3

Свое название Соляная крепость получила из-за местонахождения в горах восточной Глеи – почти недосягаемого уголка страны. Крепость плотно окружали высокие, труднодоступные каменные хребты, служа прекрасной защитой от проникновения чужаков. Даже если бы кому-нибудь и удалось обнаружить крепость (что сомнительно само по себе, ибо арахессы обладают непревзойденной способностью хранить тайны), пешее странствие по этим склонам наверняка означало бы верную смерть. Горы стояли, казалось, впритык, и потому даже магическое путешествие (большая редкость) на такое расстояние было очень опасным. Если не знать, где пролегают почти невидимые тропы, любой следующий шаг мог закончиться падением в пропасть. Такой случай произошел около ста лет назад, когда один несчастный колдун, воспылавший чувствами к арахессе, попытался пойти следом за любимой, надеясь попасть в крепость.

Да, имелось немало соображений практического характера, обусловивших возведение Соляной крепости там, где горы встречались с морем, заграждая доступ со всех сторон. Эстетические соображения в расчет не принимались.

И тем не менее крепость была красивой.

Впервые увидев ее ребенком, я почувствовала себя совсем маленькой и ничтожной. Я оказалась среди двух божественных пространств: гор с одной стороны и моря с другой. Рядом с мощными явлениями природы я была жалким набором плоти и костей. Это зрелище повлияло на мое представление об Арахессии – силе, превосходящей общую силу всех сестер-арахесс. Соляная крепость стала для меня олицетворением могущества. И конечно, такое чудо могло появиться только на стыке двух миров. Так я рассуждала в десять лет.

Разумеется, я уже не могу видеть крепость, как в детстве. Но это не значит, что я не вижу ее по-своему. Вижу. И ощущаю глубже, чем тогда. Сейчас я чувствовала все грани окружающего мира, смотрела на него под разными углами. Я замечала каждый серый утес, каждую зеленую волну прибоя, каждую пыльную травинку цвета пожухлого золота, щекочущую мне лодыжку.

Мне не о чем скорбеть. Я приобрела больше, чем потеряла. Так я отвечала каждому, кто спрашивал.

Но в потайном уголке моей личности, который я отказывалась признавать, я тосковала по возможности увидеть все это, как прежде, – человеческими глазами. Иногда, приходя сюда, я пыталась воскресить память о зрении, которым обладала в десять лет.

– Ты невнимательна, Силина, – одернула меня Зрящая мать.

Я резко посмотрела вперед. Мы шли по каменистым тропкам, огибавшим утесы. Холодный ветер обжигал нам щеки, и мы кутались в плащи.

Она была права. Я поддалась рассеянности.

– Прошу прощения.

– Незачем извиняться. Восхождения трудны. Мне известно, что Рета много значила для тебя.

Слушая ее голос, я чувствовала, как она тепло улыбается.

Вот это я с детства ценила в Зрящей матери. Да, она бывала строгой, требовательной, грозной. Но она же умела быть доброй, милосердной, сострадательной. Умела дарить то, чего мне тогда так не хватало. Может, порой мне и сейчас этого не хватает.

Я не посмела солгать ей и призналась:

– Но я борюсь с этим.

– Рета теперь живее, чем прежде. И ты это знаешь.

– Да.

Восхождение, а не смерть. Такого слова в нашем лексиконе не было. Арахессы не верят в смерть, считая ее переменой состояния. Подобно тому, как утрата наших глаз не означает утраты зрения, прекращение сердцебиения не означает конца жизни.

И все же было трудно не скорбеть по той, что теперь существовала лишь как воздух, земля и вода, не имея воспоминаний, мыслей и переживаний, делавших человека человеком.

– Силина, что тебя тревожит? – спросила Зрящая мать.

Я не ответила, и она негромко засмеялась.

– Ты всегда была загадочной. Даже когда мы тебя нашли.

Тщательно подбирая слова, я сказала:

– Я… я чувствовала, что Рета могла избежать гибели, и мне горько, что так случилось. Но этот груз нести мне, а не Аше.

– Твои тревоги связаны не только с Ретой.

Я промолчала. Не могла придумать, как ответить и не показаться возмущенной, ведь я действительно негодовала.

– Силина, во имя Прядильщицы, говори откровенно, – попросила Зрящая мать и, заботливо коснувшись моего плеча, покачала головой: – Это ведь не допрос.

– Не люблю высказывать мысли, которые того не заслуживают.

– Уверена, Аседже приятно твое благочестие. Но все-таки удовлетвори мое любопытство.

Я невольно скрипнула зубами. Так происходило всегда, стоило мне вспомнить тот несостоявшийся выстрел. Натянуть тетиву и не пустить стрелу…

– Просто я могла все оборвать еще тогда, – после долгого молчания сказала я. – Он был в пределах досягаемости. Я собиралась его застрелить.

– И почему не сделала этого?

