Ты жизнь моя!

Глава 7

Когда Рон взял левую руку невесты и поднес к губам, напряжение Пат достигло предела. От попыток сорвать кольцо палец покраснел, и жених, приблизив губы к припухшему суставу, касался кончиком языка нежной кожи, стараясь унять боль.

Девушка почувствовала, как по телу начал разливаться огонь. Она попыталась освободиться, но это только удвоило силу его объятий. Рон вызывающе смотрел на нее, как бы приглашая возобновить сопротивление.

Итак, он хочет сражения? Пат старалась держать себя спокойно, но бурлящие чувства, подобно вулканической лаве, были готовы вырваться наружу. Она не позволит ему насладиться борьбой, и он не сможет одержать победу над ней.

Но что-то странное происходило с ней. Ее тело, которое должно быть неотзывчивым и холодным, как камень, послушно уступило прикосновениям, когда он стал гладить ее плечи и шею. Патрисия едва сдерживала стон, готовый сорваться с губ.

Сжав в ладонях ее лицо, он приблизил его к себе. Девушка нервно облизала губы, заметив желваки, играющие на его скулах. Через мгновение он со всей страстью прижался губами к ее губам, заставив остатки осторожности покинуть вскружившуюся голову Пат.

Нужно бы испытывать ненависть к нему, ко всему, что он с ней делает, но вкус его губ… дразнящие движения языка… О Боже! Неужели так выглядит настоящее безумство? В голове все плыло, и она в исступлении прижалась к Рону, охваченная сладостным ощущением близости его сильного тела.

Он продолжал целовать с такой страстью, что казалось, она вот-вот задохнется. Тысячи невообразимых доселе мыслей проносились в голове. Наконец Пат попыталась собрать остатки здравомыслия. Неужели она хочет начать все заново, забыв, чем это однажды уже закончилось?

А разве у нее есть выбор?

Пальцы Рона нежно гладили ее волосы, отчего тело девушки затрепетало. Она попыталась раскрыть рот, высказать протест, но его губы не позволяли. Да и хотелось ли, чтобы позволили? Все, что она могла сделать, — это попытаться не растаять в объятиях окончательно и не уступить его последнему натиску и собственному желанию сдаться.

Где ее женская гордость, где самоуважение? Как можно даже допускать мысль о том, чтобы уступить требованиям человека, чье мнение о ней настолько низко? Пат застучала ладонями по его плечам.

— Пусти меня!

Он опустил руки, но не отодвинулся. Патрисии захотелось ударить этого сладострастца, когда она заметила язвительное выражение его лица.

— Не хочешь быть до конца честной Пат?

Она смутилась, но попыталась сохранить достоинство.

— Ничего подобного. С твоей стороны просто нечестно касаться меня, притом, что ты обо мне думаешь.

— А откуда ты знаешь, что у меня на уме? — вскинул на нее глаза Рон. — Могу заверить, что если бы знала, то покраснела бы до корней своих прекрасных рыжих волос.

Влюбленный взгляд выразил его мысли лучше всяких слов, и она потупила взор, чтобы скрыть еще большее смущение, которое читалось в ее глазах.

— Мне… мне пора домой, — прошептала она хрипло.

— Но ты же дома.

Прежде чем стало ясно, что он задумал, Рональд пересек гостиную и оказался у входной двери. Патрисия услышала зловещий щелчок дверного замка, ключ тут же исчез в кармане хозяина.

Он запер ее! К удивлению, она не испытывала шока или возмущения. Наоборот, поразили неожиданно возникшие необузданные фантазии; по телу растекалась сладостная истома, становилось все труднее противостоять чарам любимого когда-то мужчины.

Она вдруг вспомнила, что личный магнетизм был одной из отличительных особенностей Рассела. Критики писали, что достаточно его взгляда, чтобы вызвать в женщине желание. Зная его дьявольское очарование, надо быть сумасшедшей, чтобы позволить себе поддаться ему.

— Открой дверь и выпусти меня, — потребовала Патрисия, ужасаясь предательской хрипоте своего голоса. — Что подумают люди?

— Они подумают, что мы так любим друг друга, что не можем дождаться первой брачной ночи.

Итак, это снова забота о репутации, с тем, чтобы добавить весомости той фикции, которая называется их помолвкой. Чувство разочарования охватило Патрисию.

