Убийца

ГЛАВА 25

Я на бегу поговорила с управляющим парком автофургонов, оставила ему визитку и попросила позвонить мне, если Ловелла вернется. Я не надеялась, что Корал выполнит мою просьбу. Бросив напоследок взгляд, я видела, как он топчется на крыльце Корал. Я села в машину и поехала в полицейский участок, где попросила лейтенанта Долана, но они с Фельдманом были на собрании подразделения. Дежурный вызвал Джона, который вышел из своего затворничества и пригласил меня пройти. Мы оба соблюдали конспирацию: малознакомы, взаимно вежливы. Никто из видевших нас не мог даже предположить, что всего несколько часов назад мы оба в чем мать родила кувыркались на моем довольно аскетическом ложе.

— Как тебя встретили дома? — задала я вопрос Джону.

— Никак. Все спали,— ответил он.— В лаборатории есть кое-что занятное. Ты наверняка захочешь взглянуть. По твоему совету Фельдман попросил ребят обшарить свалки с мусором. Кажется, мы нашли глушитель.

— Нашли? — удивилась я.

Джон открыл створку двери в лабораторию и придержал ее, пропуская меня. Эксперта не было, но я заметила окровавленную рубашку Билли и еще один предмет, который я не смогла определить сразу.

— Что это? — спросила я.— Уж не глушитель ли?

Предмет, на который я смотрела, оказался большой пластмассовой бутылкой. Она валялась на боку, и в ее дне видна была дырка.

— Использованный глушитель. Самодельный. Поглощает звук.

— Не понимаю, каким образом…

И попросила Крюгера мне объяснить. Бутылку набивают всяким тряпьем. Посмотри. Она крепится к дулу пистолета дюймовым зажимом. Бутылка из-под содовой с этим вогнутым донышком очень удобна для подобной цели — она здорово поглощает звук. Но эффективна только при двух-трех выстрелах, потому что после каждого выстрела входное отверстие от пули увеличивается и они звучат все громче и громче. Очевидно, это изобретение лучше всего работает на близком расстоянии.

— Боже, Джон. Как люди додумываются до таких вещей? Я об этом никогда не слышала.

Джон взял со стола блокнот и медленно его перелистал, чтобы я успела рассмотреть. На каждой странице были или диаграммы или фотографии самодельных глушителей, сделанных из подручных материалов, главным образом, из кухонной утвари.

— Это из оружейного магазина в Лос-Анджелесе,— пояснил Джон.— Тебе не мешает знать, как использовать для глушения выстрела переплет оконной рамы или использованные бутылки.

— Господи!

Лейтенант Беккар просунул голову в дверь.

— Вас к телефону,— сказал он, обращаясь к Джону, и пропал. Джон отыскал в лаборатории телефон, но его ждали не по этому аппарату.

— Извини, я только поговорю и вернусь,— сказал Джон.

— Хорошо,— пробормотала я, беря глушитель и стараясь вспомнить, где я видела что-то подобное. Через дырку в основании я принялась рассматривать комнату. В ходе этого занятия меня осенило, память не подвела меня. Теперь я знала наверняка.

Я пересекла лабораторию, выглянула в коридор, проверила, нет ли там кого, вышла и направилась к машине. В глазах у меня стояла Рамона Уэстфолл, показавшаяся на лестнице из подвала с рваным голубым махровым полотенцем в руках, которое она бросила на стул. Пластмассовая бутылка, наполненная каким-то напитком, чуть не выпала у нее из рук, когда она передавала ее Тони, чтобы он отнес ее в холодильник.

Я заскочила в свой кабинет, долго искала номер телефона Уэстфоллов. Позвонила и услышала четыре гудка, прежде чем автоответчик произнес:

— Добрый день. Это Рамона Уэстфолл. Ни Феррин, ни я не можем подойти в данную минуту к телефону, но если вы оставите свое имя, номер телефона и просьбу, я перезвоню вам сразу же, как представится возможность. Спасибо.— На звуках зуммера я повесила трубку.

