У Волги и на Кубани

Глава первая Враг еще силен

Перед выездом на Кубань я узнал, что в командование Северо-Кавказским фронтом только что вступил генерал-лейтенант Иван Ефимович Петров — тот самый Петров, который возглавлял Приморскую армию, героически оборонявшую Одессу и Севастополь. И именно под его началом мне в роли командира 172-й стрелковой дивизии пришлось 250 дней и ночей сражаться в Севастополе. В пути я сразу же всеми мыслями погрузился в свое будущее. Как станет проходить дальнейшая моя служба, какие новые испытания ожидают меня? Но особых тревог не испытывал. Надеялся на себя и на то, что буду работать под руководством И. Е. Петрова, умелого военачальника и прекрасного человека.

Шла вторая половина мая. На Кубани вовсю зеленели поля, цвели сады, природа сулила людям изобилие. И погода выдалась благодатная. По ясному нежно-голубому небу лениво кочевали белые облака. В такие дни авиация сторон не бывает безработной. И я, подъезжая к Краснодару, видел почти непрерывные пролеты наших самолетов в различных направлениях.

Перед вечером 17 мая прибыл в Краснодар, где находился штаб тыла фронта. Узнав местонахождение командного пункта фронта, я сразу же в сопровождении офицера и автоматчика выехал в станицу Крымская. Не доезжая ее, мы повернули на юг. Ночь была темная. По дороге активно двигался попутный и встречный автотранспорт, повозки, тягачи.

К раннему утру мы добрались до командного пункта, расположенного в молодом лесу километрах в восьми южнее станицы Холмская. Утро было ясное. Не было слышно ни грохота разрывов снарядов, ни пулеметной трескотни. Казалось, мы находимся в глубоком тылу. Сразу бросилось в глаза отличие в смысле удаления от переднего края командных пунктов армии и фронта. Например, под Сталинградом КП армии всегда находился в зоне огня. А здесь была тишина, от которой я уже отвык. Нарушало ее только пение птиц.

Приведя себя в порядок, я позвонил И. Е. Петрову.

— Жду, жду, Иван Андреевич, заходите, — оказал он.

Одернув гимнастерку, я перешагнул порог блиндажа командующего. Не успел щелкнуть каблуками сапог и взять под козырек руку, чтобы представиться, как Иван Ефимович взял меня за плечи, мягко улыбнулся:

— Рад видеть вас, Иван Андреевич, в погонах генерала! Мы обменялись кратким рукопожатием.

— Ведь и у вас, товарищ командующий, прибавилась еще одна генеральская звездочка, чему не могу не радоваться, — сказал я.

Мы уселись на кожаный диван, и между нами завязалась беседа о том, как шли наши фронтовые дела после Севастополя.

Иван Ефимович сказал, что он по-прежнему воюет на самом южном фланге советско-германского фронта, и более всего в горах, командовал Черноморской группой войск, входившей в состав Закавказского фронта, В ходе наступления она серьезно потрепала гитлеровцев, но окружать и уничтожать крупные группировки немцев, как это было под Сталинградом, не удалось. В конце января 1943 года был образован Северо-Кавказский фронт, включивший в свой состав Северную и Черноморскую группы. Петров был назначен начальником штаба этого фронта.

Я рассказал о моей службе в 7-й гвардейской армии, а потом спросил, как все-таки произошло мое новое назначение.

— 13 мая мне позвонил маршал Василевский и сообщил, что есть решение Ставки о назначении меня командующим войсками Северо-Кавказского фронта и что на мое место уже подобрана кандидатура, — сказал Петров. — Я спросил чья. Начальник Генштаба ответил, что намечается генерал-майор Ласкин. Я сказал, что знаю двух генерал-майоров Ласкиных, и поинтересовался, воевал ли кандидат на должность в Севастополе. Александр Михайлович подтвердил, что это именно вы, и я дал свое согласие. Опять будем работать вместе, Вы здесь встретитесь со многими севастопольцами, — продолжал Иван Ефимович, — в том числе с членом Военного совета флота Николаем Михайловичем Кулаковым, генералом Василием Фроловичей Воробьевым, который работает помощником командующего по формированию и комплектованию войск, и со своим бывшим комиссаром Петром Ефимовичем Солонцовым, теперь начальником политотдела 58-й армии. Так что считайте, что вы прибыли как бы в свою старую фронтовую семью…

Я поблагодарил Ивана Ефимовича за выраженное мне доверие и коротко рассказал об обстановке под Белгородом. Петров сказал?

— А у нас тут Голубая линия, Слышали о ней?

— Слышал, но подробностей знаю мало.

— Это мощный укрепленный рубеж, простирающийся через весь Таманский полуостров от моря и до моря. Враг назвал его Голубой линией, видимо, потому, что фланги его упираются в моря, а на большой части его протяжения сплошь голубые плавки, озера да лиманы. Она не дает нам покоя уже несколько месяцев.

Мы подошли к карте, развернутой на столе.

— Войска фронта, — продолжал Иван Ефимович, — еще в феврале вышли на восточное побережье Азовского моря, овладели Краснодаром и захватили небольшой плацдарм под Новороссийском. Однако дальнейшее наступление было задержано противником, перешедшим к траншейной обороне на заранее подготовленных рубежах. В последующем мы не раз начинали наступление с целью освобождения Таманского полуострова, но все попытки преодолеть Голубую линию успеха не имели. На сегодня противник продолжает удерживать Таманский полуостров и Новороссийск. Северо-Кавказскому фронту противостоит 17-я немецкая армия, в которой насчитывается свыше шестнадцати дивизий.

У нас некоторое время находился Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Перед убытием в Москву он провел глубокий разбор закончившейся операции и приказал нам готовиться к наступательным действиям. А вскоре мы получили директиву Ставки с требованием подготовить и провести новую наступательную операцию с целью разгрома 17-й армии и очищения Таманского полуострова от немецко-фашистских войск. Подготовка операции уже заканчивается. Поскольку вы еще не знаете ни противника, ни Голубой линии, ни местности, а здесь она особо сложная, то беритесь за изучение всего этого. Могу сказать, что в коллективе, составляющем штаб и все управления фронта, высокоподготовленные люди. Они быстро введут вас в курс дела.

Прошло два года войны. А она не щадит ни солдат, ни командующих. И я, всматриваясь в Ивана Ефимовича, старался заметить в нем изменения по сравнению с тем, каким знал его в Севастополе, но не увидел их. Он по-прежнему был в расцвете сил: стройный, энергичный и такой же простой.

Затем я представился членам Военного совета фронта генерал-майору Александру Яковлевичу Фоминых и генерал-майору Владимиру Антоновичу Баюкову. Генерал Фоминых выглядел тихим, скромным, сдержанным человеком, Он поинтересовался, где и в качестве кого я служил и знаком ли с горным театром боевых действий. Вскоре у нас с ним установились добрые товарищеские отношения. Генерал Баюков был несколько иным. Он держал себя внешне как-то горделиво, говорил резковато и преувеличенно громко. Потом выяснилось, что эта манера поведения не говорила о суровости Владимира Антоновича. Как я позже убедился, он был просто очень прям и категоричен в суждениях, но справедлив к людям.

Несколько позже я познакомился и вошел в близкий деловой и товарищеский контакт еще с одним членом Военного совета фронта — первым секретарем Краснодарского крайкома ВКП(б) Петром Иануарьевичем Селезневым. Он руководил партизанской борьбой на Кубани и поэтому сразу же ознакомил меня с деятельностью партизан в районе Новороссийска и на Таманском полуострове, подчеркнув, что с наступлением весны боевая работа их заметно активизировалась. А когда армии начнут наступать, то перейдут к более решительным действиям и партизаны.

Теперь мне надо было браться за свою прямую работу. У меня собрались начальники отделов штаба и начальники штабов родов войск и служб (я познакомлю читателей с ними по ходу повествования). Объявил, что буду заслушивать их доклады о работе на месте, в отделах и штабах родов войск, и отпустил всех для подготовки. А самому мне необходимо было увидеть командный пункт фронта. С офицером связи оперативного отдела капитаном Я. А. Гугняком мы зашагали по району его расположения.

— Это блиндажи оперативного отдела, — говорил и показывал капитан Гугняк. — Эти — разведывательного отдела, а несколько далее — артиллеристов. За блиндажами оперативного отдела — узел связи.

Мы зашли туда. Начальник узла связи подполковник Ханамиров, представившись, провел меня по блиндажам, соединенным между собой переходами.

— Здесь размещена различная аппаратура, составляющая узел связи, через который ведутся переговоры с Генеральным штабом, соседним фронтом, Черноморским флотом, Азовской флотилией, с армиями, входящими в состав фронта, и непосредственно с соединениями, — объяснял офицер.

Я увидел целый десяток телеграфных буквопечатающих аппаратов, на которых работали девушки. В штабе 7-й гвардейской армии такого крупного узла, конечно, не было.

Обойдя район КП, я убедился, что там располагались все те, кто постоянно крепкими нитями связан с войсками, кто собирает и концентрирует различные данные, необходимые командующему для принятия решения, координирует и согласовывает действия различных сил и средств, кто «просматривает» на большую глубину противника, кто принимает ответственные решения на действия войск по выполнению задач, поставленных Ставкой, и осуществляет руководство различными силами и средствами в операции. Здесь каждый отдел, каждое управление помещались не в одном, как в армии, а в нескольких блиндажах. И условия для работы хорошие — светлые блиндажи, рядом — бомбоубежища, неподалеку штабы родов войск и служб, узел связи, а метрах в 60–70 от штаба располагались командующий фронтом и члены Военного совета.

На войне времени на «врастание» в должность не бывает, в работу надо включаться решительно и быстро. Приняв должность, сразу же отвечай за все, что входит в твою компетенцию. Главным рабочим органом штаба является оперативный отдел, в нем концентрируются все данные о своих войсках и силах противника. И я начал знакомство с него, чтобы вникнуть во фронтовую обстановку на новом для меня стратегическом направлении. Мне представился начальник отдела генерал-майор Павел Михайлович Котов-Легоньков — худощавый, с серебристыми волосами, очень утомленный на вид человек.

— В штабе фронта и армиях, — сказал он, — заканчивается планирование наступательной операции. Поэтому разрешите развернуть оперативную карту, на которой будет легче уяснить и состав сил фронта и задачи, решаемые ими.

Карта была отработана выразительно. И, непрерывно всматриваясь в карту, Павел Михайлович вводил меня в оперативную обстановку. Он доложил, что в настоящее время в составе фронта находится пять общевойсковых армий (58, 9, 37, 56, 18-я) и одна воздушная — 4-я. Кроме того, командующему фронтом в оперативном отношении подчинены Черноморский флот и Азовская военная флотилия. Линия фронта проходит от Ейска по восточному побережью Азовского моря и на юг по рекам Курка, Адагум, через Красный Октябрь, Киевское, Молдаванское, Неберджаевскую, Новороссийск до Черного моря. На самом правом крыле фронта участок Ейск, Приморско-Ахтарск прикрывает Азовская военная флотилия, от Приморско-Ахтарска до Ачуева (вдоль побережья Азовского моря) фронт занимает 58-я армия. От Ачуева по побережью моря и далее по реке Курка до Красного Октября — развернута 9-я армия. На центральном участке Таманского полуострова — на фронте Красный Октябрь, Неберджаевская протяженностью до 40 километров действуют 37-я и 56-я армии, а на левом крыле фронта — от Неберджаевской до Черного моря — 18-я армия. Ширина всей полосы фронта достигает около 300 километров. Справа от нас через Азовское море на рубеже рек Миус, Молочная — войска Южного фронта.

Фронту противостоит 17-я немецкая армия в составе четырех корпусов (трех немецких и одного румынского), всего шестнадцать дивизий. Двенадцать из них занимают оборону на Голубой линии. Армия имеет сильную авиацию.

Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед войсками фронта задачу прорвать этот укрепленный рубеж, продвижением на запад отрезать пути отхода противнику к Керченскому проливу и уничтожить его. Командующий фронтом решил главный удар нанести силами 56-й и 37-й армий на центральном направлении — Киевское, Джигинское, Старотитаровская, рассечь таманскую группировку врага и, развивая наступление к Керченскому проливу, совместно с 9-й и 18-й армиями уничтожить ее, не допустив эвакуации в Крым. 9-я армия наступает на приазовском приморском направлении Курчанская, Темрюк, 18-я — на черноморском приморском направлении Новороссийск, Анапа. На направлении главного удара сосредоточивается вся артиллерия фронтового подчинения, танковые войска и вся 4-я воздушная армия.

Поняв общую оперативную обстановку, задачу фронта и принципиальное решение командующего на операцию, я сказал Павлу Михайловичу, что с такими крупными и разнообразными силами мне работать еще не приходилось, и попросил доложить, как построено управление ими.

— У меня три заместителя: полковники Покровский, Блох, Киселев, — сказал генерал, — 19 помощников и 14 офицеров связи. Управление войсками построено по направлениям. В данное время у нас пять армейских направлений, начальниками которых являются старшие помощники начальника отдела подполковники Новиков, Иванов, Дакс, Капалин, Калядин. Они собирают всю информацию об обстановке на направлениях. По Черноморскому флоту и Азовской флотилии эту работу выполняет оперативная морская группа, возглавляемая капитаном 1 ранга Ивановым. Специальные соединения и части, подчиненные непосредственно командованию фронта, курирует майор Баклунов. Двое старших помощников начальника отдела, подполковники Смирнов и Горевой, ведают специальными вопросами — передвижением, маневрированием и десантированием войск. Часть моих помощников работает на вспомогательном пункте управления фронта, возглавляемом заместителем начальника штаба фронта полковником Черпаченко. Каждый заместитель начальника отдела обязан знать обстановку, как и начальник отдела, за весь фронт, но, кроме этого, выполняет особые возложенные на него обязанности. Так, полковник Покровский отвечает за своевременную разработку всех оперативных документов, направляемых в войска, полковник Блох — за сбор всей информации о положении на фронте, за подготовку оперативных сводок, а также донесений в Генеральный штаб, полковник Киселев — за организацию и руководство оперативной работой на ВПУ. Некоторые помощники начальника отдела выполняют отдельные поручения.

Я спросил, насколько офицеры отдела подготовлены для работы в таком крупном штабе. Павел Михайлович ответил, что все они — выпускники академий, но для работы в штабе фронта полученных в академиях знаний явно недостаточно. Поэтому все, мол, продолжают учиться на полях войны…

Затем пришел с докладом начальник разведывательного отдела штаба фронта Николай Михайлович Трусов, совсем молодой генерал-майор, небольшого роста белокурый блондин с голубыми глазами. Он полнее и подробнее показал врага на Таманском полуострове, на Черном и Азовском морях, раскрыл его группировку на Голубой линии, подчеркнув, что наибольшая плотность сил и огневых средств приходится на центральный участок и на район Новороссийска, а оперативные резервы — четыре дивизии — расположены за вторым рубежом обороны в районе Гладковская, Гостагаевская, Верхие-Баканский. Кроме того, четыре-пять дивизий находятся в Крыму как глубокий оперативный резерв командующего 17-й армией. Они тоже могут быть использованы в борьбе за удержание Таманского полуострова. Намерение врага — прочное удержание Новороссийска и Таманского полуострова как крупного оперативно-стратегического плацдарма, прикрывающего Крым и весь южный фланг немцев.

Командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант Аркадий Кузьмич Сивков, очень живой и энергичный человек, раскрыл состав артиллерии фронта и ее применение в предстоящей операции. В непосредственном подчинении командующего фронтом находилось восемь пушечных и гаубичных артиллерийских полков, одна пушечная артиллерийская бригада калибра 152 мм, одна гаубичная бригада большой мощности — калибра 203 мм, пятнадцать гвардейских минометных полков и две гвардейские минометные бригады «катюш». Все эти средства были сосредоточены на направлении главного удара. Сивков заметил, что планируется артиллерийская подготовка продолжительностью час тридцать минут.

Зная, что такой большой продолжительности артподготовки не было и в Сталинградской битве, я спросил Аркадия Кузьмича, чем вызвана она здесь?

— Под Сталинградом мне, как представителю Главного артиллерийского управления, тоже пришлось принимать непосредственное участие в планировании применения артиллерии в наступательной операции, — сказал Сивков. — Условия разные. Здесь такая продолжительность вызывается наличием сильно укрепленного оборонительного рубежа противника и ограниченным у нас составом артиллерийских средств. Например, на направлении главного удара плотность огня на 1 километр фронта будет не более 60–70 орудий, тогда как в Сталинградской битве она доходила до 160–180 стволов. И оборона у Паулюса была намного слабее.

Полковник Алексей Константинович Ярков, командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта, доложил, что фронт имеет две танковые бригады и шесть танковых полков. Все эти силы, кроме одного полка, используются на направлении главного удара — в полосе 56-й армии. Танковые полки будут действовать в первых линиях вместе с атакующей пехотой, а две танковые бригады составят танковую ударную группу, которая после захвата первых оборонительных позиций будет введена в прорыв.

Об использовании инженерных войск в операции меня проинформировал начальник штаба инженерных войск фронта полковник Борис Васильевич Баданин.

— По нашей оценке, а также операторов и разведчиков, — сказал он, — большим препятствием наступлению пехоты и танков наряду с вражеским огнем явится сильное минирование местности противопехотными и противотанковыми минами, а также плавней рек Кубань и Старая Кубань. Поэтому главная задача инженерных войск — разведать до начала операции минные поля, помочь войскам в их разминировании, а с развитием наступления — обеспечить форсирование рек и лиманов.

О готовности средств связи к операции мне доложил начальник управления связи фронта генерал-майор Федор Карпович Гончаренко.

Когда я был начальником штаба армии, мне не приходилось планировать применение больших масс авиации в наступательной операции. Поэтому на КП фронта был вызван начальник штаба 4-й воздушной армии генерал-майор авиации А. З. Устинов. Он сообщил, что в составе армии до 900 бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Против нашего фронта могут действовать до 500–600 бомбардировщиков, базирующихся в Крыму и на юге Украины, и свыше 200 «мессершмиттов».

Авиация фронта должна подавлять и уничтожать артиллерийско-минометные батареи и контратакующие группы пехоты и танков как на направлении главного удара, так и выдвигающиеся из глубины вражеские резервы, надежно прикрыть от ударов врага с воздуха части 37-й и 56-й армий, вести активную борьбу с авиацией противника путем нанесения ударов по его аэродромам, а также в воздушных боях над полем боя.

Затем доложился мой заместитель по морской части контр-адмирал П. А. Трайнин. Он ознакомил меня с силами Черноморского флота и Азовской военной флотилии и сказал, что ему целесообразнее постоянно находиться на КП флота в Геленджике, где он всегда будет знать положение на Черном и Азовском морях и своевременно докладывать об всем мне. В случае оперативной надобности или по вызову он будет готов незамедлительно являться на КП фронта. А постоянно при штабе фронта находится морская оперативная группа, возглавляемая капитаном 1 ранга А. Т. Ивановым.

Я согласился с адмиралом.

О материально-техническом обеспечении войск мне поведал начальник тыла фронта генерал-лейтенант интендантской службы Николай Александрович Найденов.

Теперь мы с начальником оперативного отдела генералом П. М. Котовым-Легоньковым, его заместителем полковником С. С. Покровским и начальником разведывательного отдела генералом Н. М. Трусовым взялись рассматривать уже подготовленный план фронтовой наступательной операции. Изучив и проанализировав его, я заметил, что любой оперативный вопрос решался продуманно, действия различных сил и огневых средств по месту и времени скоординированы умело. Поскольку мне не пришлось непосредственно участвовать в разработке плана операции, то не берусь раскрывать этот процесс. Здесь же отмечу некоторое различие в планировании операции фронтового и армейского масштабов. Так, в этой фронтовой операции командующий фронтом поставил задачи армиям на глубину свыше 100 километров и определил характер оперативного взаимодействия между ними при решении этих задач. Выполнение их займет много времени. При ведении боев взаимодействие между соединениями, а также между родами войск и отдельными частями авиации командующий фронтом не организует, это входит в обязанность командования армий и отражается в армейских планах.

Имеется различие и в планировании артиллерийского обеспечения операции. Артиллерийское наступление планируется и организуется главным образом в звене армия — корпус — дивизия. Фронт же, определив направление главного удара и участки прорыва обороны, сосредоточивает туда максимум артиллерийских средств, обеспечивающих успешное выполнение задач. Кроме того, часто, как это сделано в плане предстоящей операции, определяет продолжительность артиллерийской подготовки и основные узлы сопротивления, которые надлежит подвергнуть особо мощному огневому воздействию.

Что касается планирования применения авиации, скажем так: фронт обычно выделяет для армии какие-то силы штурмовой и бомбардировочной авиации для авиационной поддержки наступающих войск, и это находит отражение в армейском плане операции. А задачи активной борьбы с авиацией противника путем нанесения ударов по аэродромам, а также в воздушных боях над полем боя, нанесения ударов по резервам врага в оперативной глубине и надежного прикрытия своих войск от ударов с воздуха планирует, главным образом, штаб фронта, и отражается это во фронтовом плане операции.

В процессе изучения оперативной обстановки на фронте, при рассмотрении планов начальников родов войск и служб я старался понять не только содержание документов, но и получше узнать самих людей, с которыми предстояло работать вместе каждый день и каждую ночь, их штабную квалификацию, и не мог не почувствовать того, как возмужали люди, как зрело судят о решаемых задачах. В каждом из них виделась большая эрудиция, жизненный и боевой опыт, уверенность в себе. Особенно сильно выглядели командующий артиллерией генерал-лейтенант А. К. Сивков, начальник оперативного отдела генерал-майор П. М. Котов-Легоньков, начальник разведывательного отдела генерал-майор Н. М. Трусов, начальник связи генерал-майор Ф. К. Гончаренко, начальник штаба артиллерии генерал-майор артиллерии М. Н. Журавлев и начальник штаба инженерных войск полковник Б. В. Баданин.

В течение этих дней я не раз встречался со своим заместителем по политической части полковником Василием Константиновичем Цебенко. В нем сразу можно было увидеть закаленного большевика, работоспособного и умудренного опытом политработника, болеющего за дело, простого и прямолинейного человека. В последующем я увидел в нем блестящего организатора партийно-политической работы, прилагавшего много усилий, чтобы парторганизация и коллектив штаба в целом были способны решить самую трудную задачу. Василий Константинович всегда нес людям уверенность и радость. Открытый взгляд, добрая улыбка, простота и правдивость — все это притягивало к нему бойцов и командиров.

Все эти люди являлись, по существу, самыми ближайшими помощниками начальника штаба фронта, его опорой в работе.

Дня через два-три, считая, что достаточно глубоко разобрался в обстановке и с положением дел в войсках фронта, я направился к командующему.

— Ну, какое впечатление произвели на вас, Иван Андреевич, наши фронт и штаб? — спросил Петров.

— Войск фронт имеет много, а боевой техники и артиллерии, думаю, маловато, — ответил я. — Под Сталинградом в одной 64-й армии было столько же танков, сколько на всем нашем фронте. Ведь ни одного танкового корпуса, ни одного мотострелкового соединения. Нам будет трудно маневрировать. А насчет штаба считаю, что отделы и управления возглавляют очень способные люди и работают они слаженно.

— Хорошо, что вы заметили самое существенное, — кивнул Иван Ефимович. — Еще две недели тому назад фронт имел гораздо больше танков и артиллерии. Однако после отъезда маршала Жукова у нас были взяты две тяжелые гвардейские минометные бригады, четыре танковых полка, два полка самоходной артиллерии и более половины состава авиации. Видимо, это было необходимо. А что касается обстановки, то вы, Иван Андреевич, разобрались в ней пока только через штаб. Теперь вам надо побывать в войсках, изучить поглубже дело на месте и познакомиться с командованием армий. Тогда у вас все легче пойдет.

Сразу стало ясно, что генерал Петров сохранил севастопольский стиль работы — бывать чаще в войсках, советоваться с подчиненными, учить их и учиться у них.

— Наступление начнем 26 мая, — сказал он. — Если будет идти небольшой ветерок в сторону противника, то поставим дымзавесу, которая должна ослепить его, закрыть ему глаза на время, необходимое нашей пехоте для захвата передовых позиций. Конкретную задачу на этот счет я уже поставил командующему армией Вершинину и его летчикам-штурмовикам. Посмотреть эту картину и начало наступления надо и вам…

Ранним утром 26 мая, за час до начала наступления, мы уже были на ВПУ 56-й армии — на высотке в двух километрах юго-западнее Крымской. Сюда же прибыли командующий артиллерией фронта А. К. Сивков и командарм 4-й воздушной К. А. Вершинин. Командарм 56-й генерал-лейтенант А. А. Гречко и К. А. Вершинин доложили командующему фронтом о полной готовности всех сил и средств к действию согласно плану. Петров тут же по телефону ВЧ заслушал доклады командующих 37-й и 9-й армиями генерал-майора К. А. Коротеева и генерал-майора П. М. Козлова о готовности их войск к действиям[48].

А ровно в 5.00 началась мощная артиллерийская канонада. Вскоре с ней слился гром бомбовых ударов авиации. Крупные силы бомбардировщиков били по целям, расположенным в некоторой глубине на направлении главного удара. Особенно сильной огневой обработке подвергся участок километров десять по фронту и до четырех километров в глубину на направлении Самсоновский, Русское, где был стык 37-й и 56-й армий. Под конец артиллерийской подготовки, когда мы убедились, что совсем небольшой ветерок дует на запад, на гитлеровцев, Иван Ефимович сказал Вершинину:

— Константин Андреевич, давайте приказ на вылет штурмовиков для постановки дымовой завесы.

Через несколько минут, растянувшись в цепочку, на высоте 15–20 метров пронеслись вдоль переднего края около 20 «илов». Вскоре на переднем крае выросла белая стена дыма. Смещаясь в сторону запада, она закрыла узлы сопротивления, траншеи гитлеровцев и ослепила их. Наши войска пошли вперед. Многие немецкие солдаты, не зная, что делается впереди, справа и слева, в панике покинули передние траншеи, а оставшиеся были уничтожены. Огонь с обеих сторон достиг наивысшего напряжения, и разобраться в обстановке было нелегко. Смотрел на дымовую завесу, и тревожила мысль: не побили бы своих. Наши передовые подразделения, попав в полосу дымовой завесы, тоже оказались слепыми, и продвижение их замедлилось.

Примерно через полчаса дымовая завеса рассосалась, и наши быстрее стали продвигаться вперед. Но и у противника открылись глаза. И бой разгорелся с новой силой, особенно на участке Кеслерово, Киевское, где действовали части 11-го гвардейского стрелкового корпуса 37-й армии генерал-майора И. Л. Хижняка и 22-го стрелкового корпуса 56-й армии, которым командовал генерал-майор В. Ф. Сергацков.

