Тьма перед рассветом

Глава 9

— Ну, и где этот коварный интриган? — выразительно чертыхнулся Кирби, ни к кому конкретно не обращаясь, пока он пробирался по длинному коридору. Задрав голову вверх, он неожиданно натолкнулся на холодное, ослепительное сияние бесчисленных свечей в канделябрах, которые освещали стены Длинной Галереи. Старик невольно притих и замедлил шаги, не желая тревожить покой бесконечных поколений Домиников.

— А ведь я его предупреждал. Сказал, что хватит с меня его обычных дурацких проказ. Да разве этот блохастый негодяй слушает кого?! — возмущенно пробормотал себе под нос коротышка-дворецкий, оглядывая пустую комнату с самым угрюмым выражением лица. Сам он в эту минуту был полон мрачных предчувствий по поводу злодейских проделок негодяя-кота. Но Ямайка как сквозь землю провалился. Вокруг стояла тишина. Кирби возблагодарил свою счастливую звезду, что комната оказалась небольшая, да и к тому же в ней царил порядок, чего не скажешь о кухне.

Прошло не меньше часа, как вдруг он заметил, как огромный рыже-белый полосатый кот выскочил из кухни, преследуемый по пятам разъяренной посудомойкой, которая яростно размахивала метлой. Проведя дотошное расследование обстоятельств дела, уже готовый, коли потребуется, грудью встать на защиту бедного, невинного создания, Кирби в конце концов к своему крайнему изумлению обнаружил, что вся кухонная челядь буквально кипит от возмущения и находится на грани бунта.

Крошечного роста кухарка, как сумасшедшая, размахивала сковородой на длинной ручке. Миссис Пичем вооружилась до зубов неимоверным количеством сверкающих медных кастрюль и сковородок и только что отмытого до блеска китайского фарфора. Она стояла, окутанная шипением и скворчанием жира, капающего с огромного куска мяса, которое испускало восхитительный аромат, подрумяниваясь на решетке в колоссальных размеров очаге, занимавшем весь южный угол кухни. Над многочисленными кастрюльками и чайниками из черного металла поднимался пар, а развешанные по углам пучки сушеных трав добавляли свои ароматы к наполнявшим кухню густым запахам.

К величайшему смущению достойного Кирби, впрочем, он ничуть этому не удивился, выяснилось, что наглый воришка-кот по прозвищу Ямайка, украдкой проскользнув на кухню и не будучи никем обнаруженным, вылизал до основания большую тарелку свежеприготовленного суфле из лососины, прикончив затем блюдо с жареными почками и беконом. Он даже ухитрился каким-то образом откусить кусок от огромного ростбифа. Все это предназначалось на завтрак герцогскому семейству.

Бормоча под нос проклятия, Хьюстон Кирби выбрался, наконец, из Длинной Галереи и свернул в южное крыло замка, где располагались комнаты, всех Домиников и гостивших в замке родственников. В одной из них поместили и Данте, и Хьюстону Кирби пришло в голову, что злополучный Ямайка вполне мог бы броситься туда в поисках убежища. Да уж, вряд ли кто осмелился бы тронуть хотя бы волосок на шкурке бедного создания, пока тот находился под защитой капитана.

Кирби уже почти было свернул в коридор, который вел в эту часть замка, когда заметил, что дверь в одну из комнат распахнута. На пороге лежал крохотный кусочек мяса. Кирби невольно улыбнулся. В конце концов, он выследил вора.

— А-га! Наконец-то я поймал тебя, презренный, вороватый комок шерсти, пригодный разве что на корм рыбам!, — закричал он и ворвался в комнату, с грохотом захлопнув за собой двери. Оглядевшись, Кирби внезапно почувствовал, как колени у него подогнулись, а глаза уставились прямо в потрясенное лицо самой герцогини. Та крепко прижимала к груди виновника всей этой кутерьмы.

— О … нет, только не это! Ваша светлость! — в полном отчаянии пролепетал несчастный дворецкий, в то время, как его побагровевшее от смущения лицо являло собой маску скорби. — Боже милостивый! — выдохнул он, не в силах продолжать.

Герцогиня Сабрина ласково улыбнулась. Она чуть было не расхохоталась при виде отчаянного лица Кирби, но в последний момент удержалась. — Ведь это ваш кот, не так ли? — спросила она.

Хьюстон Кирби кивнул с самым несчастным видом.

— Похоже, он что-то натворил? Наверное, стащил лососину, приготовленную на завтрак? — догадалась она.

Кирби разинул рот от изумления. — Как вы догадались, ваша светлость?

Герцогиня звонко рассмеялась, — От него пахнет рыбой, — весело сообщила она опешившему дворецкому и, к его изумлению, продолжала ласково поглаживать взъерошенную шерсть кота, который по-прежнему сидел у неё на руках.

— Позвольте, я отнесу его на конюшню, ваша светлость, — предложил Кирби, а про себя решил, что непременно проследит, чтобы старого ворюгу хорошенько проучили, раз и навсегда отбив охоту устраивать такой кавардак. — Капитан будет весьма огорчен, когда узнает, что кот потревожил ваш покой.

— Ах, так этот кот принадлежит вашему капитану?

— Да уж, скорее, ему, чем мне. На самом деле, Ямайка был корабельным котом, плавал с нами на Морском Драконе, но вначале-то именно капитан отыскал его и спас от голодной смерти в доках Порт Ройяля.

— Ну, что ж, приятно знать, что у моего зятя и у меня по крайней мере две общие слабости, — пробормотала герцогиня.

— Прошу прощения, ваша светлость, но что-то мне невдомек, как это у такой леди, как вы, может быть что-то общее с моим капитаном, — отважился возразить Кирби. Глаза его светились восхищением, когда он смотрел на герцогиню. Одетая в утреннее платье изумрудно-зеленого бархата, отделанное кружевами, она казалась настоящей королевой со своими роскошными, черными, как ночь волосами, которые обрамляли лицо шелковыми локонами, а вверху были изящно украшены жемчугом.

— Ведь мы с ним оба любим Рею, а, кроме всего, всем домашним животным предпочитаем кошек, — сказала она с усмешкой, которая сделала её похожей на озорного ребенка. В точности её сын Робин, подумал вдруг Кирби.

— Он ведь любит Рею, не так ли, мистер Кирби? — мягко спросила герцогиня, совершенно очаровав достойного дворецкого сияющей улыбкой и умоляющим выражением похожих на влажные фиалки глаз.

— Ах, ваша светлость! — просто сказал тот, — Да с той самой минуты, как он увидел её, капитан уже никогда не стал прежним. Полюбил её всем сердцем, как он любит Мердрако, так, как любил свою матушку, леди Элейн, прежде, чем она умерла. До сих пор он свято чтит её память. На свете немного найдется тех, что по-настоящему дороги Данте Лейтону, но уж если он отдаст свое сердце, так это навсегда. Потеряй он леди Рею или свой замок Мердрако, так уж, верно, сошел бы с ума от горя, — твердо добавил Кирби.

— Такая любовь может довести до беды, — негромко пробормотала герцогиня, подумав о Кэт.

