Убийца

ГЛАВА 8

Прошло четыре часа. Дождь прекратился. Становилось очевидным, что Билли не просто опаздывает, а скорее всего не приедет вообще. Может быть, он купил машину и сейчас гоняет на ней по пустынному шоссе где-нибудь за городом. Или по какой-то причине позвонил домой и решил не приехать, узнав о визите некой таинственной Шарлин. Я выпила из термоса весь кофе: мозг, получивший допинг от изрядной дозы кофеина, работал как никогда активно. Казалось, что он даже слегка потрескивал от бесчисленного количества рождавшихся идей. Иногда, чтобы убить время, я выкуриваю одну за другой целую пачку сигарет. На этот раз, чтобы не умереть со скуки, я включила радио. За это время я успела прослушать восемь выпусков новостей, сельскохозяйственное обозрение и часовой концерт латиноамериканских групп. Я подумала, что выучить испанский язык можно просто слушая эти выворачивающие душу мелодии. Я вспоминала Джона и других женатых мужиков, которых я знала. Уверена, что если я снова в кого-нибудь влюблюсь, лучше всего мое состояние сможет передать именно такая музыка. Хотя, что касается текста песен, то это тихий ужас: в них с большим чувством поется о глистах, паховой грыже. Берущие за душу мелодии — и такое содержание… Я чуть было не свихнулась от идиотских мыслей и поэтому ощутила огромное облегчение, увидев машину, остановившуюся на обочине напротив дома Кристоферов. Это был «Шевроле» 1967 года выпуска с временным регистрационным номером, прилепленным на лобовое стекло. Было слишком темно, чтобы хорошенько разглядеть водителя, но я с интересом наблюдала, как он поднялся на крыльцо и постучал.

Бетти Кристофер открыла дверь, и они скрылись внутри. Через мгновение в освещенном окне кухни мелькнули две тени. Я представила, как они сидят за кружкой пива и ведут задушевную беседу. Однако в следующий момент дверь распахнулась и мужчина вышел. Я пригнулась, так что мои глаза оказались на уровне нижней кромки стекла. Облака еще не рассеялись и по-прежнему закрывали луну, что было мне на руку. Мужчина пристально всматривался в стоявшие на обочине машины, медленно переводя взгляд с одной на другую. Я почувствовала, как учащенно забилось мое сердце, когда он спустился по ступенькам на землю и направился в мою сторону. На середине улицы он остановился и после недолгого раздумья пошел в направлении фургона, стоявшего через две машины от меня. Включив фонарик, открыл дверь со стороны водителя и заглянул внутрь. Я потеряла его из виду. Прошла минута. Я всматривалась в тени, пытаясь угадать, появится ли он с этой же стороны или же подкрадется сзади. Я услышала приглушенный хлопок — это он захлопнул дверцу фургона. Луч фонарика пробежал по соседним автомобилям, после чего уткнулся в стекло моей. Однако мощности ему не хватало, и свет был слишком слабый, чтобы разглядеть что-нибудь внутри. Он выключил фонарь. Постоял немного, глядя по сторонам. Наконец, видимо, решив, что все спокойно и повода для беспокойства нет, неторопливо пошел к дому. Когда он поднялся на крыльцо, дверь открылась и на пороге показалась Бетти Кристофер в наброшенном на плечи халате. Несколько минут они о чем-то говорили, затем Билли (судя по всему, это был именно он) сел в машину и уехал. Как только Бетти захлопнула дверь, я включила зажигание. Развернувшись, последовала за «Шевроле», надеясь, что спешный отъезд Билли не являлся изощренной уловкой с целью разоблачить меня.

Я заметила его далеко впереди, когда он делал левый поворот. Повернув, я оказалась на неширокой, плохо освещенной и совершенно пустынной улице. Лишь время от времени наше продвижение замедляли знаки «стоп». Мне нужно было сокращать отставание, в противном случае я могла потерять его из виду. В такой поздний час машин на улице почти не было, и через несколько минут он наверняка бы сообразил, что маячащий сзади «Фольксваген» не простая случайность.