Несмотря на упорное сопротивление врага, наши части прорвали передовые позиции Голубой линии на участке высота 121,4, Самсоновский и отвоевали ряд важных опорных пунктов. Однако расчет на дальнейшее развитие наступления не оправдался. Главной причиной этого были массированные бомбовые удары авиации противника и отсутствие у командарма-56 необходимых резервов для развития успеха. В течение всего дня большие группы самолетов — по 40–60 в каждой — почти непрерывно наносили удары по наступающим войскам. Особенно сильными стали они во второй половине дня, когда в небе одновременно находилось до 600 бомбардировщиков и почти непрерывно происходили воздушные бои, в результате которых за день было сбито 44 самолета противника[49]. Однако срывать воздушные удары врага удавалось не всегда. Никто из нас не ожидал противодействия таких крупных сил авиации. Не оправдался и расчет на дымовую завесу.

Командующий фронтом дал указания А. А. Гречко и К. А. Коротееву продолжать наступление в прежних направлениях и завершить прорыв оборонительного рубежа. А по поводу дымовой завесы сказал:

— Очень слабый ветер, не погнал завесу в глубину немцев. Ведь воевать в дыму намного хуже, чем в ночной темноте.

Мы вернулись в штаб фронта.

Вечером И. Е. Петрову позвонил командующий 4-й воздушной армией К. А. Вершинин и доложил, что на рассвете шесть наших «яков» под командованием командира 43-го авиаполка майора Дорофеева совершили налет на аэродром у Анапы и уничтожили большое количество самолетов[50]. Петров сказал:

— Требую от вас, Константин Андреевич, и впредь организовывать ночные налеты на вражеские аэродромы. Надо сковать активность вражеской авиации. Но этот ваш налет озлобит врага. Думаю, что в небе теперь будет жарко. Поэтому в борьбу с авиацией над полем боя нужно ввести всю истребительную авиацию. Майора Дорофеева награждаю орденом Красного Знамени. Надо наградить и его летчиков…

На следующий день в 7 часов 30 минут почти одновременно перешли в наступление и наши войска и противник. Завязались жаркие бои и в небе. В этот день враг, перебросив дополнительные силы авиации с аэродромов на юге Украины, смог бросить против нашего фронта до 1400 самолетов, захватил господство в воздухе и крупными группами бомбардировщиков, по 50–60 самолетов, сбрасывал смертоносный груз на наши позиции. Продолжались и воздушные бои. Они часто принимали размах и характер настоящего сражения в небе. Только за 26–28 мая гитлеровцы в воздушных боях потеряли 158 самолетов[51].

Командующий фронтом, чтобы глубже разобраться в обстановке на участке 37-й армии, ранним утром 28 мая выехал туда. Этим объединением командовал генерал-майор Константин Аполлонович Коротеев. А мне было велено выехать в 9-ю армию.

И вот первая встреча с командующим армией генерал-майором П. М. Козловым, начальником штаба генерал-майором М. С. Филипповским, командующим артиллерией генерал-майором А. Ф. Денисенко. Они находились на ВПУ, в лесу, южнее станицы Анастасиевская.

Мы сразу принялись за выяснение обстановки. Начальник штаба оценивал ее так: противник силами свыше трех дивизий удерживает позиции на выгодном рубеже от приазовских плавней до станции Красный Октябрь и южнее. Задача армии — овладеть рубежом Курчанская, Варениковская и развить наступление на Темрюк. Однако перешедшие в наступление передовые отряды не имеют успеха ни на одном участке. Связывают обширные приазовские плавни и сильный огонь противника. Командарм генерал-майор П. М. Козлов оценивал обстановку так же. Мне надо было своими глазами увидеть местность на правом фланге, где были плавни и топкие места. И мы с начальником штаба, начальником разведки в сопровождении двух офицеров добрались до небольшого гребня, расположенного километрах в четырех от линии фронта. Всюду голубела вода. Лишь кое-где заросли камыша и небольшие островки суши. На некоторых из них и закрепились наши подразделения, а у подножия возвышенности, что за плавнями, на узенькой кромке земли находился отряд численностью до полка. Там передний край. Никаких активных действий здесь не велось. Видно было, что все эти отряды, действующие в плавнях, оказались недостаточно управляемыми.

Потом мы побывали в 11-м стрелковом корпусе генерал-майора И. Т. Замерцева. Здесь особо топких мест не было, но наступление тоже не проводилось. Объяснение простое — противник, занимая господствующие высоты, ведет с них губительный огонь. Выяснилось, что в частях корпуса плохо знают противника, что в армии не создан достаточно сильный артиллерийский кулак для подавления его огневой системы на главном направлении.

По возвращении нас на ВПУ армии командарм спросил:

— Ну как местность, товарищ генерал?

— Местность, что и говорить, очень тяжелая. На вашем правом фланге почти всюду вода. По-моему, плавни присосали к себе даже слишком много сил. Однако нужна сильная артиллерия. Да и противника в войсках и штабах у вас неважно знают. Разведка проводится главным образом для захвата «языка». Но одно это не позволяет изучить построение вражеской обороны. Разведывательную деятельность следовало бы проводить сильными отрядами. Задачи им ставить надо за 2–3 суток, а отвод их совершать под прикрытием сильного огня артиллерии и соседних подразделений.

— Я уже решил перебросить часть сил с правого фланга ближе к левому. А насчет организации разведки ваши замечания учтем, — сказал П. М. Козлов.

Вечером я доложил командующему фронтом о положении дел в 9-й армии.

— Я намеренно послал вас к Козлову, — заметил Иван Ефимович. — Он командарм не новичок, но эту армию возглавил совсем недавно. Ему трудно разобраться и воевать на такой тяжелой местности. Именно этим можно объяснить слабое знание противника и разброс сил в армии.

В течение 28 мая наступление наших войск снова не имело успеха. Более того, противник подвел из глубины новые резервы, в частности сильную танковую группу, четыре пехотных полка из района Темрюка и из-под Новороссийска и при сильной поддержке авиации потеснил некоторые наши части.

Большим группам бомбардировщиков противника не раз удавалось бомбить наши наступающие войска и выдвигающиеся из глубины резервы. Именно это обстоятельство не позволило в тот день ввести в бой фронтовой резерв — 10-й гвардейский стрелковый корпус генерала И. Л. Рубанюка.

На следующий день я выехал на ВПУ 18-й армии, расположенный под Новороссийском, на 9-м километре Сухумского шоссе. Войска этой армии были разделены широкой Цемесской бухтой и самим городом на две части: на восточную, занимавшую фронт у цементных заводов, восточнее Новороссийска, и западную, располагавшуюся на плацдарме Мысхако, юго-западнее города. Обе эти группы упирались в город и в горный район.

Я встретился с командармом К. Н. Леселидзе, членом Военного совета С. Е. Колониным, начальником политотдела Л. И. Брежневым и начальником штаба Н. О. Павловским.

Генерал Павловский доложил, что армия занимает фронт протяженностью около 30 километров от станицы Неберджаевская до Черного моря. Ей противостоит противник силами до четырех дивизий. Главная группировка — свыше двух дивизий — удерживает Новороссийск и горы, прилегающие к нему. 18-я имеет задачу освободить Новороссийск, уничтожить там врага и развить наступление по приморскому направлению. Но начало перехода армии в наступление определит командующий фронтом, что будет зависеть от успеха в продвижении 56-й армии. Это объясняется тем, что в районе Новороссийска противник имеет большие силы и очень сильные укрепления, а все артиллерийские средства фронтового подчинения и авиация сосредоточены на центральном направлении.

Константин Николаевич Леселидзе говорил мягким и тихим голосом:

— Мы имеем очень выгодное оперативное положение, поскольку обе наши группы как бы берут в клещи и сам город и всю новороссийскую группировку врага. Однако использовать это преимущество пока не удается. У противника все господствующие высоты, укрепленный Новороссийск, подготовленные позиции с множеством пулеметных и пушечных дотов. Для достижения здесь успеха нужен огонь и еще раз огонь.

Мне надо было просмотреть местность на этом важном южном фланге Голубой линии и сам Новороссийск. И мы с генералом Н. О. Павловским и начальником разведки армии подполковником И. Т. Березиным в сопровождении двух офицеров выехали по приморской дороге вдоль Черного моря к горе Дооб, потом выдвинулись на оборудованный артиллерийский НП, расположенный на гребне этой горы, откуда и Новороссийск и горы, прилегающие к нему, видны были как на ладони. Здесь находился командующий артиллерией армии генерал Г. С. Кариофилли. Артиллеристы показали нам отдельные доты в городе и на передовых позициях, но в течение целого часа мы не увидели ни одного гитлеровца.

— Гитлеровцы боятся показываться, — говорили артиллеристы, — знают, что мы за ними наблюдаем и тут же возьмем на прицел. Но и сами они с нас не спускают глаз и, если что заметят, ведут бешеный огонь из дотов.

Мертвым казался морской порт. Прошел почти год, как враг захватил его, но он не смог им воспользоваться. Наши моряки, артиллеристы и летчики не допустили подхода к нему ни одного транспортного судна, ни одного боевого корабля.

Не видно было и наших солдат ни на плацдарме Мысхако, ни на восточном берегу Цемесской бухты. Все люди и пушки либо упрятаны в землю, в траншеи, либо находятся в ущельях. Укрыла их и распустившаяся зелень лесов и кустарников.

Но на фронте бывает такое, когда и противника вроде не видишь и сам бой молчит, а обстановку человек схватит на полную глубину. Из докладов Павловского, Березина, артиллеристов после осмотра местности стала понятна она и мне.

По возвращении на ВПУ армии мы продолжили обсуждение обстановки. К. Н. Леселидзе трезво взвешивал ее не только в масштабе своей армии, но и за соседнюю 56-ю. Очень хорошо показал себя и начальник штаба Н. О. Павловский. По содержательности, лаконичности и отточенности его высказываний сразу можно было заключить, что он глубоко мыслящий оператор. Было заметно, что командарм и начальник штаба работают в тесном контакте и дружбе. А это очень важно для дела. Вывод был единодушен: нужно ждать переброски в полосу армии крупных артиллерийских сил, а пока активно вести разведку противника.

Вечером этого дня командующий фронтом И. Е. Петров был озабочен. Выслушав мою информацию о проделанной в 18-й армии работе и оценку обстановки на южном крыле фронта, Иван Ефимович сказал:

— Противник в районе Новороссийска очень сильный, поэтому 18-я пока не продвигается. Завтра, Иван Андреевич, опять поедем в 56-ю к Гречко. Надо глубже разобраться, почему там не идет наступление. Виновата ли только Голубая линия или вместе с ней и наша организация? Ведь основные артиллерийские средства фронтового подчинения и авиация работают главным образом на эту армию, и артиллерист в 56-й генерал Сокольский подготовленный специалист, а проку пока нет.

И рано утром 30 мая мы уже были на ВПУ 56-й армии. Здесь вместе с командармом А. А. Гречко находился и член Военного совета армии П. М. Соломко. Войска армии вели наступление. Вовсю била артиллерия, и почти непрерывно слышались мощные взрывы бомб, сбрасываемых авиацией обеих сторон. Высоко в небе вели бои с авиацией противника наши истребители, а на низких высотах активно действовали наши штурмовики. Казалось, соединения продвигаются вперед. Однако докладов, донесений об этом из корпусов и дивизий не поступало.

— Молчат, значит, не продвигаются, — сказал Иван Ефимович.

Командарм и находившийся на ВПУ заместитель начальника штаба армии полковник С. С. Епанечников вызывали по телефону командиров корпусов и некоторых командиров дивизий. Их доклады сводились к одному: противник ведет сильный пулеметный огонь из дотов. Бьет артиллерия, и бомбит авиация. Наступление задержано.

Командарм 4-й воздушной К. А. Вершинин докладывал Петрову:

— На аэродромах в Крыму и на Таманском полуострове сосредоточено около 1000 самолетов 4-го немецкого воздушного флота. Кроме того, против нашего фронта действуют до 200 бомбардировщиков с аэродромов на юге Украины, в результате чего враг серьезно стал превосходить нас в силах. Мы пока не можем завоевать господства в воздухе. Летчики-истребители почти непрерывно ведут бои с «мессерами» и бомбардировщиками, однако срывать бомбовые Удары удается не всегда.

— А в чем видит причину неуспеха наступление Андрей Антонович? — спросил Петров.

— Поскольку на приморских направлениях, особенно на приазовском, местность для наступления очень тяжелая, то нанесение главного удара силами двух армий по центру полуострова, конечно, является наиболее выгодным, так как Мы кратчайшим путем выходим к Керченскому проливу, — говорил А. А. Гречко. — Но на этом участке Голубая линия, по-моему, имеет наиболее сильные укрепления и огневое насыщение. Мы из-за недостаточной плотности артиллерийского огня не можем подавить оборону и несем потери и от артиллерийско-минометного огня и, главным образом, от ударов авиации. Считаю, что наступление целесообразно приостановить…

Не было успеха и у соседней 37-й армии. Я был уверен, что командующий фронтом и сам сознавал, что разумно прекратить наступление, но давать указания на этот счет пока воздерживался. Он, видимо, прикидывал, все ли наши возможности использованы в полной мере, чтобы обращаться в Ставку с соответствующей просьбой.

Иван Ефимович с командующим артиллерией фронта генералом А. К. Сивковым снова выехал в соседнюю 37-ю армию, а мне было поручено разобраться с Голубой линией в полосе 56-й армии. А. А. Гречко посоветовал мне побывать на его передовом наблюдательном пункте, откуда лучше всего можно увидеть укрепленный рубеж. И я вместе с начальником штаба армии генерал-майором А. А. Харитоновым и двумя офицерами выехал туда. На передовом НП были заместитель командующего армией генерал М. Ф. Тихонов и командующий артиллерией генерал А. К. Сокольский. С НП артиллеристов не только через сильные окуляры, но и невооруженным глазом хорошо была видна впередилежащая местность. Сразу бросилась в глаза гряда невысоких возвышенностей, на которых засел враг. А в сильный бинокль удалось довольно детально рассмотреть длинную гряду небольших голых и покрытых травой холмиков.

— Голые холмики, — объяснил А. К. Сокольский, — насыпные. Каждый из них — это огневая крепость, в которой размещаются по 3–4 пушечных и пулеметных дота и дзота, взаимодействующие между собой. За первой линией холмов по возвышенностям проходит вторая огневая линия, дальше — третья. А все вместе они составляют передовую позицию Голубой линии. Перед первыми холмами проходят проволочные заграждения в несколько рядов и минные поля.

Становилось ясным, почему наша артиллерия и авиация не могут подавить вражескую оборону, а полки — преодолеть ее.

Вечером 3 июня я докладывал Военному совету вывод штаба из сложившейся обстановки: наступление следует временно приостановить и приступить к более тщательной подготовке новой операции.

Командующий ничего не отклонял и не одобрял. Постукивая карандашом по столу, он о чем-то долго раздумывал, потом только бросил:

— Наступление прекратим. Со Ставкой согласуем. Надо полнее и глубже изучить противника и Голубую линию. Сил у нас достаточно, нужно только более умело ими распорядиться.

На следующий день командующий созвал на совещание руководящий состав штаба фронта. Открывая его, Иван Ефимович, не терпевший многословия, сказал:

— Десять дней войска фронта вели наступательные действия, но ни на одном направлении не достигли успеха. Лишь на отдельных участках 56-й армии удалось захватить передовые позиции немцев. Нам надо разобраться в причинах неуспеха и извлечь из них уроки. Штаб подготовил доклад по этому поводу. Послушаем его…

Вот в самых общих чертах суть этого доклада.

Первое. 17-я немецкая армия обороняется в прежнем составе. В первом эшелоне на Голубой линии находится двенадцать дивизий, усиленных армейской артиллерией. Общая протяженность рубежа 110 километров. Следовательно, на каждую дивизию приходится участок менее 10 километров. Такая тактическая плотность в обороне даже в полевых условиях считается очень высокой. А на таком сильно укрепленном рубеже и исключительно выгодной для противника местности прорвать его оборону можно только при создании очень высокой плотности артиллерийского огня на определенных направлениях. А между тем у нас на направлении главного удара на один кило; метр фронта она достигает всего 60–70 стволов. Это очень мало.

Второе. Мы недостаточно хорошо знаем истинное расположение сил врага на рубеже обороны. И поэтому в 56-й армии огневые средства действуют, не имея конкретных указаний о целях. К серьезному недочету в планировании операции в этой армии следует отнести распыление сил по фронту и отсутствие второго эшелона или сильного резерва.

Третье. В воздухе авиация противника имеет превосходство. Основные ее усилия направлялись для нанесения массированных бомбовых ударов по наступающим войскам на направлении нашего главного удара, и ей не раз удавалось задерживать наступление и причинять частям потери. Безусловно, необходимо завоевание превосходства над врагом в воздухе.

Четвертое. Отмечается недостаточная продуманность организации боя командирами и штабами, взаимодействия различных сил и огня.

После обсуждения доклада командующий фронтом коротко подвел итог, по существу одобрив выводы штаба, а в заключение сказал:

— По данным разведки, гитлеровское командование продолжает непрерывно возводить новые укрепления как на самой Голубой линии, так и в глубине Таманского полуострова. Это свидетельствует о том, что противник рассчитывает удерживать за собой и полуостров, и Новороссийск. Для прорыва такой укрепленной обороны у нас не хватает артиллерии, а вместе с тем и умения. Ведь Ставка не может выделить фронту ничего дополнительно. Но у нас много сил, которые либо не в полной мере, либо недостаточно умело используются. Я прежде всего имею в виду Черноморский флот и Азовскую флотилию, которые представляют собой огромную силу, но в проводимом наступлении не имеют активных задач. Считаю целесообразным наступательные действия на всех направлениях временно прекратить, закрепиться на достигнутых рубежах и приступить к более тщательной подготовке операции. 17-ю армию немцев на Тамани обязаны разгромить войска нашего фронта совместно с Черноморским флотом и Азовской флотилией. Для этого надо теперь же начать глубокую и всестороннюю разведку противника во всей полосе фронта, на морях и готовить новую операцию.

Чуть ли не на следующий день командующий фронтом направил доклад в Генштаб о том, что проводившаяся наступательная операция не получила своего развития, и просил утвердить его решение о прекращении наступления.

Ставка утвердила это решение командующего фронтом и приказала:

28 июня Ставка вновь поставила фронту задачу:

Но враг, как только мы прекратили наступательные действия, сразу же резко усилил строительство новых оборонительных сооружений на всей Голубой линии: возводились доты и дзоты, устанавливались минные поля и проволочные заграждения. Весна и начавшееся лето здесь работали на руку противнику: буйно разросшаяся зелень замаскировала и укрыла заграждения и большинство огневых точек. Так что и начавшееся 22 июля новое наступление было безуспешным. Мы несли неоправданные потери.

Мы доносили в Ставку:

Верховный утвердил это решение и приказал уточнять расположение и намерение противника и готовить войска к продолжению наступления.

К сказанному в докладе И. Е. Петрова в Ставку следует добавить, что неудача нашего наступления во многом определялась и оперативным решением. Дело в том, что в операции две фланговые армии, по существу, не проводили активных, решительных наступательных действий о самого начала. Они должны были начать их всеми силами по особому указанию командующего фронтам в зависимости от хода развития наступления на главном, центральном направлении. И это сказалось на организации оперативного взаимодействия войск, а главное, давало возможность противнику с первых же часов наступления раскрыть направление нашего главного удара и нацелить туда основные силы авиации и резервы. Следует сказать и о другом. Начавшееся массовое изгнание фашистских войск с советской земли вселило в некоторую часть высшего и старшего командного и политического состава ошибочное убеждение в том, что теперь-де моральный дух врага надломлен и он не будет способен упорно обороняться. Именно это побуждало отдельных командующих и командиров соединений вводить с самого начала наступления все силы в первый эшелон в надежде прорвать оборону и без ввода в бой крупных резервных сил. Недооценка сопротивления противника отрицательно сказывалась и на тщательности отработки артиллерийского наступления.

Глава вторая Флаг над Новороссийском

13 августа фронт получил указание Генерального штаба готовить войска к продолжению наступления с целью ликвидации таманской группировки противника и недопущения ее эвакуации в Крым.

В армиях шла напряженная учеба. А у командования и штаба фронта своя особая работа — выработка решения на наступательную операцию. Этот период в их деятельности можно считать самым ответственным, а в смысле, как говорится, мозговой нагрузки — и самым напряженным, самым творческим, так как идет глубокая и всесторонняя оценка обстановки в оперативно-стратегическом плане, определяются цели и конкретные задачи различным силам фронта, флота и флотилии, предусматривается ход развития операции.

Чтобы полнее выявить силы врага на рубеже обороны и в оперативной глубине, точнее вскрыть построение обороны, систему огня и характер инженерно-оборонительных сооружений, активно использованы все виды разведок: войсковая, боем, воздушная, морская, радиотехническая, агентурная. По указанию штаба фронта повсюду, от полка и до армейского звена, создавались специальные отряды, основой которых были разведывательные подразделения для действий в тылу врага. Они по ночам проникали далеко за передний край и в решительных стычках захватывали пленных, добывали штабные документы. Днем вскрывалась огневая система врага боем и усиленным наблюдением. Одновременно летчики производили аэрофотосъемки различных участков Голубой линии. Оборонительные сооружения на побережье Черного и Азовского морей выявляли морские разведчики.

Важные данные о противнике добывали и наши связисты. Они подключались в телефонные сети, следили за радиосвязью, перехватывали радиопереговоры врага.

В итоге мы пришли к таким выводам, что силы противника на Таманском полуострове существенно не изменились.

Штабом фронта для командного состава были подготовлены специальные карты крупного масштаба, на которых было детально показано расположение сил врага, огневых точек на передовых позициях, артиллерийские позиции, минно-проволочные заграждения, наблюдательные пункты. Мы делали все, чтобы помочь войскам лучше увидеть противника и всесторонне подготовиться к предстоящему наступлению. И все же мы сознавали, что огневая система противника вскрыта далеко не полностью. Дело в том, что оборонительные сооружения построены давно, дзоты заросли травой, а бетон дотов оплели ветви кустарников.

В составе нашего фронта произошли изменения. 26 июля Ставка ВГК забрала в свой резерв 37-ю армию, находившуюся на центральном участке. Оставалось три общевойсковых армии: 18, 56 и 9-я. В те дни в составе фронта продолжала находиться и 58-я армия, прикрывавшая восточное побережье Азовского моря, но с 10 сентября Ставка взяла и ее в свой резерв. Поэтому в сражении за Таманский полуостров она участия не принимала. У нас были 21 стрелковая и горнострелковая дивизия, 5 стрелковых бригад, две танковые бригады, пять отдельных танковых полков, две гвардейские бригады и пятнадцать гвардейских минометных полков «катюш» фронтового подчинения. В составе фронта оставалась и 4-я воздушная армия. Всего насчитывалось 817 400 человек, 4435 орудий и минометов, 314 танков и самоходных артиллерийских установок, 230 «катюш» и 699 боевых самолетов[55].

Кроме того, фронту были подчинены в оперативном отношении Черноморский флот и Азовская военная флотилия.

В целом соотношение сил сторон было примерно такое: враг превосходил нас по личному составу в 1,3 раза, а мы его в орудиях и минометах — в 1,6 раза, в танках и САУ — в 3,1 раза, в самолетах (с учетом ВВС Черноморского флота) — в 2 раза и имели абсолютное превосходство в реактивной артиллерии. И все же для уничтожения и разрушения множества дотов и дзотов хотя бы даже на передовых позициях Голубой линии у нас явно не хватало артиллерийских средств.

После оценки сил и средств сторон нужно было подготовить оперативное решение, то есть определить пути и способы действий войск, ведущие к достижению цели операции, в частности, группировку врага, которую надлежит разбить в первую очередь, направление главного удара, задачи армиям, морским и воздушным силам.

Работая сам над выработкой оперативного решения, я одновременно поручил начальнику оперативного отдела генералу П. М. Котову-Легонъкову подготовить свои соображения на этот счет. Через пару дней он высказал мне свои основные мысли. В них было много ценного.

— Один готовили материал? — опросил я.

— Подготовка такой масштабной операции требует коллективного ума. Потрудились основательно генерал Трусов и полковники Покровский и Блох.

Начальника оперативного отдела послушали на совещании офицеров отделов и начальников штабов родов войск и служб, обсудили его предложения.

Суть решения становилась все более зримой. То, что я намеревался доложить командующему, сводилось к следующему.

Действия Северо-Кавказского фронта будут составной частью крупного стратегического наступления Красной Армии, развернувшегося на территории Украины. Войска соседнего Южного фронта начнут прорыв вражеской обороны на реках Миус и Молочная, что заставит противника сосредоточивать против них авиацию и резервы. Это не может не сказаться благоприятно на развитии наступления войсками нашего фронта, поскольку глубокие оперативные резервы 17-й армии в составе четырех-пяти пехотных дивизий, расположенных в Крыму, наверняка не могут быть введены в борьбу за Тамань.

На Таманском полуострове имеются три операционных направления: два приморских и центральное. Поскольку на центральном направлении, каким бы выгодным оно ни представлялось, прорвать сильно укрепленный оборонительный рубеж в проводившихся наступательных операциях нам не удалось, необходимо отказаться от него как главного, в особенности о выводом оттуда в резерв Ставки 37-й армии, входившей наряду с 56-й армией в ударную группу фронта на центральном участке. Очевидно и другое. Северное приморское направление, где простираются огромные приазовские плавни, большие лиманы и болотистые низменности, не позволяет применить на нем ни танки, ни ударные пехотные силы, чтобы развить наступление в необходимой темпе или совершить какой-либо обходный маневр. Поэтому и оно не может быть избрано в качестве направления главного удара. Остается южное направление — Новороссийск и далее на Тамань — вдоль Черноморского побережья. Местность и здесь тяжелая: вначале горно-лесистый район, а за ним тоже лиманы. Однако на новороссийском направлении есть возможность вместе с силами фронта сосредоточить максимум огневых и ударных сил Черноморского флота. Кроме того, здесь налицо выгодность оперативного положения двух групп 18-й армии (западной и восточной) по отношению к Новороссийску — они берут сам город и новороссийскую группировку противника как бы в клещи. Более того, западная группа с плацдарма Мысхако сразу же может выходить не только во фланг, но и в тыл Голубой линии. Все это позволяет надеяться на успех в овладении городом и прилегающими к нему высотами, после чего рушилась бы оборона врага на всем южном фасе Голубой линии, что может оказать серьезное, даже решающее влияние на исход всей операции. Кроме того, с освобождением Новороссийска флот получает базу и сможет более активно действовать в дальнейшем ходе борьбы как на Таманском полуострове, так и на просторах Черного моря.

Учитывая все это, следует считать целесообразным главный удар фронта нанести сосредоточением основных усилий фронта и флота на новороссийском направлении и, освободив Новороссийск, развить наступление на Верхне-Баканский и в глубь Таманского полуострова. Целесообразно также нанести второй сильный удар смежными флангами 56-й и 9-й армий в направлении Киевское, Джигинское, Гостагаевская, чтобы рассечь 17-ю армию и совместно с 18-й армией окружить и уничтожить наиболее сильные ее группировки — центральную и новороссийскую. Одновременное нанесение сильных ударов на двух направлениях дезориентирует противника в отношении направления главного удара фронта.