— Да уж, ваша светлость, — охотно согласился Кирби, — Но, если позволите, ваша светлость, то такая милая и все понимающая леди, как Рея Клер, может многое изменить в будущей жизни капитана. Она вполне способна незаметно и мягко повлиять на него. Да я так понимаю, она уже сделала это. Бьюсь об заклад, что сам капитан и не подозревает об этом.

— Однако и хитрец же вы, мистер Кирби, — объявила герцогиня. Она встретилась глазами с бесхитростным взглядом седовласого слуги и тому показалось, что улыбка её потеплела, . — У меня всегда было подозрение, что вы знаете капитана и Рею гораздо лучше, чем может показаться с первого взгляда. Трудно переоценить такого человека, как вы, мистер Кирби.

— Просто Кирби, ваша светлость, — неловко пробормотал он. Как бы он сам высоко не ценил собственную персону, все-таки в первую очередь он оставался дворецким капитана.

— Прекрасно, Кирби, но предупреждаю, что с этой минуты не буду смотреть на вас как на обычного слугу. Моя дочь рассказала мне, что вы однажды спасли ей жизнь, и за это я буду вечно благодарна вам, — сказала герцогиня маленькому человечку, в глазах которого заблестели слезы. — Но позвольте, я слышала, что в настоящее время вы весьма обеспеченный человек?! Значит, вы скоро оставите капитана и свою службу? — осведомилась она чуть более взволнованно, чем допускала обычная вежливость.

— Что вы, ваша светлость?! Мое место всегда возле его милости и всего их семейства, до тех пор, пока я им нужен. Я и родился-то в Мердрако, в замке его милости, да там и помру, скорее всего. До конца своих дней буду служить капитану и леди Рее Клер и их потомкам, — отважно заявил он.

— Верность и благородство, впрочем, как я подозреваю, не без изрядной доли лукавства. Вы очень напоминаете мне двух моих друзей, с которыми я когда-то была намного ближе, чем к сейчас, к сожалению. Они жили неподалеку от Веррик Хаус, это дом моей семьи в Суссексе. И когда бы я не нуждалась в их сильных руках, они всегда приходили мне на помощь, — с мягких смешком сказала герцогиня, будто вспомнив что-то очень интимное. — Их звали Вилл и Джон Тэйлор. Как мне сейчас недостает их и тех дней, когда мы …. впрочем, на сегодня достаточно воспоминаний, — остановилась она. Мягкие, шелковистые бока Ямайки, казалось, снова вернули её в другое время, к прежним веселым и грустным воспоминанием, которым лучше оставаться похороненными в самых дальних уголках памяти. Она покачала головой, возвращаясь к действительности.

— Я весьма польщен, ваша светлость, — низко кланяясь, прошептал Кирби. В эту минуту сам о том не подозревая, он отдал герцогине свое сердце.

— А как сегодня себя чувствует ваш хозяин, Кирби? Как вы думаете, он уже достаточно оправился, чтобы принять посетителя? Нет, — герцогиня сама ответила на свой вопрос, — Лучше я подожду, пока он не сможет предстать в самом выгодном для себя свете. Ведь он, безусловно, сочтет необходимым приветствовать меня стоя? — с невинным видом спросила она. Но почему-то у Кирби возникло неясное подозрение, что Роули уже поделилась с ней волнующими впечатлениями о капитане и его отсутствующих бриджах и герцогиня нашла ситуацию довольно забавной.

— Ах, ваша светлость, уж будьте уверены, капитан, если пожелает, вполне может вести себя, как подобает джентльмену! — заявил Кирби, и вдруг понял, насколько двусмысленно прозвучала эта фраза.

Герцогиня приняла задумчивый вид. — Понимаю. Рея говорила, что все эти годы он зарабатывал себе на жизнь, и весьма успешно, пиратствуя и провозя контрабанду, — проговорила она, — У нас с ней было немало интересных разговоров об этом вашем Данте Лейтоне. Похоже, он довольно предприимчивый джентльмен.

— Да? — в замешательстве переспросил Кирби, никак не понимая, иронизирует ли герцогиня или говорит вполне искренне. — Да, можно сказать и так, но его считают вполне респектабельным. Он пользуется всеобщим уважением, я имею в виду, среди людей его профессии., — Кирби отважно бросился на защиту своего капитана, — Но рожден и воспитан он был как настоящий джентльмен, ваша светлость.

— Нет нужды защищать в моем присутствии его честь, дорогой Кирби. На самом деле, впрочем, это строго между нами, я питаю глубочайшее уважение к тому человеку, что способен не утратить мужества перед лицом несчастий. Вот возьмем, хотя бы Данте Лейтона. Его воспитывали, как джентльмена. Иначе говоря, он не получил никакой профессии, и, потеряв состояние, вполне мог скатиться на самое дно, как многие другие. Но вместо этого он работал, не покладая рук, чтобы снова встать на ноги и нынешнее свое богатство приобрел только благодаря своему упорству. Нет бесчестия в том, чтобы пытаться выжить любым способом. И он может гордиться тем временем, когда был простым капитаном корабля.

— Я и сама не знала, что такое богатство до того, как вышла замуж. На самом деле, были времена, когда и моей семье приходилось бороться за кусок хлеба. Мне пришлось драться за то, чтобы выжить, Кирби, и я никогда не брошу камень в того, кто был вынужден делать то же самое.

Хьюстон Кирби онемел от изумления. Меньше всего он ожидал услышать восторженное признание в адрес своего капитана, к тому же из уст самой герцогини! Наверное, на его лице отразилось смутное недоверие, потому что герцогиня почувствовала, что должна кое-что добавить. Но в этот раз в её голосе прозвучало предупреждение.

— Тем не менее, я не могу одобрить его поступки, когда речь идет о моей дочери. Он воспользовался её неопытностью, а этого я никогда не смогу ему простить. По крайней мере до тех пор, пока не смогу быть уверена, что он сделает мою дочь такой же счастливой, какой она была бы, выйдя замуж за другого человека и при менее подозрительных обстоятельствах. Если честно, Кирби, ваш Данте Лейтон красив, как сам дьявол, и, боюсь, упрям, как черт, — подытожила герцогиня, — Похоже, моя нежная Рея Клер просто была обречена, не так ли, Кирби? Нет, нет, лучше не надо, я совсем не хочу, чтобы ты сказал что-то неуважительное по отношению к своему капитану!

— Что вы, ваша светлость! — без малейшего сомнения заявил Кирби, — Мой капитан — совсем не дьявол. Конечно, совершенством и образцом добродетелей его тоже не назовешь, тут вы правы. Но если не обращать внимания на его высокомерие и спесь, так он вовсе не плохой человек. А иначе разве я бы оставался с ним все эти годы, ваша светлость? Нельзя же было бросить его на произвол судьбы, как бы не сложилась его жизнь, — с достоинством произнес Кирби.

— Да, похоже, вы правы, — тихо пробормотала она, ласково ероша мягкую шерсть полосатого корабельного кота.

