ЧАСТЬ 1

В те времена христианства, когда восточная и западная церкви составляли одну православную Церковь Христову, там и здесь, на востоке и на западе много являлось великих мужей, которые достойно называются светилами и столпами вселенской Церкви, потому что были сколько крепки в вере, святы в жизни, ревностны о благах Церкви, столько же богаты знанием, сильны словом, мудры в деятельности, Восточная Церковь бесспорно преимуществовала просвещением; но и древнеправославный запад оставил нам богатое духовное наследство в писаниях святых Отцов и блаженных Учителей своих, и это наследство, без сомнения, должно быть дорого для всякого, кто любит истинное просвещение.

Есть особые причины, по которым писания св. Отцов и Учителей древней западной Церкви, равно как сама жизнь и деяния их, должны служить для многих из нас. предметом не только внимательного чтения, но и прилежного изучения. Во-первых, и в жизни и в писаниях этих мужей мы находим прямые свидетельства на то, что в позднейшие времена в той же по месту Церкви не совсем тоже оказалось учение и направление, что нынешняя западная Церковь не наследовала того духа, которым проникнута была ее, так сказать, родоначальница, и во многом отступила от ее учения и правил, между тем как Грекороссийская Церковь и теперь содержит совершенно то же учение, какое древний запад вместе с востоком исповедовал чистым, православным, святым и спасительным, и теперь живет тем же духом, каким руководились некогда западная и восточная Церковь, как единая вселенская Церковь Христова. Таким образом христиане западной Церкви имеют в древних Отцах своих сильнейших обличителей, пред которыми должны быть безответны. Напротив сыны православной Церкви имеют высокое утешение видеть себя прямыми наследниками учения всех древних святых Отцов и Учителей Церкви, как восточных, так и западных. Во-вторых, некоторые вопросы христианского учения, особенно в приложении его к устройству Церкви, раскрываемы были преимущественно западными Отцами. [как например, учение о самой Церкви и об отношении к ней христиан, как членов ее]. Вообще на западе преобладало практическое направление: там меньше занимались созерцательным учением христианским, которое так полно, глубоко и точно раскрыто в творениях греческих Отцов и Учителей Церкви; но что касается более практических истин и правил церковного благоустройства, то и в жизни и в писаниях Отцов и Учителей древней западной Церкви весьма много глубоко поучительного и важного как для всякого христианина вообще, так в особенности для тех, которые должны иметь ближайшее участие в делах церковных.

Чтобы способствовать основательному знакомству с сими Отцами и Учителями Церкви, в предлагаемом издании (т. е. в переводном отделе его) будут помещаемы исключительно переводы их творений, которых у нас очень немного сравнительно с переводами писаний древних Отцов восточной или греческой Церкви.

В ряду знаменитейших Отцов-Учителей древней западной Церкви первое место после св. Климента Римского и Иринея Лионского, писавших впрочем на греческом языке, по времени и по важности подвигов в писаний своих занимает св. священномученик Киприан, епископ карфагенский. Поэтому начинаем издание наше переводом его творений, с предварительным жизнеописанием Святителя и библиографическими замечаниями о его произведениях.

ЖИЗНЬ И ТВОРЕНИЯ СВЯТОГО СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА КИПРИАНА, ЕПИСКОПА КАРФАГЕНСКОГО

Фасций Цецилий Киприан (полное имя Святителя) родился в Карфагене, около 201-го года по Р. X[1]. Родители его были язычники. Они принадлежали к числу богатых и знатных граждан карфагенских[2], и потому дали сыну своему воспитание, сообразное с происхождением его. Киприан получил полное, по тогдашнему времени, научное образование, то есть – изучил все свободные науки, особенно же, так называемые, изящные. За успехи в красноречии, он сам получил, потом, должность наставника красноречия в карфагенском училище, а так как должность сия соединяема была со званием судебного оратора, то нередко, в качестве адвоката, он защищал подсудимых[3]. Отличное исправление им своих обязанностей доставляло ему и почетную известность, в большее и большее богатство. Таким образом, внешнее положение его было очень счастливо Но, не смотря на это, он скоро начал чувствовать тяжелое внутреннее недовольство своею жизнию. Главною причиною такого недовольства, возраставшего в нем со дня на день, было то, что он, не находя более удовольствия в чувственных наслаждениях[4], начал живо сознавать в себе высшие потребности духа, а язычество, в котором он рожден и воспитан был, не только не удовлетворяло, но и прямо противоречило этим потребностям, особенно при тогдашнем состоянии языческого мира.

В языческом мире было тогда страшное развращение нравов и превращение понятий. В общественной жизни царствовали обман, насилие, вражда и проч. «Нарушали законы среди самих законов, попирали права при самих правах. Невинность не находила защиты там, где ее прибежище. Взаимные раздоры неистовствовали до бешенства, мирные тоги нередко служили вместо бранного одеяния и скромное торжище непрестанно оглашалось крамольными и неистовыми криками. Везде свирепствовал пламень греха, яд пороков показывал свою силу над бесчисленными сердцами, в неисчислимых видах. Один делал ложное завещание, другой, с ужасным обманом, подписывал оное, здесь отчуждали от наследства детей – там отдавали имение совсем чужому человеку. Противник обвинял, клеветник настаивал, свидетель лгал, с той и другой стороны, наглость лживого и продажного языка старалась дать обману и преступлению вид истины и справедливости и от того с виновными гибли и невинные. Законов совсем не боялись – не страшились ни следователей, ни судей, что только можно было купить, то было уже не страшно. Быть между виновными невинным делалось преступлением – кто не подражал худым людям, тот уже оскорблял их. Права стали заодно с пороками, и то, что делалось открыто, перестало быть непозволенным…» Театры служили училищем распутства. Там «одни любовались представлением тех пороков, которые им давно известны по собственному опыту, – другие учились, как можно быть порочными – те и другие усовершались в распутстве, тем более, что всеобщий разврат давал ему право на открытое уважение». Народные забавы способствовали притуплению человеческих чувств сострадания и милосердия и развивали зверские инстинкты жестокости и кровожадности. Там «убивали человека в удовольствие человеку – убийство вошло в обыкновение, в искусство, в науку – люди не только злодействовали, но и обучали злодействам… Отцы смотрели на погибель своих детей, брат с сестрою сидели в партере, сама мать покупала себе место на зрелище, платила за будущие свои вопли и отчаяние. И зрители таких бесчестных, бесчеловечных и ужасных позорищ нисколько не думали о том, что их кровожадные взоры служили причиною кровопролития в убийства». В домашнем, сокровенном быту язычников делалось то, чего и слышать не может целомудренное ухо: «мерзость сладострастия внутри домашних стен была тем необузданнее, чем неприметнее». Такими мрачными красками изобразил, впоследствии, сам Киприан состояние современного ему языческого мира[5]. Конечно, он представил одну темную сторону этого мира, но, видно, слишком мало было в нем светлого, когда такие ужасные черты составляли общий и главный характер его быта. Между самими язычниками, люди более благомыслящие и не утратившие способности понимать и ощущать различие между добром и злом, конечно, никак не могли помириться с такою жизнию, хотя бы и сами отчасти увлекались ее потоком, и потому не могли не желать выхода из печального состояния своего. Они не могли, также, не сознавать, что зло, так широко и глубоко пустившее свои корни, не было явлением случайным, что оно было прямым порождением самой религии языческой, ею воспитано и освящено и с нею будет жить неразлучно, а потому должны были не только охладевать, но и получать большее или меньшее презрение к самой религии своей. Так и св. Киприан, еще язычником почувствовал отвращение от язычества[6]. Но, воспитанный в его понятиях в обычаях, он не мог скоро освободиться от него, и, без сомнения, много перенес внутренних страданий, пока не вступил в другой, совершенно противоположный языческому мир, то есть, в мир христианский, и не получил новой жизни в Церкви Христовой.

Нет сомнения, что Киприан, еще до обращения своего в христианство, знаком был, хотя несколько, с учением христианским, потому что, в третьем веке, в Карфагене уже много было христиан, не только из простого народа, но и из высших сословий, и они, хотя без нужды не открывали своей веры каждому, но и не притворялись язычниками, когда обстоятельства побуждали их обнаружить себя христианами, почитая притворство в сем случае равносильным отречению от Христа[7], некоторые же из них открыто защищали свою веру, как, на прим. Тертуллиан. Знакомство с подобными сочинениями и с живыми примерами жизни христианской, конечно, ясно показывало Киприану все превосходство христианства пред язычеством и потому располагало его к принятию веры Христовой, но когда он всматривался, с одной стороны, в высокие требования христианства, с другой – в собственные наклонности, расположения и привычки, то ему представлялось невозможным совершенно отрешиться от прежней жизни, и он отчаивался в исправлении своего сердца. Таким образом, он долго находился в состоянии борьбы и нерешительности[8]. Но так как он искренно желал истины и правды, то и получал от Бога видимую помощь к побеждению мучительных сомнений своих и к решительному принятию истины и правды в вере Христовой.

Видимым орудием промысла Божия в обращении Киприана был один из благочестивых пресвитеров карфагенских, по имени Цецилий, с которым Киприан имел счастие войти в тесные дружеские отношения. Цецилий сам прошел тот путь сомнения, на котором видел Киприана, сам испытал те муки нерешимости, которые происходят от боязни выйти из положения, хотя явно неудовлетворительного, но привычного и наследованного от предков, и желания стать в другое положение, хотя очевидно лучшее, но еще не испытанное, непривычное, и потому внушающее некоторые опасения и страх[9]. Поэтому, он мог действовать и действовал на друга своего с благотворным успехом. Советам и убеждениям Цецилия сообщали особенную силу чистота и святость его собственной жизни, как живое доказательство того благодатного возрождения, которое даруется человеку в таинстве св. крещения. Следуя внушениям и примеру наставника и друга своего, Киприан решился, наконец, быть христианином.

Исповедавши себя христианином, Киприан тотчас же показал на деле, что, «взявшись за рало», не будет «озираться вспять» – он дал обет всегдашнего целомудрия, продал все свое имение и вырученные за него деньги раздал нищим[10]. Вообще, поведение Киприана в состоянии оглашения было таково, что могло служить примером для многих христиан, давно уже упражнявшихся в делах благочестия христианского. Руководителем его оставался тот же пресвитер Цецилий. Оба они жили теперь в одном доме, и новообращенный мог изучать и изучал жизнь христианскую не только по книгам и устным наставлениям, но, еще более, по живым примерам и образцам этой жизни, потому что, как сам Цецилий, так и все семейство его отличались истинно христианскими добродетелями[11]. Судя по всему этому, Киприан не долго оставался в состоянии оглашения, ибо не было никакой нужды отлагать на долго совершение над ним таинства крещения[12]. В крещении, из благодарности к наставнику и другу своему, он принял его имя, любил его до самой его кончины, которая скоро за тем и последовала, а после смерти его, принял на себя попечение о его семействе[13].

Хотя св. Киприан еще в состоянии оглашения изменил нрав и образ жизни своей, но только по крещении ощутил в себе то дивное благодатное возрождение, которое даруется в сем таинстве Духом Святым. В послании к Донату, искреннему другу своему, вероятно в одно время с ним принявшему крещение, он сам изображает благодатную перемену в душе своей следующими словами: «когда животворные воды крещения омыли пятна прежней моей жизни, и в очищенное и оправданное сердце пролился небесный свет, когда, приняв Духа небесного, соделался я новым человеком, с тех пор чудным образом я совершенно утвердился в том, в чем прежде сомневался, тайны начали открываться, мрак исчезать, то, что прежде казалось трудным, сделалось удобным, что представлялось невозможным, стало возможным, я начал познавать, что вся моя прежняя плотская жизнь, проведенная в грехах, была жизнь земная, что теперь только началась жизнь Божия, одушевленная Святым Духом» В полной уверенности, что и друг его сознает и ощущает в себе то же самое, он соутешается с ним животворными дарами благодати Божией и вместе с тем как бы предначертывает себе и ему общий план духовной жизни, достойной возрожденных: «безгрешная жизнь, рассуждает он, есть благословенный плод истинной веры, точно также как согрешения, предшествующие вере, суть неизбежное следствие повреждения человеческого. Все, что мы можем сделать, есть дело Божие: „о Нем живем, и движемся, и есмы“ (Деян. 17, 28). Заимствуя от Него силы, мы еще на земле проразумеваем будущее. Да будет только страх блюстителем непорочности, дабы Господа, наитием небесной благодати милостиво водворившегося в душах наших, нам можно было достойно носить в обители веселящегося сердца – приобретенная безопасность да не породит нерадения, да не подползет снова враг древний. Впрочем, продолжает он, если ты находишься на пути непорочности и правды, если идешь по нем непреткновенно и твердо, если ты предан Богу всеми силами и всем сердцем, то будь только тем, чем начал быть, тебе дастся свобода, по мере умножения духовной благодати. Ибо в принятии небесных даров нет меры, с какою обыкновенно принимаются благотворения земные, щедро изливающаяся благодать Духа не стесняется ни какими пределами, не связуется никакими преградами – она течет беспрестанно, богатит преизбыточно. Лишь бы только жаждало и было отверзсто сердце наше. Мы столько почерпаем от избытка благодати, сколько имеем веры, способной к ее приятию». Это высокое благодатное убеждение св. Киприана вполне оправдалось в его же собственной жизни.

Первое время после крещения своего св. Киприан посвящал преимущественно молитве, чтению свящ. писания и делам любви христианской[14]. Впрочем с этого же времени он начал употреблять в пользу веры и Церкви Христовой данный ему от природы и развитый образованием талант писателя. Кроме указанного послания к Донату, им, по всей вероятности, тогда же написан был трактат «о суете идолов»[15].

Понятно, что такой образованный и вместе благочестивый муж не мог долго оставаться в звании простого христианина, особенно в те времена, когда, по свидетельству самого Киприана, народ знал со всею подробностию каждого члена Церкви и видел действия каждого со времени его обращения[16]. Общее уважение к Киприану скоро обратилось в общее желание видеть его в числе церковного клира, и через год, или не много более, после крещения своего он рукоположен был в пресвитера карфагенской Церкви. В этом сане св. Киприан занимался более всего проповеданием слова Божия. По замечанию Понтия, он наблюдал святое искусство в изображении жизни и подвигов святых мужей для назидания народа, желая открыть каждому из слушателей удобнейший способ подражать добродетелям прославляемого угодника Божия, но особенное назидание получала проповедь его от того, что слушатели примечали во многих поступках его самого близкое подражание знаменитым деяниям изображаемых им праведников 1). К сожалению, до нас не дошли эти беседы св. Киприана, вероятно не записанные ни им самим, ни другими, или утраченные в последствии.

Еще через год, или даже менее того, когда скончался епископ Карфагенский – Донат (ок. 249 год.), народ единодушно избрал св. Киприана преемником умершему святителю. Хотя апостольскими правилами запрещалось поставлять в епископа из новообращенных[17], но для такого мужа, каков был Киприан, почитали весьма справедливым и некоторое отступление от канона, потому что в нем видели все выше обыкновенного, и как успехи его в духовной жизни не подчинены были обыкновенному порядку времени, так не почитали нужным и его самого подчинять принятому порядку церковных степеней. Совсем иначе думал о себе сам Киприан, но напрасно старался он отклонить от себя предлагаемый сан. Нашлось также несколько пресвитеров[18], которые не одобряли народного выбора, но их не послушали, тем более, что ими руководило чувство зависти. Епископы, собравшиеся в Карфаген для рукоположения преемника Донату, вполне разделяли мнение и желание народа. Св. Киприан, сколько по чувству смирения, столько и по опасению подать повод к нарушению мира церковного, продолжал сильно отказываться, но скоро не в состоянии был противиться любви народа. Дом его окружили со всех сторон, и никто не хотел удалиться, прежде чем он выйдет и отправится с народом в церковь. Такое желание и требование христиан не могло быть понято иначе, как выражением воли Божией, которой противиться было бы уже преступлением, посему Киприан уступил, наконец, общему желанию и принял священное рукоположение[19].

Народ торжествовал, почитая рукоположение св. Киприана в епископа особенною милостию для себя Божиею. И справедливо. Вскоре на самом деле оказалось, что новоизбранный святитель принадлежит к числу тех великих деятелей в Церкви Христовой, которых Сам Господь, по особенному смотрению своему, воздвигает в ней «во времена благопотребны».

Африканская Церковь заключала в составе своем три области или провинции, известные по гражданскому разделению, именно: собственную Африку, Нумидию и Мавританию. Каждая из этих провинций, имея по нескольку епископов, состояла под надзором старейшего из них, который назывался Примасом, но во главе управления всей африканской Церкви был епископ карфагенский, Он наблюдал за избранием областных епископов, к нему, как к старейшему, обращались другие епископы в делах особой важности и в случаях недоразумений, он созывал соборы и председательствовал на них, он мог вводить или отменять, по требованию обстоятельств и для пользы своей Церкви, частные обряды церковные, и под[20]. Все это составляло преимущества карфагенской кафедры, но, вместе с тем, налагало трудные обязанности на святителей карфагенских. Особые же труды и подвиги предстояли св. Киприану по особой трудности времени, в которое Бог судил ему проходить архипастырское служение.

На первый раз, Киприан встретился с различными беспорядками и злоупотреблениями в Церкви, вверенной его попечению. Африканские христиане около 40 лет уже пользовались непрерывным миром. Это было особенным для них счастием, но не все они умели пользоваться им, как должно – внешняя безопасность многим послужила во вред. Благочиние церковное начало ослабевать, потому что христиане начали отступать от прежних обычаев и правил, вместе с тем начала увядать нравственность и размножались пороки, наиболее противные духу христианства, как на пример, корыстолюбие в сластолюбие. Не только миряне и низшие члены церковного клира, но и многие епископы занимались крайне постыдными делами: «оставив кафедру и удалившись от стада, они блуждали по городам, вели прибыльную торговлю, прибегали к хитрости и обманам, захватывали наследства и различными оборотами увеличивали рост своих денег»[21]. Сами девственницы, вопреки добровольным обетам своим, переставали чуждаться мира и суеты его – многие из них любили одеваться с возможною роскошью и изысканностию, ходили на свадебные празднества и под[22]. Вообще, в поведении христиан резко обнаруживалось оскудение духа благочестия, а особенно – пренебрежение к требованиям церковного благочиния. При таком положении дел, новопоставленный епископ немедленно приступил к искоренению беспорядков и восстановлению благочиния церковного. Обстоятельства, по–видимому, требовали от него самых строгих мер в управлении, но, сколько по мягкости своего характера, столько же и по мудрой осмотрительности, он не спешил прибегать к суду и наказаниям, стараясь, прежде всего, действовать на виновных отеческою терпеливостию и пастырскими внушениями. Так, он сохранял общение с епископами, которые занимались торговыми делами, неодобряя, конечно, их поведения, но ожидая исправления их и, во всяком случае, отлагая суд над ними до более благоприятного времени, когда хотя несколько установится новый, лучший порядок дел в Церкви[23]. Для вразумления девственниц, забывавших о своих обетах, он написал особое сочинение: «об одежде девственниц», в котором, убеждая всех вообще к соблюдению правил благочестия, по преимуществу обращается к девам, посвятившим себя Богу, и с истинно отеческою любовию и ревностию увещавает их вести себя достойно высокого положения своего среди верующих. Недовольные избранием его пресвитеры, хотя не переставали питать к нему зависть и недоброжелательство пользовались, однакож, наравне с лучшими лицами, дружеским его расположением и внимательностию[24]. Поступая так сам, он внушал и другим епископам, обращавшимся к нему за советами и наставлениями, действовать в таком же духе. Это видно из писем его к епископам Рогациану и Евкратию[25], из которых первый просил у него совета, как поступить с оскорбившим его диаконом, и получил в ответ, между прочим, следующее заключительное наставление: «мы более желаем побеждать обиды и оскорбления кротким терпением, нежели отмщать священническою властию», а второй спрашивал, можно ли дозволять общение с Церковию комедианту, который, хотя сам отстал от театра, по обращении своем к христианству, но учит других театральному искусству, – и принял такой совет от Киприана: «постарайся всячески отклонить его от бесчестного занятия и призвать на путь непорочности и к надежде вечной жизни – пусть он довольствуется содержанием церковным, которое, конечно, не так обильно, но за то безгрешно. Если же у вас Церковь не в состоянии пропитывать трудящихся, то он может переселиться к нам, и здесь получить необходимое для пищи и одежды».

Предпочитая мерам суровой строгости меры терпеливого убеждения, св. Киприан был, однакож, совершенно чужд слабости, которая проявляется иногда в делах добрых и кротких правителей, сообщая личностям их нечто особенно привлекательное и располагающее к ним, но, в тоже время, не мало вредя благоустройству вверенного их управлению общества. Смиряясь лично пред Богом и пред людьми, он не мог равнодушно смотреть на всякое самоуправство и пренебрежение к правилам церковным, на неуважение к правам власти священной, на гордость и превозношение в лицах, какого бы ни было чина, и никаких беспорядков не пропускал, так сказать, мимо ушей и очей своих, а тотчас же начинал действовать против них, сам ли непосредственно, или чрез других, словом или делом, советами, наставлениями, или распоряжениями. В тех же письмах, на которые мы выше указали, содержится уже много такого, из чего ясно открываются эти свойства характера и правила деятельности Святителя. Другие факты, относящиеся к первому же времени его святительского служения, еще яснее представляют это. Не спеша судить епископов, которые вели себя предосудительно, он, за то, немедленно принял меры к предотвращению подобных беспорядков на будущее время, положивши принимать в клир, даже на низшие степени его, только таких людей, которые, по строгом испытании, окажутся способными к будущему званию своему и достойными его по безукоризненной жизни[26]. Щадя своих недоброжелателей и врагов, искренно прощая им их завистливость и обходясь с ними как с друзьями, он, в тоже время, не думал потакать ничьим порокам, как скоро порочные явно нарушали заповеди Божии и правила церковные. Так, когда один из пресвитеров карфагенских, Новат, жестоким обращением с женою своею, убил сына в утробе ея и, кроме того, обвиняем был в других, не менее важных, преступлениях, то св. Киприан потребовал его к суду, и только открывшееся в ту самую пору гонение Декия не позволило ему поступить с недостойным пресвитером по строгости закона[27]. Письма его: к Церкви фурнитанской и к епископу дионисскому Помпонию[28], состоят из советов – держаться строго постановлений Церкви и не оставлять без внимательного рассмотрения и соответственного наказания обнаруживающиеся преступления.

К сожалению, это почти все, что нам известно о первых действиях св. Киприана на епископской кафедре, В чем и как частнее проявлялась его заботливость об очищении нравов вверенной ему паствы и восстановлении в ней церковного благочиния, какой успех имели его пастырские попечения, какую надежду на будущее подавали ему ближайшие следствия первых его распоряжений, – мы не знаем. Кажется, обыкновенных человеческих мер, как бы ни были они мудры и с какою бы настойчивостию ни прилагались к делу, слишком недостаточно было для искоренения тех зол. которые развились тогда по христианскому миру и внесли в него языческие мерзости. Надобно было глубоко потрясти этот мир, чтобы пробудить христиан от усыпления и очистить Церковь Божию от языческих плевел. Такое именно значение имело внезапно открывшееся тогда гонение на Церковь, воздвигнутое императором Декием[29].

Гонение на христиан при Декие началось с января 250 года. Оно отличалось от прежних гонений, в особенности, тем, что простиралось на всех решительно христиан, так что каждому из них предстояло неизбежное испытание веры – надобно было, так или иначе, либо засвидетельствовать свою веру, либо отречься от нее пред гонителями – средины ни для кого не было. По крайней мере, таково было положение христиан в Африке. Там назначен был даже известный день, в который каждый из них должен был дать решительный отзыв о себе – остается ли он при своей вере, или отрекается от нее, и кто не давал никакого отзыва, тот считался, наравне с явно исповедавшими себя христианами, подлежащим осуждению[30]. Но знаменитому предстоятелю Церкви карфагенской угрожала смерть прежде всякаго формального приговора о нем. Как только указ Декия сделался известным в Карфагене, мятежная чернь с неистовым криком потребовала его на растерзание львам[31].

Мучения и смерть за веру Христову, конечно, не могли устрашить такого ревнителя веры и святости, каков был св. Киприан, тем. более, что для него не было нечаянностию не вдруг открывшееся гонение, ибо он заранее был извещен о нем знаменательным видением, смысл которого тогда же понял совершенно ясно и верно 1), ни ожесточение против него черни языческой, потому что всегдашняя ненависть и злоба ее против христиан вообще, при первом удобном случае, обращалась обыкновенно прежде всего на епископов и преимущественно на тех из них, которые пользовались особенным уважением у своих пасомых. Тем не менее он решился избегнуть в это время мученической смерти, в удалился из Карфагена в некоторое сокровенное место, где не могли найти его гонители. Замечательно, что также поступили в то время и знаменитейшие пастыри на востоке – св. Дионисий александрийский и Григорий неокесарийский. Видно, для гонимых нужны были тогда не столько примеры мученических доблестей в лице наиболее уважаемых пастырей их, сколько мудрые и деятельные попечения об них этих пастырей. Действительно это было так и, особенно, в отношении к карфагенской или даже всей тогдашней западной Церкви, где, как оказалось после, наставления и распоряжения св. Киприана необходимы были касательно многих важнейших предметов церковного благоустройства. Понтий, представляя в общих чертах благие последствия удаления св. Киприана, говорит так: «представь, что он, удостоившись тогда мученичества, восхищен был бы от нас.., кто бы научил падших покаянию, еретиков истине, раскольников единству, чад Божиих миру и закону евангельской молитвы[32]»?.. Подробнее и яснее откроется все это из дальнейшей истории жизни Святителя. Здесь же, к изъяснению озвученного поступка его, не лишним считаем прибавить одно: именно, что лично для него самого уклонение от мученичества было подвигом, едва ли не труднейшим и высшим мученичества, потому что мученичество обещало ему венец и покой, за приобретение которых всякий добрый христианин готов был заплатить страданиями и смертию, а само заточение могло представлять ему в будущем только ряд тяжелых забот, скорбей телесных и особенно душевных, лишений и трудов разного рода – с другой стороны, нельзя было не предвидеть ему и нареканий на поступок свой, как на мнимое бегство от опасности, а как трудно переносить подобные нарекания, кажется, и объяснять нет надобности, особенно когда речь идет о лицах, обязанных, по самому званию и положению своему в обществе, дорожить честию больше жизни и потому вполне сознающих и прилагающих к себе апостольское слово: «добрее мне паче умрети, нежели похвалу мою кто да испразднит» (1 Кор. 9, 15).

Удаляясь из Карфагена, св. Киприан завещавал клиру своему исполнять со всею рачительностию свои обязанности и не только за себя, но и за него делать все должное для паствы. Чтоб удобнее было помогать бедным и будущим исповедникам, которые подвергнутся темничному заключению, он разделил между клириками церковные деньги, бывшие в его распоряжении[33]. Клир, со своей стороны, по удалении епископа, оставался столько же покорным ему, как и в личном его присутствии. То были, без сомнения, лучшие из пресвитеров и диаконов. которым по преимуществу поручено было заботиться о Церкви, и потому они старались оправдать доверие к себе глубокоуважаемого архипастыря своего. Они доставляли ему время от времени сведения о состоянии его паствы и получали от него советы, наставления, утешения и правила, так что чрез них св. Киприан и в сокровенном убежище своем хорошо знал все, что ему нужно было знать, и отсутствуя телом, действовал как бы присутствующий, по его же собственному выражению[34].

Как Церковь карфагенская встретила наступившее гонение, это изображает сам Киприан в книге о падших и в некоторых письмах своих. Одни из христиан твердо противостали нападению гонителей, и в числе исповедников много было женщин и даже детей, другие поспешили скрыться, оставив домы и имущества свои, чтоб сохранить только веру во Христа и не оскверниться жертвою идолам, но великое множество оказалось и таких, которые при первых угрозах гонителей изменили вере своей, отрицались даже прежде допроса и спешили как можно скорее заявить свое отречение[35]. Обо всем этом, вероятно, тотчас же узнал заботливый Пастырь, но между письмами его мы не находим ни одного, которое можно было бы с полною достоверностию отнесть к этому времени. Так как некоторые из них несомненно утрачены, то к числу утраченных, по всей вероятности, принадлежат и самые первые письма к карфагенскому клиру, к исповедникам и к народу[36].

От января до апреля гонение в Карфагене не имело слишком жестокого характера. Правительство неоднократно поручало искать епископа, чтобы наказать его смертию[37], но на других не произносило еще смертных приговоров, Исповедников, лишенных имущества или заключенных в темницу было много, но первый мученик, Маппалих[38], пострадал только 17-го апреля, как значится в мартирологие римской Церкви. Св. Киприан из уединения своего давал советы клиру карфагенскому, чтоб он заботясь о вспоможении бедным и исповедникам, наблюдал осторожность в посещении заключенных и удерживал народ от стечения к темницам толпами, чтобы сами пресвитеры и диаконы, по очереди, священнодействовали для узников, вообще – чтобы всячески старались о возможном спокойствии в народе и предотвращали случаи к возбуждению ненависти и мятежных движений со стороны язычников[39]. Особыми письмами убеждал, потом, народ к молитве, а некоторых исповедников, самовольно возвратившихся из ссылки, обличал за такой поступок, так как он подавал повод к обвинению христиан в непокорности начальству и, следовательно, к усилению гонения.

В этот же промежуток времени получены были в Карфагене два письма от римских пресвитеров и диаконов – одно на имя карфагенского клира, а другое – самому Киприану. Последнее содержало в себе известие о мученической кончине епископа римского Фабиана (оно не дошло до нас), в первом же[40] говорилось, больше всего, об удалении Киприана, и говорилось так, что почти в каждом слове слышна горькая укоризна скрывшемуся епископу – римский клир тоном явной иронии хвалит его поступок, потом исчисляет такие качества истинных пастырей, которых, как будто бы, не оказалось в нем по причине его удаления, наконец, так внушает карфагенскому клиру всякую заботливость о пастве, что как будто считает эту паству сиротствующею. Само собою понятно, как глубоко должно было огорчить Киприана такое мнение о нем римского клира, а этот клир просил еще карфагенских клириков распространить послание свое повсюду. К счастию, оно, как видно, тотчас же передано было карфагенскими пресвитерами епископу своему, вместе с письмом на его собственное имя, и он, не медля ответом в Рим, дал почувствовать тамошнему клиру его неосмотрительность и неосторожность. Отвечая на письмо к нему самому, Киприан изъявлял искреннюю радость, по случаю мученической кончины Фабиана и благодарил писавших за высокоутешительное известие, но другое послание их он возвратил им назад, изъявляя недоумение, точно ли оно писано ими и не есть ли это какой–нибудь неблагонамеренный подлог, тем более, что на нем и подписей не было[41]. На самом деле ему нужно было не столько искать и просить удостоверения в подлинности этого письма[42], сколько показать писавшим, что подобные послания, выражающие не только легковерие, но и некоторую заносчивость, недостойны добрых служителей Церкви Христовой, и что распространение их послужило бы только к соблазну многих и могло бы подать повод людям неспокойным и враждующим против законной власти в Церкви к различным беспорядкам. Из Рима долго не было потом никаких писем, но мы увидим, что недоумения эти между римскою Церковию и карфагенским святителем разрешились, наконец, в полный и искренний союз между ними.

С апреля, гонение на христиан в Карфагене страшно усилилось: последовали самые жестокие пытки и мучения, темницы гораздо более прежнего наполнялись исповедниками и начались смертные казни. Св. Киприан получил известие, что некоторые из его пасомых увенчались мученичеством, другие готовились умереть за веру, и вообще многие показывали мужество и ревность, достойные истинных христиан. Радуясь и торжествуя по этому случаю, он спешил приветствовать тех, которые вынесли пытки и истязания, подкреплял их веру и упование и убеждал всех подражать первому между ними мученику. Ревностных к страданиям за Христа он находил нужным даже утешать, если бы им не пришлось получить венец мученический. Весь проникнутый духовною радостию за Церковь свою, он выражает, наконец, духовный восторг свой следующим восклицанием: «о, как блаженна Церковь наша, которую так озаряет слава божественного благоволения, которую так украшает честная кровь мучеников[43]». Но радость эта скоро омрачена была другими, очень печальными для пастыря, известиями из Карфагена. Кроме того, что там продолжали являться, по прежнему, малодушные и слабые христиане, возникли еще важные беспорядки, которые угрожали причинить большой вред Церкви. Главными виновниками этих беспорядков были старые враги св. Киприана[44], нашедшие теперь благоприятный для себя случай отмстить ему за его возвышение, столько им ненавистное.

Случай этот представился им в одном древнем и достохвальном обычае Церкви, который они решились употребить во зло, для достижения своей цели. В Церкви издавна существовал обычай смягчать и сокращать, по усмотрению впрочем епископа, определенные канонами наказания для тех из падших, которые представят ходатайственные записки от исповедников. Тертуллиан ясно указывает на это обыкновение в двух произведениях своих, именно: в книге «к мученикам» (ad Martyres) и в книге «о целомудрии» (de pudicitia), хотя в последней книге, писанной им, уже по уклонении от православия, порицает его. Такого рода записки имели право давать не все исповедники, а только те, которые подвергались осуждению на смерть, или, по крайней мере, перенесли какие–нибудь мучения. Поэтому, пока, в настоящее гонение, не было пыток и мучений, не было и ходатайственных листов, и никто из падших не имел повода просить себе освобождение от известных церковных наказаний. Но, как скоро исповедники подверглись истязаниям и некоторые потерпели мученическую смерть, появились и ходатайственные листы, впрочем, без нарушения должной чести, как достоинству епископа, так и законам церковным, потому, что мученики писали к Киприану и просили его тогда только рассмотреть их ходатайства и, согласно с ними, дать мир падшим, когда наперед получит мир, по милости Божией, матерь Церковь и сам епископ возвратится к своей пастве[45]. Кроме того, листы эти давались немногим – так, муч. Маппалик дал от себя записку только матери своей, бывшей в числе падших[46]. Но так начали поступать после. Ходатайственные записки стали даваться без разбора. Один исповедник, по имени Лукиан, раздавал их во множестве, от имени мученика Павла, по его завещанию. Другие тоже делали от имени пострадавшего до смерти юноши Аврелия. Много было таких записок, в которых не означалось даже, кому именно даны они, а говорилось просто: «да имеет он общение, вместе со своими», а потому получивший подобную записку мог, кого хотел, причислить к «своим». Злоупотребления доходили и до того, что записки покупались за деньги или за дары[47]. Без сомнения, все эти беспорядочные действия, исключая последнего рода, происходили, сначала, от неуместной снисходительности исповедников и недостаточного понимания ими дела. Но враги св. Киприана замыслили воспользоваться ими во вред Святителю и дать им, по своим видам, другое направление и значение. Они стали внушать некоторым исповедникам, чтобы те не сносились с епископом и не держались церковных законов[48], как будто–бы их собственного авторитета достаточно было в таком деле, каково примирение с Церковию, и, как будто-бы, епископы предоставляя себе власть пересматривать и утверждать их разрешения, унижали их исповедническую честь. Кажется, они, или, по крайней мере, другие по их наущению. насильно даже заставляли иногда исповедников давать общительные записки[49]. Между тем, сами эти лица начали допускать падших, представлявших исповеднические записки, к общению с Церковию и к таинству евхаристии, без предварительного со стороны их покаяния, без публичного исповедания своего греха, прежде возложения на них рук епископом и клиром. К тому же, без сомнения, побуждали и других пресвитеров, как собственным примером, так хитрыми доводами, или даже какими–нибудь принудительными средствами, подобно тому, как поступали иногда с самыми исповедниками.

Как ни тяжело было Киприану слышать о поступках исповедников, он, однакож, не хотел тотчас писать ни к ним самим, ни к клиру карфагенскому. Пока дело не принимало того оборота, какой дали ему, потом, упомянутые враги Святителя, он за лучшее считал молчать, надеясь скромным молчанием своим более способствовать умиротворению своей паствы, чем увещаниями и обличениями. Но когда ему стало известно, что наглость и дерзость известных лиц доходит до открытого нарушения важнейших постановлений Церкви и усиливается произвесть в народе возмущение против законного и спасительного порядка в ней, то он вдруг отправил в Карфаген три послания: к клиру, исповедникам и народу[50]. В этих посланиях, по свойственной ему скромности, он не именует пресвитеров, главных врагов своих и первых виновников опасных беспорядков, но, за то, со всею силою обличает преступность их действий и больше всего говорит вообще против недостойного поведения священников, оказавшихся, вместо учителей и блюстителей благочиния церковного, первыми нарушителями его. Частнее, в письме к клиру, он угрожает недостойным пресвитерам запрещением священнодействовать, если они будут поступать по прежнему, в письме к исповедникам, препоручает сим последним вразумлять своих пастырей, если пастыри не умеют им делать вразумления: «пусть же, говорит, от вас научатся, чему должны были сами учить», в письме к народу, увещавает простых людей заботиться о падших собратиях своих и усовещавать их к терпению и покорности, когда недостойные пастыри, вместо того, чтобы вразумлять, обольщают их. Кроме этих лиц, в отношении ко всем другим св. Киприан является не столько обличителем, сколько добрым советником: он выговаривает исповедникам за их неосмотрительность и неосторожность, но не угрожает, а просит, чтобы наперед внимательнее обсуживали состояние и поведение падших, которые обращаются к ним за рукописаниями мира, и точнее обозначали, кому именно и по какому разсуждению дают свои записки, о народе он говорит: «я знаю покорность и богобоязненность народа своего», и, всею душою сострадая его несчастию, обещает ему помощь и врачевство, только чтоб никто не требовал поспешности в таком деле, для которого нужна особенная осмотрительность. Дело это он думал решить не иначе, как соборным разсуждением, и потому убеждал всех вообще, клириков, исповедников и народ ожидать собора, который обещал созвать немедленно по окончании говения и возвращении своем в Карфаген.

Впрочем, так как гонение не утихало, а между тем наступала пора летних жаров, когда в Карфагене свирепствовали болезни, то, спустя несколько времени, св. Киприан призвал необходимым ослабить несколько прежнее определение свое касательно падших и написал новое послание к карфагенскому клиру, предписывая давать разрешение тем из падших, которые опасно занемогут, если только они имеют записки от исповедников, прочих же утешать надеждою на милость Божию в внушать им покорность и терпение, в прохождении покаяния[51].

Хотя наставления, увещание и угрозы св. Киприана не остались бесплодными, однакож не имели и полного успеха. Клир опять доносил ему, что некоторые требуют немедленно разрешения грехов своих и общения с Церковию, и просил наставления, как поступать ему в таких случаях. Св. Киприан отвечал, что в предыдущих письмах его достаточно показано, кому и при каких условиях можно давать разрешение, что же касается прочих, которые не подходят к этому разряду, то пусть ожидают общего мира Церкви потому что, говорит он: «это дело не немногих, не одной Церкви, или не одной провинции, а целого мира, – и скромность, благочиние, равно и самая жизнь всех нас вообще требует того, чтобы предстоятели, совокупно с клиром, и в присутствии народа, которому также надобно отдавать честь по его вере в богобоязненности, решили все с общего согласия». Впрочем, прибавляет он, если кто хочет поскорее загладить свою вину и получить прощение, то может очень легко сделать это, так как сражение еще продолжается и венец мученический получить желающему не трудно[52].

И так, не смотря на непокорность и возмущение некоторых, св. Киприан не думал отменять вполне законных требований своих. Но, при этом, Он не мог не видеть, что враги его не перестанут раздувать неудовольствие в падших на мнимую его строгость, а в исповедниках – на мнимое неуважение к ним. Надобно было показать пред всеми, что распоряжения его не произвольны и основываются не на личных каких–нибудь понятиях или стремлениях его, а на соображении с обстоятельствами и правилами церковными. Для этого, он за лучшее признал предложить означенные требования свои касательно падших на суд других предстоятелей Церквей и вошел с ними в переписку. Выше замечено, что римский клир не отвечал ему на первое письмо его. Св. Киприан знал причину такого молчания, то есть, неблагоприятное мнение о нем в Риме, но не хотел оправдываться, предоставляя времени открыть правоту его. Теперь же, когда ему нужно стало оправдание себя не для себя самого, а для блага Церкви, он, не ожидая больше писем из Рима, сам написал римскому клиру краткую апологию удаления своего от паствы и, чтобы видели, как, отсутствуя телом, он не отсутствовал (от паствы) духом, действиями, увещаниями, приложил все тринадцать, доселе написанных из уединения своего, писем, из которых, действительно, видно было, что он не оставлял ни клира своего без совета, на исповедников без увещания, ни самоуправных без обличения, ни народ без побуждения к молитве – в настоящем же письме особенно останавливается на распоряжениях своих касательно падших[53]. В то же время, он писал к некоторым соседним епископам и разослал им последние пять писем своих (о падших). Епископы скоро отвечали, вполне одобряя его распоряжения. За тем случилось, что один из епископов, по имени Калдоний, сам обратился к Киприану за советом, должно ли допускать к общению с Церковию таких падших, которые после падения сделались исповедниками, – и, вместе с утвердительным ответом, получил от него также означенные пять писем[54]. Скоро потом в из Рима получены были два письма, от клира и исповедников, хотя написанные прежде, чем дошло туда письмо св. Киприана, и не на его имя, а первое на имя клира карфагенского, другое на имя исповедников карфагенских, но пришедшие весьма благовременно, потому что в них содержались также сильные убеждения к сохранению благочиния церковного[55]. Таким образом, против беспокойных и высокомерных нарушителей благочиния церковного готово было сильное оружие, – и в нем тотчас же открылась нужда, потому что дерзость и непокорность многих проявились в эту пору очень резко.

Исповедник Лукиан, конечно, по наущению закоренелых врагов св. Киприана, решился написать своему епископу, от имени всех исповедников, письмо, в котором с надменностию уведомлял его, что все исповедники даровали уже мир падшим, по делу которых епископ хотел созвать собор, и поручают ему известить об этом других епископов[56]. Он писал также в римскому исповеднику Целерину, который еще во время пасхи, или не много спустя, просил его взять у первого, кто пострадает за Христа, ходатайственную записку для некоторых падших в Риме, и в этом письме говорит, что Целерину нечего беспокоиться о своих падших, потому, что исповедники все согласно дали мир всем[57]. Вслед за этим, в нескольких городах африканской провинции падшие восстали против предстоятелей и принудили слабых из них к немедленному удовлетворению своим требованиям, т. е., к разрешению грехов своих и общению с Церковию. В самом Карфагене многие сделалась вдруг гораздо беспокойнее и с большею дерзостию начали требовать себе мира.

На письмо Лукиана от имени всех исповедников св. Киприан ничего не отвечал. Он не решался сам, по своему усмотрению, судить исповедников, но написал только клиру своему, убеждая его твердо держаться прежних правил, и переслал ему переписку свою с Калдонием, прося сообщить ее народу, равно как довести до общего сведения и одобрения многими епископами известных пяти писем его[58]. Тогда же пришли в Карфаген письма римского клира и исповедников, – и все это вместе много послужило к обузданию непокорных и успокоению умов в африканской Церкви, так что некоторые из падших, искренно сознавши вину свою, писали потом к Святителю, что они сами не желают преждевременного разрешения себе и будут проходить покаяние до возвращения своего епископа, когда само примирение их с Церковию будет для них приятнее. Впрочем, далеко еще не все они пришли к такому разумному убеждению. Многие, напротив, продолжали упорствовать и даже замыслили открытое возмущение против епископа своего. Они написали к нему письмо от имени Церкви, в котором с непомерною дерзостию говорили, что имеют уже мир, и тем показывали, что будто бы не нуждаются уже в расследовании дела своего. Клир карфагенский, со своей стороны, доносил, что один из пресвитеров, именно Гай дидденский[59], не переставал входить в общение с падшими и принимать от них приношения, хотя бывшие тогда в Карфагене епископы и старались усовестить его и отклонить от такого незаконного общения, и что, в следствие этого, по совету тех же епископов, сам Гай, вместе с единомышленным ему диаконом, не допускается более к общению с Церковию. Св. Киприан обличил падших в крайнем неразумии, с каким они величали себя Церковию, и просил прислать ему поименный список лиц, с согласия которых составлено письмо их, если они хотят иметь от него подробный ответ на все, что написали[60]. А карфагенскому клиру он выразил свою благодарность за его поступок с Гаем в просил его поступать также со всяким пресвитером и диаконом, если кто-нибудь из них будет допускать к общению падших, прежде чем состоится соборное определение о сих последних[61]. Между тем, он особенно стал заботиться о ближайшем сношении с римскою Церковию, так как от этого много зависело более успешное врачевание зол, не так легко уступавших самой ревностной и благоразумной попечительности его.

На письма римского клира и римских исповедников, он тотчас же, прежде чем случились последние события, отвечал сам, хотя они адресованы были и не на его имя и, следовательно, ясно показывали, что в Риме не прошло еще недоверие к нему и к его пастырской деятельности. Он не думал оскорбляться этим и поспешил выразить глубокую благодарность и клиру и исповедникам за услугу их карфагенской Церкви. К письму на имя клира приложил письма Лукиана и Калдония, вместе со своими письмами, из которых одно было ответвом Калдонию, а другое – к клиру карфагенскому, по случаю письма Лукианова, равно как и переписку Лукиана с Целерином Все это послано было с Сатуром и Оптатом, которые, ради возлагавшегося на них поручения, посвящены, пред самым отправлением своим, первый в чтеца, а последний в иподиакона[62]. Потом, по случаю последних событий, все еще не получая себе ответа из Рима, св. Киприан опять писал, чрез иподиакона Фортуната, к римскому клиру, продолжая извещать его о состоянии своей Церкви и прилагая, на сей раз, письмо падших с ответом на него и письмо свое к карфагенскому клиру, по случаю известие о Гае диддевском[63]. Наконец, он дождался и столь желанных ему ответов из Рима.

Римский клир, прочитавши все письма св. Киприана, посланные им с разными лицами, не только отложил всякое недоверие к нему, но и выразил самое искреннее и глубокое уважение к его неутомимой деятельности, мудрой распорядительности, пастырской твердости и кротости, вместе с тем объявлял, что и римская Церковь держится тех же самых правил в отношении к падшим, какие он поддерживает в своей пастве, наконец благодарил его за подкрепление римских исповедников[64]. Сами исповедники, также высказали ему живейшие чувства признательности, замечая, между прочим, что, может быть, Промысл Божий для того так долго и определил им содержаться в узах, чтобы они могли получить наконец от такого мужа напутствие к венцу мученическому[65]. Письма эти так обрадовали св. Киприана, что он, тотчас же переславши их в Карфаген, поручил клиру своему не только прочитать их всем епископам, какие там были, пресвитерам, диаконам и всему народу, но и распространять их в списках по всем африканским церквам, что и было исполнено клиром[66]. После этого, естественно, должны были притихнуть даже и те непокорные, которые ничем не убеждались в преступности своего возмущения, потому что не хотели убеждаться, и в Церкви карфагенской стало спокойнее, хотя, к несчастию, не на долго[67].

Около октября, св. Киприан писал клиру своему о том, чтобы он не переставал заботиться об исповедниках и тщательно замечал дни кончины их, хотя бы они умирали в не мученическою смертию. Пресвитер Тертулл и прежде извещал его о кончине всех исповедников, и святитель в уединении своем творил поминовение о них, но, тем не менее, он обязывал и клир вести запись дням мученической и немученической кончины мужественно исповедовавших Христа, изъявляя при этом желание совершить обо всех таких усопших поминовение по возвращении своем[68]. Вскоре после этого он сообщал клиру, а чрез него и всем пасомым своим, об откровении, какое Бог даровал ему, касательно скорого прекращения гонения. Вот слова, которые слышал он в видении: «скажи ему, чтоб он был покоен – мир скоро наступит, только не вдруг, потому что есть еще такие, которым нужно испытание». Здесь же сообщает он и об одном из прежних видений своих о наступлении гонения. Скромность, без сомнения, удержала бы святителя от таких повествований о себе, если бы не было нужды в них для духовных детей его. Но для того, конечно, и получил он откровение Божие, чтобы утешить им свою паству и, в особенности, падших, с нетерпением ожидавших общего мира Церкви, и потому не хотел и не должен был молчать о нем. С извещением о грядущей милости Божией он соединяет увещание к единодушной молитве, с постом и слезами, об ускорении мира и к исполнению заповедей Божиих, нарушение которых было причиною настоящего бедствия[69].

Между тем, гонение то ослабевало, то опять усиливалось. Пред окончанием своим, оно вспыхнуло, кажется, с особенною жестокостию, потому что в это время пострадали или пали некоторые из клира карфагенского, до сих пор, не смотря на все соблазны и опасности, остававшегося целым и чистым. Оплакивая это несчастие, св. Киприан обращается к оставшимся клирикам с увещанием, чтоб они исполняли все, что еще прежде возложено было на них, в рассуждении бедных и исповедников. Он сам уже помышлял было о возвращении, но был уведомлен, что для него опасность еще велика, поэтому решился оставаться в убежище своем до более благоприятного времени. Больше всего его беспокоило поведение многих исповедников, из которых одни произвольно оставляли места ссылки своей и тем самым показывали себя недостойными своего имени, а другие, хотя освобождаемы были по воле начальства, но вели себя после этого крайне беспорядочно. Поэтому он внушал клирикам всячески заботиться о вразумлении этих людей, особенно при вспомоществовании им в нуждах[70]. Как велика была его забота о бедных, равно и о странных, видно из особого его письма, в котором он поручает клиру пользоваться для вспоможения причитающимися на его часть доходами, хранящимися у исповедника Рогациана, и извещает, что, кроме того, препровождает несколько денег на тот же предмет с аколуфом Нариком[71]. Утешением для св. Киприана было прибытие к нему в это время (в конце 250 г.) римского исповедника Целерина, который передал ему, какую любовь и уважение питали к нему римские исповедники, все еще томившиеся в узах. Со своей стороны, памятуя о них день и ночь, в уединенных и общественных молитвах своих, он не отказался опять утешить и ободрить их письмом своим, в котором, между прочим, просит Господа о прославлении их венцем мученическим[72].

Расстройство и оскудение клира в африканской Церкви побуждало св. епископа заботиться о замещении праздных вакансий достойными и надежными лицами. В конце 250 года, он в уединении своем посвятил в чтецы двух знаменитых исповедников, Аврелия в Целерина, приказав выдавать им из церковных доходов части, равные пресвитерским. Тогда же причислил к карфагенскому клиру пресвитера другой Церкви, Нумидика, прославившегося также особенными подвигами во время гонения, предназначая его, впрочем, к высшей степени священства, т. е. к епископству в той Церкви, где служил он прежде[73]. Но вполне заняться этим делом св. Киприан мог, конечно, не прежде, как по возвращении своем в Карфаген. До того же времени, ему нужно было собрать сведения о поведении различных лиц во время гонения, чтобы правильно судить, кто из мирян способен и достоин поступить в служители Церкви. С этою, между прочим, целию он избрал, в начале 251 года, четырех наместников, именно: епископов соседственных епархий Калдония и Геркулана, известного исповедника-пресвитера Рогациана и вышеупомянутого Нумидика, и поручил им разведывать лета, состояние и поведение и особенности тех, которые нуждались в помощи и от них должны были получать вспомоществование.

Казалось, наступало время возвратиться и самому епископу из удаления, потому что гонение почти совсем утихло. Но явились новые, неожиданные препятствия его возвращению. Если большей части карфагенских христиан желалось, как светлого праздника, появления между ними архипастыря своего, то некоторые из них имели причины желать совершенно противного, потому что боялись справедливого суда его за свои пороки и преступления. Таким оказался на первый раз один из мирян, по имени Фелициссим, человек богатый, но вместе крайне порочный. К нему тотчас же присоединился известный Новат, который с возвращением епископа должен был ожидать извержения из своего сана, а потом пристали и другие четыре пресвитера – давние враги св. Киприана, опасавшиеся также суда над собою. Может быть, они-то и расположили Фелициссима к ненависти против епископа, по крайней мере, они побудили его открыто восстать против него. Сначала Фелициссим вооружался против наместников за раздачу ими денег в большем количестве чем бедным, которые лучше других вели себя во время гонения, а потом начал осуждать св. Киприана пред народом за излишнюю строгость его в наложении на падших покаяния, несоразмерного будто бы с их виною. Недавно притихшее зло опять поднялось – падшие снова стали отказываться от несения епитимии, многие явно перешли на сторону возмутителя, и он сделался предводителем целой толпы обманутых или злонравных нарушителей правил церковных.

Наместники, уведомляя св. Киприана о возмущении Фелициссима, указали на некоторых его сообщников, но о ближайшем участии в его возмущении пяти пресвитеров ничего не говорили, потому, без сомнения, что сами не знали об этом. Киприан предписал им отлучить от Церкви, как самого начальника раскола, так и всех упорных приверженцев его, выражая впрочем надежду, что многие из перешедших на сторону возмутителя, сами оставят его и возвратятся к Церкви. Подробнейшее расследование о деле он отлагал до своего возвращения, которое, по его желанию и предположению, должно было последовать до пасхи[74]. Но доселе скрывавшиеся враги его, наконец, прямо объявили себя его противниками и начали отклонять народ от епископа, давая общение падшими. Тогда Святитель, столько жаждавший свидания с паствою своею, увидел, что ему невозможно еще удовлетворить пламенному желанию своему, потому что с прибытием его в Карфаген могло усилиться смятение, Итак он решился праздновать пасху в своем уединении, а к народу написал трогательное письмо, в котором, изображая глубокую скорбь свою о том, что не может лично ни приветствовать чад своих, ни увещавать их по учению Господа и Его евангелия, заочно умоляет не поддаваться обману и держаться единой святой Церкви[75]. Вскоре за тем он писал к клиру и опять к народу о незаконном посвящении Фелициссима в диаконы пресвитером Новатом[76]. И эти были уже последние письма его из удаления.

Св. Киприан возвратился в Карфаген и вскоре после пасхи, пробывши в самоизгнании не меньше пятнадцати месяцев. Возвращение его встречено было искреннею и торжественною радостию пасомых, но сам он не мог вполне отдаться тому же чувству, по причине занимавших его мыслей и забот о деле падших и раскольников. Этому делу посвятил он первое время по возвращении своем. И собственные соображения его и многие опыты очевидного суда Божия над падшими, думавшими без надлежащего покаяние пользоваться миром и общением с Церковию[77], внушали ему остерегаться всякой поблажки виновным и требовать от них законного покаяния. В этих мыслях он, прежде чем открылся собор, написал «книгу о падших», в которой убеждал падших совершать покаяние, не полагаясь ни на какие ходатайства и примеры, обольщавшие легким примирением с Церковию, и вместе с тем приготовлял их к принятию соборных определений, которые, без сомнения, сам же предначертывал заблаговременно.

В конце мая открылся и собор, под председательством св. Киприана. Кроме епископов, пресвитеров и диаконов, на нем много было исповедников. Главными предметами рассуждения естественно были дело о падших и раскол Фелициссима. «Рассмотрев различные свидетельства св. Писания, относящиеся к вашему предмету, – мы определили, говорит сам Киприан, не лишать падших надежды на общение и мир с Церковию, чтоб не повергнуть их в отчаяние и, затворивши для них двери Церкви, не заставить их жить по язычески. Но с другой стороны, чтоб не сделаться нарушителями церковной дисциплины, наложили на них продолжительную эпитимию». Впрочем продолжительное покаяние наложено было собственно только на один род падших, именно, на приносивших жертвы идолам, что касается до так называемых либеллятиков, то положено было даровать им разрешение вскоре после собора[78]. Еще более, конечно, достойны были прощения те, которые только в мыслях решались принесть жертву идолам, самим же делом не были виновны в таком преступлении, между тем исповедали нечистое расположение свое. Их раскаяние особенно хвалит св. Киприан (в кн. о падш.), поставляя его в пример истинного покаяния, и потому они не могли быть подвергнуты строгой епитимии. Подробности соборных определений о падших нам неизвестны, но известно то, что на соборе со всем вниманием обсуживали различные обстоятельства падения и взвешивали причины, расположения, силу понуждения к нему, и сообразно с этим определяли то или другое о различных падших[79]. Известно также, что и клирики, подобно мирянам, подвергались публичному, более или менее продолжительному, покаянию, если оказывались в числе падших, и притом лишаемы были церковных степеней своих[80]. Что касается Фелициссима и его сообщников, равно и всех, несоглашавшихся несть покаяние и следовательно отпадавших от Церкви в раскол, то постановлено было совсем отлучить их от общение с Церковию[81].

Собор восстановил спокойствие Церкви карфагенской. Но он еще не кончил своих заседаний, как получено было известие о беспокойствах в Церкви римской, грозивших также пагубными последствиями. Как римская Церковь послужила некогда св. Киприану в печальных обстоятельствах его паствы, так теперь св. Киприан готовился со своей стороны послужить Церкви римской, и действительно оказал ей весьма важные услуги.

Положение дел в Риме было таково: от кончины епископа римского Фабиана до месяца июня 251 года римская Церковь оставалась без епископа. Можно думать, что в Риме, вблизи императора Декия, всю жизнь свою враждовавшего против христиан, гонение стало утихать позже, чем в Африке, и потому, когда св. Киприан возвратился уже в Карфаген, римский клир все еще не приступал к избранию для Церкви своей епископа. Наконец в июне на римскую епископскую кафедру законно возведен и рукоположен был пресвитер Корнелий, известный своим благочестием и пастырскими добродетелями. Но один из пресвитеров римских Новациан объявил себя недовольным таким избранием и стал распространять различные клеветы на Корнелия, обвиняя его главным образом в общении с падшими. Сначала весь успех его ограничивался соблазном только немногих легковерных людей, но скоро дело приняло иной оборот. К партии Новациана пристал Новат, изменивший Фелициссиму и удалившийся из Карфагена в Рим. Новациан проповедовал совершенно противоположное тому, за что ратовал Фелициссим – последний требовал разрешения падших без покаяния, напротив первый хотел совсем отказать падшим в примирении с Церковию. Но Новат, приставая от одного к другому, явно искал не истины, а выгоды, и, думая больше успеха иметь в обществе Новациана, оставил прежний раскол и обратился к новому. Прикрываясь видами благочестия и святости жизни, являясь строгими ревнителями чистоты Церкви и владея, к тому, хорошим даром слова, Новациан и Новат успели привлечь на свою сторону даже исповедников римских, а с ними конечно весьма много простых христиан, последовавших примеру исповедников. Ободряемые таким успехом, они смело пошли дальше – хитростию привлекли в Рим из некоторых провинций Италии трех епископов в заставили их рукоположить Новациана в епископа римского. Таким образом на кафедре римской явились вдруг два епископа.

Корнелий, согласно обычаю, тотчас же по рукоположении своем, начал уведомлять об этом других епископов, в тоже время и Новациан писал к епископам о мнимом недостоинстве Корнелия. Когда то и другое письмо пришли в Карфаген, св. Киприан первое приказал прочитать клиру и народу, а второе скрыл, в предупреждение соблазна от него. Он не верил обвинениям Новациана, не сомневался в законном избрании и посвящении Корнелия и потому лично признавал его епископом, внушал даже всякому, о ком слышал, что отправляется в Рим, не увлекаться толками о новом епископе римском и иметь с ним общение, но чтоб избежать упрека в пристрастии и соблюсти всю правильность в исследовании дела, решился до времени не отвечать Корнелию. Отцы собора карфагенского приняли также это решение. По взаимном совещании между собою, они положили отправить в Рим послов, чтобы со всею точностию и подробностию узнать от самих епископов, бывших при посвящении Корнелия, как именно происходило дело. Послами отправлены была два епископа, Калдоний и Фортунат. До времени возвращения их, письма в Рим от африканских епископов и церквей должны были посылаться на имя не епископа, а клира римского.

Калдоний и Фортунат еще не возвращались, как прибыли от Новациана четыре посла с известием уже о его посвящении в римского епископа, но Киприан, обличив их во лжи и клевете, не хотел иметь общения с ними. Скоро за тем африканские послы возвратились из Рима и принесли письма от епископов, бывших при рукоположении Корнелия, в тоже время прибыли еще из Рима два африканских епископа, Помпей и Стефан (вероятно отправлявшиеся туда по каким-нибудь частным делам своим), которые также была очевидцами дела, – и все единогласно свидетельствовали о законном рукоположении Корнелия и происках Новациана. Тогда Киприан поспешил послать общительное письмо к Корнелию, чрез пресвитера Примитива, которому поручил также словесно изложить многое, о чем писать было бы слишком продолжительно[82]. Со своей стороны отцы собора, какие оставались еще в Карфагене, писали к другим африканским епископам о Корнелие и Новациане и советовали им немедленно вступить в общение с новоизбранным епископом римским, сами же от себя отправили к нему одно общее письмо. Между тем послы новациановы, сколько ни пытались стать пред собором, или пред клиром и народом карфагенским, со своими обвинениями против Корнелия, не могли достигнуть этого. Решительно отвергнутые Киприаном и всеми, кто был в единении с ним, они начали переходить из дома в дом, странствовали по разным городам Африки, стараясь набрать себе сообщников, но деятельный и ревностный пастырь карфагенский старался оградить свою паству от их соблазнов и, сколько мог, внушал им самим оставить гибельный раскол и возвратиться к Церкви. В это время он составил книгу о «единстве Церкви», в которой раскрыл истинное понятие о Церкви и показал пагубные плоды отделения от нее.

Не ограничивая этим участие своего в положении римской Церкви и ее епископа, Киприан, посылая другое письмо Корнелию, приложил к нему еще письмо на имя римских исповедников, увлеченных Новацианом[83]. Так как некоторые из этих исповедников были еще прежде в переписке с ним и получали от него много утешения, то едва-ли кто другой мог теперь подействовать на них так скоро и так сильно, как глубоко уважаемый ими святитель карфагенский. Действительно, получив его послание, и при нем еще книги о падших и о единстве Церкви, также список соборных правил о принятии падших, они сознали свое заблуждение. Четверо из них публично исвоведали себя виновными, признались, что были обмануты, просили забыть оскорбления, какие они наносили Корнелию, и умоляли о принятии их в общение церковное. Таким обращением исповедников Киприан оказал важнейшую услугу Корнелию и Церкви римской, потому что пример исповедников имел особенное влияние на народ, и, вслед за их раскаянием, можно было надеяться на раскаяние весьма многих. Поэтому, оба епископа глубоко обрадованы были этим событием, и даже народ в Риме торжествовал его со слезами радости[84].

В отношениях между римским и карфагенским епископом, вообще, видна вполне братская любовь и взаимная заботливость. Только на первых порах, Корнелий был огорчен несколько, со стороны Киприана, тем, что думал видеть в нем недоверчивость к себе, по случаю состоявшегося в Африке определение не писать никому на имя римского епископа, пока послы карфагенские лично не удостоверятся в законном его избрании. Но, когда это огорчение сделалось известным Киприану, он без труда доказал его неосновательность, раскрыв смысл и цель поведения своего в означенное время[85]. Взаимное содействие этих епископов друг другу наиболее способствовало, в то время, успешной борьбе православия с возмутительными расколами на Западе.

Новациан, не смотря на все неудачи свои, не переставал искать себе последователей. Когда прежние посольства его в Африку оказались безуспешными, он снова отправил туда четырех приверженцев своих, в числе которых был и Новат. Но Корнелий поспешил уведомить об этом Киприана и, вместе с тем, коротко очертил свойства и поведение послов Новациановых[86]. Во-время предупрежденный, епископ карфагенский озаботился принять меры к охранению православных от нового покушения на их чистую веру, обличил и посрамил нечестивых и с ног до головы покрытых преступлениями возмутителей церковного спокойствия, а Корнелию описал, в свою очередь, Новата такими красками, что епископ римский, обнародованием ответного письма его, мог лучше всего открыть глаза многим, кто и каковы сообщники и единомышленники Новациана[87]. Впрочем в Африке один из епископов едва был не увлечен в раскол хитрыми обманщиками – это был епископ нумидийский, Антониан. Узнавши об его колебании между Церковию в расколом, св. Киприан написал к нему обширное письмо, в котором показал весь ход дела о падших, разъяснил римские происшествия и представил несообразность Новациановых требований, касательно падших со словом Божиим[88]. Вероятно, Антониан принял вразумление. Другое зло, сделанное, около этого времени, теми же приверженцами римского раскольника, касалось еще ближе св. Киприана – они провозгласили некоего Максима епископом карфагенским. Но обман был так очевиден, что обманщики не получили от него никаких выгод. Св. Киприан не считал даже нужным писать об этом в Рим, потому что, не за долго пред тем, он послал Корнелию список имен всех православных епископов в Африке, дабы он и другие епископы Италии знали, кому можно было писать и от кого следовало принимать им письма.

Так прошел год со времени возвращения св. Киприана из места удаление его, в гонение Декиево. Внутренний мир Церкви утверждался более и более. Правила, положенные для охранения чистоты Церкви и исправления немощных членов ее, соблюдались православными с такою точностию, что некоторые епископы африканские не решались сами собою ослабить церковное покаяние даже для таких лиц, которые по обстоятельствам, заслуживали снисхождения, и обращались за советом к главному предстоятелю своей Церкви, а сей последний предоставлял подобные вопросы решению соборному[89]. Но наступали снова тяжелые времена, как для Церкви вообще, так в частности, для св. Киприана, которому суждено было успокоиться только с мученическою кончиною своею.

В 252 году, после пасхи в Карфагене, по обычаю, состоялся собор. На нем рассмотрены были жалоба одного епископа, Фида, на исповедника и епископа Терапия, преждевременно давшего мир некоему Виктору, бывшему прежде пресвитером, а потом падшему, и вопрос того же Фида о крещение младенцев. Собор положил сделать выговор Терапию, не лишая, впрочем, Виктора дарованного ему мира, а касательно крещения младенцев, подтвердил общий обычай крестить их во всякое время, начиная со дня их рождения, и не дожидаться восьмого дня, как предлагал Фид, по своим, довольно странным, соображениям[90]. Когда, таким образом, собор мирно занимался своими делами, на него явился некто Приват, бывший прежде епископом в Нумидии, но за различные преступления, еще при Донате епископе карфагенском, лишенный своего сана собором 90 епископов. С ним были три сообщника его: Феликс, Иовиан и Максим, лишенные, также, священства. Все они требовали пересмотреть их дело, надеясь оправдания, но так как Отцы собора хорошо знали этих людей, то не хотели выслушать их и решительно отвергли их требования. Тогда Приват соединился с партиею Фелициссима и решился действовать по примеру Новациана. Он объявил Киприана недостойным епископского сана и на место его посвятил Фортуната, одного из известных пяти пресвитеров карфагенских, осужденных на прежнем карфагенском соборе. За тем Фортунат, как бы действительный епископ, отправил Фелициссима и многих других в Рим, с известием о своем посвящении и с обвинениями на законного епископа карфагенского.

Св. Киприан мало заботился о новом возмущении против него. Он никак не мог подумать, чтобы в Риме поверили таким людям, каков был Фелициссим, уже известный Корнелию, в сообществе с подобными ему бунтовщиками, и потому не хотел отправлять туда нарочитого посла, с уведомлением о беспорядках, произведенных Приватом и Фортунатом, а написал об этом немного после, по случаю с аколуфом Фелицианом. Следующие события в Карфагене еще более успокаивали его, потому что скоро почти все оставили Фортуната, когда обнаружилось, что при посвящении его было не 25 епископов, как обещал прежде Приват, а только пять, и то – из падших или еретиков. Раскаявавшиеся каждодневно приходили к св. Киприану, с просьбою простить им заблуждение их, и он имел затруднение не столько в обращении приверженцев лжеепископа, сколько в убеждении православных возвратить церковное общение обращавшимся. И из Рима, сначала, были добрые известия. Корнелий, действительно, на первый раз решительно не хотел принимать никаких лжесвидетельств от Фелициссима и его товарищей, но потом ход дела изменился, было, к худшему. Послы Фортуната, разными угрозами и ложными показаниями, будто бы при посвящении Фортуната было 25 епископов, если не поколебали мнение римского епископа о карфагенском, то привели его в сильное смущение, так что он, в письме к Киприану, выразил свое беспокойство и неудовольствие на его молчание. Чем неожиданнее было такое известие, тем глубже огорчило оно св. Киприана, который так недавно еще, и с такою преданностию и твердостию защищал дело Корнелия. Он написал Корнелию ответ сильный в довольно строгий, напоминая ему об обязанностях епископа стоять за истину при всех опасностях, раскрывая характер, цели и образ мыслей тех людей, которым он начал поддаваться, в проч., в заключение же прося прочитать письмо это римскому клиру и народу[91]. Нет сомнения, что Корнелий исполнил последнее желание Киприана и тем, с одной стороны, загладил некоторую слабость свою, а с другой, лишил всякой надежды на успех послов Фортунатовых.

Среди этих занятий, св. Киприан не переставал устно и письменно наставлять своих пасомых истинно христианскому поведению, внушая им, больше всего, крепко держаться единения с православною Церковию и не увлекаться обольщениями раскольников и еретиков, так как вне общения с Церковию даже добрые, по виду, дела и такие важные упражнения и добродетели, какова молитва, не имеют никакого значения и силы. По всей вероятности, к этому времени, то есть, когда Приват, с сообщниками своими, старался окружить себя последователями, надобно относить происхождение творения Киприанова «о молитве Господней» потому что нельзя не видеть, что целию его было, между прочим, предостережение православных от участия в молитве с отделившимися от Церкви.

Между тем, частые откровения Божии Киприану предизвещали его о новых жестоких гонениях на всех христиан. Да и на самом деле показывались уже признаки этого гонения, потому что, перед тем, как св. Киприан писал вышеуказанное письмо к Корнелию, язычники в цирке требовали его на съедение львам. Поэтому заботливый пастырь начал приготовлять своих пасомых к новому посещению Божию. В одной из подведомых ему церквей не было епископа, и Киприан хотел сам туда отправиться, но, вероятно, это оказалось невозможным, и он написал тамошнему клиру и народу трогательное увещание к мученичеству, замечая, впрочем, что и уклонение во время гонения не есть преступление[92]. Ближайшую паству свою он приготовлял к предстоящему испытанию сколько словом, столько же примером, сам усугубляя пост, бдение, молитву, и других убеждая к тому же. Предметом особенной заботливости его были, без сомнения, кающиеся, которые не кончили еще покаяние своего, а, между тем, должны были вступить на трудное поприще борьбы за веру. Оставить их без примирения с Церковию было страшно, но и отменить соборное постановление об них нельзя было без собора. Итак созвав был собор, и на соборе положено было принять в общение с первыми всех кающихся, которые, как должно, совершали покаяние, и напутствовать их на подвиги причащением тела и крови Христовой. Такое определение карфагенского собора сообщено было и римской Церкви, в письме Киприана, со всеми Отцами собора к епископу римскому Корнелию[93].

Вслед за тем гонение открылось. В Риме Корнелий первый сделался исповедником. Когда весть об этом дошла до Карфагена, Киприан написал к исповеднику приветственное письмо, в котором весь отдается восторгу, по случаю необыкновенно мужественной встречи испытания, не только самим Корнелием, но и его пасомыми, потому что, в известии сообщалось, что как скоро позван был на суд епископ, к нему начали быстро стекаться христиане, всякий спешил вместе с ним свидетельствовать свою веру, и народ, как один человек, исповедовал свою готовность все претерпеть за Христа – весьма многие из тех, которые при Декие оказались слабыми, теперь явились мужественными и вполне загладили позор прежнего отречение своего, короче, вся Церковь римская, по выражению Киприана, явилась вместе с епископом своим исповедницею[94]. Корнелий сослан был в заточение, где и скончался мученическою смертию 14-го сентября, того же 252 года. Преемник его Луций также подвергся ссылке на первых же порах епископского служения своего, но потом был вызван и в последствии пострадал в Риме. Киприан и его приветствовал, как славного исповедника Христова[95]. Из этих двух последних писем, между прочим, видно, что Корнелий и Луций подтвердили своим согласием определение карфагенского собора о примирении с Церковию кающихся, пред наступлением гонения.

Из Рима гонение не замедлило перейти и в Африку. В Карфагене первый встретил напор его исповедник Рогациан, вскоре пострадавший мученическою смертию вместе с другим исповедником Фелициссимом. Здесь также все христиане вообще оказались гораздо более готовыми к выдержанию борьбы, чем это было прежде. Исповедников являлось много – женщины и дети выносили подвиг исповедничества, падших не видно, потому, без сомнения, что их было мало. Св. Киприан хотя оставался в городе, но не мог посещать заключенных, из опасения усилить ярость язычников (епископы вообще не посещали заключенных в темницах во время гонений – причина очевидна), поэтому он убеждал исповедников письменно к мужеству, терпению и готовности принять венцы мученические, указывая им на ближайшие примеры первых между ними мучеников, Рогациана в Фелициссима[96].

К жестокостям говения присоединились ужасы моровой язвы, которая началась, кажется, еще при Декие, но теперь страшно усилилась. В этих обстоятельствах любовь и мужество св. Киприана открылись больше, чем когда-либо. В то время, как язычники все поражены были ужасом и каждый думал только о себе, мертвые и полумертвые выбрасывались на улицы и некому было заботиться ни о помощи больным, ни о погребении умерших, родные бросали родных, и трупы, гниющие в домах и на улицах, заражали воздух и усиливали язву, Святитель Божий собрал своих верующих в одном месте и сделал им такое увещание к призрению несчастных, без различия их веры и отношения к христианам, что, по выражению Понтия, «сами язычники, может быть, тотчас же обратились бы к вере, если бы послушали его в то время»[97]. Хрвстиане приняли его наставление, и по различию состояний и сословий разделили между собою разные роды благотворения, то есть, одни приняли на себя издержки по вспоможению нуждающимся, другие посвящали себя на труд при смотрении за страждущими, иные должны были распоряжать делом помощи, другие исполнять распоряжения. И все это они исполняли потом самым делом[98].

Такое поведение христиан должно было послужить наилучшим опровержением нелепого и злобного предубеждения против них язычников, привыкших всякое бедствие обращать в вину их божественной вере. Может быть, после этого многие язычники действительно стали иначе смотреть на христиан. Но перед тем ненависть их к верующим во Христа ожесточалась именно с распространением того мнения, что боги наказывают мир за отвержение их многими людьми, то есть, христианами. В Карфагене такое мнение часто высказывал, даже в лицо самому епископу, некто Деметриан, вероятно софист. Не любя с ним спорить и не считая нужным опровергать его в другое время, потому что подобного человека нельзя было вразумить беседою, св. Киприан, при настоящих обстоятельствах, почел долгом своим разоблачить обычные клеветы его на христиан и показать нелепость его умствований и нападок на христианство, конечно, не столько для него самого, сколько для других, которые его слушали и разделяли с ним подобные предубеждения. Написанное им по сему случаю творение известно под именем «книги к Деметриану».

Новый опыт любви не только самого Киприана, но и его пасомых, вызван был письмом к нему восьми нумидийских епископов, просивших содействие карфагенской Церкви к выкупу христиан, захваченных в области их варварами. Известие это огорчило Киприана до слез. Он объявил подписку для пожертвований на выкуп пленных и в непродолжительное время собрал в своей епархии, кроме приношений от случившихся в Карфагене духовных лиц других епархий, значительную сумму (до ста тысяч рим. монет), и все собранное немедленно отправил к епископам при письме, в котором, выражая скорбь свою о несчастных, благодарил епископов за доставленный ими случай оказать христианскую любовь и просил вперед, в подобных несчастиях, обращаться за соучастием к Церкви карфагенской. Вместе с тем, послал им список жертвователей, требуя, чтоб они поминали их в своих молитвах[99]. По тому же случаю написана им книга «о милостыне».

В 253 году, около мая, гонение прекратилось, вместе со смертию Галла в вступлением на престол Валериана. Но губительная язва свирепствовала еще с полною силою. Сами христиане как будто утомились борьбою с нею, стали больше поддаваться страху и слишком скорбели об умиравших родственниках. Утешая их постоянно в общих собраниях, святой Киприан написал также, в ободрение и подкрепление их, сочинение «о смертности».

Наказание Божие и попечение достойного пастыря, очевидно, принесли величайшую пользу карфагенской Церкви. Если сравнить книгу о падших с письмом св. Киприана к нумидийским епископам, то едва можно поверить, чтобы там и здесь говорилось об одном в том же народе. Те, которые прежде так привязаны были к своему имуществу в деньгам, что ради сохранения их спешили приносить идольские жертвы, теперь, при вести о несчастии с далекими и незнакомыми им единоверцами, с любовию жертвуют, чем могут, в пользу несчастных и, благодарные за случай сделать христианское добро, просят и в будущем доставлять им случаи благотворения. Для св. Киприана, конечно, не могло быть лучшей и высшей на земле награды за его труды и заботы о своей пастве, как такая благодатная перемена его пасомых. Однакож были еще между ними люди, которые не стыдились и не боялись чернить своего епископа самыми грубыми обвинениями и клеветами на него и как бы вызывать его на суд свой, объявляя пастыря губителем овец своих. Так обносил и позорил его некто Флоренций – он же и Пупиан, который, не довольствуясь словесными хулами на его личность и действия, написал к нему бранчивое письмо, где говорит, что из-за него он сам близок к неверию, из-за него часть Церкви находится в расточении, общением с ним осквернены послушные ему христиане и утратили надежду на причастие вечной жизни. Такое голословное обвинение и ругательство не могло, впрочем, смутить чистого в совести своей пастыря – оно только подало ему случай написать прекрасный ответ в обличение как этого, так и подобных ему ругателей, прикрывающих крайнее растление собственного сердца злословием и порицанием других[100]. Авторитет св. Киприана, вполне им заслуженный святою жизнию и мудростию в управлении Церковию, был велик не только в африканской, но и во всех Церквах, и преимущественно на западе. Следующие случаи, между прочим, доказывают это самым делам.