Вскоре я и генерал П. М. Котов-Легоньков пришли на доклад к командующему.

Выслушав меня, Иван Ефимович сказал:

— Что главный удар надо наносить через Новороссийск, совершенно ясно. Именно здесь мы можем сосредоточить максимум огня фронта и флота. Это направление выгодно еще и тем, что здесь мы можем рассчитывать на достижение оперативной внезапности. Поскольку сам город и подступы к нему укреплены очень сильно, то немецкое командование меньше всего может ожидать нашего удара именно здесь, прямо на город. А внезапность — важнейший фактор на войне. Что касается второго сильного удара смежными флангами 56-й и 9-й армий, то это было бы повторением наших неудачных попыток сломать вражескую оборону на одном центральном направлении. Нам надо добиться рассредоточения усилий врага на широком фронте, поэтому каждая армия должна наносить удар по противнику в своей полосе.

На том и порешили.

И. Е. Петров пригласил командующего Черноморским флотом вице-адмирала Л. А. Владимирского и ознакомил его с замыслом операции. Владимирский с ним был полностью согласен, и Иван Ефимович дал ему указание определить максимально возможные силы флота, которые могли бы участвовать в совместных с 18-й армией действиях.

Через день-два Владимирский докладывал Петрову, что от флота будут действовать дальнобойная артиллерия береговой обороны, несколько соединений морской пехоты, авиация, а с моря наступление на Новороссийск будет поддерживать мощный артиллерийский огонь крупных кораблей. Это вполне удовлетворяло командующего фронтом, и он приказал готовить силы флота к операции.

Потом И. Е. Петров выехал на КП командующего 18-й армией генерала К. Н. Леселидзе? которому тоже изложил наметки своего замысла.

Итак, план операции в общих чертах определился, Штаб фронта стал еще тщательнее изучать местность на всю глубину обороны врага.

Через несколько дней командующий вызвал меня вместе с генералами П. М. Котовым-Легоньковым и Н. М. Трусовым и сказал:

— Поскольку на главном направлении мы должны сосредоточить всю артиллерию фронтового подчинения и большую часть воздушной армии, то 9-я и 56-я армии будут вести наступление только своими силами и средствами и им тяжело будет прорывать оборону. Поэтому считаю целесообразным операцию осуществить в три этапа. На первом этапе силами 18-й армии и морских десантов при сосредоточении всей артиллерии фронтового подчинения, авиации флота и 4-й воздушной разгромить противника в районе Новороссийска, овладеть городом и выйти во фланг центральной группировки врага. Этим мы создадим условия для успешного наступления 56-й и 9-й армий. На втором этапе силами трех армий взломать оборону на всей Голубой линии и развивать наступление на запад для захвата рубежа рек Кубань, Старая Кубань. Третий этап — разгром резервов и выход к проливу.

Для меня такое решение было совершенно неожиданным, и я заметил, что неодновременный переход в наступление с 18-й двух других армий серьезно осложнит действия наших сил на главном направлении, поскольку противник может сосредоточить там всю авиацию, резервы и этим сорвать наш замысел.

— Мы не должны, Иван Андреевич, бросать людей в атаку, если не сможем подавить огневую систему врага, — суховато ответил командующий. — А чтобы отвлечь внимание и силы противника от Новороссийска, от 56-й и 9-й армий, одновременно с 18-й армией будут действовать сильные передовые отряды при поддержке всей армейской артиллерии…

Когда мы вышли от Петрова, Павел Михайлович Котов-Легоньков сказал:

— Я давно работаю с Иваном Ефимовичем и знаю, что у него всегда есть новые мысли и что он умеет постоять за свои убеждения. Будем планировать, как сказал командующий.

В эти дни на наш фронт прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко. Мне еще до войны пришлось некоторое время работать при нем, и я знал много об этом человеке. Ему было под пятьдесят, но вид у него был атлетический: ростом на целую голову возвышался над окружающими, стройный, по-юношески подтянутый, он выглядел настоящим спортсменам. А волевое лицо, твердость в голосе, неторопливость в движениях и постоянная уравновешенность говорили о его огромной внутренней силе.

Семен Константинович попросил доложить ему о замысле операции, и мы вместе с командующим направились к маршалу в домик, расположенный в лесочке, метрах в двухстах от нашего командного пункта. Домик этот инженеры хорошо оборудовали, подготовили бомбоубежище, а связисты организовали узел связи, обеспечивающий постоянную связь со Ставкой, Генеральным штабом, командующими армиями фронта и командующим Черноморским флотом.

Я развернул на столе карту, на которой были выразительно показаны вся фронтовая обстановка и план операции.

— Надеюсь, командующий и штаб основательно поработали над выработкой решения. Может быть, мне и рассматривать не надо? — улыбаясь, сказал Семен Константинович.

— Одно дело, когда принимает решение командующий фронтом, и совсем другое, когда по этому поводу скажет свое слово представитель Ставки, — ответил Петров.

— Ну раз так, давайте подумаем вместе.

Петров всегда умел кратко и ясно излагать мысли. И на этот раз он докладывал лаконично, четко, с безупречной логикой.

Маршал с большим вниманием слушал Петрова и пристально смотрел на карту и на конец карандаша, которым Иван Ефимович показывал различные линии и стрелы.

— Значит, первейшей задачей операции вы ставите разгром новороссийской группировки противника и овладение городом, — сказал Семен Константинович. — Причем удар по противнику здесь наносите с трех сторон, а затем всеми силами устремляетесь на запад, рассекаете 17-ю армию на части, громите их, после чего развиваете наступление к Керченскому проливу, не допуская эвакуации противника в Крым. Я правильно понимаю командующего фронтом? — повернулся Тимошенко ко мне.

— Да, — подтвердил я.

— Есть несколько вопросов, — пробасил Семен Константинович. — Как используется артиллерия крупных кораблей? Какими силами и как рассчитываете уничтожить укрытые бетоном огневые средства в районе Новороссийска? И как намерены использовать легкие боевые корабли флота, флотилии и морскую пехоту?

Командующий фронтом пояснил, что огонь крупных кораблей с моря будет использован для нанесения ударов по (вражеским артиллерийским позициям и резервам с целью обеспечения наступления западной группы плацдарма, поскольку там нет ни тяжелой, ни реактивной артиллерии. Для уничтожения огневых средств в дотах, расположенных в районе Новороссийска, будут использованы вся тяжелая артиллерия 18-й армии, фронта и береговая артиллерия флота, притом часть долговременных сооружений планируется разрушить методическим огнем еще задолго до начала операции. Что касается использования морских сил, и в частности морской пехоты, то этот вопрос еще полностью не выработан. Тут многое надо обсудить с моряками.

— Вижу, что решение вами выстрадано и вы уже привязаны к нему. Это хорошо, — сказал маршал. — Против такого замысла не возражаю. Я и сам вынашивал его. Директива Ставки на наступление к вам должна скоро поступить.

Два военачальника — С. К. Тимошенко и И. Е. Петров — вскоре крепко, по-дружески сблизятся. А пока скромнейший Иван Ефимович был сугубо официален в отношениях с Семеном Константиновичем. Ведь он молодой командующий фронтом, а перед ним Маршал Советского Союза, герой гражданской войны, бывший Нарком обороны.

Командующий фронтом на следующий же день поставил задачи командующим армиями на проведение наступательных операций и вице-адмиралу Л. А. Владимирскому — на действия Черноморского флота. А вскоре они были вызваны на КП фронта для оперативного ориентирования по операции и организации взаимодействия. На этом сборе был и руководящий состав управления фронта.

К столикам на опушке молодого лесочка, за которыми мы сидели, подошли маршал С. К. Тимошенко, И. Е. Петров и члены Военного совета фронта А. Я. Фоминых, В. А. Баюков и П. И. Селезнев. Получив у представителя Ставки разрешение начать работу, командующий сказал:

— Наши войска громят ударные гитлеровские силы в районе Курской дуги. Освобождены Орел и Белгород. В ближайшее время и войска нашего фронта включат в общее наступление. Уже ведется подготовка операции с целью освобождения Таманского полуострова. В армиях и на флоте тоже начата такая работа. На сборах мы намерены ознакомить вас с общей обстановкой на фронте, с замыслом фронтовой операции, довести до вас конкретные задачи а согласовать действия сил в их решении.

Ознакомив с ходом развернувшегося крупного стратегического наступления Красной Армии на юге Украины, Петров изложил свое решение на операцию, поставил конкретные задачи армиям и флоту и дал указания по организации взаимодействия между армиями. Основная суть взаимодействия состояла в том, чтобы на первом этапе войсками 18-й и 56-й армий окружить и уничтожить группировку врага в районе Неберджаевская, Верхне-Баканский, Новороссийск, а войсками 9-й армии и правофланговыми частями 56-й — в районе Варениковская. На втором предполагалось совместными усилиями трех армий разгромить всю центральную группировку 17-й армии, не допустив ее переправы через реки Кубань и Старая Кубань.

В оценке противника в полосе фронта и по направлениям ни у кого других мнений не было. А насчет трех этапов фронтовой операции потребовались разъяснения. Генерал К. Н. Леселидзе считал необходимым, чтобы одновременно с его армией переходили в наступление и две другие. Петров еще раз пояснил, что одновременно с 18-й от 56-й и 9-й армий в наступление перейдут только сильные передовые отряды при поддержке всей армейской артиллерии.

После этого командующий фронтом с разрешения маршала отпустил командование 9-й и 56-й армий, а оставшимся Иван Ефимович сказал:

— Товарищ маршал и Военный совет фронта считают необходимым полнее и глубже рассмотреть организацию наступления на главном, новороссийском направлении. Ведь вместе с 18-й армией действуют морской десант, легкие морские корабли, большие силы артиллерии и крупные силы авиации фронта и флота. И успех борьбы за Новороссийск будет зависеть от эффективности использования этих сил и уничтожении артиллерии и огневых точек, расположенных в долговременных сооружениях. Надо самым тщательным образом подготовить конкретные цели для артиллерии всех калибров, объекты для ударов гвардейскими минометными частями и авиацией на период артиллерийско-авиационной подготовки наступления. Кроме того, специальной группой тяжелой артиллерии еще до начала операции методическим огнем следует провести разрушение и уничтожение дотов и дзотов на передовых позициях Голубой линии. Этим мы облегчим выполнение огневых задач в период артиллерийской подготовки.

Затем выступил Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко.

— Двухлетний опыт войны, — сказал он, — показал, что немцы за каждый населенный пункт, за каждую позицию, за каждую высотку дерутся до последней возможности. Тем более они будут упорно драться за удержание Новороссийска, гор и укрепленных позиций Голубой линии. Поэтому оборону врага в этом районе надо подвергнуть самому мощному огневому воздействию артиллерии, авиации и кораблей с моря. На удержание города немцы будут бросать резервы. Фронт должен постоянно следить за их подходом и иметь наготове авиацию для нанесения ударов по ним. Поскольку вместе с фронтом действуют Черноморский флот и Азовская флотилия, следует продумать вопрос использования морских сил, в частности морской пехоты, для высадки на побережье морских десантов не только в начале операции, но и в ходе ее. Они окажут серьезную помощь войскам, наступающим на приморских направлениях.

Да, С. К. Тимошенко четко видел трудности нашего наступления и правильно нацеливал нас на иах преодоление.

Выше говорилось, что для огневого наступления западной группы с плацдарма привлекалась мощная артиллерия крупных кораблей. Но неожиданно командующий флотом Л. А. Владимирский доложил И. Е. Петрову, что им получены указания наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова о том, что ввиду сильного минирования противником прибрежных вод Черного моря южнее Таманского полуострова и наличия у него все еще сильной авиации, Ставка не считает возможным рисковать крупными кораблями в данной операции. А ведь именно мощный фланговый удар артиллерии кораблей с моря должен был подавить огневые средства противника в районе Глебовка, Васильевка, Борисовка, нанести поражение резервам и поддерживать наступление западной группы с плацдарма. И вдруг такое. Это нас серьезно озадачило.

И. Е. Петров приказал вызвать с плацдарма командующего артиллерией полковника И. М. Рупасова, чтобы вместе с ним рассмотреть вопрос огневого обеспечения наступления западной группы. Рупасов был хорошо известен Петрову, а тем более мне, по Севастополю. Во время 250-дневной героической обороны города он был начальником артиллерии 172-й дивизии, которой я командовал.

И как же я был рад увидеть Ивана Михайловича! И он тоже не скрывал радости по поводу встречи со своими боевыми друзьями. Этот скромнейший, но по-настоящему героический человек после севастопольской страды перенес и все трудности боев на плацдарме Мысхако.

После рассмотрения огневых возможностей на плацдарме было решено для более надежного обеспечения наступления западной группы выделить крупные силы авиации — штурмовиков и бомбардировщиков — и нацелить туда огонь дальнобойной артиллерии фронтового подчинения и береговой обороны флота.

В эти августовские дни к нам во фронт прибыл еще один представитель Ставки — нарком Военно-Морского Флота адмирал Николай Герасимович Кузнецов. Он ознакомил нас с положением дел на основных участках советско-германского фронта, сделав особый упор на Северном и Балтийском флотах. Для нас, поглощенных событиями на юге страны, его информация была очень интересной, она раскрывала глаза на многие государственные вопросы. По твердости фраз, в которых не было никаких лишних слов, убедительности высказываний чувствовалось, что нарком выражает не только свое мнение, а также Ставки и Генштаба. В его манерах можно было заметить и естественную простоту, и изящность. Зашел разговор о месте высадки десанта. Кузнецов сразу же высказался за то, чтобы десант высадить прямо в Новороссийск, то есть полностью поддержал командующих фронтом и Черноморским флотом.

Иван Ефимович по опыту героической обороны Одессы и Севастополя хорошо знал о роли мощного огня дальнобойных корабельных орудий в поддержке сухопутных войск, действующих в прибрежной зоне. Поэтому теперь не преминул напомнить об этом наркому, видимо рассчитывая на его поддержку.

— Решение Ставки не применять крупные корабли в данной операции, — сказал Николай Герасимович, — не просто стремление сохранить корабли, ведь они и создаются для боя. И когда надо было любой ценой удерживать Севастополь, то туда направлялись самые крупные из них. Это вполне оправдывалось тяжелой фронтовой обстановкой тех дней на юге страны. В данной операции ваш фронт решает не менее важную задачу. Но теперь совсем иная оперативно-стратегическая обстановка, другие у вас и возможности. Вы под Новороссийском сосредоточиваете огромную массу артиллерии, гвардейские минометы, большие силы авиации. В этих условиях не вызывается необходимость использовать корабли. К тому же противник усыпал прибрежные воды минами, имеет сильные торпедные катера и бомбардировочную авиацию… — И Кузнецов сменил тему разговора: — Вы, Иван Ефимович, уже два года воюете бок о бок с моряками. За вами Одесса, Севастополь. И если в то время вы подчинялись командующему Черноморским флотом, то теперь он подчинен вам. Моряки давно наслышаны о вас и прониклись к вам большим уважением. А моряки-офицеры, я слышал, кроме этого выражают удовлетворение тем, что командующий фронтом знает флот, считается с их мнением при выполнении боевых задач, решаемых морскими силами, и возлагает на моряков большие надежды.

Петров, не любивший похвал в свой адрес, сдержанно улыбнулся:

— Что касается знания флота, то я едва научился различать катер от эсминца и мотобота. Но зато многое узнал о мужестве, об истинном коллективизме и отваге личного состава кораблей и морской пехоты. Их решительные и героические боевые дела виделись всюду, и я очень верю в новые подвиги моряков в предстоящих боях.

— Ваша оценка боевых дел моряков нас радует, — сказал Кузнецов. — Они дерутся действительно неплохо. Корабль и море по-особому сколачивают людей в одно нераздельное целое, в одну боевую семью и готовят на свершение героических дел.

Совинформбюро каждый день приносило все более волнующие вести о развернувшемся сражении за освобождение Донбасса. Создались благоприятные условия для перехода в наступление и войск Северо-Кавказского фронта.

22 августа мы получили директиву Ставки Верховного Главнокомандования. В ней говорилось: Северо-Кавказскому фронту «совместно с Черноморским флотом и Азовской военной флотилией одновременными ударами с суши и моря прорвать оборону врага, разгромить его группировку на Таманском полуострове…»[56].

Прочитав раза два-три эту короткую директиву, Иван Ефимович сказал:

— Принятое нами решение полностью соответствует указаниям директивы. Хотя в ней прямо не указывается о нанесении главного удара на Новороссийск, но за это говорит фраза «одновременными ударами с суши и моря». Это ведь возможно сделать только на новороссийском направлении. — Иван Ефимович заметно ободрился, и через стекла пенсне можно было увидеть, как в глазах его засверкали искорки радости, Затем, всмотревшись в карту, он добавил: — Никаких изменений в решении не будет. Но время подпирает. Хорошо, что у нас вроде все вопросы уже подработаны. Возьмитесь, Иван Андреевич, за окончательную доработку директивы и плана операции. Самым тщательным образом, поминутно, должны быть отработаны вопросы взаимодействия между артиллерийскими огнями, ударами авиации и морским десантом. Ведь начинаем в темную южную ночь.

Уже 23 августа отработали директиву командующего фронтом. В ней говорилось, что главный удар фронта наносится на южном приморском направлении Новороссийск, Тамань с целью уничтожения противника в районе Новороссийска и прорыва здесь его обороны; в последующем предписывалось расчленить всю вражескую группировку на Таманском полуострове и развитием наступления на запад разгромить 17-ю армию, не допустив эвакуации ее в Крым.

9-й армия было приказано наступать в направлении Курчанская, Темрюк, а частью сил через Кеслерово на Варениковскую, Джигинское выйти на переправы реки Кубань, отрезая пути отхода противнику и уничтожая его.

56-я армия должна была нанести удар в направлении Гладковская, Гостагаевская, прорвать оборону на участке Киевское, Молдаванское и, рассекая Таманскую группировку врага, выйти на переправы реки Старая Кубань, лишая противника путей отхода на запад, а на левом фланге силами дивизии с танками наступать в направлении Нижне-Баканский и во взаимодействии с частями 18-й армии окружить и уничтожить группировку противника совернее Новороссийска.

18-й армии предписывалось ударами с востока и юга совместно с морским десантом, высаживаемым на берег Цемесской бухты в районе Новороссийска, нанести поражение новороссийской группировке противника и овладеть городом, а в последующем, воссоединив разобщенные Цемесской бухтой части, развить наступление в направлении Верхне-Баканский, Натухаевская, во взаимодействии с 56-й армией уничтожить группировку севернее Новороссийска и продолжать наступление в направлении Анапы. Армия из средств фронтового подчинения выделялось восемь артиллерийских полков и одна бригада тяжелой артиллерии, один минометный полк, шесть полков и одна тяжелая бригада реактивной артиллерии, один танковый полк. Кроме того, командарму 18-й подчинялась дальнобойная артиллерия береговой обороны Черноморского флота.

Для обеспечения с воздуха и наступления 18-й армии и высадки морского десанта в распоряжение командарма выделялось от 4-й воздушной армии 60 самолетов и от ВВС Черноморского флота — 88.

Остальные силы 4-й воздушной армии и ВВС Черноморского флота командующий фронтом держал в своих руках, намереваясь использовать их по особому плану для завоевания господства в воздухе, нанесения ударов по вражеским аэродромам и по важнейшим целям на главном направлении.

Командующий Черноморским флотом получил приказ высадить десант в количестве 6000 человек на западном берегу Цемесской бухты и совместно с войсками 18-й армии освободить Новороссийск. Одновременно на морских коммуникациях уничтожать плавсредства, не допуская вывоза живой силы и техники с Таманского полуострова в Крым.

Для переправы десантных отрядов решением командующего флотом выделялось 150 единиц — катеров, мотоботов, мотобаркасов и других вспомогательных судов. Основные пункты посадки десанта на корабли и суда — район Кабардинки и Геленджикская бухта.

Общее руководство Новороссийской операцией осуществляли командующий фронтом и штаб фронта. Ответственным за проведение десантной операции назначался командующий Черноморским флотом вице-адмирал Л. А. Владимирский. А командование всеми сухопутными войсками, в том числе и десантными отрядами с момента их высадки на берег, и руководство действиями войск по овладению Новороссийском возлагалось на командующего 18-й армией К. Н. Леселидзе. Командиром высадки десанта назначался контр-адмирал Г. Н. Холостяков.

Встал вопрос о продолжительности артиллерийской подготовки. Операторы штаба и часть артиллеристов считали, что для более надежного подавления огневых средств противника и создания благоприятных условий для наступления войск на суше и для высадки десанта на берег она должна быть длительной (час-полтора). Мнение обоснованное, ничего не скажешь. Но была и другая точка зрения, в частности, генералов А. К. Сивкова и М. Н. Журавлева, суть которой заключалась в том, что в условиях надежного укрытия огневых средств противника даже и при такой продолжительной подготовке невозможно подавить и уничтожить многие из них. Но за это время враг разгадает наши карты, наш ход, и тогда десант может попасть под убийственный огонь еще в море и при подходе к берегу. В этом случае мы потеряем людей, суда и десантная операция может быть сорвана. А это резко сказалось бы на общем ходе всей фронтовой операции.

Командующий фронтом прислушался к мнению этих крупных специалистов-артиллеристов и решил ограничиться проведением артиллерийской подготовки в течение 15 минут. Предварительную же артподготовку с целью разрушения дотов на передовых позициях Голубой линии было решено начать за 10–12 дней до наступления.

Все планы тщательно просматривались и корректировались лично командующим И. Е. Петровым и представителем Ставки Маршалом Советского Союза С. К. Тимошенко. Не раз я замечал, что Семен Константинович главную суть любого оперативного документа схватывал мгновенно, пояснять ему почти ничего не требовалось.

Настало время представления плана операции в Ставку Верховного Главнокомандования. Мы с начальником оперативного отдела П. М. Котовым-Легоньковым, начальником разведотдела Н. М. Трусовым и командующим артиллерией А. К. Сивковым пришли к Петрову с нужными материалами. Павел Михайлович развернул оперативную карту, на которой синим цветом были показаны оперативное построение сил противника, номера соединений и полков, рубеж Голубой линии, а красным цветом — задачи армий, оперативное построение их войск до полка включительно и стрелы, показывающие направления наших ударов на всю глубину обороны противника. А в таблице на правом верхнем углу карты дано соотношение сил сторон — общее и по направлениям. Иван Ефимович сосредоточенно всматривался в карту.

— По директиве Ставки, — рассуждал он вслух, — фронт и флот должны одновременным ударом с суши и с моря прорвать оборону врага, разгромить его таманскую группировку и не допустить ее эвакуации в Крым. На Новороссийск мы наносим довольно сильный удар, и подготовлен он неплохо. Что же касается общего замысла на всю Новороссийско-Таманскую операцию, то он бледноват, слишком прост. Нет в нем смелых фланговых, обходных ударов на окружение всей таманской группировки врага. Но, с другой стороны, сделать это не позволяет нам очень тяжелая местность. Придется смириться с этим. Темп наступления — 5 километров в день — запланирован правильно. От войск надо требовать то, что они могут выполнить при полном напряжении сил. Ну что ж, кажется, все продумано, все рассчитано. Надо только умело доложить Верховному.

Вечером 24 августа Иван Ефимович пошел на доклад к маршалу С. К. Тимошенко, который всю подготовку операции держал под своим контролем. А ранним утром следующего дня командующий и начальник оперативного отдела генерал-майор П. М. Котов-Легоньков вылетели в Москву.

Как только И. Е. Петров и Павел Михайлович возвратились, незамедлительно были собраны руководящие работники штаба и командующие родов войск и служб. Все задавались вопросом: что с планом? Иван Ефимович появился перед нами в заметно приподнятом настроении, что сказалось и на нас. Он сказал коротко:

— Товарищ Сталин утвердил план без изменений. Надо завершить планирование в армиях и продолжать готовить войска к наступлению. А командующему артиллерией фронта генералу Сивкову следует срочно приступить к ведению методического огня специальной группой тяжелой артиллерии с целью предварительного разрушения долговременных оборонительных сооружений на передовых позициях Голубой линии и уничтожения огневых средств в них.

Генерал-майор П. М. Котов-Легоньков потом рассказывал, что вначале план рассматривали в оперативном управлении Генштаба, а флотскую часть — в главном морском штабе. Затем с планом ознакомился и одобрил его первый заместитель начальника Генерального штаба генерал А. И. Антонов. Поздним вечером 26 августа Петров и Антонов направились к Верховному Главнокомандующему.

Сам Иван Ефимович в узком кругу потом рассказывал:

— Со Сталиным я встречался впервые. Выслушав мой доклад, он спросил у Антонова о мнении Генштаба. Алексей Иннокентьевич высказался в поддержку плана. Тогда Сталин сказал мне: «Ваш двухлетний опыт совместных с флотом действий дает основание надеяться, что в этой операции вы сумеете правильно использовать и морские силы. Ваша задача утопить немецкую армию в плавнях, в лиманах и в проливе. Кстати, в Ставке, слышал, вас считают специалистом обороны. Но этот период войны для нас закончился. Вам предстоит проявить себя в руководстве наступательными операциями».

Поскольку план операции Верховным был утвержден без изменений, думаю, что и весь доклад Ивана Ефимовича был, видимо, оценен им достойно, так как через день, 28 августа, ему было присвоено воинское звание генерал-полковник.

Получив «добро» на проведение операции, командующий, штаб фронта и штабы родов войск взялись за окончательную конкретизацию общего и других планов наступления. Увязывались и утрясались все его детали. Снова подсчитывалось и выверялось соотношение сил на главном и других направлениях, продумывался возможный ход развития сражения в глубине обороны, подрабатывались и многие другие вопросы. Хотя обстановка на командном пункте была спокойная, но офицеры и генералы штаба работали днем и ночью — как в горячем цехе — напряженно и по понятным причинам взволнованно. И это шло от самого командующего — его творческая мобилизованность, кипучая энергия, изобилие деловых мыслей пронизывали и нас.

Особо хотелось бы сказать о работе в эти дни членов Военного совета фронта. Генералы А. Я. Фоминых и В. А. Баюков постоянно принимали участие в выработке оперативных решений и много работали по формированию я комплектованию соединений и частей, а П. И. Селезнев — по организации боевых действий партизан. Кроме того, они вместе с начальником политуправления фронта генералом С. С. Емельяновым осуществляли непосредственное руководство партийно-политической работой в войсках, нацеливая их на наступательные действия. В указаниях политорганам армий и соединений подчеркивалась необходимость еще выше поднять боевой наступательный порыв всего личного состава, мобилизовать его на смелые и решительные действия по выполнению поставленных задач.

А Владимиру Антоновичу Баюкову особенно много приходилось работать и по материально-техническому обеспечению операции. Хорошо знаю, как он не раз брал трубку ВЧ и говорил непосредственно с начальником Тыла Красной Армии Хрулевым, с которым до этого работал вместе бок о бок.

Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко обычно целые дни бывал в частях 18-й армии и у моряков флота. В свой домик приезжал только перед вечером. И тогда Иван Ефимович, а иногда и я докладывали ему о положении дел на фронте, мероприятиях, проводимых нами, и распоряжениях, полученных из Москвы. А однажды он вызвал к себе начальника тыла фронта генерал-лейтенанта Николая Александровича Найденова и меня. Его интересовал вопрос материально-технического обеспечения предстоящей операции и, в частности, что фронт уже получил за последние дни, Найденов, доложив о состоянии дела, пожаловался, что многого еще недостает. Маршал сказал коротко:

— Помогу, оставьте список.

Считая, что вопросы решены, мы попросили разрешения идти. Но Семен Константинович задержал нас. Завязалась беседа. Маршал делился воспоминаниями о первых днях войны, о битве под Смоленском.

Я обратил внимание на то, что в разговоре Семен Константинович больше обращается к Найденову, притом как-то душевно, доверительно, и, когда мы вышли из домика, я спросил Николая Александровича, почему маршал говорил с ним, как говорится, на короткой ноге.

— Семен Константинович хорошо знает меня, — сказал Найденов. — Я с ним познакомился сразу же после гражданской войны, а в начале тридцатых годов он и Семен Михайлович Буденный учились в академии имени Фрунзе. Я был помощником начальника этой академии по материальному снабжению и одновременно вел занятия по тыловым темам. И на занятиях, и вне их приходилось много раз встречаться с ними и другими командирами-буденновцами, и мы не только хорошо знаем друг друга, но и сдружились.

Вскоре маховик службы тыла завертелся на полную мощь. К фронту потянулись эшелоны с грузовыми машинами, горючим разных сортов, боеприпасами всех калибров, обмундированием, обувью и другим имуществом. Чувствовалось, что Семен Константинович имеет большую силу в Наркомате обороны.

Противник, находясь на чужой земле, всегда мог ожидать ударов наших войск, и особенно теперь, когда инициатива на всех фронтах полностью перешла в руки советского командования. А на нашем фронте с 28 августа началось активное методическое подавление огневых средств противника артиллерией крупного калибра — 152 и 203 мм. Все это, конечно, настораживало противника. И все же опыт войны говорит, что и в таких условиях удар наступающей стороны даже для опытного и настороженного врага может оказаться неожиданным, внезапным. И чтобы добиться этого важного для нас преимущества, необходимо сохранить в строжайшей тайне проведение всех подготовленных мероприятий операции. О плане операции знал до предела ограниченный круг людей. Все вопросы решались только при личном общении с теми начальниками, которые могли их решить. Принимался и ряд других мер маскировки. Так, все перегруппировки войск проводились только в ночное время и с таким расчетом, чтобы к утру все было замаскировано.

Когда к нам дошли разведданные о том, что в районе порта и города немцы по ночам стали интенсивно вести строительство новых оборонительных сооружений, это озадачило нас. Можно было предполагать, что противник что-то знает о готовящемся нашем наступлении именно на город. Вот тогда возникла мысль дезинформировать его. Для этого штаб фронта издал специальную (ложную) директиву, в которой указывалось, что целью наших наступательных действий является расширение плацдарма на Мысхако, в районе Южной Озерейки. Думается, что этим мероприятием штаба фронта противник действительно был введен в заблуждение. В журнале боевых действий группы армий «А» 24 августа 1943 года указывалось, что следует ожидать десантную операцию в бухте Озерейка одновременно с наступлением с суши.

Директивы, планы — это бумага, в которую вложен ум многих военных специалистов. Но каждому понятно, что успех операции обеспечивают люди, составляющие полки, батальоны, роты, взводы. Чтобы достичь победы с меньшей кровью, одной ненависти к врагу, которой горел каждый воин, все же мало. Нужны знания, умение, воинское мастерство.

Все тщательно готовились к прорыву Голубой линии. Стрелки учились штурмовать опорные пункты, блокировать доты и дзоты, подбивать танки гранатами, поджигать их бутылками с горючей смесью, вести ближний бой, преодолевать минные поля и проволочные заграждения, взаимодействовать с артиллеристами и минометчиками, осваивали особенности действий в населенных пунктах и в горной местности. Бить врага как можно лучше учились артиллеристы и минометчики, танкисты и саперы. А десантники тренировались на земле и на воде. Они вели «бой» за высадку на берег, за захват первых метров суши, за завоевание и удержание плацдарма. Очень хорошей школой для всех являлось осмысленное применение опыта предыдущих боев. Бывалые солдаты, командиры, политработники рассказывали и показывали молодым воинам, как им удавалось подбить танк, обойти противника, сделать внезапный налет, отразить контратаку, и многое другое. Но с особым, захватывающим интересом все слушали разведчиков.

Командующий фронтом И. Е. Петров часто выезжал в войска проверять ход боевой учебы. Приходилось вместе с ним бывать в частях и мне. Встречаясь с командирами, он заслушивал их решения, интересовался организацией взаимодействия между родами войск и соседями. Командующий избегал резкой критики решений и предложений, считая, что в каждом из них что-то важное, в силу чего командир действует именно так, а не иначе, есть и смелость, и риск. А если поправлял, советовал, то делал это тактично, мягко, доброжелательно. Часто говорил: начался бой — не ждите указаний сверху, вы, мол, ближе всех к врагу, и вам он виднее, поэтому принимайте решения сами, а непредвиденные трудности и разные неожиданности будут в любом бою.

Находил Иван Ефимович особые слова и для десантников. Он наставлял матросов:

— Имейте в виду, что ваше появление с моря, да еще ночью, всегда будет полной неожиданностью для врага. А когда противник в растерянности, надо не дать ему опомниться, добить его. Тут быстрота и смелость в действиях — главное для победы. Знайте и то, что с выходом на берег в условиях ночи каждое маленькое подразделение, даже группа десантников, может оказаться самостоятельным боевым организмом, решающим большую задачу. Там каждая горстка бойцов — это рота, а взвод — целый батальон. А может случиться и так, что десантник сам себе будет генералом.

Добрые мысли, советы и поучения Ивана Ефимовича передавались воинами из уст в уста. Красота души этого человека была известна всем, и каждый чувствовал его душевное расположение к людям, глубокую заинтересованность в их судьбе. За храбрость, за заботу о людях, за простоту и человечность солдаты и все мы любили генерала, как родного человека.

Часто на полевых учениях командиров и войск бывал и маршал С. К. Тимошенко. Однажды за завтраком в столовой Военного совета завязалась беседа о полевой выучке войск и командиров. Семен Константинович делал сильный упор на необходимость всем начальникам чаще бывать в войсках, и не только, чтобы учить их, но и учиться у них.

И прямо скажем, Семен Константинович сам умел терпеливо выслушивать людей, прислушиваться к их мнениям и внимательно вникать в решения командиров. Те хорошо знали, что маршал, как и генерал Петров, прибывает в войска не для накачки, не распекать, а чтобы глубже понять положение дела, самих людей и оказать им помощь.

Как-то Иван Ефимович сказал:

— Мы с вами, Иван Андреевич, сугубо сухопутчики, а воюем непосредственно у морей и на морях. К тому же нам подчинены крупные морские силы. По должностному положению нам необходимо хорошо знать боевые возможности различных боевых кораблей и судов. Я каждый раз при выезде к морякам стараюсь разобраться в них и все же путаю…

Давно эту потребность чувствовал и я, поэтому вскоре выехал в Геленджик, где находились различные плавсредства и располагался КП командующего Черноморским флотом, чтобы увидеть, лучше оценить различные плавсредства, их вооружение и полнее понять их боевое применение в операции. Поздоровавшись со Львом Анатольевичем Владимирским и объяснив ему цель моего приезда, я направился в бухту, где можно было увидеть многое, что есть на флоте.

Когда немного разобрался в катерах, мотоботах и других десантных судах, ко мне подошел офицер-моряк и передал приглашение командующего флотом на обед. За столом вместе с ним был и член Военного совета Черноморского флота контр-адмирал Н. М. Кулаков. Николай Михайлович был моим начальником в период 250-дневной героической обороны Севастополя (уже тогда он был членом Военного совета флота) и боевым соратником, поэтому обращался со мной запросто.

— Ну как, видел коробки, на которых пойдет десант? — спросил меня Николай Михайлович.

— Видел торпедные и сторожевые катера, знаю, что торпедный более быстроходный, более маневренный и имеет более сильное вооружение, чем сторожевой. Видел и различные десантно-переправочные средства — баржи, мотоботы, шхуны. Моряки говорят, что все эти плавсредства очень чувствительны даже к небольшой штормовой погоде.

— Да, это так. Но что делать — все имеющееся на флоте и у рыбаков тащим сюда. А видел вооружение боевых катеров, например торпеды?

— Вот торпед-то увидеть не успел, — сказал я.

— Значит, ты не видел главного, чем мы будем бить врага на море и на берегу. Непременно посмотри.

Затем зашла речь о готовности личного состава моряков к предстоящей десантной операции.

Кулаков сказал:

— Сейчас должны собраться на инструктаж к Бакаеву все политработники частей, включенных в десант. Зайди, послушай, какой настрой у моряков.

Фамилия Бакаев меня заинтересовала, и я спросил, кто он и как его зовут.

— Начальник политотдела Новороссийской военно-морской базы капитан 1 ранга Михаил Иванович Бакаев.

— Это же мой земляк, самый близкий товарищ юности!

— Ну так вот и послушай своего товарища. Человек с головой.

Я загорелся желанием через 25 лет встретиться с другом моей молодости. В 1918 году, когда в нашей Уфимской губернии еще не установилась Советская власть, он работал наборщиком в типографии уездного города Белебея. В ней тайно печатались революционные большевистские листовки, газеты. Все это проходило через руки Михаила, и в свои 16 лет он, по тому времени, казался мне взрослым политическим деятелем.

И вот на глазах полусотни моряков произошла наша встреча. Бакаев хотел представиться мне, но я стиснул его в объятиях. Времени для разговора не было, и земляк мой начал беседу. Говорил он о боевых делах десантников, в том числе и коммунистов, на море и на берегу со знанием дела. Потом вынул из кармана листок и зачитал из него пару абзацев. Вот строки одного из них:

— Эти слова вы должны донести до глубины сердца каждого матроса и командира, — сказал Михаил Иванович.

Меня и самого эти слова тронули за самую душу своей правдивостью и меткостью. Видел я это же на лицах слушателей. Когда мы вышли из помещения, я спросил Михаила Ивановича, сам ли он писал листовку?

— Нет, это обращение Военного совета флота. Оно было подготовлено раньше, но написано и правда душевно. Так вот, поступали к нам распоряжения за подписью начальника штаба фронта генерала Ласкина, — сказал Бакаев, — и я дознался, как его зовут, этого Ласкина. Земляк, оказывается, сосед! Собирался я махнуть к вам на КП, да не успел. А встреча-то произошла у самого Черного моря. Как только ты появился у двери, я сразу узнал тебя. Рад, очень рад…

Когда мы беседовали с М. И. Бакаевым, ко мне подошел командир 255-й бригады морской пехоты полковник Алексей Степанович Потапов — мой боевой друг по Севастополю. Во время героической обороны этого города он командовал 79-й бригадой, а я — 172-й стрелковой дивизией, и мы были соседями. Именно по нашим соединениям Манштейн наносил свой главный удар в июне 1942 года. Там мы встречались только накоротке и всегда в огненном аду.

— Мне Николай Михайлович Кулаков сказал, что вы здесь, у нас, и я бросился вас искать, — сказал Потапов.

У нас пошел разговор о предстоящих боевых делах, о готовности бригады к схваткам. Именно его бригаде, идущей в десант прямо лоб в лоб с врагом в Новороссийск, предстояло решать самую трудную задачу.

— Начальник политотдела бригады скоро выступит с докладом на сборах командиров, политработников и секретарей парторганизаций. Он только что сам был на инструктаже у Михаила Ивановича. Приглашаю вас к нам. Ведь в бригаде не один я севастополец, вас многие знают, — сказал Потапов.

— Хорошо, вот только на торпеды взгляну, — согласился я.

После осмотра торпедного вооружения на катерах я снова встретился с А. С. Потаповым, и мы вместе направились к группе офицеров-моряков, собравшихся на открытой лужайке. Здесь людей было раза в два больше, чем на инструктаже у Бакаева. Выступал, как и сказал Потапов, начальник политотдела М. К. Видов, уже немолодой подполковник, сильно загорелый, с тонким лицом, живой и подвижный. Разговор был нацелен на моральную подготовку людей к штурму города, и он приводил примеры героических подвигов, совершенных раньше матросами и командирами. Говорил он очень вдохновенно.

Не дождавшись конца беседы, мы отошли в сторону.

— Ну как, товарищ генерал? — спросил меня Потапов.

— Видов хорошо ведет беседу, это видно по тому, с каким интересом слушают его люди, — сказал я.

Да, комиссары Великой Отечественной войны, как и в гражданскую, умели вселять в сознание людей любовь к Родине, веру в победу и величайшую ненависть к врагу. Но их сила была еще и в том, что они сами являлись подлинными, бесстрашными и, я бы даже сказал, легендарными героями в боях. Ведь, как правило, они выходили на участок, где сложнее обстановка, где идет самый жаркий бой, чтобы личным примером влиять на воинов.

Через несколько дней, когда бригада Потапова пойдет в десант и окажется в адской обстановке на только что занятом берегу противника, когда требовалось во что бы то ни стало отстоять, удержать завоеванный участок берега, отразить бешеные атаки врага, М. К. Видов вместе с десантниками будет героически сражаться, показывая подлинное бесстрашие, а в критической ситуации пожертвует своей жизнью ради победы над врагом.

Штаб фронта постоянно ставил перед авиаразведкой задачу следить за передвижением противника на Таманском полуострове и его плавсредств на морях и в проливе. В конце августа летчики стали обнаруживать более активное передвижение автотранспорта по дорогам Таманского полуострова, больше от фронта на запад. Мы усилили авиаразведку. 31 августа летчики докладывали, что с фронта в тыл перебрасывается тяжелая артиллерия и что в проливе наблюдается большое скопление морских судов, строятся новые причалы. В штабе пришли к выводу, что в связи с успешным наступлением Красной Армии на юге Украины противник вынужден отказаться от дальнейшего удержания Таманского полуострова и ведет подготовку к планомерной эвакуации войск и техники в Крым. Однако отвода частей с передовых позиций не было обнаружено.

И. Е. Петров сказал:

— Действительно, развивающееся наступление наших войск на юге Украины может охватить Крым, и тогда 17-й армии с Тамани не уйти. А она до зарезу нужна Гитлеру, чтобы посадить на оборону Крыма. Надо усилить все виды разведок, чтобы не упустить момента отрыва противника от наших войск.

В этот же день начальнику Генерального штаба А. М. Василевскому было направлено следующее донесение:

2 сентября штаб фронта направил армиям распоряжение усилить наблюдение и разведку на всех участках и помимо проводимых мероприятий по разведке высылать на разных направлениях сильные боевые группы с задачей скрытыми, смелыми и дерзкими действиями проникать в неглубокий тыл, чтобы вскрыть изменения в положении войск противника и своевременно установить его отход[58]. А в указаниях командующим армиями от 4 сентября И. Е. Петров требовал при обнаружении первых же признаков отхода противника незамедлительно переходить в решительное наступление[59].

Вечером 3 сентября на совещании ответственных работников штаба и начальников родов войск и служб командующий фронтом определил срок готовности к наступлению — 7 сентября.

Вечером 6 сентября я доложил И. Е. Петрову, что на основе донесений командующих армиями и проверок штаба войска и основные средства в армиях и на флоте полностью готовы к выполнению задач. Изменений в группировке сил противника перед фронтом не отмечено.

На следующий день командующий фронтом решил начать операцию в ночь на 9 сентября.

И вот утро 8 сентября — день посадки десанта на суда и выхода его в море. Но вдруг подул довольно сильный норд-ост. Из низких серых облаков заморосил мелкий дождь. Такая погода нас обеспокоила. Командующий фронтом решил выехать в Геленджик, чтобы вместе с вице-адмиралом Л. А. Владимирским и другими флотскими офицерами определить возможность десантирования частей при такой ветреной погоде. А море уже просто забушевало. Петров с пристрастием допрашивал моряков, как они оценивают погоду на море. Ответы были разные. Командир бригады катерников капитан 2 ранга В. Т. Проценко предложил испытать погоду на практике, выпустив в море катера. Петров разрешил. Но как только катера вышли из бухты, их тут же стало захлестывать волнами. А ветер все усиливался. Теперь уже все моряки сходились на том, что при такой погоде выпускать суда в море опасно. Но сейчас не глубокая осень, и норд-ост будет непродолжительным. Учтя этот прогноз, командующий фронтом начало операции перенес на сутки.

Действительно, к следующему утру погода улучшилась.

И. Е. Петров был, как всегда, бодр и энергичен. Переговорив со своими помощниками насчет готовности всех сил к действию, он выехал в войска. И на этот раз решил побывать в бригаде морской пехоты А. С. Потапова и в бригаде морских катеров В. Т. Проценко, поскольку они выполняют очень ответственные задачи в операции.

Осматривая снаряжение моряков, командующий заметил, что вещмешки у них забиты до отказа и на вид очень тяжелые.

— На сколько дней выдан сухой паек? — спросил Иван Ефимович у командира высадки десантов контр-адмирала Г. Н. Холостякова.

Георгий Никитович доложил:

— Десантники отказываются брать с собой трехдневный паек и сверх всякой нормы загружают свои вещмешки и даже карманы патронами, а на пояс вешают по нескольку гранат. Довод один: без галет, сала и консервов воевать можно, а без боеприпасов в бой не пойдешь. Что касается боевой задачи, в бригадах нет моряка, который бы мог сомневаться в ее выполнении. А командиры отрядов, кораблей и судов знают: огонь ли, шторм ли, но пока штурвал в руках — иди к цели и помни, что везешь десантников.

В полдень 9 сентября начальник разведки фронта Н. М. Трусов принес агентурные данные о том, что командование 17-й немецкой армии имеет приказ оставить Таманский полуостров. Эти сведения, хотя и были запоздалыми, подтверждали наши соображения и выводы о намерениях противника. Когда я и Трусов доложили об этом Петрову, он сказал:

— Намерения немецкого командования нам были совершенно ясны. Ему теперь не до удержания Таманского полуострова. Но пока все войска, обороняющиеся на Голубой линии, продолжают занимать свои позиции, жарких боев не избежать.

Намного позже нам стало известно, что Гитлер действительно 4 сентября 1943 года издал приказ, в котором требовал от командующего группой армий «А» к 10 сентября доложить свои соображения и расчет времени по отводу 17-й армии. В нем перечислялись также меры по варварскому разрушению объектов и опустошению оставляемой территории. Отвод войск в Крым намечался в период с 15 сентября по 1 ноября.

Но переход войск фронта в эту же ночь — на 10 сентября — в решительное наступление не позволил врагу провести какие-либо мероприятия во исполнение этого приказа.

Перед посадкой десанта на корабли, перед началом боевых действий на суше в подразделениях было зачитано обращение Военного совета фронта к личному составу армий и десантным частям, призывающее к решительному изгнанию противника из Новороссийска и с Таманского полуострова. Повсюду состоялись митинги. На некоторых из них выступили Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и генерал-полковник И. Е. Петров. В ярких выступлениях на митингах воины призывали своих боевых товарищей смелее идти на штурм ненавистного врага, давали клятву с честью выполнить боевую задачу. И мы снова убеждались в том, что советский человек, идя в бой, сознает, что ему предстоит находиться между жизнью и смертью, но он мобилизует в себе все физические и духовные силы, боевые качества, в нем вспыхивает напряженное воодушевление, непреклонная решимость и стремление одолеть врага.

В эти последние часы перед штурмом была своя особая работа у генералов и офицеров штаба фронта и у штабов родов войск и служб. Каждый знал, что ему в 20 часов надлежит доложить командующему о полной готовности подчиненных ему частей к выполнению поставленных задач.

— Ну что ж, выходит, все, что зависело от нас, мы сделали, — сказал Иван Ефимович в заключение совещания, когда были заслушаны руководящие генералы и офицеры. — Дело теперь за солдатами и командирами. Военный совет считает, что все войска фронта, весь личный состав и Черноморского флота и авиации имеют высокий боевой настрой и готовы начать наступательные бои. Маловато, правда, артиллеристы разрушили оборонительных сооружений врага, значит, немцы по-прежнему будут обороняться упорно. Повторяю, что 9-я и 56-я армии, как и предусмотрено, ведут наступление только силами передовых отрядов. Но если им удастся, хоть и неглубоко, вклиниться в оборону противника, то командармы должны немедленно ввести в бой главные свои силы.

Я положил перед Петровым донесение в Москву о полной готовности фронта и Черноморского флота к действиям согласно плану. Он поставил на нем свою подпись.

По какому-то сигналу в столовую вошел адъютант командующего, его сын Юрий, а за ним — девушки с подносами. Они быстро накрыли стол к ужину. Но к еде никто не прикоснулся. Было не до того. Только Иван Ефимович, любивший крепкий чай, попросил принести пару стаканов. Затем, посмотрев на часы, командующий сказал:

— Пора! Поехали на НП. А вы, Иван Андреевич, приедете к нам за полчаса до начала. Посмотрите огневой удар такой мощи, к тому же ночью.

С началом наступления вопрос управления войсками приобретает особое значение. Командующий может влиять на ход развернувшегося сражения при условии, если он будет своевременно знать обстановку на каждом направлении и в целом за фронт. Готовит этот материал штаб. И все же личному наблюдению за боем Иван Ефимович придавал большое значение. Его ВПУ был организован в Кабардинке, километрах в 10–12 восточнее Новороссийска, а передовой НП — в районе горы Дооб, в 3–4 километрах от линии фронта. С горы Дооб просматривался весь Новороссийск и передний край вражеской обороны. Неподалеку от командующего фронтом находился НП командующего Черноморским флотом, а еще несколько южнее — командующего 18-й армией и командира военно-морской базы Г. Н. Холостякова. Это упрощало и ускоряло решение многих вопросов, возникающих в ходе наступления.

Примерно в 21 час командующий флотом Л. А. Владимирский доложил:

— Посадка морского десанта на катера и суда закопчена. Даю приказ начать движение.

Петров пожелал ему боевых успехов и передал, что направляется на свой НП.

Вместе с Иваном Ефимовичем выехали командующий воздушной армией К. А. Вершинин, командующий бронетанковыми и механизированными войсками С. П. Чернобай, начальник инженерных войск Н. М. Пилипец и начальник разведки Н. М. Трусов. А командующий артиллерией фронта А. К. Сивков несколько ранее отправился на НП 18-й армии. Ведь он и командующий артиллерией этой армии генерал Г. С. Кариофилли — главные дирижеры огня артиллерии и «катюш».

Итак, от пристаней Геленджика три отряда, составлявшие первый эшелон десанта, ушли в море, к Цемесской бухте.

Самый большой отряд — две с половиной тысячи человек — составляла 255-я бригада морской пехоты полковника А. С. Потапова. Она должна овладеть западным берегом Цемесской бухты от холодильника до мыса Любви и, наступая через центр города, овладеть западной его частью.

Второй отряд — численностью тысяча сто человек — представляли собой 393-й отдельный батальон морской пехоты капитан-лейтенанта В. А. Ботылева и один полк НКВД. Ему ставилась задача захватить участок берега от Старопассажирской до пристани Лесная, отбить у врага порт и выйти на северо-западную границу Новороссийска.

Третий отряд — тысяча с лишним человек — это 1339-й стрелковый полк 318-й стрелковой дивизии под командованием подполковника С. Н. Каданчика. Ему было приказано взять участок от Восточного мола до Старопассажирской и развивать наступление на предместье Мефодиевский.

Впереди боевых отрядов шел отряд обеспечения, имевший три группы катеров под командованием капитан-лейтенанта В. И. Сипягина, капитан-лейтенанта Д. А. Глухова и капитана 3 ранга Н. Ф. Масалкина, готовых ликвидировать надводные и подводные заграждения и захватить кромку суши.

Сложный механизм десантной операции был запущен. Теперь у каждого из начальников начались тревожные думы. Как-то подойдут суда к берегу, не обнаружит ли движение десанта противник, как десантники будут вести бой за завоевание плацдарма?

Ну а какие мысли и чувства одолевали сейчас десантников, находившихся в море и идущих на укрепленную оборону врага, нетрудно себе представить, и не побывав в десанте. Мне тем более не раз приходилось слышать об этом от самих морских пехотинцев, в том числе от моего друга полковника А. С. Потапова.

— На воде, — говорил он, — мы чувствуем себя очень тревожно, потому что не можем по-настоящему вести бой о противником, а сами представляем хорошую мишень для него и можем в любую минуту попасть под огонь артиллерии или подорваться на минах. Поэтому все мысли и чувства в такие минуты сосредоточены на одном: только бы скорее добраться до берега и вступить в бой.

…А полки 18-й армии пока еще ждали своего часа, ждали, когда десант начнет бой за берег.

Здесь все, даже самые мелкие приготовления к бою, было закончено. На позициях царила какая-то особая тишина, которая будто намеренно давала солдату возможность погрузиться в себя. Ведь в такие минуты он начинает более остро понимать предстоящие испытания. В мыслях у него не раз и не два вольно или невольно промелькнет, а иногда и надолго засядет вопрос: что ему готовит день грядущий? И от сознания, что бой не бывает легким, что в нем без жертв не обойтись, конечно, на какой-то момент появится у бойца присущее каждому человеку чувство страха. Но такое состояние очень кратковременно. Оно, как правило, сменяется у него пониманием необходимости напрячься, сосредоточиться, внутренне подготовиться к бою, чтобы не дать противнику одолеть тебя, чтобы раньше одолеть его, а Эти только повышает сообразительность, смекалку, активность волна. И в нем надежды на жизнь и победу в таких случаях удесятеряются, он становится во много раз сильнее.

Примерно к 23 часам усилился ветер. На море стали подниматься небольшие волны, и ход судов с десантом затормозился. А третий отряд, несколько запоздавший с выходом в море, отставал порядочно. Было видно, что ни один отряд к месту высадки в установленное время «Ч» — 02.15 — подойти не сможет. По расчетам моряков запаздывание будет минут на сорок пять. Командир высадки контр-адмирал Г. Н. Холостяков доложил об этом командующему флотом Л. А. Владимирскому и командующему 18-й армией К. Н. Леселидзе, а те — командующему фронтом, и вопрос был решен: время «Ч» перенесли на 03.00. В соответствии с этим были внесены поправки в планы. Но как быстро надо было работать штабам и связистам, чтобы довести эти изменения до исполнителей!

Около двух часов я прибыл на НП фронта. Заместитель начальника штаба фронта по ВПУ полковник С. А. Черпаченко доложил, что НП командующего полностью готов к работе: оборудованы блиндажи, организована надежная телефонная и радиосвязь с КП и НП армий и флота и с КП фронта. Но всякие переговоры по каналам связи пока запрещены.

Вскоре был получен доклад командующего флотом Л. А. Владимирского: «Отряды вышли на исходный рубеж, дан сигнал „Вперед“».

