Ты жизнь моя!

Глава 2

— Ты уже в третий раз проверяешь почтовый ящик, — проворчала Патрисия. — Чего ты ждешь, розыгрыша в лотерею?

Племянница слегка покраснела.

— Я надеялась, что придет ответ от Рональда Рассела. Прошло уже целых две недели!

— Две недели не такой уж большой срок для человека его положения, — попыталась утешить ее Патрисия, не отрывая глаз от пишущей машинки с начатым письмом в страховую компанию. Вдруг ее пальцы замерли на клавишах. О нет, этого не может быть! — Разве ты напечатала письмо не на бланке школы? На какой адрес должен прийти ответ?

Элис смущенно повела плечами:

— Конечно, я взяла школьный бланк, но…

— Что «но»? — Пат едва могла говорить из-за комка в горле: она совсем не собиралась ввязываться в это дело. Всего лишь помогла девочке набросать черновик письма, поскольку та придавала своему посланию большое значение. Племянница и понятия не имела, каких душевных мук это стоило. Даже сейчас, после пяти прошедших лет, Рональд Рассел оставался незаживающей раной в ее сердце. — Элис! — требовательно повторила Патрисия, когда молчание слишком затянулось. — Что значит «но»?

— Наш учитель все время говорит, что нужно проявлять инициативу, вот я и проявила, — стала оправдываться девочка. — Я добавила от руки приписку, и на конверте — твой адрес. Думала, что так быстрее получу ответ… Ведь я здесь пробуду еще месяц, пока не вернутся мама с папой. Я же не могла, воспользоваться нашим адресом!

— Но теперь ему известно, где ты живешь! Где я живу, чуть не вырвалось у Патрисии. Элис не могла понять причину беспокойства любимой тетушки.

— Он не какой-то там маньяк или еще что-то. Он знаменитый и уважаемый музыкант. Ничего страшного, что я воспользовалась этим адресом, правда? — Озабоченное лицо тети не позволяло детскому голосу звучать уверенно.

— Что за приписку ты сделала? Лицо Элис залила краска:

— Я написала, что, когда слушаю его записи, у меня мурашки бегут по коже. Даже не знаю, зачем я это добавила. Ты хорошо составила письмо, но мне захотелось добавить что-то от себя. Ты думаешь, этого не следовало делать?

Чувство вины в набухших от слез глазах девочки заставило Патрисию смягчиться.

— Ничего ты не испортила. Специалисты по психологии рекламы говорят, что постскриптум — самая читаемая часть делового письма. Тут сработала твоя интуиция.

— Правда? Значит, все в порядке? Мне надо было посоветоваться с тобой… Я так рада, что ты на меня не сердишься!

— Я не сержусь на тебя, — успокоила племянницу Патрисия и украдкой вздохнула.

Этот ребенок не подозревал о ее давних отношениях с Рональдом Расселом, когда она занималась авторскими правами его фирмы звукозаписи. В то время Элис и ее родители жили далеко, в Далласе. Девочка не в состоянии была понять чувств женщины к человеку, который так далек от ее круга, что их любовь могла показаться чудом. Для Патрисии он являлся мужчиной мечты, и теперь с трудом верилось, что знаменитость проявила интерес к неискушенной девушке, какой она была в двадцать один год.

Единственным осложнением в их отношениях оставалась его красавица секретарша Хелен Монтрей. Патрисия до сих пор помнила ледяной тон, которым ее встретили в их офисе. В присутствии этой холеной самоуверенной особы девушка чувствовала себя неуверенно. Она остро осознавала, что ее одежда, приобретенная в одном из универмагов, не шла ни в какое сравнение с нарядами миссис Монтрей от лучших модельеров. Кто-то в агентстве сказал Патрисии, что секретарша Рассела из состоятельной семьи. У нее не было необходимости работать секретарем, и то, ради чего — или кого — она это делала, не укрывалось от глаз. Интересно, удалось ли Хелен обольстить босса? В светских хрониках не появлялось на этот счет никаких сообщений, но Рассел вполне мог сохранить их союз в тайне.

