Глава 14

Ладно. Я решила забить на все и начать новую жизнь, потому что со старой у меня явно какие-то проблемы и споры, из которых я уже в миллионный раз выхожу проигравшей. Надоело. Ничего не хочу больше. Буду брать от жизни то, что она мне даёт, не мечтая, не надеясь ни на что, не ожидая чего-то. Просто жить.

А, ну ещё бегать по утрам и наконец-то не есть чёртовы чипсы, от которых мой желудок порой в трубочку сворачивается.

Ну потому что… а какой смысл? Все эти ожидания, надежды на лучшее, мечты. Чтобы потом опять ныть на диване перед телевизором, как жизнь несправедлива и что всё снова разрушилось?

Вот Дима ушёл, сказал, что у него дела какие-то срочные, обнял меня по-дружески, конечно же, а я на диван под плед и в слёзы. И вот кому оно надо? Мне, к примеру, нет. Как и благородство Димы, которое он решил проявить на моей кухне. Мы после произошедшего несколько дней не виделись и не общались, и я успела всё переосмыслить. Сейчас, сидя на кровати в шесть утра и залипая в собственные носки, которые следовало бы натянуть на ноги ещё минут десять назад, я точно уверена, что не хотела бы, чтобы Дима останавливался.

Ну и дружили бы дальше, подумаешь. Раз ему так важна дружба со мной. А то носится так, как будто я ребенок маленький. Или сестра его. Не дай бог.

Встаю, стараюсь не шататься, потому что спала катастрофически мало, а подъем в шесть утра по будильнику ещё вчера было решено не пропускать. Да, я собралась начать бегать с воскресенья, чтобы не быть той самой, кто начинает новую жизнь с понедельника, только забывает упомянуть, какого года. Поэтому я, решив менять всё, завела будильник сразу же. И именно поэтому сейчас супернедовольно иду умываться.

Раз новая жизнь, значит новая.

***

Не знаю, сколько лет я не бегала по утрам, но уже на пятой минуте этого ада проклинаю себя за оплошность. Вот и чего мне не спалось в своей любимой кроватке в обнимку с подушкой и краем одеяла, а? Нет блин, решилась на перемены, а теперь еле дышу, как дед старый, который курил с пяти лет. А я вообще-то ни разу не курила! Бегу, пытаясь не выплюнуть лёгкие, наверняка со стороны выглядя ещё хуже, чем себя чувствую. Даже наушники пришлось сложить в карман, потому что те от пота выскальзывали из ушей. Мне кажется, что бабки, проходящие мимо (ну потому что в шесть утра им всем куда-то надо) крестятся, глядя на меня. М-да.

Задачу я себе поставила не из лёгких — тридцать минут пробежки и ещё тридцать быстрого шага. Ненормальная. И вот нахрена такая упёртая-то, а? Какой ещё идиот может быть на улице в воскресенье в такую рань?

— Хэй, цыпленок?!

А, ну ясно, какой идиот. Этот идиот всем идиотам идиот.

Поворачиваюсь на голос Димы и неловко улыбаюсь. Мы после тех горячих ласк на моей кухне сейчас первый раз увиделись. Этот дурак бежит в шортах и свободной майке, которая почти не скрывает его наглухо татуированный торс. Ладно, пусть он и козёл, но тело реально красивое. Это я успела рассмотреть, еще когда он по моей квартире без футболки щеголял. Засранец.

Я все ещё не разобралась в своих чувствах (я женщина, имею право), но к Диме меня тянет с каждым днём всё сильнее. Особенно когда он после долгой разлуки светит своими мускулами у меня перед глазами. Как издевается. Ещё и улыбается так мило. И прозвище это звучит почти нежно…

Боже, Кать, просто попробуй забыть. Отпустить, не знаю, забить, в конце концов. Ну не выйдет с ним, с другим выйдет. На семейство Семёновых надо просто поставить табу.