Я взглянула на часы. Было без четверти пять. У меня не было ни малейшего представления, где находилась Романа, но у Тони была назначена встреча в нескольких кварталах отсюда. Если мне удастся повидать его, Рамона лишится алиби, в котором она снова попытается сослаться на племянника, как уже сделала однажды. В день смерти Даггетта Тони страдал головной болью, Рамона могла выскользнуть из дома, пока он лежал в постели и спал, а вернувшись домой, перевести стрелки часов на нужное ей время, чтобы отвести от себя подозрения в смерти Даггетта. К тому времени, когда, сделав свое дело. Рамона была дома, Тони уже пришел в себя. Она накормила его на кухне, весело болтая, пока он ел, и как только Тони ушел спать, снова перевела часы на то время, которое было в действительности. А может быть, все было и того проще. Могло оказаться так, что переведенными были часы Даггетта. Их поставили на 2.37, и надели на него, хотя свершиться все могло совсем в другое время, и Рамона в два часа уже спокойно пребывала дома. Тони, вероятно, догадался, что сделала Рамона, и начал защищать ее, когда понял, как далеко зашло мое расследование. Можно предположить, что Тони и Рамона сговорились, но хотелось надеяться, что это было только предположение.

Я заперла кабинет, спустилась по парадной лестнице и пошла пешком к тому зданию, где уже была сегодня. Эта достопримечательность находилась в трех кварталах от моего офиса, и было неразумно ехать туда на машине, терять время на давку в автомобильных пробках и на поиски парковки. Тони нужно было поискать сначала на улице, под аркой. Следовало поторопиться и немедленно встретиться с мальчиком, пока Рамона не успела перехватить его. Я надеялась, что он еще не ушел домой. Рамона осознала, что земля горит под ней, особенно после того, как я появилась в их доме с юбкой и туфлями. Единственное, что мне нужно было от Тони,— подтверждение, что я — на правильном пути. После этого можно было звонить Фельдману.

Я зашла под арку и осмотрелась вокруг. Тони находился там в самом дальнем конце, и играл в видеоигры. Увлекшись, он полностью сосредоточился на игре и не замечал меня. Я ждала, наблюдая за маленькими фигурками, вспыхивавшими на экране. Тони проигрывал, и мне захотелось попробовать поиграть самой. Экранные создания неожиданно замерли на месте, и хотя тут и там продолжали сверкать выстрелы, но Тони перестал всем этим командовать. Он отвел взгляд от экрана.

— Ах, это вы?!

— Мне нужно поговорить с тобой.

Тони взглянул на часы.

— Через пять минут у меня встреча. Вы можете подождать?

— Я провожу тебя. Нам хватит времени поговорить по дороге.

Тони забрал вещи и направился к выходу на улицу. Закатное солнце казалось очень ярким после полумрака арки. Тем не менее надвигался туман, ноябрьские сумерки начали опускаться на землю. Я нажала на кнопку пешеходного перехода и мы остановились, ожидая, когда сменится свет.

— В прошлую пятницу, в ту ночь, когда умер Даггетт, не помнишь ли ты, где был твой дядя?

— Прекрасно помню. В Милуоки, в деловой поездке.

— А ты точно страдал головной болью?

— Да. Принял тилинол с кодеином, а после более сильные таблетки, когда эти не помогли. А что?

— А не могла ли твоя тетушка выйти из дома, пока ты спал?

— Нет. Вообще-то не знаю… Не понимаю, зачем вы все это спрашиваете.

Мне казалось, что Тони говорит неправду, но я молчала о своих подозрениях. Тем временем мы уже пришли. Тони вошел в фойе впереди меня.

Тот лифт, который был неисправен, починили, и он работал, зато мой вышел из строя и в свою очередь стоял теперь с распахнутыми дверями, вскрытым механизмом и табличками у входа, предупреждавшими рассеянных пассажиров.

Тони с опаской взглянул на меня.

— А что? Тетя сказала, что она выходила?

— Нет, она как раз уверяет, что находилась с тобой дома.

— Так в чем же дело?

— Ну, подумай, Тони. Ты — ее единственное алиби. Но если ты был в беспамятстве от головной боли, как ты можешь точно сказать, где была Рамона?

Тони нажал на кнопку лифта. Двери разъехались, пропуская нас внутрь. Дверь без происшествий захлопнулась и лифт повез нас на шестой этаж. Я наблюдала за лицом мальчика, когда мы выходили в холл. Было очевидно, что он озадачен, но я не хотела сразу же давить на него. Мы прошли по коридору в направлении того кабинета, где он был записан на прием к врачу.

— Может быть, ты сам хочешь поговорить о чем-нибудь? — спросила я.

— Нет,— был ответ, его голос срывался от негодования.— Вы ненормальная, если тетю в чем-то подозреваете.

— Быть может, тебе удасться убедить в этом Фельдмана, который сейчас занимается этим делом?