Острая боль пронзила Патрисию при мысли, что Рональд мог жениться на Хелен. Очевидно, Элис заметила огорчение и печаль в глазах тети.

— Ты чем-то расстроена?

Пат с трудом улыбнулась:

— Все нормально. Просто я слишком долго сижу сегодня за машинкой и у меня разболелась голова.

— Ты же сама мне не раз советовала: «Иди и разомни мышцы, глотни свежего воздуха».

Несмотря на душевное смятение, Патрисия рассмеялась:

— Ты говоришь в точности как твоя мать!

Сестра, которая старше на восемь лет, обожала давать советы Патрисии. Теперь дочь Оливии прекрасно усвоила нравоучительный тон матери. Тетушка взъерошила светлые шелковистые волосы племянницы, вынула из каретки незаконченное письмо и поднялась.

— Да, ты права, глоток свежего воздуха мне не повредит. Моя бумажка подождет до завтра. Можешь воспользоваться этим печатным агрегатом для выполнения домашнего задания.

Лицо Элис вытянулось:

— Я собиралась пойти с тобой, тетя Пат.

Патрисия настойчиво подтолкнула девочку на кресло перед машинкой; хотя компания Элис приятна всегда, сейчас она чувствовала острую необходимость побыть наедине со своими мыслями.

— Уроки, которые нам задают, — прежде всего, мадемуазель.

— Кто из нас теперь говорит, как моя мама?

Не по-детски вздохнув, Элис заняла освободившееся место, и частые удары клавиатуры становились все глуше по мере удаления Патрисии от дома. Девочка продолжала работать.

Дорожка, ведущая к заливу, нуждалась в очистке от сорняков, с чувством вины отметила девушка. В последнее время она была слишком занята, приходилось зарабатывать на жизнь и для Элис. Хозяйка совсем забросила свой сад, а он требовал ухода. Дом построен в начале прошлого века, и вокруг него разросся густой старый сад; с годами его площадь уменьшилась, но и эта земля требовала постоянного ухода.

Возможно, Оливия права, советуя Патрисии продать дом. Вырученные деньги позволили бы ей купить скромную квартиру, а оставшуюся сумму можно вложить в ценные бумаги. Оливия даже предложила сестре свою долю за дом, поскольку, выйдя замуж, была вполне обеспечена. Девушка наотрез отказалась от этого предложения. Умирая, отец завещал эту собственность обеим дочерям с условием, что младшая будет жить в доме столько, сколько захочет. Это условие само по себе достаточный подарок, и девушка не могла воспользоваться еще и щедростью Оливии. Патрисия была полна решимости возместить сестре ее долю, хотя откладывать деньги и одновременно нести расходы по поддержанию дома в порядке оказалось намного труднее, чем представлялось ранее.

Только в том случае, если бы страстно влюбилась и собралась выйти замуж, Патриция могла покинуть Сквонегалу, однако, расставшись с Рональдом, она перестала обращать внимание на мужчин. Они казались неинтересными и даже опасными. Не могла она полюбить вновь, зная, какую душевную боль может испытать еще раз.

Любовь ранит, но еще сильнее ранит разлука. Уж лучше посвятить себя ведению хозяйства в отцовском доме; и хотя это занятие лишало Патрисию многих мирских радостей, оно было той ценой, которую приходилось платить и за свою свободу, и за право выбора.

Оливия не жила здесь с тех пор, как вышла замуж за Филиппа Дорста, тогда, как Пат покидала его только на время своей двухгодичной работы в Париже. Болезнь отца вынудила ее вернуться домой, чтобы ухаживать за ним. Этот дом являлся родовым гнездом Стронгов еще с начала прошлого века. Унаследовав усадьбу, отец и сам передал ее в наследство дочерям, и младшая из них страстно хотела сохранить его.

Повернувшись лицом к дому, Патрисия с грустью подумала, что не многое осталось от того, что можно сохранить. Поддерживать дом в порядке при постоянном недостатке средств, стало делом непростым; отец тратил на это почти все заработанные деньги и не оставил дочерям практически ничего.