Пальцы её ещё долго блуждали по пушистому меху, но мысли герцогини были где-то далеко. Она бросила взгляд на Хьюстона Кирби и он ясно увидел тревогу в её фиалковых глазах. — А по-вашему, Кирби, какая судьба ждет Данте Лейтона?

Застигнутый врасплох, тот смущенно шмыгнул носом и хрипло откашлялся, не зная, что сказать. И не только потому, что сам был не уверен, что ждет впереди его капитана, но и потому, что его сомнения могли только вызвать его большую тревогу у герцогини.

— Он ведь не просто так собирается вернуться в Мердрако, я угадала? Теперь, когда он снова богат, он обязан вернуть наследие своих предков? А может быть, и восстановить свою честь?

— Да, ваша светлость, — признал тихо Кирби.

— Но мечтать об успехе куда легче, чем добиться его.

— Ах, ваша светлость! — воскликнул Кирби, — Но ведь его милость — он уже не тот юнец, что пятнадцать лет назад бежал из отчего дома. Он стал человеком, который не знает, что такое страх, особенно если дело идет о том, чтобы добиться желанной цели. Но … — и он неловко замялся, стараясь не дать своим сомнениям вырваться наружу.

— Кирби?

— Видите ли, даже если не забывать о том, что капитан порой преступал закон, он в жизни никогда никого не предал и не передернул в карты, вы понимаете, на что я намекаю. Мой капитан жизнь отдаст, чтобы добиться своего, ваша светлость, но чести своей никогда не запятнает. Только вот … другие-то не всегда играют так честно, — тихо добавил Кирби.

— То есть, если я правильно поняла вас, Кирби, моя дочь вполне может оказаться вдовой, а её ребенок — остаться без отца, даже ещё не появившись на свет?

Кирби помялся, нерешительно переступил с ноги на ногу, стараясь не встретиться с ней взглядом. — Нет, ваша светлость, — в конце концов ответил дворецкий, — Капитан и я, мы вроде как вместе прошли длинный путь. Нам не раз приходилось сражаться, но мы уцелели. Нет, ваша светлость, теперь я верю, что он сможет вновь стать хозяином своего родового замка Мердрако. Не могу допустить, что все это было впустую и наш долгий путь закончится сырой могилой где-нибудь на холме. Нет, ваша светлость, я уверен, что капитан преодолеет любые трудности. Пусть его враги поступают, как хотят, все равно победа останется за ним. Так оно и случится, — твердо сказал Кирби.

— Дай Бог, чтобы вышло по-вашему, Кирби, — вздохнула герцогиня.

— Победа непременно будет за капитаном, — сквозь зубы пробормотал Кирби себе под нос, когда несколько минут спустя шагал обратно по полутемному коридору, крепко сжимая в руках Ямайку.

— Эх, Ямайка, старина. Не одолжишь ли ты нашему капитану одну из своих запасных девяти жизней? Что-то ноют мои старые кости, а все потому, что, боюсь, нашему капитану понадобится большая удача, чтобы выйти из этой переделки с целой шкурой! — задумчиво пробормотал старый дворецкий. На диво разжиревший, холеный котище лениво приоткрыл один глаз и потянулся, словно не было у него других забот, кроме как точить свои коготки.

— Я уж начинаю волноваться, что это стряслось с твоим так называемым мужем, Рея Клер. В конце концов, вот уж почти две недели, как его привезли в замок, — жалобно простонала Каролина Уинтерс, раздражение которой ещё усилилось при виде очаровательного бледно-желтого платьица, в котором появилась Рея. Похоже, её приятельница становится все очаровательнее день ото дня, даже несмотря на то, что в она настоящее время enceinte[ 14]. Впрочем, поверить в это нелегко, ведь даже сейчас талия у Реи много изящнее, чем у неё самой, в отчаянии думала Каролина, накладывая себе ещё один кусочек рисового пудинга с яблоками.

— О Боже, не могу поверить, что он действительно так красив, как болтают между собой все наши горничные, — продолжала Каролина. Бросив украдкой взгляд на графа, который с головой ушел в разглядывание принадлежащей герцогу коллекции пистолетов, она жеманно улыбнулась, — Впрочем, вряд ли он красивее Уэсли. Уэсли? Ты слышал, что я сказала? — окликнула она, но в голосе её прозвучали металлические нотки. — Как это похоже на него — даже не замечать, что ему делают комплимент! — добавила она с застывшей улыбкой, потому что несмотря на все её хитрости и уловки в течение двух недель Уэсли Лоутон, похоже, так и не заинтересовался ею.

— Что же ты хочешь, ведь у него самая настоящая лихорадка! Да и как прикажешь встать с постели со сломанной ногой вдобавок? Ведь он даже передвигаться не может, — терпеливо объяснил дочери сэр Джереми. — Уж тебе-то хорошо известно, как тяжело мне приходится во время очередного приступа, Каролина. Да вот хотя бы вчера …

— Папа, а что тебе удалось выяснить в Лондоне о новоиспеченном муже Реи? Я весь день пыталась вспомнить, — Каролина вздохнула, томясь жгучим желанием припомнить хотя бы обрывки пикантных подробностей.

— Это каким-то образом связано с его прошлым. Конечно, — добавила она, с понимающим видом подмигнув Рее, — я нисколько не сомневаюсь, что он рассказал тебе, дорогая, почему когда-то был вынужден бежать из Англии? Ведь у вас же нет секретов друг от друга? — уколола она подругу.

Лорд Ричард Рэйнтон, единственный брат Мэри и Сабрины, оторвал глаза от книги и, недовольный взглянув из-под очков на Каролину, процитировал, — Чтобы прослыть занудой, достаточно просто болтать обо всем без разбору. Запомни это хорошенько, может быть, когда-нибудь пригодится в жизни, — посоветовал он. Он раздраженно покосился на троих младших Флетчеров и их заводилу, Френсиса Доминика, которые встретили его реплику громким, одобрительным хохотом. Они даже бросили играть в карты, так боялись пропустить хотя бы слово из дядюшкиной отповеди. Уж им-то было хорошо известно, как ловко может дядя Ричард поставить на место любого.

— А вот мне почему-то кажется, что зануда — это тот, кто хочет прослыть хитрецом и постоянно цитирует что-то непонятное, вычитанное в этих пыльных старых книгах, — сказала Каролина, которая ни за что на свете даже самой себе бы не призналась, что стала объектом насмешки. Впрочем, смысл замечания, похоже, до неё так и не дошел. — Кроме того, как я и сказала .. . — попыталась она продолжить, но новый взрыв хохота помешал ей — и, как она с яростью заметила, смеялся даже её собственный отец.

— Дядя Ричард, — мягко перебила Рея, — ты зря стараешься исправить того, кому и за тысячу лет не понять, что ты имел в виду.