И Дима бежит такой, не уставший совсем, как будто не бежит, а катится на самокате. Улыбается, и даже язык у него с плеча не свисает. Да уж. Мне до такого результата ещё бегать и бегать. Если, конечно, через неделю я это дело не брошу.

А я брошу.

Хотя стоп… я же пообещала начать себе новую жизнь. Вот влипла…

— Привет, — перехожу на прогулочный шаг, глядя на улыбку Димы. Он простой как три копейки. Вроде ещё месяц назад я его терпеть не могла, а сейчас даже рада встрече. Хотя после его явного отказа уже не факт.

— Решила заняться спортом? Похвально, цыпленок, тебе совсем не помешает.

— Ты вообще не умеешь делать комплименты. Как за тобой носятся толпы девчонок, если ты такой прямолинейный?

— Разве это плохо? Людям нравится честность, а я никогда не вру, — он пожал плечами. Да, спасибо, я заметила, что говорить правду в глаза — твоё главное качество. — Это лучше, чем строить из себя доброго и хорошего, а на самом деле быть…

— Я поняла, хватит, — не даю ему договорить, закатывая глаза. Прекрасно понимаю, что он об Андрее, и ему не мешает даже тот факт, что они помирились. — Но всё-таки мог указать на мои недостатки чуть мягче, ладно?

— Я сказал, что тебе не мешало бы заняться спортом, а вот про недостатки не было и слова, — Дима рассмеялся. Ладно, я и сама знаю, что действительно нужно. Хотя бы для того, чтобы такие красавчики мне в сексе не отказывали. Ага, да. А то на словах: «Я с тобой не могу, мы же друзья, и бла-бла-бла», а на деле ему наверняка моя задница не понравилась, вот и всё.

Ой, ну его.

Поправляю волосы, прилипшие ко лбу, и чуть ёжусь от внезапного порыва ветра. Влажная от пота кожа тут же покрывается мурашками, и я отчего-то чувствую себя немного неловко.

Дима резко замолкает, хотя до этого рассказывал о каком-то утреннем происшествии, и я смотрю на него, чтобы уловить смену настроения и понять причину резкого молчания.

Блядь.

От ветра я не только покрылась мурашками, у меня ещё и встали соски. Ничего такого, конечно, это нормальная реакция организма, только вот…

— Мне кажется, или у тебя сосок проколот? — он громко сглатывает и, могу поклясться, начинает чаще дышать. Я сломала Диму? Что случилось?

— Да я… В шестнадцать лет проспорила подруге и проколола.

Под его острым взглядом мне хочется прикрыться, но вдруг происходит что-то невозможное, я даже не успеваю понять ничего. Дима хватает меня за запястья и прижимает всем телом к огромному дереву, растущему в метре от места, где мы стояли.

Меня прошибает током, а голодный и бешеный взгляд Димы сводит с ума. Мне неловко и в то же время дико жарко, хочется убежать и остаться под его взглядом до конца жизни. У меня флешбеки того самого вечера, его взгляд был таким же диким, а движения резкими.

Пока он не свалил, да.

— Знаешь, цыпленок… — шепчет Дима хрипло, и я замираю в нетерпении. — У меня всего один фетиш. Всего один. Один единственный… Чёртов пирсинг. Я только вижу, и крышу срывает напрочь. А тут ты. Вся такая невинная недотрога и с проколотым соском. Вот как мне прикажешь сдерживать себя сейчас, а? Как?

— Я… Я не знаю, — тоже шепчу, потому что правда не знаю. Его стояк упирается мне в низ живота и я реально боюсь, что Дима сорвётся и трахнет меня прямо у чертова дерева. Блядь. Ну почему ты не мог заметить этот чёртов пирсинг у меня дома, а, ну почему?