Итак, на катерах, мотоботах, шхунах и других плавсредствах шли тысячи людей и уже находились неподалеку от вражеского берега, а было тихо, ни одного выстрела. Вот что значит ночь, высокая фронтовая дисциплина, точные до минут расчеты.

А вскоре небольшая группа наших ночных бомбардировщиков пересекла Цемесскую бухту и, летая за передним и над передним краем врага, ревом своих моторов заглушала звуки двигателей катеров и судов и отвлекала внимание противника от берега, к которому приближались десанты.

Через несколько минут начальник штаба 18-й армии генерал Н. О. Павловский докладывал: «Десант вошел в зону обстрела вражеских батарей, но они огня пока не ведут».

Петров оказал:

— Значит, немецкое командование либо не знает о нашем намерении, либо готовится нанести массированный удар по десанту в момент подхода его к берегу.

Время перешагнуло за половину третьего. Мы чаще стали всматриваться в стрелки своих часов, ведь в 02.44 начнется наш огневой удар.

Позвонил командарм Леселидзе и доложил, что у Владимирского никаких изменений в плане не предвидится, поэтому он даст приказ о начале артподготовки в назначенный срок.

Вдруг неожиданно на низкой высоте над Цемесской бухтой прошла еще одна группа наших ночных бомбардировщиков, и вскоре в районах севернее и юго-западнее Новороссийска мы увидели огненные вспышки и услышали громовые раскаты — это ночники бомбили артиллерийские позиции врага. Удары их по времени выходили из графика. Оказалось, что распоряжение об изменении времени «Ч» до командира бомбардировочного полка Е. Д. Бершанской дошло с опозданием, когда самолеты взлетели. Но это нас не смутило, так как такие ночные налеты наши бомбардировщики совершали часто, поэтому секрета о начале операции врагу не открывали.

И вот земля вздрогнула. Это 800 орудий и минометов, не считая нескольких сот минометов калибра 82 мм, открыли ураганный огонь. Весь небосвод и горы у Новороссийска озарились на 18-километровом фронте. Потом до нашего слуха докатились далекие и глухие разрывы тысяч снарядов и мин. Началось!

А вскоре ночную темноту прорезали огненные стрелы реактивных снарядов. Это грянул первый залп 228 установок «катюш». И на переднем крае врага с новой силой полыхнула огненная буря. Гвардейские минометы били по вражеским объектам на участке прорыва восточной группы 18-й армии, особенно по позициям к востоку и северу от Новороссийска. Бывалые солдаты такие удары «катюш» называли концертом для гитлеровцев. На душе было радостно.

Потом волнами снова пошли ночные бомбардировщики 4-й воздушной армии и Черноморского флота. Шум моторов отвлекал внимание противника от берега, к которому приближались наши десантники. Бомбардировщики били по артиллерийским позициям, командным пунктам, по скоплениям войск.

А около 03.00 засверкали новые молнии на воде и послышались особо сильные громовые раскаты. Это группа катеров ударила торпедами по боносетевым заграждениям на воде, закрывавшим вход в порт, чтобы проделать проходы для кораблей и судов с десантом.

Огненный смерч и гром перекатывался над Новороссийском, над морем, над горами, и казалось, будто он совсем рядом с нами. Всю эту огненную картину слившихся вспышек, дугой опоясавших бухту и выхвативших из темноты порт и город, было хорошо видно с НП на горе Дооб.

Вскоре командир бригады катеров капитан 2 ранга В. Т. Проценко дал сигнал: «Проход в порт открыт». Тут же вперед рванулисъ торпедные катера группы атаки, возглавляемые капитан-лейтенантом А. Ф. Африкановым, капитаном 3 ранга Г. Д. Дьяченко, и ударили торпедами по дотам и дзотам, самым близким к воде и самым опасным для первого броска десанта.

В течение 16 минут огневой подготовки было выпущено 35 тысяч артиллерийских снарядов и мин. А прибавьте к этому тысячи бомб, удары «катюш» и торпед — и вы представите весь этот ад.

Потом огневой вал был перенесен на некоторую глубину, и тут же к западному берегу Цемесской бухты и непосредственно в порт устремились катера со штурмовыми группами двух левофланговых десантных отрядов, а к северо-восточному берегу бухты — отряд правого десанта. Они на полном ходу подходили к берегу, к стенкам причалов, и на трех небольших участках Цемесской бухты начиналась высадка штурмовых отрядов. Одним удавалось спрыгнуть прямо на берег, другие бросались за борт в воду. Налетавшие волны накрывали бойцов с головой, сваливали их, но они выходили на берег и тут же рвались вперед, навстречу врагу, ведя пока бесприцельный огонь из автоматов. Вскоре десантники дошли до первых траншей и столкнулись в упор с гитлеровцами, которые еще не разобрались, что происходит. Некоторые из них пытались бежать, большинство же вступили в бой.

Завязалась кровавая схватка. Наши воины накрывали фашистов огнем из автоматов, уничтожали гранатами, били прикладами.

Враг все еще не открывал артиллерийского огня. Значит, для него наши первые удары были внезапными, он не ожидал такой дерзости и потому не в состоянии был немедленно оказать противодействие первым штурмовым отрядам. Но вот застрочили отдельные вражеские пулеметы, над берегом повисли осветительные ракеты, а по водной поверхности в поисках кораблей метнулись лучи прожекторов. Вскоре ударили и артиллерийские батареи. Но поскольку немцы ждали атак наших войск только на суше, то именно по сухопутным участкам и начала бить их артиллерия. Значит, с десантом они все еще не разобрались. Да и момент был ими упущен. Первые штурмовые группы наших десантников уже смогли высадиться и захватить берег.

После трех часов к берегу начали подходить катера и суда трех отрядов с главными силами десанта. И первыми из них были подразделения второго отряда во главе с командиром батальона капитан-лейтенантом В. А. Ботылевым. Им пришлось высаживаться на заминированные и опоясанные кольцом огневых точек новороссийские причалы. За 20–25 минут из батальона Ботылева было высажено на берег около 800 человек. Упорно пробиваясь по переулкам и дворам, они овладели пристанями Элеваторная, Нефтеналивная и устремились в город, в сторону вокзала. Но чем дальше продвигались моряки навстречу врагу, тем ожесточеннее становилась борьба. Ночью всюду шел ближний бой: автоматы били в упор, в ход пускались гранаты и приклады. В уличных боях, да еще ночью, не представляется возможным непосредственно руководить всеми силами из одного пункта. Вольно или невольно возникают раздельные группы. Так было и здесь. Батальон В. А. Ботылева оказался разрезанным на две группы. Рота автоматчиков под командованием старшего лейтенанта А. В. Райкунова углубилась в город и к утру 10 сентября штурмом взяла вокзал, на котором Владимир Слюржевокий водрузил красный флаг. А группа во главе с самим Ботылевым, выбив гитлеровцев из нескольких зданий, заняла матросский клуб. И Райкунов, и Ботылев ждали подкреплений. Но далеко не всем десантникам удалось высадиться на берег. Часть судов, имевших большую осадку, села на мель в 80–100 метрах от берега и не смогла подойти к нему. И люди прыгали за борт и двигались по горло в воде. Неимоверно трудно было им. Ведь кроме личного оружия — автомата, гранат — они тянули за собой пулеметы, коробки с патронами, минометы.

Левее к берегу подходили катера и суда 255-й бригады морской пехоты полковника А. С. Потапова, а правее высаживался 1339-й стрелковый полк подполковника С. Н. Каданчика. К этому времени враг полностью очухался и открыл сильный огонь. Заговорили десятки артиллерийских батарей и шестиствольных минометов, затрещали длинные пулеметные очереди из множества точек. Нам хорошо было видно, как их трассирующие ленты тянулись над водной поверхностью или тыкались в земляные бугры на берегу. Вскоре образовалась огненная завеса. Снаряды и мины взрывались в районах высадки десантников и у подходящих к берегу судов. Буквально за считанные минуты подорвались на минах и были подбиты артиллерийским огнем семь катеров и судов, на которых шли десантники 255-й бригады, и многие воины оказались в морской пучине далеко от берега. Некоторые по целому часу и более плыли к берегу, другим удавалось добраться до спасательного судна-охотника.

На участке между западным молом и мысом Любви, где высаживалась бригада Потапова, был сосредоточен особенно сильный артиллерийский огонь врага, поэтому некоторые суда отклонились от назначенного участка десантирования. Высадка затянулась до 5 часов утра. С трудом удалось сойти на берег самому командиру и штабу бригады. А к тому же у них сразу была разбита радиостанция.

Нелегкая сложилась обстановка и у третьего, правого отряда Каданчика. На участке от пирса до электростанции, где он высаживался, противник вел сильнейший огонь. И все же за 30 минут на берег сошла большая часть полка — 1247 человек. Воины вступали в бой. Но катер командира, не дойдя до берега, загорелся от прямых попаданий мин и затонул. Некоторых из находившихся на борту людей, в том числе и подполковника Каданчика, спасло судно, возвращавшееся в Геленджик. Прибыл он в свой полк на плацдарм только перед вечером. А начальнику штаба полка капитану Д. С. Ковешникову, шедшему на другом катере, удалось достичь берега, и он тут же взял твердое руководство действиями полка.

На берегу, где высадился 1339-й стрелковый полк, наиболее тяжелый бой разгорелся у электростанции. Ив полуподвальных ее помещений фашисты вели огонь из орудий и пулеметов. Здесь наступали рота капитана М. Н. Кириченко и взвод моряков из батальона Ботылева. Старшина 1-й статьи Иван Прохоров за считанные минуты гранатами уничтожил вражеский пулеметный расчет и в рукопашной схватке прикончил трех гитлеровцев. А группа бойцов, возглавляемая младшим лейтенантом Иваном Алексеевым, в жарком бою за электростанцию до рассвета уложила свыше ста гитлеровцев. Но полностью все здание электростанции очистить от гитлеровцев не удалось.

Итак, с трех часов ночи по всему берегу Цемесской бухты полным ходом высаживались десанты всех трех отрядов, и на каждом участке шел жаркий бой. Всего в морских десантных отрядах насчитывалось 6480 человек, 41 орудие, 147 минометов и 53 станковых пулемета.

А на сухопутных участках 18-й армии, разделенных Цемесской бухтой, в то же время были свои горячие дела. Когда десантные отряды высаживались на берег и завязывали бои, здесь артиллерийско-минометный огонь тоже достигал наивысшего темпа. А когда ударили «катюши» и огневой артиллерийский вал был перенесен на некоторую глубину, то тут же в черное небо взметнулись зеленые ракеты и полки 18-й армии пошли на штурм врага: с северо-востока — 318-я дивизия полковника В. А. Вруцкого и штурмовой отряд 55-й гвардейской стрелковой дивизии, а с юга, с плацдарма Мысхако, — 83-я морская стрелковая бригада подполковника В. И. Козлова и 8-я гвардейская стрелковая бригада подполковника Э. Шейна. Войска наносили удары по врагу в районе Новороссийска одновременно с трех сторон. Но несмотря на мощный огонь и смелые удары пехоты, обе группы 18-й армии не смогли захватить даже передовые траншеи врага.

Гитлеровцы, укрывшиеся в глубоких траншеях, дотах, дзотах, оказывали сильное огневое сопротивление. Ночью мы могли видеть на поле брани только огненную бурю: вспышки орудийных выстрелов, взрывающихся снарядов, мин, бомб и горящие стрелы пулеметных трасс. Поэтому все ждали рассвета, чтобы более определенно разобраться в обстановке. А когда он настал, тоже невозможно было определить, где точно проходит линия фронта, кто где наступает или обороняется, так как все поле боя говорило языком огня с обеих сторон. В эти же часы били в полную силу артиллерия и минометы 56-й и 9-й армий, пошли в наступление их передовые отряды.

С приходом утра увеличилась опасность воздушных налетов врага. Ждать долго не пришлось. Появилось несколько групп бомбардировщиков. Они начали кружиться над полем боя, переваливаясь с одного крыла на другое, высматривая, куда выгоднее сбросить смертоносный груз. Но в это время наши истребители уже были в небе над территорией противника и тут же атаковали вражеские бомбардировщики. Разгорелся воздушный бой. Мы видели, как самолеты врага стали сыпать бомбы на берег, в воду и даже на свои тылы. А два бомбардировщика с длинными дымовыми хвостами круто пошли к земле.

Вслед за истребителями вступили в бой штурмовики. Они с бреющего полета бомбили и расстреливали скопления немецких войск и артиллерию на огневых позициях. В какие-то минуты артиллерия снизила темп стрельбы. Но именно в это время над полем боя повис новый тяжелый и ровный гул — это волна за волной шли на Новороссийск ваши бомбардировщики.

Находившийся на НП фронта командующий 4-й воздушной армией Константин Андреевич Вершинин видел эти боевые дела своих летчиков лучше всех нас, радовался их успехам. Он называл фамилии командиров эскадрилий, звеньев, и чувствовалось, что умом и сердцем он вместе со своими питомцами над полем боя.

А враг не уступал. Ошеломленный нашим ударом поначалу, он вскоре пришел в себя и мощным огнем смог отразить натиск частей 18-й армии на обоих сухопутных участках. И хотя по требованию командарма Леселидзе с утра командиры соединений вводили в бой резервы, а артиллеристы снова не раз бросали массированный огонь на передний край врага, успех, однако, здесь достигнут не был. И по личным наблюдениям и докладам начальника штаба 18-й армии Н. О. Павловского было видно, что противник почти всюду остановил наступление наших войск. Начались тяжелые уличные и траншейные бои.

И хотя мы знали, что командарм К. Н. Леселидзе руководил действиями всех сил безукоризненно, Иван Ефимович все же посчитал, что на ход сражения под Новороссийском нужно реагировать не только властью командующего армией и силами, находящимися в его распоряжении, но и непосредственно конкретными решениями командующего фронтом. И он тут же перебрался на НП генерала Леселидзе, забрав с собою командующего 4-й воздушной армией К. А. Вершинина, и приказал командующему флотом Л. А. Владимирскому и командиру высадки Г. Н. Холостякову прибыть туда же. Георгий Никитович сразу же доложил о потерях морских судов за первую ночь и утро 10 сентября. Они оказались сверх ожидания довольно большими. Это сразу же отрицательно сказалось на выполнении флотом двух ранее планируемых оперативных задач: подвозе резервов и техники на плацдарм и борьбе с плавсредствами противника на морских коммуникациях и в Керченском проливе.

Оценив создавшееся положение на фронте под Новороссийском, И. Е. Петров пришел к выводу, что большинство огневых средств противника (доты, дзоты) оказались не подавлены, передний край Голубой линии еще остается в руках врага, что пробить брешь в его обороне вероятнее всего удастся на участке, где высадился правофланговый отряд — 1339-й стрелковый полк С. Н. Каданчика. Именно оттуда лучше будет потом нанести удар по флангу и тылу противника и помочь 318-й дивизии, наступавшей по суше со стороны цементных заводов. И он тут же дал указания командарму К. Н. Леселидзе нарастить огневую мощь в районе самого города, ввести в дело все силы с плацдарма и в течение ночи переправить через Цемесскую бухту на плацдарм второй эшелон 255-й бригады Потапова и 1337-й стрелковый полк 318-й дивизии.

Часам к 13-ти я возвратился на наш командный пункт. К этому времени стали поступать донесения из штабов армий и доклады офицеров — операторов и разведчиков штаба фронта, находившихся в армиях, из которых было видно, что ни на одном участке фронта заметных успехов достигнуто не было.

В районе Новороссийска наиболее тяжелая обстановка сложилась на участке, где действовала 255-я бригада морской пехоты. Находясь под сильными огневыми ударами артиллерии и авиации противника и оставшись без радиостанции, полковник А. С. Потапов не смог организовать твердого управления соединением из одного пункта. А вскоре радиостанции вышли из строя и у командиров батальонов. Наступая по городу и не зная, что творится у соседей, они действовали по складывающейся на их участках обстановке. Несмотря на исключительно смелые и дерзкие действия морских пехотинцев, стремившихся продвинуться вперед, враг разил их из пулеметов и орудий, расположенных в домах, в подвалах, на крышах. Били гитлеровцы и из танков, врытых в землю. Мы несли большие потери. Некоторые подразделения перешли к обороне, другие, маневрируя по дворам и закоулкам, все же продвигались вперед.

А вражеское командование, увидев, что все атаки наших войск на сухопутных участках отражены, и сознавая, какую опасность для них представляет десант, высадившийся в самом городе, начало проводить контратаки пехотой и танками, поддержанные мощным артогнем и ударами авиации, чтобы разгромить его, снова выйти на берег и не допустить высадки новых десантов. «Юнкерсы» с включенными сиренами пикировали и сериями сбрасывали бомбы.

Наши летчики почти без перерыва летали над полем боя, бомбили и расстреливали вражеские силы. Шли воздушные бои.

Командующий армией К. Н. Леселидзе отдал приказ командиру западной группы на плацдарме Малая земля генералу Н. А. Швареву всеми силами атаковать противника, прорвать его оборону в районе Станички (на правом фланге) и соединиться с бригадой Потапова. Но и здесь оборона врага оказалась прочной. Положение морских пехотинцев становилось тяжелым. По-своему трудно складывалась обстановка и у 393-го отдельного батальона морской пехоты, пробившегося в город. Я уже говорил, что одна его группа во главе с командиром батальона Ботылевым заняла матросский клуб. Здесь они закрепились, вступили в тяжелые бои с наседавшим противником и в течение нескольких часов отразили до десятка атак. А около полудня комбат доносил по радио, что вместе с пехотой на них надвигаются танки, что в его группе много тяжелораненых, но оставшиеся в строю бойцы могут и будут отражать вражеские атаки. И все же гитлеровцам удалось пробиться вплотную к клубу, и уже некоторые из них лезли в окна первого этажа. И тогда Ботылев вызвал огонь на себя. Контр-адмирал Г. Н. Холостяков отдал приказ: огонь дать, но только поаккуратнее, по возможности не по клубу, а вплотную, рядом. И тяжелые береговые орудия обрушили свой огонь на врага.

Позже заместитель командира батальона по политчасти капитан Н. В. Старшинов рассказывал:

— Только три снаряда попали в здание клуба, а остальные с неимоверной точностью ложились вокруг. Огонь наших батарей разметал цепи немецкой пехоты и поджег три танка. Враг вынужден был отойти.

Героически сражалась и вторая группа этого батальона — рота автоматчиков старшего лейтенанта А. В. Райкунова, в которой насчитывалось более ста человек. Укрепившись на вокзале, она вела упорные бои в окружении. Тринадцать атак при поддержке танков предприняли гитлеровцы на вокзал, чтобы вернуть этот важный объект, но автоматчики все их отбили и удержали его.

По-своему сложилась обстановка у третьего отряда — 1339-го стрелкового полка подполковника С. Н. Каданчика — в районе электростанции. Противник, подтянув сюда резервы, со второй половины дня начал проводить сильные контратаки пехотой и танками, пытаясь отбить электростанцию. Семь контратак отразили наши воины и на здании подняли красный флаг. И все же к вечеру противнику удалось оттеснить некоторые подразделения к самому морю. Наступившая темнота и большие потери с обеих сторон ослабили напряжение боя. Но ненадолго.

…Весь день 10 сентября прошел у нас в хлопотах по дальнейшему раскрытию огневой системы врага, по организации управления войсками, ведущими тяжелые бои в порту, в городе и в горно-лесистой местности вокруг него.

Да, итоги первой ночи и первого дня наступления для нас оказались более скромными, чем мы рассчитывали. Войска 18-й армии не смогли вклиниться в оборону врага ни на участке цементного завода, где наступала восточная группа, ни с плацдарма. Но не вина солдат и командиров, что их атаки захлебнулись, ведь большинство огневых точек противника не были подавлены. Не добился нужного успеха и десант с моря. А на море были свои трудности. Вражеская артиллерия подвергла сильному огню подходы к захваченному плацдарму с моря.

Перед вечером на командный пункт прибыл И. Е. Петров. Он вызвал меня, П. М. Котова-Легонькова, Н. М. Трусова и А. К. Сивкова. У командующего сидел член Военного совета В. А. Баюков. Каждый из нас чувствовал себя как-то неловко и раздумывал, в чем именно упущение. А Иван Ефимович, всегда сознававший свою особую ответственность за ход операции, по-моему, переживал больше всех. Ведь с него главный спрос.

Командующий не мог не заметить нашего настроя и, видимо, поэтому мягко и негромко сказал:

— Положение дел под Новороссийском Военному совету известно. А вот что штаб знает о делах в 56-й и 9-й армиях и как он оценивает обстановку в целом за фронт, прошу Ивана Андреевича доложить.

Я, развернув карту, сказал, что в полосах наступления 56-й и 9-й армий никаких изменений в положении противника, действующего на главном оборонительном рубеже, не обнаружено. И ни на одном участке, где проводилось наступление передовых отрядов этих армий, вклинения в оборону врага не обозначилось.

— И что это, по-вашему: наш оперативный просчет в операции, срыв наступления или нечто поправимое? — спросил командующий.

— Штаб фронта твердо считает, — продолжал я, — что это не оперативный просчет, и нам не потребуется вносить никаких существенных поправок в решение. Главная причина нашего неуспеха в особо прочной обороне врага. Значит, потребуется вносить только отдельные коррективы.

— В чем же мы недооценили вражескую оборону? — спросил Иван Ефимович.

— Мы правильно считали, что оборона на южном фасе Голубой линии, и особенно в районе Новороссийска, является самой прочной по сравнению со всеми другими участками. Мы также не ошибались, что в районе цементного завода и в самом городе противником создана целая система оборонительных сооружений, обеспечивающая небывало высокую плотность огня. Но мы не предполагали, что гитлеровцы смогут так быстро возвести в городе и порту множество таких сооружений дополнительно, ко многим домам присоединить доты, что позволило им образовать крупные опорные пункты и узлы обороны. Доты и блиндажи в большинстве своем очень прочные — толщина бетонных стен превышает полметра, потому они мало уязвимы даже при прямых попаданиях снарядов. А на горах, окаймляющих Новороссийск, особенно на горе Сахарная голова, господствующей над всем районом, противник создал трехъярусные огневые линии. И это оказалось для нас новым.

Немаловажное значение имеет и тот факт, что вражеское командование удачно использовало гористую местность для сохранения живой силы, расположив ее до поры до времени на обратных скатах во множестве глубоких щелей, в траншеях и других укрытиях. В этих условиях огонь «катюш» был малоэффективен.

— Значит, наши разведчики плохо работали, если не вскрыли с необходимой полнотой огневые средства противника, — заметил Иван Ефимович.

Начальник разведки генерал Н. М. Трусов оправдываться не умел, но доложил, что более полно вскрыть огневую систему противника не позволили сам город и горно-лесистая местность.

— В главном-то противник оценивался нами правильно, — сказал Иван Ефимович. — А что касается создания в районе Новороссийска сильной крепостной обороны, то это дело новое, такого мы все же не ожидали. Подтвердилась истина, что даже и при правильной оценке противника многие моменты остаются неучтенными. Неуспех первого дня еще не говорит о нашем оперативном просчете, о срыве наступления. Будем еще наращивать огневую мощь артиллерии и авиации в районе Новороссийска и продолжать душить гитлеровцев, чтобы создать лучшие условия для нового нашего штурма. Аркадию Кузьмичу следует сейчас же выехать в 18-ю армию и вместе с генералом Кариофилли продумать вопрос использования артиллерии всех калибров. — Обращаясь ко мне, Петров добавил: — Передайте, Иван Андреевич, Вершинину, чтобы он дополнительно выделил в распоряжение Леселидзе дивизию бомбардировщиков и два полка штурмовиков для борьбы с артиллерией и резервами противника. А командармам 56-й и 9-й прикажите активизировать наступление вводом более сильных передовых отрядов. В отношении наращивания сил в районе Новороссийска я уже дал указание Леселидзе. Он должен в течение ночи переправить второй эшелон бригады Потапова, полк 318-й дивизии и ввести в бой все силы группы Шварева с плацдарма Мысхако.

В блиндаж командующего фронтом вошел Маршал Советского Союза С, К. Тимошенко. Хотя он хорошо знал события на всем фронте, но все же заслушал доклад Н. М. Трусова о противнике, а затем и И. Е. Петрова об оценке обстановки и его решение, а в заключение сказал:

— Значит, я недаром нацеливал ваше внимание на подавление огневой системы немцев в Новороссийске и прилегающих горах. Это — огромный взаимосвязанный узел. И его надо разбить огнем же. Вот вам и задача…

И тут нам припомнилось, что с мая 1943 года командующим 17-й немецкой армией вместо генерала Руоффа стал крупный специалист по строительству оборонительных полос генерал-полковник Эрвин Енеке. Но мощные укрепления врага это одна сторона вопроса. Другой была наша недостаточная огневая мощь. Нам было хорошо известно, что на решающих направлениях наступления советских войск под Сталинградом и на Курской дуге плотность артиллерийских средств была 160–180 стволов и более на один километр фронта. В нашей же операции, при прорыве мощной обороны, она достигала не более 60 стволов, в 3–4 раза ниже требуемой нормы. К тому же вместо артиллерийской подготовки был проведен только 15-минутный огневой налет.

Высадка ночью всех трех десантных отрядов прошла в целом успешно. Но поскольку врагу удалось сразу же сдержать продвижение войск 18-й армии на сухопутье, то он имел возможность сосредоточить максимум огня и сил против десанта. Мы же в светлое время суток при больших потерях в плавсредствах не могли подавать на плацдарм подкрепления морем, чтобы нарастить силы десантников. Не смогли поддержать их на полную мощь своими ударами и войска обеих групп 18-й армии, упершиеся в Голубую линию. Эти обстоятельства привели к тому, что десантникам в течение почти целых суток пришлось вести борьбу с превосходящими силами противника в неимоверно тяжелых условиях.

Но, поддержанные мощным огнем артиллерии и ударами авиации, десантники выстояли, мужеством и упорством в борьбе привлекли к себе крупные силы гитлеровцев, нанесли им большие потери и этим облегчили войскам 18-й армии условия для наступления на сухопутных участках.

Настала вторая ночь нашего наступления. По распоряжению командарма Леселидзе 1337-й стрелковый полк подполковника Г. Д. Бульбуляна, два батальона 255-й бригады и 290-й стрелковый полк НКВД подполковника И. В. Пискарева, погрузившись на катера и мотоботы в портах Геленджик и Кабардинка, вышли в море и направились к Цемесской бухте. Примерно в 2.30 11 сентября, когда суда были на подходе к берегу, по позициям противника ударили ночные бомбардировщики.

Около 3.00 по просьбе командиров отрядов артиллерия перенесла огонь на некоторую глубину, и на всех участках началась высадка десантов.