— Знаю, — кивнул тот, — Но она уже просто действует мне на нервы. А, кроме того, ты ведь сама и не думаешь защищаться от её злобных замечаний. Так что я считаю своим долгом сделать это за тебя, племянница, — с проказливой усмешкой заявил он, любовно оглядев девушку. Она сидела, держа на коленях его первенца, Дона и весело играла с ним. — А теперь расскажи-ка мне поподробнее о том человеке с Морского Дракона, который знал моего деда. Странные шутки иногда шутит с нами жизнь. Я всегда мечтал о том, чтобы проследить за перемещением определенных рас, народов и даже семейств и, изучая события, понять, что же лежит в основе этих миграций. Ведь одно часто служит причиной другого, — объяснил Ричард Веррик, и его серые глаза загорелись пламенем энтузиазма, — По-моему, это просто необыкновенно интересно, а вы как считаете?

Рея ласково улыбнулась. Ее дядюшка ничуть не изменился. Он был не старше Робина, когда её мать вышла замуж за отца и привезла его в замок, ведь родителей их уже давно не было в живых. Он всегда больше всего на свете любил книги, рассказывала мама, даже несмотря на слабое зрение. Казалось, что иногда он живет в своем собственном мире. Угрюмым, как ни странно, он не был, всегда был рад возиться с маленькими племянниками и племянницами и играл с ними, скорее, как старший брат. Может быть, именно из-за того, что он был слишком предан всей их семье, Ричард и оставался убежденным холостяком, пока не встретил Сару Парджитер, рано осиротевшую девушку, опекуном которой был генерал сэр Теренс Флетчер, муж другой его сестры, Мэри. Близорукость Ричарда мгновенно исчезла самым таинственным образом и он с первого взгляда влюбился в тихую и застенчивую молодую женщину. А та, не считая его кандидатом в мужья, даже не пыталась привлечь внимание молодого джентльмена. Ведь он был богат, имел титул маркиза, и имел не только зятя-герцога, но и несколько собственных имений, помимо старинного замка в Шотландии.

Рея ласково взглянула на ребенка, прижавшегося к ней. Ей было приятно чувствовать его тяжесть, нежные детские ручки, свежий детский запах. Скоро, очень скоро она сможет прижать к груди и собственного малыша.

— Ну конечно! Я вспомнила! — радостно воскликнула Каролина, оглядевшись вокруг с торжествующим видом, но, похоже, никто не обратил ни малейшего внимания на её слова. — Мужа Реи Клер когда-то обвиняли в убийстве! — заявила она. Удовлетворение её было полным, потому что ей в конце концов удалось привлечь к себе всеобщее внимание собравшихся. — Ну что ж, Рея Клер, я ничуть не сомневаюсь, что ты поражена. Хочешь сказать, что никогда не слышала о том, что твоего супруга обвиняли в злодейском убийстве молоденькой девушки?!

— Боже милосердный? — пробормотал граф Рендейл. Такого он и вообразить не мог, — Это правда?

Щеки Реи слабо порозовели, она почувствовала смутную подозрительность, охватившую собравшихся в комнате. Слава Богу, что хотя бы родителей и тетушки Мэри с сэром Теренсом здесь не было, потому что она даже не представляла, что сказать.

— Неужели же ты рискнула связать свою судьбу с хладнокровным убийцей?! О, моя дорогая, как это, должно быть, ужасно! Мне кажется, ты до смерти боишься даже оставаться с ним в одной комнате. Понятно, ведь если он обладает столь неукротимым нравом, где гарантия, что он снова не потеряет голову, не так ли? — спросила Каролина. Ее злобная жалость просто невыносима, подумала Рея, перехватив на лету горящий злорадным торжеством взгляд. — Ах, — все никак не могла успокоиться Каролина, — я даже не подумала, впрочем, что он мог убить её из простого расчета, а отнюдь не повинуясь минутному порыву. А вдруг он просто пытался избавиться от несчастной, чтобы добиться твоей благосклонности!

— Каролина! Ты зашла слишком далеко! Мне стыдно за тебя! — резко одернул её сэр Джереми, побагровев от смущения до корней волос, — Пожалуйста, Рея Клер, прими мои глубочайшие извинения за поведение моей дочери. Она порой просто сама не понимает, что говорит!

— Ах, папа, ну что ты, в самом деле! — Каролина обиженно надула губы, — В конце концов, это ведь ты сам мне рассказал, — продолжала она, льстиво заглядывая в глаза смущенному отцу.

Братья Флетчеры и Френсис давно уже забросили свои карты и тесной группой обступили кушетку, на которой безмолвно застыли Ричард Веррик и Рея. Не слышно было даже радостного лепетания малыша.

Каролина наконец заметила обращенные к ней со всех сторон гневные лица и нервно передернула плечами. — С чего это вы все так на меня смотрите? В конце концов, ведь это же не меня обвинили в убийстве?

— Нет, но ты повторяешь глупую и злую сплетню, даже толком не зная, о чем речь, поэтому именно тебе и придется понести наказание, — сказал твердо Веррик и в его голосе прозвучала неожиданная жесткость. Все семейство с удивлением воззрилось на него, ведь Ричард Веррик всегда был известен своим мягким и снисходительным нравом. — Сплетни всегда сочатся злобой. Они легко возникают и разлетаются по свету, но жить под их грузом мучительно, а заставить их стихнуть чрезвычайно трудно. Сплетню невозможно убить, пока находятся люди, которые с удовольствием перемывают чужое грязное белье …

— Ах, да будь прокляты ваши умные мысли вместе с вашими рыжими волосами! — грубо оборвала его Каролина. Его пышные, непослушные волосы цвета опавших листьев всегда почему-то безумно её раздражали. Если бы не они, она почла бы за честь когда-нибудь стать маркизой Рейнтон. Но ей и в голову не могло прийти выйти за кого-то с таким ужасным цветом волос, да ещё и поселиться с ним в каком-то вороньем гнезде на границе с Шотландией.

— Каролина! Немедленно извинись! Твое поведение переходит всякие границы! — приказал сэр Джереми.

— Да, а как он смел разговаривать со мной подобным тоном? — возмутилась она с пылающими от унижения щеками.

— Жаль, что в свое время мне не хватило твердости положить конец твоей дерзости, юная леди! — взревел сэр Джереми. Вскочив на ноги, он одним прыжком выбрался из удобного кресла, в котором отдыхал, и подскочил к ней с таким видом, словно намеревался исправить свою ошибку немедленно и сейчас, несмотря на присутствие в комнате посторонних.

— О1 — вскрикнула в ужасе Каролина. Уронив на стол тарелку с недоеденным ломтиком яблочного пудинга, она подхватила юбки и стремглав выбежала из комнаты, хлопнув дверью и чуть было не прищемив подол платья.

Сэр Джереми был слишком возмущен, чтобы остаться. Извинившись как можно спокойнее, он направился к выходу. Граф Рендейл, которого томило жгучее желание разузнать побольше о скандальном происшествии, запятнавшем прошлое маркиза Джейкоби, тем не менее решил, что это подождет. Он также принес свои извинения и, продемонстрировав изящные манеры изысканно воспитанного джентльмена, покинул гостиную вслед за ним. Френсису, который с удивлением уставился вслед его удаляющейся фигуре, впервые пришло в голову, что бывают в жизни моменты, когда важно вовремя уйти, чтобы не показаться навязчивым.