— Видимо, мне следует проверить, — нет ли под кроватью репортера дешевой газетенки?

Рон недовольно щелкнул языком.

— Тебе не идет быть циничной, дорогая. Газетчики свое уже получили.

— Тогда тем более мне нечего здесь делать, — слабо запротестовала она. — И потом, я должна вернуться домой, к Элис.

— Нет, не должна. Она у своей подруги, готовится к экзаменам по музыке. Девочка сама мне об этом сказала.

Пат проклинала бесхитростность племянницы.

— Я не готова остаться на ночь, — снова попыталась противиться девушка, но слова застревали у нее в горле. В любом смысле то, что она говорила, было правдой.

Хозяин обвел рукой гостиную.

— Эта квартира снабжена всем необходимым, и наши гости обычно ни в чем не нуждаются.

Краска залила ее щеки.

— Я не собираюсь носить ночную рубашку, предназначенную для какого-нибудь толстяка-бизнесмена.

— Наши гости — не только особы мужского пола, — успокоил невесту Рон, — поэтому твое суждение несколько поспешно.

— Неужели и это предосудительно? Ты привел меня сюда, запер и предлагаешь казенный наряд. Откуда мне знать, что это не твое хобби?

— Я думал, ты меня знаешь лучше, — сказал он, ничуть не тронутый ее резкостью. — Я лишь хотел, чтобы это была наша ночь, ночь вне времени, возможность забыть обо всем на свете, кроме нас двоих.

Смешанные чувства, возникшие у Патрисии после этих слов, привели ее в еще большее смятение. Невольно мысли уносились в прошлое, когда ими двигала настоящая любовь. Как можно сравнивать сегодняшний фарс с теми искренними чувствами? Но бархатный голос искусителя гипнотизировал. У нее начали подгибаться колени.

В ту же секунду галантный мужчина оказался рядом и подхватил девушку на руки.

— Я никогда не прощу тебе этого, — поклялась она, когда Рон нес невесту в спальню.

Он опустил ее на широкую кровать. Ворс белого покрывала из искусственного меха мягко коснулся оголенной кожи, и тут же Пат охватила целая гамма чувств, от которых закружилась голова.

Рональд склонился, чтобы расстегнуть пуговицы жакета. Пат понимала, что должна сопротивляться, чтобы вырваться из этого сладостного плена. Но даже с закрытыми глазами она ощущала чарующую близость и пьянящий аромат такого близкого ей мужчины; казалось, каждая клеточка ее тела стремится навстречу его прикосновениям. Чувства отказывались подчиняться разуму.

Уже давно никто так не обнимал и не ласкал ее, не желал, как желал сейчас он. Разве так уж плохо воспользоваться случаем и воскресить хоть в памяти утраченную любовь? Ей обещана ночь вне времени. Неужели она не может относиться к этому, как к драгоценному переживанию, не имеющему отношения к ее дальнейшему существованию?

Нет, твердил разум. Он может овладеть тобой — и уже делает это, если быть честной до конца, — но у него нет права на тебя без твоего согласия. Он по-прежнему не доверяет тебе, осуждает и потому не может ждать твоего снисхождения и добровольной сдачи.

Пат попыталась подняться, но расстегнутая одежда затрудняла движения.

— Пусти меня, — настаивала девушка, — это зашло слишком далеко.

Ладонь Рона гладила ее щеку.

— О нет, моя дорогая. Совсем не так далеко.

Она бросила на него злобный взгляд.

— Я буду ненавидеть тебя за это.

— Ты так только говоришь, но, судя по глазам, все обстоит иначе. Стоит мне отойти, и ты сама станешь умолять заняться с тобой любовью.

— Никогда, — поклялась Пат, но где-то в глубине чувствовала, что подобное весьма вероятно. Она и так позволила ему делать с собой то, чего, как ей казалось, никогда не допустит снова. Неужели осталось сделать последний шаг и позволить ему полностью овладеть ею?

Позволить… разрешить… согласиться… Господи, да она уже сделала это, приняв его приглашение. Разве можно расценить этот шаг иначе? Патрисия не могла и представить, что способна на такое, но была бессильна совладать с собой и прекратить эту сладостную пытку. Она уже и сама не знала, действительно ли ей хочется остановить эти часы вне времени.