В Галлии один епископ, именно Маркиан арелатский, присоединившись к секте Новацианской, не давал кающимся разрешение и даже хвалился, что, держась Новациана, он не хочет иметь общения с другими епископами. Чтобы пресечь такой соблазн и освободить Церковь арелатскую от такого неправомыслящего и жестокого епископа, Фаустин, епископ лионский, обратился к Киприану с просьбою о низложении Маркиана, и когда на первое письмо не получил почему-то ответа, писал к нему в другой раз о том же самом. Тогда св. Киприан, в свою очередь, отнесся к римскому епископу Стефану (наследовавшему Луцию, после мученической его кончины в марте 253 года), так как западные Церкви подведомы были предстоятелю Римской Церкви, и настойчиво просил его удовлетворить законному желанию Фаустина[101], что по всей вероятности и исполнено Стефаном. Другой подобный случай был по делу испанских епископов Василида и Марциала запятнавших себя во время гонения покупкою известной записки у судей (они были либеллятики). Василид сознавался еще в хуле на Бога и сам добровольно отказался было от епископского служения, а Марциал предавался невоздержности в обществе язычников, и потому оба были низложены, но они успели обмануть Стефана, и тот согласился возвратить им епископские кафедры. Тогда испанские Церкви, в которых означенные лица были епископами, отправили послов в Карфаген за помощию от Киприана. На это раз св. Киприан, по решении дела на своем соборе, который признал справедливым низложение порочных епископов и замещение их другими лицами, не писал ничего к Стефану, и решение карфагенского собора само собою осталось в полной силе[102].

Полагают, что эти случаи, так ясно показавшие далеко распространившуюся славу карфагенского епископа, послужили главною причиною возникших потом неблагоприятных отношений между ним и епископом римским, что Стефан не мог простить св. Киприану такого влияния его на дела западных Церквей и при первом удобном случае захотел отмстить ему за это. Может быть, тут есть часть правды, но едва-ли из подобных только причин можно объяснять то, что произошло потом между папою Стефаном и карфагенским епископом. Как бы то ни было, впрочем, только римская Церковь, доселе так единодушно действовавшая с африканскою к пользе равно дорогого им православия, при папе Стефане действительно стала в неприязненное отношение к последней. Св. Киприан, живший в таком братском общении и дружестве с Корнелием и Луцием, должен был выдержать тяжелую борьбу с их преемником. Но его образ действий и в этих обстоятельствах не только не омрачил истинной чести его имени, но и яснее обнаружил превосходство его ума и сердца.

Спорный вопрос, разделивший епископов, был о крещении еретиков. В Африке, еще при епископе карфагенском Агриппе, собором (ок. 200 год.) положено было крестить тех, которые объявят желание перейти от ереси к православию, но тем не менее, надобно полагать, не везде и там держались одного правила в подобных случаях. От этого, когда в других местах указанный вопрос сделался предметом нарочитого внимание и несогласных суждений, многие предстоятели африканских церквей начали обращаться к Киприану, прося его мнение о таком важном предмете. Первые написали к нему об этом епископы нумидийские[103]. Письмо их прочитано было на бывшем в то время соборе карфагенском (вероятно в 251 год.), и от имени 31-го епископа написан был ответ, в котором изложено соборное определение о крещении всех, обращающихся к Церкви от ереси или раскола. Потом один из мавританских епископов, Квинт, обратился к Киприану с тем же вопросом, в получил от него ответ такого же содержания, с приложением прежнего послания к епископам нумидийским[104]. Но распространившиеся повсюду толки и недоумения по поводу этого вопроса не позволили ограничиться таким решением его. Пользуясь мирным временем, св. Киприан созвал в 255 году новый собор, гораздо многочисленнее прежнего (из 70 отц. кроме самого Кипр.). Определение и этого собора, касательно крещения еретиков, было то же самое, какое положено прежним собором, только прибавлено было постановление о принятии в общение с Церковию пресвитеров и диаконов посвященных раскольниками или еретиками, под условием – оставаться им простыми мирянами в православной Церкви. По окончании собора, епископ карфагенский, уведомил римского епископа обо всем, что было сделано и постановлено в Карфагене относительно принятия в Церковь отделившихся от нее, кроме письма своего об определениях последнего собора, он переслал ему письмо к епископам нумидийским и к Квинту. Киприан писал, по обычаю, в духе братской любви, выражая надежду на такое же расположение и со стороны Стефана; но, как видно, он знал и образ мыслей и характер его, и потому, как бы желая предупредить ни в каком случае неуместный раздор между Церквами, по причине разногласия о таковом предмете, каков был подлежащий их обсуждению, заключает письмо свое следующими словами: «мы знаем, что некоторые, раз что-нибудь принявши, ни за что не хотят отказаться от принятого, ни переменить своих убеждений, однакож, держась своего, раз навсегда принятого, не нарушают мира и согласия между братиями. И мы никого не принуждаем, никому не даем закона, потому что всякий предстоят ель свободен управлять своею Церковию во воле своей, имея дать отчет в своих действиях Господу[105]».

В римской Церкви издавна существовал и до сего времени сохранялся другой обычай, касательно принятия еретиков в Церковь – здесь принимали их только чрез возложение рук. Стефан имел уже жаркий спор за этот обычай с некоторыми восточными епископами, особенно с Фирмилианом каппадокийским[106], но посредничество св Дионисия александрийского помогло, если не примирению спорящих, то утишению спора. На востоке вообще вопрос о крещении еретиков не производил ни малейшего разделения между епископами, хотя и там не все держались одного правила в этом деле. Так св. Дионисий решительно иначе думал и поступал относительно присоединение к Церкви еретиков, чем Фирмилиан – первый наблюдал в сем случае почти тот же обычай, что был в римской Церкви, а последний, напротив, держался правила, одинакового с постановлением Церкви африканской, но тот и другой были в совершенном мире как между собою, так и с другими православными епископами на востоке. На западе, или, лучше сказать, в Риме, совсем не в том духе, начало было развиваться спорное дело. Оставивши в покое восточных, Стефан не хохел так поступать с западными епископами, которые не соглашались уступать ему. Само собою понятно, что епископы, пользовавшиеся наибольшим авторитетом, должны были возбуждать в нем наибольшее неудовольствие, как скоро не разделяли его убеждений. А славнее всех был епископ карфагенский. Что происходило в Карфагене, Стефан, без сомнения, слышал и знал, и его нерасположение к Киприану возрастало с новыми сведениями о постановлениях Церкви карфагенской. Поэтому он готовился сильно противодействовать собору, бывшему под председательством св. Киприана. И действительно поступил так. Когда послы карфагенские пришли в Рим, то он не допустил их к себе и даже запретил другим не только давать им мир и общение, но и принимать их в домы и оказывать им гостеприимство, несмотря на то, что между этими посланными были епископы[107]. Может быть, это запрещение не состоялось на самом деле, тем более, что в римском клире были люди, которые в душе не одобряли такого поведения своего епископа[108] и, конечно, старались расположить его к другому образу действования, но, во всяком случае, раздраженный Стефан решился принудить африканскую Церковь к принятию его мнения, которое сам он считал апостольскою истиною, церковным догматом. Отвечая Киприану, он угрожал ему и всем африканским епископам отлучением от Церкви, если они останутся при своих определениях в не согласятся, подобно римской Церкви, присоединять еретиков, обращающихся к Церкви, чрез одно возложение рук[109].

Получив такое письмо, св Киприан не думал отражать нападение нападением и платить за оскорбление оскорблением Он боялся только, чтоб открывшееся разногласие между Церквами не послужило поводом к спорам в Церкви африканской, и чтобы споры эти не повели к вражде и распрям, особенно когда подан такой пример нетерпеливости, раздражения и ожесточения. Желая, сколько можно, внушить христианам с каким расположением духа надобно рассуждать им между собою о предметах церковного благоустройства, он написал две книги: «о благе терпения» и «о рвении и зависти», в которых однако же ни словом не коснулся того, что случилось так недавно и что дало ему побуждение и повод говорить о таких предметах.

В самом деле, начало́ показываться разномыслие между некоторыми африканскими епископами, или, по крайней мере, возникали у некоторых сомнения – кто-то написал даже письмо против перекрещивающих. Письмо это передано Киприану епископом Юбаяном, который сам при этом спрашивал, как надобно думать о содержании его. Другой епископ, Помпей, просил прислать ему в подлиннике письмо Стефана, чтобы узнать, как именно принято римским епископом определение карфагенского собора. Магнус (Киприан называет его сыном своим, но кто он был, неизвестно) спрашивал, не должно ли, по крайней мере, новатиан принимать в Церковь без крещения и еще что думать о тех, которые по болезни крестятся не погружением, а только окроплением в под., действительно ли такое крещение. Киприан всем отвечал и ответы его показывают, как сам он первый осуществлял те правила, которые предлагал в указанных сочинениях своих. По желанию Юбаяна, он подробно разобрал письмо неизвестного и к собственному письму приложил, книгу свою о терпении. Юбаян потом благодарил его за наставление[110]. Пересылая Помпею ответ Стефана, он сделал также примечания на этот ответ, но умолчал о том, как приняты были римским епископом послы карфагенские[111]. Магнусу он доказывал, что и новатиан должно крестить, при принятии их в Церковь, потому что и они вне Церкви, а вне Церкви нет таинств. При этом он выражал скорбь свою о том, что противники его вдаются в злословия. На другой вопрос Магнуса, отвечал положительно, что и крещающиеся в болезни принимают истинное таинство и суть истинные христиане[112].

Если бы Стефан показал себя сколько-нибудь умереннее в своих суждениях и требованиях, то нет сомнения, что св. Киприан успел бы восстановить полный мир между своею и римскою Церковию, но, судя по тому, что и как папа требовал от других Церквей, не было надежды на братское примирение с ним. «Брат наш Стефан, говорил Киприан с глубокою горестию[113], утверждает, что и от крещения Маркионова, и от крещение Валентиниана, Апелисса и других, хуливших Бога Отца, раждаются Богу чада». Вероятно, так написано было в ответе Стефановом, а в этом мнении такая крайность, что допустить его значило почти тоже, что дозволить язычников присоединять к Церкви без крещения, потому что в учении означенных еретиков, в сущности, ничего не было христианского. Между тем Стефан, очевидно, не позволил бы ни сколько ограничить своего положения – он хотел, чтоб оно принято было как догмат и не предоставлял никакой свободы другим в таком деле, которое еще не было определено Вселенскою Церковию. Поэтому-то Киприан не мог больше сноситься с римским епископом, а чтобы обезопасить мир в собственной Церкви, он решился созвать новый, третий собор по одному и тому же вопросу. Собор сей, на котором было 85 епископов (или 87, если считать двух епископов, не присутствовавших лично, но имевших представителя своего в лице одного из тех же Отцов собора) много пресвитеров в диаконов, при множестве также народа, открылся в сентябре 256 года. На нем прежде всего прочитана была переписка Киприана с Юбаяном, потом Киприан приглашал Отцов собора высказать мнение свое с полною свободою, ничего не опасаясь за то, что кто скажет: «остается, говорил он, высказать каждому свое мнение об этом предмете. Мы никого не принуждаем и никого не лишаем общения, хотя бы кто мыслил и не одинаково с нами, ибо никто из вас не ставит себя епископом епископов, никто страхом насильственной власти не принуждает братий к повиновению себе – каждый епископ с полною свободою и властию может действовать по своему усмотрению, и ни сам быть судим от других, ни других судить не может – все мы ждем суда Господа вашего Иисуса Христа, который один только имеет власть избирать нас для управление своею Церковию и судить наши дела». За тем епископы, действительно, произносили свое мнение, каждый по себе и свободно, только в мнениях их не было разногласия. Все они единодушно держались одного начала, именно, что вне Церкви нет крещения. После всех св. Киприан сказал: «мое мнение вполне высказано в письме моем к собрату нашему Юбаяну: еретиков, этих противников Христа и антихристов, по выражению об них евангельскому и апостольскому, должно крестить единым крещением Церкви, чтоб они могли сделаться из врагов друзьями, из антихристов христианами»[114].

Чтоб еще более упрочить мир в африканской Церкви, св. Киприан решился войти в сношение с восточными епископами, которые защищали одинаковое с ним мнение против римского епископа. Он написал чрез диакона Рогациана письмо к Фирмилиану каппадокийскому, извещал его о своем разногласии с Стефаном и, вероятно, переслал ему некоторые из писем своих к африканским епископам о спорном предмете Фирмилиан чрезвычайно рад был письму карфагенского святителя, читал и перечитывал его несколько раз, и не замедлил ответом, в котором сколько хвалит св. Киприана, столько же осуждает Стефана, особенно за его гордость. В подтверждение справедливости Киприанова мнения, вполне разделяемого им самим, он выставляет на вид, что еще прежде, весьма многие малоазийские епископы на соборе иконийском постановили не признавать действительным крещения, совершаемого еретиками[115]. Это письмо, конечно, должно было много содействовать утверждению единомыслия в Церкви африканской.

Что думал предпринять со своей стороны римский епископ, неизвестно. Угрозы свои он не пытался привесть в исполнение. Надобно полагать, что он сам, когда прошел в нем первый пыл негодования, несколько обдумался – не может быть, чтобы и некоторые из клира его, чувствовавшие крайнюю неумеренность в словах и действиях своего епископа, не старались отклонить его, по крайней мере, от явного разрыва с другими епископами и Церквами. Таким образом, хотя дружеских сношений не было более между Киприаном и Стефаном, но мир между римскою и африканскою Церковию удержался. Скоро за тем последовавшая мученическая кончина Стефана, послужила наилучшим побуждением к примирению с его памятию. Преемник его Сикст, хотя сначала обнаруживал также нетерпимость, подобную Стефановой, как это видно из трех писем к нему св. Дионисия александрийского[116], но потом смирился и чрез год сам удостоился мученической кончины. Со св. Киприаном он был в общении, и Понтий называет его добрым и мирным священником[117]. Так окончились в то время споры о принятии в Церковь неправославных[118], и если западная Церковь успела сохранить тогда мир, то этим обязана была по преимуществу благоразумию, кротости и добросердечию Киприана, вместе с мудрым посредничеством св. Дионисия александрийского.

К времени споров о крещении надобно, кажется, относить весьма замечательное, по содержанию своему, письмо св. Киприана к епископу Цецилию об употреблении вина и воды в таинстве евхаристии. Поводом к этому письму послужило то, что некоторые епископы употребляли, при утреннем совершении евхаристии, одну воду без вина. Это были не еретики какие-нибудь, подобные Енкратитам, гнушавшимся вина как скверны, потому что, когда таинство совершалось вечером, они употребляли в нем и вино – причиною незаконного действования их было, как говорит сам св. Киприан, незнание дела, невежество, искавшее впрочем оправдание себе в некоторых обстоятельствах, как-то не хорошо будто бы было, если после утреннего причастия от христиан слышен был запах винный – язычники могли считать их людьми невоздержными. Св. Киприан довольно подробно и сильно доказывает необходимость правильного совершения евхаристии, а в опровержение ложных извинений замечает, между прочим, что, кто приучается стыдиться запаха жертвенной крови Христовой, тот не тотчас согласится при гонении пролить кровь свою за Христа[119].

Но приближался уже конец многотрудной жизни и деятельности самого Киприана. Император Валериан, сперва показывавший расположение к христианам, после, настроенный Макрианом, вообразил себе, что он достигнет какого-то особенного величия и счастия, если вооружится против христианства. В начале этого нового гонение Фортунат, епископ Туккаборский, просил Киприана, чтоб он для воодушевления христиан составил увещание к мученичеству из приличных мест св. Писания. Киприан охотно взял на себя этот труд и написал книгу «об увещании к мученичеству», которая действительно состоит главным образом из текстов Писания.

Когда в Африке получен был указ Валериана о принуждении христиан к почитанию идолов и проч., то епископ карфагенский на этот раз первый подвергся гонению. Сентября 3 дня 257 года проконсул карфагенский Аспазий Патерн потребовал его к допросу. Объявив о содержании императорского указа, Патерн спросил Киприана, кто он. «Я христианин и епископ, отвечал Киприан. Никаких других богов не знаю, кроме единого и истинного Бога, создавшего небо и землю, море и все, что в них. Сему Богу мы христиане, служим, Ему молимся за себя и за вас и за благополучие самих императоров». – «Так ты хочешь и остаться при этом?» – спросил далее проконсул. «Благая воля, познавшая Бога, не может изменяться», отвечал святитель. Проконсул, в виду указа, назначил Киприана в ссылку, в город Курубит – святитель отвечал на это одним словом: «отправляюсь». За тем Патерн спрашивал еще о пресвитерах, но Киприан не хотел указать ему ни на одного из них поименно, говоря: «вашими законами запрещены доносы, поэтому не могу открыть и объявить тебе пресвитеров – их можно найти в городах их», и потом, когда проконсул сказал: «я требую их теперь же сюда», – Киприан прибавил: «церковный закон запрещает христианам самим объявлять себя… но если будешь искать, он найдутся». «Мне поручено еще, заключил проконсул, смотреть, чтоб у христиан нигде не было своих собраний, чтоб они не ходили на кладбища – если кто не будет повиноваться этому определению, то будет наказан смертию». «Поступай, как тебе приказано», – отвечал Киприан. Вскоре за тем он отправлен был в указанное заточение, взяв с собою диакона Понтия[120].

В Курубите, в первый же день по прибытии туда (14 сент. 257 г.), св. Киприан извещен был о мученической кончине своей видением, о котором сам он так рассказывал приближенным своим: «я не успел еще заснуть, как явился мне юноша необыкновенного вида. Он ка будто повел меня в судилище и я очутился пред проконсулом, сидевшим на судейском месте. Тот, взглянувши на меня, тотчас начал писать на табличке приговор, которого я не знал, потому что он ни о чем не допрашивал меня. Но юноша, стоявший сзади его, подстрекаемый сильным любопытством, прочитал все, что было написано. А так как ему нельзя было передать мне прочитанное на словах, то он знаками показал, что заключалось в табличке той. Распростерши и выровнявши руку на подобие меча, потом представляя обыкновенный удар, он ясно выразил то, что хотел сообщить мне. Я понял, что меня осудят на смерть. Тогда я начал просить и умолять неотступно, чтобы мне дана была отсрочка хотя на один день, для того чтобы, как следует, распорядиться мне своими делами. И так как я не переставал повторять свою просьбу, то проконсул опять начал что-то замечать на табличке. Впрочем я угадал мысль судьи по лицу его, которое просветлело и показывало, что он как будто тронут справедливою просьбою. Да и юноша тот, который прежде знаками передал мне приговор смерти, теперь опять знаками же показал мне отсрочку до другого дня, согнувши все кроме одного пальцы. Я же, хотя приговор и не был прочитан и отсрочка меня очень радовала, так однакож трепетал еще, что сердце не переставало биться во мне страшным образом»1. Киприан понял это видение так, что мученическая смерть его последует через год от этого дня, что и действительно исполнилось со всею точностию.

Не смотря на заточение свое, Киприан продолжал служить, чем мог, христианам, облегчая нужды бедных и утешая терпевших гонение. Многие епископы, пресвитеры, диаконы и миряне сосланы были на рудокопни, где положение их было самое бедственное. Узнавши об этом, св. Киприан написал им утешительное письмо и, кроме того, послал несколько денег[121]. Благодарственные письма изгнанников показывают, как для них дорого было участие святителя и сколько утешения принесло им его отеческое слово и дело[122].

В 258-году новый проконсул Галерий Максим возвратил св. Киприана из Курубита и назначил ему место жилища на собственной мызе, его близ Карфагена[123]. Целию этого вызова было не облегчение участи епископа, а ближайший надзор за ним. Ожидали нового указа императорского о преследовании христиан, и потому Галерий хотел иметь Киприана всегда под рукою у себя. Желая узнать вернее, какого рода имел быть этот новый указ, Киприан послал некоторых клириков в Рим, чтобы от римского клира получить определенные сведения об угрожающей опасности. Посланные, воротившись, принесли весть, что Валериан дал указ сенату такого содержания: епископов, пресвитеров и диаконов за исповедание Христа наказывать смертию; сенаторов, всадников и пр. лишать достоинства и имущества, простых людей ссылать в рудники, и если наказанные таким образом будут оставаться верными своей религии, то и их казнить смертию. Киприан желал уведомить об этом всех епископов своей Церкви, во не с кем было послать уведомление, потому что все клирики, по его выражению, находились под ударами битвы и никто из них не мог отлучиться из Карфагена, готовясь к небесной славе. Однакож он нашел случай нависать, по крайней мере к одному епископу, Сукцессу, обо всем, что узнал из Рима, и просил его разослать это известие и прочим епископам[124]. Наконец указ императорский достиг Карфагена. Галерий был в это время в Утике и там же хотел начать исполнение указа, почему и дал приказание привести к себе Киприана. Но святитель хотел совершить мученический подвиг пред глазами своей паствы и потому, не желая отдаваться в руки посланной за ним стражи, на время скрылся, а для предотвращения каких-нибудь нареканий, написал к народу письмо, в котором изъяснял причину своего временного удаления и вместе с тем убеждал всех соблюдать спокойствие и не вызываться самовольно на мучение[125].

Как скоро возвратился в Карфаген проконсул, возвратился туда же и Киприан и с часу на час ожидал приказания явиться на место суда и осуждения. «Между тем к нему сходились многие, знатные по происхождению и званию, язычники, издавна бывшие с ним в дружбе, и уговаривали его скрыться, предлагая для этого и сами места убежища». Тоже советовали ему многие из верующих. Святитель не усомнился бы скрыться, замечает Понтий[126], если бы на то была воля Божия, но, без особенного указания свыше, он не хотел удаляться, жаждая удостоиться мученичества и возбуждая других к мужеству и терпению. 13-го сентября Галерий, остановившийся для поправления здоровья своего за городом, послал за ним двух чиновников. Святитель сам с веселым лицом вышел им на встречу и немедленно отправился с ними к проконсулу. Но допрос отложен был до следующего дня. Киприан последнюю ночь провел в доме одного из тех же лиц, которые были посланы за ним, под самою легкою стражею (delicata custodia). Когда по городу прошла весть о взятии его на суд, весь Карфаген пришел в волнение. И христиане и сами язычники во множестве собрались к дому, где был святитель, и расположились пробыть тут целую ночь, Между ними не мало было христианских дев, и заботливый пастырь поручил некоторым из братий охранять их от всякой опасности, сам же он свободно обращался в кругу приближенных и друзей своих[127].

На другой день утром, (14 сентября 258 года) при огромной толпе народа, прибывавшего к месту суда в большем и большем количестве, по приказанию уже самого проконсула, допрос происходил следующим порядком: «Ты Фасций Киприан?» – спросил епископа Галерий Максим. «Я, отвечал» – св. Киприан. «Ты был папою для нечестивых людей (hominibus sacrilegae mentis, то есть, для христиан)?» –– «Я». – «Императоры повелели тебе принести жертву богам», продолжал проконсул. «Не принесу», – отвечал святитель. «Подумай», снова сказал проконсул. «Поступай, как тебе предписано – в деле столь справедливом нет места рассуждениям», – отвечал и на это св. Киприан. Тогда Галерий, поговорив со своим советом и упрекнув, почти без гнева, Киприана за непочитание богов, за собрание около себя множества единоверных, за неповиновение власти, произнес сам приговор в следующих словах: «Фасция Киприана положено казнить мечем». – «Слава Богу», – сказал Киприан, а в толпе раздался вопль: «пусть и нас казнят вместе с ним!» То был единодушный голос христиан карфагенских, самим делом показавших теперь, что уроки и пример пастыря приняты ими от всего сердца[128].

Из претории св. Киприана немедленно повели в поле, на место казни, в сопровождении того же народа. Пришедши на место, святитель снял с себя верхнюю одежду и преклонил колена для молитвы. Потом снял также далматик и передал его диаконам, приказав тут же дать исполнителю казни 25 золотых монет, после сего сам завязал себе глаза, а руки отдал связать бывшим около него пресвитеру Юлиану и иподиакону того же имени. Между тем, некоторыми из братий разостланы были платки и полотенца, чтобы на них упала кровь священномученика. Наконец палач, по знаку центуриона ударил мечем и отсек голову святителя[129].

Тело его до позднего вечера лежало близ места казни; но ночью торжественно со свечами и факелами перенесено было на кладбище прокуратора Макровия Кандидиана и там погребено. Чрез несколько дней, замечено в проконсульских актах о св. Киприане, умер и проконсул Галерий Максим – смерть его, очевидно, почиталась христианами Божиим наказанием ему за смерть св епископа[130]. Мощи св. Киприана еще при Карле великом, по ходатайству послов его у Гаруна Аль-Рашида, взяты был из Карфагена и перенесены во Францию в г. Арль, а потом в Лион, но Карл Лысый пожелал снова перенесть их в город Компьен, устроивши для них великолепный храм. Там они почивают и доселе, в монастыре св. Корнелия папы римского[131]. Память св. Киприана в западной Церкви празднуется 14-го сентября, а в Церкви православной 31-го августа.

* * *

Творения св. Киприана начали издаваться едва ли не ранее всех других отеческих писаний. По крайней мере, первые издания их относятся к 1471 году. Потом они выходили по нескольку раз в 16, 17 и 18 столетиях, так что от последней четверти 15 и до половины 16-го века насчитывают до 86 изданий этих творений. К сожалению, большая часть издателей приступали к делу с предзанятою мыслию, с целию отыскать у св. Киприана то, что им желалось найти в писаниях такого знаменитого Отца и учителя древней Церкви. Приверженцы папства домогались представить учение св. Киприана о Церкви вполне согласным с собственными их понятиями и верованиями в рассуждении этого предмета, а противники их старались выставить это учение, в различных его пунктах, противным учению римской Церкви и согласным с протестантским исповеданием. Ясно, что при этом трудно было сохранить полное беспристрастие в редакции издаваемого текста – из различных чтений по различным спискам избиралось, конечно, не всегда то, которое имело преимущество по суду здравой критики – издатели смотрели еще на большее или меньшее согласие известного чтения с их собственным образом мыслей и верований. Поэтому ни одним изданием нельзя пользоваться без осмотрительности. Лучшими изданиями считаются: 1) Ригольтово, вышедшее в Париже в 1648 году и повторившееся, с некоторыми прибавлениями, под редакциею Приория, в 1666 году, также в Париже; 2) Оксфордское, 1682 год., в котором участвовали два протестантских епископа, Иоанн Фелль и Иоанн Псарсоний – оно перепечатано было потом в Бремене, 1690 г., и в Амстердаме, 1699 год.; 3) Балюзиево, под редакциею Пруденция Марана, в Париже, в 1726 год. Это издание началось при самом Балюзие, но за смертию его остановилось, и потом уже окончено Мараном, который со своей стороны написал предисловие к изданию и жизнь св. Киприана, также приложил к нему несколько сочинений, несправедливо носивших имя Киприана. Первые два издания составлены под влиянием противоположных направлений, насколько противоположны между собою направления римско-католическое и протестантское. Балюзий хотел исправить те недостатки, которые находил в предыдущих изданиях, и старался быть беспристрастным; но Маран, по собственному его сознанию, в некоторых местах удерживал такое чтение, какое Балюзий признавал испорченным, и считал необходимым многое изменить в примечаниях Балюзия (vid. Notae Stephani Balusii ad Cyprianum, pag. 545). Чрез это он придал вышедшему под его редакцию изданию характер издания католического, хотя, по намерию Балюзия, оно должно было быть чуждо всякого исключительного направления. Таким образом, не смотря на многие преимущества свои, и это издание не вполне удовлетворительно. При переводе творений св. Киприана необходимо принимать в соображение все указанные издания их.

Несомненно подлинные творения св. Киприана указаны нами в самом жизнеописании его. Они состоят из писем и трактатов.

Всех писем св. Киприана 66. Между ними помещаются также письма к самому Киприану, или даже и не к нему, а к другим лицам, только такие, которые имеют ближайшее отношение к истории его жизни и деятельности. Такого рода писем 16. Исчислим все эти письма в хронологическом порядке, по соображениям, означенным в предпосланном жизнеописании святителя.

Написан. в 249 году.
1. К Донату. – В издан, Маран. I.
2. К Евкратию о комедианте. LXL.
3. К Помпонию о девственницах. LXII.
4. К Рогациану о диаконе, оскорбившем епископа. LXV.
5. К клиру и народу фурнитанскому. LXVI.
В 250 году.
6. К пресвитерам и диаконам карфагенским. IV
– Римского клира к карфагенскому. II.
7. К пресвитерам и диаконам римским. III.
8. К мученикам и исповедникам. VII.
9. К клиру о некоторых пресвитерах, безрассудно дававших мир падшим. IX.
10. К мученикам и исповедникам, просившим мира падшим X.
11. К народу, по случаю недостойного поведения падших и пр. XI.
12. К клиру, о падших и оглашенных, чтобы разрешать их при смерти. XII.
13. К клиру, о тех, кои спешат получить мир. XIII.
14. К пресвитерам и диаконам римским. ХIV.
– Исповедников к Киприану. ХVI.
– Калдония к Киприану. ХVIII.
15. К Калдонию. XIX.
16. К клиру о предыдущих письмах. ХVІІ.
17. К падшим. ХХVІІ.
18. К пресвитерам и диакон. карфаген. ХХVІІІ.
– Целерина к Лукиану. XX.
– Лукиана к Целерину. XXI.
19. К пресвитер. и диак. римским. XXII.
20. К Моисею, Максиму и др. исповедн. римским. ХХV.
21. К пресвит. и диакон. карфаг. XXIV.
22. К пресвитер. и диакон, римск. XXIX.
– Римск. клира к Киприану. XXX, XXXI.
– Римск. исповедн. к Кипр. ХХVІ.
23. К пресвитер. и диак. карфагенск. XXXII.
24. К карфагенск. клиру о помощи исповедникам. XXXVII.
25. К народу, о молитвах к Богу. VII.
26 К Рогациану пресвит. и друг. исповедн. VI.
27. К пресвит. и диак. карф. о препятств. к возвращению своему. V.
28. К клиру и народу о помощи бедным и странным. ХХХVІ.
29. К Моисею, Максиму в друг испов. римск. ХV.
30. К клиру и народу о посвящении в чтецы Аврелия. XXXIII.
31. К клиру и нар. о посвящ. в чтецы Целерина. XXXIV.
32. К клиру и народу, о причисл. к карф. клиру Нумадика. ХХХV.
В 251 году.
33. К Калдонию, Геркулану и др. об отлучении Фелициссима. XXXVIII.
– Калдония и друг. к Киприану. XXXIX.
34. К народу, о пяти пресвитерах. XL.
35. К Корнелию, о непризнании Новациана епископом. XLI.
36. К Корнелию, о признании его епископ. и проч. XLII.
37. К Корнелию, о письме к римск. исповедникам, увлеченным Новацианом. XLIII.
38 К римским исповедникам, с увещанием возвратиться к единению. XLIV.
39 К Корнелию, о Поликарпе адрументском. XLV.
– Корнелия к Киприану, о обращении исповедников. XLVI.
40. К Корнелию, поздравительн. с обращением испов. XLVII.
– Римских исповедн. к Кипр., о своем обращении. L.
41. К исповедн. римск., поздравительн. – Корнелия к Киприану, о Новате и друг. LI, XLVIII
42. К Корнелию, о злодеяниях Новата. XLIX.
В 252 году.
43. К Антониану, о Корнелие и Новац. LII.
44. К Фортунату, о невыдержавших мучений. LIII.
45. К Епиктету и народу ассуританскому о Фортунациане. LXIV.
46. К Фиду, о крещении детей. LIX.
47. К Корнелию, о Фортунате и Фелипис. LV.
48. К тибаритянам, с увещан. к мученичеству. LVI.
49. К Корнелию, о даровании мира падшим. LIV.
50. К Корнелию, о его исповедничестве. LVII.
51. К Луцию папе, по возвращении его из заточения. LVIII.
В 253 году.
52. К Сергию, Рогациану и друг. LXXXI.
53. К епископам нумидийск. о выкупе пленных. LX.
54. К Флоренцию Пупиану, о поносителях. LXIX.
55. К Стефану, о Маркиане арелатском. LXVII.
56. К клиру и народу испанск. о Василиде в Марциале. LXVIII.
57. К Януарию и друг. еписк. о крещен. еретиков. LXX.
58. К Квинту, о том же. LXXI.
В 255 году.
59. К папе Стефану, о соборе карфагенск. LXXII.
60. К Юбаяну, о крещен. еретиков. LXXIII.
61. К Помпею, прот. письма Стефан. LXXIV.
62. К Магнусу, о крещен. Новациан. LXXVI.
В 256 году.
– Фирмилиана, еписк. Кесарии каппад., к Киприану. LXXV.
63. К Цецилию,о таинстве чаши Господней. LXIII.
В 257 году.
64. К Немезиану и друг., сосланным на рудокопни. LXXVII.
– Немезиана и друг. ответ Киприану. LXXVIII.
– Луция и других ответ Киприану. LXXIX.
– Феликса и других ответ Киприану. LXXX.
В 258 году.
65 К Сукцессу, о возвращении послов из Рима, с известием о гонении. LXXXII.
66. К клиру и народу, о временном удалении своем пред страданием. LXXXIII.

Трактатов св. Киприана 12:

1. О суете идолов (de vanitate idolorum), написан. ок. 247 г. На эту книгу указывают бл. Августин (advers. Petilianum. сар. 4; de baptismo advers. Donatistas, cap. 44) и бл. Иероним (in epist. ad Magnam). Вероятно, и Понтий имел в виду это творение, когда говорил: «кто победил бы злословящих язычников, обративши на них то, что они навязывают нам?..» (гл. 7)

2. Три книги свидетельств против иудеев (Testimoniorum libri tres aduersus Iudaeos), нап. также ок. 247 или 248 года. О подлинности этого творения свидетельствует Августин (contra duas epistulas Pelagianorum, lib. 4, cap. 8 et 9). Только в разных списках оно имеет несколько разные виды, именно в одних больше, в других меньше свидетельств из св. Писания. Восстановить подлинный вид его, критики не имели способов.

3. Об одежде девственниц (de habitu virginum), нап. в 249 г. См. Август. de doctrina christiana, lib. 4, cap. 21. Иерон. Epistol. ad Evstochium et ad Demetriadem. Книга эта имеет в некоторых изданиях другое заглавие, несколько полнее, именно: о благочинии (de disciplina) и одежде девственниц.

4. О падших (de lapsis), напис. в 251 году. Об этой книге, равно как и последующей, свидетельствует сам Киприан в письме к римск. исповедникам (LI).

5. О единстве Церкви (de unitate ecclesiae), написана также в 251.

6. О молитве Господней (de oratione Dominica), нап. в 252 г. См. Августин. Epistol. ad Valerianum и Илария пиктавийск. commentar, in Math., сар. V.

7. К Деметриану (liber ad Demetrianum), напис. в 253 год. См. Лактанц. lib. V, cap. 4; Иерон. epistol, ad Magnum.

8. О смертности (de mortalitate), напис. в 253 г,. Бд. Август. неоднократно упоминает об этой книге: см. liber de praedestinatione, cap. 14; epist. ad Vitalem, et caet.

9. О милостыне (de opere et eleemosyna), напис. в том же году. Об ней – Иероним. in epistol. ad Pammachum.

10. О благе терпения (de bono patientiae), напис. в 255 году. См. письм. Киприана к Юбаяну (LXXXIII).

11. О рвении и зависти (de zelo et livore), нап. в одно с предыдущ. время. См. Август. de baptismo contra Donatistas, cap. 8.

12. Об увещании к мученичеству (de exhortatione martyrii), напис. в 257 году, В отеч. писаниях нет указаний на это творение Киприана, но во всех древних списках и изданиях оно согласно приписывается св. Киприану.

Кроме этих, несомненно подлинных творений св. Киприана, с именем его являлось много других произведений, в форме трактатов, писем, записок и даже стихотворений. Но очень немногие из этих произведений действительно имеют некоторые признаки происхождения своего от св. Киприана; таковы именно: «книга о зрелищах» и «похвала мученичеству» (liber de spectaculis; liber de laude martyrii). Подлинность их доказать трудно, но и решительно признать их подложными нет вполне достаточных оснований. Что же касается прочих, то подложность их большею частию очевидна и несомненна. Сюда относятся:

1. Книга «о благочинии и целомудрии» (de disciplina et bono pudicitiae).

2. Трактат «о главнейших действиях Иисуса Христа» (de cardinalibus operibus Christi).

Эти два творения, по содержанию своему, достойны имени св. Киприана. Первое из них и по происхождению своему относится к третьему веку, как видно из некоторых мест его, но, кроме того, что Понтий не указывает на него ни одним словом, по самому изложению своему оно не походит на творения св. Киприана. Последнее, как дознано, принадлежит некоему аббату Арнольду.

3. Книга «о перекрещивании» (de rebaptismate) написана против Киприана, след. не Киприаном. По времени она также относится к 3-му веку.

4. Книга «против Новациана еретика» (adversus Novatianum haereticum) не может принадлежать Киприану потому, что в ней довольно ясно отвергается мнение Киприана о крещении еретиков.

5. Книга «об игроках» (de aleatoribus),

6. Книга о горах Синае и Сионе (de montibus Sina et Sion).

7. Стихотворения: Бытие (genesis), Содом (Sodoma) и гимн о кресте Господнем (hymnus de cruce Domini).

Все эти произведение единогласно признаются подложными.

8. Книга «о безбрачии клириков» (de singularitate clericorum). Некоторые относят это сочинение ко временам Беды, когда на западе в ходу был вопрос о безженстве служителей Церкви, но, как бы то ни было, только почти все согласны, что книга эта не Киприаново произведение.

9. «Изложение на символ апостольский» (expositio in Symbolum apostolorum). Принадлежит Руфину акввлейскому.

10. «Письмо Цельса к Вигилию» (Ceis, ad Vigilium epistola). Это – только предисловие, или посвящение, в котором некто Цельс посвящает Вигилию перевод с греческ. на латинск. прения между Язоном, христианином из евреев, и Паписком, александрийским иудеем, об истине христианской веры. Сама книга утрачена. Почему это посвятительное письмо явилось между творениями Киприана, объясняется тем, что в одной рукописи, вместо имени Цельса, ошибкою поставлено имя Цецилия.

11. «Трактат против иудеев» (tractatus adversus Iudaeos, qvi insecuti sunt D. nostrum. I. Christum).

12. «Об открытии главы Иоанна Крестителя» (de revelatione capitis Ioannis Baptistae).

Подложность этих произведений не считают нужным и доказывать.

13, «Вечеря» (Coena). Не достойна не только Киприана, но и всякого благочестивого писателя, гнушающегося грубыми шутками и под.

14. «О двояком мученичестве» (de duplici martyrio). Сочинение это написано не раньше 15 века, как очевидно из некоторых мест его и вообще из метода его изложения. По содержанию своему оно заслуживает внимания.

15. «О двенадцати злоупотреблениях века» (de duodecim abusionibus saeculi). Довольно любопытное произведение, только без сомнения не Киприаново.

16. Три письма: одно – Корнелия к Киприану, с укорами за перекрещивание еретиков, – очевидный анахронизм, – другое – Киприана к народу карфагенскому, также с анахронизмами, третие – Киприана к Туразию, много печалившемуся о смерти дочери своей, – не похожи во слогу на письма Святителя.

17. «Заметки Сенеки и Тирона» (Tyronis et Senecae notae), будто бы приспособленные Киприаном к употреблению их христианами.

18. «Круг пасхальный» (Computum paschale). Варварский язык этого произведение не позволяет признать его за Киприаново.

19. «Исповедь св. Киприана» (Confessio s. Cypriani); «молитва о мучениках» (oratio de martyribus); «молитва св. Киприана пред страданием своим» (oratio, quam s. Cyprianus sub die passionis suae dixit). Приписываются действительно Киприану, только не карфагенскому, а другому. В самом ли деле принадлежат они этому другому лицу, здесь рассуждать неуместно, но что был другой епископ и мученик Киприан, об этом не лишним считаем сказать несколько слов, в заключение.

Фотий свидетельствует (Bibl. cod, 184), что императрица Евдокия написала в стихах сказание о Киприане и Иустине. Творение это состояло из трех частей: в первой части описывалась борьба Иустины с искушениями, окончившаяся торжеством целомудренной девы над соблазнами, и обращение к вере Христовой Киприана, бывшего прежде волхвом, а, по обращении, сделавшегося великим угодником Божиим, так что его возвели со временем в сан епископа; во второй части сам Киприан рассказывал историю грешной жизни своей, как он, посвященный во все тайны чародейства, совершал разные нечестивые и преступные дела, возбуждавшие в других и удивление и ужас к его искусству и силе, а потом, мучимый совестию, исповедал в слух народа антиохийского все беззакония свои, и, при помощи Евсевия, вступил на путь истинной веры и упования; в третьей изображалась мученическая кончина Иустины и Киприана, пострадавших в Никомидии. Очевидно, что сей Киприан не одно и тоже лицо со св. Киприаном, епископом карфагенским. А что творение Евдокии – не поэтический ее вымысел, это видно между прочим из слова св. Григория Богослова в похвалу Киприана, где указывается на исповедь Киприана, написанную им самим, по обращении своем в христианство (тв. св. Отц. в русск. перев. 1842 г. кн. 4, стр. 252). Ясно: что Евдокия пользовалась готовым содержанием для своего произведения и основывалась на письменном памятнике. Если не без основания утверждают, что исповедь Киприана составлена не самим Киприаном, то этим нисколько не отвергается существование лица, о котором говорится в исповеди. Отсюда и в нашей Церкви различаются два Киприана – память священномученика Киприана, епископа карфагенского, празднуется у нас 31 Августа, а память другого того же имени священномученика, пострадавшего вместе с Иустиною, совершается 2-го Октября. Только у нас последний именуется епископом афинским, тогда как, согласно с означенным памятником, западные признают его епископом антиохийским (не великой, а финикийской Антиохии). Правда, у св. Григория Богослова прославляемый им Киприан называется карфагенским, кроме того многие черты, какими изображает он Святителя, прямо относятся к жизни и деятельности епископа карфагенского; но нельзя не согласиться, что в похвальном слове св. Григория смешиваются два лица, что знаменитому Киприану карфагенскому у него приписано многое из жизни другого Киприана, не так давно пострадавшего на востоке и оставившего по себе память, хотя не столь славную, как память знаменитого его соименника, но свято сохранявшуюся между восточными христианами.

* * *

ТВОРЕНИЯ СВЯТОГО СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА КИПРИАНА, ЕПИСКОПА КАРФАГЕНСКОГО

ПИСЬМА

1. ПИСЬМО К ДОНАТУ О БЛАГОДАТИ БОЖИЕЙ

Цецилий Киприан Донату желает здравия.

Твое приглашение, любезнейший Донат, очень кстати, ибо и я помню о своем обещании и настоящее время для исполнения его самое благоприятное: потому что теперь, во время собирания винограда, незанятый дух предается покою и разделяет с другими праздничные и вошедшие в обычай досуги после утомительного года. С этим временем сообразно и самое место: приятный вид садов соответствует успокоенным чувствам, которые освежаются тихими ветерками приветливой осени. Приятно здесь проводить время в разговорах и назидательными повестями умудрять дух в Божественных заповедях. Но дабы кто из мирских людей не вмешался в наш разговор и не помешал нам или не обеспокоил нас неумеренный крик какого-нибудь шумного общества, пойдем вот на то место. Это ближайшие, отделенные части сада представляют закрытое убежище: потому что виноградные ветви, спускаясь с тростниковых подпор в беспорядке, нависшими пучками образовали там виноградную галерею, покрытую листьями. Здесь мы удобно можем предаться собеседованию, и в то время как мы будем увеселять взоры приятным видом дерев и виноградных лоз, дух наш будет получать вместе и назидание от слуха и удовольствие от зрения. Впрочем, для тебя существует теперь только одно удовольствие: ты ищешь только беседы со мною. Не обращая внимания на здешние приятные виды, ты в меня вперил свои взоры. И слухом и умом весь ты обратился в слушателя: так ты любишь меня. Что же есть такое во мне, или много ли есть во мне такого, что проникало бы в твое сердце? Скудный ум приносит и плоды скудные: он не обременяется, подобно плодоносной земле, богатыми колосьями. Впрочем, я приступлю к делу с теми силами, какие имею, тем более что и самый предмет слова помогает мне. Пусть щеголяет богатое красноречие своею изворотливостию в судебных местах и в публичных речах, произносимых среди народных собраний. Где идет речь о Господе Боге, там чистое и искреннее слово ищет доказательств для веры не в силе красноречия, а в самой вещи. Итак, ожидай от меня не красноречия, а силы, не речей, прикрашенных витиеватыми оборотами, какими увлекается толпа, а безыскусственного, сильного простою истиною слова о благодати Божией. Ты услышишь от меня то, что знают прежде, нежели научаются, и что приобретается не длинным рядом годов, не продолжительным размышлением, но случается наикратчайшим путем от благодати, сразу доставляющей духовную зрелость.

Когда я находился во тьме и в глубоком ослеплении, когда, исполненный нерешительности и сомнения, я носился и блуждал на море этого бурного века, когда я не сознавал самого образа моей жизни и чужд был света и истины, тогда, согласно с моим прежним образом мыслей, я считал весьма трудным и даже невозможным то, что благость Божия обещала мне ко спасению, именно, чтобы человек мог вновь родиться и, одушевленный для новой жизни водами спасительного крещения, мог отложить все то, чем был он прежде, и, при том же самом телесном составе, сделаться другим человеком по уму и сердцу. Как возможна, думал я, такая перемена, чтобы человек вдруг совлекся того, что или, как прирожденное, отвердело до степени грубой материи, или, как нажитое, внедрилось вместе с летами? Нет, зло слишком глубоко пустило корни! Научится ли когда бережливости тот, кто привык к великолепным пиршествам и роскошным обедам? Покажется ли когда-нибудь народу в обыкновенном и простом платье тот, на ком всегда сияли драгоценные, блестящие златом одежды и багряница? Нет, кто привык забавляться пуками[1] и другими почестями, тот никогда не захочет быть частным и незнатным человеком. Всегда сопровождаемый своими клиентами, окружаемый в знак почести многочисленною толпою раболепствующего ему народа, он почитает наказанием, когда бывает один. Как раб беспрестанных забав, он не может отстать от привычного пиянства; его надмевает гордость, воспламеняет гнев, подстрекает корысть, разжигает жестокость, услаждает честолюбие, увлекает похоть.

Так часто рассуждал я сам с собою: ибо и сам прежде опутан был весьма многими заблуждениями, от которых совсем не надеялся освободиться. Покорствуя укоренившимся страстям своим и не надеясь на лучшее, я благоприятствовал своему злу, как будто бы оно было естественно во мне. Но когда возрождающие воды омыли пятна прежней моей жизни и в очищенное и оправданное сердце пролился небесный свет; когда, приняв Духа небесного, соделался я по второму рождению новым человеком: тогда чудным образом сомнения разрешились в уверенность; тайны начали открываться, мрак исчезать; то, что прежде казалось трудным, соделалось удобным, невозможное стало возможным; я начал познавать, что вся моя прежняя плотская жизнь, проведенная во грехах, была жизнь земная и что теперь только началась жизнь Божия, одушевляемая Святым Духом. Сам ты, конечно, знаешь и так же, как я, помнишь, что мы потеряли и что приобрели, умерши (в крещении) для греха, ожив для добродетели. Сам ты знаешь это, без моего напоминания. Хвалиться самим собою предосудительно: но не может быть самохвальством, а служит знаком благодарности все то, что не силам человеческим приписывается, но относится к славе дел Божиих. Так, жизнь безгрешная есть благословенный плод истинной веры; подобно как грешная жизнь прежде веры – плод заблуждения человеческого! Божие дело, говорю, Божие дело есть все то, что мы можем; о Нем мы живем, Его силою мы сильны; от Него заимствуя крепость, мы еще здесь на земле проразумеваем будущее. Да будет только страх блюстителем непорочности, чтобы Господь, наитием небесной благодати милостиво водворившийся в душах наших, за достойное послушание наше пребывал у нас в обители веселящегося сердца; приобретенная безопасность да не возродит нерадения, да не подползет паки враг древний.

Впрочем если ты держишься пути непорочности и правды, если идешь по нему с непреткновенною твердостию, если ты, утверждаясь в Боге всеми силами и всем сердцем, пребываешь тем, чем начал быть; то тебе дастся свобода по мере умножения духовной благодати. Ибо в принятии небесных даров нет меры, с какою обыкновенно принимаются благотворения на земле; щедро изливающаяся благодать Духа не стесняется никакими пределами, она течет непрестанно, богатит преизбыточно. Лишь бы только жаждало и было отверсто наше сердце; мы столько почерпаем от избытка благодати, сколько имеем веры, способной к ее принятию. Она дарует способность трезвенною чистотою, непорочною мыслию, чистым словом, непритворною добродетелию уничтожать ядотворную силу греха, очищать скверны развращенных сердец, возвращая им здравие, примирять врагов, успокаивать беспокойных; смягчать свирепствующих, грозными заклинаниями понуждать к признанию нечистых духов, вселяющихся в человека для господства над ним: да престанут поражать человечество жестокими ударами; да престанут умножать число страждущих, рыдающих, сетующих, распространяя повсюду свои казни; да престанут убивать людей бичом и пламенем. Дело это делается невидимо; удары неприметны, но казнь очевидна. Таким образом, вселяясь в нас, Дух благодати уже начинает проявлять свою могущественную силу, хотя мы тела своего с членами еще и не переменили на другое; впрочем, наше око не затмевается уже мраком века сего. Какое могущество, какая сила души! Кто очистился и пребывает чист, тот не только сам себя сохраняет от мирских соблазнов, не только не уловляется никакою сетию нападающего на него врага, но и укрепляется в своих силах до того, что над всем воинством противника господствует по своей воле, как повелитель.

Но дабы, открыв истину, яснее видеть следы звания Божия, я покажу тебе, каков свет, и, разогнав мрак заблуждений, открою самые тайные завесы, под коими сокрывается отвратительный образ мира. Представь на несколько времени, что ты взошел на высокую вершину крутой горы и смотришь оттуда на лежащие внизу предметы. Вознесшись над всем земным, не находя нигде преграды своим взорам, смотри на вихри волнующегося мира. Ты сам пожалеешь о нем и, вспоминая о своем прежнем состоянии, проникнутый благодарностию к Богу, гораздо более обрадуешься тому, что из него вышел. Смотри: дороги преграждены разбойниками; моря наполнены грабителями; военные лагери наполнены везде кровавыми ужасами. Вселенная обагрена кровию человеческою; убийство, почитаемое преступлением, когда совершается частными людьми, слывет добродетелию, когда совершается открыто; злодейства освобождаются от казней не по закону невинности, но по великости бесчеловечия.

Ежели обратишь взоры свои к городам, то найдешь шумное многолюдство, более жалкое, нежели всякая пустыня. Готовятся гладиаторские зрелища, дабы кровию доставить удовольствия прихоти кровожадных глаз. Тело от питательных яств наполняется соками, и крепкий состав его тучнеет, дабы обреченному на казнь веселее было погибнуть. Убивают человека в удовольствие человеку; убийство вошло в обыкновение, в искусство, в науку; люди не только злодействуют, но и обучают злодействам. Что может быть бесчеловечнее, жесточее? Учат, как убивать; и убийцы славны тем, что убивают! – Что это такое, скажи мне? Отчего происходит, что отдают себя зверям те, которых никто не осуждал на это? Люди цветущих лет, довольно благообразные, в блестящих одеждах, заживо украшают себя на произвольное погребение и, несчастные, хвалятся еще своею погибелью! Вступают в сражение со зверями не за преступление, а по страсти. Отцы смотрят на погибель своих детей; брат с сестрою сидят в партере; сама мать – что может быть достойнее сожаления? – сама мать покупает для себя место на зрелище, платит за будущие свои вопли и отчаяние! И зрители столь нечестивых, столь бесчеловечных и ужасных позорищ нимало не помышляют о том, что их кровожадные взоры суть существенная причина кровопролития и убийства.

Отсюда обрати взор на другие, не менее жалкие и опасные для нравов, зрелища: в театрах также ты увидишь то, что произведет в тебе и горесть и стыд. Там трагик возвышенным слогом рассказывает о древних злодеяниях: омерзительные предания об убийствах и кровосмешениях повторяются в живом действии, как события настоящие, дабы учиненное некогда злодейство не вышло из памяти потомства. Стараются внушить всем и каждому, что нет невозможности случиться снова тому, что уже случилось: преступлениям дают переживать веки, всеистребляющему времени не позволяют истреблять памяти злодейств; пороку не допускают приходить в забвение: давно минувшие мерзости обращаются в живые примеры. Присутствуя на комических представлениях, одни повторяют пороки, которые им известны по домашней их жизни; другие учатся, как можно быть порочным. Смотря на прелюбодейство, учатся прелюбодейству; открытое потворство злу располагает к порокам, и женщина, пришедшая на зрелище, может быть, целомудренною, выходит из него бесстыдною. Сколько соблазнов в комедиантских телодвижениях! Сколько заразы для нравов! Сколько примеров бесстыдства! Сколько пищи для разврата! Какое противоестественное и непотребное искусство вырабатывается там? Мужчины превращаются в женщин, так что вся честь и крепость пола бесчестится видом изнеженности тела, и чем кто лучше успеет преобразиться из мужчины в женщину, тем больше нравится: за большее преступление получает большую похвалу и чем становится гнуснее, тем считается искуснее. И вот на него смотрят, и – какое нечестие! – смотрят с удовольствием. Чему не научит подобный человек! Он возбуждает чувство, щекочет страсть, усыпляет самую трезвую совесть доброго сердца: ласкающий порок имеет настолько силы, чтобы под приятностию внести пагубу в человека. Представляют бесстыдную Венеру, неистового Марса; представляют также и Юпитера, оного верховного царя вселенной, или лучше – всех пороков: как он, вместе со своими молниями, горит страстию земной любви… Рассуди сам, может ли тот, кто на все сие смотрит, быть человеком честным и целомудренным! Они подражают своим богам, которым поклоняются: несчастные! они боготворят и самые страсти.

О, если бы ты мог с этой высоты проникнуть своим взором в их уединение, отверзть потаенные двери в их ложницы и со светильником совести войти во внутренние их храмины! Ты увидел бы, что сии безумные делают то, на что не может смотреть целомудренное око, ты увидел бы то, что и видеть преступно, ты увидел бы, что обезумевшие от пороков от сделанного отрицаются и спешат делать, что отрицали. Мужчины похотствуют с мужчинами. Делается то, что не нравится самим делающим. Тот, кто таков сам, других в том же обличает; худой бесславит худых и думает, что чрез то сделался прав; как будто недовольно угрызений совести! Одни и те же явно обличают то, что делают тайно; в лице других изрекают суд над собственными преступлениями. Не терпят по наружности того, чему благоприятствуют внутренно: сами охотно делают, а винят за то же самое других. Наглость, достойная гнусности порока! Бесстыдство, совершенно приличное потерявшим совесть! Не дивись, что сии люди говорят таким языком: их уста никогда не превзойдут в разврате их сердца.

Но, после опасных дорог, после многоразличных браней, рассеянных по всему миру, после кровавых или гнусных зрелищ, после мерзостей сладострастия, совершаемых публично в непотребных домах или скрывающихся внутри домашних стен, где обыкновенно бывают тем необузданнее, чем неприметнее, – торжище, может быть, покажется тебе невинным, свободным от наглых обид, неприступным для соблазнительного бесчинства. Хорошо: обрати туда взор свой. И здесь встретишь множество тех же самых мерзостей, достойных отвращения, и тем скорее поспешишь отвратить оттуда свои взоры. Какая польза, что законы начертаны на двенадцати досках, что права, выбитые на меди, открыто для всех выставлены? Нарушают законы среди самих законов, попирают права при самих правах. Невинность не находит защиты и там, где ее прибежище. Взаимные раздоры неистовствуют до бешенства, нет мира и среди мирных тог, и скромное торжище оглушается неистовыми криками. Там все готово: копье, и меч, и палач; когти для терзания, деревянный конь для пытки, огонь для жжения; для одного тела человеческого гораздо больше готово казней, нежели сколько в нем находится членов. Кто защитит среди сих ужасов? Покровитель? Но он вероломец и обманщик. Судия? Но у него приговор продажный. Кто поставлен наказывать преступления, тот сам преступник; обвиняемый погибает невинно потому только, что судья виновен. Везде свирепствует пламень греха, яд пороков оказывает свою силу над бесчисленными сердцами в неисчисленных видах. Один делает ложное завещание; другой с уголовно-преступным обманом подписывает его; здесь отчуждают от наследства детей, там отдают имение совсем чужому человеку. Противник обвиняет, клеветник настоит; свидетель лжет; с обеих сторон наглость лживого и продажного языка старается дать обману и преступлению вид истины и справедливости; а от того с виновным гибнут и невинные. Законов совсем не боятся: не страшатся ни следователей, ни судей; что можно купить, то нестрашно. Быть между виновными невинным есть уже преступление: кто не подражает худым людям, тот уже оскорбляет их. Права согласились с пороками, и то, что делается открыто, перестало быть непозволенным. И какой совести, какой справедливости ожидать там, где совсем нет людей, которые могли бы осуждать порок, где толпятся одни те, которые сами должны подлежать осуждению?

Но дабы не показалось тебе, что я нарочно выбираю худшие предметы и, в намерении расстроить твой ум и зрение, вожу тебя по таким местам, коих жалкий и отвратительный вид оскорбителен для совестливого взора, я покажу тебе то, что в мире по невежеству почитают добрым; ты увидишь, что и это стоит только презрения. Как думаешь ты о почестях, о пуках, о несметных богатствах, о воинском могуществе, о пурпуре, что на судиях; о вольности и силе, какими пользуются люди, облеченные властию? Вред приятного по виду нечестия скрыт, весел вид улыбающегося порока, но под обманчивою наружностию таится пагуба. Это яд, которому хитрое коварство дает вкус сладости, чтобы он удобнее был принят: кажется, ты берешь стакан с питьем, но коль скоро выпьешь, погибель неизбежна. Вот встречается с тобою кто-нибудь в великолепной одежде, в блестящей багрянице; но знаешь ли, какими подлостями купил он сей блеск? Сколько наперед потерпел он презрения от горделивцев? Сколько по утрам просиживал у пыльных входов со своими приветствиями? Сколько раз, теснясь по углам людских комнат, упреждал подобных ему искателей, дабы после к самому приходили наперерыв такие же поздравители с почтением, раболепствующим не человеку, но власти? Ибо ему оказывают почтение не потому, что уважают его добродетели, а потому, что пред ним носят пуки. Посмотри на их гнусный конец. Когда лицемер, умевший пользоваться временем, упадет; когда подлые ласкатели должны будут оставить его, как человека, лишенного власти: тогда бедствия разоренного семейства поражают совесть, тогда в полной мере чувствуют потерю расточенного имения, которым покупаема была неверная любовь легкомысленного народа.

И богатые, провождающие жизнь в беспрестанных забавах, которые, не терпя того, что с ними в соседстве жили бедные, расширяют на бесконечное пространство свои поместья, – у которых множество серебра и золота, – у которых насыпаны или зарыты в земле огромные груды денег; – и они трепещут со всеми своими сокровищами, мучатся опасениями, чтобы не разграбил оные тать, не разорил разбойник или какой-нибудь более богатый враг из зависти не потревожил их несправедливыми тяжбами. Богач ни ест, ни спит. Воздыхает на пиршествах, хотя бы пил из сосудов, осыпанных драгоценными каменьями; и хотя иссохшее тело его покоится на самом великолепном ложе, однако он и в пуху не засыпает: не знает, несчастный, что он сам бывает виною блистательных по наружности мучений, прилепляясь к золоту и раболепствуя богатствам и сокровищам, вместо того чтоб быть их обладателем. О ужасное ослепление сердца! О глубокое омрачение неистовой страсти! Вместо того чтобы свергнуть с себя тяжкое бремя, человек продолжает гоняться за мучительным счастием и слепо применяется к подавляющим его грудам. Он не оказывает никакой щедрости к тем, кои почитают его покровителем; нисколько не уделяет неимущим: деньги называет он своею собственностию и, как чужое имущество, заперши дома, стережет их с беспокойною заботливостию, и из них ни друзьям, ни детям, ни даже самому себе ничего не уделяет. Он обладает ими только для того, чтобы не обладал другой. И какое разнообразие в названиях! Называют благами даже такие вещи, из которых нельзя сделать никакого употребления, разве употребив их на худое.

По твоему мнению, может быть, безопасны, по крайней мере, те, которых окружает блеск золотых чертогов и охраняет стража оруженосцев? Но такие люди боятся более, нежели кто другой. Чем больше кого боятся, тем больше причины бояться тому самому. По мере возвышения человека возрастает для него и опасность, хотя бы защищали его руки телохранителей, хотя бы он всегда был под прикрытием многочисленной стражи. Чем меньше позволяет он быть спокойными другим, тем меньше может быть спокоен и сам. Власть страшна прежде всего для самих властителей, которых делает страшными для других. Она улыбается, дабы свирепствовать; ласкает, дабы обмануть; привлекает, дабы убить; возносит, дабы низвергнуть; по некоторому закону возмездия, за большую честь и знатность платят большими и лишениями.

Итак, то одно спокойствие верно, та только безопасность крепка, тверда и постоянна, когда человек, освободясь от вихрей мятежного века, утвердит свое пребывание в спасительной пристани; когда он от земли возносит взоры к небу и, вступив в звание сына Господня, приблизившись к Богу своим сердцем, ниже себя считает все то, что другим в круге вещей человеческих кажется высоким и величественным. Кто выше века сего, тот ничего уже не может от него ни желать, ни требовать. Какая твердая, какая непоколебимая оборона, какая небесная помощь для обладания вечными благами заключается в том, чтоб быть свободным от сетей лукавого мира, чистым от земного тления, способным обитать в свете бессмертия! В этом состоянии мы ясно можем видеть, с какою хитростию прежде нападал на нас непримиримый враг для нашего погубления. Как скоро мы знаем и осуждаем то, чем были, то в этом самом имеем сильнейшее побуждение стремиться к тому, чем имеем быть. Для этого не нужно ни денег, ни домогательств, ни усилий, ни неусыпных трудов, которыми приобретаются высокие достоинства и власть человеческая. Это дар Божий, и дело легкое. Как солнце само собою светит, ручей сам собою течет, дождь сам собою орошает: так сам собою проливается небесный Дух. Как скоро душа, взирая на небо, познает своего Творца, то, вознесшись превыше земли и всего земного величия, начинает быть тем, чем себя почитает. Только ты сам, запечатленный уже знамением небесного воина, облеченный во всеоружие благодати, соблюдай ненарушимо правила своего звания исполнением святых добродетелей. Занимайся тщательнее либо молитвою, либо чтением: и будешь то сам с Богом беседовать, то Бог с тобою. Да наставит Он тебя в Своих заповедях, Он да управит тобою: кого Он обогатит, того никто не сделает скудным. Не может быть скудным тот, чье сердце однажды насытилось небесным брашном. Ты тотчас возгнушаешься распещренными златом сводами и стенами, покрытыми дорогим мрамором, когда узнаешь, что наипаче должно украшать себя самого; что лучший для тебя дом есть тот, в котором, как во храме, обитает Господь, в котором утвердил Свое жилище Дух Святой. Украсим сей дом лепотою непорочности, осветим светом правды. Он никогда не развалится от ветхости; живописные краски или позолота, слинявши на стенах, никогда не обезобразят его. Все обманчивое тленно, и нельзя быть твердо уверенным в обладании тем, чем нельзя обладать постоянно. Истинные украшения всегда имеют цену, истинные почести невредимы, истинный блеск продолжителен; они не могут ни обветшать, ни помрачиться; могут только преобразоваться в лучший вид при воскресении тела. Вот в кратких словах то, о чем я хотел побеседовать с тобою, любезный Донат. Знаю, что сердце доброе и терпеливое, ум твердый, вера крепкая услаждаются слышанием спасительных истин; знаю и то, что для твоего слуха ничто столько не приятно, как то, что приятно Богу; однако сократим беседу, ибо мы живем вместе и имеем случай впредь часто беседовать. И как теперь праздник и время свободное, то весь остаток дня до самого вечера проведем в веселии; не останемся ни на одну минуту без участия в пире небесной благодати. Да огласится он трезвенным псалмопением: и как у тебя память твердая, голос звучный, то начни сам это пение по обычаю. Тем приятнее будут песни духовные, ежели, внимая им духовно, будем находить в них благочестивое удовольствие и для слуха телесного.

* * *

2. ПИСЬМО К ЕВКРАТИЮ О КОМЕДИАНТЕ

Киприан брату Евкратию желает здоровья.

По своей расположенности и взаимному уважению ты почел нужным, возлюбленнейший брат, узнать мое мнение о комедианте, который, находясь у вас, не оставляет своего постыдного ремесла и учит сему других не к назиданию юношества, а к разорению: должен ли таковой быть в общении с нами? Я думаю, что это не сообразно ни с славою Божественною, ни с евангельским благочинием. Чистота и достоинство Церкви не должны быть оскверняемы столь гнусною и нечистою язвою. Если закон воспрещает мужчинам надевать одежду женскую и поражает таковых проклятием, то не большего ли осуждения достоин тот, кто не только надевает одежды женские, но с помощию постыдного искусства старается выразить гнусные и нескромные жесты, свойственные женщинам? И пусть никто не извиняет себя тем, что сам отстал от театра, тогда как учит тому других: нельзя почитать отставшим того, кто оставляет по себе преемников и вместо себя одного готовит много подставных, наставляя и уча, вопреки заповеди Божией, как мужчине преобразиться в женщину и изменить искусством свой пол, чтоб извращением испорченного и расслабленного тела угодить диаволу, силящемуся запятнать Божие творение. Если таковой ссылается на недостаток и нужду от бедности, то в этой нужде можно помочь ему в числе тех, которые питаются от Церкви, только бы захотел довольствоваться хотя умеренным, но зато невинным содержанием. Притом пусть он не думает, что его надобно искупить платою, чтобы перестал грешить: в этом не наша, а его польза. Впрочем, пусть, сколько хочет, ищет оттуда прибыли; но что же за прибыль, которая лишает людей совозлежания с Авраамом, Исааком и Иаковом; которая, напитав их греховно и пагубно в сем веке, приводит к мучениям вечного голода и жажды? Потому употреби все возможные меры к тому, чтобы обратить его от занятия столь зазорным и бесславным ремеслом на путь невинности и упования жизни, убедив довольствоваться содержанием от Церкви, хотя умеренным, но спасительным. Если бы у вас в Церкви не было достаточных средств для доставления содержания нуждающимся, он может перейти к нам, получить здесь необходимое для пищи и одежды и затем учиться в Церкви одному спасительному вместо того, чтобы другим давать пагубные уроки вне Церкви.

Желаю тебе, возлюбленнейший сын, всегда пребывать в добром здоровье.

* * *

3. ПИСЬМО К ПОМПОНИЮ О ДЕВСТВЕННИЦАХ

Киприан, Цецилий, Виктор, Седат, Тертулл с пресвитерами присущими, брату Помпонию желают здоровья.

Мы прочли, возлюбленнейший брат, присланное тобою чрез брата Пихония письмо; в нем ты просишь написать тебе: что мы думаем о тех девах, которые, решившись оставаться в своем состоянии и ненарушимо хранить целомудрие, возлежали, как оказалось потом, на одном ложе с мужчинами (в числе их ты указываешь на одного диакона) и которые, сознавшись в этом, утверждают, что остались непорочными? Так как ты по этому поводу обратился к нам за советом, то знай, что мы нисколько не отступаем от евангельских и апостольских преданий при постоянно-ревностном попечении о наших братьях и сестрах и при охранении церковного благочиния всеми полезными и спасительными средствами. Господь говорит: «и дам вам пастыри по сердцу Моему и упасут вас разумом и учением» (Иер. 3, 15), и в другом месте Писание говорит: «наказание уничижаяй окаянен» (Прем. 3, 11); об этом же самом и в псалмах Дух Святой учит: «приимите наказание, да не когда прогневается Господь и погибнете от пути праведнаго, егда возгорится вскоре ярость Его» (Пс. 2, 12). Итак, первее всего, возлюбленнейший брат, как предстоятелям, так и народу должно особенно заботиться о тщательном соблюдении, ради страха Божия, Божественных правил благочиния, а также о том, чтобы не допускать братьев наших заблуждаться и жить по своей прихоти и произволу и подавать им верную помощь к жизни. Поэтому-то должно воспретить девам жить в одном доме с мужчинами, не говорю вместе спать, но и даже жить вместе, потому что и слабый пол, и возраст еще неопытный требуют от нас во всем задержки и руководства; а иначе можно подать повод к обольщению диаволу, который расставляет сети, жаждая добычи. Апостол сказал: «ниже дадите места диаволу» (Еф. 4, 26). Корабль, попавший на опасное место, тотчас нужно спасать оттуда, иначе он потерпит крушение среди подводных камней и скал. Быстро нужно выносить из дому во время пожара имущество, пока оно еще не охвачено сильным пламенем. Никто не безопасен в то время, когда близка опасность. И раб Божий не будет иметь возможности освободиться от диавола, когда впадет в его сети. Нужно поэтому поспешить, пока можно еще отделить невинных, потому что после и наше содействие не будет достаточно к их отделению. И как тяжко падают от того многие, как много дев, к величайшему прискорбию нашему, мы видим сделавшихся преступными от таких соблазнительных и пагубных связей. Если они искренно посвятили себя Христу, то должны хранить стыд и целомудрие незазорно и за твердость и постоянство ожидать награды девства. Если же не хотят или не могут так оставаться, то пусть лучше вступают в брак, чем заслуживают огнь адский своими преступлениями. По крайней мере, они не должны подавать соблазна другим братьям и сестрам, по Писанию: «аще брашно соблазняет брата моего, не имам ясти мяса во веки, да не соблазню брата моего» (1 Кор. 8, 13). И пусть ни одна не полагается на оправдание себя тем, что можно увериться в ее девстве… Да и сколько отвратительного и преступного заключает в себе самое совозлежание девы с мужчиною, обнимание, собеседование, целование, гнусный и отвратительный совместный их сон! Если бы супруг нечаянно застал супругу свою на ложе с другим, то не воспылал ли бы он чувством негодования и гнева и в пылу ревности не взялся ли бы даже и за меч? Что же? Не более ли прогневается и вознегодует Христос Господь наш и Судия, когда деву, посвятившую себя Ему и давшую обет святости, увидит на одном ложе с другим? И не накажет ли Он строго за столь преступную связь? Поэтому, чтобы спасти братьев своих от Его духовного меча в будущий день суда, мы должны со своей стороны всячески помогать им и советом и другими мерами. И если все вообще обязаны строго хранить благочиние, то тем более обязаны заботиться о том пресвитеры и диаконы: они должны подавать собою пример и утверждать прочих своим поведением и нравственностию; а то каким образом они могут руководить других к целомудрию и воздержанию, если будут предначинать порчу и научать порокам? Вот почему, возлюбленный брат, благоразумно и твердо поступил ты, подвергнувши отлучению как диакона, обращавшегося часто с девою, так и прочих, которые имели то же обыкновение. Если бы виновные в этом непозволительном совозлежании принесли покаяние и разлучились друг от друга, то, по строгом освидетельствовании дев, те из них, которые окажутся девами, пусть будут допущены в общение с Церковию, под тою, впрочем, угрозою, что, в случае возвращения их снова к тем же мужчинам или сожительства с ними в одном доме под одною кровлею, они после строжайшего суда будут извержены из Церкви, и потом трудно уже им быть принятыми в единение с нею. А та из них, которая окажется нецеломудренною, как прелюбодейца, виновная в нарушении верности не пред супругом, но Христом, должна принести полное покаяние в течение определенного законами церковными времени и, после публичного исповедания своего греха, да возвратится к Церкви. Те же, которые будут упорно пребывать в прежних отношениях, не отделяясь друг от друга, пусть знают, что при таком бесстыдном их упорстве мы никогда не можем принять их в Церковь, дабы они своими проступками не подали другим повода к падению. А между тем пусть и не воображают, что можно наследовать жизнь и спасение, не повинуясь епископам и священникам, потому что во Второзаконии Господь Бог говорит: «и человек, иже сотворит в гордости, еже не послушати жерца, предстоящаго служити во имя Господа Бога твоего, или судии, иже в тыя дни будет, да умрет человек той, и вси людие услышавше убоятся и не будут нечествовати ктому» (17, 12-13). Бог повелел умерщвлять тех, которые не повиновались своим священникам и не слушались судей, от Него на то время поставленных. И как тогда было еще время телесного обрезания, то гордые и непокорные умерщвляемы были мечом телесным; а теперь, когда для верных слуг Божиих наступило обрезание духовное, гордые и непокорные умерщвляются мечом духовным, быв отлучаемы от Церкви. Ибо вне ее нет жизни: дом Божий один, и никто не может где-либо спастись, как только в Церкви. А что действительно погибают непокорные, не слушающиеся спасительных наставлении пастырей и не повинующиеся им, это подтверждает Писание, говоря: «безумный ругается наказанию… ненавидящии же обличения скончаваются срамно» (Притч. 15, 5 и 10). Итак, чтобы не скончались и не погибли непокорные, постарайся, возлюбленнейший брат, сколько можешь, спасительными советами наставить братию и каждого обратить ко спасению. Путь, которым идем к животу, узок и тесен, но зато высока и велика награда, когда достигнем славы. Давшие однажды навсегда обет хранить девство ради Царствия Небесного, во всем да благоугождают пред Богом и своею греховностию да не оскорбляют священников Божиих и Церковь Господню. Может быть, в настоящем случае некоторые из братьев наших будут огорчены нами, но мы остаемся при своем спасительном убеждении, зная, что и Апостол говорил: «темже враг вам бых, истину вам глаголя» (Гал. 4, 16). Если они послушают нас, то мы приобрели братьев, обративши их своим словом к спасению и славе. Если же некоторые из развращенных не захотят послушать нас, то мы все же будем последовать тому же Апостолу, сказавшему: «аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был» (Гал. 1, 10). Если не будем в силах убедить других угождать Христу, то по крайней мере сами угодим Христу, Господу и Богу нашему, исполняя Его заповеди.

Желаю тебе, возлюбленнейший и вожделеннейший брат, быть в добром здоровье о Господе.

* * *

4. ПИСЬМО К РОГАЦИАНУ О ДИАКОНЕ, ОСКОРБИВШЕМ ЕПИСКОПА

Киприан брату Рогациану желает здоровья.