Покружив немного вокруг дивана, Френсис замер перед все ещё застывшей в напряженной позе сестрой. — Похоже, для тебя все это оказалось довольно неприятным сюрпризом? — мягко спросил он, понимающе глядя ей в лицо своими серо-голубыми глазами. — Мне очень жаль. Знаешь, когда-нибудь я просто придушу Каролину …

Улыбнувшись взбешенному Джеймсу Флетчеру, он добавил, — Конечно же, я этого не сделаю, поэтому не стоит воспринимать всерьез мои слова, Джеймс, — предупредил он, даже не отдавая себе отчета, как он в эту минуту похож на герцога. Меньше всего на свете он хотел бы повторения того несчастья, которое чуть было не стоило жизни Данте Лейтону.

— Мы за ним присмотрим, — успокоил его Эван Флетчер, ловко увернувшись от удара локтем, которым стремился наградить его не в меру горячий братец. Хотя юному Джеймсу и влетело по первое число от самого герцога и от генерала, похоже, от природы ему досталась на редкость короткая память.

— Я ей ничего не сделаю. И ему тоже, — коротко бросил Джеймс. — Честное слово, ничего, Рея. Ты ведь веришь мне? — встревоженно спросил Джеймс, похолодев при мысли, что опять расстроил любимую кузину. Он гораздо больше страдал, зная, как испугал и обидел её своим грубым вмешательством в её жизнь, чем получив от генерала заслуженную жестокую порку.

— Джеймс, умоляю, перестань терзать себя. Я давно поняла, что ты просто пытался помочь мне. Данте скоро поправится и он уже давно простил тебя, — в двадцатый раз повторила Рея, глядя в его расстроенное лицо. Она повернулась к Френсису, — Конечно, я была потрясена, но только потому, что так неожиданно услышала подобную грязную сплетню. Безусловно, я не поверила ни единому слову, и, уверена, что никто в замке тоже не обратит на это внимания, — как можно тверже сказала Рея, но предательская дрожь в голосе подтвердила, что она смертельно огорчена.

— Думаю, будет лучше всего, если ты сама расспросишь обо всем Данте, — посоветовал молчавший до сих пор Ричард. Он невольно подивился в душе, как же резко повзрослел Френсис за прошлый год, особенно по сравнению с более молодыми кузенами. И он бросил хмурый взгляд на двух юнцов, которые уже успели сцепиться между собой, громко споря, можно или нельзя доверять Джеймсу. — Нужно выслушать и его версию, Рея.

— Да, я знаю, и именно так я и сделаю. Как странно, ведь Данте не раз прежде говорил, что я, скорее всего, услышу массу грязных сплетен о его прошлом. Он даже заставил меня дать слово, что в этом случае я обязательно приду за объяснением к нему, — задумчиво сказала Рея, невольно вспомнив, каким встревоженным он ей показался тогда.

— Так, значит, он этого ожидал? — пробормотал Френсис. Он ещё не слышал до сих пор ничего дурного об этом человеке и даже втайне начал понемногу уважать его, ведь тот нашел в себе силы покинуть родной дом и семью и вел жизнь, полную приключений. А кроме всего прочего, ему казалось, что муж любит Рею и старается ничем не обидеть её.

Коснувшись нежным поцелуем пламенеющих кудрей на макушке крохотного Дона Веррика, Рея осторожно передала его с рук на руки Ричарду.

— Ты идешь к нему? — поинтересовался Френсис.

— Да, но для вашего успокоения могу сказать, что намерена взять одного из лакеев и оставить его за дверью на тот случай, если Данте вздумается убить меня, — заявила резко Рея, что совсем было непохоже на нее.

— Господи, Рея, видит Бог, я не это хотел сказать, — вспыхнул Френсис. Рея прикрыла глаза, потом примирительно улыбнулась брату.

— Тогда извини. Не знаю, что последнее время со мной творится. Я так злюсь иногда. Пожалуйста, не сердись на меня, Френсис.

— Даже и не думал, и ты это знаешь, — откликнулся брат, но на лице его собрались угрюмые морщины. Он проводил встревоженным взглядом хрупкую фигурку, удивляясь в душе, почему это, влюбившись, человек выглядит гораздо менее счастливым, чем прежде, когда он ещё не был влюблен?

За высокими, стрельчатыми окнами Длинной Галереи мрачно темнело небо. Мерцающий свет одинокой свечи выхватывал из темноты одинокую фигуру, застывшую, как каменное изваяние, перед одним из портретов. Пламя свечей в огромном канделябре бросало пляшущие золотистый отблески на темный силуэт мужчины в средневековом костюме. Венецианский кармин переливался всеми оттенками багрянца, сверкало старинное золото, мягко струилась зеленая ткань охотничьего плаща, особенно красиво выделяясь на глубокой синеве фона.

Застыв в глубокой задумчивости перед одним из предков Реи, жившего в эпоху Елизаветы, он пытался понять, что за человек был этот далекий предок. Глаза его были чернее крыла ворона. Таким же черными, отливающими синевой были волосы, которые крутыми, непокорными завитками обрамляли мужественное лицо. Губы слегка изогнуты в усмешке, но глаза смотрели недоверчивым и подозрительным взглядом.

Это был портрет того самого Доминика, который приводил в такое восхищение Рею. Его высокая фигура была затянута в роскошный, богато украшенный дублет с пышным кружевным воротником, одна унизанная кольцами рука сжимала перчатки, в то время, как другая небрежно лежала на эфесе парадной шпаги. Это был портрет вельможи, а вовсе не обычного искателя приключений.

Глухо прозвучал далекий грохот грома, комнату озарила вспышка молнии и затем стены сотряс ещё один раскат. Мелодично звякнули хрустальные подвески канделябров. Удар грома, от которого, казалось, задрожала земля, с грохотом раскатился по галерее и, наконец, серебряные струи дождя звонко забарабанили по оконному стеклу.

Бросив последний взгляд на лицо на портрете, Данте Лейтон кое-как заковылял к обитому декоративной тканью удобному креслу с высокой спинкой. Заботливый Кирби достал ему палку, чтобы он мог не наступать на сломанную лодыжку.

Прислонив её к стене, Данте схватился за спинку кресла, чтобы немного передохнуть, вглядываясь в сумрак галереи. Он пытался представить себе, сколько раз здесь ходила Рея, уносясь в далекое прошлое в своих мечтах о неистовом предке и даже не представляя себе, что в один прекрасный день её собственная судьба приведет её в объятия авантюриста.

И сидя в сгущавшихся сумерках, Данте Лейтон, бывший капитан Морского Дракона, довольно улыбнулся. Несмотря ни на что ему удалось-таки проникнуть за суровые, кованые железом ворота её замка. Ему вспомнился тот день, когда он в первый и в последний раз говорил с герцогом под крышей его дома. Надменный Люсьен Доминик был вынужден извиниться перед ним, уверяя, что ничего подобного больше не случится. А затем, к вящему изумлению Данте, герцог втолкнул в комнату двух встрепанных, неловко переминающихся с ноги на ногу юнцов. Лейтон вначале взглянул на того, кто был повыше. Рыжеволосый паренек, его лицо побагровело так, что почти слилось с огненного цвета кудрями, когда он срывающимся голосом бормотал невнятные, хотя, похоже, искренние извинения. Но потом его взгляд встретился с фиалковыми, как у Реи, глазами Робина Доминика и Данте был поражен. Что-то мучительно знакомое было в этом мальчике с его вьющимися темными волосами и странно глубоким взглядом. Конечно, глаза его были того же цвета, что у Реи, но все же … все же было что-то ещё в этом мальчишке, который приносил извинения с такой хорошо ему знакомой гордостью и высокомерием.