И все же с того места, где девушка сейчас стояла, открывалась романтическая картина: старинный фасад в викторианском стиле, увитые плющом стены, башенки дымовых труб на крыше из старинной черепицы, приобретшей от времени сотни различных оттенков. С этой стороны в сад выходила широкая веранда, продолжением которой был просторный холл с дубовыми потолками. Наверху, куда вела винтовая лестница, заканчивающаяся миниатюрной башенкой, располагался причудливый лабиринт небольших комнат.

Но больше всего Патрисия любила расположенную на первом этаже столовую, с ее стрельчатыми окнами, сводчатым потолком и огромным старинным камином. Целую ее стену украшала потускневшая от времени, но все еще поразительная по красоте фреска, изображавшая прибытие «Сириуса», одного из первых кораблей переселенцев, в сиднейскую бухту. Это была одна из двух аналогичных в Австралии фресок, написанных знаменитым художником, перебравшимся в Новый Свет из Европы, где он занимал одно время место придворного мариниста. Существовала легенда, что живописец украсил стену в знак благодарности за гостеприимство, оказанное ему одним из Стронгов.

С грустью девушка вспомнила, что эта фреска произвела большое впечатление на Рональда. Он тогда стоял рядом с ней на этом самом месте, и они обсуждали, с чего лучше начать ремонт Скзонегалы, который, по его мнению, необходим. Он никогда бы не согласился даже с мыслью о продаже поместья.

Впрочем, теперь его мнение не имеет никакого значения, подумала Патрисия, повернувшись лицом к бухте и позволив морскому бризу играть ее волосами. Скорее всего, волнения были напрасны: Рональд Рассел не найдет никакой связи между ней и письмом Элис. При тех высотах, каких маэстро достиг в музыкальном мире с тех пор, как они расстались, Рон вообще вряд ли вспомнит ее имя. В отчаянии девушка задавалась вопросом: почему не удается забыть этого человека? Ведь пяти лет вполне достаточно, чтобы любые воспоминания утратили остроту. Возможно, так бы оно и случилось, успокаивала она себя, если бы не постоянные упоминания о знаменитости в газетах, его концерты по радио и телевидению. Но зачем обманывать себя? Даже если бы ничто и не напоминало о нем после их разрыва, образ возлюбленного, подобно клейму, никогда не стереть из памяти. С того самого дня, когда Рассел впервые назначил свидание — якобы для обсуждения ряда деловых вопросов, — сильное чувство, почти страсть, вспыхнуло между ними.

Он тогда отодвинул в сторону приготовленные ручку и блокнот и, протянув руки через стол, взял ее ладони в свои.

— Я полагала, вы хотите обсудить программу вашего концерта, — запинаясь, произнесла Патрисия.

— А вы хотите обсуждать именно этот вопрос?

— Нет, — едва слышно ответила она.

— Прекрасно. Тогда мы можем затронуть куда более важные вопросы, такие, например, как прекрасный цвет ваших глаз, или как вы укладываете свои волосы, и почему они так замечательно вьются. — Рональд навил один из ее локонов на свой ухоженный музыкальный палец.

В тот вечер, как и в остальное время, проведенное вместе, делам было уделено очень мало времени. Рон приносил билеты на концерты своих друзей и расширял познания Пат в музыке, комментируя шепотом выступления, при этом нежно держа ее руки в своих.

Но это не единственная область, в которой он преподал ей уроки, подумала Патрисия, покраснев.

Рональд оказался весьма сведущ в премудростях любви и увлекал к таким высотам чувственности, каких она не могла себе и представить. Он был самым нежным, внимательным и возбуждающим любовником, заставившим ее поверить, что она для него — словно редчайший из драгоценных камней, ценимый превыше всего.