Тяжкою скорбию поражены были – я и находившиеся здесь мои товарищи, когда прочитали, возлюбленнейший брат, письмо твое, в котором ты жалуешься на своего диакона за то, что он, забывши о твоем священническом звании и о служебной своей обязанности, огорчил тебя ругательствами и своими неправдами. Между тем, ты поступил с ним почтительно в отношении к нам и сообразно с твоим обычным смирением, признав за лучшее пожаловаться нам на него, тогда как, по власти епископской и по важности кафедры, ты мог и сам наказать его немедленно, будучи уверен, что мы, твои товарищи, одобрили бы все, что ты ни сделал бы с этим буйным диаконом по священнической власти, имея касательно подобных людей Божественные наставления. Так Господь Бог говорит во Второзаконии: «и человек, иже сотворит в гордости, еже не послушати жерца… или судии, иже в тыя дни будет, да умрет человек той, и вси людие услышавше убоятся и не будут нечествовати ктому» (Втор. 17, 12-13). А что эти Божественные слова с истинным и высочайшим величием Божиим произнесены с тем, чтобы священники Божии были почитаемы и отмщеваемы, видно из того, что Хорей, Дафан и Авирон, служившие священнику Аарону, как только дерзнули восстать на него, гордиться пред ним и считать себя равными начальствующему священнику, немедленно, будучи поглощены и пожраны разверзшеюся землею, восприяли наказание за святотатственную дерзость. И не они одни, но и прочие двести пятьдесят человек, участвовавшие в их возмущении, были пожраны нисшедшим от Бога огнем, чтобы стало очевидным, что священники Божии отмщеваются Тем, Кто поставляет священников. Также в книге Царств говорится, что когда иудейским народом оказано было презрение священнику Самуилу за его старость, как теперь тебе, Бог во гневе сказал: «не тебе уничижиша, но Мене уничижиша» (1 Цар. 8, 7), и в наказание за это воздвиг им царя Саула с тем, чтобы тот, угнетая их тяжкими неправдами, смирил и уничижил разными озлоблениями и наказаниями гордый народ; и таким-то образом было воздано этому гордому народу Божеское отмщение за уничиженного священника. Соломон, наставленный Святым Духом, тоже свидетельствует о священническом достоинстве и власти, давая наставление в следующих словах: «всею душею твоею благоговей Господеви, и иереи Его чти». И еще: «всею силою твоею… бойся Господа и прослави иерея»[2]. Помня эти заповеди, блаженный апостол Павел, как читаем в Деяниях Апостольских, – когда ему сказали: «архиерею ли Божию досаждаеши?» отвечал: «не ведах, братие, яко архиерей есть: писано бо есть: князю людей твоих да не речеши зла» (Деян. 23, 5). Сам Господь наш Иисус Христос, Царь, Судья и Бог наш, даже до дня Своих страданий оказывал почтение архиереям и священникам, хотя они не имели ни страха Божия, ни познания Христа. Так, когда Он очистил прокаженного, то сказал ему: «шед покажися иереови, и принеси дар» (Мф. 8, 4). По смирению, которое внушал и нам, Он все еще называл иереем того, кого знал как святотатца. Также, когда во время страданий Его ударили в ланиту и сказали: «тако ли отвещаваеши архиереови?» – Он не сказал ничего оскорбительного для лица архиерея, но только, защищая Свою невинность, отвечал: «аще зле глаголах, свидетельствуй о зле: аще ли добре, что Мя биеши?» (Ин. 18, 22-23). Во всех случаях поступал так терпеливо для того, чтобы и нам подать пример кротости и терпения. Будучи почтителен к священникам лживым, Он этим учил нас оказывать истинным священникам законное и полное уважение. Притом диаконы должны помнить, что апостолов, то есть епископов и предстоятелей, избрал Сам Господь, а диаконов, по Вознесении Господа на небо, постановили апостолы, как служителей своего епископского звания в Церкви. Итак, если бы мы дерзали восставать против Бога, Который поставляет епископов, то могли бы восставать и против нас диаконы, поставляемые нами (Деян. 6, 5-6). И потому диакон, о котором ты пишешь, должен раскаяться в своей дерзости, признать достоинство священства и полным смирением загладить вину свою пред епископом, своим начальником. Ибо усилия еретиков и зломыслящих раскольников начинаются обыкновенно с самоугождения, соединенного с надменным и гордым презрением к предстоятелю. Так совершается отступление от Церкви и осквернение алтаря, так возмущается мир Христов, чиноположение и единство Божие. Если этот диакон будет и впредь огорчать и оскорблять тебя своими бесчинствами, то употреби над ним власть своего сана, низложив его или усмирив. Апостол Павел, пиша к Тимофею, сказал: «никтоже о юности твоей да не радит» (Тим. 4, 12); тем более должны сказать о тебе твои товарищи: «никтоже о старости твоей да не радит». А как ты писал, что к диакону пристал еще кто-то и сделался сообщником его гордости и дерзости, то и сего, а также и всех других, если есть такие, восставшие на священника Божия, нужно или отлучить или усмирить. Мы же увещеваем и просим: пусть они лучше познают свой грех, пусть загладят вину свою, признав за нами наше право; потому что мы желаем и стараемся скорее милосердием и терпением побеждать оскорбления и обиды каждого, нежели наказывать за них по власти священства.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда быть в добром здоровье.

* * *

5. ПИСЬМО К КЛИРУ И НАРОДУ ФУРНИТАНСКОМУ О ВИКТОРЕ, НАЗНАЧИВШЕМ ПРЕСВИТЕРА ФАВСТИНА ОПЕКУНОМ

Киприан пресвитерам, диаконам и народу желает здоровья.

Сильно огорчены были и я, и находившиеся здесь мои товарищи, и заседавшие с нами наши сопресвитеры, когда мы узнали, возлюбленнейшие братья, что брат наш Виктор, умирая, духовным своим завещанием назначил пресвитера Геминия Фавстина опекуном, между тем как уже прежде было постановлено Собором епископов, чтобы никто не избирал себе опекуна или душеприказчика из клириков и служителей Божиих; потому-то каждый из них, удостоившись Божия священства и будучи поставлен на служение Церкви, должен служить только алтарю и жертвам, заниматься только молитвами и молениями. В Писании сказано: «никтоже воин бывая обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет» (2 Тим. 2, 4). Если это сказано обо всех, то тем более не должны связываться мирскими хлопотами и узами те, которые, занимаясь делами Божиими и духовными, не могут оставлять Церкви для занятий земными мирскими делами. Этот образ чиноположения и обязанности прежде, в законе, соблюдали левиты: в то время как одиннадцать колен разделяли страну и брали в ней участки, колено Левиино, предназначенное для занятий при храме, алтаре и Божественных службах, не должно было участвовать в этом разделе; но, предоставляя другим возделывание земли, оно долженствовало служить только Богу, на пищу же и одежду получать от одиннадцати колен десятину от плодов, производимых землею. Все это было сделано по воле и распоряжению Божию с тем, чтобы лица, занятые Божественными службами, не были ничем развлекаемы и не были в необходимости думать и хлопотать о делах мирских. Таков же чин и порядок соблюдается клиром и ныне: те, которые в Церкви Божией избираются в духовный сан, не должны ничем отвлекаться от Божественного служения, не должны связываться хлопотами и занятиями мирскими; но, как братья, живущие приношениями, как бы десятинами от плодов, они должны быть неотступно у алтаря и священнослужений, трудиться денно и нощно для дел небесных и духовных. Посему-то епископы, наши предшественники, по благочестивом размышлении и со спасительною предусмотрительностию, постановили, чтобы никто из братьев, умирая, не назначал клирика опекуном или душеприказчиком, а если бы кто это сделал, то не должно быть ни приношения за него, ни совершаться торжественная жертва об его упокоении. Ибо тот не заслуживает поминовения у алтаря Божия в молитвах священников, кто хотел отвлечь от алтаря священников и служителей Церкви. И потому Виктор, который, вопреки недавно сделанному соборному постановлению, дерзнул назначить опекуном пресвитера Геминия Фавстина, не заслуживает, чтобы об упокоении его было у вас приношение или чтобы в Церкви была совершаема о нем общественная молитва: да будет соблюдено соборное постановление, сделанное по благочестию и по необходимости; и вместе с тем да будет подан пример и прочим братьям, чтобы никто не отвлекал к мирским занятиям священников и служителей Божиих, служащих Божию алтарю и Церкви. Если рассматриваемый ныне поступок будет наказан, то можно надеяться, что впредь так не будут обращаться с лицами духовными.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, быть всегда в добром здоровье.

* * *

6. ПИСЬМО К ПРЕСВИТЕРАМ И ДИАКОНАМ

Киприан пресвитерам и диаконам, возлюбленнейшим братьям, желает здоровья.

По милости Божией будучи невредим, приветствую вас, возлюбленнейшие братья, радуясь, что и вы, как известно мне, совершенно невредимы. И так как мне, по положению места, невозможно теперь самому быть между вами, то я прошу вас, ради веры и благочестия вашего, исправляйте там обязанности и за себя и за меня, так чтобы не было никакого ослабления ни в благочинии, ни в распорядительности. А что касается до издержек, то прошу вас, чтобы ни в чем не нуждались ни те, которые заключены в темницах за исповедание славного имени Господня, ни те, которые бедны и недостаточны и однако же пребывают в Господе; потому что вся небольшая сумма, какая собрана там, распределена у клириков на подобные именно случаи, чтобы многие имели чем помогать разным лицам, по их нуждам и бедствиям. Прошу вас также, не переставайте всячески заботиться о том, чтобы все было спокойно. Ибо хотя братья по любви своей ревнуют собираться и посещать добрых исповедников, которых Бог удостоил уже прославиться славными начатками, однако, по моему мнению, нужно делать это осторожно, не толпами, не собираясь вместе, чтобы тем самым не возбудить злобы и не заградить себе входа и чтобы, ненасытно желая всего, всего не потерять[3]. Итак, позаботьтесь и устройте, чтобы это для большей безопасности делалось осторожно, так, чтобы и пресвитеры, которые там у исповедников возносят жертву, делали это поодиночке и по очереди, каждый с одним диаконом, потому что и перемена лиц, и чередование приходящих уменьшают ненависть. Ибо во всех отношениях нам нужно вести себя кротко и смиренно, как прилично рабам Божиим; приспособляться к обстоятельствам, стараться о спокойствии и иметь попечение о народе.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, быть всегда в добром здоровье и помнить о нас. Приветствуйте все братство. Приветствует вас Виктор диакон и все, которые со мною. Прощайте.

* * *

7. ПИСЬМО К ПРЕСВИТЕРАМ И ДИАКОНАМ РИМСКИМ

Киприан пресвитерам и диаконам, братьям, находящимся в Риме, желает здоровья.

Когда у нас носился неопределенный слух о смерти доброго мужа, собрата моего[4], и одни говорили так, другие иначе, в то время я получил, возлюбленнейшие братья, из рук иподиакона Кременция ваше письмо, в котором нашел все подробные сведения о славной кончине его. И я очень обрадован был тем, что за неукоризненное правление его послана ему и честная кончина. Весьма благодарен вам и за то, что вы память его почтили столь славным и блистательным свидетельством; чрез вас и нам сделалось известным то, что в памяти предстоятеля вашего составляет вашу славу, а нам дает пример веры и доблести. Ибо сколько пагубно падение предстоятеля для последующих ему, столько напротив благотворно и спасительно, когда епископ твердостию в вере подает собою пример братьям.

Читал я и другое письмо, в котором ясно не означено ни то, кто писал его, ни то, к кому оно писано[5]. И так как в письме том и слог и смысл и самая бумага навели меня на сомнение, не убавлено ли или не изменено ли в нем что-нибудь против истины, то я и отослал это письмо к вам подлинником, чтобы вы посмотрели, то ли самое это письмо, которое вы поручили иподиакону Кременцию для доставления. Ибо подлог и искажение истины в письме от клира – дело весьма важное. Итак, чтобы нам разузнать это, вы посмотрите, ваше ли это и писание и подпись, и тогда отпишите нам, что справедливо.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда быть в добром здоровье.

* * *

8. ПИСЬМО К МУЧЕНИКАМИ И ИСПОВЕДНИКАМ

Киприан мученикам и исповедникам, в Иисусе Христе, Господе нашем, и в Боге Отце желает вечного спасения.

Восхищенный от радости, приветствую вас, мужественнейшие и блаженнейшие братья, которых испытанною верою и мужеством славится матерь наша Церковь. Недавно прославили ее исповедники Христовы, осужденные на изгнание за непоколебимость исповедания, но настоящее исповедание во столько же достославнее и почетнее, во сколько оно тверже в страдании. Сильнее разгорелась брань – более увеличилась и слава ратоборцев. Страх мучений не отклонил вас от брани, но самые мучения еще более устремили вас на брань: полные непоколебимого мужества, вы с решительным самопожертвованием вступили в самый жестокий бой. И я узнал, что некоторые из вас уже увенчаны, некоторые весьма близки к получению победного венца, и из знаменитого сонма заключенных в темницу все одинаковым воодушевлены мужеством, с равною горячностию стремятся на подвиг брани. Таковы и должны быть в Божественном стане воины Христовы; вера их должна быть непоколебимо тверда, чтобы ни лесть не могла уловить ее, ни угрозы – устрашить и мучения – препобедить: «яко болий есть, Иже в вас, нежели иже в мире» (1 Ин. 4, 4), и земные муки не столько сильны поколебать, сколько сильны поддержать Божественное защищение. Доказательством тому служит настоящий славный подвиг ваш, братья: сделавшись для прочих вождями в побеждении мучений, вы явили пример мужества и веры, устояв на брани, пока она не разрешилась для вас победою.

Какими похвалами превознесу вас, мужественнейшие братья? Каким словом прославлю твердость души вашей и непоколебимость веры? – Вы вытерпели с полною славою самую жестокую пытку, и не вы уступили мукам, но муки вам уступили. Не мучения положили конец вашим скорбям, но венцы. Долго продолжавшееся жестокое истязание не могло поколебать твердой веры, а только скорее препосылало рабов Божиих ко Господу. Предстоявший во множестве народ с удивлением взирал на сию небесную брань, брань Божию, духовную брань, брань Христа, на которой рабы Его, твердые в своем исповедании, чистые душою, полные Божественного мужества, подвизались без мирских стрел, с одним оружием веры. Мучимые были непоколебимее своих мучителей, терзаемые и раздираемые члены одерживали победу над орудиями истязания, терзавшими их и раздиравшими. Неоднократно, со всею яростию повторяемые удары, хотя по растерзании утроб, продолжали мучение уже не над членами рабов Божиих, но над ранами; однако ж не могли преодолеть непреоборимой веры их. Ручьями текла кровь, которая должна была погасить пламень гонения и огнь геенский. О, какое это было зрелище для Господа – сколь высокое, сколь величественное, сколь угодное пред очами Божиими, когда воины Его являлись сколько Ему преданными, столько верными своей клятве! – В псалмах, по внушению Святого Духа, так написано в наше наставление: «честна пред Господем смерть преподобных Его» (Пс. 115, 9). Честна смерть тех, которые ценою крови своей приобретают бессмертие, которые получают венец за свое мужество. Какая здесь бывает радость для Христа! С каким благоволением в лице таковых рабов Своих и поборал и побеждал сей Хранитель веры, подающий верующим столько, сколько кто по своей вере принять может! Сам Он присутствовал на Своей брани – сражающихся и подвизающихся за Его имя Сам ободрял, укреплял, воодушевлял. И Он, однажды победивший за нас смерть, всегда побеждает в нас. «Егда же предают вы», говорит Он, «не пецытеся, како или что возглаголете: дастбося вам в той час, что возглаголете: не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас» (Мф. 10, 19). Доказательство тому представила настоящая брань. – Слово, полное Духа Святого, излилось из уст мученика: блаженнейший Маппалик, среди мучений своих, сказал проконсулу: «Увидишь – завтра будет пройдено поприще» . И Господь исполнил слово его, сказанное с верою и мужеством. Поприще для небесного подвига открылось, и раб Божий, подвизавшийся на нем, увенчан. Это – то поприще, которое предвозвестил пророк Исаия, говоря: «не маловажная» будет «вам борьба с людьми, потому что Бог готовит для нея поприще» (Ис. 7, 13)[6]. И чтобы показать, какое это будет поприще, присовокупляет следующие слова: «се Дева во чреве зачнет и родит Сына и наречеши имя Ему Еммануил» (Ис. 7, 14). Вот поприще веры нашей, которою мы побораем и которою венчаемся! Вот поприще, которое указывает нам блаженный ап. Павел и на котором мы должны подвизаться, чтобы достигнуть венца славы! – «Не весте ли», говорит он, «яко текущии в позорищи, вси убо текут, един же приемлет почесть? Тако тецыте, да постигнете: всяк же подвизайся, от всех воздержится: и они убо да истленен венец приимут, мы же не истленен» (1 Кор. 9, 24-25). Также указывая на свою борьбу и предсказывая о себе, что он уже скоро соделается жертвою Господу, говорит: «аз бо уже жрен бываю, и время моего отшествия наста: подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох; прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия, не токмо же мне, но и всем возлюбльшим явление Его» (2 Тим. 4, 6).

Это же подвижническое поприще, пророками предвозвещенное, Господом определенное, апостолами пройденное, обещал проконсулу пройти и Маппалик от своего имени и от имени своих сподвижников, и – верный в своем слове, не обманул обещанием. Обещанное зрелище борьбы открыл и заслуженную награду получил. О, если бы (таково мое желание и увещание к вам, братья), о, если бы и прочие последовали сему, блаженнейшему ныне, мученику и другим его общникам и участникам в том же подвиге, непоколебимым в вере, терпеливым в скорби, непобедимым в пытке! Пусть тех, кого союз исповедания и темничное сожительство соединила вместе, соединит и доблестная кончина и венец небесный! Радостию о вас отрите слезы Матери-Церкви, оплакивающей падение и погибель многих, и примерам своим утвердите прочих, еще не падших. Если вас вызовут на брань, если настанет для вас день вашего ратования – сражайтесь мужественно, но поборайте неослабно, зная, что вы сражаетесь пред очами присущего вам Господа, что исповеданием имени Его вы достигнете славы Его. Он не только взирает на рабов Своих, но и Сам в лице нашем поборает, Сам с нами сражается, Сам и подвизающихся венчает и венчается.

Если же по благословению Господа наступит мир, прежде дня вашей брани, – то да пребудет в вас полная готовность к ней и достославное сознание. И пусть никто из вас не сокрушается о том, будто он менее достоин, нежели те, которые прежде всего претерпели мучения и, победив и поправ мир, сим славным путем пришли ко Господу. Господь испытует сердца и утробы (Апок. 2, 23), видит тайное и зрит сокровенное. Для получения венца от Него довольно и одного свидетельства Его – будущего Судии. И тот и другой путь, возлюбленнейшие братья, равно высок и славен: и если один из них, скоро чрез победу приводящий к Господу, безопаснее, то другой, позволяющий после славных подвигов еще жить для славы Церкви, приятнее.

О, сколь блаженна Церковь наша, которую Господь, по Своему благоволению, толикою славою осиявает, – которую в наши времена кровь мучеников столь благолепно украшает! Прежде братья убелили ее чистыми делами, ныне мученики своею кровию соделали ее червленою: у нее нет недостатка ни в лилиях, ни в розах.

Итак, да стремится теперь каждый к той или другой, равно высокой славе! да восприимут венец или убеленные делами, или червленные от мученических страданий. В небесном стане для мира и брани есть свои цветы; ими да увенчивается воин Христов за славные свои подвиги!

Желаю вам, мужественнейшие и блаженнейшие братья, всегда здравствовать о Господе и помнить о нас. Прощайте.

* * *

9. ПИСЬМО К КЛИРУ О НЕКОТОРЫХ ПРЕСВИТЕРАХ, БЕЗРАССУДНО ДАРОВАВШИХ МИР ПАДШИМ ПРЕЖДЕ ОКОНЧАНИЯ ГОНЕНИЯ И БЕЗ СОГЛАСИЯ ЕПИСКОПОВ

Киприан пресвитерам и диаконам братьям желает здоровья.

Долго терпел я, возлюбленнейшие братья, полагая, что скромное наше молчание послужит к миру. Но так как некоторые по неумеренной и опрометчивой надменности усиливаются безрассудством своим возмутить почтительность мучеников, скромность исповедников и спокойствие всего народа, то не следует далее молчать, чтобы излишнею молчаливостью не повредить и себе и народу. Ибо не должно ли всячески бояться за оскорбление Господа, когда некоторые из пресвитеров, забывшие не только о Евангелии и своем значении, но не помышляя даже о будущем суде Господнем, и о настоящем своем предстоятеле – епископе, – чего никогда не было при наших предшественниках, – присвояют себе все, с поруганием и презрением к предстоятелю? И пусть бы они присвояли себе все, только без вреда для спасения братьев наших! Я мог бы скрыть и перенесть, как и всегда скрывал и переносил, поругание епископского нашего звания; но не следует скрывать это теперь, когда некоторые из вас вводят в обман наше братство и, желая угодить безрассудною готовностию к дарованию мира падшим, только более вредят им. Те, которых гонение принудило к отпадению, сами знают, что они совершили величайшее преступление, потому что Господь и Судия наш сказал: «иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех, а иже отвержется Мене, отвергуся его и Аз» (Мф. 10, 32-33). Он же сказал: «вся отпустятся согрешения сыном человеческим, и хуления; а иже восхулит на Духа Святаго, не имать отпущения, но повинен есть вечному суду» (Мк. 3, 28-29). И блаженный Апостол говорит: «не можете чашу Господню пити и чашу бесовскую, не можете трапезе Господней причащатися и трапезе бесовстей» (1 Кор. 10, 21). Итак, кто разуверяет в этом братьев наших, тот обольщает несчастных, так что и те, которые, при истинном покаянии, могли бы молитвами и подвигами своими умилостивить Бога, Отца милосердого, увлекаются на горшую погибель, и те, которые могли бы восстать, падают глубже. Грешники и в меньших грехах должны приносить покаяние в продолжение постановленного времени, должны, по уставу благочиния, совершать исповедь и потом уже чрез возложение руки епископа и клира получать право общения; а теперь, в такое тяжкое время, когда свирепствует еще гонение, когда не восстановлен еще мир самой Церкви, их допускают к общению, возглашают в молитвах их имя, – и без принесения ими покаяния, без совершения исповеди, без возложения на них руки епископа и клира, – преподается им Евхаристия, между тем, как написано: «иже аще яст хлеб и пиет чашу Господню недостойне, повинен будет Телу и Крови Господни» (1 Кор. 11, 27). Но тут повинны не те, которые не соблюдают заповеди Писания: вина падает на предстоятелей, не внушающих братьям делать все, по их наставлению, со страхом Божиим и с осторожностию, заповеданною и предписанною Самим Богом.

Наконец, они же подвергают поношению блаженных мучеников и ссорят с Божиим священником славных рабов Божиих: сии, памятуя о нашем звании, просили меня своим письмом рассмотреть их желания и даровать мир падшим не прежде, как когда самой матери нашей Церкви, по милосердию Божию, будет дарован мир и когда Божественному промыслу угодно будет и нас возвратить к Церкви своей; – а те, отвергнув почтительность, оказываемую нам блаженными мучениками и исповедниками, презревши закон Господень и осторожность, которую советуют соблюсти те же мученики и исповедники, – прежде прекращения ужасов гонения, прежде возвращения нашего, почти пред самою кончиною мучеников, вступают в общение с падшими, возглашают их в молитвах и преподают им Евхаристию, тогда как пресвитеры и диаконы должны были – что прежде всегда исполнялось – вразумлять и руководить своими советами самих мучеников, если бы те, ревнуя о славе и не обратив внимания на Писание, пожелали чего-нибудь больше надлежащего. Между тем нас беспрестанно, и ночью и днем, поучает Божественное вразумление: у нас, кроме ночных видении, и среди дня невинные дети исполняются Духа Святого и в восхищении видят очами и слышат и говорят то, чему Господь благоволит научить и вразумить нас. Обо всем этом вы услышите, когда Господь, повелевший мне удалиться, возвратит меня к вам. А до того времени те из вас, которые по безрассудству, неосмотрительности и надменности не обращают внимания на человека, пусть хотя Бога убоятся – зная, что в случае дальнейшего упорства их в тех же делах я употреблю наказание, заповеданное мне Господом, именно: временное запрещение священнодействия, с тем чтобы впоследствии, когда, по изволению Божию, станем снова собираться вместе в недра матери нашей – Церкви, подвергнуть их дело исследованию пред нами, пред самими исповедниками и пред всем народом. Об этом я послал письма к мученикам и исповедникам и к народу, поручив прочитать те письма и вам.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать о Господе и помнить о нас. Прощайте.

* * *

10. ПИСЬМО К МУЧЕНИКАМ И ИСПОВЕДНИКАМ, ПРОСИВШИМ ДАРОВАТЬ МИР ПАДШИМ

Киприан мученикам и исповедникам, возлюбленнейшим братьям, желает здоровья.

Обязанности моего звания и страх Господень заставляют меня напомнить вам письменно, мужественнейшие и блаженнейшие братья, чтобы вы, с таким самоотвержением и с таким мужеством хранящие веру Господню, сохраняли также закон и учение (disciplinam) Господа. Ибо, если всем воинам Христовым должно соблюдать заповеди своего Владыки, то тем более должно хранить заповеди Его вам, которые соделались для прочих примером мужества и страха Божия. И до сих пор я был уверен, что находящиеся там у вас пресвитеры и диаконы руководствуют вас своими советами и самым полным образом наставляют в законе евангельском, как это и прежде всегда делалось при наших предшественниках: тогда диаконы обязаны были, посещая темницы, своим советом и внушением заповедей Писания давать направления желаниям мучеников. Но теперь с величайшею болезнию сердца узнаю, что там не только не внушают вам Божественных заповедей, но еще и противодействуют им; что некоторые пресвитеры отвергают даже то, что вами самими делается и осмотрительно в отношении к Богу и почтительно в отношении к Божиему священнику. Так, письмом своим ко мне вы просили рассмотреть ваши желания и даровать мир некоторым падшим тогда, как окончится гонение и мы, соединившись с клиром, станем снова собираться вместе; а те пресвитеры, не имея ни страха Божия, ни уважения к епископу, вопреки закону евангельскому и вопреки почтительной вашей просьбе, прежде принесения покаяния падшими, прежде исповедания самого тяжкого и величайшего преступления, прежде возложения на них руки епископом и клиром в знак покаяния дерзают возносить за них жертву и преподавать им Евхаристию, то есть ругаться над святым Телом Господа, как написано: «иже аще яст хлеб сей или пиет чашу Господню недостойне, повинен будет Телу и Крови Господни». И в этом можно еще извинить падших; потому что кто же из обреченных смерти не пожелал бы скорее получить жизнь? Кто не захотел бы поспешить к своему спасению? Но долг предстоятелей – держаться заповеди и вразумлять как поспешающих, так и неведущих; иначе долженствующие быть пастырями овец соделаются хищниками. Ибо позволить то, что влечет к погибели, значит обманывать: чрез это не восстановляется падший, а только, вновь оскорбляя Бога, еще более увлекается к погибели. Итак, пусть по крайней мере от вас они научатся тому, чему должны были сами учить. Прошения и желания ваши пусть представят епископу и для дарования, по вашему прошению, мира пусть подождут удобного и благоприятного времени. Нужно, чтобы прежде матерь получила мир от Господа; тогда уже можно будет, согласно вашему желанию, рассуждать и о мире детей. А так как я слышу, мужественнейшие и возлюбленнейшие братья, что некоторые бесстыдно наскучают вам и насилуют вашу скромность, то всеми возможными мольбами молю вас, чтобы вы, помня Евангелие и соображаясь с тем, что и сколько позволяли себе прежде предшественники ваши, мученики, – как они были во всем внимательны, – чтобы и вы так же внимательно и осторожно взвешивали желания просящих, – чтобы и вы, как други Господа, которые некогда будете судить вместе с Ним, вникали в проступок, в дела и в заслуги каждого, роды и качества самих преступлений, дабы не постыдилась Церковь наша пред самими язычниками, если что-нибудь неосмотрительно и недостойно будет или вами обещано, или мною сделано. Нас часто посещает и вразумляет Господь, напоминая ненарушимо и свято соблюдать Его заповеди. Это же, как я замечаю, бывает там и у вас; весьма многие и из вас получают Божественное вразумление относительно учения Церкви. Все же это может быть, если только то, чего от вас просят, вы будете умерять благочестивым рассмотрением, стараясь понять и обуздать тех, которые, при помощи притворства, ищут в ваших благодеяниях случая или заслужить благодарность, или приобресть непозволительные выгоды.

Об этом я писал письма и к клиру и к народу, поручив те письма прочитать и вам. Да не оставьте тщательно позаботиться о том, чтобы поименно были вами означаемы те, для которых испрашиваете мир; а то слышно, что некоторым даются такие свидетельства, в которых говорится только: «Да имеет он общение со своими», – чего решительно никогда не допускалось мучениками, потому что неопределенное и безыменное ходатайство только умножит впоследствии неудовольствие к нам. Слова «он со своими» имеют обширное значение, и к нам могут являться по двадцати, тридцати и более человек, уверяя, что они родные, свойственники, вольноотпущенные и слуги того, кто получил свидетельство. И потому прошу поименно означать в свидетельстве тех, которых вы сами видели, знаете и покаяния которых находите более или менее удовлетворительными; и такие только письма, сообразные с верою и учением, присылайте к нам.

Желаю вам, мужественнейшие и возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать о Господе и помнить о нас. Прощайте.

* * *

11. ПИСЬМО К НАРОДУ

Киприан братьям из народа желает здоровья.

Я знаю по себе, возлюбленнейшие братья, как вы сетуете и болезнуете о падении братьев наших, потому что и сам я сетую с вами и болезную о каждом, вполне чувствуя сказанное блаженным Апостолом. «Кто изнемогает», говорит он, «и не изнемогаю? Кто соблазняется, и аз не разжизаюся?» (2 Кор. 11, 29). Он же заметил еще в своем Послании: «аще страждет един уд, с ним страждут вси уди, аще ли же славится един уд, с ним радуются вси уди» (1 Кор. 12, 26). Итак, я сострадаю и соболезную о братьях наших, которые не устояли против напора гонения и падением своим увлекли некоторых чад наших: своими ранами они причинили боль и нам. Уврачевать их может Божественное милосердие, но при этом, я думаю, не должно спешить, ничего не должно делать неосмотрительно и поспешно, чтобы безрассудным оскорблением мира не навлечь еще более гнева оскорбленного Господа. Блаженные мученики письменно ходатайствовали за некоторых, прося рассмотреть их желания, когда Господь дарует всем нам мир; тогда, по возвращении нашем к Церкви, все будет исследовано в присутствии и по суду вашему; между тем я слышу, что некоторые пресвитеры, не помня о Евангелии, не обращая внимания на то, что писали к нам мученики, с неуважением к священному сану епископа и его кафедре, вошли уже в общение с падшими, молятся за них и преподают им Евхаристию, тогда как надлежало дойти к тому по порядку. Ибо, если и при меньших преступлениях, соделанных не против Господа, требуется принесение покаяния в определенное время, совершение исповеди, с рассмотрением жизни кающегося, и никто не может войти в общение, прежде возложения на него руки епископом и клиром, то во сколько же более, при этих самых тяжких и крайних преступлениях, надлежит все делать осмотрительно и обдуманно, согласно учению Господа. И об этом должны были напомнить и диаконы, чтобы подкрепить вверенных им овец и Божественным учением наставить на путь желанного спасения; а наш народ, как я знаю, смирен и боязлив: падшие бдительно позаботились бы об удовлетворении и умилостивлении Бога, если бы некоторые угодливые пресвитеры не обманули их. Итак, по крайней мере вы руководите каждого и своим советом и наставлением настроите души падших сообразоваться с Божественными заповедями. Пусть никто неблаговременно не срывает незрелого плода, пусть никто потрясенного и пробитого волнами корабля своего не вверяет снова морю, не исправив его сперва тщательно, пусть никто не берет и не надевает разодранной одежды, пока, искусно починенная, она не будет вручена ему исправленною мастером. Молю, пусть терпеливо выслушают совет наш и подождут возвращения нашего; а когда мы по милосердию Божию придем к вам, то по созвании многих соепископов, в присутствии исповедников и согласно вашему мнению, можно будет, применяясь к Божественному учению, рассмотреть письма блаженных мучеников и их желания. Об этом я писал письма к клиру и к мученикам и исповедникам, поручил прочитать те письма и вам.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать о Господе и помнить о нас. Прощайте.

* * *

12. ПИСЬМО К КЛИРУ О ПАДШИХ И ОГЛАШЕННЫХ, ЧТОБЫ РАЗРЕШАТЬ ИХ ПРИ СМЕРТИ

Киприан пресвитерам и диаконам братьям желает здоровья.

Удивляюсь, возлюбленнейшие братья, что на многие и частые мои к вам письма вы ничего мне не отвечали, тогда как, получивши от вас сведение, я мог бы рассудить, как повести дела, чтобы таким образом всячески содействовать и пользе и нуждам нашего братства. Между тем как я не вижу еще возможности прийти к вам, а уже наступило лето – время, когда беспрестанно свирепствуют тяжкие болезни, то почитаю нужным предупредить братьев наших о том, что получившие свидетельства от мучеников, которых заслуга может споспешествовать им пред Богом, могут, в случае постигшего их какого-либо бедствия и опасной болезни, не ожидая присутствия нашего, исповедать свой грех пред всяким, какой тут случится, пресвитером или даже, если нельзя будет найти пресвитера, а им будет угрожать смерть, то и пред диаконом; затем, по возложении руки на них, в знак покаяния, да отходят к Господу с миром, который письменно испрашивали для них мученики. Поддерживайте также своим присутствием и остальную часть падшего народа, утешая и побуждая не оскудевать в вере и не отчаиваться в милосердии Божием; потому что те, которые при кротости, смирении и истинном покаянии пребудут непоколебимы в добрых делах, не будут лишены Божественной помощи и подкрепления, и им также преподастся Божественное врачевство. Будьте бдительны и в отношении оглашенных: когда они, в случае угрожающей опасности и близкой кончины, будут умолять о Божественном прощении, да не будет и им отказано в милосердии Господа.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас. Приветствуйте моим именем все братство и усердно просите помнить о нас. Прощайте.

* * *

13. ПИСЬМО К КЛИРУ О ТЕХ, КОТОРЫЕ СПЕШАТ ПОЛУЧИТЬ МИР

Киприан пресвитерам и диаконам братьям желает здоровья.

Я прочел, возлюбленнейшие братья, ваше письмо: вы подаете братьям нашим, как выразились в этом письме, спасительный совет, чтобы они, оставив безрассудную поспешность, явили пред Богом благочестивое терпение, и нам можно было бы, когда, по милосердию Его, соберемся вместе, сообразить все виды преступлений с церковным учением – тем более, что в Писании сказано: «помяни убо, откуду спал еси, и покайся» (Апок. 2, 5). Кается же тот, кто, помня Божественную заповедь, будучи кроток и терпелив и послушен священникам Божиим, угождает Господу своим послушанием и правыми делами. В том же письме вы пояснили, что, есть некоторые нетерпеливые, которые усиливаются скорее быть допущенными к общению, и вы желали, чтобы я дал вам на этот случай правило. Я думаю, что в последнем письме к вам я довольно ясно написал об этом; именно: тех, которые получили свидетельство от мучеников и заступлением их пред Господом надеются получить отпущение грехов своих, в случае угрожающей им какой-либо болезни или опасности, по принесении ими исповеди и возложении на них рук ваших в знак покаяния, надлежит отпускать к Господу с миром, обещанным им мучениками. Что же касается остальных, которые наскучают, не получивши от мучеников никакого свидетельства, то, так как это дело касается не многих, не одной какой-либо Церкви или области, а всего мира, – пусть ожидают от покрова Господня общественного мира самой Церкви. Ибо смиренномудрие, и учение, и самая жизнь наша требуют, чтобы мы, предстоятели, собравшись с клиром в присутствии народа, которому также за веру его и страх должна быть воздана честь, – могли распорядиться во всем по общему соглашению.

Притом неблагочестно и для самих спешащих вредно, когда некоторые из падших, соделавшись изгнанниками, лишенные отечества и всего своего имущества, не быв еще возвращены Церкви, спешат предупредить самих исповедников и прежде них войти в Церковь. Если они слишком нетерпеливы, то требуемое ими в их власти: самое время с избытком дает им более, нежели сколько они требуют. Брань еще продолжается, и борцы ежедневно подвизаются на поприще. Если кто истинно и твердо раскаивается в своем проступке; если в ком теплота веры превозмогает, то не желающий ждать может искать венца.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас. Приветствуйте моим именем все братство и просите помнить о нас. Прощайте.

* * *

14. ПИСЬМО К ПРЕСВИТЕРАМ И ДИАКОНАМ РИМСКИМ

Киприан находящимся в Риме пресвитерам и диаконам братьям делает здоровья.

Не просто и не верно, как я узнал, возлюбленнейшие братья, передают вам то, что здесь мною сделано и делается, и потому я почел нужным в настоящем моем письме дать вам отчет в образе моего действования, учения и осмотрительности.

Как только разразилась в первый раз буря внезапного возмущения и народ часто обращался ко мне с неистовым воплем, я, следуя повелению Господа и помышляя не столько о своей безопасности, сколько об общем спокойствии братьев, удалился на время, чтобы неблаговременным присутствием своим не увеличить еще более начавшегося смятения. Впрочем, отсутствуя телом, я не отсутствовал ни духом, ни делом, ни моими увещаниями и, согласно заповедям Господа, подавал советы братьям нашим, в чем только мог по моей мерности. А что я делал, о том говорят разновременно выпущенные, в числе тринадцати, и пересланные к вам мои письма; в них, сколько это возможно было для моей мерности, по закону веры и страху Божию, при содействии Господа, – нет недостатка ни в совете клиру, ни в увещаниях исповедникам, ни в обличении, когда это было нужно, изгнанникам, ни в наставлении всему братству и убеждении молить Бога о милосердии. Когда же настали мучения, то наше слово проникло и к тем из наших братьев, которые или были уже мучимы, или, заключенные, готовились к мучениям, – чтобы укрепить и утвердить их. Потом, когда я узнал, что осквернившие руки и уста свои святотатственным прикосновением или, не менее того, запятнавшие совесть мерзкими книжками начали со всех сторон подступать к мученикам и неблаговременными и льстивыми просьбами обольщать исповедников, так что ежедневно, безо всякого разбора и испытания каждого из них, давалось по тысяче свидетельств, вопреки закону евангельскому, я писал письма к мученикам и исповедникам, стараясь по возможности обратить их моим советом к заповедям Господним. Своим содействием мы поддерживали также бодрость служения в пресвитерах и диаконах, обуздывая тех из них, которые, забывши закон и увлекшись безрассудною поспешностию, стали уже иметь общение с падшими. Мы успокаивали, сколько могли, и самый народ, заповедуя хранить церковные уставы. Потом, когда некоторые из падших, по своей воле или по чьему внушению, домогались насильственно исторгнуть мир, обещанный им мучениками и исповедниками, я дважды писал к клиру, поручая и им прочитать мои письма: в этих письмах было выражено, что, для уменьшения на время каким бы то ни было родом их нетерпения, тех из них, которые получили свидетельство от мучеников, в случае близости их кончины, по совершении над ними исповеди и возложении на них руки в знак покаяния, надлежит отпускать ко Господу с миром, обещанным мучениками. И в этом я не давал закона и не поставлял себя безрассудно учредителем. Но так как должно было и почтить мучеников, и удержать стремление тех, которые желали все возмутить; при том же в письме вашем, недавно присланном сюда чрез нашего иподиакона Клеменция к клиру, я прочел, что надлежало бы оказать помощь тем, кои после падения, подвергшись болезни, с раскаянием желают общения: то я решился согласиться с вашим мнением, чтобы не было разности в нашем действии, которое по всему должно быть однообразно и согласно. Дела прочих, хотя бы и получивших свидетельство от мучеников, я приказал прямо приостановить и отложить до нашего прибытия, чтобы потом, когда Господь дарует нам мир и мы, предстоятели, во множестве соберемся вместе, мы могли каждое из этих дел, по совещании с вами, обсудить и исправить.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

15. ПИСЬМО К КАЛДОНИЮ

Киприан брату Калдонию желает здоровья.

Мы получили, возлюбленнейший брат, твое письмо благоразумное и исполненное чистоты и веры[7]. Не удивляемся, что ты, искусный и опытный в писаниях Господних, делаешь все осторожно и обдуманно. Ты правильно рассудил, что следует даровать мир тем из наших братьев, которые сами возвратили его себе истинным покаянием и славою исповедания Господа, оправдавшись своими словами, которыми прежде осудили себя. Так как они омыли все преступление свое и прежнее пятно очистили, при содействии Господа, большею добродетелью, то и не должно им далее оставаться под властию диавола, как поверженным: сделавшись изгнанниками и лишившись всего своего имущества, они восстановили себя и стали со Христом. О, если бы так после падения возвращались к прежнему состоянию и прочие кающиеся! а то они усиливаются ныне безрассудно и неблаговременно исторгнуть мир. Но чтобы ты знал, как мы распорядились относительно них, посылаю к тебе книгу с пятью письмами, писанными мною к клиру, к народу, также к мученикам и исповедникам. Эти письма я посылал уже и ко многим из моих товарищей, которые одобрили их и отвечали, что они, по вселенской вере, совершенно согласны с нами. То же самое перешли еще и ты к сотоварищам нашим, к кому можешь, чтобы у всех было одно действование и одно согласие по заповедям Господа.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

16. ПИСЬМО К КЛИРУ

Киприан пресвитерам и диаконам, братьям, желает здоровья.

Господь говорит так: «на кого воззрю, токмо на кроткого и молчаливаго и трепещущаго словес Моих» (Ис. 66, 2). А таковыми должны быть мы все; особенно же таковыми должны быть те, которым следует потрудиться, чтобы истинным покаянием и совершенным смирением после тяжкого падения умилостивить Господа. Между тем, в письме ко мне всех исповедников[8], которое они хотели чрез меня сделать известным и всем сослужителям, выражено их желание, чтобы к дарованному от них миру были допущены те, о которых было сообщено нам, как они вели себя после своего проступка. Так как это дело требует общего нашего совещания и мнения, то я не дерзаю наперед судить сам и одному себе присвоить общее дело. И потому пусть на время остается в своей силе то, что писано недавно в моих к вам письмах: списки с них я уже послал многим сотоварищам, которые отвечали, что они согласны с нашим постановлением и что не должно отступать от него, пока, по даровании нам мира от Господа, мы будем иметь возможность собраться вместе и разобрать вины каждого. Посылаю вам при этом письме, для сведений, список как с того письма, которое писал ко мне сослужитель мой Калдоний, так и с моего ответа ему. Все это прошу прочитать братьям нашим, чтобы более расположить их к терпению: пусть они к прежним преступлениям не прибавляют еще другого, не желая покоряться ни нам, ни Евангелию и не допуская, чтобы вины их, по письму всех исповедников, были исследованы.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить нас. Приветствуйте все братство. Прощайте.

* * *

17. ПИСЬМО К ПАДШИМ

Господь наш, Коего заповеди и увещания мы должны хранить, определяя достоинство епископа и управление Своей Церкви, говорит Петру в Евангелии: «Аз же тебе глаголю, ты еси Петр, и на сем камени созижду церковь Мою, и врата адова не одолеют ей, и дам ти ключи Царствия Небеснаго: и еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех; и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех» (Мф. 16, 18-19). Отсюда последовательно и преемственно истекает власть епископов и управление Церкви, так что Церковь поставляется на епископах и всяким действием Церкви управляют те же начальствующие. И так как это основано на Божественном законе, то я удивляюсь, что некоторые с дерзким безрассудством вздумали написать ко мне такое письмо, которое составлено от имени Церкви, тогда как Церковь заключается в епископе, клире и всех стоящих в вере. Но да не будет того, да не попустит милосердие Господа и непоколебимое могущество Его, чтобы Церковию был назван сонм падших, когда написано: «Бог же несть мертвых, но живых!» (Лк. 20, 38.) И мы желаем, чтобы все были оживотворены; мы воссылаем наши молитвы и воздыхания о том, чтобы все были восставлены в прежнее состояние. Если же некоторые падшие хотят составить из себя Церковь и если у них и в них есть Церковь, то нам остается разве просить их самих, да удостоят нас быть допущенными к Церкви? Нет! Тем, которые, памятуя свой грех, должны заботиться об удовлетворении Богу, надлежит быть смиренными, скромными и кроткими и не составлять писем от имени Церкви – тем более, когда знают, что пишут к Церкви. Вот недавно писали ко мне некоторые из падших, смиренные, кроткие и богобоязненные, которые всегда действовали в Церкви со славою и величием и делания своего никогда не выставляли как заслугу пред Господом, зная, что Он сказал: «егда сотворите вся, повеленная вам глаголите, яко раби неключими есмы, яко еже должни бехом сотворити, сотворихом» (Лк. 17, 10). Они, помышляя об этом, хотя и получили свидетельство от мучеников, но чтобы удовлетворение их могло быть принято Господом, с мольбой писали мне, что сознают свое преступление и приносят истинное покаяние, но не спешат безрассудно или неблаговременно к миру, а ожидают нашего прибытия, говоря, что самый мир, если они получат его при нас, будет для них приятнее. Сколько я был обрадован ими – свидетель Господь, Которому угодно было показать, чего от милости Его заслуживают подобные рабы. Письмо их я получил недавно; а теперь прочитал ваше, в котором пишется иное. Потому прошу: разбирайте ваши желания и, кто бы вы ни были – приславшие ныне ко мне это письмо, пропишите в свитке имена ваши и свиток с именами всех порознь пришлите ко мне. Ибо прежде надобно мне знать, к кому писать ответ. Тогда, по мере моего звания и обязанности, я буду отвечать порознь на все, о чем вы писали.

Желаю, возлюбленнейшие братья, чтобы вы всегда были здоровы и действовали по учению Господа мирно и покойно. Прощайте.

* * *

18. ПИСЬМО К ПРЕСВИТЕРАМ И ДИАКОНАМ

Киприан братьям, пресвитерам и диаконам, желает здоровья.

Честно и правильно поступили вы, возлюбленнейшие братья, решившись, по совету бывших при вас товарищей моих, не иметь общения с Гаием Дидденским пресвитером и с диаконом его: они сообщаются с падшими, приносят молитвы их и, быв часто обличаемы в нечестивых заблуждениях своих, несмотря на неоднократное, как вы писали ко мне, увещание моих товарищей не делать этого, упорно пребывают в своем предубеждении и дерзости и тем обольщают некоторых из нашего народа, – которым мы со всем смирением желаем помочь и которым, не по притворной лести, но по чистой вере, для спасения их, советуем истинным покаянием и воздыханием и глубокою скорбию умилостивить Господа. В Писании сказано: «помяни убо, откуду спал еси, и покайся» (Апок. 2, 5); и в другом месте говорит Божественное Писание: «тако глаголет Господь: егда возвратився воздохнеши, тогда спасешися, и уразумееши, где еси был» (Ис. 30, 15). Но каким образом могут воздыхать и совершать покаяние те, которых воздыхания и слезы задерживают некоторые из пресвитеров, допустившие их к общению, и которые не знают, что написано: «блажащии вас льстят вы, и стези ног ваших возмущают?» (Ис. 3, 12.) В самом деле, здравые наши и истинные советы нисколько не помогут, когда спасительной истине будут противопоставлять ласкательства и гибельное потворство. Уязвленный и болезненный ум падших терпит то же, что часто терпят больные и слабые телом: отвергая здоровую пищу и полезное питие, как горькие и неприятные, и домогаясь того, что, по-видимому, доставляет удовольствие и кажется на то время сладким, они непослушанием и невоздержностию причиняют себе погибель и смерть; не помогает здоровью верное лекарство искусного врача, если сладкая приманка обольщает своею привлекательностию. Итак, советуя верно и здраво, по письму нашему, не отступайте от лучших советов. Прочитайте же это письмо и товарищам моим, которые или будут при вас, или нечаянно придут к вам, чтобы нам, при пользовании или врачевании ран падших; единодушно и согласно держаться спасительного совета; а обо всем мы рассудим самым полным образом тогда, когда станем собираться вместе, по милосердию Господа. Но если кто нетерпеливый и опрометчивый, из наших ли пресвитеров и диаконов или из посторонних, дерзнет прежде решения нашего сообщаться с падшими, то да удален будет таковый от общения нашего, и потом он должен будет пред всеми нами дать отчет в своем безрассудстве, когда, по милости Господа, соберемся воедино. Вы желали также, чтобы я написал, что думаю о Филумеле и Фортунате иподиаконах и Фаворине аколуфе (прислужнике церковном), которые отошли было на время, а теперь опять пришли. В этом деле я не могу себя одного ставить судьею, тем более что и еще многие из клира доселе находятся в отсутствии и не подумали о том, что надобно, хотя поздно, возвратиться на свое место. Этот поступок каждого из них должен быть рассмотрен и исследован подробнее не только вместе с товарищами моими, но и вместе со всем народом, потому что с рассудительною умеренностию должно быть взвешено и решено то дело, которое впоследствии должно служить образцом относительно служителей Церкви. На время же да воздержатся они только от месячного раздела, не с тем, чтобы лишать их, по-видимому, служения церковного, но чтобы оставить их во всем, как есть, да нашего прибытия.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать. Приветствуйте все братство и прощайте.

* * *

19. ПИСЬМО К ПРЕСВИТЕРАМ И ДИАКОНАМ РИМСКИМ

Киприан братьям пресвитерам и диаконам, находящимся в Риме, желает здоровья.

После моего письма к вам, возлюбленнейшие братья, в котором изложен образ нашего действования и представлен краткий отчет о нашем учении и заботливости[9], случилось нечто такое, о чем также надлежит знать вам. Брат наш Лукиан, один из исповедников, хотя теплый по вере и сильный в добродетели, но мало искусившийся в Св. Писании, давно уже поставляя себя руководителем несведущего простого народа, усиливался выдавать многим, разом, разрешительные свидетельства, писанные его рукою, от имени Павла, тогда как мученик Маппалик, осторожный и скромный, помня о законе и благочинии, никогда не писал ничего противного Евангелию, а только, движимый сыновнею любовью, заповедал даровать мир своей падшей матери; и Сатурнин после мучений, находясь еще в темнице, тоже не выпускал подобных писем. Лукиан же не только в то время, когда Павел находился еще в темнице, именем его, без разбора, выдавал разрешительные свидетельства, писанные своею рукою, но и после его отшествия продолжал делать то же от его имени, говоря, что это ему заповедано Павлом. Он не думал, что должно повиноваться более Господу, нежели сослужителю. Также выданы многие свидетельства, писанные рукою того же Лукиана, от имени Аврелия, юноши, претерпевшего мучения, который не умел писать. Чтобы воспрепятствовать такому делу, я написал к ним письмо, которое переслал и к вам, при прежнем письме: в нем я не переставал просить и убеждать, чтобы они держались смысла закона Господня и Евангелия. Но после отсылки к ним письма тот же Лукиан, как будто для того, чтобы представить дело несколько умереннее и благоразумнее, написал ко мне от имени всех исповедников письмо, почти разрушающее всякий союз веры, страх Божий, заповедь Господню, святость и крепость Евангелия. Он писал от имени всех, что они всем даровали мир и хотят чрез меня сделать это известным и другим епископам. Список с такового письма я препроводил к вам. Правда, там прибавлено, что это относится к тем, о которых сообщено нам, как они вели себя после своего проступка. Во всяком случае то письмо навлекает на нас большое негодование, так что когда мы стали выслушивать и разбирать вины каждого, то многим казалось, что мы отказываем им в том, что, как все теперь хвалятся, они получили от мучеников и исповедников. Наконец, уже начали проявляться и следствия сего соблазна: в нашей области в нескольких городах толпа сделала нападение на предстоятелей, требуя немедленно допустить к миру, который всем им, как они кричали, дан однажды мучениками и исповедниками, и тем устрашали и принуждали своих предстоятелей, у которых недостало силы духа и твердости веры, чтобы воспротивиться. И у нас некоторые беспокойные, которыми и прежде едва мы могли управлять и которые предоставлены были нашему усмотрению, подстрекаемые этим письмом, начали более горячиться и вынуждать мир, им дарованный. Я послал к вам список с письма, писанного мною относительно таковых к нашему клиру; переслал также к вам, для прочтения, то, что, по чистоте и вере своей, писал ко мне товарищ Калдоний и что я отвечал ему. Теперь же посылаю к вам списки с письма Целерина, доброго и мужественного исповедника, которое он писал к тому же исповеднику Лукиану[10], и с Лукианова ответа ему, чтобы вы знали и труд и старание наше обо всем и во всей точности уразумели, как исповедник Целерин, со смирением и страхом оказывающий уважение к нашему учению, скромен и осторожен и как, напротив, Лукиан, мало, как я сказал, опытный в разумении учения Господня, несносен своим потворством, навлекшим на нас вместо уважения негодование. Господь заповедал, чтобы всех крестить во имя Отца и Сына и Святого Духа и в крещении отпускать им прежние грехи; а он, не зная ни заповеди, ни закона, приказывает давать мир и отпускать грехи во имя Павла, говоря, что это заповедано ему Павлом, как увидите из письма того же Лукиана к Целерину. Он не рассудил, что не мученики составляют Евангелие, но чрез Евангелие делаются мученики. Апостол Павел, которого Господь назвал избранным сосудом Своим, сделал в своем Послании следующее замечание: «чуждуся, яко тако скоро прелагается от звавшаго вы благодатию Христовою, во ино благовествование, еже несть ино, точию нецыи суть смущающии вы и хотящии превратити благовествование Христово. Но и аще мы или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет: якоже предрекохом и ныне паки глаголю: аще кто вам благовестит паче, еже приясте, анафема да будет» (Гал. 1, 6-10). Письмо ваше клиру, полученное мною, пришло благовременно, так же как и письмо блаженных исповедников, Моисея, Максима, Никострата и прочих, посланное ими к Сатурнину, Аврелию и прочим: в этих письмах содержится полная сила Евангелия и твердое знание закона Господня. И нам, которые здесь трудимся и всеми силами веры противостоим напору негодования, много помогло ваше слово: это прибыль свыше, потому что прежде чем дошло к вам недавно мною посланное письмо, вы возвестили нам, что, в вашем мнении, по закону евангельскому, вы твердо и единодушно сходитесь с нами.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

20. ПИСЬМО К МОИСЕЮ, МАКСИМУ И ДРУГИМ ИСПОВЕДНИКАМ

Киприан, возлюбленнейшим братьям, Моисею и Максиму пресвитерам и прочим исповедникам желает здоровья.

Давно уже, мужественнейшие и блаженнейшие братья, слава веры и доблести вашей сделалась известна мне по слухам. Я довольно порадовался и премного приветствовал вас тем, что наш Иисус Христос исповеданием Своего имени удостоил приготовить вас к венцу. Ибо вы, соделавшись предшествующими и вождями ко брани нашего времени, подвинули знамена небесной рати. Духовную брань, которая теперь совершается по изволению Божию, вы предначали своими доблестями. Непоколебимым мужеством и постоянством вы сокрушили первые порывы возникшей борьбы. Так счастливо началось воинствование и предзнаменована победа! Случилось здесь то, что мученичества стали оканчиваться пытками. Но кто, предшествуя в ополчении, соделался примером мужества для братьев, тот есть общник и чести мучеников. Вы передали отсюда в другие места венцы, сплетенные вашею рукою, и предложили братьям чашу спасения. К славным началам исповедания и предзнаменованию победного ратоборства присоединилось постоянство в хранении благочиния: оно сильно высказалось в вашем письме, которое вы послали к товарищам своим, соединенным по исповеданию, как и вы, с Господом, и в котором с такою заботливостию увещеваете их – хранить твердо и непоколебимо святые заповеди Евангелия и преданные однажды нам животворные повеления. Вот другая высокая степень вашей славы, вот новая соединенная с исповеданием заслуга пред Богом: стоять крепко и в этой борьбе отражать силою веры тех, которые, нападая на Евангелие, силятся нечестивыми руками ниспровергнуть заповеди Божии; положив наперед начало доблестей, вы предлагаете и училище для нравов. Господь, по воскресении посылая апостолов, заповедует, говоря: «дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли. Шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам» (Мф. 28, 18-20). И апостол Иоанн, воспоминая эту заповедь, в своем Послании прибавляет: «о сем разумеем, яко познахом Его, аще заповеди Его соблюдаем. Глаголяй, яко познах Его и заповеди Его не соблюдает, ложь есть и в сем истины несть» (1 Ин. 2, 3-4). И вы, внушая другим сохранять сии заповеди, тем самым соблюдаете Божественные и небесные повеления. Быть исповедником Господа, быть мучеником Христовым – значит сохранять твердо и ненарушимо во всем слово Его; а желать быть мучеником вне Господа и разорять Его заповеди, употреблять достоинство против Того, Который тебе даровал оное, и с принятым от Него оружием делаться как бы мятежником, – это есть – не желать исповедовать Христа и отвергать Его Евангелие. Итак, я радуюсь за вас, мужественные и верные братья; и сколько хвалю мучеников, так уважаемых за славу их силы, столько хвалю вас за венец Божественного благочиния. Господь излил многообразные щедроты на тех, которые удостоились их, и с обилием разделил между добрыми воинами различные почести и духовные прославления. В вашей чести и мы участники, славу вашу почитаем нашей славой; потому что наше время украсилось таким счастием, что мы в наш век сподобились видеть испытанных служителей Божиих и увенчанных воинов Христовых.

Желаю вам, мужественнейшие и блаженнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас.

* * *

21. ПИСЬМО К КЛИРУ КАРФАГЕНСКОМУ

Киприан пресвитерам и диаконам братьям желает здоровья.

Чтобы ничто не было вам неизвестным, возлюбленнейшие братья, я послал к вам список, как с того, что было писано ко мне, так и с того, что я написал в ответ, и уверен, что вы не останетесь недовольны моим ответом. Но к моему письму к вам нужно прибавить, что послать письмо к римскому клиру побудила меня нужда. А так как мне следовало писать чрез клирика, между тем я знаю, что из наших весьма многие в отсутствии, а тех немногих, которые есть здесь, едва достаточно для отправления ежедневного дела, то необходимо было поставить несколько новых, которых можно было бы посылать. Знайте же, что я сделал Сатура – чтецом, а исповедника Оптата – иподиаконом. Их давно уже, по общему совету, мы приблизили к клиру: так, Сатуру мы неоднократно поручали чтение в день Пасхи; а когда с пресвитерами-учителями мы тщательно испытывали чтецов, то Оптата из чтецов назначили учителем оглашенных, исследовавши прежде, имеют ли они свойства, какие должны быть у готовящихся в клир. Итак, я не сделал ничего нового в ваше отсутствие, а только, вынужденный необходимостию, докончил то, что уже прежде было начато, по общему совету всех нас.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас. Приветствуйте братство. Прощайте.

* * *

22. ПИСЬМО К ПРЕСВИТЕРАМ И ДИАКОНАМ РИМСКИМ

Киприан находящимся в Риме, пресвитерам и диаконам, братьям желает здоровья.

Возлюбленнейшие братие! И взаимная любовь, и уважение заставляют нас ничего не скрывать от вашего ведения касательно того, что делается у нас, – дабы мы к пользе церковного управления действовали по общему совету. После моего к вам письма, посланного через Сатура чтеца и Оптата иподиакона, некоторые из падших, отвергая необходимость для себя покаяния и удовлетворения Богу, по умышленной дерзости прислали ко мне письмо, в котором не просят, чтобы им дан был мир, а требуют мира, будто уже данного им, потому что, так говорят они, – Павел всем дал мир. Об этом вы прочтете в их письме, с которого список вам посылаю. А дабы вы могли знать вместе и о том, что я им отвечал кратко и что после того я писал к клиру, то посылаю вам списки с этих писем. Если же затем дерзость их не будет остановлена ни моими, ни вашими письмами, если они не подчинятся спасительным советам, то мы сделаем то, что по Евангелию Господь повелевает сделать.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда быть здоровыми. Прощайте.

* * *

23. ПИСЬМО К КАРФАГЕНСКОМУ КЛИРУ О ПОСЛАННЫХ В РИМ И ПОЛУЧЕННЫХ ОТТУДА ПИСЬМАХ

Киприан пресвитерам и диаконам братьям желает здоровья.

Дабы известно было вам, возлюбленнейшие братья, какие письма писал я к римскому клиру, что получил в ответ[11], равным образом – что отвечали на мое письмо пресвитеры Моисей и Максим, диаконы Никострат и Руфин и с ними – другие исповедники, содержимые под стражею, – со всего этого посылаю вам списки для прочтения[12]. Вы постарайтесь, со свойственным вам усердием, эту переписку нашу сделать известною нашим братьям. Также, если кто находится у вас или нечаянно прибудет к вам из иноземных епископов, моих сослужителей, или из пресвитеров и диаконов, пусть и они услышат от вас обо всем; и если бы они захотели иметь списки с тех писем и переслать к своим, то дозвольте им это. Я и Сатуру чтецу, брату нашему, поручил давать списывать их каждому желающему, дабы, в устроении на время каким-либо образом положения церквей, все сохраняли неизменное единомыслие. О том, как поступить далее, мы, как я уже писал весьма многим своим товарищам, полнее рассудим в общем совете, когда, по милости Божией, станем собираться вместе.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать. Приветствуйте братство. Прощайте.

* * *

24. ПИСЬМО К КЛИРУ О ПОМОЩИ ИСПОВЕДНИКАМ

Киприан пресвитерам и диаконам братьям желает здоровья.

Хотя я знаю, возлюбленнейшие братья, что уже неоднократно в письмах своих советовал я вам иметь всевозможное попечение о тех, которые славно исповедали Господа и заключены в темницы; однако опять убеждаю вас, чтобы они – у коих уже всего довольно для славы – не имели ни в чем недостатка и с вашей стороны. О, если бы обстоятельства места и звания моего позволяли мне быть теперь вместе с вами! Я со всем усердием и готовностию торжественно исполнил бы весь долг любви в отношении к мужественнейшим братьям нашим. Но теперь долг мой да исполнит ваше усердие и да сделает оно все что нужно для тех, которых Бог сподобил прославить такими заслугами своей веры и доблести. Окажите также искреннюю попечительность и заботливость о телах тех, кои хотя не были замучены в темнице, однако же умерли славною смертию. Ибо и сих мужей доблесть и слава столь велика, что надлежит их причислить к блаженным мученикам. Сколько было у них сил, они со всею готовностию и радостию перенесли все. Кто пред очами Божиими обрек себя на мучения и смерть, тот претерпел все, что мог претерпеть; ибо не он отказался от мучений, а мучений не достало для него. В Писании сказано: «всяк, убо иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех» (Мф 10, 32); и они исповедали. Господь говорит: «претерпевый же до конца, той спасен будет» (Мф. 10, 22); и они претерпели и, претерпев до конца, заслужили полную и неотъемлемую награду за свои доблести. И в другом месте написано: «буди верен даже до смерти, и дам ти венец живота» (Апок. 2, 10); и они до смерти пребыли верными, твердыми и непоколебимыми. Когда к ревностному исповеданию в темнице и в узах присоединяется и смерть, – то слава мученика совершилась.

Наконец, замечайте дни отшествия исповедников из сей жизни, дабы мы, совершая память мучеников, могли вместе вспоминать и о них. Пусть Тертулл, вернейший и благоговейнейший брат наш, между прочими, оказываемыми братьям, своими заботами и попечениями (в числе коих заключается попечение и о телах) замечает, записывает и означает для меня те дни, в кои блаженные братья наши преходят чрез смерть к славному бессмертию, дабы мы могли, в память их, приносить жертвы и моления, кои, с помощию Божиею, надеемся вскоре совершать вместе с вами. Равным образом, не оставляйте, как я уже неоднократно писал к вам, попечения и о бедных, впрочем, о тех, кои, твердо стоя в вере и мужественно ратоборствуя вместе с нами, не оставили лагеря Христова. Мы тем более должны оказывать им любовь и попечение, что они не были побеждены ни бедностию, ни гонениями, но верно служили Господу, а тем самым и для других бедных представили пример верности.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас. Приветствуйте от моего имени братство. Прощайте.

* * *

25. ПИСЬМО К КЛИРУ О МОЛИТВАХ К БОГУ

Киприан пресвитерам и диаконам, братьям, желает здравия.

Хотя мне известно, возлюбленнейшие братья, что, по чувству страха, которым каждый из нас обязан к Богу, вы неотступно пребываете там в постоянных молитвах и усердных молениях; однако и я убеждаю благочестивую ревность вашу, чтобы нам, для умилостивления и умоления Господа, воздыхать к Нему не одним только голосом, но и пощением и слезами и всякого рода приношениями. Ибо пора нам сознать и исповедать, что столь разрушительное опустошение настоящего гонения, истребившее большую часть стада нашего и еще доселе опустошающее, постигло нас за грехи наши – за то, что мы не держимся пути Господня и не исполняем небесных заповедей, данных нам для спасения. Господь наш исполнил волю Отца, а мы не исполняем воли Господа, пристращаясь к стяжанию и прибыли, водясь гордостию, предаваясь зависти и раздорам, не радя о чистоте и вере, отрекаясь от мира только на словах, а не на деле, делая угодное только себе, а не угодное для всех. Поэтому как заслуживаем, так и наказываемся, по Писанию: «той же раб ведевый волю господина своего и не уготовав, не сотворив по воле его, биен будет много» (Лк. 12, 47). Да и какого наказания, каких ударов мы не заслуживаем, когда сами исповедники, которые должны подавать другим пример благонравия, не держатся правил благочиния? И вот, когда надменное и бесстыдное хвастовство своим исповедничеством довело некоторых до высокомерия, – наступили мучения, и мучения без конца для мучителя, без срока для осужденного, без надежды на смерть, – мучения, от которых не легок переход к венцу, но которые до тех пор терзают, пока не низложат; здесь выигрывает разве только тот, кого удостоит Господь умереть среди мучений, – он достигнул славы не потому, что настал конец мучениям, а потому, что скоро восхищен смертию. И это мы терпим за неправды и по заслугам нашим, как и предостерегало нас о том Божественное Писание: «аще оставят закон Мой и в судьбах Моих не пойдут, аще оправдания Моя осквернят и заповедей Моих не сохранят: посещу жезлом беззакония их и ранами неправды их» (Пс. 88, 31-33). Вот мы и терпим жезл и раны за то, что не благоугождаем Богу добрыми делами и не удовлетворяем за грехи. Будем из глубины сердца и от всей души молить Бога о милосердии, потому что Он и Сам прибавил к тому: «милость же Мою не разорю от них» (Пс. 88, 34). Станем просить и получим, и если не скоро получим оттого, что сильно прогневляем, – станем толкать, потому что толкущему отворится, если только будут толкать в дверь неотступные, беспрестанные молитвы, воздыхания и слезы наши и если моление будет единодушно. Ибо вам надобно знать, что написать к вам это письмо побудило и заставило меня наиболее то, что в видении (как Господь сподобил открыть и показать) сказано было: «Просите и приемлете», потом тут же заповедано было предстоящему народу просить за некоторые указанные ему лица; но прошение сопровождалось несогласием в словах и различием в желаниях; и Кто говорил: «просите и приемлете», Того сильно оскорбило это несогласие народа и недостаток единомыслия, искренности и единодушия; потому что в Писании говорится: «Бог вселяет единомысленныя в доме» (Пс. 67, 7). И в Деяниях Апостольских читаем: «народу же веровавшему бе сердце и душа едина» (Деян. 4, 32), и Господь собственными устами заповедал: «сия есть заповедь Моя, да любите друг друга» (Ин. 15, 12), и еще: «глаголю же вам, яко аще два от вас совещаета на земли о всякой вещи; еяже аще просита, будет има от Отца Моего, Иже на небесех» (Мф. 18, 19). Если двое единодушных столько могут, то что же было бы при единодушии всех? Если бы все братья были согласны относительно мира, заповеданного нам Господом: то мы уже давно испросили бы у милосердия Божия то, о чем просим, и так долго не подвергали бы опасности нашей веры и нашего спасения. Да и не постигли бы братьев такие бедствия, если бы братство было единодушно, – как это было показано в следующем видении: сидел Домовладыка и подле него, с правой стороны, Юноша, – грустный, недовольный сидел этот Юноша, с печальным видом, склонившись щекою на руку; тут же, с левой стороны, стоял другой кто-то с сетями в руках, угрожая, набросивши их, захватить стоявший вокруг народ. Когда же тот, кому было это видение, недоумевал, что бы это значило, ему сказано было, что Юноша, сидевший так с правой стороны – оттого был грустен и печален, что не исполнялись заповеди Его, – а тот, что с левой стороны, радовался открывшемуся случаю получить от Домовладыки власть мучить. – Это показано было задолго до появления настоящей опустошительной бури. И вот теперь пред глазами – исполнение показанного: так как мы не радим о повелениях Господа, не исполняем спасительных заповедей данного нам закона, то врагу и дана власть вредить – безоружных и неготовых к обороне опутать сетями. Станем же прилежно молиться и воздыхать в непрестанных молениях. Ибо, да будет вам известно, возлюбленнейшие братья, что в видении же недавно мы были обличаемы и в том, что спим в своих молитвах и молясь не бодрствуем. Бог любит того, кого обличает, и когда обличает, то обличает для того, чтобы исправить, а исправляет для того, чтобы спасти. Итак, расторгнем и сбросим с себя оковы сна и станем молиться прилежно и с бодростию, как заповедует апостол Павел: «в молитве терпите, бодрствующе в ней» (Кол. 4, 2). – Апостолы не преставали молиться день и ночь, и Сам Господь, Учитель благочестия и образец для подражания, часто бодрствовал в молитве, как читаем в Евангелии: «изыде в гору помолитися, и бе об нощь в молитве Божии» (Лк. 6, 12). И, конечно, молясь, Он молился за нас, потому что Сам был безгрешен, а взял на Себя чужие грехи. И точно Он за нас молился, как читаем в одном месте: «рече же Господь Петру: се, сатана просит вас, дабы сеял яко пшеницу. Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя» (Лк. 22, 31-32). Если же Он за нас и за наши грехи был в подвигах, в бдении и в молитве, то не гораздо ли более мы должны прилежать к молитве и молениям и молиться прежде всего Самому Господу и потом чрез Него умилостивлять и Бога Отца. В лице Господа и Бога нашего Иисуса Христа мы имеем ходатая и молитвенника о грехах наших, если только раскаемся в прежних грехах своих и, осознавая и исповедуя те преступления наши, которыми теперь оскорбляем Господа, дадим обет ходить впредь в путях Его и хранить заповеди Его. Отец вразумляет и хранит нас, но только тогда, когда мы твердо стоим в вере, при всех скорбях и теснотах, то есть когда крепко прилепляемся ко Христу Его, как написано: «кто ны разлучит от любве Божия, скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или мечь?» (Рим. 8, 35). – Ничто из сих не может разлучить верующих, ничто не может отделить соединившихся с Плотию и Кровию Его. Настоящее гонение есть испытание и искушение сердца нашего. Бог восхотел испытать и изведать нас, как Он и всегда испытывал Своих, но в испытаниях Его никогда не оскудевала для верующих и помощь Его. Наконец, для меньшего из рабов Своих, величайшего грешника и недостойного благоволения Его, Он, по благости Своей к нам, удостоил дать следующее повеление: «Скажи ему, чтобы он был покоен – мир наступит, но не тотчас, потому что еще остаются некоторые, которых надобно испытать!» Также мы удостоились Божественного наставления касательно умеренности в пище и воздержания в питии – чтобы окрыленного небесною силою сердца не расслабляли мирские удовольствия и чтобы отягченный пиршествами ум не ослабел для подвигов молитвы.

Все это я должен был открыть вам, а не таить в душе моей, потому что каждый из нас может здесь найти для себя и наставление и руководство. И вы также не скрывайте у себя этого письма, а передайте его братьям для прочтения. Ибо задерживать у себя то, чем Господь благоволил наставить и вразумить нас, свойственно человеку, который не желает брату своему наставления и вразумления. Пусть знают, что Господь наш испытывает нас, и пусть, несмотря на тяжесть настоящего гонения, никогда не отступают от веры в Него, однажды навсегда нами принятой. Пусть каждый, сознавая грехи свои, отложит от себя общение с ветхим человеком. Ибо «никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять управлен есть в Царствии Божии» (Лк. 9, 62). И жена Лотова оттого, что, по избавлении от пагубы, оглянулась назад, вопреки повелению, утратила плод своего исшествия. Будем обращаться не назад, куда зовет диавол, а вперед, куда призывает Христос. Устремим взоры к небу, да не прельстит нас земля своими соблазнами и приманками. Пусть каждый молится Богу не за себя только, а за всех братьев, как научил молиться Господь: Он не заповедует каждому частную молитву, а повелевает всем молиться за всех молитвою общею и молением единодушным. Господь сохранит нас безопасными от нападений врага, если узрит нас кроткими и смиренными, пребывающими во взаимном согласии между собою, боящимися гнева Его, вразумленными и исправленными настоящим гонением. Было научение, будет и помилование. Только будем умолять Господа, в простоте и единодушии, с усердием в молитве и с верою на получение; будем молиться с воздыханием и слезами, как прилично молиться тем, которые поставлены между развалинами заслуживших наказание и останками боящихся, между множеством ослабевающих и небольшим числом стоящих твердо. Станем просить о скорейшем возвращении мира, о скорой помощи нам среди мрака и напастей наших, об исполнении того, что благоволил Господь открыть рабам Своим, о восстановлении Церкви, безопасности нашего спасения, – о даровании ясной погоды после ненастья, света после мрака, приятной тишины после бури и вихрей, о верной помощи отеческой любви, – о явлении славных дел Божественного величия, которыми посрамилось бы богохульство гонителей, устроилось бы покаяние падших и прославилось бы твердое и неослабное упование пребывающих верными.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас. Приветствуйте от меня братство и просите помнить о нас. Прощайте.

* * *

26. ПИСЬМО К РОГАЦИАНУ ПРЕСВИТЕРУ И ПРОЧИМ ИСПОВЕДНИКАМ

Киприан Рогациану пресвитеру и прочим исповедникам братьям желает здравия.

И в прежнем письме к вам, возлюбленнейшие и мужественнейшие братья, я приветствовал радостными словами веру и доблесть вашу; и теперь слово наше прежде всего клонится к тому, чтобы радостным духом часто и всегда возглашать славу имени вашего. Ибо чего более, чего лучше я могу желать, как не того, чтобы видеть стадо Христово озаренным славою вашего исповедничества? Если о том должны радоваться все братья, то в общей радости наибольшее участие должен принимать епископ, потому что слава Церкви есть слава предстоятеля. Сколько скорбим мы о тех, коих низвергла враждебная буря, столько радуемся за вас, коих не мог победить диавол.

Но при этом умоляем вас общею верою, истинною и чистою любовию к вам нашего сердца, чтобы вы, победившие врага в этой первой борьбе, с твердым и неослабным мужеством хранили вашу славу. Мы еще в мире, еще на поприще брани, мы ежедневно сражаемся за жизнь нашу. Надобно стараться после этих начатков достигать большего и усовершить в себе то, чему положено счастливое начало. Мало того, чтобы получить что-нибудь; больше значит уметь сохранить полученное. Самая вера и спасительное возрождение животворны не потому, что мы их получили, а потому, что сохранили. И не мгновенное достижение, а усовершение сохраняет человека для Бога. Этому научает Господь, говоря: «се, здрав еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет» (Ин. 5, 14). Представь, что Он говорит то же самое и исповеднику Своему: «Вот ты сделался исповедником, отселе не согрешай, да не горше ти что будет». Соломон, Саул и многие другие, пока ходили в путях Господа, могли удержать данную себе благодать; но когда уклонились от учения Господня, от них отнята и благодать. Нам надобно держаться на узком и тесном пути похвалы и славы. И если всем христианам необходимы тихость, смирение и благонравие, по слову Господа, взирающего «токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес» (Ис. 66, 2), то тем более нужно хранить это и исполнять вам – исповедникам, которые соделались примером для прочих братьев и с нравами которых должны сообразоваться жизнь и действия всех. Ибо как Иудеи отвержены Богом за то, что чрез них имя Божие хулится во языцех, так, напротив, любезны Богу те, коих благочинием имя Божие хвалится. В Писании Господь наставляет нас следующими словами: «тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, Иже на небесех» (Мф. 5, 16). И апостол Павел говорит: сияйте «якоже светила в мире» (Флп. 2, 15). Подобным образом и Петр убеждает: «молю, говорит, яко пришельцев и странников огребаться от плотских похотей, яже воюют на душу, житие ваше имуще добро во языцех, да о нем же клевещут вас аки злодеев, от добрых дел видевше прославят Бога» (1 Пет. 2, 11-12). К радости моей, большая часть из вас и заботится об этом – возвысившись честию своего исповедничества, она в тихости и добронравии блюдет и охраняет свою славу.

Между тем, я слышу, что некоторые заражают ваш сонм и уничижают похвалу высокого имени вашего худым поведением своим: таких вы сами, как любители и хранители похвалы вашей, должны обличать, обуздывать и исправлять. Ибо какой стыд для вашего имени, когда один кто-либо пребывает в пьянстве и распутстве, а другой возвращается в то отечество, из которого изгнан, – чтобы там быть ему схвачену и погибнуть уже не как христианину, а как преступнику? Слышу, что некоторые ведут себя заносчиво и надменно, тогда как написано: «не высокомудрствуй, но бойся. Аще бо Бог естественных ветвей не пощаде, да не како и тебе не пощадит» (Рим. 11, 21-22). Господь наш «яко овча на заколение ведеся, и яко агнец пред стригущим его безгласен, тако не отверзает уст Своих» (Ис. 53, 7). «Аз же не противлюся, говорит, не противоглаголю. Плещи Мои вдах на раны и ланите Мои на заушения, лица же Моего не отвратих от студа заплеваний» (Ис. 50, 5-6). Кто же, живя ныне в Нем и чрез Него, дерзает возноситься и гордиться, забывая и дела, Им совершенные, и повеления, переданные нам Им Самим и Его апостолами? Если раб не больше господина своего, то идущие вслед Господа должны с кротостию, смирением и безмолвием последовать стопам Его, потому что кто более смиряется, тот более и возвышается, по словам Господа: «иже бо меньший есть в вас, сей есть велик» (Лк. 9, 48).