Мальчиков заставили извиниться и перед Кирби, и даже перед Конни Бреди, на этом настоял герцог. Но Данте удалось перехватить сверкающий взгляд, которым обменялись юный Бреди и лорд Робин, и он догадался, что эти двое ещё надеются свести на досуге счеты.

Данте со вздохом вытянул ноющую ногу, проклиная свою рану, которая вынуждала его держаться ото всех в стороне, словно он был парией. Но как только он встанет на ноги, этому придет конец.

Как раз в эту минуту он и услышал стаккато каблучков, кто-то бежал по галерее. Откинувшись в тень, он застыл в молчании, надеясь разглядеть, кто же этот посетитель. Его пальцы с силой стиснули рукоятку трости. Странно, он чувствовал себя чуть ли не голым, когда при нем не было шпаги. И в самом деле, подумал Данте, он ведь сейчас совсем беспомощен, и приди кому-то из семейства Домиников мысль избавиться от нежелательного родственника, это не составит никакого труда. Но терпеливо поджидая в сгущавшихся сумерках, он скоро обнаружил, что перед ним женщина. Он не мог ошибиться, вихрем разлетались пышные юбки, но несмотря на спешку, с которой бежала незнакомка, она резко остановилась и подняла лицо к портрету знаменитого предка.

— Ах, мой маленький золотой цветок, ты по-прежнему очарована им? — прозвучал в тишине низкий голос Данте.

Испуганная Рея пронзительно вскрикнула и отпрянула в сторону, словно сам предок произнес эти чарующие слова.

— Рея! — Данте резко вскочил на ноги, неловко попытавшись поддержать её, — Прости меня, милая. Я не хотел испугать тебя, — смущенно пробормотал он, прижав к груди жену. Странно, но её тело показалось ему чужим.

Рея украдкой бросила взгляд на смутно белевшее в полумраке лицо мужа. Свечи ярко вспыхнули, и в их неверном свете Данте показалось, что её широко распахнутые глаза полны ужаса. Он не помнил, чтобы она когда-нибудь смотрела на него так, кроме того самого первого дня, когда оказалась на борту Морского Дракона и он пришел к ней, а она смотрела ему в лицо, словно он был чудовищем.

— Рея? В чем дело? Ты разве не узнаешь меня? — спросил он, но на лице у неё по-прежнему был написан страх.

Его светло-серые глаза подозрительно сузились, он пытливо всматривался в мертвенно-бледное личико Реи. — Рея! Взгляни же на меня! — резко приказал он, осторожно встряхивая жену за плечи.

— Данте, — раздался шепот, её потемневшие от волнения глаза избегали его взгляда. — Ты напугал меня. Я не ожидала встретить тебя здесь. Мне казалось, что ты все ещё прикован к постели. Как тебе удалось сюда добраться? — спросила она, но Данте чувствовал, как крупная дрожь сотрясает её тело. — Был момент, когда я подумала … как ужасно … — попыталась она сказать, но затем, покачав головой, прикрыла глаза.

— Ты подумала, что с тобой заговорил сам почтенный предок? — догадался Данте. — Это тебя и напугало? Ах, Рея, какой же ты ещё ребенок! — усмехнулся он, нежным поцелуем касаясь её лба. Прижав заботливо руку к мягким округлостям её груди, он ворчливо сказал, — Твое сердце колотится так, словно вот-вот выскочит из груди. Иди, присядь здесь и отдохни хоть немного.

Но Рея отпрянула в сторону и оба растерялись, не понимая, что произошло.

Вспышка пламени озарила растерянные лица обоих, и Рея почувствовала, как при виде сверкающих глаз Данте в её душе стал нарастать безумный ужас. — Похоже, что это не привидения ты испугалась до полусмерти. Сдается мне, что такой страх тебе внушаю именно я, — Данте грозно навис над дрожащей девушкой и его тяжелые руки легли ей на плечи, — Посмотри на меня! Боже милостивый, да ведь, похоже, ты до смерти боишься меня! — взревел он, как раненый лев, голос его дрожал от гнева и еле сдерживаемого волнения.

— Нет, Данте, прошу тебя, ты не понял, — задыхаясь, пролепетала Рея, изо всех сил стараясь унять стук бешено колотившегося сердца, — Я просто задумалась, когда шла сюда, а потом я по привычке остановилась перед этим портретом, чтобы собраться с мыслями. И я совсем не ожидала услышать твой голос. Мне казалось, что ты уже давно лег, — попыталась она объяснить, мягко касаясь его груди в надежде, что он успокоится.

— А может быть, именно в этом все наши проблемы? — проворчал Данте себе под нос, прикинув, что вот уже прошло никак не меньше месяца с тех пор, как она была в его постели. — О чем же ты думала? Уж конечно, не обо мне, иначе ты бы так не перепугалась. Или все-таки обо мне, мой золотой цветочек? — голос его звучал вкрадчиво, но чуткое ухо жены уловило в нем неприкрытую горечь.

Неловкое молчание выдало Рею с головой. — Так, значит, ты услышала что-то обо мне, не так ли? Неужели Роули пожаловалась, что я был груб, когда эта надоедливая старуха пыталась заставить меня выпить очередную порцию своего пойла? — настойчиво допытывался Данте.

— Нет, Данте, просто …. — начала Рея, но слова замерли у неё на губах и, не в силах выдержать его сверкающий взгляд, она робко отвернулась.

— Тогда что же? Почему ты не хочешь сказать мне?

Рея внимательно огляделась по сторонам. Все было тихо, лишь слышались слабые раскаты грома где-то вдалеке, словно гроза уходила дальше, в сторону холмов. А когда стихли и они, на девушку навалилась тишина.

— Рея, я не оставлю тебя в покое, пока ты не расскажешь, в чем дело, — нетерпеливо повторил Данте.

— Я всегда немного нервничаю во время грозы, — попыталась было вывернуться Рея, но ей слишком хорошо было известно, что Данте видит её насквозь.

— Я помню, как когда-то во время шторма ты искала спасения в моих объятиях. Только вот почему-то сегодня мне не удается успокоить тебя, Рея. Почему, ты не знаешь?

— Раньше никто не говорил мне, что ты убил человека, — бросила Рея ему в лицо. Данте со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.

— И ты в это поверила?!

Рея чуть заметно коснулась ладонью его мускулистого бедра, чувствуя, как затвердели литые бугры мышц под тонкими лосинами, — Нет.