— Я не намерен о себе разговаривать с копами,— сказал Тони, дергая дверь кабинета, которая оказалась запертой.

— Вот черт! Его снова нет.

В двери торчала записка. Тони потянулся было к ней, но вдруг толкнул меня так, что я распласталась на полу, а сам кинулся бежать. Он нажал кнопку лифта, но потом передумал и ринулся направо. Я вскочила и уже на бегу услышала, как хлопнула дверь лестничной клетки. Мне удалось выскочить на площадку всего секундой позже мальчишки, но он уже исчез.

— Тони! Остановись! Не делай этого!

Тони двигался молниеносно, его прыжки отдавались звоном по бетонной лестнице, тяжелое дыхание эхом отскакивало от стен, мимо которых он проносился. Тони был моложе меня, но я находилась в хорошей форме. Я бросила мешавшую мне сумку и кинулась следом за мальчиком, прыгая через две ступеньки, то и дело взглядывая вверх, чтобы не упустить Тони из вида. Он достиг уже седьмого этажа, но продолжал бежать дальше. Сколько еще этажей в этом здании?!

— Тони! Остановись! Что ты делаешь?!

Я добежала до последней лестничной площадки. Дверь на чердак оказалась открытой, Тони пролез в нее и захлопнул за собой. Я дернула за ручку двери без всякой надежды, что она откроется. Тем не менее она распахнулась, и я тоже полезла на чердак. Задержавшись в проеме, я огляделась по сторонам. Помещение было темным и душным, и в нем ничего не было, за исключением маленькой двери справа от меня — в помещение, где размещался подъемный механизм лифта. Я засунула голову в эту тесную каморку, но и она оказалась пустой. Я оглянулась вокруг. Крыша поднималась еще футов на двадцать, крутые стропила возвышались над моей головой, смыкаясь под прямым углом. Тишина. В одном месте на полу обозначилось пятно света, падавшего сверху. Я подняла голову. Справа от меня к стене была прикреплена деревянная лестница, ведущая к открытому люку, через который и проникал на чердак дневной свет. Я быстро огляделась. На чердаке валялся какой-то электрический щит и неизвестно для чего предназначенная птица из папье-маше. Слева стояли скрепленные между собой деревянные стулья.

— Тони!

— Я положила руку на ступеньку свисавшей лестницы. Тони, вероятно, укрылся где-то здесь, на чердаке, дожидаясь, когда я полезу на крышу, чтобы самому тем временем удрать без помех и спуститься вниз. Я поднялась на десяток ступенек по этой лестнице, отсюда было лучше рассматривать чердак. Но по-прежнему не заметно было никакого движения и не доносилось даже звуков дыхания. Я огляделась еще раз и полезла выше по лестнице. Я не боюсь высоты, но и не в восторге от нее. Хотя лестница казалась надежной, но я не имела представления, где Тони и чего еще можно было от него ожидать.

Добравшись до последней ступеньки, я присела на ней и огляделась. Лестница заканчивалась маленькой нишей, спрятанной в орнаменте фронтона, украшавшего крышу по всей длине. С земли ниши казались чисто декоративными, но сейчас у меня была возможность ознакомиться с их практическим применением в качестве вентиляционных окон. По периметру крыши тянулась узкая дорожка, защищенная невысоким парапетом. Крыша круто поднималась вверх, и передвижение по ней было достаточно рискованным.

С высоты я снова заглянула на чердак, надеясь увидеть Тони выползающим из своего укрытия на лестницу.

Но его нигде не было видно, разве что он спрятался в самом дальнем, противоположном углу. Я предусмотрительно поднялась на ноги, оказавшись между крутым скатом крыши слева и невысоким парапетом справа. В действительности это был металлический желоб для стока дождевой воды, прогибающийся и поскрипывающий под моим весом. Мне не нравился этот звук, предупреждавший, что в любой момент желоб обрушит меня вниз, не выдержав такой нагрузки.

С высоты восьмого этажа я бросила взгляд на улицу. Напротив меня стояли двухэтажные здания и казались совсем рядом, в то время как прохожие на тротуаре казались совершенными карликами. Зажглись уличные фонари, оживление на дороге значительно поубавилось. Справа от меня, в середине квартала, колокольня эксминтерского театра осветилась изнутри, погружая арки здания в темное золото и теплую голубизну. Высота, на которой я находилась, была устрашающей. Я старалась вспомнить скорость падения тела с высоты, заранее предполагая результат падения. Я остановилась, не решаясь двигаться дальше, и громко позвала: «Тони!»