Я не знаю, что делать, правда. Я пообещала себе брать от жизни всё, и именно сейчас она подкидывает мне в руки Диму. Слишком возбуждённого Диму, вообще-то. И надо бы брать! Хватать за все конечности (извините), пока есть возможность, но чёртов парк…

А он так и стоит, прижимаясь, и смотрит дико, как будто сожрать готов. Катает шарик между зубов. Думает. Скорее всего, о том же, о чём и я.

И мне та-а-а-ак обидно это говорить, но выхода и правда другого нет.

— Дим, — шепчу и аккуратно выдергиваю руку из крепкой хватки. Опускаю ладонь ему на щёку, поглаживаю, — ты сам говорил, что мы друзья. И что отношений ты не хочешь, а со мной на разок нельзя. Было же?

Он кивает. Боже… Клянусь, он оборотень, который сейчас смотрит на свою жертву и пытается вспомнить человеческий язык.

— Поэтому давай ты меня отпустишь и мы просто продолжим пробежку, ладно? — у меня ощущение, что я успокаиваю дикого зверя, который взбешён до максимального уровня. С ним тяжело договориться, но я продолжаю гладить его по щеке и шептать всякий бред. Просто зная Диму и его наплевательское отношение ко всему, ему реально может сорвать крышу, и мы прямо как в «Адреналине» потрахаемся прямо на улице. Только я вот вообще к такому не готова.

Я вообще не знаю, к чему я готова с этим чёртовым Семёновым.

С ним каждый день как на американских горках, если не хуже. То он смеётся надо мной, то защищает, то дружит, то зажимает так, что у меня все внутренности от возбуждения переворачиваются. Мне сложно, правда сложно, потому что я и так определиться со своими эмоциями до конца не могу, а он своими постоянными сменами настроений в наших отношениях путает мои и без того запутанные ниточки ещё сильнее.

Вот если бы он поставил между нами барьер дружбы, мне было бы проще. Я бы засунула зачатки симпатии поглубже и мы бы спокойно дружили дальше. Но нет же. Диме же нужно все усложнить. И когда только-только всё налаживается, Диме нужно обязательно меня или на столе поцеловать, или прижать к дереву своим… всем.

— Ты меня с ума сведешь, цыпленок, — шепчет Дима и утыкается лбом в мое плечо, переводя дух. Ну конечно. Кто кого ещё сведёт…

Мы стоим вот так вот молча ещё несколько минут, и пару прохожих таки смотрят на нас косо, пока я поглаживаю Диму, прижавшегося ко мне, по волосам. Я правда не думала, что людям может так сильно сорвать крышу, но этот человек открывает для меня все новое уже не в первый раз.

— Извини, — он отстраняется, и я впервые вижу у него смущение. С ума сойти можно. Семёнов смущается? Я что, попала в параллельную вселенную? — Правда башня съехала, фетиши — коварная штука.

Он старается не смотреть мне в глаза и сразу же переводит тему на что-то другое, уходя по дорожке и зазывая меня с собой, чтобы мы могли продолжить пробежку, но…

Но в моей голове вдруг всплывает пугающая мысль, которая кидает на чашу весов к симпатии к Диме ещё один плюсик.

Потому что я вдруг подумала, что если он всегда будет так реагировать на мой пирсинг, я готова проколоть себе что угодно…

— Лапина, ты точно влипла, — бурчу под нос, грустно вздыхая.

***

Ничего нет хуже утра понедельника, когда ты спал катастрофически мало, а впереди четыре пары, из которых три семинара. Есть только дополнение к ужасному: обещанная самой себе пробежка.

Когда я предложила Аньке побегать со мной, она рассмеялась в трубку так громко, что я почти оглохла, и вот вторая моя пробежка прошла снова в компании Димы. Спокойного, что немаловажно, и такая компания в принципе была мне по душе, если не брать в расчет тот момент, что мне пришлось париться в толстовке, чтобы меня опять не прибили к дереву.