Наконец, что же и это? Как отвратительным должно казаться и для вас то, о чем узнали мы с величайшею болезнию и скорбию сердца, – именно, что есть такие, которые храмы Божии и члены освященные и прославленные исповедничеством много сквернят своим постыдным и бесчестным совозлежанием с женщинами, имея общие с ними постели! Если они в совести и непричастны любодеянию, то большое преступление уже в том одном, что другие, соблазняясь ими, могут увлекаться к падению. Также не должно быть между вами никаких споров и зависти, когда Господь оставил нам мир Свой, – и в Писании сказано: «возлюбиши ближняго твоего якоже себе» (Гал. 5, 14). «Аще же друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете» (Гал. 5, 15). Воздерживайтесь тоже, прошу вас, от ругательств и злоречия, потому что и злоречивые Царствия Божия не наследят, и язык, исповедавший Христа, надлежит сохранять непорочным и чистым, вместе с своею честью. – Ибо кто говорит мирная, благая и правая по заповеди Христовой, тот ежедневно исповедует Христа. Мы при крещении произносили обет отречения от мира. Но ныне мы, по истине, отреклись от мира, когда, испытанные Богом, оставляя все свое, последовали за Господом, – когда стоим и живем Его верою и страхом. Будем укреплять себя взаимными увещаниями, будем более и более преуспевать в Господе, чтобы нам, когда Он по милосердию своему пошлет обещанный Им мир, возвратиться в Церковь новыми и почти переменившимися, – чтобы и братья наши – язычники нашли нас во всем исправившимися и усовершившимися и чтобы те, которые прежде удивлялись славе подвигов, теперь удивились благочинию в нравах. Хотя и прежде, когда вы были еще в темнице, и теперь снова с большею подробностию я писал к нашему клиру, чтобы он доставлял вам все необходимое для вашего одеяния и содержания, однако и сам я из собственной небольшой суммы, какая была при мне, посылаю вам 250; а недавно я послал и других 250; – также и Виктор, из чтецов диакон, находящийся со мною, послал вам 175. Радуюсь, когда слышу, что весьма многие братья наши, по любви своей, соревнуя друг перед другом, помогают в нуждах ваших своими приношениями.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас.

* * *

27. ПИСЬМО К ПРЕСВИТЕРАМ И ДИАКОНАМ

Киприан пресвитерам и диаконам, братьям, желает здравия.

Я желал, возлюбленнейшие братья, письмом своим приветствовать весь клир наш целым и невредимым. Но так как враждебная буря, низвергнувшая большую часть народа нашего, чрезмерно увеличила скорби наши еще тем, что в своем разрушительном стремлении захватила и часть клира; то мы молим Господа, чтобы, по милости Божией, мы могли впредь приветствовать невредимыми по крайней мере вас, которых твердость в вере и добродетели нам хорошо известна. И хотя у меня были сильные побуждения немедленно самому прийти к вам, во-первых, по влечению к вам и желанию видеться с вами, что составляет главный предмет молитв моих, и во-вторых, для того, чтобы вместе с вами обсудить и по общем совещании постановить то, чего требует общая польза в делах управления церковного; – однако же я признал за лучшее остаться пока в безопасном убежище, имея в виду другие выгоды по отношению к общему нашему миру и спасению, которые объяснит вам возлюбленнейший брат наш Тертулл. Он-то, столько в других отношениях послуживший делу Божию, был виновником и сего совета, чтобы я был осторожен и осмотрителен и опрометчиво не являлся публично, а особенно в том месте, где меня столько раз требовали и искали. Итак, полагаясь на любовь и благочестие ваше, которые мне хорошо известны, я письмом сим и увещеваю и заповедую вам, чтобы вы, которых присутствие там и не так ненавистно и не так опасно, исполнили за меня все, что требует церковное управление. Между тем пусть продолжается, сколько можно и как можно, попечение о бедных, но о таких, впрочем, которые, твердо стоя в вере, не оставили стада Христова, чтобы им, по вашей распорядительности, доставляемо было все необходимое для облегчения их бедности, дабы, чего не могло сделать преследование с верующими, того не сделала нужда с неимущими. Еще больше надобно заботиться о славных исповедниках. И хотя я знаю, что многих из них братья, по своему усердию и любви, взяли на свое попечение, однако, если бы кто из них нуждался в одежде или в содержании, то, как я и прежде писал вам, когда они были еще в темнице, пусть доставляется им все необходимое; только пусть они узнают от вас, научатся и убедятся, чего, по руководству писаний, требует церковное благочиние, именно, они должны быть смиренны, скромны и спокойны, чтобы им сохранить честь своего имени и чтобы те, которые сделались славны исповедничеством, были славны и по нравам; они должны, служа во всем Господу, соделать себя достойными венца небесного, совершением хвалы своей. Ибо впереди остается больше, чем сколько сделано, как и написано: «прежде смерти не блажи ни когоже» (Сир. 11, 28) и еще: «буди верен даже до смерти, и дам ти венец живота» (Апок. 2, 10), и Господь то же говорит: «претерпевый же до конца, той спасен будет» (Мф. 10, 22). Пусть подражают они Господу, Который пред самым страданием своим не гордился, а был еще смиреннее: ибо тогда Он умыл ученикам Своим ноги и говорил: «аще убо Аз умых ваши нозе, Господь и Учитель, и вы должни есте друг другу умывати нозе. Образ бо дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите» (Ин. 13, 14). Пусть следуют они примеру апостола Павла: он после многократного заключения в темницу, после перенесения ударов, после осуждения на съедение зверям, во всех делах пребывал кротким и смиренным; и даже после восхищения до третьего неба и рая он ничего не присвоил себе надменно, а говорил: «ниже туне хлеб ядохом у кого, но в труде и подвизе, нощь и день делающе, да не отягчим никогоже от вас» (2 Сол. 3, 8). – Умоляю вас, внушите все это подробно братьям нашим. И поелику «всяк… смиряяйся вознесется» (Лк. 14, 11), то теперь настало время, когда особенно нужно опасаться коварного противника, который более преследует того, кто более оказал мужества, и, раздраженный собственным поражением, усиливается победить победителя. Дай, Господи, и мне вовремя еще увидеть их и спасительным увещанием расположить их к тому, чтобы они сберегли свою славу! Ибо мне больно, когда слышу, что некоторые с бесчестием и надменностию бродят и в праздности доходят до нелепостей или поселяют раздоры, преступными плотскими связями сквернят уды Христовы, уже причастные подвигу исповедничества Христова – не хотят повиноваться ни диаконам, ни даже пресвитерам, а ведут себя так, что чрез беспорядочное и худое поведение их – немногих – пятнается честь и слава многих добрых исповедников: они должны бояться, чтобы сии последние, обличив и осудив их, не лишили общения своего. Ибо только тот славный и истинный исповедник, от кого и впоследствии Церковь приобретает славу, а не посрамление.

А касательно того, что писали ко мне сопресвитеры наши, Донат и Фортунат, Новат и Гордий, я ничего не могу в ответ написать один, потому что с самого начала епископства моего я положил за правило ничего не делать по одному моему усмотрению, без совета вашего и без согласия народа. Но когда, по милости Божией, приду к вам, тогда сообща, как требует того взаимная честь, рассудим и о том, что сделано, и о том, что нужно сделать.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать и меня помнить. Усердно приветствуйте от меня братство ваше и просите помнить о нас. Прощайте.

* * *

28. ПИСЬМО К КЛИРУ О ПОМОЩИ БЕДНЫМ И СТРАННЫМ

Киприан пресвитерам и диаконам, возлюбленнейшим братьям, желает здоровья.

Будучи невредим, по милости Божией, приветствую вас, возлюбленнейшие братья, и хотел бы вскоре прийти к вам, чтобы удовлетворить моему, а также вашему и всех братьев желанию. Но нам надобно заботиться об общем мире и потому, хотя с душевною печалию, быть пока вдали от вас, чтобы своим присутствием не вызвать ненависти и насилия со стороны язычников и чтобы нам, которые особенно должны заботиться о спокойствии всех, не сделаться виновником нарушения мира. Итак, когда вы напишете, что дела уладились и мне следует прийти, – или если и прежде Господь благословит указать мне; то я приду к вам. Ибо где лучше и приятнее мне быть, как не в том месте, в котором Господь благоволил просветить меня верою и возвысить? Между тем прошу вас, имейте усердное попечение о вдовах, о немощных и всех бедных. И странным, если кто из них будет нуждаться, давайте на содержание из собственных моих денег, которые я оставил у сопресвитера нашего Рогациана. А как те деньги могли уже быть все израсходованы, то я послал к нему же другую часть чрез церковного служителя (аколуфа) Нарика, чтобы щедрее и скорее была оказываема помощь нуждающимся.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас. Приветствуйте моим именем наше братство и просите их помнить о нас.

* * *

29. ПИСЬМО К МОИСЕЮ, МАКСИМУ И ДРУГИМ ИСПОВЕДНИКАМ

Киприан Моисею, Максиму и прочим исповедникам и братьям желает здравия.

Возлюбленнейшие братья! И всех вас вместе и каждого порознь приблизил к нашему сердцу пришедший к нам Целерин, сподвижник вашей веры и доблести, воин Божий в знаменитых сражениях: с его пришествием мы как бы всех вас увидели; и когда он так приятно и так часто рассказывал о вашей к нам любви, то в его речах мы слышали как бы вас самих. Весьма приятно получать от вас чрез таких людей такие вести. И мы некоторым образом находимся там с вами в темнице; – будучи так соединены с вами сердцем, почитаем себя чувствующими вместе с вами сладость Божественного посещения. Нераздельная любовь ваша делает нас участниками вашей чести, и дух не позволяет отделиться от вас преданностию; вас обдержит там исповедание, меня здесь – сердечное расположение. Памятуя о вас день и ночь и вознося, вместе со многими другими, молитвы при совершении жертвы, и молясь уединенно втайне, мы просим у Господа, чтобы Он благоволил вполне прославить и увенчать вас. Но при всем этом мое смирение не может воздать вам по достоинству; вы гораздо более делаете для меня, когда воспоминаете меня в своих молитвах, – вы, кои стремитесь к одному небесному, размышляете только о Божественном, и самою продолжительностию страданий восходите все выше, и долговременностию не только не уменьшаете своей славы, но еще ее и увеличиваете. Блаженным делает уже и первое единократное исповедание; а вы столько же раз делались исповедниками, сколько раз вас уговаривали выйти из темницы: по вере и доблести вы предпочитаете темницу. У вас столько хвалы, сколько дней; столько степеней в заслугах, сколько лунных изменений. Кто однократно приемлет мучение, тот побеждает однажды; но кто, беспрерывно подвергаясь истязаниям, борется с болезнию и между тем остается непобедим, тот ежедневно увенчивается.

Пусть ныне придут сюда начальства, консулы или проконсулы, – пусть похвалятся украшениями единолетнего своего достоинства и двенадцатью ликторами: небесное достоинство ознаменовано и в вас блеском единолетней почести и даже долговременностию победоносной славы превзошло круговое обращение года. Восходящее солнце и движущаяся луна освещали мир; но для вас в темнице был большим светом Тот, Кто сотворил солнце и луну; и свет Христов, сияющий в сердцах и душах ваших, озарил немерцающим и ясным светом страшный и невыносимый для других мрак узилища. Чрез смену месяцев прошла зима, но и вы, заключенные в темнице, во время зимы претерпели хлад гонения. За зимою последовала весна, украшенная розами и другими цветами; но и у вас были розы и цветы райские, и вашу главу украшали венки небесные. Вот наступило и лето, богатое обильною жатвою, и гумно наполнилось хлебом; но и вы, сеявшие славу, пожали плоды славы и, находясь на гумне Господнем, увидели, как плевелы пожжены огнем неугасимым, а вы собраны в житницу Господню, как чистые зерна пшеницы и запас многоценный: темничный дом сделался для вас житницею. Духовная благодать не лишает вас выгод и осеннего времени. Наступает время собирания винограда, и сочные кисти его выдавливаются в тисках; а вас, полные грозды винограда Господня, вас, виноградные кисти, обремененные зрелыми плодами, вас давят и гнетут преследования со стороны мира; содержась в темнице, как бы в тисках, вместо вина вы проливаете свою кровь: мужественно перенося страдания, вы с радостию пьете чашу мученичества. Так-то проходит год у рабов Божиих! Так-то преемство времен года ознаменовывается духовными заслугами и небесными наградами!

Преблаженны те из вас, кои, шествуя по сим степеням славы, уже прешли из века сего и, окончив поприще доблести и веры, поверглись в объятия Господа, веселящегося об них и с радостию лобызающего их. Но не меньшую славу приобрели и вы, кои, находясь еще в борьбе, желая стяжать славу доблестных воинов, ведете продолжительную брань и, пребывая твердыми и непоколебимыми в вере, доблестями каждый день представляете приятное для Бога зрелище. Чем продолжительнее ваша брань, тем блистательнее венец. Подвиг, конечно, один, но он состоит из многих и разнообразных сражений. Вы превозмогаете голод, преодолеваете жажду и своею крепкою волею попираете нечистоту темницы и ужас, какой наводит сие ужасное место. Там препобеждается истязание, превозмогается мучение, не страшна, но вожделенна смерть, то есть она побеждается наградою бессмертия, потому что победивший ее получает венец жизни вечной. Каков теперь у вас дух, как возвышенно и. вместительно сердце у тех, у которых совершаются такие и толикие дела! Кто живет только для заповедей Божиих и наград Христовых, тот действует во всем по воле Божией; и вы хотя находитесь еще в теле, но живете жизнию уже не настоящего века, а будущего. Помните же, возлюбленнейшие братья, и обо мне; среди высоких и Божественных помыслов имейте и нас в вашем уме и сердце, да буду и я предметом ваших молитв; потому что ваш голос, славный чистотою исповедания и достохвальный бестрепетным защищением своей чести, достигает слуха Божия; отверзши для себя небо и возносясь от сего низменного мира к горнему, он получает от благости Божией то, чего просит. В самом деле, чего не можете, чего не в состоянии испросить у милосердого Бога вы, кои так верою сохранили заповеди Господни, кои искреннею верою удержали евангельское учение, кои непорочною славою своего мужества, крепко храня повеления Господни и последуя апостолам, истиною вашего мученичества утвердили колеблющуюся веру многих? Вы – истинные свидетели Евангелия, истинные мученики Христовы, утвержденные на Его корне и основанные на крепком и краеугольном камне, – вы благочиние соединили с доблестию, возбудили в других страх Божий, и ваше мученичество представили в пример для других.

Желаю вам, мужественнейшие и блаженнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас.

* * *

30. ПИСЬМО К КАРФАГЕНСКОМУ КЛИРУ О ПОСВЯЩЕНИИ АВРЕЛИЯ В ЧТЕЦЫ

Киприан пресвитерам, диаконам и всему народу желает здоровья.

Обыкновенно, при посвящении клириков, мы предварительно советуемся с вами и общим голосом обсуживаем нравы и заслуги каждого. Но нет нужды ожидать свидетельств человеческих там, где есть уже указания Божественные. Брат наш Аврелий, знаменитый юноша, одобрен уже Господом и возлюблен Богом; не много ему лет, но преуспел он в похвале доблести и веры; меньший по своему возрасту, но больший по чести, он два раза подвизался здесь на поприще; дважды исповедник и дважды славный победитель в своем исповедничестве. Раз победивши бегом и подвергшись за то изгнанию, потом он снова ратовал в сильнейшей брани и победоносно восторжествовал над страданиями. Сколько раз задумывал противник вызывать (на бой) рабов Божиих, столько раз этот быстрый и крепкий воин сражался и побеждал. Мало было того, чтобы сразиться ему пред очами немногих, когда сделался изгнанником; – он удостоился с необыкновенным мужеством сражаться и на торжище, дабы, победивши городское начальство, победить и проконсула, и, после изгнания, превозмог мучения. Я не знаю, что более должен восхвалять в нем, славу ли язв его или непорочность нравов, то ли, что он знаменит достоинством доблести, или – что он достохвален за удивительную скромность? Он так высок по достоинству и так покорен по смирению, что, кажется, промысл сохранил его для того, чтобы он был для других примером церковного благочиния, примером того, как рабы Божии должны побеждать в исповедничестве доблестию и после исповедничества отличаться нравами. Он заслуживал высшей степени и больших преимуществ церковного посвящения не по летам своим, но по заслугам, однако ж заблагорассуждено, чтобы он начал с должности чтеца: тому, чей голос со славою исповедал Господа, наиболее прилично возглашать Божественное чтение при торжественном богослужении – после возвышенных слов, провозвестивших мученичество за Христа, читать Христово Евангелие, которое производит мучеников, – после позорного столба подойти к аналою; там быть позорищем множеству язычников, здесь быть созерцаему братьями, там с удивлением быть выслушану стоявшим вокруг народом, здесь с радостию быть слышиму братством. Итак, знайте, возлюбленнейшие братья, что его-то посвятил я с пребывавшими здесь товарищами. И я знаю, что вы охотно принимаете таковых и желаете, чтобы как можно более было посвящаемо их в нашей Церкви. А так как веселие всегда поспешно и радость нетерпелива, то он и читал в день недельный, то есть он предвозвестил мир, приступив к чтению. Участите же ваши моления и споспешествуйте мне в молитвах своими молитвами, да милосердие Божие, благопоспешествующее вам, в скором времени возвратит своему народу священника невредимым и вместе со священником мученика-чтеца.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать о Боге Отце и Христе Иисусе.

* * *

31. ПИСЬМО К КЛИРУ И НАРОДУ О ПОСВЯЩЕНИИ В ЧТЕЦЫ ЦЕЛЕРИНА

Киприан пресвитерам, диаконам и всему народу, братьям о Господе, желает здравия.

Надобно, возлюбленнейшие братья, признавать и с любовию принимать Божественные благодеяния, которыми Господь в наше время удостоил прославить и почтить Церковь Свою, оставляя в живых добрых Своих исповедников и славных мучеников, чтобы они, торжественно исповедавшие Христа, украсили потом клир Христов служением Церкви. Итак, возрадуйтесь с нами и примите с веселием письмо наше, которым я и бывшие здесь мои товарищи уведомляем вас, что брат наш Целерин, славный доблестями и нравами, сопричислен к нашему клиру не по человеческому выбору, но по Божественному удостоению. Когда он не решался принять на себя служение Церкви, то сама Церковь своим убеждением и увещанием в ночном видении побудила его сама, как это наиболее было ей прилично, заставила не отвергать нашего совета, потому что и нехорошо и неприлично было оставаться без церковной почести тому, кого Господь почтил таким достоинством небесной славы. Первый в настоящей нашей брани и искуснейший среди Христовых воинов, он в первом жару преследования сразился с самым главным виновником нападения и, победивши противника неотразимою твердостию своего сопротивления, проложил другим путь к победе, а сам стяжал победу нелегкими и немалочисленными ранами, но восторжествовав чудесно в продолжительной борьбе при постоянно продолжавшихся и усиливаемых казнях. В темнице, под стражею, девятнадцать дней провел он в узах и железах. Но когда тело находилось в оковах, дух пребыл разрешенным и свободным. Плоть истаивала от продолжительного голода и жажды, но душу, которая живет верою и добродетелию, Бог насыщал духовною пищею. Среди истязаний он был сильнее своих истязателей, заключенный – более заключающих, поверженный – выше стоящих, связанный – крепче связывающих, осужденный – величественнее судящих; и хотя ноги его были в узах, но змий попран, сотрен и побежден. На славном теле сияют светлые знаки язв, осязательные следы их выдаются и обнаруживаются на его жилах и членах, изможденных продолжительным страданием. Братство должно услышать много великого и дивного о его доблестях и достоинствах. И если бы кто, подобно Фоме, не веровал слуху, то есть, чем удостоверить зрение так, что каждый может видеть то, о чем слышит. В этом служителе Бога слава ран соделала победу, а славу рубцов хранит память. Впрочем, не ново и не непривычно для возлюбленнейшего Целерина такое сочетание славы. Он идет по следам своей родни и честию, по Божественному удостоению, совершенно равняется со своими предками и родственниками. Целерина, бабка его, уже давно украшена венцом мученическим. Дяди его по отцу и по матери – Лаврентий и Игнатий, некогда по званию мирские воины, но истинные и духовные воины Божии, – низложив диавола исповеданием Христа, славным страданием заслужили от Господа пальмы и венцы. Мы всегда, как и вы знаете, приносим о них жертвы, когда только ежегодным воспоминанием празднуем страдания и дни мучеников. Итак, не мог быть недостойным их и меньшим от них тот, кого достойное семейство и благородный род так воодушевляли домашними примерами доблести и веры. Если и по временному состоянию славно и почтенно быть знатного рода, то во сколько больше хвалы и чести быть знаменитым небесною славою? Я не знаю, кого мне назвать более блаженным, их ли за столь славного потомка или его за знатное происхождение? Так равномерно объединяется у них Божественное удостоение, что и их венец получает блеск от достоинства потомка, и его славу осиявает превосходство рода. Когда он пришел к нам, возлюбленные братья, с таким удостоением от Господа, прославленный свидетельством и удивлением даже самого своего гонителя, то что же мы должны были сделать, как не возвесть его на амвон, то есть на церковное судилище, чтобы поставленный на возвышенном месте и при таковом своем почете видимый всему народу, он читал заповеди и Евангелие Господа, которым так твердо и неуклонно следует, чтобы голос, исповедавший Господа, ежедневно слышался в глаголах Господних? Пусть он увидит, есть ли в Церкви высшая степень, на которой можно было бы принесть столько пользы. Исповедник наиболее приносит пользы братьям тогда, когда, слыша из уст его чтение Евангелия, всяк слышащий станет подражать вере чтеца. Его надлежало в чтении соединить с Аврелием, с которым он соединен и Божественною честию, с которым связан всеми украшениями доблести и хвалы. Оба они равны, оба подобны друг другу: сколько высоки в славе, столько уничижены по скромности; сколько возвышены по Божественному удостоению, столько покорны по миролюбию и тихости; они и в войне и в мире представляют собою каждому образцы доблестей и нравов, заслуживая похвалу – там твердостию, здесь скромностию. О таковых служителях радуется Господь и славится в таких исповедниках, кои своим учением и обращением возвещают славу так, что научают тем и других благочинию. Для того Христос благоволил оставить их надолго здесь в Церкви, для того избавил их от неминуемой смерти, как бы воскресив их, и сохранил невредимыми, чтобы братья, не видя ничего возвышеннее по достоинству, ничего уничиженнее по смирению, шли по следам их. Между тем знайте, что они только на время сделаны чтецами, потому что надлежало поставить светильник на свещнице, да светит всем, надлежало славные лица возвесть на возвышенное место, откуда, созерцаемые всем обстоящим братством, они возбуждали бы в видящих стремление к славе. Впрочем, да будет вам известно, что мы уже предназначили им пресвитерское достоинство, и потому они должны быть почтены одинаково с пресвитерами кружкою и при ежемесячном разделе получать части в равном с ними количестве, как имеющие с достижением более зрелых лет восседать с нами, хоть, на самом деле, ничем не может быть слишком молод по возрасту тот, кто усовершил свои возраст достижением славы.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

32. ПИСЬМО К КЛИРУ И НАРОДУ О ПРИЧИСЛЕНИИ К КАРФАГЕНСКОМУ КЛИРУ НУМИДИКА

Киприан пресвитерам и диаконам и всему народу, возлюбленнейшим и вожделеннейшим братьям желает здоровья.

Надобно известить вас, возлюбленнейшие братья, о том, что относится и к общей нашей радости, и к величайшей славе нашей Церкви. Итак, знайте, что Господь удостоил наставить нас Своим внушением, чтобы сопричислен был к сонму карфагенских пресвитеров пресвитер Нумидик и в клире заседал с нами. Знаменитый славным своим исповедничеством, высокой честию доблести и веры, он, предпослав себе многочисленный сонм мучеников, восприявших по его убеждению смерть от камней и огней, радостно взирал, как любимая им жена его была вместе с прочими сожжена, или лучше сказать, соблюдена. Сам же полусожженный, заметанный камнями, сочтенный за мертвого, – после того как дочь его, движимая любовию к отцу, отыскала труп его, найденный полуживым, – вырытый и приведенный в чувство, поневоле отстал от предпосланных себе своих спутников. Но, как мы видим, он сохранен для того, чтобы Господь присоединил его к нашему клиру и восполнил достохвальными священниками убыль, произведенную отпадением некоторых наших пресвитеров. Если будет угодно Богу, он за свое благочестие возведется на высшую степень, когда, покровительствуемые Богом, мы лично придем к вам. Впрочем, пусть будет по указанному: примем с благодарностию этот дар Божий в надежде, что Господь, по милосердию Своему, дарует нам больше подобных украшений и что, восстановивши крепость Своей Церкви, Он будет содействовать процветанию столь кротких и смиренных мужей в нашем почтенном собрании.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

33. ПИСЬМО К КАЛДОНИЮ, ГЕРКУЛАНУ И ПРОЧИМ, ОБ ОТЛУЧЕНИИ ФЕЛИЦИССИМА

Киприан товарищам Калдонию и Геркулану и сопресвитерам Рогациану и Нумидику желает здоровья.

Я крепко опечалился, возлюбленнейшие братья, получивши ваше письмо: потому что у меня всегдашняя цель и желание содержать братство наше невредимым и, как требует того любовь, в целости сохранять стадо; а вы извещаете о бесчинных и коварных замыслах Фелициссима – извещаете о том, что он, кроме прежних неправд и грабительств, о которых давно уже многое мне известно, теперь покусился еще отделить от епископа часть народа, то есть отлучить овец от пастыря, детей от отца и расторгнуть члены Христовы. Я послал вас вместо себя своими наместниками, чтобы вы раздачею денег предотвращали нужды братьев наших, давали достаточное пособие тем, которые захотят заниматься своими ремеслами, и вместе с тем разузнавали об их возрасте, обстоятельствах и заслугах, так как мне и в настоящее время нужно знать всех очень хорошо, дабы к должностям церковного управления назначать только достойных, кротких и смиренных; – а он стал противодействовать, чтобы никто не мог воспользоваться пособием и чтобы то, что я желал, невозможно было разузнать посредством тщательного исследования; упорно присваивая себе власть, он угрожал даже братьям нашим, которые первые пришли за вспоможением, и стращал их тем, что и в случае смерти не будет принят им в общение, кто захотел бы нам повиноваться. Не уважив достоинства места, мною занимаемого, не стесняясь ни вашею властию, ни вашим присутствием, он, по собственному влечению, отторгся с весьма многими, возмутив спокойствие братьев и, по безрассудной дерзости, сделался вождем крамолы и начальником возмущения. Впрочем, я радуюсь, что весьма многие из братьев отстали от его буйства и лучше захотели пребыть в мире вместе с вами, чтобы остаться со своею материю Церковию, и принимать от нее вспоможения, по распределению епископа. Притом я вполне уверен, что и другие намерены примириться и вскоре оставят безрассудное заблуждение. Между тем, так как Фелициссим грозил, что и в случае смерти не будут иметь с ним общения те, которые стали бы повиноваться нам, то есть которые были бы в общении с нами: то пусть сам подвергнется тому приговору, который он первый произнес, пусть знает, что он отлучен от нас; потому что к тем обманам и грабительствам, о которых мы достоверно узнали, он прибавил новое преступление – прелюбодеяние, как о том объявили некоторые из братьев, мужи почтенные, уверив нас, что они точно знают об этом и могут доказать. Все это мы исследуем тогда, когда, по допущению Божию, соберемся вместе с большим числом товарищей. Пусть и Авгенд, который, не помышляя ни о епископе, ни о Церкви, присоединился к его крамоле и расколу, если и далее будет с ним упорствовать, пусть и он подвергнется тому же приговору, который навлек на себя злоумышлением и безрассудством. Равным образом и каждый, приставший к его крамоле и расколу, пусть знает, что не будет иметь с нами общения в Церкви, как добровольно захотевший отделить себя от Церкви. Настоящее письмо мое прочитайте братьям нашим и перешлите также к клиру в Карфаген, присовокупивши имена соучастников Фелициссима.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас. Прощайте[13].

* * *

34. ПИСЬМО К НАРОДУ О ПЯТИ ПРЕСВИТЕРАХ, ПРИСТАВШИХ К ВОЗМУЩЕНИЮ ФЕЛИЦИССИМА

Киприан всему народу желает здоровья.

Возлюбленнейшие братья! Хотя Вриций, вернейший и пречестный пресвитер, также Рогациан и Нумидик, пресвитеры-исповедники, прославившиеся по удостоению Господа, равно и диаконы – мужи добрые и от всего сердца преданные церковному служению, с прочими сослужителями лично заботятся о вас с полным усердием и не престают постоянными увещаниями укреплять каждого и спасительными советами наставлять и вразумлять падших, однако и я, сколько могу, даю вам советы и, как могу, навещаю вас письменно. Да, возлюбленнейшие братья, письменно: потому что зложелательство некоторых пресвитеров соделало то, что до Пасхи мне нельзя было и прийти к вам, так как они, помня свои замыслы и сохраняя прежнюю злобу не только против моего епископства, но даже против вашего выбора и суда Божия, возобновляют свои прежние нападки на нас и при обычных ухищрениях снова строят святотатственные ковы. Впрочем, когда мы и не хотели и не желали, когда прощали и молчали, они, по Божественному промыслу, понесли заслуженное ими наказание, так что, не быв извержены нами, сами себя извергли, сами в собственном сознании произнесли приговор против себя, вашим и Божественным судом изобличенные в заговоре и нечестии, сами себя добровольно изгнали из Церкви. Теперь стало явно, откуда получило начало злоумышление Фелициссима и при каких пособиях укоренялось. Эти-то пресвитеры давно соблазняли и побуждали некоторых исповедников не быть в согласии со своим епископом, не придерживаться церковного благочиния с верою и в мире, по заповедям Господним, не сохранять славы своего исповедничества чистым и непорочным житием. Как будто им было мало расстроить умы некоторых исповедников и вооружить против священства Божия часть увлеченного братства: теперь они обратились с тлетворным своим обольщением к падшим, чтобы больных, уязвленных и по тяжести своего падения всего менее способных к принятию здравых советов и всего менее твердых отвратить от лечения своей болезни и чтобы оставлением молитв и прошений, которыми надлежало долго и постоянно умилостивлять Господа, привесть их к пагубной беспечности ложным обещанием обманчивого мира. Но умоляю вас, братья, – бодрствуйте против ухищрений диавола и, заботясь о своем спасении, как можно усерднее противодействуйте смертоносному обману. Это другое гонение, другое преследование. Пять этих пресвитеров не иное что, как пять тех зачинщиков, которые недавно соединились было с правителями – в подписи повеления, имевшего целью поколебать веру нашу и извращением истины опутать смертоносными ковами доверчивые сердца братьев. И теперь тоже, и теперь злоумышление пяти пресвитеров, соединенных с Фелициссимом, опять направлено к пагубе спасения – к тому, чтобы не обращаться с молитвою к Богу, чтобы отвергший Христа не умолял Того, Кого отверг, чтобы виновный в преступлении не приносил покаяния, чтобы не умилостивлять Господа чрез епископов и священников, – но по оставлении священников Господа, вопреки евангельскому благочинию, постановить новое предание святотатственного устава; чтобы, тогда как мы, а равно исповедники, и римские клирики, и все епископы, поставленные в нашей области и за морем, однажды согласились не поставлять ничего нового по делу о падших, доколе не соберемся вместе и, по взаимном совещании, не произнесем суда, с одной стороны, согласного с благочинием, а с другой – растворенного милосердием, – чтобы и тут противодействовать нашему решению и возмутительными замыслами ниспровергнуть все священническое достоинство и власть. Как для меня мучительно, возлюбленнейшие братья, что я не могу лично сам находиться при вас, сам посетить каждого, сам предложить вам слова ободрения, по учению Господа и Его Евангелия! Не довольно было двухлетнего уже моего изгнания и прискорбного отлучения от лиц и взоров ваших, – непрерывной скорби и стенаний, которые при постоянном моем сетовании терзают меня одинокого; недостаточно было дневных и ночных слез о том, что священнику, избранному вами с такою пламенною любовию, нельзя ни приветствовать, ни обнять вас. Здесь к томлению нашего духа прибавилась большая скорбь оттого, что, несмотря на крайнюю необходимость, не могу поспешить к вам из опасения, чтобы чрез козни и ухищрения вероломных приход наш не произвел там большого смятения, – и чтобы епископ, обязанный заботиться о мире и спокойствии всех, сам не подал видимого повода к возмущению и снова не усилил преследования. Но и отсюда, возлюбленнейшие братья, и отсюда предостерегаю и советую: не давайте безрассудно веры пагубным словам, не соглашайтесь скоро на льстивые речи, чтобы не принять вам тьмы вместо света, ночи вместо дня, глада вместо пищи, жажды вместо пития, яда вместо лекарства, смерти вместо жизни. Да не соблазняют вас ни лета их, ни достоинство: они, подражая древнему распутству двух старцев, которые старались обольстить и обесчестить целомудренную Сусанну (Дан. 13, 20), также стараются нарушить чистоту Церкви прелюбодейным учением и исказить евангельскую истину. Господь взывает к нам, говоря: «не слушайте словес пророков, иже пророчествуют вам и прельщают вас: видение от сердца своего глаголют, а не от уст Господних; глаголют отвергающим Мя: Глаголя Господь: мир будет вам» (Иер. 23, 16-17). Но мира не приносят те, кои сами не имеют мира. Обещают возвратить и снова призвать в Церковь падших те, кои сами отпали от Церкви.

Один есть Бог и один Христос, и Церковь одна, и кафедра, основанная по слову Господа на камне, одна (Мф. 16, 18). Нельзя ставить другого алтаря и нового священства там, где есть один алтарь и одно священство. Кто инуду собирает – расточает (Лк. 11, 23). Прелюбодейно, нечестиво, святотатственно основывать что-либо на человеческом буйстве, чтобы ниспровергнуть порядок Божественный. Следуя предостережению и наставлению Господа: «вожди суть слепи слепцем: слепец же слепца аще водит, оба в яму впадетася» (Мф. 15, 14), удаляйтесь от общения с подобными людьми и избегайте речей их, как рака и заразы (2 Тим. 2, 17). Они препятствуют молитвам вашим, которые вы с нами денно и нощно изливаете пред Господом, чтобы умилостивить Его правосудие; препятствуют слезам вашим, которыми вы омываете содеянное прегрешение; препятствуют миру, которого вы с верою и упованием испрашиваете у милосердого Бога, и не знают, что в Писании сказано: «и пророк той или видяй сон, да умрет, глагола бо, еже прельстити тя от Господа Бога твоего» (Втор. 13, 5). Никто, возлюбленнейшие братья, да не совратит вас с пути Господня. Никто вас – христиан да не отторгнет от Евангелия Христова. Никто сынов Церкви да не похитит у Церкви. Пусть погибнут одни они, захотевшие погибнуть. Пусть пребудут вне Церкви одни они, отпадшие от Церкви. Одни они, восставшие на епископов, да не будут с епископами. Пусть одни они потерпят наказание, которое прежде по нашему приговору, а ныне по суду Божественному заслужили своим злоумышлением и злобою. Господь предостерегает нас в Евангелии Своем, говоря: «отметаете заповедь Божию, да предание ваше соблюдете» (Мк. 7, 9). Те, кои отметают заповедь Божию и стараются утвердить свое предание, да будут смело и решительно отвергнуты вами. Для падших довольно одного падения. Пусть никто своим обманом не препятствует желающим востать. Никто да не повергает еще глубже и да не угнетает лежащих, за которых мы молимся, чтобы они воздвигнуты были рукою и мышцею Божиею. Никто полуживых и умоляющих о даровании им прежнего здоровья да не лишает надежды на совершенное выздоровление. Никто да не погашает совершенно света спасительного пути у тех, которые блуждают во мраке своего падения! Апостол научает, говоря: «аще ли кто инако учит, и не преступает к здравым словесем Господа нашего Иисуса Христа и учению… разгордевся, … отступай от таковаго» (1 Тим. 6, 3-5). Опять же он говорит: «никтоже вас да льстит суетными словесы, сих бо ради грядет гнев Божий на сыны непокоривыя: не бывайте убо сопричастницы сим» (Еф. 5, 6-7). Да не будет того, чтобы вы, обольщенные пустыми словами, сделались участниками в их нечестии. Прошу вас, удаляйтесь от таковых и полагайтесь на советы наши, так как мы желаем, чтобы вы, по милосердию Божию, снова возвратились в недра Церкви, и испрашиваем у Бога мира прежде матери, а потом и детям ее. С молитвами и прошениями нашими соединяйте и свои прошения и молитвы; к слезам нашим прилагайте свои слезы. Бегайте волков, которые отлучают овец от пастыря. Избегайте ядовитых речей диавола, который от начала мира был всегда лукав и лжив: он лжет, чтобы обольстить, – льстит, чтобы вредить, – предлагает блага, чтобы причинить зло, – обещает жизнь, чтобы умертвить. Теперь ясны его речи и явны злоухищрения: он обещает мир, чтобы нельзя было получить мира, – предлагает спасение, чтобы согрешившему заградить путь к спасению, – обещает Церковь, а действует так, чтобы поверивший словам его вовсе погиб для Церкви. Теперь-то надобно, возлюбленнейшие братья, и тем из вас, кои устояли, пребыть мужественными и с постоянною твердостию хранить славную непоколебимость свою, оказанную вами во время преследования, и тем, кои, будучи уловлены врагом, пали, верно заботиться, при этом вторичном испытании, о своем уповании и мире, – и чтобы Господь простил вас, не отступать от священников Господних, потому что в Писании сказано: «и человек, иже сотворит в гордости, еже не послушати священника или судии, иже в тыя дни будет, да умрет человек той» (Втор. 17, 12). Это уже самое последнее испытание при настоящем преследовании: при покровительстве Божием, оно скоро пройдет, так что после Пасхи и я явлюсь к вам с моими товарищами; в их присутствии, как на то мы однажды согласились, можно будет, и по вашему усмотрению, и по общему нашему совещанию, определить и постановить, что нужно делать. Между тем всякий, кто, не желая принести покаяния и умилостивить Бога, принял сторону Фелициссима и его сообщников и сделался соучастником в еретическом замысле, пусть знает, что после для него невозможно будет ни возвратиться в недра Церкви, ни иметь общение с епископами и народом Христовым.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и постоянно, вместе с нами, пребывать в молитвах для испрошения милосердия Божия.

* * *

35. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ О НЕПРИЗНАНИИ НОВАЦИАНА ЕПИСКОПОМ

Киприан брату Корнелию желает здоровья.

Пришли к нам, возлюбленнейший брат, посланные от Новациана Максим пресвитер, Авгенд диакон, некто Матфей и Лонгин. Но мы, узнав из принесенного ими письма, из речей их и уверений, что Новациан постановлен епископом, – и будучи поражены неправотою незаконного и противного кафолической Церкви посвящения, решились тотчас же прекратить с ними общение, отринувши и отвергши на время упорные и наглые их показания. Я и очень многие прибывшие ко мне сослужители ожидали возвращения товарищей наших, недавно посланных к тебе и соепископам нашим, бывшим при твоем посвящении, Калдония и Фортуната, чтобы, когда они придут и с точностию донесут о совершившемся деле, с большею силою и очевидностию обличить нечестие противной партии. Между тем подошли товарищи наши Помпей и Стефан, которые для вразумления нас относительно тамошних дел, сообразно со своим достоинством и верою, сообщили такие указания и свидетельства, что не было уже более надобности выслушивать послов Новациана, и когда эти послы, произнося в собрании христиан хулы и возмутительные речи, неотступно требовали от нас и народа публично выслушать то обвинение, которое они намеревались представить и доказать; то мы почли несовместным с достоинством нашим допускать, чтобы добрая слава товарища нашего, уже избранного, посвященного и заслужившего от многих похвалу и одобрение, была долее поносима злоречивыми устами завистников. Слишком продолжительно было бы излагать в письме все опровержения, улики и обличение их в том, что они непозволительным покушением произвели ересь; все частности об этом во всей подробности узнаете от сопресвитера нашего Примитива, когда он придет к вам. А так как они, не оставляя неистовой дерзости, усиливаются и здесь увлекать члены Христовы в раскол, раздирать и терзать тело кафолической Церкви, – перебегая из дома в дом и, в некоторых областях, из города в город, чтобы найти соучастников в своем упорстве и заблуждении; то мы однажды ответили им и не престаем напоминать: да узнают, что нечестиво оставлять мать; да познают и уразумеют, что никоим образом нельзя постановить другого епископа, когда епископ однажды уже поставлен и одобрен по свидетельству и суду сослужителей и народа, и потому, если они хотят хранить мир и веру, если признают себя поборниками Евангелия Христова, да возвратятся прежде к Церкви.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

36. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ О ПРИЗНАНИИ ЕГО ЕПИСКОПОМ И О ФЕЛИЦИССИМЕ

Киприан брату Корнелию желает здоровья.

Как было прилично рабам Божиим и особенно священникам правдивым и миролюбивым, мы недавно послали, возлюбленнейший брат, сослужителей наших Калдония и Фортуната, дабы они не только посредством нашего письменного убеждения, но и чрез личное свое присутствие и общее с вами совещание оказали содействие и употребили, какие можно, меры к тому, чтобы совокупить члены разделенного тела в единство Вселенской Церкви и связать их узами христианской любви. Во внимании к тому, что противная сторона, по упорному и непреклонному упрямству, не только отторглась от корня и уклонилась от недр и объятий матери, но еще, усиливая и возобновляя раздор на худшее, избрала себе епископа и, в противность однажды преданному таинству Божественного устроения и вселенского единства, поставила прелюбодейную и неприязненную главу вне Церкви, мы, получивши письма от тебя и от наших сослужителей, и по прибытии добрых мужей и возлюбленнейших наших товарищей, Помпея и Стефана, все это к общей радости твердо засвидетельствовавших и доказавших, как того требовала святость и истина Божественного предания и церковного чиноположения, отправили к тебе наше письмо и, сообщив о том каждому из наших товарищей в области, распорядились, чтобы и с их стороны отправлены были письма с нашими братьями. Впрочем, наша мысль и наше решение были уже там явны братьям и всему народу; потому что из писем, полученных недавно от той и от другой стороны, мы прочли только твое письмо, объявив во всеуслышание о поставлении тебя во епископы; а то, что с оскорбительными грубостями изложено было противною стороною в присланном к нам свитке, с пренебрежением отвергли ради общей чести и из почтения к важности и святости священства, рассуждая и соображая, что при столь многочисленном и благочестивом собрании братьев, где совосседают священники Божии, не должно этого ни читать, ни слушать. В самом деле, не следует обнаруживать и оглашать неосторожно и безрассудно того, что, будучи написано во враждебном тоне, может причинить слушателям соблазн и неверною молвою смутить братьев, находящихся вдали и живущих за морем. Пусть это поймут те, кои, служа своему неистовству или похоти своей и забывая закон Божий и уважение к святыне, находят удовольствие хвастать тем, чего не могут доказать, и, не в силах будучи подорвать и одолеть невинность, считают достаточным пятнать ее обманчивою молвою и ложными слухами. Так, все подобное, излагаемое некоторыми в письмах, мы, как предстоятели и священники, всячески должны отвергать с презрением. Иначе, где будет то слово Писания, которому научались мы и учим: «удержи язык твой от зла, и устне твои, еже не глаголати льсти» (Пс. 33, 14)? Или другое слово Писания: «уста твоя умножиша злобу, и язык твой сплеташе льщения: седя на брата твоего клеветал еси, и на сына матере твоея полагал еси соблазн» (Пс. 49, 19-20)? Также сказанное Апостолом: «всяко слово гнило да не исходит из уст ваших, но точию еже есть благо к созданию веры, да даст благодать слышащим» (Еф. 4, 29)? Притом мы показываем, что этому так и должно быть, если не дозволяем читать у себя таковых писем, написанных некоторыми дерзкими клеветниками. Поэтому, возлюбленнейший брат, я велел читать пред клиром и народом те из доставленных ко мне писем о тебе и совосседающих с тобою сопресвитерах, которые отзывались благочестивою простотою, а не лаянием злословий и ругательств. А что мы ожидали писем от сослужителей наших, присутствовавших там при поставлении твоем, – это не значило, будто бы мы, забывая древний обычай, домогались чего-то нового; достаточно бы и одного твоего письменного извещения о поставлении тебя во епископы, – если б не было против тебя заговора, возмутившего умы и расстроившего сердца как сослужителей, так и весьма многих братьев своими преступными и злоречивыми вымыслами. Для утишения сего мы сочли необходимым, чтобы дано было оттуда твердое и крепкое удостоверение чрез письма наших товарищей; представляя со своей стороны письменные свидетельства, достойные твоих нравов, жизни и образа действования, они отняли всякий – даже самомалейший – повод к сомнению и несогласиям у завистников, кои любят пользоваться новизною или же неправильным ходом дел; и умы волнующихся братьев, последуя нашему совету, который взвешен был здравым смыслом, искренно и решительно склонились к подтверждению твоего священства. Мы наиболее заботимся и должны заботиться, брат, о том, чтобы по мере возможности поддерживать единство, преданное от Господа чрез апостолов нам, их преемникам, и, сколько зависит от нас, собирать в Церковь рассеянных и блуждающих овец, коих отделил от матери упорный замысел некоторых и еретическое покушение, оставляя вне только закосневших в своем упорстве или неистовстве и не захотевших возвратиться к нам; они сами воздадут Господу ответ за произведенный ими раскол и отделение и за оставление ими Церкви. Относительно же того, что у нас постановлено по делу некоторых пресвитеров и Фелициссима, товарищи наши для твоего сведения послали к тебе за собственноручною подписью письмо, из которого ты узнаешь их мнение и приговор. Еще лучше сделаешь, брат, если копии с писем, писанных мною о том же Фелициссиме и пресвитерах его шайки к здешнему клиру и народу, в которых излагается порядок и обстоятельство этого дела и которые, ради общей любви, я недавно послал к тебе для прочтения чрез сотоварищей наших Калдония и Фортуната, прикажешь прочитать у себя пред братьями, чтобы и там и здесь братство наше относительно всего было нами одинаково вразумляемо. Те же копии я и теперь посылаю чрез Меттия иподиакона и аколуфа Никифора.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

37. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ О ПИСЬМЕ К РИМСКИМ ИСПОВЕДНИКАМ, УВЛЕЧЕННЫМ НОВАЦИАНОМ

Киприан брату Корнелию желает здоровья.

Счел я делом и священным для себя и необходимым, возлюбленнейший брат, к тем из ваших исповедников, кои отступили от Церкви, быв обольщены упорством и злобою Новациана и Новата, послать краткое письмо, в котором, по долгу взаимной расположенности, убеждаю их возвратиться к матери своей, то есть Вселенской Церкви. Письмо это я приказал иподиакону Меттию прочитать тебе наперед, дабы кто-нибудь не стал выдумывать, что я писал не то, что там написано. Впрочем, тому же, посланному мною к вам, Меттию я приказал поступить в этом деле по твоему усмотрению и передать мое письмо исповедникам только тогда, когда ты признаешь это нужным.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

38. ПИСЬМО К РИМСКИМ ИСПОВЕДНИКАМ С УВЕЩАНИЕМ ВОЗВРАТИТЬСЯ К ЕДИНЕНИЮ

Киприан Максиму и Никострату, и прочим исповедникам желает здоровья.

Вы часто, возлюбленнейшие, видели из моих писем, какое почтение к вашему исповедничеству и любовь к союзу братства сохранял я в слове своем; поэтому прошу вас доверчиво и спокойно принять это письмо мое, которое, при уважении к вашему подвигу и заслуженным вами похвалам, заключает искренний и верный мой вам совет. Меня тяготит, огорчает и стесняет невыносимая печаль пораженного и почти уничтоженного сердца, с тех пор как узнал я, что вы, в противность церковному порядку, в противность евангельскому закону, в противность единству вселенского учреждения, согласились там поставить иного епископа, то есть – чему быть неприлично и непозволительно – учредить иную Церковь, произвести разрыв между членами Христовыми, растерзать ревностию, исполненною раздора, единый дух и единое тело Господня стада. Прошу вас, чтобы такое незаконное разделение нашего братства по крайней мере не продолжалось между вами; но, помня о своем исповедничестве и а Божественном предании, возвратитесь к матери, от которой произошли вы, от которой пришли вы, к ее же матернему восхищению и в славу исповедничества. Не думайте, что, отделяясь сами от стада Христова и от его мира и согласия, вы таким образом защищаете Евангелие Христово: славным и добрым воинам приличнее находиться среди домашнего лагеря и, пребывая внутри его, пещись и промышлять о том, что должно касаться общего блага. И потому, так как единодушие и согласие наше вовсе не должно быть прерываемо, а мы не можем, оставивши Церковь, выйти вне и присоединиться к вам, то просим и всячески умоляем вас – возвратитесь к своей матери и к нашему братству.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

39. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ О ПОЛИКАРПЕ АДРУМЕТСКОМ

Киприан Корнелию брату желает здоровья.

Прочитал я, возлюбленнейший брат, присланное к нам чрез Примитива, сопресвитера нашего, письмо твое, из которого узнал о твоем смущении по поводу того, что письма из Адрумета прежде, от имени Поликарпа, присылались к тебе, а потом, когда я и Либерал пришли туда, начали они быть отправляемы на имя пресвитеров и диаконов. Так знай же и поверь, что это сделано не по легкомыслию какому-либо или презорству, а вот почему. Мы, товарищи, собравшись во множестве и отправивши к вам послами соепископов наших, Калдония и Фортуната, постановили – считать все до времени нерешенным, пока они не возвратятся к нам, приведши тамошние дела к миру или – по крайней мере – узнавши их с достоверностию; пресвитеры же и диаконы адруметские, в отсутствие Поликарпа – нашего соепископа, не знали о таковом нашем общем постановлении. Но когда мы прибыли к ним лично, то, узнавши наше решение, и они, чтобы ни в чем не было нарушаемо единомыслие состоящих там церквей, стали соблюдать то же, что и другие. Некоторые, однако, возмущают иногда умы и сердца речами своими, передавая вещи иначе, нежели как они есть в действительности. Мы со своей стороны – это верно – каждому из отправляющихся на кораблях, для предотвращения всякого соблазна, разъясняя дело, внушали признавать и защищать корень и недро Вселенской Церкви. Но так как область наша простирается далеко, заключая в себе Нумидию и Мавританию, то, дабы происшедший в Риме раскол не смущал отсутствующих неверными слухами, мы заблагорассудили, чтобы все епископы, находящиеся в той области, только тогда, как узнают от нас истинное положение дела и получат большее удостоверение относительно твоего посвящения, а чрез это наконец уничтожится и малейший след недоумения в душе каждого, написали письма, как это делается, и чтобы тебя и общение с тобою, то есть единство Вселенской Церкви и любовь, все наши товарищи решительно подтвердили и поддержали. И мы радуемся, что все это так устроилось свыше и что совет наш был предусмотрителен. Ибо таким образом теперь и истинность твоего епископства и достоинство его показаны в яснейшем свете и основаны на самом твердом удостоверении, так как из отзывов, сделанных оттуда нашими товарищами чрез письма их, а равно из донесения и свидетельств соепископов – Помпея, Стефана, Калдония и Фортуната – все узнали и необходимое начало твоего посвящения, и законную причину, и достославное незлобие. По Божественному удостоению, да правим мы, вместе с товарищами нашими, непоколебимо и твердо и да сохраним мир Церкви в единодушии согласия: и Господь, Который благоволит избирать и поставлять Себе в Церкви Своей священников, да соблюдает избранных и поставленных Своею волею и помощию, воодушевляя начальствующих и подавая им мужество к обузданию высокомерия нечестивых и мягкосердечие к возгреванию покаяния в падших!

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

40. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ, ПОЗДРАВИТЕЛЬНОЕ С ОБРАЩЕНИЕМ ИСПОВЕДНИКОВ

Киприан брату Корнелию желает здоровья.

Возвещаем тебе, возлюбленнейший брат, что мы и благодарили и благодарим непрестанно Бога Отца всемогущего, и Христа Его, Господа и Бога нашего, Спасителя – за Божественное промышление о Церкви, не допускающее, чтобы единство ее и святость были беспрерывно и в конец растлеваемы упорством измены и еретической злобы. Прочитавши ваше письмо[14], мы в восторге приобщились величайшей, желанной всеми радости о том, что пресвитер Максим и Урбан – исповедники с Сидонием и Макарием возвратились к кафолической Церкви, то есть, отложивши заблуждение и оставивши раскольническое или, лучше сказать, еретическое буйство, с верным здравомыслием перешли в обитель единства и истины, чтобы снова вступить со славою туда, откуда они вышли к славе; чтобы им, исповедавшим Христа, не оставаться потом вне стана Христова и чтобы теми, которых не могла победить сила и мужество, не была искушаема вера любви и единства. Вот невредимая и безукоризненная целость похвалы, вот нерушимое и твердое достоинство исповедников – отлучиться от отступников и беглецов, оставить предателей веры и наветников Вселенской Церкви! По справедливости и клир, и народ, и все братство с величайшею, как вы пишете, радостью приняли их возвращающихся; потому что при возвращении исповедников, хранящих свою славу, всякий считает себя союзником в их славе. Какова была о том радость, мы можем судить по собственным чувствам. Ибо если и здесь у нас все братство обрадовалось вашему письму, извещающему об их исповедании, и с живейшим участием встретило вестника всеобщего торжества; то что же там, где пред очами всех было и самое дело и радость? Если, как говорит Господь в Евангелии Своем, бывает великая радость на небесах о едином грешнике кающемся, то сколько же больше радости, и на земле и на небе, о исповедниках, которые своею славою и похвалою возвращаются в Церковь Божию и, показывая собою пример праводушия и убеждения, пролагают другим путь к возвращению? Ибо здесь обман довел некоторых из братьев наших до того, что им казалось необходимым последовать за исповедниками. По уничтожении же обмана свет проник в сердца всех, и обнаружилось, что Вселенская Церковь едина и не может ни рассекаться, ни разделяться. И уже теперь не так легко могут обольстить кого-либо суесловные речи неистового раскольника – когда дознано, что добрые и славные воины Христовы не могли долго задержаться вне Церкви чуждым лукавством и вероломством.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда быть в добром здоровье.

* * *

41. ПИСЬМО К ИСПОВЕДНИКАМ ПОЗДРАВИТЕЛЬНОЕ ПО ПОВОДУ ОБРАЩЕНИЯ ИХ ОТ РАСКОЛА

Киприан Максиму пресвитеру, также Урбану, Сидонию и Макарию братьям желает здоровья.

Прочитав письмо ваше, возлюбленнейшие братья, которое вы написали ко мне о вашем обращении, о церковном умирении и восстановлении братского союза[15], я, признаюсь, столько же был обрадован, сколько и в прежнее время радовался, когда слышал о славе вашего исповедничества и, приветствуя, встречал небесную и духовную хвалу вашего воинствования. Ибо исповедать, что Церковь едина, не быть участником в чужом заблуждении или, лучше сказать, коварстве, возвратиться в тот стан, из которого вы вышли, из которого с крепкими силами выступили для того, чтобы ратовать и низложить врага, – это есть новое исповедание веры вашей и хвалы. Трофеи нужно было принести с поля сражения туда, откуда взято было оружие для сражения, – чтобы Церковь не лишилась славных воинов Христовых, коих сам Христос уготовал для славы. Теперь в мире Господнем вы соблюли приличную вашей вере силу и закон нераздельной взаимности и согласия; своим поступком выявили в себе и прочим пример любви и мира, так что истина Церкви и единство таинства евангельского, нами содержимые, скрепились еще вашим единомыслием, и исповедники Христовы, бывшие достохвальными виновниками добродетели и чести, не оказались вождями заблуждения. Пусть другие, сколько угодно, вас приветствуют, и каждый порознь пусть, сколько угодно, о вас хвалится. Признаюсь, я более других и приветствую вас, и хвалюсь сим вашим мирным обращением и любовию. Выслушайте же простосердечно, что было у меня на сердце. Я сильно скорбел и также мучился, что не мог быть в общении с теми, коих возлюбил однажды. После того как, по выходе вашем из темницы, вас объяло раскольническое и еретическое заблуждение, казалось, будто слава ваша осталась в темнице. Там, по-видимому, оставлено было достоинство имени вашего, когда воины Христовы не в Церковь пришли, в которую первоначально вошли с похвалою и приветствием от Церкви. Если и оказываются в Церкви плевелы, то это не должно составлять препятствия для нашей веры или любви; нам самим не должно отступать от Церкви из-за того, что усматриваем в Церкви плевелы, а только нужно стараться о том, чтобы мы могли быть пшеницею и, когда начнут складывать хлеб в Господни житницы, могли получить плод по делу и труду нашему. Апостол в Послании говорит: «в велицем же дому не точию сосуди злати и сребряни суть, но и древяни и глиняни: и ови убо в честь, ови же не в честь» (2 Тим. 2, 20). Постараемся же, возлюбленнейшие братья, и, сколько можем, позаботимся о том, чтобы нам быть сосудами золотыми или серебряными. Право сокрушать глиняные сосуды предоставлено одному Господу, Которому дан жезл железный (Апок. 2, 27). Раб не может быть больше господина своего, и того, что Отец предоставил одному Сыну, никто не может присваивать себе, почитая для себя возможным носить лопату для отребления и очищения гумна или отделять, человеческим судом, все плевелы от пшеницы. Это было бы гордым упорством и святотатственным посягательством, на которое способно злобное неистовство. Присвояющие себе более господства, чем требует кроткая правда, изгоняются из Церкви; и нагло себя воздымающие, будучи ослеплены самою своею надменностью, теряют свет истины. Поэтому-то мы, придерживаясь меры и взирая на весы Господни, помышляя о любви и милосердии Бога-Отца, по долгом между собою совещании, с правдивою умеренностию взвесили то, что нужно делать. Все это вы можете вполне усмотреть, прочитавши те книжки, которые у себя недавно я читал и к вам, ради общей любви, переслал для прочтения: там нет для падших недостатка ни в строгом обличении, ни в целительном врачевстве; там же наша мерность, сколько могла, выяснила и единство кафолической Церкви. Надеюсь, что книжка эта теперь наиболее будет вам по нраву, тем более что вы читаете уже с одобрением и любовию: ибо то, что мы выразили словами, вы исполняете на деле, возвращаясь к Церкви в единстве любви и мира.

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, оставаться навсегда в добром здоровье.

* * *

42. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ О ЗЛОДЕЙСТВАХ НОВАТА

Киприан брату Корнелию желает здоровья.

Ты поступил и рачительно, и с любовию, возлюбленнейший брат, поспешивши послать к нам аколуфа Никифора, чтобы он и возвестил нам достославную радость о возвращении исповедников, и сообщил самые полные сведения о новых зловредных замыслах Новациана и Новата к нападению на Христову Церковь[16]. Ибо после того, как накануне прибыло сюда вредное еретическое скопище, само уже погибшее и замышляющее погубить тех, кто к нему пристанет, – на следующий день подоспел Никифор с вашим письмом, из которого мы сами узнали, и другим стали сообщать и внушать, что Еварист, бывший епископом, не остался даже и мирянином, что он, отчужденный от кафедры и народа и изгнанный из Церкви Христовой, блуждает по другим отдаленным областям и сам, потеряв истину и веру, старается увлечь к тому и других, себе подобных, – а Никострат, лишившись священного диаконского сана, похитивши святотатственным обманом церковные деньги и утаивши достояние вдов и сирот, не столько желал побывать в Африке, сколько в сознании своих грабительств и бесчестных преступлений бежать оттуда, из Рима. И теперь, отступник и беглец Церкви, – как будто перемена страны составляет и перемену человека, – он выдает и провозглашает себя исповедником, тогда как невозможно ни называться, ни на самом деле быть уже исповедником тому, кто отвергся Церкви Божией. Если апостол Павел говорит: «сего ради оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей, и будета два в плоть едину; тайна сия велика есть, аз же глаголю во Христа и во Церковь» (Еф. 5, 31-32); если, говорю, это вещает блаженный апостол и святым гласом своим свидетельствует о единстве между Христом и Церковию, связанном неразрывными узами; то как может быть со Христом тот, кто не пребывает с невестою Христовою, не находится в Церкви Его? Или каким образом возьмет на себя заботу управления и руководствования Церкви тот, кто ограбил и обманул Церковь Христову? О Новате нечего было оттуда и сообщать нам, по преимуществу мы должны описать вам Новата. Это человек, всегда увлекающийся новизною, со скупостью ненасытною, неистовым хищничеством, надутый спесью и глупостью надменной гордости; он всегда был здесь на дурном счету у епископов; священники общим голосом осудили его, как всегдашнего еретика и вероломца; он всегда любопытствует, чтобы совершить предательство, употребляет ласкательства, чтобы обмануть, никогда не бывает верен в любви; это поджог и пламя для возбуждения пожаров раздора, вихрь и буря для кораблекрушений веры, враг покоя, противник тишины, неприятель мира. И только по удалении его от вас, то есть по удалении бури и вихря, последовала там отчасти тишина; славные и добрые исповедники, которые, будучи подстрекаемы им, отступили от Церкви, возвратились к Церкви после того, как он удалился из Рима. Это все тот же Новат, который у нас возжег первое пламя несогласия и раскола, который здесь отторгнул некоторых из братий от епископа, который, во время самого гонения, извращая умы братьев, был для нас новым некоторым гонением. Это он, который Фелициссима, слугу своего, без моего согласия и ведома, по своему злоумышлению и гордости, поставил диаконом, и со своими замыслами отправившись в Рим, для разорения Церкви, тоже усиливался и там произвесть подобное, отторгая от клира часть народа, разрывая согласие братства, дружного и соединенного взаимною любовию. А как Рим, по своей обширности, должен иметь преимущество пред Карфагеном, то он и произвел там дела большие и большей важности. Здесь он, в противность Церкви, поставил диакона, там поставил епископа. И пусть никто этому не удивляется в таких людях. Злые всегда безумно уносятся своим неистовством и, совершивши преступления, возбуждаются самим сознанием преступного ума. Да и не могут оставаться они в Церкви Божией, так как не соблюли боготворного и церковного благочиния ни в образе своего действования, ни в кротости нравов. Ограбленные им сироты, обманутые вдовы и утаенные церковные деньги – требуют тех для него наказаний, какие усматриваем в его неистовстве. Отец его умер на улице от голода, и умерший даже потом не погребен от него. Утроба жены поражена его пятою, и дитя вытеснено преждевременными родами, угрожавшими смертью матери. И он осмеливается теперь осуждать руки приносящих жертвы идолам, когда ноги его, которыми убит рождавшийся сын, гораздо нечестивее! Это сознание преступлений еще прежде приводило его в страх, и потом он был уверен, что не только будет изгнан из сонма священников, но и отлучен от причащения. По настоянию братьев уже наступал день расследования, и мы занялись бы его делом, если бы не предварило гонение, которое он встретил в каком-то желании избегнуть осуждения и обратить его в свою пользу, и совершивши все это, он запутал дело так, что тот, кому следовало быть изверженным и исключенным из Церкви, предварил суд священников произвольным удалением, как будто предупредить приговор значит избежать наказания. Относительно же прочих обольщенных им братьев, о которых болезнуем, мы усердно стараемся, чтобы они избегли погибельного сообщества с лукавым, чтобы спаслись от смертоносных козней возмутителя, чтобы взыскали опять Церкви, из которой он заслуженно изгнан, по Божественному промыслу; и мы уверены, что они могут возвратиться при помощи Господа, по Его милосердию. Ибо никто и не может погибнуть, кроме того, кто явно обречен погибели, так как Господь говорит в Своем Евангелии: «всяк сад, его же не насади Отец Мой небесный, искоренится». Кто не насажден в заповедях Бога Отца и внушениях Его, тот один может отступить от Церкви, тот один, оставивши епископов, может остаться в неистовстве с раскольниками и еретиками. Прочих же соединит с нами милосердие Бога Отца и снисхождение Христа, Господа нашего, и наше терпение.

Желаю тебе, брат возлюбленнейший, всегда быть в добром здоровье.

* * *

43. ПИСЬМО К АНТОНИАНУ О КОРНЕЛИИ И НОВАЦИАНЕ

Киприан брату Антониану желает здоровья.