Краем глаза я уловила легкое движение, сердце мое бешено застучало. Я увидела пластиковую сумку, которую нес с тобой Тони. Сейчас она, подхваченная ветром, кружилась, падая вниз. Откуда она вылетела? Я выглянула за парапет. Мне была видна одна из ниш, высеченных в стене прямо под карнизом. Бордюр, опоясывающий здание под карнизом, с улицы всегда казался мраморным, а на самом деле это была формованная пластмасса с выделанной в ней нишей около четырех футов высотой. Из нее выдвигался выступ, достигающий около пятнадцати дюймов у основания и служащий для установки светильника. Вот в этой пластмассовой нише и сидел Тони.

Мы оказались друг против друга, лицом к лицу. Прокравшись к краю бордюра, Тони угнездился в неглубокой нише, обняв светильник. Ноги Тони болтались над улицей. Прежде чем выбросить сумку, которая была с ним, Тони достал оттуда парик, натянул на голову и теперь смотрел на меня с бесовским блеском в глазах.

А я увидела перед собой блондинку, убравшую Даггетта.

Мгновение мы молча смотрела друг на друга. У Тони был дерзкий взгляд десятилетнего сорванца, ослушавшегося мать, но под этой бравадой я чувствовала смятение человека, который надеялся, что явится кто-то, способный спасти его от самого себя.

Я положила руку на парапет, стараясь успокоиться и закрепиться.

— Ну как, ты сам поднимешься или мне спуститься?

Я пыталась придать голосу безразличное выражение, но мне это не вполне удалось — во рту пересохло.

— Через минуту я брошусь вниз.

— Может быть, обсудим это предложение? — возразила я.

— Слишком поздно,— озорно улыбнулся Тони.— Я уже обдумал полет.

— Подожди хотя бы, пока я доберусь до тебя.

— Чтобы схватить меня?

— Я не буду тебя ловить.

Руки у меня вспотели, я их протерла о джинсы и начала спускаться, повернувшись лицом к крыше, наощупь пробираясь вдоль фронтона. Я взглянула вниз, стараясь найти точку опоры. Барельеф на фронтоне здания состоял из разнообразной растительности: абрикосовых деревьев, виноградников, кустов инжира.

— Зачем ты это сделал? — спросила я.

— Я не задумывался. Просто сделал и все. Не стоит вам спускаться сюда. Это не поможет.

— Мне просто не нравится разговаривать с тобой, болтаясь на краю,— сказала я заведомую ложь. Я надеялась приблизиться к нему и удержать, не задумываясь о возможной схватке с мальчишкой на такой высоте. Я наконец закрепилась, всунув носок своей ноги в маленькую впадину, образованную орнаментом фронтона. Ниша находилась всего в четырех футах сбоку. Если бы это расстояние нужно было преодолеть на уровне земли, никакой проблемы бы не существовало.

Я чувствовала на себе напряженный взгляд Тони, но самой мне было не до того, чтобы на него смотреть. Я ползла по парапету, стараясь за что-нибудь зацепиться. Тони сказал:

— А вы не можете поговорить со мной оттуда?

— Мне хотелось бы сделать это, когда я буду рядом с тобой,— ответила я.

— Ну хорошо.

— Но ты ведь не собираешься меня застрелить? — спросила я.

— Зачем? Вы же ничего плохого мне не сделали.

— Рада, что хоть это ты осознал. Чувствую сейчас твое полное доверие,— вымученно пошутила я и услышала ответный смех Тони.

Мне приходилось видеть в журналах фотографии людей, карабкающихся по вертикальным стенам или скалам. Они, как правило, были обуты в теннистные туфли и удерживались буквально на кончике пальцев, засунутых в маленькие щели, которые удавалось нащупать. Мне всегда казалось это бессмысленным и пустым занятием, и я обычно пропускала материалы об этом, интересуясь более серьезными вещами. Но сейчас мне пришел на память один такой снимок, когда фотографу удалось снять сверху зияющую внизу расселину.

