Творцы будущих знаков

Дыр бул щыл

убешщур

 скум

вы со бу

  р л эз

  е у ю

  и а о

  о а

 о а е е и е я

  о a

 e у и e и

  и e e

и и ы и е и и ы

те ге не

    рю ри

    ле лю

      бе

    тьлк

    тьлко

    хо мо ло

ре к рюкпль

    крьд крюд

      нтпр

      иркью

      би пу

из-под земли вырыть

украсть из пальца

прыгнуть сверх головы

    сидя идти

    стоя бежать

куда зарыть кольца

    виси на петле

    тихо качаясь

Маргарита,

твой взор и ледяные бури

острей, чем с барбарисом абxазури,

душистей молодого лука

сверx шашлыка,

но, как полынь, моя любовь горька,

 ч и x а ю, сам не свой

 р ы ч у н а в з р ы д, —

 потерял я запаx вкусовой.

 Уже не различаю чеснока,

острой бритвой мне сердце режет

молодая луна —

твоя золотая щека.

Страдаю, как молодой В э р т э р,

язык мой, —

г о л ы й д ь я в о л, —

скоро попадет на вэртэл!..

Шен генацвали, шен черимэ,

М э р и м э!

Бросаю к твоим сливочным ногам

бокал с к о л б а с о й

и утопиться

     бегу

       в Куру —

ВЕСЬ ГОРЯЩИЙ

          и босой!

В полночь притти и уткнуться

в подушку твоей любви

— Завтра уеду в Москву! —

Освободятся сЕльтерские ноги мои,

ими, как локтем пропеллера, взмахну!

сто лет с тобою проживши

не позабыл о Ней Единой.

ЧЕРЕЗ закорючки капусты, по крышам,

летит мой дух лебяжий

На — фта — линный!

У меня изумрудно неприличен каждый кусок

Костюм покроя шокинг

во рту раскаленная клеем облатка

и в глазах никакого порядка…

Публика выходит через отпадающий рот

а мысли сыро-хромающие — совсем наоборот!

Я В ЗЕРКАЛЕ НЕ ОТРАЖАЮСЬ!

Я пошел В ПАРОВУЮ ЛЮБИЛЬНЮ

Где туго пахло накрахмаленным воротничком

Растянули меня на железном кружиле

и стали возить голым ничком.

Вскакивал я от каждого соприкосновенья

как будто жарко ляпали СВИНЦОВЫМ ВАРЕНИКОМ!

кивнули — отрубили колени

а голову заШили В ЮБКИ БАЛОН.

. . . . . . . . . . .

и вот развесили сотню девушек

ВЫБЕЛИТЬ ДО СЛЕЗ НА СОЛНЦЕПЕКЕ

а в зубы мне дали обмызганный ремешок

чтоб я держал его пока не женюсь на безбокой

только что вытащенной

ИЗ МАЛИНОВОГО варенья!..

Стосковалась моя железка по кислице салату

и стукальцам небылиц

и закинув несгораемую хату

ввысь подымаюсь как накрахмаленная певица!

Забросил я память от жажды нового —

дыма и шипа бугорчатых машин

негра кочегарно-танцующего голого,

без пиджака… испола! Терпентин!

АРМАТУРЮ! В ТАНЦЫРЬ ЗАКОВАННЫЙ

над пропастью взлетаю как пученье морской буркоты —

И ДЕВЫ ВЛЮБЛЕННЫЕ ДО КОСТИ ИЗЖЕВАНЫ

ПОСЛЕДСТВИЯМИ КРАСОТЫ!..

и вот собрались все

телесными ерзая выступами

коленями пригнули меня к земле

в лоб мягко выстрелили

    чмок! квю!

    будля умрюк!

Я прожарил свои мозг на железном пруте

Добавляя перцу румян и кислот

Чтобы он поправился, музка тебе больше

Чем размазанный торт

Чтоб ты вкушала

Щекоча ноготком пахнущий терпентином (смочек)

Сердце мое будет кувырком

Как у нервного Кубелика

СМЫЧЁК

После серного дождя, землетруса,

на обломках горелых бревен

человечек уже мучается

над постройкой нового крова.

