U-977

Глава 7 ГИБРАЛТАР БЫЛ АДОМ

Впереди появилось облако дыма, и мы на полной скорости пошли к нему. Внезапно оно исчезло, хотя звук винтов еще слышался в том же направлении. В течение по меньшей мере часа мы сохраняли курс, пока был слышен этот звук. Потом мы услышали его прямо с противоположного направления. Это было очень странно, потому что при хорошей видимости ни один корабль не мог бы пройти мимо нас так быстро. Наконец мы снова увидали «облако дыма» — кит выпускал струю. Забыть этот случай мы не позволяли вахтенным долгое время.

Спустился туман, и вместе с ним стал слышен шум винтов. Мы повернули на шум, но ничего не увидели. Поскольку слышимость под водой лучше, мы погрузились до 25 футов [~8 м]. Гидрофонист доложил:

— 80 оборотов. Что-то приближается. Теперь что-то еще. Думаю, дизельные двигатели. — Внезапно он закричал, сорвав наушники и закрыв руками уши. Мы все услышали взрыв, хотя и не так громко, как несчастный парень у гидрофона. Слушаем снова. — Слышен только дизель, становится тише, — говорит он. Это было неудачей, но так нас уже обманывали. Первым звуком был пароход, вторым — подлодка, третьим — взрыв торпеды. Нам такое уже попадалось во время похода, но мы не возражали. Все это ничего не значило по сравнению с приятной перспективой вернуться и снова вытянуть ноги на берегу.

Сен-Назер. В первый раз мы бросаем якорь в убежище для подлодок. Это был триумф техники: 12 бункеров, каждый достаточно широк, чтобы принять три подлодки. Они разделены переборками из железобетона в 3 фута [1 м] толщиной и могут закрываться огромными стальными щитами. Доки и стоянки для ремонта замечательно защищены, крыша более 20 футов [6 м] толщиной, так что ее не могла пробить не только ни одна бомба, но даже серия бомб. Поэтому работы здесь продолжались без перерыва при самом страшном воздушном налете. Задержек в размещении подлодок больше не было. Цифры впечатляли. Для работ потребовалось около полумиллиона тонн железобетона на сумму свыше 125 миллионов марок. Убежища строились по всему французскому побережью, особенно в Лорьяне.

Когда мы ехали в отпуск, командующий флотилией сел в поезде рядом со мной и рассказывал, как развивался подводный флот.

— В убежищах больше нет места, — сказал он. — Мы просто не знаем, где размещать лодки, когда они приходят. Их количество уже превысило возможности целой системы бункеров. Понимаете ли вы, что сейчас через день в море выходит новая подлодка, а недавно у нас было всего три сотни во всей Северной Атлантике. Только подумать!

Действительно, я знал, что в последние несколько месяцев выпуск подлодок увеличился намного более, чем за все время войны.

В Берлине я встретился с семьей и застал дома брата. Он служил в Норвегии, и ему всегда удавалось получить отпуск так, чтобы он совпадал с моим. Он был старше меня на шесть лет, родившись в Первую мировую войну. В те дни отец служил в армии, и мама ждала его. Теперь она выносила еще больше страданий из-за мучительно долгого ожидания новостей от сына, находившегося в море. Больше того, война, кажется, идет не слишком успешно, начались воздушные налеты. Хотя наша пропаганда была искусна в выборе выразительных аргументов, а общественный настрой удивительно высок, в определенных кругах появились попытки заглянуть себе в душу. Лично я не мог не размышлять с беспокойством об американском производстве, так как в 1938 году я видел заводы Форда, выпускавшие 5000 машин в день. Ключ к победе лежал в нашей способности прекратить поставки США другим странам. Но были ли мы готовы к этому? Мы, те, кто служил на флоте, не знали ответа. Да и откуда? Мы не имели представления ни о промышленном потенциале Германии, ни о том, насколько быстро можно выпустить подлодку. Но одну вещь мы действительно знали, сталкиваясь с ней постоянно. Мы не могли вести подводную войну так, как вели. Последние рапорты о потопленных грузах не позволяли нам закрывать глаза на тот факт, что наша работа с каждым днем становится все труднее, как и на правду о том, что наши потери ужасающе возрастают. Радар, особенно воздушный, стал козырной картой противника. Последний приказ адмирала Деница гласил: «Не позволяйте самолетам беспокоить вас. Просто сбивайте их». На самом деле люфтваффе оказалось так прижато в связи с боями на всех фронтах, что потеряло господство в Бискайском заливе, который мы пересекали каждый раз, выходя в море или возвращаясь домой. Районы, где еще два года назад мы едва ли видели вражеский самолет, теперь контролировались ими, а мы, боясь их, должны были погружаться каждые два часа.