В сгущающихся сумерках Данте пытливо вглядывался в её смутно белеющее лицо, дневной свет постепенно угасал и Данте вдруг понял, что темнота вокруг них с каждой минутой будет сгущаться все сильнее и пройдет немало времени, прежде чем утренняя заря коснется розовой кистью неба на востоке. — Мне казалось, что у тебя нет ни времени, ни охоты слушать грязные сплетни, но, похоже, я ошибался. Глупо с моей стороны было промолчать. Надо было давным-давно рассказать тебе обо всем. И что же ты слышала?

— Что когда-то тебя обвиняли в смерти молодой девушки.

— Подозревали, а не обвиняли. Не нашлось ни одного свидетеля, кто бы мог обвинить меня. Было просто чрезвычайно странное стечение обстоятельств. Если бы меня обвинили благодаря ему, то судьи послали бы на галеры невинного человека. Я не виноват в её смерти. Я не виноват в том, что у меня репутация человека, способного на преступление. Поверь, я был бы рад, если бы было по-другому. Тут нечем гордиться. Но я не убивал Летти Шелби, — тяжело вздохнул Данте и в сгустившихся сумерках Рея увидела умоляющее выражение на обращенном к ней лице. Что случилось с надменным капитаном Морского Дракона?

— А кто она была?

— Простая крестьянская девушка из Мерлейя. Ее отец долгие годы служил бейлифом в моем замке Мердрако, пока я не узнал, что он обманывает меня, и не выгнал его вон. Он разводил и продавал скот, заготавливал сено на корм коровам, сдавал арендаторам землю. К несчастью, он так и не смог отделаться от привычки мошенничать и постоянно старался что-нибудь прикарманить. Все было бы ничего, но вот жестокости к арендаторам я не мог ему простить. Джек Шелби был по натуре злым и черствым человеком и власть не пошла ему впрок. Жалко только, что я слишком поздно узнал о его гнусных повадках, к тому времени, как я избавился от его присутствия, дочь Шелби уже служила в замке. Первый раз я увидел её, когда она чистила камин в гостиной, выгребая из него пепел и сажу. Даже с перепачканным лицом Летти была очаровательна. Не то, чтобы настоящая красавица, но очень хорошенькая и милая. Своей свежестью она напоминала полевой цветок. Но цветок, который прекрасно знает, какой соблазн исходит от него. Летти уже хорошо понимала, как привлечь мужчину легким покачиванием бедер, как подчеркнуть, насколько свежи и упруги её губы, лишь слегка коснувшись их кончиком язычка. Соблазнять для Летти Шелби было так же естественно, как дышать, и она отлично знала, как этим воспользоваться, чтобы добиться всего, что ей надо. А я тогда был зелен и глуп. Правда, и она не только на мне пробовала свои чары. Но я был единственным, у кого она отважилась стащить часы и, к несчастью, именно эти часы были зажаты в её руке, когда обнаружили её тело.

— Но что же произошло?

— Скорее всего, у неё было свидание с кем-то в дюнах. Может быть, она и раньше бегала туда, чтобы встретиться с этим человеком. На берегу была крохотная пещера, её было даже трудно заметить с первого взгляда, словом, как раз то место, о котором мечтают любовники, чтобы уединиться. Но на этот раз любовное свидание закончилось для неё смертью. Ее жестоко изувечили, а потом задушили.

— И у неё в руках были твои часы? — задумчиво спросила Рея. — Но неужели такой ерунды было достаточно, чтобы заподозрить тебя, особенно, если то, что рассказывал о ней, было правдой? Да ведь в этом случае можно было бы обвинить любого мужчину!

— Дело в том, что за день до свое гибели многие слышали, как он громко хвасталась своим «любовником-джентльменом» и то и делала повторяла, как он торопится выполнять все её прихоти. Она рассказывала, что он обещал купить ей большой дом в Лондоне и все что она пожелает: наряды, драгоценности, все, что угодно. Такая её откровенность всех страшно удивила. Летти была переборчива и ни один из местных парней не мог похвастаться тем, что повалялся с ней в стогу, но о джентльмене она ни разу раньше не упоминала. Мне кажется, она просто хотела похвастаться. Как-то Летти даже заявила, что такая красивая девушка, которой здесь, в Мерлейе, никто и в подметки не годится, уж конечно, сумеет распорядиться по-умному своей красотой, а вот когда в один прекрасный день станет настоящей леди, то не поздоровится тому, кто плохо говорил о ней. Эти же слова она позже бросила в лицо отцу, и так как он однажды видел нас вместе, то и решил, что она имеет в виду именно меня. Он давно уже затаил на меня лютую злобу и поэтому один из первых обвинил меня в убийстве дочери. Репутация у меня была плохая, в округе было не так уж и много джентльменов, вот и получилось, что все подозрения пали на меня.

— У тебя не было алиби? — с любопытством спросила Рея, не понимая, почему молчит Данте. — Где ты был в то время, когда она была убита?

— Я был с женщиной.

— Тогда я просто ничего не понимаю. Почему же ты не сказал судьям, с кем ты был?

— Она была вполне добропорядочной дамой, и я считал, что не имею прав погубить её репутацию, чтобы спасти свою жизнь. Да и кроме того, все равно все считали меня убийцей, — коротко сказал Данте.

Теперь молчала Рея, погрузившись в свои невеселые мысли. Наконец она отважилась поднять на мужа глаза, — Так, значит, у тебя была одновременно связь и с Летти, и с той женщиной?

В напряженной тишине смех Данте неприятно резанул её слух. — Тебя это так удивляет? Я же сказал, у меня была ужасная репутация. Правда, познакомившись с той женщиной, я уже больше не имел ни времени, ни охоты уделять внимание Летти. Как ни странно, похоже, Летти ничуть не возражала. Должно быть, этот её благородный любовник смог достойно её утешить.

— А ту, другую ты любил?

Данте горько усмехнулся, — Мне так казалось в то время.

— А она, она любила тебя?

— Мне хотелось верить в это.

— И она не сказала ничего в твою защиту? Она позволила, чтобы тебя несправедливо обвинили в убийстве девушки, когда сама точно знала, что ты невиновен?! — воскликнула Рея, понимая, какой гнев и горечь в то время душили Данте.

— Я не мог ничего требовать от нее. Да и кроме того, ведь меня же в конце концов оправдали, так что ничего страшного не произошло, — как настоящий мужчина, Данте готов был великодушно забыть о предательстве своей бессердечной возлюбленной. — В то время мы оба были молоды, Рея. Ей было не больше лет, чем тебе. Мы были уверены, что влюблены и готовы были рискнуть, чем угодно, лишь бы быть вместе. Но если бы все выплыло наружу, скандала было бы не избежать, а это причинило бы боль слишком многим. Кроме того, ты несправедлива к ней. Она готова была дать показания, но прежде, чем успела это сделать, произошло кое-что непредвиденное, а потом все это было уже не важно.

— Ты собирался на ней жениться? — потребовала Рея.

— Да. Я сделал ей предложение и она согласилась.

— Тогда она не слишком рисковала, если бы объявила, что ты был с ней во время убийства.

— Рея, — терпеливо вздохнул Данте, — Я провел у неё всю ночь. Мы были любовниками.