Пат сжала зубы пытаясь подавить стон, готовый вырваться у нее, и отвела глаза в сторону, чтобы не смотреть на Рона. Она не доставит ему удовольствия.

Наивная, неискушенная девушка. Откуда ей было знать, какую радость мужчине приносит не только собственное, но и доставленное женщине удовольствие.

В следующий момент он и сделал то, от чего вожделенный стон сладострастия вырывается из грудей любовников еще со времен Адама и Евы.

— Что это было? — задыхаясь, спросила Патрисия через некоторое время, все еще едва шевеля языком от охватившего ее трепета.

На лице маэстро появилась ироничная усмешка:

— Это называется — прикосновение Трубадура.

— Мне все равно, как это называется. Где ты этому научился?

— Я много читаю, — последовал его самодовольный ответ. — Следует понимать, что тебе это понравилось?

— Ничего подобного, — яростно замотала головой невеста.

— Тогда ты не захочешь, чтобы я повторил это?

— Нет… да… о, пожалуйста… — почти умоляла Пат, и уже, казалось, ничто не могло остановить ее. Несмотря на все опасения недотроги, жених все-таки заставил желать его. Как ни старалась она уговорить себя, что ей ненавистны вызванные им чувства, слова сами вырвались из уст: — Да, милый, да!

Рон быстро разделся.

— Трубадуры знали, как это делается, — сказал он, приближаясь к ложу. — Ни одна средневековая красавица не могла устоять перед искусством менестреля. А уж в наше-то время…

Патрисия напряглась, отказываясь признаться даже себе, как страстно желает вновь подвергнуться этому загадочному испытанию. Что же она за женщина? Почему допускает подобную распущенность? Ей бы превратиться в камень, но, Боже правый, она теряет рассудок и способна на невесть что в ту же секунду, как он дотрагивается до нее. Точно так же, как, он коснувшись губами и пальцами кларнета, заставляет его оживать и издавать божественные звуки.

Стараясь избежать взгляда жениха, Патрисия отвернулась. Рон приподнял ее подбородок и заставил взглянуть на себя.

— Ты должна радоваться своим чувствам. Это от Бога и потому правильно, понимаешь?

Правильно, когда это происходит между двумя людьми, которые любят друг друга, подумала девушка. Тогда это — вершина их любви. А что же происходит между ними?

Она боялась признаться себе, что слишком хорошо знает ответ. Было ли это любовью, по крайней мере, с ее стороны? Несмотря ни на что, вероятно, она никогда не прекращала любить Рона.

Ей хотелось верить, что это просто физиологическая потребность. И, возможно, для Рона все обстояло именно так. Но для нее это било мучительным напоминанием о том, что могло бы быть между ними.

Пат судорожно вздохнула, пытаясь разобраться в своих чувствах. Да, она чувствовала себя более счастливой, чем раньше, но одновременно росло ее смятение. Возможно, мужчине хватает физических наслаждений, но разве этого достаточно для нее? Вероятно, позволив этому произойти, она совершила самую большую ошибку в жизни.

Пытаясь скрыть охватившие ее чувства, она решила изобразить легкомыслие.

— Наверное, то же самое испытываешь, когда находишься в заточении в гареме.

Рон приподнялся на локте, усмешка по-прежнему не сходила с его лица.

— Это вряд ли можно назвать гаремом, поскольку ты — единственная находящаяся здесь женщина.

— Находящаяся в заточении, хочешь ты сказать?

— Ты должна быть благодарна за свое заточение, как ты его называешь, — мягко сказал он. — Смотри, вот чего бы ты лишилась, если бы я позволил тебе сбежать.

Тело девушки наполнилось сладостной болью и теплом, и ей захотелось спрятать лицо от смущения. Непристойность ее поведения была очевидна, и совсем не хотелось, чтобы он лишний раз напоминал об этом.

— Ты не должен был запирать меня, чтобы доказать свое превосходство, — неуверенно возразила Пат.

Жених провел рукой по ее горящей щеке.

— А ты уверена, что я запер тебя?

Она села, обхватив руками колени.

— Но я видела, как ты запер дверь.

— Ты видела, как я положил ключ в карман, но не додумалась проверить замок.