Между тем нас снабдили четырехствольной зенитной установкой, которая располагалась на платформе позади боевой рубки. Четыре пулемета последней конструкции завершали наше вооружение. Чтобы проверить, насколько оно действенно против воздушных атак, специально оборудовались два корабля. На их покрытых броней рубках стояли зенитные пушки и тяжелые пулеметы. Идея состояла в том, чтобы приманить самолеты видом обычной подлодки, а затем поразить их пушечным залпом. Казалось, все были уверены в успехе, и наше командование надеялось, что такая демонстрация в дальнейшем будет удерживать вражеских летчиков от нападения на нас. Но на деле все оказалось совсем иначе. Однажды один из этих кораблей, снабженных зенитками, шел по поверхности в Бискайском заливе. Вскоре появились два самолета, снабженные четырехсантиметровыми пушками, в то время как наши корабли имели только двухсантиметровые пушки. Самолеты держались вне зоны досягаемости выстрелов и с безопасной для себя дистанции уничтожили на палубе всех раньше, чем подлодка успела погрузиться. С самого начала это было безнадежно. В результате 14 человек погибли, из них два офицера, а командир тяжело ранен. Выбрав единственно верный способ, они сумели погрузиться, и кораблю, к общему удивлению, посчастливилось вернуться на базу. Для всех нас это был весьма обескураживающий эпизод. Но Дениц не изменил своего решения. Планировались новые типы подлодок, и продолжались неослабные поиски защитных устройств. Я полагаю, он просто не мог изменить свои взгляды так быстро. Единственное, что можно сказать, он никогда не щадил ни себя, ни тех, кто служил под его командованием. Оба его сына, офицеры-подводники, погибли.

Мы снова вышли в Атлантику. Дважды мы погружались для атаки, но оба раза отказывались от нее, так как пароходы были нейтралами. Абсурдно! Долгое время после этого мы ничего не видели, но все время постепенно приближались к Гибралтарскому проливу, через который неизбежно проходило много судов.

Стоял чудный весенний день, на небе ни облачка, и мы ясно могли видеть Рок, британскую крепость, господствующую над Средиземным морем. Именно здесь находились столбы Геракла и Джебел-Тарик, сыгравший такую важную роль в истории. Под его защитой собрали флот вторжения как раз тогда, когда африканская кампания шла к концу и они готовились захватить Италию.

Наконец в завершение нашего монотонного ожидания мы увидели клубы дыма и бесчисленные мачты. Но почти сразу появились самолеты, и нам пришлось погружаться. Как они нас заметили? Если заметили, военные корабли пойдут по нашему следу уже в течение ближайшего часа. День был прекрасный, даже слишком хороший для нас: море гладкое как стекло, что очень удобно для асдиков. Акустик доложил:

— Винты не большой скорости. Возможно, эсминцы. Пытаются поймать нас на асдик.

— Погружение до 75 футов [~25 м]. Бесшумная скорость.

Мы приготовились, надев свои войлочные туфли. Но самое важное — выключили свет, чтобы экономить электричество, поскольку никто не знал, как долго будет продолжаться охота. Эсминцы образовали треугольник — мы в его середине. Надо сказать, работали они великолепно. Уже первые бомбы падали с такой неприятной точностью, да еще по шесть сразу. Все стеклянные панели на наших приборах разбились, и палуба была усеяна осколками. Один за другим слабели клапаны, сквозь них начала сочиться вода. Атака непрерывно продолжалась в течение трех часов, бомбы падали все плотнее и плотнее, плавая, как и мы теперь, на глубине 100 футов [~33 м]. Из-за необходимости экономить энергию мы вынуждены работать горизонтальными рулями и рулевым устройством вручную, а тем временем акустик уловил, что подходят еще эсминцы. Правда, об этом знали те, кто занимался прослушиванием. Зачем расстраивать остальных?