Я осторожно опустила правую ногу, нащупывая небольшой выступ в нише. Еще немного вниз и направо. Самая трудная часть пути преодолена, и одна нога уже надежно опиралась в углублении стены. Осталось только подтянуть другое колено немного вправо, мало-помалу опускаясь, и можно было оказаться рядом с Тони. Тони, как всегда галантно, подал мне руку, подстраховывая меня, пока я полностью не оказалась в безопасности. Я не настолько храбрая, чтобы спокойно наблюдать, как Тони сорвется с высоты этого дома. Я замком сцепила руки и на светильнике, зажав между ними Тони. По спине пробегал озноб не от перенапряжения, а от страха.

— Ненавижу высоту,— заявила я.

— Она не так плоха, просто не надо смотреть вниз.

Как только Тони дал мне этот совет, у меня сразу же возникло непреодолимое желание взглянуть вниз. И я, конечно же, посмотрела. Я надеялась, что кто-нибудь снизу заметит нас, как это всегда бывает в кино, и позовет полицейских. Они приедут с сетями или пожарной лестницей. Или кто-нибудь отговорит Тони прыгать. Я — земное создание, рожденное под знаком Тельца. Воздух, вода, огонь — не мои стихии. Я — существо земного притяжения, и должна чувствовать тепло земли. Такие же чувства я испытываю в старых гостиницах, находясь на двадцать втором этаже. Открыв окно, мне всегда хочется выпрыгнуть из него, навстречу земле.

— О Боже! Жуткая ситуация! — сказала я.

— Может быть, для вас, но не для меня.

Я быстро перебрала в памяти всю свою короткую жизнь в качестве полицейского, пытаясь найти в ней хоть какие-нибудь рекомендации, как поступать с потенциальным самоубийцей. Тянуть время — первая заповедь. Исходя из нее, я и спросила Тони:

— А что это за история? Расскажи мне, как все было.

— Она короткая. Даггетт позвонил нам домой в понедельник. Тетя Рамона записала номер его телефона, поэтому я и смог сам позвонить ему. Я мечтал убить Даггетта. Немедленно, ждать уже не было сил. Месяцами я мечтал об этом, с этой мыслью я засыпал каждую ночь. Мне хотелось задушить Даггетта проволокой, обмотав ее много раз вокруг шеи, чтобы вывалился язык. Для этого потребовалось бы не так много времени. Но потом я решил, пусть это будет несчастный случай — тогда мне удастся выйти сухим из воды.

— Зачем он звонил?

— Не знаю,— ответил Тони нерешительно.— Он был пьян и бормотал, что ему очень жаль и что он хочет искупить свою вину за сделанное, за ту боль, которую он причинил мне. Потом предложил: «А почему бы нам не встретиться и не поговорить?» И он пришел. «Это так важно для меня, сынок»,— говорил Даггетт.— Тони очень удачно копировал свой разговор с Даггетом, замечательно подражая его фальцету.— Я сказал ему, что приду на следующий день вечером в бар, откуда он звонил. У меня было мало времени, чтобы как следует приготовиться.

— Эта была юбка Рамоны?

— Нет. Я купил ее в Армии Спасения за доллар. Свитер стоил 50 центов и туфли — два доллара.

— А где свитер?

— Я выбросил его на другой свалке, в квартале от первой. Я думал, этим все кончится.

— А парик?

— Парик я нашел у тети Рамоны. Ему столько лет… Она, наверное, даже не знает, что он сохранился.

— Почему ты не выбросил его?

— Не знаю. Хотел положить его назад, в ее гардероб — туда, откуда взял, на случай, если он потребуется мне снова. Я захватил парик с собой на пляж, но потом вспомнил, что Билли уже знал, кто я такой.— Тони прервался, слегка смутившись.— Мне нужно рассказать своим об этой истории, ведь парик дорогой, это настоящий волос.

— И цвет красивый,— сказала я, раздумывая, чем еще занять беседу.

Тут Тони догадался, что я специально растягиваю беседу.

— Вы шутите со мной?

— Конечно шучу,— ответила я ему в тон.— Вот спустилась сюда, чтобы поболтать с тобой.

Тони передернул плечами, задорно улыбаясь.

— Ну и что дальше? Вы с Даггеттом встретились во вторник вечером?

— Не совсем. Я-то пришел. У меня и план уже был выработан. Но зайдя в бар, я увидел Даггетта, разговаривавшего с каким-то парнем. Как выяснилось позже, это был Билли Поло, но в то время я этого не знал. Билли сидел в кабинке спиной к двери. Я не ожидал встретить Даггетта в компании, поэтому собирался уйти, но в это время Билли очень внимательно посмотрел в мою сторону. Я не придал этому никакого значения. Думал, что никогда больше этого Билли не встречу. Я еще немного подождал, но они были так увлечены, что я вскоре ушел.