Если бы пять лет назад он мог сопровождать их с Хелен после вечеринки по случаю концерта в Филадельфии! Но пресса и телевидение хотели получить интервью, и секретарша Рассела торопилась в гостиницу. Патрисия вспоминала, что в тот злополучный вечер Хелен выпила больше своей нормы и нуждалась в том, чтобы кто-то отвез ее в отель; Пат, на свое несчастье, согласилась сопровождать ее. Она смутно помнила, как один из служащих подогнал к ним машину, но все, что было потом, тонуло в сплошном тумане. Дождливая ночь. В памяти всплывали мокрые улицы с отраженными в лужах фонарями и светофорами. Крики ужаса слились со страшным скрежетом врезавшегося во что-то автомобиля. И затем — зловещая тишина. Очнувшись, она с трудом смогла собрать воедино даже эти обрывки воспоминаний. Однако Патрисия смутно помнила, как спорила с Хелен относительно того, кому вести машину. Неужели Рональд прав, утверждая, что во всем виновата она?

По словам секретарши, все так и происходило, и Патрисия находилась за рулем, когда Рональд нашел их. Когда Пат говорила об этом с ним, ей показалось, что он разочаровался в ней, хотя и старался это скрыть. Потом стал упрекать ее за ту ночь, когда между ними произошла первая серьезная размолвка. Такой поворот во взаимоотношениях людей был хорошо знаком Пат по супружеской жизни ее родителей. После того, как отец завел роман с одной из своих коллег в художественной школе, где преподавал историю и искусство, мать, в конце концов простила его, и брак не распался, но она попрекала неверного при каждой ссоре, до самой своей смерти. Патрисии исполнилось тогда тринадцать лет. Дочери якобы ничего не знали о происшедшем, но им трудно было оставаться в неведении, когда эта тема постоянно поднималась…

Воспоминания об упреках, которые омрачали жизнь родителей, заставили девушку резко оборвать связь с Рональдом, хотя это доставило ей невыносимую боль. Если она соберется замуж, то хотела бы начать новую жизнь, не омраченную прошлыми прегрешениями, в которых ее можно было бы упрекнуть.

Погруженная в свои мысли, Патрисия брела по тропинке к беседке, прозванной в их семье «Лонг Строит». Это название она получила потому, что отец никак не мог решить, как постройка должна выглядеть, и долго выбирал рабочие эскизы, так же долго строил и перестраивал.

Теперь беседка обветшала в окружении разросшихся кустов роз. Рядом с входом лежала опрокинутая садовая ваза в древнегреческом стиле. Наследница вздохнула: так много нужно сделать, но у нее едва хватало средств на поддержание дома. Доходы агента по авторским правам не столь уж велики, а здание поглощало деньги подобно губке, впитывающей воду.

Посмотри правде в глаза, упрекнула она себя, в настоящий момент дом занимает тебя меньше всего. Ты стараешься не думать о том, что произойдет, если Рональд ответит на письмо Элис. Справишься ли ты со своими чувствами, если увидишь его вновь?

Скорее всего, он пришлет формальный ответ с вежливым отказом. Теперь кумир меломанов вращается в высоких сферах, и у него вряд ли найдется время для какой-то школьницы, занимающейся музыкой. Он возглавляет огромную компанию звукозаписи, специализирующуюся на популяризации классической музыки. Это всегда было его мечтой.

Нет, уж лучше не думать о нем. Черт возьми, почему она не убедила племянницу выбрать другого человека из мира музыки в качестве наставника…

— Привет, Патрисия!

Девушка испуганно подняла глаза и увидела крупную фигуру элегантного мужчины, загородившего вход в беседку. Неужели ее бурные мысли вызвали к жизни образ давно минувших дней?

— Не-е-т… — с замеревшим сердцем выдохнула Пат. Не может быть, что перед ней Рон. Она не готова к встрече с прошлым!

Красивое и спокойное лицо нежданного гостя на секунду исказила злость, но он подавил ее.

— Нет? — брови самоуверенного красавца иронично поползли вверх. — Отказ, и так быстро, Патрисия? Но я еще ничего не попросил.

Насмешка в голосе мужчины заставила девушку отшатнуться. Возможно, ему весело, но ей, когда он так внезапно появился здесь, в ее убежище, совсем не до смеха.