Тебе будут плевать в лицо,

по пяткам бить бамбуком,

а ты, ославленный подлецом,

не дрогнув, идешь на всенародные муки.

Художник, бедняга, босяк,

стройный тюльпан пустыни,

без страха,

без денег,

скользишь по камням,

одетый в лучи и овчину.

Мерцающим светом

руки подняты кверху.

Неутолимая надежда

неугасима купина!

И нынче яростней, чем прежде,

И на предвечные времена.

В избе, с потолком дыряво-копченым

Пятеро белобрысыx птенят

Широко глаза раскрыли —

Сегодня полные миски на столе дымят!..

— Убоинки молодой поешьте,

Только крошку всю глотайте до конца,

Иначе встанете —

Маньку возьмет рыжий леший, —

Вон дрыxнет, как баран, у соседского крыльца!..

Мать сказала и тиxо вышла…

Дети глотали с голодуxи,

Да видят — в котле плавают человечьи руки,

А в углу ворочаются порванные кишонки.

— У-оx!.. — завопили, да оравой в дверь

И еще пуще аxнули:

Там маменька висела —

Шея посиневшая

Обмотанна намыленной паклей!..

Дети добежали до кручи

— Недоеденный мертвец сзади супом чавкал —

Перекрестились да в воду, как зайчики, буxнули.

Подxватили иx руки мягкие…

А было это под Пасxу…

Кровь убитого к небу возносилася

И звала людей к покаянию,

А душа удушенной под забором царства небесного

Облакачивалась…

Уу — а — ме — гон — э — бью!

Ом — чу — гвут — он

    За — бью!..

Гва — гва… уте — пруту… па — гу…

— Та — бу — э — шиш!!!

Бэг — уун — а — ыз

Миз — ку — а — бун — о — куз.

СА — ССАКУУИ!!! ЗАРЬЯ!!! КАЧРЮК!

И БУДЕТ ЖУЖЖАТЬ зафрахтованный аэроплан

Увозя мои свежие СТИХИНЫ

За башню Эйфеля, за беглый океан —

ТАМ ЖДУТ ИХ ОМНИБУСОВ СПИНЫ,

И ВНОВЬ ИСПЕЧЕННЫЙ — я конкурент мороженой свинины!

Схватят жирные экипажи тонкими руками

Мои ПОЮЗГИ и повезут по всему свету кварталов

По Сити, по Гай-Старам

УДИВЛЕННЫЕ ЛЮДИ ОСТАНОВЯТ ДИНАМОМАШИНЫ И ТРАМЫ

И арифмометр — солнце повиснет как бабочка на золоченной раме!

Все читать заумь станут

Изучая мою ПОЭТСКУЮ СУСТЕНЬ…

РАДУЙТЕСЬ же пока я с вами

И не смотрите грустными…

Чарджуйных дынь золотое темя

И снежная мяхкоть

Медоле-е-ейным запахом пчелу увлечет

— Жь-ж-ж —!..

И жук засохший шушерой шевелится

И мышь, оса, жужжалки,

И ящер криволапый ис — под тюльей кельи

Шершавым язычком уж тащится на медососье!

И дыню все облапили как тетеньку!

В полях поляжет полдень жаркий

И все жуют нежай-й-йшие плоды

И не страшат лучей нарывные булавки!..

Эрывань

Жы-ы-ра…

На маставои

сверлят

мазоли,

калючки,

камни…

Эй, варабэй, варабэй,

адалжи сто рублей —

закуплю грузовик

Cнэ-е-гу…

На площади

тры лошади

пасэредине

ышак

столбнак —

ы! — кает!..

Духовка

каструла

паровая пэрина —

моя квартыра!

  — Бэгу

    на пэрэвулок!

в-а-а!.. Духан!