Я думала, что он собирается выехать на шоссе, ведущее на север, однако вскоре «Шевроле» сбросил скорость и повернул направо. В этот момент я находилась от него довольно близко, поэтому, не задумываясь, съехала на обочину и остановилась, заглушив мотор. Заперев машину, я бегом бросилась ему вслед, ориентируясь по включенным задним фарам его машины. Тем временем Билли повернул налево на старую стоянку для автоприцепов и остановился. Мы находились на узкой улочке Пуэнте, параллельной шоссе No 101, в восточной части города. Стоянка трейлеров была зажата между двумя выездами на шоссе и отделялась от автомагистрали дощатым забором высотой 10 футов и густыми зарослями олеандра. Стремительной походкой я миновала несколько темных зданий, площадки перед которыми были заполнены старыми машинами, в большинстве своем покореженными, с вмятинами. Освещение оставляло желать много лучшего, но впереди ярко горели разноцветные лампочки, которые опоясали территорию стоянки.

Когда я добралась до въезда на стоянку, «Шевроле» нигде не было видно, хотя пространство и было совсем небольшое. Дорога, извиваясь, исчезала в дальнем конце стоянки. Черное покрытие, мокрое от дождя, блестело, с могучих эвкалиптов, высившихся через равные промежутки, падали капли, то реже, то выбивая по листьям частую дробь. На каждом шагу глаз натыкался на таблички: «Сбросьте скорость», «Парковка разрешена только для арендаторов», «Подъездные пути не блокировать» и т. п.

Большинство трейлеров были стандартных размеров — от 15 до 20 футов. Именно такие чаще всего встретишь на дорогах — их прицепляют к машинам любители дальних путешествий. Чаще всего попадались трейлеры фирм «Номад», «Эйрстрим» и «Конкорд». У каждого под стеклом на картонке стояла определенная цифра, означавшая номер места на стоянке. Некоторые встали на прикол совсем недавно — трава под ними не успела пожухнуть, однако большинство фургонов, судя по тому, как они выглядели, находились здесь не один год. Места стоянки представляли собой грязные, замусоренные загончики, обнесенные белым частоколом высотой около двух футов или отделенные друг от друга потемневшими от времени бамбуковыми циновками. Когда-то вокруг стоянки был ухоженный садик, «населенный» пластмассовыми оленями и фламинго.

Было около 11 часов, и свет горел лишь в нескольких местах. Случайно в одном из освещенных окон я заметила голубовато-серый отблеск работающего телевизора. Рядом с трейлером стоял «Шевроле» с еще теплым капотом и тикающим двигателем. Из видавшего виды трейлера, во многих местах поцарапанного, с наполовину оторванной алюминиевой кромкой, раздавались ухающие удары — играла кассета с записью какой-то рок-н-рольной группы, и звук для небольшого пространства был слишком громок. Овальные окна трейлера, залитые ярким светом, находились где-то на фут выше уровня глаз. Прижимаясь к стенам, я осторожно обошла его вокруг, желая определить, видит ли меня кто-нибудь из соседей. Мне повезло: на соседнем фургоне висела табличка «Сдается», а в другом, по ту сторону дороги, занавески на окнах были опущены. Я вернулась к окну и, встав на цыпочки, заглянула внутрь. Окошко было слегка приоткрыто, и мне в лицо ударила волна горячего воздуха, насыщенного запахом жареного лука. Занавески, сделанные из старых хлопчатобумажных кухонных полотенец на медной проволоке, не были плотно задернуты, так что я отчетливо видела Билли Поло и женщину, с которой он разговаривал, однако из-за грохочущей музыки слов различить было невозможно. Внутри трейлер выглядел уныло: обшитые дешевыми панелями стены, горы немытой посуды, мусор, изодранная обивка дивана и стульев, разбросанные по всему помещению рваные и мятые газеты, сваленные в кучу на шкафу консервные банки. На дверь по диагонали был налеплен стике «Я был во всех 48 штатах!»

В углу на картонной коробке стоял черно-белый телевизор. На экране, по всей видимости, мелькали заключительные кадры сегодняшнего «прайм-тайма» [12]— остросюжетного детектива. Сначала по горной дороге неслась машина, вдруг она потеряла управление, несколько раз перевернулась и со всего размаха врезалась в скалу. Раздался мощный взрыв. Далее картинка изменилась: на экране возник офис с двумя сидевшими мужчинами, один из которых разговаривал по телефону. Похоже, ни Билли, ни его собеседницу фильм совершенно не интересовал. Да и в любом случае оглушительная музыка из магнитофона не позволила бы им слышать разговор действующих лиц фильма.