— Это была одна из тех ночей, когда тебя мучила головная боль?

— Да,— ответил Тони.— Я имею в виду, что головная боль бывает настоящей, а бывает мнимой, но это повод уйти из дома.

— Как ты добрался до бара? На такси?

— На велосипеде. В ту ночь, когда я убил Даггетта, я воспользовался велосипедом, потом бросил его в море, вызвал из автомата такси и доехал до бара.

— А как ты узнал, что Даггетт снова появится в ту ночь?

— Потому что он снова позвонил, и я сказал, что приду.

— Он даже не догадался, что ты уже приходил во вторник на разведку?

— Даже увидев меня тогда, разве Даггетт мог предположить, что это я. Он не видел меня со дня суда. Мне было тогда 12-13 лет, толстый мальчишка, сидевший на суде к нему спиной. Я думал, что даже если он и догадается, то я все равно убью его, а от мертвого кто и что сможет узнать?

— И что же тебе помешало?

— Не знаю. Все было так хорошо продумано. Но что-то не сработало.— Глаза Тони встретились с моими. Сейчас он выглядел как раз на свои пятнадцать лет. Светловолосый парик делал его лицо еще более мягким и нежным, оно еще полностью не сформировалось, абсолютно детское лицо. Я представила, как Тони шел женской походкой, стройный и изящный, с приятной улыбкой красивого рта. Тони взглянул вниз, и на какой-то миг мне показалось, что он сейчас воспарит над улицей.

— Когда мне было восемь лет,— начал Тони,— у меня была пара мышей. Очень забавных. Я держал их в клетке с колесом и бутылкой воды, перевернутой вверх дном. Мама думала, что мне надоест возиться с ними и я их заброшу, но я продолжал ухаживать за ними. Я нарезал из бумаги длинные полоски, положил их на дно клетки, чтобы они могли сделать гнездо. В конце концов, у них появились детеныши. Они были не больше этого.— Тони показал конец мизинца и продолжил.— Лысые, беспомощные. Нам нужно было уехать из города на выходные, а когда мы вернулись, то обнаружили, что кошке удалось открыть клетку, и все внутри было перевернуто. Мышей не было, может быть, они улизнули, может быть, их съела кошка, за исключением одного, который лежал в гнезде, среди обрезков бумаги. Вода из тарелки была разлита, бумага намокла, и этот маленький мышонок, вероятно, простыл, заболел воспалением легких или чем-то еще, но ему было плохо, он задыхался. Я пытался согреть его, часами наблюдал за ним, но ему становилось все хуже и хуже, поэтому я решил, что лучше… ну, вы сами знаете, как это бывает… покончить с его мучениями, чтобы он больше не страдал.

Тони наклонился вперед, качая ногой туда-сюда.

— Подожди, не делай этого,— взволнованно пробормотала я.— Закончи рассказ. Я хочу знать, что же было потом.

Тони посмотрел на меня, и мягким голосом продолжал:

— Я бросил его в туалет. Это был единственный способ, которым я мог убить мышонка. Я не мог свернуть ему голову, поэтому понимал, что только так я могу избавиться от него. Зверек был почти мертв, и я думал, что делаю это только для его пользы, избавляю его от несчастного существования. Но перед тем, как мне удалось избавиться от него, это безволосое, крохотное создание начало биться у меня в руках. Это была паника, попытка избежать своей участи, как будто он понимал, что происходит.— Тони остановился, смахивая слезы с глаз.— Точно так же Даггетт. Он все понял. Я не могу забыть выражения глаз Даггетта. Они преследуют меня каждый день. Даггетт все знал, обо всем догадался. А мне это и было нужно. Я этого и хотел. Я радовался, что он знает, кто я такой, и что жизнь его не стоит и двух центов. Но мне кажется, что он не особенно и волновался. Он был алкоголик и бродяга, погубивший стольких людей. Он должен был умереть. Ему следовало радоваться смерти. Я вытаскивал Даггетта из его несчастного существования.

Тони замолчал, сделав глубоким выдох; потом подвел итог:

— Вот так, по крайней мере, все и произошло. Но с тех пор я не могу спать. Меня мутит от всей этой истории.

— А Билли? Как я поняла, он обо всем догадался, увидев тебя на похоронах.