— Я думаю, слово «нет» вполне подходит в качестве ответа на любой из твоих вопросов, — пришла наконец в себя Патрисия. Голос ее предательски дрожал, а руки похолодели, и она сложила их так, словно старалась защититься от немилого пришельца. — Это слово мы чаще всего использовали при нашей последней встрече.

— Слово, которое ты использовала, — холодно поправил Рональд. — Похоже, ничего не изменилось.

— Да, не изменилось, и я не понимаю, зачем ты здесь? — Голос девушки с трудом подчинялся ей.

— Ты пригласила меня приехать.

— Я пригласила? Ты ошибаешься. Тебе писала моя племянница, Элис Дорст. Я лишь набросала текст для нее.

— Ты забываешь, что мы работали одно время вместе. Я узнал твой стиль. Кроме того, только от тебя она могла узнать о концерте «Прелюдии любви».

Лицо Пат вспыхнуло ярким румянцем.

— Но я не…

— Да, но девочка добавила приписку, в которой говорится, что от моего исполнения «Прелюдий» у нее бегут мурашки по коже. Есть только одно место в мире, где она могла услышать эту музыку, и только один человек мог дать ей пленку с записью.

От волнения у Патрисии пересохло во рту.

— Однажды Элис слышала эти пьесы и спросила, чьи они. Мне казалось, она обо всем забыла.

— Очевидно, нет. Похоже, на нее музыка произвела большее впечатление, чем на ту девушку, которой посвящалась.

Ах, если бы только это было так! Но Пат всегда слушала эту запись, когда ей было особенно горько. Волнующая, незабываемая мелодия, записанная без всяких технических ухищрений, будила чувства сильнее любой другой музыки, потому что каждая нотка навевала воспоминания о личном, интимном…

В один из тяжелых для Патрисии дней, когда исполнилась годовщина со дня смерти отца, она поставила кассету, забыв, что племянница должна вот-вот прийти. Присутствие девочки обнаружилось лишь после последовавшего восторженного «ах!» за финальными аккордами. Прежде чем Пат успела остановить Элис, она, танцуя, подбежала к магнитофону и, вытащив кассету, прочитала на ней название, сделанное рукой автора. Она, конечно, не знала почерка, но уловила уникальный стиль исполнения.

— Мне кажется, это Рональд Рассел! — воскликнула девочка. — Но я почему-то никогда не слышала этого произведения!

— Пьесы называются «Прелюдии любви». Один из моих клиентов хочет использовать их в качестве музыкального сопровождения для рекламы на телевидении, — на ходу придумала Пат.

— Вот здорово, это восхитительная музыка! — обрадовалась Элис, поверив объяснению. — Если они ее используют, значит, ты будешь работать с самим Расселом?

— Вероятно, нет. Клиенты купят права на эту мелодию и пригласят музыкантов для записи. Маэстро никогда не согласится участвовать в рекламе.

Элис задумалась, и Патрисия с радостью сменила тему разговора. Делить музыку Рассела с кем-то, пусть даже с такой восторженной слушательницей, как племянница, было равносильно тому, чтобы открыть тайники своей души.

Девушка знала, что Элис запомнит пьесы, но не могла и предположить, что они будут упомянуты в письме к автору лишь однажды записанных музыкальных импровизаций. Конечно же, Рассел сразу догадался, у кого можно было прослушать «Прелюдии».

И вот маэстро здесь.

Сердце Пат сжалось, словно в тисках, но голос не дрогнул:

— Я полагаю, ты приехал не затем, чтобы ворошить старые угли. Костер давно погас!

Патрисия холодно взглянула на гостя. Сейчас ей больше всего требовалось сохранять дистанцию между ними. Она была уверена, что, если увидит этого человека вновь, все произойдет иначе. И в голову не приходило, что опять так же сильно потянет к нему, что само его присутствие вызовет к жизни прежние чувства, казалось, давно похороненные.

Неужели ошибалась?

— Иногда даже в погасшем костре остается одна искра, — прозвучал ответ на немой вопрос. — Порой нужно только раздуть ее, чтобы пламя разгорелось снова.