Я почувствовала, как лодыжку на правой ноге начала сводить судорога и отправилась на поиски какой-нибудь подставки для ног, чтобы снизить напряжение. В нескольких шагах на заросшем кустарником пустыре я нашла то, что искала — деревянные ступеньки, которые обычно приставляются к двери трейлера. Продираясь обратно с тяжелым грузом через заросли, я промокла до нитки.

Я правильно рассчитала, что громкая музыка заглушит треск сучьев и шум, когда я приставляла ступеньки под окном. Я осторожно взобралась наверх и снова прильнула к просвету между занавесками. Билли Поло имел удивительно детское лицо для человека, который в тридцать лет заработал прочную репутацию головореза. У него были темные курчавые волосы, маленький нос. чувственный рот и ямочка на подбородке, издалека напоминавшая колотую рану. Он не отличался крупным телосложением, но обладал крепкой мускулатурой, что говорило о немалой физической силе. В его жестах было заметно напряжение — признак человека с маниакальными наклонностями. Взгляд беспокойных глаз перебегал с одного на другое. Даже непосредственно обращаясь к сидевшей рядом девушке, он ухитрялся не смотреть на нее, как будто прямой взгляд собеседника вызывал у него чувство дискомфорта.

Девушке я дала бы двадцать с небольшим. У нее был большой рот, волевой подбородок и крошечный курносый, словно вылепленный из воска, носик. Она была без макияжа, а белокурые густые и волнистые волосы, подстриженные неаккуратно, доставали до плеч. На ней был мужской шелковый халат, слишком большой для нее. Судя по всему, девушка была простужена: в кармане у нее лежала пачка бумажных носовых платков «Клинекс», которые она каждую минуту прикладывала к носу. Она находилась от меня так близко, что я могла видеть, какой красный был у нее нос и ложбинка над верхней губой от постоянного сморкания. Интересно, кем она ему приходится? Наверное, одна из старых подружек Билли.

С одной стороны, было непохоже, что они находились в интимных отношениях, однако между ними определенно существовала тесная связь. Любопытно! Не исключено, впрочем, что речь шла о старом любовном романе — чувства притупились, новизна исчезла, а привязанность сохранилась.

Я готова была ругаться самыми нехорошими словами: чудовищно громкая музыка заглушала все. Так мне никогда не узнать, о чем они разговаривают — барабанные перепонки трещали от непрерывного грохота. Я слезла со ступенек и, обойдя трейлер, подошла к двери. Справа от нее окно было открыто настежь, но занавески плотно задернуты.

Дождавшись короткой паузы между песнями, я глубоко вздохнула и замолотила в дверь кулаками:

— Эй, вы, послушайте! Не могли бы вы сделать немного потише? Заснуть при таком шуме невозможно!

— Прошу прощения,— донесся из трейлера голос девушки.

Музыка резко прекратилась, и я снова отправилась шпионить за парочкой к облюбованному окну. Тишина воцарилась божественная. Звук у телевизора тоже был отключен. На экране читавший рекламные объявления диктор беззвучно открывал рот, и я, наконец, стала улавливать обрывки разговора Билли с девушкой, хотя они и бубнили себе под нос, невнятно артикулируя.

— …и, конечно, она так и скажет. Ты думал, будет по-другому?

— Я не люблю, когда на меня оказывают давление, и не хочу, чтобы она сидела у меня на шее.

Он сказал что-то еще, но я не разобрала.

— …я не вижу разницы. Никто не заставлял ее. Черт возьми, если она свободна, белая и ей всего двадцать один… все, что нужно, это заняться… она ведь не думает, что… целиком, не так ли?

Девушка понизила голос, и я перестала слышать даже отдельные слова. Билли сидел ко мне вполоборота, подперев щеку, поэтому я его тоже не понимала, как ни старалась. Говорил он, глядя рассеянно на экран. Судя по тому, что начинался вечерний выпуск новостей, было уже 11 часов. Сначала появилась традиционная заставка информационного блока, после чего несколько секунд режиссер держал общий план: длинный стол, за которым с серьезными лицами сидели двое ведущих — один белый, другой черный, оба в темных костюмах. Наконец камера наползла на темнокожего ведущего, и новости пошли. За спиной появилась фотография Джона Даггетта, затем крупный план берега. Прошло несколько мгновений, прежде чем до меня дошло, что показывали место, где обнаружили труп Даггетта. Вдалеке я разглядела вход в гавань и на его фоне какое-то судно. Билли порывисто выпрямился, схватив девушку за руку. Она повернулась и тоже стала смотреть на экран. Диктор продолжал зачитывать сообщения, время от времени откладывая в сторону листы. Камера переключилась на второго ведущего, который стал читать следующую информацию. На заднем плане возникла фотография местной свалки промышленных отходов.