— Да. Это была судьба. Билли ни слова не сказал о Даггетте, но он почувствовал, что может получить часть денег, если будет держать язык за зубами. Я бы отдал ему и все деньги, но у меня не было никакого доверия к этому человеку. Вы бы только видели его: постоянно озирающийся, угрюмый. Я понимал, что Билли начнет на следующий же вечер болтать о том, что ему известно, и обо мне в том числе.

Край ниши, в которой мы находились, мало-памалу, прогибался, а руки я держала так крепко, что они онемели, и казалось, что их уже невозможно будет расцепить. Положение, в котором мы сейчас находились, было совершенно критическим, я не видела никакого выхода из него и понимала только одно: нельзя прекращать разговор.

— Я тоже однажды убила человека,— сказала я, вызывая в памяти тот случай, но большего выдавить из себя не могла. Мне даже пришлось стиснуть зубы, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу и снова запрятать их глубоко внутрь. Меня удивило, что по прошествии столь длительного времени мне было по-прежнему больно вспоминать об этом.

— Из-за чего?

Я покачала головой:

— Самооборона, но смерть есть смерть.

Тони мягко улыбнулся:

— Ну в таком случае мы можем сейчас вместе прыгнуть вниз.

— Забудь об этом. Я и сама не собираюсь делать этого, и тебе не позволю. Тебе всего пятнадцать лет. Есть и другие варианты.

— Я так не думаю.

— У твоих родителей есть деньги. Они смогут нанять Мэлви Бэлли, если захотят. Это хороший адвокат.

— Мои родители погибли.

— Ну тогда Уэстфоллы. Ты же знаешь, что я их имела в виду.

— Но Кинзи. Я убил двоих человек, поэтому для меня — это самый лучший выход. Как жить дальше с таким грузом?

— Так же, как живут все убийцы в этой стране,— энергично заверила я.— Ну, если Тэд Банди жив, то почему нужно погибать тебе?

— А это кто?

— Неважно. Главное, что он совершил гораздо больше злодейств, чем ты.

Тони на минуту задумался.

— Это не отговорка. Я убил так жестоко, поэтому для меня нет другого выхода.

— Выход есть. Мы его найдем.

— Вы можете оказать мне услугу?

— Конечно. Что ты хочешь?

— Вы можете передать привет моей тете? Я хотел написать ей записку, но у меня не было возможности.

— К черту, Тони! Прекрати об этом! У твоей тети и так много проблем.

— Я знаю,— согласился мальчик.— Но у нее есть дядя Феррин, и все будет хорошо. Они все равно никогда не знали, что со мной делать.

— Ну, я вижу, ты все хорошо продумал и обо всех вспомнил.

— Конечно. Я много читал о самоубийствах, это совсем не трудно. Дети постоянно это делают.

Я опустила голову, обессиленная и почти не способная возражать ему, но наконец сказала:

— Послушай, Тони. Все, о чем ты говоришь, глупости, и все это не имеет никакого смысла. Ты не можешь себе представить, какой ничтожной казалась мне жизнь в твоем возрасте. Я постоянно плакала, чувствовала себя несчастной. Я была уродлива. Я была чувствительна. Я была одинока. Я сходила с ума. Мне казалось, что так будет всегда и мне никогда не удастся покончить с такой жизнью. Но я не сумела ее изменить. Жизнь тяжела. Она причиняет много боли. Ну и что? От этого становишься только выносливей. Ты пройдешь через все это и сможешь жить. Клянусь перед Богом.

Тони отрицательно покачал головой, напряженно глядя на меня:

— Не думаю. Может, кто-то и сможет, но не я. Я слишком глубоко увяз. Не могу больше это выносить. С меня хватит.

— Тони, у каждого из нас бывают моменты, когда кажется, что нет сил выносить эту жизнь, но потом наступают светлые дни. Счастье переменчиво, как и все остальное. Подожди немного. Есть люди, которые любят тебя. Люди, которые помогут.

Он снова не согласился со мной.

— Не могу. Я принял для себя это решение, и я должен его исполнить. Тетя поймет меня.

Я начала терять терпение.

— Ты хочешь, чтобы я сказала ей об этом? Что ты решил улететь отсюда, потому что принял свое гадкое решение?

По лицу Тони скользнула тень сомнения.

— Ты хочешь, чтобы я сказала Рамоне, как мы сидели вот так с тобой, болтая, и мне не удалось отговорить тебя от этого безумства? Я не позволю сделать это. Ты же разобьешь сердце Рамоны.