— Ах, мерзавец, если бы я знала…

— Но ты не знала, — коротко сказал он. — Возможно, впервые в жизни тебе не позволили сбежать. Это, не наводит тебя ни на какие размышления?

Пат положила голову на согнутые колени.

— Это наводит меня на мысль, что не следует верить таким мужчинам, как ты.

— Я обидел тебя?

— Нет, — неуверенно ответила она.

— Я разочаровал тебя?

— О Боже, конечно нет, совсем наоборот. Нет!

— Тогда ты злишься потому, что я заставил тебя почувствовать то, чего ты избегала. Но почему тебя пугают здоровые чувства и ты бежишь от них?

Девушка набросила на ноги покрывало из искусственного меха.

— Наверное, это от родителей. Отношения между ними были крайне испорчены. Внешне все выглядело легко и красиво, но внутри это напоминало бурлящий котел взаимных обид и оскорблений, который закипал при любой пустяковой размолвке.

— И всё же они не расстались.

— Только ради меня и Оливии. Постоянно друг другу они грозили уходом. Иногда я думаю, что лучше бы уж так и поступили, чем держать нас в постоянном напряжении и заставлять гадать — здесь ли они, когда мы просыпались по утрам.

Рон обнял невесту за плечи. Неожиданно для себя она нашла утешение и в этом жесте, и в том отклике, который вызвали ее слова.

— В некоторой степени я понимаю тебя. Когда погибли родители, я чувствовал себя очень одиноким. Моя бабушка старалась сделать все, чтобы заменить их, но этого было недостаточно. К счастью, музыка помогла пройти через это потрясение и сохранить рассудок.

— Моей союзницей была Оливия, — призналась Пат. — К сожалению, сестра покинула наш дом, когда мне исполнилось двенадцать. Она начала работать у Дорста в агентстве по недвижимости, и дело кончилось тем, что вышла за него замуж. Мне действительно не хватало ее, особенно когда после рождения Элис они переехали в Даллас. Письма и телефонные звонки — это совсем не то.

— Вот видишь, несмотря на горький опыт вашего детства, сестре захотелось попытать счастья в замужестве, — заметил Рон.

Да, Оливия была сделана из другого теста.

— Она на восемь лет старше меня. Возможно, ей лучше удавалось справляться с трудностями.

— Научишься и ты…

Легкими движениями Рон начал поглаживать спину невесты, и она сразу обмякла. Ее обрадовало, что жених не старается банальными заверениями избавить от опасений в отношении замужества. Его прикосновения были лучшим утешением. Невеселые мысли, всегда сопровождавшие воспоминания и размышления о браке родителей, постепенно отступили.

Пат почти задремала, когда раздался звонок в дверь. Рон посмотрел на часы.

— Это — наш обед. Я подумал, тебе будет удобнее, чтобы его доставили сюда.

А тебе так удобнее сторожить меня, мелькнула у невесты неприятная мысль. Если бы они отправились куда-то, она могла бы… сбежать? Ей стало не по себе оттого, что он знал ее лучше, чем она сама.

Неужели и впрямь у нее стало привычкой бежать от жизненных трудностей?

Наблюдая, как хозяин апартаментов завязал пояс халата и пошел открывать дверь, Пат продолжала вспоминать и размышлять. Тогда она отправилась вначале в Лондон, затем в Париж, после аварии в надежде избежать дальнейших встреч с возлюбленным. Работая агентом по авторским правам, достигла успеха и должна была стать одним из ведущих специалистов агентства, но резко ухудшавшееся здоровье отца заставило вернуться на родину. Разве это побег от ответственности и трудностей?

Черт побери, почему Рон так думает о ней? Не каждый обладает его уверенностью в себе. Нет, не уверенностью, а присутствием духа, поправила себя Пат. И потом, не у каждого есть такой яркий талант, завораживающий слушателей и способствующий успехам в бизнесе.

Все не могут быть такими совершенными, как Рональд Рассел.

— Иди сюда, все готово.

Девушка вышла из спальни. Ее снова переполнял праведный гнев, рассеять который не смог вид накрытого на двоих столика на колесах, украшенного красной розой в вазе и свечами в серебряных подсвечниках.

Перед тем как выйти, она закуталась в широкое полотенце, и сейчас глаза мужчины, наблюдавшего, как она осторожно шла к столу, ступая босыми ногами, ярко заблестели.