Высадившийся на берег 290-й полк подполковника И. В. Пискарева с ходу вступил в бой, отбил пристань Каботажную и стал продвигаться вперед. А на правом фланге, где дрался полк С. Н. Каданчика, к месту высадки выдвигался 1337-й полк Г. Д. Бульбуляна, с которым шел и командир 318-й дивизии полковник В. А. Вруцкий. Но к этому часу обстановка здесь серьезно осложнилась. После тяжелого боя противнику удалось занять весь берег, полк Каданчика оказался в окружении, и идущему десанту предстояла нелегкая задача — высадиться на берег, занятый противником, соединиться с окруженным полком и развивать наступление. Еще при подходе десанта к берегу противник обрушил на него сильный артиллерийско-минометный огонь. Но все же суда повсюду достигли берега, десантники сразу же вступили в бой и сквозь шквальный огонь пошли вперед. Всю ночь кипел жаркий бой. На отдельных направлениях наши несколько продвинулись, но соединиться с окруженным полком им не удалось.

Ранним утром 11 сентября ко мне позвонил начальник штаба 18-й армии генерал Н. О. Павловский и доложил, что 255-я бригада морской пехоты оказалась неуправляемой. Ее командир полковник А. С. Потапов оставил бригаду в районе Новороссийска, а сам с группой бойцов вышел на плацдарм Мысхако. Мы знали, что группа Потапова действовала в очень сложной обстановке, и все же мы полагали, что ночью она пробьется к батальонам своей бригады. Но комбриг принял другое решение: с 60 ранеными матросами и офицерами он прорвался из окружения и вышел на плацдарм в расположение 83-й бригады. А батальоны бригады, действовавшие на разрозненных участках, продолжая в упорных боях отбиваться от наседавшего врага, смогли удержать большую часть берега, на котором высадились, и небольшую часть города. Бригада понесла большие потери, а из оставшихся более половины было раненых.

Настало новое утро, и во всю силу на разных голосах заговорили многие сотни наших орудий и минометов. Десантники на всех участках рванулись вперед на штурм врага.

Но тут же открыл сильный огонь и враг. Его артиллерия, минометы и пулеметы били по передовым наступающим войскам на глубину до самого берега Цемесской бухты. Особенно досаждали шестиствольные минометы. Сразу обнаружилось, что многие огневые средства противника опять не были подавлены. А вскоре появились и «юнкерсы». Но тут же были группы наших истребителей. И завертелась карусель над полем боя.

А гитлеровцы продолжали сопротивляться упорно и не раз переходили в контратаки, используя танки и штурмовые орудия «фердинанд». А в самом городе обстановка сложилась настолько тяжелой, что огнем минометов стал руководить сам командир 290-го полка И. В. Пискарев, а другие офицеры заменяли погибших и раненых бойцов у пулеметов.

Подходил вечер второго дня наступления. Восточная группа 18-й армии в ожесточенных боях овладела заводами «Пролетарий», «Красный двигатель», но смогла вклиниться во вражескую оборону на глубину только до одного километра; западная группа, наступавшая с плацдарма Мысхако, отвоевала первые траншеи противника. А в городе и в прибрежной полосе Цемесской бухты 255-я бригада на одних участках отражала контратаки, на других упорно продвигалась вперед. Особенно смело и отчаянно дрались бойцы и офицеры 142-го и 327-го батальонов морской пехоты под общим командованием майора С. Т. Григорьева. Они штурмом взяли несколько опорных пунктов врага. Но для более решительного рывка вперед на этом участке еще недоставало наших сил.

Рота автоматчиков 393-го батальона морской пехоты под командованием старшего лейтенанта Райкунова в районе вокзала, а у матросского клуба часть батальона Ботылева, возглавляемая им, продолжали находиться в отрыве от своих войск, в полном окружении, и вели тяжелые бои с превосходящими силами врага. За ночь и два дня боя они отравили около двадцати атак гитлеровцев, но не отдали врагу завоеванные объекты.

Обдумывая сложившуюся обстановку, мы приходили к выводу, что гитлеровцы продолжают основные усилия направлять против десанта в городе и восточной группы 18-й армии. Именно здесь они ищут решения главной задачи: удержать город, сбросить в море десантные отряды и сорвать наше наступление на главном новороссийском направлении.

Учитывая это, а также то, что наши войска понесли в затяжных боях заметные потери, штаб фронта считал необходимым с утра 12 сентября существенно нарастить усилия войск, наступающих на новороссийском направлении, и перейти к более решительным действиям всеми силами 9-й и 56-й армий. Когда я докладывал об этом командующему, определенно видел, что и сам Иван Ефимович так же оценивает обстановку и предлагаемые мероприятия. Поэтому он тут же взял трубку ВЧ и отдал следующие указания: командарму-18 Леселидзе дополнительно ввести в бой две стрелковые дивизии (с востока и запада), генералам А. А. Гречкину и А. А. Гречко с утра 12 сентября перейти в решительное наступление всеми силами 9-й и 56-й армий и, взломав ослабленный передний край обороны врага, развивать наступление в глубину[60]. Командарму-56 кроме этого указывалось образовать армейский резерв в составе двух дивизий, чтобы использовать для развития более стремительного наступления на направлении главного удара[61]. Но поздним вечером 11 сентября А. А. Гречко доложил командующему фронтом, что в ходе боев передовых отрядов противник ведет очень сильный огонь и продолжает удерживать все узлы обороны силами прежнего состава и что армия без мощной артиллерии и авиации может понести неоправданно большие потери. Он просил разрешения продолжать наступление только передовыми отрядами, однако более сильного состава, чем раньше. Петров согласился.

А штаб отстаивал ранее принятое им решение. Тогда Иван Ефимович сказал:

— Командармы очень ответственные и высокоподготовленные люди, они хорошо знают обстановку в полосах своих армий и должны быть самостоятельны в своих решениях.

— Но общая обстановка требует ввода в активное дело всех сил фронта, — заметил я.

— Пусть Гречко выполняет последнее мое распоряжение, — отрезал Петров.

Итак, Иван Ефимович согласился с доводами командарма. 56-я всеми своими силами перейдет в наступление только через день, 14 сентября.

Командарм-18 К. Н. Леселидзе приказал командующему западной группой (на плацдарме) генерал-майору Н. А. Швареву нарастить ее усилия за счет ввода в бой 176-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора С. М. Бушева, чтобы прорвать оборону врага и выйти на западную окраину Новороссийска, а восточную группу усилил 89-й стрелковой дивизией полковника Н. Г. Сафаряна. Это соединение должно было прорвать оборону немцев в районе гор Сахарная голова и Долгая. Задача очень тяжелая, поскольку горы были сильно укреплены, противник мог вести огонь по наступающим войскам с трехъярусных позиций. Но надо было расширить фронт наступления, чтобы заставить врага максимально рассредоточить огонь и этим помочь ударным частям восточной группы и десантным отрядам, наступающим на Новороссийск.

На следующий день командующий фронтом счел необходимым еще нарастить боевые усилия под Новороссийском и передал в подчинение командарма-18 из своего резерва 55-ю гвардейскую стрелковую дивизию, усиленную самоходным артполком, одним истребительным противотанковым артполком и одним инженерным батальоном. Дивизии была поставлена задача разгромить, действуя из-за левого фланга 318-й дивизии, противостоящего противника, развивая наступление в направлении вокзала, соединиться с батальоном Ботылева и в последующем продвигаться в направлении предместья Мефодиевский. Ввод в бой этого соединения поддерживала армейская артиллерийская группа и штурмовая авиация, а для прикрытия с воздуха выделялись истребители 4-й воздушной армии. Серьезное усиление дивизии и такое мощное огневое обеспечение давало нам основание считать, что она успешно выполнит поставленную задачу. Обнадеживал и сам командир этой дивизии генерал-майор Б. Н. Аршинцев. Воевал он очень активно, в обстановке разбирался быстро, умел организовать бой, управлять войсками и отличался исключительной храбростью. 55-я под его командованием уже прославила себя подвигами.

Вернемся теперь к 255-й бригаде морской пехоты полковника А. С. Потапова, который потерял связь со своим соединением и с группой бойцов вышел на плацдарм Мысхако. Когда я доложил об этом командующему фронтом, он приказал вызвать его на КП фронта для разговора на Военном совете. Конечно, Потапов хорошо знал, что вызван не для получения ордена или медали, а на крутой разговор. Поэтому вначале зашел ко мне, как боевому другу, в надежде получить поддержку. Прошло всего несколько дней, как мы виделись с ним в Геленджике, а как он изменился! Обветренное загорелое лицо сделалось каменно-бледным, щеки провалились, лоб прорезала резкая морщина, глаза воспалены. Чувствовалось, что он давно не спал. Перед вечером 12 сентября мы вдвоем вошли в столовую Военного совета. Вместе с командующим И. Е. Петровым сидели члены Военного совета генерал-майор В. А. Баюков и первый секретарь Краснодарского крайкома ВКП (б) П. И. Селезнев[62]. Было видно, что серовато-коричневые глаза Петрова, всегда очень внимательно изучающие глаза других, через пенсне буквально впились в Потапова. А я знал, что если он так на кого-нибудь смотрел, значит, был в высшей степени раздражен и в такие минуты мог еще глубже проникать в характер человека, его состояние.

Разговор с Потаповым сразу же начался крутой. В. А. Баюков строго и с пристрастием выяснял обстоятельства, почему тот оставил своих подчиненных, не руководил вверенной ему бригадой в бою в течение целого дня и оказался на плацдарме Мысхако.

— Как воины бригады будут теперь смотреть на своего командира и как вы сможете смотреть им в глаза?

Примерно в таком же духе высказывался и И. Е. Петров, но он делал это немного деликатнее, мягче, старался не допускать колкостей в адрес провинившегося.

— В ходе высадки на берег бригада попала под сильный огонь и понесла значительные потери, — объяснял надтреснутым голосом Потапов. — Сразу же было потоплено семь катеров, погибло много людей. С большим трудом высадились на берег я и штаб. В первых же схватках с гитлеровцами на берегу погиб начальник политотдела бригады Видов и была разбита радиостанция штаба бригады. А с утра противник стал атаковать нас. Посылаемые в батальоны связные и офицеры не могли пробраться сквозь сильный вражеский огонь, и многие не возвратились. В таких условиях организовать управление бригадой не удалось. Батальоны действовали разобщенно.

Я знал, что отдельные наши группы вышли на улицы Губернскую и Лейтенанта Шмидта, но помочь им образовать сплошной фронт борьбы не мог, так как на самих нас, на наш КП наступали крупные силы врага. Гитлеровцы стали бить по нас из орудий прямой наводкой, на нас пошли танки. Отбивались гранатами. Наконец, пришлось вызывать огонь на себя. Вечером был убит и начальник штаба бригады подполковник Хлябич. Со мной осталась совсем небольшая группа людей. В такой обстановке я не мог рассчитывать ни на то, чтобы пробиться к своим батальонам, ни на руководство бригадой… А противник нас закруглил. За нами море, мы остались без боеприпасов. Возможности продолжать бой исключались. Поэтому я и принял такое решение…

Все мы слушали Потапова с большим напряжением. В. А. Баюков высказывался за серьезное наказание, вплоть до разжалования в рядовые. П. И. Селезнев не вполне был согласен с таким строгим наказанием. Затем Петров предоставил слово мне. Я подчеркнул, в каких условиях Потапов и его подчиненные высаживались на берег, а потом вели бой, сделал упор на то, что командир бригады раньше почти полтора года вел бои оборонительного характера и что это был его первый наступательный бой, что руководил бригадой он, конечно, неумело, но это только из-за недостатка опыта, напомнил, что в любом случае Потапов со своими бойцами целый день героически и стойко сражался в буквальном смысле до последнего патрона.

Мною было высказано мнение, что не стоит Потапова наказывать сурово.

И. Е. Петров сказал Потапову:

— Военный совет вынесет свое решение. А сейчас поезжайте в распоряжение командующего флотом и отдохните…

Было принято решение освободить полковника Потапова от должности командира 255-й бригады морской пехоты.

Подходя к своему блиндажу, я снова увидел Александра Степановича. Он беседовал с моим адъютантом Иваном Лященко.

— Ну что со мной, товарищ генерал? — обратился ко Мне Потапов.

Я объявил ему решение Военного совета фронта и добавил, что оно самое справедливое и очень поучительное для командных кадров.

Забегая вперед, скажу, что через некоторое время полковнику А. С. Потапову снова было выражено доверие командовать бригадой морской пехоты, но другого состава.

…В этот же вечер П. И. Селезней информировал нас, что пять партизанских отрядов, руководимые секретарем Новороссийского горкома партии П. И. Власовым, усилили борьбу с немецко-фашистскими захватчиками в районе западнее плацдарма Мысхако, совершая налеты на отдельные группы, и что штаб партизанского движения дал приказ командирам Анапского и Голубицкого партизанских соединений активизировать борьбу с фашистами.

С раннего утра 13 сентября войска 18-й армии перешли в наступление. Вошла в бой и 89-я стрелковая дивизия полковника Н. Г. Сафаряна, наступавшая на гору Сахарная голова. Продвижение ее шло с большими трудностями. А левее ее действовала 55-я дивизия генерала Б. Н. Аршинцева. Ломая сопротивление врага, она успешно продвигалась вперед. Батальоны капитанов Семена Тимошенко и Дмитрия Ворончука почти непрерывно вступали в ближний бой, когда автоматы бьют в упор и в ход пускаются гранаты. В это же время перешла в наступление в направлении западной окраины Новороссийска и западная группа с плацдарма Мысхако, чтобы вместе с восточной группой по сходящимся направлениям окружить и разгромить новороссийскую группировку противника. И ожесточенные, упорные бои с новой силой развернулись на всех участках фронта. Высланная нами авиаразведка донесла, что к Новороссийску с северо-запада и запада выдвигается несколько крупных колонн пехоты с артиллерией. В штабе фронта сочли, что на город с двух направлений идут части двух пехотных дивизий и что немецкое командование, видимо, решило нанести сильный контрудар по нашим войскам в этом районе и вновь выйти к Цемесской бухте. Часов, около двенадцати я по телефону доложил об этом командующему фронтом.

— Леселидзе только что доложил, — откликнулся Петров, — что противник уже начал проводить сильные контратаки. Но похоже, что в наступление перешли только передовые полки. Если это так, то немецкое командование ввело в бой тоже две дивизии и одновременно с нами. Что ж, будем бить.

Он тут же отдал приказ командующему 4-й воздушной армией направить все силы штурмовой и бомбардировочной авиации для нанесения ударов по выдвигающимся колоннам противника, не допуская их подхода к городу и развертывания для ввода в бой.

Вскоре через захваченных пленных было установлено, что с утра этого же дня противник действительно ввел в бой 125-ю и часть сил 101-й пехотной дивизии. Гитлеровское командование понимало, что потеря Новороссийска поставит оборону армии на Голубой линии в крайне тяжелое положение, сорвет эвакуацию армии в Крым, и поэтому прилагало все усилия, чтобы удержать здесь оборону. И вот две ударные группировки сторон, сойдясь лицом к лицу, стремились опрокинуть друг друга. Тут, как говорится, нашла коса на камень. Борьба завязалась жестокая и кровопролитная.

В это время я с разрешения командующего прибыл на НП, чтобы увидеть ход развернувшегося боя, и доложил ему, что подхода новых, более глубоких резервов в направлении Новороссийска не обнаружено. Созданы условия для ввода в дело всех сил 56-й армии.

— Значит, немецкое командование бросило в бой за город последний свой крупный резерв, — сказал Петров. — Но немецкие дивизии по своей численности в полтора раза больше наших. Это серьезная сила. Их надо бить днем и ночью. Решающее слово тут за артиллерией и авиацией. Артиллерия работает на пределе. Но в городе, в горах и ущельях артиллеристам далеко не все удается увидеть. Летчики же и увидеть могут больше, и бить им с неба сподручнее. Поэтому вся авиация 4-й армии и Черноморского флота должна продолжать наносить удары по врагу в районе Новороссийска. — Он взял трубку ВЧ и отдал приказ командарму-56 А. А. Гречко с утра 14 сентября перейти в решительное наступление всеми силами армии.

А в этот день, 13 сентября, решающее слово сказала 4-я воздушная армия. Она уничтожила подходившие резервы врага.

318-я и 55-я гвардейская стрелковые дивизии завершили разгром гитлеровцев, сопротивлявшихся западнее заводов «Пролетарий» и «Красный двигатель». А морские пехотинцы Ботылева и Райкунова с исключительным упорством продолжали четвертые сутки драться в окружении. Сколько раз им пришлось отражать атаки, вступать в единоборство с танками, надвигавшимися прямо на них!

Командование Черноморского флота и Военный совет 18-й армии по радио передали приветствие воинам батальона Ботылева: «Гордимся вашей воинской доблестью, героизмом, отвагой и стойкостью».

С особым упорством и мужеством отражали сильные удары немцев и воины 255-й бригады морской пехоты.

В ходе жестоких боев гитлеровцы на земле и в воздухе несли большие потери. Но редели и наши части. В этих боях погиб командир 1339-го стрелкового полка 318-й дивизии подполковник С. Н. Каданчик. Как потом рассказывали, он поднялся на колокольню, чтобы лучше наблюдать за полем боя, и был убит прямым попаданием вражеского снаряда. Сергею Николаевичу Каданчику было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А днем раньше был тяжело ранен командир этой дивизии полковник В. А. Вруцкий. Это были героические командиры! Вруцкий прошел через огненные котлы Одессы и Севастополя и оставался в строю. Каданчик тоже не раз горел на земле новороссийской, тонул в море и всегда раньше побеждал смерть…

Завершался день 13 сентября. В течение его оборона врага все еще не была прорвана полностью. Но наши войска на всем 16-километровом фронте вклинились в нее на глубину до 3–4 километров. Гитлеровцы потеряли главные позиции и израсходовали резервы. Можно было безошибочно определить, что их сопротивление перед восточной группой все заметнее ослабевает. Несколько труднее шло наступление с плацдарма Мысхако. И хотя борьба за город, за полный прорыв Голубой линии потребует еще немало усилий, но видно было, что перелом наступил.

Чтобы окончательно надломить оборону врага в районе Новороссийска, командующий фронтом решил еще нарастить силу удара восточной группы 18-й армии и передал командарму из своего резерва 5-ю гвардейскую, танковую бригаду полковника П. К. Шуренкова. Бригада усиливалась истребительно-противотанковым артиллерийским полком, одним стрелковым и одним инженерным батальонами и должна была вступить в бой с утра 14 сентября.

Известно, что ввод резервов по частям не способствует достижению крупных целей. Это ясно знал командующий фронтом И. Е. Петров. Однако по его приказу командарм Леселидзе уже третий раз вводит в бой только отдельные соединения. Это вынужденная необходимость, поскольку на узкой полоске местности между крутой горой Сахарная голова и Цемесской бухтой невозможно было развернуть более крупные силы.

Мы с неослабным вниманием следили за общим ходом развития сражения по всей полосе фронта и с огорчением отмечали, что наступление войск 9-й и 56-й армий пока к существенным территориальным результатам не привело.

Утром 14 сентября И. Е. Петров вызвал на свой НП командарма К. Н. Леселидзе и командира высадки десанта Г. Н. Холостякова. Указав им на слишком медленное продвижение обеих групп 18-й армии и моряков, он потребовал усилить удары по новороссийской группировке врага, овладеть городом, завершить прорыв Голубой линии, чтобы потом всеми силами армии развить наступление на Верхне-Баканский.

Поскольку в это же утро и 56-я армия перешла в решительное наступление всеми своими силами, Иван Ефимович выехал к Гречко, а мне велел быть в 18-й армии. Он считал, что именно эти две армии, артиллерия и авиация должны подвести окончательный итог сражению за Новороссийск и решить судьбу обороны на всей Голубой линии.

Когда я прибыл на НП 18-й армии, в городе и на горах бушевали огненные смерчи. К. Н. Леселидзе сказал:

— Гитлеровцы и сегодня продолжают сильно контратаковать. Вчера мы не всех их добили. Но сегодня непременно добьем. Я главные усилия направил на Цемдолину, Гайдук, чтобы отрезать путь отхода противнику из Новороссийска.

Почти весь этот день я был вместе с К. Н. Леселидзе и видел, как Константин Николаевич грамотно и умело руководил войсками, как энергично отдавал все распоряжения.

— К ночи наши непременно соединятся с группами моряков Ботылева и Райкуиова и возьмут Новороссийск — уверенно заявил командарм.

С КП фронта передали, что в 18-ю армию выехал маршал С. К. Тимошенко. Его машина осталась за горой Дооб, а сам он и его адъютант в звании генерал-майора довольно быстро шли к нам на высоту. К. Н. Леселидзе, я и Н. О. Павловский представились маршалу. Внимательно выслушав наш доклад об обстановке и пронаблюдав за полем боя, он сказал:

— Долго возитесь с двумя-тремя дивизиями немцев. При вашей артиллерии и авиации, да в условиях, когда армия держит в клещах всю новороссийскую группировку врага, надо было бы давно с ней покончить. Наверное, и артиллерия, и авиация бьют по домам и горам, а не по немцам. Продолжайте руководить боем, а я посмотрю, кого и как бьет ваша артиллерия.

Тимошенко направился к блиндажу командующего артиллерией армии генерала Г. С. Кариофилли, расположенному метрах в 50-ти от блиндажа К. Н. Леселидзе, на самой высокой точке горы.

— Чего-то Семен Константинович не в духе, — сказал Леселидзе. — Действительно, мы здорово застряли под Новороссийском. Но дело ведь пошло намного вперед. К вечеру порадуем маршала боевыми успехами.

Время перевалило за 16.00. Доклады из войск и наши наблюдения показывали, что войска армии на всех участках продвигаются вперед. Артиллерийско-минометный огонь врага стал ослабевать. Никому не сиделось в блиндажах, все старались видеть бой своими глазами. Не усидел в блиндаже и С. К. Тимошенко. О любом изменении в обстановке офицеры тут же докладывали маршалу и командарму. Семен Константинович повеселел. Повеселели и все мы, собравшиеся вокруг него. Маршал с каким-то пристрастием требовал от артиллеристов меткого ведения огня по щелям и укорял их за то, что они не видят их.

— Стреляете много, а результатов мало, — заключил он.

Генерал-лейтенант артиллерии А. К. Сивков стал было защищать артиллеристов, но Тимошенко сказал, как отрубил:

— Они не видят и не знают целей, стреляют по домам и площадям.

Сивков деликатно промолчал.

Убедившись, что в 18-й армии дела пошли хорошо, я выехал на КП фронта, а вечером доложил командующему обстановку под Новороссийском. А он ознакомил меня с положением дел в 56-й. Иван Ефимович был не совсем доволен ходом боев в этой армии. Хотя ее войска овладели передовыми позициями и рядом крупных огневых узлов врага, но прорвать главную полосу обороны Голубой линии не смогли.

С самого начала наступления войск фронта ни авиационная, ни войсковая разведка, ни сами боевые действия не подтверждали отвода войск противника с передового рубежа обороны. А его упорная оборона и то обстоятельство, что под Новороссийском он ввел в бой две резервные дивизии, говорили о том, что теперь основные силы 17-й армии находятся главным образом на южном фасе Голубой линии. В этих условиях основная задача войск 56-й армии заключалась в том, чтобы в кратчайший срок завершить прорыв укрепленного рубежа на центральном участке, развить здесь более стремительное наступление, выйти на рубеж реки Старая Кубань и не допустить отвода сил 17-й армии за этот рубеж. Для более успешного решения этой задачи командующий фронтом приказал генералу А. А. Гречко ввести в бой специально подготовленную танковую группу в направлении Киевское, Гостагаевская, Благовещенское, чтобы отрезать пути отхода центральной и новороссийской группировкам противника. Одновременно он передал в подчинение командующего 18-й армией 414-ю стрелковую дивизию полковника Г. Г. Курашвили для развития более стремительного наступления на правом фланге.

Теперь за прорыв Голубой линии в полную силу вели бои три армии фронта, Черноморский флот и Азовская флотилия. Под Новороссийском восточная группа 18-й армии в упорных боях продолжала ломать вражескую оборону и продвигаться вперед. 318-я дивизия В. А. Вруцкого, 55-я гвардейская дивизия Б. Н. Аршинцева и 5-я гвардейская танковая бригада П. К. Шуренкова громили гитлеровцев в северной части города. Используя успех этих соединений, 290-й стрелковый полк НКВД подполковника И. В. Пискарева, пробиваясь по улицам Новороссийска вперед, под утро 15 сентября соединился с группой В. А. Ботылева в районе матросского клуба. А перед вечером гвардейцы 55-й дивизии вышли в район элеватора, вокзала и соединились с группой А. В. Райкунова.

Когда я доложил об этом Ивану Ефимовичу, он сказал:

— Такое вроде скромное для фронта событие, а какой радостью оно отозвалось в моей душе! Что ж, своей тяжелой борьбой моряки доказали, что в любой самой опасной, даже, казалось бы, безвыходной ситуации они найдут выход из положения.

Соединились! Моряки выстояли и победили! Обе эти группы пять суток вели тяжелейшие бои в полном окружении. Последние двое суток с ними не было связи. Нас всех интересовала их судьба, мы за них переживали, не зная, в каком они положении. Только несколько позже многое узнали.

В частности, стало известно, что в группе В. А. Ботылева уже в первые два дня более половины людей было тяжело ранено, некоторые из них имели по 4–5 ранений. И все же в трудные минуты боя они являлись резервом группы. Даже те, кто едва мог передвигаться, но был способен стрелять, снова брали в руки оружие, с невероятными усилиями добирались от одного окна к другому или к проломам в стене и продолжали бить врага. А прославленного снайпера Черноморского флота старшину 1-й статьи Филиппа Яковлевича Рубахо, раненного в обе ноги, боевые друзья переносили на плащ-палатке. На его личном счету уже было 346 уничтоженных гитлеровцев, 70 из них он уложил в боях под Новороссийском. Только новое тяжелое ранение окончательно вывело его из строя.

Когда у группы были на исходе боеприпасы, медикаменты, продовольствие, командование флота организовало доставку ей патронов, консервов, хлеба самолетами. Летчики сбрасывали эти грузы с исключительной точностью. И схватки продолжались.

Не проще была обстановка и во второй группе батальона В. А. Ботылева — роте автоматчиков старшего лейтенанта А. В. Райкунова. Ее тоже гитлеровцы атаковали со всех сторон. На третий день воины остались без продуктов, почти полностью были израсходованы и боеприпасы. Бойцы стали в ночных вылазках добывать оружие врага. В роте из 120 человек более половины было тяжело ранено. Но чувство воинского долга и вера в победу не покидали никого.

14 сентября на коротком партийно-комсомольском собрании роты по призыву командира и парторга было единогласно принято решение: сражаться до последнего патрона, стоять насмерть!

И вот теперь моряки со слезами радости встретились с армейцами. Не все уходившие в атаку вышли живыми из огня, но все они создали славу городу и прославили себя. Ими гордились Черноморский флот, 18-я армия, все мы. Такими могла гордиться и гордилась наша Родина.

Весь день 15 сентября повсюду шли ожесточенные, упорные бои.