Мне не нравилось, когда Зрящая мать задавала вопросы, уже зная ответы на них. Но ей хотелось услышать суждения из наших уст.

– Потому что Аша приказала мне вернуться, сославшись на тебя.

– Ты только поэтому не стала стрелять?

Я застыла, глядя на нее. Зрящая мать продолжала идти.

– Не останавливайся. Почему Аша велела тебе вернуться?

– Она чувствовала, что у нас почти не остается времени и мы можем не выбраться оттуда.

– Это не единственная причина.

Зрящая мать остановилась, повернувшись ко мне.

– Главное назначение арахесс – быть зодчими судьбы, которую показывает нам Прядильщица. Мы не судьи и не палачи. Мы – исполнительницы воли Аседжи, путешественницы в неведомое.

У меня раскраснелись щеки. Необходимость пускаться в объяснения вызывала раздражение. Удивляло то, что Зрящей матери, которой я так восхищалась, требовались мои доводы.

– Знаю, – сказала я, – и стараюсь безоговорочно исполнять волю нашей богини.

– Не сомневаюсь, Силина. Я не просто так завела этот разговор. Ты – целеустремленная арахесса, верная сестра нитей и дочь Прядильщицы. Вижу, что ты упорно борешься со своими слабостями, но не всегда понимаешь, почему тебя охватывает то или иное чувство.

– Страдания… много страданий, – пробормотала я. – И это касается не только Реты или Аши. Это…

– Это напоминает тебе собственное прошлое, – подсказала наставница.

Стыдно признаться, но во мне вспыхнул гнев и потребность защищаться.

– Зрящая мать, при всем уважении…

Она взмахнула рукой, словно воздвигла стену между нами. Казалось, ее сущность теснила мою.

– Тебе незачем соглашаться или спорить. Не столь уж важно, считаешь ли ты меня правой или наоборот. Ты находишься в стенах крепости дольше большинства арахесс. Я знаю, тебе было трудно. Отчасти это мешало твоему обучению, но могу с гордостью сказать, что ты все преодолела.

Мое лицо пылало. Я не любила думать об этом. Прошли те времена, когда я остро реагировала на многочисленные упреки. Мне говорили, что я никогда не стану достойной арахессой, поскольку попала в крепость, будучи переростком среди послушниц.

– Прошлое укоренило в тебе сильное чувство справедливости. Это делает тебя смелой воительницей, верной своим убеждениям. Но это же означает твою борьбу с реальным положением вещей в мире, где нет ни добра, ни зла. В нас ведь тоже нет ни добра, ни зла. Есть только предначертанное судьбой.

Жаль, я не могла сказать, что она ошибается. Я не один год старательно изживала из себя эту черту характера, одержимость справедливостью. И по большей части – успешно. Не существовало моральных принципов добра и зла. Было предначертанное или не предначертанное судьбой. Были нити судьбы, которые пряла богиня, и было отклонение от них. И не нам судить, что есть что.

Теплая рука Зрящей матери коснулась моей щеки. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Ее ласка была короткой, но нежной.

– Силина, у тебя доброе сердце, – сказала она. – Это дар Аседжи, хотя порой для тебя он и оборачивается тяжкой ношей. Умерь свои ожидания от внешнего мира и в то же время не давай погаснуть внутреннему огню. Он тебе понадобится для того, что ждет впереди.

Что может быть впереди?

Я без всяких слов почувствовала перемену в состоянии Зрящей матери. В ее сущности появился оттенок серьезности и какой-то торжественности.

– Минувшей ночью я всматривалась в темноту.

Всматриваться в темноту. Так обозначалась высшая степень прорицания, доступная лишь многоопытным арахессам. Теперь понятно, почему Зрящая мать отсутствовала несколько дней. Всматриваться в темноту – долгое и тяжелое занятие. Арахесса почти умирала для внешнего мира, проводя в созерцании многие часы, а то и дни. Такое состояние могло приблизить к богам, насколько это позволено людям.

– Что ты видела? – спросила я.

– Аседжа показала мне завоевателя и ужасные последствия, которые постигнут нас, если вампир одержит победу. Его действия не предначертаны. Они угрожают владениям Аседжи и всего Белого пантеона.

Это было серьезное обвинение.

– Как? Почему? – решилась спросить я и почувствовала лукавую улыбку Зрящей матери.

– Прядильщица, да возблагодарят ее наши сердца, изъясняется загадками. Она показала мне отдельные нити, а не весь узор. Но я увидела достаточно, чтобы понять намерения богини. Завоевателя необходимо остановить… – Голос ее дрогнул. – Если ты до сих пор жалеешь о несостоявшемся выстреле, скоро у тебя не останется причин для этого.

От услышанного я утратила дар речи и, помолчав, спросила:

– Ты поручаешь мне?..

– Да.