Я получил первое письмо твое, возлюбленнейший брат, в котором ты извещал, что, твердо держась согласия со всем священством и будучи предан кафолической Церкви, не имеешь общения с Новацианом, но следуешь нашему совету и держишься одной мысли с соепископом нашим Корнелием. Ты писал даже, чтобы список с того письма я послал товарищу нашему Корнелию, и он, отложив всякое беспокойство, знал бы, что ты уже в общении с ним, то есть с кафолическою Церковию. Но вот на днях получено другое письмо твое, посланное чрез сопресвитера Квинта, где я заметил, что дух твой, встревоженный письмом Новациана, начинает колебаться. Тогда как пред тем ты, казалось, твердо установил свое убеждение и единомыслие с нами, теперь в этом письме требуешь, чтобы я отписал тебе, какую ересь ввел Новациан или по какой причине Корнелий имеет общение с Трофимом и теми, кто воскурял идолам. Если, впрочем, ты так сильно заботишься об этом просто из опасливости веры твоей и в этой опасливости доискиваешься истины в предмете сомнительном, то эта опасливость теплой души, приводящая в недоумение ради страха Божия, еще неукоризненна. Но так как я вижу, что, после первого твоего письма, ты встревожен потом письмом Новациана, то это последнее обстоятельство, возлюбленнейший брат, я ставлю на первом месте. Люди с достоинством, однажды став твердою ногою на скале (petram), не подвигаются не только от легкого ветерка, но и от порывистого и бурного ветра; только сомневающийся и нерешительный дух часто колеблется от разных мнений, как от дуновения пробегающих ветров, и уклоняется от своей цели в укор своему легкомыслию. Чтобы письма Новациана не произвели этого в тебе или в ком-либо другом, я кратко, как ты желал, возлюбленнейший брат, изложу тебе обстоятельства дела. И во-первых, так как ты, по-видимому, приведен в недоумение и моим образом действий, что я должен очистить пред тобою и себя и свое дело, чтобы кто-либо не подумал, что я легкомысленно отступил от своего убеждения, и тогда как сперва и прежде всего защищал евангельскую строгость, потом как будто отступил от прежнего образа действий и суждений и счел нужным оказать послабление в даровании мира тем, которые запятнали свою совесть записями[17] или принесли нечестивые жертвы. То и другое сделано мною не без долгого обсуждения и оценки дела. Когда оружие было еще в руках и среди гонения кипела славная брань, – силы воинов Христовых надлежало возбуждать всецелым ободрением и с полным напряжением, а особенно нашим голосом, как некою трубою, крепко одушевлять умы падших, чтобы они не только вступили на путь покаяния с мольбами и рыданиями, но ввиду предстоявших еще случаев к возобновлению борьбы и возвращению спасения возбудились нашими упреками к желанию исповедничества и славе мученичества. Потом, когда пресвитеры и диаконы писали ко мне, что некоторые из падших нетерпеливы и домогаются поспешного принятия их в общение, то в ответном, и теперь имеющемся у меня, письме я присовокупил: «если они слишком нетерпеливы, то требуемое ими в их власти: самое время с избытком дает им более, нежели сколько они требуют. Брань еще продолжается, и борцы ежедневно подвизаются на поприще. Если кто истинно и твердо раскаивается в своем проступке, если в ком теплота веры превозмогает, то не желающий ждать может искать венца»[18]. Впрочем, рассуждение о том, что надлежало бы постановить касательно дела падших, я отложил на далее, с тем, чтобы по наступлении спокойствия и тишины, когда, даст Бог, соберутся вместе епископы, определить, чему быть должно, общим советом и согласием в собрании всех; а если бы кто прежде совещания нашего и постановления, по общему совету, приговора захотел иметь общение с падшими, то таковой сам да отлучится от общения. Об этом я со всею полнотою писал и в Рим к клиру, оставшемуся тогда без епископа, и к исповеднику Максиму пресвитеру и прочим, бывшим под стражею, а теперь соединенным с Корнелием в Церкви. Что я так писал, это ты можешь узнать из ответных писем их. В письме своем они так выразились: «в столь важном деле мы согласны с тем, что и ты утверждал, именно, что прежде нужно дождаться мира Церкви, а потом уже, составив общий совет с епископами, пресвитерами, диаконами, исповедниками и твердыми в вере мирянами, рассудить о деле падших»[19]. В этом письме, которое писал тогда Новациан и написанное прочитывал вслух и под которым подписался пресвитер Моисей, тогда исповедник, а теперь и мученик, прибавлено также, что надлежит давать мир тем падшим, которые слабы и близки к кончине. Это письмо разослано повсюду и сообщено к сведению всем церквам и всем братьям. Итак, сообразно тому, как предположено было прежде, – теперь, по укрощении гонения, когда открылась возможность собраться вместе, собрались в большом числе мы, епископы, которые, по своей вере охраняемые Божиим покровом, остались целы и невредимы, и, рассудив обоесторонне по Божественным Писаниям, мы согласили свое решение со снисходительностию, постановивши, с одной стороны, что не надобно совершенно отнимать у падших надежды общения и мира, дабы они не впали в отчаяние и, не быв допущены в Церковь, не стали жить, сообразуясь веку, по-язычески; с другой стороны, не ослаблять для них суда церковного до того, чтобы они безрассудно приступали к общению, напротив, внушить им, что они должны долго приносить покаяние и сокрушенно просить Отеческой милости и что надобно исследовать вины, побуждения и обстоятельства каждого из них. Все это содержится в свитке (который, думаю, дошел к тебе), где по главам расписаны все решения. И если бы число африканских епископов показалось тебе недостаточным, то знай, что мы писали об этом деле и в Рим, к товарищу нашему Корнелию, который также, держав совет со многими соепископами, принял такое же, как и мы, решение, основанное на такой же строгости и спасительной умеренности. Об этом-то необходимо было написать тебе теперь, чтобы ты знал, что я ничего не делал легкомысленно, но согласно тому, что было изложено мною в письме моем, все отложил до общего решения нашего и даже ни с кем из падших не имел общения прежде, когда еще была для падшего возможность получить не только прощение, но и венец; потом, однако ж, когда того требовали и согласие собора, и польза братского единения и врачевания язвы, я подчинился обстоятельствам времени и почел необходимым споспешествовать спасению многих. Теперь же я не отступаю от того, что однажды постановлено на нашем соборе по общему совету, хотя многие и много болтают, разнося повсюду на священников Божиих клеветы, вышедшие из диавольских уст к расторжению согласия кафолического единства. Но ты, как добрый брат и единомысленный сосвященник, должен не хвататься поспешно за то, что говорят люди злые и отступники, а судить о действиях скромных твоих товарищей и достопочтенных мужей по исследованию жизни и благочиния нашего. Теперь, возлюбленнейший брат, обращаюсь к лицу Корнелия, товарища нашего, с тем чтобы ты вместе с нами лучше узнал Корнелия, узнал не по лживым речам злых и злословящих, но по суду Господа Бога, Который сделал его епископом по свидетельству соепископов, которых весь сонм по всему свету пребывает в единодушном согласии. Ибо в возлюбленнейшем нашем Корнелии у Бога и Христа, у Церкви Его и у всех сосвященников особенную похвалу заслуживает то, что не вдруг достиг он епископства, но, прошедши все церковные должности и много послуживши Господу в делах церковного правления, достиг высочайшего священнического сана по всем богослужебным ступеням. Притом, сам он не требовал, не желал епископства, не захватывал его, как другие, движимые собственным высокомерием и гордостию; иначе: тихий и скромный, таков, какими всегда бывают избираемые на это место свыше, он по стыдливости девственного воздержания своего, по смирению врожденной и соблюденной скромности не употребил, как некто, насилия для того, чтоб быть епископом, но сам испытал насилие, быв принужден принять епископство. И он поставлен во епископа многими нашими товарищами, которые были тогда в Риме и прислали нам письма о его поставлении с почтительными о нем и похвальными отзывами и с прославлением его. Таким образом, Корнелий сделан епископом по определению Бога и Христа, по свидетельству всего почти клира, по избранию бывшего при этом народа, по согласию маститых священников и добрых мужей, – сделан тогда, когда пред ним не был сделан никто другой, когда место Фабиана, то есть место Петра, и степень святительской кафедры оставались праздны. С занятием этого места по воле Божией и по согласному общему утверждению нашему, кто бы ни захотел уже быть там теперь епископом, необходимо должен быть вне Церкви: нет церковного посвящения тому, кто не держит единения с Церковию. Кто бы он ни был, как бы много ни говорил про себя, как бы много ни приписывал себе – он невежа, он чужой, он вне Церкви. И если после первого нет никакой надобности во втором, то тот, кто сделал себя после одного, который должен быть и единственным, есть уже и не второй, а никакой. Далее, приняв епископство не искательством, не хищением, но по воле Бога, Который совершает священников, какую явил он доблесть на принятом епископстве, какую крепость духа и твердость веры! Он (и это в простоте сердца мы должны совершенно понять и похвалить) бесстрашно сел в Риме на святительской кафедре в ту пору, когда враждебный священникам Божиим тиран, угрожая высказанными и несказанными бедствиями, терпеливее и спокойнее мог слышать о восстании на него какого-либо совместника вождя[20], чем о поставлении в Риме священника Божия. Не должно ли, любезнейший брат, громко возвещать и прославлять доблесть и веру, не должно ли поставить в ряду славных исповедников и мучеников того, кто столько времени сидит на кафедре, ожидая для своего тела убийц или палачей неистового тирана, которые Корнелия, противящегося смертоносным эдиктам и силою веры попирающего угрозы, мучения и истязания, готовы умертвить мечом, распять на кресте, сжечь на огне или другим каким-либо неслыханным родом казни растерзать его внутренности и члены? И хотя Господь Промыслитель Своею силою и благостию охранял и на священстве того, кого благоволил сделать священником, тем не менее Корнелий, по своей преданности Богу и благочестию, пострадал столько, сколько мог, и тирана, побежденного потом оружием и войною, победил прежде – своим священством. Не удивляйся же, что о нем говорят бесчестно и злобно: ты знаешь, что это всегдашнее дело диавола – уязвлять клеветою рабов Божиих и лживыми толками бесчестить славное имя, чтобы тех, кои чисты в своей совести, запятнать хотя чуждыми слухами. Знай, что наши товарищи разведали и за подлинно уверились, что он не запятнал себя никакою позорною записью (libellum), как разглашают некоторые, и что не имел святотатственного общения с епископами, приносившими жертвы (идолам), а только тех, которых дело было выслушано и невинность доказана, он соединял с нами. Ты желал, чтобы я написал тебе и о Трофиме: дело его не таково, как передала тебе лживая молва злых людей. Любезнейший брат наш, как это часто делали и наши предшественники, для удержания наших братьев уступил необходимости. Так как с Трофимом отпала значительная часть народа, то теперь, когда Трофим возвращается в Церковь, дает удовлетворение за вину, с молебным покаянием исповедует прежнее заблуждение и с полным смирением и оправданием восстановляет братство, недавно отторгнутое, – мольбы его услышаны: он принят в Церковь Господа и не столько сам он, сколько огромное число братьев, бывших с Трофимом, которые все не иначе хотели возвратиться в Церковь, как в сопровождении Трофима. Итак, по рассуждении там со многими товарищами, принят Трофим, которого оправдывало возвращение братий и восстановленное спасение многих. Впрочем, он принят в общение как мирянин, а не так, как передано тебе в письмах злых людей, то есть – будто он незаконно занимает место священника. И то, что передали тебе о Корнелии, будто он без разбора имеет общение с приносившими жертву, также умышленно распущено отступниками. Ибо не могут хвалить нас те, кои отошли от нас, и мы не должны ожидать одобрения от тех, кои, не заслуживая нашего одобрения и враждуя с Церковию, дерзко нападают и на братьев, на которых лежит долг – пещись о Церкви. Поэтому, любезнейший брат, и не слушай легкомысленно и не верь тому, что разносят они насчет Корнелия и нас. Ибо тем, кто одержим немощами, в случае опасности оказывается помощь, как было постановлено; потом же, когда оказана помощь и находящимся в опасности дарован мир, мы не можем задушивать их, или удавливать, или насильственно своими руками доводить до смерти на том основании, что так как мир дается умирающим, то необходимо, чтобы умерли те, кои получили мир. Напротив, более Божественной любви и отеческого милосердия обнаруживается в том, что принимающие залог жизни в дарованном им мире блюдутся, по получении мира, для жизни. И потому, если, по принятии мира, им оставлена будет Богом жизнь, то никто не должен осуждать этого в священниках, так как однажды уже постановлено было оказывать помощь братьям в случае опасности. Не думай также, любезнейший брат, что откупившихся чрез записку (либеллятиков) должно ставить наравне с приносившими жертву, как некоторым кажется; нет, и между жертвоприносителями часто есть различие, судя по положению и по вине. Ибо не должны быть считаемы наравне: тот, кто, не медля, добровольно решился на нечестивое жертвоприношение, и тот, кто, после долгой борьбы и сражения, необходимостию приведен был к этому мерзкому делу; тот, кто предал себя и всех своих, и тот, кто, подвергаясь, опасности за всех, исполнением пагубного дела предохранил от такой же опасности жену, детей и весь дом; тот, кто побудил к преступлению инородцев или своих друзей, и тот, кто сберег иностранцев и поселенцев, принял под свой гостеприимный кров многих изгнанных и странных братьев и таким образом представил и принес Господу живыми и невредимыми многие души, да молятся об одной – уязвленной. Итак, если и между идоложертвовавшими есть большое различие, то как немилосердно и жестоко присоединять к приносившим жертвы откупившихся посредством записок, когда тот, кто воспользовался запискою, говорит: «Я прежде читал и из речей епископа узнал, что не должно приносить жертву идолам и что раб Божий не должен поклоняться истуканам, потому, чтоб не сделать непозволенного, я, когда представился случай иметь записку, которой я и не брал бы без такого случая, пошел к начальству объявить или объявил чрез другого, шедшего туда, что я христианин, что мне непозволительно приносить жертву и нельзя приступить к жертвенникам диавольским и что я даю за то плату, чтобы мне не делать непозволительного». И тот же, запятнавший себя запискою, после того как из нашего наставления узнал, что и этого не следовало делать, что он осквернил свою совесть, хотя руки его чисты и уста его не осквернены никакою заразою идоложертвенной яствы, – тот же самый еще плачет теперь и рыдает, убеждается в своем грехе и, как увлеченный не столько преступлением, сколько ошибкой, уверяет, что он уже достаточно научен и приготовлен к тому, как поступать впоследствии. Если мы отвергнем покаяние таких людей, имеющих некоторую надежду на снисхождение к их совести, то они немедля, с женою, с детьми, которых сохранили невредимыми, увлекутся, по внушению диавола, в ересь или раскол: и нам вменено будет в день судный, что мы и не уврачевали уязвленной овцы, и ради одной уязвленной погубили многих целых; что, тогда как Господь, оставив девяносто девять здоровых, искал одной заблудшей и больной и, нашедши, Сам понес на раменах Своих, мы не только не ищем падших, но и прогоняем возвращающихся, и в ту пору, когда лжепророки не перестают опустошать и терзать стадо Христово, мы своею жестокостию и бесчеловечием даем возможность псам и волкам губить тех, кого не погубило вражеское гонение. И к чему же послужит, любезнейший брат, сказанное Апостолом: «и аз во всем всем угождаю, не иский своея пользы, но многих, да спасутся. Подражателе мне бывайте, якоже и аз Христу?» (1 Кор. 10, 33; 11, 1.) И еще: «бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу?» (1 Кор. 9, 22.) И еще: «аще страждет един уд, с ним страждут вси уди: аще ли же славится един уд, с ним радуются вси уди?» (1 Кор. 12, 26.) Иначе рассуждают философы и стоики, любезнейший брат; они говорят, что все грехи равны и что человек основательный не должен легко поддаваться им. Но между христианами и философами большая разница. Апостол говорит: «блюдитеся, да никтоже вас будет прельщая философиею и тщетною лестию» (Кол. 2, 8); почему мы должны избегать того, что происходит не от милосердия Божия, а из надменности суровой философии. О Моисее сказано: «человек Моисей кроток зело» (Числ. 12, 3). И Господь в Евангелии сказал: «будите убо яко милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть» (Лк. 6, 36). И опять: «не требуют здравии врача, но болящии» (Мф. 9, 12). Как может совершать врачевание тот, кто говорит: я лечу одних здоровых, которым врач не нужен. Помощь, лекарства мы должны давать раненым. Будем считать не мертвыми, а скорее полуживыми тех, которых видим уязвленными бедственным гонением: если бы они были вовсе мертвы, то никогда из них потом не было бы ни исповедников, ни мучеников. Но у них остается нечто такое, что, при содействии покаяния, восстановляется для веры, чрез покаяние облекается силою для добродетели и что не может облечься этою силою в том, кто изнемогает от отчаяния и, быв сурово и жестоко отлучен от Церкви, обратится на языческие пути и к мирским делам или же, отверженный от Церкви, перейдет к еретикам и раскольникам: там, хотя бы после и был умерщвлен ради имени Христова, он, как поставленный вне Церкви и отделенный от единения и любви, не может и чрез смерть получить венца. Потому-то, любезнейший брат, и постановлено было, по исследовании вины каждого, допускать пока в общение откупившихся посредством записок, а приносившим жертвы оказывать помощь при кончине, так как во аде нет исповедания, и мы никого не можем побудить к покаянию, если отнят плод покаяния. Если брань наступит прежде кончины, то укрепленный нами найдется вооруженным на брань; если же немощь одолеет прежде брани, то он отойдет из сей жизни с утешением мира и общения. И мы тем не предваряем Господа, имеющего судить: если Он найдет покаяние грешника полным и правдивым, то утвердит тогда то, что постановлено нами здесь. Если же кто обманет нас притворным покаянием, то «Бог», Который «поругаем не бывает» (Гал. 6, 7) и прозирает в сердце человеческое, будет судить о том, чего мы не досмотрели и, как Господь, исправит приговор Своих рабов. Между тем, любезнейший брат, мы должны помнить, что написано: «брат от брата помогаем, яко град тверд и высок» (Притч. 18, 19). И Апостол, заповедуя охранять себя от искушения, говорит: «друг друга тяготы носите, и тамо исполните закон Христов» (Гал. 6, 2). Также, обличая гордых и поражая высокомерие, он, в послании своем, замечает: «мняйся стояти, да блюдется, да не падет» (1 Кор. 10, 12). И в другом месте говорит: «ты кто еси, судяй чуждему рабу? своему Господеви стоит или падает. Станет же: силен бо есть Бог поставити его» (Рим. 14, 4). Также Иоанн представляет Иисуса Христа, Господа нашего ходатаем и предстоятелем о грехах наших, говоря: «чадца моя, сие лишу вам, да не согрешаете: и аще кто согрешит, ходатая имамы ко Отцу, Иисуса Христа праведника, и Той очищение есть о гресех наших» (1 Ин. 2, 1-2). И апостол Павел в своем Послании сказал: «еще грешником сущим нам, Христос за ны умре; много убо паче, оправдани бывше ныне Кровию Его, спасемся Им от гнева» (Рим. 5, 8-9). Помышляя о Его кротости и милосердии, мы не должны быть очень жестоки, упорны и бесчеловечны по отношению к тем братьям, которые требуют помощи, но должны скорбеть со скорбящими, плакать с плачущими и восстановлять их, сколько можем, пособиями и утешением любви и не быть ни столько суровыми и неумолимыми, чтоб отвергнуть их покаяние, ни столько податливыми и слабыми, чтоб безрассудно облегчать им общение. Вот лежит уязвленный брат, израненный врагом на брани; с одной стороны, диавол старается убить уязвленного им, с другой, Христос увещевает, чтобы не всецело погиб тот, кого Он откупил. С кем из двух сойдемся, на чьей стороне станем? Ужели будем содействовать диаволу убить и, подобно евангельскому священнику и левиту, пройдем мимо полуживого, лежащего брата? Или как священники Бога и Христа, подражая тому, чему Христос учил и что делал, исхитим уязвленного из пастей вражеских, чтобы, исцелив, сохранить его для Судии – Бога? И не думай, любезнейший брат, чтобы или умалилась добродетель братьев, или уничтожилось мученичество оттого, что падшим позволяется каяться, а кающимся дана надежда на мир. Непоколебимою остается сила истинно верующих, твердо и крепко держится непорочность боящихся Бога и любящих Его всем сердцем. Да и прелюбодеям мы даем время на покаяние и даруем мир: и однако ж девство чрез это не упадает в Церкви, достославный обет воздержания не слабеет от чужих грехов. Процветает Церковь, увенчанная столькими девами, чистота и целомудрие постоянно стоят в ней на той же степени своей славы, и сила воздержания не сокрушается тем, что прелюбодею дается покаяние и прощение. Иное дело ждать прощения, иное достигать славы; иное дело – быть посажену в темницу, не исходить оттуда, пока не отдашь до последней полушки (Мф. 5, 26), иное – тотчас получить награду веры и добродетели; иное – быв мучену за грехи долгою скорбию, очищаться от них в продолжение долгого времени, иное дело все грехи загладить страданием; иное, наконец, ждать приговора Господня в день судный, иное – тотчас венчаться от Господа. Между предшественниками нашими некоторые епископы здешней области не считали позволительным давать мир прелюбодеям и вовсе не допускали покаяния за прелюбодеяния; и однако они не отступили от сообщества соепископов своих и не разрывали кафолического единства упорством в своей жестокости и строгости: и из-за того, что другие давали мир прелюбодеям, не отделился от Церкви тот, кто не давал его. Когда держится связь согласия и хранится нераздельным таинство кафолической Церкви, то каждый епископ действует по своему усмотрению, имея отдать Господу отчет в своих действиях. Я удивляюсь, что некоторые так упорны, что считают непозволительным допускать к покаянию падших и давать прощение кающимся, между тем как написано: «помяни убо, откуду спал еси, и покайся, и первая дела сотвори» (Апок. 2, 5). И это говорится тому, о ком известно, что он пал, и кого Господь увещевает опять встать посредством дел, ибо написано: «милостыня от смерти избавляет» (Тов. 4, 10), и, конечно, не от той смерти, которую однажды навсегда погасила Кровь Христова и от которой мы благодатию Искупителя нашего освобождены в спасительном крещении, но от той, которая распространяется после чрез грехи. В другом месте также дается время на покаяние и Господь грозит тому, кто не кается: «имам, говорит, на тя мало, яко оставляеши жене Иезавели, глаголющей себе быти пророчицу, учити и льстити моя рабы, любодействовати и снести жертву идольскую. И дах ей время, да покается от любодейства своего, и не покаяся. Се, Аз полагаю ю на одре, и любодеющия с нею в скорбь велию, аще не покаются от дел своих» (Апок. 2, 20-22). Господь не увещевал бы к покаянию иначе, как только потому, что обещает помилование кающимся. И в Евангелии Он сказал: «глаголю вам, яка тако радость будет на небеси о едином грешнице кающемся, нежели о девятидесятих и девяти праведник, иже не требуют покаяния» (Лк. 15, 7). В Писании сказано: «Бог смерти не сотвори, ни веселитися о погибели живых» (Прем. 1, 13); поэтому Тот, Кто не хочет ничьей погибели, конечно, желает, чтобы грешники каялись и чрез покаяние опять возвращались к жизни. Потому-то и у пророка Иоиля Он так взывает и говорит: и ныне глаголет Господь Бог ваш: «обратитеся ко Мне всем сердцем вашим, в посте и в плачи и в рыдании, и расторгните сердца ваша, а не ризы ваша, и обратитеся ко Господу Богу вашему: яко милостив и щедр есть, долготерпелив и многомилостив, и раскаяваяйся о злобах» (гл. 2, 12-13). В псалмах читаем также о суде, равно и о милосердии Господа Бога, Который грозит, но вместе и щадит, показывает, чтоб исправить, и, исправив, охраняет. «Посещу, говорит, жезлом беззакония их, и ранами неправды их: милость же Мою не разорю от них» (Пс. 88, 33-34). Также Господь в Своем Евангелии, изображая любовь Бога Отца, говорит: «или кто есть от вас человек, егоже аще вопросит сын его хлеба, еда камень подаст ему? Или аще рыбы просит, еда змию подаст ему? Аще убо вы, лукави суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, кольми паче Отец ваш небесный даст блага просящим у Него» (Мф. 7, 9-11). Здесь Господь сравнивает любовь отца плотского с вечною и безмерною любовию Бога Отца: если земной ничтожный отец, тяжко оскорбленный грешным и злым сыном, увидев потом, что тот исправился и, оставив преступления прежней жизни, чрез скорби покаяния обратился к приличным и добрым нравам и правилам непорочности, – если этот отец радуется тогда и веселится, отверженного прежде принимает в свои объятия с чувством отеческого восторга; то единственный оный и истинный Отец, благий, милосердый и любвеобильный, Который Сам есть благость, милосердие и любовь, не гораздо ли более радуется покаянию сынов Своих и не грозит уже карою кающимся, стенающим и плачущим, но скорее обещает прощение и помилование? Оттого Господь в Евангелии называет блаженными плачущих, потому что плачущий призывает на себя милосердие, тогда как упорный и гордый умножает для себя гнев и наказание на будущем Суде. Потому, любезнейший брат, мы положили: тех, которые не приносят покаяния и явными рыданиями не обнаруживают полной сердечной скорби о своих преступлениях, – вовсе лишать надежды общения и мира, если они начнут просить об этом в болезни и опасности, так как к такому прошению побуждает их не раскаяние в преступлении, но страх приближающейся смерти, – а тот недостоин получить разрешение пред смертию, кто не помышлял прежде о необходимости умереть.

Ты желал, возлюбленнейший брат, чтобы я написал тебе и касательно Новациана, какую ересь он ввел. Знай же, что прежде всего мы не должны любопытствовать, чему он учит, когда учит вне Церкви. Кто бы и какой бы он ни был, он не христианин, как скоро он не в Церкви Христа. Пусть он себе хвалится, пусть надменно прославляет свою философию и красноречие: но кто не сохранил ни братской любви, ни церковного единения, тот потерял и то, чем был прежде. Неужели ты признаешь епископом того, кто, будучи лжив и чужд Церкви, горделиво усиливается посредством происков быть поставленным во епископа подобными беглецами в то время, когда в Церкви есть епископ, поставленный шестнадцатью соепископами? Церковь по всему миру одна, разделенная Христом на многие члены, и епископство одно, разветвленное в единодушном лике многих епископов: а он усиливается создать Церковь независимо от Божественного предания, независимо от единства, соединяющего и связующего кафолическую Церковь, и рассылает по многим городам новых апостолов своих, чтобы положить какие-то новые основания своего учения и, тогда как по всем областям и городам уже прежде поставлены епископы зрелых лет, непорочной веры, испытанные бедствиями, изгнанные преследованием, он дерзает ставить сверх них еще других лжеепископов! Как будто своим новым и упорным замыслом он может покорить весь свет и, посевая раздор, раздрать состав церковного тела, – не зная, что раскольники всегда горячи только вначале, но не могут возвращать и приумножать то, что беззаконно начали, а тотчас ослабевают в неправой ревности своей! Епископства же он не мог бы удержать даже тогда, если бы прежний епископ отпал от союза своих соепископов и единства Церкви. Апостол увещевает нас взаимно поддерживать друг друга, чтобы не отступить от учрежденного Богом единства: «терпяще, говорит, друг другу любовию: тщащеся блюсти единение духа в союзе мира» (Еф. 4, 2-3). И потому, кто, не соблюдая ни единства духа, ни союза мира, отделяет себя от уз Церкви и от общества священников, тот, не признавая епископского единства и мира, не может иметь ни власти, ни чести епископа. Наконец, какой порыв гордости, какое забвение смирения и кротости, какая угодливость своему высокомерию в том, кто отваживается или думает, что может отделять то, чего не дал Господь и апостолам, – кто думает, что может отделять куколь от хлеба и, как будто ему поручено изметать мякину и очищать гумно, усиливается отделять плевелы от пшеницы; кто, имея в виду слава Апостола: «в велицем же дому не точию сосуды злати и сребряни суть, но и древяни и глиняни» (2 Тим. 2, 20), – воображает, что может выбирать сосуды золотые и серебряные, а деревянные и глиняные презирать, отвергать, осуждать, между тем как только в день Господень сосуды деревянные сожжены будут пламенем Божественного гнева, а глиняные сокрушатся Тем, Кому дан железный жезл (Пс. 2, 9)! Впрочем, если он ставит себя испытателем сердец и утроб и судьею, то пусть суд его будет равен во всем. И так как написано: «се, здрав еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет» (Ин. 5, 14), то пусть он отлучает от близости к себе и от общения обманщиков и прелюбодеев. Ибо вина прелюбодея гораздо тяжелее и хуже вины откупившегося запискою от мучения (libellatici): этот согрешил по необходимости, тот по своей воле; этот поддался обману, считая для себя достаточным то, что не принес жертвы, тот – похититель чужого супружеского ложа, погрязший в прелюбодейной тине и публичной омерзительной пропасти, растлил гнусным смешением освященное тело и храм Божий, как сказал апостол: «всяк грех, егоже аще сотворит человек, кроме тела есть: а блудяй во свое тело согрешает» (1 Кор. 6, 18). Однако ж и таким людям дается покаяние, оставляется надежда на умилостивление и оправдание, по слову самого Апостола: «боюся же, еда како пришед, … восплачуся многих прежде согрешших, и не покаявшихся о нечистоте и блужении» (2 Кор. 12, 20-21). И пусть новые еретики не льстят себе, говоря, что они не имеют общения с идолослужителями, тогда как у них есть блудники и лихоимцы, которых преступление есть то же идолослужение, по словам Апостола: «сие бо да весте, яко всяк блудник или нечист, или лихоимец, иже есть идолослужитель, не имать достояния в Царствии Христа и Бога» (Еф. 5, 5). И опять: «умертвите убо уды ваша, яже на земли, блуд, нечистоту, страсть, похоть злую и лихоимание, еже есть идолослужение: ихже ради грядет гнев Божий на сыны противления» (Кол. 3, 5-6). В самом деле, если тела наши суть члены Христовы и каждый из нас есть храм Божий, то всяк, кто блудодействовал, бесчестит храм Божий, бесчестит Самого Бога и, исполняя волю диавола при совершении грехов, служит демонам и идолам. Злые дела исходят не от Святого Духа, а похоти, порожденные враждебным наваждением и нечистым духом, принуждают людей делать противное Богу и служить диаволу. Таким образом, если грех одного, как они говорят, заражает другого и идолослужение погрешившего, как сами утверждают, переходит и на не погрешившего, то, по собственным своим словам, они не могут не быть виновными в преступлении идолослужения, так как из апостольского свидетельства известно, что блудники и лихоимцы, с которыми они имеют общение, суть идолослужители. Нам же, по нашей вере и данному нам образу Божественного учения, представляется более сообразным с истиною то, что всяк сам отвечает за свой грех и что один не может быть виновен за грех другого, как Сам Господь предваряет о том и говорит: «правда праведнаго на нем будет, и беззаконие беззаконника на нем будет» (Иез. 18, 20). Также: «да не умирают отцы за сыны, и сынове да не умирают за отцы, но токмо кийждо за своя грехи да умрет» (4 Цар. 14, 6). Читая это и веруя так, мы думаем, что никого не должно лишать плода покаяния и надежды примирения; ибо из Божественного Писания, из учения Самого Бога, виновника Писания, мы знаем, что грешники призываются к принесению покаяния и что кающимся не отказывается в прощении и помиловании. О, какая насмешка над обманываемым братством, какое жалкое обольщение для несчастных плачущих и отчаивающихся, какое бесплодное и тщетное предание еретического учения! Увещевают каяться для удовлетворения за грехи и отнимают врачевство, соединенное с удовлетворением; говорят братьям нашим: «Плачь и проливай слезы, стенай денно и нощно, подвизайся много и часто для очищения твоего преступления, но ты все же умрешь вне Церкви и, что ни сделаешь для мира с нею, все же не получишь искомого мира». Кто при этом не погибнет тотчас? Кто не изнеможет от самого отчаяния? Кто вовсе не откажется от предположенного сокрушения? Ты думаешь, что земледелец станет работать, когда ты скажешь ему: «Обрабатывай поле со всем искусством сельского хозяина, прилежно заботься о возделании, но ты не пожнешь никакой жатвы, вовсе не соберешь винограда, не воспользуешься плодами от масличного сада твоего, вовсе не сорвёшь яблок с дерев!» Или, если, советуя кому-либо приобресть корабли и промышлять ими, скажешь: «Достань, брат, материалу из превосходных лесов, сложи дно своего корабля из крепкого и отборного дуба, снабди его рулем, веревками, парусами, чтобы корабль был совершенно устроен и вооружен; но когда сделаешь все это, ты не увидишь плода от своих трудов и плавания». Отнимать своею суровостию и жестокостию плод покаяния, уничтожать самое покаяние тогда, как Господь Бог во всем Писании ободряет тех, кто обращается к Нему и кается, – это значит загораживать и пресекать путь к сокрушению и покаянию. Итак, если не должно никому возбранять приносить покаяние, если священники Божии могут давать мир тем, которые умоляют и взывают о милосердии Господа милосердого и благого; то стенание плачущих должно быть принимаемо и скорбящим не должно быть отказываемо в плоде покаяния. А так как в аде нет покаяния и не может там быть исповедания, то те, которые каются и умоляют от всего сердца, должны быть принимаемы внутрь Церкви и в ней сохранены для Господа, Который, когда придет к Своей Церкви, будет всячески судить тех, кого обретет внутри ее. Отступники же и беглецы или противники и враги, рассыпающие Церковь Христову, если бы даже потерпели смерть вне ее за имя Христово, не могут быть, по Апостолу, допущены к миру с Церковию, так как они не удержали единства ни духа, ни Церкви.

Вот что пока, любезнейший брат, я, сколько мог, вкоротке передал тебе, передал немногое из многого, чем хотел бы и удовлетворить твоему желанию, и тебя более и более привязать к составу нашего товарищества и нашего тела. Если тебе представится случай и возможность прийти к нам, то мы могли бы сообща подробнее и полнее поговорить о многом, что содействует к спасительному согласию.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

44. ПИСЬМО К ФОРТУНАТУ И ДРУГИМ ТОВАРИЩАМ О НЕ ВЫДЕРЖАВШИХ МУЧЕНИЙ

Киприан братьям – Фортунату, Агимму, Оптату, Привациану, Донатулу и Феликсу желает здоровья.

Вы писали мне, возлюбленнейшие братья, что в бытность вашу в капсийском городе для поставления епископа брат и товарищ наш Суперий сообщил вам следующее касательно братьев наших Нина, Климентиана и Флора: сперва застигнутые гонением и исповедав имя Господне, они победили насилие властей и напор разъяренного народа, потом, быв мучены пред консулом жестокими казнями, уступили силе истязаний и ниспали с той степени славы, какой стремились всею силою веры среди продолжительных мучений; однако ж после этого тяжкого падения, не добровольного, а вынужденного необходимостию, они уже три года не оставляют приносить покаяние. Вы почли нужным посоветоваться, следует ли их допускать к общению. Что касается до меня, то я думаю, что милосердие Господне не будет закрыто для тех, которые, как известно, устояли на брани, исповедали имя Господне, твердостию непоколебимой веры победили насилия властей и нападения разъяренного народа, претерпели заключение и, поставленные среди угроз проконсула и криков окружающего народа, долго противостояли всем мучительным возобновляемым истязаниям. То, что потом допущено ими по телесной немощи, облегчается прежними заслугами, и довольно уже того, что они потеряли славу, а мы не должны заключать для них прощение и лишать их отеческой любви и нашего общения: мы думаем, что для испрошения Господней милости может быть достаточно с их стороны того, что, как вы пишете, в течении трех лет они непрерывно с глубокою скорбию и обильными слезами приносили покаяние. И подлинно, я не считаю неосторожностию и неразумием давать мир тем, которые, обнаружив воинскую доблесть, не уклонялись от брани прежде и, если возобновится брань, могут восстановить свою славу. Если на соборе постановлено оказывать помощь и давать мир кающимся в случае опасной болезни, то, конечно, в принятии мира им должны предшествовать те, кои, как видим, не по слабости духа пали, но, выдержав сражение и быв изранены, по слабости плоти не могли удержать венца своего исповедничества; тем более, что в ту пору, как они хотели умереть, не дозволяли умерщвлять их, но, измучив, терзали их новыми муками столь долго, что наконец истомили их плоть, которая немощна, не победив, однако ж, веры, которая – непобедима. Так как вы писали, чтобы я полнее рассудил об этом со многими товарищами, и такой предмет в самом деле требует лучшего и обстоятельнейшего совещания и соглашения многих, а теперь в первые праздничные дни Пасхи почти все остаются дома с братьями, то, когда они совершат между своими праздничные торжества и станут приходить ко мне, я полнее побеседую об этом с каждым, чтобы касательно того, о чем вы советуетесь, установилось у нас твердое мнение, взвешенное рассуждением многих священников.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

45. ПИСЬМО К ЭПИКТЕТУ И НАРОДУ АССУРИТАНСКОМУ О ФОРТУНАЦИАНЕ, ПРЕЖНЕМ ЕГО ЕПИСКОПЕ

Киприан брату Эпиктету и народу ассуританскому желает здоровья.

Тяжкою скорбию возмущен я был, возлюбленнейшие братья, когда узнал, что Фортунациан, прежний епископ ваш, после тяжкого своего преступного падения снова хочет действовать по-прежнему, присваивая себе епископство. Это опечалило меня прежде всего из-за него самого: будучи или совершенно помрачен тьмою диавольскою, или обольщен святотатственным убеждением некоторых, – он, несчастный, в то время, когда нужна бы, для удовлетворения и умилостивления Господа, проводить дни и ночи в слезах, мольбах и молитвах, дерзает еще присваивать себе священство, которому изменил. Как будто позволительно после жертвенника диавольского приступать к алтарю Божию! Как будто в день суда он не навлечет на себя большего гнева и негодования Божия за то, что, не быв для братьев вождем в вере и добродетели, стал наставником вероломства, дерзости и безрассудства и, не научивши братьев твердо стоять на брани, начал своим учением отвращать побежденных и падших даже от молитвы! А Господь говорит: «тем пролиял еси возлияния и тем принесл еси жертвы, о сих убо не разгневаюся ли?» (Ис. 57, 6). И в другом месте: «иже жертву приносит богом, смертию да потребится, но точию Господу единому» (Исх. 22, 20). И еще Господь вещает так: «и поклонишася тем, яже сотвориша персты их: и преклонися человек, и смирися муж, и не претерплю им» (Ис. 2, 8-9). В Апокалипсисе также читаем слова Господа, грозящего гневом: «аще кто поклоняется зверю и иконе его, и приемлет начертание на челе своем, или на руце своей: и той имать пити от вина ярости Божия, вина нерастворена, в чаши гнева Его, и будет мучен огнем и жупелом пред Ангелы святыми, и пред Агнцем, и дым мучения их во веки веков восходит: и не имут покоя день и нощь покланяющиися зверю и образу его» (Апок. 14, 9-11). Если такими муками, такими наказаниями в день суда угрожает Господь тем, которые повинуются диаволу и приносят жертвы идолам, то каким образом может считать себя вправе исполнять должность священника Божия тот, кто повиновался и служил священникам диавола? Или каким образом может он считать себя вправе при жертвоприношении Божием и молитве Господней возносить ту руку, которая послужила святотатству и преступлению, между тем как в Божественных Писаниях Бог воспрещает приступать к жертвоприношению священникам, виновным даже в легчайшем преступлении? Так, в книге Левит Бог говорит: «человек от рода твоего в родех ваших, аще коему будет на нем порок и недостаток, да не приступит приносити дары Бога» (Лев. 21, 17-18). Также в книге Исхода (19, 22): «жрецы же приступающии ко Господу Богу да освятятся, да не когда погубит от них Господь». И еще: «егда приходят служити к жертвеннику святыни, и да не наведут на ся греха, да не умрут» (Исх. 28, 43). И так те, которые навели на себя тяжкие грехи, то есть приносили святотатственные жертвы, жря идолам, не имеют права ни усвоять себе священство Божие, ни под предлогом его приносить молитву за братьев, когда в Евангелии сказано: «грешники Бог не послушает; но аще кто богочтец есть и волю Его творит, того послушает» (Ин. 9, 31). Впрочем, глубокий и непроницаемый мрак так ослепил сердца некоторых, что они нисколько не допускают к себе света спасительных заповедей и, раз оставивши правый путь истины, среди ночи и заблуждения уносятся по скользкой и обрывистой дороге своих преступлений. И ничего нет удивительного, если наши соборы и Божественные заповеди отвергаются теми людьми, которые отвергли Самого Господа. Они ищут прибыли, приношений и корысти, за которыми и прежде ненасытно гонялись; они жаждут и ныне пресыщений и пиршеств, которые недавно отринулись возрастающею ежедневно грубостию; этим весьма ясно они показывают, что и прежде служили не благочестию, а своему чреву и любостяжанию, с постыдною жадностию. Отсюда, как мы усматриваем и веруем, произошло по Божественному изволению и определение, чтобы не оставались у алтаря и впредь не прикасались к чистоте кровосмесители, к вере вероломные, к благочестию нечестивые, к Божественному земные, к священному святотатцы. Потому всячески надобно заботиться, чтобы такие люди вновь не возвращались для осквернения алтаря и заразы братьев; надобно со всем усилием и сколько можно стараться отражать эту преступную дерзость их, по которой усиливаются войти в священнические права те, кто, упав в смертную пропасть, по большей важности своего падения низринулись глубже падших мирян. Если же буйство безумных окажется неисправимым, если начавшееся ослепление продолжится, как темная ночь между этими людьми, оставленными Святым Духом, то с нашей стороны будет благоразумно, если мы станем отделять каждого из братьев порознь от их обольщения и предохранять от их заразы, дабы никто не попал в сети заблуждения; потому что приношение не может быть освящено там, где нет Святого Духа, и Господь не исполнит по молитвам и прошениям того, кто сам тяжко оскорбил Господа. Если Фортунациан, не сознавая своего преступления по диавольскому ослеплению и сделавшись служителем и рабом диавола для обольщения братьев, будет упорствовать в своем буйстве, то вы приложите все свое усердие и в этом мраке, среди которого свирепствует диавол, предохраните от заблуждения души братьев: пусть они не пристают к чужому безумию; пусть не приобщаются преступлениям людей отчаявшихся, но, оставаясь непорочными, пусть непрестанно заботятся о своем спасении и чистоте, которую сберегли и сохранили. Падшие же, которые сознают тяжесть своего преступления, пусть неотступно умилостивляют Господа; пусть не оставляют постановленной Господом кафолической Церкви, которая есть одна и единственна, но, раскаиваясь и испрашивая милосердия Господня, пусть толкут в Церковь, чтобы быть им принятыми туда, где они были, и возвратиться ко Христу, от Которого отступили. Пусть они не слушают тех, кои увлекаются хитрым и смертоносным обманом, помня слова Писания: «никтоже вас да льстит суетными словесы: сих бо ради грядет гнев Божий на сыны непокоривыя. Не бывайте убо сопричастницы сим» (Еф. 5, 6-7). Итак, никто не должен следовать за непокоривыми, не боящимися Бога и всецело отступающими от Церкви. А кто окажется нетерпеливым в принесении покаяния пред Господом, которого оскорбил он; кто не станет повиноваться нам, но последует за людьми отчаянными и погибшими: тот будет отвечать, когда настанет день Суда. И каким образом может умолить Господа в этот день тот, кто и прежде сего отвергал Христа и ныне отвергает Христову Церковь и, не повинуясь здравым, непорочным и живым епископам, сделался участником и общником мертвецов?

Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

46. ПИСЬМО К ФИДУ О КРЕЩЕНИИ МЛАДЕНЦЕВ

Киприан и прочие товарищи, присутствовавшие на соборе, в числе 66, Фиду брату желают здоровья.

Мы прочитали твое письмо, возлюбленнейший брат, в котором извещаешь, что товарищ наш Терапий преждевременно и слишком поспешно даровал мир бывшему когда-то пресвитером Виктору, прежде принесения им полного покаяния и удовлетворения Господу Богу, пред Которым тот согрешил. Дело это сильно смутило нас, так как мир дарован ему с нарушением важности нашего определения – дарован прежде исполнения законного времени покаяния и удовлетворения, без прошения с его стороны и без одобрения народа, при отсутствии всякой настоятельной немощи и нудящей необходимости. Впрочем, после долгого рассуждения мы признали достаточным сделать товарищу нашему, Терапию, выговор за этот безрассудный поступок его и внушить ему, чтобы впоследствии он не делал ничего подобного. Между тем мы не почли нужным отнимать мир, однажды, каким бы ни было образом, дарованный священником Божиим, и потому позволили Виктору пользоваться предоставленным ему общением.

Что же касается дела о младенцах, которых, по словам твоим, не должно крестить во второй или третий день со дня их рождения, а должно сообразоваться с законом древнего обрезания и рожденного, как ты думаешь, ни крестить, ни освящать прежде восьмого дня; то это обстоятельство представилось нам на нашем соборе совершенно иначе. Никто не согласился с твоим мнением об этом деле; напротив, все мы за лучшее почли ни одного родившегося человека не лишать милосердия и благодати Божией. Если Сам Господь в Евангелии Своем говорит, что «Сын бо человеческий не прииде душ человеческих погубити, но спасти» (Лк. 9, 56), то, сколько это от нас зависит, ни одна душа не должна погибнуть, если это возможно. Да и чего еще не достает тому, кто однажды навсегда образован во утробе руками Божиими? Только нам и глазам нашим представляется, что родившиеся получают некоторое приращение с течением мирских дней; между тем как все то, что творится Богом, есть совершенно, сообразно с величием и художеством Бога Творца. Притом и свидетельство Священного Писания показывает нам, что все люди, и младенцы и возрастные, имеют равный Божественный дар. Елисей, когда молил Бога об умершем отроке, сыне вдовы, распростерся над ним так, что голова приходилась к голове и лице к лицу и каждый член распростертого Елисея положен был на каждый из членов дитяти, и ноги – на ноги (4 Цар. 4, 34). Если рассматривать это со стороны неравенства нашего возраста и тела, то отрок не мог бы сравниться с взрослым и пожилым, и малые члены не могли бы сойтись и сравниться с большими. Но здесь выражается равенство Божественное и духовное, именно то, что все люди, как однажды навсегда созданные Богом, равны и одинаковы и что возраст наш может иметь приращение только для мира, но не для Бога; почему и самая благодать, даруемая крещаемым, сообщается не в большей или меньшей мере, смотря по возрасту приемлющих, так как и Дух Святой подается всем один и тот же не по какой-нибудь мере, но по любви и Отеческому благоволению (Гал. 2). Бог не взирает ни на лице, ни на возраст, являясь Отцом в равной мере для всех в деле приобретения небесной благодати. А что младенец в первые дни после своего рождения бывает, по твоим словам, нечист, так что даже всякий из нас боится целовать его, то мы не думаем, чтобы это долженствовало служить препятствием к дарованию ему небесной благодати. В Писании сказано: «вся чиста чистым» (Тит. 1, 15), и никто из нас не должен гнушаться тем, что благоволил создать Господь. Хотя младенец от рождения бывает еще невзрачен, однако ж не столько, чтобы надлежало кому-либо бояться поцеловать его при сообщении благодати и даровании мира; тем более, что, целуя младенца, всяк из нас по своей вере должен представлять еще недавнее делание рук Божиих, которые некоторым образом мы лобызаем на человеке, только что образованном, когда заключаем в свои объятия то, что создал Бог. А что при иудейском плотском обрезании наблюдаем был осьмой день, то это есть таинство, предпосланное прежде в сени и в образе и потом исполнившееся самим делом с пришествием Христовым. Так как осьмому дню, то есть первому после субботы, – надлежало быть тем днем, в который Господь воскрес, оживотворил нас и даровал нам обрезание духовное, то сей день осьмой, то есть первый после субботы и Господний, предшествовал в образе; но этот образ упразднен, когда потом пришла истина и нам даровано обрезание духовное. И потому мы думаем, что никому не должно препятствовать в получении благодати на основании закона, уже прекратившегося, – и духовное обрезание не должно стесняться плотским; но решительно всякий человек должен быть допускаем к благодати Христовой, тем более что и Петр в Деяниях Апостольских возвещает и говорит: «мне Бог показа ни единаго скверна или нечиста глаголати человека» (Деян. 10, 28). Впрочем, если бы и могло что-нибудь служить препятствием к получению благодати, так это тяжкие грехи, – да и те могли бы препятствовать более возрастным, пожилым и старцам. Притом же, если и величайшим грешникам, много грешившим прежде против Бога, когда они потом уверуют, даруется отпущение грехов и никому не возбраняется прощение и благодать; то тем более не должно возбранять это младенцу, который, едва родившись, ни в чем не согрешил, а только, происшедши по плоти от Адама, восприял заразу древней смерти чрез самое рождение и который тем удобнее приступает к принятию отпущения грехов, что ему отпущаются не собственные, а чужие грехи. И потому, возлюбленнейший брат, на соборе нашем состоялось такое определение: не должно нам никого устранять от крещения и благодати Бога, ко всем милосердого, благого и снисходительного. Если этого надобно держаться по отношению ко всем, то особенно, как мы думаем, надобно соблюдать это по отношению к новорожденным младенцам, которые уже тем заслуживают преимущественно нашу помощь и милосердие Божие, что с самого начала своего рождения они своим плачем и слезами выражают одно моление.

Желаем тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

47. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ О ФОРТУНАТЕ И ФЕЛИЦИССИМЕ, ИЛИ ПРОТИВ ЕРЕТИКОВ

Киприан брату Корнелию желает здоровья.

Прочитал я, возлюбленнейший брат, письмо твое, присланное чрез брата нашего аколуфа Самура, исполненное братской любви, церковной назидательности и священнической мудрости: в нем ты извещаешь, что Фелициссим, не новый враг Христов, но уже давно отлученный от Церкви за свои очень низкие и очень важные преступления и осужденный не только мною, но и весьма многими соепископами, и там отвергнут тобою, и когда являлся с толпою и скопищем отчаянных, ты с полною бодростию, подобающею епископу, изгнал его из Церкви, из которой еще прежде он был изгнан властию Бога и справедливою строгостию Христа, нашего Судии и Господа, – изгнан с тем, чтобы виновник раскола и вражды, замотавший вверенные ему деньги, растлитель дев, разоритель и осквернитель многих супружеств, не оскорблял более целомудренную, святую, стыдливую невесту Христову мерзким своим присутствием, бесстыдным и нечистым прикосновением. Но прочитавши другое твое письмо, брат, которое ты присоединил к первому, я немало удивился, приметив, что ты несколько был встревожен дерзкими угрозами тех, кои пришли к тебе и, приступивши, как пишешь, самым крайним буйством стращали тебя, что, если ты не возьмешь письма, ими принесенного, то они сами публично прочтут его и выскажут много гнусного, поносного и достойного только их уст. Если, возлюбленнейший брат, нужно бояться дерзости негодяев, если злодеи буйством и насилием могут достигать того, чего не могут достигнуть по закону и справедливости: то погибло уже значение епископства, уничтожена высокая и Божественная власть церковного управления; мы не можем уже более оставаться и быть христианами, когда дошло до того, что боимся угроз и нападения потерянных людей, тем более, что нам угрожают и язычники, и Иудеи, и еретики, – что все, сердцами и умами коих овладел диавол, каждодневно неистовым голосом выказывают свою ядовитую ярость. Однако не должно потому только уступать, что нам угрожают, – как будто противник и враг более Христа оттого, что в мире он столько присваивает себе и столько берет на себя. В нас, возлюбленнейший брат, сила веры должна быть непоколебима, и с стойкою и непреклонною твердостию мы должны противостоять напору и стремлению идущих на нас волн, так, чтобы они разбивались о нас, как о неподвижную каменную скалу. Откуда бы епископу ни угрожал страх или опасность, он, живя среди опасностей и страхов, приобретает славу чрез эти самые опасности и страхи. Мы не должны помышлять только об угрозах язычников или Иудеев и только их иметь в виду, когда видим, что Сам Господь встретил вражду от Своих братьев и предан тем, кого Сам избрал в Свои апостолы; да и в самом начале мира праведный Авель убит своим братом, бегущего Иакова тоже преследовал беспокойный брат, отрок Иосиф продан братьями, к которым пришел, – и еще в Евангелии читаем предсказание о том, что большее число врагов составят враги домашние и что будут предавать друг друга те, которые прежде соединены были таинством единодушия (Мф. 10). Дело не в том, кто предает или поднимает гонение, когда Бог попускает предавать тех, кого располагает увенчать. Для нас не бесчестие терпеть от братьев то, что претерпел Христос, а для них не слава делать то, что делал Иуда. А какое тщеславие, какое кичливое, надменное хвастовство угрожающих – угрожать там отсутствующему, когда здесь они могли бы иметь меня самого лично в своей власти. Мы не боимся их ругательств, коими они каждодневно надрывают себя и отравляют свою жизнь, не страшимся их палок, камней и мечей, коими они хвастают, произнося отцеубийственные слова. По своим свойствам, они человекоубийцы пред Богом, однако не могут убить, если Бог не попустит им того. И нам однажды только нужно умереть, а они и ненавистью и слезами и преступлениями своими каждодневно наносят смерть. Но не нужно, возлюбленнейший брат, оставлять церковного благочиния или ослаблять священническую строгость из-за того, что нас осыпают ругательствами или устрашают угрозами, когда Божественное Писание так говорит и учит: «презорливый (же) и обидливый муж и величавый ничесоже скончает, – иже разшири аки ад душу свою» (Авв. 2, 5); и еще: «от словес мужа грешна не убойтеся, понеже слава его в мотыла и в червие; днесь вознесется, а утре не обрящется, яко обратися в персть свою, и помышление его погибе» (1 Мак. 2, 62-б3); и опять: «видех нечестиваго превозносящася и высящася, яко кедры ливанския: и мимо идох, и се, не бе, и взысках его, и не обретеся место его» (Пс. 36, 35-36). Превозношения, надменность, гордое и наглое хвастовство рождаются не от учения Христова, которое учит смирению, но от духа антихриста, которого укоряет Господь чрез пророка, говоря: «ты же рекл еси во уме твоем, на небо взыду, выше звезд небесных поставлю престол мой, сяду на горе высоце, на горах высоких, яже к северу, взыду выше облак, буду подобен Вышнему» (Ис. 14, 13-14), И присовокупляет: «ныне же во ад снидеши и во основания земли. Видевшии тя удивятся о тебе» (Ис. 14, 15-1 б). Таковым Божественное Писание в другом месте угрожает заслуженным наказанием, говоря: «день Господа Саваофа на всякаго досадителя и горделиваго, и на всякаго высокаго и величаваго, и смирятся» (Ис. 2, 12).

Каждый из уст и слов своих тотчас познается, и из речи каждого открывается, Христа ли он имеет в сердце своем или антихриста, как о том Господь говорит в Евангелии Своем: «порождения ехиднова, како можете добро глаголати, зли суще? от избытка бо сердца уста глаголют. Благий человек от благаго сокровища износит благая, и лукавый человек от лукаваго сокровища износит лукавая» (Мф. 12, 34-35). Потому-то и у богатого оного грешника, который, терзаясь в муках, опаляемый жгучим пламенем, просил помощи у Лазаря, почиющего на лоне Авраама и наслаждающегося прохладою, более всех частей страдали уста и язык, так как языком и устами, как можно полагать, он более всего грешил. Если написано, что «досадителе Царствия Божия не наследят» (1 Кор. 6, 10), и если Господь говорит в Своем Евангелии: «иже речет брату своему: рака, и иже речет: уроде, повинен есть геенне огненной» (Мф. 5, 22); то как могут избежать суда Бога мстителя те, которые взводят такие клеветы не только на братьев, но и на священников, удостоенных, по благодати Божией, такой чести, что всяк, не оказавший повиновения священнику Божию и судии судящему в свое время, тотчас был умерщвляем? Во Второзаконии (17, 12-13) Господь Бог говорит так: «и человек, иже сотворит в гордости, еже не послушати жерца предстоящаго служити во имя Господа Бога твоего, или судии, иже в тыя дни будет, да умрет человек той и да измеши злое от Израиля, и вси людие услышавше убоятся, и не будут нечествовати ктому». Также Бог говорит Самуилу, когда оказали ему пренебрежение Иудеи: «не тебе уничижиша, но Мене уничижиша» (1 Цар. 8, 7), и в Евангелии Господь говорит: «слушаяй вас, Мене слушает; и отметаяйся вас, Мене отметается: отметаяйся же Мене, отметается Пославшаго Мя» (Лк. 10, 16). Также когда Он очистил прокаженного, то сказал: «шед покажися иереови» (Мф. 8, 4). А когда впоследствии во время страданий потерпел заушение от раба священникова, и когда этот раб сказал Ему: «тако ли отвещаваеши архиереови?» (Ин. 18, 22), Он не произнес ничего поносного против первосвященника, ничем не задел его чести, но только, утверждая и доказывая Свою невинность, сказал: «аще зле глаголах, свидетельствуй о зле: аще ли добре, что Мя биеши?» (Ин. 18, 23). Читаем то же в Деяниях Апостольских, что потом блаженному апостолу Павлу однажды было сказано: «архиерею ли Божию досаждаеши?» (Деян. 23, 4). И хотя, после распятия Господа, священники стали святотатцами, нечестивыми и жестоковыйными, и уже нисколько не удержали священнической чести и важности; однако Павел показал уважение даже к самому (хотя пустому) имени и некоторой тени священника, когда отвечал: «не ведах, братие, яко архиерей есть: писано бо есть: князю людий твоих да не речеши зла» (Деян. 23, 5).

Столько и таких и много есть других примеров, подтверждающих важность и власть священническую, происходящую от Божественного удостоения: какими же после сего ты считаешь тех, которые, враждуя против священников и возмущаясь против кафолической Церкви, не страшатся ни угроз предостерегающего Бога, ни мщения будущего суда? Ведь не от чего другого произошли ереси и родились расколы, как от того, что не оказывают повиновения священнику Божию и не признают наместником Христовым в Церкви одного священника и судии, поставленного на известное время: если бы, согласно Божественному учению, все братство повиновалось ему, то никто никогда не восставал бы против сонма священников, никто, после Божественного суда, после голоса народа, после приговора соепископов, не делал бы уже себя судиею, – не над епископом, но над Богом, никто не раздирал бы Церкви расторжением единства Христова, никто в угоду себе и по надменности не стал бы отдельно основывать новой ереси вне Церкви, и разве какой-нибудь человек святотатственной дерзости и потерянного ума мог бы думать, что священник бывает без изволения Божия, когда Господь говорит в Евангелии Своем: «не две ли птице ценитеся единому ассарию? и ни едина от них падет на земли без Отца вашего» (Мф. 10, 29). Когда, по слову Господа, ничто, даже самое малозначительное, не делается без воли Божией, то ужели кто-нибудь подумает, что важное и великое делалось в Церкви Божией без ведома или без воли Божией, и чтобы священники, то есть домостроители, Его поставлялись не по Его распоряжению? Это значит не иметь веры, которою мы живем; это значит не воздавать чести Богу, манием и волею Коего (как нам известно и как мы верим) управляется и производится все. Правда, иные делаются епископами и не по воле Божией, но это те, которые делаются вне Церкви, вопреки установлению и преданию евангельскому. Сам Господь говорит о том у двенадцати пророков: «сами себе царя поставиша, а не Мною» (Ос. 8, 4), и еще: «требы их, яко хлеб жалости им: вси ядущии тыя осквернятся» (Ос. 9, 4). Чрез Исаию также Дух Святой громко вещает, говоря: горе, чада отступившая! Сия глаголет Господь: «сотвористе совет не Мною, и заветы не Духом Моим, приложити грехи ко грехом» (Ис. 30, 1).

Впрочем (говорю, будучи вызван на это, говорю со скорбию, говорю поневоле), когда епископ поставляется на место умершего и, избранный в мирное время голосом всего народа, во время гонения осеняется Божественною помощию; когда, будучи тесно связан со всеми товарищами и уже заслуживши одобрение от своего народа в продолжение четырехлетнего епископства, он в спокойное время заботится о благочинии, а в мятежное время терпит изгнание за свое епископство; когда его, столько раз требованного на растерзание львам, в цирке, в амфитеатре почтенного свидетельством Божественного благоволения, в эти самые дни, как я пишу тебе письмо, по случаю жертвоприношений, которые нарочитым указом повелено народу праздновать торжественно, толпа своим криком снова требует в цирк ко льву, и – на такого, возлюбленный брат, нападают еще какие-нибудь отчаянные и потерянные люди, поставленные вне Церкви, то явно, кто здесь нападает, именно не Христос, поставляющий священников и покровительствующий им, но враг Христа и противник Его Церкви; он преследует своими ковами предстоятеля Церкви для того, чтобы, по низвержении правителя, неудержимее и насильственнее приступить к разрушению Церкви. Никто из верных, возлюбленнейший брат, помня Евангелие и держась заповедей предостерегающего апостола, не должен возмущаться тем, что в последние времена некоторые гордые и непокорные люди и враги священников Божиих отступают от Церкви или восстают против Церкви; потому что Сам Господь и апостол Его еще заранее возвестили о явлении таких людей (2 Тим. 3, 1-9). Никто не должен удивляться тому, что некоторые оставляют начальника раба, когда ученики оставили Самого Господа, оказывавшего большие благодеяния, совершавшего великие чудеса и свидетельством Своих дел доказывавшего всемогущество Бога Отца. И однако Он не укорял оставлявших Его, не угрожал им чем-нибудь тяжким, а только, обратившись к апостолам Своим, сказал: «еда и вы хощете ити?» (Ин. 6, 67), сохраняя таким образом закон, по которому человек, предоставленный своей собственной свободе и своему произволу, идет или к смерти, или ко спасению. Но Петр, на котором тот же Господь основал Свою Церковь, говоря один за всех и отвечая голосом Церкви, сказал: «Господи, к кому идем? глаголы живота вечнаго имаши, и мы веровахом и познахом, яко Ты еси Христос, Сын Бога живаго» (Ин. 6, 68-69), означая и показывая тем, что оставившие Христа гибнут по своей вине, а Церковь, всегда верующая во Христа и всегда хранящая то, чему научена, никогда совершенно не отступает от Него, и ее составляют те, которые пребывают в дому Божием; напротив, не составляют сада, насажденного Богом Отцом, те, кои не имеют твердости крепких зерен хлеба, но как мякина разлетаются от дуновения рассеивающего врага. О таких и Иоанн говорит в своем Послании: «от нас изыдоша, но не беша от нас; аще бы от нас были, пребыли убо быша с нами» (1 Ин. 2, 19). Тоже и Павел увещевает не возмущаться, когда злые гибнут для Церкви, и не колебаться верою, когда отступают от нее вероломные. «Что бо» (говорит он), «аще не вероваша нецыи! еда убо неверствие их веру Божию упразднит? Да не будет: да будет же Бог истинен, всяк же человек ложь» (Рим. 3, 3-4). Что касается до нас, возлюбленнейший брат, то мы, как требует наша совесть, должны заботиться, чтобы никто по нашей вине не погиб для Церкви; если же кто-нибудь сам собою и по своей вине погибнет и не захочет приносить покаяния и возвратиться в Церковь, то мы не будем виновны в день суда, – мы, которые заботились о спасении, а только те потерпят наказание, которые не хотели пользоваться нашими спасительными советами. Нас не должны совращать с правого пути и отклонять от верного устава ругательства губителей, когда и Апостол научает нас, говоря: «аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был» (Гал. 1, 10), Нужно что-нибудь одно – или Богу угождать, или людям. Если угождать людям, то можно оскорбить Бога. Если же мы стараемся и домогаемся сделаться угодными Богу, то должны презирать людские ругательства и злословия.

А что я тотчас не писал тебе, возлюбленнейший брат, о Фортунате, этом лжеепископе, поставленном немногими закоренелыми еретиками, так это не такое дело, чтобы о нем немедленно нужно было извещать тебя, как о чем-нибудь важном и страшном, тем более, что и имя Фортуната ты уже довольно знаешь: он – один из пяти пресвитеров, еще прежде отпадших от Церкви и в недавнее время осужденных приговором многих наших соепископов и многих весьма почтенных мужей, которые в прошлом году писали тебе об этом деле. Знаешь ты и Фелициссима, зачинщика возмущения; о нем упоминается в том же письме к тебе наших епископов: его не только здесь осудили они, но и ты там недавно отлучил от Церкви. Так как я полагал, что это известно тебе, и был уверен, что ты все помнишь, то я не считал нужным скоро и настоятельно извещать тебя о нелепостях еретиков. То не относится к величию и достоинству кафолической Церкви, что замышляет у себя дерзость еретиков и раскольников. Говорят, что теперь и партия Новациана сделала там своим лжеепископом пресвитера Максима – того самого, которого Новациан недавно присылал к нам послом и которого отвергли мы от своего общества, и однако я не писал тебе о том, потому что на все это мы мало обращаем внимания; а я скорее послал тебе имена епископов, здесь поставленных, которые целы и невредимы предстоят братьям в кафолической Церкви. По общему нашему совещанию, мы почли нужным написать тебе это, чтобы вкратце известно было тебе и заблуждение, которое нужно истреблять, и истина, которую нужно иметь в виду, и чтобы ты и товарищи наши знали, к кому следует вам писать и от кого получать письма; а если кто осмелится писать к вам, кроме поименованных в письме нашем, то знайте, что он запятнал себя или жертвоприношением, или откупною запискою, или это один из еретиков, разумеется, развратный и невежественный. Впрочем, нашедши случай в знакомом нам человеке и клирике аколуфе Фелициане, которого ты прислал с нашим товарищем Персеем, между прочим, о чем надлежало известить тебя, я написал тебе и об этом Фортунате. Но вот в то время, как брата нашего Фелициана то задерживают здесь ветры, то мы удерживаем для передачи ему других писем, Фелициссим поспешил и прежде явился к вам. Так всегда торопятся злодеяния, чтобы хоть поспешностью получить верх над невинностию! Чрез Фелициана же я извещаю тебя, брат, и о том, что в Карфаген пришел старый еретик Приват – тот, которого много лет назад в Ламбезитанской колонии общим голосом осудили девяносто епископов, за многие и важные преступления, и которого, как вам небезызвестно, с большою строгостью порицали в письмах предшественники наши, Фабиан и Донат. Когда он сказал, что хочет защищать пред нами свое дело на соборе, который был у нас пятнадцатого числа прошлого мая, а мы его не допустили, тогда он сделал того Фортуната лжеепископом, достойным своего товарищества. Явился с ним еще какой-то Феликс, которого он сам давно поставил лжеепископом вне Церкви в еретическом обществе. С Приватом, уже известным еретиком, были и его сообщники Иовин и Максим, осужденные приговором девяти епископов, наших товарищей, за мерзкие жертвоприношения и явные преступления, и в прошлый год весьма многими из нас на другой раз отлученные от Церкви. С этими четырьмя человеками соединился еще Репост Сутурникский, который не только сам пал во время гонения, но и влек за собою своим нечестивым убеждением весьма значительную часть своего народа. Эти пять человек, с немногими или приносившими языческие жертвы, или сознающими за собою преступления, захотели иметь Фортуната своим лжеепископом, чтобы, при сходстве в преступлениях, таков был и правитель, каковы они, управляемые. Отсюда можешь заключать, возлюбленнейший брат, и о других неправдах, которые там распускали отчаянные и потерянные люди: с жертвоприносившими или еретиками было только пять лжеепископов, которые пришли в Карфаген и сделали Фортуната сообщником своего безумства; а они, как дети диавола и полные лжи, осмелились, как ты пишешь, хвастаться, будто с ними было двадцать пять епископов. Эту ложь они разглашали прежде и здесь, между нашими братьями, говоря, что двадцать пять епископов придут из Нумидии для поставления им епископа. Но их ложь открыта и изобличена, после того как собралось только пять епископов, потерпевших крушение и отлученных нами; затем они поплыли в Рим с товаром своих лжей – как будто истина не могла последовать за ними и изобличить злые языки открытием самого дела! Это, брат, истинное безумие – не помышлять о том и не знать того, что ложь недолго может обманывать, что ночь продолжается только дотоле, доколе не воссияет день, что по воссиянии дня и восходе солнца тьма и мрак отступают свету и совершавшиеся ночью разбои прекращаются. Наконец, если ты спросишь их об именах, они не найдут их или будут выдумывать ложные имена. Такой у них недостаток в сообщниках, что они не могут собрать и двадцати пяти из числа жертвоприносителей и еретиков. И, однако, для прельщения простых и отсутствующих людей они лживо увеличивают число: как будто была бы побеждена Церковь еретиками и правда неправедными, если бы это было и истинное число! Не должно мне теперь, возлюбленнейший брат, сообразоваться с ними в своих действиях и в речи своей высказывать все то, что они позволяли себе и доселе позволяют: нам нужно рассуждать о том, что прилично говорить и писать священникам Божиим; в нас должна говорить не столько досада, сколько стыд, чтобы не казалось, будто я, вызванный на то, стараюсь больше злословить, чем обнаруживать преступления и грехи. Итак, я умалчиваю об обидах, нанесенных Церкви; опускаю без внимания заговоры, любодейства и различные роды преступлений; не могу умолчать об одном только их злодеянии, которое касается не меня, не людей, но Самого Бога, – это о том, что с самого первого дня гонения, когда кипели свежие преступления ослабевавших, когда не только алтари диавола, но даже самые руки и уста падших дымились мерзкими жертвами, – они не переставали иметь общения с падшими и мешать их покаянию.

Бог грозно вещает: «иже жертву приносит богом, смертию да потребится, но точию Господу единому» (Исх. 22, 20). И в Евангелии Господь говорит: «иже отвержется Мене пред человеки, отвергуся его и Аз пред Отцем Моим» (Мф. 10, 33). И в другом месте негодование и гнев Божий выражаются так: «тем пролиял еси возлияния, и тем принесл еси жертвы: о сих убо не разгневаюся ли?» (Ис. 57, б). А они воспрещают умолять Бога, Который Сам выражает Свое негодование; воспрещают молитвами и покаянием умилостивлять Христа, Который, как Сам говорит, отвергает того, кто Его отвергает. Мы писали письмо об этом в самое время гонения и не были услышаны. Часто составляя соборы, мы общим приговором и даже с угрозами определили, чтобы братья приносили покаяние, чтобы не приносящим покаяния никто безрассудно не давал мира. А эти возмутители против Бога, пылающие нечестивою яростию против священников Божиих, отпадшие от Церкви и поднявшие против нее отцеубийственное оружие, всеми силами домогаются того, чтобы диавольскою злостью завершить свое дело, – чтобы Божественное милосердие в Церкви своей не врачевало раненых. Своими несправедливыми мнениями и наговорами они мешают несчастным каяться, чтобы не был умилостивлен разгневанный Господь, – чтобы тот, кто стыдился или боялся быть христианином, не искал потом Христа, Господа своего, – чтобы не возвращался в Церковь тот, кто отступил от Церкви. Они стараются о том, чтобы преступления не были искупаемы подвигами и справедливым сетованием и чтобы раны не были омываемы слезами. Истинный мир уничтожается призраком мира ложного, спасительные недра матери заграждаются мачехою, препятствующею слышать плач и стенания от сердца и уст падших. Сверх того падшие побуждаются еще к тому, чтобы тем самым языком и теми устами, которыми прежде согрешали в Капитолии, говорить ругательства на священников, преследовать клеветою и злословием исповедников, дев и всех праведных, отличившихся верою и заслуживших особенную славу в Церкви. Впрочем, этим они не столько поражают скромность, смирение и стыдливость наших, сколько убивают свою собственную надежду и свою собственную жизнь. Не тот несчастен, кто терпит, а тот, кто наносит оскорбление; не тот по закону грешник, кто принимает побои от брата, а тот, кто убивает брата; и когда виновные обижают невинных, то сами терпят ту обиду, которую, по-видимому, наносят другим. Оттого, наконец, у них поражен ум, притуплен дух и беспокойно чувство. Не сознавать преступления и не каяться – это есть гнев Божий, как и написано: «Господь бо раствори им дух прельщения» (Ис. 19, 14), чтобы они не обратились, не врачевались и не исцелились после грехов чрез молитвы и праведное удовлетворение. Апостол Павел в Послании своем утвердительно говорит: «зане любве истины не прияша, во еже спастися им; и сего ради послет им Бог действо льсти, во еже веровати им лжи, да суд приимут вси не веровавшии истине, но благоволившии в неправде» (2 Сол. 2, 10-12).

Первая степень счастья – не согрешать, вторая – сознавать согрешения. Там есть невинность целая и неповрежденная, которая сохраняет, здесь является лекарство, которое исцеляет. Но они, оскорбивши Бога, потеряли и то и другое – лишились благодати, полученной в таинстве крещения, и не ищут помощи в покаянии, заглаждающем вину. Можешь ли, брат, считать легкими грехами пред Богом, малым и незначительным преступлением то, что они не допускают умолять величие разгневанного Бога, бояться гнева и огня и дня Господня, что чрез них, с приближением антихриста, обезоруживается вера воинствующего народа, когда уничтожается сила и страх Христов? Пусть миряне пекутся по своему усмотрению; на священниках лежит особенная обязанность при защищении и утверждении величия Божия ничего не упускать из вида в этом деле, по заповеди Господа: «и ныне заповедь сия к вам, священницы: аще не услышите, и аще не положите на сердцах ваших, еже дати славу имени Моему, глаголет Господь Вседержитель, то послю на вы клятву и проклену благословение ваше» (Мал. 2, 1-2). Но воздается ли слава Богу, когда пренебрегается величие и правда Божия так, что святотатцы, при возвещении Богом Своего гнева и негодования на жертвоприносящих, при угрозах им вечными казнями и нескончаемыми муками, предлагают и советуют не помышлять о гневе Божием, не бояться суда Господня и не толкать в Церковь Христову; а пресвитеры отвергли покаяние, презревши и поправши епископов, лживыми словами проповедуют мир не сделавшим никакого признания в преступлении, и чтобы падшие не восстали и находящиеся вне не возвратились в Церковь, – предлагают общение тем, которые не имеют права на общение? И для них еще недостаточно было, что они отступили от Евангелия, что отняли у падших надежду удовлетворения и покаяния, что отвратили от всякого чувства и плода покаяния людей, опутанных неправдами, или запятнанных прелюбодеянием, или оскверненных пагубным участием в жертвоприношениях, убеждая их испросить помилования у Бога и не делать в Церкви признания в преступлениях, – что вне и вопреки Церкви устроили себе притон развратного скопища, куда бы стекалось отребие сознающих за собою грехи и не хотящих просить Бога о помиловании и благоугождать Ему. После этого, поставивши себе чрез еретиков лжеепископа, они еще осмеливаются предпринять путешествие и к кафедре Петра и той главной церкви, от которой изошло священническое единство, нести послание от раскольников и нечестивцев, не помышляя, что это те Римляне, которых вера похвалена проповедующим Апостолом и к которым вероломство не может иметь доступа. Зачем же они являются и возвещают о поставлении у себя лжеепископа наперекор епископам? Или им нравится то, что они сделали, и они коснеют в своем преступлении, или, если не нравится и они раскаиваются, то знают, куда им нужно обратиться. Все мы постановили (и это справедливо и законно), чтобы дело каждого выслушивалось там, где совершено преступление; а так как всякому из пастырей вверена своя часть стада, которою он должен управлять и которою должен руководить, имея отдать отчет Господу в своей деятельности, то управляемые нами не должны бегать туда и сюда, не должны нарушать согласия епископов своим лукавым и лживым поведением, но обязаны там вести свое дело, где могут иметь и обвинителей и свидетелей своего преступления. И разве только немногим отчаянным и потерянным людям может казаться малою важность епископов, поставленных в Африке, которые уже судили о них и их совесть, связанную многими узами преступлений, недавно осудили по всей строгости своего суда. Дело их уже расследовано, уже состоялось о них и решение; а приговор священников не должен навлекать на себя упреки в легкомысленной изменчивости и непостоянстве, когда Господь учит и говорит: «буди же слово ваше: ей, ей, ни, ни» (Мф. 5, 37). Если число тех, которые в прошлый год судили их, соединить с пресвитерами и диаконами, то при суде и расследовании было тогда больше, нежели сколько, по-видимому, находится их теперь в союзе с Фортунатом. Ибо ты должен знать, возлюбленнейший брат, что его уже почти все оставили после того, как еретики сделали его лжеепископом. Те, кого морочили они и обольщали лживыми словами, говоря, что они вместе возвратятся в Церковь, увидевши потом, что там поставлен лжеепископ, и узнавши, что их обманули и обольстили, каждодневно возвращаются и толкаются в Церковь; между тем как мы, которые должны отдать отчет Господу, тщательно взвешиваем и осторожно испытываем, кого следует принять и допустить в Церковь. Допущению в Церковь некоторых так препятствуют или их преступления, или упорное и твердое сопротивление наших братьев, что вовсе нельзя принять их без соблазна и опасности для большинства. Не следует собирать такую гнилость, которая заразила бы здоровое и цельное, и тот пастырь не будет полезным и искусным пастырем, который допускает в стадо паршивых и зараженных овец, могущих, по прилипчивости своей болезни, заразить целое стадо. Ты не смотри на число их. Ибо лучше один сын, боящийся Бога, нежели тысячи нечестивых, как говорит и Господь чрез пророка: «не желай чад множества неключимых, ниже веселися о сынех нечестивых, егда умножатся, не веселися о них, аще несть страха Господня с ними» (Сир. 16, 1).

О если бы, возлюбленный брат, ты мог быть здесь с нами, когда эти нечестивые и развращенные возвращаются от раскола! Ты увидел бы, чего стоит мне склонить к терпению наших братьев, чтобы они, умеривши сердечную досаду, согласились на принятие злых и на заботу о них. Они радуются и довольны, когда возвращаются менее виновные и еще сносные люди; напротив, ропщут и противятся всякий раз, когда возвращаются в Церковь люди неисправимые и дерзкие, запятнанные прелюбодеянием или участием в жертвоприношениях, и к тому еще надменные; ибо от таких могут растлеваться внутри ее добрые души. Едва убеждаю я народ, даже силою вынуждаю, чтобы не противились принятию таковых. И досада братства сделалась тем справедливее, что тот или другой, принятые по моей снисходительности, несмотря на сопротивление и противоречие народа, впоследствии оказывались гораздо худшими, чем какими были прежде, и не могли сохранить покаянной веры, потому что шли сюда без истинного покаяния.

Что же скажу о тех, которые в качестве послов лжеепископа Фортуната отплыли теперь к тебе с Фелициссимом, виновным во всех преступлениях, и принесли тебе такое же лживое письмо, как лжив и сам вручивший им это письмо? Многообразны дознанные преступления его, ненавистна и гнусна жизнь, так что если бы таковые были в Церкви, то их давно надлежало бы извергнуть из Церкви! Они хорошо знают себя и не смеют ни явиться к нам, ни приступить к порогу Церкви; и потому скитаются вне, по провинции, уловляя и обирая братьев; наконец, всем уже довольно известные и отовсюду выгнанные за свои злодеяния, они плывут еще туда к вам. Им стыдно являться к нам и жить с нами, так как они пред своими братьями запятнали себя многими самыми тяжкими и важными преступлениями. Но если хотят испытать суд наш, пусть приходят. И если может быть для них какое-нибудь извинение и защищение, то мы посмотрим, чем они удовлетворят за себя, какой принесут плод покаяния. Здесь ни пред кем не запирается Церковь, ни от кого не отказывается епископ. Наше терпение, наше снисхождение и человеколюбие готовы для всех приходящих. Я желаю, чтобы все возвратились в Церковь, желаю, чтобы все соратники наши заключены были в стан Христов и в дом Бога Отца. Все прощаю, многое покрываю любовию из желания собрать братство. Я не исследую полным и строгим судом того, что сделано против Бога, и почти погрешаю сам, отпуская преступнику более надлежащего. Я принимаю с распростертыми и полными объятиями возвращающихся с покаянием, исповедающих грехи свои с смиренным и чистосердечным молением.

Если же есть такие, которые думают, что можно им войти в Церковь не чрез моление, но чрез угрозы, или надеются открыть себе доступ в нее не слезами и умилостивлением, но насилием, то пусть они знают за верное, что для таких заключена Церковь Господня и что непобедимый и крепкий стан Христов, под защитою Господа, не уступает никаким угрозам. Можно убить, но нельзя победить священника Божия, держащегося Евангелия и сохраняющего заповеди Христовы. Пример доблести и веры представляет нам Захария, первосвященник Божий: после того, как не могли устрашить его угрозами и бросанием камней, его убили в храме Божием; а пред тем он громогласно говорил то же, что в слух всех говорим и мы против еретиков: «сия глаголет Господь: почто преступаете повеления Господня? не поспешится вам, яко остависте Господа, и оставит вас» (2 Пар. 24, 20). Если некоторые безрассудные и нечестивые люди оставляют небесные и спасительные пути Господни и если не поступающие свято оставляются Духом Святым, то не должны же мы поэтому забывать Божественное предание и приписывать более значения преступлениям беснующихся, чем суду священников, или полагать, что большую имеют силу в нападениях человеческие покушения, чем в защите Божественное покровительство. Неужели, возлюбленнейший брат, нужно отложить в сторону достоинство кафолической Церкви, верное и неповрежденное величие народа, в ней находящегося, важность и власть священническую из-за того, что поставленные вне Церкви высказывают желание судить предстоятеля Церкви, еретики – христианина, больные – здорового, раненые – неповрежденного, падшие – стоящего, виновные – судью, святотатцы – священника? Что же остается после этого, как не то, чтобы Церковь уступила Капитолию и чтобы по удалении священников и ниспровержении алтаря Господня в священное и достопочтенное собрание нашего клира вошли кумиры и идолы со своими жертвенниками? А между тем Новациану будет больше повода громко кричать против нас и порицать нас, если приносивших жертвы и публично отвергшихся Христа мы не только станем упрашивать и принимать без принесения ими покаяния, но и допустим их владычествовать, убоявшись угроз их! Если они требуют мира – пусть положат оружие. Если хотят загладить грех, то зачем угрожают, то пусть знают, что они не устрашат священников Божиих. Когда придет антихрист, то и он не вторгнется в Церковь, чрез угрозы, и не уступят его оружию и насилию потому только, что он противящимся ему будет грозить смертию. Думая устрашить нас, еретики только вооружают нас, и вместо того, чтобы вынудить мир у нас, только возбуждают и восстановляют нас, делая для братьев самый мир хуже гонения. Впрочем, мы не желаем, чтобы они выполнили преступным делом то, что говорят в безумии, не желаем, чтобы грешили и делом те, которые грешат вероломными и жестокими словами.

Просим и молим Бога, Которого они непрестанно вызывают и оскорбляют, да смягчит сердца их, чтобы, отложивши безумие, они возвратились к истинному здравомыслию и чтобы сердца, покрытые тьмою преступлений, узнали свет покаяния, и вместо того, чтобы угрожать священнику пролитием крови, пусть лучше просят о возношении за них священнических молитв и прошений, чем сами проливают кровь священника. Если же они останутся при своем безумии и упорно закоснеют в своих коварствах и отцеубийственных угрозах, то нет ни одного священника Божия столь слабого, столь низкого и презренного, столь обессиленного немощию человеческою, который не был бы восстановлен свыше против врагов, нападающих на Бога, – которого слабость и нетвердость не получила бы воодушевления от крепости и силы покровительствующего Господа. Впрочем, от кого или когда мы ни претерпели бы смерть, – это ничего не значит для нас, надеющихся за свою смерть и кровь получить от Господа награду. А вот чью кончину надо горько оплакивать – это тех, которых так ослепляет диавол, что они, не помышляя о вечных геенских муках, стараются предобразить пришествие антихриста, уже приближающегося.

Я знаю, возлюбленнейший брат, что ты, по взаимной любви, какую мы должны оказывать и оказываем друг другу, всегда читаешь там наши письма славному совосседящему с тобою клиру и святейшему знаменитейшему народу; но все же теперь усильно умоляю тебя сделать еще по моей просьбе то, что ты делаешь добровольно и по чести: пусть чтением этого письма отымется там от слуха и сердец братьев вся, какая только вкралась, зараза ядовитой речи и пагубного сеяния; пусть неповрежденная и чистая любовь добрых очистится от всякой нечистоты еретического поношения. Наконец, да уклоняются всячески любезнейшие братья наши и избегают слов и разговоров с теми, которых речь, как рак, распространяется (2 Тим. 2, 17), по словам Апостола: «тлят обычаи благи беседы злы» (1 Кор. 15, 33). И еще: «еретика человека по первом и втором наказании отрицайся, ведый, яко развратися таковый, и согрешает, и есть самоосужден» (Тит. 3, 10-11). Чрез Соломона также говорит Дух Святой: «строптивый в своих устах носит погибель, … и во устах своих сокровиществует огнь» (Притч. 16, 27-28). Также в другом месте увещевает он, говоря: «огради ушеса твоя тернием, и не слушай языка законопреступна» (Сир. 28, 28); и еще: «злый послушает языка законопреступных; праведный же не внимает устнам лживым» (Притч. 17, 4).

Хотя я и знаю, что там не может быть ни уловлено, ни обольщено еретическим ядом наше братство, огражденное вашею прозорливостию и довольно оберегаемое своею бдительностию, хотя знаю, что они столько уважают учение и заповеди Божии, сколько питают страха к Богу; однако избыток и заботливости нашей и любви побудил нас писать к вам нарочито о том, чтобы не заводить никаких сношений с такими людьми, не участвовать ни в каких пиршествах и беседах с злыми, и да будем отдалены от них так же, как они далеки от Церкви. В Писании сказано: «аще же и Церковь преслушает, буди тебе, якоже язычник и мытарь» (Мф. 18, 17). И блаженный Апостол не только увещевает, но даже приказывает удаляться таких людей: «повелеваем же вам», говорит он, «о имени Господа нашего Иисуса Христа отлучатися вам от всякаго брата, безчинно ходяща, а не по преданию, еже прияша от нас» (2 Сол. 3, 6). Никакого общения не может быть между верою и вероломством. Кто не Христов, кто противник Христу, кто враг единству и миру Его, тот не может быть в союзе с нами. Если придут с прошениями и извинениями, то да будут услышаны. А если принесут злословие и угрозы, да будут отвержены.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

48. ПИСЬМО К ФИВАРИТЯНАМ, С УВЕЩАНИЕМ К МУЧЕНИЧЕСТВУ

Киприан народу фиваритскому желает здоровья.

Думал я, возлюбленнейшие братья, если обстоятельства и время дозволят, сам прийти к вам согласно не раз выраженному вами желанию – и лично укрепить там братство, хотя и слабым, словом нашего увещания. Но крайне настоятельные дела задерживают нас так, что нам невозможно далеко отлучаться отсюда и оставлять надолго народ, которым, по Божественному благоволению, управляем: потому вместо себя посылаю к вам это письмо; ибо получая частые внушения и предостережения от Господа, нас вразумляющего, мы должны сообщить и вам для сведения сущность нашего предостережения.

И так знайте и считайте совершенно верным то, что день скорби уже над главою и что кончина века и время антихриста приблизилось: станем же все готовыми на брань, будем помышлять об одной только славе жизни вечной и о венце за исповедание Господа и не думать, что наступающие бедствия таковы, какими были минувшие. Теперь угрожает нам брань более тяжкая и более жестокая, к которой воины Христовы должны приготовиться верою неповрежденною и добродетелию крепкою, помышляя, что они для того ежедневно пили чашу Крови Христовой, чтобы и сами могли пролить кровь за Христа. Ибо подражать тому, чему учил Христос и что Сам Он исполнил, значит желать пребывания с Ним, по слову апостола Иоанна: «глаголяй во Христе пребывати, должен есть, якоже Он ходил есть, и сей такожде да ходит» (1 Ин. 2, 6). Также и святой апостол Павел увещевает и учит, говоря: «есмы чада Божия. Аще же чада, и наследницы: наследницы убо Богу, сонаследницы же Христу: понеже с Ним страждем, да и с Ним прославимся» (Рим. 8, 16-17). Обо всем этом нам должно теперь помышлять, чтобы никому ничего не требовать от века, уже преходящего, но следовать Христу, Который и Сам живет во веки, и животворит рабов Своих, верующих во имя Его. Приходит то время, возлюбленнейшие братья, которое давно уже предвозвестил Господь наш и которого приближение указал словами: «приидет час, да всяк, иже убиет вы, возмнится службу приносити Богу. И сия сотворят, яко не познаша Отца, ни Мене. Но сия глаголах вам, да, егда приидет час, воспомянете сия, яко Аз рех вам» (Ин. 16, 2-4). И пусть никто не удивляется, что нас отягчают непрестанные гонения и часто удручают мучительные скорби. Господь наперед предрек, что все это будет в последнее время, и приготовил к тому наше воинство наставлением и убеждением Своего слова. Также и Петр, апостол Его, учил, что гонения бывают для нашего испытания, и, чтобы по примеру праведных предшественников и мы чрез смерть и страдания приобщились любви Божией, он так выразился в своем Послании: «возлюбленнии, не дивитеся еже в вас раждежению ко искушению вам бываему, яко чужду вам случающуся: но понеже приобщаетеся Христовым страстем, радуйтеся, яко да и в явление славы Его возрадуетеся веселящеся. Аще укоряеми бываете о имени Христове, блажени есте: яко славы и Божий дух на вас почивает: онеми убо хулится, а вами прославляется» (1 Пет. 4, 12-14). Апостолы учили нас тому, чему сами научились из наставлений Господних и небесных заповедей; а одобрение мы получаем от Самого Господа, Который говорит: «никтоже есть, иже оставит есть дом, или родители, или братию, или сестры, или жену, или чада Царствия ради Божия, иже не приимет множицею во время сие и в век грядущий живот вечный» (Лк. 18, 29-30; Мк. 10, 29-30). И еще: «блажени», говорит, «будете, егда возненавидят вас человецы, и егда разлучат вы и поносят, и пронесут имя ваше яко зло, Сына человеческаго ради. Возрадуйтеся в той день и взыграйте, се бо мзда ваша многа на небеси» (Лк. 6, 22-23). Господь желал, чтобы мы радовались и веселились во время гонений; и это – потому, что когда бывают гонения, тогда даются и венцы за веру, тогда испытываются воины Божии, тогда для мучеников открывается небо.