К вечеру западная группа генерала Н. А. Шварева, наступавшая с плацдарма Мысхако, вступила в город, углубилась в оборонительную полосу врага на 3 километра и соединилась с 255-й бригадой морской пехоты, а 55-я гвардейская дивизия Б. Н. Аршинцева и 5-я танковая бригада П. К. Шуренкова устремились на северо-запад, овладели предместьем Мефодиевский и стали преследовать врага в направлении села Владимировка. Но подступы к нему оказались заминированы и прикрыты огнем пулеметов, полевой и противотанковой артиллерии. Продвижение наших частей было задержано. Как ни велика была решимость наших гвардейцев устремиться вперед и добиться быстрого разгрома врага, сделать это быстро не всегда удавалось. Вот в такой ситуации, как потом рассказывал генерал Б. Н. Аршинцев, в боевых порядках появился командир полка подполковник Андрей Григорьевич Носиков. Он не наметил опасностей на этом рубеже и за какие-то мгновения принял решение немедленно продвигаться вперед.

— Товарищи, вперед! — крикнул он. — Ур-ра-а!

Бойцы дружно пошли в атаку за своим командиром. Бросок! Но на пути оказалось проволочное заграждение. Возникла небольшая заминка. И в этот момент вражеская пуля сразила Андрея Григорьевича. Однако начавшаяся атака продолжалась. После ожесточенного боя враг на отдельных участках ослабил сопротивление. Наши вновь пошли вперед.

Теперь донесений и докладов в штаб фронта стало куда больше, чем раньше. Каждый командующий, начальник штаба армии, каждый командир-моряк мог сообщить что-то радостное…

Становилось ясным, что обороне врага в районе Новороссийска пришел конец, что ночью он может начать отвод своих войск. Поэтому авиации и армиям были даны указания усилить наблюдение за противником, вцепиться в него и при первых признаках начала отхода немедленно переходить к преследованию и к нанесению ударов дальнобойной артиллерией и ночными бомбардировщиками. А командарму-18 штаб фронта направил следующее боевое распоряжение:

Наступила ночь. Немцы усилили артогонь, рассчитывая, видимо, под его прикрытием начать отвод частей и не допустить нашего преследования. А вскоре по многим каналам из войск стали поступать односложные доклады: противник, прикрывшись заслонами, начал отходить. Командарм К. Н. Леселидзе немедленно отдал приказ о переходе обеих групп армии в преследование. Повсюду завязались ночные бои. Немцы бежали из Новороссийска. С рассветом 16 сентября в преследование противника перешла вся 18-я армия, а в небо поднялись сотни самолетов 4-й воздушной армии и ВВС Черноморского флота. Над нашими головами стремительно проносились армады штурмовиков и бомбардировщиков. Всем им нашлась работа — они крушили противника на земле.

Западная группа генерала Н. А. Шварева, продолжая развивать наступление, соединилась с основными силами своей армии. Какая это была счастливая встреча! Плацдарм, сделав большое и важное дело, прекратил свое существование.

К 10 часам 16 сентября — через шесть суток непрерывных жестоких боев — войска 18-й армии и Черноморского флота полностью очистили от врага Новороссийск. Закончилась борьба за город и порт, продолжавшаяся почти год, и 225-дневная героическая оборона на Малой земле. В результате шестидневных боев войска фронта разгромили части 73-й пехотной, 4-й и 1-й горнострелковых дивизий немцев, 4-й горнострелковой дивизии румын, полностью были уничтожены 16-я и 18-я команды морской пехоты, а летчики 4-й воздушной армии и Черноморского флота сбили 50 фашистских самолетов.

Освобождение Новороссийска, этого ключевого пункта обороны немцев на Голубой линии, стало началом полного изгнания немецко-фашистских оккупантов с кубанского плацдарма. Моряки сразу же взялись выяснять минные заграждения водного пространства в районе порта, чтобы ввести в него наши корабли, восстановить морскую базу, так нужную флоту для дальнейшей борьбы за Тамань, за Крым и на просторах Черного моря.

А командарм К. Н. Леселидзе нацеливает главные силы армии в направлении на Верхне-Баканский, чтобы закрыть отход всей группировке противника, действующей в районе Неберджаевская, Верхне-Баканский, Цемдолина.

Одновременно продолжали наступление войска 9-й и 56-й армий. Уничтожая и отбрасывая противника, они к исходу дня вышли на рубеж Кеслерово, Ново-Крымский, Аманат, продвинувшись от 7 до 15 километров, и овладели 47 населенными пунктами.

Всем нам скорее хотелось войти в Новороссийск и увидеть, что и как там, и, конечно, встретиться с героями боев. Знаю хорошо, как стремились увидеть город и порт моряки, считавшие его своим родным. И хотя была опасность ходить по неразведанным улицам и развалинам, все же командующий флотом Л. А. Владимирский, член Военного совета флота Н. М. Кулаков и командир Новороссийской военно-морской базы Г. Н. Холостяков на катерах направились туда в этот же день, 16 сентября. Когда командующий фронтом И. Е. Петров узнал об этом, он как-то немного даже обиделся, что убыли без него. И он тут же, забрав с собой офицера-моряка, направился в город.

Георгий Никитович Холостяков так писал о встрече там командования Черноморского флота с командующим фронтом: «Мы не успели еще осмотреться в порту, когда Л. А. Владимирского и меня потребовал к себе генерал-полковник И. Е. Петров — он тоже прибыл в Новороссийск.

— Ну так кого из ваших орлов представляем к званию Героя? — сразу спросил командующий фронтом.

…Л. А. Владимирский предоставил мне первому назвать достойных. Подумав немного, я начал:

— Капитан-лейтенант Ботылев, капитан-лейтенант Райкунов (это звание ему было присвоено Владимирским за 10 минут до встречи с командующим фронтом. — И. Л.), капитан-лейтенант Африканов, капитан-лейтенант Сипягин…

— Пока будет, — улыбнулся Иван Ефимович.

Л. А. Владимирский согласился с названными кандидатурами. Объяснять И. Е. Петрову, кто эти офицеры и чем отличились, не требовалось: очень памятливый на людей, он уже знал всех четверых»[64].

К полудню на этих и других героев, а также на целые части и соединения сухопутных, морских и воздушных сил, проявивших исключительный героизм в сражении за освобождение Новороссийска, было передано по телеграфу представление в Москву. А вечером мы и вся страна услышали по радио приказ Верховного Главнокомандующего:

В ознаменование одержанной победы многим из этих отличившихся в боях соединениям и частям было присвоено почетное наименование Новороссийских.

А вслед за приказом Москва от имени Родины салютовала нашим доблестным войскам 12 залпами из 124 орудий. К нему присоединились артиллерийские залпы кораблей и береговых артиллерийских батарей Черноморского флота. Какая радость! Да, не одни трудности и горести назначены солдату на войне, выпадает и великая радость, и называется она победа.

Прямо скажем, досталась она нам нелегко. Гитлеровцы умели упорно сопротивляться. Но я далек от мысли считать, что противник умнее чем он есть. У него просчетов в организации обороны, особенно в нанесении контратак и контрударов, было немало. Гитлеровцев во многом спасали созданные в течение года мощные долговременные оборонительные укрепления и большая насыщенность их огневыми средствами. Но и в этих условиях наши воины умели нещадно бить фашистов. Особой похвалы достойны действия солдат, моряков и командиров младшего и среднего звена.

И все же затянувшиеся бои за Новороссийск и исключительные трудности, с которыми встретились в наступлении войска 18-й армии и особенно морские десанты во время их высадки на берег и в ходе боев за город, говорят о том, что и у нас были просчеты. На войне без них, конечно, не обойтись. В ходе боев эти просчеты вскрывались, и мы стремились выправить их, хотя далеко не сразу и не все удавалось сделать.

Командующему фронтом хотелось как следует осмотреть Новороссийск, увидеть немецкие доты, так мешавшие нашим войскам, узнать, как идет работа у наших саперов, выполнявших приказ о разминировании города и его окрестностей. И 17 сентября он выехал в город, прихватив с собой командующего артиллерией фронта генерал-лейтенанта А. К. Сивкова и меня. Впереди наших машин ехал начальник инженерной службы фронта полковник Н. М. Пилипец. С удалением линии фронта на запад общий гул артиллерийской канонады и разрывов авиабомб стал приглушенным. Но в самом городе изредка слышались сильные взрывы. При въезде в город нас встретили начальник инженерных войск 18-й армии полковник Е. М. Журин и группа офицеров-саперов. Полковник доложил, что работы очень много, продолжается розыск и подрыв мин, заложенных фашистами в домах, во дворах и на улицах. Миноискатели на каждом шагу сигналят. Хождение по городу пока опасно.

Видя, что кое-где по городу идут люди в морской и армейской форме, Иван Ефимович спросил:

— А как же другие ходят?

— И других саперы предупреждают об опасности.

Опасность действительно была очень велика. Ведь в городе только в первые дни после его освобождения саперы обнаружили и обезвредили 29 тысяч мин.

Бегло оглядев окраину разрушенного города, мы пошли дальше. Вокруг не было ни одного сохранившегося дома, сплошь одни развалины. Нам попадались разбитые и невредимые орудия, танки с обгоревшими крестами на бортах, бесчисленное множество воронок от снарядов и бомб. Тут же валялись трупы вражеских солдат и офицеров.

Группа наших солдат собирала немецкое оружие. Мы увидели целый полевой склад автоматов, пулеметов, минометов, легких орудий.

— Умеете пользоваться вражеским оружием? — спросил командующий.

— А как же, товарищ генерал! Мы же прошли специальное ознакомление.

Теперь всем нам хотелось своими глазами увидеть доты. Далеко идти не пришлось. Их было много. Офицеры-саперы подводили нас то к одному, то к другому. Многие огневые точки стояли впритык к разрушенным зданиям. Бетонные стены более чем полуметровой толщины. Да, укрепления у гитлеровцев были очень мощными.

— Вот видите, Аркадий Кузьмич, две недели артиллерия била по дотам, а многие из них остались невредимыми, — заметил Петров, обращаясь к нашему артиллеристу генералу Сивкову.

— Эти доты способны выдержать прямое попадание артиллерийского снаряда стадвадцатидвухмиллиметровой гаубицы, — пояснил Сивков. — Чтобы разрушить их, надо видеть сооружение и ударить по нему прямой наводкой стапятидесятидвухмиллиметровой пушки. В городе это сделать трудно. Артиллеристы метко вели по ним огонь, и нам казалось, что на каком-то участке все должно быть стерто и уничтожено. Но стертыми и уничтоженными оказывались доты и дзоты более легкого типа. А укрепления с полуметровыми бетонными стенами, которыми так насыщен город, порт и весь новороссийский район, как видим, сохранились. Однако прямые попадания снарядов били по каждому.

— Сохранялись и находившиеся в них гитлеровцы, — сказал Петров. — Поэтому по нашим войскам и велся такой губительный огонь.

Мы тронулись назад, к берегу Цемесской бухты. Но «солдатский телеграф» мгновенно разнес, что по городу ходит командующий фронтом, и в нескольких местах нас встретили небольшие группы моряков и солдат. Мы подошли к одной из них. Здесь Ивана Ефимовича сразу узнали. Завязалась беседа. Минут через пять вокруг нас собралось уже более полусотни человек, большинство с белыми повязками или прихрамывающие. Оказывается, здесь был медпункт какой-то морской части. Ожидался подход транспорта для эвакуации раненых. Мы с большим интересом слушали этих настоящих героев, только что вышедших из огня, но сильных духом, бодрых и уверенных в себе.

— Мы еще повоюем, товарищ командующий, — сказал один из раненых.

— Приятно было увидеться с боевыми, испытанными воинами. Вижу, все вы выдержали тяжелое испытание с честью. Немцев побили крепко. Спасибо всем вам за это. Думаю, что ваше командование представит вас к наградам. Но враг еще силен. И мы действительно еще встретимся с вами на новом поле брани.

Глава третья Освобождение Таманского полуострова

В результате разгрома гитлеровских войск в районе Новороссийска создались благоприятные условия для развития наступления не только вдоль черноморского побережья, но и во всей полосе фронта, от Азовского до Черного моря.

Помнится, утром 16 сентября я вызвал начальников оперативного и разведывательного отделов штаба генералов П. М. Котова-Легонькова и Н. М. Трусова, чтобы обсудить сложившуюся обстановку. Мы пришли к выводу, что успешный ход развития стратегической операции, проводимой войсками Украинских фронтов, уже создай угрозу таманской и крымской группировкам врага. Учитывая опыт ряда операций Красной Армии на окружение и полный разгром крупных сил противника, мы допускали, что теперь немецкое командование будет осуществлять более спешный отвод своих войск, чтобы вывести их из-под удара и эвакуировать. Поэтому задача нашего фронта — максимально ускорить наступление, чтобы выйти на переправы через реки Кубань, Старая Кубань, не дав возможности гитлеровцам использовать эти выгодные для обороны рубежи, перерезать им пути отхода и решительно продвигаться к Керченскому проливу. Эти соображения штаб доложил командующему фронтом и в Генеральный штаб.

И. Е. Петров был полностью согласен с оценкой обстановки, и по его указанию штаб фронта в 12.00 этого же дня направил армиям боевое распоряжение, в котором говорилось:

Командование 17-й армии стремилось задержать наступление советских войск на новороссийском направлении, чтобы не допустить угрозы прорыва всей обороны на Таманском полуострове. Поэтому немцы пытались еще драться за удержание второго рубежа обороны — северо-западнее Новороссийска и на всей Голубой линии, рассчитывая нанести нам большой урон и этим ослабить силу наших ударов. А поскольку у врага на таманской земле было еще три укрепленных рубежа и масса серьезных естественных препятствий — реки, лиманы, заливы, болота, плавни, работавшие на руку ему, — он мог еще серьезно сдерживать наше наступление, выигрывая время для отвода и эвакуации войск.

Наши армии стали еще упорнее взламывать вражескую оборону и развивать наступление на всех направлениях.

18-я армия силами трех стрелковых дивизий (89, 318 и 55-й гвардейской), а также 5-й танковой бригады прорвала вторую полосу обороны в направлении на Верхне-Баканский, а 20-й стрелковый корпус генерала Д. В. Гордеева (176-я стрелковая дивизия, 8-я гвардейская и 83-я морские стрелковые бригады) и 107-я стрелковая бригада полковника А. В. Косоногова наступали на Анапу.

Продвигались и войска 56-й армии. За день боев она овладела восемнадцатью населенными пунктами, в том числе Русское, Долгождановская, Таманская, Молдаванское, Прохладный, Трудовой, и вышла на рубеж реки Псиф, а 63-я танковая бригада прорвалась к Первомайску и уничтожила 33 полевых орудия, 18 пулеметов и до 500 солдат[67].

Шли вперед и войска 9-й армии. Ее 11-й стрелковый корпус генерал-майора И. Т. Замерцева, взаимодействуя с 56-й армией, 18 сентября занял Кеслерово и тут же стал развивать наступление на станицу Варениковская, обходя ее с севера и юга.

Таким образом, был завершен прорыв главной полосы оборонительного рубежа Голубая линия. Как только об этом стало известно И. Е. Петрову, он, помнится, сказал:

— Семь суток днями и ночами наши воины взламывали мощную оборону врага и все это время шли через сплошной огонь. И не сгорели, а победили.

О прорыве Голубой линии сразу же стало известно нашим солдатам и морякам. И тут же пронеслись крылатые призывы: «Мы идем на запад! Мы громим врага! Освободим нашу родную Тамань!»

Обычно после прорыва главной полосы вражеской обороны наступающие войска не встречали организованного сопротивления, выходили на оперативный простор и продвигались в более высоком темпе. Но тут обстановка складывалась по-другому. За основным рубежом были подготовлены второй, третий рубежи, на которых враг успевал отойти и организовать упорное сопротивление.

Вскоре продвижение 56-й и 9-й армий замедлилось. Командующий решил, что тут дело не только в противнике, и для выяснения причин снижения темпа наступления в войска были направлены офицеры-операторы штаба фронта и армий. В итоге был сделан вывод, что многие наши командные кадры недостаточно умело организуют действия частей при преследовании противника. И штаб фронта по указанию командующего направил армиям боевое распоряжение, в котором говорилось:

Высылаемая нами авиаразведка в эти дни установила организованное отступление врага к проливу и эвакуацию в Крым. Это обстоятельство побудило командующего фронтом 21 сентября издать директиву. «Эвакуация противника идет в нарастающем темпе, — отмечалось в ней. — Совершенно ясно определился план эвакуации, заключающийся в том, чтобы, упорно обороняясь на заранее подготовленных рубежах, последовательно выводить из боевых порядков каждой дивизии по одному полку, а по мере сокращения фронта — выводить целые дивизии.

Задача войск — сосредоточенными и стремительными ударами на основных направлениях армий сломить сопротивление врага, нанести ему поражение, проникать в тыл, окружать и уничтожать его живую силу, захватывать технику и выходить к Керченскому проливу, срывая эвакуацию противника в Крым.

Главная и основная задача военно-воздушных сил фронта — сосредоточенными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации, работая с предельным напряжением, разрушать порты, уничтожать живую силу и технику на дорогах, переправах и в местах скопления»[69].

Одновременно командующим Черноморским флотом и 18-й армией было приказано 21 сентября высадить десант с моря в районе Анапы, чтобы перехватить приморскую дорогу и не допустить отхода противника на запад, а командующим 9-й армией и Азовской флотилией высадить два десанта с моря в районе порта Чайкино и станицы Голубицкая для перехвата дорог, идущих на запад, чтобы не допустить отхода темрюкской группировки противника к проливу. А чтобы лишить его возможности отрываться и закрепляться на последующих рубежах, были активизированы ночные действия войск.

Однако продвижение войск все же шло в замедленном темпе. Перед нами был еще сильный, опытный и искусный в тактике враг, который упорно сопротивлялся и умело отходил. Все это серьезно озаботило командующего фронтом, и он утром 24 сентября выехал на НП командующего 56-й армией, чтобы лично пронаблюдать ход боев на решающем направлении. Мне И. Е. Петров велел выехать в 3-й горнострелковый корпус, входивший в состав этой армии и наступавший на левом ее фланге. Корпусом командовал генерал-майор Александр Александрович Лучинский.

Прихватив с собой подполковника П. Ф. Дакса, я выехал на КП корпуса. На тяжелом полугористом и грязном пути нам попадались застрявшие в грязи вражеские пушки, автомашины, тягачи, тут же ящики с боеприпасами, а рядом валялись трупы гитлеровцев. Видно было, что пару дней назад здесь шел горячий бой.

На КП корпуса начальник штаба подполковник И. П. Новиков доложил обстановку на фронте корпуса и соседей. Но мне надо было увидеть генерала А. А. Лучинского. Он находился на НП. В сопровождении офицера штаба корпуса мы выехали туда. Моя встреча с Александром Александровичем была первой. На мой вопрос, какова задача корпуса и как она выполняется, он доложил, что по приказу командарма А. А. Гречко корпус должен выйти на рубеж реки Старая Кубань, а частью сил вместе с частями 18-й армии окружить и уничтожить немецкие войска в районе восточнее Верхне-Баканского. 242-я горнострелковая дивизия полковника В. Б. Лисинова наступает на правом фланге и ведет бой на подступах к Гостагаевской, 83-я горнострелковая дивизия генерал-майора М. И. Колдубова действует левее ее, а еще левее — 20-я горнострелковая дивизия полковника П. И. Морозова. Она имеет задачу прорваться к Верхне-Баканскому и с частями 18-й армии уничтожить здесь противника. Но немцы, занявшие заранее подготовленный рубеж на линии Гостагаевская, Раевская, сдерживают наше продвижение.

— Я сосредоточил максимум артогня для поддержки 242-й дивизии, — заключил А. А. Лучинский.

— А в чем состоит ваше взаимодействие с правым соседом — 16-м стрелковым корпусом генерала Провалова? — спросил я.

— И я, и Провалов сосредоточиваем главные усилия в направлении Гостагаевской на стыке корпусов, — сказал командир корпуса.

Из дальнейшего разговора с А. А. Лучинским можно было понять, что он правильно оценивал складывающуюся обстановку на участке корпуса, на фронте своей и 18-й армий. При мне он отдавал продуманные, краткие и четкие распоряжения командирам дивизий, артиллеристам и штабным офицерам. И внешне он выглядел хорошо: высокий, стройный, подтянутый, собранный.

Я решил побывать на наиболее важном участке, в правофланговой 242-й горнострелковой дивизии. Командира соединения полковника В. Б. Лисинова я уже знал и искренне уважал за боевую хватку, за кипучую энергию, прямоту, за то, что всегда к делу подходил строго и за любой исход боя всю ответственность брал на себя. Он доложил, что дивизия ведет бой на подступах к станице Гостагаевская. Враг упорно удерживает рубеж обороны и станицу. Наступающая слева 83-я дивизия тоже уперлась в этот рубеж. Мы вместе стали оценивать обстановку и пришли к решению — небольшими силами сковать противника с фронта в районе станицы, а основные силы нацелить на обход ее с юга и совместно с соседней 339-й стрелковой дивизией 16-го стрелкового корпуса, наступающей правее, окружить и разгромить противника в районе станицы.

Направили офицера связи к командиру этой дивизии полковнику Т. С. Кулакову, чтобы тот сообщил ему о нашем плане. Возвратившись, офицер доложил, что командир 339-й дивизии имеет указания командира корпуса генерала К. И. Провалова на обход Гостагаевской с севера. Выходит, план Провалова полностью совпадал с наметкой нашего решения. А за это время В. Б. Лисинов сумел произвести небольшую перегруппировку сил в дивизии и переговорить с командиром 83-й дивизии М. И. Колдубовым. Одновременный удар двух дивизий в обход Гостагаевской с разных направлений решил исход дела. Они взяли врага в клещи и после трехчасового боя, в котором участвовали и полки 83-й дивизии, гитлеровцы были начисто разгромлены. Непосредственно в станицу вошли полки 242-й и 83-й горнострелковых дивизий. Враг, попав под удар наших войск с флангов, пытался вырваться, бросая орудия, минометы и танки, оставшиеся без горючего.

Я позвонил командиру корпуса генералу А. А. Лучинскому, сообщил ему об успехе воинов 242-й дивизии и очень похвально отозвался о действиях В. Б. Лисинова.

Позже выяснилось, что под Гостагаевской враг потерял около тысячи человек убитыми. Наши воины захватили 860 пленных, 47 орудий и минометов, 220 пулеметов, около 3 тысяч автоматов и винтовок. Наступали предвечерние часы, и мы распрощались с В. Б. Лисиновым. Кстати, вскоре ему было присвоено воинское звание генерал-майора.

Армия А. А. Гречко продолжала продвигаться вперед. На следующий день ее войска форсировали реку Псебель и овладели десятью населенными пунктами. А 22 сентября была освобождена крупная станица Варениковская. Противник потерял здесь свыше 2 тысяч солдат и офицеров, было захвачено около 2 тысяч автоматов и более сотни минометов, пулеметов и орудий. Разгром врага был осуществлен воинами 32-й гвардейской дивизии полковника Г. Т. Василенко (11-й гвардейский стрелковый корпус) и 351-й стрелковой дивизии полковника А. В. Ворожищева (9-я армия). Полки этих дивизий ночью обошли Варениковскую с юга и севера, а с рассветом нанесли удар по флангам обороняющихся и ворвались в станицу.

В эти дни особо активную борьбу развернули партизаны Новороссийского, Анапского и Голубицкого соединений. Они наносили внезапные удары по тылам врага в своих районах. Дерзкие их налеты сеяли среди фашистов панику и причиняли им значительный урон. В штабы наших дивизий и полков являлись партизаны с разведданными о противнике. Давали много данных о противнике и захваченные пленные.

А 18-я армия тоже вела бои. 19 сентября ее войска после упорных боев овладели перевалом Волчьи Ворота, Верхне-Баканским, однако из-за отставания левофланговых частей 56-й армии окружить и начисто разгромить группировку врага в районе Неберджаевская, Верхне-Баканский не удалось. 21 сентября танковая бригада П. К. Шуренкова и полки 318-й и 55-й Иркутской гвардейской дивизий разгромили врага в районе станицы Раевская и подошли к Анапе, а корабли Черноморского флота ворвались в порт, обстреляли берег и высадили небольшой десант морских пехотинцев. Удары с суши и с моря были настолько стремительными и неожиданными для гитлеровцев, что они даже не успели воспользоваться шестнадцатью стоявшими в порту судами, приготовленными для погрузки на них отходивших войск. Вскоре танкисты, пехотинцы и моряки ворвались в Анапу, истребили сотни метавшихся по улицам гитлеровцев, захватили здесь 49 орудий, 180 пулеметов, 77 минометов, 4 тысячи винтовок и автоматов, 40 складов с военным имуществом. В течение дня войска этой армии овладели еще семнадцатью населенными пунктами, в том числе Натухаевской.

Учитывая, что дальнейшее наступление 18-й армии будет проходить по узким перешейкам между морем, Витязевским и Кизилташским лиманами, которые противник непременно использует для сдерживания продвижения наших войск, командующий фронтом 22 сентября приказал командующим Черноморским флотом и 18-й армией высадить еще два десанта с артиллерией: первый в составе 166-го гвардейского стрелкового полка 55-й гвардейской стрелковой дивизии и 143-го батальона морской пехоты Героя Советского Союза подполковника Г. К. Главацкого на косе близ станицы Благовещенская, чтобы отрезать врагу путь отхода по береговой кромке к проливу; второй — 83-я морская стрелковая бригада подполковника В. И. Козлова — в районе озера Соленое с задачей развить наступление на Тамань, овладеть ею и не допустить эвакуации противника из этого порта в Крым. В ночь на 25 сентября оба десанта высадились на берег в назначенных им районах. Десант в количестве 820 человек под командованием Главацкого стремительным броском разгромил противника в прибрежной полосе, вышел западнее станицы Благовещенская и отрезал гитлеровцам пути отхода на запад. Одновременно с суши был нанесен удар на Благовещенскую частями 18-й армии. Совместными их усилиями вражеская группировка в этом районе была полностью разгромлена.

Командарм К. Н. Леселидзе тут же решил основными силами развивать наступление вдоль северного берега Кизилташского залива, рассчитывая вместе с частями, наступающими вдоль Черноморского побережья, взять в клещи гитлеровцев в районе Тамани. Но высадившаяся на берег в районе озера Соленое 83-я морская стрелковая бригада упустила время для использования благоприятной обстановки и дала возможность противнику зацепиться на подготовленном рубеже, что позволило ему задержать продвижение бригады. Вскоре немцы нанесли по этому соединению ряд сильных ударов и отбросили его почти к самому морю.

Как только нам стало известно об этом, командующий приказал командарму 18-й и командующему Черноморским флотом срочно перебросить в этот район дополнительные десантные силы в составе 107-й и 8-й гвардейской стрелковых бригад, а командующему ВВС флота — нанести ряд ударов по артиллерии врага в районе западнее озера Соленое. 26 сентября эти бригады были высажены на берег и с утра следующего дня перешли в решительное наступление. На подступах к Тамани разгорелись ожесточенные бои. Противник, расходуя до конца артиллерийские боеприпасы, мины, вел интенсивный огонь и упорно удерживал последний укрепленный рубеж, выигрывая время для эвакуации своих войск в Крым. Командарм Леселидзе усилил первые линии вводом в бой 89-й стрелковой дивизии, и наступление продолжало развиваться.