— Прошу прощения, если не одета к обеду.

Эта язвительная реплика вызвала неожиданную реакцию Рона. Он склонился к руке дамы сердца и поцеловал ее.

— По сравнению с тем, что было несколько минут назад, на тебе слишком много одежды.

— Не стоит лишний раз напоминать мне об этом. Весь твой сценарий внушает мне отвращение, — выплеснула невеста частицу гнева.

Жених наполнил бокалы шампанским.

— У тебя уникальная манера выказывать отвращение.

Пат испытывала искушение выпить немного вина, что значило бы действовать согласно задуманному им плану, а этого ей меньше всего хотелось. Но ее ноздри задрожали, когда их достиг аромат, исходивший из-под серебряных крышек. Отказ от еды вряд ли изменит то, что уже произошло, а она чувствовала голод.

Рон снял крышку с подноса, обложенного льдом: под ней были аккуратно разложены сочные устрицы, кусочки яйца и икра. Вместо того, чтобы поставить перед ней тарелку, он поднес наполненную ложку к ее рту.

— Это — королевские устрицы. Мое любимое блюдо.

Она открыла рот, чтобы запротестовать, но не успела, потому что ложка прижалась к губам, вынудив проглотить кусочек. Пат уставилась на еду, отказываясь признать, что она действительно восхитительна. Это кормление с ложки заставляло ее чувствовать себя слабой и ранимой.

Девушка с решимостью принялась за еду самостоятельно.

— Что бы ты сделал, если бы я закричала, когда принесли обед, и попросила вызвать полицию? — спросила она, проглотив еще одну сочную устрицу.

— Я бы сказал, что телевизор в спальне включен слишком громко, — спокойно ответил Рон и задумчиво посмотрел на невесту. — Но ты же не закричала, правда?

Патрисия сама удивлялась, почему она этого не сделала. Надо было проверить, действительно ли дверь заперта. Но сейчас это не имело никакого значения.

За устрицами последовали великолепные омары с овощами и хрустящими булочками. Десертом служили консервированные вишни со взбитыми сливками. Когда очередь дошла до кофе, чувство умиротворения переполнило Пат.

Очевидно, удовлетворение было написано на ее лице, потому что жених смотрел на нее, самодовольно улыбаясь.

— Романтическая обстановка и прекрасная еда — чудесные лекарства.

Пат, раздраженная своим благостным оцепенением, в то время когда ей следовало подумать, как ускользнуть из этого заточения, резко бросила:

— Они вряд ли могут вылечить отсутствие уважения или доверия.

Взгляд его темных глаз был полон укора.

— Мне кажется, сегодня я предупредителен во всех отношениях.

— Я не это имела в виду, — возразила Пат, густо покраснев от намека. — Речь о том, как ты заманил меня сюда, а потом не позволил уйти. Ты не ошибался: будь у меня хоть малейшая возможность, я бы сбежала.

Ответом ей послужила не покидающая его усмешка.

— Обманщица. Ты могла бы уйти в любой момент. Я даже пообещал не заниматься с тобой любовью, пока ты сама об этом не попросишь. Вряд ли можно назвать это принуждением.

Зная, что он прав, Пат еще сильнее осуждала себя.

— Все равно, не по-джентльменски воспользоваться своей большой опытностью, — она особо выделила последнее слово, — чтобы так мною манипулировать.

Брови маэстро поползли вверх в такой гримасе, словно он взял самую высокую ноту.

— Мне показалось, что ты была вполне готова к подобным экспромтам.

— Они мне были ненавистны каждую минуту.

— Правда?

Прежде чем она успела понять, что происходит, Рон обошел столик и взял невесту на руки, легко подняв со стула. Салфетка Пат скользнула на пол, и, только ухватив полотенце, в которое она была закутана, ей удалось удержать его на себе.

— Что ты делаешь?

— Еще немного манипуляций, — улыбнулся жених, — поскольку это — лучший способ договориться с тобой.

Напрасно она била его по плечам и брыкалась, с таким же успехом этого можно было и не делать.

— С тобой нельзя по-хорошему, — бросила она ему, стараясь не обращать внимания на то, как предательски дрожало от возбуждения ее тело. Не хочет она снова заниматься с ним любовью. Разве пять прошедших лет не отучили ее от него?