Да и приняли мы название рати не для того, чтобы помышлять только о мире, уклоняться и отказываться от воинской службы, тем более когда в этой рати впереди всех прошел Господь, учитель смирения, терпения и страдания, чтобы прежде Самому исполнить то, чему научал других, чтобы прежде Самому пострадать за нас, которых увещевает к страданию. Да будет пред очами у вас, возлюбленнейшие братья, что Тот, кто Один принял от Отца весь суд, и Который придет судить, уже произнес приговор Своего суда и будущего испытания, предвозвестив и засвидетельствовав, что исповедающих Его и Он исповесть пред Отцом Своим, а отвергающихся Его отвержется и Он. Если бы мы могли избежать смерти, то справедливо было бы бояться ее. Но так как смертному умереть необходимо, то воспользуемся случаем, ниспосылаемым по Божественному обещанию и милости: умрем так, чтобы смертию заслужить награду бессмертия; не убоимся быть убитыми, зная, что когда убьют нас, мы увенчаемся.

И никто, возлюбленнейшие братья, видя народ наш разбегающимся и рассеивающимся от страха гонения, да не смущается тем, что он не видит собранного братства, не слышит проповедующих епископов. В такое время не могут оставаться все вместе те, коим не позволено убивать, но быть убиваемыми необходимо. Также, где бы кто из братьев ни был в эти дни, будучи пока нуждою времени отделен от стада (Христова), – по телу, но не по духу, – да не возмущается страхом своего бегства, – удаляясь и скрываясь, да не страшится уединения пустынного места. Тот не одинок, кому сопутствует в бегстве Сам Христос; тот не одинок, кто, спасая храм Божий, где бы ни был, не бывает без Бога. Утеснит ли его, убегающего, в пустыне и городах разбойник, нападет ли на него зверь, изнурит ли его голод, жажда, стужа или потопит ненастье и буря во время его поспешного усиленного плавания по морям, Христос везде видит Своего ратующего воина и, при гонении, умирающему за честь Его имени воздаст награду, которую обещал дать в воскресение. Нисколько не меньше слава мученичества, если кто пострадал не всенародно и не среди многих, лишь бы пострадал за Христа: для засвидетельствования о его мученичестве достаточно Того свидетеля, Который Сам подтверждает мучеников и венчает их. Возлюбленнейшие братья! Будем подражать праведному Авелю, который предначал собою мученичества, будучи первый убит за правду (Быт. 4, 8). Будем подражать другу Божию Аврааму, который не замедлил собственными руками принесть сына в жертву, повинуясь Богу с верою в обетование (Быт. 22). Будем подражать трем отрокам: Анании, Азарии и Мисаилу, которые, по разрушении Иудеи и после пленения Иерусалима, несмотря на свою молодость и стесненное положение в плену, силою веры победили царя в самом царстве его, когда, принуждаемые поклониться истукану, устроенному по повелению царя Навуходоносора, явились сильнейшими царских угроз и огненного пламени, взывая и свидетельствуя свою веру сими словами: «Навуходоносор царь, не требе нам о глаголе сем отвещати тебе. Есть бо Бог наш на небесех, Емуже мы служим, силен изъяти нас от пещи огнем горящия, и от руку твоею избавити нас, царю. Аще ли ни, ведомо да будет тебе, царю, яко богом твоим не служим, и телу златому, еже поставил еси, не кланяемся» (Дан. 3, 16-18). Они верили, что могут избегнуть смерти по вере своей; несмотря на то, присовокупили: «аще ли ни», дабы царь знал, что они могут и умереть для Бога, Которого почитали. В этом-то и состоит сила доблести и веры, чтобы веруя и зная, что Бог может освободить от предстоящей смерти, однако ж не бояться смерти и не отступать пред нею, дабы сильнее засвидетельствовать веру. Их устами высказалась несокрушимая и непобедимая сила Св. Духа, так что ясною становится истина того, что сказано Господом в Евангелии: «егда же предают вы, не пецытеся, како или что возглаголете: дастбося вам в той час, что возглаголете: не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас» (Мф. 10, 19-20). Сказано, что потребное слово и ответ дается нам в то время свыше и что не мы тогда говорим, но Дух Бога Отца, Который, не отступая и не отлучаясь от исповедников, Сам в нас и говорит и венчается. Так и Даниил, будучи принуждаем поклониться идолу Вилу, которого тогда почитали народ и царь, в защищении своего Бога с полною верою и свободою высказался, говоря: «я ничему не покланяюся, но живому Богу, сотворшему небо и землю» (Дан. 14, 5). А в книге Маккавеев, блаженные мученики, перенесшие тяжкие мучения, эти семь братьев, потерпевших многообразные казни, – мать, ободряющая чад своих к перенесению их и сама умирающая вместе с ними, – не представляют ли свидетельств великой доблести и веры и не побуждают ли своими страданиями и нас к торжеству мученичества? (2 Мак. 7.) Что сказать о пророках, которых Сам Дух Святой вдохновлял к предведению будущего? Что об апостолах, избранных Господом? Когда они, праведные, умерщвляются, то не научают ли и нас умирать за правду? Рождество Христово началось с мученичества младенцев, ибо за имя Его были избиты все те, которые имели до двух лет и ниже. – Возраст, еще не способный для битвы, явился годным для венца! Невинные младенцы умерщвлены за имя Христово в показание того, что невинны и все те, которые страждут для Христа. Ясно показано, что никто не безопасен от бедствий гонения, когда и такой возраст претерпел мучение. И какая тяжкая вина для человека христианина, если он, раб, не хочет страдать, когда первый пострадал Сам Господь, – если мы не хотим пострадать за свои собственные грехи, когда Он, будучи безгрешен, пострадал за нас! Сын Божий пострадал, чтобы сделать нас сынами Божиими, а сын человеческий не хочет страдать, чтобы остаться навсегда сыном Божиим! Если мы терпим от ненависти мира, так эту ненависть прежде всех принял на Себя Христос. Если мы переносим в сем мире поношения, изгнания и мучения, то гораздо тягчайшие испытал на Себе Творец мира и Господь, Который и указывает на это, говоря: «Аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде; аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы; якоже от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир. Поминайте слово, еже Аз рех вам: несть раб болий Господа своего: аще Мене изгнаша, и вас изженут» (Ин. 15, 18-20). Господь и Бог чему научал, то и сделал, чтобы безответен был ученик, который учится и не делает.

Боязнь предстоящего гонения и пришествия антихриста да не устрашит никого, возлюбленнейшие братья, настолько, чтобы не найтись уже вооруженными на все евангельскими наставлениями, заповедями и увещаниями небесными. Приходит антихрист, но и Христос не медлит. Восстает и неистовствует враг, но тотчас следует и Господь, имеющий отмстить за наши страдания и раны. Ярится и угрожает противник, но есть Могущий исхитить из рук его. Должно бояться Того, Чей гнев никем не может быть избегнут, как Сам Он предостерегает, говоря: «не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне» (Мф. 10, 28). И еще: «любяй душу свою погубит ю, и ненавидяй души своея в мире сем в живот вечный сохранит ю» (Ин. 12, 25). В Апокалипсисе Он дает нам следующее наставление и предостережение: «аще кто поклоняется зверю и иконе его и приемлет начертание на челе своем или на руце своей, и той имать пити от вина ярости Божия, вина нерастворена в чаши гнева Его, и будет мучен огнем и жупелом пред Ангелы святыми и пред Агнцем; и дым мучения их во веки веков восходит, и не имут покоя день и нощь поклоняющиися зверю и образу его» (Апок. 14, 9-11). Люди упражняются и приготовляются для мирского боя и считают великим для себя почетом, если им удается быть увенчанными в глазах народа и в присутствии императора. А вот бой высокий, великий и славный наградою небесного венца, когда на нас подвизающихся будет смотреть Сам Бог и, простирая взор Свой на тех, которых Он удостоил сделать Своими сынами, наслаждаться созерцанием нашей борьбы! И смотрит на нас Бог, смотрит и Христос, если мы сражаемся и ратуем за веру. Какая великая слава и какое счастие сразиться в присутствии Самого Бога и получить венец от Судии Христа!

Вооружимся же, возлюбленнейшие братья, всеми силами и приготовимся к бою мыслию непорочною, верою чистою, добродетелию совершенною. Да изыдут воины Божии на сражение, которое нам указывается. Да вооружатся непорочные, чтобы не погубить непорочности, которую недавно соблюдали. Да вооружатся и падшие, чтобы возвратить то, что они потеряли. Непорочных честь, падших скорбь да призывает к бою. А как вооружаться и приготовляться, научает нас блаженный апостол Павел, говоря: «несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным. Сего ради приимите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют и вся содеявше стати. Станите убо препоясани чресла ваша истиною, и оболкшеся в броня правды, и обувше нозе во уготование благовествования мира; над всеми же восприимше щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго разжженныя угасити; и шлем спасения восприимите, и мечь духовный, иже есть глагол Божий» (Еф. 6, 12-17). Приимем сии оружия, оградим себя сими укреплениями духовными и небесными, да в день лют возможем противиться угрозам диавола и отразить их. Облечемся в броню правды, дабы оградить и обезопасить сердце от стрел лукавого. Да будут обуты и вооружены ноги наши евангельским учением, чтобы змий не мог уязвить нас и преткнуть, когда станем попирать и стирать главу его. Понесем храбро щит веры, чтобы, закрываясь им, можно было потушить раскаленные стрелы лукавого. Приимем также для покрытия главы шлем спасения, чтобы оградить слух – да не слышит зверских указов, очи – да не видят гнусных истуканов, чело – да сохранится невредимым знамение Божие, уста – да победительный язык исповедует Господа своего Христа. Вооружим и десницу мечом духовным, чтобы она храбро отринула скверные жертвы, чтобы, помня Евхаристию, в которой преподается Тело Господа, она обняла Его, когда потом будет принимать от Господа награду венцов небесных. О, какой страшный и сколь великий будет это день, возлюбленнейшие братья, когда Господь начнет судить людей Своих и оценивать заслуги каждого по суду Божественного ведения, – когда виновных пошлет в геену, и мучителей наших в наказание предаст непрестающему огню, а нам воздаст награды за веру и упование! Какая будет слава и радость быть допущенными к созерцанию Бога, удостоиться вкусить радость спасения и вечного света со Христом Господом нашим Богом, приветствовать Авраама, Исаака, Иакова, всех патриархов, пророков, апостолов и мучеников, радоваться вместе с праведными и друзьями Божиими в Царствии Небесном радостию дарованного бессмертия, получить там то, чего ни око не видело, ни ухо не слышало и что на сердце человеку не всходило (1 Кор. 2, 9)! Ибо мы гораздо больше получим там, нежели сколько делаем или претерпеваем здесь, по уверению апостола, который говорит: «недостойны суть страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас» (Рим. 8, 18). Когда совершится такое явление и слава Божия над нами воссияет, тогда мы, прославленные, по удостоению Господа, будем столько же блаженны и радостны, сколько останутся несчастными те – виновные, отступники от Бога, восставшие против Него и сотворившие волю диавола, которые по необходимости вместе с ним должны будут мучиться в огне неугасимом. Все это, возлюбленнейшие братья, да напечатлеется в сердцах наших. В этом пусть состоит приготовление к нашему вооружению, об этом да будет денное и нощное наше размышление, чтобы пред глазами иметь, в помышлении и в сердце всегда содержать памятования о наказаниях беззаконников и наградах и заслугах праведников, памятование о том, чем Господь угрожает отступникам в наказание их и что обещает исповедникам для прославления их. Если день гонения застанет нас, когда будем думать и размышлять об этом, то воин Христов, наученный Его заповедями и увещаниями, не устрашится брани, но будет готов к получению венца.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

49. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ О ДАРОВАНИИ МИРА ПАДШИМ

Киприан, Либерал, Калдоний, Никомед, Цецилий, Юний, Марруций, Феликс, Сукцесс, Фавстин, Фортунат, Виктор, Сатурнин, другой Сатурнин, Рогациан, Тертулл, Лукиан, Сапий, Секундин, Евтих, Амилий, еще Сатурнин, Аврелий, Приск, Геркуланий, Викторин, Квинт, Гонорат, Манфаней, Гортензиан, Вериан, Ямб, Донат, Помпоний, Поликарп, Димитрий, другой Донат, Привациан, другой Фортунат, Рогат и Муннул – Корнелию брату желают здоровья.

Давно уже, возлюбленнейший брат, по взаимному между нами соглашению, мы постановили, чтобы те, которые во время гонения, быв повержены врагом, пали и осквернили себя непозволенными жертвоприношениями, долговременно приносили полное покаяние и только в случае опасной болезни, при смерти, получали мир. Ибо не было справедливо, да и любовь отеческая и Божественное милосердие не дозволяли запирать Церковь для толкущих в нее и сокрушенно умоляющим о помощи спасительной надежды отказывать в том, а при отшествии из здешнего мира отпускать их к Господу без причащения и церковного разрешения; и Сам, давший закон, обещал, что связанное на земле будет связанное и на небесах и что там только то может быть разрешено, что разрешено прежде здесь в Церкви (Мф. 18, 18). Но так как мы видим, что опять начинает приближаться время нового гонения, так как частые и непрестанные видения убеждают нас не только нам самим быть вооруженными и готовыми к борьбе, воздвигаемой против нас врагом нашим, но и своими увещаниями приготовить к ней еще народ, по удостоению Божию нам вверенный, и собрать в стан Господень всех вообще воинов Христовых, требующих оружия и желающих сразиться, то, уступая необходимости, мы присудили, что тем, которые не оставляли Церкви Господней и с первого дня своего падения не переставали приносить покаяние и со слезами умолять Господа о помиловании, следует даровать мир, что нужно вооружить их и наставить на предстоящую брань. Надобно повиноваться указаниям и справедливым напоминаниям о том, чтобы овцы не были оставляемы пастырями во время опасности, но чтобы все стадо собрано было воедино и воинство Господне было вооружено на подвиг небесной рати. Справедливо было надолго продолжить покаяние кающихся и только больным оказывать помощь при кончине, пока было спокойствие и тишина, дозволявшая приносить долго слезное покаяние и оказывать потом помощь умирающим в болезни. Но теперь не больным, но крепким необходим мир, и мы должны давать общение не умирающим, но живым: нельзя же оставить без оружия и защиты тех, кого мы возбуждаем и увещеваем к сражению; их нужно оградить покровом Тела и Крови Христовой; и, как Евхаристия для приемлющих ее служит защитою, нужно вооружить забралом Божественного насыщения тех, кого мы желаем видеть в безопасности от неприятеля. Да и как мы научим и убедим кого-нибудь пролить кровь свою за исповедание имени (Христова), если идущим на брань откажем в Крови Христовой? Или как мы сделаем их способными испить мученическую чашу, если прежде не допустим их в Церкви, по праву общения, к питию чаши Господней? Должна быть разница, возлюбленнейший брат, между теми, которые отпали от Церкви и, обратившись снова к веку, от которого было отказались, живут по-язычески или, приставши к еретикам, каждодневно поднимают отцеубийственное оружие против Церкви, и между теми, которые, не удаляясь от церковного порога и непрестанно со слезами вымаливая себе Божественное и отеческое утешение, показывают теперь готовность к сражению, хотят твердо стоять и сражаться за имя своего Господа и за свое спасение. В это время мы даем мир не спящим, но бодрствующим; даем мир не забавам, но оружию; даем мир не для покоя, но для брани. Если они (как мы слышим о них, как желаем и верим) твердо устоят и вместе с нами низложат в борьбе врага, то нечего нам раскаиваться в том, что мы дали мир столь доблестным; напротив, большая честь и слава для нашего епископства в том, чтобы мы дали мир мученикам, что в них мы, священники, ежедневно возносящие жертвы Божии, приготовили Богу приношения и жертвы. А если бы (что Господь да отвратит от братий наших!) кто-нибудь из падших стал обманывать, с лукавством прося о даровании ему мира, и, при угрожающем сражении не намереваясь сражаться, получил общение, то таковой, одно скрывая в сердце, а другое возвещая языком, обманет и обольстит самого себя. Мы (насколько нам можно видеть и судить) видим только лицо каждого, но не можем проникнуть в сердце и разгадать мысль. О них судит Сердцеведец, имеющий скоро прийти и судить о тайных и сокровенных сердца.

Злые не должны быть препятствием для добрых; напротив, скорее злые должны получать помощь от добрых. Нельзя отказывать в мире имеющим подъять мученичество из-за того, что некоторые впоследствии откажутся от мученичества: нужно давать мир всем, намеревающимся сражаться, именно для того, чтобы, по незнанию нашему, не обойти того, кто имеет увенчаться в сражении. Притом пусть никто не говорит, что подъемлющий мученичество крестится своею кровию и что ему не нужен мир от епископа, так как он будет иметь мир чрез свою славу и получит большую награду от милости Самого Господа. Во-первых, не может быть способным к мученичеству тот, кто не вооружен от Церкви на сражение, и душа ослабевает у того, кого не возбуждает и не укрепляет принятие Евхаристии. Господь сказал в Своем Евангелии: «егда же предают вы, не пецытеся, како или что возглаголете; дастбося вам в той час, что возглаголете; не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего, глаголяй в вас» (Мф. 10, 19-20). А когда, по слову Господа, Дух Отца глаголет в тех, кои преданы за исповедание имени Его, то каким образом может быть готов и способен к исповедничеству тот, кто не получил прежде мира, не принял и Духа Отца, укрепляющего рабов Своих, горящего и исповедающего в нас? Далее, если кто, оставивши все, для себя дорогое, убежит куда-нибудь и в каком-нибудь темном и необитаемом месте случайно попадет в руки разбойников или умрет в тяжкой болезни, то не вменится ли нам в вину, что умрет, не получив мира и без причащения такой добрый воин, который, оставивши все свое, презревши дом, родителей и детей, более всего желал следовать за своим Господом? Не падает ли на нас в день суда обвинение в беспечном нерадении или в суровой жестокости за то, что мы, пастыри, не хотели ни во время мира заботиться об овцах, нам вверенных, ни во время битвы дать им оружие? Не отнесет ли и к нам Господь того, что Он возглашает и говорит чрез пророка: «се, млеко ядите, и волною одеваетеся, и тучное закалаете, а овец Моих не пасете: изнемогшаго не подъясте, и болящаго не уврачевасте, и сокрушеннаго не обязасте, и заблуждающаго не обратисте, и погибшаго не взыскасте, и крепкое оскорбисте трудом… и разсыпашася овцы Моя, понеже не имеяху пастырей, и быша на изъядение всем зверем сельным… и не бе взыскающаго, ни обращающаго… Сия глаголет Господь: се, Аз на пастыри, и взыщу овец Моих от рук их, и отставлю я от паствы овец Моих, и не будут пасти их пастыри… и отъиму овцы Моя из уст их… и упасу я с судом» (Иез. 34, 3-7, 10, 16). Итак, чтобы Господь не потребовал вверенных нам овец от уст наших, которыми отказываем в даровании мира, обнаруживая больше человеческого жестокосердия, чем Божественной и отеческой любви, мы, по внушению Святого Духа и следуя указаниям Господа, возвещающего и показывающего нам многими явными знамениями приближение врага, заблагорассудили собрать в стан воинов Христовых, исследовавши дело каждого, даровать мир падшим и намеревающимся сражаться преподавать оружие. Думаем, что имея в виду отеческое милосердие, и вы одобрите это. Если же кто из собратий наших при угрожающей брани не захочет давать мира падшим братьям и сестрам, то он отдаст ответ Господу в день суда за неблаговременную строгость или за свою бесчеловечную жестокость.

Мы, как того требовала вера, любовь и заботливость, высказали то, что лежало на нашей совести, именно: что день битвы уже приблизился, – что жестокий враг уже восстает против нас, – что наступает брань не такая, какая была прежде, но гораздо тягчайшая и жесточайшая. Это часто возвещается нам свыше, еще чаще предуведомляет нас о сем промышление и милосердие Господа. Уповая на Его помощь и любовь, мы можем быть безопасны; потому что Тот, Который во время мира предвозвещает Своим воинам о наступающей брани, Тот даст сражающимся победу и во время битвы.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

50. ПИСЬМО К КОРНЕЛИЮ В ЗАТОЧЕНИИ О ЕГО ИСПОВЕДНИЧЕСТВЕ

Киприан брату Корнелию желает здоровья.

Узнали мы, возлюбленнейший брат, о славных подвигах вашей веры и доблести и честь вашего исповедничества приняли с таким восторгом, что и себя считаем участниками и общниками заслуг и похвал ваших. Ибо, при единстве у нас Церкви, при единомыслии и нераздельном согласии, кто, будучи священником, не порадуется похвалам своего сосвященника, как своим собственным, или какое братство не приимет участия в радости братьев, где бы они ни были? Нельзя достаточно выразить того, каков был здесь восторг и какова радость, когда мы узнали о счастливых и мужественных ваших подвигах, – узнали, что и ты явился там для братьев вождем в исповедничестве, и исповедничество вождя возросло от согласия братьев, так что, предшествуя к славе, ты сделал многих участниками славы и, первый изъявив готовность исповедать за всех, убедил тем и народ сделаться исповедником. И мы не знаем, что прежде восхвалить в вас: твою ли готовность и непоколебимую веру или неразлучную любовь братьев. Там всенародно доказана доблесть епископа, предшествующего братству, и обнаружено единение братства, следующего за ним. А так как у вас один дух и один голос, то, значит, вся церковь Римская явилась исповедницею. Ясно выразилась, возлюбленнейшие братья, вера ваша, которую приписал вам блаженный Апостол (Рим. 1, 8). Уже тогда он предвидел в духе эту хвалу доблести и крепость силы и, возвещая торжественно о ваших заслугах в будущем, вызывал потомков, похваляя предков. Таким своим единодушием и таким мужеством мы подали великие примеры единодушия и мужества и прочим братьям. Вы благородно научили бояться Бога, крепко держаться Христа, научили, что в опасности народ должен соединиться со священниками и при гонении братья не должны отделяться от братьев, что тесное согласие ничем не может быть побеждено, что Бог мира дарует миролюбивым то, о чем они просят все вместе. Враг устремлялся возмутить стан Христов насильственным страхом: но с какою стремительностию он напал, с такою же был прогнан и побежден; сколько принес страха и ужаса, столько же встретил мужества и силы. Он думал, что может опять низложить рабов Божиих и, как молодых и неопытных воинов, неприготовленных и неосторожных, сразить обычным для себя способом. Приступивши сперва к одному, он пытался, как волк, отлучить овцу от стада и, как ястреб, отделить голубя от стаи пернатых (потому что тот, у кого недостает сил противостоять всем, старается уловить каждого поодиночке); но, отраженный верою и мужеством соединенного мужества, он понял, что воины Христовы бодрствуют и стоят уже трезвые и вооруженные к битве, что они не могут быть побеждены, а умереть могут, что они потому самому непобедимы, что не боятся смерти, и тогда как позволительно и невинным убивать того, кто наносит вред, не противятся нападающим на них, но с готовностию предают свои души и кровь, чтобы, при такой злобе и жестокости, свирепствующих в мире, быть скорее изъятыми из среды злых и жестоких. Какое это славное зрелище пред очами Божиими, какая в виду Христа радость Его Церкви, когда на брань, которую враг пытался воздвигнуть, вышли не поодиночке воины, но выступил вместе весь стан! Ибо ясно, что все вышли бы на брань, если бы могли услышать о ней, когда всякий, кто слышал, поспешал выйти. Сколько падших восстановлено там славным исповедничеством! Они стали – мужественные, соделавшись самою скорбию раскаяния еще мужественнее для брани, в показание, что и к тем, кои недавно еще были ненадежны и трепетали, страшась нового и необыкновенного дела, возвратилась потом истинная вера и их силы, собранные по страху Божию, непоколебимо и твердо укрепили к перенесению всего, и что они стоят уже не ради прощения их преступления, но ради мученического венца.

Что же, возлюбленнейший брат, при этом Новациан? Отвергает ли он теперь свое заблуждение? Или, по обычаю безумных, самими благами и успехами нашими подвигается еще к большей ярости, и чем более возрастает здесь слава любви и веры, тем более там ожесточается неистовство разногласия и рвения? Неужели он, несчастный, не только не врачует своей раны, но еще жесточайшие причиняет раны и себе и своим, действуя языком своим и вращая стрелы ядовитой велеречивости на пагубу братьев, он – более упорный нечестием мирской философии, нежели миролюбивый кротостию Господней мудрости, – отступник от Церкви, враг милосердия, убийца покаяния, учитель гордости, разрушитель истины, губитель любви? Познает ли он, наконец: кто священник Божий, кто составляет Церковь и дом Христа, кто истинные рабы Божии, озлобляемые диаволом, христиане, нападствуемые антихристом? Он не заботится о покорившихся уже себе, не жаждет развращать тех, коих сделал уже своими. Неприятель и враг Церкви, он презирает и как пленников и побежденных оставляет без внимания тех, которых сам отторгнул от Церкви и увлек из нее вон; а продолжает нападать на тех, в коих усматривает живущего Христа. Но хотя бы кто-нибудь из таковых и был уловлен им, то напрасно будет он льстить себе ложным именем исповедничества; потому что, как известно, если бы таковые и были умерщвлены вне Церкви, то это не будет венцом веры, но скорее наказанием за вероломство, и не вселятся между единомысленными в доме Божием те, кои по безумной страсти к разногласию удалились из миролюбивого дома Божия. Возлюбленнейший брат! Так как промысл поучающего нас Господа по временам указывает нам и спасительные напоминания Божественного милосердия вразумляют, что приближается уже день и нашей борьбы и подвигов; то взаимною любовию, которая соединяет нас, всячески умоляем – да не престанем вместе с народом пребывать в постах, бдении и молитвах. Будем прилежать непрестанным стенаниям и частым молениям: это наше небесное оружие, соделывающее нас твердыми, непоколебимыми и сильными; это наше духовное ограждение и Божественные стрелы, которые могут защитить нас. Будем помнить взаимно друг о друге, и где бы ни были, будем в согласии и единодушии всегда молиться друг за друга; взаимною любовию облегчим скорбь и тесноту, и если Господь скорее удостоит кого-либо из нас первого восхитить отсюда, – да продолжится любовь и пред Господом, – да не прекратится молитва пред милосердием Отца за братьев и сестер наших.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

51. ПИСЬМО К ЛУЦИЮ, ПАПЕ РИМСКОМУ, ПО ВОЗВРАЩЕНИИ ЕГО ИЗ ЗАТОЧЕНИЯ

Киприан с товарищами брату Луцию желает здоровья.

Недавно, когда Господь удостоил почтить тебя сугубою честию в деле служения Церкви Своей, соделав и исповедником и священником, мы приветствовали тебя, возлюбленнейший брат. И теперь приветствуем тебя, твоих спутников и все братство тем, что благое и неистощимое заступление Господне возвратило вас к своим с тою же славою и честию, дабы снова дать пастыря стаду, которое надлежит пасти, кормчего кораблю, которым надобно править, – правителя народу, который должно руководить, и дабы показать, что изгнание ваше устроено Промыслом не с тем, чтобы Церковь лишилась епископа чрез удаление и изгнание его, но чтобы он возвратился к Церкви еще с большими заслугами. Ибо и в трех отроках достоинство мученичества не сделалось меньше, когда они, избежав смерти, вышли из пещи огненной невредимыми; и Даниил не лишился заслуженных похвал, когда, отданный на снедение львам, под защитою Господа остался живым для славы (Дан. 6). Отсрочка мучения в исповедниках Христовых нисколько не уменьшает заслуги исповедничества их, но только показывает великие дела Божественного промышления. В вас, как мы видим, проявилось то, что высказали пред царем мужественные и славные отроки: они были готовы гореть в пламени, только бы не служить богам его и не поклоняться образу, который он поставил, – в уверенности, что Бог, почитаемый ими, равно как и нами, силен изъять их от пещи огненной и избавить их от рук царя и от предстоящих мучений (Дан. 3). Мы находим, что то же самое совершилось вам верою вашего исповедничества и Господним покровом над вами: в то время как вы приготовились и решились претерпеть всякое истязание, Господь избавил вас от мучения и сберег для Церкви. Вашим возвращением не только не умалилось в епископе достоинство его исповедничества, но еще более возросла важность священства: у алтаря Божия поставлен предстоятель, который убеждал бы народ к принятию оружия исповедания и к претерпению мученичества не словами, но делами, – который, за приближением антихриста, приготовлял бы воинов к сражению не одними ободрительными речами и голосом, но примером веры и доблести. Мы понимаем, возлюбленнейший брат, и очами сердца провидим спасительные и святые советы Божественного величия, по которым недавно произошло там внезапное гонение и мирская власть устремилась против Христовой Церкви, против епископа Корнелия, блаженного мученика, и против всех вас: для посрамления и обуздания еретиков Господь хотел показать, кто составляет Церковь, кто в ней истинный епископ, избранный по Божественному распоряжению, кто пресвитеры, соединенные с епископом честию священства, кто согласный и истинный народ Христов, связанный любовию стада Господня, кто те, коих враг вызывает на брань, и кто, напротив, те, коих диавол щадит как своих. Ибо противник Христа преследует, нападает только на стан Христов и Его воинов. Еретиков, поверженных им однажды и сделавшихся его собственными, он презирает и обходит и старается низложить тех, которых видит стоящими.

О, если бы, возлюбленнейший брат, могли и мы, соединенные с вами взаимною любовию, находиться там при вашем возвращении, чтобы вместе с прочими вкусить и нам лично сладостнейшего плода вашего пришествия! Какой там восторг всех братьев, какое стечение и обнимание каждого при встрече друг с другом! С трудом можно удовлетворить лобзаниям приходящих; самые лица и глаза народа едва могут насытиться видением от радости вашего возвращения. Теперь братья начали понимать, какова и сколь велика радость будет в пришествие Христово: оно наступит скоро и в вас предпослано уже некоторое изображение его; как Иоанн Предтеча возвестил, что Христос пришел, так теперь возвращение епископа, исповедника Господня и священника, показывает, что и Господь уже грядет.

Я, мои товарищи и все братство посылаем к вам, возлюбленнейший брат, это письмо вместо себя и, выражая письменно пред вами свою радость, изъявляем верную преданность любви, не переставая и здесь, при совершении жертвы и при наших молитвах, благодарить Бога Отца и Христа, Сына Его, Господа нашего, Которого молим и просим, чтобы Он, совершенный и совершающий, соблюл и совершил в вас славный венец вашего исповедничества. Он, может быть, для того и призвал вас снова, чтобы слава ваша не была сокрыта, если бы вы за свое исповедание претерпели мученичество вдали: жертва, представляющая братству пример доблести и веры, должна быть и заклана в присутствии братьев.

Желаем тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

52. ПИСЬМО К СЕРГИЮ, РОГАЦИАНУ И ДРУГИМ ИСПОВЕДНИКАМ, ЗАКЛЮЧЕННЫМ В ТЕМНИЦЕ

Киприан – Сергию, Рогациану и прочим исповедникам желает всегдашнего здоровья о Господе. Приветствую вас, возлюбленнейшие и блаженнейшие братья!

Желал бы и сам насладиться лицезрением вашим, если бы только дозволили мне это местные обстоятельства. Ибо что может быть для меня вожделеннее и радостнее, как быть теперь среди вас, чтобы вы могли обнять меня своими руками – теми чистыми, невинными и верными Господней вере руками, которые отвергли святотатственные служения? Что приятнее и выше, как целовать ваши уста, торжественно исповедавшие Господа, и быть созерцаему вашими глазами, теми глазами, которые, презревши мир, сделались достойными созерцания Бога? Но так как нет возможности осуществить эту радость, то, вместо себя, посылаю пред ваши очи и слух это письмо мое, в котором приветствую и вместе убеждаю вас оставаться твердыми и непоколебимыми в исповедании небесной славы и, вступивши на путь Господней почести, стремиться силою духа к получению венца, имея вождем и покровителем своим Господа, Который сказал: «се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века» (Мф. 28, 20). О, как блаженна темница, озаренная вашим присутствием! Как блаженна она, высылая из себя людей Божиих к небу! О, как светел – светлее дневного света и самого солнца – мрак там, где заключены теперь Божии храмы и члены ваши, которые должны быть освящены Божественным исповедничеством! Пусть ничто ныне не занимает умов и сердец ваших, кроме Божественных заповедей и велений небесных, которыми Дух Святой всегда одушевлял вас к перенесению страданий. Пусть никто не думает теперь о смерти и временном страдании, но о бессмертии и вечной славе; ибо написано: «честна пред Господом смерть преподобных Его» (Пс. 115, 6); а также: «жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50, 19). И опять, когда Священное Писание говорит, что страдания освящают мучеников Божиих и доблестное перенесение муки делает их святыми, оно выражается таким образом: «пред лицем человеческим аще и муку приимут, упование их безсмертия исполнено; и вмале наказани бывше, великими благодетельствовани будут: яко Бог искуси их и обрете их достойны Себе. Яко злато в горниле искуси их, и яко всеплодие жертвенное прият я; и во время посещения их возсияют, и яко искры по стеблю потекут: судят языком и обладают людьми, и воцарится в них Господь во веки» (Прем. 3, 4-8). Итак, когда вы представите себе, что будете судить и царствовать с Христом Господом, то вы не можете не радоваться и не пренебрегать настоящими страданиями для будущей славы, зная, что с самого начала света ведется уже так, что правда страдает здесь в столкновении с миром: ибо еще в первые времена праведный Авель подвергся убиению; потом то же испытали пророки и апостолы. Всем им Господь подал пример в Самом Себе, научая, что в Царство Его достигают только те, которые идут по следам Его. Он говорит: «любяй душу свою погубит ю; и ненавидяй души своея в мире сем в живот вечный сохранит ю» (Ин. 12, 25). И в другом месте: «Не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити; убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне» (Мф. 10, 28). И Павел также убеждает нас к подражанию Господу во всем, если желаем получить обещанное Им. Мы, – говорит он, – «есмы чада Божия: аще же чада, и наследницы; наследницы убо Богу, снаследницы же Христу, понеже с Ним страждем, да и с Ним прославимся» (Рим. 8, 17). Сопоставляя сверх того настоящий век и будущую славу, он говорят: «непщую бо яко недостойны страсти» (страдания) «нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас» (Рим. 8, 18). Помышляя об этой блистательной славе, мы должны терпеливо переносить все притеснения и гонения, потому что, как они ни многочисленны, от всех них избавит Бог надеющихся на Него.

Ублажаю также и жен, разделяющих с вами ту же славу исповедничества. Сохраняя веру Господню и являя твердость превыше своего пола, они не только сами близки к получению венца славы, но прочим женам подали пример своею твердостию. Даже дети, по удостоению Божию, приобщились славному исповедничеству вашему, чтобы, для полноты славы сонма вашего, всякий возраст и пол участвовал с вами в почести. Они напоминают нам нечто, похожее на поступок славных отроков: Анании, Азарии и Мисаила, которые, будучи брошены в печь, угасили огонь и среди пламени ощущали прохладу, так как Господь был с ними и свидетельствовал, что огонь геенский не может простираться на мучеников и исповедников никакой силы и что верующие в Бога остаются всегда и везде целыми и невредимыми. Для собственного вашего благочестия всмотритесь прилежнее, прошу вас, какова вера у этих отроков и как много она могла иметь заслуги пред Господом, ибо, готовые на все (как надлежит и всем нам), они говорят царю: «не требе нам о глаголе сем отвещати тебе: есть бо Бог наш на небесех, Ему же мы служим, силен изъяти нас от пещи огнем горящия и от руку твоею избавити нас, царю; аще ли ни, ведомо да будет тебе, царю, яко богом твоим не служим и телу златому, еже поставил еси, не кланяемся (Дан. 3, 16-18)». Хотя они веровали и по вере своей не сомневались в возможности освобождения от предлежащего мучения, однако не хотели тщеславиться и приписывать это себе и говорили: «аще ли ни» – для того, чтобы, при отсутствии мучения, подвиг исповедничества не показался менее ценным. Они присовокупили, что Бог может все сделать; впрочем, предметом их веры в Него было не желание освобождения от предстоявшего мучения, но оная слава вечной свободы и безопасности. Ту же веру сохраняйте и вы и, презирая настоящее, с горячностию к Богу, день и ночь, от всего сердца помышляйте только о будущем, чтобы вам достигнуть плодов вечного Царства, войти пред лице и в объятия Господа и получить от Него лобызание. Следуйте во всем почтенному старцу, пресвитеру Рогациану, по Божественному удостоению указывающему вам, своею благочестивою доблестию, путь к славе нашего времени: он, вместе с братом нашим Фелициссимом, всегда покойным и благоразумным, претерпев нападение от свирепеющей толпы, приготовил вам первый приют в темнице и, сделавшись как бы распорядителем вашего лагеря, теперь предшествует вам. Непрестанными молитвами мы молим Господа, чтобы это довершилось у вас и чтоб начатки, стремящиеся к вырастанию, которым Он дал силу исповедничества, Он и увенчал.

Желаю вам, возлюбленнейшие и блаженнейшие братья, здравствовать всегда о Господе и достигнуть венца небесной славы. Диакон Виктор и находящиеся со мною приветствуют вас.

* * *

53. ПИСЬМО К ЕПИСКОПАМ НУМИДИЙСКИМ О ВЫКУПЕ ПЛЕННЫХ

Киприан братьям Януарию, Максиму, Прокулу, Виктору, Модиану, Немезиану, Нампулу и Гонорату желает здоровья.

С величайшею душевною скорбию и слезами читали мы письмо ваше, возлюбленнейшие братья, которым попечительная любовь ваша известила нас о пленении братьев и сестер наших. Да и кто не будет скорбеть в подобных случаях? Кто скорби своего брата не почтет своею собственною? Апостол Павел говорит так: «аще страждет един уд, с ним страждут вси уди; аще ли же славится един уд, с ним радуются вси уди» (1 Кор. 12, 26). И в другом месте: «кто изнемогает, и не изнемогаю?» (2 Кор. 11, 29). Итак, плен наших братьев мы должны почитать нашим пленом и скорбь бедствующих считать нашею скорбию; иначе: составляя нашим союзом одно тело, мы должны и нашею любовию и верованием поощряться и понуждаться к выкупу членов братства. Но хотя бы любовь и менее побуждала нас к оказанию помощи братьям, то вспомним слова апостола Павла: «не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор. 3, 16). Мы должны бы в этом случае подумать, что пленные суть храмы Божии и что мы продолжительным бездействием и бесплодною скорбию не должны допускать, чтобы храмы Божии оставались в плену долгое время, но обязаны всеми силами стараться и быстро действовать, дабы своею услужливостию угодить Христу Судии, Господу и Богу нашему. Соображаясь со словами того же апостола Павла: «елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал. 3, 27), мы должны в лице пленных братьев наших видеть Самого Христа и стараться о выкупе из бедственного плена Того, Кто искупил нас от бед смерти; – стараться, чтобы исхитивший нас из челюстей диавола и Сам пребывающий и обитающий в нас был теперь исхищен из рук варваров и Искупивший нас крестом и Кровию был искуплен денежною платою. Он и допустил это временное бедствие для того, чтобы испытать нашу веру: сделает ли каждый из нас для другого то, чего желал бы от других для себя, если бы сам содержался в плену у варваров? Кто же, руководимый человеколюбием и побуждаемый взаимною любовию, – если он отец, – не представит, что ныне там его дети, – если супруг, не подумает, что, к скорби и поруганию супружеских уз, там в плену его супруга? А особенно общую скорбь и сострадание у всех нас вызывает опасность дев, там содержимых: из-за них надобно сокрушаться об ущербе не только свободы, но и целомудрия, оплакивать не столько узы варваров, сколько бесчиние торгующих невольницами и срам домов непотребных, – бояться, чтобы члены, посвященные Христу и целомудренною доблестию навеки обреченные почести воздержания, не были осквернены похотию и сообщением ругающихся над ними. Размышляя о том по поводу вашего письма и с состраданием разбирая все это, наши братья все с готовностию, с охотою и щедростию принесли денежные пособия для братьев: будучи и всегда, по твердости своей веры, скорыми на дела Божии, они тем более подвигнуты были на спасительные дела теперь размышлением о таком бедствии. Ибо, когда Господь в Евангелии Своем говорит: «болен бех и посетисте Мене»; то не с гораздо ли большею похвалою о нашем деле скажет теперь: «Я был пленником, и вы искупили Меня»? И опять, когда говорит: «в темнице бех и приидосте ко Мне» (Мф. 25, 36), то не гораздо ли больше чести нам, если Он станет говорить: «Я был в темнице плена, лежал заключенный и связанный у варваров, и вы освободили Меня из этой темницы рабства», – в надежде получить награду от Господа, когда наступит день суда?

Наконец, мы очень благодарны за то, что вы и нас захотели сделать участниками своей попечительности и столь_ доброго и необходимого делания, указав нам плодоносные нивы, на которых мы могли бы посеять семена нашей надежды, в чаянии пожать обильнейшие плоды, которые произрастают от сего святого и спасительного делания. Затем посылаем вам денег, сто тысяч сестерций, собранных здесь в Церкви, в которой, по милости Господа, начальствуем, от приношения клира и народа, нам подчиненных: распорядитесь там ими по вашему усмотрению. При этом мы желаем, чтобы больше ничего подобного с вами не случилось и чтобы братья наши, под покровом величия Господня, оставались безопасными от подобных бедствий. Впрочем, если бы, для искушения любви нашего духа, испытания нашей сердечной веры, случилось что-нибудь подобное, то не медлите письменно уведомить об этом, в полной уверенности, что Церковь наша и все здешнее братство просят в молитвах, чтобы того более не случилось, но если бы случилось, то оно с охотою и щедростию подаст помощь. А чтобы, принося свои моления, вы имели в уме наших братьев и сестер, с такою готовностию и охотою содействовавших этому столь необходимому делу, – чтобы они и всегда так содействовали, а вы, за их доброе дело, оказали им взаимность, поминая их, при совершении жертвы, в своих молитвах, – я приложил при сем имена каждого из них, присовокупив к ним и имена наших товарищей и сосвященников, которые, будучи у нас, и от своего имени и от имени своего народа предложили нечто по силам; так что, кроме собственных наших денег, я обозначил и послал и их небольшую сумму: всех их вы должны поминать в своих молитвах и прошениях, как того требует вера и любовь.

Желаем вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать и помнить о нас.

* * *

54. ПИСЬМО К ФЛОРЕНЦИЮ ПУПИАНУ О ПОНОСИТЕЛЯХ

Киприан Фасций брату Флоренцию Пупиану желает здоровья.

Я почитал тебя, брат, раскаивающимся уже в том, что столь ужасные, столь гнусные, столь отвратительные для самих язычников рассказы о нас ты прежде безрассудно выслушивал и им верил. Но теперь я снова вижу из твоего письма, что ты остаешься таким же, каким был прежде, упорно держишься того же мнения о нас, тщательно выведываешь о наших нравах, чтобы не запятнать как-нибудь достоинства своей славы и мученичества общением с нами, и после Бога – Судии, Который делает священников, хочешь судить, не скажу – обо мне (ибо кто я таков?), но о суде Бога и Христа. Это значит – не веровать в Бога, это значит – идти против Христа и Его Евангелия. Он говорит: «не две ли птице ценитеся единому ассарию? и ни едина от них падет на земли без Отца вашего» (Мф. 10, 29); Его величие и истина утверждают, что ничто и самомалейшее не бывает без ведения и допущения Божия, а ты полагаешь, что священники поставляются в Церкви без Его ведома! Ибо верить, что поставляемые суть недостойны и законопреступны, не есть ли это – верить, что не от Бога и не чрез Бога поставляются священники Его в Церкви? Или собственное мое обо мне свидетельство ты считаешь важнее, чем Божие? Но Сам Господь учит и говорит, что свидетельство не есть истинно, когда кто сам о себе свидетельствует, потому что каждый всячески благоприятствует самому себе и не скажет на себя ничего обидного и неприязненного; вполне же достоверною становится истина, когда в прославлении нас хвалителем и свидетелем бывает сторонний. Вот Его слова: «аще Аз свидетельствую о Мне, свидетельство Мое несть истинно. Ин есть свидетельствуяй о Мне» (Ин. 5, 31-32). Итак, если Сам Господь, Который будет потом судить все, не хотел, чтобы уверовали в Него по собственному Его свидетельству, но почел за лучшее иметь для Себя подтверждение в суде и свидетельстве Бога Отца то не тем ли более должны соблюдать это Его рабы? От суда и свидетельства Божия зависит не только подтверждение их, но и прославление. А у тебя над приговором Божественным и нашим сознанием, твердым силою своей веры, взял перевес вымысел врагов и зложелателей, – как будто у падших, чуждых, находящихся вне Церкви, не удержавших в сердце Святого Духа, может быть что-либо, кроме развращенного ума, языка лживого, ядовитой ненависти и святотатственных лжей! Кто им верит, тот по необходимости обретется с ними, когда наступит день суда.

Ты говоришь, что священники должны быть смиренны, так как Господь и Его апостолы были смиренны. Но мое смирение знают и уважают все братья и даже язычники, и ты это знал и уважал, когда еще был в Церкви и имел общение со мною. И кто же из нас более далек от смирения: я ли, который ежедневно служу братьям и всякого приходящего к Церкви принимаю ласково, с усердием и радостию; или ты, который ставишь себя в епископа над епископом, в судью над судьею, данным на время от Бога? Господь Бог так говорит во Второзаконии: «и человек, иже сотворит в гордости, еже не послушати жерца, или судии, иже в тыя дни будет, да умрет человек той… и вси людие… убоятся и не будут нечествовати ктому» (17, 12-13). Опять Он говорит Самуилу: «не тебе уничижиша, но Мене уничижиша» (1 Цар. 8, 7). И в Евангелии читаем, что Господь, когда Ему было сказано: «тако ли отвещаваеши архиереови?» – соблюдая должную честь к священнику и поучая тому других, ничего не сказал против архиерея, а только, защищая Свою невинность, отвечал: «аще зле глаголах, свидетельствуй о зле; аще ли добре, что Мя биеши?» (Ин. 18, 22-23). Так же поступил и блаженный Апостол. Когда ему сказали: «архиерею ли Божию досаждаеши?» – он ничего не произнес в укор против священника тогда, когда мог постоянно высказываться против тех, которые, распяв Господа, потеряли уже и Бога, и Христа, и храм, и священство; но и в ложных, недостойных священниках признавая, хотя пустую, тень священнического имени, он сказал: «не ведах, братие, яко архиерей есть, писано бо есть: князю людий твоих да не речеши зла» (Деян. 23, 4-5). И неужели я, быв для тебя священником прежде гонения, когда ты имел общение со мною, после гонения перестал быть священником? Наступившее гонение возвело тебя на самую вершину мученичества; а на меня оно легло гнетом осуждения на изгнание. Но тогда всенародно читали: «Если кто пользуется или владеет каким-либо имуществом Цецилия Киприана, епископа христианского..»., – дабы и не веровавшие Богу, поставляющему епископа, поверили по крайней мере диаволу, осуждающему епископа на изгнание.

Я не хвалюсь этим, но говорю от скорби, – говорю потому, что ты ставишь себя судьею Бога и Христа, Который сказал апостолам, а чрез них и всем начальствующим, преемственно поставляемым на место апостолов: «слушаяй вас Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается; отметаяйся же Мене, отметается Пославшаго Мя» (Лк. 10, 16). Расколы и ереси происходили и происходят в том случае, когда епископу, которому одному предоставлено начальство над Церковию, некоторые по гордой самонадеянности оказывают презрение, – когда человека, почтенного удостоением Бога, люди почитают недостойным. А это что за чрезмерная гордость, что за высокомерие сердца и надменность ума – звать на свой суд начальствующих и священников! И вот, если бы мы не очистились пред тобою и не были оправданы твоим приговором, – братство уже шесть лет не имело бы епископа, народ – начальника, стадо – пастыря, Церковь правителя, Христос – предстоятеля, Бог – священника! Да пособит Пупиан, да произнесет свой приговор и утвердит суд Бога и Христа, чтобы такое множество верующих, нам подчиненных, не было лишено при кончине надежды смирения и мира, – чтобы не думали о вновь уверовавших, будто они чрез нас не получили никакой благодати крещения и Святого Духа, – чтобы властию твоего суда не были уничтожен мир и общение, дарованные по нашему усмотрению такому множеству падших и кающихся! Помилосердуй, благоволи замолвить за нас, благоволи важностию твоего признания утвердить наше епископство, дабы Бог и Христос Его могли возблагодарить тебя за то, что для их алтаря и народа восстановлен тобою предстоятель и правитель! – Пчелы имеют матку, скоты – вожатого, и сохраняют к ним верность; разбойники с совершенною покорностию повинуются атаману. Во сколько же у вас честнее и лучше несмысленные скоты и животные бессловесные, а также кровожадные, с мечом и оружием свирепствующие разбойники? И они признают и боятся начальника, который поставлен не по определению Божию, но по соглашению распутной толпы и преступного скопища.

Ты благоразумно сказал, что тебе нужно уничтожить в душе сомнение, в которое ты впал. Ты впал, но по своей нечестивой жестокости; ты впал – но по собственному рассуждению и святотатственной воле, – впал потому, что легковерно выслушиваешь, когда говорят что мерзкое, нечестивое, ужасное на брата, на священника, – охотно тому веришь, чужую ложь защищаешь, как свою собственную, и не помнишь того, что сказано в Писании: «огради ушеса твоя тернием и не слушай языка нечестиваго»[21] (Сир. 28, 28); и еще: «злый послушает языка законопреступных, праведных же не внимает устнам лживым» (Притч. 17, 4). Почему в это сомнение не впали мученики, исполненные Святого Духа и чрез страдание приблизившиеся уже к созерцанию Бога и Христа Его, – мученики, которые из темницы писали к Киприану епископу, признавая его священником Божиим и сосвидетельствуя ему? Почему в это сомнение не впали столько епископов, моих товарищей, которые, по своем удалении, были осуждены на изгнание, или, схваченные и брошенные в темницу, находились в узах, или, быв сосланы в заточение, славным путем достигли к Господу, или, подвергшись в разных местах истязаниям, приняли от славы Господней небесные венцы? Почему в это сомнение не впали из этого, находящегося при нас и Божиим изволением вверенного нам народа – столько исповедников, подвергшихся пытке и мучениям, славных памятию блистательных ран и язв, – столько достохвальных вдов; наконец – все церкви, рассеянные по всему миру, которые соединены с нами узами единства? Будто все эти, судя по твоему письму, чрез общение со мною осквернились нечистыми нашими устами и, приняв заразу нашего общения, потеряли надежду жизни вечной? Один Пупиан непорочен, чист, свят, целомудрен, один он – не захотевший с нами сообщаться – будет обитать в рае и в Царствии Небесном!

Ты писал также, что чрез меня часть Церкви находится ныне в рассеянии. Нет, весь народ, составляющий Церковь, и собран и соединен и взаимно связан неразрывным согласием; остались вне только те, которых надлежало бы извергнуть из Церкви, если бы они были и внутри ее. Да не попустит Господь, покровитель и защитник Своего народа, чтобы исторгнута была пшеница из нивы Его; да отделятся от Церкви одни только плевелы, по слову апостола: «что бо, аще не вероваша нецыи? еда неверствие их веру Божию упразднит; да не будет; да будет же Бог истинен, всяк же человек ложь» (Рим. 3, 3-4). Когда беседующего Господа оставили многие ученики, тогда Он, как читаем в Евангелии, обратившись к двенадцати, сказал: «еда и вы хощете ити? Отвеща Ему Симон Петр: Господи, к кому идем? глаголы живота вечнаго имаши, и мы веровахом и познахом, яко Ты еси Христос, Сын Бога живаго» (Ин. 6, 67-69). Здесь Петр, на котором надлежало основать Церковь, говорит от имени Церкви, научая и показывая, что хотя бы упрямая и гордая толпа непослушных и ушла, однако Церковь не отступит от Христа – а ее составляет народ, приверженный к священнику, и стадо, послушное своему пастырю. Из этого ты должен уразуметь, что епископ – в Церкви и Церковь – в епископе, и кто не с епископом, тот и не в Церкви. Потому напрасно льстят себе те, кои, не имея мира с священниками, думают своею вкрадчивостию расположить некоторых к тайному общению с собою: Церковь кафолическая одна – она не должна быть ни рассекаема, ни разделяема, но должна быть совершенно сплочена и скреплена связью священников, взаимно к себе привязанных.

Итак, брат, если ты помыслишь о величии Бога, поставляющего священников, и подумаешь сколько-нибудь о Христе, лично, по Своему усмотрению и мановению, управляющем как самими начальниками, так и Церковию с начальниками; если в дознании невинности священников будешь руководствоваться не человеческою ненавистью, а судом Божиим; если станешь, хотя поздно, раскаиваться в своем безрассудстве, в своей гордости и надменности и окажешь совершенно полное удовлетворение Богу и Христу Его, Которым я служу и Которым чистыми и нескверными устами непрестанно возношу жертвы, как во время гонения, так и во время мира, то нам можно будет рассудить об общении с тобою. Но при этом, соблюдая уважение и страх к Божественному суду, я испрошу прежде совет у моего Господа: дозволит ли Он, Своим указанием и наставлением, даровать тебе мир и принять в церковное общение? Ибо я помню то, что мне уже указано и что послушному и боящемуся рабу заповедано Господнею и Божественною властию; помню, что, удостоив меня Своих указаний и откровений, Господь, между прочим, прибавил: «Кто не верит Христу, поставляющему священника, тот станет потом верить Ему, отмщевающему за священника». Правда, сновидения, как я знаю, кажутся для некоторых смешными и видения нелепыми; но это, конечно, для тех, которые лучше хотят верить тому, что говорят против священника, нежели священнику. И это нисколько не удивительно. Ведь и об Иосифе сказали братья его: «се, сновидец оный идет; ныне убо приидите, убием его» (Быт. 37, 19-20). И после сновидец достиг того, что видел во сне, а убийцы и предатели были посрамлены, так что, не поверив прежде словам, они поверили потом делам. Судить же тебя за твои действия как во время гонения, так и во время мира глупо было бы с моей стороны, тем более что ты ставишь себя нашим судьею. А то, что я написал тебе в ответ, написано по чистой совести моего духа и по упованию на Господа моего и Бога. Ты имеешь мое письмо, а я твое. В день суда и то и другое будет вслух прочитано пред судилищем Христовым.

* * *

55. ПИСЬМО К СТЕФАНУ О МАРКИАНЕ АРЕЛАТСКОМ, ПРИСТАВШЕМ К НОВАЦИАНУ

Киприан брату Стефану желает здоровья.

Наш товарищ Фавстин, находящийся в Лондоне, дважды писал ко мне, любезнейший брат, о предмете, который, как я знаю, известен и вам как от него же, так и от других наших соепископов, находящихся в той же стране, именно, что Маркиан Арелатский пристал к Новациану и, отделившись от единения с кафолическою Церковию, от согласия с нашим обществом и священством, придерживается самого жестокосердого, измышленного еретическою гордостию, нечестивого учения, состоящего в том, что для рабов Божиих, когда они раскаиваются и скорбят, когда слезами, вздохами и стенаниями толкут в Церковь, должны быть заключены утешения и пособия Божественной любви и отеческой снисходительности, – что раненых не должно допускать к врачеванию, но оставлять их без надежды мира и общения и извергать на расхищение волкам и на добычу диаволу. Нам, возлюбленнейший брат, следует позаботиться и помочь в этом случае, – нам, которые, помышляя о Божием милосердии и держа весы церковного управления, применяем строгость суда к грешникам, но так, что для восстановления падших и исцеления раненых не отказываем им во врачевстве Божественной благости и милосердия. Посему ты должен написать самое обстоятельное письмо к нашим соепископам, находящимся в Галлии, чтобы упорного и гордого Маркиана, врага Божественной любви и спасения братьев, они не допускали впредь вторгаться в наше собрание, думая, что он еще не отлучен нами: приставши к Новациану и последуя его своенравию, он давно уже, как сам хвалился и рассказывает, отделился от нашего общения. И Новациан, которому он следует, давно также отлучен и осужден как враг Церкви: когда он присылал к нам в Африку послов, желая быть допущенным к общению с нами, то от многочисленного собора бывших здесь священников ему было объявлено, что он, отделившись от нас, не может ни с кем из нас иметь общения, так как дерзнул воздвигнуть нечестивый алтарь, основать лживую кафедру и, вопреки истинного священника, приносить святотатственные жертвы тогда, когда по воле Божией и по избранию клира и народа был поставлен в кафолической Церкви епископом Корнелий; и что потому, если он хочет образумиться и послушаться советов здравого рассудка, должен принесть покаяние и с покорностию просить о принятии в Церковь. Как будет неосновательно, возлюбленнейший брат, если после недавнего отражения Новациана – после того, как он отвергнут и везде отлучен от Божиих священников, мы допустим теперь его последователям еще насмехаться над нами и осуждать величие и достоинство Церкви! Пошли от себя в эту страну и к арелатскому народу письмо с отлучением Маркиана и назначением другого на его место, чтобы собрать стадо Христово, которое, будучи им рассеяно и уязвлено, остается теперь без попечения. Довольно и того, что там многие из наших братьев умерли без мира в эти предшествовавшие годы. Окажем помощь по крайней мере тем, которые остаются в живых, воздыхают денно и нощно, молятся об отеческом милосердии Божием и ищут утешения в нашей помощи.

Общество священников, связанное узами взаимного согласия и единения, для того и многочисленно, возлюбленнейший брат, чтобы в случае попытки кого-либо из нашего сонма произвесть ересь, терзать и рассеивать Христово стадо, другие противодействовали и, как попечительные и милосердые пастыри, собирали Господних овец в одно стадо. Если бы какая мирская пристань, лишась своих укреплений, оказалась опасною и гибельною для кораблей, то не направят ли мореходцы своих кораблей в другие ближайшие пристани, куда легок доступ, удобен вход и где стоянка безопасна? Или если бы на дороге разбойники окружили и стали подстерегать какую-либо гостиницу, так что, нападая, могли бы захватить всякого вошедшего в нее, то не станут ли странники, узнавши об этом, искать по дороге других мест, более надежных, где есть верный приют и безопасное пристанище для путешественников? Так, любезнейший брат, должно быть теперь и у нас: наших братьев, которые, избегая жестокосердия Маркиана, устремляются в спасительные пристани Церкви, мы должны принимать к себе с готовностию и полною любовию, должны отвадить приходящих в ту евангельскую гостиницу (Лк. 10, 34), где избитые и раненые разбойниками находят у гостинника прием, лечение и безопасность. Ибо может ли быть лучшее и совершеннейшее занятие для пастырей Церкви, как помогать исцелению и сохранению овец усердным попечением и спасительным врачеванием? Господь говорит: «изнемогшаго не подъясте, и болящаго не уврачевасте, и сокрушеннаго не обязасте, и заблуждающаго не обратисте, и погибшаго не взыскасте… и разсыпашася овцы моя, понеже не имеяху пастырей, и быша на изъядение всем зверем сельным… и не бе взыскающаго, ни обращающаго… Сего ради сия глаголет Господь: се, Аз на пастыри, и взыщу овец Моих от рук их, и отставлю я от паствы овец Моих и не будут пасти их: и отъиму овцы Моя из уст их… и упасу я судом» (Иез. 34, 4-17). Если так угрожает Господь тем пастырям, которые презирают и губят Господних овец, то не должно ли нам, возлюбленнейший брат, прилагать все усердие к собранию и подкреплению овец Христовых и, для исцеления ран падших, употреблять врачевство отеческой любви, когда и Господь увещевает и говорит в Евангелии: «не требуют здравии врача, но болящии» (Мф. 9, 12)?

Хотя нас, пастырей, и много, однако мы пасем одно стадо: мы должны собирать и охранять всех овец, которых Господь стяжал Своею Кровию и страданиями, и не допускать, чтобы смиренные и скорбящие наши братья были так жестоко презираемы и попираемы гордостию и превозношением некоторых. В Писании говорится: «презорливый же и обидливый муж и величавый ничесоже скончает; иже разшири аки ад душу свою» (Авв. 2, 5). Подобных людей обличает и осуждает Господь в Своем Евангелии, говоря: «вы есте оправдающе себе пред человеки, Бог же весть сердца ваша: яко, еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом» (Лк. 16, 15). Мерзостными и ненавистными называет Бог тех, кои мечтают о себе, кои в надмении и гордости ведут себя высокомерно. Так как Маркиан пристал к подобным людям и, соединившись с Новацианом, сделался противником милосердия и любви, то он не вправе делать приговоры, а должен принимать их; не вправе поступать так, как будто он судья над собором священников, когда сам осужден всеми священниками. Нужно поддержать славное имя наших предшественников, блаженных мучеников Корнелия и Луция: мы чтим их память; но ты, любезнейший брат, наместник и преемник их по своему сану и власти, должен особенно чествовать и хранить память их. А они, исполненные Духа Божия и избранные для славного мученического подвига, определили и в писаниях своих объяснили, что падшим надлежит давать мир и по принесении ими покаяния не отказывать им в плодах общения и мира. С этим определением совершенно согласны мы все и повсюду; ибо не могло быть разногласия между теми, в которых обитает один дух. И потому явно, что тот не сохраняет вместе с другими истины Святого Духа, кто, как видим, мыслит противное. Напиши нам обстоятельно, кто будет поставлен в Арелате на место Маркиана, дабы мы знали, к кому отсылать наших братьев и к кому писать.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

56. ПИСЬМО К КЛИРУ И НАРОДУ ИСПАНСКОМУ О ВАСИЛИДЕ И МАРЦИАЛЕ

Киприан, Цецилий, Прим, Поликарп, Никомед, Лукилиан, Сукцесс, Седат, Фортунат, Януарий, Секундин, Помпоний, Гонорат, Виктор, Аврелий, Саций, Петр, другой Януарий, Сатурнин, другой Аврелий, Венантий, Квиэт, Рогациан, Тенакс, Феликс, Фавст, Квинт, другой Сатурнин, Луций, Винцентий, Либоз, Геминий, Маркелл, Ямб, Адельфий, Викторин и Павел пресвитеру Феликсу и народу, находящемуся в городах Легиане и Астурине, также диакону Лелию и народу эмеритскому, братьям о Господе желают здоровья.

Собравшись вместе, мы прочли ваше письмо, любезнейшие братья, которое вы, по чистоте вашей веры и страху Божию, прислали к нам с нашими соепископами Феликсом и Сабином, извещая нас, что Василид и Марциал, как оскверненные идолопоклонническими записями и сознавшиеся в постыдных делах, не должны носить епископского сана и проходить служение Божия священства; при этом вы выразили желание иметь на то наш ответ и, при вашем сколько справедливом, столько же и неизбежном беспокойстве, получить поддержку в участии нашем и выражении нашего мнения. Но на такое ваше желание отвечают не столько наши советы, сколько Божественные заповеди: давно уже и небесным словом определено и законом Божиим предписано, кто и каковы должны быть те, которые служат алтарю и совершают Божественные жертвы. В книге Исхода Бог дает повеление Моисею в следующих словах: «жерцы же приступающии ко Господу Богу да освятятся, да не когда погубит от них Господь» (Исх. 19, 22); и опять: «и егда приходят служити к жертвеннику святыни и да не наведут на ся греха, да не умрут» (Исх. 28, 43). Также в книге Левит Бог повелевает и говорит: «человек… аще коему будет на нем порок, да не приступит приносити дары Бога своего» (Лев. 21, 17). Так как это возвещают и предписывают нам Божественные заповеди, то необходимо повиноваться им: в подобных делах человеческое снисхождение не должно руководствоваться лицеприятием, да оно и не может ничего никому уделить там, где препятствует тому Божественное веление, преподающее закон. Вы не должны забывать, что сказал Господь Иудеям устами пророка Исаии, обличая их и негодуя за то, что, презревши Божественные заповеди, они последовали учению человеческому: «людие сии», – говорит Господь, – «устнами своими почитают Мя, сердце же их далече отстоит от Мене; всуе же почитают Мя, учаще заповедем человеческим и учением» (Ис. 29, 13); то же самое Господь повторяет в Евангелии, присовокупляя: «оставльше бо заповедь Божию, держите предания человеческая» (Мк. 7, 8).

Имея это в виду и размышляя об этом тщательно и благочестиво, при поставлении священников мы должны избирать предстоятелей непорочных и чистых, которые, достойно и свято принося жертвы Богу, были бы услышаны в своих молитвах, возносимых о спасении людей Божиих. В Писании сказано: «грешники Бог не послушает; но аще кто Богочтец есть и волю Его творит, того послушает» (Ин. 9, 31); поэтому со всем тщанием и беспристрастным исследованием надлежит избирать на священство Божие только тех, о коих знаем, что они будут услышаны Богом. Да не обольщает себя народ мыслию, будто он может быть свободен от греховной заразы, имея общение со священником-грешником и своим согласием способствуя неправедному и незаконному епископству своего предстоятеля. Угрозою, возвещенною чрез пророка Осию: «требы их яко хлеб жалости им, вси ядущии тыя осквернятся» (Ос. 9, 4), Божественный суд научает и показывает, что всячески становятся причастны греху все, которые осквернились жертвою нечистого и неправедного священника; то же самое показано и в книге Чисел, когда Хорей, Дафан и Авирон, восставши на священника Аарона, присвоили себе право приносить жертвы; и там Бог чрез Моисея повелел народу отделиться от них, чтобы, связавшись с нечестивыми, он сам не заразился тем же нечестием: «отступите», говорит, «от кущ человек жестокосердых сих, и не прикоснитеся ко всем, елика суть им, да не погибнете купно во всем гресе их» (Числ. 16, 26). Итак, народ, повинующийся Божественным заповедям и боящийся Бога, должен отделиться от грешника предстоятеля и не участвовать в жертвоприношении святотатственного священника, тем более что он имеет власть избирать священников достойных и низлагать недостойных. Богом, мы знаем, постановлено, чтобы священник был избираем в присутствии народа пред глазами всех и чтобы его достоинство и способность были подтверждаемы общественным судом и свидетельством. Так, в книге Чисел Господь повелевает Моисею: «возми Аарона брата твоего и Елеазара сына его, и возведи их на Ор гору пред всем сонмом: и совлецы Аарону ризы его, и облецы Елеазара сына его, и Аарон приложився да умрет тамо» (Числ. 20, 25-26). Пред всем сонмом повелевает Господь поставить священника, то есть учит и показывает, что поставление священника не иначе должно быть совершаемо, как с ведома предстоящего народа, чтобы присутствующие могли и открыть преступления злых, и возвестить заслуги добрых, и чтобы таким образом поставление было справедливо и законно, как основанное на общем приговоре и суде. То же, по Божественному наставлению, было наблюдаемо и впоследствии; в Деяниях Апостольских читаем, что Петр, когда надлежало избрать апостола на место Иуды, обратился с речью к народу: «востав Петр», сказано, «посреде ученик рече: бе же имен народа вкупе, яко сто и двадесят» (Деян. 1, 16). То же, как замечаем, соблюдали апостолы и при поставлении не только епископов и священников, но и диаконов, о чем и написано в их Деяниях: «призвавше же дванадесят множество ученик, реша» (Деян. 6, 2). Так внимательно и осторожно, при собрании всего народа, было совершаемо это дело для того, чтобы кто-либо недостойный не поступил на служению алтарю и на священническое место. Конечно, иногда избираются и недостойные, однако же не по воле Божией, а по человеческому предубеждению; но что следствия такого незаконного и неправедного избрания неприятны Богу, – об этом Он Сам свидетельствует чрез пророка Осию, говоря: «сами себе царя поставиша, а не Мною» (Ос. 8, 4).

Поэтому тщательно надобно хранить и соблюдать то, что по Божественному преданию и апостольскому примеру и соблюдается у нас и почти во всех странах; для правильного поставления все ближайшие епископы должны собраться в ту паству, для которой поставляется предстоятель, и избрать епископа в присутствии народа, вполне знающего жизнь и ознакомившегося с делами избираемого чрез свое обращение с ним. Мы знаем, что так поступлено и у вас при поставлении нашего товарища Сабина; ему было дано епископство и на него были возложены руки, вместо Василида, с согласия всего братства и по определению епископов как тех, кои при том присутствовали, так и тех, кои о нем писали к вам. И этого поставления, правильно совершенного, не может уничтожить то обстоятельство, что Василид по обнаружении его преступлений и по разоблачении его совести собственным его признанием, отправившись в Рим, обманул нашего товарища Стефана, не знавшего по отдаленности о происшедших событиях в их истинном виде, – и упросил его о несправедливом возвращении на епископство, которого был лишен так законно. Это обстоятельство не только не загладило преступлений Василида, но еще умножило их, потому что к прежним грехам присоединился еще грек лжи и обмана. При этом мы должны не столько обвинять того, кто по неосторожности вдался в обман, сколько гнушаться тем, кто обманул так коварно. Но если Василид и мог обмануть людей, то не может он обмануть Бога, ибо написано: «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6, 7). Также обман нисколько не помог и Марциалу; как покрытый тяжкими преступлениями, он не должен носить епископского сана, ибо, по заповеди и слову апостола, «подобает епископу без порока быти, якоже Божию строителю» (Тит. 1, 7). Итак, судя по тому, что писали вы, любезнейшие братья, что подтверждают наши товарищи Феликс и Сабин, а равно что поясняет в своем письме другой Феликс из Цезаравгусты, ревнитель веры и защитник истины, – Василид и Марциал напрасно усиливаются удержать за собою епископство: оба они запятнали себя нечестивою идоложертвенною записью; притом Василид, кроме того, запятнал себя записью, впадши в болезнь произносил хулу на Бога, в чем и сознался и, слагая потом с себя добровольно епископский сан, как угрызаемый совестию, обратился к принесению покаяния, умоляя Бога о прощении и почитая для себя достаточным, если будет допущен к общению как мирянин; а Марциал, долго и часто посещавший гнусные пышные пиршества язычников в коллегии их и в той же коллегии, по чужеземному обычаю, положивший сыновей своих у мирских гробов и похоронивший их с инородцами, – при публичном делопроизводстве засвидетельствовал пред двухсотенным начальником, что он держался идолопоклонства и отвергал Христа. Много есть и других тяжких преступлений, в которых Василид и Марциал замешаны; почему очевидно, что такие люди и не могут начальствовать в Христовой Церкви и не должны приносить жертв Богу, тем более что прежде еще товарищ наш Корнелий, священник миролюбивый и праведный, по удостоению Божию почтенный даже мученичеством, вместе с нами и всеми вообще, поставленными повсюду, епископами определил – допускать подобных людей к принесению покаяния, но с запрещением поступать им в клир и носить священнический сан.

Да не смущает вас, возлюбленнейшие братья, если замечаете, что в эти последние времена у некоторых или колеблется сомнительная вера, или нетверд страх Божий по неблагочестию их, или нет миротворного согласия. Предсказано же, что все это будет в конце века; Господь и апостолы предвозвестили, что при кончине мира и за приближением антихриста все доброе будет умаляться, а все злое и неприязненное возрастать. Впрочем, и в эти последние времена в Церкви Божией сила евангельская еще не упала и крепость христианской доблести веры не ослабла до того, чтобы уже вовсе не было священников, которые, не подчиняясь этим разрушительным обстоятельствам и не теряя веры, на вполне сохраняя страх, отстаивали бы честь Божественного величия и достоинство священническое. Мы помним и твердо знаем, что, когда подчинялись и уступали другие, Маттафия мужественно отстаивал закон Божий (1 Мак. 2, 19-20), – когда Иудеи ослабевали и отступали от Божественного закона, Илия стоял и крепко ратовал (3 Цар. 19, 10), – Даниил, не страшась ни беззащитности в чужой стране, ни нападков всегдашнего преследования, часто и мужественно выдерживал славное мученичество (Дан. 6, 20), – также три отрока, не убоявшись ни пещи, ни угроз, верно противостали огню вавилонскому и в самом своем пленении победили царя-победителя (Дан. 3, 12). Пусть обратя внимание на это все изменники-предатели, которые ныне начали в Церкви восставать на Церковь и ослаблять веру и истину. У весьма многих пребывает чистый ум, непорочная вера и душа, преданная одному своему Господу и Богу; вероломство других не ниспровергает христианской веры, но еще более возбуждает и воспламеняет к славе. Блаженный апостол Павел, поучая, говорит: «что бо, аще не вероваша нецыи? Еда неверствие их веру Божию упразднит? Да не будет! да будет же Бог истинен, всяк же человек ложь» (Рим. 3, 3-4). Если же всяк человек ложь, а один Бог истинен, то что должны делать мы, рабы, и в особенности священники Божии, как не то, чтобы, оставивши человеческие заблуждения и лжи и соблюдая заповеди Господни, пребывать в истине Божией? И потому, если между нашими товарищами оказались такие, которые пренебрегают боготворным благочинием и безрассудно сообщаются с Василидом и Марциалом, то это обстоятельство нисколько не должно возмущать веры нашей, тем более, что в псалмах Дух Святой угрожает таковым, говоря: «ты же возненавидел еси наказание и отверг еси словеса Моя вспять, аще видел еси татя, текл еси с ним, и с прелюбодеем участие твое полагал еси» (Пс. 49, 17-18). Здесь показывается, что становятся сообщниками и участниками в чужих грехах те, которые были в союзе с согрешающими. То же самое говорит апостол Павел в Послании: «шепотники, клеветники, богомерзки, досадители, величавы, горды, обретатели злых», – они «оправдание Божие разумевше» не поняли, что «таковая творящии достойни смерти суть», и не только «творящии», но и соизволяющии творящим (Рим. 1, 30-32). Говорит: «яко таковая творящии достойни смерти суть», и этим ясно подтверждает, что заслуживают смерть и наказание не только те, которые худо делают, но и те, которые делающих одобряют: следовательно, находящиеся в непозволительном общении со злыми и не раскаивающимися грешниками, оскверняясь сообществом с преступными, не только приобщаются их вине, но не отделяются от них и в наказании.

Итак, возлюбленнейшие братья, похваляя и одобряя благочестивую заботливость вашу о непорочности и вере вашей, мы, сколько можем, увещеваем вас этим нашим письмом: не входите в святотатственное общение с нечестивыми, запятнавшими себя, священниками, но с благочестным страхом храните непорочную и чистую твердость вашей веры.

Желаю вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

57. ПИСЬМО К ЯНУАРИЮ И ПРОЧИМ ЕПИСКОПАМ НУМИДИЙСКИМ О КРЕЩЕНИИ ЕРЕТИКОВ

Киприан, Либерал, Калдоний, Юний, Прим, Цецилий, Поликарп, Никомед, Феликс, Марруций, Сукцесс, Лукиан, Гонорат, Фортунат, Виктор, Донат, Луций, Геркулан, Помпоний, Димитрий, Квинт, Сатурнин, Марк, другой Сатурнин, другой Донат, Рогациан, Седат, Тертулл, Гортенсиан, еще иный Сатурнин и Саций – Януарию, Сатурнину, Максиму, Виктору, другому Виктору, Кассию, Прокулу, Модиану, Циттану, Гаргилию, Евтихиану, другому Гаргилию, другому Сатурнину, Немезиану, Нампулу, Антониану, Рогациану и Гонорату – братьям желают здоровья.