Тони разглядывал носки ботинок отрешенным взглядом, лицо его покраснело, как бывает всегда, когда мальчишки хотят скрыть слезы.

— Она переживет это. Расскажите ей, что я наделал, и она поймет. Я люблю ее, но это моя жизнь.

Минуту я молчала, раздумывая, о чем еще говорить, что препринять.

Лицо Тони просияло, он поднял указательный палец:

— Чуть не забыл. У меня есть подарок для вас,— он повернулся, отслонившись от светильника, что заставило меня крепко стиснуть мальчика. Он засмеялся: — Не бойтесь, мне нужно только залезть в задний карман джинсов.

Я наблюдала, что он делает. На его ладони лежал мой пистолет 32-го калибра. Тони протянул мне оружие так, что оставалось только забрать его. Но для этого мне бы пришлось ослабить руки, которыми я держала мальчишку.

— Ну, хорошо. Я положу его рядом,— вошел он в мое положение, положив пистолет в нише, за светильником, к которому я прилипла насмерть.

— Как тебе удалось украсть его?

— Так же, как я сделал все остальное,— хорошо обдумав. Вы оставили домашний адрес на визитке, которую дали тете Рамоне. Я отправился по этому адресу на своем велосипеде и стал ждать, когда вы вернетесь домой. Я был намерен представиться вам и вести себя, как все воспитанные дети с хорошими манерами и аккуратными прическами. Сама невинность. Я не знал, какой информацией вы владеете, и надеялся сбить вас с толку. Я увидел вашу машину, она почти остановилась, но потом вы передумали и снова помчались куда-то. Мне пришлось сильно поработать педалями, чтобы не упустить вас из вида. А когда я увидел, что машина припаркована на пляже, то решил воспользоваться случаем и проник в нее.

— Из него ты убил Билли?

— Да. Он очень удобный, маленький, и с ним легко обращаться.

— А откуда ты узнал о самодельном глушителе?

— От пацанов в школе. Я еще могу сделать маленькую бомбочку,— Тони вздохнул.— Пора. Время пришло.

Я взглянула вниз. Совсем стемнело, но горели уличные фонари, освещая тротуары. И здание напротив было освещено, как киностудия. Два человека на противоположной стороне улицы видели нас, но они не понимали, что происходит. Шутка? Трюк? Киносъемки? Сердце у меня снова забилось, в груди появилось стеснение и боль.

— Я устала,— призналась я.— Я хотела спуститься вниз, но мне нужна твоя помощь. Дай мне, пожалуйста, руку.

— Конечно,— ответил Тони, но все тело его напряглось: — А это не уловка?

— Нет,— заверила я, но голос мой дрожал, и ложь острым лезвием полоснула по языку, а ведь я всегда врала с легкостью и изяществом, с выдумкой и изобретательностью. Но в этот раз у меня не получалось. Тони дернулся в сторону. Я схватила его за руки, пытаясь спасти ему жизнь, но он сильным поворотом кисти освободился из моих объятий. Я попыталась схватить мальчика еще раз, но уже было поздно. Тони шагнул вперед и полетел вниз. На мгновение показалось, что он завис над землей, как лист, а потом пропал из вида.

Мне почудилось, что я услышала приближающуюся сирену, но это был мой крик.

Я послала Барбаре Даггетт счет на тысячу сорок долларов, который она оплатила по почте. Приближается Рождество, а я уже шесть недель плохо сплю. Я много думала о Даггетте, и мне пришла в голову одна мысль. Даггетт догадывался, что происходит. Конечно, издали Тони еще можно было принять за женщину, но вблизи он выглядел именно таким, каким был на самом деле: ребенком, разыгрывающим спектакль с переодеванием, миловидным, но не достаточно мудрым. Мне кажется, Даггетта не удалось провести, он не был одурачен. Но почему в таком случае он принял участие в этой игре? Мы, к сожалению, никогда уже не узнаем это наверняка. Может быть, он поверил росказням Билли, что его ищут бывшие заключенные из Сан-Луиса, и считал, что его убьют в любом случае? А может быть, он решил, что должен принести Тони эту последнюю жертву? Никогда уже мне не удастся это выяснить, но все это наводит на грустные мысли: некоторые наши долги настолько огромны, что могут быть оплачены только ценой самой жизни. В таком случае, во всей этой истории по счетам заплачено сполна… кроме моих собственных, неоплаченных.

С уважением, Кинзи Миллхоун.