Лица у всех бледные, на лбу пот. Каждый знает, о чем думает сосед. Сейчас здесь шесть эсминцев, три из них идут в Гибралтар, но на смену им подходят свежие. Похоже, они никогда не выходят без бомб, Наше положение отчаянное, прекрасная погода решительно против нас. Почему бы не начаться шторму, как это бывало всегда, пока мы шли сюда?

Таким образом мы провели уже 16 часов, перестав считать бомбы. Все это время никто не спал, у всех черные круги под глазами. Большинство лампочек разбилось, но мы не заменяем их. С аварийным освещением мы можем только догадываться о положении различных установок. Темнота все делает еще более пугающим. Мы и раньше попадали в серьезные передряги, но в этот раз был настоящий ад. Временами мы вынуждены снижаться до 125 футов [~40 м]. Стальные переборки покоробились и могут сдать в любой момент. Но мы были относительно спокойны.

— Не каждый сможет достать такой дорогой гроб, — произнес чей-то скрипучий голос. — Он стоит четыре миллиона марок.

Да, когда это случится, все произойдет достаточно быстро.

Если бы мы могли защищаться, видеть что-то, во что стрелять! Чувство, что ты в ловушке, в бездействии, невыносимо. Напряжение упало до опасного уровня, цилиндры сжатого воздуха почти пусты, сам воздух имеет свинцовый привкус. Кислорода не хватает, содержание окиси углерода постоянно растет, мы дышим с трудом, как марафонцы на последней миле. При этой норме мы можем продержаться еще 20 часов, а потом все равно придется всплывать. Мы знаем, что случится тогда, мы читали донесения. Как только подлодка всплывает, все корабли открывают огонь, и бомбардировка продолжается, даже если команда начинает прыгать с борта. Надо, чтобы подводники растерялись и забыли затопить подлодку. Одно из самых горячих желаний нашего противника — захватить подлодку, так как это значительно облегчит разработку средств противодействия подводной угрозе.

— Приготовиться к атаке.

Теперь бомбы падают совсем рядом. Грохот и треск в боевой рубке такой, что лопаются, кажется, барабанные перепонки. Вокруг летают куски железа. Клапаны разбиваются на части. Непроизвольно каждый тянет руку к спасательному устройству. Рука старшины на центральной посту на клапане, чтобы пустить сжатый воздух для всплытия, но он еще ждет приказа командира. И все это время грохот продолжается. Рулевой кричит, что компас вылетел из рамы. Со скоростью 10 тысяч оборотов в минуту колесо крутится по лодке. К счастью, никого из нас не задело.

На военном совете с офицерами командир признал ситуацию безнадежной. Могло даже случиться, что мы всплывем и затопим лодку. Но с другой стороны, луна не поднимется до двух часов утра, а до тех пор будет темно, Если мы всплывем в темноте, появится один шанс из ста, что мы выберемся из этой ловушки. Тем временем все готово, чтобы продуть цистерны для всплытия. Взрыватели уложены против торпедных боеголовок и в других уязвимых местах по всему кораблю так, что, если не взорвется один, есть все-таки шанс, что взорвутся другие. Ни при каких обстоятельствах мы не должны отдать подлодку в руки врагу и в результате отвечать за гибель многих других подводников. Потом мы распределили спасательные устройства и лодки — одноместные разборные резиновые шлюпки для каждого. Командир и вахтенный на мостике надели специальные инфракрасные очки, чтобы приучить глаза к темноте и иметь возможность что-то разглядеть в момент, когда мы всплывем. Я не могу не думать, что это совершенно лишнее, потому что внутри лодки так же темно, как в бочке смолы. Потом мы выбросили приманки для асдика. Мы начали заполнять баллоны, скрепленные металлическими полосами. Мы выпустим их, когда поднимемся на поверхность. Они будут плавать внизу под водой и обманут радар.