Все мы вместе, на соборе, прочли, возлюбленнейшие братья, ваше письмо. В нем вы спрашиваете: следует ли крестить тех, которые, по-видимому, крещены у еретиков и раскольников, когда они обращаются к единой истинной кафолической Церкви? Хотя относительно этого предмета вы и сами там придерживаетесь верно и твердо кафолического правила; однако, так как вы почли нужным, по общей любви, спросить о том и нас, то мы изложим вам наше мнение, мнение не новое, но давно уже постановленное нашими предшественниками, которое мы соблюдаем совершенно согласно с вами. Именно, мы думаем и принимаем за верное, что никто не может быть крещен на стороне, вне Церкви, потому что в святой Церкви установлено одно крещение и Господь говорит в Писании: «Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушенныя, иже не возмогут воды содержати» (Иер. 2, 13). И опять Божественное Писание дает следующее наставление: «от воды же чуждия ошайся, и от источника чуждаго не пий» (Притч. 9, 18). Итак, вода должна быть прежде очищена и освящена священником, чтобы при крещении она могла омыть грехи человека крещаемого. Господь так говорит чрез пророка Иезекииля: «и воскроплю на вы воду чисту, и очиститеся от всех нечистот ваших, и от всех кумиров ваших; и очищу вас, и дам вам сердце ново, и дух нов дам вам» (Иез. 36, 25). Каким же образом может очистить и освятить воду, кто сам нечист – в ком нет Святого Духа и к кому относятся следующие слова Господа: «и всякое, емуже прикоснется нечистый, нечисто будет» (Числ. 19, 22)? Или каким образом крещающий может даровать отпущение грехов, сам не имея возможности вне Церкви оставить их? Эту истину подтверждает и самый вопрос, предлагаемый при крещении. Когда мы говорим: «Веришь ли в жизнь вечную и в оставление грехов чрез святую Церковь?», то разумеем, что отпущение грехов может быть даровано только в Церкви и что грехи не могут быть оставляемы у еретиков, у которых нет Церкви. Итак, утверждающие, что еретики могут крестить, должны или изменить вопрос, или признать истину, – если только они не приписывают и Церкви тем, у коих, по уверению их, есть крещение.

Необходимо также тому, кто крещен, быть и помазану, чтобы, приняв помазание, он мог соделаться помазанником Божиим и иметь в себе благодать Христову. Крещенные же помазываются елеем, освященным на алтаре, где совершается Евхаристия; но кто не имел ни алтаря, ни церкви, тот не мог освятить и вещества елея. А если, как известно, у еретиков невозможно ни освящение елея, ни совершение Евхаристии, то не может у них быть и духовного помазания. Мы должны помнить сказанное в Писании: «елей грешнаго да не намастит главы моея» (Пс. 140, 5). Дух Святой прежде дал таковое предостережение для того, чтобы никто, вышедший из границ и заблуждающий от истинного пути, не принимал помазания у еретиков, противников Христовых. Да и какую молитву может принесть за крещенного святотатственный и грешный священник, когда написано: «грешники Бог не послушает; но аще кто Богочтец есть и волю Его творит, того послушает» (Ин. 9, 31)? Кто может дать то, чего сам не имеет? Или как может совершать духовное сам потерявший Духа Святого? Поэтому должен быть крещен и обновлен тот, кто приходит к Церкви неочищенным, чтобы внутри освятиться ему чрез святых, по Писанию: «святи будите, яко Аз свят есмь Господь Бог ваш» (Лев. 19, 2); чтобы ему, впадшему в заблуждение и принявшему погружение на стороне, в истинном и церковном крещении отложить и тот грех, что он, приходя к Богу и ища для того священника, по заблуждению обратился к святотатцу.

Наконец, соглашаться на то, что у еретиков и раскольников есть крещение, значит одобрять их крещение, так что здесь не может быть одна часть ничтожна, а другая сильна. Кто мог крестить, тот мог дать и Святого Духа. Если же не может дать Святого Духа, потому что, находясь вне Церкви, не пребывает с Духом Святым, то не может и крестить приходящего, так как и крещение одно, и Дух Святой один, и Церковь, по началу и требованию единства (origine et ratione unitatis) основанная Христом Господом на Петре, одна. Отсюда следует, что так как у них все ничтожно и лживо, то мы и не должны одобрять ничего, совершенного ими; ибо может ли быть точным и верным пред Богом что-либо, совершаемое теми, коих Господь в Евангелии выставляет как Своих врагов и противников, говоря: «иже несть со Мною, на Мя есть; и иже не собирает со Мною, расточает» (Лк. 11, 23)? И блаженный апостол Иоанн, охраняя повеления и заповеди Господни, в Послании своем заметил: «слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристи мнози быша; от сего разумеваем, яко последний час есть. От нас изыдоша, но не беша от нас; аще бы от нас были, пребыли убо быша с нами» (1 Ин. 2, 18-19). Из этого мы должны заключить и понять – могут ли дать благодать Христову те, которые суть противниками Господа и названы антихристами. Таким образом мы, пребывающие с Господом, соблюдающие Его единство и, по удостоению Его, проходящие священническое служение Его в Церкви, должны отринуть, отвергнуть и почитать нечестивым все, совершаемое противниками Его и антихристами; – должны тем, которые, обращаясь от заблуждения и нечестия, познают истинную веру одной Церкви, преподать вполне таинства Божественной благодати и истину единства и веры.

Желаем вам, возлюбленнейшие братья, всегда здравствовать.

* * *

58. ПИСЬМО К КВИНТУ О КРЕЩЕНИИ ЕРЕТИКОВ

Киприан брату Квинту желает здоровья.

Сопресвитер наш Лукиан сообщил мне, возлюбленнейший брат, о твоем желании, чтобы мы изложили тебе наше мнение о тех, которые, по-видимому, крещены у еретиков и раскольников. Посылаю тебе, для сведения, список с письма, в котором изложено то, что недавно на соборе постановили об этом предмете мы, весьма многие соепископы, с присутствовавшими сопресвитерами. Я не знаю, каким предубеждением руководствуются некоторые из товарищей наших, думающие, что тех, которые приняли погружение у еретиков, когда они к нам приходят, не должно крестить, потому что, как они говорят, крещение одно. Оно одно потому, что Церковь одна и вне Церкви крещение невозможно. А так как не может быть двух крещений, то если еретики крестят истинно – они имеют крещение. Кто своим удостоверением предоставляет им это право, тот уступает и соглашается, что враг и противник Христов имеет, по-видимому, власть омывать, очищать и освящать человека. Мы же утверждаем, что приходящих оттуда мы у себя не перекрещиваем, но крестим. Ибо они ничего не получают там, где нет ничего; а приходят к нам, чтобы получить здесь, где есть благодать и всякая истина, потому что благодать и истина одна. Но некоторые из товарищей наших лучше хотят оказать честь еретикам, чем согласиться с нами; и когда, утверждая, что крещение одно, не хотят крестить приходящих, то таким образом или делают два крещения, потому что признают крещение и у еретиков, или, что еще хуже, скверное и нечестивое погружение еретиков стараются предпоставить и предпочесть истинному, единственному и законному крещению кафолической Церкви, не размышляя о том, что сказано в Писании: «омываяйся от мертвеца, кая польза ему от бани» (Сир. 34, 25). Явно, что между мертвецами считаются те, кои не суть в Церкви Христовой, и что не может оживотворить другого тот, кто сам не живет: одна только Церковь, получившая благодать жизни вечной, и живет во веки и животворит народ Божий.

Они говорят, что следуют в этом древнему обычаю. Но у древних были только еще первые зачатки ересей и расколов, к которым уклонялись отступавшие от Церкви и получившие прежде здесь крещение: их-то и не было надобности крестить, когда они потом возвращались к Церкви и приносили покаяние. Это теперь соблюдаем и мы: если известно, что крестившиеся здесь и от нас перешедшие к еретикам, познавши потом свой грех и отвергши заблуждение, возвращаются к истине и на лоно матери; то достаточно, в знак раскаяния, возложить на них руку, чтобы бывшую уже овцу, отчуждившуюся впоследствии и заблудшую, пастырь снова принял в свою овчарню. Но если кто, приходящий от еретиков, не был прежде крещен в Церкви и приходит как совершенно чужой и непросвещенный; то чтобы сделать его овцою, его нужно крестить, потому что одна есть вода в Церкви святой, соделывающая овец. И так как не могут иметь ничего общего ложь и истина, тьма и свет, смерть и бессмертие, антихрист и Христос, то мы во всем должны держаться единства кафолической Церкви и ни в чем не уступать врагам веры и истины. Не должно предписывать на основании обычая там, где следует доказать рассуждением. Ибо и Петр, которого первого избрал Господь и на котором основал Свою Церковь, когда впоследствии Павел вступил с ним в спор об обрезании, ничего не присваивал себе нагло и не говорил с высокомерием, что ему, как первоизбранному, должны повиноваться новички и последующие: он не пренебрег Павла, несмотря на то что тот прежде был гонителем Церкви, но принял совет истины и легко согласился на законное рассуждение, отстаиваемое Павлом, представляя нам пример согласия и терпения, чтобы мы не держались упорно своего мнения, но если когда предлагается что-либо полезное и спасительное братьями и товарищами нашими, то считали бы это своим, если только оно истинно и законно. И Павел, промышляя о том и верно заботясь о согласии и мире, так выразился в своем Послании: «пророцы же два или трие да глаголют, и друзии да разсуждают; аще ли иному открывается седящу, первый да молчит» (1 Кор. 14, 29-30). Этим он научал и показывал, что каждому порознь может быть многое открыто к лучшему и что никто не должен отстаивать упорно то, что он однажды задумал и чего держится, но если что предложится лучшего и полезнейшего, всяк должен охотно принимать это. Ибо мы не побеждаемся, когда нам предлагают лучшее, но вразумляемся, особенно относительно того, что принадлежит к единству Церкви, к истине надежды и веры нашей. И мы, священники Бога, по Его удостоению поставленные начальниками в Его Церкви, должны знать, что отпущение грехов может быть даруемо только в Церкви и что противники Христа нисколько не могут присваивать себе Его благодати. То же постановил и с общего совета, по здравом рассуждении, утвердил муж блаженной памяти Агриппин, с другими своими соепископами, которые управляли в то время Господнею Церковию в области африканской и нумидийской. Их-то благочестивому, законному и спасительному мнению, согласному с верою и кафолическою Церковию, и мы последовали. А чтобы ты знал, какое мы написали письмо об этом предмете, посылаем тебе, по общей любви, список с него, для сведения как твоего, так и находящихся там наших соепископов.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

59. ПИСЬМО К ПАПЕ СТЕФАНУ О СОБОРЕ

Киприан и прочие брату Стефану желают здоровья.

Чтобы привесть в порядок и обсудить oбщим соборным исследованием некоторые дела, мы почли нужным, возлюбленнейший брат, собравши воедино многих священников, созвать и открыть собор, на кoтoрoм многое oбсуждено и пoрешено. Нo тебе надобно написать и с твоею степенностию и мудростию снестись преимущественно о том, что имеет ближайшее отношение к власти священства, к единству и достоинству кафолической Церкви, происходящему от богоустановленного порядка, именно но о том, что людей, принявших пoгpужение на cтoронe вне Церкви и осквернившихся у еретиков и раскольников нечестивою водою, когда они обращаются к нам и к Церкви, кoтoрая едина, надобно крестить, потому что одного возложения рук для принятия Святого Духа было бы еще недостаточно для них, если бы они не получили c тем вместе и церковного крещения. Только тогда они могут вполне освятиться и соделаться чадами Божиими, кoгдa вoзрoдятся oбoими таинствами, по Писанию: «аще кто не родится водою u Духом, не может внити в Царствие Божие» (Ин. 3, 5). Да и в Деяниях Апостольских находим, что это правило было тщательно соблюдаемо апостолами и в иcтине спаситeльной веры хранимо. Так, когда в дoмe Корнелия сoтника на бывшиx там язычникoв, гоpевших плaмeнем вeры и всем cepдцем веpовавших в Господа, coшeл Дух Святой и они, иcполнeнныe Им, благословляли Бога разными языками, то блаженный aпoстoл Петр, несмотря на все это, помня Божественную заповедь и Евангелие, повелел, однако же, крестить их, уже исполнившихся Святого Духа, для тогo, чтoбы ни в чем не было и вида опущения и апостольские чиноначалия всецелo и во всем соблюли закон Божественной заповеди и Евангелия. А что крещение, употребляемое еретиками, не есть крещение и никто из противников Христа не может преуспевать благодатию Христовою, о том недавно со всем тщанием изложено нами в письме, писанном об этом предмете к служителю нашему в Мавритании Квинту, а также и в письме, еще прежде написанном товарищами нашими к соепископам нумидийским: списки с обоих этих писем при сем прилагаем.

К тому, возлюбленнейший брат, по общему согласию и власти, мы прибавляем и присовокупляем, что пресвитеров и диаконов, которые или, быв рукоположены сначала в кафолической Церкви, в последствии времени сделались изменниками и возмутителями против Церкви, или же у еретиков лжеепископами и антихристами, вопреки распоряжению Христову, нечестивым рукоположением поставлены, и наперекор единому и Божественному алтарю старались приносить на стороне ложные и святотатственные жертвы, – что и их, когда обращаются, надобно принимать под тем условием, чтобы они допускались к общению как простые миряне. Довольно с них и того, что, бывши врагами мира, они приемлют мир; но никак не следует оставлять при них, по возвращении к нам, те оружия рукоположения и чести, коими они против нас воевали. Ибо священники и служители, предстоящие алтарю и священнодействиям, должны быть чисты и непорочны, как говорит Господь Бог в книге Левит: «Человек… аще коему будет на нем порок, да не приступит приноситu дары Бога своего» (Лев. 21, 17). То же самое заповедует и внушает Он и в книге Исхода словами: «жерцы же приступающии ко Господу Богу да освятятся, да не когда погубит от них Господь» (Исх. 19, 22). И еще: «егда приходят служити к жертвеннику святыни и да не наведут на ся греха, да не умрут» (Исх. 28, 43). А какой же грех может быть тягче или какой порок безобразнее того, как противостать Христу, как разорять Его Церковь, которую Он стяжал и создал Своею Кровию, как, забывши евангельский мир и любовь, с яростию вражескою несогласия восставать против единодушного и согласного народа Божия? Хотя в последствии времени они сами возвращаются в Церковь, однако же они никак не могут с тем вместе ни восстановить, ни призвать с собою всех тех, которые, быв обольщены ими и застигнуты смертию вне Церкви, погибли без общения и мира и которых души в день суда взыщутся от рук тех, кои были виновниками и руководителями их погибели. Потому довольно таким людям при обращении их дать одно прощение; но отнюдь не следует в доме веры возвышать вероломство. Ибо если мы почтим тех, кои отошли от нас и восстали против Церкви, то что же оставим у себя для добрых и невинных, не отпадающих от Церкви?

Все это мы доводим до твоего сведения, возлюбленнейший брат, сколько по общему уважению, столько же и по простой любви к тебе, будучи уверены, что по истинному твоему благочестию и вере ты одобришь все то, что благочестно и вместе истинно. Впрочем, мы знаем, что некоторые, раз принявши что-нибудь, ни за что не хотят уже, отказавшись от принятого, переменить своих мнений и держатся однажды допущенных у себя злоупотреблений, не разрывая, однако же, союза мира и согласия с товарищами своими. В этом деле и мы никого не принуждаем, никому не даем закона, потому что всякий предстоятель свободен управлять своею церковию по своей воле, имея дать отчет в своем действовании Господу.

Желаем тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

60. ПИСЬМО К ЮБАЯНУ О КРЕЩЕНИИ ЕРЕТИКОВ

Киприан Юбаяну брату желает здоровья.

В письме своем ко мне, возлюбленнейший брат, ты изъявил желание узнать внутреннее основание нашего взгляда на крещение еретиков, кои, находясь вне Церкви, присваивают себе вещь, на которую не имеют ни права, ни власти, и чего мы не можем ни одобрить, ни признать законным, так как известно, что это им не позволено. поелику же мысли наши об этом предмете мы уже изложили в письмах своих, то, для сокращения переписки, посылаю к тебе список с тех писем; из них ты узнаешь как то, что мы определили на соборе в присутствии многих, так и то, что я отписал товарищу нашему Квинту, когда он спрашивал об этом. И теперь, собравшись вместе, мы, епископы Африки и Нумидии, в числе семидесяти одного, общим мнением нашим утвердили снова, то же самое, постановляя, что крещение есть одно, которое установлено в кафолической Церкви, и что поэтому нам должно не перекрещивать, а крестить всякого, кто приходит омыться от поддельной и нечестивой воды и освятиться истиною воды спасительной. Нисколько не смущает нас, возлюбленнейший брат, сделанное в письме твоем указание на то, что новациане перекрещивают тех, коих от нас отторгают: совершаемое врагами Церкви вовсе не относится к нам, лишь бы мы сами сохраняли честь нашей власти и твердо держались основания разума и истины. Новациан, по обычаю обезьян, кои, не будучи людьми, подражают, однако же, человеческим действиям, хочет присвоить себе власть и истину кафолической Церкви тогда, когда он сам и не находится в Церкви, и даже сверх того стал еще возмутителем и врагом Церкви. Зная, что крещение одно, он это одно крещение и присвояет себе, чтобы сказать, что у него-де Церковь, а нас сделать еретиками. Но мы, содержащие у себя главу и корень единой Церкви, достоверно знаем и веруем, что ему вне Церкви ничего не позволено и что крещение, которое есть одно, находится у нас, где и сам он прежде крестился, когда держался разума и истины Божественного единения. Если же Новациан думает теперь, что крещенных в Церкви надобно перекрещивать на стороне вне Церкви, то он должен бы начать это с самого себя и сам первый перекреститься чуждым и еретическим крещением, так как он сам же думает, что после Церкви нужно крестить еще на стороне. И неужели же из-за того, что Новациан осмеливается это делать, нам этого делать не следует? Что ж? Ведь Новациан присвояет себе и честь святительской кафедры; так не должны ли мы поэтому отказаться и от кафедры? Или – так как Новациан противозаконно старается постановить и алтарь и приносить жертвы, то не должно ли нам оставить и алтарь и жертвы, дабы не подать вида, что мы совершаем с ним нечто одинаковое и сходное? Поистине суетно и безрассудно из-за того только, что Новациан присвояет себе вне Церкви образ истины, оставлять самую истину Церкви.

Впрочем, у нас это дело отнюдь не новое и не неожиданное, что мы признаем нужным крестить тех, которые от еретиков обращаются к Церкви: тому уже много лет назад, много прошло времени, как собор епископов, бывший под председательством блаженной памяти Агриппина, постановил то же самое, и с тех пор доселе столько тысяч еретиков, в областях наших обратившихся к Церкви, не только не гнушались и не колебались получать благодать животворящей купели и спасительного крещения, но еще разумно и охотно настаивали на этом. Да и не трудно учителю внушить истинное и законное тому, кто, осудивши еретическую неправду и узнавши церковную истину, приходит для того, чтобы учиться и учиться для того, чтобы жить. Мы не должны поблажкою своею увеличивать неразумие еретиков, когда они охотно и со всею готовностию повинуются истине.

В письме, с которого список ты прислал ко мне, я нашел замечание, что не должно доискиваться того, кто крестил, потому что крещенный мог получить отпущение грехов по одной вере своей: этого места я не могу обойти молчанием, тем более что в том же письме, как я заметил, упоминается даже о Маркионе, в том смысле, что и от него обращающихся к нам не должно крестить, потому что и они, по-видимому, крещены уже во имя Иисуса Христа. Итак, мы должны рассмотреть веру тех, кои веруют вне Церкви, чтобы видеть, могут ли они по этой вере получить какую-либо благодать. Если и у нас и у еретиков вера одна, то может быть и благодать одна. Если патрипассиане, антропиане, валентиниане, аппелесиане, офиты, маркиониты и прочие еретические язвы, мечи и яды, развращающие истину, исповедуют вместе с нами одного и того же Отца, одного и того же Сына, одного и того же Духа Святого и одну и ту же Церковь, то потому самому, что вера их одна с нашею, может быть там и одно крещение. Но так как разбирать все ереси и обличать нелепости и бессмыслие каждой из них в частности было бы слишком продолжительно, да и нисколько не утешительно говорить о том, что и знать-то страшно, или стыдно; то мы исследуем пока об одном только Маркионе, о котором упоминается в присланном к нам тобою письме, – может ли быть крещение его основательно. Господь, посылая учеников Своих по Воскресении, наставил и научил их, как должно крестить, говоря: «дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли. Шедше убо, научите вся языки крестяще их во имя Отца и Сына и Святага Духа» (Мф. 28, 19). Он указывает на Троицу, во имя Которой должны креститься все народы. А Маркион содержит ли сию Троицу? Признает ли того же самого Отца-Создателя, что и мы? Знает ли того же самого Сына-Христа, родившегося от Девы Марии, Который, будучи Словом, стал плотию, понес на Себе грехи наши, победил смерть своею смертию, первый самим Собою предначал воскресение плоти, показав ученикам Своим, что Он воскрес в той же самой плоти? Нет, у Маркиона, да и у прочих еретиков, совсем иная вера; даже, собственно говоря, у них одно изуверство, богохульство и прение, враждующее против святости и истины. Как же после сего думать, чтобы крещающийся у них получил по своей вере отпущение грехов своих и благодать Божественного прощения, когда он не имел в себе истины самой веры? Если кто на стороне и мог действительно получить что-либо от Церкви, по своей вере, как это представляется некоторым, то, конечно, он получил то, чему верил. Но, веруя ложному, он не мог получить истинного, или лучше сказать, по ложной вере своей таковой и получает одно подложное и нечестивое. На это-то нечестивое и подложное крещение тонко намекает и пророк Иеремия словами: «вскую оскорбляющии мя возмогают на мя? язва моя тверда, откуду исцелюся? бысть мне яко вода лживая, неимущая верности» (Иер. 15, 18). Дух Святой чрез пророка упоминает здесь о воде лживой, не имеющей верности. Что же это за вода лживая и обманчивая? Конечно, та, которая ложно принимает образ крещения и прикровенным притворством веры обманывает благодать, уверяя, что если кто-нибудь по неправой вере мог креститься вне Церкви и получить отпущение грехов, то по этой же вере мог получить и Духа Святого, и, стало быть, нет уже нужды, когда он обращается, возлагать на него руки для того, чтобы он получил Святого Духа и запечатлелся Им. Так, он вне Церкви или мог получить и то и другое, или, будучи на стороне, не получил ни того, ни другого. Но очевидно, где и кем может быть дано отпущение грехов, даруемое в крещении. Власть разрешать что-нибудь на земле, так чтобы это разрешалось и на небе, Господь дал прежде Петру, на котором Он основал Церковь, установляя и показывая тем ее единство (Мф. 16, 19), а по Воскресении и всем апостолам, говоря: «якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы. И сие рек, дуну, и глагола им: приимите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им; и имже держите, держатся» (Ин. 20, 21-23). Отсюда понятно, что крестить и давать отпущение грехов могут только в Церкви предстоятели, имеющие основанием евангельский закон и Господнее распоряжение; а вне Церкви ничто не может быть ни связано, ни разрешено, так как там нет никого, кто мог бы связать что-нибудь или разрешить. А что все устроено свыше по известному закону и по особенному строению и никто вопреки епископам и священникам не может присвоить себе чего-либо, на что не имеет ни права, ни власти, то и это мы утверждаем, возлюбленнейший брат, отнюдь не без свидетельства Божественного Писания. Корей, Дафан и Авирон, хотя наперекор Моисею и первосвященнику Аарону и старались присвоить себе власть священнодействия, однако ж небезнаказанно сделали то, на что беззаконно дерзнули. И сыновья Аароновы, возложившие на алтарь чуждый огонь, тотчас же были истреблены пред лицем разгневанного Господа. Это наказание ожидает и тех, кои в ложном крещении вносят чуждую воду, и Божественный суд явит свое отмщение еретикам, совершающим вопреки Церкви то, что позволено делать одной только Церкви.

Некоторые ссылаются на то, что на крещенных в Самарии, по прибытии апостолов Петра и Иоанна, были только возложены руки, чтобы они приняли Святого Духа, а перекрещиваемы они не были. Но это обстоятельство, возлюбленнейший брат, очевидно нисколько не относится к настоящему случаю; потому что те, кои уверовали в Самарии, уверовали истинною верою и в недрах единой Церкви, которой одной дано право сообщать благодать крещения и разрешать грехи, крещены были диаконом Филиппом, которого послали те же апостолы. И так как они получили законное и церковное крещение, то их и не нужно было вновь крестить, но только то, чего им недоставало, сделано было для них Петром и Иоанном, именно: молитвою и возложением на них рук призван был и снизошел на них Дух Святой. Это самое делается теперь и у нас; крещаемые в Церкви представляются начальникам Церкви и нашею молитвою и возложением рук приемлют Духа Святого и запечатлеваются Господнею печатию.

Итак, возлюбленнейший брат, мы должны быть чужды мысли уступать еретикам и быть предателями крещения, данного одной и только одной Церкви. Доброму воину надобно защищать лагерь своего повелителя от мятежников и врагов, и славному вождю хранить вверенные ему знамена. В Писании сказано: «Господь Бог твой… Бог ревнитель» (Втор. 4, 24). И мы, принявшие Духа Божия, должны ревновать о Божественной вере. Этою ревностию и Финеес благоугодил и удостоился, когда гибнул народ, смягчить гнев негодующего Бога. Да и зачем нам, знающим одного только Христа и одну Его Церковь, связываться с прелюбодейною, чужеродною и враждебною Божественному единству? Церковь, подобно раю, заключает в стенах своих одни плодовитые деревья; всякое дерево, не приносящее доброго плода, исторгается из нее и бросается в огонь. Эти деревья она орошает четырьмя реками, то есть четырьмя Евангелиями, и небесным разлитием их вод обильно подает им благодать спасительного крещения. Но может ли орашаться источниками Церкви, кто не находится внутри Церкви? И можно ли подать целебные и спасительные пития райские тому, кто, будучи развращен и сам от себя осужден и отлучен от источников рая, засох и истомился сухостию вечной жажды? Господь громко зовет, чтобы всякий жаждущий шел и пил от источников живой воды, истекших от чрева Его. Куда же должен идти жаждущий? К еретикам ли, у коих нет вовсе ни источников, ни реки животворящей воды, или же к Церкви, которая одна и, по слову Господа, основана на одном, приявшем и ключи ее? Она одна хранит и обладает всею властию своего Жениха и Господа. В ней мы предстательствуем, за ее честь и единство ратуем, благодать и славу ее, верные своему обету, защищаем. Мы по милости Божией напояем жаждущий народ Божий, мы охраняем границы животворящих источников. Если же мы удерживаем право на свое владение и признаем таинство единства, то зачем нам быть изменниками истины и предателями единства? Истинная и спасительная и святая вода Церкви не может ни испортиться, ни оскверниться, так как и сама Церковь нерастленна, чиста и целомудренна. Если еретики преданы Церкви и находятся в Церкви, то, конечно, они могут пользоваться и крещением ее и прочими спасительными благами. Если же они не в Церкви и действуют даже против Церкви, то каким образом могут крестить крещением Церкви? Ибо совсем не маловажная и не малозначащая делается уступка еретикам, когда мы признаем крещение их, так как отсюда ведет начало вся вера, отсюда начинается спасительный вход в надежду вечной жизни и Божественное благоволение к рабам Божиим, которых надлежит очистить и оживотворить. И потому если кто мог креститься у еретиков, то, конечно, он мог получить и прощение грехов, то и освятился и соделался храмом Божиим; если же он освятился и соделался храмом Бога, то спрашиваю: какого же Бога? Творца ли? Нет; потому что он не верил в Него. Христа ли? Нет, и храмом Христа не мог соделаться тот, кто не признает Христа Богом. Духа ли Святого? Но поелику сии три суть едино, то каким образом Дух Святой мог стать милостивым к тому, кто враг Отца и Сына?

Итак, напрасно некоторые, будучи опровергаемы разумом, противополагают нам обычай. Как будто обычай выше истины или будто в делах духовных должно следовать не тому, что к лучшему открыто Духом Святым. Ненамеренно погрешающий еще может быть прощен, как говорит о себе самом и блаженный апостол Павел: «бывша мя иногда хульника и гонителя и досадителя, но помилован бых, яко неведый сотворих» (1 Тим. 1, 13). Но кто и после Божественного научения и откровения намеренно и с сознанием упорствует в своих заблуждениях, тот грешит уже непростительно; потому что, будучи опровергаем разумом, основывается на одном предубеждении и упрямстве. Пусть также никто не говорит: мы следуем тому, что приняли от апостолов. Апостолы предали нам Церковь только одну и крещение также одно и именно то самое, которое установлено в той же самой Церкви, и мы не находим ни одного примера, чтобы кого-нибудь крещенного у еретиков апостолы приняли в общение в том же самом крещении и таким образом показали, что они одобряют и крещение еретиков. Что же касается тех, кои в словах апостола Павла: «обаче всяцем образом, аще виною» (притворно), «аще истиною Христос проповедаем есть» (Флп. 1, 18), думают находить нечто благоприятствующее еретикам, то, по нашему мнению, и эти слова нисколько не могут послужить в пользу тех, кои покровительствуют и ласкательствуют еретикам. Ибо в послании своем апостол Павел говорил вовсе не об еретиках или об их крещении, из чего можно было бы заключить, что он постановил здесь нечто, относящееся к сему предмету. Он говорил здесь о братьях, из коих одни беспорядочно и вопреки церковному благочинию поступают, а другие по чувству страха Божия хранят евангельскую истину. При этом он заметил, что тогда как одни проповедуют слово Божие постоянно и дерзновенно, а другие с завистию и любопрением, одни хранят к нему благорасположение и любовь, а другие питают вражду и несогласие, он сам все это терпеливо переносит, лишь бы имя Христа, проповедуемое Павлом, «аще истиною, аще виною» стало известно как можно большему количеству людей и новое, только что начатое, сеяние слова Божия умножалось действием проповеди. Но совсем иное дело – проповедовать имя Христово находящимся внутри Церкви, а иное – крестить во имя Христово тех, кои находятся вне Церкви и враждуют против нее. Итак, пусть защитники еретиков не ссылаются нам на то, что Павел заметил о братьях, а докажут, что он действительно считал нужным делать некоторые уступки еретикам, или одобрял их веру и крещение, или утверждал, что изуверы и хульники могут получить оставление грехов вне Церкви. Если же мы внимательнее рассмотрим, как думали об еретиках апостолы, то найдем, что они во всех своих посланиях осуждали и проклинали богопротивное нечестие еретиков. Ибо, когда они говорят об еретиках, что слово их разрастается, как рак, то каким образом это слово, подобно раку въедающееся в уши слушателей, может давать отпущение грехов? Когда, по словам их, нет никакого «причастия правде к беззаконию и общения свету ко тьме» (2 Кор. 6, 14), то каким образом мрак может освещать или беззаконие оправдывать? Когда, наконец, они утверждают, что еретики не от Бога, а от духа антихристова, то каким образом могут делать духовное и Божественное те, кои суть враги Божии и коих сердцем обладает дух антихристов? Итак, если, оставивши заблуждения человеческого любопрения, с истинною и благочестивою верою обратимся к евангельскому авторитету и преданию апостольскому, то поймем, что тем, кои, усиливаясь разорить и побороть Церковь Христову, от Самого Христа называются противниками Его, а от апостолов – антихристами, ничто относящееся до церковной и спасительной благодати не может быть уступлено.

Если же кто-нибудь для того только, чтобы запутать христианскую истину, выставит против нас имя Христа и скажет, что крещенные во имя Иисуса Христа, где бы то ни было и каким бы то ни было образом, получили благодать крещения, – то и это возражение его ничего не значит, когда Сам Христос ясно говорит: «не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное (Мф. 7, 21), и в другом месте, дабы кто-нибудь не был обманут лжепророками и лжехристами именем Его, предъуведомляя и предостерегая от этого, мнози, говорит, приидут во имя Мое, глаголюще, яко Аз есмь: и многи прельстят (Мк. 13, 6), и после сего присовокупляет: вы же блюдитеся, се, прежде рех вам вся (23)». Из этого видно, что принимать и усвоять надобно не то, что хвалится именем Христовым, но то, что совершается в истине Христовой. Если в Евангелиях и Посланиях апостольских для оставления грехов предлагается имя Христово, то это вовсе не потому, будто один Сын без Отца или вопреки Отца может помочь кому-либо, а предлагается для того, чтобы показать Иудеям, кои тщеславились тем, что имеют Отца, что и Отец не окажет им помощи, если они не уверуют в Сына, Которого Он послал. Ибо те, кои знали Бога Отца, должны были знать и Сына Его Христа, а отнюдь не льститься и не тщеславиться одним Отцом без познания Сына Его, Который и сказал: «никто же приидет ко Отцу, токмо Мною» (Ин. 14, 6). А что спасительно может быть только познание их обоих, это Он же Сам показывает, говоря: «Се, же есть живот вечный, да знают Тебе единаго истиннаго Бога, и егоже послал еси Иисуса Христа» (Ин. 17, 3). Если же, по слову и свидетельству Самого Христа, должно познать прежде Отца – пославшего, а потом и Христа – посланного и надежда на спасение может быть только под условием совокупного познания их обоих, то на каком основании признаются получившими оставление грехов те, кои, не имея никакого познания о Боге Отце и даже богохульствуя против Него, крещены у еретиков, как говорят, во имя Христово? Ибо совсем иное было положение Иудеев при апостолах, а иное условие язычников. Иудеи, так как они приняли уже древнейшее крещение закона и Моисея, должны были еще креститься во имя Иисуса Христа, как говорит к ним Петр в Деяниях Апостольских: «покайтеся, и да крестится кийждо вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов; и приимете дар Святаго Духа. Вам бо есть обетование и чадом вашим и всем дальним, елики аще призовет Господь Бог наш» (Деян. 2, 38-39). Петр упоминает здесь об Иисусе Христе не с тем, будто Отец должен быть оставлен в стороне, но с тем, чтобы к Отцу был присоединен и Сын Его. Но когда, наконец, по Воскресении Господь посылает апостолов к язычникам, то повелевает им крестить язычников во имя Отца и Сына и Святого Духа. Как же некоторые говорят, что язычник, крещенный где бы то ни было и каким бы образом это ни было, на стороне – вне Церкви и даже вопреки Церкви, только бы был крещен во имя Иисуса Христа, может получить оставление грехов, когда Сам Христос повелевает крестить язычников во имя полной и нераздельной Троицы? Неужели только отвергающий Христа и Христом отвергается, а отвергающий Отца Его, Которого Сам Христос исповедал, не отвергается Им, и богохульствующий против Того, Кого Христос именовал Своим Господом и Богом, приемлет от Христа оставление грехов и получает освящение крещения? Какою же властию может получить оставление грехов в крещении отвергающий Бога Творца и Отца Христова, когда самую власть, по которой мы крещаемся и освящаемся, Христос принял от того же Отца, Которого Он называл большим Себя, Которого просил о прославлении Себя и волю Которого исполнил до того, что, из повиновения ей, испил чашу и подвергся самой смерти? Итак, намеренно защищать и утверждать, что даже богохульствующий и согрешающий против Отца, Господа и Бога Христова, может получить оставление грехов во имя Христово, не значит ли быть участником в еретических богохулениях? Да наконец, что это за рассуждение: «Кто отвергает Сына Божия, тот не имеет и Отца, а кто отвергает Отца, тот будто имеет Сына»? Между тем Сам же Сын свидетельствует и говорит: «Никто же может приити ко Мне, аще не будет ему дано от Отца Моего» (Ин. 6, 65), и тем показывает, что в крещении нельзя получить от Сына никакого оставления грехов, если оно не дано Отцом, тем более что то же самое Он повторяет, говоря: «всяк сад, егоже не насади Отец Мой Небесный, искоренится» (Мф. 15, 13)? Если же ученики Христовы не хотят поучаться у Христа, какое почтение и честь должно воздавать Отеческому имени, то пусть научатся этому хоть из земных и мирских примеров и познают всю силу укоризны, заключающейся в словах Христовых: «Сынове века сего мудрейши паче сынов света» (Лк. 16, 8). И в мире сем, если кто нанесет обиду чьему-либо отцу и, по сварливому и наглому своему нраву, злословием оскорбит его скромность и честь, то сын приходит в негодование, гневается и всеми возможными для него средствами старается отмстить за обиду отца своего. А ты думаешь, что Христос оставляет без наказания нечестивцев, святотатцев и хульников Отца Его и в крещении дарует оставление грехов тем, кои, быв крещены, продолжают изрыгать те же хулы на лице Отца и грешат непрестанным грехом богохульства? И это может помыслить, этому может поверить, это может выговорить христианин, раб Божий!! Что же после сего будут значить заповеди Божественного закона, внушающие: «Чти отца и матерь», если название отца, которое и в человеке заповедуется почитать, безнаказанно будет оскорбляемо в Боге? Какую же силу будет иметь и сказанное Самим Христом в Евангелии: «Иже злословит отца или матерь, смертию да умрет» (Мф. 15, 4), если Тот, Кто повелевает наказывать и предавать смерти тех, кои злословят плотских родителей, Сам животворит злословящих небесного и духовного Отца и враждующих против матери Церкви? Поистине гнусное нечто и достойное проклятия утверждают некоторые, когда говорят, что тот, кто произносящему хулу на Духа Святого угрожает виновностию в вечном грехе, – тот самый хулящих Бога Отца освящает спасительным крещением. И после этого считающие нужным принимать таковых в общение без крещения, когда они обращаются к Церкви, не признают себя сообщниками чужих и притом вечных грехов, принимая без крещения тех, кои только в крещении могли бы сложить с себя грехи своих богохулений? О, какое это поистине суетное и даже развращенное дело, что, так как и еретики, отвергши и оставивши свои прежние заблуждения или проступки, признают истину Церкви, мы сами отнимаем у той же истины принадлежащие ей право и святыню, и когда те приходят к нам с раскаянием, говорим им, что они получили оставление грехов, между тем как они сами же исповедуют, что они грешны, и затем именно и приходят, чтобы получить помилование у Церкви. Итак, мы должны, возлюбленнейший брат, веру и истину кафолической Церкви и сами крепко держать и научать ей других, доказывая всеми евангельскими и апостольскими правилами основательность Божественного строения единства.

Какое крещение может иметь большую и высшую силу, как крещение исповедания и страдания, когда исповедующий Христа пред людьми крещается своею собственною кровию? Однако ж и это крещение не приносит пользы еретику, хотя бы он и исповедал Христа и умерщвлен был за него вне Церкви; разве уж покровители и защитники еретиков, умерщвленных за ложное исповедание Христа, вопреки свидетельству апостола, который говорит, что хотя бы таковые и сожжены и умерщвлены были, то и то само по себе не может принести им никакой пользы, – будут удостоевать их славы и венца мученического! Если же еретику нисколько не может послужить во спасение даже и крещение публичного исповедания и крови, потому что вне Церкви нет спасения; то во сколько менее будет полезно для него, если он в каком-нибудь логовище или вертепе разбойничьем, окропившись скверною водою, не только не сложил в ней старых грехов своих, но приложил к ним еще новые и большие? Итак, у нас с еретиками никак не может быть общего крещения, как нет с ними общего ни Бога Отца, ни Сына Его Христа, ни Духа Святого, ни веры, ни самой Церкви. И потому всех обращающихся от ереси к Церкви должно крестить, дабы те, кои чрез Божественное возрождение в законном и истинном и единственном крещении святой Церкви уготовляются к Царству Божию, возрождались обоими таинствами, по Писанию: «аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие» (Ин. 3, 5).

При этом некоторые (как будто человеческим мудрованием они могут упразднить истину евангельской проповеди) выставляют против нас оглашенных и спрашивают: если кто-нибудь из них прежде, чем успеет креститься в Церкви, будет захвачен за исповедание имени и умерщвлен, то уже ли и такой должен потерять надежду спасения и награду исповедания потому только, что не возродился прежде водою? Да будет же ведомо таковым благоприятелям и защитникам еретиков, что те оглашенные, во-первых, содержат чистую веру и истину Церкви и на победу диавола выходят из Божественного стана с полным и искренним познанием Бога Отца, Христа и Святого духа; а во-вторых, они и не лишаются таинства крещения, как люди крещенные славнейшим и величайшим крещением крови, о котором и Господь говорил: что он намерен «креститься» иным «крещением» (Лк. 12, 50). А что крестившиеся своею кровию и освятившиеся страданием достигают совершенства и получают благодать Божественного обетования, это показывает тот же Господь в Евангелии, когда говорит разбойнику, верующему и исповедующему в самом страдании, что он будет с Ним в раю (Лк. 23, 43). По всему этому мы, служители веры и истины, не должны обманывать и обольщать тех, кои обращаются к вере и истине и, раскаиваясь, просят себе отпущения грехов, но иначе, исправляя и преобразуя их небесными наставлениями, образовать их для Царства Небесного. Но скажет кто-нибудь: что же будет с теми, кои прежде сего, обратившись от ереси к Церкви, приняты были в Церковь без крещения? Господь, по милосердию своему, силен даровать им прощение и тех, кои, быв приняты в Церковь, в Церкви же и опочили, не лишить даров Церкви Своей. Но из этого, однако ж, никак не следует, что если некогда допущена была погрешность, то и всегда надобно держаться этой погрешности; напротив, мудрым и боящимся Бога гораздо приличнее охотно и неукоснительно последовать дознанной и очевидной истине, чем упорно препираться из-за еретиков с братьями и со священниками. Да не подумает кто-либо, что еретики от того самого, что им предлагают крещение, как бы соблазнившись словом второго крещения, станут неохотнее обращаться к Церкви. Напротив, когда им будет показана и доказана истина, то этим самым свидетельством истины они еще сильнее и настоятельнее будут побуждаться к обращению. Если они увидят, что суждением и мнением своим мы определяем и постановляем считать праведным и законным крещение, коим они там крестились, то подумают о себе, что они праведно и законно имеют у себя и Церковь и все церковные блага; а когда, имея крещение, они будут думать, что имеют у себя и все прочее, тогда и обращаться к нам для них не будет никакой причины. Напротив, когда они узнают, что вне Церкви нет ни крещения, ни отпущения грехов, то тем охотнее и поспешнее будут приходить к нам и испрашивать у нас даров матери Церкви, зная, что они никак не могут достигнуть истинного обетования Божественной благодати, если не обратятся прежде к истине Церкви. Не откажутся они креститься у нас истинным и законным крещением, когда узнают от нас, что и Павел крестил тех, кои крещены уже были крещением Иоанновым, как читаем об этом в Деяниях Апостольских. И после этого некоторые, признавая крещение еретиков предвосхищенным у нас, по какой-то ненависти к перекрещиванию считают преступлением крестить после врагов Божиих, когда мы видим, что апостолом крещены были даже и те, коих крестил Иоанн, тот Иоанн, который был больший из пророков, который был одушевлен духом и силою Илии, – не враг, но предтеча и предвозвестник Господа, не только словами предвозвестивший Его, но и воочию указавший на Небо, и наконец крестивший Самого Христа, чрез Коего крещаются прочие! Если бы еретик, потому что первый крестил, мог восхитить право крещения, принадлежащее обладателю его, то в таком случае у обладателя не было бы уже крещения, но у восхитившего; а так как крещение и Церковь никак не могут быть отторгнуты и отделены друг от друга, то кто первый успел завладеть крещением, завладел также и Церковию. И вот после этого ты сам начинаешь казаться ему еретиком потому только, что, быв предупрежден им, опоздал и своею уступчивостию и согласием потерял то право, которое имел. А как гибельно в Божественных вещах уступать свое право и власть – это показывает Святое Писание в книге Бытия на Исаве, который, потерявши право своего первородства, никак уже после того не мог возвратить себе то, что уступил однажды.

Все это в краткости мы написали тебе, возлюбленнейший брат, по мере сил наших, не имея в мыслях ни предписывать, ни навязывать кому-либо своего мнения; пусть всякий епископ по свободному своему произволению поступает так, как считает должным. Мы сами, сколько это от нас зависит, отнюдь не вступаем из-за еретиков в распри с нашими товарищами и соепископами; а напротив, тем более соблюдаем Божественное согласие и Господний мир, что и апостол говорит: «аще ли кто мнится спорлив быти, мы таковаго обычая не имамы, ниже Церкви Божия» (1 Кор. 11, 16). Мы со всяким терпением и кротостию стараемся сохранить и любовь душевную, и честь сослужительства, и союз веры, и согласие священства. С этою-то целию мы, по милости Божией и внушению Господню, насколько достало у нас силы, написали теперь и книгу о благе терпения, которую в знак взаимной любви нашей и посылаем тебе.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

61. ПИСЬМО К ПОМПЕЮ ПРОТИВ ПИСЬМА СТЕФАНА О КРЕЩЕНИИ ЕРЕТИКОВ

Киприан брату Помпею желает здоровья. Хотя все, что должно сказать о крещении еретиков, уже вполне изложено нами в тех письмах, с которых списки мы переслали тебе, любезнейший брат, однако, так как ты пожелал узнать еще и то, что отписал ко мне на мои письма брат наш Стефан, то я посылаю тебе список и с его ответа. Прочитавши его, ты еще яснее увидишь заблуждение того, кто усиливается защитить дело еретиков против христиан и Церкви Божией. Ибо ко многому или слишком высокомерному, или вовсе не относящемуся к делу, или самому себе противоречащему, что неискусно и необдуманно он написал ко мне, он вздумал присовокупить между прочим следующие слова: «Итак, если кто от какой бы то ни было ереси обратится к вам, то да не вводится при этом ничего нового, кроме того, что предано, т. е. да совершается над таковым одно возложение рук в знак покаяния, так как и сами еретики всякого, обращающегося к ним от другой ереси, взаимно не крестят, а только приобщают». Он запрещает крестить всякого, обращающегося от какой бы то ни было ереси. Это значит, что, по его мнению, крещение всех еретиков праведно и законно. А так как всякая особенная ересь имеет и свое особенное крещение, и свои разнообразные грехи, то он, приемлющий крещение всех, тем самым приемлет в недра свои и совокупные преступления всех. Он заповедует: «Да не вводится ничего нового, кроме того, что предано», как будто вводит что-нибудь новое тот, кто, держась единства, защищает единое крещение, принадлежащее единой Церкви, а не тот, кто, забывая о единстве, защищает ложь и заразу чуждого кропления. «Ничего, – говорит, – да не вводится нового, кроме того, что предано». Но откуда же таковое предание? Происходит ли оно от Господней и евангельской власти или от повелений и посланий апостольских? Ибо то надобно делать, что содержится в Писании, как свидетельствует и говорит Сам Бог Иисусу Навину: «Да не отступит книга закона сего от уст твоих; и да поучаешися в ней день и нощь, дабы в уразумееши творити вся написанное» (Нав. 1, 8). Равным образом Господь наш, посылая апостолов Своих, повелевает им крестить народы и научать соблюдать все, что Он заповедал (см.: Мф. 28, 20). Итак, если в Евангелии заповедуется или в посланиях и Деяниях апостольских содержится такое повеление, чтобы обращающиеся от какой бы то ни было ереси не были крещаемы, а только совершалось над ними в знак покаяния одно возложение рук, то Божественное и святое предание сие должно соблюдаться. Если же, напротив, еретики повсюду называются там не иначе как противниками и антихристами, если они выставляются людьми, которых нужно удаляться, развращенными и от самих себя осужденными, то почему же нам не должно осуждать тех, кои, по свидетельству апостолов, сами собою осуждены? Да не возносит же никто хулу на апостолов, будто они одобряли крещения еретические или вступали в общение с еретиками без крещения, когда они писали о еретиках таким образом и притом в такое время, когда самые свирепые еретические язвы еще не появились на свете, когда не возникал с Понта и Маркион Понтийский, которого наставник Кердон пришел в Рим, при бывшем тогда, девятом в Риме, епископе Гигине. Маркион, который, ставши последователем Кердона и увеличивши его преступления новыми, бесстыднее и стремительнее всех прочих еретиков начал изрыгать хулы на Бога Отца Создателя и с большею против всех злостью и жестокостью вооружил святотатственным оружием еретическую ярость против воинствующей Церкви. Если же, как известно, после времен апостольских возникли ереси гораздо многочисленнейшие и худшие (а между тем совершенно нигде не заповедано и не написано, чтобы еретик принимаем был в общение через одно только возложение рук) и если крещение только одно, и именно то, которое у нас в Церкви и по Божественному благоволению дано одной только Церкви, то что это за упорство, что за предубеждение предпочитать предание человеческое распоряжению Божественному, не обращая внимания на то, что Бог гневается и негодует всякий раз, когда человеческое предание преступает и обходит Божественные заповеди. Об этом Он громко говорит через пророка Исайю: «людие сии устнами своими почитают Мя, сердце же их далече отстоит от Мене: всуе же почитают Мя, учаще заповедям и учениям человеческим». (Ис. 29, 13)! Да и Господь в Евангелии с такою же укоризною и обличением говорит: «вы отменяете заповедь Божию, да предание ваше соблюдете» (Мк. 7, 9). Памятуя об этом, и блаженный Апостол с своей стороны увещевает и научает нас говоря: «аще ли кто инако учит, и не приступает к здравым словесем Господа нашего Иисуса Христа и учению Его, разгордеся, ничтоже ведый; … отступай от таковаго» (1 Тим. 6, 3-4, 6).

Прекрасное же и законное предание предлагает брат наш Стефан своим учением! К этому он прибавляет еще: «…так как и сами еретики всякого, обращающегося к ним от другой ереси, взаимно не крестят, а только приобщают!» До чего же унижена Церковь Божия и невеста Христова, что она должна подражать примерам еретиков, что при совершении небесных Таинств свет ее учения должен заменяться тьмой и христиане должны делать то, что делают антихристы. Какая это слепота, какое лукавство душевное – не хотеть познать единства веры, происходящего по преданию от Бога Отца и Господа Бога нашего Иисуса Христа! Ибо если у еретиков нет Церкви, потому что она одна и делиться не может, если у них нет и Духа Святого, потому что Он также один, и не может быть у нечестивых и чуждых, то, конечно, у них не может быть и крещения, которое состоит в том же единстве, потому что оно не может быть отделено ни от Церкви, ни от Духа Святого.

Если же действительность крещения приписывают величию имени, так что всякого крещеного во имя Иисуса Христа, где бы то ни было и как бы то ни было, по сему самому считают уже обновленным и освященным, то почему же там во имя того же Христа не совершается над крещеным и возложение рук для приятия Святого Духа? Почему же одинаковое величие одного и того же имени не оказывает той же силы и в возложении рук, какую приписывают ему в освящении крещения? Если кто, возродившись вне Церкви, мог сделаться храмом Божьим, то почему же нельзя бы ему сделаться и храмом Духа Святого? Ведь кто, сложивши с себя грехи в крещении, освятился и духовно преобразился в нового человека, через то сделался уже способным и к приятию Святого Духа. Апостол говорит: «елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал. 3, 27). Итак, кто, крестившись у еретиков, может облечься во Христа, тот тем более может получить и Святого Духа, Христом посланного. Иначе если бы крещенный вне Церкви мог облечься во Христа, а получить Святого Духа не мог, то посланный стал бы больше пославшего. А впрочем, разве можно или облечься во Христа без Духа, или Духу от Христа отделиться? Притом второе рождение, коим рождаемся мы во Христе через купель возрождения, есть рождение духовное, и потому не явную ли также нелепость утверждают те, которые говорят, что можно родиться духовно у еретиков, хотя сами же не признают бытия Духа у них? Ибо очистить грехи и освятить человека одна вода, без Духа Святого, конечно, не может. Итак, им предстоит выбрать одно из двух: или согласиться, что там, где, по их мнению, есть крещение, присутствует и Дух Святой, или же, где нет Святого Духа, там не признавать и крещения, потому что крещение не может быть без Святого Духа. Как же после этого можно утверждать, что и не родившиеся в Церкви могут быть сынами Божьими? А что крещение есть Таинство, в котором ветхий человек умирает, а рождается новый, – это объясняет и доказывает блаженный апостол, говоря: «Он спас нас… банею возрождения» (Тит. 3,5). Если же в бане, то есть в крещении, совершается возрождение, то каким образом ересь, не будучи невестой Христовой, может рождать через Христа сынов Богу? Нет, одна Церковь, совокупленная и соединенная с Христом, духовно рождает сынов, как опять говорит тот же апостол: «Христос возлюби Церковь и себе предаде за ню, да освятит ю, очистив банею водною» (Еф. 5, 25-26). Но если Церковь есть та возлюбленная и невеста Христова, которую одну Христос освящает и очищает банею Своею, то очевидно, что ересь, как не невеста Христова, не может ни освящаться, ни очищаться Его банею, а потому и рождать сынов Божьих ей совершенно невозможно. Притом рождающийся рождается не через возложение рук, когда он приемлет Святого Духа, но в крещении церковном, а Святого Духа приемлет уже родившись, как это совершено было и над первым человеком Адамом. Бог сперва образовал его из персти, а потом уже вдунул в лице его дыхание жизни (Быт. 2, 7). Ибо не может Дух быть принят, если не будет прежде приемлющего. Если же рождение христиан совершается в крещении, а рождение и освящение крещения есть у одной только невесты Христовой, которая одна может производить духовно и рождать сынов Богу, то где же, от кого и для кого родился тот, кто не есть сын Церкви, чтобы он мог иметь отцом своим Бога, не имевши прежде матерью своею Церковь? Но если таким образом не только ни одна ересь, но даже и раскол какой-либо не могут иметь у себя освящения спасительного крещения, то к чему же брат наш Стефан простер свое жестокое упорство до того, что даже и крещению Маркиона, Валентина, Апеллеса и прочих хулителей Бога Отца вздумал присвоить силу рождать чад Богу, утверждая, что и там во имя Иисуса Христа дается отпущение грехов, где изрыгаются хулы на Отца и Господа Бога Христа? В таком случае, любезнейший брат, по чувству самой веры и уважения к тому священному званию, которое мы проводим, нам должно рассмотреть, может ли оправдаться в день суда тот священник Божий, который соглашается, одобряет и признает крещение богохульников. Господь с угрозою говорит: «И ныне заповедь сия к вам священицы: аще не услышите и аще не положите на сердцах ваших, еже дати славу Имени Моему, глаголет Господь Вседержитель, то послю на вы клятву и прокляну благословение ваше» (Мал. 2, 1-2). Итак, приобщающийся крещению Маркионову ведает славу Богу? Воздает ли славу Богу тот, кто признает, что и у богохульников даруется отпущение грехов? Воздает ли славу Богу тот, кто утверждает, что и от прелюбодейцы и блудницы, вне Церкви, рождаются чада Божий? Воздает ли славу Богу тот, кто, не держась единства и истины, происходящей от Божественного закона, защищает ереси против Церкви? Воздает ли славу Богу тот, кто, ставши другом еретиков и врагом христиан, считает нужным удаляться от тех священников Божиих, кои защищают истину Христову и единство Церкви? Если так воздается слава Богу и так почитающие Его и священники Его сохраняют страх Божий и благочиние, то бросим оружие наше и отдадимся в плен диаволу, предадим постановления Евангелия, распоряжения Христа, величие Божие! Пусть уничтожатся и Таинства Божественного водительства, пусть предадутся и знамена небесных станов, пусть Церковь покорится еретикам, свет уступит место тьме, вера – изуверству, разум – заблуждению, бессмертие – смерти, любовь – ненависти, истина – лжи, Христос – антихристу! – Поистине от того-то каждодневно и возникают расколы и ереси, от того-то все гуще и обильнее они и разрастаются, от того-то, размножаясь змеиными отростками, все активнее пытаются отравлять Церковь Божию своим ядом. От заступничества некоторых они чувствуют себя более важными и крепкими, потому что крещение их защищается, а вера и истина предаются, притом то, что совершается вне Церкви, защищается в недрах самой же Церкви.

Итак, возлюб. брат, если есть еще в нас страх Божий, если еще есть прежняя сила в вере нашей, если мы храним заповеди Христовы и защищаем нетленную и ненарушимую святость Его невесты, если в сердцах и чувствах наших еще живут слова Господа: «Обаче Сын Человеческий, пришед, убо обрящет ли веру на земле?» (Лк. 18, 8), то как верные воины Божий, с искреннею верою и благочестием сражающиеся за Бога, постараемся охранить мужеством своим вверенный нам свыше стан. Незаметно утвердившийся обычай не должен служить препятствием к победе и утверждению истины. Ибо обычай без истины есть только старое заблуждение, да последуем истине, зная, что и, по словам Ездры, истина всегда побеждает: «Истина же пребывает и возмогает во век, и оживет и обладаетет во век века. И несть у нея приятия лица, ниже различия, но правая творит … и несть в суд ея ничтоже неправедно: и сия крепость и царство и власть и величесство всех веков. – Благословен Бог истины» (2 Езд. 4, 38-40). На сию-то истину указывая, Христос говорит в Своем Евангелии: «Я есмь путь и истина» (Ин. 14, 6). Посему если мы во Христе и Христос в нас, если пребываем в истине и истина в нас пребывает, то будем держаться только того, что истинно и справедливо. Если же кто-нибудь гораздо с большим усердием защищает свое неправое и ложное дело, чем сочувствует праведному и истинному делу другого, то это происходит единственно от наклонности к самомнению и высокомерию. Сие-то самое провидя, блаженный апостол Павел пишет к Тимофею и научает, что епископу не следует быть сварливым и охотником до споров, «но тиху и, учительну» (2 Тим. 2, 24-25). Учителен же тот, кто, будучи сам терпелив, при учении обладает кротостью и тихостью. Ибо и епископу должно не только учить, но и учиться. И тот только лучше научает, кто каждодневно сам возрастает и преуспевает в изучении лучшего. Это же самое внушает нам тот же апостол Павел, когда говорит: «Аще ли иному открыется седящу нечто лучшее, первый да молчит» (1 Кор. 14, 30).

Для благочестивых и простых душ так же легко оставить заблуждение, как найти и открыть истину. Ибо как скоро обратимся мы к источнику и началу Божественного Предания, то человеческое заблуждение тотчас исчезнет, а то, что скрывалось во мраке и казалось темным, по рассмотрении основания небесных таинств явится во свете истины. Когда водопроводный канал, доставлявший прежде воду в изобилии, вдруг перестанет источать воду, то для открытия причины такового недостатка не обращаются ли к источнику, чтобы узнать, не оскудела ли вода от засухи или же, вытекая оттуда в чистоте и полноте, перестала течь посередине своего пути. И если вода перестала течь непрерывно от порчи канала, который прервался и пропускает воду, то исправляют и укрепляют канал, чтобы в город вода доставлялась в таком же изобилии и чистоте, как она выходит из своего источника. Это самое должно делать теперь и священникам Божиим, хранящим Божественные повеления. Если в ком-нибудь истина начнет колебаться и ослабевать, то мы тотчас же должны обращаться к ее Господнему началу, евангельскому и апостольскому преданию, и побуждение нашей деятельности должно возникать оттуда же, откуда возник самый порядок и начало. Но вот нам передано, что и Бог один, и Христос один, и вера одна, и надежда одна, и Церковь одна, и крещение одно (Еф. 4, 5), установленное в одной Церкви. Если бы теперь кто-нибудь отпал от этого единства, то такового необходимо считать еретиком; а кто защищает таковых против Церкви, тот вооружается против таинства Божественного Предания. Таинство же сего единства мы видим выраженным и в Песни Песней от лица Самого Христа, говорящего: «ветроград заключен, сестра моя, невеста, источник запечатлен; кладезь воды живы; … сад с плодом яблочным» (Песн. песн. 4,12,15,13). Если же Церковь Его есть сад замкнутый и источник запечатленный, то каким образом может войти в этот сад или пить из его источника тот, кто не находится в Церкви? Так же и Петр, доказывая и защищая сие единство, учил, что мы можем спастись не иначе, как через одно только крещение, принадлежащее одной Церкви. В ковчеге Ноевом, говорит он, «мало, сиречь, осьмь душ спасошася от воды; подобно сему и вас спасет крещение» (1 Петр. 3, 20, 21). С какою краткостью и силою он указал здесь на таинство единства! Ибо как во время того всемирного крещения, очистившего всю древнюю неправду, кто не был в ковчеге Ноевом, тот не мог и спастись от воды, так и теперь, кто не крещен в Церкви, таинственном подобии единому ковчегу, основанной на Господнем единстве, тот не может и спастись крещением.

Итак, любезнейший брат, познав и рассмотрев ясно истину, будем соблюдать и держаться того правила, чтобы всякого, от какой бы кто ереси ни обратился к Церкви, крестить единственным и законным крещением Церкви, исключая тех, кои уже прежде крещены были в Церкви и крещенными перешли к еретикам. Этих последних, когда они обращаются, пастырю должно принимать и вводить в овчарню, откуда они убежали, через одно только возложение рук по принесении покаяния.

Желаю тебе, любезнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

62. ПИСЬМО К МАГНУ О КРЕЩЕНИИ НОВАЦИАН И О ПОЛУЧИВШИХ КРЕЩЕНИЕ В БОЛЕЗНИ

Киприан сыну Магну желает здоровья.

По своей благочестивой внимательности, ты, возлюбленнейший сын, спрашиваешь у нашей мерности совета, должно ли в числе прочих еретиков, крестить и освящать в кафолической церкви законным, истинным и единственным крещением и тех, которые приходят от Новациана, после его языческой бани. На это, сколько внушает нам понятие нашей вере, также святость и истина божественных писаний, мы скажем, что все вообще еретики не имеют никакой власти и права. Почему нельзя и не должно делать исключения для Новациана, тем более, что он, находясь вне церкви и действуя против мира и любви Христовой, должен быть считаем между противниками и антихристами. Ибо, когда Господь наш Иисус Христос в своем Евангелии свидетельствовал, что Его противники – те, которые не с Ним;. то не означал какой-нибудь вид ереси, но показал, что Его противники вообще все те, которые не с Ним, и которые, не собирая с Ним, расточают стадо Его говоря: «иже несть со Мною на Мя есть и иже не собирает со Мною, расточает» (Лук. 11. 23). Также и блаженный апостол Иоанн не отличал какой-нибудь ереси или раскола и не представлял в частности некоторых отделившихся; но всех отступивших от Церкви и действующих против Церкви назвал антихристами, говоря «слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристы мнози быша, от сего разумеваем, яко последний час есть. От нас изыдоша, но не беша от нас: аще бы от нас были, пребыли убо быша с нами» (1 Иоан. 2, 18, 18). Отсюда очевидно, что противниками Господа и антихристами суть все те, о коих известно, что они отступили от любви и единства кафолической церкви. И еще Господь в Евангелии Своем делает следующее постановление: «аще же и церковь преслушает, буди тебе́ якоже язычник и мытарь» (Мат. 18. 17). Если же те, которые не слушают Церкви, почитаются язычниками и мытарями; то гораздо более должно считать между язычниками и мытарями возмутителей и врагов выдумывающих ложные алтари, недозволенное священство, святотатственные жертвы и обольстительные названия[22]; когда по приговору Господа нужно судить, как о язычниках и мытарях, о тех, которые менее согрешают и только не слушают Церкви.

А что Церковь одна, это возвещает Дух Святой в песни песней, говоря от лица Христова: «едина есть голубица моя, совершенная моя: едина есть матери своей, избранна есть родившей ю» (Пес. пес. 6, 9); и о ней же опять говорит: «Вертоград заключен сестра моя невеста, источник запечатлен, кладезь воды живы» (Пес. пес. 4, 12. 15). Если же невеста Христова, которая есть Церковь, есть вертоград заключенный; то заключенного нельзя открывать чужим посторонним. Если она источник запечатлен; то ни пить из него, ни запечатлеться им не может тот, кто, будучи поставлен вне, не имеет доступа к источнику. Если она есть единственный кладязь воды живой, – находящийся внутри, то поставленный вне не может освящаться и оживляться от той воды, все употребление и питие которой уступлено находящимся внутри. И Петр, показывая, что Церковь одна, и что креститься могут только те, которые находятся в Церкви, тоже заметил, сказавши: «В ковчеге Ноевом мало, сиречь осмь душ, спасошася от воды; его же воображение ныне и нас спасает крещение» (1 Петр. 3. 20, 21), доказывая тем и свидетельствуя, что единый ковчег Ноя был прообразом единой Церкви. Если тогда, в том крещении, которым были заглажены и очищены грехи мира, мог быть спасен водою кто-либо, не бывши в ковчеге Ноя, то и теперь может оживотворяться чрез крещение не принадлежащий к Церкви, коей одной предоставлено крещение. Апостол Павел, возвещая тоже самое еще открытее и яснее, пишет к Ефесянам и говорит: «Христос возлюби церковь, и себе предаде за ню, да освятит ю, очистив банею водною» (Ефес. 5. 25, 26). Если Церковь, которую любит Христос и которая очищается его банею, одна; то каким образом тот, кто не в Церкви, может быть любим Христом или омыться и очиститься Его банею? А если одна Церковь имеет жизненную воду и власть крещения и омовения человека, то тот, кто говорит, что у Новациана может кто-нибудь получить крещение и освящение, пусть прежде докажет и научит, что Новациан принадлежит к Церкви или начальствует в Церкви. Церковь одна, а будучи одна, она не может быть и внутри и вне. Если она у Новациана; то не была у Корнелия. Если же она была у Корнелия, который наследовал епископу Фабиану, по законному посвящению и которого, кроме чести священства, Господь прославил и мученичеством; то Новациан не принадлежит к Церкви и тот, кто, презревши евангельское и апостольское предание, никому не наследуя, произошел от самого себя, не может считаться епископом, не может ни коим образом иметь Церковь и обладать ею не посвященный в Церкви. А что Церковь не может ни быть вне себя, ни рассечься или разделиться в противность себе, но что она представляет единство нераздельного и целостного дома, это объясняет свидетельство св. Писания, где о Таинстве Пасхи и Агнца (означавшего Христа) написано: «в дому едином да снется и не изнесите мяс вон из дому» (Исх. 12, 46). Тоже, как видим, выражено и в сказании о Рааве, которая также представляла образ Церкви; ей заповедано и сказано: «отца твоего и матерь твою и братию твою и весь дом отца твоего да собереши к себе в дом твой; И будет всяк, иже аще изыйдет из дверей дому твоего вон, сам себе повинен будет» (Иис. Нав. 2, 18. 19). Здесь таинственно возвещается, что в одном только доме, т. е. в Церкви, должны собираться те, кои готовятся к победе и желают избежать погибели мира,, а кто из собранных выйдет вон, т. е. получивши благодать в Церкви отступит и выйдет из Церкви, тот будет сам себе повинен, т. е. самого себя должен винить за свою погибель, и такового, по ясному учению и заповеди апостола Павла, надлежит избегать, как еретика «развращенного, согрешающего и самоосужденного» (Тим. 3, 11). Господь, внушая нам, что единство происходит от божественной власти, утверждает и говорит: «Аз и Отец едино есма» (Иоан. 10, 30), и направляя свою Церковь к таковому единству прибавляет: «и будет едино стадо и един пастырь» (Иоан. 10, 16). Если же стадо едино; то каким образом может причисляться к стаду тот, кто не числится в стаде? Или, каким образом может считаться пастырем тот, кто, при существовании пастыря управляющего в Церкви Божией по преемству посвящения, оказывается чужим и сторонним, – кто, никому не наследуя, начиная от самого себя, будучи врагом Господня мира и божественного единства, не обитает в доме Божием, т. е. в Божией Церкви, в которой обитают только согласные и единодушные, как говорит в псалмах Дух Святой: «Бог вселяет единомысленныя в дом» (Пс. 67, 7)? Далее, и самое таинство жертвы Господней указывает на христианское единодушие, скрепленное твердой и неразделимой любовью. Ибо, когда Господь называет телом своим хлеб, составленный из соединения многих зерен; то тем указывает, что народ наш, которого он принял образ, составляет одно целое; и когда кровью своею называет вино выжатое из виноградных кистей и многих ягод и сдавленное в одно, то тем означает, что и стадо наше также составлено из смешения многих, скрепленных в одно. Если Новациан соединен с сим Господним хлебом, если он приобщился чаше Христовой; то можно полагать, что и он может иметь благодать единого церковного крещения, если при том будет известно, что он держится единства Церкви. Наконец как неразделимо таинство единства, как безнадежны и как великую казнь заслуживают себе от гнева Божия те, кои производят раскол, и, оставивши епископа, поставляют себе вне иного лжеепископа, – это возвещает св. Писание в книгах царств, где говорится, что десять колен отделились от колен Иудина и Вениаминова и оставивши своего царя, поставили себе иного, вне: «и разгневася Господь на все семя Израилево и поколеба я, и даде я в руки расхищающим я дóндеже отверже я от лица своего. Яко отторжеся Израиль от дому давидова, и поставиша себе царя Иеровоама сына Наватова» (4 Цар. 17, 20. 21). Говорится, что Господь разгневался и предал их погибели за то, что они отделились от единства и поставили себе другого царя. И гнев Господень против произведших раскол был так велик, что даже, когда человек Божий был послан к Иеровоаму, чтобы обличить грехи его и предсказать ему будущее мщение; то ему запрещено было вкушать у них хлеб и пить воду. А когда тот не соблюл сего и, вопреки повелению Божию, обедал с ними; то тотчас был поражен величием суда Божия: на возвратном пути напал на него лев, и, искусав его, лишил жизни. И кто же после сего осмелится сказать, что спасительная вода крещения и небесная благодать могут быть общи у нас с раскольниками, с которыми не должны быть общими ни земная пища, ни мирское питие? Еще больший свет разумения проливает на это Господь в своем евангелии показывая, что тех, которые тогда отделились от колен Иудина и Вениаминова и оставивши Иерусалим удалились в Самарию, должно считать между чуждыми и язычниками. Ибо, посылая в первый раз своих учеников на служение спасения, Он заповедал и сказал: «на путь к язычникам не идите, и во град Самарийский не внидите» (Мат. 10, 5). Посылая сперва к Иудеям, повелевает обходить языков; а прибавляя, что должно обходить и город Самарянский, где были раскольники, показывает, что раскольники тоже, что и язычники.

Если же кто возразит, что Новациан соблюдает тот же закон, какой соблюдает кафолическая церковь, крестит тем же знамением, как и мы – знает того же Бога Отца, того же Сына Христа, того же Духа Святого, и что поэтому он может пользоваться властью крестить, так как по видимому он не различается от нас и в вопросе при крещении; то пусть знает всякий возражающий это, у нас с раскольниками не один закон знамения и не один и тот же вопрос. Когда они говорят: «веруешь ли в отпущение грехов и в жизнь вечную – чрез святую церковь?» То лгут в самом вопросе, потому что у них нет церкви. А так как они собственными словами исповедуют, что отпущение грехов может быть дано только чрез св. церковь; то, не имея ее, показывают, что там и грехи не могут быть отпущены. И то, что они, как говорят, знают того же как и мы Бога-Отца, того же Сына Христа, того же Духа Святого, нисколько не может оправдывать их. Ведь Корей, Дафан и Авирон знали того же Бога, что и священник Аарон и Моисей; живя под одним законом и исповедуя ту же веру, они призывали единого истинного Бога, которого должно было почитать и призывать: однако же когда преступили пределы, поставленные местом служения своего, и вопреки священнику Аарону, получившему законное священство, по удостоению Божию, и посвящению Господню, – присвоили себе власть священнодействовать; то тотчас за недозволенные усилия потерпели наказание, быв поражены казнью свыше, – и жертвы, принесенные не благочестно и не законно, вопреки праву божественного распоряжения, не могли быть ни действительными, ни полезными. Самые кадильницы, в которых незаконно был принесен фимиам, как для того, чтобы впредь не были в употреблении у священников, так еще более для напоминания потомках божественного гнева и мщения, требовавшего от них исправления, – переплавленные и очищенные, по повелению Божию, обращаются в гибкие доски и приделываются к алтарю, в память, говорит божественное писание: «сынам Израилевым, яко да никтоже приидет иноплеменник, иже несть от семене Аароня, еже возложити фимиам пред Господем, и да не будет, якоже Корей» (Числ. 6, 40). И однако они (Кореи, Дафан и Авирон) не произвели раскола, не выходили вон из стана и не возмущались бесстыдно и незаконно против священников Божиих, как это делают ныне те, кои расторгая церковь и возмущаясь против мира и единства Христова, стараются установить у себя кафедру, восхитить первенство и присвоить себе право крещения и священнодействия. Как же они, противники Божии, могут успеть в своих действиях, или незаконными усилиями получить от Бога то, что им не дозволено? Почему покровительствующие Новациану и прочим того же рода раскольникам напрасно утверждают, что может кто либо быть крещен и освящен спасительным крещением там, где, как известно, крещающий не имеет власти крестить. Суд Божий против подобной дерзости становится еще понятнее из того, что за содеянное преступление, как находим, определено наказание не только вождям и виновникам, но и участникам, если только они не отделятся от общения с злыми. Господь изрекает следующее повеление чрез Моисея: «отступите от кущ человек жестокосердых сих, и не прикоснитеся ко всем, елика суть им, да не погибнете купно во всем гресе их» (Числ. 16, 26). И как угрожал чрез Моисея так и исполнил Господь: все не отделившиеся от Корея, Дафана и Авирона тотчас получили наказание за нечестивое общение. Этот пример очевидно доказывает, что приобщаются вине и наказанию все те, кои, по нечестивому безрассудству, будут в общении с раскольниками, вопреки начальникам и священникам. Тоже Дух Святой свидетельствует чрез пророка Осию, когда говорит: «требы их, яко хлеб жалости им: вси ядущии тыя осквернятся» (Ос. 9, 4), научая, то есть, и показывая, что с виновниками соединятся и в наказании все те, кои осквернятся их грехом. Какие же могут быть заслуги пред Богом у тех, которым свыше определяются наказание? Или каким образом могут оправдать и освятить крещаемого те, которые будучи врагами священников, усиливаются присвоить себе чужое и недозволенное, – то что не уступлено им ни по какому праву?

Мы не удивляемся, если они сами стоят за свое нечестие. Ибо всякий, по необходимости, защищает то, что делает и не хочет уступить легкой победе, хотя бы и знал, что делаемое им не дозволено. Но то удивительно, даже более, досадно и прискорбно, что христиане заступаются за антихристов и что внутри самой церкви стоят против церкви нарушители веры и предатели церкви. Тех, которые, хотя в ином упорны и непонятливы, однако признают, что все еретики и раскольники не имеют Духа Святого и потому хотя могут крестить, однако не могут давать Святого Духа, мы задержим на этом, чтобы показать, что не имеющие Святого Духа решительно не могут и крестить. В самом деле, в крещении каждому отпускаются грехи; а Господь утверждает и возвещает в своем евангелии, что грехи могут отпускать только те, которые имеют Святого Духа.