Кажется, нет! В потаенной глубине души она пыталась представить, как когда-то он с любовью и нежностью прикасался к ней. От этого на глаза навернулись слезы.

Пальцы Рона гладили ее влажную щеку.

— Дорогая, ты плачешь?

— Я хочу, чтобы ты отпустил меня, — с трудом выдавила она из себя.

Когда они оказались в спальне, Рон выполнил ее просьбу, опустив… на измятые простыни кровати, одного вида которых было достаточно, чтобы усилить смятение невесты.

— С радостью подчиняюсь твоей просьбе, — сказал он. — Могу я еще что-нибудь для тебя сделать?

Да, да, люби меня, умолял ее внутренний голос. Посмотри на меня так же, как когда-то, с нежностью и теплотой. Открыв глаза, Пат с изумлением обнаружила, что он именно так и смотрит на нее.

Всему виной ее воображение, попыталась она уговорить себя. Как и раньше, скоро эта нежность исчезнет в холодном свете дня. Но все равно как соблазнительно верить, что подобное действительно происходит. Словно во сне, она обвила руками его шею и привлекла к себе.

Вот так и должно быть, думала она, чувствуя сильные мужские руки. На мгновение у нее затеплилась надежда, что, наконец отдаст ему всю свою любовь.

Казалось, Рон почувствовал происшедшую в ней перемену, и Пат удивилась, когда он позволил ее ногам соскользнуть на пол, хотя его ладонь осталась на ее животе.

— Что такое? — испуганно спросила она: все ее сомнения вернулись вновь.

— Кажется, постель — это единственное место, которое нас действительно соединяет, — сказал Рон и стал делать круговые движения рукой, от которых у нее все задрожало внутри, а спина непроизвольно выгнулась.

— Мне показалось, что тебя мало волнует, связывает ли нас настоящее чувство, — выдавила она из себя.

Рон посмотрел на нее понимающим взглядом.

— Меня это волнует значительно больше, чем ты думаешь. Видишь ли, я не верю, что ты ненавидишь меня так сильно, как стараешься в этом убедить. Несомненно, я напоминаю тебе о твоих переживаниях, которые ты бы с радостью забыла, но это вряд ли делает меня чудовищем.

Пат заставила себя собраться с мыслями.

— Итак, мы вновь вернулись к моей вине.

— Это твои слова, не мои.

Она в отчаянии прижала руки к груди.

— Но ты же так думаешь.

— А разве это удивительно, если ты предпочла сбежать в Париж, вместо того, чтобы объясниться со мной?

Ты мог бы последовать за мной, с болью подумала Пат. Она оставила достаточно следов, по которым ее можно было найти, но он не стал этого делать. Значит, его разочарование было так велико, что между ними все кончилось навсегда.

— Дай мне уйти, — взмолилась девушка. Вероятно, она сошла с ума, если позволила ему заняться с ней любовью. Неважно, насколько совместимы они физически, рано или поздно ее фатальная ошибка омрачит счастье их семейной жизни, даже если она и удастся вначале. Жизненный опыт родителей ясно доказывал, что это неизбежно.

— Ты хочешь уйти сейчас или утром? — вкрадчиво осведомился Рон.

Ее охватила нерешительность. Стоит только попросить, и будет свободна. Почему же она этого не делает? Не уверена, что ей это нужно? Сегодня он помог возродить чудесные воспоминания, и так хочется, чтобы они еще долго-долго не затухали. Что в этом плохого?

— Утром, пожалуйста, — прошептала Пат, удивляясь своей решимости.

Жених вытянулся рядом с ней.

— Вот видишь, здесь нам удается общаться лучше, чем где-либо еще.

— Это ничего не меняет… — только и успела произнести невеста, а Рон уже покрывал поцелуями ее глаза, губы, груди… Она чувствовала, как внутри медленно разгорается огонь, угрожая спалить полностью.

Вдруг, к огромному огорчению Пат, он накрыл их обоих покрывалом и перевернулся на бок. Его рука осталась лежать на ее груди.

Мужчина собрался спать. Ей следовало бы испытывать облегчение, она же, наоборот, была разочарована. Почему он поступил так именно сейчас, когда добился ее добровольного согласия?