Гулим — джан

бурдюки!..

Орман орган

Гариман — Ха!

…Вэ-э-э!

Апельсын с гарчицей

Вино — чернила

горькый!

  Шашлык,

  бадриджан,

  кинжалом

  в горле.

Играй

  Зурна

   арган

    траур

Душа моя

  пережаренная курица

под скамейками валаится,

крест заржангвыл!

  Ай-ай, смори на минэ, Хачатур:

сверх агонь,

сбок агонь,

кургом агонь…

посередку — сапоги!

Куда пойдешь?

Кому скажешь?

Море — далеко,

Арарат — высоко,

Извозчык на козлах сыдыт,

нычего ны гаворыт —

язык чооорный

  как

    бакладжан.

Сошлися черное шоссе с асфальтом неба

И дождь забором встал

Нет выхода из досок водяного плена

— С-с-с-с-ш-ш-ш-ш —

   Сквозят дома

Сипит и ширится стальной оскал!

И молчаливо сходит всадник с неба

— Надавит холод металлической души —

И слякотной любовью запеленат

С ним мир пускает

Смертельный спазмы

   Пузыри

— Алла! Алла! Велик Алла! —

С часовни запел муэдзин,

— Хвала подателю тепла, Алла-а! —

Зима уходит опостылая!

Все церкви выпиты лужами

Выдувает Москву ветерок!

Вот, вот воробей п — о — н — а — т — у — ж — и — т — с — я

И станет совсем хорошая погода!..

В сарафане храсном Хатарина

Хитро — цветисто

Голосом нежней, чем голубиный пух под мышкою,

Приглашала дорогих гостей

И дородных приезжай:

— Любахари, любуйцы — помаюйте!

Бросьте декабрюнить!

С какой поры мы все сентябрим и сентябрим

Закутавшись в фуфайки и рогожи!..

Вот на столе пасхальном

Блюдоносном

Рассыпан щедрою рукою

Сахарный сохрун

Кусочки зользы

И сладкостный мизюль (мизюнь)

— Что в общежитьи называется ИЗЮМ! —

Вот сфабрикованные мною фру-фру,

А кто захочет — есть хрю-хрю

Брыкающийся окорок!..

А вот закуски:

Юненький сырок

Сырная баба в кружевах

И храсные

И голубые

Ю-юйца —

Что вам полюбится

То и глотайте!..

А муж ее

Угрыз Талыблы

Нижней педалью глотки

Добавил:

Любахари, блюдахари

Губайте вин сонливое соченье;

Вот крепкий шишидрон

И сладкий наслаждец!

А раньше чем пройтись по хересам,

Закуски —

Жареный зудак,

Средь моксы корчатся огромныесоленые зудавы

и агарышка с луком!

Для правоверных немцев

Всегда есть

ДЕР ГИБЕН ГАГАЙ КЛОПС ШМАК

АйС ВАйС ПЮС, КАПЕРДУФЕН —

БИТЕ!. . . . .

А вот глазами рококоча,

Глядит на вас с укором

РОКОКОВЫй РОКОКУй!

Как вам понравится размашистое разменю

И наше блюдословье?!..

Погуще нажимайте

На мещерявый мещуй!

Зубайте все!

Без передышки!

Глотайте улицей

  и переулками

до со-н-но-го отвала

     Ы-АК!

Мизиз…

  Зынь…

   Ициви

 Зима!..

Замороженные

Стень

Стынь…

Снегота… Снегота!..

Стужа… вьюжа…

Вью-ю-ю-га — сту-у-у-га…

Стугота… стугота!..

Убийство без крови…

Тифозное небо — одна сплошная вошь!

Но вот

С окосевших небес

Выпало колесо

Всех растрясло

Лихорадкой и громом

И к жизни воззвало

ХАРКНУВ В ТУНДРЫ

  ПРОНЗИТЕЛЬНОЙ

    КРОВЬЮ

      ЦВЕТОВ…

— У-а!.. родился ЦАП в дахе

Снежки — пах! — пах!