Посылая, после воскресения, своих учеников, Он говорит им: «якоже посла мя Отец, и Аз посылаю вы, И сие рек, дуну и глагола им: примите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им: и имже держите, держатся» (Иоан. 20, 21-23). Это место показывает, что крестить и давать отпущение грехов может только тот, кто имеет Святого Духа. Наконец Иоанн, предназначенный крестить самого Господа нашего Иисуса Христа, принял Святого Духа прежде, когда был еще во чреве матери, чтобы известно и явно было, что никто не может крестить, кроме тех, которые имеют Святого Духа. И так покровительствующие еретикам ж раскольникам пусть отвечают нам: имеют ли сии Святого Духа, или не имеют? Если имеют; то для чего на крещаемых там, когда приходят к нам, возлагается рука для низведения на них Святого Духа, который конечно был бы получен там, где и мог быть дарован, если бы он был там? Если же, погруженные вне, еретики и раскольники не имеют Святого Духа, и потому у нас возлагается рука, чтобы здесь приняли то, чего там нет и что потому не может быть дано; то очевидно, что и отпущение грехов не может быть дано чрез тех, о коих известно, что они не имеют Святого Духа. И по сему должны быть крещаемы крещением церкви решительно все приходящие к Христовой церкви от противников и антихристов, чтобы могли получить отпущение грехов по божественному распоряжению и евангельской истине и соделаться храмами Божиими. Ты спрашиваешь еще, возлюбленный сын, моего мнения относительно тех, которые получают благодать Божию в болезни и немощи: должно ли их почитать законными христианами, когда они не омыты, но только облиты спасительной водой? В этом отношении скромность и смирение наше ни кого не предупреждает своим мнением, предоставляя всякому думать как угодно и поступать как думает. Мы, сколько разумеет мерность наша, полагаем, что благодеяния Божии ни в чем не могут быть недостаточны и слабы, и что нельзя получить чего-либо меньше там, где с полною верою, и принимающего и подающего, приемлется то, что черпается из божественных даров. В спасительном таинстве греховные язвы не так омываются, как нечистоты кожи и тела в мирской и плотской бане, где для того, чтобы омыть и очистить все тело, нужны бывают селитряный цвет с прочими снадобьями, ванна и водоем. Иначе омывается сердце верующего; иначе очищается ум человека чрез заслугу веры. В спасительных таинствах, в случае крайней необходимости по щедроте Божией, и в сокращении даруется от Господа верующим все. И потому ни кого не должно смущать, когда видят, что больные принимают божественную благодать чрез окропление или облитие, тем более, что Священное Писание говорит чрез пророка Иезекииля: «и воскроплю на вы воду чисту, и очиститеся от всех нечистот ваших и от всех кумиров ваших; и очищу вас, и дам вам сердце ново и Дух нов дам вам» (Иезек. 36, 25, 6). Тоже в книге Числ: «кто не чист будет до вечера, сей да очистится (водою) в день третий и в день седмый и чист будет; аще же не очистится ею в день третий и в день седмый, нечист будет и потребится душа та от Израиля, яко вода окропления не воскропится нань» (Числ. 19, 10, 12, 13). И еще: и рече Господ к Моисею глаголя: «поими левиты от среды сынов Израилевых и да очисшиши я; И сице да сотвориши им очищение их: покропиши на них воду очищения» (Числ. 8, 5, 6, 7). И еще: «вода окропления очищение есть» (Числ. 19, 9). Отсюда явно, что и окропление воды действует на подобие спасительной бани, и когда это бывает в церкви, при чистой вере и принимающего и дающего, то все может восполниться и совершиться величием Господним и истинной веры. А что некоторые называют таковых не христианами, а «клиниками» (т. е. больными, которые не могут встать с постели и ходить); то я не понимаю, откуда они заимствуют это название; разве читая очень много и тайное они нашли этих «клиников» у Гиппократа или Сорана. Мне известен «клиник» из Евангелия (Иоан. 6) и я знаю, что этому расслабленному и немощному, в течении долгого времени лежавшему в постели, болезнь ни сколько не помешала достичь вполне небесной крепости и он, благостью Господней, не только был поднят с одра, но и сам, с обновленными и оживленными силами, понес свой одр. II потому, сколько нам дано разуметь верою и мыслить, мое мнение таково, что всякого кто получил божественную благодать в Церкви, по закону и праву веры, должно почитать законным христианином. И если кто считает их ничего не получившими, ничего не имущими, потому что они только облиты спасительною водою; то все же пусть не обольщают их, заставляя креститься, по освобождении от тяготы болезни и выздоровлении. Не могут быть крещаемы те, которые уже освящены церковным крещением: так для чего же соблазнять их в их вере и благости Господней? Или они и получили Господню благодать, но только сокращенною и меньшей мерой дарования Божественного и Святого Духа, так что можно считать их христианами, но равнять с прочими не должно? Напротив, Дух Святой дается не мерою, но на каждого верующего изливается весь. Если день равно рождается для всех; если солнце на всех разливает одинаковый и равный свет: то не тем ли более с одинаковой равномерностью Христос, солнце и истинный день, обильно в своей церкви изливает свет вечной жизни? В книге Исхода (16) мы видим совершение таинства сего равенства, когда манна сходила с неба и; в прообразе будущих, указывала на питание хлеба небесного и на пищу грядущего Христа. Ибо там все равно, без различия пола или возраста собирали по гомору. Отсюда очевидно, что благость Христова и следующая потом небесная благодать, равно всем разделяется, что дарование духовной благодати без разности полов, без различия лет, без лицеприятия, изливается на весь народ Божий. Правда, та же духовная благодать, которая в крещении равно приемлется верующими, потом поведением и действиями нашими, или уменьшается или умножается, подобно тому, как в евангелии семя Господне равно сеется, но, по различию почвы, иное истощается, а иное умножается в разнообразном изобилии, принося плод в тридцать, шестьдесят или сто раз больший (Мат. 13, 3-8). Каждый из верующих призывается к динарию: так для чего же человеческим толкованием уменьшать то, что Бог раздает поровну? Если же кто смущается тем, что некоторые из крещаемых больных еще искушаются нечистыми духами: то пусть ему будет известно, что упорное нечестие диавола имеет силу только до спасительной воды; а в крещении он теряет весь яд своего нечестия. Пример этого мы видим в царе Фараоне, который, долго упорствуя и пребывая в своем вероломстве, мог противостоять и превозмогать до тех пор, пока не подошел к воде; когда же вошел в нее, то был побежден и погиб. Между тем оное море было таинством крещения; как это объясняет блаженный апостол Павел, говоря: «не хощу же вас не ведети братие, яко отцы наши вси под облаком быша и вси сквозе море проидоша, и вси в Моисеа крестишася во облаце и в мори», и прибавляет: «сия же образы нам беша» (1 Коринф. 10, 1, 2, 6). Тоже и ныне делается: когда заклинатели человеческим словом и божественною властью бичуют, жгут и мучат диавола, то часто он говорит, что выйдет и отпустит людей Божиих, но обманывая своею речью, продолжает действовать, как и Фараон когда-то, с тою же ложью упорства и обмана: Когда же приступают к спасительной воде и освящению крещением; то здесь, как мы должны знять и верить, диавол подавляется и человек, посвященный Богу, делается свободным по божественной благости. Ибо как змеи и скорпионы, которые имеют силу на суше, будучи опущены в воду теряют свою силу и не могут удерживать своего яда; так и духи злобы, называемые скорпионами и змеями, и однако по данной от Бога власти попираемые нами, не могут долее пребывать в теле человека, в котором, по крещении и освящении его, начинает обитать Дух Святой. Это наконец мы испытываем и на самом деле: те, кои, в случае крайней необходимости, крещены и получили благодать в болезни, освобождаются от нечистого духа, беспокоившего их прежде, и живут в Церкви достохвально и досточестно, со дня на день более и более преуспевая в умножении небесной благодати, чрез приращение веры. И напротив, часто некоторые из крестившихся здоровыми, если потом стали грешить, бывают мучимы возвратившимся нечистым духом. Из чего ясно открывается, что диавол изгоняется в крещении верою верующего, а если потом вера ослабевает – возвращается. После сего неужели справедливо будет мнение тех, которые осквернившихся языческою водою вне церкви у противников и антихристов почитают крещенными, а крещающихся в церкви признают получившими снисхождение и божественную благодать в меньшей мере? Справедливо ли придавать еретикам такую честь, чтобы приходящих оттуда и не спрашивать омыты ли они или облиты, клиники ли они или перипатетики; а у нас уменьшать целость истины веры и оспаривать у церковного крещения его величие и святость? Я отписал на письмо твое, возлюбленнейший сын, сколько была в состоянии сделать это наша малая мерность, и показал как мы, посильно, думаем, никому не навязывая своего мнения; всякий предстоятель волен распорядиться по своему усмотрению, имея отдать отчет Господу в своем действии, как пишет и говорит в своем послании к Римлянам блаженный апостол Павел: «кийждо нас о себе слово даст Богу, не ктому убо друг друга осуждаем» (Рим. 14, 12. 13). Желаю тебе, возлюбленнейший сын, всегда здравствовать.

* * *

По поводу разногласия своего с Римским епископом Стефаном относительно крещения еретиков, Киприан писал, между прочим, и к Фирмилиану, епископу Кесарии Каппадокийской, вероятно переслав ему списки и с прочих своих писем о спорном предмете. Фирмилиан не замедлил следующим ответом:

Фирмилиан Киприану, брату в Господе, желает здоровья. Чрез посланного вами, возююбненнейшего нашего Рогациана, диакона, мы получили, любезнейший брат, ваше письмо и от всего сердца возблагодарили Господа за то, что, по Его устроению, мы, отдаленные друг от друга телом, так близки духом, как будто не только находимся в одной области, но и живем вместе в одном и том же доме. Это и прилично сказать, потому – что духовный дом Божий один. Пророк говорит: «яко будет в последняя дни явлена гора Господня, и дом Божий на версе гор» (Иса. 2, 2). Сходящиеся в этот дом с радостью объединяются, так что Псалмодевец просил от Господа, «еже жити в дому Господни вся дни живота» (Псал. 26, 4). Из этого и из другого места видно, что святые обнаруживают великое стремление воли сходиться вместе. Сказано: «се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе» (Псал. 132, 1)? Единение, мир и согласие доставляют величайшее удовольствие не только людям верным, признающим истину, но и самым ангелам небесным, для которых, по слову Господа, «радость бывает о едином грешнице кающемся» (Лук. 15, 10) и возвращающемся к союзу единства. Этого конечно не было бы сказано об ангелах, живущих на небе, если бы они – радующиеся нашему единению – сами не были соединены с нами; напротив, они конечно скорбят, когда видят разногласие в мыслях и разность в стремлениях, – как будто надлежит призывать одного и того же Бога, только не всем вместе, а отдельно и врозь, и не иметь ни взаимной беседы, ни общей речи. Стефана мы можем благодарить разве за то, что его жестокость помогла нам опытно узнать веру и мудрость вашу. Но если чрез Стефана мы получили таковое благодеяние; то это еще не значит, что Стефан сделал что-нибудь достойное названия благодеяния и заслуживающее благодарность. Ведь вероломство и предательство Иуды, с каким он нечестиво действовал против Спасителя, не составляет его заслуги и нельзя сказать, будто он стал виною толиких благ, что чрез него мир и народы получили избавление страданием Господа. Но пройдем пока молчанием действия Стефана, чтобы воспоминанием дерзости и гордости его не причинить себе продолжительной досады на его дурные поступки.

Мы весьма обрадовались, узнав, что относительно настоящего вопроса вы распорядились по правилу истины и мудрости Христовой: мы возблагодарили Бога, нашедши в братьях, столь далеко живущих от нас, такое единодушие с нами в вере и истине. Благодать Божия сильна связать и скрепить союзом любви и единства даже то, что разделено на земле весьма значительным, по видимому, расстоянием; подобно тому, как божественная же сила связала союзом единомыслия Иезекииля и Даниила, живших позже и разделенных большим промежутком времени от Иова и Ноя, живших прежде, так что, будучи разделены временем, они руководились одним и тем же божественным вдохновеньем. Тоже мы замечаем ныне и в вас: отделенные от нас далекими странами, вы доказали, что чувством и духом вы соединены с нами. Все это производится божественным единством. Так как Господь, обитающий в нас, один и тот же; то Он везде и соединяет своих союзом единства. От «того-то во всю землю изыде вещание» (Псал. 18, 5) посланников Господних, быстро проникшихся духом единства. Напротив, так как вовсе не могут прийти в единение те души, которые отделились от единства Божия; то мало пользы от того, что некоторые близки к себе и соединены телом, если они не связаны сердцем и умом. Сказано: «се удаляющии себе от тебе, погибнут» (Псал. 72, 27). И таковые подвергнутся суду Господа по заслугам, так как они отступились от слов Того, Который молит Отца о единстве и говорит: «якоже Ты, Отче, во Мне и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут» (Иоан. 17, 21). Что касается до нас, то мы приняли ваше писание, как бы свое собственное, н читали его не бегло, но по несколько раз, чтобы удержать в памяти. И не бесполезно, но и спасительно будет или повторить тоже для утверждения истины, или кое-что прибавить для увеличения доказательства. Впрочем, если мы и прибавили что-нибудь, то прибавим не потому, что вами мало об этом было сказано, а потому, что слово божественное превышает природу человеческую и душа не может воспринять всего в совершенной полноте. Затем-то и пророков так много, чтобы разнообразная божественная мудрость была распределена на многих; затем-то и повелевается замолчать первому пророчествующему, если другому будет откровение (1 Кор. 14, 30). По той же причине и у нас признано необходимым – собираться ежегодно старейшинам и начальникам вместе, для распоряжений по делам вверенным нашему попечению, для решения важнейших общим советом, для преподания, в покаянии, врачевства братьям падшим и после спасительной бани уязвленным от диавола, – чтобы они чрез нас не столько получали оставление грехов, сколько приводились к уразумению своих прегрешений и побуждались полнее удовлетворить Господу. Но – посланник, которого вы к нам прислали, спешит отправиться обратно к вам; да и зимнее время понуждает к этому: и потому мы отвечаем на ваше письмо, сколько можем. И во первых, что касается слов Стефана, будто апостолы запрещали крестить обращающихся от ереси и предали это для соблюдения потомкам; то вы весьма полно ответили на них, заметив, что нет такого глупца, который поверил бы, будто так предали апостолы: все эти нечестивые и мерзкие ереси возникли после. Так, Маркион, ученик Кердона, гораздо позже апостольских времен ввел святотатственное предание против Бога, а сообщник его в богохульстве Апеллес прибавил к тому много нового, более враждебного вере и истине; Валентин и Василид своими преступными лжами воздвигли брань на церковь Божию тоже далеко позже века апостольского; и другие еретики, как известно, стали потом распространять, каждый по своему толку, свои превратные учения и нелепые выдумки. Ясно, что все они осуждены от самих себя, – что прежде дня судного они произнесли сами на себя неизбежный приговор. Итак, кто признает их крещение, тот не поставляет ли приговора над собою вместе с ними и не осуждает ли самого себя, становясь их сообщником? – А что Римляне не во всем сохраняют начальные предания и напрасно ссылаются на авторитет апостолов, – можно видеть из того, что у них замечаются некоторые разности в праздновании дней Пасхи и во многих других таинствах богослужения: там не все соблюдается так, как в Иерусалиме. Да и в других весьма многих областях многое изменяется по различию мест и названий и однако же это никогда не нарушало мира и единства кафолической церкви, как это дерзнул сделать ныне Стефан, прерывая с вами мир, который его предшественники всегда хранили во взаимной с вами любви и уважении, и произнося хулу на апостолов, будто это предали они, – которые в своих посланиях проклинали еретиков и заповедали удаляться от них! Из этого очевидно, что предание, которое заступается за еретиков и признает у них крещение, принадлежащее одной только церкви, есть предание человеческое.

Во вторых, вы хорошо ответили и на ту часть письма Стефана, где он говорит: «еретики и сами согласны в крещении и приходящих к ним от других ересей не крестят, а только приобщают», и потому будто и мы должны также поступать. Хотя вы достаточно доказали, что смешно подражать заблуждающимся; однако для полноты мы прибавляем к тому следующее: не удивительно, если так поступают еретики, которые, разноглася между собой в предметах менее важных, совершенно сходятся в важнейших, напр., в хулении Творца и в выдумке каких-то сновидений и призраков неизвестного Бога, – они конечно могут быть согласны и в суетности своего крещения также, как согласны в отвержении истины божества. Но долго было бы отвечать на все их нелепые бредни порознь, и потому мы скажем кратко; те, которые не признают истинного Бога Отца, не могут признавать истины ни Сына, ни Духа Святого, следовательно и выдумывающие новые пророчества не могут иметь ни Отца, ни Сына, ни Святого Духа, тем более, что если спросить их: какого они проповедуют Христа? они скажут в ответ: того, который послал духа, говорившего чрез Монтана и Приску; а как в этих, по нашему замечанию, был не дух истины, а дух заблуждения, то отстаивающие лживое пророчество их против веры Христовой не могут иметь Христа. Да и прочие еретики, отделившиеся от Церкви Божией, не могут иметь ни сколько власти и благодати: вся власть и благодать предоставлена Церкви, где председательствуют старейшины, имеющие власть крестить, возлагать руки и распоряжаться; а еретику не позволено ни распоряжаться, ни возлагать руки, ни крестить, ни совершать что либо святое и духовное, так как он чужд духовной и боготворной святости. Давно уже мы, сошедшись из Галатии, Киликии и других ближайших областей, на соборе в Иконии, что в Фригии, постановили твердо держаться такового мнения о еретиках и отстаивать его, когда обнаружится сомнение относительно этого предмета. Пусть же Стефан и его поборники, утверждающие, что в крещении еретиков может происходить отпущение грехов и второе рождение, поразсудят и поймут, что духовное рождение без духа не возможно; и потому-то блаженный апостол Павел, крещенных от Иоанна, когда еще не был послан Дух Святой, снова крестил крещением духовным и тогда же возложил на них руки, да приимут Святого Духа. Но если Павел, после крещения Иоаннова, в другой раз, как видим, крестил своих учеников; то неужели мы усомнимся крестить тех, которые обращаются к Церкви от ереси, после незаконного и нечестивого тамошнего омовения? Разве Павел был менее этих епископов, о которых идет теперь речь, так что они могут приходящим даровать Святого Духа чрез одно рукоположение, а Павел крещенным от Иоанна не мог дать Святого Духа чрез одно рукоположение, а должен был прежде крестить их крещением Церкви?

Далее, нелепо и то, что не считают нужным спрашивать: кто крестил? на том основании, что крещенный чрез одно произношение имен Святой Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, мог получить благодать. Но это будет, по словам апостола Павла, премудрость в совершенных (1 Кор. 2, 6). А кто же в Церкви тот совершенный и премудрый, который стал бы защищать и верил, будто одно голое произношение имен довлеет для отпущения грехов и для освящения крещения? Все это конечно приносит пользу, но только тогда, когда и крещающий имеет Святого Духа и самое крещение совершается не без Духа. Но говорят, что крещающийся каким бы то ни было образом, на стороне, может достигнуть благодати умом своим и верой, – мнение без сомнения смешное: будто может низвести на себя не правый ум освящение праведных, или ложная вера истину верующих! Господь ясно показывает, что не все, произносящие имя Христово, бывают услышаны, не все чрез произношение могут получить сколько-нибудь благодати; Он говорит: «мнози приидут во имя Мое, глаголюще: яко Аз есмь, и мнози прельстят» (Марк. 13, 6). Между лжепророком и еретиком нет никакой разности: один обманывает именем Бога или Христа, а другой таинством крещения; и тот и другой основываются на лжи, чтобы обольщать людские воли.

Я хочу рассказать вам один случай, бывший у нас, который относится к настоящему предмету. Почти за двадцать два года пред сим, после времен Императора Александра, произошли здесь многие смуты и бедствия, касавшиеся или всех людей, или в частности Христиан; было весьма много и частых землетрясений, произведших не малые опустошения в Каппадокии и Понте, где некоторые города совершенно разрушены и поглощены разверзавшеюся землей. Из-за этого было воздвигнуто тяжкое гонение на нас – Христиан, которое сделалось еще тяжелее оттого, что возникло нечаянно после продолжительного спокойствия, при внезапном и необычайном бедствии, смутившем народ. В то время правителем нашей области был Серениан, гонитель злой и жестокий. Когда верующие, находясь в страшном замешательстве и боясь гонения, убегали в разные места и оставляя свое отечество переходили в другие части области (а переходить можно было потому, что это гонение было не общее, а местное), явилась здесь какая-то женщина, которая, будучи в исступлении, выдавала себя за пророчицу, будто бы действующую по внушению Святого Духа. Главные демоны так управляли ее действиями, что она долго увлекала и обманывала братство, совершая чудные и необычайные дела; она даже предсказала, что произведет землетрясение, – не потому, чтобы демоны были столь сильны, что могли бы приказать земле трястись или привесть в беспорядок стихии, но потому, что нечистый дух, предвидя и зная, что последует землетрясение, предваряет будто он сделает то, что на самом деле только предвидит. Такими лжами и похвальбами она покоряла умы так, что ей повиновались и следовали за нею, куда приказывала и вела; в жестокую зиму эта женщина ходила по снегу босыми ногами и от такой ходьбы ни сколько не испытывала ни боли, ни повреждения; говорила, что спешит в Иерусалим, откуда будто бы и пришла. Здесь, как потом открылось, она обольстила одного простого пресвитера и диакона, которые и пристали к ней. Но вскоре противостал ей один из заклинателей, муж испытанной честности и всегда строго соблюдавший церковное благочиние; он, будучи к тому подвигнут многими, сильными в вере и достохвальными братьями, решился смирить одержавшего женщину нечистого духа, который за несколько пред сим ловко намекнул, что придет какой-то противник, неверный искуситель. Заклинатель, вдохновенный благодатью Божией мужественно противостал ему и обнаружил, что этот дух, которого считали святым, есть дух самый негодный. А между тем та женщина, много чрез наваждение и чары демонские сделавшая для обольщения верующих, дерзала даже часто подражать совершению евхаристии, освящая хлеб с приличным молением и принося жертву Господу не без таинства обычного славословия; она тоже крестила многих, употребляя обычные и законные слова вопроса, так что, по-видимому, нисколько не отступала от церковного правила. Так что же мы скажем о ее крещении, которым, чрез женщину, крестил сам негодный демон? Не уже ли Стефан и его поборники одобрят это крещение? а тем более то, где не было даже ни знамения Троицы, ни законного и церковного вопроса? Можно ли поверить, что даровано отпущение грехов и правильно совершилось возрождение чрез спасительное омовение там, где все имело вид истины, а только производилось по действию демона? А может быть защитники еретического крещения отстаивают и то, что демон, именем Отца и Сына и Св. Духа, мог даровать благодать крещения; потому что у еретиков тоже заблуждение, тот же демонский обман, так как у них нет вовсе Святого Духа. Стефан усиливается доказать, что и при еретическом крещении дарует освящение присущий там Христос. Но если справедливы слова апостола: «елицы во Христа крестистеся, во Христа обдекостеся» (Гал. 3, 27); то конечно кто там во Христа крестился, тот и облекся во Христа; а если облекся во Христа, то мог получить и Святого Духа, посланного Христом, – разве у еретиков, быть может, и есть Христос, облекающий в Духа, да Духа Святого нет там!

Теперь и остальное, что вами изложено во всей полноте, пробежим кратко, потому что возлюбленнейший наш Рогациан диакон весьма спешит к вам. Нам следует спросить тех, которые защищают еретиков: какое у них крещение, – телесное иди духовное? Если телесное; то они крещением нисколько не отличаются от Иудеев, употребляющих его просто для обыкновенного омовения нечистот. Если же духовное; то как оно может быть у тех, у которых нет Святого Духа? И потому вода, которою там крещаются, служит только для телесного омовения, а не для таинства крещения. Если бы крещение еретическое могло служить для совершенного обновления, – для второго рождения; то крещаемых у еретиков надлежало бы признавать не еретиками, а чадами Божиими, потому что вторым рождением, бываемым в крещении, рождаются Божии чада. Но невеста Христова, которая одна только рождает чад Божиих, есть одна, – это кафолическая Церковь. У Христа нет многих невест, и потому апостол говорит: «обручих вас единому мужу деву чисту представити Христови» (2 Кор. 11, 2). В другом месте Писания сказано: «слыши дщи и виждь и прикдони ухо твое, и забуди люди твоя, – и возжелает царь доброты твоея» (Псал. 44, II. 12). И еще: «гряди от Ливана невесто, прииди и прейди из начала веры» (Пес. пес. 4, 8). Тоже: «внидох в вертоград Мой сестро Моя невесто» (Пес. пес. 5, 1). Мы видим, что везде упоминается об одном только лице; следовательно невеста только одна. А как еретическое скопище не есть одно с нами; то оно не есть и невеста, но подложница и любодеица и след. не может рождать чад Божиих. Разве, – как думает Стефан, ересь рождает только и предлагает, а предложенных принимает Церковь и тех, коих не рождала, воспитывает, вместо своих, тогда как она материю чужих детей быть не может! – Христос, Господь наш, ясно показывает, что невеста у Него одна и объясняя таинство таковой единичности говорит: «иже несть со Мною, на Мя есть; и иже не собирает со Мною, расточает» (Лук. 11, 23). Если же с нами Христос, а еретики не суть с нами, то очевидно, что они противники Христа; и если мы собираем со Христом, а они не собирают с нами, то нет сомнения, что они расточают.

Мы не можем опустить без внимания и того, что сказано вами о Церкви, именно, что это, по словам Песни Песней, «вертоград заключен, источник запечатлен, сад шипков с плодом яблочным» (4, 12. 13). Как же может дать кому-либо живую воду спасительной бани от источника, заключенного внутри и запечатленного божественною печатью, тот, кто сам никогда не входил в этот вертоград и не видел сада насажденного Творцом Богом? Церковь Христову предызображал таинственно и ковчег Ноя, – и она, при общей гибели всех бывших вне, спасла только тех, которые были внутри ковчега. Это имел в виду и апостол Петр, сказавши: его же воображение ныне и нас спасает крещение (1 Петр. 3, 21), показывая тем, что как тогда не бывшие вместе с Ноем в ковчеге не только не очистились водою, но и погибли в потопе, так и ныне не находящиеся со Христом в Церкви погибнут вне, если только не прибегнут к единственной спасительной церковной бане, чрез покаяние. А каково заблуждение, какова слепота того, кто, утверждая, что и в еретическом скопище может быть даровано отпущение грехов, не придерживается основания одной Церкви, которая раз-на-всегда утверждена Христом на «камне», – можно уразуметь из следующего. Христос одному Петру сказал: «еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех; и еже аще разрешиши на земли, будет разрещено на небесех» (Матф. 16, 19); потом читаем в евангелии, что Христос, когда дунул на одних апостолов, сказал им: «приимите Дух Свят; имже отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся» (Иоан. 20, 22. 23). Это значит, что власть отпускать грехи дарована апостолам и церквам, учрежденным от них – посланников Христовых, а за тем епископам, которые наследовали им по преемству посвящения. И потому враги одной кафолической Церкви, в которой мы находимся, восстающие на нас, наследовавших апостолам, присвояющие себе, вопреки нам, незаконное священство и строющие чуждые алтари, – не святотатственные ли это преступники, подобные Корею, Дафану и Авирону, которые, подобно им, должны понести теперь казнь вместе с своими сообщниками, так как и тогда вместе с теми погибли их соучастники и поборники? Здесь я выражу справедливое негодование на явное и очевидное безрассудство Стефана, по которому он, столько хвалящийся местом своего епископства, утверждающий, что он держит наследие Петра, на котором положены основания Церкви, – вводит много других «камней» и строит новые здания многих церквей, утверждая своею властью, что и там есть крещение. А так как крещаемые без сомнения восполняют число Церкви; то одобряющий крещение еретиков тем самым подтверждает, что и там из крещаемых составляется Церковь. И не понимает, что, оставляя столь предательски единство, он потемняет и как бы уничтожает истину Христианского «камня»! Апостол говорит об Иудеях, что они, хотя ослеплены невежеством и опозорили себя тягчайшим преступлением, однако все же имеют ревность Божию; а Стефан, хвалящийся тем, что наследовал кафедру Петрову, нисколько не имеет ревности против еретиков: он уступает им не малую, а самую большую власть благодати, говоря и утверждая, что и они чрез таинство крещения омывают скверны ветхого человека, даруют оставление прежних смертных грехов, возрождением небесным соделывают чад Божиих и освящением божественной бани готовят к вечной жизни. Но кто уступает и присваивает еретику так много небесных даров Церкви, не приобщается ли и сам к тем, коим столько присваивает и предоставляет? Напрасно же он сомневается согласиться с ними и во всем остальном, сделаться вполне их соучастником, – сходиться вместе с ними, с молитвами их соединять свои и ставить алтарь и жертву общую. «Много», говорит, «имя Христово содействует вере и святости крещения, так что кто крещен во Христа, тотчас получает и благодать Христову». На это можно отвечать кратко: если крещение во имя Христово вне Церкви было сильно для очищения человека; то и возложение рук во имя Христово могло также иметь там силу для принятия Святого Духа. Таким образом и все прочее, совершаемое еретиками будет казаться праведным и законным, если совершается во имя Христово. Но вы в письме вашем ясно доказали, что имя Христово может иметь силу в одной только Церкви, которой одной Христос предоставил власть небесной благодати.

Что касается опровержения обычая, который хотят противопоставить истине: то кто же столь неразумен, чтобы обычай стал предпочитать истине? Кто не оставит тьмы увидевши свет? Разве древнейший обычай служит сколько-нибудь Иудеям к оправданию в том, что они, по пришествии Христа, т. е. истины, отвергши новый путь истины, остались при старом? Впрочем вы, Африканцы, можете говорить против Стефана, что узнавши истину вы оставили лживый обычай; а мы обычай соединяем с истиною и обычаю Римлян противопоставляем обычай истины, соблюдая от начала то, что предано Христом и апостолами. Не помним, когда начался у нас, но всегда был здесь соблюден тот обычай, что мы знаем одну только Божию Церковь и признаем святое крещение одной только святой Церкви. Правда, возникало здесь у некоторых сомнение относительно крещения тех, которые хотя признают новых пророков, однако знают по-видимому того же, что и мы, Отца и Сына. Но мы, рассмотрев этот предмет со всем тщанием, на соборе в Иконии постановили – вовсе отвергать всякое крещение, которое совершается вне Церкви. А на то, что приводят в защиту еретиков из послания Апостола, который сказал: «аще виною, аще истиною Христос проповедаем есть» (Филип. 18), – не лено и отвечать, когда очевидно, что Апостол в послании своем, где это сказано вовсе не упоминает ни о еретиках, ни о крещении их, а только говорить о братьях, из коих некоторые говорят лицемерно, а другие пребывают в чистой вере. Тут не нужно многих доказательств; достаточно прочитать самое послание, чтобы от самого Апостола узнать, что он хотел сказать этим.

Но что же, говорят, станется с теми, кои, обратившись от еретиков, приняты без церковного крещения? Если они умерли, не успевши здесь креститься; то они считаются в числе оглашенных и получат плод истины и веры, какой заслужили оставивши заблуждение, хотя за смертью и не достигли полноты благодати. Если же они остаются еще в живых; то пусть крестятся крещением Церкви, чтобы могли получить отпущение грехов и не умерли без полноты благодати, пребывая, по чужому предубеждению, в прежнем заблуждении. Впрочем, велико преступление, как принимаемых так и принимающих, когда не омывши скверн в церковной бани, не освободившись от грехов, быв безрассудно приняты в общение, они касаются тела и крови Господней! В Писании сказано: «иже аще яст хлеб сей, или пиет чашу Господню недостойне, повинен будет телу и крови Господни» (I Кор. 11, 27). По нашему разумению, надобно считать не крещенными даже и тех, которых крестили бывшие прежде епископами в кафолической Церкви, но потом отделившиеся и присвоившие себе власть священнодействия. У нас и соблюдается это так, что когда крещенный от них приходит к нам, то, как чужой и ничего не получивший, крещается у нас единственным истинным крещением кафолической Церкви и чрез жизненную баню получает возрождение.

И, однако, большое различие между тем, кто погрешил невольно и вынужденный крайним гонением, и тем, кто по святотатственной воле дерзко восстает на Церковь или злым языком произносит хулы на Отца н Христа, Творца всего мира. А Стефану не стыдно утверждать, что отпущение грехов может быть даровано и теми, которые сами опутаны грехами? Как будто в доме смерти может быть баня спасения! К чему же в Писании сказано: «от воды же чуждия ошайся, и от источника чуждого не пий» (Притч. 9, 18), если ты, оставив запечатленный источник Церкви, чужую воду признаешь своею и чужими источниками оскверняешь Церковь? Приобщаясь крещению еретиков, не пьешь ли ты из грязной лужи их и, сам очищенный церковным освящением, не оскверняешь ли себя прикосновением к чужим сквернам? Подавая еретикам свидетельство против Церкви, неужели не боишься суда Божия, выраженного в Писании: «свидетель лжив без муки не будет» (Притч. 19, 5)? Да ты хуже всех еретиков: потому – что, когда многие из них, познавши свое заблуждение приходят к тебе, – ты поддерживаешь заблуждение приходящих и, затемняя свет церковной истины, увеличиваешь тьму еретической ночи; когда они сознаются, что, будучи обременены грехами они не имеют нисколько благодати и потому обращаются к Церкви, – ты лишаешь их отпущения грехов, даруемого в крещении, говоря, что они крещены уже и вне Церкви получили церковную благодать. Или не разумеешь, что, когда наступит день суда, души их взыщутся от твоей руки, – взыщутся от тебя, который жаждущим отказал в церковном питии и для желающих жить стал причиной смерти. А ты еще и негодуешь! Посмотри, как не разумны дерзкие упреки, делаемые тобою тем, кои против лжи стоят за истину! Ибо кто более имеет права негодовать: тот ли, кто защищает врагов Божиих, или тот, кто за истину Церкви вооружается против защитника врагов Божиих? Только неразумные, сварливые и вспыльчивые, по недостатку осмотрительности и слова, легко приходят в гнев, и ни к кому не идут лучше, как к тебе, слова Писания: «муж гневливый воздвизает свар, муж же ярый прилагает грехи» (Притч. 29, 22). Ибо сколько споров и несогласий завел ты со всеми церквами? Сколь тяжкий грех приложил себе, отсекши себя от такого множества стад? Так, не обманывайся: ты отсек самого себя; потому что отсеченным поистине надобно считать того, кто отложился от общения с единством Церкви, и – ты, думая, что можешь отлучить от себя всех, одного себя отлучил от всех. Тебя не могла направить на путь истины и мира даже заповедь Апостола, который увещевая говорит: «молю убо вас аз юзник о Господе, достойно ходити звания, в неже звани бысте, со всяким смиреномудрием и кротостию, с долготерпением, терпяще друг другу любовию, тщащеся блюсти единение Духа в союзе мира. Едино тело, един Дух, якоже и звани бысте во едином уповании звания вашего; един Господь, едина вера, едино крещение; един Бог и Отец всех, иже над всеми и чрез всех, и во всех нас» (Ефес. I – 6). Как тщательно соблюл Стефан эту заповедь апостольскую, это спасительное наставление, сохраняя, прежде всего смиренномудрие и кротость! Ибо что может быть смиреномудреннее и кротче, как войти в разлад с таким множеством епископов, – как по поводу разного рода несогласий прерывать мир то с восточными (мы думаем, что это вам не безызвестно), то с вами – южными? А как терпеливо и кротко принял он епископов ваших, отправленных к нему посланниками, когда не допустил их к собеседованию с собой, да сверх того, памятуя о взаимном уважении и любви, приказал всему братству не принимать их к себе в дома, чтобы пришедших лишить не только мира и общения, но даже и гостеприимного крова! Итак, отсекать себя от единения любви, во всем ставить себя для братьев чуждым, с упорным бешенством восставать против таинств и веры, – это значит соблюсти единение Духа в союзе мира! И может ли быть одно тело н один Дух у того, у кого и душа – столь обманчивая, столь непостоянная и изменчивая, – быть может, не одна? Но прекратим речь об нем; а лучше разберем то, что относится к сущности настоящего вопроса. – Те, кои утверждают, что крещенных еретиками надлежит принимать так, как получивших благодать законного крещения, говорят, что крещение и у нас и у них одно и нет здесь ни в чем разности. Но что говорит Апостол Павел? «Един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог». Если же и у нас и у еретиков крещение одно, то без сомнения и вера одна; если вера одна, то и Господь один; если один Господь, то следует сказать, что и во всем есть единство. Но если у еретиков есть то же самое единство, которого вовсе нельзя ни раздробить, ни разделить; то из-за-чего же мы спорим? Для чего называем их еретиками, а не Христианами? Напротив, если у нас и у еретиков не один Бог, не один Господь, не одна Церковь, не одна вера, не один Дух и не одно тело; то очевидно, что не может у нас и крещение быть общим с еретиками, с которыми у нас ничего нет общего. И, однако, Стефан не стыдится оказывать покровительство таким противникам Церкви и для защищения еретиков рассекать братство, да сверх того – называть Киприана лжехристом, лжеапостолом и коварным делателем! Сознавая все это в себе, он поспешил лживо приписать другому то, что по справедливости должно быть к нему самому отнесено.

Все мы желаем тебе, со всеми африканскими епископами, со всем клиром и со всем братством, пребыть для всех нас в добром здоровье, чтобы на долго иметь нам в единении с собою тех, кои всегда и мыслят и чувствуют одно с нами.

* * *

63. ПИСЬМО К ЦЕЦИЛИЮ О ТАИНСТВЕ ЧАШИ ГОСПОДНЕЙ

Киприан Цецилию, брату, желает здоровья. Я знаю, возлюбленнейший брат, что из поставленных Богом епископов над церквами Господними во всем мире большая часть хранит правило евангельской истины и Господнего предания, не отступая к человеческим нововведениям от того, чему научил Христос Учитель и что совершил Он Сам. Но поскольку некоторые при освящении чаши Господней и преподавании ее народу по невежеству ли или по простоте не соблюдают того, что совершал и заповедал совершать Виновник сего жертвоприношения и Учитель Господь наш Иисус Христос, то я счел сколь благочестивым, столь и необходимым делом написать тебе об этом с той целью, чтобы открытием света истины обратить к корню и началу предания тех, которые еще доселе пребывают в заблуждении. Не подумай, возлюбленнейший брат, чтобы мы, всегда думая о себе со смирением и уничижением, дерзнули писать это как свое человеческое или как от себя. Когда верный раб Господень повинуется в чем-либо Господу своему, будучи обязан к тому или внушением Божиим, или заповедью, то оправдывает перед всеми то самое, что он действует не по своей воле и не по гордости, а единственно из опасения оскорбить Господа неисполнением Его повеления. А мы, пусть будет тебе известно, приняли заповедь сохранять предание Господне в приношении чаши Господней и не иное что совершать, как то, что ради нас совершено первоначально самим Господом, т. е. чашу в Его воспоминание приносить не иначе, как растворяя вином. Христос говорит: «Аз есмь лоза истинная» (Иоан. 15, 1). Значит, Кровь Христова есть не вода, а вино, и нельзя потому думать, что Кровь Господня, которою мы искуплены и оживотворены, находится в чаше Господней тогда, когда в ней недостает вина, потому что одно вино представляет Кровь Христину, как это можно видеть из прообразов к свидетельств всех Писаний. Так, первый прообраз сего таинства мы находим в Книге Бытия в лице Ноя в котором будущее страдание Господне предызображено тем, что он «испи от вина, и упися, и обнажися в доме своем», что средний сын его, видя наготу отца своего, «изшед вон поведа», и другие два – старший и меньший – «покрыли наготу его» (Быт. 9, 21-23). Предызображали это и многие другие обстоятельства жизни Ноя, но мы считаем излишним исчислять их, находя достаточным указать на важнейшее из них, именно на то, что Ной, представляя собой прообраз будущей истины, пил не воду, а вино и этим предызобразил страдание Господне. Подобным же образом и в священнике Мелхиседеке предызображено было таинство жертвоприношения Господня, как свидетельствуют об этом следующие слова Божественного Писания: «и Мелхиседек, царь Салимский, изнвсе хлебы и вино, бяше же священник Бога Вышняго. И благослови Аврама» (Быт. 14, 18-19). А что Мелхиседек бы прообразом Христа, это видно из псалмов, где Дух Святой говорит от лица Отца к Сыну: «Прежде денницы родих тя, – ты иерей во век по чину Мелхиседекову» (Пс. 109, 3-4). Этот-то чин и есть чин, выразившийся в жертвоприношении, и он ведет свое начало от того, что Мелхиседек был священником Бога Вышнего, что принес хлеб и вино и благословил Авраама. Ибо кто по преимуществу есть священник Бога Вышнего, как не Господь наш Иисус Христос, Который принес жертву Богу Отцу, и жертву такую же, какую принес Мелхиседек, – хлеб и вино, т. е. Свое Тело и Кровь? А само благословение, данное Аврааму, предызобразительно относилось к нашему народу. Если Авраам «верова Богу и вменися ему в правду» (Быт. 15, 6), то, значит, всякий, кто верует в Бога и живет по вере, был оправдан и благословен еще прежде в лице верного Авраама, что подтверждает и блаженный апостол Павел. «Авраам верова Богу, – говорит, – и вменися ему правду. Разумейте убо, яко сущи от веры, сии суть сынове Авраамли. Предувидевши же Писание яко от веры оправдает языки Бог, прежде благовествова Аврааму, яко благословятся о тебе вси языки. Темже сущий от веры благословятся с верным Авраамом» (Гал. 3, 6-9). Потому-то и в Евангелии читается, что «от камней воздвигаются», из язычников собираются «чада Аврааму» (Мф, 3, 9). И, похваляя Закхея, Господь сказал: «Днесь спасение дому сему бысть, зоне и сей сын Авраамль есть» (Лк. 19, 9). По той же причине и для того, чтобы надлежащим образом могло совершиться благословение, преподанное священником Мелхиседеком Аврааму, как говорится в Книге Бытия, благословению предшествует прообраз жертвы Христовой, состоящий в хлебе и вине. Этот-то прообраз исполняя, Господь принес хлеб и чашу с вином, исполнил истину, предначертанную в образе, будучи сам полнотой истины. Также через Соломона Дух Святой предначертал образ жертвоприношения Господня, указав не только на закланную жертву, на хлеб и вино, но и на жертвенник и апостолов. «Премудрость, говорит, созда себе дом и утверди столпов седмь: закла своя жертвенная и раствори в чаши своей вино, и уготова свою трапезу. Посла своя рабы, созывающи с высоким проповеданием на чашу, глаголющи; иже есть безумен, да уклонится ко мне, и требующим ума рече: приидите, ядите мой хлеб и пиите вино, еже растворих вам» (Притч. 9, 1-5). Говорится о вине растворенном, т. е. пророчески предвозвещается о чаше Господней, растворенной водою и вином, с намерением показать, что в страдании Господнем совершилось то, что предварительно было предсказано. То же самое предызображено и в благословении Иуды; здесь образ Христа представляется в том, что братья его похвалят Его и поклонятся Ему, что руки Его, которыми Он понесет крест и сотрет смерть, поразят плещи врагов, им побежденных и обращенных в бегство, что Он, лев из колена Иудина, возлег, спит в страдании, но возбудится Он, чаяние языков (Быт. 49, 8-10). К этому Божественное Писание присовокупляет еще следующие слова: «исперет вином жажду свою и кровью гроздия одеяние свое» (Быт. 49, 11). Что же другое здесь означает кровь гроздия, как не вино чаши Господней Крови? То же самое свидетельствует Дух Святой и у Исаии касательно страдания Господня, когда говорит: «Почто червлены ризы твоя и одежды твоя яко от истоптания точила, полного и утоптанного ногами» (Ис. 63, 2-3). А могут ли сделаться одежды красны от воды и кто топчет ногами в точиле и выжимает воду? Значит, здесь говорится о вине с той целью, чтобы обозначить им Кровь Господню и чтобы предсказать через пророков то, что после имело открыться в чаше Господней; а точильное выжимание и топтание показывают, что, как мы не имели бы возможности пить вина, если бы предварительно виноградная кисть не была истоптана и выжата, так точно не могли бы мы пить и Крови Христовой, если бы Христос не был прежде истоптан и выжат, если бы сам прежде не пил чаши, которую имел преподавать верующим.

Вода, сколько раз ни упоминается о ней одной в Священном Писании, всегда предызображает крещение, как, например, у Исаии: «Не поминайте первых, и ветхих не помышляйте: Се Аз творю новая, яже ныне воссияют, и увесте я: и сотворю в пустыни путь и в безводней реки – напоити род мой избранный, люди моя, яже снабдех, добродетели моя поведати» (Ис. 43, 18-21). Здесь через пророка предвозвещает Бог, что у язычников в тех местах, которые были прежде безводны, после потекут реки и напоят избранный народ Божий, т. е. тех, которые через возрождение крещения сделаются чадами Божиими. Опять он предсказывает еще, что Иудеи, если возжаждут и будут искать Христа, то они будут напоены у нас, т. е. у нас получат благодать крещения. «Аще возжаждут, – говорит, – пустынею проведешь их и воду из камене изведешь им, рассядется камень и потечет вода и испиют людие мои» (Ис. 48, 21). Все это исполнилось, по Евангелию, в то время, когда Христос, который есть камень, был прободен копьем во время страдания и который, указывая на то, что было предсказано пророком, «зваше, глаголя: Аще кто жаждет, да приидет ко мне и пиет. Веруяй в Мя, якоже рече писание, реки от чрева его истекут живы» (Иоан. 7, 37-38). А чтобы яснее было видно, что Господь говорит здесь не о чаше, а о крещении, Писание присовокупляет: «Сие же рече о Дусе, егоже хотяху приимати верующий во имя Его» (Иоан. 7, 39). Дух же Святой принимается через крещение, а к питью чаши Господней приступают те, которые уже крестились и сподобились его принять. Что Божественное Писание, говоря о крещении, представляет нас жаждущими и пиющими, это никого не должно приводить в недоумение; так как и Господь говорит в Евангелии: «Блажени алчущий и жаждущий правды» (Мат. 5, 6), потому, конечно, что полнее и обильнее почерпается то, к чему у нас больше алкания и жажды. И в другом месте Господь говорит жене-самарянке так: «Всяк, пияй от воды сея, вжаждется паки: а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки» (Иоан. 4, 13-14), чем обозначает то свойство спасительного крещения, по которому оно однажды принимается и больше не повторяется, между тем как чаша Господня в церкви составляет всегдашний предмет жажды и пития.

Впрочем, нет надобности, возлюбленнейший брат, распространяться в доказательствах того, что именем воды всегда в Писании означается крещение и что так надобно понимать это тем более, что Господь, пришедши в мир, преподал нам истинное учение о крещении и Чаше, с одной стороны заповедавши преподавать верующим в крещении сию воду веры, воду жизни вечной, а с другой стороны примером своим научивши нас чашу растворять вином вместе с водою. В навечерие дня своего страдания, взявши чашу. Он благословил ее и дал ученикам своим, говоря: «Пиите от нее вси: сия бо есть кровь моя, нового завета, яже за многие изливаемая во оставление грехов. Глаголю же вам, яко не имам пити отныне от сего плода лозного до дне того, егда е пию с вами ново во Царствии Отца Моего» (Мат. 26, 27-29). Тут мы видим, что чаша, которую Господь приносил, была растворена и то, что назвал Он своею кровью, было вино. Отсюда очевидно и то, что кровь Христова не приносится в чаше, когда недостает в ней вина, и что жертвоприношение Господне не получает законного освящения, когда наше приношение и жертва не соответствуют страданию Господню. Да и как мы сподобимся пить со Христом вино новое от плода лозного в Царствии Его Отца, когда в жертве Богу Отцу и Христу не приносим вина и чаши Господней не растворяем вином по Преданию Господню. Блаженный апостол Павел, посланник Господень, избранный в благовестие истины евангельской, в послании своем так изображает это таинство. «Господь Иисус, – говорит, – в нощь, в нюже предан бываше, приемь хлеб, и благодарив преломи, и рече: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое: сие творите в Мое воспоминание. Такожде и чашу по вечери, глаголя: сия чаша новый завет есть в Моей Крови: сие творите, влижды аще пиете, в Мое воспоминание. Елижды бо аще ясте хлеб сей и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете, дóндеже приидет» (1 Кор. 11, 23-26). Если же Господь заповедует и апостол Его подтверждает и передает, чтобы мы всякий раз, когда пьем в воспоминание Господне, делали то, что делал сам Господь, то ясно, что заповедь сия будет соблюдена только в том случае, если мы будем делать то же, что делал Господь, и если, растворяя чашу Господню, не будем отступать от Божественного наставления. А что нимало не должно отступать от заповеданного в Евангелии и что ученики в точности должны сохранять и делать то, чему учил и что делал учитель, этому блаженный апостол учит в другом месте строже и сильнее. «Чуждуся, говорит, яко тако скоро прелагаетеся от звавшаго вы благодатью Христовою во ино благовествованые: еже несть ино, точию нецыи суть смущающий вы и хотящий превратити благовествование Христово. Но и аще мы, или ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет» (Гал, 1, 6-8). Итак, если ни сам апостол, ни ангел с небес не могут благовестить иначе и учить паче того, чему научал Христос и что благовестили апостолы Его, то я удивляюсь, откуда это в некоторых местах вошло противное евангельскому и апостольскому учению обыкновение приносить в чаше Господней воду, между тем как вода одна не может представлять Крови Христовой. Об этом таинстве и в псалмах не умолчал Дух Святой, сказавши о чаше Господней: «чаша твоя упоевающи мя, яко державна» (Пс. 22, 5). Чаша, которая упоевает, само собою разумеется, бывает растворена вином, ибо водою никто не может упиться. Чаша же Господня упоевает так, как, по сказанию Книги Бытия, был упоен и Ной, напившись вина. Но, чтобы показать, что опьянение от чаши Господней и крови не таково, каково опьянение от вина обыкновенного, Дух Святой, сказавши в псалме: «Чаша твоя упоевающи», присовокупляет: «Яко державна», т. е. чаша Господня так упоевает пиющих от нее, что делает их еще трезвее, направляя умы их к духовной мудрости и вместо предметов земных устремляя мысль к одному Богу. И, как после вина обыкновенного ум делается более свободным, душа более восторженною, забывая все прошедшие скорби, так точно после пития крови Господней из спасительной чаши изглаждается память человека, забывается его прошедшая жизнь и место тяжкого и скорбного чувства греховности, гнетущего сердце, заступает чувство радостное о милосердии Божием; но такой радости может сподобиться пьющий в Церкви Господней только тогда, когда в питии сохранена истина Господня. И сколь нечестиво, сколь богопротивно делать из вина воду, когда претворение Господом воды в вино на браке должно бы вразумить и наставить нас, что в жертвоприношениях Господних надлежит преимущественно приносить вино! У иудеев недостало вика, потому что недоставало у них благодати духовной, между тем как дом Израилев был «виноградом Господа Саваофа» (Ис. 5, 7). Поэтому Иисус Христос, желая показать, что язычники вступают в наследие Его и по заслугам веры начинают занимать место, потерянное иудеями через неверие, претворил тогда воду в вино и тем изобразил, что, тогда как медлили иудеи на брак Христа с Церковью, народ языческий со всех сторон стекался туда и собирался. А что воды означают народ, это подтверждает Божественное Писание в Апокалипсисе, где говорится: «воды, яже еси видел, идеже любодейца сидит, людие и народи суть, и племена и язы́цы» (Откр. 17, 15). Это самое представляется и в таинстве чаши. Так как Христос, понесший на себе грехи наши, понес всех нас, то ясно, что водою означается народ, а вином – Кровь Христова. Смешение в чаше воды с вином показывает союз народа со Христом, верующих с тем, в кого веруют. Вода и вино после смешения в чаше Господней так неразрывно и тесно соединяются между собою, что не могут отделяться одно от другого: так точно ничто не может отделить от Христа Церкви, т. е. народа, составляющего Церковь, твердо и непоколебимо пребывающего в вере и связанного всегдашнею нераздельною любовью. Поэтому-то при освящении чаши Господней нельзя приносить ни одной воды, ни одного вина. Если бы приносимо одно вино, то Кровь Господня осталась бы без нас, а если бы приносима была одна вода, то народ оставался бы без Христа. И потому таинство духовное и небесное совершается только тогда, когда то и другое смешиваются и неразрывно соединяются одно с другим. Таким образом, чащу Господню не составляет ни одна вода, ни одно вино, но то и другое вместе, равно как и телом Господним не может быть ни одна мука, ни одна вода, но то и другое, соединенные в составе одного хлеба. И здесь таинственно изображается единение народа. Ибо, как многие зерна, вместе собранные, смолотые и замешенные, образуют один хлеб, так точно образуют одно и то же тело многие верующие, соединяясь во Христе, сем Небесном хлебе.

Итак, возлюбленнейший брат, ни в каком случае не должно следовать обычаю некоторых – приносить воду в чаше Господней, хотя бы прежде нас и были люди, считавшие это законным. Их надобно спросить: кому они следовали? Ибо если в жертвоприношении, которое совершил Христос, должно подражать Христу, то, значит, должно без всякого прекословия совершать то, что совершил Христос и что совершать заповедал, тем более что сам же он в Евангелии говорит: «Аще творите, елика заповедал вам, не ктому глаголю вас рабы, но друзи» (Иоан. 15, 14-15), а Отец свидетельствовал с небес, что должно слушать одного Христа, говоря: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, о нем же благоволих, Того послушайте» (Мат. 17, 5). Если же должно слушать одного только Христа, то нам надлежит обращать внимание не на то, что вздумалось кому-либо делать прежде нас, а на то, что совершил Христос, сущий прежде всех; должно следовать не обычаю человеческому, а истине Божией, во внимание к сказанному Богом через пророка Исаию: «Всуе же почитают мя, учаще заповедем человеческим и учениям» (Ис. 29, 13). Это же повторяет Господь и в Евангелии, говоря: «Преступаете заповедь Божию за предание ваше» (Мат. 15, 3); а в другом месте Он же говорит: «Иже аще разорит едину заповедей сих малых и научит тако человеки, мний наречется в царствии небеснем» (Мат. 5, 19). Если не позволительно нарушать ни одной малой из заповедей Господних, то насколько преступнее нарушать или изменять по преданиям человеческим, вопреки Божественному установлению, столь великую, столь важную Божественную заповедь, которая так близко касается самого таинства страдания Господня и нашего искупления. Если Господь и Бог наш Иисус Христос есть сам верховный священник Бога Отца, если Он первый принес Самого Себя в жертву Отцу и заповедал сие творить в его воспоминание, то очевидно, что только тот священник есть истинный преемник Христов в служении, который подражает в священодействии Христу, и только тогда он приносит полную и совершенную жертву Богу Отцу в Церкви, когда приносит ее так, как приносил Сам Христос.

Напротив, совершенно извращается весь устав веры и истины, если строго не соблюдается то, что поведено относительно духовных действий. Разве кто боится, чтобы по причине вкушения им вина при утренней жертве от него не было запаха Крови Христовой? Вот оттого-то, что братство приучается стыдиться жертвенной крови Христовой, оно начинает уклоняться от страдания за Христа во время гонений. Между тем и Господь в Евангелии говорит: «Иже аще постыдится Мене, и Сын человеческий постыдится его» (Мр. 8, 38), и апостол тоже проповедует и говорит: «Аще бы бых еще человеком угождал. Христов раб не бых убо был» (Гал. 1, 10). Да и каким образом мы хотим пролить кровь за Христа, когда стыдимся пить Кровь Христову? Может быть, кто-либо обольщает себя той мыслью, что хотя утром и приносится одна вода, однако во время вечерней трапезы мы приносим чашу растворенную. Но во время вечери мы не можем созывать нашего народа, чтобы совершить священнодействие таинства в присутствии всего братства. Правда, Господь не утром, а после вечери принес чашу, растворенную вином. Так неужели и нам совершать таинство Господне после вечери и предлагать растворенную чащу тем, которые должны быть при священнодействии? Христу надлежало принести жертву в конце дня для того, чтобы самым временем жертвы изобразить запад и вечер мира, как написано в книге Исхода: «и заколют то все множество сынов израилевых к вечеру» (Исх. 12, б) – и в псалмах: «воздеяние руку моею, жертва вечерняя» (Пс. 140, 2). А мы торжествуем Воскресение Господне утром. Но так как при всякой жертве мы вспоминаем страдание Господа (ибо жертва, приносимая нами, есть Его страдание), то мы и не должны делать ничего другого, кроме того, что Он делал. Писание говорит: «елижды бо аще хлеб сей ясте и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете, дóндеже приидет» (1 Кор. 11, 26). Следовательно, всякий раз, как приносим чашу в воспоминание Господа и Его страданий, мы должны делать то, что, как нам известно, делал Господь.

Смотри же, возлюбленнейший брат, если кто из предшественников наших по невежеству или по простоте не соблюдал и не держался того, что сохранять заповедал нам Господь и Своим примером, и Своим учением, то Господь по своему милосердию мог простить его неведение. Но это не может быть прощено нам, которые ныне получили вразумление и увещание от Господа приносить чашу, растворяя вином, как и Господь приносил, и писать о том же к товарищам нашим, чтобы везде были соблюдаемы заповедь евангельская и Предание Господне и чтобы не было отступления от того, чему научил Господь и словом и делом. Пренебрегать этим и теперь и оставаться в прежнем заблуждении – не значит ли делать себя повинным тем упрекам, которые Господь изрекает в псалме: «Вскую поведавши оправдания Моя и восприемши завет Мой усты твоими; ты же возненавидел еси наказание и отвергл еси словеса Моя вспять, аще видел еси татя, текл еси с ним, и с прелюбодеем участие твое полагал еси» (Пс. 49, 16-18). В самом деле, поведать оправдания и завет Господа и не делать того, что делал Господь, – не значит ли это отвергать словеса Его и возненавидеть наказание Господне? Не значит ли похищать у евангельской истины слова и действия нашего Господа, портить и насиловать Божественные заповеди и таким образом совершать если не плотские, то духовные татьбы и прелюбодейства, как говорит об этом Иеремия: «Что плевы к пшенице?.. сего ради се Аз ко пророкам, рече Господь, иже крадут словеса Моя кийждо от искренняго своего и прельстиша люди Моя во лжах своих и в прелестех своих» (Иер. 23, 28, 30, 32). И в другом месте у того же пророка читаем: «И соблудила есть с каменем и со древом. И во всех сих не обрати ко мне» (Иер. 3, 9-10). Чтобы и на нас не пала вина в таковой татьбе и прелюбодействе, мы должны приступать осторожно, со страхом и благочестием, ибо если мы священники Божий и Христовы, то я не нахожу, кому нам преимущественно и последовать, как не Богу и Христу, тем более что Он сам в Евангелии говорит: «Аз есмь свет миру: ходяй по мне, не имать ходити во тьме, но имать свет животный» (Иоан. 8, 12). Следовательно, чтобы не ходить во тьме, мы должны идти за Христом и сохранять Его заповеди, потому что и Сам Он, посылая учеников на проповедь, сказал в другом месте: «Дадеся ми всяка власть на небеси и на земли. Шедше убо, научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедал вам» (Мат. 28, 18-20). Поэтому если мы хотим ходить во свете Христовом, то да не отступаем от заповедей Его и наставлений, благодаря Его за научение нас тому, что мы должны делать в будущем, и за прощение прежнего нашего заблуждения, допущенного нашим неведением. По своей благости и любви Он более и более просвещает сердца наши светом истины за приближением к нам второго пришествия Его. Итак, возлюбленнейший брат, с благочестием, со страхом Божиим, с нашим званием и долгом пастырства согласно соблюдать Предание Господне в растворении и приношении чаши Господней и по наставлению Господню исправить допущенные доселе некоторыми ошибки, дабы, когда приидет Господь в славе и величии небесном, Он нашел нас содержащими то, что внушал нам, соблюдающими то, чему научил, и совершающими то, что Он Сам совершал. Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать.

* * *

64. ПИСЬМО К НЕМЕЗИАНУ И ДРУГИМ, СОСЛАННЫМ НА РУДОКОПНИ

Киприан – Немезиану, Феликсу, Луцию, другому Феликсу, Литтею, Помиану, Виктору, Ядеру и Дитиву, со епископом; также сопресвитерам и диаконам, и прочим братьям находящимся в рудокопнях, мученикам Бога Отца всемогущего и Иисуса Христа, Господа и Бога, хранителя нашего, желаем вечного спасения.

Слава ваша, блаженнейшие и возлюбленнейшие братья, налагала на меня долг лично видеть и обнять вас; но сосланного за исповедание имени меня удержали от того пределы назначенного мне места, и потому являюсь к вам, как могу, и, когда мне нельзя прийти к вам телом и стопами, прихожу к вам любовью и духом, открывая в письме свое сердце и восхищаясь доблестями и похвалами вашими, в которых считаю себя соучастником, если не по страданию тела, то по участию любви. И могу ли я молчать, могу ли не говорить, слыша о возлюбленнейших моих так много славного, чем Господь удостоил почтить вас? Уже некоторые из вас упредили других совершением своего мученичества и имеют принять награду от Господа по своим заслугам; а некоторые еще томятся в заключении темничном, в рудокопнях и в узах, и, представляя самою медленностью казней разительнейшие примеры для укрепления и вооружения братьев, медленностью страданий приобретают полнейшее право на заслуги, по которым надеются получить из небесных наград столько воздаяний, сколько теперь числится дней в истязаниях. Не удивляюсь, мужественнейшие и блаженнейшие братья, что Господь почтил вас возведением на самую вершину почестей славы своей, – вас, которые всегда отличались в Его церкви строгим соблюдением веры, которые не нарушимо храните повеления Господни, – в простоте невинность, в любви согласие, скромность в смирении, прилежание в управлении, неусыпность в помощи немощным, милосердие в призрении нищих, постоянство в защищении истины, осмотрительность в строгости благочиния. Желая быть во всем примером добрых дел, вы и теперь исповеданием имени и страданием тела возбуждаете умы братьев к божественному мученичеству, становясь сами вождями в доблести с тем, чтобы и стадо, следуя за своими пастырями и подражая действиям предстоятелей, своим повиновением также заслужило быть увенчанным от Господа.

Нисколько не должно быть омерзительным для нас то, что вы, прежде избитые палками и изнуренные, освятили благочестивые начатки своего исповедничества такими наказаниями. Не боится палок тело христианина, которого вся надежда в древе. Раб Христов познал тайну своего спасения: искупленный древом для вечной жизни, он древом приведен и к венцу. И что удивительного, если вы – золотые и серебряные сосуды – ввергнуты в рудокопни, то есть, в хранилище золота и серебра, – разве только то, что теперь изменилось естество металлов, и места, которые прежде обыкновенно давали золото и серебро, сами начали принимать их? На ваши ноги наложили путы; досточтимые члены и храмы божии оковали поносными цепями: как будто с телом можно оковать и дух, или осквернить ваше золото́ прикосновением к железу! Для людей преданных Богу и свидетельствующих веру свою благочестивою доблестью это украшения, а не узы: они не бесчестят скованных ног, но очищают для венца. О ноги, столь удачно скованные, которые раскует не кузнец, а Господь! О ноги, удачно скованные, которые спасительным путем направляются в рай! О ноги, связанные теперь в мире сем, чтобы навсегда быть свободными у Господа! О ноги, замедляемые в шествии путями и перекладинами, но которые славным путем быстро побегут ко Христу. Пусть завистливая и коварная жестокость удерживает вас, сколько хочет, своими цепями и узами: вы скоро от этой земли и от этих казней перейдете в царство небесное. Тела не нежит в рудокопнях постель и перина; но подкрепляет Христос своею прохладой и утешением. Утробы, изнуренные трудами, лежат на земле; но лежать со Христом – не наказание. Обезображенные положением и грязью члены остаются нечистыми без бани; но духовно омывается внутри то, что вне осквернено телесно. Мало там хлеба; но человек живет не одним хлебом, а и словом Божиим. Одежда не предохраняет достаточно от стужи; но кто облекся во Христа, тот роскошно одет и убран. Дыбом стоит волос на полуостриженной голове; по так как глава мужу Христос, то какова бы голова ни была, она по необходимости прилична, потому что славна именем Господа. И каким блеском вознаградится все это безобразие, столь ненавистное и страшное для язычников? Какою светлою наградою вечной почести заменится все это мирское и кратковременное истязание, когда Господь, по слову апостола, «преобразит тело смирения нашею, яко быти сему сообразну телу славы Его» (Филип. 3. 21)?

Не может также, возлюбленнейшие братья, ни сколько составить потери для благочестия или веры и то, что там теперь не позволено священникам Божиим приносить и совершать божественные жертвы. И без того вы совершаете и приносите жертву Богу сколько драгоценную, столько же и славную, которая много послужит к воздаянию вам наград небесных, так как божественное Писание говорит: «жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Псал. 50. 19). Таковую жертву вы приносите Богу: соделавшись жертвами для Бога, вы беспрестанно совершаете эту жертву и днем и ночью, представляя самих себя святыми и непорочными жертвами, согласно наставлению апостола, который говорит: «молю убо вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови; и не сообразуйтесь веку сему, но преобразуйтеся обновлением ума вашего, во еже искушати вам, что ест воля Божия благая и угодная и совершенная» (Рим. 12, 1, 2). Вот что в особенности угодно Богу; вот что придает делам нашим большие заслуги на снискание благоволения Божия; вот только чем мы свидетельствуем Господу должную покорность нашей веры и преданности за Его великие и спасительные благодеяния, как в Псалмах возвещает и свидетельствует Дух Святой; «что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? Чашу спасения прииму, и имя Господне призову. Честна пред Господем смерть преподобных Его» (Псал. 115. 3, 4, 6). И кто же с охотой и немедля не приимет Чаши спасения? Кто, с радостью и веселием, не возжелает того, чем и сам мог бы сколько-нибудь воздать своему Господу? Кто, с мужеством и твердостью, не встретит смерти, «честной пред Господем», чтобы угодить пред очами того, Кто, свыше взирая на нас, подвизающихся за имя Его, – охотников одобряет, сражающимся помогает, побеждающих венчает, награждая в нас, по своей благости и любви отеческой, то, что сам соделал, и отличая в нас то, что Сам совершил? Ибо от Него наша победа; чрез Него, низложив врага в великой брани, мы достигаем к почестям победным, – как это Господь объясняет нам и внушает в своем евангелии, говоря: «егдаже предают вы, не пецытеся, кто или что возглаголете; дастбося вам в той час, что возглаголете, не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас» (Мат. 10.19, 20); и опять: «положите на сердцах ваших не прежде поучатися отвещавати; Аз бо дам вам уста и премудрость, ей же не возмогут противитися вси противляющиися вам» (Лук. 21. 14, 15). В этом то великое упование верующих; в этом – тягчайшая вина вероломных, которые и не верят Тому, Кто уповающим на Него обещал Свою помощь, и не боятся Того, Кто отвергающим Его угрожает вечною казнью. А вы, мужественнейшие и вернейшие воины Христовы, все это внушали братьям нашим, исполняя самым делом то, чему прежде учили словом; и потому вы будете велики в царствии небесном, но обещанию Господа, сказавшего: «иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем» (Мат. 5, 19). Наконец, вашему примеру последовала значительная часть народа: соединенная с вами узами крепчайшей любви и не быв отделена от своих предстоятелей ни темницей, ни рудокопнями, она, как и вы, принесла исповедание и также увенчалась. В том числе есть и девы, у которых и; шестидесятному прибавился сторичный плод и которых сугубая слава привела к венцу небесному; есть и отроки, в которых обнаружилась доблесть выше возраста, превосходящая их лета похвалою исповедания: так что блаженное стадо вашего мученичества украшается всяким полом и возрастом.

О, какая теперь у вас, возлюбленнейшие братья, сила победоносной совести! Какая возвышенность в духе, – восторг в чувстве, – торжество в сердце! Каждый из вас стоит в ожидании обещанной Богом награды, покоен относительно дня судного; каждый ходит в рудокопнях – невольник телом, но царь духом, зная, что ему присущ Христос, радующийся терпению своих рабов, которые по следам и путям Его шествуют к вечному царству. Ежедневно вы ожидаете с радостью наступления спасительного для вас дня и, готовые скоро перейти от века сего, спешите и; дарам, предназначенным для мучеников, и в божественные обители, в чаянии после тьмы мира сего, увидеть яснейший свет и получить славу, которая превосходит все страдания и тяготы, – как свидетельствует Апостол, говоря: «недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас» (Римл. 8, 18). И потому, так как теперь и слово ваше в молитвах действительнее, и просимое в скорбях вам легче испросить, – просите усердно и молитесь, чтобы Господь удостоил привести в совершение исповедание всех нас, чтобы Бог и нас вместе с вами освободил от этой тьмы и сетей мира непорочными и славными, – да возрадуемся вместе в царствии небесном и мы, которые, быв соединены здесь узами любви и мира, вместе стояли против наветов еретических и против озлоблений язычников. Желаю вам, блаженнейшие и возлюбленнейшие братья, здравствовать о Господе и нас всегда и везде помнить.

В ответ на это письмо св. Киприан получил следующие три письма:

1) Немезиана, Датива, Феликса и Виктора ответ Киприану.

Киприану брату Немезиан, Датив, Феликс и Виктор желают вечного спасения о Господе. Ты всегда, с великим благоразумием и сообразуясь с обстоятельствами, беседовал в письмах твоих, возлюбленнейший Киприан, так что от внимательного чтения их и порочные направляются и люди честные укрепляются. Ибо по той мере, как ты не престаешь раскрывать, в сочинениях своих, сокровенные тайны, ты и нас возращаешь в вере и от мира приводишь людей к вере. Сам и не догадываясь о том, ты обозначил себя нам в тех прекрасных мыслях и чувствованиях, которые находятся во многих сочинениях твоих, и показал, что в истолковании ты выше всех, в изложении – всех красноречивее, в мнении – мудрее, в терпении простодушнее, в делах плодовитее, в воздержности праведнее, в послушании смиреннее, в добром делании непорочнее. Знаешь и сам, возлюбленнейший, как сильно желаем мы видеть тебя, наставника и любителя нашего, достигшим венца великого исповедания. Ибо ты, наш истинный и добрый учитель, при допросе у Консула первый провозгласил то, что мы – ученики, в след за тобою, должны были отвечать там, и, как бы возглашая в трубу, возбудил к брани воинов Божиих, облеченных в небесное оружие. Сражаясь впереди всех, ты поразил диавола мечем духовным и словом твоим везде устроил ополчения из братьев, чтобы со всех сторон окружить врага засадой и попрать сокрушенную силу самого трупа вражеского. Поверь нам, возлюбленнейший, что не недостойна сторичной награды невинная душа твоя, которая не убоялась ни первых нападений от мира, ни отказалась подвергнуться ссылке, ни усомнилась оставить город, ни устрашилась жизни в глуши: заявивши пред многими свое исповедание, она сама первая вступила в подвиг мученичества и чрез то не только вошла в товарищество мучеников, уже отходящих от века сего, но и связала себя небесным содружеством с будущими мучениками. Итак, возлюбленнейший Киприан, осужденные вместе с нами усерднейше благодарят тебя пред Богом за то, что ты письмом своим оживил удруженные сердца, истерзанные бичами члены уврачевал, тяготевшие на ногах путы разрешил, выровнял волосы на полуостриженной голове, осветил мрак темничный, рудокопные горы обратил в равнину, усладил обоняние благоуханием цветов и прогнал противный запах дыма. Присланное от тебя и любезнейшего нашего Квирина вспоможение, которое передали нам для раздела, Геренниан иподиакон н аколуфы: Луциан, Максим и Аманций, пособили нам в наших телесных нуждах. Затем будем помогать друг другу молитвами нашими и будем просить, по заповеди твоей, чтобы Бог, Христос и Ангелы содействовали нам во всех деяниях наших. Желаем тебе, господин и брат, всегда здравствовать и помнить о нас. Приветствуй всех, находящихся с тобою. Все наши, которые находятся с нами, любят тебя, приветствуют и желают видеть.

2) Ответ Луция и прочих мучеников.

Киприану, брату и товарищу, Луций и все братья, находящиеся со мной, желают спасения о Господе. В то время, когда мы предавались торжеству и радости о Боге за то, что Он вооружил нас к борьбе и удостоил нас выйти из нее победителями, пришло к нам, возлюбленнейший брат, письмо твое, посланное чрез Геренниана иподиакона и аколуфов: Луциана, Максима и Аманция. Прочитавши его, мы получили облегчение в узах, утешение в угнетении, помощь в нужде и сделались крепче, бодрее и одушевленнее к подъятию, если то случится, и больших мучений. Еще до начала страданий мы были воззваны к славе чрез тебя, который, идя впереди, указал нам путь к исповеданию имени Христова и, следуя по пути исповедания твоего, надеемся получить равную благодать с тобою. Опередивший всех на поприще, первый достигает и к награде; и – ты, достигнувши предначатого тобою, уделил из того и нам, показывая этим нераздельную любовь, которою всегда любил нас и по которой желаешь, чтобы при тех, у коих был один дух в союзе мира, была и благодать молитв твоих и один венец исповедничества. Но у тебя, возлюбленнейший брат, к венцу исповедничества присоединилось еще воздаяние за дела в широком размере, по которому Господь воздает тебе в день воздаяния; ибо в письме своем ты сам предстал нам, чтобы явить нам уже известное, чистое и блаженное сердце твое и от всей полноты его воспеть вместе с нами славословие Богу, в той мере, в какой ты можешь высказать это, а не в той, в какой мы стоим слышать. Слова твои и придали красоту тому, что было у нас несовершенно, и укрепили нас к перенесению тех страданий, которые терпим, имея твердую надежду и на награду небесную и на венец мученический и на царство Божие – по пророческому обещанию, которое ты, вдохновенный от Святого Духа, изрек в письме своем. Все это сбудется, возлюбленнейший, если ты будешь воспоминать нас в молитвах своих (в чем не сомневаюсь), как и мы делаем это. Присланное от Квирина и собственно от тебя, вожделеннейший брат, приношение от, всякого чистого дела мы получили. И как Бог принял жертву, принесенную Ноем, в воню благоухания и призрел на приношение его; так да призрит Он и на ваше приношение и благоволит воздать вам награду за это столь доброе дело. Прошу тебя распорядиться отсылкой к Квирину письма, написанного нами. Желаю тебе, возлюбленнейший и вожделеннейший брат, всегда здравствовать и нас помнить. Приветствуй всех, находящихся с тобою. Прощай.

3) Феликса, Ядера, Полиана и прочих мучеников ответ Киприану.

Дражайшему и возлюбленнейшему Киприану, Феликс, Ядер, Полиан, вместе с пресвитерами и всеми, находящимися в Сигийском руднике, желают вечного спасения о Господе. Приветствуем взаимно и тебя, любезнейший брат, чрез Геренниана иподиакона, Иудиана и Максима братьев наших, которые остаются бодры и невредимы при пособии молитв твоих. От них мы получили не мало приношения, вместе с письмом от тебя, в котором благоволительно подкрепляешь нас, как сынов твоих, словами небесными. Мы благодарили и благодарим Бога Отца всемогущего, чрез Христа Его, за то, что так одобрены и укреплены твоею беседою, и просим тебя – по чистоте души твоей воспоминать о нас в непрестанных молитвах твоих, да довершит Господь подвиг вашего и нашего исповедания, какой благоволил назначить нам. Приветствуй всех живущих с тобою. Желаем тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать о Господе. Писал Феликс. Ядер подписался. Лолиан читал. Приветствую господина моего Евтихиана.

* * *

65. ПИСЬМО К СУКЦЕССУ О ВОЗВРАЩЕНИИ ПОСЛОВ ИЗ РИМА С ИЗВЕСТИЕМ О ГОНЕНИИ

Киприан брату Сукцессу желает здоровья.

Писать к вам почаще, возлюбленнейший брат, препятствовало мне то, что все клирики, угрожаемые гонением и, по своему благочестию, готовые к Божественной и небесной славе, отходить отсюда не могли. Впрочем, да будет вам известно, что те из них возвратились, которых я посылал в Рим для точного дознания и извещения нас о том, нет ли какого распоряжения о нас. Ибо здесь ходит много разных и переменных слухов, но вернейшие из них следующие: Валериан предписал Сенату, чтобы епископов, пресвитеров и диаконов не медля забирать под стражу, у сенаторов же, почетных людей и всадников римских, сверх лишения достоинств, отбирать еще имущества и, если они и после сего остаются непоколебимы в христианстве, отсекать им головы, – благородных женщин, по лишении имуществ, ссылать в ссылку, у придворных же, которые или прежде исповедали, или теперь исповедают Христа, описывать имущество и, по выключке, ссылать их в оковах в кесаревы имения. Император Валериан к указу своему приложил еще список с предписания, посланного к правителям провинций, относительно нас. Этого предписания мы ожидаем со дня на день, с твердою верою готовясь к подъятию страданий и уповая, при помощи Господа и по милосердию Его, получить венец жизни вечной. Извещаю вас, что Ксист (?) с четырьмя диаконами взят на кладбище в восьмой день августа. Начальники римские каждый день настоятельно требуют гонения, чтобы всех, на кого донесено будет, отдавать под стражу и имения у них отписывать в казну. Прошу вас известить об этом и прочих товарищей наших, чтобы, при их увещании, братство наше везде укреплялось и приготовлялось к духовной брани; чтобы все наши помышляли не о смерти, а о бессмертии и, с полною верою и всею силою предаваясь Господу, более радовались, чем страшились предстоящего исповедания: им известно, что оно воинов Божиих и Христовых не погубляет, а венчает.

Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда здравствовать о Господе.

* * *

66. ПИСЬМО К КЛИРУ И НАРОДУ О ВРЕМЕННОМ УДАЛЕНИИ СВОЕМ ПРЕД СТРАДАНИЕМ

Киприан пресвитерам, диаконам и всему народу желает здоровья.

Когда пришло к нам известие, дражайшие братья, что посланы бумаги об удалении меня в Утику, и на совещании с любезнейшими решено было, чтобы я на время скрылся чрез сады мои, то я согласился на это по той справедливой причине, что епископу прилично исповедать Господа там, где он первостоятельствует в Церкви, и что предстоятель, лично присутствуя, заявляет исповедание за весь народ. Ибо то, что епископ – исповедник, вдохновенный от Бога, – говорит при вопросе о вере, говорит устами всех. И честь нашей столь славной Церкви пострадала бы, если бы я – епископ, предстоящий другой церкви, – в Утике выслушал приговор за мое исповедание и оттуда мучеником отошел ко Господу, тогда как я непрестанно молюсь и от всего сердца желаю и должен желать того, чтобы мне за себя и за вас исповедать у вас и отсюда отойти ко Господу. Итак, здесь, в скрытном месте, мы ожидаем возвращения в Карфаген проконсула, имея в виду от него услышать, что постановили императоры относительно христиан, как мирян, так и епископов, и высказаться по времени так, как внушит Господь. Вы же, братья возлюбленнейшие, следуя благочинию, заповеданному Господом, которое от меня вам преподано и которому от частого собеседования моего вы навыкли, соблюдайте спокойствие и истину: никто из вас да не производит тревоги между братьями и никто да не выдает себя добровольно пред язычниками; ибо тот только, кто задержан и отдан под стражу, должен вести речь, – так как в это время говорит в нас Господь, Которому угодно, чтобы мы исповедали Его, но не выставлялись со своим исповеданием. Об остальном, как нам вести себя, мы сделаем, еще до произнесения над нами проконсулом приговора за исповедание имени Божия, общее распоряжение для всех, как внушит нам Господь. Да даст Он вам, возлюбленнейшие братья, по удостоению Своему, пребывать невредимыми в Церкви Своей и да сохранит вас! Да будет так по милосердию Его!

* * *
ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги