититься. А торжествующий Шилков, вытащив у него из кармана пистолет, подбросил его несколько раз на ладони и с нескрываемым ехидством спросил:

— Это, по-видимому, зажигалка? Или подарок больному учителю — профессору Трояновскому, а? Что же вы сейчас молчите, Савченко? Вы всегда были словоохотливы.

— Я скажу… все, — глухо ответил Савченко.