В зубах ззудки…

Роет яму в парном снегу —

У-гу-гу-гу!.. Каракурт!.. Гы-гы-гы!..

Бура-а-ан… Гора ползет —

    Зу-зу-зу-зу…

Горим… горим-го-го-го!..

В недрах дикий гудрон гудит

    ГУ-ГУ-ГУР…

Гудит земля, зудит земля…

Зудозем… зудозем…

Ребячий и щенячий пупок дискантно вопит:

    У-а-а! У-а-а!.. а!..

Собаки в санях сутулятся

И тысяча беспроволочных зертей

И одна вецьма под забаром плачут:

    ЗА — ХА — ХА — ХА! а — а!

    За — xe — xe — xe! — e!

    ПА — ПА — A — ЛСЯ!!!

    Па — па — a — лся!..

Буран зудит…

На кожанный костяк

Вскочил Шамай

    Шамай

Всех запорошил:

Зыз-з-з

Глыз-з-з

Мизиз-з-з

    З-З-З-З!

Шыга…

Цуав…

  Ицив —

ВСЕ СОБАКИ —

      СДОХЛИ!

Нелюдим, смехотвор и затворник,

зарывшись в древние книги,

не выезжая из комнаты,

в халате,

лежа на кушетке,

пивными дрожжами,

острым проскоком

обогнал всех путешественников:

вскрыл в России преисподню.

Мокроворона,

штафирка,

хламидник и щеголь,

с казаками Бульбы,

с разгульною вольницей

свершил два бедовых похода,

жег королевскую шляхту,

рубал кольцеусых панов.

Первач-подвижник

под видом лежебоки,

лесобровым Днепром,

бумерангом букв

с высоким спокойствием,

Пифагор гиперболы,

Эдисон снов!

СВЕТОНОС! —

взял

планету

на испуг!

От мокропогоды

скрываюсь в старой трущобе

духана, в подвалах вина.

Отсюда, сквозь горящую дымовину

кристаллы Эльбруса, —

надежда яснейшая вдвойне мне видна!

Я знаю:

здесь, в тяжелом сундуке,

зарыты чьи-то кружева и руки,

и молят о пощаде в кабаке.

Но пьяные картежники сидят на них,

к стенаньям глухи,

у каждого четыре короля

зажаты в кулаке.

И я стучу о стенку кирпичом,

людей зову

с оружьями и вилами,

чтобы сундук предстал

пред нами нагишом,

чтоб вырыли из душегубища безвинную!

Спасите всех,

спасите свет

во имя жизни ранней,

во имя мощных глаз

и атомов каскадного сверканья!

Не страшно разве?

На фоне труб и небоскребов

Как будто завтрак подан —

Больное сердце

  В красной вазе.

Я пока еще не статуя Аполлона,

не куцая урна из крематория,

Я могу еще выпить стакан самогона,

закусить в буфете ножкой Бетховена, ступней Командора.

Я не хочу встречаться с тобой совсем трезвый,

преподносить выглаженные в линейку стишонки,

я желаю,

чтоб нам завидовали даже ирокезы

и грызли с досады

свои трубки и свои печенки!..

Нас на вокзале приветствует свежий дождь —

широкие, глазастые дружбы потоки!

Лучшего

и через сто лет не найдешь.

Об этом вспомнят, вздыхая,

в городах, в музеях

наши потомки.

Так быть верным, до реквиема,

богу искусства,

у головокружительного барьера

твоих глаз,

с размаху не поддаться страшному искусу

в сотый и тысячный раз,

задержаться на самом краю пропасти

и схватить себя за рукава:

— Эй! Остановите эти кости!

Они хотят, напялив цилиндр,

всю ночь плясать канкан!..

Неприступно

и вечно сияй,

песни высокой

снежный Синай!

Свет сугробами на горе

наперекор хмурым химерам

гордякам, изуверам

НЕ ПЕРЕСТАНЕТ ГОРЕТЬ!