А на приазовском направлении у 9-й армии тоже наметился успех. 22 сентября 316-я стрелковая дивизия полковника Ф. И. Пекарева и 227-я стрелковая дивизия полковника И. В. Терехина нанесли удары с разных направлений по группировке противника в районе станицы Курчанская, начисто разгромили гитлеровцев, овладели станицей и стали развивать наступление на Темрюк.

В ночь на 25 сентября Азовская флотилия высадила два морских десанта на берегу Азовского моря — в порту Чайкино и восточнее станицы Голубицкой. Здесь ночью десант в составе 545-го стрелкового полка 389-й стрелковой дивизии под командованием А. Е. Поповича высадился без единого выстрела. Но затем завязалась кровавая схватка. В ходе жестокого шестичасового боя десантники покончили с гитлеровцами и перерезали дорогу Темрюк — Голубицкая. А в районе порта Чайкино в это же время высадился 369-й отдельный батальон морской пехоты майора М. А. Рудя. И здесь моряки вступили в ожесточенные схватки с фашистами. В целом же темп продвижения наших войск был невысок. Они по-прежнему двигались в своих полосах и чаще выталкивали, а не громили противника.

Теперь немецко-фашистское командование, ясно увидев угрозу быть отрезанными от переправ и опрокинутыми в море, торопилось под прикрытием сильных арьергардов отводить по ночам войска к проливу.

Разработанный им с педантичной немецкой точностью «Маневр Кримхильда», предусматривающий планомерный отвод войск и эвакуацию их в Крым, начал рушиться. Оно вынуждено было на ходу разработать новый вариант плана, предусматривавший ускоренную эвакуацию.

Командующий фронтом снова потребовал от командармов наращивать усилия на определенных направлениях, чтобы с ходу захватить важный рубеж рек Кубань, Старая Кубань и, продвигаясь в глубь Таманского полуострова, срывать эвакуацию вражеских сил в Крым. А авиации вновь и вновь ставилась задача штурмовать и бомбить колонны противника при их отходе, в районах сосредоточения и в портах. Однако враг успел отойти на этот рубеж и организовал там оборону. Войска 56-й армии завязали упорные бои за прорыв сильно укрепленного рубежа на реке Старая Кубань. Западный берег ее намного выше восточного, а ширина русла достигала 150–200 метров. Во многих местах берег был болотистым, поэтому наступление шло тяжело. Только к полудню следующего дня полки передовых дивизий трех корпусов — 11-го гвардейского стрелкового генерала И. Л. Хижняка, 22-го стрелкового генерала В. Ф. Сергацкова и 16-го стрелкового генерала К. И. Провалова — преодолели реку и стали продвигаться на запад.

А у 9-й армии впереди был Темрюк. Он расположен в устье Кубани и был превращен немцами в мощный узел сопротивления на самом северном фланге Голубой линии и на побережье Азовского моря. Через него проходили коммуникации, связывающие два полуострова — Тамань и Крым. Подступы к городу с востока и юга почти сплошь заняты лиманами и плавнями, а между ними на небольших возвышенностях противник расположил множество закрытых огневых точек, минные поля, проволочные заграждения. В штабе фронта возникла мысль оставить на темрюкском направлении часть сил 9-й армии, а основными силами сманеврировать южнее, в полосу 56-й армии, чтобы сломать там оборону врага, врезаться в его тылы и отрезать ему пути отхода.

— Этот вариант, — сказал И. Е. Петров, — мог быть самым лучшим, если бы не осенняя дождливая погода. Люди и техника тонут в грязи. К тому же дорог, идущих с севера на юг, на полуострове нет. В этих условиях круто сманеврировать силами целой армии очень сложно. Мы потеряем время.

И командующий передал из 9-й армии в 56-ю только одну 351-ю стрелковую дивизию полковника А. В. Ворожищева. И все же недостаточно успешный ход наступления на темрюкском направлении заметно тревожил его. По распоряжению командующего фронтом утром 26 сентября я выехал в 9-ю армию, чтобы глубже разобраться в обстановке и вместе с командованием определить наиболее целесообразные способы разгрома противостоящего врага. На ВПУ армии, располагавшемся в лесу, в 3–4 километрах южнее станицы Анастасиевская, я встретился с командующим генералом А. А. Гречкиным, его заместителем генералом И. А. Шевченко и начальником штаба генералом М. С. Филипповским. Здесь же был командующий артиллерией армии генерал А. Ф. Денисенко. Оценив обстановку, мы пришли к выводу, что из обороняющихся в полосе армии 4, 370 и 10-й пехотных дивизий и 4-го охранного полка немцев наиболее сильная группировка занимает позиции на подступах к городу и в самом городе, а другая — по западному берегу Кубани и южнее. Мы решили, что первоочередным объектом удара должна быть группировка врага в районе Темрюка. С захватом здесь высот и города рушилась бы оборона и на реке Кубань. Но наступать на укрепленный рубеж по открытой местности в дневных условиях — значит понести большие потери. Потому пришли к выводу — в течение ночи скрытно, отдельными подразделениями следует подвести части двух дивизий как можно ближе к Темрюку и с рассветом нанести по нему внезапный удар с северо-востока и юго-востока, разгромить здесь вражеские силы, что серьезно облегчит затем форсирование с ходу Кубани.

Командарм Алексей Александрович Гречкин решительно сказал:

— С Темрюком надо кончать. Немцы боятся ночи и наших фланговых ударов. Организуем внезапный для противника штурм.

Мне уже не раз доводилось говорить по телефону с генералом Гречкиным, и я знал, что любые вопросы с ним решать очень легко, так как понимали мы друг друга с полуслова. А теперь я увидел в нем саму простоту, саму непосредственность. В Алексее Александровиче не было ни тщеславия, ни самолюбия, но зато было много душевной доброты. Он был еще солдатом царской армии и в первую мировую войну за боевые подвиги произведен в прапорщики. После Октябрьской революции активно защищал Советскую власть в рядах Красной Армии. До вступления в командование 9-й армией был командиром корпуса, заместителем командующего 18-й армией, возглавлял руководство боевыми действиями на плацдарме Мысхако в самый трудный период борьбы и являлся истинным ее героем. Этот человек прошел через огонь трех войн и навсегда сохранил в себе простоту, скромность и солдатскую доблесть.

…В течение ночи полки 316-й стрелковой дивизии полковника Н. П. Охмана и 304-й дивизии полковника Т. У. Гринченко скрытно приблизились к Темрюку и обложили город с двух сторон, а когда занялся рассвет, ворвались в восточную часть города. Разгорелись уличные бои. Взрывы гранат, автоматные очереди и громовое «ура» заставили гитлеровцев метаться в разные стороны. Но попав под огонь и удары с трех сторон, они всюду находили себе конец. Только небольшим вражеским силам удалось вырваться из города, Утром 27 сентября Темрюк — последний опорный пункт на нижнем течении Кубани — был освобожден ох фашистских захватчиков.

Шли вперед и другие соединения 9-й армии: 389-я стрелковая дивизия полковника Л. А. Колобова, 227-я полковника И. Н. Терехина, 276-я генерал-майора И. А. Севастьянова, 11-й стрелковый корпус генерала И. Т. Замерцева. Форсировав реку Кубань, армия устремилась в направлениях Голубицкой и Старотитаровской, обходя Ахтанизовский лиман с севера и юга. В этот же день войска 56-й армии и 414-я стрелковая дивизия 18-й армии форсировали реку Старая Кубань.

Несколько слов о содержании и порядке работы штаба фронта, выполнявшейся в ходе развернувшегося сражения. Если до его начала главной заботой были сбор и обработка информации об обстановке на фронте и предложений по выработке решения на операцию, подготовка оперативных расчетов, планирование и всесторонняя подготовка сил и средств для ее проведения, то с началом активных боевых действий первостепенное значение приобретали вопросы управления войсками и осуществления контроля за ходом выполнения поставленных задач. Управлять — значит влиять на ход военных действий, а для этого надо постоянно быть в курсе событий на каждом участке, на каждом направлении, в полосе всего фронта и видеть противника на большую глубину. Только при этом условии командующий фронтом сможет чувствовать развитие событий и своевременно реагировать на изменения в обстановке. В этом он опирается на личное наблюдение за ходом сражения, на доклады командующих армиями, но главным образом — на свой штаб, который постоянно добывает, анализирует и обобщает все данные, оценивает ход событий во всей полосе фронта и готовит свои предложения по решению. А фронтовая обстановка с ее динамичными изменениями дает нам подчас множество вводных. Поэтому сбор всесторонней, своевременной и объективной информации о происходящих событиях занимает особое место. В эти дни в штабе идет очень напряженная, кипучая работа, затихает она только часа на три во второй половине ночи, когда в отделах остаются работать только дежурные офицеры.

Вся полученная по разным каналам информация к утру сосредоточивается в оперативном отделе, прежде всего у начальников направлений. Скрупулезно изучив донесения, обменявшись между собой полученной информацией и мнениями, они докладывают обстановку начальнику оперативного отдела. Тот в свою очередь, изучив сведения за весь фронт и уточнив с разведчиками Данные о противнике, идет с докладом к начальнику штаба. Одновременно ко мне приходит и начальник разведки. После того как мы вместе даем оценку обстановке на фронте, положению в нашем тылу и в тылу врага, я иду на доклад к командующему.

Так начинался рабочий день в штабе. Но еще более ранним утром ко мне являлись дежурные офицеры — оператор, разведчик и связист. Первые двое докладывали о важнейших событиях, происшедших за ночь на фронте — в наших войсках и у противника, а дежурный по связи — о сообщениях, поступивших к нам и отправленных нами в различные инстанции. В течение дня порядок работы в штабе оставался примерно таким же, как и утром, но весь процесс был более спрессован. Донесений и докладов поступало множество. Начальник оперативного отдела, оценивая изменения в обстановке, предусматривал развитие событий и по мере надобности докладывал обо всем мне. Кроме этого я непременно заслушивал начальника разведки Н. М. Трусова об изменениях в силах и положении противника. Всесторонне оценив обстановку, я либо сам принимал нужные меры в интересах достижения успеха, либо, когда требовалось, докладывал командующему фронтом.

На войне как-то не ощущается время — события захватывают все чувства, ум и заставляют забыть течение времени. Кипучая деятельность людей, их постоянный поиск новых решений в зависимости от изменения обстановки радовали меня. По мере надобности из штаба исходили самые короткие оперативные распоряжения, соответствующие требованиям обстановки, — самые короткие! Но как много надо знать, чтобы подготовить такое распоряжение. С напряжением трудясь в течение всего дня, работники штаба перед вечером начинали обдумывать дела завтрашнего и последующего дней. Мы хорошо сознавали, что на войне для нас, штабников, вопреки известной пословице, вечер утра мудренее.

В штабе фронта все офицеры хорошо знали не только прямую свою работу по должности, но и умели сочетать, согласовать ее с деятельностью штабов родов войск, служб и всех управлений фронта в интересах достижения общей цели. Поэтому между отделами штаба и различными управлениями постоянно практиковался обмен информацией об обстановке, осуществлялось полное взаимодействие в работе, А при выработке наметок решения в ходе сражения оперативный отдел и я непременно учитывали соображения командующих и штабов родов войск и служб по использованию специальных войск и средств. Помимо поступавших в штаб фронта донесений из армий я не упускал случая лично по ВЧ переговорить непосредственно с начальниками штабов армий генералами Н. О. Павловским, А. А. Харитоновым и И. М. Филипповским. Переговоры с ними касались, главным образом, оценки складывающейся обстановки, состояния наших войск и намечаемых задач. Кроме этого, штаб всегда стремился собирать и сосредоточивать стратегическую информацию о положении дел в полосе соседнего фронта. И когда все соображения и доводы сведены в план, и Снова приходил к Ивану Ефимовичу с докладом. Как правило, факты и цифры держал в памяти, старался говорить только то, что для меня самого было предельно ясным. Иногда на какой-то вопрос командующего приходилось отвечать! «Уточним» или «Поразмыслим».

Как правило, командующий общую обстановку на фронте знал и до нашего доклада, но всегда заслушивал штаб внимательно и считался с его соображениями в оценке обстановки и предложениями. Скажем больше. Он не только умел слушать нас, но и вызывал на откровенный разговор, выяснял мнения, взгляды на события каждого из присутствующих. И. Е. Петров вообще не терпел пассивности, ему, например, не сиделось ни на КП, ни на ВПУ, он почти ежедневно с утра до вечера бывал в армиях, в войсках, а часто и на флоте. Находясь на каком-то одном участке, он, естественно, мог оказаться под влиянием обстановки, складывающейся здесь, и оторваться от общей картины. Штаб понимал эту особенность Ивана Ефимовича и поэтому всегда стремился подготовить для него продуманный, обоснованный, объективный доклад с обязательными выводами и предложениями. Выслушав доклад штаба, он обычно сам сжато оценивал замысел противника и принимал решение, в котором уточнял задачи армиям, флоту, авиации, артиллерии, инженерным войскам. А примерно в 21 час я приносил Ивану Ефимовичу на подпись итоговое донесение начальнику Генерального штаба, в котором кратко излагалась суть событий, происшедших на фронте за день.

Следует сказать, что штаб и все руководство фронта всегда чувствовали контроль и четкое управление со стороны Генерального штаба как при решении оперативно-стратегической задачи, так и оперативных задач, поставленных армиям, Черноморскому флоту. Кроме этого он давал фронту ориентацию о положении дел на других стратегических направлениях. Генштаб имел связующее звено с фронтом в лице своих представителей-направленцев. Ими были полковник С. А. Петровский и периодически полковник Н. Ф. Гарнич.

Итак, войска Северо-Кавказского фронта ударами на суше, с моря и воздуха гнали врага на Таманском полуострове по всем направлениям. По дорогам и тропам, по размокшим полям и топким местам шли и шли вперед, на запад бойцы и командиры, не знавшие сна, усталые, измученные, но с блестящими глазами, в которых горела ненависть к врагу и радость победы.

Опасаясь быть отрезанными от переправ в Крым, гитлеровцы еще торопливее хлынули к портам.

Авиаразведка все чаще доносила, что сотни вражеских машин и колонны пехоты с артиллерией продвигаются по дорогам к портам Кучугуры и Тамань. И. Е. Петров снова отдал приказ командующему 4-й воздушной армией и ВВС Черноморского флота использовать все силы авиации для нанесения сосредоточенных ударов по живой силе и технике при их отходе, в местах скопления и погрузки на суда в районах портов Кучугуры, Кордон Ильича, Тамань, на косе Чушка, а также по плавсредствам при переходе их через пролив. Начальник штаба 4-й армии генерал-майор авиации А. З. Устинов в эти дни находился в штабе фронта. Он прямо отсюда отдавал приказы в авиакорпуса на штурмовку и бомбежку гитлеровцев всеми силами. И по небу над нами с ровным гулом шли волна за волной наши штурмовики и бомбардировщики.

Керченский пролив, подобно магниту, тянул фашистов к себе. За ним они видели спасение от преследовавших их по пятам советских войск. Отступая, они взрывали за собой мосты, минировали дороги, а арьергардами вели бои на удобных для обороны рубежах. По мере нашего продвижения вперед, на запад сужался Таманский полуостров, сокращалась и линия фронта. Особенно резко это стало заметно при выходе на линию Голубицкая, Витязево, где с севера на юг почти через весь Таманский полуостров протянулось шесть лиманов. Это было очень на руку врагу. И хотя он уже отвел большую часть своих сил, но у него не образовывалось оголенных участков. На узких полосах местности он малыми силами мог создавать прочную оборону.

Чтобы не допустить чрезмерного уплотнения боевых порядков наших войск, командующий фронтом вывел из боя 11-й гвардейский стрелковый и 3-й горнострелковый корпуса и три стрелковые дивизии в свой резерв.

В эти дни в штаб фронта стали поступать разведданные о том, что на вражеские аэродромы в Крыму прибывают в большом количестве пикирующие бомбардировщики и истребители, а на восточном побережье Керченского полуострова устанавливается дальнобойная артиллерия. Об этом докладывала и авиаразведка. И вскоре повысилась активность вражеской артиллерии и авиации. Командующий фронтом обратился к начальнику Генерального штаба А. М. Василевскому с просьбой нанести удары авиацией дальнего действия с аэродромов Южного фронта по вражеским воздушным силам в Крыму.

А штаб фронта 29 сентября направил армиям и флоту боевое распоряжение, в котором указывалось, что противник, установив на восточном побережье Керченского полуострова дальнобойную артиллерию и перебазируя на аэродромы Крыма пикирующие бомбардировщики, начал наносить удары по боевым порядкам наступающих войск с целью отрыва от них своих сил. Время, когда силы противника скапливаются для погрузки на плавсредства, является для наших войск наиболее удобным для уничтожения их на берегу. Было приказано организовать сильные подвижные отряды автоматчиков на танках и совместно с артиллерийскими группами смело выбрасывать их вперед с задачей расстрела противника прямой наводкой. В целях более надежного прикрытия наступающих частей и огневых позиций артиллерии от ударов авиации противника предписывалось перебросить в районы боевых порядков войск все зенитно-артиллерийские средства. Командующий фронтом требовал открывать огонь по самолетам, когда они летели еще над своими позициями, чтобы ввести пилотов в заблуждение относительно истинного переднего края и заставить их отбомбиться по своим.

С 1 октября войска всех трех армий начали решительный штурм последнего укрепленного рубежа обороны на подступах к Керченскому проливу. Гитлеровцы, расходуя до конца запасы снарядов, мин, патронов, стремились сдержать наше наступление, чтобы эвакуировать главные силы. Но теперь ничто не могло удержать наших воинов. 18-я армия перешла в наступление всеми силами. 55-я Иркутская гвардейская дивизия генерала Б. Н. Аршинцева и 89-я дивизия полковника Н. Г. Сафаряна прорвали оборону врага и устремились на Приморский, а на Тамань двинулась 5-я гвардейская танковая бригада полковника П. К. Шуренкова о посаженными на танки подразделениями 107-й стрелковой бригады.

Разгромив арьергардные немецкие части на этом направлении, войска 18-й армии при содействии Черноморского флота 3 октября освободили Тамань и вышли к Керченскому проливу. А в ночь на 9 октября флот высадил морской десант — батальоны 83-й морской стрелковой бригады — на косу Тузла и к утру очистили ее от врага.

Продолжали наступать и войска 56-й армии. Особенно успешно здесь действовали 383, 339 и 317-я стрелковые дивизии (командиры соответственно генерал-майор Б. Я. Горбачев, полковники Т. С. Кулаков и И. Ф. Ромащенко). Они первыми прорвали оборону между Ахтанизовским и Кизилгашским лиманами, 4 октября с ходу ворвались в Вышестеблиевскую, освободили Трактовый, Бражников, Приморский и вышли к Таманскому заливу. Теперь вся вражеская группировка на полуострове была расколота на две части.

Но на севере войска 9-й армии решали задачу с трудом. Глубокий Ахтанизовский лиман пересек ей путь на запад. Наступление здесь по узкому проходу могла вести только одна дивизия. Поэтому командующий фронтом решил главные силы армии вывести в резерв фронта, а 227-ю стрелковую дивизию включить в состав 56-й армии. Генералу А. А. Гречко было приказано повернуть фронт наступления армии на север — во фланг и тыл вражеским войскам, оборонявшимся на северном побережье полуострова, разгромить их и не допустить эвакуации. Противник под угрозой окружения вынужден был поспешно оставить Ахтанизовскую и отойти в район Кучугуры, а наши, продвигаясь вперед, стали выходить к портам Кучугуры и Веселый.

8 октября были последние суровые бои за эти порты. Здесь враг, прижатый к морю, был полуокружен и истреблен. Войска армии вышли к Керченскому проливу и на косу Чушка. В 8 часов 9 октября командарм А. А. Гречко доложил об этом командующему фронтом. А через час Военный совет фронта доносил Верховному Главнокомандующему о завершении разгрома таманской группировки врага и полном освобождении Таманского полуострова.

В этот же день был издан приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. В нем говорилось:

За особые отличия и в ознаменование одержанной победы присвоено почетное наименование Таманских, Темрюкских, Анапских и Кубанских 26 соединениям и частям.

Прослушав этот приказ Верховного, мы долго в этот вечер переживали радость и гордость за героизм наших бойцов, за мужество и мастерство командиров. Сколько было названо фамилий, сколько было припомнено славных боевых дел частей и соединений! А с раннего утра Иван Ефимович поехал в передовые дивизии, чтобы увидеть солдат — главных героев битвы и сказать им слова благодарности за великий подвиг, совершенный на Таманском полуострове в невероятно тяжелых условиях.

Итак, в результате тридцатисуточных тяжелых боев в районе Новороссийска и на Таманском полуострове войска Северо-Кавказского фронта, Черноморского флота и Азовской флотилии нанесли крупное поражение сильной 17-й немецко-фашистской армии. Всего было разгромлено девять немецких дивизий (73, 79, 98, 125, 370, 101, 4, 9 и 50-я) и три румынских (9, 10 и 19-я). Противник потерял 57800 солдат и офицеров, не считая многие тысячи потопленных в водах двух морей и в Керченском проливе. Наши войска взяли в плен свыше 3 тысяч солдат и офицеров и захватили крупные трофеи: 16 самолетов, 52 танка, 337 орудий, 229 минометов, 719 пулеметов, несколько тысяч автоматов и 184 склада с боеприпасами и другим военным имуществом, десять самоходных десантных барж. Кроме этого было уничтожено свыше ста тридцати самолетов и больше 140 различных кораблей[70]. И все это за один месяц. Однако окружить и уничтожить всю 17-ю армию нам не удалось.

Освобождением Таманского полуострова завершилась битва за Кавказ, был ликвидирован важный кубанский оперативно-стратегический плацдарм противника на юге страны, с которым враг связывал далеко идущие намерения, были расширены условия базирования Черноморского флота, обеспечивающие ему проведение операций на море и за освобождение Крыма.

Теперь выскажу свое мнение о деятельности фронтового и армейского командования и штабов в ходе борьбы за Таманский полуостров. Крупных оперативных просчетов у нас не было. Но было бы бахвальством говорить, что не было каких-то упущений.

Слабым местом в ходе почти всей операции оставалась проблема создания более сильных резервов в армиях, так необходимых при прорыве глубокой мощной обороны и для развития более стремительного наступления на определенных направлениях. Из-за этого не удалось нигде сделать резкий бросок в глубину вражеской обороны, в тыл противника, чтобы сорвать планомерный отвод его войск.

Второй недостаток — это излишняя осторожность в осуществлении маневра соединениями и частями для создания более сильных кулаков на определенных направлениях с целью окружения и уничтожения определенных группировок противника или создания резких поворотов в операции, чтобы поставить противника в более критическое положение.

Мы также завышали силы противника, организующего оборону на промежуточных рубежах, что приводило к неоправданной осторожности наступающих войск при их прорыве. Втягиваясь во фронтальные бои с частями прикрытия противника, мы подчас позволяли ему планомерно отходить.

Было, наконец, излишним сосредоточение усилий 9-й армии на приазовском (темрюкском) направлении, где топкие и болотистые места серьезно снижали темп наступления войск. Целесообразнее было бы главные силы армии переместить на ее левый фланг и вместе с войсками 56-й армии ломать оборону врага и устремляться к Керченскому проливу. Это что касается командования и его ошибок.

О командирах младшего и среднего звена можно сказать лишь самые добрые слова. Это они вместе с политработниками в пламени боев умели сосредоточить в себе ум, мужество, проявить волю, организованность и повести людей на свершение подвигов. Бессонные ночи, напряженные бои закалили их, сделали мастерами современного боя.

Ну а солдаты? Они хладнокровно подбивали танки, настойчиво разрушали доты и дзоты, умело преодолевали минные поля, самоотверженно сталкивались лицом к лицу с фашистами, смело шли врукопашную и били, били гитлеровцев беспощадно и мужественно. Это они добыли славу своим частям и соединениям, это они были истинными победителями и героями.

Година высоко оценила боевые успехи войск Северо-Кавказского фронта. Кроме присвоения почетных наименований многие части и соединения были удостоены орденов. Орденами и медалями были награждены тысячи солдат, сержантов и офицеров. Не были обойдены вниманием и высшие офицеры армейского и фронтового звена.

Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное выполнение задания Верховного Главнокомандования по освобождению от врага Таманского полуострова были присвоены очередные воинские звания командующим 18, 56 и 9-й общевойсковыми армиями К. Н. Леселидзе. А. А. Гречко, А. А. Гречкину, командующему 4-й воздушной армией К. А. Вершинину и мне.

А следующим Указом Президиума Верховного Совета СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и генерал-полковник И. Е. Петров были награждены орденами Суворова I степени, а генералы К. Н. Леселидзе, А. А. Гречко, А. А. Гречкин и я — орденом Кутузова I степени. Присвоение очередного воинского звания и награждение является знаком доверия к тебе партии и правительства, признания ими за тобой определенных заслуг. Не радоваться этому мы все не могли. Но, конечно, были далеки от переоценки своих успехов.

10 октября Ивану Ефимовичу позвонил Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин и поздравил его с боевыми успехами и высокой правительственной наградой.

Я уже говорил, что, когда Иван Ефимович докладывал план операции, Сталин заметил, что в Ставке его считают специалистом обороны, но что этот период для нас, мол, закончился, теперь требуется умение проводить наступательные операции, чего ждут и от Петрова.

Действительно, в ходе борьбы за города Одессу и Севастополь Ставка использовала И. Е. Петрова в качестве одного из главных руководителей обороны этих городов. Потом он возглавляет оборону на Северном Кавказе, на фронте Туапсе — Новороссийск. Во всех операциях Иван Ефимович действительно проявил себя крупным специалистом. Умело организовывать и проводить оборонительные операции малыми силами против крупных ударных сил противника в течение двух лет — это было под силу только талантливому военачальнику.

Но и теперь, при проведении, в сущности, своей первой наступательной операции, проходившей в исключительно сложных условиях, он снова проявил свои способности. У Ивана Ефимовича немало выигранных сражений. Но нет в них того внешнего блеска, который выпадал на долю других видных военачальников. И это не потому, что он не мог проводить такие операции: зависело все от обстоятельств. У него никогда до той поры не было в распоряжении крупных танковых или механизированных соединений, которые, как правило, быстро продвигаясь вперед, окружали и громили силы противника. Да и местность, на которой воевали подчиненные ему войска, изобиловала горами, плавнями, озерами, топями.

Успешно проведенная Новороссийско-Таманская операция обогатила всех нас опытом наступательных боев.

Теперь на очереди Крым. Для более конкретного руководства войсками командование фронта дало указание командующим армиями, флотом и флотилией на перемещение их командных пунктов. КП 56-й армии — станица Запорожская, 18-й армии — Вышестеблиевская, Азовской флотилии — район Темрюка. А КП фронта согласно указаниям Генерального штаба развернулся в Варениковской. В Варениковской расположился и представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал С. К. Тимошенко. Здесь же размещались пункты управления Черноморского флота и 4-й воздушной армии.