Поскольку мы приготовились всплывать с глубины 50 футов [~16 м], мы услышали звук асдика более отчетливо. Проклятье, если они все еще ловят нас. Когда мы поднялись до 25 футов [~8 м], мы услышали громкие взрывы. Акустик объявил:

— Эсминцы в близком квадрате. Вращаются шесть разных винтов.

Ругнувшись, командир приказал всплывать. В этот момент мы не могли идти на полной скорости, так как батареи сели. Мы принесли боеприпасы для зенитки, большие магазины с 50 патронами в каждом. Мы еще могли выпустить одновременно пять торпед, а еще у нас имелись четыре пулемета. От пулеметных лент мы отказались, они годятся для пулеметов на берегу. Здесь же, протянув их из боевой рубки на центральный пост, мы могли непрерывно пополнять боезапас, используя их как шланги. До 2200 метров мы могли угрожать эсминцу, а уже далее он не мог нас заметить. Однако мы понимали, что, если столкнемся с ним, для нас это будет самое плохое. Мы просто надеялись, что нам не придется открывать огонь и мы сумеем ускользнуть незаметно.

Мы поднимались на поверхность, а глубинные бомбы все еще продолжали рваться вокруг. Очевидно, ловушка для асдика выполнила свою работу. Внезапно люк боевой рубки распахнулся, и мы почти вылетели из него. Давление было огромным. Командир смотрел по левому, а я по правому борту. Спасибо небесам, ночь была темной, облачной. Мы различили три эсминца, один самое большее в 500 метрах от нас. Они продолжали бросать бомбы. Включив оба дизеля, мы сразу дали полную скорость. Не было времени на прогрев дизелей. Генераторы тоже работали, поскольку нам надо было зарядить батареи, кроме того, два компрессора заряжали цилиндры со сжатым воздухом. Вентиляторы начали подавать свежий воздух по всей лодке. Свежий воздух ворвался в наши легкие. Мы так ослабели, что едва могли стоять. Пушки и пулеметы заряжены и направлены на ближайший эсминец, но мы все-таки надеялись, что он не заметит нас. Наши торпеды нового типа могли идти зигзагом или кругами, но мы не хотели стрелять. Запусти мы торпеды, мы не могли бы уйти без их преследования, а у нас не было двух существенных вещей: тока и сжатого воздуха. Расстояние между нами стало увеличиваться, а 10 баллонов, выпущенных нами, поднялись и дрейфовали под ветром. Вот удивился бы вражеский радар, поймав столько подлодок сразу! Он, вероятно, подозревал, что их еще больше там, где работали ловушки асдика. Мы могли хорошо представить себе бурную деятельность на мостике одного из этих эсминцев.

Радист:

— Пеленг корабля 040 градусов, расстояние 6000 метров.

Капитан эсминца:

— Обозначить позиции группы охотников и нанести на карту. Штурман:

— Инструкции выполнены.

Капитан:

— Курс такой-то и такой-то. Постоянно докладывайте пеленги.

Эсминец приближается к своей цели (баллону). Прожектора освещают всю площадь. Эхо радара исчезает, расстояние теперь до тысячи метров, минимальное расстояние для радара этого периода. Пушки поворачиваются в разные стороны. Ничего не видно, потому что проводки с баллонов очень тоненькие.

Оператор радара:

— Эхо прямо позади. Возможно, тот же объект.

Капитан:

— Мы промахнулись. Смотрите лучше! Эти проклятые подлодки слишком маленькие. А может, это просто рыба проскользнула. Право на борт.

Наконец мы потеряли эсминцы из вида. Вражеский радар обманулся нашими эхо, и, даже если эсминец и заметит нас в темноте, они не смогут гнаться за нами, чтобы не протаранить другие вражеские корабли.

Через час мы набрали достаточно свежего воздуха, чтобы идти под водой 16 часов, и через два часа мы, ужасно усталые, снова приготовились к исполнению своих обязанностей. Погрузившись на 50 футов [~8 м], мы покинули Гибралтар как можно скорее. Я вспомнил пословицу: «Когда осел наступает на тонкий лед, он обычно проваливается». Наш лед определенно был тонким.