— Завтра доклад, — говорит Дима, когда мы уже идём к выходу из парка. Пробежка высосала все силы, какие мне ещё пары? Дайте сдохнуть, — который вы с Андреем должны были готовить. Есть подозрения, что вы не успели ничего сделать…

— Подойду сегодня к нему, — мысленно хлопаю себя по лбу. Забыть про доклад? Серьезно, Лапина? — Думаю, один вечер спокойного сидения за методичками нам поможет. Я готовила темы, так что делать не особенно много. Пусть приходит ко мне, быстро все сделаем.

— Побыть с тобой? — Дима улыбается, а я только хочу согласиться, как прикусываю язык. Он же не нянька мне, в конце концов. И не может быть всегда рядом, как бы не хотелось. Да и тем более с Андреем вроде все решилось в лучшую сторону, так что бояться нечего.

— Если ты захочешь зайти на чай, кофе, мандаринки или очередной сопливый фильм, то я всегда жду. Если хочешь быть надзирателем, то не стоит. Мне, как минимум, неловко тебя отвлекать от жизни, ты не можешь постоянно быть поблизости.

— А разве не так работает дружба, цыпленок? — он щелкает меня по носу, а я вздыхаю. Ага. Так и работает. Друзей целуют до потери памяти, признаются, что хотят, зажимают у деревьев, пялятся на голый торс, мечтая послать всю эту дружбу к черту. Так и работает дружба, да, Дим. Так и работает…

— Встретимся через полтора часа на парах, цыпленок, — кривляю его и ухожу в сторону дома, мигом потеряв улыбку. Мне кажется, я схожу с ума… А можно психолога?

***

— Зачем тебе психолог, когда есть я? — и правда. Я так сильно люблю свою подругу, что она в последнее время — единственное, что меня радует. Мы встретились как и всегда перед парами, и эти десять минут до корпуса всегда оказывались лучшими минутами всего дня.

— И то верно, — смеюсь, поправляя волосы. — Я просто правда с ума схожу уже. Сама себя не понимаю. Что мне надо, что нет, кто нравится, а кто не нравится. Ещё и Дима вообще не помогает, а наоборот, кажется, ещё сильнее путает. Короче, сложно…

— Ну, Дима простой парень. А с такими обычно сложнее всего. Он живёт как ему вздумается, а тебе страдай от этого, потому что уклады жизни разные, — Анька пожимает плечами и кивает куда-то направо. — Вот, смотри.

Я поворачиваю голову и хмурюсь, не понимая, что происходит. У входа в корпус стоит Дима, рядом с ним какая-то девушка, и Дима, кажется, не в лучшем расположении духа. Он что-то говорит ей, жестикулирует, явно злится. Что происходит…

— А кто это? — внутри внезапно поднимается волна негодования, и я все больше убеждаюсь в том, что бесповоротно тону в этом парне. Меня раздражает, что он зол, меня бесит, что она стоит к нему сильно близко, пытаясь поймать руками запястья. И меня бесит, что я ничего не слышу. Сложно, вообще-то.

— А это Маша, — к нам с Аней подошёл Андрей, и я вздрогнула от неожиданности и громкого голоса. — Школьная неудавшаяся любовь Димы. Ну, точнее… Короче, там долгая история, и…

— И мы в курсе нее, — мне плевать, даже если нельзя было Андрею знать, что Дима все рассказал нам. Мне просто надо все узнать.

— Это та, что живет у бабушки в деревне и чуть ли не в монастырь ушла? Как-то не очень похожа, — кривится Аня, и я киваю. На самом деле. Обычная девочка, даже симпатичная, чего уж там.

— Ну, во-первых, возраст, во-вторых время прошло, в-третьих психологи творят чудеса.

— А что она от Димы то хочет? — мне правда интересно. Настолько, что я хочу бросить Аню с Андреем и убежать подслушивать.

— Она ему уже полчаса заливает о любви, чувствах и говорит, что была не права. Вернуть его хочет.

Что она хочет?

Загрузка...