Рональд сделал шаг внутрь беседки, за ним еще один. Старые доски заскрипели под ногами. Патрисия отпрянула к решетчатой стене, помимо воли завороженная чертами красивого лица, приближавшегося к ней.

Ей хватило мгновения, чтобы отметить мельчайшие детали. По сравнению с тем, что она помнила, волосы мужчины слегка поредели, еще больше подчеркивая высокий лоб. Черные брови над столь незабвенными очами были сведены вместе. Яркий огонь пылал в устремленных на нее глазах, которые обладали удивительной способностью менять цвет, становясь то карими, то зеленоватыми. Затаив дыхание, девушка наблюдала, как на нее надвигается прошлое.

Все переворачивалось у нее внутри. Она не хотела, чтобы этот себялюбец дотрагивался до нее. И все же…

Неожиданно его губы скривились, и он отвернулся, но до этого Патрисия успела заметить, как изменилось выражение когда-то милого лица. Сердце ее упало. Неприязнь нельзя было перепутать ни с чем, и это чувство Рон испытывал к ней.

Ее вдруг охватила злость на себя. Почему недостало решимости сразу оттолкнуть его, показав тем самым, что в костре не осталось ни искорки. Вместо этого она смиренно ждала, желая его прикосновения. Он сразу все понял, готов был ответить на ее чувства, пока не вспомнил прошлое. Рон ничего не забыл. Это было видно по его глазам, прежде чем он отвел их в сторону.

Ярость кипела в девушке.

— Почему бы тебе не спросить, вожу ли я машину в пьяном виде? Я вижу, что у тебя на уме.

Лицо гостя оставалось абсолютно спокойным, когда он вновь обернулся к ней:

— Очевидно, это у тебя на уме, поэтому — какая разница, что я скажу, не так ли?

Напряжение достигло предела. Патрисия не могла поверить, в какое смятение пришли ее чувства теперь, всего через несколько минут после его появления. Должно быть, так случилось потому, что он напомнил о вечере, который ей хотелось любыми средствами вычеркнуть из своей жизни, а отнюдь не оттого, что у нее сохранилась любовь к нему.

— Я думаю, тебе лучше уйти, — сказала она, собрав остаток сил, чтобы сохранить достоинство.

— Ты собираешься отступать перед проблемами, Пат?

— Отступать? Я не…

— Ты не понимаешь, о чем я говорю, да? — бросил Рон, и резкий тон оборвал ее на полуслове. — Раньше ты не убегала от проблем, да и теперь не собираешься этого делать, нет, черт возьми, не собираешься.

Пат вскинула голову. Возможно, она заслужила его презрение за тот проклятый вечер, но обвинять ее в трусости не позволит.

Покинув любимого, девушка совершила акт величайшего мужества в своей жизни.

— Ты же давно ничего не знаешь обо мне, — вскипела она. — Если бы я собиралась бежать от своих проблем, продала бы этот дом, вместо того, чтобы из последних сил стараться поддержать его. Я бы не вернулась сюда, чтобы в течение двух лет ухаживать за отцом, наблюдая, как он угасает на моих глазах. Не осталась бы сейчас здесь и не стала бы разговаривать с тобой.

Странный огонек мелькнул в его зеленоватых глазах.

— Наверное, ты испытала больше, чем я мог предположить. А сейчас тебе не хватает храбрости со мной, хотя в этом есть доля и моей вины. Несколько лет назад все, что тебе требовалось, — это любовь.

Горькая правда вернулась: это было тогда, теперь все иначе. Пробеги Патрисия марафонскую дистанцию, и то бы потеряла меньше сил, чем в этом противостоянии.

— Мне жаль, что ты потратил свое время, — заставила она себя произнести официальным тоном. — Я передам Элис, что вся эта затея оказалась ошибкой.

Гость не собирался уходить.

— Возможно, для тебя, но не для меня. Я не собираюсь разочаровывать твою племянницу, чтобы потакать твоей гордыне. Итак, ты вернешься со мной в дом добровольно или мне тебя туда отнести? Что ты выбираешь?