Рея, казалось, потеряла дар речи. Конечно, она была уверена, что у Данте до неё была любовница и, скорее всего, не одна, но одно дело — предполагать, а другое — услышать об этом от него самого.

— Для меня это было тяжелое время. Казалось, вся моя жизнь разбита — вскоре внезапно умерла мать, а случилось это сразу же после того, как мы с ней обнаружили, что земли Мердрако не достанутся мне никогда. Я имею в виду не то поместье, которое отошло ко мне вместе с титулом, а те, которые я заложил по совету одного друга, кому верил, как себе. Я одолжил у него крупную сумму, чтобы расплатиться со своими старыми долгами. Вдруг он внезапно потребовал вернуть их, поклявшись, что это вопрос жизни смерти. Я заложил землю, а этот человек предал меня — мой опекун, который не очень-то умело распорядился доставшимся мне наследством и потерял все и это вкупе с моими собственными безумствами довело меня до полного разорения. У меня не осталось ни гроша, ничего, кроме родового замка. Конечно, я сам был виноват в том, что так глупо доверился своему другу. Я был слеп — и моя вина в том, что наследие отцов ушло от меня. А чтобы содержать такой замок, как Мердрако, не имея никаких доходов, не могло быть и речи. Вот так я потерял все, что имел.

— Ты не должен во всем винить одного себя, Данте. Ты был очень молод тогда, и твой опекун воспользовался этим. Так часто случается и в этом нет твоей вины, — прошептала Рея.

— Даже если бы моя возлюбленная и рискнула выступить в мою защиту, я не смог бы жениться на ней. К тому времени у меня не осталось ни гроша. Как я мог просить её разделить со мной ту жизнь, которую я был обречен вести с тех пор? И как я смел обвинять её в измене, когда она оставила меня, если у меня хватило бесстыдства попросить её бежать со мной?!

— Мне кажется, ты чересчур снисходителен к ней. Ведь это из-за её трусости тебя чуть было не обвинили в убийстве! Когда ты больше всего нуждался в её любви, она оттолкнула тебя. Она просто предала тебя, — гневно заявила Рея, чувствуя, как ноет сердце при мысли о гневе и горечи, терзавшей любимого.

— А по-моему, это ты к ней несправедлива, моя радость, — шепнул Данте. Теплая волна прошла по его телу при виде возмущения Реи. — Она просто была ещё очень молода. Ее воспитали так, что она и представить не могла себе жизни без привычной роскоши. Ну как я мог просить её отказаться от всего ради меня?!

— Я бы пожертвовала всем на свете ради твоей любви, — воскликнула Рея, неуверенно коснувшись его плеча.

— Но не ради такого человека, каким в то время я, — ответил Данте, чувствуя, как тепло её тела, прильнувшего к нему, вновь возвращает его к жизни. — Не знаю, полюбила бы ты меня и пошла ли за мной? Вспомни, ведь когда-то я просто похитил тебя и, как вор, растворился в ночи. Твоя любовь — для меня все, — нежно прошептал он и теперь его могучие руки сжали её в кольце объятий, губами он пил сладость её поцелуев, а она со страстью откликнулась на его зов.

— Спасибо за то, что веришь мне, — жарко прошептал он. Их дыхание смешалось.

— Ведь я и раньше говорила, что ты никогда не должен сомневаться во мне, — напомнила Рея. Ее сердце снова заколотилось, но уже не от страха, а от охватившего её возбуждения.

— Если чем-то очень дорожишь, нет ничего страшнее, чем потерять это, — просто ответил Данте.

Рея удовлетворенно вздохнула и прижалась головой к его плечу. Подняв глаза к облакам, освещенным заходящим солнцем, она задумчиво прошептала. — Только кое-что мне до сих пор непонятно.

— И что же? — поинтересовался Данте, мысли его блуждали сейчас далеко, а горячие губы медленно прокладывали дорожку обжигающих поцелуев от ушка Реи вниз к длинной, стройной шее. Слишком много дней минуло с того дня, когда он в последний раз держал жену в объятиях и теперь он уже устал от разговоров.

— Ведь если ты сам только недавно обнаружил, что остался без гроша, значит, никто больше об этом не знал? Странно, что как раз тогда слухи о твоем разорении дошли до той женщины и она решила отказаться от тебя.

Данте одобрительно хмыкнул. — Похоже, ты стала довольно искушенной в житейских хитростях, любовь моя. Так вот, её дедушка, который воспитывал девушку после смерти родителей, был близким другом моего опекуна, и тот ему все рассказал.

— Похоже, этот твой опекун — просто злой гений! — задумчиво сказала Рея, — Ты доверял ему. Ты готов был пожертвовать своими землями ради него, он единственный, кто знал тайну твоей любви к той женщине. А когда на тебя пало это ужасное подозрение, ты по-прежнему верил в него, ведь так?! Знаешь, тебе не приходило в голову, что если бы ты был осужден за убийство, это как нельзя лучше вписалось бы в его планы? Узнав, что у тебя есть алиби, он постарался сделать все возможное, чтобы правда не выплыла на свет. И он не остановился перед тем, чтобы распустить слухи о твоем разорении, чтобы твое алиби продолжало оставаться тайной.

— Ты удивила меня, Рея. Мне всегда казалось, что ты на редкость наивна. Да, ты права, я верил своему опекуну, как себе. Я доверил бы ему свою жизнь, а не то что земли.

— Но почему он так стремился уничтожить тебя, Данте?

Данте подавил тяжелый вздох. — Ему ненавистно само имя Лейтонов. Он ненавидит Мердрако и все то, что он олицетворяет собой. Зависть и злоба душили его, превратившись в жгучую ненависть из-за того, что случилось много лет назад. Целью жизни для него стало сокрушить Мердрако и он обвел нас с матерью вокруг пальца, как последних дураков. Она пыталась предостеречь меня, но … — в голосе Данте звучала горечь и жажда мести, которую он лелеял в своей душе много лет.

— Тогда почему же ты так доверял ему? — нетерпеливо спросила Рея, стараясь разгадать выражение его лица.

— Он был очень умен. Всегда старался казаться мне другом. В его заботе обо мне было что-то отцовское, он так тревожился из-за меня, а потом делал вид, что убит горем, когда меня обвинили в убийстве. Вполне добропорядочный, достойный джентльмен. Впрочем, любовь моя, все это было так давно, а теперь я не могу думать ни о чем, кроме тебя. После такой долгой разлуки ты наконец рядом со мной.

Чуть отпрянув, Рея пристально вглядывалась в лицо мужа. — Данте, а где сейчас твой опекун? Он ещё жив?

Данте молчал. Молчал слишком долго, как показалось Рее.

— Где он сейчас, Данте?

— Скоро будет гореть в аду, а пока что живет в Вулфингволд Эбби. И куда бы он не ехал, ему не свернуть с той единственной тропинки через дюны, ведущей к Мервест Кросс, где пересекаются дороги, ведущие на юг и на север. И там он не может не видеть сторожевых башен Мердрако, гордо устремившихся в самое небо. И тогда, я знаю, он думает обо мне. Он знает, что я где-то в этом мире и жду того дня, когда смогу послать его в ад.