Билли и девушка обменялись продолжительными тревожными взглядами. Билли стал в волнении потирать руки.

— Господи! — только и произнес он.

Девушка раскрыла газету и ткнула в нее пальцем.

— Я же тебе говорила, что это он! Догадалась в ту самую минуту, как прочитала, что какого-то бродягу выбросило на берег. Черт подери, Билли! Что бы ты ни делал, все выходил боком. Ты вновь по уши в дерьме. Ты думал, что все предусмотрел. Комар носа не подточит! Куда уж тебе!

— Они даже не подозревают, что мы его знали. Как они догадаются?

Она презрительно посмотрела на него, сердясь, что он пытается оправдываться.

— Неужели ты считаешь, что в полиции работают одни только идиоты? Они наверняка идентифицировали его по отпечаткам пальцев, так? Потом они узнали, что он сидел в «Сан-Луисе». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы обнаружить, что ты отбывал срок вместе с ним. В любой момент может раздаться стук в дверь, и посыпятся вопросы: «Когда вы в последний раз видели этого парня?» И разное другое дерьмо.

Билли внезапно встал, подошел к кухонному шкафу и распахнул его дверцы:

— У тебя остался «Блэк Джек»?

— Нет, у меня больше нет «Блэк Джека». Ты все выдул вчера вечером.

— Давай одевайся! Я хочу в Хоб.

— Билли, я же болею! И уже поздно. Нет, езжай без меня. Да и тебе пить сегодня совсем необязательно.

Билли надел куртку, в которой как-то сразу сгорбился.

— Найди себе работу. Ищи деньги сам. Мне надоело тебе все время давать.

— Послушай, я верну. Чего ты психуешь? Давай, давай, не ершись! — сказал он, нетерпеливо щелкая пальцами.

Девушка медлила, не желая быстро сдаваться, но в конце концов, порывшись в кошельке, извлекла из него мятую пятидолларовую бумажку, которую он молча положил в карман.

— Ночевать вернешься?

— Пока не знаю. Может быть. На всякий случай дверь не запирай.

— Ладно, только тихо, о'кей? Я паршиво себя чувствую и не хочу, чтобы меня разбудили.

Он положил свои руки ей на плечи:

— Ну-ну, успокойся. Ты слишком близко все принимаешь к сердцу. Так нельзя.

— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты уверен, что достаточно тебе сказать, что все в порядке, и так оно и будет на самом деле. В жизни все бывает по-иному. Совсем даже не так.

— А твоя проблема в том, что ты пессимистка.

На этой фразе я решила прекратить подслушивание, сочтя благоразумным поскорее вернуться к машине. Я аккуратно, чтобы не создавать шума, слезла со ступенек, размышляя, оставить их под окном или же отнести обратно. Лучше отнести, решила я и, подняв их, быстро продралась сквозь заросли до открытого места, где был свален в кучу остальной хлам. Положив ступеньки, я быстро выбралась на дорожку и быстрым шагом направилась к своему «Фольксвагену».

Запустив двигатель, я развернулась, полагая, что Билли поедет обратно тем же путем. И действительно, через несколько минут в зеркале заднего обзора я увидела, как, сделав левый поворот, на главную дорогу выехал «Шевроле» и пристроился за мной. Так мы двигались в одной связке целый квартал. Потом он не выдержал и, нетерпеливо сигналя, обогнал меня. На одной из развилок он, не сбавляя скорости, с визгом тормозов повернул налево и помчался в сторону Милагро. Я не торопилась, прекрасно зная, куда он направлялся. Через три квартала я подъехала к заведению «Хоб». Внутрь я вошла, наверное, минут через десять после Билли. Он уже заказал себе стакан «Джека Даниэля» и теперь играл партию в пул [13], время от времени отхлебывая виски маленькими глотками.