– Но я…

– Дитя мое, нам нужен огонь, – с обезоруживающей простотой сказала Зрящая мать. – У тебя он есть. Но если не хочешь…

– Очень хочу, – слишком поспешно и порывисто ответила я.

За годы служения мне перепало множество заданий. Все их я выполнила точно, умело и незаметно. Попав в Арахессию значительно позже других, я обучалась и упражнялась с двойным усердием, наверстывая упущенное. Я делала все, чтобы ярлык переростка не прилип ко мне. Мое усердие не осталось незамеченным. Я довольно быстро поднималась по ступеням иерархии арахесс, и сестры если и не радовались моим успехам, то, по крайней мере, уважали меня.

В последние недели… вдруг стали настойчиво проявляться черты моей личности, которые я считала давно отмершими. Я скрывала их как могла, но меня волновало, что Зрящая мать это заметила.

Я видела, как сестер изгоняли из Арахессии. Наша богиня требовала дисциплины и отстраненности, а не эмоциональных всплесков.

– Благодарю тебя, Зрящая мать, – сказала я, склонив голову, – и принимаю задание.

Она приподняла мой подбородок:

– Все заслуживают второго шанса.

Зрящая мать взяла меня под руку, и мы пошли дальше.

– Что ты знаешь о кроверожденных вампирах? – спросила она. – О Доме Крови?

Арахессы тщательно изучали все континенты и главные королевства. Вампирские дома существовали весьма обособленно. Узнать какие-либо подробности об их жизни было нелегко, но у нас имелись свои способы получения сведений.

– Не скажу, чтобы я слишком интересовалась ими. Но я знаю, какие у кроверожденных отношения с их богиней.

Создав вампиров, Ниаксия всячески их опекала. Континент Обитры являлся ее вотчиной. Но в давние времена Дом Крови усомнился во власти Ниаксии. Богиня расценила это как оскорбление и даже предательство. Она прокляла кроверожденных, и они не получили от Ниаксии тех качеств и способностей, которыми она одарила вампиров двух других королевств. О самом проклятии мы знали мало. Известно лишь, что кроверожденные жили гораздо меньше собратьев и умирали, по вампирским меркам, совсем молодыми. Дом Крови вызывал неприязнь не только у человеческих государств, вообще не желавших иметь ничего общего с вампирскими, но и у соседних королевств.

– А ты знаешь, что кроверожденные очень сильно зависят от прорицателей?

Этого я не знала.

– Разумеется, они помалкивают об этом, – продолжила Зрящая мать. – Но все крупные сражения, которые вел Дом Крови, сопровождались прорицателями при главнокомандующем. Их король также постоянно держит при себе прорицателя.

Странно, что королевство, управляемое Ниаксией, находилось в подобном положении. Ее приверженцы не обладали никакими магическими способностями, позволявшими заглядывать в будущее. А значит, они не могли обойтись без прорицателей – людей, которые поклонялись другим богам (включая Аседжу), наделявшим их даром предвидения.

– Вампир, вторгшийся к нам, не исключение. У него тоже есть прорицательница. Тебе надлежит отправиться к нему, проникнуть в армию и следить за его действиями. Когда войдешь в доверие к завоевателю и станешь прорицательницей, у тебя появится редкая возможность узнавать его намерения.

– Ты сказала, у него уже есть прорицательница? – на всякий случай спросила я.

– Да, – кивнула Зрящая мать. – Пока есть.

Дальнейших пояснений не требовалось. Я отчетливо понимала, что мне нужно сделать: пробить брешь и укорениться.

– Армия движется на север, – сказала Зрящая мать. – Я не знаю конечных целей завоевателя, но известно, что он будет искать встречи с Королем питоры. Осталось выяснить, зачем и что еще он намеревается сделать. Ты будешь рядом, а в подходящий момент убьешь его.

Несколько лет назад у меня возникло бы желание покончить с ним немедленно. Но сейчас я понимала: отруби змее голову, и у нее вырастут две новые. Нужно вонзить кинжал в змеиное сердце.

Возможно, в самом начале убийство главаря могло бы остановить вторжение. Теперь, когда он захватывал город за городом, было уже поздно.

– Не хочу тебя обманывать, Силина, – тихо сказала Зрящая мать. – Это опасное и неприятное задание.

– Все задания опасны и неприятны.

Полученное только что хотя бы отличалось размахом.

Зрящая мать кивнула, в точности поняв мои мысли.

– Отправляйся, – повелела она. – Лучше через водную стихию. Этим вечером армия движется на юго-запад.

Я не возражала и не спрашивала, можно ли попрощаться с сестрами. Все мы и так были связаны нитями.

– Спасибо, Зрящая мать, – снова поклонилась я.

Мне осталось лишь вернуться в крепость и собрать вещи. Не пройдет и часа, как я тронусь в путь.

Зрящая мать не двинулась с места.

– Да спрядет тебе богиня нити удачи! – крикнула она мне вслед, и ее голос потонул в морском ветре.

Загрузка...